Корнет Савин [Арм Коста] (fb2) читать онлайн

Арм Коста Корнет Савин

Часть первая

Семнадцатого февраля 1870 года императорский лицей Санкт-Петербурга давал спектакль в честь двадцатилетия великого князя Николая Константиновича, племянника императора Александра II. Князь обещал самолично присутствовать на представлении. Директор лицея Яков Спиридонович Кульман не жалел сил и времени на репетиции. Спектакль должен был приятно удивить высочайшего гостя и создать самое что ни на есть благоприятное впечатление о лицее.

О, если бы ещё лицеисты понимали, насколько важно это представление! Они привыкли дерзить и вели себя, словно манерные девицы. Роли учили без должного усердия, на сцене больше кривлялись, чем играли. Капризы лицеистов давно раздражали Якова Спиридоновича. С самого утра этот почтенный господин пребывал в нервном состоянии, не имея ни минуты покоя. В столь торжественный день бестолковые ученики сводили директора с ума своей настырностью. Так и норовили устроить какую-нибудь каверзу! Взять бы да отхлестать каждого хорошенько, да времени в обрез!

Яков Спиридонович просто кипел от злости. Он быстрым шагом двигался по длинному лицейскому коридору, открывал каждую дверь и неистово кричал:

— Са-вин! Са-вин!

Создавалось впечатление, что Кульман зовёт не одного человека, а сразу двух. Парик его съехал набок, лицо лоснилось от пота. Эти признаки ясно говорили о том, что пресловутому Савину не поздоровится, если он попадёт в руки директора.

Следом за Кульманом передвигалась стайка лицеистов из старшего класса. Любопытные воспитанники не отставали от директора ни на шаг, чтобы не пропустить захватывающую сцену. Потом её можно будет пересказывать товарищам со всем искусством красноречия, от души украсив творческими домыслами.

Парадный, с аксельбантами, мундир Кульмана слегка испачкался в белой извёстке, которой рабочие недавно на скорую руку замазывали потрескавшиеся углы коридоров. Трещины, вечная боль Якова Спиридоновича. Иногда ему приходила мысль расставить лицеистов по углам, чтоб они их охраняли. Может, тогда будет порядок?

Сейчас, накануне высочайшего визита, взгляд директора выхватывал все недостатки. Он прекрасно знал, что князь Николай Константинович не выносит неухоженных помещений. Поэтому по всем коридорам, ведущим к актовому залу, расставили пышно разросшиеся комнатные растения в больших нарядных вазонах, как в Зимнем саду. Зелень выгодно скрывала облупившуюся краску. Неровности и выбоины в стенах прикрыли недорогими литографиями на исторические и библейские темы. Накануне Кульман приказал ученикам одеться в парадные костюмы и вести себя так, будто на проверку едет сама инспекция императорского дворца.

Но все старания директора рассыпались в прах из-за одного-единственного лицеиста. Николай Савин, игравший одну из главных ролей в спектакле, как сквозь землю провалился. И это сейчас, когда декорации уже установлены, актёры нарядились в сценические костюмы, музыканты в десятый раз отыграли вступительную мелодию…

Разозлённый выходкой Савина, директор лицея, казалось, полностью утратил контроль над собой. Забыв о хороших манерах, он вопил всё сильнее и сильнее, словно зверь в лесу, охваченном пожаром.

— Савин! Чтоб тебя… Найду — выпорю!

Воспитанники, бежавшие за ним, корчились от смеха, представляя опозоренного Савина, до которого вот-вот доберётся твёрдая рука Якова Спиридоновича. Шельмец мог скрываться за каждой дверью, поэтому Кульман не столько всматривался в пустые помещения, сколько пытался повергнуть дерзкого лицеиста в шок своим рычанием. Но пока ответом ему был лишь дружный гогот учеников.

Не рассчитав скорости, директор резко повернул в боковой коридор и вдруг растянулся во весь рост на надраенном полу, точно жаба. Его надушенный парик слетел, обнажив красную лысину. Воспитанники замерли, стараясь не взорваться от смеха, и разом схватились руками за головы. Директор тяжело поднялся на ноги, задом наперёд нахлобучивая парик.

Искажённый ненавистью взгляд Якова Спиридоновича искал виноватых, пока не остановился на огромной деревянной двери с фигурной табличкой «Библиотека». Кульман резко вскочил с пола и подкрался к двери — по-рысьи, почти бесшумно. Он даже дыхание затаил, предчувствуя добычу. Осторожно потянув ручку на широкой створке, директор без единого скрипа открыл дверь и шагнул в просторный зал лицейской библиотеки.

Здесь стояла та особая благоговейная тишина, которой отличаются храмы, музеи и книгохранилища. Высокие стеллажи с рядами золочёных корешков казались воплощением незыблемого покоя. Но за каждым из них мог скрываться тот, кого так страстно желал видеть директор.

Продолжая красться по-кошачьи, Кульман пристально всматривался в каждую тень. Он судорожно сжимал кулаки — так отчаянно ему хотелось найти шалопая и, схватив за ворот, вытащить из норы и выпороть на славу. Директор чуял, что Савин где-то здесь и, переполненный возмущением, шипел сквозь зубы:

— В такой-то день… Спектакль мне решил сорвать! Вот негодяй!

Но ни за тёмными шкафами, ни за книжным полками, ни за тяжёлыми оконными шторами Савина не оказалось. Внутреннее чутье Кульмана всё же подсказывало, что цель рядом. Но глаза то ли от старости, то ли от злости, помутившей рассудок, ничего не обнаруживали. Только трещины да пыль на ножках стеллажей, которые давно требовалось заменить.

Сплюнув от огорчения и безысходности, Яков Спиридонович направился к выходу. Он нарочно шаркал ногами, как неуклюжий старик, неуверенно восклицая:

— Ну не мог же он улететь!

Кульман ещё раз оглянулся и сердито проговорил, обращаясь к стеллажам, скрывавшим тайну:

— Ну ничего, я этому щеглу крылья-то обрежу!

Он зловеще поднял палец вверх, чтобы подчеркнуть важность своих слов. Такая угроза не сулила ничего хорошего злосчастному Савину, осмелившемуся так нелепо шутить в торжественный день. Но, по всей видимости, в библиотеке его не было, и Яков Спиридонович с усталым вздохом вновь направился к двери. Вдруг до слуха его донеслось слабое шуршание. Кажется, в дальнем углу кто-то пошевелился… Эти звуки несказанно обрадовали директора.

— Ах ты дрянь! — вскричал он, бросаясь на шорох, как кот, подкарауливший мышь.

Савин как ни в чём не бывало сидел за маленьким столиком и читал толстую книгу. Он был уже одет и загримирован для роли — алый камзол, воротник-фреза, берет с пышным пером и белокурый парик. При виде директора Савин и бровью не повёл.

Зато лицо Кульмана окрасилось злобным ликованием. Он стремительно бросился к юному прохвосту и схватил его за шиворот, едва не оторвав воротник.

— А ну, пошёл на сцену!

Яков Спиридонович волок пятнадцатилетнего недоросля к двери, как котёнка, нимало не заботясь о его репутации. Пусть знает, как идти наперекор начальству! И остальные пусть видят, чтоб никому неповадно было!

— Отстаньте от меня! Я не буду это играть! — завопил Савин.

Он сопротивлялся что было сил, пытаясь вырваться из цепких рук директора.

— Молчи, бестолочь, тебя никто и не спрашивает! — шипел Кульман, упиваясь долгожданной добычей. — Нашёл время читать «Графа Монте-Кристо»!

Понимая, что его сейчас позорно выволокут в коридор, где, конечно же, толпятся лицеисты в ожидании потехи, Савин упирался ногами, пригибался к полу. Одновременно он ухватился за стеллаж, от чего тот шумно зашатался, грозя обрушить с полок десятки тяжёлых томов.

Однако зрители прибыли сами. Дверь с грохотом распахнулась, и толпа воспитанников ворвалась, желая увидеть самое интересное. Савин с ужасом отвернулся, продолжая вырываться из рук директора.

— И вы здесь? Предатели… — пробормотал он, жмурясь от стыда.

Обессиленный борьбой с непокорным лицеистом, Кульман с трудом разогнулся и швырнул свою добычу зрителям.

— Давайте, ребята, выносите его.

Лицеисты дружно перехватили трофей и, подняв Савина за руки и ноги, понесли к выходу, словно барана, предназначенного на убой. Кульман, довольный своей проницательностью и хваткой, с чувством победителя поправил съехавший парик и быстро покинул библиотеку.

В актовом зале императорского лицея царила атмосфера всеобщего волнения. Ученики уже вышли на подмостки, чтобы торжественно открыть представление. Музыканты, сидевшие слева от сцены, держали смычки наготове. Сторож Ермолай зажёг свечи, установленные вдоль рампы.

Декорация изображала средневековый замок на высоком холме. На сцене в три ряда выстроились юноши в таких же алых камзолах и беретах, как у Савина. Они стояли навытяжку, держа флаги на длинных древках.

Несмотря на отчаянное сопротивление, Савина всё же втащили на сцену. Он неторопливо осмотрелся и встал в третий ряд, чтобы казаться как можно неприметнее.

Нельзя сказать, что Николай Савин не любил театр. Наоборот, вживаться в роли, разыгрывать товарищей и педагогов доставляло ему огромное удовольствие. Но фальшивая напыщенность, когда все вдруг начинали ходить по струнке, раздражала Савина. В такие моменты непокорному юноше нестерпимо хотелось сотворить что-нибудь эдакое, переполошить всех, разрушить всеобщую помпезность.

Стоя на сцене, он нервничал, оглядываясь на товарищей, пока не увидел торчащий вверх кулак директора лицея. Савин выдохнул и посмотрел на кулисы, которые, невзирая на долгое ожидание, всё ещё были закрыты.

— Эй, Хватов, а чего не начинают? Я же здесь, — спросил Савин, с силой ткнув в бок стоящего рядом флагоносца.

Тот поморщился от боли, но тотчас язвительно засмеялся.

— Идиот! Ты что, великий князь Николай Константинович? Мы его ждём. Уже битый час.

Савин нахмурился.

— Увольнительная горит! — недовольно пробормотал он.

— Вот-вот, а я договорился с Устиной встретиться в саду, — понимающе вздохнул Хватов.

— Это которая Устина? Та, с усиками? — спросил Савин, прыская от смеха.

Обиженный Хватов двинул Савина древком флага по ноге так, что тот невольно взвизгнул. Кульман, наблюдавший за обоими, злобно прошипел, подобно змее перед нападением, и оба лицеиста вытянулись в струнку.

В спальне резиденции великого князя уже три дня царил хаос. Высокие окна были наглухо закрыты шторами, не пропуская утреннего солнца. С кресел, пуфов и французского трельяжа свисали разнообразные предметы одежды, преимущественно дамские. На туалетном столике стояло серебряное ведерко для шампанского. В нём осталась только одна бутылка, остальные валялись на полу и даже в изножье широкой кровати.

Его императорское высочество провёл ночь весьма нескучно — то в постели, то на полу, застланном персидским ковром. В то суматошное утро, когда императорский лицей ждал высочайшего визита, Николай Константинович проснулся как раз таки на ковре и некоторое время лежал без движения, уставившись в расписной потолок, украшенный огромной хрустальной люстрой. Приподняв голову, он обнаружил, что почивал в костюме Адама. Князь подумал, что свалился во сне на пол, но потом обнаружил на кровати спящих обнажённых девушек. Две лежали, как и положено, головами на подушках, третья растянулась поперёк их ног. Рядом с князем на ковре спала ещё одна красотка, пристроив под голову вместо подушки скомканный княжеский мундир.

Николай Константинович улыбнулся, вспомнив, как провёл вчерашний вечер и ночь. Он поднялся осторожно, чтобы не наступить на спящую рядом девицу и, пошатываясь, побрёл к серебряному ведёрку. Бережно вынув последнюю бутылку, князь жадно отпил из ведра холодной воды.

Утолив невыносимую жажду, он снова оглядел ласкающие взгляд тела спящих девиц. Молодого князя охватил соблазн подшутить над подружками. Он тихонько вновь поднял ведёрко и принялся поливать из него девушек, размахивая сосудом, как священник кадилом. В спальне раздался жуткий визг, переходящий в брань и смех. Князь бросился в ванную, зачерпнул ещё ведро воды и окатил девиц, оставшихся сухими. Пробудившиеся красотки носились по всей спальне, спасаясь от холодных брызг. Князь от души наслаждался их писком и мельканием обнажённых юных тел.

— Пожарная тревога! — загоготал он и побежал за одной из девушек.

Догнав, он схватил её за пухлую ягодицу и повалил на кровать, пытаясь укусить за бедро. Девица визжала так громко, что князь не услышал, как дверь в спальню распахнулась. Вошёл камердинер и, остановившись на пороге, зычно закашлял, чтобы оповестить о своём присутствии.

Лицо князя недовольно скривилось. Он накрылся шёлковым одеялом, спрятавшись подальше от проницательного взгляда слуги.

Камердинер не собирался уходить. Он заговорил серьёзным тоном, но с лёгкой издёвкой, словно обращался к ребёнку:

— Ваше императорское высочество, имейте совесть. Вас уже третий час ждут в лицее.

Николай Константинович ощутил короткий приступ стыда. Но ему до того не хотелось отрываться от своих утех, что он упрямо уткнулся лицом в подушку. Так он обычно показывал, что не желает ничего слушать.

— В честь вашего двадцатилетия ставят спектакль, — напомнил камердинер.

Раздражение на лице князя мгновенно сменилось восторгом. Он тотчас откинул одеяло и вскочил с кровати, забыв о своём неподобающем внешнем виде.

— Точно! Спектакль!

Камердинер строго кивнул.

— Ты, ты и ты, — повелительно сказал молодой князь, указывая на девушек, — едете со мной. А ты, Иван, подготовь им шикарные платья.

— Но, ваше высочество, эти женщины… — камердинер высоко поднял брови, демонстрируя своё возмущение затеей князя.

Николай Константинович сурово взглянул на камердинера и гаркнул во всё горло:

— Возражать великому князю? Ты обратно в Пензу захотел? Давай живее!

Камердинер моментально попятился и скрылся за высокой дверью спальни. Николай Константинович снова улёгся на широкую кровать и в сладкой истоме потянулся к лежащей рядом белокурой девушке. Быстро накрыв её одеялом, он отыскал губами самую нежную часть её тела. Девушка звонко захохотала от приятной неожиданности.

Центральный вход в лицей был украшен пышными гирляндами из еловой хвои и чёрно-жёлто-белыми царскими флажками. По обеим сторонам в трепетном ожидании выстроились все педагоги. Даже дворники нервно смотрели по сторонам, чтобы не дай бог не получить нагоняй.

Кульман стоял впереди всех. Его физиономия вытянулась, словно в предвкушении главного события в жизни. Он то и дело порывисто дёргал носом и шмыгал им, как малое дитя. Яков Спиридонович очень боялся не угодить великому князю. Не понравится что-то высочайшему гостю — жди проблем, а то и понижения по службе. А директор мечтал спокойно дослужиться до пенсии, которая была не за горами. За одну минуту он вспомнил все свои промахи за прошлый год: облезлая лестница, сломанный фонарь на заднем дворе, выцветшие обои в зале и злосчастные растрескавшиеся углы коридоров. Громко вздыхая, Кульман мысленно молился, чтобы великий князь ничего не заметил.

Другие педагоги, видя тревогу директора, тоже нервничали. Они беспрестанно поправляли то волосы, то воротники и лацканы форменных мундиров. Князь — молодой энергичный человек, он вряд ли желает видеть усталые угрюмые физиономии. Поэтому педагоги изо всех сил старались натянуть на лица радостные улыбки, уместные при встрече знатного гостя.

Издали показалась карета. Встречающие зажужжали в беспокойстве, предчувствуя волнующий момент. Карета приблизилась к главной площади и остановилась у парадного входа. Кульман бросился к ней и сам отворил дверцу кареты, приглашая его высочество выйти. Спина директора выпрямилась как доска. Он согнулся в почтительном поклоне, а затем открыл было рот, чтобы поприветствовать гостя. Но тот приложил палец к губам, призывая к молчанию. Кульман послушно кивнул, прикрыл рот рукой в знак понимания и поцеловал свой палец.

Николай Константинович вышел из кареты один и, оглядев присутствующих хозяйским взглядом, позволил провести себя в здание лицея. Взгляд у молодого князя был рассеянный, он не обращал внимания ни на замаскированные зеленью углы, ни даже на собственный портрет, висящий в вестибюле. В ответ на подобострастное бормотание директора он отвечал только: «Да-да, очень мило».

Кульман проводил князя до кресла в первом ряду. Рядом с Николаем Константиновичем расположился и сам директор, на лице которого застыло заискивающее выражение, и другие преподаватели лицея. От нервного напряжения Кульман беспрерывно потел и поминутно вытирал лоб платком.

Спектакль начался по знаку Якова Спиридоновича. Лицеисты играли из рук вон плохо. Хуже того — снова куда-то запропастился треклятый Савин. Все заметно волновались, кроме князя, важно восседавшего на почётном месте. Его лицо было строгим и неприступным. Якову Спиридоновичу становилось не по себе, когда Николай Константинович рассматривал зал в свой маленький бинокль. Директору казалось, что великий князь нарочно выискивает недостатки.

В самый разгар спектакля входные двери в зал вдруг с грохотом распахнулись. Раздался гневный возглас, от которого все зрители испуганно обернулись.

— Значит, так вы решили поздравить своего великого князя с днём рождения?!

И в зал вошёл великий князь собственной персоной в окружении трёх красавиц. Это зрелище поразило собравшихся как гром среди ясного неба.

— Почему меня никто не встречает?

Кульман почувствовал, что у него земля уходит из-под ног. Лицеисты, выступавшие на сцене, замерли в страхе и растерянности. Словно пробудившись ото сна, Яков Спиридонович всмотрелся в лицо молодого человека, сидевшего рядом с ним на месте князя, а потом бросил взгляд на сцену. Заметив, что Хватов давится от смеха, директор лицея снова начал нервно искать глазами Савина. Не обнаружив его среди юных актёров, Кульман обомлел от страшной догадки.

Князь Николай Константинович подошёл к первому ряду. Изумлённые зрители встали. Подобно Кульману, они обращали взгляды то на настоящего князя, то на самозванца. Очнувшись от испуга, директор схватил сидящего с ним рядом юнца за ус, и тот мгновенно отклеился. На почётном месте сидел вовсе не великий князь, а пройдоха Савин!

Яков Спиридонович затрясся мелкой дрожью и с ног до головы покрылся холодным потом от страшного предчувствия. Боже, какие беды теперь обрушатся на его бедную директорскую голову! В зале наступила такая тишина, что, казалось, даже пролетающая над головами муха от удивления села на чьи-то очки.

Савин нисколько не удивился. Без малейшего смущения он браво поприветствовал князя, протянув ему руку.

— О, так вы тоже великий князь? Очень приятно, Николай Герасимович Савин, — непринуждённо улыбнулся лицеист.

Восхищённый дерзкой шуткой, князь Николай Константинович расхохотался на весь зал. Три девушки, сопровождавшие его, залились столь заразительным смехом, что все присутствующие почувствовали мгновенное облегчение и подхватили их веселье. Одна из девиц, отличавшаяся блестящими светлыми кудрями, внимательно посмотрела на Савина и, отметив, что лицо у него волевое, с правильными чертами, соблазнительно улыбнулась юному храбрецу. Он не растерялся и быстро подмигнул ей в ответ.

Николай Константинович бросил оценивающий взгляд на публику и легонько похлопал в ладоши.

— Ну и артист! Вот это я понимаю — спектакль! — одобрительно произнёс он.

Оглядев своё место и показав жестом, что всё в порядке, великий князь вновь обернулся к проворному лицеисту.

— Что ж, давайте вместе досмотрим.

— Спектакль, скажу я вам, замечательный. Особенно хороши флагоносцы, — светским тоном произнёс Савин, не выходя из роли.

Зрители притихли и теперь с любопытством наблюдали за Савиным и великим князем. Казалось, весь спектакль переместился в первый ряд. Князь жестом пригласил лицеиста сесть с ним рядом, справа, в кресло Кульмана. Тот охотно плюхнулся, бросив насмешливый взгляд на директора лицея, оставшегося без места, так как слева от Николая Константиновича расположились его спутницы и свободных кресел в первом ряду не осталось. Великий князь подал знак рукой, и спектакль продолжился под ошеломлённый шёпот в зале.

На заднем дворе императорского лицея стояла неестественная тишина, хотя здесь собрались все воспитанники и преподаватели. Лицеисты выстроились в несколько рядов. На всех лицах были написаны напряжение и страх. Яркое февральское солнце безжалостно озаряло Николая Савина, который стоял перед строем на коленях. Лицо дерзкого лицеиста казалось высеченным из камня, глаза его застыли, словно у статуи с надгробного памятника. Савин уже знал, что его отчисляют из лицея, но не подавал виду, насколько ему больно от этой мысли.

Кульман подошёл к нему и торжественно развернул лист бумаги с написанным сегодня утром приказом.

— Лицеист Николай Герасимович Савин совершил дерзкое, невиданное доселе нарушение дисциплины. С завтрашнего дня он будет отчислен из лицея и переведён в регулярную армию, — делая ударение на каждом слове, прочитал директор.

Савин ухмыльнулся, показывая, что готов подчиниться воле директора. Но когда он попытался встать с колен, Яков Спиридонович резко нажал на его плечо. Это означало, что приказ оглашён не до конца.

— Также лицеист приговаривается к телесному наказанию в сорок розог. Приказ привести в исполнение немедленно, — с явным удовольствием в голосе объявил директор.

На лице Кульмана заиграла злорадная улыбка.

В то же мгновение двое крепких солдат подхватили Савина так, чтобы он не сопротивлялся, и повели к лавке для исполнения экзекуции. Такого поворота юноша не ожидал. Что угодно, только не это позорное унижение перед товарищами! Савин заорал что было мочи, стал вырываться из рук солдат, наступил одному из них на ногу. Но хватка была железной — не вывернуться, не убежать.

— Это же просто шутка! Никто не пострадал, все только посмеялись! — в отчаянии выкрикивал Николай. — И великому князю понравилось…

Солдаты сорвали с него лицейский мундир и сорочку, бросили вниз лицом на лавку. Когда его обнажённую спину обжёг первый удар, Савин издал пронзительный крик. Словно растягивая удовольствие, солдаты неторопливо замахивались и хлестали то слева, то справа. С каждым ударом боль становилась всё страшнее. Вскоре спина юноши покрылась багровыми полосами. Чувствуя, что сознание мутится, Савин лишь сдавленно вскрикивал и мысленно считал удары. Хватов закрыл лицо руками — ему нестерпимо было видеть страдания друга.

Гибкий ореховый прут хлестнул по тонкой шее Николая. Золотая цепочка с медальоном, подаренная матерью, порвалась и соскользнула на землю. Мелькнула надпись, выгравированная на оборотной стороне медальона изящным курсивом: «Николеньке Савину от матушки». Глаза юноши помутились и, не дождавшись сорокового удара, он потерял сознание.

Шёл 1874 год.

Шумный ночной приём в салоне мадам Розмари собрал офицеров и корнетов вокруг хорошеньких девиц, манящих своей доступностью. Гости оживлённо беседовали и звенели бокалами, из которых то и дело выплёскивалось на пол холодное шампанское.

За окнами уныло завывал зимний ветер. Но в салоне было тепло от жарко натопленной голландской печи. Ощущение уюта усиливало сияние множества свечей в канделябрах и хрустальной люстре. Розовые шёлковые обои, аромат сандалового дерева, дымящегося в серебряной курильнице, нежная мелодия Вивальди, которую наигрывали скрипач, виолончелист и флейтист… Новичку, впервые посетившему салон, показалось бы, что он попал в рай.

Но молодой корнет Николай Савин был здесь завсегдатаем. Он болтался по салонам от скуки, которую ощущал каждый раз, когда пребывал в бездействии. Только в светской компании он мог по-настоящему расслабиться. За соседним столом компания офицеров играла в карты, и искушённые женщины беспрестанно хватали кавалеров за руки, чтобы потанцевать или выпить на брудершафт.

Юная златовласая Марта давно приметила Савина и теперь не спускала с него глаз, опасаясь, что он обратит внимание на другую барышню. Она взяла корнета за руку, чтобы пригласить его на очередной танец, но тот не хотел терять времени зря. Резко повернув девушку лицом к себе, он прижал её к стене.

Обхватив руками хрупкий стан девушки, корнет впился губами в розовый ротик Марты. Она кокетливо сопротивлялась, предвкушая приятную ночь с молодым человеком, о котором давно шла слава изощрённого любовника.

— Проводишь меня домой? — спросила Марта, томно глядя на Савина из-под ресниц.

— Тоска зелёная! Что там делать? — поморщился Николай. — Может, лучше здесь останемся?

— Здесь очень шумно, — застенчиво произнесла Марта, не имевшая особого опыта в амурных делах.

— Так мы найдём самую тихую комнатку, — заверил корнет.

Он направил на девушку тот проницательный взгляд, перед которым обычно таяли сердца девиц. Марта не решилась возразить. Савин взял с чёрного лакированного комода откупоренную бутылку, поставил перед девушкой бокалы и налил в них немного тёмного, как кровь, вина.

— Давай выпьем для храбрости, — сказал он, лукаво подмигивая.

Марта дрожащей рукой взяла бокал и повиновалась. Они выпили на брудершафт и поцеловались. Савин оглянулся на офицеров, по-прежнему занятых игрой в карты, взял Марту за руку и, покачиваясь, повёл её из гостиной в сторону отдельных кабинетов. На ходу целуясь с девушкой, Савин плечом толкнул первую попавшуюся дверь. Опьянённые вином и страстью, молодые люди ввалились внутрь.

Темноту комнаты едва рассеивала одна-единственная свеча. Увлечённые друг другом, корнет и Марта не сразу заметили в углу комнаты человеческие силуэты. Первой очнулась Марта. Она почувствовала, что по комнате стелется странный травянистый дым. Вглядевшись в полумрак за плечом Савина, Марта увидела мужчину, полулежащего на кушетке. В руке он держал курительную трубку. Вздрогнув от испуга, Марта дёрнула Савина за рукав кителя.

— Здесь кто-то есть! — прошептала она. — Пойдёмте отсюда!

— Что? Где? — недоумённо пробормотал Савин.

Низкий бархатистый голос из темноты твёрдо ответил:

— Сударь, вам, кажется, ясно сказали. Выйдите вон!

Обернувшись, Савин стал вглядываться в человека на кушетке. Ему показался странным столь резкий повелительный тон. Обычно посетители салонов общались друг с другом по-светски любезно. К тому же корнета рассердило, что незнакомец столь бесцеремонно меняет его планы.

— Сударь, а может, это вам стоит выйти? — дерзко парировал Савин.

Мужчина, похоже, не собирался уступать. Он поднялся с кушетки и с угрожающим видом направился к парочке. Испуганная Марта вновь схватила Савина за рукав и что было сил потащила его к выходу. Корнет упёрся, не желая уходить. Он готов был ответить нахалу по заслугам.

Незнакомец вышел из тени и всмотрелся в лицо Савина, озарённое тусклым светом. А потом вдруг воскликнул, широко улыбаясь:

— Кого я вижу! Великий князь собственной персоной. Вот это встреча!

Незнакомец захохотал во весь голос и неспешно вернулся на кушетку. Устраиваясь поудобнее, он распорядился:

— Фанни, зажги ещё пару свечей. У нас гости!

Девушка, которой Савин и Марта прежде не заметили в темноте, встала и направилась к канделябру. Савин потёр лоб, пытаясь припомнить, где видел этого человека, явно богатого аристократа, привыкшего отдавать приказы.

— Почему князь? Я корнет Николай Герасимович Савин, — быстро представился он, выгибая грудь, чтобы продемонстрировать свою военную форму.

В этот время Фанни зажгла в канделябре несколько больших свечей, и комнату залил яркий свет. Савин вздрогнул, узнав своего собеседника. Перед ним был великий князь Николай Константинович собственной персоной. От столь неожиданного поворота событий корнет вмиг отрезвел и неожиданно для самого себя вытянулся по стойке смирно.

— Ваше высочество, прошу простить моё дерзкое поведение!

Корнет взволнованно смотрел на князя. Тот продолжал безмятежно покуривать трубку на кушетке, обитой голубой парчой. Савину показалось, что он вновь стоит на коленях на холодном плацу и розги вот-вот засвистят над его голыми плечами.

Испуганно уставившись на князя, Марта вдруг осознала всю опасность ситуации. Она не стала дожидаться, что предпримет её кавалер, и выскользнула за дверь.

Князь с любопытством посмотрел на Савина и снова усмехнулся.

— Вольно, вольно, корнет. Присаживайся. Курить будешь? — добродушно спросил Николай Константинович, протягивая Савину свою трубку.

Фанни кокетливо оглядела корнета и, взяв трубку из рук князя, передала её Савину. Тот, хотя и находился в крайней степени изумления, заметил, что девушка тоже ему знакома. «Где-то мы встречались», — промелькнуло в его голове. Савин украдкой всматривался в её лицо, но от волнения не мог вспомнить. Ему показалась, что Фанни тоже слишком внимательно смотрит на него, будто пытается воскресить в памяти прежние встречи.

— По-моему, мы с вами знакомы, мадемуазель — несмело проговорил Николай.

Насмешливый голос князя оборвал его мысли:

— Лишнего не придумывай. Она иностранка. Нигде ты не мог её видеть.

Фанни была так очаровательна, что Савин сразу же позабыл о Марте, которую несколько минут назад страстно сжимал в объятиях. Девушка грациозно подала ему руку для поцелуя. Он прикоснулся губами к шёлковой коже её пальчиков, не спуская с девушки внимательных серо-голубых глаз.

Красавица с улыбкой произнесла:

— Фанни Лир.

Голос её оказался необыкновенно нежным, и говорила она с милым иностранным акцентом.

— Весьма польщён, — отозвался Савин, тоже улыбаясь.

— Ты не особо заглядывайся, корнет! — недовольно проговорил князь, заметивший волнение молодого человека.

Савин послушно отвёл взгляд от прелестного лица, казавшегося до боли знакомым. Он посмотрел на курительную трубку, потом, примериваясь и немного помешкав, с видом знатока затянулся. Терпкий вкус дыма и скребущее ощущение в горле вызвали у него громкий кашель.

Великий князь, наблюдавший за своим незваным гостем, снова в голос расхохотался. Казалось, он испытывает удовольствие от вида корнета.

— Ну как, крепкий табачок, корнет? — насмешливо прищуриваясь, спросил князь.

Его забавляла неопытность молодого человека.

— Так точно, ваше высочество, — прокашлявшись, смущённо ответил Савин.

— А почему же ты всего лишь корнет? — поинтересовался Николай Константинович, окинув китель Савина пренебрежительным взглядом.

— Так отчислили меня, сразу после того спектакля, — хмуро произнёс Савин, виновато посматривая на князя.

Тот сохранял полнейшую невозмутимость. Потом вдруг откинул голову назад и рассмеялся, хлопая себя по коленям.

— Да, знатный был спектакль! — воскликнул Николай Константинович.

Он припомнил наглость юноши и был благодарен ему за возможность посмеяться в необычной обстановке.

Савин вдруг словно прозрел. Он вспомнил, где видел прелестную блондинку Фанни. Они встретились именно в день спектакля, четыре года назад. Как обворожительно она смотрела на него, загримированного под великого князя…

— Вспомнил! Вы приезжали в лицей вместе с его высочеством, — быстро произнёс Савин.

Он обрадованно посмотрел на Фанни. Но ей явно не понравилось откровение корнета.

— Нет, вам показалось, — ответила она.

Скрывая неловкость, девушка отвернулась от Савина и подошла к князю.

Николай Константинович, внимательно наблюдавший за ними, спросил:

— А теперь ты как?

— Страдаю в корнетах, ваше высочество. Вам, случайно, адъютант не нужен? — со своим обычным задором спросил Николай.

Он попытался ещё раз затянуться диковинной трубкой, но с непривычки опять закашлялся от едкого дыма, раздирающего гортань.

— Вот артист! — воскликнул Николай Константинович, со смехом оборачиваясь к своей спутнице. — Фанни, ты видала наглеца?

— В Париже таких каждый второй, — непринуждённо возразила девушка и насмешливо взглянула на корнета.

— А здесь я такой один, — бойко отозвался Николай.

Князь пристально смотрел на корнета. Он чувствовал, что молодой человек всё больше и больше нравится ему. Что-то в нём было эдакое залихватское, чего недоставало в княжеских покоях с их помпезностью и чопорностью.

— Хватит, корнет, — приказал князь со смехом и энергично махнул рукой. — Решено, будешь моим адъютантом! Мне таких весельчаков не хватает. Фанни, дорогая, налей нам шампанского!

Видимо, так распорядилась судьба. Жизнь Савина изменилась столь резко, что он и мечтать не смел. Служить у князя означало поймать жар-птицу за хвост, и этот счастливый жребий выпал корнету совершенно случайно.

В резиденции великого князя было несколько шумно. С утра слуги бегали как заведённые, готовясь к возвращению его высочества. В комнатах пахло свежими пирогами и сладким соусом. В просторные окна врывался тёплый апрельский ветер, сдувая пыль с бронзовых статуй.

Вместе с ветром, быстро поднявшись по резной дубовой лестнице, в кабинет князя влетел Николай Савин. В руках он держал средней величины конверт с тёмным штемпелем. Князя в кабинете не оказалось, и адъютант продолжил его поиски. Просторная гостиная была идеально прибрана, но также пуста. В коридоре не было ни души. Видимо, слуги собрались в столовой, занимаясь сервировкой стола.

Савин подумал, что князь, наверное, почивает в спальне, и поспешил туда. Он знал, что в конверте важное донесение, которое следует доставить срочно. Дверь в покои была чуть приоткрыта, и корнет осторожно, почти беззвучно подошёл к ней. Но в последний момент адъютант замер на месте — он заметил в комнате знакомый силуэт.

Это была Фанни. Она стояла у зеркала, в одном кружевном белье, готовясь примерить новое платье. Не в силах оторвать взгляд от дивного зрелища, Савин застыл как статуя. Очаровательная девушка выглядела как божество, сошедшее с небес. Длинные стройные ноги прятались под прозрачными кружевами, не скрывавшими форм великолепного тела. Высокая грудь, сжатая узким корсетом, подчёркивала необыкновенно тонкую талию. Точёная фигурка Фанни напоминала драгоценный бокал с шампанским, который Савин когда-то получил из её белоснежных рук.

Почувствовав присутствие постороннего, Фанни оглянулась и заметила корнета, прислонившегося к створке двери. Он испуганно вздрогнул, но девушка без смущения воскликнула:

— О, Савин! Что ж вы там стоите? Разве не видите, что даме нужна помощь?

Корнет понял приглашение девушки по-своему. Войдя в спальню, он наглухо закрыл за собой дверь.

— Я просто искал его высочество, — приблизившись к Фанни, пробормотал адъютант. — У меня для него письмо. Вот.

Он показал девушке конверт, продолжая любоваться её прекрасными ногами. Фанни сделала вид, что ничего не замечает. Спокойно повернувшись к нему спиной, она подала ему концы корсетных шнурков.

— Не придумывайте, вы искали меня, — сказала она, кокетливо прищуриваясь своему отражению в зеркале.

Она соблазнительно качнула бёдрами, от чего на лбу Савина выступила испарина.

— Ну, что вы стоите, как памятник? Затяните корсет потуже, — приказала Фанни. — А то моя Параша опять куда-то убежала.

Незаметно вытерев лоб рукавом, Савин положил письмо на стол и потянул за шнурки. Но вместо того, чтобы потуже затянуть корсет, он решительно принялся расшнуровывать его. Фанни не сопротивлялась. Томно выгнув спину, она слегка коснулась корнета своими локонами. Обольстительная грудь, вырвавшись из тесного корсета, вздымалась от быстрого дыхания девушки.

В это время великий князь стремительно поднимался по лестнице, ведущей в спальню. Ему страстно хотелось обнять возлюбленную и забыться у неё на груди после долгой дороги. Внизу его встретила прислуга и заботливо предложила пообедать. Князь проворчал, что это подождёт, так как он желает сначала переодеться. В руках у него были подарки для неотразимой Фанни — шикарный букет из белых роз и коробка со шляпкой. Войдя в длинный коридор, Николай Константинович громко крикнул:

— Фанни, дорогая, ты где? Твой медвежонок соскучился!

Он торжественно открыл дверь в опочивальню, просунув вперёд букет и коробку, а затем вошёл сам.

Фанни лежала полуодетая на большой кровати под белоснежным одеялом. Потянувшись, как после долгого сна, красавица улыбнулась князю. Глаза её сладко жмурились от удовольствия. Но Николаю Константиновичу вдруг показалось, что Фанни не слишком-то ждала его и совсем не подготовилась к его приезду. Красивое голубое платье валялось на полу, белые шёлковые чулки небрежно свисали с кресла.

Впрочем, посмотрев на обнажённые плечи возлюбленной, князь забыл о своих подозрениях. Он принялся раздеваться, но его одежда, как назло, была туго застёгнута. Требовалась помощь слуги, но у князя не было терпения дожидаться. Он бросился в объятия Фанни, прижимаясь к ней всем телом. Его страстные поцелуи обрушились на пухлые губки девушки, от белокурых локонов которой маняще пахло французскими духами. Букет упал рядом, осыпав Фанни душистыми лепестками. Князь наслаждался ответными поцелуями, о которых так мечтал, трясясь в карете.

Минутой раньше Савин успел сбежать из постели Фанни в чём мать родила, едва заслышав в коридоре голос князя, и теперь прятался в гардеробе. Здесь было темно, пыльно и тесно. Адъютант осторожно натягивал одежду, стараясь не издать ни звука. Сердце его бешено стучало от осознания остроты и опасности момента. Один неверный шаг, и жизнь повиснет на волоске. Одевшись, он приоткрыл дверцу и хотел было покинуть своё укрытие, но слова Фанни заставили его остановиться.

— Медвежонок, подожди. Я кое-что тебе хотела сказать.

Фанни слегка отстранилась, что привело князя в недоумение.

— Давай быстрее, я весь горю, — сердито потребовал он, вновь стискивая девушку в объятиях.

Фанни снова отодвинулась с непонятной настойчивостью. Глаза князя потемнели от гнева.

— Мне правда сейчас не до этого, — девушка поправила растрёпанные локоны и отвернулась к окну.

Николай Константинович ощутил нарастающее раздражение и тревогу.

— Что, опять голова болит? Сколько можно? — воскликнул он.

Расстроенный князь посмотрел на забытый букет роз так, словно цветы были виноваты в странном поведении его любовницы.

— Да… — огорчённо проговорила Фанни.

Помолчав немного, она добавила:

— Но это не главное. Мне опять пришло письмо от мамы.

Николай Константинович откинулся на спину:

— Давай наконец-то перевезём её в Россию. Так будет проще всем.

Фанни слегка поёжилась и, не глядя ему в глаза, возразила:

— Но она так больна, что не перенесёт дороги. А денег на лекарства нет.

— Ты же знаешь, все мои траты проходят через императорскую бухгалтерию. Я совершенно не свободен в финансах.

С этими словами князь печально вздохнул.

В этот момент раздался странный звук, будто что-то упало. Николай Константинович обернулся и подозрительно посмотрел в сторону зеркального шкафа. Фанни тотчас схватила князя за борта мундира и заставила повернуться лицом к ней. Взгляд её был таким пронзительно-грустным, что Николай Константинович ощутил приступ стыда. Любимая девушка просит о помощи, а он, племянник императора, оправдывается отсутствием денег!

Причиной шума в шкафу, конечно же, был Савин. Он нечаянно уронил гардеробную стойку. Удар о пол показался несчастному адъютанту громким, как выстрел из пушки. Обомлев от страха, он сжался в комок. Несколько минут Савин боялся даже дышать, прислушиваясь к каждому звуку в спальне. В голове лихорадочно крутилась мысль: «Глупая неосторожность может кончиться страшным исходом».

— Но ты же великий князь, — произнесла Фанни.

Голос её звучал гневно и вместе с тем презрительно. В глазах отражался горький упрёк.

— И в чём тогда твоё величие? Ты не способен помочь любимой женщине. Или твои слова о любви — просто притворство?

Фанни намеренно пошла в атаку, переключая внимание князя на обиду. Она знала, что вспыльчивый характер заставит его уйти.

— Ну, знаешь…

Князь резко поднялся с постели, обескураженный дерзким поведением возлюбленной. По его перекошенному лицу Фанни поняла, что на этот раз зашла слишком далеко. Но ради спасения Савина, а заодно и себя, девушка продолжала молчать, не обращая внимания на недовольное сопение князя.

Взгляд Николая Константиновича упал на конверт, лежащий на письменном столе.

— А это что такое?

Фанни уныло посмотрела на взъерошенного князя и, недолго подумав, вспомнила:

— А, заезжал твой адъютант, оставил письмо.

— Варнаховский?

— Нет, Савин.

— Давно?

Николай Константинович взял в руки конверт и поднял его на свет, пытаясь разглядеть, что лежит внутри.

— Утром ещё, — небрежно ответила Фанни, слегка пожав плечами.

Князь сорвал печать и пробежал письмо взглядом.

— Опять этот скучный обед в Мраморном дворце. Как они мне надоели…

Он откинул письмо в сторону и вышел из спальни, оставив Фанни наедине с её мыслями и секретами.

На огромном мраморном столе красовалось множество блюд из свежеприготовленной дичи, запечённых овощей и экзотических фруктов. В бокалах сверкала наливка, которую специально готовили для императорского дворца. Столовое серебро отражало сверкание хрустальных люстр с сотнями свечей.

Главной фигурой в обеденном зале был царь Александр II. Он сидел рядом с Александрой Иосифовной, супругой своего брата, и её сыном, великим князем Николаем Константиновичем. Обед немного затянулся, и все ощущали, что царь чем-то недоволен. Плохое настроение его величества проявлялось в напряжённом молчании и насмешливом взгляде. От блеска его глаз Александре Иосифовне было не по себе. Она решила заговорить первой.

— А я на следующей неделе отправляюсь в Боржом. У меня летом такие мигрени. Только воды помогают, — устало проговорила княгиня, со вздохом вытирая лоб кружевным платочком.

— Одна поедете? Без сына? — сдержанно спросил Александр II.

Его лицо казалось выточенным из мрамора — ни малейшего проблеска эмоций.

Александра Иосифовна смиренно посмотрела на царя и перевела взгляд на сына.

— Да, у Коленьки много дел в столице.

Лицо матери выражало искреннее сопереживание, которое она выразила, привычно погладив сына по плечу. Однако любящий жест матери, видимо, ещё сильнее возмутил царя. Он недовольно вздохнул. Княгиня поняла, что просчиталась — невинный разговор о предстоящей поездке оборачивался не в её пользу.

— Александра Иосифовна, а знаете ли вы, какие у него дела? — холодно спросил царь.

Его мрачный взгляд, остановившийся на лице княгини, не предвещал ничего хорошего.

— Известно ли вам, как он позорит царскую фамилию? — повысил голос Александр II, иего кулак тяжело опустился на мраморный стол.

Александра Иосифовна сжалась от неожиданности. Она готова была провалиться сквозь землю. Но возражать или спрашивать не осмелилась — смиренно опустила глаза, чтобы выразить полное повиновение царю.

Князь Николай Константинович почувствовал упрёк в свой адрес и решил вести себя раскованно. Ему казалось, что так его слова прозвучат увереннее. Быстро взяв рюмку с наливкой, князь опрокинул её в рот.

Царь внимательно наблюдал за обоими родственниками. Видя их насквозь, он продолжил железным голосом, словно резал на части и без того перепуганную женщину:

— Значит, не знаете, ваше высочество? Он связался с какой-то американской танцовщицей! Таскается с ней по салонам и курит опиум.

Слова царя прозвучали для Александры Иосифовны как удар грома. Она не могла поднять испуганных глаз и мысленно молилась, чтобы её сын не сказал чего-нибудь лишнего.

— Не переживайте, маменька — проговорил Николай Константинович, гордо вскидывая голову. — Скоро это всё закончится!

Он снова потянулся к графину с наливкой, чтобы быстро налить и выпить.

Александра Иосифовна тотчас выпрямилась и посмотрела на царя с искренней улыбкой. Склонив набок свою красивую голову, она промолвила с присущим ей обаянием:

— Вот видите, ваше величество!

Она обратила радостный взгляд на сына, которого прямо-таки боготворила. Добродушная княгиня искренне верила, что конфликт исчерпан. Но Николай Константинович, со стуком опустив пустую рюмку на стол и не смотря никому в глаза, отчётливо произнёс:

— Просто я женюсь на мисс Лир, чтобы всё было законно и без домыслов. Прошу выделить мне ассигнования на свадьбу. Я уже рассчитал все расходы.

Александра Иосифовна побелела и вскрикнула от неожиданности. Как бы княгиня ни любила своего Коленьку, согласиться с таким безумием она не могла.

Лицо царя налилось багровой краской, брови сошлись в одну грозную линию. С трудом сдерживая гнев, он решительно произнёс:

— Никаких тебе денег, подлец, и никакой свадьбы! На Кавказ у меня поедешь, может, там образумишься!

Физиономия Николая Константиновича вытянулась, мигом исчезло выражение уверенности. Всё ещё надеясь на лучшее, он почти полушёпотом проговорил:

— С маменькой? В Боржом?

— На передовую! — заорал царь так, что бокалы на столе задрожали, а стоящая неподалёку прислуга испуганно отшатнулась.

Кулак Александра II вновь с грохотом опустился на мраморный стол. Гости мужского пола вздрогнули, дамы зажмурились.

Николай Константинович вскочил, словно ужаленный, тоскливо взглянув на царя, и отчаянно пробормотал:

— Я только в прошлом году в Туркестане воевал, через пустыню пробирался под артиллерийским огнём… И теперь снова в самое пекло?

Лицо матери исказилось от сочувствия к любимому сыну, которого так жестоко наказывали за лёгкую шалость. А он, не видя в глазах маменьки уверенности, резко отвернулся. Каких усилий ему стоило не расплакаться от унижения! Князь демонстративно выпил ещё одну рюмку наливки, вытер губы салфеткой и швырнул её на стол. Не прощаясь, он вышел из-за стола и стремительно пошёл к выходу.

Холодные коридоры дворца излучали нестерпимую тоску. Николай Константинович быстро шагал, направляясь к спальне матери. Поворот направо, ещё два поворота налево… Вот, наконец, нужная дверь. Осмотревшись по сторонам, князь с силой толкнул её внутрь. Массивные створки не шелохнулись. Заперто! Князь предвидел этот момент и заранее подобрал ключ с подходящей формой бородки. Он вставил его в замочную скважину, осторожно повернул несколько раз, и дверь в опочивальню Александры Иосифовны послушно отворилась.

Николай Константинович знал, что где-то в потайном месте маменька хранит драгоценности, подаренные ей на свадьбу. Они стоили немалых денег и могли покрыть все княжеские нужды. Денег из казны ему, видимо, не получить никогда. Как бы то ни было, великий князь был не из тех, кто останавливается на полпути и безответно принимает пощёчины. Он не станет терпеть унижения и потакать чужим прихотям! Давно пора понять, что драгоценности по праву принадлежат ему. И он не какой-нибудь кадет, убогая судьба которого заранее определена. Он член царской фамилии!

В душе великого князя бушевали непростые страсти. Гнев смешивался с обидой и нетерпением получить то, что ему давно было обещано маменькой. Сколько можно стоять в стороне от серьёзных дел и лишь соответствовать правилам в угоду другим, словно его самого вовсе не существует. Маменька постоянно опасается гнева государя, но тот сам поставил жирную точку. Не посмотрел ни на племянника, ни на дорогую невестку!

Князь проворно открыл шкафчики трюмо, где, по его мнению, хранились драгоценности. Перерыв всё, он нашёл пару цепочек из красного золота, кольцо с крупным прозрачным камнем и быстро отправил их к себе в карман. Впрочем, это были мелочи. Где-то маменька прятала настоящие ценности — старинные украшения, стоившие многие тысячи. Князь торопливо открывал все шкатулки, которые попадались ему под руку, но ничего достойного в них не обнаружилось.

Николай Константинович со злостью хлопнул рукой по трюмо.

— Перепрятала! Ну, ничего. Я тоже не лыком шит.

Немного подумав, он заглянул под кровать, прощупал все выступы, скрывавшиеся в темноте. Там было пусто. Князя охватила отчаянная тоска. Несколько минут он стоял посредине комнаты, размышляя о своей неудаче. И вдруг на ум пришло воспоминание о тайнике в стене. Когда-то маменька держала там письма и читала при нём одно из них. Тогда князь был ещё совсем юным…

Он бросился на поиски тайника, обшарил все стены и вскоре нашёл маленькую потайную ячейку. Там действительно оказались старые пожелтевшие письма, какое-то недорогое ожерелье и несколько пустых шкатулок. Здесь явно что-то лежало, но маман, видимо, почуяла неладное и перепрятала драгоценности туда, куда ни одна душа не сунется.

— Чтоб тебя и всю твою семейку! — в гневе выругался Николай Константинович.

Сейчас он презирал всю родню, а больше всех — себя, жуткого неудачника.

Немного поостыв и смирившись с безысходностью, князь направился к выходу. Но вдруг его внимание привлекла висевшая в углу икона в золотом окладе, украшенном драгоценными камнями. Маменька говорила, что эта святыня обладает особой силой.

Князя озарила светлая мысль. Может быть, мать держит свои сокровища там, где сам Бог охраняет их? Он молниеносно приблизился к иконе и без труда снял её со стены. Драгоценный оклад засверкал в солнечном свете. За иконой никаких тайников не оказалось. Но князь подумал, достал из кармана складной нож и аккуратно вынул из оклада три крупных бриллианта. «Вот оно, богатство, которое мне принадлежит по праву!» — восхитился Николай Константинович.

Он завернул камни в носовой платок и спрятал свёрток за пазуху. Затем аккуратно повесил икону на место и направился к выходу, не желая, чтобы его заметили рядом с материнской опочивальней.

Подойдя к дверям, князь услышал снаружи чьи-то громкие шаги и испуганно замер. Его сердце бешено забилось, пытаясь вырваться из груди. Прислушавшись, он разобрал негромкий разговор двух слуг и вздохнул с облегчением. Когда шаги затихли, князь осторожно вышел и быстро запер дверь своим ключом.

Наконец-то Николай Константинович почувствовал удовлетворение. Он больше не маменькин сынок и не чья-то прихоть. Его губы уверенно шептали: «Я могу и должен распоряжаться своим имуществом, как заслуживаю по праву. Я племянник императора, великий князь».

Закрытая карета стучала колёсами по залитой солнцем мостовой. Словно гигантские часы тикали, отсчитывая минуты новой жизни великого князя, в которой он волен дать свободу своим чувствам. Савин сидел напротив. Князь в душе гордился своим верным адъютантом. Ему можно доверить самые секретные поручения и не сомневаться, что тот выполнит их проворно и без лишних вопросов. Князь дал ему много, и теперь Савин искренне благодарен за оказанную честь.

— Что ж, Коленька, царь-батюшка обещает отправить меня на Кавказ. Поедешь со мной? — спросил князь, с прищуром посматривая на адъютанта.

— На отдых? Это с удовольствием, — весело отозвался Савин, хлопнув себя по колену. — Петербург надоел ужасно!

— Нет, корнет, на войну, — возразил князь, недовольно вздыхая, и вопросительно посмотрел на Савина. — Готов?

Лицо адъютанта даже не изменилось. Он вздохнул и сочувственно склонил голову.

— За вами хоть на край света, ваше высочество.

— Ладно, не грусти, ещё погуляем, — добавил князь, лукаво зажмурив один глаз. — А пока поручение для тебя. Секретное.

С этими словами князь полез за пазуху и вынул свёрнутый платок. Савин внимательно посмотрел в хитро прищуренные глаза Николая Константиновича. Что-то было в его лице непривычное, словно перед ним сидел другой человек.

— Вот! Сдашь в ломбард, сейчас же, — с заговорщическим видом произнёс князь.

Глядя на адъютанта пронзительным взглядом, он улыбнулся и тихо добавил:

— С меня вознаграждение.

Савин сразу сообразил, что дело важное. Открыв свёрток, он чуть было не вскрикнул, однако не подал виду и тут же завернул платок. Он понимал, что князь действительно поручает ему секретное задание.

— А это?.. — корнет замешкался, подыскивая слова.

Взор великого князя стал вдруг колючим, холодным.

— Подарок от маменьки, а мне без надобности. Но никому ни слова, а то маман обидится не на шутку. Я доверяю тебе, как себе. Так что… Понял меня?

Савин не стал больше расспрашивать и твёрдо произнёс:

— Так точно, ваше высочество. Сделаем как надо.

— Тогда действуй, — князь отвернулся к окну кареты, не желая продолжать разговор.

Николай Константинович не имел опыта в подобных делах и не хотел выглядеть перед корнетом глупо. Не для того его нанимали, чтоб он много вопросов задавал его высочеству.

Карета подъехала к княжеской резиденции и остановилась. Савин проворно выскочил, открыл дверцу и подал руку великому князю. Выйдя, тот вынул из золотого портсигара папиросу и закурил, жадно вдыхая дым.

Когда князь остался один, на его лице отразилась тревога. Это странное чувство было его верным спутником в моменты опасности.

В опочивальне великого князя пахло розмарином и мятой. Фанни в изящной позе расположилась на кружевном покрывале среди высоких подушек. Она с нескрываемым удовольствием пересчитывала свои сбережения. Это занятие согревало её душу в моменты скуки и одиночества.

Резко открывшаяся дверь заставила её вздрогнуть и быстро спрятать купюры под широкий подол юбки.

Князь, словно придворный лакей, лично вкатил тележку с угощениями, прикрытыми блестящими крышками.

— Что, Парашка опять куда-то убежала? — спросила Фанни. Она с откровенной скукой поглядывала на Николая Константиновича, согнувшегося над тележкой.

— Нет. Просто, дорогая, нам сегодня есть что отметить. Садись поближе, — торжественно произнёс князь, выпрямляясь, будто готовился сказать важную речь.

Он подтолкнул тележку к Фанни и произнёс, как заправский кухарь, залихватски сдвинув фуражку набекрень:

— Приятного аппетита!

Николай Константинович учтиво поклонился. Девушка удивлённо посмотрела на племянника императора — слишком уж нелепо он выглядел в роли официанта.

— Открывай же, — с нетерпением приказал князь, чувствуя досаду из-за недогадливости возлюбленной.

Фанни недоверчиво смотрела на князя и не могла сообразить, с чем связана такая спешка. Быть может, в одном из блюд находится что-то опасное? Зная причуды Николая Константиновича, девушка осторожно подняла одну из больших куполообразных крышек.

Князь с громадным удовольствием наблюдал, как расширяются глаза Фанни. На сверкающем блюде возвышалась огромная стопка сторублёвых купюр. Просто невероятно! Это всё для неё? Но откуда?

— Это что, мне? — не веря своим глазам, взволнованно прошептала девушка, подняв своё прелестное личико, раскрасневшееся от удовольствия.

— Открывай, открывай всё! — довольно проговорил влюблённый князь.

Его волнение не проходило, а нарастало с каждой секундой. Он смотрел глазами хищника, и в этот момент поистине чувствовал себя великим, соответствующим своему титулу. Фанни больше не посмеет сомневаться в его способностях!

Придя в себя, золотоволосая красавица схватила вторую большую серебряную крышку. Под которой также оказалась стопка хрустящих банкнот. Восхищению девушки не было предела. Она открывала блюда одно за другим и едва ли не визжала от счастья. Под всеми крышками скрывались не изысканные кушанья, а огромное состояние, которое никогда и не снилось Фанни.

— Медвежонок, ты просто чудо! — восклицала Фанни, поглядывая на князя глазами тигрицы, захватившей желанную добычу.

Придвигаясь ближе к Николаю Константиновичу и нежно щекоча его своими кружевами, девушка повторяла:

— Самый великий князь!

Фанни казалось, что всё это сон, который вот-вот закончится, поэтому она даже ущипнула себя для верности. Девушка хватала денежные купюры и радостно обсыпала ими себя, словно осенней листвой, наслаждаясь денежным дождём, который был вызван именно для неё.

Николай Константинович внезапно привстал и снова принял торжественный вид.

— И это ещё не всё, — сказал он, смотря на Фанни с прищуром, каким-то дерзким юношеским взглядом.

Вынув из кармана маленькую бархатную коробочку тёмно-синего цвета, князь опустился перед возлюбленной на правое колено.

Фанни Лир замерла. Поворот был столь неожиданным, что рот девушки приоткрылся, обнажив ряд ровных белоснежных зубов.

Князь открыл коробочку, и Фанни увидела огромный бриллиант, сиявший в роскошном обрамлении золотого канта. Этот подарок означал предложение руки и сердца великого князя. Фанни почувствовала себя на седьмом небе. Вот оно — долгожданное колечко, вот он — племянник российского императора, коленопреклонённый перед нею! Могла ли она мечтать об этом в детстве, когда росла в бедной семье пастора из Филадельфии!

Николай Константинович не ощущал ничего, кроме гордости за свой блестящий манёвр. Маменькино бриллиантовое кольцо теперь красовалось на тонком пальчике любимой Фанни, которая должна стать его супругой.

— Дорогая Фанни, я не представляю жизни без тебя… — искренне проговорил князь, и глаза его увлажнились от слёз.

Он смотрел на девушку с преданностью и страстью, желая услышать в ответ только одно.

— Да, да, конечно, да, — затараторила Фанни, разглядывая царское кольцо, стоившее невиданных денег.

В прошлом Фанни уже крутила романы с царственными особами — герцогом Баденским, наследником прусского престола и принцем Уэльским, который позже стал британским королём. Но ни один из них не делал ей предложения! Впервые она поняла, что может по праву стать членом царской семьи.

— Выходи за меня! — торжественно завершил князь, не вставая с колена.

— Конечно, мой медвежонок, — ласково сказала Фанни и погладила Николая Константиновича по голове.

От восторга Николай Константинович схватил Фанни за тонкую талию и стал целовать её голые плечи и грудь, поднимаясь по шее к прелестным губам. Фанни всем телом подалась к князю и сцепила руки на его шее. Их губы слились в жарком поцелуе, от которого князя бросило в дрожь. Дрожащими руками он развязывал корсет, плотно сжимающий стан девушки, чтобы насладиться всем её телом.

Фанни вспомнила о своих деньгах, спрятанных под нижней юбкой. Она тотчас же удержала его руки и отпрянула, словно князь совершил нечто недопустимое.

— Подожди, милый, — сказала Фанни.

Её первый восторг прошёл. Романтика не могла надолго затуманить разум такой опытной особы, как Фанни Лир. «Не будь наивной дурочкой, — мысленно говорила она себе. — Кто ж ему позволит жениться на тебе, девице низкого происхождения? Хватай деньги, пока есть возможность!»

Внезапная холодность Фанни страшно расстроила князя. Он с недоумением посмотрел на возлюбленную и вопросительно поднял брови.

— Мне нужно отправить деньги маме, — жалобным голоском вымолвила Фанни.

Николай Константинович резонно возразил:

— Она что, не подождёт десять минут? Я быстро, — словно извиняясь, добавил он, чувствуя, что плохо владеет собой от неловкой ситуации.

— Банк закроется через час, — наспех сочинила Фанни и мигом привела в порядок свою одежду.

Было ясно, что она собирается прекратить волнующий момент, ради которого князь так много поставил на карту. Фанни схватила саквояж, стоящий возле кровати, и стала проворно складывать в него деньги. Она опасалась, что князь может передумать.

Николай Константинович нахмурился. Ему совсем не хотелось расставаться с любимой в такой важный день.

— Ладно, поехали вместе, я тебя отвезу. Уже смеркается.

Он смотрел на торопливые движения Фанни, и ему казалось, что она совсем не думает о замужестве, как о главном событии в её жизни. Угадав его мысли, девушка зажмурилась, а потом томно посмотрела ему в глаза.

— Нет, ты останешься здесь и все приготовишь к моему возвращению, — вкрадчиво проговорила она. — Я хочу самую незабываемую ночь в своей жизни!

Она так страстно поцеловала его в губы, словно они расставались навсегда. Князь не успел промолвить и слова, как Фанни уже скрылась за дверью с увесистым саквояжем в руке. На прощание она послала ему воздушный поцелуй, оставив в комнате лишь тонкий аромат своих духов.

Князь посмотрел на пустые тарелки и поднос. Такая же ноющая пустота заполнила его душу, словно должно было случиться что-то нехорошее. Предчувствуя обман, он схватил одну из огромных крышек и со всего размаха запустил её в стену над кроватью, которая стала вдруг символом его одиночества.

«Нет больше ни денег, ни Фанни, ничего!»

Крышка упала на кровать, со звоном ударившись о что-то металлическое. Князь подошёл ближе и увидел возле подушки блестящее украшение. Это была золотая цепочка с мужским медальоном, которая явно не могла принадлежать его любимой. Странное чувство заставило князя напрячься. Он сел на кровать и присмотрелся. Надпись, выгравированная на медальоне, гласила: «Николеньке Савину от матушки».

Эти невинные слова привели князя в ужас. Некоторое время он сидел в безмолвии, не веря своим глазам. События последних дней крутились в его голове, словно калейдоскоп. Затем он вскочил как ужаленный и выскочил из спальни.

— Фанни, постой! Ты кое-что забыла, — отчаянно выкрикнул князь, всё ещё надеясь, что возлюбленная не ушла.

Однако на крик князя выскочили лишь встревоженные слуги. Они сообщили, что карета с мисс Лир уже покинула резиденцию.

10.

В комнате Савина царил невообразимый хаос. Повсюду была разбросана скомканная одежда, щётки для волос валялись на полу, а сапожный рожок — на столе. С подсвечника свисали подтяжки. Но Савин не обращал внимания на беспорядок. Его лицо было взволнованным и напряжённым — слишком сосредоточенно княжеский адъютант пересчитывал деньги. Достав из комода холщовый мешок, Савин сложил в него все свои сбережения. Потом вынул завёрнутое в платок кольцо, задумчиво посмотрел на него и пробормотал:

— Вот, бабушка, твоё кольцо пригодилось. Моя Фанни тебе точно понравилась бы!

Протерев кольцо до блеска, корнет с улыбкой переложил фамильную драгоценность в бархатный футляр и положил его рядом с великолепным букетом красных роз. Всё готово для той, кто завладела его сердцем!

Савин чувствовал, что в жизни его скоро наступит новый важный поворот. Обычно он обожал приключения, но сейчас почему-то нервничал. Открыв старый сундук, корнет достал праздничный белый мундир, прекрасно подчёркивавший его стройную фигуру, надел и посмотрелся в зеркало. Немного покрутился, поправил на груди шёлковый бант… И в воображении сразу возникла чудесная картина — Фанни берёт его под руку и шагает вместе с ним, влюблённо заглядывая ему в глаза при всех. Наконец-то она будет принадлежать только ему, и никто, кроме Савина, не посмеет коснуться её дивного тела!

Внезапный порыв ветра распахнул плохо закрытое окно, и серый голубь, отчаянно размахивая крыльями, влетел в комнату. Савин удивлённо поднял брови и замахнулся на птицу, которая металась прямо над ним. Голубь проворно перелетел на комод. Корнет стал махать руками, пытаясь прогнать непрошеного гостя, но тот вновь взлетел над ним и опорожнился прямо на белый мундир. Грязный зеленоватый помёт потёк по плечу, испортив всю красоту наряда. Корнет сердито махнул рукой ещё раз, и голубь, наконец, вылетел в окно.

— Вот же тварь! — с досадой пробормотал Савин.

Придётся снять мундир, а это так некстати. Савин раздражённо стянул с себя парадную форму и швырнул её в стену. Покопавшись в сундуке, он нашёл старый сюртук, который носил ещё в лицее. Конечно, теперь его вид оставлял желать лучшего, но что поделаешь. Надев потрёпанный сюртук, Савин снова посмотрелся в зеркало. Отражение совсем не нравилось лирически настроенному корнету, но он не привык делать из мухи слона.

— Ладно, на счастье, — согласился он, поправляя обвисшую на спине ткань.

Сегодня ничто не помешает осуществить его желание. Савин взял букет, запихнул бархатный футляр с кольцом во внутренний карман сюртука и с мыслями о скорой приятной встрече вышел из комнаты.

11.

В гостиной великого князя было жарко. Несмотря на весенний день, в доме горел камин. Князь смотрел на пылающее пламя и мысленно прощался с тем, что было так дорого — с письмами Фанни. Теперь, когда коварство и ложь взяли верх, не было смысла ни в воспоминаниях, ни в тоске о неверной возлюбленной, которая, оказывается, никогда не любила его.

Вошёл слуга. Покашляв, чтобы привлечь внимание князя, он медленно проговорил:

— Ваше высочество, в резиденцию прибыл следователь по особым поручениям Путилин Иван Дмитриевич. Он требует немедленной аудиенции.

Лицо князя натянулось и приобрело испуганно-детский вид, словно его застали врасплох за постыдным занятием. Он на миг сгорбился над камином, как дряхлый старик. Затем посмотрел на письмо Фанни, лежавшее на подлокотнике кресла, и бросил его в огонь.

— Нет смысла хранить ложь, какой бы сладкой она ни была, — полушёпотом произнёс он, не отрывая взгляда от языков пламени, пожирающих белые и розовые листки почтовой бумаги. — Проси, я приму его.

Слуга сочувственно вздохнул и вышел. Николай Константинович поспешно собрал остатки лежащих на полу писем и разом швырнул их в камин к остальным. Пламя разгорелось жарче, ярко освещая покрасневшее лицо князя. Воспоминания заново нахлынули на него тяжелой волной. Он думал о нежных пальчиках, гладивших его по волосам, о влюблённых взглядах, которые дарила ему Фанни, о ласковых словах, которые она шептала в его объятиях. Неужели она всегда, с самого начала притворялась? Николай Константинович прошёлся по комнате, глубоко вздыхая, уселся в широкое вольтеровское кресло и зарыдал.

Тут в гостиную вошёл следователь Путилин. Поклонившись, он доложил официальным тоном:

— Ваше императорское высочество, я прибыл по особому поручению от его величества…

Путилин осёкся, увидев слезу, скатившуюся по щеке великого князя. Он встревоженно забегал глазами по углам зала и нерешительно спросил:

— Ваше высочество, что случилось?

Похоже, что князь не в себе, и следователь чувствовал некоторую досаду из-за того, что не сможет действовать решительно, как было приказано царём.

Николай Константинович всхлипнул и поднял на Путилина полные слёз глаза. Он проговорил, то ли спрашивая, то ли утверждая:

— Она обманула меня.

Следователь немедленно принял серьёзный вид.

— Кто она, ваше высочество? — деловым тоном осведомился он.

Князь взмахнул руками, раздражённо протёр глаза и с лёгкой укоризной обратился к Путилину:

— Фанни Лир. Разве вы не знаете?

Следователь изумлённо развёл руками:

— Да откуда же мне знать? Его императорское величество утверждает, что вы похитили бриллианты из комнаты вашей матушки. Просит вернуть.

Следователь подошёл к камину и заглянул в пламя. Гора золы от сгоревших писем не ускользнула от его зоркого взгляда.

— Это она меня заставила! — вскрикнул жалобно князь, указывая на камин.

— Кто? — ошеломлённо поднял брови Путилин. — Княгиня Александра Иосифовна?

Похоже, Николай Константинович утратил всяческое терпение. Взмахнув руками, он вскрикнул с истерическим привизгом:

— Фанни Лир, говорю же вам!

Он нервно поднялся из кресла, приблизился к камину и в порыве отчаяния, громко зарыдав, кинулся на шею растерянному Путилину.

— Она вместе с Савиным, с этим корнетом… Это она подослала его ко мне. Они вымогают у меня деньги…

Следователь не ожидал такого приёма. То ли от жары пылающего камина, то ли от слёз князя его лицо стало мокрым, лоб покрылся каплями пота. Несмотря ни на что, Путилин старался не терять бдительности, поэтому как можно мягче произнёс:

— Ваше высочество, у нас есть свидетель, который видел, как вы выходили из спальни вашей матушки.

Николай Константинович быстро вытер слёзы, выпрямился и с негодованием посмотрел на Путилина так, что тот невольно отвернулся.

Князь спокойно прошёлся по комнате и железным голосом произнёс, будто бы давал показания:

— Это она меня заставила! Фанни Лир и корнет Николай Савин шантажировали меня на протяжении долгого времени. Они требовали от меня большие деньги. Савин грозился убить меня, если я не буду им подчиняться.

Путилин недоверчиво посмотрел на Николая Константиновича и поправил усы.

— Да что вы такое говорите?

Великий князь ободряюще взглянул на следователя, который должен во всём разобраться. Очень своевременно подвернулась история с бриллиантами!

— Как хорошо, что вы приехали! Вы освободите меня. Едем в ломбард, я знаю, куда Савин сдавал драгоценности, — воскликнул князь.

Он захлопал в ладоши, вызывая прислугу. Едва на пороге появился лакей, князь бросился к нему, схватил за воротник и гаркнул во весь голос:

— Семён! Прикажи заложить карету!

— Поедем в моём экипаже, — осторожно предложил Путилин.

Внезапная перемена в поведении князя вызвала у него тревогу. Подозреваемый притворяется или задумал какую-то каверзу? Следователь, конечно, был наслышан об экзальтированности великого князя. Может быть, и в самом деле его облапошили мошенники? Путилин слыхал немало дурного о Фанни Лир, но имя корнета Савина было ему неизвестно.

— Иван Дмитриевич, вы один можете спасти мою честь! — вскричал князь.

Николай Константинович крепко обнял Путилина, словно лучшего друга, и поцеловал его в раскрасневшуюся щёку. Следователь повиновался, понимая, что дело практически раскрыто. Он смущённо смотрел на странно взбудораженного князя, который охотно вёл его на поиски похищенных бриллиантов.

12.

Внутри ломбарда неярко горела свеча. Она выхватывала из темноты множество причудливых предметов — бронзовые статуэтки, старинные шкатулки, китайские вазы и арабские кальяны. Повсюду громоздились горы одежды, поставленных друг на друга стульев и кресел. Но за кажущимся хаосом скрывался педантичный порядок. На каждой вещи болталась верёвочка с сургучной печатью и бумажкой, в которой было записано имя владельца и дата залога.

Ворвавшиеся в лавку полицейские едва разглядели в полумраке сидящего в углу хозяина, Израиля Израилевича. Тот в испуге вскочил и попятился к внутренней двери. Прытко схватившись за тяжёлую ручку, старик нырнул во тьму. Один из полицейских подставил ногу, удерживая дверь открытой.

Завязалась возня, и скоро владелец ломбарда был вытащен на свет божий. Его дряблое тело и жидкая бородка дрожали. Выпученные глаза таращились то на одного, то на другого полицейского.

— Вы почему убегаете?! — грозно крикнул Путилин, приближаясь к закладчику вплотную.

Под его суровым взглядом старик согнулся в почтительном поклоне. Израиль Израилевич повидал в жизни всякое и сейчас чувствовал, что одним испугом не обойдётся.

— Напугали меня до обморока. Я ни в чём не виноват, а тут на тебе… — забормотал владелец ломбарда, беспомощно разводя руками.

— А это мы сейчас выясним, виноват или не виноват. Откройте сейф, — приказал Путилин, указывая на большую железную дверь.

За ней находился несгораемый шкаф, в котором хранились принятые в ломбард ценности. Израиль Израилевич послушно засеменил к сейфу и вставил в замочную скважину большой старинный ключ. Несколько оборотов против часовой стрелки, и дверь со скрипом отворилась, открыв глазам полицейских разнообразные сокровища.

К радости Путилина, прямо поверх других вещей лежал свёрток с тремя крупными бриллиантами. Именно эти камни были похищены из спальни Александры Иосифовны.

— Вот они! — радостно воскликнул следователь.

Выражение лица его вмиг стало суровым. Повернувшись к закладчику, он строго спросил:

— Откуда это у вас?

Тот испуганно развёл руками, понимая, что в этот раз случилась катастрофа. Привыкший сочинять лживые объяснения на ходу, Израиль Израилевич посмотрел вверх и задумчиво произнёс:

— Это? Я уж и не помню, вроде паренёк какой-то принёс.

Путилин резко махнул рукой в сторону улицы:

— Придётся вас задержать. До выяснения всех обстоятельств.

Лицо скупщика побелело и мгновенно состарилось ещё сильнее. Он жалобно поднял брови полумесяцем и, скрестив руки на груди, запричитал, словно над усопшим:

— Как это? У меня семья, жена, пятеро дочек, кто же их кормить будет? Погодите, ваше благородие, сейчас…

Он проворно наклонился к открытому ящику, порылся в документах и отыскал закладную.

Проверив через очки дату и подпись, Израиль Израилевич протянул бумагу полицейскому с видом законопослушного человека.

— Вот, смотрите, квитанция. Камушки заложил Николай Савин. Это он приходил.

Путилин внимательно изучил документ и поднял глаза на замершего скупщика.

— А он сказал, откуда у него такие ценности?

Израиль Израилевич снова развёл руками, пытаясь изобразить непричастного к делу человека:

— Так никто же не говорит, да я и не спрашиваю.

Путилин вновь взялся за наручники, висевшие на его поясе:

— Адрес есть его?

— Конечно, — тут же засуетился старик, — я в журнале все данные храню.

Толстый амбарный журнал с пожелтевшими страницами, хранившими записи о приходе и расходе вещей, издавал запах древности и свечного сала. Полистав для приличия, скупщик открыл помятую страницу и ткнул пальцем в нужное место:

— Вот, пожалуйста! Вам записать? — он вкрадчиво заглянул в лицо следователя.

Путилин просмотрел запись и махнул рукой.

— Адрес, скорее всего, ненастоящий, — он повернулся к полицейским, ожидавшим сзади. — Но я знаю, где искать. Все за мной.

Сыщик стремительно направился к выходу, но вдруг резко остановился и вернулся к Израилю Израилевичу, запиравшему сейф.

— Бриллианты сюда!

От неожиданности Израиль Израилевич присел и схватился за сейф рукой. Его лицо покрылось пятнами, а на лбу выступила испарина.

— Так я же за эти бриллианты деньги отдал! Свои, кровные! — сдавленно проговорил он.

Путилин злобно сдвинул брови и зашипел:

— Ты торговаться со мной будешь?

Глубоко вздохнув, Израиль Израилевич обречённо сгорбился, всхлипывая и жалобно бормоча, отпер злосчастный сейф и вытащил из него драгоценные камни. Безропотно, но с невыразимой скорбью на лице он протянул их Путилину. В глазах следователя не было ни капли жалости. Он схватил свёрток и бросился на поиски Савина. Полицейские рванули за ним, как свора послушных гончих, оставив несчастного скупщика в одиночестве.

13.

Насвистывая праздничный марш, Савин уверенно поднимался по парадной лестнице с огромным букетом роз. Остановившись у входных дверей, он прокашлялся, осмотрел ещё раз свой костюм и громко постучался. Ответом ему была полнейшая тишина. Савин подождал несколько минут, затем прижался ухом к двери. Ни топота ног, ни шороха! Тогда Николай громко позвал:

— Фанни, солнышко, открывай, это твой котёнок!

Ожидая, что возлюбленная отзовётся радостными восклицаниями, он ещё раз прислонил ухо к двери. Опять ни звука! Савин постучал настойчивее, стараясь сохранять деликатность.

— Фанни, у меня для тебя сюрприз, поторопись!

Корнет знал, что эти слова точно подействуют. Но за дверью по-прежнему никто не отвечал. Раздражённый Савин стал порывисто дёргать за ручку, потом навалился на дверь плечом и попытался вломиться внутрь. Твёрдые дубовые доски не поддавались. Не выдержав, гость стал барабанить что есть мочи.

Дверь соседней квартиры отворилась, из неё обеспокоенно выглянула старушка:

— Ты чего тут скандалишь? Сейчас городового позову!

Савин дерзко посмотрел на неё и вытер пот со лба.

— Бабушка, какой городовой? Я сам полицейский, — бесцеремонно заявил он. — Лучше скажите, где Фанни?

Старушка хмыкнула и смерила юного нахала подозрительным взглядом.

— Ещё чего!

С этими словами пожилая дама демонстративно захлопнула дверь, не желая беседовать с тем, кто не умеет вести себя прилично.

Растерянный Савин решил разговорить старушку. Он чувствовал, что она что-то знает, поэтому подошёл к её двери и произнёс грозно, как разговаривают полицейские:

— Мадам, это не содействие полиции. Вы помогаете беглой преступнице. А ну-ка, откройте!

Молчание за дверью означало, что соседка Фанни раздумывает. Расчёт Савина оказался верным. Вскоре старушка ответила сквозь дверь недовольным голосом:

— Уехала она ещё с утра, со всеми вещами.

Савин озадаченно посмотрел на запертую дверь. Фанни уехала, значит, решила окончательно бросить князя. Нужно как можно скорее разыскать её! Ведь Фанни наверняка где-то ждёт его и нервничает.

— И куда же он уехала? — уточнил он.

Соседка ответила с явным упрёком в голосе:

— Мне почём знать? Она мне что, родственница? Да и… к слову сказать, эта барышня последнее время редко здесь появлялась… Ступай на вокзал, может повезёт — там её застанешь.

Савин нетерпеливо потребовал:

— Так, немедленно откройте дверь! А то я вас арестую!

В ответ старушка недовольно крякнула и осторожно приоткрыла дверь на ширину ладони.

Однако Савин и не думал больше напирать на несчастную, а сунул в дверной проём свой букет.

— Держите, мадам, это вам.

— За что? — растерялась старушка, шире приоткрыв дверь и недоумённо уставившись на шикарный букет.

— За содействие полиции! — по-военному отрапортовал Николай и кинулся вниз по лестнице, насвистывая на ходу какой-то весёлый мотивчик.

«Ещё немного, и мы с Фанни пройдём под руку, как муж и жена, прямо по этой лестнице, и старушка ещё не раз поприветствует меня, словно знатного офицера», — радовался корнет.

На душе его было легко и радостно, как в тот день, когда Фанни согласилась стать его возлюбленной. Выйдя из парадного, он заметил извозчика, который только что привёз седоков к соседнему дому.

— Стой, стой, голубчик! Сколько возьмёшь до Варшавского вокзала?

— Полтину, — нахально ответил тот, выставив вперёд рыжую бороду.

Цена была непомерно высокой, но корнет не стал спорить. Сейчас главное — догнать свою любовь, чего бы это ни стоило.

Трясясь в карете, Савин мечтательно рассматривал прохожих и чувствовал невероятную гордость. Красавица Фанни бросила великого князя ради него, Николая! Она будет носить кольцо его бабушки! От умиления по щекам его потекли слёзы.

В карете было слишком душно, и Савин решил приоткрыть окно. Он потянулся к ручке, но экипаж вдруг резко остановился, из-за чего корнета качнуло вперёд. Заветное кольцо выпало из его рук и покатилось под сиденье.

Савин заорал на извозчика что есть мочи:

— Эй, аккуратнее! Чего остановился? Я спешу! Поезжай давай!

Он заглянул под сиденье. К счастью, кольцо не пришлось искать долго — оно блестело в пыли рядом с левым сапогом Савина. Николай потёр драгоценность о брюки и уже собирался положить обратно в бархатную коробочку. Но дверца кареты вдруг распахнулась, и перед корнетом предстал полицейский. Он посмотрел на Савина так грозно, как на злостного преступника.

— Сударь, вам известно, кого вы остановили?! — сердито воскликнул Николай. — Закройте дверь, вы мне мешаете.

Но следователя Путилина не так-то просто было сбить с толку.

— Корнет Савин, вы обвиняетесь в краже драгоценностей из Мраморного дворца, — сурово произнёс он.

Эти слова показались Савину каким-то недоразумением.

— Какие ещё драгоценности? Я адъютант его высочества великого князя Николая Константиновича!

Корнет гневно скривился, чтобы придать уверенности своим словам.

— Уже нет, — отрезал полицейский и крепко ухватил Савина за локоть, побуждая выйти из кареты.

Корнет отдёрнул руку. Но тотчас же к нему подскочили ещё двое полицейских, скрутили его и выволокли из кареты, словно жалкого карманного воришку. Не понимая, в чём дело, Савин попытался вырваться из их рук. Поднялась возня. Обручальное кольцо, которое корнет не успел спрятать в карман, выпало из его руки и покатилось по брусчатке.

— Стойте, подождите! — закричал Савин, наклоняясь за бабушкиным подарком.

Но полицейские лишь крепче скрутили его и потащили к служебной карете.

— Кольцо, моё кольцо! — кричал корнет.

Теперь это были скорее крики отчаяния. Николай видел, как его единственная фамильная ценность провалилась в канализационный сток.

Полицейские запихнули Савина в чёрную карету.

Путилин расправил плечи и довольно потёр усы. Обернувшись к своему экипажу, он почтительно улыбнулся сидевшему внутри человеку. Тот одобрительно кивнул.

Савин невольно проследил взглядом за Путилиным. К своему изумлению, он обнаружил, что в экипаже следователя сидит великий князь. Тот мельком взглянул на Савина, но тут же отвёл взгляд и задёрнул шторку. Князя до сих пор терзали муки ревности. За то, что адъютант посягнул на его бесценную Фанни, князь не то что полиции — самому сатане отдал бы его без сожалений!

Полицейская карета покатила в полицейский участок, а тот, кто вполне мог спасти корнета, по-видимому, не желал заступаться. Савин сообразил, что арест был подстроен князем, и теперь ему остаётся только положиться на волю судьбы.

«Может быть, так надо… Вот только бы Фанни предупредить… ведь, поди, ждёт меня где-то», — размышлял Савин, пытаясь осознать случившееся.

14.

Грязный пол был скользким и холодным, как стекло. Босые ступни прилипали к чавкающей слизи, когда Савин с трудом брёл по затоптанному коридору. Лодыжки, закованные в тяжёлые кандалы, непривычно ныли. Савину казалось, что его ноги изо всех сил сжимают руки злобного великана. Острая боль от кровоточащих ран совсем измотала корнета, и он смотрел полудиким взглядом на таких же заключённых, как и он. На его шее краснели полосы от ударов, нанесённых плетью и прутьями. Тёмная арестантская роба мешком висела на нём, открывая отощавшие плечи.

Сегодня часть арестантов, в числе которых был и Николай Савин, привезли на железнодорожный вокзал в вагонное депо. По распоряжению суда их должны были отправить туда, куда никто не поехал бы добровольно. Конные полицейские то и дело хлестали осуждённых плетьми, заставляя их идти быстрее.

Железнодорожный состав, ожидавший каторжников, издали показался Савину уютным убежищем после вонючего барака, в котором его держали целый год. Яркий дневной свет дарил ему надежду. А её так не хватало в эти дни бесконечных допросов и жестоких избиений!

Савин страстно всматривался в толпу, ища знакомое лицо. Предчувствие не обмануло его — он заметил белое лицо Фанни Лир в обрамлении золотистых локонов. Она казалась нездешним существом, богиней, которая по-прежнему любит его. Душа Николая встрепенулась от восторга, и он что есть мочи закричал, вытягивая голову из строя:

— Фанни, Фанни, я здесь, здесь!

Корнет попытался взмахнуть рукой, но тяжёлый кнут конвоира мгновенно спустился на неё, вызвав жгучую боль. Савин зажмурился, стиснул зубы, но тотчас вновь начал всматриваться в лица провожающих. Увы, это оказалась другая девушка, просто похожая на Фанни. Сердце Николая сжалось от разочарования. Едва родившаяся искра надежды угасла, не оставив ни капли тепла.

Двери в вагоны отворились, и полицейские стали заталкивать заключённых внутрь, пересчитывая их плетьми. Савин ввалился в вагон последним, получив два прощальных удара по спине. Теперь предстоял долгий переезд туда, где он больше не увидит ни великого князя, ни Фанни, ни всего, что было смыслом его молодой беззаботной жизни.

В холодном железном вагоне было слишком тесно. Почти все заключенные стояли, кое-как удерживаясь за выступы в стенах. От движения по рельсам старые вагоны раскачивало в стороны так, что арестанты то и дело валились друг на друга. Савин ухватился за небольшой выступ возле окна. Он всматривался в густой лес. Тёмные заросли бесконечной лентой тянулись вдоль рельсов, вызывая ощущение безысходности.

На повороте поезд внезапно затормозил. Савина качнуло вперёд, и он свалился на пол, больно ударившись ребром. На него свалилось несколько человек, кто-то из них придавил к полу колено Николая, давно нывшее от боли. С трудом сдержав крик, он поднялся и вновь ухватился за свой выступ. Усталость вскоре взяла своё — Николай заснул стоя, прижимаясь к стене вагона и бокам стоявших рядом людей.

Вечером, когда поезд остановился на маленькой станции, каторжникам принесли мешок с нарезанным хлебом и три ведра воды. Кружек не было, и люди жадно зачерпывали воду из вёдер горстями. Солдаты держали их под прицелом ружей в течение всего ужина.

— Даже помолиться перед едой не дали, ироды! — проворчал пожилой арестант и, торопливо перекрестив лоб, впился зубами в ломоть хлеба.

Савин невольно вспомнил мать, всегда читавшую молитву перед едой, вспомнил обеды и ужины в лицее, перед которыми священник отец Павел непременно говорил:

— Помолимся, отроки, возблагодарим Всевышнего за хлеб наш!

Савин подумал о матушкином борще с душистыми мясными пирожками, об отварной говядине с картофелем, которую подавали на обед в лицее, расстегаях со стерлядью при дворе Николая Константиновича… Живот свело голодной судорогой, и Савин быстро перекрестился.

Прошла ночь и ещё полдня в холодном вагоне, пропитавшемся запахом немытых тел и мочи. Поезд время от времени останавливался, но вагон с каторжниками не отпирали. Люди изнывали от усталости, голода и жажды. От отчаяния кто-то запел заунывным голосом:

Голова ль ты моя головушка,

Голова ль моя молодецкая,

До чего тебе дошататися,

По всему ли свету белому…

Несколько человекподхватили песню. Николай чувствовал, что от тоскливой мелодии на глаза сами собой набегают слёзы. Он зажмурился, чтобы никто этого не заметил.

«Я не могу погибнуть на каторге! — мысленно повторял он. — Я что-нибудь придумаю! Непременно придумаю!»

Поезд замедлил ход, а потом резко остановился. Арестанты прервали песню, надеясь, что сейчас им дадут поесть. Дверь и в самом деле распахнулась, и грозный голос конвоира крикнул:

— Выходить!

Заключенные, согнувшись, выходили из вагона под ударами плетей, отсчитывающих каждого, кто переступал порог.

— Построиться! — орал конвоир. — Считаю до трёх!

Заключённые засуетились, не желая получить новые побои, и выстроились в шеренгу. Савин оказался в третьем ряду. Его плечо сильно ныло от полученных ударов, и он пытался умерить боль, растирая пострадавшее место рукой.

— Три! — крикнул конвоир, когда все наконец построились.

Поезд медленно двинулся дальше, оставив арестантов и конвоиров в глухом лесу. В воздухе осталось лишь чёрное облако паровозной копоти. С противным скрежетом состав удалялся прочь.

— На-ле-е-во! Шагом марш! — скомандовал главный конвоир.

Каторжники повиновались, с трудом передвигая затёкшие после мучительного пути ноги.

Савин посмотрел на идущего рядом старика. Его лицо было измождённым, но каким-то добрым, отеческим.

— Слышь, дед, тебя-то за что? — поинтересовался корнет.

— Да ни за что, — отмахнулся старик.

— Вот и меня.

Савин сочувственно посмотрел на старика и уточнил:

— Тебе сколько сидеть?

— Десятку, — отрезал старик, не меняя выражения лица.

— Можно считать, пожизненно, — вздохнул корнет.

Но тут подскочил конвоир и хлестнул Савина по спине так, что тот споткнулся и едва не упал.

— Молчать, шкура!

Савин скорчился от боли и почувствовал, что колено неудачно подвернулось. От боли он остановился и согнулся пополам, растирая повреждённую ногу. Старик подхватил его за плечи и поволок на себе.

Савин ощутил прилив благодарности — впервые за долгое время чужой человек проявил к нему сочувствие.

— Может, сбежим, а, дед? — зашептал Николай в ухо старику.

Тот нахмурил брови и устало произнёс:

— Куда? Погляди на меня. Я еле ноги тащу.

— И что, охота тебе здесь помереть? — не унимался Николай.

— А мне разницы-то уже нет, — махнул рукой старик. — Оставь меня в покое, Христа ради!

Посмотрев украдкой по сторонам, корнет снова заглянул в глаза старику, который казался ему таким родным:

— Вижу, что человек ты неплохой. Побежали?

Старик потрепал Савина рукой по голове, словно сына, и прошептал, будто делясь сокровенным:

— Сынок, совершить побег — значит обречь себя на вечные скитания вне закона. Мне здесь спокойнее будет.

Сильный удар плетью положил конец разговору. Оба скорчились от боли. Не выдержав, корнет грохнулся на землю. Запах земли напомнил Николаю о детстве. Родное имение, окружённое дубравой, тёплая речка Межиха, грибы и жёлуди… Как бы хотелось ему перенестись в то счастливое время!

Арестанты старались обойти его стороной. Николай лежал, не шевелясь. «Может быть, подумают, что я умер и оставят здесь?» — наивно надеялся он.

Двое разъярённых конвоиров подскочили к Савину и принялись пинать ногами.

— Вставай, скотина! Кому сказано, вставай!

Боль вызвала у Николая приступ отчаянной ярости. Савин схватил с дороги булыжник и, приподнявшись, со всей силы швырнул в конвоира. Камень угодил точно в грудь. Солдат рухнул во весь рост поперёк дороги. Недолго думая, корнет вскочил и боднул в живот второго конвоира так, что тот тоже свалился. А Савин помчался прочь от дороги, в самую гущу непроглядного леса.

Ошеломлённые такой дерзостью солдаты не сразу сообразили, что делать. Шеренга заключённых сбилась в нестройную толпу. Казалось, другие арестанты вот-вот рванут вслед за дерзким беглецом.

— На прицел! — заорал унтер-офицер. — Нарицын, Скворцов, в погоню за беглым! Остальные — марш вперёд!

Два конвоира бросились за Савиным. Чтобы устрашить беглеца, они несколько раз выстрелили в заросли. Но Савин словно превратился в дикого зверя, спасающегося от охотников. Несмотря на боль и немыслимую усталость, корнет шустро лавировал между стволами деревьев, бойко перепрыгивал через валежник. Даже кандалы на ногах не были ему помехой. Вскоре конвоиры потеряли его из виду.

Задыхаясь от быстрого бега, солдаты остановились и снова сдёрнули с плеч ружья. Послышались громкие выстрелы.

Не оглядываясь, Савин бежал вприпрыжку, продираясь сквозь густые кустарники. Теперь он был в такой чаще, куда, кроме волков и лосей, никто не заходит. Удача изменила ему: зацепившись кандалами за пень, он споткнулся и кубарем покатился в сырой овраг. Удар головой о корягу… и глаза Николая заволокло тьмой.

Часть вторая

Савин очнулся от промозглого холода. Лицо его осыпали мелкие капли дождя. Голова страшно ныла, мысли путались. Корнет старался восстановить в памяти произошедшее. Битком набитый вагон, голод и жажда, дорога посреди леса, побои… Неужели он правда швырнул камень в конвоира? Он совершил настолько дерзкий побег?

Николай огляделся. Точно, он в глухом лесу. Вокруг сломанные ветки, сырой склон оврага. Значит, действительно бежал, потом скатился в овраг…

Савин попытался встать, но ноги не слушались. Всё тело было покрыто синяками, ссадинами и ушибами, а на спине чувствовался огромный кровоподтёк. Щиколотки, по-прежнему скованные кандалами, были стёрты до крови. Промокшая арестантская одежда воняла потом и плесенью. Неизвестно, сколько Савин пролежал в лесу. Но уже смеркалось, из чащи доносились подозрительные шорохи. Наверняка здесь бродят голодные волки. Пока совсем не стемнело, нужно искать ночлег.

С трудом выбравшись из оврага, корнет направился в сторону редколесья, надеясь отыскать тропинку к человеческому жилью. Идти было тяжело, каждый шаг отзывался болью. Пройдя полверсты, Савин почувствовал себя таким уставшим, словно бродил по лесу весь день. Но его страдания были вознаграждены. Вдали залаяла собака, за ней ещё одна. Видимо, корнет приближался к деревне: за густыми ветками вдруг мелькнул огонёк. Савин пошёл в этом направлении, и вскоре в сумерках замерцала цепочка огней.

Когда глаза привыкли к темноте, Николай рассмотрел поодаль с десяток деревянных избушек. Из труб тянуло дымком. Судьба забросила Савина на окраину Тамбова. Но местность казалась обычной деревней — тусклый свет в узеньких оконцах, соломенные кровли, запах коровников и курятников.

«Значит, будет где укрыться на ночь!» — подумал измождённый беглец и поспешил в сторону жилищ.

Он выбрал двор, находившийся ближе всех к лесу. Забор был сломан, поэтому Савину не составило труда пройти к дому. В окнах старой, покосившейся крестьянской избы горел свет. Нельзя показываться на глаза людям, пока на ногах проклятые кандалы, а на теле — арестантская одежда. Какими бы невежественными ни были крестьяне, сразу же сдадут беглеца полиции!

Савин шагнул к деревянному строению справа от избы. Утлый сруб отдавал древесной гнилью.

«Наверное, сарай», — подумал корнет и обошёл строение с другой стороны.

Дверь была не заперта. К удивлению Савина, внутри оказалось довольно сухо, лишь в одном углу немного просачивалась дождевая вода. На верстаке, сколоченном из грубых досок, лежала увесистая кувалда. Савин сразу смекнул, что, если постараться, этой штуковиной можно разбить проклятые цепи на кандалах. Присев на широкий пень, видимо, служивший хозяевам табуретом, корнет расставил ноги и накрыл цепь мокрым тряпьём, чтобы металл не слишком громко звенел при ударе молотом. Размахнувшись, он со всей силы шарахнул по изгибу стальной цепи. Прозвучал глухой звук, похожий на падение тяжёлого полена, однако звенья не разорвались. Савин повторно замахнулся, но тотчас же замер. За дверью послышались шаги. Мелькнула тень — кто-то подошёл к двери сарая и прислушался.

От страха спина корнета взмокла, он стал быстро искать глазами, где спрятаться. Как назло, сарай был почти пуст, не считая мелкой хозяйственной утвари. Но лежащие на полу старые мешки оказались весьма кстати. Корнет схватил один из них, наспех натянул на плечи и присел, опираясь на длинную скамью.

Дверь резко распахнулась, будто её открыли пинком ноги. Внутрь проник слабый свет, исходящий от окон избы. Вошёл высокий широкоплечий мужчина с аккуратно подстриженной бородой. В руке он держал револьвер. Савин затаил дыхание и застыл, прикинувшись ветошью. Мужчина брезгливо осмотрелся по сторонам, взглянул на мешок, в котором ни жив ни мёртв затаился беглец и, сплюнув, опустил револьвер.

Несколько десятков секунд показались Савину целым часом. Один-единственный выстрел мог бы оборвать его жизнь, если бы хозяин сарая что-нибудь заподозрил. Наконец тот вышел из сарая, поплотнее захлопнув разбухшую от дождя дверь. По отдалённым шагам и скрипу крыльца Савин догадался, что человек вошёл в избу.

Оставаться в сарае опасно. Нужно поскорее избавиться от кандалов, не привлекая к себе внимания, а затем раздобыть хоть немного еды. От усталости цепи казались Савину неподъёмными, к тому же причиняли неутихающую боль. Корнет огляделся и вышел из укрытия. Надо действовать, пока совсем не стемнело.

Направившись к дому, он сначала свернул к обочине, за которой можно было отыскать камень. Савина занимала одна мысль — как избавиться от проклятых цепей. Кувалду он прихватил с собой. Вскоре подвернулся подходящий острый камень. Корнет прижал его к цепи и ударил кувалдой, но опять ничего не вышло.

Во дворе старой избы окончательно стемнело. Заросли орешника наполовину скрывали светящееся окна. Корнет неслышно подкрался и всмотрелся в глубь комнаты. За столом сидели люди, ведущие оживлённую беседу. Савин насчитал на скамье и у печки восемь мужчин. Перед ними, гордо выпрямившись, стояла молодая женщина с худощавым лицом и слегка запавшими щеками. Судя по выражению лица, она говорила решительно и строго. Волосы, стянутые тёмной косынкой, и наглухо застёгнутый замшевый плащ выдавали в ней особу благородного происхождения, которая подобрала нелепый наряд, чтобы не бросаться в глаза.

Савин прислушался к словам женщины. Она страстно говорила:

— Революция требует крови! Мы не можем вывести народ к свободе, просто раздавая прокламации.

Женщина бросила на стол типографские листы, похожие на листовки, которые обычно раздавали прохожим на пешеходных мостах и проспектах в Санкт-Петербурге.

Тотчас из-за стола вскочил юноша. Не менее решительно, чем женщина, он воскликнул:

— Вера Ивановна права! Хватит ждать! Я готов хоть сейчас метнуть бомбу в губернатора!

Его глаза горели неподдельной страстью, туловище вытянулось как струна. Сидящий рядом мужчина с бородкой, который едва не застукал Савина в сарае, потянул юношу за край сюртука.

— Остыньте, Степан, — строго проговорил мужчина. — Центр приказал вести агитацию. Время террора ещё не пришло.

Он откинул назад свои густые волосы, сохраняя степенное выражение лица.

— Просто Натансон трус! Как и все в Петербурге. Они там только и могут, что указывать! — крикнула Вера.

Казалось, она вот-вот потеряет самообладание. Корнет не стал медлить. Он почувствовал, что сейчас — самый подходящий момент, чтобы появиться в этом чудном собрании. В своих актёрских способностях и умении импровизировать Савин не сомневался. Тяжело дыша, он распахнул дверь и ворвался в комнату.

От неожиданности все резко вскочили. Гостей здесь точно никто не ждал, на лицах подпольщиков появилось выражение тревожного напряжения. Мужчина с бородой выхватил револьвер и направил его на незваного посетителя. Юноша, который недавно говорил о бомбах, метнулся за широкий сундук. Корнет тепло оглядел присутствующих, словно те были его старыми знакомыми, и устало выдохнул:

— Фух… Слава богу, нашёл!

Глядя на арестантскую робу Савина, мужчина с бородой опустил пистолет. Нежданный гость выглядел как революционер, бежавший с каторги. Прилипшая к телу грязная одежда и измученный вид вполне соответствовали образу.

— Кто вы такой? — спросила Вера, пристально смотря на корнета.

Тот приподнял арестантские брюки так, что открылись кандалы на истерзанных щиколотках, и язвительно произнёс:

— Александр Сергеевич Пушкин, разве не видно?

Услышав эту дерзость, мужчина с бородой снова нацелил револьвер на гостя.

— Извольте всё же представиться, — сурово потребовал он.

— Вас что, не предупредили из центра? — нахмурив брови, спросил Савин.

Присутствующие недоумённо посмотрели друг на друга, надеясь, что кто-нибудь прояснит ситуацию. Юноша по имени Степан осторожно высунул голову из-за сундука, с волнением ожидая развязки.

Нарочно пристукнув кандалами, Савин изобразил рассерженного страдальца:

— Вот Натансон, поросячья морда! Уж я ему устрою!

— Объясните же, откуда вы и что с вами случилось? — сощурив глаза, Вера рассматривала арестанта, выглядевшего слишком уверенным.

Савин устало опёрся на деревянную стену, вытер несуществующий пот со лба и равнодушно посмотрел на присутствующих. Мысль его работала с лихорадочной скоростью, и он живо представил себя в роли политического беглеца.

— Меня этапировали на каторгу, — со спокойной уверенностью рассказывал Савин. — Но товарищи подкупили конвоиров, и те дали мне сбежать неподалёку отсюда. А вас должны были предупредить, чтобы меня встретили, накормили, обогрели.

Степан вышел из-за сундука и сел на пол, скрестив ноги. Все посмотрели на него с укоризной, но он лишь удивлённо проговорил:

— Но никакой корреспонденции не было…

Мужчина с бородой вопросительно посмотрел на Савина, затем перевёл взгляд на товарищей.

— Может, фараоны перехватили?

На лице Веры было написано сомнение. Она чувствовала, что здесь явно что-то нечисто.

— А может, это всё ложь? — нахмурившись, спросила она.

Подозрительность Веры сделала Степана смелее. Он поднялся с пола и стремительно подошёл к Савину.

— Да! Где доказательства? — спросил Степан, так вызывающе, будто собирался вступить в драку со странным незнакомцем.

Савин не удостоил Степана ответом. Придвинув ногой неказистый стул, он утомлённо опустился на него. Деревянные половицы заскрипели, когда корнет принял удобную позу. Он оглядел революционеров спокойно, но с некоторым недовольством, словно они в чём-то провинились.

— Сами подумайте, господа хорошие! Если я вру, то откуда узнал, что здесь заседает революционная ячейка и руководит ею… прекрасная Вера Ивановна?

С этими словами корнет резко повернулся к Вере, которая, к его удивлению, никак не отреагировала на комплимент. Напротив, её лицо сохраняло внушительное спокойствие. Казалось, слова Савина абсолютно не затронули её чувств.

Мужчины зашептались. Они смотрели на Веру и сомнительного гостя, раздумывая, чью сторону принять. Один из них, рыжеволосый мужчина с изрытым оспой лицом, подошёл к Савину ближе, чтобы лучше рассмотреть его. Увидев следы от плетей на плечах и посиневшие от кандалов лодыжки, он невольно смягчился.

— Может, человек правду говорит? — обернувшись к Вере, сказал рыжий. — Пришёл в цепях, весь избитый. Пострадал за революцию, а мы…

Все разом заговорили, кто сочувственно, кто возмущённо. Вера недовольно постучала по столу ребром ладони.

— Довольно!

Она приблизилась к Савину на несколько шагов и уставилась на него, как смотрят в жандармерии на подозреваемых. Корнет ответил взглядом, исполненным непритворной грусти.

— Значит, так, — чёрство произнесла Вера. — Я телеграфирую в центр, запрошу сведения на ваш счёт. А пока вы побудете под моим присмотром.

Услышав от девушки эти слова, Савин едва удержался, чтобы не ответить каким-нибудь пылким комплиментом. Но, понимая, что это будет неуместно, лишь лукаво прищурился.

— С превеликим удовольствием!

Мужчина с бородой наконец убрал револьвер в карман, и Савин почувствовал, что ему снова помог актёрский талант. Он был уверен в своей роли, сыграл до конца и не ошибся. Нежданно-негаданно он обрёл товарищей и Веру… которая обещала за ним присмотреть.

Впервые за долгое время, проведённое в тюремных камерах, он почувствовал себя прежним — дерзким, отчаянным и сообразительным Николаем Савиным. Ему захотелось по привычке вальяжно закинуть ноги на стол, опёршись на спинку стула. Но тяжёлые кандалы напомнили о реальности, и корнет с досадой сплюнул.

Уборная комната в квартире Веры оказалась весьма удобной. Уже отвыкший от чистоты и уюта Савин наслаждался покоем, тёплой водой с душистым мылом и глубокой ванной, в которой можно было расслабить уставшее тело и немного забыться, вспоминая прежнюю безмятежную жизнь. Дневной свет пробивался сквозь узкое оконце и падал на лицо корнета, подчёркивая морщины усталости вокруг глаз.

Неожиданный стук в дверь вывел его из состояния неги. Корнет резко вылез из ванны, кисло посмотрел на дверь и на всякий случай потянулся к полотенцу.

— Войдите! — крикнул он.

В комнату вошла Вера со стопкой аккуратно сложенной одежды.

Савин передумал прикрываться. Отдёрнув руку от полотенца, он бесцеремонно посмотрел на девушку. Она бросила на него беглый взгляд, полный равнодушия, и протянула вещи.

— Надеюсь, это не ваше, — насмешливо произнёс Савин, рассматривая белую рубаху.

— Нет. Мужа, — спокойно отозвалась Вера, не обращая ни малейшего внимания на обнажённое тело корнета.

— А он не заревнует? — нахально спросил корнет, выгибая корпус вперёд.

— Он погиб. В отличие от вас, ему удалось доехать до Сибири, — с холодной укоризной ответила Вера.

Савин смущённо опустил голову, принял вещи из рук молодой женщины и понимающе прошептал:

— Простите. Я не знал.

Корнет скользнул испытующим взглядом по хрупкой фигурке Веры. Она по-прежнему не обращала на него внимания. Выпрямившись, Савин прошёлся по комнате, надеясь, что Вера всё-таки заинтересуется им. Конечно, он здорово похудел в тюрьме, но разве мужчину не красят страдания? Сколько девиц в Санкт-Петербурге было от него без ума! Даже вероломная Фанни млела в его объятиях…

Но Вера смотрела безразлично, как хирург на пациента.

— Мне нужно уйти по делам, — сухо проговорила девушка. — Вам запрещено покидать квартиру в моё отсутствие. И оденьтесь уже. А то, как я вижу, вам холодно.

Она беззастенчиво посмотрела на его живот и вышла, оставив Савина в одиночестве.

«Странная дамочка, — подумал Савин. — Но ведь она меня ещё совсем не знает!»

Корнет надел на чистое тело белую рубаху, пригладил волосы и уверенно посмотрелся в зеркало.

— То ли ещё будет, госпожа Вера Ивановна! — насмешливо проговорил он.

Квартира Веры казалась Савину немного пустынной — мебели мало, декора и вовсе нет. Узкий платяной шкаф с жалюзийными дверками вмещал несколько платьев и верхнюю одежду. Невысокий стол в кухне служил одновременно для готовки и приёма пищи. Меблировку довершали несколько стареньких стульев и выцветший диван. Одним словом, скромное жилище свидетельствовало о скудных доходах хозяйки.

В углу гостиной стоял большой письменный стол. Ничего особенного на нём не было, обычная канцелярская ерунда — перьевые ручки, чернильница, промокашки, ножницы, клей. Сбоку лежала стопка бумаг. Обычные счета за квартиру да письма от родственников. Савин быстро перелистал их и отложил без всякого интереса. Побродив по квартире, корнет заглянул в комнату Веры. Внимание его привлёк секретер, стоящий возле кровати. Савин немедленно бросился к нему и стал выдвигать все ящики подряд в поисках чего-нибудь ценного. Опять письма, газеты, скучные деловые бумаги… Не теряя надежды, Савин обыскал тумбочку и шкафы, но ничего достойного не обнаружил.

На комоде стояла большая деревянная шкатулка. Савин живо открыл её. Бумаги, записки и несколько серебряных монет. Пересчитав деньги, корнет недовольно хмыкнул и бросил их обратно. Бедность Веры не сулила ничего хорошего, и Савин разочарованно вздохнул.

Он вспомнил драгоценности князя, которые ему пришлось сдать в ломбард. Всего один бриллиантовый камешек стоил в сотни раз больше, чем эта квартира со всем своим убранством.

Внезапно в дверь постучали. Савин вздрогнул от неожиданности и замер. Стук настойчиво повторился. В его голове пронеслась мысль о том, что на Веру могли донести и его сейчас снова арестуют. Схватив со стола металлический подсвечник и зажав его в кулаке, словно молоток, корнет пошёл к двери.

Снаружи послышался хриплый голос:

— Почта! Откройте.

Савин облегчённо выдохнул, но, прежде чем отпереть, спрятал подсвечник за спиной.

На пороге стоял пожилой почтальон в форменной фуражке и мундире с двумя рядами блестящих пуговиц. На плече у него висела битком набитая сумка. Устало вытерев усы, почтальон протянул Савину конверт.

— Вам телеграмма из Петербурга.

Корнет вежливо принял почту и посмотрел на штемпель. Сколько же раз ему приходилось доставлять почту великому князю! Вспомнилась восхитительная встреча с Фанни, расписной конверт с приглашением, который он принёс ей в спальню…

Как только почтальон удалился, Савин запер дверь и прижался к ней ухом.

— Вроде тихо, — пробормотал он и поспешил с телеграммой на кухню.

Почему-то серый казённый конверт вызывал у него неясную тревогу.

«Что это за телеграмма, от кого? — думал он, нервно расхаживая по комнате. — Может быть, насчёт меня?»

Он попытался приоткрыть конверт, но тот был плотно заклеен. Савин осмотрелся и заметил на столе кофейник. Из него, по всей видимости, недавно пила кофе Вера. Приоткрыв крышечку, Савин ощутил бодрящий аромат. Горячий пар был очень кстати. Приподняв телеграмму над кофейником, Савин подождал немного, затем потянул за край и с лёгкостью открыл его.

Внутри действительно оказалось сообщение из Петербурга. На узкой карточке была наклеена телеграфная лента в несколько строчек. Савин прочёл их и застыл на месте.

«Этого человека не знаем тчк он не наш тчк не слушайте его зпт прогоните тчк главный редактор».

Значит, чутьё не подвело! Главный редактор — это, конечно, конспиративное название главного центра революционеров. Дрожа от волнения, Савин схватил со стола хлебный нож и проворно поддел телеграфную ленту. Она тут же отклеилась. Корнет молнией бросился в гостиную, схватил с письменного стола ножницы и клей. Нужно вырезать из телеграммы несколько слов и склеить оставшиеся куски ленты, чтобы образовался совсем иной текст:

«Этого человека знаем тчк слушайте его тчк он главный тчк редактор».

Внимательно осмотрев результат, корнет остался доволен. Ему не раз прежде доводилось делать подобные трюки, и он чувствовал некий азарт от своего умения быстро находить выход из щекотливого положения.

Савин жадно отхлебнул глоток воды, положил телеграмму обратно в конверт и, облизав край, аккуратно заклеил. Отнёс клей и ножницы назад, на стол Веры. Теперь нужно уничтожить остатки телеграфной ленты, лучше всего — сжечь на свече. Но тут раздался лязг ключа в дверном замке. Вера вернулась!

От неожиданности Николай вздрогнул и случайно опрокинул стакан с водой. На столе образовалась лужа. Савин мгновенно выхватил из неё скомканные кусочки телеграфной ленты и закинул их в рот. Когда Вера вошла в кухню, он приветливо воскликнул:

— А, вот и вы, Вера Ивановна! Я как раз собирался кофейку попить. Налить вам?

— Что это? — с подозрением спросила Вера, бросив взгляд на слегка промокший конверт.

Она сняла плащ и поправила косынку, из-под которой небрежно спадали густые чёрные кудри.

Савин пожал плечами и спокойно ответил:

— Телеграмму принесли. Видимо, ответ из центра.

Девушка торопливо вскрыла ножом конверт, небрежно разорвав его на две части. Она бегло посмотрела на текст и прочитала вслух:

— Этого человека знаем. Слушайте его. Он главный.

Не поверив своим глазам, Вера снова и снова перечитывала телеграмму. Затем удивлённо посмотрела на Савина, который с улыбкой наблюдал за нею.

— Выходит, теперь всё наоборот — вы у меня под присмотром, — насмешливо проговорил Николай.

С видом победителя корнет налил себе кофе. Вера была в замешательстве, не зная, как себя вести с неизвестно откуда взявшимся «начальником». Тем временем Савин быстро прожевал остатки телеграфной ленты и проглотил их, запив остывшим кофе.

«Самый невкусный кофе в моей жизни», — мысленно отметил он.

— Не понимаю. Почему меня сместили? Я что-то не так сделала? — разочарованно проговорила девушка.

Сев на стул, она уныло облокотилась на стол. Странный приказ центра лишил её прежней уверенности и силы.

— Просто у меня опыта больше, — допивая кофе, бесстрастно пояснил Савин.

Он повернулся к Вере, всем видом изображая дружескую заботу.

— Но не переживайте, я мягкий руководитель. Итак, где партийная касса? Центр дал мне важное поручение, нужны средства.

Вера вскочила, словно её ошпарили, испуганно посмотрела на Савина, быстро подошла к входной двери и заперла её на два оборота ключа. Вернувшись в комнату, девушка отогнула потёртый коврик на полу, потом подняла одну из половиц. Открылся узкий тайник. Вера достала пачку купюр, завёрнутых в тряпку, и протянула корнету.

На глаз оценив бюджет революционеров, Савин понял, что денег в нём немного — от силы рублей триста.

— И это всё? — недовольно спросил он.

Вера сжалась, но потом ответила с лёгкой неприязнью:

— У нас тут не монетный двор, денег не печатаем.

Корнет сгрёб купюры одной рукой и переложил в карман.

— Значит, так, — заговорил он, подражая повелительному тону великого князя. — Вот моё первое распоряжение! Увеличить членские взносы и собрать на нужды революции…

Он ходил по комнате туда-сюда, заставляя Веру следить за его перемещением, затем остановился напротив неё и закончил:

— …Десять тысяч рублей. Для начала.

Вера изумлённо вскинула брови.

— Откуда же мы их возьмём? — воскликнула она. — Банк, что ли, ограбим? И вообще, зачем нам столько?

Савин резко повернулся и так ударил ладонью по столу, что на нём зазвенели чашки.

— Это пока не ваше дело! Вы слышали мой приказ?

Властно посматривая на Веру, Николай выкрикивал, не давая девушке возможности возразить:

— Я теперь главный. А вы подчиняетесь! И если я сказал собрать десять тысяч, значит надо их собрать! Любой ценой!

Корнет угрожающе склонился над хрупкой девушкой. Она смотрела на него с гневом и возмущением. Никто из собратьев-революционеров никогда не отдавал ей приказы таким тоном.

Девушке до сих пор не верилось, что её мнение больше ничего не значит, что бразды правления перешли к этому нагловатому типу. Вера сжала губы, чтобы не заплакать. Не находя слов, она по-детски хлопала глазами. В них было столько искренней обиды, что Савин невольно отвернулся.

«У меня нет другого выхода. Я спасаю свою жизнь, — мысленно сказал он себе, заглушая голос совести. — А она переживёт… она сильная».

Примеряя в тамбовском ателье изумительный, сшитый по последней моде костюм, Савин с удовольствием смотрелся в огромное зеркало в золотой раме. В новом наряде он стал похож на знатного дворянина, приехавшего с визитом в провинцию. Он тщательно копировал манеры великого князя, да и роли других знаменитых аристократов мог сыграть без труда. Пожилой портной с нескрываемым восхищением смотрел на клиента, который непринуждённо извлёк из портмоне пачку крупных купюр и заплатил, не требуя сдачи.

Савин был счастлив. Но валявшаяся на полу скромная одежда, полученная от Веры, напоминала ему, кем он был совсем недавно — беглым арестантом, преступником. Савин с раздражением отпихнул ногой убогие тряпки. Не ему, человеку с редкими талантами, носить такое!

В обувной мастерской он присмотрел пару дорогих сапог, сшитых на европейский манер. Корнет придавал обуви огромное значение. Он считал, что хорошие сапоги подчёркивают респектабельность хозяина, служат своего рода визитной карточкой в обществе. Приказчик обувного магазина тоже получил несколько рублёвых купюр и угодливо улыбнулся щедрому покупателю, не жалевшему денег на красоту.

Оценив свою внешность, Савин заметил, что ему не хватает красивой стрижки, которая окончательно изменила бы его облик. В самую дорогую цирюльню города он вошёл с видом столичного аристократа, привыкшего к самому лучшему обслуживанию. Увидев богато одетого гостя, хозяин тотчас оставил свои дела и учтиво поклонился:

— Чего изволите, ваше превосходительство?

Савин стряхнул невидимую пыль с нового сюртука и посмотрелся в зеркало.

— Желаю подстричься. Подберите мне что-нибудь изящное, на ваш манер. Как у нас, в Петербурге, сможете?

Парикмахер услужливо кивнул и принялся за работу. Вскоре к парадному виду корнета добавилась модная стрижка «а-ля Капуль». Несмотря на молодость и худобу, корнет стал выглядеть солиднее. Парикмахер предложил одеколон, но Савин поднял указательный палец вверх.

— Французскими, пожалуйста!

Парикмахер вытащил из шкафчика красивый флакон, который предназначался исключительно для губернатора. Савин одобрительно кивнул и с удовольствием подставил волосы под облачко изысканного аромата.

Осмотрев себя в трёхстворчатом зеркале, корнет убедился, что теперь его положению ничего не угрожает. Самый наблюдательный жандарм не узнает в элегантном господине беглого арестанта. Узнав у парикмахера, в каком ресторане обычно обедает местная знать, корнет тотчас отправился туда на извозчике.

День был по-летнему тёплым. Солнечный свет переливался на шёлковом сюртуке Савина, и он с гордостью смотрел на прохожих, завистливо оглядывающихся вслед молодому щёголю.

Ответив на поклон лакея милостивым кивком, Савин неторопливо вошёл в просторный ресторан с уютным внутренним двориком. За столами, накрытыми белоснежными скатертями, сидели несколько дам с кавалерами. Были и одинокие мужчины, одетые весьма прилично. Они с удивлённым восхищением смотрели на Савина, который выглядел слишком необычно для провинциального города. Публика зашепталась, официанты, переглядываясь, подталкивали друг друга локтями: «Похоже, столичная пташка, наверное, денег полные карманы!»

Савин прошёл за свободный столик, сел, закинув ногу на ногу, и заскользил взглядом по посетителям. На его лице было любезное выражение, но глаза цепко выхватывали мельчайшие детали. Официант подскочил к дорогому гостю, услужливо поклонился и с почтительной улыбкой протянул меню.

Зная манеры важных лиц, корнет нарочно достал крупную купюру и протянул её официанту. От неожиданности тот выпучил глаза и замер с открытым ртом.

— Знаешь меня? — спросил Николай, лукаво прищурившись.

Он смотрел на официанта с горделивым превосходством, словно начальник жандармерии или генерал.

Пока официант перебирал в памяти всех высокопоставленных лиц, Савин раскрыл меню, сохраняя на лице высокомерно-деловитое выражение.

Официант ответил испуганным полушёпотом:

— Никак нет, ваше высокопревосходительство, — и тут же добавил, — но отныне не нахожу себе места от снедающего меня любопытства.

Савин изумлённо поднял правую бровь и проговорил, аккуратно прикрыв рот рукой, словно сообщал важный пароль:

— Меня зовут граф де Тулуз-Лотрек. Запомни!

При этом он грозно сверкнул глазами. Официант понимающе закивал, повторяя про себя имя почтенного посетителя.

— Как же, как же. Будьте покойны, теперь я навеки запечатлел в своей памяти сие благородное имя, — благоговейно прошептал официант, тоже прикрывая рот рукой.

Корнет полистал меню и сделал скучающее лицо, как будто не нашёл ничего привлекательного для себя.

— А скажи, милейший, есть ли в вашем городе невесты? Я, знаешь ли, езжу по России в поисках достойной супруги.

Официант широко улыбнулся. Наконец-то он может оказаться полезным графу! Согнувшись к уху Савина, он забормотал заговорщическим тоном:

— Как же, как же, ваше сиятельство! Этого добра у нас, извините за выражение, как собак нерезаных.

С опаской оглянувшись на посетителей, официант стал скороговоркой перечислять наиболее выгодных здешних невест. Савин поднял меню и прикрыл себя и официанта от любопытных глаз.

Под конец подробного доклада официант вкрадчиво добавил:

— Но самая завидная, пожалуй, губернаторская дочка. Кожа — чистый персик, губы как вишенки спелые, щёчки — наливные яблочки. Просто не невеста, а…

— Фруктовая лавка, я понял, — усмехнулся корнет.

Официант не спускал с него преданных глаз, в которых дрожали беспокойные искры.

— Но где же я могу её увидеть?

Официант понимающе закивал:

— Как же, как же! Генерал-губернатор Николай Мартынович без дочки жить не может. Всюду таскает Наталью с собой, не отпускает, будто вожжи. А по пятницам завсегда в театр её выводит.

Савин довольно ухмыльнулся. В который раз жизнь приводит его в театр! И всегда получается, что там осуществляются все заветные желания и планы.

— Что ж… Театр я люблю. Только попрошу тебя помочь мне ещё кое в чём.

С этими словами корнет захлопнул меню так резко, что официант вздрогнул и отскочил, словно от удара.

Зал тонул в ярком свете трёх гигантских люстр. Разодетые дамы и господа в парадных фраках восседали в ложах. Публика собралась для обычного развлечения — новой французской драмы. Савин, прибывший к самому началу спектакля, отыскал глазами губернаторскую ложу, чтобы устроиться напротив и привлечь к себе внимание.

Губернатор, солидный грузный мужчина, был не один, а с дочерью Натальей, одетой по здешней моде — с преувеличенной роскошью, чтобы наряд демонстрировал богатство и неприступность хозяйки. Но даже показное великолепие не могло затмить природной красоты девушки. Официант не солгал — точёными чертами лица и безупречной фигурой Наталья напоминала статуи античных богинь.

Савин довольно подкрутил усики и прошёл в заранее выкупленную ложу с чопорным видом, какой принимал великий князь Николай Константинович в торжественных ситуациях. Официант, сидевший в партере неподалёку от губернатора, сразу приметил графа и издали поклонился ему. Но Савин сделал вид, что не замечает его. Тогда официант вскочил с места и принялся восторженно махать руками.

— Это же сам граф де Тулуз-Лотрек! Граф Лотрек! — закричал официант.

Благородные дамы и господа недоумённо повернулись в сторону графа. Все с явным любопытством рассматривали привлекательного молодого человека.

Официант не унимался и продолжал восхищаться:

— Вы видели? Собственной персоной! Это сенсация! Граф Тулуз-Лотрек! Подумать только!

Он что было сил захлопал в ладоши, не переставая восторженно улыбаться.

Наконец Савин приметил старания официанта и с достоинством поклонился публике. Публика внимательно рассматривала Савина. Ничего не зная о нём, люди стали аплодировать графу — на всякий случай, может быть, действительно, знаменитая персона! Сначала аплодисменты были сдержанными, но постепенно зазвучали громко, словно зал приветствовал знаменитого артиста.

Савин вёл себя как талантливый актёр, играющий роль аристократа. Стараясь соответствовать своему образу, он почтительно улыбнулся, приподнялся и снова кивнул публике в знак дружеского расположения. В зале разразилась настоящая овация. Некоторые особо впечатлительные зрители вскочили с мест и аплодировали стоя, осознав, какое счастье им выпало — приветствовать самого графа де Тулуз-Лотрека!

Савин помахал зрителям рукой, чтобы те успокоились, затем повернулся к недоумевающему губернатору и почтительно поклонился ему. Губернатор сглотнул слюну от неожиданности и замешкался. Никто из многочисленных помощников не предупредил его о визите графа. Поэтому он сдержанно улыбнулся и кивнул, чтобы не показаться неучтивым.

Савин с улыбкой взглянул на прекрасную Наталью и галантно поклонился ей. В ответ губернаторская дочь пожала плечами и отвернулась. Её прекрасное лицо осталось холодно-равнодушным. «Неприступная крепость? — усмехнувшись про себя, подумал Николай. — Такую даже интереснее атаковать!»

Вскоре свет в зале погас, началось представление. Савин сел, приняв задумчивую позу. Ему нестерпимо хотелось оказаться поближе к губернатору, чтобы осуществить свои планы.

— Граф де Лотрек! Вы видели? — ещё раз выкрикнул официант из темноты, словно не в силах сдержать восхищение.

Но зрители неодобрительно зашикали на него. Савин усмехнулся простоте официанта. Как кстати подвернулся этот восторженный тип! С его лёгкой руки самозванному графу обеспечена известность в городе. Завтра о нём будет судачить весь Тамбов.

Наутро, получив от губернатора приглашение, Савин немедленно отправился в цветочный магазин и выбрал самый шикарный букет в корзинке. Чудесный подарок для Натальи! Корнет снова посетил цирюльню, где его лицо идеально выбрили, а волосы уложили наилучшей французской помадой. Для визита Савин выбрал чёрный атласный фрак и заказал извозчика с лакированным фаэтоном.

Дом губернатора Гартинга находился в самом центре города. Роскошный особняк с аллеей из высоких кипарисов демонстрировал пристрастие губернатора к английской аристократической моде. Мраморное крыльцо украшали колонны, а по бокам от входа возвышались две статуи атлантов.

Лакей в расшитой галунами ливрее распахнул дверь перед Савиным и поклонился:

— Милости просим, ваше сиятельство! Господин генерал ожидает.

Николай Мартынович самолично вышел в переднюю, чтобы встретить графа. Он был уверен, что господин Тулуз-Лотрек прибыл из-за границы с какой-то важной миссией. Эту версию со слов Савина уже распространил по городу официант.

— Господин Лотрек, рад приветствовать! Спасибо, что откликнулись на приглашение, — радушно проговорил губернатор, приветственно протягивая руки к гостю.

— Это большая честь для меня, — сдержанно отозвался Савин, украдкой разглядывая убранство дома.

Атласные обои, паркет из розового дерева, английская мебель по новой моде — да, генерал-губернатор Тамбова жил не хуже столичных аристократов! Савин постарался придать своему лицу расслабленно-благодушное выражение. Пусть видят, что графа Тулуз-Лотрека никакой роскошью не удивить.

Губернатор расплылся в улыбке и крепко пожал руку Савина. Показав на огромную корзину цветов, которую держал рассыльный из магазина, он шутливо спросил:

— Это мне?

Гартинг рассмеялся над собственной шуткой. Савин слегка усмехнулся:

— Нет, что вы! Это было бы нарушением правил этикета. Я осмелился заказать цветы для вашей прелестной дочери. Надеюсь, она составит нам компанию?

С этими словами Николай взглянул губернатору прямо в глаза, рассчитывая увидеть в них ответ. Но Гартинг с сожалением пожал плечами.

— Я тоже надеюсь… — растерянно ответил Николай Мартынович. — Но она, к сожалению, приболела. А цветы ей обязательно передадут.

Слуга принял корзину с цветами от рассыльного и удалился во внутренние покои. Губернатор повёл графа по дому, показывая по пути картины, экзотические растения в вазонах и развешанное по стенам старинное оружие. Гартинг держался скованно, поскольку до сих пор толком не знал, кто такой граф де Лотрек и зачем он явился в Тамбов.

Савин внимательно осматривал комнаты, стараясь приметить все важные детали. Как опытный посетитель светских салонов, он заметил, что губернатор склонен к роскоши и изяществу, любит коньяк и игру в нарды.

В большой гостиной, несмотря на дневное время, горело множество свечей. На столе сверкала белизной муслиновая скатерть. Окна, ведущие в сад, были распахнуты, и в комнаты лилась упоительная прохлада последнего дня весны.

— Что привело вас в нашу скромную губернию? — учтиво спросил губернатор, стараясь не выдать голосом своего волнения.

— Так ли уж скромную? — усмехнулся Савин.

Он выразительно посмотрел на золочёный столовый сервиз на столе и огромную вазу из оникса.

— Слава о вашем правлении давно вышла за пределы вверенной вам территории, — многозначительно произнёс гость.

— Вот как? — губернатор озадаченно перевёл взгляд с сервиза на графа.

— В Петербурге только и разговоров, что о генерал-губернаторе Гартинге, — выразительно произнёс Савин.

Губернатор расплылся в самодовольной улыбке и открыл перед графом дверь в столовую. Там суетились слуги, расставляя на столе приборы. Савин понял, что обед ожидается знатный, и рот его наполнился слюной от заманчивого запаха жареного.

Окна столовой выходили на широкую террасу, ведущую в сад. Через боковое окно Савин заметил тень, мелькнувшую между деревьями. Вглядевшись, он узнал Наталью. Девушка неторопливо шла по аллее с книгой в руке. Она совершенно не выглядела больной. Значит, нарочно избегает встречи с «графом»! Наталья, видимо, предпочитала наслаждаться чтением в саду, под лучами ласкового солнца. С каким удовольствием Николай составил бы ей компанию, но его замысел требовал выдержки.

Он быстро взглянул на губернатора. Занятый мыслями о своей персоне, тот не замечал, с каким интересом гость наблюдает за его дочерью.

— Приятно слышать! Потому что, знаете ли, наша служба — тяжкое бремя. Столько забот, бдений. Одни революционеры чего стоят, — важно проговорил Гартинг, вытирая толстый затылок вышитым платком.

— Да что вы? Они и сюда добрались? — воскликнул Савин, подходя к обеденному столу вместе с губернатором.

— Говорят, они повсюду. Только разыскать пока не можем, — отозвался губернатор, обречённо разводя руками. — Но скоро ждём из Петербурга знаменитого сыщика, господина Путилина. Уж он-то раздавит гадину!

Губернатор сжал кулак и уже занёс его над столом, но сдержался.

— Путилина? Ивана Дмитриевича? — улыбнулся граф. — Я с ним знаком. Большой, знаете ли, профессионал. И человек приятный.

Говоря это, Савин вспомнил первый удар кнутом по спине, который получил на допросе именно от Путилина. От этой мысли по коже невольно пробежали мурашки. И он тут же подумал, что надо в лепёшку разбиться, а поквитаться с негодяем сыщиком!

— Передам ему поклон от вас по прибытии. Прошу, — губернатор любезно указал гостю на почётное место за обеденным столом.

— Прошу прощения. Я бы сперва отлучился в уборную.

Савину совсем не хотелось продолжать скучную беседу, в то время как прелестная Наталья гуляет одна в тенистом саду. Он сгорал от желания поближе познакомиться с девушкой и произвести на неё приятное впечатление.

— Конечно, конечно, — понимающе кивая, сказал губернатор.

Желание графа оказалось весьма кстати. Губернатор хотелотдать распоряжения слугам, чтобы гость получил полное удовольствие от визита. Указав графу нужную дверь, Гартинг поспешил в коридор — поговорить со своим дворецким. Едва он вышел, Савин немедленно отравился в сад.

Вековые деревья, насаженные ещё при дедушке нынешнего губернатора, создавали прохладную зелёную завесу над дорожками. Подстриженные кусты и цветущая розовая аллея дополняли картину безмятежной роскоши. Савин невольно замечтался, представляя себя среди этой красоты в объятиях прелестной Натальи. Узкая тропинка вела к жасминовой аллее. Там, задумавшись с книгой в руках, сидела на скамейке Наталья.

Савин уверенно свернул и пошёл напрямик между кустами, сокращая путь. Времени у него было в обрез, нужно успеть заинтересовать девушку и достичь нужного эффекта. У корнета был немалый опыт общения с благородными девицами, он знал, как им понравиться. Девушки любят романтические сюрпризы!

Незаметно пробравшись к скамье, Савин спрятался за кустом, словно мальчишка. Затем, зажмурившись, он принялся насвистывать, искусно изображая пение соловья.

Наталья прервала чтение и обернулась на звук. Савин тут же затих. Удивлённо пожав плечами, девушка вернулась к чтению. Выждав пару минут, Савин снова засвистел громче прежнего. Девушка оторвалась от книги. Задумчиво посмотрела на верхушки старых деревьев, купавшихся в лучах солнца, и прикрыла глаза, наслаждаясь изысканной трелью. Ей вспомнилась деревня, где она отдыхала с папенькой у реки. Это было так душевно…

Позабавив девушку соловьиными трелями, Савин осторожно выбрался из укрытия и обошёл скамью сзади, пока Наталья ничего не заподозрила.

— Наталья Николаевна, позвольте представиться… — Савин вежливо поклонился, сделав изящный жест.

От неожиданности Наталья испуганно открыла глаза и вздрогнула, так что книга выпала из её белоснежных рук.

— Вы что себе позволяете? — с негодованием воскликнула девушка.

— Быть может, вы забыли меня. Мы уже виделись в театре. Я — граф де Тулуз-Лотрек, — продолжал Савин, словно не замечая волнения девушки.

Наталья, не привыкшая к такому поведению кавалеров, взглянула на него с гневом. Лицо её приняло суровое выражение.

— Сударь, мне совершенно не интересно ваше общество, — холодно произнесла девушка.

Её голубые глаза сверкали негодованием. Она резко встала и, не подняв с земли книги, устремилась по тропинке прочь. Девушка явно показывала, что не желает разговаривать со столь наглым типом.

Савин подобрал книгу и бросился вслед за Натальей. Резким движением он схватил её за руку, словно девушка уже безраздельно принадлежала ему.

— Наталья Николаевна, я влюблён в вас без памяти, влюблён с самого первого взгляда, — воскликнул Николай, глядя девушке в глаза с неприкрытой страстью.

— Отпустите меня! — крикнула Наталья, пытаясь вырваться.

Савин послушно отпустил её и заговорил жарким полушёпотом:

— Поедемте со мной в Париж, умоляю вас!

— С такими манерами, сударь, я даже до собственного крыльца с вами не пойду! — презрительно ответила Наталья.

Она чувствовала невероятное раздражение, оттого что не могла достойно противостоять этому самоуверенному наглецу. Дочь губернатора не привыкла к подобным выходкам и не представляла, как вести себя с кавалером, дерзко идущим наперекор этикету и правилам приличия. Девушка поспешила прочь от графа, но он упорно следовал за ней. Неприступность Натальи не огорчала Савина. Ему казалось, что губернаторская дочка просто слишком высокого мнения о себе.

«Ломается, как институтка на первом балу. Однако же я укрощу тебя, голубушка!» — думал он.

Желание завоевать Наталью было для него сейчас не просто частью намеченного плана, а азартной целью. Это как игра в вист, когда на кон поставлена огромная сумма.

— Наталья, постойте же! — умоляюще воскликнул он и попытался обнять её за талию.

— Хам! Я сейчас закричу! — задохнувшись от гнева, сдавленно проговорила Наталья.

Девушка настолько потеряла контроль над собой, что испугалась собственной ярости. Ей казалось, что сейчас этот бесстыдник набросится на неё, и тогда… Что будет тогда? Страшно даже представить столь неловкий момент.

Савин даже мысли не допускал, что может не нравиться Наталье. Он полагал, что голубоглазая красавица всего-навсего играет с ним, как все разбалованные девицы из знатных семейств. Корнет не пошёл за ней дальше и, оглядевшись по сторонам, направился обратно к дому. Пора было вернуться к столу, чтобы не вызвать подозрений.

— Что за город такой, не бабы, а сплошные кобылицы! — с досадой воскликнул он.

Савин посмотрел на книгу, которую до сих пор держал в руке, и с презрением отбросил её в кусты. Ему показалось, именно содержание этого романа сделало девушку настолько чёрствой, что она возвела вокруг себя недосягаемую стену из благородных манер.

Занятый своими мыслями, Савин не заметил за кованой оградой сада тёмную женскую фигуру. Это была Вера. Спрятавшись за кустом жимолости, революционерка наблюдала за всем, что происходило в саду, и напряжённо вглядывалась в лицо корнета. Вера пыталась понять, что он чувствует и почему ведёт себя так.

Когда Савин бежал за губернаторской дочкой, Вера с невольной ревностью закусила губу. Ей хотелось закричать ему вслед что-нибудь оскорбительное, но она сдержалась. Его напыщенный вид и дорогой костюм ясно показывали, на какие нужды «главный» потратил партийные деньги.

«И ради чего? Чтобы понравиться сумасбродной дочке губернатора? Предатель!» — думала про себя Вера.

Нахмурив брови, она размышляла, как разоблачить негодяя. Сегодня всё станет на места! Этот проходимец ответит за свой бессовестный обман, и бразды правления снова вернутся к ней. Теперь товарищи узнают, кто такой этот… мерзавец. Вера чувствовала одновременно разочарование, гнев и обиду.

Савин с лёгким пренебрежением смотрел на подпольщиков, собравшихся в той же избе, где он впервые их встретил. Простота и наивность этих людей вызывали у него усмешку. Вера намеренно собрала товарищей для прочистки его «предательской натуры», и революционеры смотрели на Савина враждебно, легко поверив доводам своей пылкой предводительницы.

Восседавший на стареньком стуле в дорогом чёрном сюртуке и лакированных сапожках Савин выглядел настоящим столичным щёголем. Его аккуратно уложенные волосы, гладко выбритое лицо и запах французского одеколона вызвали не только подозрение, но и возмущение у тех, кто доверчиво уступил ему власть и партийные деньги.

Вера стояла перед Савиным с таким суровым видом, будто объявляла ему приговор. Молчаливая поддержка товарищей придавала ей силы. Девушка с недоумением осознавала, что этот нахал даже не думает извиняться.

— Друзья, вы только посмотрите на эту буржуйскую морду! Где деньги, которые я вам передала? Отвечайте немедленно! — гневно воскликнула она.

Савин уставился в пол, нарочно опустив голову, словно изучал старые прогнившие доски. Он ждал, когда Вера выпустит пар, чтобы нанести ей сокрушительный ответный удар.

Девушка посмотрела на товарищей и подняла правую руку вверх:

— Кто за то, чтобы доложить об этом наглеце в главный комитет и отстранить его от управления ячейкой, поднимите руки!

Даже не глядя на подпольщиков, Савин понимал, что они разгневаны до предела. Одного слова сейчас достаточно, чтобы они забыли об осторожности и пристрелили его. Но он терпеливо сохранял молчание. Ещё не время вмешиваться…

Юноша Степан, стоявший рядом с Верой, первым вскинул руку.

— У нас даже губернатор не позволяет себе так одеваться! — с яростью вскричал он.

Глаза Степана горели возмущением. Казалось, он готов прямо сейчас наброситься на обманщика и задать ему трёпку.

Товарищи все как один подняли руки. Савин не поднимал взгляда, продолжая любоваться носками своих сверкающих сапог. Как нелепо они выглядели в нищенском убранстве этой комнаты, куда его забросила своенравная судьба!

— Спасибо, товарищи, за поддержку. Я сейчас же отправлю телеграмму, — сказала Вера.

Не желая больше общаться с предателем, она повернулась к нему спиной.

Корнет вскинул глаза на угрюмые лица и медленно, словно в театре, захлопал в ладоши. Его лицо светилось от удовольствия. Больше всего он любил моменты, когда его искусство поражать публику находило себе применение. Он встал и вплотную подошёл к Вере. От неожиданности она открыла рот, но не знала, что сказать.

— Отличное выступление, Вера Ивановна. Можно теперь я?

— Последнее слово? Пожалуйста! — гордо произнесла Вера, отступая на шаг.

На лице её отразилось удивление. Что ещё выдумал этот мошенник?

Савин холодно оглядел присутствующих, вальяжно поправил воротник и посмотрел на свою стройную тень, пересекавшую стену напротив. Выдержав эффектную паузу, он взглянул в лицо каждому из подпольщиков. Некоторые отводили глаза, чтобы не проявить лишнего неодобрения. Кто знает, чем обернётся эта странная история!

— Товарищи! Всё, что сказала сейчас Вера Ивановна — чистая правда.

Люди единодушно загудели, выражая негодование. Савин уверенно поднял палец правой руки, призывая всех к молчанию.

— Вы обещали дать мне слово, — он снова сделал паузу, чтобы подогреть интерес товарищей. — Так вот, Вера Ивановна забыла упомянуть, что вчера я был на приёме у губернатора. Сватался к его дочери.

Мужчины вновь обеспокоенно загудели. Но все понимали, что за этими словами кроется некая хитрость. Не может человек так нагло сознаваться в предательстве. Выходит, он задумал что-то полезное для общего дела?

Вера вскочила и суетливо замахала руками. Она что-то крикнула, пытаясь остановить Савина, но её никто не слушал. Корнет поднял руку, чтобы продолжить. Гул голосов немедленно стих.

— Товарищи, я получил телеграмму, — многозначительно произнёс Николай и обвёл всех таинственным взором. — Центр поставил передо мной задачу. И для её выполнения мне нужно внедриться в высший свет Тамбова.

— Что вы врёте? Какая ещё задача? — растерянно воскликнула Вера.

Она не ожидала такого поворота. Савин даже не обернулся к ней и спокойно произнёс то, о чём все боялись даже подумать:

— Убийство губернатора.

В комнате повисла мёртвая тишина. Савин почувствовал, как дух победителя вновь разливается по его жилам. Такие моменты он обожал больше всего. Какая безумная радость — пускать в ход своё прирождённое хитроумие и видеть, что оно действует на людей!

— Я лично назначен выполнить это поручение, — добавил Николай и наконец посмотрел на Веру в упор.

— И где же эта телеграмма? Покажите немедленно! — крикнула Вера.

Она не верила ни единому слову этого разодетого мошенника.

— Сударыня, такие телеграммы сразу же уничтожаются. Вам ли не знать об этом? — презрительно возразил корнет.

Он чувствовал невероятное удовольствие, видя, как расстроена и разочарована Вера. Жалкая, наивная глупышка!

— Вот-вот! Вы меня не слушали, а я вам сразу говорил, — воскликнул Степан и радостно захлопал в ладоши.

Юноша быстро подошёл к Савину и крепко пожал ему руку.

— Товарищ, вы наш вожак! — воскликнул юноша. — Я так рад, что работаю с вами плечом к плечу! Возьмите меня, пожалуйста, с собой на дело!

Глаза Степана сверкали жаждой действия. Мужчины, ещё недавно смотревшие на Савина с недоверием, совсем забыли о Вере. Её разоблачение потеряло смысл. Новый руководитель казался всем героем, которого так не хватало ячейке для сплочения и уверенности. Люди поднялись с мест и окружили Савина, чтобы расспросить о подробностях задания. Доверие, оказанное этому человеку главным центром, подействовало как гипноз.

Веру мучили отчаяние и стыд. В её голове снова и снова повторялась унизительная мысль: «Как же я могла так плохо думать о нём?» На глаза накатили слёзы, но девушка сдержалась и стояла молча, глядя в пол.

— Товарищи, не так скоро, — Савин вновь поднял руку вверх, чтобы унять шум. — Предстоит большая подготовительная работа. Нам нужно много взрывчатки. Все силы сейчас нужно бросить на сбор средств.

Революционер с бородкой, носивший подпольную кличку Шацкий, удивлённо посмотрел на вожака и спросил:

— А куда мы будем закладывать взрывчатку?

Савин расправил плечи и торжественно, словно с театральной сцены, произнёс:

— Я взорву дом губернатора вместе с ним и всей местной знатью. Тамбов станет первым городом, управлять которым будут рабочие и крестьяне!

Мужчины восторженно зашумели. Какая невиданная смелость! Задуманное казалось реальным и неизбежным. Всех охватила гордость.

На радостях Степан выхватил из кармана Шацкого пистолет и выстрелил в потолок, внезапно оглушив всех.

— Ура!!! — заорал он что есть мочи.

Грохот выстрела был настолько неожиданным, что некоторые революционеры упали на пол, прикрыв головы руками.

— Быстро, уходим отсюда, — прошипел недовольный Савин.

Под общий гомон все бросились к двери и один за другим покинули избу.

В гостиной губернатора продолжалось веселье. Хозяин дома, развалившись в широком кресле, наслаждался наливкой под звуки фортепиано, на котором играла прекрасная Наталья. Гартинг чувствовал полное удовлетворение жизнью, когда милая дочь развлекала его игрой.

Дверь в гостиную резко отворилась, и перед губернатором предстал взволнованный граф. Вид у него был такой, словно в городе случился пожар. Губернатор приподнялся и удивлённо спросил:

— Господин Лотрек? Чем обязаны?

Отдышавшись, граф поклонился в ответ, перевёл взгляд на неподвижно сидящую Наталью и произнёс так, будто говорил о главном событии своей жизни:

— Слава богу, вы оба здесь. Николай Мартынович, я прошу руки вашей дочери.

Не ожидая подобных слов, Наталья взвизгнула и испуганно посмотрела на папеньку. От изумления губернатор плюхнулся назад в кресло и растерянно уставился на графа:

— Это так… неожиданно!

Савин подошёл ближе и заговорил бархатным голосом, искусно играя тембром, как настоящий актёр:

— Понимаю. Сам впервые в такой ситуации. Но ваша дочь… похитила моё сердце. А без него, сами знаете, жить никак нельзя!

Губернатор почувствовал, что великолепный день преподносит ему новый приятный сюрприз. Предложение графа — весьма удачный вариант, который поможет ему усмирить злые языки. Он задумался, мысленно просчитывая все последующие выгоды такого союза. Благодаря родству с графом он приобретёт признание в столице. И во всём Тамбове не будет более значительной фигуры, чем семейство Гартингов.

Не дожидаясь ответа папаши, Савин опустился перед Натальей на одно колено и достал из жилетного кармана маленькую коробочку.

— Наталья Николаевна! — проникновенным голосом воскликнул мнимый граф. — Я верю, что нас свела божественная рука судьбы! Так будьте же моей женой!

Он открыл коробочку, отделанную изнутри розовым шёлком, и вынул из неё бриллиантовое кольцо. Глаза Натальи засияли при виде изысканного украшения, но она тотчас опомнилась и демонстративно отвернулась.

— Послушайте, граф де Лотрек! — презрительно произнесла Наталья. — Я вам не какая-то парижская мадмуазель! Я за первого встречного не выйду!

Ответ дочери заставил губернатора вскочить с кресла с такой прыткостью, словно ему снова стало двадцать лет. Возмущённо пыхтя, он подскочил к Наталье.

— Что-о-о-о? — заорал губернатор, вне себя от гнева.

В его планы совсем не входило упрямство дочери. От былой мягкости и степенности любящего папеньки не осталось и следа. Гартинг мгновенно переключился на свою главную роль — самодура-губернатора, не терпящего возражений от подчинённых.

Не смотря на отца, Наталья пожала плечами и жеманно ответила:

— Папенька, я так решила.

— А я решил иначе! — вскричал губернатор, багровея от гнева.

Наклонившись к дочери, Николай Мартынович прошипел ей на ухо:

— Дура! Если графу откажешь, кто к тебе потом свататься пойдет? Папа римский?

Наталья печально посмотрела на отца и капризно скривила губы:

— Но я не люблю его.

— Да у него денег поди столько, что вмиг полюбишь, — прошептал губернатор, хитро подмигивая дочери.

Не дождавшись ответа Натальи, губернатор повернулся к графу, по-прежнему стоящему на одном колене, и учтиво поднял его за локоть.

— Извините моей дочери несдержанность речи, — любезно проговорил Гартинг. — Мы, конечно же, согласны и премного благодарны за такую честь.

Обернувшись к дочке, он сказал мягким, но не терпящим возражений тоном:

— Наталья, прими кольцо!

Надув губы, словно маленький ребёнок, Наталья обиженно посмотрела на отца и сделала несколько шагов к графу. Не глядя ему в глаза, она почти вырвала бриллиантовое кольцо из его рук и вернулась к роялю.

Губернатор облегчённо вздохнул, будто с его плеч свалилась непосильная ноша.

— Вот и славно! А теперь, граф, прошу в кабинет, — любезно промолвил он, показывая на дверь, ведущую в соседнюю комнату. — Обсудим детали в мужском кругу. Или, как говорят у вас во Франции, тет-а-тет.

Губернатор взял Савина под локоть и подмигнул ему. «Ну, вот, кажется, дело слажено!» — внутренне усмехаясь, подумал корнет.

В просторном губернаторском кабинете пахло дорогим табаком и свежесваренным кофе. Довольно напевая себе под нос, Николай Мартынович открыл стеклянный шкафчик, вынул оттуда хрустальный графин с настойкой и пару изящных рюмок.

Савин проговорил торжественным тоном:

— Благодарю, Николай Мартынович, за доверие! Я предвкушаю счастливое время, когда мы с Натальей переберёмся в моё имение в Бургундии.

От неожиданности губернатор перестал напевать и пролил немного настойки на стол. Он с удивлением поднял глаза на графа.

— Зачем же так далеко? Оставайтесь у нас! — воскликнул губернатор, указывая рукой на пышный сад за окном. — Ну чем Тамбов хуже Бургундии?

— Город прекрасен, спору нет, — согласно кивнул Савин. — Но у меня на родине — предприятия, родовые земли.

Граф поднял вверх брови, словно сетуя на горькую необходимость заниматься делами. Губернатор мгновенно оживился и по-хозяйски расправил плечи:

— Так это мы и здесь устроим!

Подойдя к графу, Гартинг с улыбкой обнял его за плечи:

— Земли пожалую, сколько захотите. Мануфактуру возведём такую, что не только в Бургундии — в самой Пензе обзавидуются! — его глаза горели искренней радостью, будто перед ними уже красовались замечательные предприятия зятя.

С этими словами губернатор протянул графу рюмку, доверху налитую вишнёвой настойкой.

Чувствуя, что рыба крепко сидит на крючке, Савин продолжил играть:

— Понимаю, что вам нелегко прощаться с дочерью, но это слишком щедро.

Слегка отстранившись от губернатора, гость твёрдо произнёс:

— Так что я не могу принять вашего предложения, простите.

— Обижаете, граф! — воскликнул Николай Мартынович, снова хватая будущего зятя за плечи. — Мы же с вами родные люди! Ну?

Он искательно заглянул Савину в глаза. Тот улыбнулся с напускной усталостью, словно обдумывал решение. Выдержал паузу, считая в уме до двадцати, потом одобрительно кивнул.

— Что ж… Хорошо, воля ваша.

Губернатор победно засмеялся, чокнулся с графом рюмкой и выпил наливку залпом, радуясь тому, что всё будет по его желанию. Теперь можно закатить такую свадьбу, что из самого Петербурга гости приедут!

Савин задумчиво огляделся и продолжил прежним деловитым тоном:

— Но давайте для порядка зачтём это как приданое.

Вопросительно посмотрев на будущего тестя, граф добавил непринуждённым тоном:

— И лучше бы получить в ассигнациях, чтобы сразу пустить в оборот.

Счастливый и воодушевлённый губернатор даже не думал возражать.

— Конечно! — радостно вскрикнул он. — На приёме в честь вашей помолвки я вам с превеликим удовольствием выдам ассигнование.

Губернатор снова наполнил рюмки настойкой и, чокнувшись с гостем, предложил выпить за новый проект. Он был несказанно доволен тем, что сумел склонить на свою сторону благородного графа. Теперь его семейство ждёт полный расцвет и слава!

В летний день из-за жары дверь в банк была распахнута настежь. Каждый занимался своим делом — кассир стучал костяшками счётов, клерки переписывали документы, клиенты ждали своей очереди, стоя у окошечка с золочёной надписью «Касса».

Неожиданно тишину и спокойствие прервали люди, стремительно ворвавшиеся внутрь. Их было трое — двое мужчин и стройная девушка в тёмно-синем платье. Лица грабителей были скрыты масками. Один из бандитов немедленно пальнул в потолок. Перепуганные клиенты и работники банка с визгом шарахнулись к стенам.

Юноша с винтовкой в руках остался у входа, предупреждая попытки к бегству. Бандит, под маской которого виднелась короткая борода, придвинулся к кассиру и направил на него револьвер. Тот покорно поднял вверх дрожащие руки. Пенсне упало с носа кассира и повисло на шнурке. Лицо пожилого кассира было смертельно бледным, губы посинели, как бывает при сердечном приступе.

Девушка в маске бросила на стойку ридикюль и коротко приказала кассиру:

— Всё, что есть, сюда!

Тот послушно выдвинул ящик и принялся складывать в сумку всё его содержимое: бумаги, чернильницу, печать.

— Ты что делаешь? — злобно прошипела грабительница.

— Но вы же сказали… всё, что есть, — жалобно прошептал кассир.

— Я про деньги говорю! — гневно вскричала девушка. — Деньги складывай!

Кассир дрожащими руками вынимал из ящика аккуратные пачки купюр. Денег было достаточно, чтобы ридикюль быстро заполнился доверху. Девушка не сводила глаз с кассира, мысленно пересчитывая стоимость награбленного. Для первого раза улов оказался приличным.

Юноша, охранявший двери, заметно нервничал, то и дело перекладывал винтовку из одной руки в другую. Казалось, он вот-вот случайно нажмёт на спусковой крючок. Парень что-то бормотал себе под нос, поминутно оглядываясь на улицу за спиной. В конце концов нервы его сдали, и он отчаянно завопил:

— Быстрее же, ну, быстрее! Нас сейчас сцапают!

— Это всё, — дрожащим голосом пробормотал кассир.

Бандит с бородой приказал ему:

— Чернила свои вытащи!

Кассир покорно вынул из ридикюля чернильницу, печать и бумаги. Девушка захлопнула сумку, резко щёлкнув замочком. Испуганные посетители прижались кто к стене, кто к стойке — им показалось, что кто-то из грабителей выстрелил.

Юноша бросился бежать, за ним поспешил грабитель с бородой. Не оглядываясь назад, он выскочил за порог банка. Последней рванула девушка. Но не успела она сделать и трёх шагов, как одна из посетительниц, пожилая дама, со всей силы ударила её по затылку ручкой зонта.

— Ай! Ты совсем сдурела? — вскрикнула девушка, оборачиваясь к нападавшей.

— Ты мои деньги украла, мерзавка! — завопила разъярённая старуха.

— Это деньги банка, — сердито пробормотала грабительница. — Он наживается на бедняках!

Но старуха снова ударила её тяжёлым металлическим зонтом — на этот раз в висок. В глазах у девушки помутилось. Старая дама вновь занесла зонт. Но тут в банк вернулся молодой грабитель. Он направил на старуху винтовку, и та в страхе отпрянула.

— Бежим! Городовой на углу! — крикнул грабитель и, схватив девушку за руку, потащил за собой.

Очнувшись от шока, люди в банковском зале запричитали, один из них заорал во всё горло:

— Полиция, полиция, нас грабят!

Но троица грабителей уже скрылась из виду.

В квартире Веры, всегда такой чистой и аккуратной, царил страшный беспорядок. Вперемешку с обувью на полу валялись чёрные маски, винтовка, револьвер. Стена прихожей была в красных пятнах. Вера едва держалась на ногах. Степан и Шацкий с трудом довели её до кровати. С головы девушки струйкой стекала кровь.

Ограбление банка прошло успешно, но нападение старухи могло стоить жизни всем троим. Если бы они замешкались ещё на минуту, арест был бы неизбежен. Раны Веры были не столько опасными, сколько болезненными. Голова у девушки кружилась, кровь заливала платье.

— Надо приложить… мокрую тряпку, — растерянно бормотал Степан.

Шацкий бросился на кухню и вскоре принёс полотенце, смоченное водой. Приложив его к голове Веры, он ласково спросил:

— Вера, Верочка, ну как ты? Может, тебе нюхательной соли дать? Или вина глоточек?

Неожиданно в комнату вошёл Савин — видимо, только что из ванной, голый до пояса, с мыльной пеной на щеках. Он потрясённо уставился на революционеров. Уж слишком странно они выглядели — бледные, растрёпанные, руки в крови.

— Что у вас тут стряслось, друзья мои? — нарочито строгим голосом спросил он.

Шацкий поднял с пола туго набитый ридикюль.

— Вот. Деньги, которые вы просили.

Савин снова глянул на Веру. Лицо её было бледно, как мел, сквозь полотенце проступала кровь.

— Вы что, и правда банк ограбили? — удивлённо спросил Савин, открывая ридикюль.

— Налетели как коршуны! — гордо ответил Степан, принимая боевую позу. — Там все чуть не померли от страха!

Савин ещё раз заглянул внутрь сумки и быстро поднял голову. Лицо его стало напряжённым.

— Вам здесь опасно оставаться! — сказал он.

Корнет взял мужчин под локти и вывел их из спальни, тихо поясняя:

— Нужно залечь на дно. Чтобы вас дня три никто не видел. Лучше всего на это время уехать в деревню. Понятно?

Степан и Шацкий закивали.

Савин выпроводил их из квартиры, запер дверь на ключ и вернулся в спальню. Вера была в сознании, но лицо её казалось слишком бледным и страдающим. Николай снял с её головы полотенце.

— Кровь остановилась. Но надо бы забинтовать рану, — сказал он.

— В комоде есть бинты, но у меня сил нет встать, — слабым голосом отозвалась девушка. — Голова кружится.

— Не надо вставать. Я всё сделаю, — сказал Николай.

Он нашёл в ящике комода бинты, принёс из кухни бутылку водки и осторожно обработал ранки. Затем ловко перебинтовал голову девушки.

— Кто вас так? — спросил он, заканчивая перевязку.

Вера коротко рассказала, как прошло ограбление, упомянув о злобной старухе с зонтом.

— Не надо было так рисковать, — прошептал Савин голосом, полном искренней теплоты.

Он смотрел на Веру, лицо которой от боли и слабости утратило обычное гордое выражение. Сейчас она казалась совсем юной, необычно женственной и хрупкой.

— Ради дела я готова на всё, — еле слышно проговорила девушка, и её зелёные глаза наполнились слезами.

Вера попыталась приподняться и, глядя Николаю прямо в лицо, добавила:

— И ради тебя.

От внезапного признания девушки Савин оцепенел. Его скулы и лоб обдало жаром. А Вера смотрела на него, как может смотреть только искренне влюблённая женщина — покорно и вместе с тем восхищённо.

— Н-да, видно, крепко тебя приложили, — смущённо пробормотал Савин и растерянно почесал затылок.

Имея немалый опыт в делах любовных, он почему-то смутился от страсти Веры. Она всегда казалась ему такой холодной, не интересующейся ничем, кроме революции. Оказывается, под жёсткой оболочкой таилась нежная трепетная душа!

«Святая простота! Такую обманывать — всё равно что котёнка мучить», — подумал Николай.

Стараясь не смотреть Вере в лицо, он начал заботливо поправлять ей подушки. Когда он склонился над ней, девушка прерывисто вздохнула, не сводя глаз с его обнажённых плеч и груди.

— Я так рада, что ты с нами, — быстро проговорила Вера. — Без тебя они никогда не решились бы на теракт. И на ограбление.

Нежный голос Веры пробудил в Николае сострадание. Он подумал, что из-за него девушка могла попасть в кровожадные лапы жандармов. Савин вспомнил, как один их них безжалостно пинал его ногой в промежность.

— Это не мои заслуги. Это всё — для дела революции, — проговорил он, по-прежнему избегая молящего взгляда Веры.

— Пообещай, что возьмёшь меня с собой, — попросила она.

Тонкие черты её лица и светлая детская улыбка невольно очаровали корнета. Он не мог противостоять этому странному обаянию.

— Куда? — улыбнулся он.

— Я хочу увидеть, как там всё взлетит на воздух, — с диким блеском в глазах проговорила Вера.

Савин постарался принять суровый вид.

— Слушай, Вера, это не игрушки. Это очень опасно.

— Пообещай! Пожалуйста, — простонала Вера и, приподнявшись на локте, схватилась рукой за его плечо.

На какой-то миг их тела соприкоснулись слишком близко.

— Хорошо, обещаю. Но сперва тебе нужно отдохнуть… — нежно проговорил Савин.

Но девушка не дала ему договорить. Преисполненная благодарности, она с силой притянула его к себе и страстно поцеловала в губы.

Савин и не думал сопротивляться. Где-то в глубине души он знал, что именно так однажды и выйдет, поэтому принял страсть Веры как должное. Да, он восхищался её искренней страстью, красотой её тела, истосковавшегося без любви. Но самое большое удовольствие Николай получал от своего искусства обольщать.

10.

Усадьбу губернатора окружал высокий кованый забор, почти скрывавший от постороннего глаза старинный сад с его тенистыми аллеями, клумбами и беседками. Въездные ворота были заперты изнутри, их охраняли двое стражей в специальной форме.

Савин подъехал к дому губернатора на большой повозке, доверху заставленной деревянными ящиками, прикрытыми брезентом. Корнет сам управлял лошадьми. В своём роскошном костюме и цилиндре он выглядел довольно нелепо на месте кучера.

Остановившись у ворот, Савин приказал немедленно отворить их. Но один из стражников преградил ему путь, не желая слушать никаких объяснений.

— Кто такой? Где разрешение? — негодующе твердил он, тупо смотря на разряженного молодца.

— Отворяй, я граф де Тулуз-Лотрек! — произнёс Савин так, словно объявлял премьеру спектакля.

Стражник досадливо покосился на незнакомого гостя и недоверчиво ответил:

— Не знаем таких. Разворачивай.

— Ты что, первый день здесь? — не унимался Савин. — Я тебя выпороть прикажу!

Корнет угрожающе привстал на козлах, словно желая огреть несговорчивого охранника кнутом. Тот опасливо отодвинулся и проворчал:

— Мне откуда знать, что вы граф? — затем посмотрев внимательно на груз, добавил: — Разворачивайте, не положено.

Из-за ворот показался второй стражник. Он вообще не стал ничего слушать, а попросту наставил ружьё на Савина и завопил:

— Эй, господин хороший! Убирайтесь подобру-поздорову!

Возмущённый таким обращением, граф спрыгнул с повозки и вплотную подошёл к охраннику с ружьём. Упёршись грудью прямо в холодный ствол ружья, Савин спокойно проговорил:

— Как иногда много зависит от таких простых людей, как вы, господа! Завтра у меня помолвка с Натальей Николаевной, я везу ей сюрприз. Сам губернатор так желает породниться с древним французским родом, что просит меня остаться на этой земле… А тут вы оружием угрожаете! Вот он удивится, увидев своего зятя мёртвым, правда?

Савин злорадно усмехнулся. Стражники переглянулись, не зная, что сказать в ответ. Корнет заметил, что у охранника с ружьём задрожали руки.

— Чего глазками хлопаешь? Стреляй, и дело с концом! — насмешливо сказал он.

Первый стражник приказал товарищу:

— Опусти ружьё. Я пойду груз проверю.

Он приподнял брезент, скрывавший ящики, на которых были какие-то странные обозначения. Но Савин быстро отдёрнул его, понимая, что играет с огнём. А вдруг мужик грамотный и успеет прочитать слово «ОГНЕОПАСНО»? Тогда всё пропало! Поэтому он нагло подоткнул брезент обратно и запрыгнул назад на козлы:

— Совсем обнаглел? Отворяй ворота. Я лично доложу губернатору о вас.

Савин привстал, подстёгивая лошадь. Стражники переглянулись, и граф заговорщически добавил:

— Пусть наградит вас за хорошую службу!

Лица стражников просияли, и они, улыбаясь друг другу, радостно побежали отворять ворота. Савин направил лошадей в усадьбу так лихо, что охранников едва не задело тяжёлой повозкой.

Подъехав к хозяйственному двору, Савин оставил груз за большим амбаром, натянул брезент покрепче, чтобы ни одна душа не посмела заглянуть внутрь, и удалился. Теперь всё было готово для торжества. Осталось дождаться нужного часа и получить то, что он по праву заслуживает. Корнет шёл, насвистывая свой любимый вальс. Ему представились удивлённые лица гостей, и он улыбнулся, мысленно хваля себя за сообразительность.

Вечером того же дня в гостиной губернатора собралось множество знатных особ, приглашённых на бал по случаю помолвки Натальи с графом. Поздравить будущих молодожёнов съехался высший свет со всей Тамбовской губернии. Пышно разодетые дамы в окружении своих благородных супругов пили холодное шампанское и местную наливку, которую по случаю торжества губернатор заказал у своего приятеля, держащего винный завод.

С иголочки одетый Савин с красавицей Натальей под руку танцевали вальс посреди залы, украшенной огромными букетами цветов. Гости с восхищением любовались прекрасной парой и удивлялись столь быстро завязавшемуся родству графа старинного французского рода с провинциальным губернатором. Видимо, красота Натальи затмила его молодой разум. А как губернатору-то повезло, завистливо повторяли многие.

Довольный Гартинг наблюдал за дочерью и будущим зятем, и сердце его радостно стучало. Он испытывал невероятное наслаждение от выгодной сделки. Пробил час, когда многие захотели бы оказаться на его месте. Губернатор искренно радовался тому, как выгодно пристроил дочь.

Савин кружил Наталью, одетую в шёлковое голубое платье, отделанное белым кружевом шантильи. Холодный оттенок подчёркивал небесный цвет глаз девушки, которые по-прежнему смотрели на жениха с гордой неприступностью.

— Дорогая Наталья, я приготовил сюрприз, от которого все будут в восторге. И даже вы, — хитро улыбаясь, сообщил Николай.

Наталья молча разглядывала через плечо собравшихся гостей. Ей нравилось быть в центре внимания, но наглый граф раздражал её своей самоуверенностью.

— В постель я с вами всё равно не лягу, даже не надейтесь, — парировала она, стараясь хоть как-нибудь задеть его чувства.

Но Савин даже не попытался изобразить разочарование. Он улыбнулся и насмешливо ответил:

— Вы слишком недальновидно мыслите, дитя моё.

Развернув девушку лицом к родителю, Савин коротко сказал:

— Пойдёмте!

Приблизившись вместе с Натальей к губернатору, граф учтиво поклонился.

— Николай Мартынович, моему счастью нет предела. Я даже не думал, что судьба предложит мне такое благоденствие, остаться здесь с вашей дочерью навсегда!

Губернатор довольно улыбнулся и обратился к смущённой дочери:

— Наталья, приехал Волканов, не могла бы ты встретить его? А то он, как всегда, теряется.

— Да, конечно, папенька, — согласилась Наталья.

Она была рада наконец-то избавиться от жениха.

— Кто такой этот Волканов? — с интересом спросил Савин, разглядывая гостей.

— Это наш начальник полиции, человек весьма строгих нравов. Я вас обязательно познакомлю, — ответил губернатор, поправляя белый бант на груди.

Николай Мартынович всмотрелся в дальний угол залы, откуда ожидал появления важного гостя. Взяв графа под локоть, он предложил пройти на балкон, открывавший красивый вид на имение. Здесь, оставшись наедине с будущим зятем, губернатор достал из кармана бумажник, вынул оттуда какой-то документ и протянул его графу.

— Прошу меня простить, ассигнациями не получилось, — виновато улыбаясь, проговорил Гартинг. — Но вот чек, вы можете обналичить его в любом банке.

— Да, это, конечно, немного сложнее… — замялся Савин.

Он старательно притворялся, что расстроен. Губернатор развёл руками и ещё раз извинился, ссылаясь на занятость.

Савин не спеша положил чек во внутренний карман, словно делая одолжение.

— Знаете, я подумал, что вы могли бы стать партнёром в моих французских предприятиях, — с энтузиазмом предложил граф.

Губернатор просиял:

— О, это было бы большой честью для меня!

Гартинг не уставал удивляться этому молодому аристократу, умеющему тонко вести дела и знающему цену деньгам.

— Мои юристы всё подготовят в ближайшее время и… — граф важно расправил плечи, но внезапно осёкся.

Он заметил, что по розовой аллее идёт Наталья в сопровождении господина в тёмно-зелёном полицейском мундире. По-видимому, это и был Волканов, о котором говорил губернатор. Медлить дальше было невозможно. Савин мгновенно согнал с лица испуг и ревниво хмыкнул, притворяясь, что ему не нравится общение Натальи с другим мужчиной. Губернатор взглянул на него с улыбкой и помахал Волканову.

— Не ревнуйте, граф! Это тот самый полицмейстер. Я уверен, вы подружитесь, — сказал губернатор, похлопав Савина по плечу.

Граф вежливо поклонился, выражая согласие. Но тотчас сделал вид, что вспомнил о важной вещи, и быстро проговорил:

— Прошу меня простить, я на одну минуту в уборную и сразу же вернусь.

Идя по длинным коридорам особняка, Савин несколько раз оглянулся, чтобы убедиться, что за ним не следят. Затем привстал на цыпочки и попытался открыть окно, ведущее в сад. Увы, оно оказалось наглухо закрытым. Нужно было незаметно выбраться из дома и пройти к повозке, спрятанной за амбаром.

В коридоре появился официант с ящиком шампанского. Не желая выглядеть подозрительно, граф сварливо накинулся на него:

— Отлично! Ты где так долго шляешься? Ну-ка, дай-ка мне одну!

Савин проворно вынул бутылку из ящика.

— Чего уставился? Иди! — прикрикнул он на опешившего официанта.

Тот поспешно ретировался. Савин дёргал ручки каждого окна, ведущего в сад, но, как назло, все они были намертво закупорены. Последнее, наконец, поддалось и со скрипом отворилось, впуская в коридор свежий запах летнего сада. Савин вскочил на подоконник и ловко выпрыгнул наружу, оказавшись, наконец, на свободе.

Уже сгустились летние сумерки, небо стало фиолетовым, а сад — чёрным. Тусклые фонари едва освещали аллею, по которой Савин бежал к своему тайнику. От особняка доносились негромкие разговоры и женский смех, сплетавшийся со звоном бокалов.

В жасминовой аллее на скамье, где некогда сидела Наталья, сейчас дожидалась Вера. Она то и дело выглядывала из кустов, считая каждую минуту. Как только Савин приблизился, девушка бросилась к нему на шею. Она всем телом прижалась к любимому и страстно припала губами к его губам.

Савин ответил ей пылким поцелуем и, вынув из-за пояса бутылку шампанского, с громким хлопком откупорил её.

— Ты с ума сошёл, нас услышат, — прошептала взволнованная Вера.

Савин отпил из горлышка и передал бутылку ей.

— Не переживай. Все уже настолько пьяны, что никому нет дела до нас.

Опьянённая счастьем, девушка сделала несколько больших глотков и опять страстно поцеловала Савина, словно не веря своему счастью.

— Всё, теперь к делу, — строго проговорил Николай.

Он выхватил из рук Веры бутылку, жадно отхлебнул шампанского и забросил его подальше в кусты. Схватившись за руки, парочка поспешила к телеге с ящиками взрывчатки, спрятанной за амбаром. Нужно было перекатить её прямо под балкон губернатора, на котором тот недавно передал лжеграфу щедрый чек.

— Надо действовать быстрее. Здесь слишком опасно оставаться, — прошептал Савин на ухо Вере, пока та удивлённо разглядывала ящики, пытаясь прочесть название.

Савин размотал длинный фитиль и соединил с другим фитилём, который был немного короче.

— Зажжёшь сама? Я пока лошадь подгоню, — спросил он.

Вера растерянно захлопала глазами.

— Я думала, мы сделаем всё вместе, — пробормотала девушка.

Ей было страшно остаться одной под самым носом у губернатора.

— Конечно, вместе, но так мы быстрее унесём отсюда ноги, — пояснил Николай.

Он прижал Веру к груди. Почувствовав тепло его тела, девушка не посмела спорить.

— Ты прав, — нежно прошептала она.

Савин протянул ей фитиль, и Вера крепко ухватила его.

— Как только я скроюсь в темноте, сразу поджигай и беги к забору, где условились, — приказал Николай.

Вера понимающе кивнула. Она предвкушала мгновение, о котором давно мечтала, но ей было немного жаль, что любимого не будет рядом.

Она гневно стиснула зубы и прошипела:

— Я так счастлива, что это мразь сдохнет!

Тем временем губернатор безмятежно беседовал с полицмейстером. Наталья предложила всем вместе пройти на балкон, чтобы насладиться тишиной летнего вечера и выпить прохладного шампанского.

Направившись через сад к забору, Савин быстро достал из кустов ранее спрятанный ридикюль с награбленными деньгами, а затем ловко, как акробат, перемахнул через ограду и вскочил на привязанного коня.

Вокруг не было ни души. Корнет достал из кармана выписанный губернатором чек и присоединил его к деньгам, весело захлопнув застёжку. Теперь оставалось выехать из Тамбова, оставив позади все свои изумительные приключения — побег с каторги, дружбу с революционерами, помолвку с Натальей и страстную связь с Верой Ивановной. Подумать только, настоящий авантюрный роман! И всё это совершил он, Николай Савин. Ну, и милостивая Фортуна помогла, конечно.

В этот самый момент Вера растерянно оглянулась. В её голове всё кружилось, то ли от счастья, то ли от выпитого шампанского, то ли от волнения, что наконец настал долгожданный миг расплаты с губернатором и его семейством.

Именно она совершит революционный подвиг во имя товарищей. Она не испугается и сделает всё, что надо, пусть даже отдаст свою жизнь. Но не сейчас! Там, за забором, её ожидает любимый. Он доверил ей самое сложное, и она выполнит задание наилучшим образом.

Вера подожгла фитиль и посмотрела вверх. На балконе стоял губернатор.

— Граф предложил мне деловое партнёрство, — хвастался Николай Мартынович. — На следующий неделе мы с ним отправляемся в европейский вояж, он мне покажет свои предприятия.

Тут Гартинг посмотрел вниз и вдруг испуганно воскликнул:

— А это ещё что?

В темноте прямо под балконом ползло по горящему шнуру яркое пламя. Неподалёку от телеги губернатор заметил женскую фигуру. Почуяв неладное, он вскрикнул от ужаса. Молодая женщина обернулась и злорадно усмехнулась.

Тут же сообразив, в чём дело, Волканов кинулся всем телом на губернатора и Наталью, заставив их упасть на пол. Едва они легли, раздался оглушительный взрыв, и яркие огни фейерверка щедро осыпали балкон.

Вера пробежала через сад. Её ноги заплетались, и она неудачно упала, больно оцарапавшись в темноте о колючие кусты. Кинувшись к забору, Вера обнаружила, что ни Савина, ни привязанной лошади там нет.

Салют оказался продолжительным и впечатляющим. Все гости ринулись на балкон, чтобы сполна насладиться красотой.

Кряхтя и отряхиваясь, губернатор привстал на колени.

— Ага! Ну, это наш граф! Вот так широта европейскоймысли!

Посмотрев на лежащего рядом полицмейстера, он приказал со смехом:

— Волканов, слезьте с моей дочери немедленно!

— Кстати, где сам граф? Его давно уже не видно.

Озадаченная странным сюрпризом, Наталья глазами поискала жениха среди гостей. Но его нигде не было.

— Да, было бы весьма интересно с ним познакомиться, — пробормотал Волканов, отряхивая свой парадный мундир.

Выходка графа пришлась ему не по душе. Он до сих пор чувствовал, как по спине противно стекают капли пота.

Савин скакал по полю что есть мочи, оставляя позади имение губернатора, где праздновали его помолвку под громыхавший фейерверк. Эта забавная выдумка подчёркивала изящество и проницательность его ума. Тяжёлый ридикюль с деньгами приятно давил ногу, и корнет улыбался своей удаче.

Вера неуклюже перелезла через забор, изорвав платье, и помчалась по улице. Там, в синеющей дали, она заметила силуэт удаляющегося всадника. Каким же он оказался гнусным подлецом! Горькое разочарование исторгло из глаз Веры потоки слёз. Искры взрывающегося во тьме фейерверка озаряли её мокрое лицо. Всё оказалось гнусной ложью — и любовь, и убийство губернатора, и преданность делу революции.

— Негодяй, подлец, мерзавец, ненавижу! — застонала Вера, вмиг осознав, что произошло.

11.

В кабинете начальника сыскной полиции Петербурга царил обычный беспорядок — горы документов, свечные огарки, пепельницы, переполненные окурками. Иван Дмитриевич вскрывал конверт с важным донесением, только что доставленный молодым офицером. По лицу Путилина скользнула лёгкая усмешка. Чуть слышно вздохнув, он отложил телеграмму и озадаченно посмотрел в открытое окно. Несколько минут сыщик разглядывал прохожих на улице.

— Кажется, дождь собирается, а я зонт не взял.

— Третий день собирается, никак не соберётся, — сказал офицер.

Путилин снова взял телеграмму.

— Кажется, это Савин, — пробормотал он. — По всем приметам совпадает.

— Какой Савин? — недоумённо спросил офицер.

По подоконнику застучали капли. Прохожие на улице начали раскрывать зонты или прятаться под козырьки лавок и контор. Наблюдая за ними, Путилин задумчиво потёр переносицу.

— Телеграмма, которую вы принесли… — поворачиваясь к офицеру, пояснил он. — Она сообщает о новом опасном преступнике. Слишком хитёр, слишком дерзок. И при этом молод, хорош собой, с благородными манерами… Помните корнета, который бриллианты у царской невестки украл, а потом с каторги сбежал?

Молодой офицер кивнул:

— Конечно, помню.

— Так вот, судя по всему, это он. Как раз в Тамбовской губернии его след потерялся! — уверенно проговорил Путилин. — Разошлите его приметы по всем губерниям, соседним с Тамбовской. Надо его изловить, пока не разошёлся.

Нарастающий шум дождя заглушил голос следователя. Оглушительный раскат грома словно подтвердил приказ.

Часть третья

Внутри кабака стоял серый полумрак, слегка разбавленный тусклым светом масляных ламп. Казалось, этим душным вечером весь московский сброд собрался здесь, чтобы развлечься игрой в карты и выпить чего покрепче. Над деревянными некрашеными столами висели густые клубы табачного дыма. Пьяный мужичонка, сидящий у двери на табурете, пытался сыграть на гармошке «Камаринскую», но постоянно сбивался. В середине зала большая компания гомонила, распивая уже третий штоф. Так выглядели многие кабаки поблизости от Хитровки — торговой площади, окрестности которой кишмя кишели бродягами, нищими и преступниками.

Тем удивительнее было увидеть здесь молодого человека в щегольском костюме и модной шляпе «хомбург». Голытьба в грязных отрепьях недоброжелательно посмотрела на франта. Но корнета Савина (а это был именно он) чужие взгляды никогда не смущали. Половой, бросив швабру, услужливо подбежал к гостю заведения.

Сквозь клубы табачного дыма Савин оглядел присутствующих и направился к столу в дальнем углу зала, за которым сидели три хмурых мужика, по виду — явно преступники.

— Голь кабацкая… — пробубнил корнет.

Подойдя к ним, Савин демонстративно поставил на столешницу туго набитый ридикюль.

Хмурые типы неохотно прекратили игру в карты и смерили невесть откуда взявшегося щёголя безразличными взглядами. Вожак, известный на Хитровке под кличкой Косой, принялся набивать трубку, набирая табак из горки, лежащей на мятой газете, двое других продолжили играть, словно им не было дела до незнакомца. Миха и Вальдшнеп привыкли к тому, что Косой частенько имел дело с незваными гостями и, несмотря на внешнее безразличие, чутко отслеживали движения незнакомца, чтобы перехватить его, если понадобится.

— Добрых вечеров, господа, — с достоинством кланяясь, учтиво сказал Савин.

Трое за столом смотрели на него оценивающе, с оттенком недоверия.

— Тебе чего? — ухмыльнулся худощавый Миха.

— Бумаги хотел выправить. За границу что-то тянет, да без паспорта не пустят, — бойко произнёс Савин, и в глазах его заиграли дерзкие искорки.

— Здесь тебе не паспортный стол, топай в полицию, заполняй формуляр, — отрезал Вальдшнеп, всем видом демонстрируя неприступность и равнодушие.

Миха скрипуче засмеялся, оскалив прокуренные зубы. Но Савин, не обращая внимания на грубый ответ, продолжал выжидающе смотреть на главного. Вальдшнеп бросил на стол следующую карту, делая ход Михе, и громко присвистнул, показывая, что ожидает его реакции.

Косой молчал и, казалось, не желал участвовать в разговоре, полностью погрузившись в процесс набивания трубки табаком.

— Будь я на легальном положении, пошёл бы. А тут… нужны мастера особого рода, — продолжил корнет, в упор глядя на Косого.

Тот пренебрежительно посмотрел на Савина и недовольно процедил сквозь зубы:

— А с чего ты взял, что мы тебе подходим?

— Люди посоветовали зайти сюда, отыскать Косого. Я огляделся, косой здесь только ты, — дерзко заметил Савин.

Он старался сойти за своего в дурной компании. Время, проведённое в тюрьме, не прошло даром — корнет усвоил развязные интонации, присущие бывалым преступникам, запомнил много особых, жаргонных, словечек.

Миха вновь скрипуче рассмеялся над шуткой, но тотчас смолк под строгим взглядом Косого. Тому явно не понравилась дерзость молодого незнакомца, и он решил поквитаться.

— Положим, мы — те мастера. Но работа наша денег стоит, — выразительно проговорил он, рассматривая сумку Савина.

— Понимаю. Готов ассигновать, — отозвался Савин деловым тоном, словно вёл беседу в банке.

— Десять тысяч, — недолго думая, отрезал Косой.

Миха с присвистом замахнулся картой, но опешил, услышав названную Косым сумму. Тариф был явно преувеличен даже для бывалых махинаторов. Вальдшнеп восхищённо посмотрел на Косого, представив кругленькую сумму у себя в кармане.

Савин понял, что с ним играют и решил показать, что разбирается в делах. Усмехнувшись, корнет снял ридикюль со стола и сделал шаг назад.

— Ничего себе такса. Пойду, пожалуй, других мастеров поищу.

Но Косой быстро остановил его.

— Ты не на базаре. У тебя выбора нет.

Отодвинув ребром ладони горку табака, он показал Савину его портрет в газете. Под ним крупным шрифтом было напечатано, что разыскивается опасный преступник, а за его поимку объявлена цена в 5 тысяч рублей. Такого корнет явно не ожидал, и холодный пот выступил на его спине.

— А у нас выбор есть, — добавил Косой, меряя Савина взглядом палача. — Либо десять за документы. Либо пять за твою голову.

Миха ехидно загоготал, наблюдая сцену, сулившую быстрый и весьма недурной доход. Кажется, рыба угодила прямо в сеть!

Осознав безысходность своего положения, Савин с любопытством рассмотрел своё лицо в газете, вздохнул и произнёс с обречённым видом:

— Что ж, десять значит десять.

— Тогда пошли в мастерскую, — решительно сказал Косой.

Он резко встал и забрал со стола газету, смахнув табак на пол. Миха и Вальдшнеп послушно направились за ним.

В тёмной ночной подворотне пахло протухшим мясом. Четверо свернули в переулок, освещённый единственным тусклым фонарём. В окнах не горело ни единого огонька, да и сами дома выглядели как нежилые — жалкие ночлежки, пристанища голытьбы, карманных воров и гулящих девиц. В этот час Хитровка была безлюдна, её обитатели спали либо промышляли своим скверным ремеслом в других частях города.

Слыша за спиной подозрительное хихиканье Михи и Вальдшнепа, Савин почувствовал неприятную дрожь во всём теле. Он крепче сжал в руке сумку. Голова кружилась, от смрада, наполняющего переулок, к горлу подступила лёгкая тошнота.

Косой резко свистнул, словно ножом разрезав ночную тишину. Это был условный знак для сотоварищей, и они внезапно набросились на оторопевшего корнета с кулаками. Косой больно огрел его по голове чем-то твёрдым, двое повалили наземь и начали избивать ногами. Савин попытался увернуться и отползти, но тяжёлый ботинок резко ударил его в ребро, заставив съёжиться в комок. Бандиты остервенело наносили удары один за другим, не делая передышек. Савин почувствовал, что теряет силы. С трудом приподнявшись, он сдавленно крикнул:

— Это что же у вас за сервис такой?

Косой наотмашь нанёс корнету такой мощный удар кулаком в переносицу, что тот рухнул вниз лицом без сознания. Довольные, словно завалили на охоте кабана, Миха и Вальдшнеп вырвали из рук Савина ридикюль, набитый деньгами, и злорадно рассмеялись. Вальдшнеп достал заточку, чтобы покончить с безмолвно лежащим на земле клиентом, но Косой остановил его:

— Оставь. К фараонам он всё равно не пойдет.

Сплюнув в сторону, Косой побрёл в темноту с сумкой в руке. Миха заспешил за главарём, чтобы не потерять награбленное, во всём происходящем его интересовала только добыча. Один лишь Вальдшнеп презрительно глядел на Савина, его мучило желание добить ограбленного, и он жалел, что Косой не позволил поступить с жертвой, как обычно. Постояв немного над неподвижным телом, бандит нанёс последний удар ботинком в челюсть, отчего изо рта Савина заструилась кровь. Вальдшнеп не любил выскочек, которые пытаются навязать свои правила игры, не понимая с кем имеют дело.

Едва развиднелось, Савин очнулся полуживой и никак не мог сообразить, что с ним произошло. Голова разрывалась от боли, губы распухли, а самое страшное — сумка с деньгами исчезла. С трудом поднявшись на ноги, Савин потащился куда глаза глядят. Утро выдалось прохладное, прохожие ёжились от зябкого ветра. По большей части это были люди занятые — лавочники, спешившие отпереть магазины, мастеровые, идущие на работу. Все как один шарахались от грязного окровавленного человека, который качался на ходу, словно пьяный бродяга.

Дойдя до маленького сквера, корнет присел на край скамейки и уставился на собственную тень. Мало-помалу он вспомнил, как двое мужчин били его ногами, потом в памяти всплыло лицо Косого. Савин содрогнулся при мысли, что бандиты, которым он так нелепо доверился, избили и обобрали его. Денег больше нет, равно как и удачи! Все мечты о счастливой жизни за границей развеялись, как сон поутру.

Какой-то прохожий остановился и стал внимательно рассматривать корнета. Савину это не понравилось, он вдруг вспомнил, что его разыскивает полиция. Наверняка, портрет напечатали во всех местных газетах. С утра он видел объявления с собственной фотографией, расклеенные на столбах. За его голову давали целых пять тысяч рублей! Чувство самосохранения заставило Савина встать со скамейки и поспешить подальше от любопытных глаз. Он побрёл по дороге, держась в стороне от тротуаров, по которым ходило много праздных зевак.

Мимо проезжали кареты со знатными господами. Один экипаж промчался так близко, что чуть не задел его. Савин еле увернулся и раздражённо посмотрел вслед. Сердце его содрогнулось — из окна кареты выглядывала Фанни Лир! Ум его тотчас прояснился, вернулись чудесные воспоминания. Ах, Фанни, красавица Фанни! Так близка и так недоступна. Неужели это и вправду была она, может быть, почудилось?

— Фанни? — вскрикнул корнет, словно спрашивая у небес.

Карета удалялась из вида, оставляя смутное чувство тревоги. Савин очнулся и побежал за ней, прихрамывая на одну ногу. Только бы поспеть, только бы не упустить её из виду! Только так можно убедиться, что он не обознался и это действительно Фанни.

Савин бежал настолько быстро, насколько позволяла больная нога. Словно услышав его беззвучную мольбу, карета внезапно остановилась около роскошной гостиницы. Дверца распахнулась, из кареты вышел солидный господин лет семидесяти в цилиндре и костюме из дорогого английского сукна. Он подал руку даме, помогая ей выйти из экипажа. Она с улыбкой взяла его под локоть. Это действительно была Фанни!

Она нисколько не изменилась — всё та же соблазнительная походка, тот же звонкий смех, от которого сердце Савина радостно забилось. Не отдавая себе отчёта, он громко позвал:

— Фанни!

Но девушка даже не обернулась. Кареты, с грохотом мчавшиеся по мостовой, заглушили крик корнета. Не помня себя, он кинулся вслед за парой, но важный старик и его дама уже скрылись за дверью гостиницы. Савин взлетел за ними на мраморное крыльцо, но тут его схватил за шиворот возмущённый швейцар.

— Куда собрался? — рявкнул он, грубо отшвыривая корнета. — Пошёл отсюда, голодранец!

От его удара боль разлилась по телу, отзываясь в ушибах, оставленных бандитами. Но страсть оказалась сильнее — она заставила Савина приблизиться к большому окну первого этажа. Он увидел, как Фанни под ручку со своим пожилым кавалером прошла по фойе и скрылась за высокой дверью со сверкающей надписью «Casino La Palace».

Старик Ярцев, сопровождавший Фанни, был владельцем этой знаменитой гостиницы и предпочитал большую часть времени проводить в собственном казино в обществе богатых кутил и молоденьких красоток.

Ревность затмила Савину разум, и он снова бросился к напыщенному швейцару с возгласом:

— Я здесь живу!

Но тот лишь свирепо заорал:

— Ты себя в зеркало видел, рвань? Убирайся, пока цел!

Швейцар угрожающе замахнулся. Корнет отскочил, увидел своё отражение в ярко начищенной витрине и тотчас пришёл в себя. Отойдя к перекрёстку, он остановился и вновь обернулся, глядя на вход в гостиницу. Неведомая сила, с которой Савин не мог совладать, разжигала в нём желание войти внутрь.

Он бросил взгляд на противоположную сторону улицы и увидел массивное здание из розового гранита с двумя рядами белых колонн. Вывеска над входом гласила: «Театр». В голове у Савина тут же вспыхнула дерзкая мысль. Он направился к театру, обошёл его с обратной стороны, чтобы найти чёрный ход. И судьба подарила корнету блестящий шанс — именно в этот момент двое грузчиков, кряхтя от натуги, вносили внутрь тяжёлое пианино. Савин мигом подскочил к ним и ухватился за край инструмента.

— Давайте подсоблю, мужики, — добродушным голосом предложил Савин, и грузчики молчаливо согласились.

Хмурый сторож, охранявший вход, не заметил ничего подозрительного и спокойно пропустил грузчиков.

Они осторожно несли тяжёлый инструмент вверх по ступенькам. Наконец, пианино было доставлено в зал и аккуратно установлено на сцене.

— Спасибо, дружище! — крикнули рабочие. Но благодарить было некого

Их любезный помощник куда-то исчез, словно растаял в воздухе. Грузчики растерянно посмотрели друг на друга и удивлённо пожали плечами.

А Савин уже пробирался по длинным коридорам театра, то и дело всматриваясь в таблички с надписями. На одной из них он прочитал «Гримёрка 1». Это было как раз то, что нужно. Он тихонько надавил на дверь. Она легко, без скрипа, отворилась. В гримёрке никого не было, и корнет проскользнул внутрь. Нужно было быстро приниматься за дело. Савин отыскал в шкафу большую свечу в подсвечнике и зажёг её.

Гримёрные принадлежности заманчиво засверкали на столике. Первым делом Савин взял парик и усы, висевшие на специальной голове-манекене — эти детали способны до неузнаваемости изменить любую внешность. Пышные каштановые усы прибавили ему возраста, а заодно скрыли припухлости на разбитых губах, элегантный парик спрятал ссадины на лбу и на шее.

Дальше Савин принялся за грим, которым умело пользовался ещё с лицейских времён — сначала замазал синяки и ссадины кремом телесного цвета, затем хорошенько припудрил сверху. Вскоре все следы побоев были надёжно скрыты.

— Спасибо, господа бандиты, что больше били по спине и бокам, — пробормотал Савин. — Пощадили, так сказать, обаяние моей личности!

Он отыскал в ящике стола баночку со специальным клеем и тщательно прикрепил к лицу накладные усы.

Вид получился импозантный, ни дать ни взять — богатый дворянин или промышленник, не чурающийся светской моды. Оставалось подобрать приличную и чистую одежду. Порывшись в шкафу, Савин обнаружил великолепный чёрный костюм, пришедшийся ему впору, и лаковые чёрные туфли своего размера. Оставалось только одеться, и можно смело выходить в свет.

Едва Савин успел сунуть одну ногу в штанину, дверь в гримёрку отворилась, и перед корнетом предстал хмурый сторож, который недавно стоял у входа в театр. Он озадаченно уставился на незнакомца и раскрыл было рот, чтобы задать вопрос, но Савин тут же заорал:

— Ты что себе позволяешь! Уже и переодеться нельзя? Тебя стучаться не учили?

Опешивший сторож, не смея возражать «господину актёру», виновато попятился назад и скрылся за дверью. Савин вытер пот, выступивший на лбу, и поспешил одеться, пока сторож не заподозрил дурного.

Ночью московская улица, на которой располагался театр, освещалась красивыми фонарями, подвешенными к столбам на чугунных цепях. Жёлтый мерцающий свет печально струился на мостовую. В этом сиянии всё казалось невероятно романтическим. Шагая между фонарей, Савин ощущал сладкое предчувствие, которое часто охватывало его накануне удачного приключения. Промахнулся с бандитами? Досадно, но не смертельно! Зато жизнь подкинула ему чудесную награду — встречу с Фанни.

Савин с деловым видом подошёл ко входу гостиницы, от дверей которых его с позором изгнали. Изображая полную уверенность, он вальяжно размахивал тростью, как это делают знатные особы. Швейцар, задремавший у входа, не заметил гостя и стоял, прислонившись к стене, словно статуя. Савин разбудил его громовым начальственным басом:

— Эй, человек! Мне что, самому дверь открывать?

От неожиданности швейцар вздрогнул и живо отворил входную дверь, виновато кланяясь важному гостю:

— Пожалуйста, пожалуйста, ваше благородие!

Его лицо выражало покорность и глубочайшее уважение. Савин самодовольно подкрутил усы и направился прямиком в казино, где рассчитывал увидеть Фанни с её пожилым кавалером.

На входе, как полагается, работал кассир, выдававший фишки. Зная обычаи завсегдатаев казино, Савин браво приказал служащему:

— Выдайте мне на три тысячи.

Кассир удивлённо посмотрел на незнакомого посетителя и неуверенно пожал плечами:

— Ваше благородие, фишки выдаются только в обмен на банковские билеты.

Савин был готов к такому ответу и тотчас принялся хлопать по карманам, словно искал портмоне. Потом махнул рукой и сказал небрежным тоном:

— Я кошелёк в номере оставил. Не возвращаться же? Или ты считаешь, что у меня вовсе денег нет?

Кассир не раз сталкивался с подобным, потому не стал возражать важному господину и безропотно отсчитал ему нужное количество фишек. Богатые гости часто страдали забывчивостью, и казино, как правило, не препятствовало постояльцам гостиницы.

— На какой номер записать? — вежливо спросил кассир.

— На самый лучший, — нимало не медля, ответил Савин.

Кассир быстро прикинул в уме стоимость номеров, сопоставил с нарядом и манерами Савина.

— В самом лучшем господин Ярцев проживает, — осторожно заметил он.

Он указал на старика, сидевшего за столом рядом с Фанни.

— Ах, вот как! Значит, у меня лучший после его номера, — не меняя уверенного выражения лица, ответил корнет.

Сообразительный кассир с гордостью отрапортовал:

— Люкс «Цезарь». Записал.

Савин небрежно взял фишки стоимостью три тысячи рублей и, непринуждённо помахивая тростью, направился к столу, за которым сидела его незабываемая Фанни. На её лице застыла странная печально-ироническая маска, словно красавица устала от показного блеска казино и слегка презирала его завсегдатаев. В одной руке у неё был хрустальный бокал с шампанским, в другой — веер из белых страусовых перьев. Фанни беспрестанно обмахивалась веером, как будто её томил скрытый внутренний жар.

А её спутник, старик Ярцев, громко отчитывал дилера, делавшего расклад.

— Такими руками только поленья в камине ворошить! — противным скрипучим голосом восклицал он.

На лице дилера нервно двигались желваки. Заметно было, что он едва сдерживается, чтобы не возразить хозяину.

— Ставлю три тысячи, — уверенным голосом заявил Савин.

Его слова прозвучали так громко, что старик и Фанни обернулись.

— Прошу прощения. Я не спросил, можно ли присоединиться к вашей игре? — добавил Николай, игриво махнув дорогой тростью, и положил фишки на стол.

Фанни внимательно посмотрела на визитёра, и веер в её руке замелькал быстрее. Ей показалось, что она знает этого молодого человека. Он напоминал ей кого-то из прежней жизни, но кого, она не могла понять.

Что касается Ярцева, то он повёл себя весьма радушно — ему наскучило видеть одни и те же лица изо дня в день.

— Так вы уже присоединились. Причём весьма эффектно, — с усмешкой произнёс он, заинтересованно посматривая на нового игрока.

— Премного благодарен, — вежливо ответил Савин, стараясь напустить на себя больше загадочности.

Выбрав лучшее место, корнет с важным видом уселся за стол, внимательно посмотрев на руки дилера, держащего наготове колоду новеньких карт. Ярцев подал знак, и дилер бросил всем по две карты, рубашками вверх. Ещё две карты он взял себе и открыл их почтенной публике. Две десятки! Игроки приняли задумчивый вид, забарабанили по столу пальцами. В этот момент дилер раздал всем ещё по карте.

Фанни разочарованно вздохнула и отбросила свои карты, показав, что проиграла.

— Двадцать два, как обычно.

Она равнодушно подняла бокал, без всякого удовольствия отпила шампанского и вновь монотонно замахала веером. Следом за Фанни открылся Ярцев.

— Двадцать, — уныло произнёс он.

Ярцев с укоризной смотрел на Савина, который явно держал фору. Фанни тоже заинтересовалась новичком. Однако тот не спешил и жестом приказал дилеру дать ему ещё одну карту. Дилер бросил, как полагается. Савин немедленно открыл свои карты, с лёгкой усмешкой наблюдая за лицами партнёров по игре. Ему выпали валет, четвёрка, пятёрка и двойка.

— Двадцать одно, — победно сообщил Савин.

Дилер послушно передвинул ему выигранные фишки.

Любопытству Фанни не было границ. Её привлекали везучие личности.

— Вы при девятнадцати ждали двойку? — машинально спросил Ярцев с видом знатока.

Савин беззаботно посмотрел на обоих и игриво ответил:

— Рискнул. Но мне повезло. Как, впрочем, и всегда.

Ответ явно пришёлся Ярцеву по душе, он улыбнулся, обнажив прокуренные старческие зубы, и понимающе кивнул.

— Риск и успех! Вот что я действительно уважаю!

Чтобы закрепить дружеское расположение, Ярцев протянул руку Савину. Ему хотелось завязать знакомство с таким интересным и везучим человеком.

— Ярцев Савелий Игнатьевич. Хозяин сего заведения, — величественно произнёс он.

— Асташев Вениамин Иванович, — представился в ответ Савин и, немного подумав, добавил, — золотопромышленник из Сибири.

Этот образ себя возник у него в голове спонтанно. Он много видел таких залётных богачей в Петербурге, в тамошних казино. Бывало, они просаживали там целые состояния, не в силах прекратить игру и принять поражение. Завсегдатаи казино обожали их, так как золотодобытчики приносили огромные доходы.

— Про золотоискателя я сразу разумел. У меня на людей глаз намётан. В них я не ошибаюсь, — самодовольно проговорил Ярцев. — А это Фанни…

Старик неуклюже приобнял девушку за плечо. Савин привстал и как можно любезнее протянул ей руку.

— …моя супруга, — горделиво добавил Ярцев.

К горлу корнета подкатил комок, сердце бешено застучало. Он уставился на молодую даму непозволительно долгим взглядом, забыв, что держит её за руку на глазах у всех. Она почувствовала странный напор незнакомца и удивлённо отдёрнула руку.

Понимая неловкость ситуации, дилер учтиво предложил:

— Играем?

Ярцева раздражал высокомерный тон прислуги, и он нервно ответил:

— Конечно, играем! Что ты глупости спрашиваешь?

Дилер сдержал гнев и, приняв нарочито равнодушный вид, сдал игрокам карты.

Савину явно везло, и он без труда взял своё. Театр, везение и риск были тремя золотыми конями, всегда вывозившими его к успеху. Он понял это, как только увидел вывеску «Театр», и не сомневался, что Фортуна повернулась к нему лицом. Несмотря на усталость, ноющую боль в избитом теле и нервное потрясение от «прекрасной» новости, что Фанни замужем за богатым стариком, Савин чувствовал себя победителем. Он уверенно вёл игру в свою пользу, раз за разом обыгрывая соперников.

Дилеру отчаянный игрок был явно симпатичен, и он с удовольствием следил за его удачей.

— Слушайте, с такой фортуной вам просто необходимо поучаствовать в нашем турнире, — восхищённо проговорил Ярцев.

Он умилённо сложил руки перед гостем, доказавшим своё превосходство на деле. Самому Ярцеву давно не хватало молодой энергии, и он внутренне уважал тех, кто не боялся рисковать и идти до конца.

— Каком турнире? — спросил Савин, поморщившись, словно его вызывали на дуэль.

— Завтра в это же время. Будут самые знатные лица, — пояснил Ярцев, дружески хлопая «золотопромышленника» по плечу. — Я вам выпишу место за столом.

Старик говорил так, словно заранее оказывал услугу, от которой невозможно отказаться. Ситуация развивалась в пользу Савина, но он продолжал играть, как будто делал одолжение:

— Что ж… Буду премного благодарен.

Решив проблему с деньгами, он почувствовал желание завладеть Фанни, поэтому с особой нежностью посмотрел на неё, добиваясь хотя бы беззвучного кивка или понимающего взгляда. Но девушка равнодушно отгородилась веером. Казалось, она не испытывала к нему ни малейшего интереса.

Гостиничный номер, в который позже поднялся Савин, был явно велик для одного. Огромная кровать под синим атласным балдахином, на полу — пушистый текинский ковёр, в ванной комнате — венецианская ванна на бронзовых львиных лапах. В этой одинокой роскоши корнет ощутил нестерпимую тоску по прекрасной Фанни. Подумать только, она где-то здесь, недалеко, спит бок о бок со своим мерзким стариком…

От этих мыслей Савин стиснул зубы, забегал по комнате кругами. Но душевные страдания продолжались недолго — вскоре неугомонный корнет уже бежал по тёмной лестнице в фойе, к стойке администратора. В руке он держал солидную пачку денег, выигранных в казино. Если понадобится, он готов пожертвовать всем, лишь бы исполнить свой план!

Подойдя к полусонному администратору, Савин положил перед ним деньги и учтиво спросил:

— Есть ли номер по соседству с Савелием Игнатьевичем?

Администратор встрепенулся и кивнул:

— Есть…

— Идеально! — воскликнул Савин, довольно хлопнув рукой по стойке, и тотчас получил ключи от нового номера.

Новые апартаменты оказались гораздо лучше прежних, но корнета интересовало другое. Он быстро огляделся и направился к высокому окну. За тяжёлыми бархатными шторами оказались ставни, запертые на крючки. Савин ловко открыл их навстречу свежему ветру. Распахнутое настежь окно открывало вид на проезжую часть площади, ярко освещённую жёлтым светом фонарей.

Высунувшись в окно, корнет обнаружил, что в соседнем номере горит свет. Значит, супруги Ярцевы до сих пор не спят… Савин оценил взглядом расстояние до соседнего окна — не более полутора метров. Внизу проходит лепной карниз, довольно широкий. В ранней юности корнету приходилось лазить в окна к красоткам по таким карнизам, где и кошка побоялась бы пройти. А здесь вообще раз плюнуть!

Без долгих раздумий Савин вылез на карниз и, стараясь не смотреть вниз, уцепился пальцами за выступы в кирпичной стене. Всего три шага, и он оказался на балконе у Ярцевых.

Фанни в кружевном пеньюаре, откинув голову назад, лежала на широкой кровати. Её распущенные белокурые локоны живописно рассыпались по пухлым подушкам. Колышущееся пламя свечей отбрасывало загадочные тени на потолок. Фанни смотрела на них и грустно улыбалась, словно тосковала о чём-то. Савина охватило жгучее желание сжать её в объятиях. Сейчас или никогда! Он всмотрелся вглубь комнаты и увидел, что Ярцев неспешно входит в ванную комнату. Значит, есть несколько минут для свидания!

Балконная дверь оказалась не заперта. Савин в считанные секунды беззвучно открыл её и шагнул к кровати. Это было так неожиданно для Фанни, что она приглушённо вскрикнула. Девушка безумно испугалась при виде чужого мужчины в своей спальне. Наверняка, вор! Она вскочила с кровати и схватила с ночного столика зеркальце с тяжёлой серебряной ручкой, собираясь швырнуть его в негодяя.

Савин умоляюще приложил палец к губам, и Фанни узнала в нём азартного игрока из казино. Овладев собой, девушка гневно воскликнула:

— Что вы здесь делаете? Немедленно покиньте номер! Сава! Сава! — выкрикивая имя мужа, она поспешила к ванной комнате, из которой доносился шум льющейся воды.

Чтобы не тратить время на объяснения, Савин ловко содрал с себя пышные усы. Ошарашенная Фанни замерла, не в силах сказать ни слова при виде бывшего любовника. На её лице отразилась буря эмоций — радость, страх, нежность, смущение.

— Савин? — еле слышно прошептала она.

На длинных ресницах Фанни заблестели слёзы. Она бросилась к Николаю на шею, принялась осыпать его горячими поцелуями, словно всё это время только и делала, что тосковала о нём.

— Боже, я так переживала! — прижимаясь к его груди, бормотала она. — Хотела найти тебя, но князь запер меня…

Но Савин отлично знал и помнил, что Фанни предала его, и не раз. Сбежала из-под носа с деньгами, выманенными у великого князя, ни разу не написала ему, пока он был в тюрьме, не прислала ни рубля. А теперь и того хуже — вышла замуж за старого богача, продала свою красоту! Как ни влекло к ней Савина, он сдерживался, желая объясниться до конца.

— А как только великий князь выпустил, так сразу выскочила замуж? — сухо произнёс корнет, слегка отстранившись от Фанни.

Девушка печально опустила глаза и, всхлипнув, произнесла детским обиженным голоском:

— Ты не знаешь, о чём говоришь.

— Так просвети меня, — Савин намеренно отошёл подальше от Фанни, не давая ей кинуться ему на шею.

Слёзы безудержно покатились по щекам девушки.

— Я была уверена, что тебя повесили! — жалобно воскликнула она. — Я осталась одна. Великого князя объявили сумасшедшим и сослали в Крым. А тут этот Ярцев… влюбился в меня по уши.

— И оказался денежным мешком? Как удобно! — иронически продолжил Савин, словно прочитал сценарий её горестного повествования.

Фанни было трудно придумать возражения, и она сделала единственное, что могла — бросилась Савину на шею, стараясь разжалобить его.

— Да, он богат! Но я жду не дождусь, когда он умрёт, потому что не люблю его. Я согласилась на этот брак, только чтобы выжить.

Фанни с надеждой заглянула любимому в глаза, чтобы тот понял, что у неё не было иного выхода. Её глаза были полны искренней печали, прелестные розовые губы дрожали.

Несколько мгновений Савин пронзительно смотрел в лицо девушки и, наконец, сдался. Он стал страстно целовать её лицо и шею. Его разгорячённые руки дерзко блуждали по груди и бёдрам Фанни. Он готов был взять Фанни прямо сейчас, прямо под носом у её супруга. Но в этот момент звук льющейся воды в ванной стих, наступила тишина.

Фанни испуганно отстранилась от Николая и прошептала:

— Подожди. Ярцев сейчас выйдет.

Распалённый Савин совсем потерял голову и пытался вновь прижать любимую к себе, но она быстро вытолкала его на балкон.

— Завтра! В два часа. Я сама приду к тебе в номер, — страстно прошептала Фанни.

Корнет, охваченный безудержным влечением, снова потянулся к её губам, чтобы подарить им последний поцелуй.

Дверь ванной открылась, и вышел распаренный Ярцев, красный, как варёный рак. Савин молниеносно скрылся из вида. Фанни принялась зашторивать окно, тщательно поправляя тяжёлые занавески. К счастью, Ярцев смотрел себе под ноги и устало брёл к кровати. Сейчас, без роскошного цилиндра и модного костюма, стало видно, насколько он жалок и немощен. Трясущиеся колени, скрюченные руки, на лице написано одно желание — поскорее принять горизонтальное положение.

— Да, дорогая, запри балкон. А то ревматизм разыгрался, как бы не продуло, — пробормотал Ярцев.

С этими словами престарелый супруг Фанни улёгся на кровать, повернулся на бок и свернулся калачиком, будто весь день трудился в поте лица.

Наутро Савин проснулся в жутком похмелье, собственная голова казалась ему огромной и пустой, как тыква. Малейшее движение вызывало приступ дурноты. Корнет попытался восстановить в памяти вчерашние события, но успеха не добился. Закрывая глаза, он вспоминал лишь какую-то мешанину из лиц, свечей, вееров, игральных карт… Оглядев комнату, он не понял, который сейчас час, но тут же облегчённо вздохнул — на столике стояла открытая бутылка шампанского. Не вставая с кровати, он протянул к ней руку. На миг в голове помутилось, и Савин громко рыгнул. Затем рывком залил в глотку тёплое шампанское и скривился.

В дверь постучали, и перед Савиным появился долговязый молодой официант. Он толкал перед собой тележку, уставленную всяческими деликатесами — печёными мидиями в сливочном соусе, жареными кольцами кальмаров, омарами и устрицами. Сбоку стояла корзина со спелыми фруктам, в хрустальной вазочке сверкало полупрозрачное желе, покрытое белым творожным кремом. В центре тележки возвышалось серебряное ведёрко с тремя запотевшими бутылками французского коллекционного шампанского. Савин жадно сглотнул слюну и удивлённо посмотрел на официанта.

— А где ягоды? Где ежевика? — сварливо спросил золотопромышленник.

— Так не сезон же, барин, — испуганно отозвался официант, поправляя скатерть на обеденном столе.

— Умник! Так принеси, что поспело! — сердито приказал Савин, стараясь поскорее избавиться от слуги.

— Сию минуту, только вот счёт оплатите, пожалуйста, — учтиво ответил официант и, торопливо порывшись в кармане, протянул барину листок желтоватой бумаги.

Савину не хотелось думать о счетах. Он не помнил, куда подевались его деньги, поэтому стал вести себя, как Ярцев, словно всё здесь принадлежит ему. Он знал, что официанты, привыкшие к придиркам богатых клиентов, не смеют перечить и покорно идут на уступки. Понимая это, Савин действовал ва-банк — так наверняка сработает.

— Там за номер и за ресторан — растерянно произнёс официант, оправдываясь перед барином.

Савин гневно посмотрел на него, словно тот сказал что-то непозволительное.

— Ты что, мальчишка, себе позволяешь? Я что, по-твоему, сбегу отсюда?

Савин взялся рукой за пустую бутылку, собираясь метнуть её в слугу. Официант попятился назад, не желая становиться мишенью.

— Никак нет-с, барин. Но такие правила установил сам господин Ярцев, — виновато пробормотал официант, указывая на соседнюю стену.

Савин демонстративно вздохнул и нехотя сбросил одеяло, оставшись перед официантом совершенно голым. Тот смущённо отвернулся и устремил взгляд в окно.

— Я хочу продлить номер на неделю, — заявил Савин.

Подойдя к столику, он налил себе прохладного шампанского, которое пришлось как нельзя кстати. Затем озабоченно порылся в карманах одежды, валявшейся на полу, но обнаружил лишь купюру номиналом в двадцать пять рублей да пару фишек из казино.

Шампанское понемногу восстановило ясность его ума, и Савин вспомнил события минувшего дня. Он проверил сюртук, в котором был вчера, но денег, как назло, не оказалось. Разозлённый бесплодными поисками, Савин понял, что ночью просадил в казино всё, что недавно выиграл.

«Чёрт, надо же было так нарезаться! Ну, что-нибудь скумекаю, главное, чтобы ничего пока не заподозрили!» — сказал себе Савин.

Корнет беспечно протянул официанту единственную оставшуюся купюру:

— На, это тебе. А администратору передай, что оплачу все счета вечером, когда приедет мой багаж.

Официант, уставший от длительного напряжения, быстро положил деньги к себе в карман.

— Про ягоды не забудь! — крикнул Савин, чтобы выглядеть убедительнее в глазах слуги.

«Загулял барин, чудит…» — промелькнуло в голове у паренька. Прислуга в дорогих гостиницах привыкла каждый день общаться с такими господами.

Официант скрылся за дверью. Савин устало сел на кровать рядом со столиком, на котором его ожидали вкуснейшие лакомства. Первым делом он схватил омара и с треском разломал его пополам.

«Жизнь — непростая штука и может повернуться любой стороной, — думал корнет, тщательно пережёвывая сочное мясо, — деньги приходят так же быстро, как и уходят».

Теперь всё, что ему было нужно — Фанни. Второй раз он не упустит из рук это сокровище, сделает всё, чтобы отобрать её у ничтожного старикана Ярцева!

Днём просторное помещение казино почти всегда пустовало. Савин ввалился в него с бутылкой шампанского в руке, глазами выискивая Фанни и её престарелого мужа. Не найдя их, он с надменным видом подсел к дилеру, который вчера, по всей видимости, ловко прибрал его деньги. Савин прямо из горлышка отхлебнул холодного шампанского и погрузился в задумчивость. Он изображал полную отстранённость, краем глаза наблюдая за дилером. Достаточно ли умён этот малый? Удастся ли провести его, чтобы вернуть себе деньги?

— Как самочувствие? — вежливо поинтересовался дилер, чтобы завязать непринужденный разговор.

— Ужасно, — медленно протянул Савин и отпил ещё шампанского. — В котором часу я вчера ушёл?

Дилер улыбнулся.

— Не вчера, а сегодня, когда начали подавать завтрак, — учтиво проговорил он и перевёл взгляд на фишки на столе. — Играть будете?

— Буду, — равнодушно ответил Савин, словно делая одолжение, и кинул на стол оставшуюся пару фишек.

— О, вот они! — с широкой улыбкой воскликнул дилер, перекладывая фишки к себе поближе.

— Что это значит? — непонимающе спросил Савин.

— Вы что, ничего не помните? — засмеялся дилер. — Это мои фишки. Вы отобрали их у меня и ещё заставили дать вам двадцать пять рублей. Кстати, где они?

Дилер выразительно посмотрел на карман барина. Савин выдержал паузу, сохраняя задумчивый вид. Он держался так, будто ничего не слышал и не видел. Смотрел на стены, украшенные лепниной, и лениво потягивал шампанское.

Подождав, дилер убрал фишки и повернулся к нему спиной.

— Значит, облапошил меня? — с ледяным спокойствием спросил Савин.

Улыбка слетела с лица парня, он испуганно вытянулся в струнку.

— Ещё и радуешься, щенок? — угрожающе процедил сквозь зубы Савин и сжал кулаки.

Дилер явно растерялся и выглядел глуповато. Савин помнил, как вели себя сибирские золотопромышленники в петербуржских казино — проиграв всё до копейки, они устраивали наутро дикие сцены. Скандалили, крушили в казино мебель, разбивали зеркала и люстры.

— Пока мы там Сибирь осваиваем, ради государства российского спины не разгибаем, вы тут простой народ обманываете!

Корнет орал так свирепо, что испуганный дилер не знал, куда деваться. Впрочем, он вскоре опомнился и забормотал, изображая полную непричастность:

— Позвольте, сударь, но ведь вы сами хотели играть. Я вас не…

— Чего ты мямлишь? — грозно завопил Савин, вскакивая с места.

Он сделал движение, точно собирался выхватить из кармана пистолет. Дилер вытаращил глаза и, понимая, что гость становится опасным, робко предложил:

— Может сыграете, ваше благородие?

Савин сел на место.

— Если не желаете, так я пойду, у меня смена заканчивается, — усталым голосом сообщил дилер.

Видно было, что он опасается новой безумной вспышки барина. Савин мрачно усмехнулся и ответил:

— Буду, только фишки верни.

Понимая, что спорить бесполезно, а этот золотодобытчик тот ещё скандалист, дилер передал Савину фишки и с привычной ловкостью начал раздавать новенькие карты.

Савин замер, не сводя глаз с карт, мелькающих в руках дилера. Едва раздача закончилась, он приказал:

— Ещё!

Дилер положил перед игроком ещё одну карту. Быстро взглянув на неё, Савин мгновенно вскрылся и торжественно добавил:

— Очко!

Секрет игры заключался не только в везении, но и внимательности — нужно было чувствовать момент и брать своё, а Савин блестяще владел этим навыком. Он не раз выигрывал по-крупному, но деньги, как правило, не задерживались долго в его кармане.

Дилер подвинул Савину выигранные фишки, и тот сразу же вернул две штуки дилеру, чтобы не оставаться в долгу.

— В расчёте. Раздавай! — приказал корнет, чувствуя, что ухватил удачу за хвост.

— А двадцать пять рублей? — осмелился напомнить дилер.

Савин и ухом не повёл. Дилер снова послушно раздал карты, не смея перечить барину. Савин не прогадал — удача, действительно, шла прямо в руки и оставалось лишь набраться терпения, чтобы снова не напиться, как вчера.

Он вскрылся и с важностью победителя язвительно воскликнул:

— Снова очко. Тяжело со мной играть, когда я трезвый, да?

Дилер не желал спорить, вспомнив события непредсказуемого утра, когда этот барин заломил ему руку и силой вынудил отдать двадцать пять рублей. Он молча перетасовал колоду и раздал карты.

— Получается, это ты мне должен, — не унимался Савин, подначивая дилера, но тот упорно молчал, словно воды в рот набрал.

— Ты не бойся, я с тебя денег не потребую. Просто сегодня на турнире ты мне подыграешь, — понизив голос, произнёс корнет и заговорщически подмигнул дилеру.

Тот, наконец, вышел из оцепенения и возмущённо вытаращил глаза, опухшие от постоянной бессонницы.

— Что? Я не могу, за мной будут следить, — пробормотал парень, испуганно оглядываясь. Не дай Бог, кто-нибудь подслушает этот опасный разговор.

Не спуская с него глаз, Савин властно проговорил, сжимая кулаки:

— Можешь! Меня надул, и Ярцева надуешь.

Дилер дёрнул плечами в знак несогласия и решительно заявил:

— Я вас не надувал.

Савин угрожающе нахмурился. Потом встал из-за стола и, не сводя глаз с дилера, начал раздеваться — снял сюртук и аккуратно повесил его наспинку стула, развязал галстук, принялся расстёгивать белую шёлковую рубашку. Дилер занервничал и боязливо попятился, чувствуя надвигающиеся неприятности.

— Господин Асташев, вы чего?

Савин безразлично пожал плечами и пояснил, делая безумное лицо:

— Сейчас вот разденусь и буду бегать по казино, потом выскочу на улицу и начну кричать во весь голос, что ты меня обманул, обобрал и раздел догола.

Николай с прищуром посмотрел на дилера, оценивая его состояние, и нахально спросил:

— Нравится моя идея? А господину Ярцеву понравится, что ты позоришь его казино на весь свет?

Дилер был в явном замешательстве — кажется, сумасбродный клиент способен на всё. Только этого ему не хватало под конец смены! Из-за выходок шального барина рабочие сутки оказались для дилера адским пеклом.

Не получив ответа, Савин продолжил разыгрывать свою трагикомедию — разделся до пояса и расстегнул брюки.

— Остановитесь, пожалуйста! — вскричал дилер, хватая Савина трясущимися руками и с мольбой заглядывая ему в глаза.

— Значит, мы договорились? — требовательно спросил золотоискатель.

Дилер отчаянно оглядывался по сторонам, пытаясь найти какую-нибудь поддержку. Не хватало ещё, чтобы Ярцев пришёл и увидел это безобразие!

Молчание дилера не понравилось Савину, и он взялся за пояс, чтобы стянуть свои щегольские брюки. Взгляд корнета не отрывался от глаз дилера, казалось, он просверливает насквозь его душу. Парень устало вздохнул.

— Договорились? — повторил Савин, чувствуя, что ухватил рыбу за хвост.

Дилер кивнул, давая понять, что условия приняты.

Савин довольно улыбнулся и, застёгивая брюки, повелительно показал на карты, чтобы дилер снова сдавал. Корнету хотелось выиграть столько, чтобы в этот вечер ни в чём себе не отказывать. Ярцев ещё пожалеет, что доверил ему участие в сегодняшнем турнире, а прелестная Фанни снова будет смотреть на него с восхищением, как раньше. Задумчиво переведя взгляд на часы, Савин заметил, что стрелки показывают два часа, а это означало, что через полчаса старик Ярцев покинет свою супругу, забывшись полуденным сном.

После обеда в гостинице всё замерло, воцарилась тишина. Клиенты привычно отдыхали в прохладных номерах, спасаясь за толстыми стенами от городского шума. И только в номере Савина разливался зной от полыхающего костра любви. Савин и Фанни, встретившиеся после долгой разлуки, не могли насытиться друг другом. Два молодых гибких тела сплелись, словно виноградные ветви, и раскачивались в такт охватившему обоих желанию. Фанни не могла удержаться от страстных стонов. Наконец-то она наслаждалась сильными мужскими руками, которые крепко сжимали её, причиняя сладостную боль. После неповоротливого старика Савин творил с её телом настоящие чудеса.

Корнет не мог оторваться от Фанни до тех пор, пока силы не покинули его, и он с блаженным вздохом откинулся на подушки. Любовники в сладком изнеможении лежали рядом, нежно смотря друг на друга. Сейчас им казалось, что они созданы друг для друга, что судьба нарочно свела их вновь.

Ласково поглаживая Фанни по белоснежному плечу, Савин порывисто прошептал:

— Давай уедем в Париж прямо завтра!

— Котик, я же замужем, — разочарованно произнесла Фанни.

Она надула губки, как маленькая девочка, и это вызвало у Савина новый прилив нежности.

— Рыбка моя, если тебе нужны деньги, я выиграю для нас столько, что хватит до конца жизни! — пылко воскликнул он.

— Ты не понимаешь, — с усталым вздохом вымолвила девушка, — у Ярцева целое состояние! И он завещал его мне. Надо только подождать, пока он скончается. Я понимаю, ты ревнуешь, да и мне опостылел этот старый хрыч…

Она вдруг умолкла, потом резко поднялась с подушек и повернулась к Савину. Блестящая идея пришла ей в голову так внезапно, словно подсказал кто-то невидимый.

— Нам нужно избавиться от него! — решительно произнесла Фанни.

— Как? — спросил Савин, удивлённый жестокими искрами, проскочившими в её взгляде.

— Очень просто! Убить на дуэли.

Фанни вскочила с кровати и как была, в костюме Евы, прошлась по комнате.

— Ты вызовешь его на дуэль! — воскликнула она.

По-детски захлопав в ладоши, девушка весело рассмеялась, запрыгнула на Савина и осыпала его поцелуями.

Савин был очарован её игривыми ласками, но он тотчас понял, что за ними кроется дьявольская хитрость. Фанни — не менее талантливая актриса, чем он сам, умеет притворяться так ловко, что любого обведёт вокруг пальца. Любого, но не корнета Савина! Он больше не тот влюблённый дурачок, который безоговорочно верил её штучкам. Недовольно отстраняя девушку, Савин прошипел:

— Ты с ума сошла? Я не душегуб.

Фанни опять приняла несчастный вид маленькой девочки, у которой отобрали любимую игрушку — прикусила нижнюю губу и, чуть не плача, спросила проникновенным голосом:

— Ты меня любишь?

— Больше всего на свете, — подыгрывая ей, ласково произнёс Савин.

— Так докажи, — капризно проговорила Фанни, натягивая на себя его рубашку и продолжила со страстью в голосе, — Николенька, он жалкий больной старикашка! За ним смерть по пятам ходит, он почти уже на краю обрыва, его надо просто подтолкнуть на тот свет, вот и всё.

Глаза её возбуждённо блестели, на щеках загорелся румянец. В мыслях Фанни уже представляла себя владелицей огромного состояния Ярцева, и эти фантазии опьянили её, подобно сладкому вину. Она вновь бросилась к любимому и стала покрывать его голову, лицо и шею быстрыми поцелуями.

Корнет отстранился. Он не хотел, чтобы женщина, даже такая желанная и соблазнительная, манипулировала им. Он понимал, что Фанни желает свободы и как только она её получит, незадачливый любовник снова окажется за решёткой, а может быть, и в петле. Савин встал с постели и начал одеваться, не глядя на Фанни.

Но не так-то просто было остановить женщину, которая прошла множество приключений в Америке, Европе и России, хитрую и честолюбивую авантюристку, разбившую десятки мужских сердец. Она бросилась к Савину, притянула его к себе за плечи, уговаривала послушать. Но Савин решительно отстранил Фанни и проговорил огорчённым тоном:

— Я и подумать не мог, что ты такая корыстолюбивая и жестокая!

Фанни обиженно дёрнула бровями и сердито парировала:

— А я не думала, что ты такой трусливый!

Надев белый корсет, она повернулась к Савину спиной и капризно потребовала:

— Помоги мне!

Корнет послушно стал затягивать корсет, потом помог надеть платье из голубого шёлка. Точь-в-точь из такой ткани был сшит наряд недавней «невесты» Савина — дочери губернатора Гартинга.

«Эх, если бы не дураки-революционеры, как бы славно я зажил с красоткой Натальей! Ну, хотя бы пару недель, пока бы афера не вскрылась», — невольно улыбаясь, подумал Савин.

— Это на людях Ярцев так любезен со мной. А на само деле он бьёт меня, неделями взаперти держит, — перебила его воспоминания Фанни.

Искоса она наблюдала за выражением лица Савина. Проникся, растрогался?

— Сама виновата, не надо было за него выходить, — безразлично ответил корнет.

— Котик, ну пойми же, мы должны это сделать для нашего общего блага, — взмолилась Фанни, приложив руки к груди. — Как только я получу наследство, мы сразу уедем вместе в Европу!

Савин смотрел на неё с улыбкой. Как она мила со своими умоляющими синими глазками, ангельски мила! Но становиться игрушкой в её руках — ни за что! Он наблюдал, как Фанни надевает белые чулки на свои прелестные ножки, и волна ревности охватила его.

— Ради тебя всё что угодно, только не это, — серьёзно проговорил он и склонился к её коленке, чтобы поцеловать.

Фанни отстранилась. Её выводило из себя упрямство Савина. Ещё ни один мужчина не устоял перед её чарами, а этот, хоть и влюблён по уши, не поддаётся.

— Не хочешь помогать, тогда я сама разберусь! — крикнула она и выбежала из комнаты.

Савину показалось, что Фанни заплакала. Он подошёл к окну и в задумчивости прижался к стеклу лбом. Жаль будет потерять её, ох как жаль. Но глупо рисковать собой корнет не собирался. Нет такой женщины на свете, которая стоила бы его жизни!

В пятницу вечером казино было набито битком. У ломберных столов толпились роскошно одетые гости — приезжие торговцы, местные завсегдатаи, иностранные туристы. Женщины в изысканных нарядах кружились по залу, словно бабочки, стараясь подцепить удачливого кавалера, чтобы поживиться его денежками. Савин в компании двоих мужчин в светлых длинных кафтанах выглядел весьма респектабельно и притягивал внимание многих красавиц. Знатные господа следили за игрой, медленно попивая холодное шампанское, которое услужливо подливали официанты.

Дилер, с которым уговорился Савин, тщательно перетасовал новенькую колоду и раздал карты троим игрокам. Когда все вскрылись, первый выигрыш достался Савину. Он твёрдо решил сегодня разбогатеть, и судьба, словно вознаграждая за прежние невзгоды, милостиво содействовала ему.

«Благодарю, мать Фортуна! — мысленно сказал корнет. — Не подведи и дальше!»

Игроки менялись, но Савин почти не отходил от стола, продолжая выигрывать у всех, кто хотел сегодня попробовать удачу. Он видел уловки дилера, который умело подыгрывал ему, и чувствовал себя великолепно.

— Финальный тур! — торжественно объявил дилер.

За стол сел новый игрок — молодой купец примерно того же возраста, что и Савин. В жилетном кармане у него сверкала толстая золотая цепочка, на пальце — бриллиантовый перстень. Вот бы обчистить этого денежного туза до нитки! Руки у Савина мелко вздрагивали от безумной жажды сорвать банк. Он искоса посмотрел на Ярцева, стоящего неподалёку. Хозяин казино жадно наблюдал за игрой. Корнет чувствовал к нему острую неприязнь, и не только из-за ревности к Фанни. Он уже понял, что Ярцев устраивает турниры для привлечения клиентов, и такие, как Савин, служили ему приманкой для более крупной рыбы.

Дилер сдал карты финалистам. Зрители взволнованно зашумели и придвинулись к столу, напирая друг на друга. Краем глаза Савин заметил мелькнувшее в толпе голубое платье Фанни. Она пробралась к мужу и что-то нежно прошептала ему на ухо, от чего старик расцвёл в улыбке. Савин бросил на обоих презрительный взгляд и полностью сосредоточился на картах. Внезапно громкий голос Фанни перекрыл шум толпы.

— Дорогой, вот этот господин домогался до меня сегодня, — говорила Фанни, бесцеремонно указывая пальцем на Савина.

Лицо её выражало оскорблённую невинность, глаза, устремлённые на Ярцева, были полны слёз.

— Кто? Асташев? — побагровев от гнева, вскричал старик. — Господин Асташев, немедленно объяснитесь!

Ярцев угрожающе шагнул в сторону Савина. Толпа испуганно расступилась. Богатые гости изумлённо переглядывались — нечасто увидишь подобное бесчинство на карточном турнире!

Такой поворот событий не сулил корнету ничего хорошего. Ради выгоды Фанни устроила ловушку и мужу, и любовнику. Савин мог ожидать от неё чего угодно, но не такого подлого удара в спину. Не в силах сдержаться, он посмотрел на неё с откровенным гневом и разочарованием. Фанни оказалась на высоте как актриса — смерив Савина презрительны взглядом, она закрыла лицо рукой в белой кружевной перчатке.

Публика возбуждённо шушукалась, предчувствуя грандиозный скандал.

Никого из присутствующих не удивило, что Фанни заявила о покушении на своё достоинство в разгар финальной игры, когда Савин намеревался обчистить казино. Казалось, она задумала оставить выигрыш себе, будущей наследнице казино. Савин овладел собой и заговорил полным уверенности голосом:

— Извольте, это всё вздор и выдумки!

Но толпа возмущённо зашумела, дамы с укоризной смотрели на Фанни, а их мужья выжидали, как поступит Ярцев.

— Зачем мне ваша супруга? — раздражённо воскликнул Савин, разводя руками. — У меня дома, в Сибири, невеста имеется, которую я люблю всем сердцем.

Но Ярцев надулся, как индюк, явно веря своей супруге больше, чем заезжему наглецу.

— Отнюдь, — подняв палец вверх, прохрипел он. — Я ещё вчера заметил, каким двусмысленным взглядом вы смотрели на мою супругу!

Владелец казино оглядел присутствующих, ожидая поддержки.

— Это смешно! Если бы я в этом нуждался, то нашёл бы даму поинтереснее, — воскликнул Савин с напряжённым смехом и как ни в чём не бывало взглянул на свои карты. — Давайте вернёмся к игре.

Столь непочтительное поведение окончательно взбесило Ярцева. Он повернулся к дилеру и заорал:

— Немедленно остановить игру!

Подняв трость вверх, старик указал ею на Савина и властно приказал:

— Асташев, встаньте сейчас же!

— Что за тон, сударь? — удивлённо подняв брови, спросил Савин и резко поднялся со стула, показывая, что не намерен терпеть подобное отношение.

Брызжа слюной, Ярцев прошипел:

— Я вызываю вас на дуэль!

Зрители, наблюдавшие эту сцену, зашумели с удвоенной силой. Многие испугались за собственную безопасность и поспешили к выходу, другие, напротив, оживились, представляя, что сейчас станут свидетелями небывалого скандала.

Фанни победно смотрела на Савина, загнанного в сеть, сплетённую её хитроумными замыслами. Она как никто другой знала, что корнет — великолепный стрелок. Он с лёгкостью сумеет поразить цель. Один его выстрел мгновенно избавил бы Фанни от постылого супруга. Мысленно она уже представляла себя хозяйкой роскошной гостиницы и прочего имущества Ярцева.

Савин уловил ход её мыслей и понял — Фанни не принимает в расчёт то, что его разыскивает полиция. После дуэли ему придётся бежать, а хитрая любовница ни за что не поедет с ним, присосавшись к наследству.

— Как вам будет угодно, — учтиво поклонившись, сказал Савин и обернулся к онемевшему от ужаса дилеру. — А теперь вернёмся к игре!

Побелев от злости, Ярцев завопил:

— Вы больше не допускаетесь к игре, пока мы не разрешим нашу ситуацию.

— Это против правил, — возразил Савин.

Он оглянулся на зрителей, выискивая в их глазах поддержку. Ему не хотелось прерывать игру, в которой он был явным фаворитом.

— Правила тут устанавливаю я! — надрывно заорал Ярцев.

Теперь хозяин казино угрожающе смотрел на публику, требуя почтения к своей персоне.

Савин в сердцах швырнул карты на стол. Игра оборвалась на самом интересном месте, и всё это произошло из-за Фанни.

«Вот угораздило меня связаться с этой несносной американкой! — со злостью думал корнет, уставившись на фишки. — Использует меня для своих прихотей, как лакея!» Он поднял голову, поискал глазами Фанни. Но она уже удалялась из зала под руку с мужем.

Прохладный ветерок продувал широкую поляну, на которой расположились дуэлянты. Лесная тишина и чистый воздух пьянили разум. Савину казалось, что это не деревья качаются от ветра, а сама земля пытается выскользнуть из-под его ног.

— Господа, сближайтесь! — объявил секундант.

По жребию право первого выстрела досталось Ярцеву. Он поднял пистолет, прицелился. В наступившей тишине было слышно, как заливается в глубине леса малиновка. Савин невольно заслушался — как прекрасен птичий щебет, как дивно благоухает свежей зеленью, земляникой, мхом. Смотреть в нацеленное на него дуло не хотелось.

«Двум смертям не бывать, а одной не миновать», — невесело усмехнувшись, подумал молодой дуэлянт.

Звонкую трель малиновки прервал оглушительный выстрел. Ярцев опустил пистолет и сплюнул от досады. Противник стоял, живой, невредимый и раздражающе красивый в белой рубашке с широко распахнутым воротом.

— Начинайте, господин Асташев! — крикнул второй секундант.

Савин шагнул назад и легко взметнул вверх руку с пистолетом. Грянул второй выстрел. Ярцев грузно рухнул на траву.

Секунданты подбежали к старику. Тот неподвижно лежал на спине, раскинув руки в стороны. Кровь, струившаяся из раны, залила белоснежную рубашку. Вид поверженного противника настолько поразил Савина, что он не мог сдвинуться с места. Несмотря на свою бурную жизнь, Савин впервые участвовал в дуэли. Секунданты пытались оказать Ярцеву помощь, но всё было бесполезно. Рана оказалась смертельной.

Очнувшись от короткого забытья, Савин попятился назад. Его взгляд был растерянным и обречённым. Он не хотел убивать мужа Фанни, но это всё же случилось! Корнет повернулся спиной к убитому и поспешил к опушке леса, где оставил наёмную карету. Ему хотелось поскорее убраться отсюда и забыть о злосчастной дуэли. Видя странное состояние барина, кучер ловко соскочил с козёл и подхватил Николая, едва державшегося на ногах.

— Куда прикажете, сударь?

Кучер был пожилой мужчина, многое повидавший на своём веку. Ему было жалко молодого господина, так близко к сердцу принявшего смерть соперника. Слёзы катились из глаз Савина и падали на руку извозчика, поддерживающего его за грудь. Лицо его было мертвенно-бледным, губы и веки застыли. На мгновение старику показалось, что барин лишился рассудка.

С сочувствием в голосе кучер прошептал:

— Сударь, поедемте?

Савин очнулся и растроганно посмотрел на кучера, потом утёр слёзы рукавом и произнёс дрожащим голосом:

— Да, да. Поедемте.

— Так куда? — уточнил кучер, по-прежнему ласково поддерживая Савина.

— В гостиницу, — обронил Савин, показывая в сторону города, — только скорее.

Он сам захлопнул дверцу кареты. Извозчик проворно запрыгнул на козлы и замахнулся кнутом. Корнет продолжал смотреть на удаляющуюся рощу и зелёную лужайку, на которой осталось тело убитого им человека.

Ему вспомнилось, как он впервые взял в руки пистолет, как учился стрелять в цель, находясь на военной службе. Его друзья любили дерзкие шутки о скорой смерти. В то время он предполагал, что убивать легко. Как глуп, как наивен он был тогда!

В номере Ярцева царила суматоха. Фанни, вне себя от радости и приятного волнения, восторженно смотрела на любовника, неподвижно сидящего в глубоком кресле. Он справился с работой точно и без осечек. В глубине души она восхищалась хладнокровием, помогавшим ему всегда выходить сухим из воды. Вот и сейчас она расценивала его молчание как признак мужества.

— Какой же ты молодец, Николенька! — восклицала Фанни. — Избавил меня от этого ненавистного старикашки! Теперь я свободна, а главное — богата!

Солнечный свет, заливавший комнату, наполнял сердце Фанни ликованием. Весело напевая, она собирала саквояжи, набивая их дорогими вещами.

— Ты мой герой, я знала, что ты сможешь. Я тебя обожаю!

Она подскочила и чмокнула Савина в щёку, но он остался неподвижным, как каменная статуя в городском саду.

— Так, много я брать не стану. У нас будет всё новое — одежда, шляпы, духи. Новая жизнь! А здесь всё пропахло этим стариком, — Фанни неприязненно посмотрела на собранные вещи, а потом на Савина.

Он не отзывался на слова любовницы. Девушка, привычно заигрывая, села к нему на колени.

— Ну, что ты грустишь, всё уже позади! Ах, чуть не забыла, надо забрать деньги из сейфа!

Она изо всех сил пыталась развеселить Савина, ей казалось глупым предаваться тоске, когда тебе привалило счастье. Чтобы привести Савина в чувство, Фанни побежала к трюмо, на котором лежали ключи от сейфа. В нём Ярцев прятал от любопытных глаз деньги и драгоценности. Добра в железном шкафу оказалось немало — толстые пачки крупных купюр едва могли вместиться в один саквояж, и Фанни задумалась о второй сумке.

— На первое время хватит, потом я вступлю в наследство… — мечтательно произнесла она и чуть не прослезилась от счастья. — А может быть, отправимся в кругосветное путешествие? Или в Европу?

Синие глаза Фанни загорелись мечтательными огоньками. Ах, она с детства грезила кругосветным путешествием! Пирамиды Египта, священный Ганг, бамбуковые рощи Китая и тропические острова — теперь она увидит всё это собственными глазами!

Но Савин по-прежнему сидел неподвижно, думая о чём-то очень важном. Его поведение настораживало девушку, но не пугало. Что ж поделать, у мужчин есть свои недостатки — они любят отстраняться и молчать, словно в тишине скрыты тайны, которых женщинам никогда не постичь.

Внезапно раздался громкий стук в дверь. Она с треском распахнулась, и в комнату ворвались четверо мокрых от пота полицейских, а за ними — следователь.

— Всем оставаться на своих местах!

От неожиданности Фанни попятилась назад и вскрикнула, словно её собирались ограбить. В испуге она бросилась к двери, но один из полицейских преградил ей путь:

— Мадам, вам не о чем беспокоиться.

Фанни быстро перевела взгляд на Савина. Он даже не шелохнулся, как будто его совершенно не волновало внезапное появление полиции. Казалось, он этого ожидал.

— А вам, сударь, придётся проехать с нами, — сказал следователь и подошёл к корнету, чтобы надеть на него наручники.

Прикосновение холодного металла напомнило Савину о предыдущем аресте и каторге. Мигом очнувшись от забытья, он отдёрнул руку и резко поднялся с кресла:

— Почему же?

Следователь поправил фуражку и сухо сообщил:

— Вы обвиняетесь в убийстве господина Ярцева.

Савин с презрением посмотрел на Фанни.

— Это не я убил его, — возразил он.

— Это могут доказать только секунданты, если, конечно, мы их отыщем. А сейчас мы вынуждены поместить вас в арестный дом, пока вы ещё чего-нибудь не натворили.

Савин понял, что следователь не знает о его прежних похождениях и считает, что он золотодобытчик Асташев. Прекрасно, если так! Корнет молча вытянул вперёд руки, выражая полное послушание властям. Следователь охотно надел на него наручники и указал на выход. Фанни остановила их на пороге. Закусив губы, девушка бросилась Савину на шею. Неразумно было так вести себя в присутствии полицейских, но Фанни не могла не попрощаться с тем, кто открыл ей дорогу в счастливое будущее.

— Найди способ выбраться оттуда, — шепнула она Савину, нежно целуя его в щёку.

В тесных камерах арестного дома набилось множество преступного люда. Все нары были заняты, не то что лечь — сесть некуда. Лишь в одной камере осталось несколько свободных мест, поэтому Савина поместили в неё. В камере стояла вонь прокисшего пота и грязной одежды. Савин брезгливо сморщился от стойкого запаха блевотины.

Скучающие преступники с интересом посмотрели на нового заключённого, пытаясь сходу отгадать, что он за птица — матёрый грабитель, рыночный воришка или просто беспаспортный бродяга. Савин выглядел странно — на его лице была написана безучастность, которая обычно присуща новичкам, впервые совершившим тяжкое преступление. Сокамерники решили, что парень замешан в какой-то семейной драме.

Погружённый в свои мысли, Савин не заметил, как к нему вразвалку подошёл высокий мужчина худощавого телосложения. Корнет поднял голову и обомлел — перед ним стоял Косой.

— Здорово, Савин! Какими судьбами? — развязно проговорил Косой, расплываясь в беззубой улыбке. Но Савин молчал и, не мигая, смотрел на бандита.

— Чего молчишь, усач? Тут так не принято, задали вопрос, отвечай, — грубо приказал бандит и дёрнул корнета за усы.

Савин смерил его презрительным взглядом и демонстративно отвернулся.

— Ну-ка, братцы, ещё раз объясните этому франту, что к чему! — воскликнул Косой, размахивая оторванными усами.

В тот же миг с нар соскочили Миха и Вальдшнеп. Они направились к Савину, рыча, как цепные псы. Очнувшись от забытья, Савин осознал, где находится и занял оборонительную позицию. Его лицо стало злобным, губы сжались в тонкую линию.

— Послушай ты, Косой, Кривой, Хромой, как там тебя, — резко заговорил он, используя интонации, которые были в ходу у преступников. — Уйми своих чертей, не то я на вас донесу. Тогда уж загремите по полной!

Савин полностью оправился и вернулся в свой привычный образ. Его изворотливый ум заработал на полную катушку, отыскивая лучший способ выбраться из тюрьмы.

— За что? — недоверчиво спросил Косой, на всякий случай вытаскивая из сапога финку.

— За все ваши дела. Сидите-то наверняка за мелочь, ждёте, что скоро отпустят?

Слова Савина попали в цель. Косой нервно переглянулся с дружками и презрительно ответил:

— Тебя это не касается.

— Ты мне денег должен, Хромой. Я бы на твоем месте угомонился, — надменно произнёс Савин.

Косой, Миха и Вальдшнеп громко загоготали. Такой наглости от юнца они не ожидали. Миха резко оборвал смех и, схватив Савина за горло, прижал его к стене.

— Ишь, какой шустрый выискался! Думаешь, мы тебя испугались? — он оскалил прогнившие зубы, и изо рта его потянуло болотом.

— Косой, угомони его. Я тебе расскажу, как ещё заработать, — воскликнул Савин, отрывая руки Михи от своего горла.

Тот не ослабил хватку. Но Косой, услышав о заработке, встрепенулся и затараторил довольным тоном:

— Вот это деловой разговор! Миха, отпусти-ка его пока.

Бандит послушно убрал руки от Савина. Корнет сипло закашлялся и поправил парик. Теперь, когда он оказался лицом к лицу со смертью, все сомнения рассеялись. Он страстно желал выбраться из тюрьмы, вернуться к Фанни, жить свободно и богато.

Савин понимал, что Косой и его дружки — недалёкие мужики, которых легко обвести вокруг пальца. У них есть то, что требуется ему сейчас — связи в преступном мире.

— У меня на воле подруга, наследство получила, может хорошо отблагодарить за одну услугу, — деловым тоном произнёс Савин.

Арестанты слушали молча, но алчный блеск в их глазах показывал, что они весьма заинтересованы.

— Да я ей сам заплачу, если хорошенькая, — улыбаясь слюнявым ртом, заявил Косой.

Савин поморщился, представив Фанни рядом с этим недоумком, и продолжил:

— Очень смешно! Короче, слушай внимательно. Нужно найти двух секундантов. Я сегодня стрелялся с владельцем казино Ярцевым…

— И ты его укокошил? — воскликнул Косой, одобрительно посмотрев на Савина.

— Ага, — спокойно подтвердил корнет. — Секунданты должны явиться в полицию и дать показания.

Он понимал, что заключённые примут заказ на его условиях, хоть и поторгуются сначала, как у них принято. Привыкшие грабить, они не знали жалости к тем, кто запутался в сетях закона. Они умели добивать и отбирать последнее, лишь бы выжить в своём исковерканном мире.

— Мы работаем, только если платят вперёд, так что давай адрес своей мамзели, а потом уж займёмся секундантами, — потребовал Косой.

Он поставил ногу на койку и протянул руку, как будто в знак ожидания оплаты, словно они были на свободе. Савин спросил нарочито наивным голосом:

— А не обманешь?

— А у тебя что же, выбор есть? — усмехнулся Косой.

Продолжая игру, Савин тяжко вздохнул и опустил голову, словно оказался в несчастном положении. Он понимал, что бандиты ждут жертвенную овечку и стал ею, чтобы выполнить всю работу их руками.

10.

Оставшись одна, без Савина, Фанни то и дело подбегала к окну, чтобы выглянуть на улицу. Она ждала носильщиков. Ей хотелось поскорее покинуть этот номер, сесть в поезд и уехать как можно дальше, туда, где её никто не знает.

Ближе к ночи девушкой овладел страх. Казалось, что Ярцев вот-вот войдёт в номер, вся история с дуэлью окажется жестоким розыгрышем, а Фанни посадят за решётку. Ох, где же эти носильщики! Ей пора на вокзал, навстречу новой роскошной жизни, в которой нет мыслей об убитом старике и постылой жизни с ним.

Авантюристка не думала о судьбе Савина. Он сыграл свою роль в придуманном ею спектакле, дальше она в нём не нуждается. Как говорится, мавр сделал своё дело, мавр может уходить. Взгляд Фанни перескакивал с окна на стрелки часов, отсчитывающих минуты до её освобождения.

Громкий стук в дверь обрадовал Фанни. Она отперла, не спрашивая, кто там.

— Наконец-то! У меня поезд через час, а вы…

Девушка застыла от неожиданности — перед ней стояли двое элегантно одетых мужчин. Что-то они совсем не похожи на носильщиков!

— Думаю, вы ошиблись номером, — сказала Фанни и попыталась закрыть дверь, но один из мужчин ловко подставил ногу. Незнакомцы молча вошли в комнату.

Фанни в страхе попятилась назад.

— Что вы себе позволяете? Я сейчас закричу, позову полицию!

— Не надо, сударыня. Мы от Савина. Я Зиля, а это Ерпыль, — процедил сквозь зубы один из посетителей и оценивающим взглядом осмотрел комнату.

— Что? Как он? Где? — растерянно пробормотала Фанни, не понимая, откуда эти двое знают об их секрете.

— С ним всё в порядке. Он просил нас об услуге, но для этого нужны деньги, — сказал Ерпыль, развязно глядя на глубокое декольте Фанни.

Её бросило в пот при мысли, что эти двое могут наложить лапу на её богатство.

— Сколько? — спросила она, накинув на плечи ажурный платок. — Точнее, что за услуга?

Вид незваных гостей не внушал доверия, к тому же оба бесцеремонно разглядывали Фанни, словно вещь на базаре.

— Нужно найти секундантов, которые докажут, что он не убивал Ярцева… — игриво проговорил Ерпыль на ухо девушке.

Он нахально провёл пальцем по её гладкой шее. Фанни испуганно отшатнулась и села на край кровати.

— Как не убивал? А кто же тогда?

Фанни жила в России уже более шести лет, но русским языком хорошо не владела. Все её поклонники были людьми светскими, поэтому прекрасно знали французский, а то и английский. Когда же Фанни приходилось общаться с «простыми», как Ерпыль и Зиля, она с трудом понимала их, а сама говорила с сильным акцентом.

— Дамочка, вы будете хахалю своему помогать или нет? — язвительно спросил Зиля, постукивая пальцами по столу, на котором стоял набитый деньгами саквояж.

Фанни решила отвлечь бандита. Она резко встала и направилась прямиком к шкафу:

— Буду, конечно. Сколько?

Видя её нерешительность, Зиля оживился и шагнул к Фанни:

— Тыща рублей.

Фанни вздохнула — такая сумма могла быть только в саквояже, поэтому, порывшись для вида в шкафу, девушка вернулась к сумке и быстро вынула оттуда тысячу рублей.

Однако Ерпыль, внимательно наблюдавший за девушкой, заметил, что саквояж доверху набит деньгами, и незаметно подал знак напарнику.

Зиля выставил вперёд ногу и поклонился даме, словно заигрывая. Когда она передавала ему деньги, он задержал её руку в своей и поцеловал. В этот момент Ерпыль резко схватил со стола саквояж и спрятал за спину.

Фанни хотела закричать, но Зиля ловко приставил к её горлу складной нож. Ерпыль спокойно подошёл к девушке и потрепал её по ягодицам, потом показал саквояж и вежливо добавил:

— Это мы тоже заберём.

Фанни всё же вскрикнула, но Зиля плотнее приставил нож к горлу, и она смолкла.

— Не дёргайся, мамзель, — прошипел он. — А то не дай бог порежешься!

Девушка напряглась, лицо её было испуганным и в то же время непокорным. Как только Зиля опустил нож, Фанни резко выхватила из-под своей широкой юбки новенький револьвер и выстрелила. Пуля угодила Зиле в ногу, и он осел на пол, корчась от боли. Не теряя самообладания, Фанни наставила револьвер на Ерпыля, побелевшего с перепугу, и жёстко приказала:

— Положи саквояж на место!

Зиля схватился за ножку стола, стоная навзрыд — пуля попала ему в кость и причиняла страшную боль. Не желая разделить участь напарника, Ерпыль послушно поставил сумку на стол и поднял руки вверх.

Фанни махнула револьвером, приказывая обоим идти к выходу:

— Убирайтесь из гостиницы через чёрный ход. Он по лестнице налево, за складом.

Ерпыль понимающе закивал и дрожащим голосом просипел:

— Лады.

Видя, какими беспомощными стали бандиты при виде револьвера, Фанни спокойно продолжила:

— Чтобы секунданты сегодня же прибыли в участок. Понятно?

Зиля и Ерпыль, не смея перечить, покорно закивали.

— Я прослежу! Если не выполните работу, убью обоих! — пригрозила девушка.

Она снова качнула револьвером в сторону двери и гневно произнесла:

— Когда Савин выйдет, тогда и получите деньги! А теперь выметайтесь!

Схватив напарника под мышки, Ерпыль поволок его на себе. Зиля сморщился от боли, но громко стонать не осмеливался, чтобы не привлекать внимания. Бандиты поспешили убраться из гостиницы, пока на шум не нагрянула полиция.

Как только дверь за ними закрылась, Фанни устало выдохнула, спрятала револьвер под платье и села на край кровати. Её до сих пор трясло от волнения, но мысли о поезде побуждали собраться с силами и действовать решительно.

— Вот чёртов Савин! Додумался, послал ко мне бандитов! Как же я его ненавижу! — бормотала сквозь зубы Фанни.

11.

В полночной тишине полицейского участка в одном из кабинетов слабо горела настольная керосиновая лампа. Следователь с усталым лицом внимательно изучал принесённое ему досье. Допрос секундантов, присутствовавших при смерти владельца казино Ярцева, тянулся вторые сутки. Следователь никак не мог понять, почему оба говорят полнейшую, уму непостижимую чушь, но закон требовал неукоснительного соблюдения протокола. Лишь нехитрые следственные уловки могли раскрыть истину в этом странном деле.

Следователь вчитывался в показания первого секунданта и задавал одни и те же вопросы, надеясь услышать разные сведения.

— Всё было именно так, — завершил свою речь секундант Асташева, господин с большой лысиной и потным лицом, которое он поминутно вытирал рукавом.

Следователь засмеялся, показывая, что не верит ни единому слову.

— Галиматья какая-то! Это невозможно!

Надеясь прояснить всё на очной ставке, следователь приказал ввести в кабинет второго секунданта, чтобы тот в присутствии первого повторил свои показания.

Низкорослый сухощавый человечек, которого под руку привёл помощник, глядел на следователя исподлобья, не соображая, почему его снова спрашивают о том, что он рассказывал уже несколько раз. Следователь строго посмотрел на него и сухо произнёс:

— А теперь вы. Рассказывайте всё до мельчайших подробностей.

Низкорослый господин вздохнул и огляделся по сторонам. Он начал подробно, словно рассказывал впервые:

— День дуэли. Ярцев и Асташев стоят друг напротив друга с заряженными пистолетами. Асташев поднимает пистолет к небу и выстреливает в воздух. Ярцев вздрагивает от звука выстрела, рука с пистолетом начинает трястись, он пытается прицелиться, но у него ничего не получается. Свободной рукой он хватается за сердце и наклоняется вперёд. Ярцев падает на свой пистолет и сам себе выстреливает в грудь.

Закончив рассказ, секундант Ярцева посмотрел на товарища, словно спрашивая подтверждения.

— Клянёмся, так и было, — быстро проговорил первый секундант, тараща глаза от усердия.

Следователь сплюнул и стукнул по столу кулаком. Не проходило ощущение, что эти двое водят его за нос, как мальчишку.

Неожиданно дверь в кабинет распахнулась — молодой полицейский принёс какие-то бумажные листы и протянул их следователю:

— Медицинское заключение.

Следователь взял бумаги и, не торопясь, стал внимательно вчитываться. Лицо его побагровело, на лбу выступили крупные капли пота.

— Откровеннейшая чушь, — заключил следователь, отбрасывая бумаги на край стола.

Чутьё никогда не подводило его, и благодаря этому он распутывал самые сложные дела. Но сейчас всё складывалось против него. Он готов был побиться об заклад, что оба свидетеля лгут, но подтверждение экспертизой — это уже чересчур. Сыщик посмотрел на секундантов и злобно процедил сквозь зубы:

— Пошли прочь!

12.

В фойе осиротевшей гостиницы не было ни души, кроме полусонного администратора. Его разбудил шум у двери — вероятно, пришёл запоздалый постоялец. К удивлению администратора, в фойе влетел золотопромышленник Асташев, который дрался на дуэли с покойным хозяином гостиницы. Молодой человек поспешил к лестнице, ведущей наверх.

Администратор крикнул ему вслед:

— Господин Асташев, ваше благородие!

Савин резко остановился и нетерпеливо спросил:

— Чего тебе? Я спешу!

Ему страстно хотелось обнять Фанни, которая всё сделала для его спасения. Благодаря ей он вышел на свободу. Савин мечтал поскорее припасть к губам любимой, а затем… уехать куда глаза глядят, подальше из этого города.

Порывшись на полке, администратор протянул Савину белый конверт без подписи:

— Вам письмо.

Савин удивился — кому может быть известен его адрес? Кто мог оставить ему письмо? Но его тут же осенило… Фанни.

Савин радостно вскрыл конверт и достал лист тонкой белой бумаги, исписанный изящным почерком.

«Дорогой котёнок! Я предчувствую твоё негодование, когда ты вернёшься и узнаешь, что я уехала, не дождавшись тебя. Но ты сам виноват, потому что послал ко мне бандитов, которые угрожали мне расправой. Ты позволил себе рисковать моей жизнью и честью. Возможно, когда-нибудь я прощу тебя. Но теперь я говорю: „Прощай!“. Ты знаешь, как я люблю тебя, котёнок, и как я хотела быть вместе, но ты всё испортил. Я желаю тебе счастья. Не ищи меня. Целую тебя всего. Люблю! Твоя Фанни!»

Дочитав письмо, Савин резко обернулся к администратору:

— Больше мадам Ярцева ничего не передавала? Может быть, деньги?

— Нет, больше ничего, — искренне развел руками служащий, не желая, чтобы его вовлекали в дурную историю.

Савин почувствовал огромное разочарование и с досадой свернул письмо. У него мелькнула мысль, что можно пополнить бюджет в казино. Он уже направился ко входу, но тотчас вспомнил, что владелец убит, и казино вряд ли работает. Делать нечего, нужно уезжать, тем более что Фанни здесь больше нет.

В дверях Савин больно столкнулся плечом с каким-то господином, входившим в гостиницу. К своему ужасу корнет понял, что это — его старый знакомый, следователь Путилин. Леденящая дрожь пробежала по спине Савина. Но он живо взял себя в руки, вспомнив, что в парике и с накладными усами узнать его почти невозможно. Он теперь не кто иной, как золотодобытчик Асташев.

Иван Дмитриевич Путилин появился не один, а в сопровождении миленькой молодой барышни. Она выглядела как дама, с которой проводят вечера одинокие мужчины, знающие себе цену.

— Ох, пардон. Надо заканчивать с пирогами. Совсем фигуру потерял, прохода не даю, — игриво сказал Савин, держась за живот.

Путилин остановился и присмотрелся. Лицо этого господина показалось ему знакомым, но припомнить, где он его раньше видел, следователь не смог. На всякий случай он учтиво поклонился:

— Что вы, это моя вина!

Следователь направился к стойке администратора, а Савин, ухмыльнувшись своей удаче, проводил его весёлым взглядом и вышел из гостиницы. Ему снова удалось одурачить ищейку, и это приятно разгорячило его кровь.

Едва сделав пару десятков шагов, Савин услышал за спиной топот и окрик Путилина:

— Постойте!

С замиранием сердца корнет медленно обернулся. Путилин уверенно шагал ему навстречу. Еще минута, и он наденет на Савина наручники. Савин сжал кулаки и приготовился к сопротивлению. Однако Путилин протянул ему конверт. Это было письмо Фанни, которое корнет случайно выронил из кармана.

— Вы обронили. Видимо, когда мы столкнулись в дверях.

Следователь внимательно посмотрел на незнакомца, пытаясь вспомнить, где же он всё-таки его видел.

— Ох, благодарю! — нарочно понизив голос, воскликнул Савин.

Он уже взялся за письмо, и вдруг почувствовал, что Путилин не отпускает его.

Глаза полицейского сверлили лицо Савина, выискивая знакомые черты. Несколько секунд они безмолвно смотрели друг на друга, и наконец Путилин расплылся в довольной улыбке:

— И как же это я вас сразу не узнал?

— Мы знакомы? — удивился корнет, мысленно представив, как здоровяк Путилин сейчас накинется на него.

— Уверен. У меня идеальная память на лица. Можно сказать, феноменальная, — приставив палец к виску, сообщил Путилин.

Савин весело ответил:

— А я не могу похвастаться тем же. Видимо, поэтому и не помню вас. Позвольте.

Он быстро выдернул письмо Фанни из рук полицейского.

— Вы же тенор из Мариинского, Ипполит Петрович. Верно говорю? — убеждённо проговорил Путилин.

Савин засмеялся в ответ:

— Хотел бы я, чтоб это было так, но увы, мне ещё в детстве медведь на ухо наступил. И на голосовые связки тоже.

— Тогда прошу простить меня. Неловко вышло, — пожав плечами, разочарованно отозвался следователь.

— Не переживайте, — приободрил его корнет. — Меня часто с кем-то путают. Лицо такое.

Путилин ещё раз приветливо улыбнулся и поклонился.

Нет, он не мог ошибиться! Безусловно, он встречал этого человека прежде! И не просто встречал — говорил, общался. А вдруг он сейчас упустил опасного преступника? Эта мысль занимала голову Путилина, когда он уже вошёл в гостиницу и направился к стойке администратора:

— Могу ли я рассчитывать на номер, на срок в десять дней?

— Одна комната или две? — вежливо спросил администратор.

— Одна, — сухо ответил Путилин и оглянулся на входную дверь гостиницы. — Не скажете, кто был тот господин?

— Золотопромышленник Асташев! — гордо отозвался администратор.

— Ого! — промычал Путилин.

Приехавшая с ним молодая девица оперлась на его руку, стараясь привлечь к себе внимание, и Путилин вспомнил, зачем явился в гостиницу. Бог с ним, с этим Асташевым! Следователь тоже человек и имеет право ошибаться.

Часть четвёртая

Петербуржский бордель «Экстаз» пользовался огромной популярностью у состоятельных мужчин. Вечерами со всей столицы стекались сюда любители беззаботного времяпрепровождения в компании хорошеньких легкодоступных девиц. Пожилые господа в «Экстаз» не захаживали — слишком шумно. Клиентами были, как правило, молодые офицеры, студенты из богатых семей и разнообразные бездельники, у которых водилось достаточно денег на весёлый досуг.

Визит стоил недёшево — пять рублей за «время» с девушкой, десять рублей за ночь. Но развлечение стоило таких денег! Обстановка «Экстаза» напоминала богатый дворянский особняк. Комнаты просторные, под потолками — вычурные люстры с хрустальными подвесками. В большом зале пахло жасмином и ванилью, которые добавляли в специально изготовленные красные свечи. Удобные диваны и кресла с позолоченной резьбой служили местом отдыха для клиентов. Возле них располагались серебряные столики для вина и изысканных закусок. Стены украшены узорчатыми шёлковыми обоями и картинами с античными сюжетами, на которых было много женских и мужских обнажённых тел.

Всё здесь дышало роскошью и романтикой. Девицы в коротеньких кружевных пеньюарах и прелестных туфельках с помпонами расхаживали между столиками, улыбаясь и подмигивая клиентам. Вышколенные официанты в белоснежных рубашках и полосатых жилетах подавали гостям десерты с пряными бисквитами, мармеладом и фруктами, элегантные вина, а чаще всего — шампанское. Краснощёкий пианист играл мелодии из модной оперетты «Летучая мышь».

Вот в такое нескучное заведениекак-то вечером явился корнет Савин. Вид у него был расстроенный и недовольный, словно его запихнули сюда насильно. Посещение борделей не было чем-то новым для Николая. Конечно, он предпочитал общение с благородными девушками. Но когда становилось одиноко, он отправлялся к жрицам любви. А сейчас на душе было особенно тоскливо. Савин до сих пор не пришёл в себя после предательства Фанни Лир. Тело его требовало перезагрузки и отдыха, а душа — приятных ощущений.

В зале сидело несколько гостей, увлечённо беседующих с дамами. Никого из мужчин Савин не знал. Заметив свободное кресло в углу зала, он направился к нему, чтобы посидеть с комфортом и насладиться романтической атмосферой «Экстаза». Никто не взглянул на него, и сегодня это пришлось Николаю по душе. Меньше всего ему хотелось беседовать с каким-нибудь старым знакомым или стать объектом внимания для назойливых глаз.

Барышня в чёрном кружевном пеньюаре приблизилась к Николаю, плавно раскачивая бёдрами.

— Вечер добрый, сударь, — томно произнесла она. — Скучаете?

— Немножко, — в тон ей ответил Николай.

Девица села к нему на колени и вальяжно обвила рукой его шею. Она была очень привлекательна — стройная фигура, роскошные чёрные волосы, светло-зелёные глаза с длинными ресницами.

— Какой вы симпатичный, котик, — нежно проговорила она, водя пальцем по шее Николая. — Наверное, из военных? Закажите шампанского, лапуля!

Увлечённый разговором с девицей, Савин не заметил, что на него из противоположного угла зала пристально смотрит молодой человек. Это был не кто иной, как Хватов, друг Николая ещё с лицейских времён. Они не виделись с тех пор, как Савина с позором изгнали из лицея. Но Хватов мгновенно узнал старого друга. Неужели это тот самый отчаянный Колька Савин, который служил адъютантом у великого князя, а потом, по слухам, попал в тюрьму за какую-то аферу?

Впрочем, сейчас Хватову не хотелось думать о серьёзных вещах. Он решил устроить другу незабываемый сюрприз. Подозвав двух девушек, Хватов пошептался с ними, показывая на Савина. Одна из девиц, одетая в белый кисейный пеньюар, понятливо кивнула и плавной походкой, соблазнительно покачивая ляжками, направилась к Николаю. Пройдя половину пути, она вдруг остановилась и повернула в сторону коридора, где располагались комнаты для отдыха.

Корнет посмотрел ей вслед и оцепенел. Девушка была длинноногой стройной блондинкой. Её белокурые волосы свисали до самой поясницы, а талия была так тонка, что, казалось, её можно обхватить четырьмя пальцами. Словно чувствуя его остро напряжённый взор, она обернулась и бросила ему томный взгляд. Издали девушка поразительно напоминала Фанни Лир.

Савин подивился сходству девицы со своей возлюбленной. Сердце его тотчас оживилось от воспоминаний, меланхолию как рукой сняло. И тут блондинка ещё раз обернулась и с обольстительной улыбкой поманила его пальцем. Как зачарованный, Николай встал, стряхнув с колен черноволосую дамочку, и пошёл в сторону коридора.

— Эй, сударь, вы куда? — обиженно вскрикнула брюнетка.

Но Николай уже не слышал её. Он вошёл в волнующий полумрак коридора, где из-за множества дверей доносились сдавленные стоны, страстный шёпот. Воздух казался густым от папиросного дыма и аромата духов. Девушка в белом пеньюаре остановилась возле одной из дверей. Загадочно кивнув Савину, она вошла внутрь. Николай решительно шагнул за ней. Эта игра зажгла в нём невероятное желание. Сердце колотилось так, словно он был юнцом, впервые попавшем в публичный дом.

Они оказались в полутёмной комнате, где почти не было мебели — только стул с высокой спинкой да кофейный столик, на котором горела единственная свеча.

— Садись, — коротко приказала блондинка.

Понимая, что это часть игры, Савин сел на стул. Девушка подошла к нему вплотную и впилась в губы жадным поцелуем. Савин уловил аромат духов «Guerlain». Именно так, тонкой смесью жасмина и розы, благоухала незабвенная Фанни… Забыв обо всём на свете, Николай вдыхал этот аромат. А девица тем временем сняла с него сюртук, жилет, шейный платок и рубашку. Николай не возражал. Мысленно он представлял себя снова в дивных объятиях Фанни. Темнота и мягкие прикосновения блондинки усиливали возбуждение.

Неожиданно в руках красавицы появилась верёвка. Она ловко связала ею руки Савина за спинкой стула. Николай не спорил. Некоторые женщины распаляются от таких штучек. Сам Савин не питал страсти к жестоким играм, но почему бы нет, если девушке это нравится.

Блондинка согнулась к его ногам и тоже принялась их связывать.

— Зачем, детка? — удивлённо спросил он.

— Молчи! Скоро узнаешь, — прежним таинственным шёпотом отозвалась она.

С этими словами блондинка выпрямилась и вышла из комнаты. Савин посидел минут пять, ожидая, что девушка вернётся с новым, более приятным сюрпризом. Но её всё не было, и Николай попытался встать. Оказалось, что это невозможно — барышня крепко привязала его к стулу, не оставив никаких шансов. Сколько ни дёргался Николай, пытаясь ослабить узлы, ничего не вышло. Вспотев от усилий, он устало откинулся на спинку. Делать нечего, придётся ждать возвращения девушки.

— Да чтоб тебя… — выругался Савин, ощущая неприятное пережатие в запястьях. Он проходил через такое, только когда находился в тюремном карцере. Туго связывать арестантов было одной из любимых пыток Путилина.

Но тут дверь отворилась, и вошла другая девушка — тоже блондинка, но в чёрном пеньюаре и более пышнотелая. Её роскошная фигура выглядела особенно соблазнительной в свете чёрной свечи, которую девушка торжественно несла перед собой.

Савин сердито воскликнул:

— Поиграли, и хватит! Развязывайте меня!

Похоже, девушка не собиралась исполнять его приказ. Подойдя к Савину, она наклонила свечу так, что расплавленный воск стекал на его обнажённые плечи и грудь. Чёрные капли обжигали, словно до тела дотрагивались горячим утюгом.

— Милая, я этого не заказывал! — с нервным смехом воскликнул Николай. — Заканчивайте ваше представление, и давайте займёмся чем-нибудь более приятным!

Савин ёрзал на стуле, чтобы увернуться от обжигающих капель, но ничего не получалось. Девица, казалось, не слышала его слов и не испытывала никакой жалости.

— Чёрт возьми, да прекратите же! — заорал не на шутку разозлённый Савин.

Он не заметил, как окно за его спиной отворилось, и мужская фигура неслышно перемахнула подоконник. Послышался сдавленный кашель, перешедший в громкой хохот. Штора откинулась, впустив в комнату рассеянный свет петербуржской белой ночи, и перед Савиным предстал Хватов собственной персоной. При виде беспомощного, привязанного к стулу Савина он заливался неудержимым смехом. По смеху-то Николай и узнал своего однокашника. Только Хватов хохотал так, когда кто-нибудь из лицеистов падал от чужой подножки или обливался супом за обедом.

— Это ты, Хват? Конечно! Кто ещё мог выдумать такую дурацкую шутку! Знаешь ли, мне такие игры не нравятся!

Но Хватов, похоже, преуспел в изучении искусства любви и желал поделиться со старым другом секретами любовных удовольствий.

— Тебе что, труды маркиза де Сада не знакомы? Это же сейчас последний писк моды! — воскликнул Хватов. — Правда, Кларисса?

Он подмигнул девице, которая по-прежнему стояла со свечой рядом с Савиным, но воск, слава Богу, уже не лила.

— Вот пусть французы друг друга и истязают. А мы уж как-нибудь по старинке, — брезгливо произнёс Николай.

Обернувшись к девице, он приказал:

— Развяжи меня!

Но та и ухом не повела. Она надменно посмотрела на корнета сверху вниз, словно тот и вправду был её рабом, а затем удалилась, гордо вскинув подбородок.

Савин перевёл недовольно-вопросительный взгляд на Хватова. Такие манеры в публичном доме он встречал впервые.

Хватов засмеялся и успокаивающе похлопал друга по плечу.

— Амплуа Клариссы — «госпожа». Милосердие не по её части. Тебе не понравилось, а многие столичные господа большие деньги платят за такие шалости.

Хватов сам развязал друга, и тот, вскочив со стула, принялся натягивать одежду.

— Да что с тобой случилось, Колька? Почему ты такой скучный? — разочарованно спросил Хватов. — Раньше мастак был на всякие проказы!

Завязывая шейный платок, Савин сердито посмотрел на друга:

— Просто развлечения у тебя дурацкие!

Не то чтобы Николай испугался странного «сеанса любви». Любитель разыгрывать людей, он не любил сам оставаться в дураках. К тому же, Хватов казался ему наивным дурачком, которым крутят-вертят хитрые блудницы. Странное увлечение друга не нравилось Савину, но он не пытался его судить. Каждый волен поступать, как хочет. Даже если завтра Хватову придёт в голову ходить по улице голышом, это его личное дело. Корнет Савин никому и никогда не собирался читать нравоучения.

Давно наступил вечер, но в распахнутые окна квартиры Хватова по-прежнему вливался солнечный свет. Белые ночи в Петербурге у многих отнимали сон, но старым друзьям это было только на руку. Они не виделись после лицея больше пяти лет, и теперь увлечённо болтали о своих прежних похождениях.

Савин налил себе холодного шампанского и с удовольствием опрокинул в глотку чуть ли не весь бокал. Разогретые июньским солнцем каменные панели и здания Петербурга не остывали даже вечером.

— Надо было сразу из Тамбова ехать к тебе, а не в Москву, — с досадой воскликнул гость. — Тогда не угодил бы в эту передрягу, и деньги остались бы целы…

Казалось, рассказы друга абсолютно безразличны Хватову. Он не отвечал, а лишь задумчиво смотрел сквозь Савина. Хватов отличался на редкость беспокойным, изобретательным, хотя и неглубоким умом. Он любил устраивать всяческие каверзы и розыгрыши, но не умел извлекать из них настоящую прибыль, как Савин.

Обстановка квартиры Хватова как нельзя лучше отражала его характер. Комнаты были убраны по французской моде. Огромную кровать с балдахином окружали причудливые вазы и статуэтки. Стоящая на низкой тумбе восточная ароматическая масляная лампа источала пряный древесный запах, смешанный с дикой полынью и розой. Пол покрывал узорчатый ковёр, явно сотканный на заказ. На столике, инкрустированном перламутром, красовалась шахматная доска с фигурками из слоновой кости. Хозяин и его гость сидели в огромных креслах с широкими подлокотниками, обтянутых тёмно-красным крепом. Но ярче всего о вкусах хозяина говорили две вещи — картина, висящая над креслом Хватова, и трюмо из орехового дерева.

Картина изображала молодого средневекового рыцаря на кауром коне. Всадник обладал сильным сходством с самим Хватовым. Из-за этого, собственно, однокашник Савина и купил эту картину. В мечтах он часто воображал себя бесстрашным рыцарем, который регулярно убивает драконов и ездит в крестовые походы.

Что касается трюмо, то на нём лежало немало принадлежностей для театрального грима, от белил и румян до париков всевозможного цвета и формы. Любовь к театру и артистическим перевоплощениям, зародившаяся ещё в лицее, не покидала Хватова.

Савин приметил эти вещи и от души одобрил. Артистичность ему всегда нравилось. Он испытывал потребность часто менять образы, она много раз выручала его в сложных житейских ситуациях. Интересно, а Хватов где применяет театральные штучки?

Словно прочитав его мысли, друг подал голос:

— Слушай, Савин! Есть у меня забавная идея. Берём карету, прикидываемся кучерами. Сажаем седока пожирнее, но везём его не по адресу, а к чёрту на кулички. И там трясём, как мешок, пока не выпадет всё, что он при себе имеет. Что скажешь, дружище?

От возмущения Савин выплеснул остатки шампанского изо рта. Укоризненно глядя на друга, он вскрикнул:

— Ты совсем рехнулся? Я тебе не Ванька Каин. На грабёж не пойду!

— А я уже пробовал несколько раз. Поверь, отменная забава! — возразил Хватов.

Он взмахнул рукой над столом, уставленным закусками и винными бутылками.

— А ты как хотел? Третий день кутишь, рябцов шампанью запиваешь. А я плачу за все эти роскошества.

Савин хмыкнул, потянулся к подносу с жареными рябчиками и выбрал кусок пожирнее. Слова Хватова ничуть не обидели его. Да, он пировал за счёт друга. Было бы недурно раздобыть деньжат, чтобы, в свою очередь, угостить Хватова. Да и отсиживаться в чужой квартире, пусть даже с вином и лакомствами, уже наскучило.

— Денег я тебе достану. Столько, что камин ими будешь топить. Но идея с грабежом карет мне не нравится…

Корнет протянул последние слова, словно его вдруг осенила какая-то удачная мысль. Проглотив мясо, он приподнялся в кресле и с азартом уставился на Хватова.

— Давай так — отвозим клиента, как ты сказал, чёрт знает куда…

— Да, а потом вытрясаем из него денежки, — радостно закончил Хватов.

— Нет, и бросаем там, — возразил Савин. — Пусть пешим ходом домой добирается, ножками своими барскими!

— А в чём выгода? — удивлённо спросил Хватов.

— Ну, зачем непременно выгода? Просто позабавимся, кровь себе разогреем!

Хватов грустно вздохнул и налил в свой бокал вина.

— Какой же ты скучный стал, Колька! Всё осторожничаешь, фараонов боишься…

Савин усмехнулся. Подначки друга нисколько его не задевали. Что с Хватова взять, он с лицейских времён не отличался смекалкой.

— Пойми, Хват, грабить — ума много не надо. Я предпочитаю добывать деньги более изящными способами, — посмеиваясь, пояснил Савин. — Но для начала просто повеселимся, вспомним наши лицейские годы. Ну что, согласен?

Хватов не раздумывал долго. Они всегда находили общий язык — раньше бесшабашный Савин втягивал друга в переделки, а теперь Хватов перенял его привычку лезть в опасные дела. Любовь к рискованным авантюрам дополняла и сближала их, позволяя всегда оставаться интересными друг для друга.

На улицах ночного Петербурга вовсю кипела жизнь. Светские господа спешили на балы и приёмы, богатые купцы катались по ресторанам. Не обязательно было иметь собственный выезд — каретный двор сдавал напрокат новенькие экипажи всех цветов и размеров. Именно в это заведение пробрались Савин и Хватов, одетые в ливреи кучеров. Здесь они присмотрели великолепную лакированную карету, запряжённую четвёркой бельгийских лошадей.

— Берём! — быстро шепнул Савин.

Они проворно взобрались на козлы. Савин взял вожжи и тронул лошадей с места. Пожилой сторож, дремавший у входа в каретный двор, услышал стук копыт и открыл глаза. Увидев незнакомых кучеров, он громко крикнул:

— Эй, вы чьих будете?

Савин подстегнул лошадей, и те рванули так, что чуть не сбили старика с ног. Перепуганный сторож бросился за каретой, вопя что было сил:

— А ну, стой! Ироды!

— Мы вернём, отец, не бойся! — крикнул Савин, помахав рукой.

Уже сворачивая за угол, он услышал, как сторож свистит в свисток и голосит:

— Полиция! Городовой!

Карета мчалась по Морской Полковой в сторону Константиновского дворца. Хватов заливался смехом, испытывая невероятное удовольствие от приключения. Навстречу неслись другие кареты, но Савин ловко обходил их и даже покрикивал, словно заправский ямщик:

— Побереги-и-ись! Эй, залётные!

Через несколько минут экипаж остановился у дворца. Несмотря на поздний час, во всех окнах горел свет. Издалека слышались громкие звуки оркестра, игравшего кадриль, и топот множества ног. В свете фонарей по садовым аллеям прогуливались прелестные барышни под руку с кавалерами.

Хотя бал был в самом разгаре, некоторые гости уже покидали дворец. Одна пара показалась Савину и Хватову достойной — солидный господин во фраке и цилиндре под руку с девушкой лет восемнадцати. Это был французский посол и его красавица-дочь Сюзанна. Увидев роскошную карету, господа направились прямо к ней.

Хватов давился смехом от предвкушения, что богатая дичь сама идёт к ним в руки.

— А ну-ка, весельчак, соберись, — шикнул на него Савин.

Корнет ловко спрыгнул с козёл и, сняв шляпу, отвесил господам поклон.

— Отличнейший экипаж, ваше высокопревосходительство! В любую часть Петербурга, доставим в лучшем виде!

— Невский, шестнадцать, — с заметным акцентом, но вполне разборчиво произнёс посол.

Савин галантно распахнул дверцу кареты. Посол протянул руку дочери, помогая ей подняться по ступенькам.

— S’il vous plaît, Suzanne, — ласково произнёс отец.

Девушка была настолько красива, что Савин на миг остолбенел. Её белокурые кудри были уложены под шляпкой с чисто французским изяществом. Миниатюрные лицо и маленький вздёрнутый носик составляли приятный контраст с огромными голубыми глазами. Сюзанна была невысокого роста, но её тонкая талия, перевязанная чёрным поясом, придавала фигуре необычную стройность. Она грациозно приподняла пышное бирюзовое платье, и на миг Савину открылся изумительный вид — стройная ножка в белом чулке и бальной туфельке из светло-фиолетового бархата.

Внешность юной француженки настолько очаровала Савина, что он совсем забыл о своей роли кучера. Стоял и неприкрыто любовался девушкой, не обращавшей на него ни малейшего внимания. Где это видано, чтобы благородные девицы интересовались кучерами?

Но вот Сюзанна и посол скрылись в глубине кареты, дверца захлопнулась, и Савин очнулся. Он вспрыгнул на козлы, продолжая думать о прекрасной незнакомке. А Хватова прямо-таки распирало от желания провернуть тёмное дельце.

— Ну что, в Колпино их отвезём? За Ижору? Пусть своими туфельками бархатными грязь помесит, — прошипел он, с трудом сдерживая смех.

Эти слова вывели Савина из блаженного состояния. Корнет возмущённо посмотрел на Хватова и отрезал:

— Что за чушь? Сказано было — Невский, шестнадцать.

Хватов недовольно сморщился.

— Ты чего? — заспорил он. — Сам говорил, позабавимся, кровь разогреем… Или тебе девица приглянулась?

Он не мог понять, что случилось с Савиным, всегда действовавшим дерзко и безрассудно. Хватову не нравились, что друг стал таким осторожным, степенным. Нет, скорее всего Колька просто голову потерял от вида хорошенькой француженки. Хватов попытался перехватить у него вожжи, чтобы направиться по запланированном маршруту.

— Сам ты девица! — сердито ответил Савин, отталкивая друга локтем.

Николай так хлестнул лошадей, что они понеслись вскачь. От рывка Хватов чуть не свалился с козёл. Он испуганно покосился на друга, который и не думал извиняться. Савин вновь подстегнул лошадей. Путь до Невского занял больше часа, и всё это время друзья провели в молчании. Хватов дулся из-за того, что стервец Колька испортил всё веселье. А Савин думал о своём, и лицо его было сосредоточенным и в то же время печальным.

Весь вечер Савин выслушивал претензии Хватова, но лишь отнекивался, чтобы не ссориться всерьёз. Мысли его занимала прекрасная пассажирка. Николай готов был караулить возле её дома днями напролёт, только бы снова увидеть нежную блондинку. Расстроенный его безразличием Хватов в конце концов оставил друга в покое.

На следующий день Николай не мог найти себе места. Едва наступило утро, он вышел из дому, пока Хватов ещё спал, и отправился на Невский проспект. Савин прохаживался напротив дома номер шестнадцать, вновь и вновь пересекая перекресток и возвращаясь назад, чтобы не привлекать внимания швейцаров. Он представлял, как дверь парадного откроется, и на порог выйдет Сюзанна. Корнет продумывал разные способы, как с ней заговорить, но мысли его путались.

Савин стоял у фонарного столба и пристально наблюдал за парадным входом. Наконец дверь отворилась, и на пороге показался мужчина. Савин привстал на носки, напряжённо всматриваясь, но мужчина вернулся назад. Корнет сплюнул и опять побрёл на другую сторону улицы, настороженно посматривая по сторонам.

Вскоре дверь особняка снова отворилась. Теперь на пороге появилась прекрасная Сюзанна. Девушка легко сбежала по ступенькам, вышла за ворота и быстрыми шагами направилась по улице. Она была чудесна в лимонно-жёлтом платье и белоснежной шляпке. Раскрыв ажурный зонтик, Сюзанна грациозно зашагала в противоположную от Савина сторону.

Что-то заставило корнета снова взглянуть на парадный вход, и он заметил, что пропустил нечто важное — дверь медленно закрывалась, значит, кто-то недавно вышел. Савин быстро оглядел тротуар, заметил даму в лимонном платье и догадался, что это именно Сюзанна. Только по милости судьбы он её не пропустил!

Корнет сломя голову поспешил за девушкой, ни на секунду не выпуская её из вида. Приблизившись почти вплотную, он замедлил шаг, чтобы подыскать удобный повод для знакомства.

Похоже, солнечный денёк радовал девушку. Она долго шла, наслаждаясь прекрасной погодой, любовалась своим отражением в витринах модных лавок. Сладостный аромат из кондитерской заставил её остановиться. Сюзанна вошла внутрь лавки. Над дверью звякнул колокольчик, и этот звук показался Николаю слаще всех оперных мелодий.

Он вошёл в лавку следом за девушкой и сделал вид, что тоже интересуется сладостями. Сюзанна уставилась на изысканные персиковые пирожные со взбитыми сливками, испечённые только сегодня утром. Её глаза горели восхищением. Она медлила, разглядывая лакомство, и Савин воспользовался этим, чтобы заговорить с нею.

— Адель, — с улыбкой произнёс он.

Девушка удивлённо оглянулась на незнакомца и убедилась, что он обращается именно к ней.

— Вы, вероятно, обознались. Я не Адель, — вежливо поправила девушка.

Она бегло говорила по-русски, и её акцент звучал необыкновенно мило.

Савин улыбнулся и показал на пирожные, лежащие на серебряном подносе:

— Я имел в виду пирожное. Оно называется «Адель».

Сюзанна благодарно улыбнулась в ответ, но видно было, что она смущается. Неловко получилось! Она подумала, что обращаются к ней, а оказывается, незнакомец подсказал ей название привлекательного лакомства…

Савин продолжал говорить так легко, словно беседовал со старой знакомой.

— Это безе со взбитыми сливками. Вкусное, но лёгкое, потому не портит фигуру.

Со стороны всё выглядело вполне прилично — любезный господин помогает иностранке. Но слишком уж внимательно он рассматривал фигуру девушки! Взгляд насторожил Сюзанну, но она не хотела показаться грубой.

— Что ж, мерси. Буду знать, — спокойно ответила девушка.

Савин расценил её поведение как кокетство и тотчас обратился к приказчику, ожидавшему за прилавком:

— Будьте добры! «Адель» для прекрасной мадемуазель.

Продавец весело кивнул и принялся заворачивать пирожное. Савин направился к кассе, чтобы заплатить за покупку.

Не ожидая такого поворота, Сюзанна вскипела:

— Что вы себе позволяете, месье? Я в состоянии сама купить для себя всё, что нужно!

Она нахмурила тонкие бровки и недовольно поджала губы.

Савин растерялся, но поспешил оправдаться:

— Не поймите превратно, мадемуазель, я лишь хочу вас угостить десертом.

Корнет пожал плечами, изображая полное равнодушие. Но его манёвры не убедили Сюзанну.

— Это неприлично, — твёрдо произнесла она. — Мы не представлены друг другу, и я не могу принимать от вас подарки.

С этими словами девушка быстро вышла из кондитерской. Не расплатившись с приказчиком, Савин бросился за ней. Вскоре он догнал Сюзанну, гордо шагавшую по тротуару.

— Мадемуазель, простите великодушно! Я не хотел вас оскорбить, — воскликнул Савин.

Сюзанна не обернулась и не замедлила шаг. Она показала нежелание разговаривать с надоедливым субъектом, закрывшись от него зонтиком. Корнет прибавил шагу, сравнялся с девушкой и заглянул ей в глаза.

Не успел он и рта открыть для оправдания, Сюзанна заговорила сама:

— Месье, вы продолжаете меня оскорблять.

— Если всё дело в том, что мы не знакомы, позвольте исправить это недоразумение! — внушительно проговорил Николай.

Он сделал несколько больших шагов вперёд и встал перед Сюзанной, преградив путь.

— Аленников Николай Сергеевич. Судостроительная артель «Русалка», — с достоинством произнёс Савин, застенчиво опустив глаза.

Сюзанне пришлось остановиться и посмотреть в лицо настойчивому кавалеру. Молод, привлекателен, строен. Одет с иголочки, как завзятый столичный щёголь. Николай мило улыбался, открывая ряд белоснежных зубов, и в глазах его было нечто большее, чем простая любезность. Сюзанна почувствовала, что больше не может сдержать улыбки. Обычно ей легко удавалось сохранять строгий и неприступный вид перед уличными приставалами. Но этот молодой человек сумел смягчить её сердце. Савин понял это и внутренне затрепетал от радости, сохраняя на лице выражение вежливой дружелюбности.

— Очень приятно. Тем не менее, месье Аленников, я не одобряю уличных знакомств, — строго произнесла Сюзанна.

Она прибавила шагу, показывая, что разговор окончен. Но Савин не был из тех, кто просто сдаётся, потому он продолжал шагать рядом с девушкой.

— Поверьте, мои помыслы были абсолютно чисты, — сказал он.

Теперь его задачей было разговорить красавицу-француженку, но она молчала, прикрываясь своим кружевным зонтиком.

— Что мне сделать, чтобы искупить вину? — внезапно переменившись в лице, спросил Савин. — Хотите, я приду в ваш дом с визитом? Представлюсь родителям? Чтоб завести, так сказать, официальное знакомство.

Кружевной зонтик дрогнул. Сюзанна бросила из-за него испуганный взгляд на Савина. Она представила появление этого молодого человека у себя дома. А если он проговорится родителям, что познакомился с ней в кондитерской? Да её больше за порог не выпустят одну!

— Не стоит, — сухо произнесла она.

И тут же ей стало грустно от собственных слов. Интересный молодой человек нравился девушке, ей было безумно приятно, что он озабочен её расположением. Хотя Сюзанна не смотрела на Савина, он заметил, что за холодной неприступностью она прячет улыбку и у неё это плохо получается. Корнет понял, что попал в цель, вызвал симпатию юной француженки. Осмелев, он продолжил:

— А хотите, я назову пароход вашим именем? Как вас зовут?

Он уже без смущения заглянул в голубые глаза Сюзанны, наблюдая за её реакцией. Савин понимал, что его слова звучат глуповато, но могут польстить женскому самолюбию. И опять его приманка сработала.

— Меня зовут Сюзанна. Я не могу вам запретить давать названия вашим пароходам. Но вы сначала назовите, а потом решим, можно ли нам заводить официальное знакомство.

Подойдя к французскому посольству, Сюзанна сделала многозначительный взгляд, чтобы новый знакомый больше не сопровождал её, и направилась ко входу. Однако Савин шёл за ней, пока высокий швейцар в мундире с золотыми галунами не оттолкнул его от дверей.

Савин поднялся на цыпочки и закричал вслед девушке:

— Назову! Обязательно назову! И подарю его вам! Это самое малое, чего вы достойны!

Сюзанна не обернулась, а швейцар грозно зашипел и погрозил Николаю пальцем.

В душном зале банка шла обычная финансовая жизнь — купцы и фабриканты оформляли различные ссуды, складывали капиталы под процент или обналичивали чеки. Важные клерки внимательно изучали документы, делали записи карандашом и листали бумаги в толстых папках. Щёлкали конторские счёты, стучала пишущая машинка.

Дневной свет робко пробирался в это денежное царство сквозь тяжёлые решётки на окнах первого этажа. Савин открыл дверь и осмотрелся. Всё как в любом петербургском банке — на первом этаже располагаются кассы, а все деловые операции проводятся на втором. Туда он и направился, важно постукивая тростью, словно постоянный клиент. Поднявшись наверх, он сразу подошёл к одному из свободных клерков — худому долговязому человеку в круглых очках. Тот сосредоточенно копошился в пожелтевших от времени бумагах.

— Добрый день! — уверенно произнёс Савин и сел на стул, не спрашивая разрешения клерка.

Служащий приподнял очки и внимательно посмотрел на клиента. Лицо было незнакомым, поэтому клерк окинул его оценивающим взглядом, пытаясь угадать цель визита.

— Чем могу помочь? — деловито спросил он, отложив папки в сторону.

— Мне требуется ссуда, — степенно ответил Савин, стараясь произвести впечатление делового человека.

Клерк переложил бумаги с места на место и утвердительно промычал что-то себе под нос. Савин прислушался, но ничего толком не разобрал. Это был какой-то особый язык, понятый лишь конторским работникам.

Посетитель сделал вопросительное лицо. Клерк протяжно повторил:

— Ссуда… угу… На какие цели?

Клерк достал из стола бланки, разгладил свои чёрные нарукавники и приготовился писать. Савин поправил волосы, положил ногу на ногу и спокойно пояснил:

— Расширение дела судостроительной артели. Баркасы и баржи мы освоили. Теперь хочу речным извозом заняться, пассажирскими круизами по Волге.

При этом корнет изобразил задумчивое лицо, будто погрузился в мысленные расчёты. Клерк сделал запись в бланке, сдвинул очки почти на край носа и спросил:

— Угу… Можно взглянуть на ваши документы?

Савин тотчас положил перед ним красивую чёрную папку из толстой кожи с вытисненным изображением корабля. Раскрыв папку, он достал аккуратно сложенные документы и поочерёдно представил их клерку:

— Извольте! Паспорт. Справка о доходах. Рекомендательные письма.

Его лицо было уверенным и спокойным, как если бы ему не впервые доводилось получать банковскую ссуду.

Клерк бережно взял документы и принялся внимательно изучать их, всматриваясь в каждое слово и цифру через свои круглые очки. Изредка отодвигая очки, он отрывался от чтения, чтобы взглянуть на спокойное лицо посетителя. Минуты шли, в комнате слышалось лишь шуршание бумаг да скрип перьев других клерков.

Утомившись от вынужденного бездействия, Савин зевнул и недовольно спросил:

— Всё в порядке?

Корнет чувствовал, что клерк попался очень дотошный. Настораживало, как тот смотрел в одно и то же место несколько раз. Что-то заподозрил? Перепроверяет?

— Угу… — протяжно ответил клерк. — Сейчас, переписчику отдам, чтобы внёс данные в журнал.

Он устало потёр рукой переносицу, собрал бумаги Савина в папку и отправился в соседнюю комнату. Дверь за ним плотно закрылась. Это тоже не понравилось корнету. Интуиция подсказывала ему, что банковский служащий слишком долго возится с обычной проверкой документов.

Подождав минут десять, Савин встал, чтобы размяться, и прошёлся по кабинету. Конторщица, сидящая напротив, с лязгом закрыла окно и стала обмахиваться папкой с документами, будто ей стало жарко. Савин насторожился. Ему показалось, что она подаёт кому-то знак. На всякий случай он оглянулся по сторонам, выбирая удобный путь отступления.

Пройдясь ещё раз по кабинету, корнет тихонько подошёл к двери, за которой скрылся клерк, и приоткрыл её, так что образовалась узенькая щель. На первый взгляд, внутри никого не было. Там стояло множество высоких стеллажей с документами, а из помещения пахло пылью и слежавшейся бумагой. Савин неслышно шагнул в комнату, с любопытством осматривая полки. За одним из стеллажей виднелись две человеческие фигуры. Савин прислушался к приглушенным голосам. По всей видимости, клерк разговаривал с директором банка.

— Странно. Очень странно, — бормотал себе под нос директор.

Савин придвинулся ближе. Директор был немолодой лысый господин, до того толстый и обрюзгший, что невольно приходило на ум сравнение с жабой. Его живот едва помещался между столом и креслом. Директор рассматривал бумаги, принесённые клерком, словно ювелир — через лупу, вставленную в глаз.

— Угу… Угу… — поддакивал клерк, заглядывая сверху через плечо.

Он показывал пальцем на какие-то места в документе. И тут прозвучали слова, от которых Савин вздрогнул.

— Вот, смотри. Разводы, — сказал директор, сгибаясь ещё ниже над документом. — Нечёткая печать. Это подделка.

Он поднял на клерка глаза и приказал:

— Зови полицию. Только осторожно, чтобы этот молодчик ничего не заподозрил. Надо, чтобы его арестовали!

Клерк послушно кивнул и уже развернулся, чтобы идти к выходу, как вдруг столкнулся взглядом с Савиным, смотревшим на него через проём стеллажа. Секунду они молча глядели друг на друга. А потом Савин резко сорвался с места и побежал к выходу. Клерк бросился за ним следом. Жирный директор неуклюже выполз из-за стола и тоже ускорил шаг. Ему хотелось самолично увидеть подлеца, который хотел обманом выманить из его банка кругленькую сумму.

Савин промчался по коридору, направляясь к лестнице на первый этаж.

— Митрич, держи его! — заорал клерк полусонному охраннику, стоявшему внизу.

Савин действовал с ловкостью леопарда. Прямо перед его носом охранник вытащил из кобуры револьвер и направил на беглеца. Савин резко свернул направо и опрометью бросился к боковой стене. На бегу он хватал со столов конторские книги, папки с бумагами и раскидывал, создавая препятствие преследователям.

— Хватайте его! Он мошенник! — заорал сверху директор.

Клиенты в банковском зале переполошились. Какой-то парень посмелее ухватил Савина за сюртук, но он мигом вырвался и отшвырнул нападающего. Тот больно ударился о спинку стула и больше не пытался гнаться за преступником. Вскоре Савин услышал выстрел за своей спиной. Пуля охранника пролетела мимо.

Перепуганные клиенты с воплями пустились наутёк, едва не сбив с ног охранника с пистолетом. Пожилая дама в шляпе с перьями завизжала и бросилась к выходу, двое мужчин столкнулись с ней в дверях. Возникла свалка.

Директор решил срезать путь и бросился наперерез Савину. Он почти догнал его и уже схватил за рукав, но тот выскользнул, словно рыба, и ловко перепрыгнул через банковскую конторку. Директор потерял равновесие и всей своей тушей навалился на деревянную столешницу, через которую только что перемахнул беглец.

Савин снова взбежал на второй этаж, где не было уже ни души. Увидев открытое окно, корнет вспрыгнул на подоконник и сиганул вниз, не думая о высоте. Клерк в круглых очках подбежал к тому же окну, выглянул из него и растерянно раскрыл рот. Внизу никого не было, мошенник будто сквозь землю провалился! Через минуту все сотрудники банка, включая директора, высунули головы из окон.

— Куды ж этот воришка подевался? — воскликнул напуганный охранник.

— Я слышал, в городе орудует банда, которая грабит банки, — многозначительно изрёк старший кассир.

— Какой ужас! Почему же жандармы их не ловят? — пискнула молоденькая конторщица.

Запыхавшийся директор выбежал на крыльцо банка. Почтенный господин весь трясся от злости.

— Полиция! Полиция! Вы что, спите на посту? Среди бела дня чуть банк не ограбили!

Прибежавший на крики городовой не мог добиться от директора связного объяснения. Тот пыхтел, брызгал слюной и выкрикивал ругательства, проклиная проходимца, который за четверть часа перевернул с ног на голову весь банк.

После бурного утра Савин и Хватов почти три часа праздновали великолепное спасение. Корнет вновь и вновь описывал своё приключение в банке, слегка приукрашивая случившееся. Хватов валялся на диване, беспрестанно хохоча. Да и было от чего — Савин в лицах изображал то клерка, то директора банка, то охранника, корча уморительные рожи.

Сам Николай уже устал смеяться. Он то и дело наливал себе новую порцию шампанского — в горле пересохло от разговоров.

— Хорошо, что второй этаж был. А внизу открытая коляска проезжала. Прямо в неё угодил и на ней же почти до самого дома доехал.

Хватов хохотал, представляя, как Савин свалился со второго этажа банка в чужую коляску, насмерть перепугав извозчика и пассажира.

— А что ж они сразу не выкинули тебя, старина? Не позвали городового?

Савин изобразил на лице одновременно страдание и мольбу.

— Сострил вот эдакую рожу и стал умолять: «Прошу, помогите! Любовь всей моей жизни выдали за старого негодяя! Я явился к ней с тайным визитом, а тут пришёл злобный супруг. Пришлось прыгать из окна!» Они, конечно, пожалели.

— И даже не заметили, что любовь всей твоей жизни обитает в банке?

— Слишком напугались, чтоб сообразить.

Хватов вновь зашёлся смехом. Но Савин вдруг стал серьёзным и недовольно сказал:

— Если б ты мне нормальные бумаги сделал, Павка, всё прошло бы гладко. А ты мне подсунул какие-то филькины грамоты.

Хватов держался за живот, пытаясь не смеяться, но новый приступ хохота сотрясал его помимо воли. Стоило только представить, как Савин в своём английском сюртучке цвета перца с солью, отутюженных брюках и лакированных ботинках летит из окна в коляску…

— Не обессудь. На какие денег хватило, — отдышавшись, наконец проговорил Хватов. — Хороший документ стоит как золотые часы. А я совсем пустой. Надо как-то пополнить наши капиталы.

Савин налил себе шампанского, отпил глоток и призадумался. Через минуту на лице его отобразилась искра воодушевления, и он с прищуром посмотрел на Хватова.

— Может, ещё раз попробовать? Но на этот раз вдвоём пойдём, подыграешь мне.

Николай пристально смотрел на друга, ожидая его реакции. Хватов в ответ озадаченно моргал. Мысленно он представил себе, как они оба летят со второго этажа банка в коляску, и снова залился безудержным смехом.

— Да перестань ты гоготать! Я серьёзно.

Савин терпеть не мог глупых шуток, когда речь шла о деньгах. Заметив недовольство друга, Хватов успокоился и принял деловой вид.

— Слушай, а не опасно ли повторять это так, сразу? — спросил он. — Банкир наверняка в полицию доложил. А фараоны по всем банкам предупреждение разошлют.

— Значит, кучером рядиться и трясти мелочь с седоков тебе не опасно. А как серьёзное дело, сразу на попятную? — съязвил Савин.

Хватов почесал затылок и задумался, подыскивая нужные слова, чтобы не обидеть друга. Он понимал, что Савин рвётся пойти ва-банк, но не мог потакать его настроениям. Никакие деньги не стоят того, чтобы лезть в клетку со львами.

— Шалости с каретами — это же не корысти ради, а для увеселения души, — беззаботно ответил Хватов. — Давай лучше снова разыграем кого-нибудь!

Он налил шампанского себе и другу. Игристое вино зашипело в бокалах, словно сообщая о радостном событии. Савин невольно вспомнил о красавице Сюзанне. Ему безумно захотелось увидеть её снова. Но для этого нужно поддерживать свой статус богатого судовладельца, а значит требуются деньги, чёрт возьми!

— Кого разыграем? — недоумённо спросил корнет.

Хватов, довольный тем, что удалось отвлечь друга от мыслей о новом визите в банк, приплясывал от нетерпения, становясь то на носки, то на пятки.

— Да хоть приятеля твоего, Путилина! — весело воскликнул он. — Неужто не хочешь свинью ему подложить?

Хватов попал в точку. Савин впал в раздумье, вспомнив, как Путилин поздно ночью явился в московскую гостиницу Савелия Ярцева. С ним была молодая девица, явно из тех, кого называют дамами полусвета.

— Да, хотелось бы насыпать соли на хвост этой скотине. Но думаю, его сейчас нет в Петербурге.

В памяти корнета невольно всплывали события из его московской эпопеи — огромный выигрыш в казино, жаркие поцелуи несравненной Фанни, дуэль с её престарелым мужем. Горло перехватило от нахлынувших эмоций. Прерывисто вздохнув, Николай вытер испарину со лба.

— Откуда ты знаешь? — недоверчиво спросил Хватов.

— Из первоисточника, — процедил сквозь зубы Савин.

Корнет подробно рассказал другу о своей случайной встрече с Путилиным в Москве. Хватов слушал с огромным интересом. Если полицейский следователь крутит шашни с дамочкой на стороне, это отличный повод для шантажа.

— А может, он с женой был? — предположил Хватов.

Савин покачал головой.

— Нет, непохоже. Слишком юна. И одета не как замужняя мадам.

Он помнил, что на спутнице следователя был короткий жакет, расшитый бисером, платье с турнюром и светлая шляпка с лентами, завязанными бантом под подбородком. Похожий наряд был у Фанни… при мысли об этом Савин стиснул зубы. До сих пор его не оставляла боль, причинённая неверной возлюбленной. Но Николай понимал, что доведись ему снова встретить Фанни, он бы сразу её простил.

— А если дочка? — снова спросил Хватов.

— Сомневаюсь, — пожал плечами Савин. — Была бы дочка, с ними приехала бы горничная. Так у приличных людей заведено. А тут — вдвоём, под покровом ночи…

— Ах он кобелина! Волокита! Дон Жуан, — радостно воскликнул Хватов. — Ты подумай, Колька, какие тут открываются возможности!

Савин мигом догадался, к чему клонит друг. Поиздеваться над следователем — неплохая идея, а ещё лучше — тянуть с него деньги в обмен на молчание. Несколько минут он лихорадочно думал, крутя в голове всевозможные комбинации.

— Слушай, а ты знаешь адрес Путилина в Петербурге? — очнувшись от забытья, спросил Николай.

Хватов небрежно махнул рукой:

— Нет. Но выведать недолго.

Корнет нетерпеливо потёр руки и согнулся вперёд, словно готовясь сорваться с места. Его так и распирало от искрившейся внутри идеи.

— Сделай одолжение, выведай поскорее, старина! Есть у меня задумка, как нашего проказника подколоть, пока он в Москве веселится.

Хватов с восторгом смотрел на друга. Его всегда восхищало умение Савина выдумывать дерзкие каверзы. Улыбаясь, друзья подняли бокалы и чокнулись за успех новой авантюры.

Квартира Ивана Путилина блистала чистотой. Его жена Татьяна Константиновна, высокая стареющая женщина с сутулой спиной, неустанно заставляла горничную и кухарку мыть, скрести, подметать. В это утро прислуга была отправлена на задний двор чистить столовое серебро. Поэтому Татьяна Константиновна сама отперла дверь в ответ на настойчивый стук. На пороге стоял неизвестный господин в сюртуке из добротного сукна. В одной руке он держал складной цилиндр, в другой — чемоданчик, обтянутый коричневой шагренью.

— Добрый день, госпожа Путилина! Простите великодушно за беспокойство. Я журналист Стопановский, помощник редактора газеты. Да вот извольте прочесть сопроводительное письмо…

Госпожа Путилина нацепила на нос пенсне и уставилась в бумагу. Короткий текст, написанный обычным канцелярским языком, сообщал, что предъявитель сего письма, г-н Стопановский Михаил Михайлович, состоит на должности помощника редактора газеты «Петербургский листок». Внизу стояла размашистая подпись и большая фиолетовая печать.

— Понятно. Чем могу служить? — растерянно спросила Татьяна Константиновна.

Нежданный гость пригладил свои густые каштановые усы и всплеснул руками:

— Наша газета заинтересована в вашем супруге, мадам! Начальник сыскной полиции — чрезвычайно популярная личность в Санкт-Петербурге…

Корнет Савин чувствовал себя в полной безопасности под париком, накладными усами и искусно наложенным гримом. Он артистически изображал публициста, охваченноготворческим порывом. Говорил бойко, восторженно, нисколько не переигрывая при этом. Немало он повидал в своей жизни газетных писак, поэтому не мог сфальшивить.

Татьяна Константиновна была женщина застенчивая, домашняя, и сильно смущалась резвого журналиста.

— Иван Дмитриевич в отъезде, — озадаченно проговорила она. — И он мне ничего об этом не говорил.

Пользуясь растерянностью госпожи Путилиной, Савин убрал сопроводительное письмо в карман. Пригнувшись к даме, он приложил палец к губам и с улыбкой прошептал ей на ухо:

— Это специальное задание, секретное. Позволите войти?

От смущения Татьяна Константиновна забыла снять пенсне, отчего её глаза напряглись ещё больше. Она помолчала несколько секунд, думая, как поступить. А журналист уже сделал уверенный шаг в сторону гостиной. Татьяна Константиновна вежливо отступила, невольно пропуская визитёра. Савин стремительно переместился в гостиную и приступил к своему «секретному докладу»:

— Наш главный редактор решил сделать сюрприз уважаемому Ивану Дмитриевичу. Мы хотим посвятить целый выпуск только его персоне, но он ничего не должен знать. Иначе весь сюрприз пропадёт.

Савин сделал большие глаза, чтобы подчеркнуть важность своих слов. Татьяна Константиновна изумлённо пожала плечами.

— Не понимаю, а зачем? — пробормотала она.

Савин раскинул руки и величественно повернул голову вправо, словно произносил торжественную речь:

— Ну, как же! Иван Дмитриевич — легенда. Многие петербуржцы хотели бы больше знать об этом выдающемся человеке. Читатели пишут письма, задают вопросы…

Он перевёл взгляд на госпожу Путилину, которая слушала его с явным удовольствием на лице, и спросил, понизив голос:

— Да и вы часто ему помогали, не правда ли?

Жена Путилина смущённо улыбнулась и поправила причёску. Журналист неожиданно высказал то, о чём она втайне от мужа думала ночами, когда он задерживался на службе.

— Если Иван Дмитриевич возьмётся за что-то, то ни на шаг не отступит, — подняв указательный палец вверх, с важностью произнесла мадам Путилина.

Савин понял, что рыба попала в сеть.

— Верно, совершенно верно. Нам как раз такие истории и нужны. Расскажете?

Гость заботливо придвинул стул, приглашая даму сесть. Татьяна Константиновна устроилась напротив гостя, но ту же вновь приподнялась.

— Ох, я вам даже чаю не предложила! Прислуга во дворе, но я их сейчас вызову.

«Ага, прислуги дома нет! Ещё удобнее», — подумал Савин.

А вслух с любезной улыбкой произнёс:

— Не затрудняйте себя, мадам! Я человек деловой. Скажите, ваш супруг много времени уделяет службе?

— Чрезвычайно много, — строго сдвинув брови, ответила госпожа Путилина. — Бывает, что и ночует в управлении. И на дом работу приносит. Не щадит себя ради отчизны и государя.

— Восхищения достойно! — воскликнул Савин, благоговейно прижав руки к груди. — А нельзя ли посмотреть кабинет вашего мужа? Проникнуться атмосферой сыскного дела, так сказать.

По лицу Татьяны Константиновны скользнул лёгкий испуг.

— Он вообще-то не позволяет, чтобы без его ведома входили туда. Даже когда горничная прибирается, он самолично присутствует.

Госпожа Путилина знала, что супруг нередко приносит домой важные государственные документы. Но тщеславие побуждало её пойти навстречу журналисту. Она с опаской оглянулась на лестницу, ведущую на второй этаж, словно спрашивала у неё разрешения.

— О, я понимаю! В сыскной полиции всё секретно! — с жаром воскликнул Савин. — А что, если мы с вами вдвоём войдём? Буквально на пару мину, и сразу выйдем.

Татьяна Константиновна вспомнила грозное лицо супруга и возразила:

— Это невозможно.

Савин уверенно открыл свой чемодан и вынул оттуда красивый блестящий фотоаппарат.

— Я там сделаю ваш снимок для газеты. А потом вернёмся сюда, и вы мне подробно расскажете о подвигах супруга.

Удивлённая таким поворотом, госпожа Путилина стала с интересом рассматривать фотоаппарат. Подумать только, ради её мужа принесли такую здоровенную штуку, хотят сделать ему приятный сюрприз. Разве можно противиться такому? Публикация в газете повысит репутацию Ивана Дмитриевича в глазах начальства. А как будут завидовать все родные и знакомые, когда её снимок появится в газете! Татьяна Константиновна сама не заметила, как начала кокетливо поправлять букли на висках.

— Хорошо, только побыстрее, — сказала она, зажмуриваясь, словно собиралась прыгнуть в пропасть.

Поднявшись на второй этаж, хозяйка дома сняла с пояса вышитый кошель, извлекла из него ключ и отперла тяжёлую деревянную дверь в кабинет мужа. Савин приподнялся на цыпочки, разглядывая святая святых своего врага. Треть комнаты занимал большой письменный стол. По бокам его возвышались штабеля картонных и кожаных папок, в центре стояла чернильница и подставка для ручек. Там же Савин заметил массивную печать.

Вплотную к ящикам стола был придвинут высокий резной стул. В углу комнаты стояли старинные часы, которые, видимо, давно никто не заводил. Широкое окно закрывали тяжёлые тёмно-зелёные шторы. Обстановку довершал шкаф немецкой работы.

— Здесь Иван Дмитриевич хранит разные вещицы, которые остаются после преступлений, — пояснила мадам Путилина, указывая на шкаф. — Особой ценности они не имеют, своего рода сувениры, знаете ли. Например, есть пуговка с мундира Людвига фон Аренберга, убийство которого раскрыл Иван Дмитриевич. И шапка Ивана Михайлова, того самого, что убил иеромонаха Иллариона.

В редкие минуты досуга Путилин рассказывал жене о своих служебных успехах, и она гордилась ими так, словно сама в них участвовала.

— Ох, как интересно! А можно мне заглянуть? — воскликнул Савин, делая шаг в кабинет.

— Нет-нет, стойте там! — тотчас возразила Татьяна Константиновна.

Журналист мило улыбнулся.

— Понимаю! Тогда давайте займёмся фотографией.

Он поднял фотоаппарат и, бесцеремонно войдя в комнату, показал место у шкафа с криминальными сувенирами.

— Встаньте тут, мадам. Здесь свет падает наиболее комплиментарно!

Татьяна Константиновна повиновалась и последовала указаниям газетчика. Она опять радостно подумала, что снимок увидят все знакомые, начальство Ивана Дмитриевича, а возможно, и сам император.

Савин велел слегка повернуть голову влево. По его совету Татьяна Константиновна положила правую руку на бок, а левую свободно опустила вниз. Приготовив всё, Савин достал из чемодана длинный металлический штатив и установил его посреди комнаты. Женщина наблюдала, как газетчик вынул стеклянные фотопластины.

Савин повернулся к госпоже Путилиной, смерил взглядом её высокую фигуру и произнёс восхищённым шёпотом:

— Мадам, вы прекрасны!

Татьяна Константиновна, не привыкшая к комплиментам, слегка зарделась и смущённо залепетала:

— Последний раз я фотографировалась два года назад в Тифлисе. Мы там сделали чудесный снимок с детьми…

— Эх, совсем забыл, — воскликнул журналист, жалобно поднимая брови.

— Что такое? — встревожилась дама, прервавшись на полуслове.

Савин хлопнул себя по коленке.

— Ткань забыл, чёрную такую, знаете?

— Конечно, — кивнула госпожа Путилина. — А без неё не получится?

Савин расстроено произнёс:

— Увы, без неё снимок будет засвечен. Может быть, у вас есть что-нибудь похожее?

— Конечно! — ответила Татьяна Константиновна. — Одну минутку!

Как хорошая хозяйка, она умела быстро находить решения в сложных ситуациях. Вспомнив, что у неё есть чёрная индийская шаль, она бросилась за ней в спальню.

Савин остался в кабинете один, чего и добивался. Окинув кабинет быстрым взглядом, он проворно раскрыл чемодан и стал бросать в него всё, что посчитал важным. Порывшись в ящиках стола, он нашёл гербовую печать и забрал её. Затем распахнул шкаф с сувенирами и обнаружил среди прочего парадную офицерскую форму. Мигом стащив её с вешалки, он скрутил одежду в тюк и подошёл к окну. Внизу его ожидал верный Хватов. Николай кашлянул и, едва друг поднял голову, бросил ему полицейскую форму. Хватов на лету схватил её и уложил в заранее приготовленный портфель.

К двери приблизились шаги — это возвращалась госпожа Путилина. Савин тотчас захлопнул чемодан и притворился, что занят своим фотоаппаратом. Татьяна Константиновна вернулась с чёрной шалью в руках, довольная тем, что так быстро решила проблему. Но Савин снова печально скривился.

— Что такое? — воскликнула Татьяна Константиновна. — Шаль не подходит?

— Мадам, простите меня ради Бога… — с отчаянной грустью в голосе проговорил Савин.

Он сделал паузу, словно ему неловко было продолжать.

— На вас лица нет, что случилось? — заботливо спросила Татьяна Константиновна.

— Я взял не те фотопластины. Эти испорченные. Боже, как неловко! Мне аж дурно стало.

Савин прижал ладони к вискам. Потом, глядя в пол, словно его сжигал стыд, он взвалил на плечо штатив с камерой. Ничего не понимающая госпожа Путилина шла за ним, приговаривая:

— Не стоит так расстраиваться, сударь! Придёте завтра, я буду рада вам помочь.

Савин обернулся на пороге и произнёс голосом в высшей степени огорчённого человека:

— Простите меня, пожалуйста! Мне так стыдно… Я совсем недавно на этой работе, это мой первый большой репортаж.

— Может быть, принести вам воды? — сочувственно спросила Татьяна Константиновна.

Но Савин устало махнул рукой.

— Нет, я, пожалуй, пойду.

Обескураженная женщина закрыла за газетчиком дверь, чувствуя себя немного не в своей тарелке. Ей показалось странным, что он не договорился о новой встрече и слишком быстро ушёл, хотя собирался писать большой репортаж. «Ну, пишущая братия вся такая, — успокоила себя госпожа Путилина, — что поэты, что журналисты. Нервный народ».

Окна в гостиной Хватова были распахнуты настежь. После обильного дождя хотелось впустить внутрь немного прохлады. Несмотря на дневное время, в комнате стоял полумрак, так как небо сплошь затягивали тучи. Савин, одетый в парадную форму Путилина и загримированный с такой точностью, что ни одна душа не узнала бы корнета, расхаживал туда-сюда по гостиной.

— Арестованный Иванов? В пятую камеру! Арестованный Хватов? Снять шапку для моей коллекции, а потом в карцер! Арестованный Савин? Ну, с этим мерзавцем я отдельно побеседую! — выкрикивал Николай.

Он так искусно копировал голос, интонации и манеры Путилина, что провёл бы даже его верную супругу, Татьяну Константиновну. Хватов катался по полу от смеха. Густые бакенбарды, зачёсанные назад волосы, ложбинка на подбородке и лёгкая хрипотца в голосе — все мелочи подметил шельмец Колька!

Савин выхватил из-за пояса револьвер и нацелил его на Хватова:

— Ноги вверх!

Хватов с трудом забрался на диван, корчась от смеха.

— Ой, похож, каналья! Один в один!

Савин подошёл к нему вплотную, нахмурил брови и произнёс басом, как говорил обычно начальник сыскной полиции:

— А ну, признавайся, где Сонька Золотая ручка? Я в неё влюбился без ума!

Хватов снова свалился с дивана и стал кататься по полу, причитая:

— Прекрати, я сейчас лопну со смеху!

Савин остановился, вытащил из кармана записную книжку и принялся изображать, что читает:

— Хватов. У тебя поддельный паспорт. Я выяснил, что ты не Хватов, а Хохотунов.

С этими словами он спрятал револьвер в кобуру и сел в кресло. Когда Хватов наконец отсмеялся, Савин торжественно поднял палец вверх и произнёс, словно зачитывая приговор:

— Я всё обдумал! Завтра мы ограбим банк от имени Путилина. Прикарманим денежки, а он пусть отдувается.

От неожиданности Хватов выпучил глаза.

— Ты что, совсем очумел, Колька? Путилин не простит. Расстреляет без суда и следствия, — он изобразил рукой пистолет.

— Пусть сначала поймает, — дерзко ответил Савин.

Корнет встал и прошёлся по комнате, снова имитируя тяжёлую походку Путилина.

— Поехали лучше на Сенную конокрадов пугать. Вот умора будет, — предложил Хватов.

Он совсем не желал ввязываться в столь рискованное предприятие. Савина явно заносит, ум у него помутился от удачной аферы с женой Путилина. Но одно дело — облапошить наивную дамочку, и совсем другое — идти на открытый конфликт с её грозным супругом.

— Эх, Хватов, такой реквизит у нас в руках, а ты… — сердито вскричал Николай.

Резко повернувшись к другу, он требовательно произнёс:

— Последний раз спрашиваю, идёшь?

Чтоб выглядеть более убедительным, Корнет вытащил из кобуры револьвер и направил на Хватова.

— Господин Хватов, настоятельно требую, чтобы вы ограбили банк. А то мне, бедному фараону, ловить некого, всех уже арестовал.

Хватов залился смехом. Ну до чего ж Савин был похож на Путилина! Его наглая рожа, обрамлённая густыми бакенбардами, сделала своё дело — Хватов уступил.

— Чёрт с тобой! Рассказывай свой план.

В это самое время, раскинувшись в широкой ванне с пеной, Путилин напевал себе под нос любимую песенку про весёлого барабанщика. Ему хотелось забыться от служебных дел, погрузившись в сладкую негу.

Гостиничный люкс, который он занимал со своей любовницей Настей, оказал бы честь любому богатому барину — просторный, чистый, обставленный по последней моде. Широкая кровать застелена надушенным бельём с кружевами. Мягкость новеньких подушек из розового атласа призывала к отдыху и наслаждению. Благо, стояло воскресное утро, и никто пока не омрачил его дурными известиями.

Белая французская мебель с позолоченными ножками, которой был обставлен гостиничный номер, мысленно уносила любовников к берегам Сены, где они мечтали когда-нибудь выпить утреннего кофе. Путилин обещал Насте, что это произойдёт, как только он закончит со своими важными государственными делами. Белоснежные розы в вазе из молочного оникса наполняли комнату расслабляющим ароматом.

Путилин уже вторую неделю отдыхал в компании молоденькой подружки. Московские каникулы помогали ему забыть о повседневных хлопотах. До сих пор отдых протекал в блаженном спокойствии, и следователь надеялся, что сегодня его тоже никто не побеспокоит.

Входная дверь громко хлопнула. Это Настя вернулась с прогулки.

— Настенька, ты? — окликнул Путилин.

— Да! — ответила девушка.

Голос её прозвучал сдавленно, словно Насте пришлось бежать со всех ног.

Иван Дмитриевич поспешно выбрался из ванны, надел шёлковый персидский халат и наспех побрызгал на шею одеколон. Когда он вышел в гостиную, Анастасия сидела на диване в странной напряжённой позе. Она не сняла шляпку и до сих пор сжимала в руках зонтик. Лицо у Насти было испуганным, словно она бежала от бандитов. Путилин в тревоге обнял её за плечи.

— Настенька, что случилось?

Девушка ответила, тяжело дыша:

— Ванечка, я еле ноги оттуда унесла! Я больше не пойду, даже не проси…

Путилин положил руку ей на бедро и заглянул в глаза.

— Они что, заметили тебя?

Анастасия смотрела на него с мольбой. Лицо её покраснело, на шее выступили розовые пятна.

— Ванечка, я не хотела… Они меня схватили…

Терпение Путилина истощилось. Он порывисто отстранился от девушки и принялся одеваться — торопливо натянул брюки и белую рубаху, застегнул ремень и вытер мокрые волосы пушистым полотенцем. Настя наблюдала за ним полными слёз глазами.

— Что ты им сказала? — чёрство спросил он, повернувшись к девушке и глядя ей прямо в лицо.

Анастасия глубоко вздохнула и облизала пересохшие губы.

— Всё сказала… И что ты здесь, и что за ними слежка…

Путилин шарахнул кулаком по столу так, что ваза с розами едва не упала.

— Дура! Я их два месяца пас. И теперь всё насмарку?

Настенька жалобно посмотрела на него снизу вверх. Она понимала, что Путилин — её содержатель, и она должна быть ему безмерно благодарна. Но сейчас страх преобладал над прочими эмоциями. Настя умоляюще сложила бледные ладошки под подбородком.

— Что же мне было делать, Ваня! Они убить меня обещали!

Путилин словно не заметил страха и раскаяния в глазах девушки. Он был беспощаден к преступникам, но ещё больше не любил трусов и глупцов.

— Да пропади ты пропадом! Они обязательно тебя убьют, — без всякой жалости произнёс Путилин.

Настя скорчилась и расплакалась жалкими детскими слезами. Следователь даже не обернулся. Он мерил комнату шагами взад-вперёд, стискивая кулаки от бессильной злобы. Потом резко остановился.

— Отправляйся в Псков к своим, сегодня же. Держи! — холодно произнёс Путилин.

Он вынул из бумажника толстую пачку денег и протянул девушке.

Анастасия шустро спрятала деньги в розовый вышитый саквояж. От щелчка застёжки Путилин вздрогнул. На миг ему показался, что кто-то стоит за дверью, и холодный пот пробежал по его спине.

— А как же мы? — несмело спросила Настенька. — Ты меня бросаешь?

Путилин помолчал. Потом повернулся к ней лицом.

— Я приеду к тебе, как всё уляжется. Точнее, когда поймаю этих взломщиков.

Следователь снова сжал кулаки, на лице его выступили желваки. Он мрачным взглядом смотрел в окно. Вдали, на горизонте, виднелась полоса леса.

— Эти негодяи поплатятся за то, что сотворили! — глухо проговорил он. — Никто и никогда не посмеет угрожать мне, законному блюстителю порядка.

Путилин строго взглянул на Настю, и та, зачарованная его внутренней силой и мужественностью, всхлипнула и кинулась ему на шею. Но Путилин не способен был проявлять нежность в такой момент. Он сдержанно отодвинул Настеньку от себя, и она послушно села на край кровати.

Девушка поглядывала на Путилина глазами преданной собачонки.

— Я не хочу от тебя уезжать! Пожалуйста, останемся вместе, Ваня!

Путилин вздохнул. Ему хотелось поскорее собрать вещи и убраться отсюда, пока нежданные гости не нагрянули в гостиницу.

— Нет времени. Я тоже поеду на вокзал. Завтра нужно обязательно быть в Петербурге, пока они не успели всё передать своим сообщникам.

Иван Дмитриевич твёрдо посмотрел на юную любовницу, и она покорно вздохнула под силой этого взгляда.

— Эх, Настя… Вставай. Надо собираться.

Понимающе кивнув, девушка принялась складывать свои вещи в саквояж. Она тоже хотела уехать подальше, но ужасно боялась остаться одна. Следователь схватил сумку и осмотрел комнату. Ничто не должно было напоминать о его присутствии здесь вместе с барышней.

В управлении сыскной полиции всё находилось под строгим контролем Путилина. Он лично вникал в каждую мелочь, от документов на столе у переписчика до количества овса, заказанного для служебных лошадей. Подчинённые боялись его не меньше, чем преступники. Когда Иван Дмитриевич входил в здание управления, все замирали от страха. Следователь обычно являлся с хмурым видом, что усиливало напряжение среди подчинённых.

Савин, загримированный под начальника полиции, прибыл на службу в девять утра и быстрым шагом направился в кабинет Путилина. Он выглядел уверенным и самодовольным, на лице не было ни капли растерянности, словно он провёл в стенах этого заведения большую половину своей жизни. Савин не смотрел ни на кого и пролетел мимо дежурного полицейского по фамилии Исаев, который с нетерпением ожидал начальника. Исаев испуганно вскочил и побежал следом за корнетом. Перед самой дверью кабинета дежурный нагнал Савина и протянул служебные бумаги.

— Разрешите доложить обстановку, ваше высокородие!

— Докладывай! — хмуро ответил Николай.

Дежурному показалось, что Иван Дмитриевич сегодня какой-то странный. Лицо не такое красное, как обычно, глаза чересчур блестящие. Исаев внимательно всматривался в лицо следователя, пытаясь предугадать его настроение.

— Ваше высокородие, сегодня утром сообщили, что взломщики прибыли в Петербург, — он показал на бумаги, которые только что вручил корнету.

— А то я не знаю, — недовольно скривился Савин, словно услышал нечто давно известное.

Исаев сделал осторожную паузу, а затем учтиво спросил:

— И что делать будем?

Корнет бросил на него строгий взгляд. Дежурный немедленно вытянулся по струнке, ожидая приказа.

— Подготовь отряд полицейских на двух каретах. В банк поедем, — рявкнул Савин, открывая дверь кабинета.

Дежурный затоптался рядом. Потом робко проговорил:

— Так взломщики же квартиры грабят…

Савин гневно посмотрел на него и крикнул:

— Болван! Раньше грабили квартиры, а теперь банки!

Перепуганный полицейский ответил: «Есть!» и приложил руку к козырьку фуражки.

Положительно, с начальником творилось что-то непонятное, но что именно, Исаев никак не мог понять. Он незаметно рассматривал Николая со всех сторон и, наконец, услужливо спросил:

— Вы сегодня как-то странно выглядите, Иван Дмитриевич. Как будто похудели… Кажись, отпуск не пошёл вам на пользу… Неужто приболели? На вас лица нет.

Корнет поднял брови и небрежно махнул рукой.

— Ерунда. Простыл.

Сделав паузу, он строго скомандовал:

— Выполняйте приказ немедленно, через пару минут отправляемся в банк.

Дежурный тотчас же скрылся с глаз. А Савин, вполне довольный собой, улыбнулся. Подумать только, что вытворяет проказница-судьба! Он, корнет Савин, держит в руках сердце Путилина, отдаёт приказы его голосом. И даже ближайший подчинённый не заметил ни малейшего подвоха. Савин радостно шагнул внутрь кабинета и сразу бросился к письменному столу. Там, среди прочих документов, он отыскал гербовую бумагу для приказов и обращений, вслед за этим достал из кармана украденную накануне гербовую печать. Потом аккуратно начеркал на бумаге несколько строк и всё это заверил жирным штампом.

Только теперь он внимательнее оглядел кабинет Путилина. Помещение было небольшим, но довольно уютным. Невысокий кожаный диван с широкими подлокотниками предназначался для отдыха, а длинный стол у окна был уставлен какими-то почетными регалиями, коими награждали начальника сыскной полиции за особые заслуги.

Большой сейф у стены хранил путилинские тайны. Было бы заманчиво забраться в него и поискать что-нибудь выгодное для себя. Но у Савина не было ни ключа от сейфа, ни времени. Он вышел из кабинета, строго глянул на полицейского, стоявшего на посту в коридоре. Тот вытянулся во фрунт.

— Всё в порядке, — пробормотал Савин себе под нос. — Фараоны ничего не подозревают. Храни меня, мать Фортуна!

Пройдя по длинному коридору, Савин спустился во двор, где уже ожидали две кареты, снаряжённые по его приказу. Полицейские приветствовали начальника по уставу. Большинству из них показалось, что Путилин сегодня выглядит не так, как всегда. Они подозрительно разглядывали его, пытаясь сообразить, что с ним случилось. Кое-кому даже пришла в голову крамольная мысль, что это совсем не Путилин, а какой-то иной тип, но они не посмели задавать глупых вопросов.

Савин резко повернулся к полицейским лицом и громко огласил приказ. Голос Путилина рассеял все сомнения. Это его неповторимый глубокий бас, с хрипотцой, приводивший подчинённых в трепет, а арестантов — в отчаяние. Полицейские послушно расположились в каретах.

Экипажи двинулись по мостовой в сторону главного банка. Остановившись у центрального входа, Савин вышел из кареты и стремительным шагом направился через банковский зал прямо к кабинету директора. Полицейский отряд следовал за ним.

Посетители банка с испугом наблюдали странное вторжение. Удивлённые сотрудники поспешили сообщить директору о прибытии начальника сыскной полиции.

Вскоре Савин с важным видом беседовал с директором банка. Тот внимательно изучал бумагу с гербовой печатью. Он немного нервничал, не понимая, почему именно в его банке проводится столь непонятная и опасная операция. Вникнув, наконец, в смысл написанного, директор поднял на корнета удивлённые глаза.

— То есть как — распространение фальшивых купюр? — воскликнул он и посмотрел на своего помощника, терпеливо ожидавшего у двери. — Я могу показать все накладные, у меня всё записано! Везде строжайший учёт!

Савин умел действовать безукоризненно чётко и выдержанно, даже когда успех висел на волоске. Это помогало ему управлять людьми, убеждать их и подчинять себе их волю.

— Накладные в обязательном порядке! — рявкнул Николай. — Несите. И хранилище тоже готовьте.

Корнет принял важный вид, удобно расположившись в кресле и закинув ногу на ногу. При слове «хранилище» директор вздрогнул и снова покосился на помощника.

— А хранилище зачем?

На лице Савина не дрогнул ни один мускул. Он уверенно произнёс слова, от которых у директора всё внутри похолодело:

— Будем изымать все имеющиеся у вас денежные средства. Необходимо провести экспертизу.

Директор вытер выступившие на лбу холодные капли пота. Лицо его стало откровенно жалобным, голос задрожал.

— Может, вызовем эксперта сюда? Денег очень много…

Директор старался вести себя как можно деликатнее. Он понимал, что полицейские действуют по приказу свыше. Но, может быть, удастся договориться об экспертизе на месте, чтобы не подвергать риску состояние банка. Да и лишние сплетни не нужны! Плохие новости разносятся быстро и, как правило, не приводят ни к чему хорошему.

Однако корнет выглядел неприступным, как скала. Он посмотрел в лицо банкира с усмешкой, которая исключала возможность компромисса.

— Это мы без вас разберёмся! Готовьте хранилище и все документы.

В это время к директору подошёл клерк с какими-то документами. Савин сразу же узнал его — именно этот человек изучал его бумаги для выдачи ссуды, а потом гнался за ним по лестнице. Видимо, тёртый калач этот клерк — сразу распознал фальшивые документы. И опять смотрит так внимательно, словно мысленно сдирает с Николая парик, накладные бакенбарды и слой грима.

Клерк, действительно, пытался вспомнить, где он прежде встречался с этим полицейским. Что-то было в нём знакомое — то ли глаза, то ли складка губ… Но долго смотреть в упор было неприлично, поэтому клерк перевёл взгляд на своего начальника.

Директор раскрыл папку с документами, сравнил цифры. Всё сходилось идеально, каждое денежное поступление заверено печатью. Если и попадались изредка фальшивые купюры, то каждую из них списывали, как требовалось по закону. Директор вежливо протянул папку Савину. Но тот даже не взглянул в неё и сразу передал полицейскому, стоящему по правую руку.

Директор возмущённо вытаращил глаза на Савина:

— Вы что, даже не посмотрите?

Савин нахмурил брови и грозно спросил:

— Вы как разговариваете с начальником сыскной полиции? Выполняйте приказ! Мои ребята вас сопроводят.

Полицейские тотчас вышли вперёд, готовые следовать приказу начальника. Директор обречённо вздохнул и, опустив голову, переваливаясь, поковылял в банковское хранилище. Полицейские в полном молчании шагали за ним.

Теперь Савин остался один на один с клерком в круглых очках. Тот рассматривал начальника полиции так внимательно, будто выбирал сукно себе на костюм. На несколько секунд глаза клерка и корнета встретились. Ощущение было жуткое. Савину казалось, что дотошный конторщик разгадал его тайну и сейчас выдаст её всем. А вдруг он ясновидящий? Или физиогномист, который умеет читать правду по глазам человека? Савин невольно вздрогнул, представив, как очкастый клерк читает его мысли. Переборов страх, он грубо спросил:

— А тебе что, заняться нечем?

Клерк замотал головой и вежливо проговорил:

— Простите, ваше превосходительство, просто я вас не так себе представлял.

Он подбежал к своему рабочему столу и взял оттуда фотоснимок, явно вырезанный из газеты. Это был портрет Путилина.

— Знаете, я ваш большой поклонник! — вернувшись, простодушно признался клерк. — Вот, читал про вас заметку в газете и вырезал себе на память. Я думал, вы такой большой, грузный… а вы стройный такой, как будто вам лет двадцать…

Банковский служащий широко улыбнулся. Савин изобразил милостивое выражение лица и мягко произнёс:

— Голубчик, не мешайте работать.

Клерк смутился, послушно кивнул и удалился к своему столу.

«Вот же чёрт, наблюдательный какой попался! — с досадой подумал Савин. — И как я сам упустил, что Путилин на целый пуд меня тяжелее!»

Его размышления прервали полицейские, притащившие из хранилища мешки, битком набитые деньгами. Савин резво поднялся с кресла. Финальная сцена требовала удачного завершения, и он спокойно распорядился:

— Грузите всё в одну карету, я лично поведу. Таково распоряжение министерства!

Полицейские беспрекословно поплелись к каретам. Савин почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Это снова был клерк в круглых очках. Он улыбался Савину во весь рот и совал ему ладонь для прощального рукопожатия.

— Премного рад знакомству, Иван Дмитриевич!

Настоящий Путилин ни за что не допустил бы панибратства с простым конторщиком. Поэтому Савин ответил клерку лишь сдержанным кивком, руки ему не пожал и деловито устремился вслед за полицейскими.

Усталый, Путилин прибыл домой только в полдень следующего дня. Ему открыла горничная. Сунув ей в руки саквояж, Иван Дмитриевич сбросил дорожный плащ и сменил сапоги на мягкие домашние туфли. В этот момент в прихожую вышла его супруга, Татьяна Константиновна. Она спросила, удивлённо вскинув брови:

— О, Иван Дмитриевич! Так неожиданно! Что ж вы не телеграфировали мне из Москвы? Я бы приказала приготовить вашу любимую ботвинью с осетриной!

Путилин хмуро пожал плечами:

— Пришлось выехать срочно, возникли непредвиденные дела по службе.

Он поцеловал жене руку и вдруг заметил, что на ней — праздничное платье из лилового шёлка и колье с бриллиантами, которое он подарил ей на двадцатилетний юбилей свадьбы.

— А куда это вы, Татьяна Константиновна, нарядились? Будто гостей ждёте!

Жена смущённо поправила локоны.

— В ваше отсутствие приезжал журналист из газеты. Собирался сфотографировать меня для репортажа…

Путилин вздрогнул от неожиданности и строго посмотрел на жену:

— Какой ещё журналист, Татьяна?

Татьяна Константиновна растерялась. Ей стало неловко оттого, что она так быстро выдала секрет. Но лгать она не умела, да и сложно было бы обмануть такого проницательного человека, как её Иван.

— Приходил репортёр из «Петербургского листка». Только он просил ничего вам не говорить. Они хотят сделать сюрприз…

Путилин тяжело вздохнул. Он уже догадывался, что это может значить, но не хотел строить версии на домыслах.

— А в кабинет он заходил?

Татьяна Константиновна виновато опустила голову и нерешительным голосом произнесла:

— Был.

Раздражённо оттолкнув жену в сторону, Путилин со всех ног бросился в кабинет. Дверь была не заперта, и внешне всё выглядело как обычно. Путилин принялся перебирать бумаги, выдвигать ящики стола. Интуиция его не подвела — пропала гербовая печать.

Предчувствуя нехорошее, в кабинет тихонько вошла жена. Она наблюдала, как супруг ищет что-то, но не решалась спросить, видя, что Иван Дмитриевич так и кипит от гнева.

— Печать! — с ужасом в голосе произнёс наконец Путилин.

Его взгляд, полный злости, обрушился на жену.

— Что печать? — испуганно спросила Татьяна.

Ярость в голосе Путилина сменилась почти мольбой.

— Танечка, немедленно скажи мне, как выглядел этот журналист?

Жена прикусила губу, на секунду задумалась.

— Ну, такой вежливый молодой человек, обходительный, скромный. Обещал вернуться, но не сказал когда. Вот я и жду…

Путилин снова рассердился. Руки его замахали перед лицом жены, словно он собирался ударить её.

— Таня, внешность, внешность мне его опиши! Рост? Комплекция? Волосы? Нос?

От испуга и ощущения чего-то ужасного, произошедшего по её вине, Татьяна Константиновна начала запинаться. Фразы получались отрывистыми и несвязными.

— Ну, не знаю, Иван Дмитриевич… Роста высокого… Стройный, вроде военного. Волосы? Кажется, тёмные. И усы такие… как у французского романиста Александра Дюма.

— Что? — взревел Путилин. — Какие, к чёрту, французские романисты?

Он бросился к шкафу, распахнул дверцу.

— Да не волнуйтесь так, дорогой! — лепетала Татьяна Константиновна. — Это был вполне приличный молодой человек…

— Где моя форма? — завопил Путилин.

Ответа он не стал дожидаться. Нужно было срочно действовать, пока мерзавец не натворил беды. Путилин кинулся вниз по лестнице, словно спешил на пожар. В прихожей сунул ноги в запылённые сапоги и тут же выбежал на улицу.

— Барин, а фуражка? — крикнула ему вслед горничная и помчалась за ним, прыгая через ступеньку.

Путилин остановил на ходу повозку, бросившись наперерез лошадям.

— Ты что творишь, чумовой! — заорал перепуганный извозчик.

Но узнав начальника полиции, он резко натянул вожжи, останавливая лошадей.

— Гони в сыскную полицию, живо! — заорал Путилин. — Домчишь быстро, получишь полтину!

— Домчу! — в тон ему завопил возница и подхлестнул коней.

Карета неслась со страшным грохотом, лавируя между чинно ехавших экипажей и элегантных ландо с разряженными барышнями. Привстав на козлах, кучер что было сил погонял коней. К зданию сыскной полиции добрались за десять минут. Лошади были в мыле, кучер еле переводил дух. Зато Путилин, не скупясь, бросил ему серебряный полтинник.

Дальше начальник сыскной полиции стремительно мчался по коридорам, желая как можно скорее начать поиск негодяя, посмевшего среди бела дня прийти к нему домой, выкрасть форму и печать.

Увидев начальника, дежурный подскочил к нему:

— Иван Дмитриевич, там вас этот…

Путилин махнул рукой, понимая, о чём собирается говорить подчинённый:

— Понял, понял. Не переживай, разберёмся.

Начальник спешил в свой кабинет, чтоб проверить, всё ли там на месте. Дверь оказалась открытой, а за рабочим столом начальника восседал следователь Иннокентий Лазаревич Туров. Это не предвещало ничего хорошего, несмотря на то, что следователь держался вполне дружелюбно.

— Моё почтение, Иван Дмитриевич!

Путилин оживился и деловито спросил:

— День добрый! Рассказывай, Иннокентий, какие тут дела?

Чтоб скрыть свою растерянность, начальник подошёл к гостевому креслу, стоявшему напротив его стола, и уселся в него. Туров прищурил один глаз и склонил голову набок, как будто собирался поделиться приятными впечатлениями о выходных.

— Главный банк обчистили посреди бела дня, представляешь?

Путилин многозначительно кивнул, стараясь сохранять невозмутимый вид.

— Представляю.

Туров сменил ухмылку на задумчивое выражение лица. Казалось, он по какой-то причине глубоко сочувствует Путилину.

— Я думаю, ты очень хорошо это представляешь.

Начальник пригладил волосы, разлохматившиеся во время бешеной скачки на извозчике.

— И кто же это так нагло действует? — спросил он.

Туров снова ухмыльнулся и иронически взглянул на Путилина.

— Об этом я тебя должен спросить. У меня куча свидетелей, которые видели, как ты собственной персоной уехал в карете с деньгами в неизвестном направлении.

Путилин удивлённо развёл руками, но не выказал ни малейшего возмущения.

— Неужели? И все свидетели меня узнали?

Иннокентий Лазаревич раскрыл папку, лежащую перед ним, и сделал вид, что читает текст оттуда:

— Узнали. И форма твоя, и густые бакенбарды, и печать. Как быть, не подскажешь?

Путилин слегка подался вперёд. Глаза его горели злым блеском, но ни один мускул на лице не дрогнул.

— Про форму и печать я тебе сейчас расскажу. Украли их у меня из дома. Жена дала описание преступника.

Туров закрыл папку, встал и поправил жёсткий воротник мундира.

— Иван Дмитриевич, я понимаю, что всякое на свете бывает. Но пока новых доказательств не появится, ты извини.

Туров смотрел на начальника немного грустными глазами, сочувствуя и вместе с тем не смея нарушить служебный долг.

— Как прикажешь понимать? — тихо спросил Путилин, вставая с кресла.

Перед глазами у него всё побелело. Только сейчас он понял, что дело приняло серьёзный оборот.

— Мне приказано взять тебя под арест, — твёрдо произнёс Туров.

Жуткое состояние охватило Путилина. Ему казалось, что где-то вдали он слышит издевательский хохот. Какая-то гнусная дрянь за его спиной подстроила страшную ловушку, а он, гений сыскного дела, со всего маху угодил в неё. В душе у него боролись гнев и отчаяние. Где такое видано, чтобы начальника полиции ни за что ни про что обвинили в предательстве, словно прожжённого преступника!

— Ну что же, давай. Арестовывай! Верь мошеннику больше, чем человеку, награждённому десятью орденами! — выкрикнул Путилин, не сдерживая больше кипевшей в нём обиды.

Туров молча достал наручники и подошёл к Путилину, ещё не верившему до конца в происходящее:

— Давай-ка сюда ручки!

Меньше всего начальнику полиции хотелось стать поводом для насмешек и унижений. Пусть тюрьма, пусть следствие, но подчинённые не должны видеть его позора.

— Слушай, Иннокентий, мне с этими ребятами и дальше работать. Давай обойдёмся без театрального представления. Просто выйдем вместе из участка, и всё, — дружеским тоном попросил он.

Туров удивлённо посмотрел ему в глаза.

— А почему ты решил, что ещё будешь здесь работать?

Путилин оторопел и бессильно опустился в кресло.

— Ах вот оно что! Так ты на моё место метишь, друг ситный?

Иннокентий Лазаревич в мгновение сделался неприступным и суровым.

— Протяните руки, господин Путилин! Вы арестованы!

С гордой ухмылкой, но в душе чувствуя себя жестоко обманутым, Путилин покорно протянул руки для наручников, словно последний воришка, задержанный на рынке.

Ярость и гнев душили его. Теперь он осознавал, что это была хитро продуманная подстава. Но кто придумал и осуществил такой дьявольски-коварный план? Ради чего всё это устроено? Неужели только ради его должности? Нет, в такое он не верил. Туров, конечно, гнилой человечишка, но у него ума не хватило бы состряпать такую грандиозную аферу. Пытаясь сохранять уверенность, Путилин посмотрел в глаза следователю и язвительно проговорил:

— Ну ты и жук, Иннокентий! Ха-ха. Давай-давай, арестовывай!

Туров вздохнул и, ни говоря ни слова, быстро защелкнул наручники на запястьях начальника.

«Что же это, если не карьерная интрига? — продолжал рассуждать Путилин. — Корысть? Безумная дерзость? А может быть… месть?»

10.

Наслаждаясь тёплым солнечным днём, Савин прогуливался по палубе. Он любовался своим новым приобретением — большой белый пароход под названием «Сюзанна» теперь принадлежал ему. Матрос тщательно выводил на носу судна ярко-синие буквы — новое имя парохода. Корнет чувствовал себя безгранично счастливым — ничто не омрачало его настроения, всё шло по плану.

Широкоплечий судовладелец пересчитывал толстые пачки денежных купюр, полученных от продажи судна, и с лёгким с недоверием косился на покупателя, так легко расставшегося с немалой суммой.

— Команду тоже приобретаете? — полюбопытствовал он.

— Со всеми потрохами. Я же сказал, — с самодовольной усмешкой ответил Савин.

Судовладелец неспешно и бережно складывал деньги в портфели.

— Что ж, поздравляю с покупкой! Запустите речные прогулки с пассажирами? — поинтересовался продавец, желая дать несколько дельных советов юному коммерсанту.

— Нет. Прогулки будут с одним-единственным пассажиром, — задумчиво произнёс Савин.

Взгляд его обратился к причалу, где должна была ожидать прелестная Сюзанна.

Девушка стояла почти у самой кормы и с удивлением наблюдала за швартовкой парохода, названного её именем. Савин смотрел на девушку с борта судна влюблёнными глазами. Мысленно он представлял, как они вдвоём отправятся в морское путешествие. Тихий плеск волн, лунные блики на воде, безбрежный небесный свод… И никаких тебе полицейских ищеек, банкиров и прочих неприятностей.

Матросы живо скинули трап к причалу. Корнет ловко спустился к Сюзанне и протянул ей руку, приглашая подняться наверх вместе с ним. Девушка улыбнулась и, изящно приподняв пышные юбки, шагнула по трапу. Она немного волновалась и очарованно смотрела на Савина:

— Вы — человек слова, месье Николай. Только прошу, не надо мне его дарить.

Иностранка приняла гордый вид, демонстрируя неприступность.

— Не буду, если вы этого не желаете, — с полной серьёзностью ответил Савин.

Но тут же добавил, нежно склонившись к её плечу и заглядывая в чудные глаза девушки:

— Знайте, я в любую секунду готов подарить вам не то что пароход, а всю свою жизнь.

Сюзанна внимательно посмотрела на Савина. Она не понимала, всерьёз ли он говорит или просто кружит ей голову, желая добиться её благосклонности. Уж слишком внезапно воспылал к ней страстью этот молодой человек! Спору нет, он обходителен, воспитан, с ним интересно и весело. Но что-то в поведении Николая настораживало Сюзанну. Словно за красивой внешностью и модным костюмом она чувствовала неприглядную изнанку. Может быть, это ангел-хранитель Сюзанны подсказывал ей верные мысли, пытаясь уберечь девушку от страшного разочарования?

Переместившись на борт парохода, Савин провёл девушку в капитанскую кабину.

— Хотите дать прощальный гудок? — спросил корнет.

— А это можно? — с замиранием сердца пролепетала девушка.

Она радостно дёрнула за трос. В ответ раздался оглушительный рёв, извещающий об отплытии судна. Сюзанна скромно улыбнулась Савину, а он продолжал смотреть на неё с обожанием в глазах. Она впервые почувствовала, как приятно находиться здесь и отдавать приказы, вглядываясь в бескрайний морской простор.

Судно шло на полном ходу, вдоль борта уносились здания, корабли, прибрежные сосны.

Ветер трепал выбившиеся из-под шляпки золотистые кудри девушки. Рука Савина легла на её изящную белую ручку. И Сюзанна не возмутилась, напротив — доверчиво позволила ему сплести его пальцы со своими. Ещё миг, и их губы слились в поцелуе.

— Сюзанна! Давайте уплывём вместе на край света! Вы согласны? — страстно прошептал Николай на ухо девушке.

— Bien sûr, mon amour, — тихо ответила француженка.

11.

Прошло всего двое суток с тех пор, как Путилина водворили в арестантскую камеру, но ему казалось, что прошла целая вечность. Теперь начальник сыскной полиции на своём опыте познал все ужасы заключения — сырой холод каменных стен, запах плесени и испражнений, боль в желудке от скверной пищи.

Но хуже всего были сокамерники — озлобленное, до мозга костей испорченное человеческое отребье. Они с лютой ненавистью смотрели на дорогую одежду и холёные бакенбарды Путилина. В первый день они пробовали цепляться к «барину», но едва самый наглый протянул руку к его карману, Путилин нанёс бандиту страшный удар в челюсть.

— А барин-то, видать, из бывалых! —прошипел краснорожий арестант по кличке Кардинал.

«Слава богу, они ещё не знают, что „барин“ из фараонов, — с невесёлой усмешкой подумал Путилин. — А когда узнают, долго мне не прожить».

Следователь так почти и не спал в эти двое суток, опасаясь арестанта, который из-за его удара лишился двух зубов. Сплёвывая кровь, он не сводил с Путилина мрачного взгляда исподлобья. Начальник полиции знал — стоит заснуть, и мерзавец придушит его во сне или зарежет отточенной до остроты бритвы монетой. Недюжинная физическая сила и знание законов тюремной жизни помогли Путилину выжить. Но ещё ночь без сна, и он свалился бы без сил.

Впрочем, начальник полиции был уверен, что скоро его отпустят. Не только потому, что без него, Путилина, некому быстро разобраться в странном деле с ограблением. А ещё потому, что улик против него никаких, кроме странного маскарада, разыгранного мошенником.

Наконец, за ним пришли. Дверь в камеру отворилась, вошли следователь Туров и дежурный тюремщик.

— Выходи, Иван Дмитриевич, — расплывчато произнёс следователь, заискивающе заглядывая в глаза начальника полиции.

— Значит, справедливость восторжествовала? — насупленно спросил Путилин, едва они вышли в коридор.

— Да, представь себе. Супруга твоя подтвердила, что служебная форма и печать были похищены каким-то человеком, который представился заместителем редактора «Петербургского листка». Мы справились в этой газете — они никого не присылали. К тому же, Татьяна Константиновна представила билет на поезд из Москвы, который нашла в кармане твоего плаща. Это подтверждает, что ты находился за семьсот вёрст от Санкт-Петербурга и никак не мог устроить здесь ограбление.

— Ну хоть какие-то плюсы есть в женитьбе, — уныло вздохнул Путилин и направился к выходу.

— Иван Дмитриевич! — в спину ему сказал Туров.

— Ну, что ещё?

— Я ни на минуту не сомневался в твоей честности! Прости, что пришлось… сам понимаешь, служба.

— Бог простит, — не оборачиваясь, отозвался Путилин.

Наскоро помывшись, переодевшись и выпив чашку кофе, он отправился в банк. Сидя в камере, он часто представлял себе, как схватит тамошнюю конторскую шушеру за шиворот и вытрясет из них весь дух.

Войдя в банк, он поднялся на второй этаж и громогласно спросил:

— Ну, и кто ж тут настолько ослеп или перепился, что перепутал меня с мошенником?

— Не извольте гневаться, Иван Дмитриевич! — дребезжащим голосом заговорил директор банка. — Но ведь тот проходимец был в казённом мундире, с документами и отрядом полиции…

— Вот Чернов подозревал, что это не вы, — робко сказала девушка-конторщица, указывая на клерка в круглых очках.

Тот несмело поднялся из-за стола, дрожа всем телом.

— Правда, подозревал? — грозно спросил Путилин.

— Как Бог свят… я ему и в глаза сказал. А вы, сразу видно, настоящий Иван Дмитриевич из газеты. Большой, грузный, как я и говорил, — ответил клерк.

— Спасибо на добром слове, — немного смягчившись, проворчал Путилин.

— Простите великодушно! Я имел в виду, что вы не такой, как тот аферист!

— А вы хорошо его запомнили? Опишите, каков он из себя, — потребовал Путилин.

— Угу… сейчас, — забормотал Чернов, протирая запотевшие очки. — Высокий. На вершок, может, два выше вашего. Стройный. Глаза серо-голубые. Выправка военная, спина прямая.

Перед глазами Путилина замелькали многочисленные преступники, которых он повидал на своём веку. Высокий и стройный, при этом немыслимо хитрый и отчаянно-дерзкий… Единственным, кто подходил под это описание, был корнет Николай Савин.

«А ведь я его, голубчика, повстречал в Москве… тот тип у входа в гостиницу… не зря показался мне таким знакомым!» Начальник полиции даже кулаки сжал от досады. Подумать только, мошенник крался за ним по пятам, подбирался к его секретам, а он не учуял ничего подозрительного.

— Тьфу! Треклятый Савин! — злобно пробормотал Путилин и сплюнул в сторону. — Заигрываться начал, совсем обнаглел! Ну, ничего. На этом мы тебя и поймаем.

— Это вы мне? — испуганно спросил Чернов.

— Нет, не тебе, — раздражённо ответил сыщик. — Ты вот что, милейший! Сядь и расскажи мне ещё раз про ограбление, да не торопись. Я записывать буду.

Часть пятая

Дом французского посла, окружённый тенистой аллеей с маленькими ажурными фонариками, соответствовал строгому стилю резиденции. Дорожки, вымощенные плитами из светлого мрамора, были окаймлены пышными кустами роз и зарослями лилий.

Внутри дома также чувствовалось величие. Интерьер соответствовал последней парижской моде — кремовая мебель с позолоченной резьбой демонстрировала тонкий вкус хозяев. Обои из золотистой парчи украшал узор из вьющихся виноградных лоз. В широких мраморных вазонах росли пальмы и папоротники, привезённые с юга Франции. Торжественность обстановки дополнял пол, выложенный мозаикой в восточном стиле.

Савин молча разглядывал великолепное убранство и мысленно просчитывал свои возможности. Он наконец добился официального приглашения в дом Сюзанны в качестве её приятеля и успешного судовладельца. Теперь ему предстояла непростая задача — завоевать расположение её родителей.

Судя по всему, мадам и месье Ле Фло были не слишком-то рады визиту Николая Аленникова. Конечно, они соблюдали приличия гостеприимства, дабы всё выглядело пристойно, к тому же не хотели обижать дочь, испытывающую особое расположение к этому господину. Удобно устроившись в мягком кресле, Эммануэль Ле Фло сбрасывал карты для игры в бридж. Савин сидел напротив Сюзанны, которая с восхищением и особым нежным трепетом поглядывала на своего избранника. Она не скрывала, что влюблена и ждёт понимания от своих родителей.

Её мать, мадам Шарлотта, вздыхала, с любопытством посматривала то на предполагаемого зятя, то на свою неразумную дочь. Ей не нравился выбор Сюзанны. Мадам Шарлотта считала, что её девочка достойна лучшего претендента с именем и состоянием, которое будет соответствовать титулу дочери. Щеголеватый Савин ей совсем не нравился — мать Сюзанны чувствовала в нём какую-то фальшь. Но она сдерживала недовольство, полагаясь на решительность своего мужа.

Шарлотта с неприязнью наблюдала, как Савин многозначительно подмигивает её дочери и просительно смотрела на супруга. Эммануэль вздохнул и пожал плечами, почувствовав её взгляд на себе. Ему тоже не нравился выбор дочери, но, соблюдая этикет, он не мог отказать в приёме любезному человеку, которого Сюзанна одаряла своей дружбой. Эммануэль высокомерно перевёл взгляд на Савина и скривился, показывая своей жене, что полностью с ней согласен.

Савин внимательно следил за игрой. Он старался во что бы то ни стало выиграть и доказать Сюзанне своё превосходство. Корнет заметил, что здесь ему не слишком рады, но теперь, добившись приема, не особо беспокоился из-за напряжённой атмосферы в гостиной. Савина интересовал только любящий взгляд девушки, которым она ласкала его за карточным столом.

Лицо Сюзанны отражало безграничное счастье. Она надела белое праздничное платье, сшитое по особому заказу, и выглядела в нём слишком роскошно для домашней обстановки.

— Ваше превосходительство… — прервал молчание Савин, обращаясь к отцу Сюзанны.

— Прошу вас, для друзей моей дочери я просто Эммануэль, — отмахнулся тот.

Однако Шарлота расценила его жест по-своему и бросила на мужа строгий взгляд, означающий смесь укора и возмущения.

Савин приятно удивился свободомыслию хозяина дома, но продолжил играть в присущей ему манере:

— Спасибо, Эммануэль. Я знаю, вы любите деловых людей и не терпите пустой траты времени. Поэтому сразу перейду к сути.

Корнет многозначительно посмотрел на всех, наблюдая за выражением лиц. Мадам Шарлотта поморщилась. Женщина догадывалась, о чём пойдёт речь, и это не доставило ей радости. В спине у неё возникло неприятное напряжение. Она, словно утка, нервно задёргала шеей. Сжав в руках карты, Шарлотта недовольно посмотрела на гостя, а потом, с не меньшим раздражением — на Сюзанну. Если бы не приличия, она бы заперла свою дочь и на порог не пустила бы этого проходимца.

Савин положил карту на стол, сделав первый решительный ход. Казалось, никто не заметил этого, кроме Шарлотты, которая крутилась в кресле, будто её кусали комары.

— Господин Аленников, не спешите ли вы делать столь смелый ход? Мне кажется, Сюзанна к нему не готова, — супруга Эммануэля посмотрела немигающим взглядом на Савина, а потом кивнула на его карту.

Сюзанна напряжённо прикусила нижнюю губу. Она чувствовала, что маменька раздражена до крайности и сейчас может разразиться скандал. Их взгляды встретились, и девушка почувствовала, что ждать снисхождения от матери не стоит. Испуганная, печальная, она посмотрела на любимого, ища его поддержки.

— Пардон, мадам, но я в своём ходе уверен, — сухо ответил Савин и обратился к Эммануэлю: — В предпринимательских кругах говорят, что под вашей протекцией французская компания строит железную дорогу до Самары.

Савин старался выглядеть серьёзным человеком, пытаясь переключить внимание на дела. Это всегда помогает снять напряжение в разговоре.

Шарлотта с облегчением вздохнула и искренне улыбнулась тому, что речь не идёт о её дочери. Конечно, Сюзанна по глупости и молодости совсем потеряла голову. Но, кажется, ещё не всё потеряно!

Сюзанна, напротив, расстроенно посмотрела на Савина и печально опустила глаза. К горлу её подкатился комок. Она ожидала, что Николай при всех сделает ей предложение и родители будут вынуждены искать компромисс. А речь пошла о каких-то делах, словно вовсе не Сюзанна была целью его визита в дом Ле Фло.

— Верно, всё именно так, — пробубнил Эммануэль, продумывая свой карточный ход.

Савин продолжал рассуждать степенным голосом:

— У меня на Волге пароходство, вы знаете. Так вот, с появлением там железной дороги мои доходы наверняка упадут. Вот я думаю, не вложиться ли мне в железную дорогу, став вашим компаньоном.

Корнет нарочно подставил ловушку, которая помогла бы ему завлечь французского посла возможностями получить выгоду. Однако слова Савина подействовали на месье Ле Фло отрезвляюще. Он оторвался от своих карт и, сделав каменное лицо, уставился на неоперившегося щёголя. Наглость этого молодого судовладельца не была ему приятна. С какой стати он должен заключать какие-то сделки с первым встречным?

— Я пас, — скинул карты Эммануэль.

Хозяин дома не желал продолжать игру, которая становилась неинтересной.

— Правильно, дорогой, — поддержала его супруга и, с неприязнью посмотрев на Савина, продолжила: — В нашем роду принято брать в компаньоны только членов семьи. А вы…

Эммануэль жестом остановил супругу, которая, как всегда, слишком бурно вмешивалась не в своё дело. Высказывая всё, что у неё на уме, Шарлотта не оставляла мужу возможности для манёвра.

— Шарлотта, дорогая. Я говорил о картах.

Хитро ей подмигнув, он повернул своё широкое надменное лицо к Савину и с лёгкой укоризной произнёс:

— Что касается вашего предложения, месье Аленников, то оно требует колоссальных вложений.

— Безусловно, я это прекрасно понимаю, — спокойно отозвался Савин.

Гость всем видом показывал, что всё уже просчитал и твёрдо намерен инвестировать в железную дорогу.

— Если предложите хотя бы пятьсот тысяч, я посмотрю, что можно с этим сделать, — сказал Эммануэль, подавляя зевок.

Называя такую сумму, он надеялся, что молодой наглец остудит свой пыл. Пусть ищет другое применение своим деньгам и чувствам и думать забудет о Сюзанне!

Шарлота с раздражением бросила карты на стол. Ей казалось, что муж зашёл слишком далеко с этим проходимцем. Какие дела можно заводить с тем, кто наметился в зятья, и потом все свои неудачи спишет на семейный бюджет.

— В этой партии ничья, — расстроенно произнесла она, словно её муж проиграл кучу денег.

Сюзанна, слегка улыбаясь, записала на маленьком листке бумаги очки. Она хотела вести учёт побед своего любимого. Большие глаза девушки вновь с восхищением обратились на гостя. Сюзанне казалось, что он ведёт себя абсолютно правильно.

— Спасибо, Эммануэль, — сдержанно произнёс Савин.

Душа его приплясывала от радости. Рыба всё-таки клюнула! Теперь нужно заткнуть рот этим надменным французикам и поймать их на слове.

Корнет с улыбкой подмигнул Сюзанне, давая ей понять, что всё идёт по плану. Она улыбнулась в ответ, зачарованно наблюдая за всеми его движениями. У Сюзанны больше не осталось ни тени сомнения насчёт Николая. Он казался ей таким деловитым, мудрым и красивым, что она не замечала в нём никаких недостатков. С каждой минутой Сюзанна всё крепче прилипала к сети, которую расставил Савин. Впрочем, он не был только бесчувственным охотником за богатой невестой. Он был безумно влюблён в Сюзанну. Разве плохо, когда возлюбленная ещё и богата?

На углу Исаакиевского собора со скрипом остановилась карета. Дверь распахнулась, и по ступенькам грациозно спустилась девушка в красном кружевном платье и строгой шляпке с синим бантом. Она подала руку человеку в карете. Он выбрался медленно, так как глаза его были завязаны платком. Это был Николай Савин.

Сюзанна вся дрожала от волнения и нетерпения. Сюрприз, который она приготовила, должен был очаровать жениха, и девушка чуть ли не прыгала, как маленький ребёнок. Она осторожно вела его к высокому собору, окружённому строительными лесами.

— Далеко ещё, детка? — нетерпеливо спрашивал Николай. — Ты хочешь, чтобы я упал и расквасил нос?

— Потерпи, родной мой! — весело ответила Сюзанна. — Скоро!

Наконец, она сняла с глаз Савина повязку из тонкого шёлка и взмахнула перед его глазами платком, словно фокусник.

Перестраиваемый Исаакиевский собор выглядел торжественно, но из-за деревянных лесов, стоящих частоколом вокруг здания, мало что можно было разобрать. Счастливая Сюзанна потянула любимого за рукав, ожидая его реакции.

Савин осмотрелся и иронически спросил:

— И это весь сюрприз? Увидеть Исаакиевский собор, да ещё за таким высоким ограждением?

Его внимание привлёк не столько собор, сколько леса, сделанные из чистого и прочного бруса, стоившего немалых денег. Не пожалели денег на временное сооружение! Видимо, окончания ремонта с нетерпением ожидал сам государь.

— Не обращай внимания. Ограждение скоро снимут. И здесь будет такая красота!

Сюзанна восхищённо захлопала в ладоши, представляя их вдвоём в соборе в торжественной обстановке. Витые венчальные свечи, сверкание икон, белое платье со шлейфом…

— Вот когда снимут, тогда и посмотрим, — равнодушно произнёс Савин и, отвернувшись от собора, посмотрел в сторону реки. — Давай лучше по Неве прокатимся!

Пока карета не уехала, Савин помахал рукой кучеру, который курил, опёршись на колесо. Но Сюзанна снова потянула его за рукав сюртука.

— Когда ограждение снимут, я приму здесь православное крещение! — с чувством произнесла она, подняв на него свои восхитительные глаза цвета лесных незабудок. — А потом мы с тобой обвенчаемся…

Девушка с нежностью взяла руку любимого и прижала её к своей груди. Савин в тот же миг крепко обнял Сюзанну, наслаждаясь девичьей податливостью.

Француженка продолжала шептать, горячо расписывая прелести будущей совместной жизни:

— А потом мы уедем к тебе в Самару. Будем жить там тихой провинциальной жизнью…

Савин вздрогнул, представив себя в роли степенного мужа в вязаном жилете и поношенном сюртуке, который ведёт монотонную жизнь в захолустном городке. От этой мысли ему сделалось не по себе, и он весело посмотрел на девушку, надеясь, что она шутит.

— Ты что же, хочешь тайно венчаться? Как в любовных романах? — спросил Николай, наблюдая за её лицом.

— Ну, конечно! — искренно залепетала Сюзанна, мысленно перебирая страницы своих французских книг о бесконечной и страстной любви.

Всё это вызвало у Савина волну дикого раздражения. Конечно, он любил романтику, но только ту, что касалось приключений, отчаянных по смелости вылазок, наподобие недавнего ограбления банка, розыгрышей, интриг, весёлых кутежей с друзьями и бесшабашными красотками. Такими, как Фанни Лир. «Ах, невероятная Фанни, никому тебя не затмить!» — пролетело вихрем в голове корнета.

И Сюзанна сразу показалась ему скучной, неинтересной, как палата в казённой больнице. Он сдержал свои чувства, но Сюзанна уловила перемены в его лице — оно стало холодным и отстранённым. Это слегка испугало девушку, испортив её хорошее настроение. Она поняла, что возлюбленный не разделяет её мечтаний.

Стараясь образумить Сюзанну, Савин взял её за плечи и, смотря прямо в глаза, заговорил спокойно и внушительно, словно отец с ребёнком:

— Пойми, нет ничего хорошего в том, чтобы жить во лжи. Я хочу, чтобы наш брак был признан всеми. Чтобы мы могли спокойно ходить по улицам, не боясь, что нас кто-то узнает и пристыдит.

Однако Сюзанну этот отеческий тон нисколько не образумил. Она ещё глубже почувствовала обиду, скорее от того, что любимый старается думать головой, а не сердцем. Романтика белого корабля на синих волнах сменилась скучной повседневностью, в которой завтрак сменялся обедом, а прогулка — визитом, и все дни были похожи один на другой. Эти мысли заставили её надуть губки и плаксиво отвернуться от жениха.

— Но ты ничего не делаешь для этого, — недовольно проговорила Сюзанна.

— Напротив. Я стараюсь войти в доверие к твоим родителям, подружиться с ними, — он нежно повернул её лицом к себе.

— Да, вместо того чтобы просто попросить у них благословения, — с упрёком в голосе произнесла Сюзанна и вновь отвернулась, скинув его руку со своего плеча.

— Они всё равно не дадут его. По крайней мере сейчас.

Савин старался убедить девушку в том, что её спешка ни к чему хорошему не приведёт. Получить отказ — дело недолгое, но после него двери дома Ле Фло навсегда закроются перед ним.

Сюзанну огорчало не столько благоразумие жениха, сколько сдержанность его чувств, он будто отдалился от неё, и девушка не понимала его истинных намерений.

Сюзанна резко повернулась к нему лицом, её глаза блестели от слёз, готовых вот-вот вырваться наружу.

— Откуда ты знаешь? Ты ведь даже не пробовал!

Она говорила так дерзко, что Савин, глядя в её расстроенное личико, сдался и после короткой паузы сказал:

— Хорошо! Я завтра же попрошу у них твоей руки.

Чувствуя вырванную с боем победу, Сюзанна расплакалась, но уже от приступа душившего её счастья. Наконец-то, любимый завтра попросит её руки и всё будет так, как она мечтала. Родители не смогут ей отказать, и она будет бороться за своё счастье. Слёзы радости катились из её глаз. Сюзанна нежно обняла любимого, положив ему на грудь свою прелестную головку.

«Эх, кабы женщину можно было бы заводить ключиком, как музыкальную шкатулку! Хочешь повеселиться — завёл, а надоело — убрал на полку!» — с досадой подумал Савин.

Корнет сдержал слово, данное Сюзанне. На другой же день он гордо вошёл в дом посла с огромной корзиной цветов. Сегодня он должен заключить выгодную сделку и стать официальным женихом Сюзанны. Конечно, Николай немного волновался. Шагая по дому, он гляделся во все зеркала. Выглядел он безупречно — тщательно уложенные волосы, новый тёмно-серый фрак, кремовый жилет с перламутровыми пуговицами. Но на лице отражалась неуверенность, а это — не лучший друг в серьёзном деле. Савин чувствовал себя не в своей тарелке, словно его принуждают к женитьбе. Чем ближе он подходил к заветной двери, тем большее волнение охватывало его.

Переступив порог гостиной и увидев Сюзанну, Николай и вовсе сник. Девушка выглядела подавленной. Рядом с ней сидел какой-то незнакомый молодой господин с льняными волосами и ярко-розовыми щеками. Он с нежностью смотрел на девушку. Хотя Сюзанна никак не отвечала на его взгляды, Савин разволновался.

Именно в тот миг, когда Савин вошёл, самодовольный блондин взял Сюзанну за руку и посмотрел ей в глаза. Она тотчас отвернулась. Но Савину показалось, что незнакомец слишком уверен в себе. Девушка смотрела в пол и даже не заметила, как вошёл её любимый.

Эммануэль выглядел, как всегда, довольно чопорно и, сидя на диване рядом со своей женой, смотрел холодными бесстрастными глазами. Казалось, его ничего не волновало и вряд ли что-то могло разволновать. Шарлотта, напротив, вся сияла от счастья, будто приехал её дорогой родственник или случилось необычайно приятное событие.

Савин остановился посреди гостиной, ожидая вежливого приглашения сесть. Но никто, кроме Шарлотты, не спешил его приветствовать. Она радостно вскочила и с неожиданным благодушием воскликнула:

— Добрый день, месье Аленников! Мы рады видеть вас в своём доме!

Голос Шарлотты и её жесты сильно изменились. Савин с интересом наблюдал за ней. Что это нашло на высокомерную мадам?

— Ах, месье Аленников. Вы как раз вовремя! Разделите с нами радость от приезда нашего дорогого друга из Англии, — мать Сюзанны повернула голову к блондину, с лица которого не сходила улыбка. — Знакомьтесь, сэр Джон Форрест!

Шарлотта любезно взяла Савина под локоть и подвела его к молодому англичанину. Тот вежливо приподнялся навстречу, стараясь казаться учтивым и дружелюбным с гостем. Джон приветственно протянул Савину руку.

— Джон Форрест — друг детства этой прекрасной мадемуазель, — многозначительно произнесла Шарлотта и показала глазами на дочь, словно сообщала Савину некую тайну.

Джон снова повернулся к Сюзанне, которая по-прежнему не желала ни с кем разговаривать и строптиво смотрела в сторону.

Савин был озадачен. Он не мог понять, что случилось и почему девушка больше не смотрит на него влюблёнными глазами. Но он вежливо улыбнулся новому знакомому и пожал ему руку.

Шарлотта выпрямилась и, не желая более хранить интригу, победно произнесла:

— Джон не просто друг. Отныне он жених!

— Что? — попятился назад Савин и замер, неотрывно смотря в смеющийся рот мамаши.

Довольная Шарлотта не скрывала издевательской улыбки. Она так торжествовала, что готова была показать язык ненавистному кавалеру дочери. Только этикет удерживал её в рамках приличия.

— Да-да, месье Джон специально приехал из Лондона, чтобы сделать предложение Сюзанне, — гордо объявила Шарлотта, с любовью посматривая на будущего зятя.

Её нисколько не тревожило ни состояние Савина, ни понурый вид собственной дочери.

— И заодно закупить сибирского леса. Решил совместить приятное с полезным, — с деловым видом добавил самоуверенный англичанин.

Видно было, что он не желает казаться безумцем, потерявшим голову и проехавшим тысячу миль только ради помолвки.

Савин с интересом повернулся к Эммануэлю и спросил строго, словно прокурор на судебном процессе:

— Эммануэль, и вы благословили их?!

Отец Сюзанны даже не шевельнулся. Его прямая спина и гордо задранный подбородок показывали Савину, что он здесь больше не лучший друг дочери.

— Во-первых, месье Аленников, оставьте фамильярности и впредь обращайтесь ко мне ваше превосходительство, — бросая неприязненный взор на Савина, промолвил Эммануэль. — А во-вторых, я, конечно же, благословил этот союз. Джон из уважаемого знатного рода. И лучшей партии для нашей дочери просто не найти.

Эммануэль не сказал вслух, что он не заключает сделок с мелкими торговцами и настроен иметь дело только со знатным родом. Но все эти спесивые слова были написаны на его лице. Как ни прекрасно владел собой Савин, губы у него задрожали от обиды. Ему страстно захотелось влепить Ле Фло пощёчину и вызвать его на дуэль.

Но тут Сюзанна, не выдержав оскорбительного тона отца, вскочила и с рыданием выбежала из комнаты. Ею торговали, словно имением, заключали с её именем сделку, даже не думая о её чувствах. Не об этом она читала в любовных романах! Не таким представляла своё будущее! Сюзанна злилась на любимого, который так долго тянул с предложением руки, обижалась на мать, которая подсунула ей жениха, лишь бы это был не господин Аленников, ненавидела отца, который проявил к ней неслыханную жестокость.

Шарлотту, казалось, никак не затронули чувства дочери. Бесспорно, ей было неприятно, что Сюзанна устроила сцену в присутствии Джона Форреста. Неловко хихикнув, мадам Ле Фло быстро замахала веером, чтобы скрыть выступивший на щеках румянец.

— Не обращайте внимания, господа. Просто пылкость юношеских чувств. Дайте ей немного времени, — проворковала она, заискивающе поглядывая на Джона.

Англичанин впервые с начала разговора утратил железную самоуверенность. Лицо его стало озадаченным, словно он спрашивал себя: «Всё ли в порядке? А не сбежит ли невеста перед самой свадьбой?»

— А вы месье Аленников, я смотрю, с цветами, — ловко перескочила Шарлотта, кивнув на корзинку в руках Савина.

— Да, это был просто жест вежливости, — солгал расстроенный гость. — Но теперь эти цветы приобрели более торжественный смысл. Примите мои искренние поздравления!

Поклонившись, он протянул корзину Шарлотте, и она радостно приняла её, победоносно смотря на Савина. Ей нравилось опережать соперников во всём — в карточной игре, верховой езде, житейских интригах. Муж ей достался нерасторопный, поэтому Шарлотта предпочитала сама решать сложные проблемы. Ловко обыграв Савина, она чувствовала, что действовала, как ферзь на шахматной доске — издали сразила врага, избавила свою семью от проходимца, а дочь — от сомнительной дружбы. Пусть знает этот ничтожный Аленников, как примерять костюм, который ему не по карману!

В кабинете Путилина кипела работа — полицейские то и дело приходили с докладом, посыльные выслушивали поручения начальника и тотчас неслись исполнять их. Сегодня здесь толпилось особенно много полицейских разных чинов. Путилин чувствовал нарастающее раздражение — так хотелось поскорее схватить зарвавшегося преступника!

Он смотрел в зарешёченное окно, вглядывался в каждого прохожего, который фигурой или походкой напоминал Савина. Как же много среди них было высоких стройных брюнетов в модной одежде! Однажды Путилину даже показалось, что один такой щёголь поднял голову и смеётся, глядя на окна полицейского участка. А вдруг это действительно был Савин — пришёл и потешался над неумелыми фараонами?

— Я ещё раз повторяю — он нужен мне живым, — рявкнул Путилин и, топнув ногой, грозно посмотрел на всех присутствующих.

Начальник полиции отодвинул тяжёлый ящик стола и достал листок с портретом Савина. Полицейский фотограф ухватил самую суть характера корнета. Узкое лицо с правильными чертами. Ровные дуги бровей, слегка волнистые волосы. В глазах — дерзкая насмешка. Тонкая полоска усиков над верхней губой. Каждый раз, когда Путилин смотрел на портрет, ему казалось, что Савин насмехается над ним.

Путилин протянул фото преступника стоявшему рядом офицеру. Тот внимательно изучил портрет и передал его другим. Каждый старался припомнить, где раньше мог встречать Савина. Один из офицеров напряжённо нахмурил лоб. Ему показалось, что он хорошо знает корнета, часто видел его. Но вот где?..

— Этот портрет был сделан ещё при первом аресте. Но Савин, к сожалению, часто меняет образы, — сказал Путилин.

Он прошёлся по кабинету и задержал взгляд на офицере, который слишком долго рассматривал снимок Савина.

— Зачем же нам тогда этот портрет? — спросил молодой офицер, недавно поступивший на службу в полицию.

Путилина раздражала подобная непонятливость, но он сдержался и произнёс строго, как школьный учитель:

— Это его оригинальная внешность. Без усов, бакенбард…

В ответ офицеры постарше дружно, но негромко засмеялись. Всем явно пришли на ум густые бакенбарды Путилина, которые давно не мешало бы укоротить, хотя бы наполовину.

Путилин окатил их злобным взглядом, от которого мороз шёл по коже. Он подбирал слова, чтобы побольнее задеть своих подчинённых:

— Вы думаете, этим ограблением он оскорбил меня? Нет, он показал, что может водить нас всех вокруг пальца. Он, одиночка, оказался хитрее и сильнее, чем целое управление полиции! Подумайте об этом!

Всем корпусом Путилин повернулся к молодому офицеру и фыркнул:

— Наивный!

Тот не понял, в отношении кого высказался начальник, но на всякий случай понимающе кивнул и быстро передал портрет преступника другому офицеру, по имени Платон, который казался абсолютно безучастным ко всему происходящему.

Путилин с угрюмой гримасой свалился в кресло и снова уставился в окно, разглядывая прохожих.

— Стойте, — внимательно всмотревшись в изображение, Платон вдруг оживился. — Я видел его вчера, — он сначала радостно посмотрел на начальника, затем с полной уверенностью произнес: — это был Савин!

Все повернулись к нему. Поднялся нестройный шум. Сильнее всех взбудоражился Путилин.

— Ты уверен?.. — грозно спросил следователь и вскочил с кресла.

— Без сомнения. На Думской. Чуть поодаль от моего дома, — уточнил Платон.

Путилин, казалось, вскипал, как нагретый чайник:

— В каком именно месте?

Офицер внезапно смутился и пожал плечами.

— Вот этого не припомню точно, кажись, у семнадцатого дома, — робко ответил он.

Путилин раздражённо скрипнул зубами и резко развернулся к другим офицерам.

— Значит, выставляем наружное наблюдение за каждым строением!

Если бы в распоряжении Путилина было десять тысяч человек, он всех отправил бы на поимку Савина. Начальник полиции воспринимал дерзкого корнета не как обычного преступника, а как своего личного врага. Савин обвёл вокруг пальца его — гения сыскного дела, которому не было равных в мире! Он опозорил имя Путилина, заставил его пережить неслыханное унижение ареста. Да за одно это его нужно сгноить на каторге!

Кто-то из офицер резонно заметил:

— Не думаю, что он там живёт. Может, проходил мимо.

— Вот и узнаем, Михайло! — гаркнул Путилин, которого раздражали все эти рассуждения, в то время как преступник продолжал разгуливать прямо у них под носом.

Получив приказ, офицеры разошлись по своим местам. Двух молодых полицейских Путилин отправил к обозначенному месту для дневного наблюдения. Они должны были всматриваться во все подозрительные лица возле дома 17, но вести себя, как штатские, чтобы не вызывать подозрения у окружающих.

День выдался жарким, прохожих на улице было немного. Петербуржцы побогаче предпочитали передвигаться в каретах. А рассмотреть человека в быстро мчащемся транспорте очень сложно. Переодетые в гражданские костюмы офицеры вразвалочку прогуливались, незаметно всматриваясь в проходящих мимо молодых людей, которые торопливо шли по своим делам. Спустя несколько часов никого похожего на Савина им не встретилось.

— Мы можем так целый год бродить взад-вперёд, — недовольно пробурчал Платон.

— А чем плохо? — с усмешкой сказал Михайло. — Ходи, любуйся на красоток. Лето как-никак! Вон, смотри, какие прелестницы!

Он с прищуром посмотрел на очень юную девушку, с золотыми локонами и щёчками, напоминающими спелые персики. Она шла под ручку со своей подружкой. На обеих девушках были платья с турнюрами. Подколотые спереди подолы позволяли видеть нижние юбки, щедро расшитые кружевами.

Михайло подмигнул девушке и сделал глубокий театральный поклон в знак восхищения её красотой. Она смутилась и отвернула лицо, спрятавшись за плечо подруги. Это очень развеселило Михайло, и он громко захохотал.

Платон недовольно скривился и посмотрел на товарища с укоризной.

— Дел по горло нераскрытых, а мы тут прохлаждаемся.

— А я привык уважать дам.

Платону казалось, что бродить вот так по улицам в поисках хитрого преступника — это всё равно, что искать иголку в стоге сена. Офицер устало вздохнул — вместо того, чтобы раскрывать преступления и бороться со злом, они вынуждены выполнять откровенно глупый приказ. Неужели легенды о сыщицком таланте Путилина врут?

В это самое время Савин вышел из парадного и уверенно зашагал по Думской улице. Несмотря на душевную драму, которая внезапно обрушилась на него, ему ещё более хотелось чудить. Чем сложнее была жизнь, тем сильнее работала фантазия Николая, рождая новые полезные идеи. Сегодня он нарочно переоделся в форму чиновника и влился в этот образ, чтобы завершить выгодное дело, которым, если повезёт, сможет убить сразу трёх зайцев. От этой мысли на душе становилось теплее.

Савин шёл, негромко присвистывая и поглаживая тщательно наклеенную бороду. Синий мундир с золотыми пуговицами делал его похожим на тысячи петербуржских чинуш, а накладной живот придавал фигуре солидности. Остановившись на углу, Савин надменно осматривал всех прохожих, словно налоговый инспектор в поисках должников.

Увидев издали важного господина, кучер направил упряжку прямо к Савину:

— Сударь, поедем?

— Поезжай, поезжай, я тебя не останавливал, — невольно пробурчал Савин, воплотившись в новую роль. — Пешком пройдусь!

Извозчик удивлённо хмыкнул и поехал дальше на поиски клиентов.

Савин медленно достал портсигар и вынул папиросу. Как назло, спичек в карманах не оказалось, и он с раздражением сплюнул.

Увидев двух молодых мужчин, прогуливающихся по улице, Савин, не раздумывая, обратился к ним:

— Господа, не одолжите спичек?

— Да, конечно, — Платон быстро извлёк спички из кармана и протянул их чиновнику. Тот благодарно кивнул в ответ и с удовольствием закурил папиросу. Михайло решил ускорить поиск преступника, воспользовавшись новым знакомством. Он аккуратно достал сложенный листок из внутреннего кармана и, разворачивая портрет Савина, протянул его чиновнику.

— Посмотрите, вы случайно не знаете этого молодого человека? Может, видели его на этой улице? — спросил Платон, забирая свои спички.

Савин не спеша взял затёртое фото и внимательно изучил его. На миг ему показалось, что эти двое намеренно издеваются, а на самом деле сейчас схватят его и скуют наручниками. Корнету захотелось броситься прочь через улицу, но, подняв глаза на офицеров, Савин понял, что он вне подозрений. Глупые фараонишки, они в самом деле приняли его за немолодого чиновника! Николай усилием воли прогнал волнение и равнодушно пожал плечами.

— Нет, к сожалению, не видел, — вернув фото офицерам, ответил он. — Извините, я спешу. У тёщи сегодня именины, надо поздравить старушку!

Савин попытался поймать извозчика, но, как назло, все они мчались уже занятые, с седоками. Не привлекая к себе внимания, Савин вальяжно пошёл прочь.

— Ты зачем ему портрет показал? — вдруг недовольно прошипел Платон.

— Пытался облегчить нам работу, — огрызнулся напарник, с тоской вынимая из кармашка часы с цепочкой. — Не вижу в этом ничего дурного.

— А если он его сообщник? — не унимался Платон, с подозрением всматриваясь в отдаляющегося чиновника с бородой.

— Да какой сообщник? Ты видел этого пузыря? — недовольно возразил Михайло. — У такого на уме только как бы напиться пива в трактире да натрескаться пирогов на тёщиных именинах.

Платону не нравилось легкомыслие товарища. Такие проколы в работе могли только навредить.

— Теперь и вправду можно здесь целый год без толку ходить, — проворчал он.

На улице теперь не было никого, кроме девушек. Одни прогуливались со своими зонтиками и шпицами, другие шли с музыкальными папками на уроки фортепиано. Михайлу такое положение дело только радовало. Завидев оживлённую группу молоденьких гимназисток, он игриво подмигнул им. Девушки громко расхохотались в ответ.

— О, какие приветливые, — восхитился Михайло.

Ему давно наскучило нудное наблюдение, поэтому он искал то, что могло порадовать его душу.

Платон недовольно посмотрел на товарища и отошёл от него подальше.

Тем временем Савин завидел пустую карету и окликнул кучера. Тот мигом остановился.

— Исаакиевский собор, — деловито приказал Савин и удобно уселся в карету.

Корнет смотрел из окна на мелькающие дома и мосты, на прохожих и размышлял. Похоже, ищейки выследили его, раз вырядились в гражданскую одежду и торчат прямо под домом Хватова среди бела дня. Нужно ускорять события и менять дислокацию! Куда же скрыться незаметно, так, чтобы не оставить за собой следов?

«Думай, Коля, думай! — приказывал себе Савин. — У тебя не голова, а сокровище, одна на десять миллионов! Кажется, так дедушка мне в детстве говорил, когда я у него слуховую трубку украл и сменял у деревенских мальчишек на удочку».

В это время карета остановилась возле Исаакиевского собора, и Савин вышел, расплатившись с возничим.

Строительные работы в соборе шли своим чередом и, похоже, близились к завершению. Оценив ситуацию, Савин медленно обогнул пыльную гору досок и вошёл внутрь. Некоторое время он рассматривал настенные росписи, будто бы увидел картину известного художника среди строительного мусора.

Издали заметив человека в форме чиновника, бригадир-строитель направился к нему.

— Извините, сударь. У нас ремонт, служб временно нет.

— Что, даже свечку не поставить? — не глядя на него, безразлично спросил Савин.

— Ага. Через месяц закончим, тогда приходите, — пояснил бригадир.

— Значит, через месяц? — Савин повернулся к нему и с некоторым удивлением добавил. — А мне сообщили, что через неделю.

— Врут, через месяц, — смеясь, возразил бригадир.

— Я из строительной комиссии, — Савин строго посмотрел вокруг, нарочно делая паузу в разговоре.

Затем достал из кармана документ и протянул его растерянному бригадиру. Тот испуганно вытянулся по стойке смирно, даже и не подумав заглядывать в лист бумаги, чтобы не смутить высокую особу.

— Ваше превосходительство. Я так, с запасом сказал, откуда же мне точно знать, — забормотал бригадир.

— Сказал, значит? У тебя срок до завтра, — отрезал Савин и, сцепив руки за спиной, прошёлся по всему периметру.

Глаза его строго осматривали всё вокруг — леса, штабеля досок, носилки с кирпичом и бочки с известью.

— Так не успеем же… Две недели нужно! — умоляюще воскликнул бригадир.

От страха у него во рту пересохло.

— До завтра мы точно всё не выполним. Даже если рабочих будет в два раза больше…

— Завтра приедет английская делегация, — внушительно проговорил Савин и показал на строительные леса. — Всё должно быть готово. Леса нужно снять.

— Да как же? — бригадир вытер рукавом выступивший пот со лба и представил себе непосильный объём работы.

— Не моё это дело, — безразлично отрезал чиновник и повернулся, будто собрался уйти. — Приказ самого государя!

— Нам же ничего не говорили об этом, — полушёпотом, всё ещё не веря своим ушам, промямлил бригадир.

Савин потерял терпение, развернулся к нему лицом и шагнул вперёд, тесно прижавшись своим накладным животом к его животу. Некоторое время немигающим взглядом корнет сверлил бригадира насквозь, а затем, склонившись к уху строителя, таинственным голосом произнёс.

— Меня для этого сюда и направили, дурень! Не сделаешь вовремя — в Сибирь сошлю, на вечное поселение! Понял?

— Понял, ваше превосходительство! — охваченный ужасом, ответил бригадир.

Строитель выпрямился, словно стоял перед самим государем, не смея более возражать и искать оправдания. Увидев, что дело в шляпе и бригадир готов приступить к исполнению приказа, Савин по-деловому окинул взглядом стройку и многозначительно поднял палец вверх.

— Вот так! Про леса не забудь. И доски эти перенеси, ходить неудобно.

Бригадир кивнул и оглянулся по сторонам в поисках рабочих, чтобы немедленно расчистить дорогу и снять забор. Однако, как назло, ни одного рабочего рядом не было.

— Я непонятно говорю? — рявкнул Савин, остановившись около лесов.

Чтобы не злить высокое начальство, бригадир самостоятельно стал растаскивать доски. Савин важно зашагал по расчищенному проходу. Теперь всё пойдёт по его плану!

Вечерний ресторан «Cafe de Paris», располагавшийся в центре города, считался негласным клубом деловых людей. Богатые купцы, финансисты, подрядчики встречались здесь, чтобы обсудить торговые дела и заключить выгодные сделки подальше от любопытных глаз. Савин посчитал, что не найти лучше места для встречи с Джоном Форрестом. Однако Джон сделал вид, что выбрал этот ресторан сам, пригласив туда лесопромышленника, который мог продать ему хороший лес по выгодной цене. На этот раз Савин загримировался так, чтобы Джону и в голову не пришло узнать в нём фрахтовщика Николая Аленникова.

Пузатый лесопромышленник с окладистой бородой был одет в тёмный бархатный сюртук и высокие сапоги. На его вышитом жилете сверкала толстая цепочка из красного золота. Сидя в тёмном углу на мягком диване, предназначенном для особых гостей заведения, лесопромышленник надменно поглядывал на прочих посетителей. Круглый стол перед ним был покрыт тёмно-красной скатертью. Стены, обитые плотной тканью, придавали умиротворенное настроение, что как нельзя лучше подходило для деловых переговоров. Тусклый свет настенной лампы едва освещал лицо коммерсанта. Официант услужливо налил ему бургундского вина, которое затем предложил и сидящему напротив Джону. Тот кивнул в ответ.

Коммерсант с пафосом закурил папиросу и выпустил дым в сторону Джона. А затем ещё раз провёл взглядом по залу. Ничего подозрительного не наблюдалось — какая-то полная женщина громко хохотала, видимо, выпив лишнего, а её муж, солидный господин, пытался успокоить супругу и шипел ей на ухо какие-то слова, которые ещё пуще веселили женщину. За большим столом напротив лесопромышленника и Джона сидели купцы и торговцы. Савин не раз видел их в «Cafe de Paris», но вёл себя так, словно находился здесь впервые.

— Как вы нашли это место? — удивлённо спросил корнет, отхлебывая вино.

— Мистер Беляев, я всегда здесь останавливаюсь, когда бываю в Петербурге, — непонятно зачем соврал Джон.

Ему хотелось побыстрее заключить сделку, ради которой он сюда пришёл. Интуиция подсказывала Джону, что сделку ему предлагают не совсем законную. Но почему бы не сэкономить, если выпадает такой шанс?

— Ладно, давайте сразу к делу. Цельного леса, как вы просите, у меня нет, — решительно сказал Савин.

Джон неожиданно изменился в лице.

— Но мистер Русанов меня уверял, что у вас…

Корнет показал жестом, что ещё не окончил говорить, и Джон послушно замолчал.

Официант принёс огромный поднос, на котором стояли тарелки с супом, мясной солянкой, ростбифом, икрой и ещё десятком блюд. Съесть столько вряд ли могли бы два человека, даже с отменным аппетитом.

«Вот она — широкая русская душа, — подумал Джон. — Хорошо бы только, чтобы не за мой счёт».

Официант аккуратно расставил блюда, накрыв стол так плотно, что Джону некуда былоположить руки. Англичанин почувствовал себя немного подавленным от изобилия жирной пищи и физиономии самоуверенного лесопромышленника, который, по-видимому, собирался приступить к плотному ужину.

— Есть более выгодный вариант, — многозначительно понизив голос, произнёс Савин и замолчал.

Официант подлил вина в бокалы. Не дожидаясь Джона, Савин отпил большой глоток и довольно вытер рот. Вино было отменным и вызывало дикий аппетит.

— Есть отличные строительные леса с Исаакиевского собора. Там свежее дерево с моих лесозаготовительных предприятий. Уже обработанное и распиленное. Поэтому всё обойдётся вам почти в два раза дешевле, — корнет спокойно положил себе в тарелку большой кусок ростбифа.

— Звучит прекрасно! — обрадованно встрепенулся Джон. — Но что я должен сделать для вас? Как мне вас благодарить?

Савин смотрел на англичанина с чувством полного удовлетворения — теперь птичка в клетке, осталось только захлопнуть дверцу в подходящий момент.

— Не беспокойтесь. Эта сделка столь же выгодна и для меня, — заверил корнет и вяло качнулся вбок, чтобы сесть поудобнее.

Джон направил свой бокал с вином к Савину, чтобы чокнуться в знак договорённости:

— Тогда выпьем за это!

Савин поднял бокал навстречу, и они радостно чокнулись, довольные взаимовыгодной сделкой.

Было заметно, что Форрест считал себя изощрённым дельцом. Теперь, когда все условия прояснились, к нему вернулась привычная уверенность. Англичанин довольно потягивал вино, рассматривая нарядную ресторанную публику. Когда Джон в очередной раз отвернулся, Савин ловко достал из кармана заранее подготовленную дохлую муху и кинул её прямо в свои суточные щи.

— Я, пожалуй, поем, с вашего позволения. Ужасно голоден, — вздохнув, произнёс Савин.

Джон тоже подвинул к себе тарелку с солянкой. В этот момент Николай зачерпнул ложку жирных щей и замер, словно обнаружил в них что-то ужасное. Его лицо искривилось в гримасе отвращения, брови приподнялись, глаза мгновенно потемнели. В его ложке плавала дохлая муха! Корнет мгновенно впал в ярость.

— Это что за безобразие?! Куда вы меня привели? Тут с мухами кормят? Это оскорбительно! Официант! — заорал что есть мочи Савин и ударил кулаком по столу так, что некоторые столовые приборы со звоном упали на пол.

Бледнея от неожиданности, Джон залепетал:

— Мистер Беляев, я не понимаю, как такое могло произойти…

Официант, услышав шум, тотчас же подскочил к столу с именитыми гостями и выпучил глаза, словно увидел в супе посетителя не муху, а живую гадюку.

— Ты что нам принёс, подлец? Ну-ка, быстро подай мистеру новый суп! — грубо приказал официанту Джон.

— Извиняю-с. Я мигом-с, — прогнулся в поклоне слуга.

— Спасибо, я уже наелся, — презрительно сказал Савин и так резко отодвинул от себя тарелку, что другая посуда едва не попадала на пол. Официант ловко удержал тарелки и миски.

Савин встал, показывая, что больше не намерен испытывать судьбу и ужинать в этом недостойном заведении. Он вытер руки о салфетку и презрительно бросил её на стол.

— Куда же вы? Мы хотели отужинать, обсудить другие дела, — испуганно запричитал Джон, пытаясь остановить гостя.

Но в планы Савина это не входило — он не собирался ни платить за ужин, ни оставлять Джона в спокойствии.

— Какие ещё дела? Даже не знаю теперь. Я, наверное, подумаю насчёт лесов. Давайте пока отложим сделку, — сказал Савин, брезгливо сплюнув на пол.

— Ни в коем случае! Я готов заплатить больше. Я так виноват перед вами.

Джон с мольбой сложил руки у груди. Что ж, Савин точно просчитал его характер — за внешним самодовольством крылась душевная слабость. «Такого любой за собою поведёт, как козла на верёвочке!» — насмешливо подумал Николай.

Савин мысленно улыбнулся, довольный своей непревзойдённой артистичностью, и продолжил уже более спокойно:

— Может быть, но я не уверен.

Джон опасливо оглянулся по сторонам. Он хотел как можно быстрее исправить ситуацию и вернуться к прежней договорённости любым путём.

— Мистер Беляев, я очень надеюсь, что мы с вами договоримся.

Джон не любил проигрывать, а уж оставаться в таком неизвестном положении и вовсе было для него неожиданным. Он злобно покосился на официанта, который растерянно смотрел на муху. И как такая мелкая тварь способна причинить людям столько убытков?

Савин пожал плечами и демонстративно направился к выходу. Форрест схватил свою шляпу и кинулся за ним. У самого выхода корнет обернулся и сухо протянул Джону руку для прощания.

— Спасибо за ужин, мистер Форрест. Я пришлю вам завтра курьера и передам с ним своё решение. Дело серьёзное, можно и до утра подумать!

— Очень жду от вас ответа, мистер Беляев! — понимающе закивал Джон. — И помните, я готов заплатить больше. Это дело чести.

Он принял чрезвычайно серьёзный вид и выпрямился, подчёркивая твёрдость своих убеждений.

— Хорошо, я учту, — равнодушно ответил корнет.

Мысленно Савин уже прокручивал свои выгоды. С этого английского дурака можно слупить за строительные леса и доски, как за первосортный сруб. А самое главное — самому Савину эта сделка не будет стоить ни одной копейки! Это всё равно что продать воздух или снег с тротуара!

Джон ещё минуту растерянно смотрел вслед лесопромышленнику, не понимая до конца, состоится ли сделка. Очнувшись, он вернулся за столик и приказал официанту убрать всю посуду. Ему не хотелось ни ужинать, ни пить, ни выяснять отношения. Всё, о чём он думал — завтрашний день, от которого Джон Форрест ждал большой удачи.

Полуночный Петербург постепенно гасил огни в ресторанах и салонах. Загулявшие гости разъезжались по домам. Извозчики ожидали клиентов у парадных входов в гостиницы и рестораны. Был среди них и Хватов. Переодетый в кучера, он восседал на козлах кареты и ожидал свою жертву. Сегодня ему хотелось повеселиться и поживиться деньгами, которые, по его мнению, незаконно доставались жирным купцам. Он мечтательно представил, как в этот вечер ему улыбнётся удача и он отхватит солидный куш. Эх, болван Колька Савин, отказался от такого прибыльного ремесла. Так и ищет чего почище да поинтереснее.

— Доищется, поганец, — бормотал Хватов, не желавший признавать превосходство друга в делах авантюрных. — Схватят фараоны и снова зашлют на каторгу…

Везение не заставило себя долго ждать. Из мрака под свет фонаря вынырнула дородная мужская фигура. Это был богато одетый купец преклонного возраста.

— Доходный дом на Малой Монетной, — степенно произнёс купец, забираясь в карету.

— Слушаюсь, ваша милость, — весело ответил Хватов и бодро стегнул лошадей.

Карета помчала по едва освещённым улицам Петербурга, обгоняя другие, неторопливо движущиеся экипажи. Минут через десять она свернула в узкий переулок и заковыляла по тёмной улице, ведущей к развалинам старого замка.

Купец сидел молча, и Хватов подумал, что он заснул. Эта мысль успокаивала его — всё складывалось как нельзя лучше. Ещё немного, и он снова будет при деньгах. Спустя некоторое время карета остановилась у пустыря. Здесь не было ни души, стояла мёртвая тишина. Даже вездесущие вороны не каркали.

— Тпррру… — притормозил лошадей Хватов и громко закричал клиенту: — Всё, барин, приехали.

Купец вышел и испуганно огляделся по сторонам, удивлённо тараща глаза на чёрные заросли кустов и каменную громаду развалин.

— Ничего не понимаю, — пробормотал купец. — Я же сказал — Малая Монетная!

Хватов дерзко засмеялся в ответ и стал натягивать себе на лицо чёрный платок, который был повязан на его шее.

— А я малые монеты не люблю. Мне большие подавай, — Хватов рассмеялся мерзким смехом, похожим на лай гиены.

В руке его заблестел длинный нож. Наставив его на купца, грабитель угрожающе произнёс:

— Коли жить хочешь, отдавай всё, что есть.

Купец испуганно вскинул вверх трясущиеся от ужаса руки.

— Да-да, сейчас, конечно, — пролепетал он и полез во внутренний карман сюртука. Но вдруг вместо увесистого кошелька, на который рассчитывал Хватов, перед носом у него оказалось дуло револьвера.

От внезапности Хватов завопил осипшим голосом:

— Это ещё что за шутки?

Но купец больше не выглядел растерянным. Глаза его грозно блеснули в темноте, а револьвер упирался прямо в лоб Хватова.

— Никаких шуток. Стой спокойно, а то получишь пулю!

Купец посмотрел по сторонам и вдруг свистнул так громко, что Хватов от неожиданности присел.

В следующую минуту его осенило — это была ловушка. Он в отчаянии попятился назад, к карете, чтобы убраться подобру-поздорову. Но откуда ни возьмись к Хватову подлетели две кареты, из которых, словно горох, высыпались полицейские в форме. Чьи-то сильные руки схватили его, заломили локти назад и поволокли к полицейскому экипажу.

— Это недоразумение! Это не я! Меня подставили! — орал Хватов.

Он пытался на ходу объяснить что-то, выдумывая правдоподобную историю. Но его никто не слушал. Хватов ощутил резкий удар в бок. Грубый голос приказал:

— Заткни фонтан, а то получишь ещё!

Последним из полицейской кареты вышел следователь Иннокентий Лазаревич Туров. Улыбаясь, он подошёл к купцу и похлопал его по плечу.

— Всё-таки клюнула рыбка на живца, да? Славно сработано!

Полицейский был весьма доволен тем, как ему удалось изловить грабителя, на которого давненько жаловались жители Петербурга. Немалого труда стоило отследить его и подготовить всё так, чтобы поймать негодяя с поличным. Туров приказал усадить Хватова в карету и доставить в полицейский участок.

Через полчаса незадачливого преступника втащили в кабинет, где его ожидал допрос. Всю дорогу Хватов придумывал всевозможные истории, чтобы оправдаться и выйти сухим из воды. Но мысли его от страха сбивались. Хватова усадили на стул напротив стола Иннокентия Лазаревича. Керосиновая лампа слепила ему глаза. Казалось, что голос Турова доносится откуда-то сверху. Хватов поправил наручники, больно сдавившие запястья, но от этого боль не уменьшилась.

— Ещё раз… твоё имя? — прозвучал громовой голос следователя.

От испуга сердце Хватова бешено застучало. Он облизал пересохшие губы. Следователь окунул перо в чернила и занёс его над чистым листом бумаги.

— Иван, — еле слышно процедил Хватов.

— Фамилия? — раздражённо спросил следователь.

— Не помню.

Голова у Хватова закружилась, и он решил всё отрицать, что бы ему ни говорили. «Документов при мне нет. Они сроду не узнают, кто я такой. Небось, подержат немного для острастки и отпустят», — крутилось у него в мыслях.

— Ну да, конечно, Иван, не помнящий родства… — презрительно сказал Туров и приказал помощнику встряхнуть память грабителю.

Здоровенный полицейский уже занёс над Хватовым гигантский кулак, обмотанный тряпкой. Но тут дверь в кабинет отворилась, и в проёме показался раскрасневшийся Путилин.

— Ты нужен. Срочно! — приказал он.

— Что опять? — невольно скривился Иннокентий Лазаревич.

Путилин последнее время был сам не свой. Согнал весь состав на поиски одного беглеца, словно больше в участке дел нет. Не иначе как от недавнего пребывания в арестантской камере голова у начальника повредилась.

— Людей не хватает. Для наблюдения, — крикнул Путилин тоном, не терпящим возражений.

— Я, вообще-то, следователь. А не тихушник какой-то, — огрызнулся Туров.

Путилин разозлился и влетел в кабинет. Глаза его горели враждебным огнём, в горле хрипело, как у цепного пса.

— Не пререкайся. А этот… — он кивнул на пойманного грабителя. — Никуда не денется.

Иннокентий Лазаревич утомлённо вздохнул, положил бумагу и чернила в стол и захлопнул ящик. Спорить с лютым Путилиным не было смысла: не даст покоя никому, любого выведет из терпения.

— Посиди ещё, подумай, — обернувшись к Хватову, сказал Туров. — Но знай, что дворник твоего дома на Думской улице уже всё про тебя донёс. Подозреваем, что ты не всегда действовал один. И никакой ты не Иван…

Путилин тотчас оживился и нагнулся вперёд, всматриваясь в лицо грабителя. Услышав про Думскую улицу, Путилин чутьём ищейки почувствовал, что наткнулся на нужного человека. Хватов устало поднял глаза и сердито посмотрел на Турова.

— Зовут тебя Павел Хватов. Учился ты в императорском лицее, — подчеркнул голосом Иннокентий Лазаревич. — Это тоже знаем.

Следователь заметил, как после этих слов лицо Хватова вытянулось и побледнело. Меньше всего Хватову хотелось, чтобы весть о его преступлениях добралась до лицея и опозорила честь его семьи перед государем.

В этот момент входная дверь с шумом захлопнулась. Путилин толкнул её ногой.

— Ты чего, Митрич, передумал? — удивлённо посмотрел Иннокентий Лазаревич, не видя причины для столь резкой перемены.

— Нет. Просто нашёл, что искал, — Путилин злобно стиснул зубы и, словно коршун, приблизился к Хватову. Тот втянул голову в плечи, ожидая удара.

«Колька говорил, его тут били, истязали! А я ж боли не вынесу! Сразу всё разболтаю!» — в ужасе думал Хватов.

И каково же было его удивление, когда Путилин спросил:

— Ты Николая Савина знаешь?

Хватов с перепугу захлопал ресницами, а потом зашёлся сильным непрерывающимся кашлем.

— Может воды? — предложил Туров.

— Не поможет, — отдышавшись, ответил Хватов. — Болен я смертельно.

— Чего ты несёшь? — засмеялся Туров.

— Чахотка у меня, мало мне совсем осталось жить.

— Ты давай не сочиняй и не увиливай, — Путилин строго посмотрел на арестованного. — Отвечай на вопрос! Савина знаешь?

Сдавать товарища Хватов не хотел и растерянно посмотрел на полицейского.

Дело принимало совсем иной оборот. Похоже, Путилин нащупал нужную нить, ведущую к тому, на кого охотилась вся сыскная полиция Петербурга. Он чувствовал, что цель близка. Хватов слаб душой, нажми посильнее, и он расскажет всё. И наконец злостный преступник, личный враг Ивана Путилина, будет пойман.

Погодка выдалась на славу. Яркое солнце заливало палубу парохода «Сюзанна», свежий ветерок трепал флажки, украшавшие судно. Но Савину приходилось слушать бесконечные жалобы капитана.

— У гребного колеса лопасть лопнула. Ещё две на ладан дышат… — сердито докладывал капитан.

Он требовал срочно отремонтировать колесо. Дальнейшее промедление могло оказаться опасным для судна.

— Неужели всё так плохо? — рассеянно спросил Савин.

— До беды недалеко… Затонем, к чертям собачьим, извиняйте за выражение! Рыбам на корм пойдём.

Савин кивнул и записал жалобу в свой блокнот, дабы сбавить градус напряжения.

— Игнатьич, одни расходы с нашей «Сюзанной». Одна головная боль, — корнет уныло вздохнул, разглядывая обветшалое снаряжение, которое давно не мешало бы поменять на новое.

Капитан внимательно посмотрел из окна на палубу, потом на хозяина судна и удивлённо воскликнул:

— А это, часом, не сама ли барыня?

Савин посмотрел следом за ним и вздрогнул — по палубе гордой походкой шагала Сюзанна. В правой руке она несла большой чемодан, словно собралась в дальнее путешествие. Девушка была одета в тёмно-лиловое платье с накидкой, гладкое, без турнюра и оборок. На голове Сюзанны красовалась белая кружевная шляпка. Несколько белокурых локонов, выбившихся из причёски, трепетали на ветру.

Савин бросился ей навстречу, перескакивая ступеньки металлической лестницы, легко отворил качающуюся дверь и протянул Сюзанне руку, чтобы перехватить увесистый чемодан. Девушка с благодарностью освободилась от ноши и, приподняв пышные юбки, аккуратно поднялась на капитанский мостик следом за Николаем.

Савин удивлённо посмотрел на девушку, пытаясь представить, что заставило её приехать сюда одну без приглашения.

— Что случилось? Тебя выгнали из дома? — строго спросил он.

Такое могло произойти, если бы Сюзанна наотрез отказалась выходить за жениха, найденного ей родителями. Савин слышал о двух-трёх подобных случаях в Петербурге. Но ведь родители Сюзанны — французы. Неужели у них тоже существует такой обычай?

— Нет, родной мой. Сама ушла, — тихо ответила девушка и уставилась в морскую даль.

Было заметно, что она с трудом удерживается, чтобы не расплакаться. Капитан судна смущённо отвернулся, не желая слушать чужие амурные разговоры.

— Э-э-э… Пойду-ка я проверю, как залатали паровой котёл, — объявил капитан и покинул капитанский мостик, оставив молодых наедине.

Савин вздохнул и поставил тяжёлый багаж Сюзанны на пол. Девушка совсем отчаялась, раз решилась на такое неразумное действие.

— Так нельзя, милая, — обняв девушку, ласково заговорил он.

— А насильно замуж выдавать можно? — визгливо закричала Сюзанна, обращаясь то ли к Савину, то ли к невидимому образу отца. — Умоляю, Николай, любимый, уедем на Волгу! Иначе мы больше никогда не увидимся!

Глаза Сюзанны горели безумным огнём, губы жадно ловили воздух. Казалось, она готова броситься в пучину реки и плыть на плоту, если понадобится, лишь бы не возвращаться в свой роскошный особняк. Большего безумия и представить было нельзя. Савин даже оторопел от её упорства.

— Ну что ты такое говоришь? — сурово спросил он. — Ты хочешь лишить нас обоих доброго имени, счастливого будущего. Ты хочешь обречь нас на позор?

Сюзанна не выдержала — слёзы потоком хлынули из её дивных глаз.

— А то, что Джон сразу после свадьбы навсегда увезёт меня в Лондон — это ничего? То, что мама́ и папа́ уже одобрили этот вояж — тоже неважно для тебя?

Девушка смотрела на Николая с горьким упрёком. Как может он быть настолько глух к её чувствам? Разве по-настоящему любящий человек допустит такое?

Наблюдая отчаяние красавицы, Савин тяжко вздохнул и отвернулся, словно ему и дела не было до её горя. Разочарование охватило душу Сюзанны. Она порывисто схватилась за ручку чемодана. Больше она не будет игрушкой в чьих-то руках, пусть отец и мать знают, как выдавать единственную дочь замуж против её воли.

— Где моя каюта? Домой я больше не вернусь, — сказала Сюзанна и требовательно посмотрела на любимого.

Корнет молча разглядывал облака, плывущие в небе. Не дождавшись ответа, девушка подняла чемодан и направилась к двери. Но Савин перегородил ей путь и схватил тонкую кисть её руки.

— Сюзанна, дорогая, ты совершаешь ошибку!

Савин выглядел необыкновенно серьёзно и смотрел на девушку, как смотрят сторожа на тех, кто явился на охраняемую территорию без пропуска. Сюзанну до глубины души возмутил этот холодный взгляд, в котором не было ни жалости, ни любви, ни понимания. Она не верила своим глазам — любимый человек на её глазах превращался в чёрствого циничного негодяя.

— Пожалуйста, вернись домой, пока тебя не хватились. Я обязательно что-нибудь придумаю, — настойчиво сказал Савин, понизив голос.

С минуту они неотрывно смотрели друг другу в глаза, каждый молча пытался доказать свою правоту. Сюзанна сдалась первой. Она резко опустила свой громадный чемодан на пол. Савин не успел убрать ногу, и тяжелая ноша свалилась ему на ступню. Скривившись от боли, он умоляюще взглянул на красавицу, которая и не думала отступать.

— Не надо. Я всё поняла. Я тебе не нужна. Так ведь? — её голос стал жёстким и звенящим, как сталь.

Савин очнулся. Что бы там ни было, он не желал, чтобы Сюзанна считала его подлецом.

— Нет… что ты? Я… — забормотал корнет, пытаясь подобрать убедительные слова.

Но девушка не стала ожидать его объяснений. С трудом сдерживая слёзы, она вновь схватила чемодан и почти бегом направилась к выходу. Ей вдруг стало нестерпимо стыдно при мысли, что она доверилась этому человеку, думала, что обрадует его своим приходом. Но ему, видимо, этого было недостаточно. Он думал о каком-то призрачном будущем, не понимая, что именно сейчас решается её судьба.

— Сюзанна, постой! — закричал Савин.

Корнет осознавал, что красавица Сюзанна уходит от него навсегда. Выйдет ли она за Джона Форреста? Или останется старой девой? При любом стечении обстоятельств Николая к себе она больше никогда не подпустит, точно! И ему вдруг стало страшно. Вот уже вторая женщина, которую он так любил, бросает его. Неужели ему суждено навеки остаться одиноким, болтаться по житейским волнам жалкой щепкой?

— Постой, Сюзанна, прости меня!

Но девушка уже бежала по палубе к трапу, не оглядываясь. Всё здесь стало ей ненавистно — жених, пароход, капитан и она сама, прибывшая на пристань с наивной надеждой на счастье.

Савин прибыл к Исаакиевскому собору. Как было условлено, рабочие шустро разбирали и складывали леса, служащие оградой для ремонтируемого здания. Корнет с накладным толстым брюхом уселся на невысоком стульчике, специально принесённом для господина начальника, и принялся наблюдать за разборкой лесов. Он прорабатывал в уме мелкие детали своего плана. Бригадир стоял рядом и с волнением поглядывал на Савина, который явился ни свет ни заря, чтобы лично проконтролировать работу. Видимо, дело серьёзное, раз такая срочность.

— Ну вот, горемыка, а ты страдал, — степенно молвил Николай, обращаясь к бригадиру.

Тот смутился и пробормотал, как положено говорить с высоким чином:

— Вашими молитвами всё, вашими молитвами…

Савин тоже немного нервничал, ему хотелось поскорее убраться отсюда, где полно зевак и разных проходимцев.

— Прикажи, чтоб побыстрее двигались. Сейчас за лесами приедут, — раздражённо сказал Савин.

Оглянувшись, он увидел карету, из которой выглянула голова англичанина.

— А вот и делегация!

Корнет помахал Джону рукой. Тот, по всей видимости, не заметил приветствия Савина, но быстро вышел из кареты, держа в руке симпатичный чемоданчик. Видно было, что Джона удивило место выдачи товара. Стройка, рабочие, пыль… Совсем не похоже на привычный лесной склад. Англичанин шёл так медленно, что Савин не выдержал и сам направился к нему навстречу. Увидев лесопромышленника в условленном месте, Джон весело улыбнулся.

— Мистер Беляев, так, значит, эти леса? — он довольно посмотрел на новые струганные доски из качественного бруса.

— Эти, родимые. Деньги привезли? — шутливо спросил Савин.

Джон похлопал рукой по чемодану.

— Тут… как у вас говорят… полна коробушка! И ещё больше.

— Пойдёмте, покажу вам человека, который поможет с погрузкой, — предложил корнет.

Он показал рукой на бригадира, который прикрикивал на работников, чтоб те двигались быстрей. Разодетый в праздничный костюм Джон и не менее важный чиновник Савин направились к бригадиру. Завидев приближающееся начальство, старший строитель ещё пуще занервничал.

— Чего трясёшься? — рявкнул на него Савин. — Веди себя достойно, не срами державу перед иностранцами!

Повернувшись к покупателю, Савин деловито произнёс:

— Вот, мистер Форрест, этот человек поможет вам с погрузкой. Насчёт повозок я уже распорядился.

Джон обрадованно посмотрел и на бригадира, и на Савина. Ему нравилось общаться с деловыми людьми.

— О, я даже не подумал об этом, — как можно веселее произнёс он, подчёркивая свою благодарность.

— Понимаем-с, — сухо ответил Савин и строго обратился к бригадиру. — Чего уставился? Иди командуй!

Бригадир кивнул и стрелой бросился к рабочим, выполнять приказ.

Джон выглядел полностью счастливым — все дела, ради которых он прибыл в Россию, завершались благополучно. Теперь он женится на дочери французского посла и вернётся в Англию с хорошей прибылью.

— Спасибо вам огромное, — сказал Джон, сияя самодовольной улыбкой.

— У нас говорят, спасибо на хлеб не намажешь, — язвительно заметил Савин, поглядывая на чемоданчик в руках Джона.

— Что это значит? — удивился Джон, не понимая значения странной фразы.

— Деньги передавайте, — с раздражением ответил Савин.

Джон кивнул и суетливо передал чемодан.

— Сколько здесь? — спросил корнет.

Открыв чемодан, он на глаз пересчитал содержимое.

— Как договаривались, и плюс маленькая добавка, мистер Беляев… вы понимаете, за причинённые неудобства.

Подождав, пока лесопромышленник не уверится в подсчёте, Джон осторожно спросил:

— А бумаги на товар?

— Всё у бригадира. Он знает, что делать, — устало произнёс Савин, закрывая чемоданчик.

— Да, извините, — скромно улыбнулся Джон.

Корнет приятно удивился и подумал: «Этот англичанин просто дурак, и теперь, когда дело сделано, он навсегда пожалеет, что приехал в Россию».

Избавившись от денег, Форрест чувствовал себя неуютно и передёргивал плечами, словно на улице было зябко. Савин на прощание шутливо, но смачно ударил Джона по плечу. Тот от неожиданности даже пошатнулся.

— Ну-с, распоряжайтесь, а мне пора.

Николай показал на ожидающую его карету и подал руку покупателю. Джон радостно протянул свою руку в ответ, и Савин пожал её так, что англичанин поморщился от боли. «Эти русские лесопромышленники невероятные силачи», — подумал он.

Джон Форрест проводил взглядом карету с Беляевым и посмотрел на свои руки. Казалось, они были созданы для искусства, а не тяжёлой работы. Теперь дело оставалось за малым — забрать леса, которые рабочие грузили в повозки.

Карета Савина двигалась по мостовой на полном ходу. За окном во всей красе мелькал Петербург — дворцы и сады, фонтаны, доходные дома и грязные трактиры. Савин чувствовал себя великолепно. Снова в его руках был увесистый денежный чемоданчик, который вновь откроет ему путь в благородный дом французского посла.

Николай на всякий случай ещё раз пересчитал деньги. Кругленькая сумма в полном порядке, хватит даже на некоторые шалости!

Завидев на углу мальчишек, которые вечно околачивались у торговых рядов Невского проспекта, Савин окликнул извозчика, чтоб тот остановился.

— Позови-ка мне одного из мальчишек, — строго приказал пассажир.

Кучер не удивился. Уличные мальчишки были в Петербурге чем-то вроде дешёвых курьеров.

Карета остановилась прямо возле толпы ребят. Возничий поспешно спустился, подошёл к детям, выбрал одного из них, что поменьше ростом, и кивком показал ему в сторону барина. Тот ловко запрыгнул в карету.

Увидев важного господина, который выглядел слишком серьёзно для торговца, привычного его глазу, мальчик на миг испугался. Савин достал несколько блестящих монет и стал подбрасывать их в руке, словно жонглёр.

Мальчик заворожённо смотрел то на монеты, то на Савина, но вспомнив, что его зачем-то позвали, спросил:

— Чего изволите, барин?

— Родные есть? — сощурив глаза, спросил корнет.

Ему было важно понять откуда этот мальчишка. От места жительства сильно зависит характер. Петербуржский мальчуган — прожжённый плут, его легко не обманешь. А провинциалы попроще, легко поверят во всякую небылицу.

— Барин, откуда им взяться-то? — удивлённо спросил мальчик.

Однако корнет продолжал сверлить мальчишку глазами, пока тот не смутился.

— Есть, дядюшка у меня в Тверской губернии, — наконец признался малец и вытер нос рукавом.

— А ты чего здесь? — продолжал допрашивать Савин, словно сам был его родным дядюшкой из Твери.

— Барин, если арестовать хотите, так арестовывайте. А если нет… — мальчик опустил голову и покраснел.

— Ладно, ладно. Дело у меня к тебе, — смягчился Савин. — Надо добежать до ближайшего полицейского участка…

Мальчик поднял на Савина испуганные глаза и энергично замотал головой:

— Не, я туда не сунусь, меня там все знают!

Савин протянул мальчишке руку с двумя монетами. Тот сначала замер, а затем выхватил деньги, как голодный птенец хватает червяка.

— А ты сделай так, чтоб не узнали! И сообщи им, что прямо сейчас английский мошенник Джон Форрест похищает строительные леса с Исаакиевского собора.

Савин строго посмотрел на мальца, который приоткрыл рот от удивления. Такого задания ему ещё никто не давал! Мальчик почувствовал гордость и радость одновременно.

— Да ну! Правда?

— Получишь ещё две монеты, если сделаешь всё быстро, — твёрдо произнёс корнет.

— Будет сделано, ваше благородие!

Савин улыбнулся и, к восхищению мальчика, подкинул вверх ещё две монетки, которые соблазнительно сверкнули. Мальчик не растерялся и успел подставить ладони так, чтобы монеты упали прямо ему в руки. Сразу вслед за этим мальчик выскочил из кареты и что есть мочи побежал в сторону полицейского участка.

Савин не сомневался, что юнец сделает всё как надо. И был уверен, что именно ребёнку поверят те, кто ещё недавно ловил беспризорников в подворотнях, чтобы определить их в монастырские приюты. Теперь оставалось лично узреть, как нахал Джон Форрест будет арестован.

— Давай обратно к Исаакиевскому, только встань с другой стороны, — приказал кучеру Савин и усмехнулся в предвкушении знатной потехи.

Вскоре карета Савина тихо подъехала к Исаакиевскому собору, остановившись чуть поодаль от храма. Корнет наблюдал, как грузят на повозки леса и довольный Джон с блокнотом в руке старательно записывает их количество, периодически сверяясь с бригадиром. Рабочие проворно таскали доски, а усталый бригадир подгонял их, стараясь поскорее выполнить поручение господина начальника.

В этот момент на всех парах к собору подъехали полицейские кареты. Из них высыпались стражи порядка.

— …почти половину погрузили, — сказал Джон, поправил пенсне и сделал очередную запись в своём блокноте.

— Так точно, — подтвердил бригадир, рукавом вытирая пот со лба.

Старший строитель заметил, что целый отряд жандармов движется в их сторону. Это показалось ему немного странным. Бригадир покосился на Джона, но тот, ничего не замечая, водил пером по бумаге и бубнил цифры себе под нос.

Приблизившись к бригадиру, главный полицейский внимательно посмотрел на разодетого иностранца с блокнотом и громко приказал:

— Предъявите документы на отгрузку лесов.

Джон удивлённо поднял глаза на неизвестно откуда взявшегося полицейского, перевёл взгляд на бригадира и приказным тоном произнёс:

— Передайте ему документы.

Джон ожидал, что бригадир достанет нужные бумаги и покажет их стражам порядка, как положено, поэтому ничуть не переживал. Однако бригадир повёл себя очень странно. Он развёл руками, будто слышал о них впервые.

— Откуда же у меня им взяться? Господин сказал, что они уже у вас, — вытаращив глаза, заявил бригадир.

Джон рассердился от такой наглости:

— Нет, мистер Бе… Беляев сказал, что они у вас!

Спор прервал старший офицер:

— Так, хватит разыгрывать спектакль! Останавливайте погрузку и проедемте в участок, — он подтолкнул Джона в сторону кареты.

— Какой ещё участок? — возмутился Джон. — Вы не смеете! Я британский подданный!

Офицер плюнул себе под ноги и крепко схватил Джона за плечо:

— Вот там и разберёмся, чей вы подданный!

В это время двое других полицейских заломили руки Джона и, не церемонясь, поволокли его к карете. Бригадира тоже схватили, и он отчаянно завопил на деревенский манер:

— Ой, горе горькое! Ой, не виноватый я!

Не обращая внимания на крики арестованных, жандармы усадили обоих в карету.

Радости Савина не было предела — иностранная птичка оказалась в клетке и, судя по всему, надолго. Конечно, на каторгу его не сошлют, но по судам потаскают вволю. А пока суд да дело, папенька Сюзанны не выдержит и расторгнет помолвку, не желая оказаться связанным с аферистом. Вот тут-то Савин и поставит им обоим шах и мат. Небось, тогда счастливы будут отдать за него Сюзанну!

Как только экипаж с арестованными тронулся, Савин весело крикнул своему кучеру:

— Трогай! На Думскую едем.

Тот стегнул лошадей, и карета плавно покатила. Савин любовался в окно своим прекрасным городом и представлял, как он идёт под венец с красавицей Сюзанной, именно там, где она хотела — в Исаакиевском соборе.

Полицейские во главе с Путилиным заняли квартиру Хватова на улице Думской. Они явились сюда вместе с пойманным грабителем и устроили засаду на более крупного зверя. По расчётам Путилина корнет должен был рано или поздно заявиться к своему дражайшему другу.

Хватов стоял посреди своей гостиной и нервно грыз ногти. Путилин сверлил его глазами, словно хотел выудить ещё какие-то сведения. Но Хватов ещё в участке сдулся, будто проколотый воздушный шарик. Молчал и затравленно хлопал глазами. В голове у него крутилась лишь одна мысль: «Как же Кольку предупредить?»

Несколько тучных полицейских расхаживали по квартире Хватова, как у себя дома, рассматривая и примеривая развешанные на стене парики.

Путилин был доволен, что напал на след беглеца. Теперь он понимал, что именно здесь Савин переодевался, гримировался и отсиживался между преступлениями. Не найти лучше места, чем квартира старого дружка, склонного к разгульной жизни и грабежам. И теперь, засев в самом логове, Путилин сможет подкараулить Савина. Не выскользнуть ему больше из цепких рук лучшего в мире сыщика!

— Мы спрячемся в дальней комнате, — сказал Путилин и тут же недовольно посмотрел на офицера, который нацепил на себя женский парик и глупо улыбался. — А ты не вздумай придумать чего лишнего, — обратился он к Хватову.

— Да, я всё понял, — не смея перечить, кивнул тот.

Хозяин квартиры старательно изображал смиренный вид и действовал по наитию. Как только полицейские ушли в спальню, чтобы скрыться в засаде, Хватов оживился и осмотрелся по сторонам. За ним никто не наблюдал. Значит, есть ещё шанс выручить Савина!

Он подошёл к окну и посмотрел вниз, на улицу, в надежде увидеть там корнета. Как же незаметно сообщить другу о засаде жандармов? Увы, природа не одарила Хватова таким острым умом, как его товарища. Ни одной стоящей идеи не приходило в голову. Хватов сильно нервничал, потому что знал — друг обязательно придёт сегодня около двух часов дня. Ходики на стене показывали без десяти минут два, но Савина всё ещё не было.

Хватов нервно прошёлся по комнате и опять выглянул в окно. Наконец, вдалеке показалась знакомая фигура Савина. Хватов осторожно оглянулся на дверь спальни и несколько раз зашторил окно, дёргая занавеской. Он надеялся, что эти беспорядочные движения, возможно, послужат сигналом, что в квартире опасно, и заходить в неё нельзя. Хватов переживал, что Савин не заметит знаков. Он снова и снова дёргал штору слева-направо.

Савин, по-прежнему с накладным животом чиновника и седой бородкой, беззаботно приближался к дому, неся в одной руке небольшой английский чемоданчик, а в другой — бутылку шампанского. Ему хотелось поскорее выпить с другом, чтобы отпраздновать блистательное завершение операции. Яркое солнце порядком напекло ему лицо, и хотелось поскорее окунуться в прохладный оазис хватовской квартиры. Он привычно взглянул на его окна и удивился — Хватов зачем-то судорожно двигал шторы из стороны в сторону.

Савин удивлённо пожал плечами. Поведение Хватова показалось ему странным. Опился он там, что ли, в одиночку? Терзаемый любопытством, Николай даже немного ускорил шаг.

В этот момент один из полицейских вышел из спальни, и Хватов едва успел отскочить от окна.

— Ты что тут творишь? — строго спросил полицейский.

— Ничего особенного. Свежего воздуха глотнуть хотел, — дрожащим голосом ответил Хватов.

Полицейский подозрительно покосился на него и подошёл к окну. Приметив на улице весёлого чиновника с бутылкой шампанского, он сразу сообразил в чём дело, и мигом юркнул за штору.

Но Савин успел приметить в окне чужую физиономию и сразу понял, в чём дело.

«Западню устроили… Вот что Хватов пытается мне сообщить своими манёврами с занавеской», — сплюнув от досады, Савин резко свернул в соседний двор и побежал прочь.

Полицейские, дежурившие в квартире Хватова, тотчас же пустились в погоню, грохоча сапогами по деревянной лестнице. Выскочив из подъезда во двор, они заметили тень, мелькнувшую за углом, и бросились за ней. Разъярённый Путилин орал с балкона:

— Сюда! Окружить двор! Схватить его!

Непонятно откуда на крик Путилина прибежали ещё шестеро полицейских и тут же разлетелись в разные стороны. Увидев погоню, Савин выхватил из-под жилета накладную подушку, служившую ему животом, и бросил её в кусты. От стремительного бега дыхание у него прерывалось. Он петлял, как заяц, по огромному двору. Дважды едва не налетел на преследователей, но, быстро сообразив, резко сворачивал и мчался в противоположную сторону.

Силы Николая были на исходе. Полицейские уже почти настигли его, но Савин извернулся и швырнул им под ноги бутылку французского шампанского. Она с треском разлетелась прямо у них под ногами, заставив жандармов притормозить. Один из них выхватил револьвер и уже прицелился, но Путилин заорал:

— Никифоров! Отставить! Гражданских перестреляете!

Полицейский послушно засунул револьвер в кобуру и ускорил бег, желая схватить беглеца собственноручно. Его лицо раскраснелось, не столько от быстрого бега, сколько от недовольства — всего один точный выстрел остановил бы преступника. Теперь погоня переместилась на улицу, а тут ловить беглеца было намного труднее. Он помчался через дорогу, лавируя между мчащихся карет и всадников. Все до единого полицейские бросились за ним. Но тщетно — промелькнув между арками, фигура Савина скрылась от преследователей.

Группа остановилась, вытирая пот со лба и тяжело дыша. Жандармы недовольно поглядывали на Путилина, который приказал всем возвращаться. В этот раз Савин снова ускользнул от расплаты.

«Но в следующий раз, — скрипя зубами, говорил себе Путилин, — в следующий раз я точно схвачу этого гада! Нам нужно быть ловчее, и тогда птичка сама залетит в клетку!»

Часть шестая

В доме французского посла по случаю прибытия жениха Сюзанны накрыли роскошный стол в гостиной. Прекрасный летний день создавал чудесную предпраздничную атмосферу. В бликах солнца на хрустальных рюмках, в запахе цветущих роз из сада словно звучала радостная мелодия. После обеда мадам Шарлотта приказала принести чай с лимонными пирожными. Савин, как будущий зять, важно восседал в кресле напротив Эммануэля, который находился в необычайно хорошем расположении духа. Шарлотта беспрестанно улыбалась Савину. Ей хотелось быть гостеприимной с тем, кто стал компаньоном её мужа по коммерческим делам.

— Мы так рады, что вы не бросили нас в трудную минуту, — со вздохом произнесла Шарлотта.

Она намекала на некрасивую историю с Джоном Форрестом. Кто же знал, что такой приятный молодой человек из благородного семейства окажется мошенником. Расхищать имущество церкви прямо под носом у самого государя — какая это низость! Савин и бровью не повёл, стараясь показать свою рассудительность и понимание сложных коммерческих операций.

— Люди всегда будут судачить. Не обращайте внимания, — любезно произнёс Савин, улыбаясь Шарлотте. — Я уверен, что Джон исправится.

— Какие у вас планы, Николай? Расскажите скорее, — с интересом попросила Шарлотта.

Ей хотелось поскорее избавиться от навязчивых мыслей и заняться более приятным занятием — подготовкой к свадьбе дочери. Её глаза горели от предвкушения громкого торжества, к которому она мысленно приготовилась задолго до этого события.

— После свадьбы мы хотели отправиться в круиз, — мечтательно произнёс Савин и с любовью посмотрел на портрет Сюзанны.

Шарлотта всплеснула руками, удивляясь столь романтическому жесту жениха. Эммануэль довольно хмыкнул и закурил сигару, глубоко вдыхая густой дым с запахом тимьяна.

— У меня, кстати, есть товарищ, который может помочь с кругосветным путешествием, — сообщил отец Сюзанны.

— Что? Хоть бы раз меня позвал, — воскликнула Шарлотта, бросив сердитый взор на мужа.

— Шарлотта, дорогая, ты же знаешь у меня совершенно нет на это времени, — устало выдыхая дым, возразил глава семейства. — Я дипломат, а это значит — почти солдат! От службы дипломатов зависят судьбы народов…

Дверь в гостиную с шумом отворилась. Запыхавшаяся Сюзанна в кружевном белом платье влетела в комнату, словно за ней гнались. Ей хотелось скорее поделиться обуревавшими впечатлениями — она видела себя в свадебном платье и не могла налюбоваться. Широкое декольте на платье чересчур открывало её обольстительную грудь, и мать недовольно сморщилась:

— Дорогая, это платье слишком откровенное!

Шарлотте совсем не хотелось, чтобы гости на венчании судачили о её дочери, как о распущенной девице.

— Мама, но это же из Франции. Оно самое модное, — надула губки Сюзанна.

Вечно мать надоедает со своими советами, хотя разбирается в моде не лучше кухарки. Конечно, когда-то Шарлотта была звездой балов. Но счастливое время закончилось двадцать лет назад.

— А мне кажется, отличное платье. Давайте его оставим, — предложил Савин, восхищённо глядя на свою прелестную невесту.

Обрадованная Сюзанна тотчас подскочила к жениху, обняла его и поцеловала в щёку:

— Я так люблю тебя, дорогой! Ты уже рассказал им о нашем плане? — спросила она, пританцовывая, поэтому платье то и дело сползало с её плеч.

— Каком ещё плане? — с интересом спросил Эммануэль, любуясь платьем дочери.

В моде он тоже не разбирался, но чем дороже наряд дочери — тем выше престиж отца.

— А, я говорил о круизе, — весело откликнулся жених. — Мы хотим отправиться в плавание по Волге.

Его глаза заблестели, и он посмотрел на Сюзанну, которая хитро улыбнулась ему в ответ.

— Как неожиданно! — воскликнул Эммануэль, ошеломленно глядя на жену. — Хотя в этом тоже есть свой шик!

— Папа, это не просто круиз. После нашего путешествия мы останемся жить в Самаре, — торжественно объявила Сюзанна.

— Собственно, да. Мы так решили, — поддержал её Савин, слегка постукивая пальцами по столу.

На несколько секунд супруги Ле Фло застыли с вытаращенными глазами. Они смотрели на молодую пару так, словно те объявили им о переезде на Луну. Первой опомнилась Шарлотта.

— Но… постойте! Какая Самара? Наша дочь привыкла к столичной жизни. И как, позвольте спросить, мы будем видеться?

Эммануэль, нахмурившись, тёр то лоб, то затылок. Весть казалась ему абсолютно безумной, но он не хотел учинять скандал перед свадьбой.

— Дорогая, не спеши. Давайте это обсудим.

— А что тут обсуждать? — дерзко ответил будущий зять. — Вот построим железную дорогу до Самары и будете приезжать к нам хоть каждую неделю.

Корнет весело подмигнул Сюзанне, и она, как малое дитя, захлопала в ладоши.

Эммануэль, привыкший вести разговор в размеренном темпе, чувствовал себя неловко и растерянно посмотрел на жену. Шарлотта теребила в руках веер, вздыхала и поджимала губы, чтобы не разрыдаться. Мать Сюзанны прекрасно знала, каково это — остаться одной без родни рядом с мужчиной, привыкшим самостоятельно решать свои дела без учёта еёмнения. Для дочери она всегда желала лучшего, поэтому оставлять наивную Сюзанну без материнской опеки в первый год замужества ей совсем не хотелось.

Савин посмотрел на родителей невесты и настойчиво спросил:

— Или наши договоренности уже не в силе?

— В силе, конечно, в силе, — тут же закивал Эммануэль.

Как истинный дипломат, он умел настроиться на настоящий момент и ловко обойти углы, оставшись при своем интересе. Поспешность жениха решать всё по-своему, минуя родительскую заботу, казалось ему такой же глупостью, как и наивность его дорогой Сюзанны. Но он улыбнулся, давая понять, что повода для конфликта нет.

— Так давайте за это и выпьем! — весело воскликнул Савин, поднимая вверх чашку с чаем.

Все чокнулись, стараясь проявить дружелюбие и сердечность. Эммануэль снова взглянул на супругу, которая, казалось, впервые понимала его и смотрела почтительно, без обычного упрёка.

— Вот и отлично. А сейчас я вынужден покинуть вас. Последние приготовления, знаете ли. Тоже еду на примерку, — объявил Савин, вставая из-за стола.

Он не любил долгих разговоров, когда задумывал какую-либо операцию. Главный манёвр был запущен, теперь оставалось только ждать богатого предложения от папаши в обмен на то, чтобы Сюзанна осталась в столице. А уж свою прекрасную невесту он всегда сумеет уломать.

Савин почтительно поклонился и вышел в сопровождении взволнованной Сюзанны, для которой всё свершалось стремительно, словно на помощь пришла добрая фея из сказки. Ей безумно нравилось, что дорогой Николай вынуждает несговорчивых родителей уступать. Ну разве он не самый умный, самый сильный и самый обаятельный в мире?

На следующее утро Савин пребывал в прекрасном настроении. В модной лавке на Сенной площади его ожидал услужливый портной. Свадебный костюм жениха был почти готов, оставалось лишь примерить, чтобы доработать некоторые детали.

Фрак сидел на корнете как влитой, однако портной Яков продолжал замерять, подгибать, подкалывать булавками. Его длинное лицо забавно вытягивалось, когда он пытался делать вычисления, и это немного смешило Савина. В портновской мастерской всё было завалено тканями, лентами, галунами и шёлковыми нитками, от которых у Николая рябило в глазах. Хотелось поскорее закончить, но Яков возился слишком долго, поэтому корнет начал строить в зеркале гримасы для собственного развлечения.

— Слышали? Поймали этого грабителя, — неожиданно нарушил тишину портной, неловко ткнув его в бок ножницами.

— Какого? — напрягся Савин, невольно подумав о Путилине.

— Ну, того, который под видом Путилина банк обобрал, — Яков приподнял очки и распрямил затёкшую от напряжения спину.

Савин внимательно посмотрел на портного и без особого интереса спросил:

— Да? И кто же этот грабитель?

Портной пожал плечами и скривился, словно описывал крайне неприятного человека:

— Какой-то то ли корнет, то ли гусар. У него там целый ворох злодеяний. Хворостов кажется, его фамилия.

Савин невольно побледнел. Новость поразила его в самое сердце. Бедняга Хватов предупредил его, а сам остался в руках полицейских. Видимо, они решили отыграться за всё и приписали ему все «подвиги» Савина. Это чертовски несправедливо! На такую подлость только Путилин способен.

— Это вы в газете прочитали? — спросил Савин, заметив свежую газету, лежащую на столе среди обрезков материи.

Старик был занят вставлением нитки в иголку, поэтому ответил не сразу. Закончив своё кропотливое дело, он кивнул:

— Именно. Вот почитайте. Его скоро казнят.

Савин прочитал на лице портного удовлетворение. Мастер Яков явно был доволен, что преступник пойман полицией и ожидает расплаты. Простые люди всегда верят, что на свете есть только добро и зло, только белое и чёрное. Но Савин, хотя и был втрое моложе Якова, давно убедился, что мир устроен гораздо сложнее. Для тебя, Яков, — злодей Хворостов, а для меня — верный друг детства…

Савин взял со стола газету и внимательно ознакомился со статьёй. Задумавшись, он пробормотал вслух:

— Хватов, бедняга. Да как же так…

— Что, простите? Неужто вы его знали? — изумлённо спросил Яков, вытаращив глаза на Савина.

— Я говорю, Хватов его фамилия, а не Хворостов… Давай быстрее, я тороплюсь, — опомнившись, вспылил Савин.

Лишние кривотолки портного ему были ни к чему. Корнет дёрнул рукавом так, что едва не оторвал его.

— Простите великодушно, — тихо произнёс Яков.

Странно, что господин Аленников, всегда весёлый и дружелюбный, вдруг расстроился из-за пустяковой статьи в газете. Мало ли, что в газетах пишут. Нельзя же всё так близко к сердцу принимать.

В душе у Савина бушевал огонь. Подлецы, злобные ищейки… Хватов ни в чём не виноват. И за что ж его казнить?

Савин раздосадованно кинул газету на пол, словно именно она была причиной всех его бед. Портной осторожно посмотрел на клиента и молча продолжил скалывать ткань.

— Завтра утром всё будет готово, — наконец сообщил он, откладывая иголку в сторону.

Савин кивнул и вышел из мастерской, забыв попрощаться. В эти минуты он хотел остаться один, он с трудом держал себя в руках и мог сорваться на бедного старика, который всего лишь выполнял свою работу. В голове Николая роем проносились воспоминания — погоня, окно квартиры Хватова, фигура полицейского за шторой, красное лицо Путилина, дворики со ступеньками, через которые он бежал.

Чёрт, как же несправедливо! Он женится на дочери французского посла, а его лучший товарищ Хватов, у которого он жил, с которым делил стол и кров, будет повешен из-за него, как злостный преступник. Этого нельзя допустить! В висках у Савина бешено стучало от нервного и умственного напряжения. Надо поскорее отыскать какой-то выход и помочь другу. «Хватов, бедняга Хватов», — крутилось в голове.

Выйдя на улицу, Савин зашагал в сторону постоялого двора, где располагалась харчевня. Последние дни ему приходилось ночевать здесь, так как квартира Хватова стала для него самым опасным местом в Петербурге. Несмотря на полуденное время, в харчевне почти никого не было, и Савин сел за ближайший свободный стол. Ему жутко захотелось выпить, чтобы успокоиться и продумать свои действия.

Харчевня не отличалась изысканным убранством — деревянные двери и мебель от старости приобрели один и тот же бурый цвет. Широкая лавка, расположенная у прилавка, служила местом для быстрой выпивки и короткого перекуса. Обеденные столы были расставлены так, чтобы вместить побольше народу. Единственным украшением служила висящая на стене большая оленья голова.

В этот постоялый двор не заглядывали модные барышни и щёголи. Обычно тут столовались и ночевали мелкие торговцы с Сенной площади, которые с вечера останавливались здесь для ранней утренней торговли и недорогого обеда. Еду подавали простую, но довольно вкусную и сытную — щи с головизной, студень, пироги с мясом, горохом, капустой, гречневую кашу с бараниной.

Половой, крутившийся у прилавка, протирал стаканы белоснежным полотенцем. Он всегда внимательно изучал вкусы каждого клиента, чтобы угодить и получить хорошие чаевые. Такие господа, как Савин, заглядывали сюда не часто, поэтому официант имел к нему особое расположение, считая его человеком деловым и рассудительным. Рассматривая физиономию задумчивого посетителя, половой негромко кашлянул в кулак и подошёл к нему.

— День добрый, господин Аленников! Как ночь прошла, было ли вам удобно?

Не посмотрев в лицо официанта, Савин кивнул.

— Претензий не имею.

— Не желаете ли стакан свежего хлебного вина? — услужливо предложил половой.

Савин обрадовался предложению. Его лицо немного просветлело, когда официант принёс стакан искрящегося вина с пенкой. Алкоголь немного снял напряжение, и Николай принялся обдумывать свои действия. Всё казалось страшно запутанным. Он представил Хватова в карцере, среди вони мочи и плесени. Пробраться туда можно, но только при помощи больших связей и немалых денег.

Внезапно его мысли прервал мужичок в кепи, без спросу усевшийся за его стол.

— Эй, бывалый, выпить не угостишь?

Савин вздрогнул и неясным взглядом, полным презрения, осмотрел мужика — затасканная обветшалая одежда свидетельствовала о бедности и бродяжничестве. Один глаз незнакомца постоянно моргал и слезился, второй практически не видел из-за бельма. Слипшиеся на голове волосы были давно не мыты и дурно пахли. Сухое сморщенное лицо искажало подобие улыбки.

— А ну, проваливай, пока не получил, — прошипел Савин.

Корнет знал такую публику — только дай волю, не отстанут, пока своё не выпросят.

— Такой приличный господин и без манер… — незнакомец недовольно скривил беззубый рот, из которого несло гнилью. — Ну ладно… — положив свою руку на плечо Савина, он тут же встал и гордо заковылял к выходу.

Половой учтиво подошёл к Савину, чтобы снова наполнить опустевший стакан холодным хлебным вином.

— А это кто такой был? — поинтересовался Савин, рассматривая руки официанта.

В отличие от мужичка в кепи, ладони полового не дрожали, были идеально чистыми и светлыми.

— Да это Тихон, деляга один… только вышел из тюрьмы. В Литовском замке отбывал наказание. Когда-то барином был, а теперь бродяга бродягой… — мрачно отвечал официант.

Он наполнил стакан доверху и застыл в ожидании нового поручения.

Савин обернулся, ища глазами бродягу, но за окном было пусто, тот как сквозь землю провалился. Корнет строго взглянул на официанта, всё ещё ожидавшего приказа.

— Мне в Литовском замке человек нужен, из надзирателей, — Савин заговорил почти неслышно. — Так он, наверное, знает кого-нибудь, раз в этой тюрьме был.

Половой нагнулся к уху Савина и прошептал:

— Барин, а мне почём знать?

Официант старался не знаться с подобными лицами, чтобы не навредить репутации заведения.

Слова о бродяге, только что вышедшем из тюрьмы, не давали Савину покоя. Находясь в Литовском замке, Тихон мог знать всех надзирателей, а может, имел дело с теми, кто помогал заключённым за плату. Казалось, что кто-то свыше послал ему в помощь этого странного человека. Нужно было действовать.

Савин не стал медлить — расплатился с официантом за вино и быстро вышел из трактира. Осмотревшись по сторонам, корнет вдалеке заметил удаляющуюся фигуру мужчины. Савин обрадованно бросился за ним. Но, нагнав, разочаровано вздохнул — это был совсем другой, крепкий мужчина с обветренным лицом, скорее всего, моряк.

Корнет решил вернуться в кабак, чтобы разузнать о бродяге от тамошних завсегдатаев. По дороге в кабак Савин свернул в переулок. Ему показалось, что впереди мелькнул знакомый силуэт, и он не ошибся. Тихон обнимал какую-то девушку, которая пыталась выскользнуть из его здоровенных рук и выкрикивала бранные слова. Однако Тихона это нисколько не останавливало.

— Извините, а вы правда в Литовском замке отбывали наказание? — громко спросил Савин, приближаясь к сомнительной парочке.

Тихон раздражённо оторвался от девушки и с отвращением посмотрел на барина:

— Тебе чего надо, придурок? Не видишь, я с дамой занят?

Тихон опять набросился на девушку, покрывая её шею поцелуями и задирая подол замызганной юбки.

— Я много времени не займу, — настойчиво произнёс Савин.

Воспользовавшись моментом, когда озлобленный мужчина снова отвлёкся на слова барина, девушка с силой оттолкнула его и помчалась прочь.

Глаза Тихона налились кровью.

— Ах ты сопляк паршивый! Такую потеху испортил! Жить надоело?

Он медленно вытянул из-за пазухи нож и навалился на Савина всем телом, прижав к грязной стене. Николай ощутил на горле холодное лезвие ножа.

— Не спешите. Пойдёмте, я вас пивом угощу, — спокойно предложил Савин.

Тихон обшарил его карманы и обнаружил толстый кошелёк. Беззубый рот расплылся в довольной ухмылке — этот улов понравился ему больше, чем уличная девчонка.

— А-а-а. Так это ты! — Тихон несколько раз весело постучал кошельком по лбу Савина. — Вот, уже взял, чего хотел! — он загоготал, изрыгая вонь изо рта.

— Отлично! Оставьте его себе, — довольно проговорил Савин. — Я к вам по другому делу.

Словно не слыша его слов, Тихон открыл кошелёк и проверил содержимое. Он не был пустым, рублей пять наберётся — на первое время то что надо. Бродяга закинул кошелёк за пазуху и удивлённо посмотрел на барина, который даже не пытался вырваться из его рук, напротив — говорил с ним вполне дружелюбно.

— Мне сказали, что вы бывали в Литовском замке, — начал Савин, стряхивая с себя Тихона. — Может, у вас есть какие-то связи с тамошними надзирателями? Мне друга надо вызволить. Его фамилия Хватов.

Савин говорил серьёзно, без тени иронии. В ответ Тихон громко захохотал, словно услышал новый анекдот. Этот барин был действительно богатый чудак, раз предлагал ему такое.

— Ну ты артист! Да разве из Литовского замка можно выбраться? Оттуда только вперед ногами сбегают, — продолжал смеяться бродяга.

Но мысль о том, что этот простофиля весьма щедрый, удерживала его рядом.

— Я понимаю, но всё же, подумайте! — серьёзно повторил Савин.

Тихон крякнул и почесал затылок. Сощурив свой единственный зрячий глаз, он сплюнул в сторону, словно вспоминая что-то важное.

— Его скоро казнят… нет времени ждать, — тихо произнёс Савин. — Это мой лучший друг. Понимаете, ради него я на всё пойду!

— Говоришь, Хватов? — Тихон вдруг оживился и подмигнул Николаю.

— Да. Вы его знаете? — быстро спросил Савин. В его глазах блеснула надежда.

Конечно, чудес не бывает. И Литовский замок — это страшная тюрьма, из которой нет исхода, нет побегов, нет спасения. Но сумел же он, корнет Савин, сбежать с каторги? И банк обчистил, загримировавшись под начальника полиции. Так почему бы опять не рискнуть?

Тихон оглянулся по сторонам и нарисовал ботинком на тротуаре какой-то символ. Видимо, это означало согласие.

— Знаю, — он сверкнул глазами и потёр пальцами перед носом Савина. — Надо будет ещё деньжат накинуть.

— Я накину, — твёрдо произнёс корнет, стараясь произвести на бродягу впечатление надёжного человека.

— Есть один тип, — задумчиво протянул Тихон и махнул рукой, чтоб Савин шёл за ним. — Пойдём.

Они вышли из переулка и направились к стоявшему неподалёку жилому дому из серого кирпича. Там жил бедный народ, из тонких труб вырывался чёрный дым, источавший запах горелого мусора.

— Подожди, я скоро, — прошипел Тихон, приказывая Савину оставаться во дворе.

Корнет подчинился. Он наблюдал, как Тихон скрылся за большой деревянной дверью парадного. Ждать пришлось долго. Казалось, что время остановилось. Нервная дрожь стала пробивать Савина. Может быть, надо было идти за ним?

Савин уже решился войти в ту дверь, но тут она отворилась, и бродяга поманил его рукой. Корнет облегчённо вздохнул и прошмыгнул в подъезд. Здесь висел густой полумрак, пропитанный запахом свечного сала, помоев и дешёвой пищи. Тихон поднялся на второй этаж и открыл дверь квартиры. Савин без промедления последовал за ним внутрь.

Квартира ремесленника Фёдора напоминала мастерскую. В ней не было порядка — свежеструганные доски и кованые детали валялись по всем углам. Посреди квартиры на деревянном самодельном столе, служившим мастеру обеденным и рабочим, стоял большой станок. В мозолистых руках у Фёдора была фигурка солдатика, которую он выпиливал из дерева. Другие фигурки стояли в углу в большой деревянной коробке с крупными опилками. В комнате стоял запах сосны и древесного лака, которым обычно покрывали корабли.

Когда двое вошли, Фёдор продолжал работать и даже не обернулся на гостей. Тихон приблизился к нему и стал на цыпочки, чтобы дотянуться до его уха. Он начал что-то мямлить и всё время хитро поглядывал по сторонам. Ремесленник отложил деревянного солдатика и оценивающе посмотрел на Савина. Потом пошептал на ухо бродяге — видимо, устанавливал цену.

Николай неотрывно наблюдал за обоими, стараясь ничего не пропустить. Ему показалось, что ремесленник не хочет с ним связываться, поэтому Савин немного занервничал.

Наконец Тихон махнул рукой, показывая, что Николай может приблизиться к столу.

— Дядь Федь. Вот он, наш герой, — улыбнулся Тихон, оголив беззубые дёсны.

Федор снова с прищуром посмотрел на Савина, однако в этот раз его взгляд был доброжелательным.

— Военный? — басисто спросил Фёдор, заметив выправку Савина.

— Разжалован, — чётко ответил Савин.

— Видно, что разжалован, — ухмыльнулся мастер и вопросительно зыркнул. — Деньги у тебя есть?

Савин вытянулся в струну.

— Я принесу сколько надо, — твёрдо произнёс он.

— Этого всё равно будет мало, — Федор покачал головой и рассмеялся, дивясь наивности корнета.

Сердце Савина забилось в надежде. Этот человек внушал доверие и, судя по всему, знал, как помочь.

Хозяин мастерской задумчиво посмотрел на молодого корнета и показал ему на дверь.

— Принесёшь. Потому что завтра у нас с тобой будет дело.

— По рукам! — вскрикнул от радости Савин и протянул ладонь.

Фёдор ответил крепким рукопожатием, которое означало твёрдое намерение и согласие в трудном деле.

Выйдя из парадного, Савин весело шагал в сторону постоялого двора. Надежда окрылила его. Ещё немного, и с помощью денег его друг будет на свободе. Всё-таки хороший случай дорогого стоит, если не обращать внимание на детали. Ему снова захотелось выпить холодного хлебного вина.

На следующее утро Савин проснулся в приятном настроении. Сегодня он женится на красавице Сюзанне и получит знатное приданое от родителей невесты. Корнет взглянул на мрачные стены постоялого двора и улыбнулся собственной удачливости. По дороге он заехал к цирюльнику, а затем к портному и оделся в свой новый свадебный костюм.

— Вас, барин, только в модных журналах печатать! — воскликнул старый Яков, видя Савина в чёрном фраке с искрой и узких чёрных брюках. — Мало таких красавцев я видал, хотя шью на господ сорок лет подряд!

День был светлым и солнечным. Всё шло как нельзя лучше. Корнет остановил карету и приказал кучеру гнать к дому французского посла.

В доме Эммануэля всё сияло чистотой. Накрахмаленные белые шторы и скатерти хрустели, как первый снег. Весь дом был уставлен большими корзинами свежих роз, лилий, пионов и гладиолусов, издававших сладкий летний аромат. Слуги то и дело переставляли цветочные композиции по приказу хозяйки дома, стараясь как можно изящнее украсить интерьер. На улице слуги тщательно скоблили щётками большой ковёр, а другие заносили на кухню корзины со свежим мясом, битыми курами и кроликами, фруктами и зеленью.

Шарлотта напряжённо отслеживала весь процесс подготовки, дабы ни один шаг слуг не оставался незамеченным. Она безумно желала, чтобы всё прошло на высочайшем уровне, ведь на свадьбу дочери прибудут самые важные чины города и знатные господа.

— Быстрее, быстрее. Свадьба дочери один раз в жизни! Всё должно быть идеально, — подгоняла она слуг.

Савин, наблюдая за этой суматохой, задумчиво ходил по гостиной в праздничном фраке туда-сюда, то и дело поглядывая на часы. Его голова была напряжена, а все мысли направлены туда, где находился друг Хватов. Так совпало, что именно сегодня придётся делать сразу два дела и, если повезёт, Хватов сможет поднять бокал шампанского на свадьбе Николая.

В гостиную вошла Сюзанна в свадебном платье с большим вырезом на модный французский манер. На её голове гнездились огромные папильотки. Корнет просиял улыбкой.

— Ты звал меня, любимый? Не терпится под венец? — вытянула губки Сюзанна, чтобы Савин их поцеловал.

Корнет нежно обнял невесту и картинно впился губами в её нежный ротик.

— Да, я хоть сейчас готов, — Николай состроил гримасу ангельского терпения.

Вышло так комично, что Сюзанна рассмеялась.

— Глупыш, я ещё не причёсана! — проворковала она.

Сюзанна чувствовала себя желанной и любимой, поэтому беспрестанно кокетничала и, под стать Савину, строила забавные гримаски.

— Ну, раз у нас ещё есть немного времени, то я, пожалуй, отлучусь по одному делу. Хорошо? — подмигнул ей Савин.

Сюзанна нахмурила брови и сделала насупленный вид.

— Куда? Какие могут быть дела в день свадьбы?

— Прости, не смог перенести. Возник один неотложный вопрос, — Савин старался говорить как можно беззаботнее.

Такой поворот событий огорчил невесту, и она обиженно отвернулась. На её глазах появились слёзы, а голос нервно задрожал:

— И этот вопрос важнее меня?

Савин обмяк и шагнул к девушке, нежно обняв её сзади за плечи. Меньше всего ему хотелось испортить настроение Сюзанны.

— Если кто-то из нас и правда глупыш, так это ты. Неужели ты не понимаешь, что я хочу сделать сюрприз? Ты просто вынуждаешь всё рассказать. Но учти, после этого никакого сюрприза уже не получится.

Сюзанна расплылась в счастливой улыбке и представила себе нечто такое, что может поразить её воображение. Потом она игриво посмотрела на жениха и приняла серьёзный вид:

— Так! Я не поняла! Почему ты ещё здесь? Ну-ка, живо отправляйся по своему неотложному делу!

Савин засмеялся, а Сюзанна стала нарочно подталкивать Савина к выходу, демонстрируя, что ждёт сюрприза с нетерпением. Савина забавлял её вид в папильотках — она напоминала то ли болонку, то ли садового шмеля. Еле сдерживая смех, он поддался её игре.

— Я мигом. За пару-тройку часов управлюсь! Приеду сразу в Исаакиевский собор. Прямо к церемонии, — Савин подмигнул невесте, выглядывая из-за дверного косяка.

— Всё, хватит болтать! Иди! — Сюзанна шутливо вытолкнула жениха за дверь и помчалась в свою комнату, где её терпеливо дожидался парикмахер.

Девушка напевала песенку о счастливой юности, принёсшей всё, о чём она мечтала. Ей ещё не верилось, что она станет замужней женщиной, и Сюзанна продолжала предаваться веселью, как малое дитя.

В полдень Савин подъехал к Литовскому замку в специальной карете с зарешёченными окнами. Это был полицейский экипаж, который ему удалось раздобыть за немалые деньги. Вид Савина немного отличался от стандартного полицейского, которые приезжали сюда время от времени, чтобы перевезти заключённых. Его лицо покрывала густая борода почти до самых глаз, поэтому даже сам Хватов никогда не признал бы в нём друга.

На входных воротах дежурила тюремная охрана. Савин достал из папки бумаги и протянул их дежурному. Часовой покосился на незнакомца, но на всякий случай внимательно прочитал весь документ. Бумага была подписана полицмейстером и скреплена гербовой печатью.

— Полковник Берс. Уполномочен доставить арестанта Хватова к месту исполнения его приговора, — монотонно произнёс Савин, стараясь соответствовать образу.

Часовой снова посмотрел на печать и почесал затылок. Приказов от начальства не поступало, но не пропустить внутрь полковника он никак не мог.

— Нас не предупреждали, — угрюмо ответил часовой, возвращая документ.

— А ты кто таков? Великий князь или сенатор? С какой стати тебя предупреждать должны? — прикрикнул корнет, размахивая перед его носом бумажкой. — Распоряжение перед тобой, здесь всё написано! Открывай немедля!

Часовой недовольно скривился, взял бумагу и зашёл в будку, служившую ему рабочим местом. Дежурному явно не хотелось ни открывать, ни впускать внутрь неизвестного полковника, поэтому он решил разузнать всё у начальства.

Савин остался снаружи и чувствовал нарастающее волнение — слишком долго не возвращался часовой. Это промедление могло означать всё, что угодно. Корнет тревожно огляделся по сторонам.

По улице шагали двое штатских в котелках, но они ни разу не взглянули в сторону Савина. Второй часовой, оставшийся сторожить ворота, почти в упор рассматривал полковника. На его лице было написано недоверие и любопытство одновременно. Странно, что полковник прибыл за заключённым самолично и без охраны.

Савин достал часы на цепочке и проверил время. Опаздывать на собственную свадьбу совершенно не хотелось. Ожидание томило его, но он старался отвлечься и казаться абсолютно равнодушным.

Через некоторое время из будки вернулся часовой вместе с тюремным смотрителем, невысоким полным мужчиной крепкого телосложения. Тот почтительно улыбнулся и поклонился Савину.

— Полковник Берс, извиняюсь за ожидание. Но вы сами понимаете, служба обязывает быть начеку.

Смотритель строго повернулся ко второму часовому и сделал ему прямой жест рукой, означающий дать проход. Ворота тюрьмы отворились, и смотритель, звеня ключами, повёл Савина по тюремным коридорам. Внутренние стены были покрыты серой краской, а полы выложены деревянными досками. Савин неуклюже споткнулся об одну из них.

— Ох уж этот Хватов. Слава Богу, изловили, — процедил смотритель, отворяя очередную тяжёлую дверь.

— Да уж, ваша правда, — хмуро произнёс Савин.

Он старался не брякнуть чего-нибудь лишнего. И вообще, мрачный молчаливый полковник — самый подходящий образ для человека, который повезёт арестанта на казнь.

Но смотрителю, видимо, хотелось пообщаться с полковником, чтоб узнать дальнейшие планы властей относительно Хватова.

— Сколько всего натворил-то! По таким виселица плачет!

— Вот и вздёрнем его сегодня, — грозно проговорил Савин, не поворачивая головы к смотрителю.

— Это правильно, господин Берс. Моя бы воля… — смотритель сжал кулаки, показывая, что задушил бы негодяя собственными руками.

Наконец смотритель подвёл Савина к камере, в которой томился его друг по лицею, и сердце корнета сжалось.

Смотритель вытащил из большущей связки нужный ключ. Дверь со скрежетом отворилась. В лицо Николаю ударила волна затхлого воздуха.

— Прошу, полковник Берс, — смотритель вежливым жестом пригласил его внутрь.

На нижней полке лицом к стене лежал человек, завернувшийся в шинель. Савин с жалостью посмотрел на друга.

Дверь в камеру хлопнула за спиной. Савин оглянулся и дёрнул дверную ручку. Странно! Дверь была заперта. Корнет снова посмотрел на лежащего на нарах товарища и громко кашлянул. Человек зашевелился, вяло повернулся и сел. Его глубоко посаженные серые глаза впились в лицо Николая. Корнет оторопел. Это был Путилин собственной персоной! Никакого Хватова в камере не было!

Савин постарался остаться невозмутимым и не показывать растерянности. Он стоял как ни в чём не бывало и смотрел на Путилина в упор, не давая дёрнуться ни одному мускулу на своём лице.

— Не понимаю. Это какая-то ошибка. Я прибыл за арестантом Хватовым, — произнёс Савин, стараясь оставаться в роли, которую принял для этой авантюры.

Путилин не выдержал и прыснул со смеха. Он искренно хохотал целую минуту, то и дело ударяя себя по коленкам.

— Вот за что я вас и правда уважаю, так это за находчивость. Браво! Полковник…

Иван Дмитриевич стал аплодировать, как в театре. Казалась, на его лице было написано восхищение смелостью корнета.

Савин не поддался на уловку и продолжал сохранять спокойствие, будто не понимал, в чём, собственно, заключается шутка.

— Вы объясните, что здесь происходит? — строго спросил Савин.

Путилин вытер рукавом лоб и, стараясь подавить приступ смеха, принял серьёзный вид.

— Ну, будет тебе, корнет, довольно комедию ломать. Поиграли и хватит.

Путилин встал и скинул с себя шинель, оставшись в полицейском мундире при погонах.

— Не понимаю, о чём вы, — с металлом в голосе произнёс Савин. — Я здесь по долгу службы и ни во что играть не собираюсь.

Савин придирчиво посмотрел на полицейского, а затем резко повернулся к двери и снова дёрнул её. Она, как и прежде, была заперта, и корнет принялся колотить в неё обеими руками.

— Откройте немедленно! Приказываю! Откройте именем закона!

Ему всё ещё не верилось, что он оказался в ловушке. Не может быть, чтобы это был конец! Не может подлый Путилин переупрямить меня, корнета Савина!

В маленьком окошке появилось ухмыляющееся лицо смотрителя, который действовал по приказу Путилина.

— Оставьте, право. Это бесполезно, — устало произнёс начальник полиции.

Савин наконец осознал ужас своего положения и, перестав колотить в дверь, решительно повернулся к Путилину лицом.

— Я сбился с ног, разыскивая вас, — с горькой усмешкой проговорил Путилин. — И, признаю, вы долго водили меня за нос. Но с каждым разом вы заходили всё дальше, слишком уверовав в себя и свою удачу. Так что я решил просто бросить ваши поиски, зная, что рано или поздно вы сами придёте сюда.

Путилин обвёл руками камеру:

— Именно здесь вам место, любезный полковник.

Полицейский прищурил глаз и весело посмотрел на корнета:

— И, кстати, низкий вам поклон от Тихона!

Громкий смех Путилина отразился от потолка камеры, словно гром. Всё закончено! Опустился занавес, погасли свечи. Грязная камера — плохая замена свадьбе с красавицей Сюзанной. Николай опустился на нары, закрыв лицо руками.

— Эх, дурак я, дурак! Сам себя загнал в капкан! — в отчаянии простонал он.

В Исаакиевском соборе собралась огромная толпа народа. Не каждый день увидишь такое событие — венчание дочки французского посла с господином Аленниковым, судопромышленником из Самары. Всюду были расставлены пышные корзины с белыми розами и гладиолусами. В назначенный час наряженные гости и празднично одетые священнослужители замерли в ожидании у алтаря, нетерпеливо поглядывая в сторону входных ворот.

— Кого ждут? — спросила одна из приглашённых дам.

— Кажется, жениха нет!

Удивлённые опозданием Аленникова, гости начали перешёптываться. Эммануэль, стоя возле дочери, то и дело с беспокойством посматривал на часы — ему совсем не нравилось унизительное положение, в которое поставил его дерзкий зять. Шарлотта нервно наблюдала за мужем, предчувствуя неладное.

— Может, что-нибудь случилось? — умоляюще спросила Сюзанна, хватая отца за рукав.

— Ну что ты, детка, я уверена, что всё в порядке, — быстро проговорила Шарлотта.

Своим беспокойством дочь могла вызвать ещё больше сплетен, поэтому мадам Ле Фло поспешила её успокоить.

Высокие двери нового собора громко распахнулись, и на пороге появилась фигура высокого мужчины, лицо которого было сложно рассмотреть. Слишком сильно слепил глаза гостей солнечный свет.

Все обернулись на звук и облегчённо вздохнули. Эммануэль первым нарушил тишину.

— Это он? Я не вижу. Это точно месье Аленников? — спрашивал он то ли у дочки, то ли у жены.

Тёмная мужская фигура уверенно приближалась к алтарю. Сердце Сюзанны задрожало. Она с надеждой всматривалась в лицо жениха, чтобы поскорее увидеть улыбку любимого, который приготовил ей сюрприз.

Сюзанна даже встала на цыпочки от нетерпения:

— Николай?

Но тут яркий свет отступил, и перед всеми ясно представилось лицо вошедшего. Это был начальник сыскной полиции Путилин. Его мрачное лицо резко контрастировало с яркими платьями дам и нежным личиком Сюзанны.

— Вынужден огорчить, но тот, кого вы ждёте, не приедет на церемонию, — проговорил он холодным жёстким голосом, от которого у всех пробежали мурашки по спине.

Сюзанна ахнула, в её голове помутилось. Она бессильно прижала ладони к вискам и закрыла глаза.

— Это неправда! Неправда! — простонала девушка.

Гости растерянно переглянулись и снова уставились на Путилина, который появился как гром среди ясного неба и нарушил их планы. Все хотели понять, что случилось, почему жених не может прийти на собственную свадьбу?

— Но почему? Что произошло? — воскликнула Шарлотта, представив себе зятя, который попал в больницу или, не дай бог, скоропостижно скончался.

Господин Ле Фло в замешательстве смотрел в лицо Путилина и не находил слов. Он не знал, что делать — расспрашивать этого мрачного человека или поддерживать дочь. Сюзанна была бледна, как мел. Казалось, она вот-вот рухнет в обморок.

Путилин повернулся к гостям и принял представительную позу, собираясь произнести нечто исключительно важное.

— Дело в том, что месье Аленников, как вы изволили его назвать, на самом деле является беглым каторжником, опасным рецидивистом, вором, мошенником и брачным аферистом, — торжественно произнёс Путилин.

Он обвёл бесстрастным взглядом гостей, от ужаса раскрывших рты.

— Но отныне вы можете спать спокойно. Он задержан, скоро будет предан суду, а после, я уверен, казнён, — заключил полицейский, обернувшись к отцу невесты.

На минуту в помещении повисла жуткая тишина. Все смотрели на полицейского и не верили своим ушам. Как такое возможно, чтобы дочь французского посла выходила замуж за отпетого бандита! И ведь многие знали его, общались на приёмах и карточных вечерах. Такой милый молодой человек! Это какая-то ошибка!

Потом тишину прорезал отчаянный вопль. То вскрикнула несчастная Сюзанна и тут же рухнула без чувств. Отец едва успел подхватить её. Шарлотта кинулась к дочери и закричала, чтобы позвали доктора. По залу разнёсся гул, будто тысячи пчёл ворвались внутрь собора.

Путилин довольно улыбался, закрепив свой успех на публике. Обманув Савина и заманив его в ловушку, он чувствовал себя победителем и теперь наслаждался славой, ловя на себе восхищённые взгляды молоденьких дам. Если бы не его личная заслуга, то французский посол был бы окончательно опозорен, связавшись с преступником, а может быть вообще лишился бы должности. Теперь фамилия Ле Фло была спасена, а он, Путилин, словно благородный рыцарь, успел отвести беду от благородного семейства.

Путилин знал, что слухи о его геройстве непременно дойдут до самого государя, и, возможно, его представят к награде за поимку опасного злодея. Теперь обидчик схвачен, и всё разворачивалось по сценарию начальника полиции. Оставалось только публично казнить наглеца.

Несколько тюремщиков сопровождали Савина в камеру, где он будет ожидать наказание. Его лицо было серым от изнеможения. Полицейские брюки с лампасами и рубаха полковника, которые он надел перед походом в тюрьму, были разорваны и выпачканы, открывая исхлёстанное плетью тело. Наконец охранник остановился у одной из дверей и открыл её ключом, предварительно посмотрев в небольшое окошко. Двери в длинную узкую камеру отворились, и перед Савиным открылось неприглядное зрелище.

Камера была битком набита людьми. Примерно пятнадцать угрюмых преступников, недовольно посмотревших на вошедшего Савина, размещались на нарах полусидя и полулежа. Было душно и пахло гнильём. Ближе ко входу сидели мужики с серыми угрюмыми лицами, на которых была написана беспросветная тоска. Подальше, у небольшого грязного окошка с кованой толстой решёткой располагались на нарах несколько злобных типов. Они тотчас уставились на корнета хитрыми опасными глазками. Увидев разорванные полицейские лацканы, узники оскалились — нечасто им приходилось лицезреть подобную картину, когда избитого полицейского бросали сюда, в самое пекло.

Окинув всех быстрым взглядом и стараясь не привлекать к себе внимания, Савин сел на нары с краю от входа в камеру. Напротив него на шконке с угрюмым видом сидел упитанный бородатый мужчина.

— Не знаешь, в какой камере арестант Хватов? — еле слышно спросил у него Савин.

Мужик с недоверием посмотрел на новичка и ещё больше нахмурился, будто бы Савин спросил о чём-то недозволенном. Затем мужик отсел подальше, чтобы исключить всякий разговор.

Рядом, через проход, сидел испуганный юноша, который специально отвернулся, чтобы Савин не стал приставать к нему.

Однако Савин не унимался и обратился к нему с тем же вопросом:

— Друг, Хватова не знаешь?

— Что? Вы мне? — испуганно ответил юноша, словно Савин уличил его в краже, а не задал простой вопрос.

Он ссутулился, поджал ноги и с тревогой посмотрел на агрессивных арестантов, сидящих у окна. Но Савина вовсе не смутило его беспокойное поведение. Он пересел поближе к юноше и продолжил свой допрос.

— Хватов, знаешь такого? — прошипел ему на ухо Савин.

— А, Хватов… — испуганно поёжился юноша. — Был у нас, потом унесли.

Его тело ещё сильнее сотрясла нервная дрожь. Он зажал свои колени руками, чтобы скрыть волнение, и отвернулся от Савина.

— Где он? В какой камере? — настойчиво продолжил расспрашивать Савин.

— Ни в какой, — огрызнулся парень.

— Это как же понимать? — недоумённо спросил корнет.

— Он… в лазарете. С чахоткой, — пояснил юноша, снова испуганно посмотрев на бывалых арестантов.

В этот момент один из мужчин, сидевших у окна, поднялся с нар и стремительно направился в сторону собеседников. Лицо здоровяка напоминало морду хищной кошки, которая первой нападает, яростно пуская в ход когти и зубы.

— Господин хороший, у людей вопрос к вам есть, — развязно обратился он к Савину и кивнул на своих дружков у окна.

— Да? Что ж, я с удовольствием отвечу, — бодро ответил Савин, не ожидая подвоха и даже обрадовавшись столь быстрому знакомству с местными обитателями.

Другой, низкого роста арестант с длинным носом также подошёл к Савину и, уже не церемонясь, спросил напрямую:

— Почему шаровары у тебя, как у легавого? Из служивых, что ли?

Низкорослый брезгливо скривился, словно наступил в грязь. Савин опустил взгляд на свои полицейские штаны с лампасами, разорванные в нескольких местах, и ухмыльнулся:

— Ах это? Всё просто. Разыграть хотел товарищей. Шутки ради. Да сам попался, — воскликнул Савин, хлопнув себя по коленке. — Теперь уже не до смеху, правда?

Корнет резко вскинул глаза на коротышку, ожидая его улыбки в ответ.

— А, может, ты всё брешешь? — злобно оскалился тот.

И вдруг Савина осенила мысль. Он усмехнулся собственной идее и поднялся с нар, приняв задиристый вид. Казалось, Савин решил учинить здесь раздор и навсегда установить свой порядок.

— Ты что же, меня за пустомелю принял? — корнет спросил так свободно, будто болтал со старым приятелем.

Заключённый, не привыкший к подобному поведению, вызывающе стиснул кулаки. Его дружок фыркнул и посмотрел в сторону окна. Там кто-то кивнул, подав знак проучить наглеца. Однако Савин, не обращая ни на кого внимания, первым двинулся на недругов, словно они не представляли никакой угрозы.

— Кто ты вообще такой, чтобы мне такое говорить? — слова Савина звучали развязано и оскорбительно.

Говорить такое опытным арестантам было сущим безумием. Юноша, чуть ранее беседовавший с Савиным, даже застонал от ужаса.

Корнет первым толкнул в грудь коротышку, который от внезапной дерзости новичка растерял весь напор. Его дружок тотчас бросился на Савина, пытаясь подмять его под себя и повалить на пол. Савин больно ударил его два раза в бок. Нападавший издал хриплый крик.

Коротышка с яростью бросился на Савина, готовясь нанести размашистый удар. Он бил и кулаками, и ногами, с расчётливой и грубой силой. В одну минуту тело Савина покрылось ушибами и ссадинами. Корнет уворачивался от ударов, как мог, и ухитрился схватить одного противника за ногу и повалить его на пол. Теперь уже двое катались по грязному полу, орошая его своей кровью.

На крики и шум внутри камеры немедленно пришёл ответ снаружи. Через минуту в помещение ворвались несколько тюремщиков, вооружённых дубинами. Они быстро разняли дерущихся, отгородив от заключённых полуживого Савина. А затем, схватив его под мышки и под колени, выволокли прочь из камеры в санитарный блок.

В лазарете пахло спиртом и жжённой ватой. Санитары поспешно уложили окровавленного корнета на койку. Савин был в сознании. Всё тело Савина ныло от боли, но в глубине души он оставался доволен — всё шло по плану.

Низкая деревянная койка, на которую положили корнета, стояла у зарешёченного окна. Санитары сняли с него окровавленную одежду, разрезав её ножницами посередине, затем обработали раны каким-то жгучим снадобьем. Больших повреждений не было, кроме одной раны на затылке, которая сильно кровоточила. Перевязав голову бинтом, санитары надели на пострадавшего чистую арестантскую робу и удалились на перекур.

Немного полежав в забытьи, Савин открыл глаза. За окном светило солнце. Он невольно подумал о Сюзанне. Как же она радовалась свадьбе, бедная крошка! А теперь негодяй Путилин, должно быть, уже всё сообщил семье Ле Фло, и бракосочетание корнета с дочерью французского посла не состоится.

Савин оглянулся по сторонам и приподнялся на койке. Тело отозвалось резкой болью, и он застонал. В просторном лазарете было светло, около десяти чисто убранных коек стояли вдоль стен. На трёх из них неподвижно, словно покойники, лежали больные арестанты. Савин вгляделся в лица каждого — один был лет пятидесяти, лысый, с огромным шрамом на лице, второй был худым и немощным стариком с впалыми глазами и щеками. Третий был молодой, но это был не Хватов.

Получается, что друга поместили в особый лазарет, но куда? Надо выяснить, раз уж он здесь. Николай кое-как встал с кровати, подошёл к двери, толкнул её вперёд. В коридоре никого не было. Медленно передвигаясь вдоль стены, корнет направился на поиски Хватова.

Дежурный врач, сидевший в конце коридора, заметил больного, самовольно покинувшего койку, и резко вскочил со стула:

— Заключённый, отправляйтесь на своё место!

— Доктор, помогите, воды… — вскрикнул Савин и упал всем телом вперёд.

Корнет дёргался в судорогах, извивался, кашлял, страшно запрокидывая голову назад. Мечась по полу, он нарочно прикусил себе язык и сплюнул кровь на пол. Испуганный врач подскочил к больному и, прижав ладонь к его лбу, попытался определить, нет ли жара. Доктор был молодой, работал в тюрьме всего неделю. Он панически боялся арестантов, поэтому, видя одного из них в припадке на полу, весь затрясся от страха.

— На помощь! Сюда, скорее! — завопил молодой лекарь сиплым голосом.

В коридор выбежали двое санитаров.

Врач показал на Савина и строго приказал:

— Быстрее, несите его в чахоточное, пока он нас всех тут не перезаражал!

Санитары погрузили Савина на носилки. Врач жестом показал, чтоб они не медлили. Савин начал кашлять пуще прежнего, харкая кровью прямо на ботинки санитаров. Двигаясь почти бегом, санитары вынесли его из лазарета в сторону отделения, где находились чахоточные и иные заразные больные.

Чахоточный блок был узким полутёмным помещением с низким потолком. Санитары швырнули Савина на свободную койку и без малейшего колебания предпочли убраться подальше от заражённого.

Как только тяжелая металлическая дверь закрылась за ними, Савин, несмотря на боль, резко вскочил и стал ходить от койки к койке, разыскивая друга. На одной из кроватей за грязной ширмой неподвижно лежал парень, похожий на Хватова. Его лицо сильно осунулось и побелело, глаза провалились, а подбородок и нос торчали, словно у мертвеца.

Савин бросился к нему и сталтеребить его за плечи. Хватов почти не дышал, а лишь издавал протяжный ноющий звук, похожий на еле слышный стон.

— Хват, ты чего? Приди в себя! — корнет продолжал отчаянно трясти друга, стараясь вернуть его в сознание, но, казалось, Хватов оставался где-то далеко — ничего не слышал и не осознавал.

Савина охватила паника. Друг, ради которого он добровольно отправился в тюрьму, мучительно умирал у него на руках. На глазах корнета навернулись слёзы. Он умоляюще смотрел на Хватова, всеми силами пытаясь вернуть его к жизни. Вот так встретились!

Неожиданно глаза Хватова открылись, и Савин нервно засмеялся.

— Пришли, так забирайте, черти. На том свете увидимся, — устало процедил Хватов и отвернулся к стене.

— Хват, это ж я, Савин! Давай, Павка, вставай! — радостно заговорил корнет, ещё до конца не веря, что друг очнулся.

Он стал усаживать его на койке, но Хватов сползал, не в силах удержать спину ровно. Тело Хватова стало слабым, как тряпка. От сострадания Савин прикусил губу. До чего довели, изверги!

— Вот суки. Ничего, мы им покажем. Такую взбучку устроим, — воскликнул корнет, погрозив двери кулаком. — Я Путилина самого на двадцать лет засажу! Павка? — испуганно зашептал он, заметив, что друг опять теряет сознание.

Савин принялся трепать его что есть мочи, словно борясь со смертью, которая уже стояла за спиной.

— Сейчас спать нельзя, — почти рыдая, говорил Савин. — Нам план нужен, да поскорее. У нас времени совсем мало осталось.

Ему не верилось, что друг, с которым прошли лучшие годы его жизни, навсегда покидает его, оставляя совсем одного на свете.

Хватов вновь очнулся и вдруг посмотрел на Савина ясным осознанным взглядом:

— Колька… — он улыбнулся, будто увидел ангела.

— Ну, наконец-то. Что? Говори, дорогой, — обрадовался корнет и прослезился от счастья.

Хватов с трудом перевёл дыхание и приобнял Савина за шею. В этот момент два друга почувствовали нечто невероятно сильное и важное, что связывало их годами. Сами того не понимая, они всегда чувствовали себя братьями.

— Я же только ради забавы пошёл… — еле успел произнести Хватов на ухо Савину и внезапно замолк.

Его лицо резко застыло и больше не проявляло признаков жизни. Он потерял сознание, но грудь ещё слабо колыхалась от дыхания.

Николай снова начал тормошить друга за плечи, пытаясь вырвать Хватова из лап смерти. Но тело Павла странно обмякло. Жизнь покинула его. Савин пощупал пульс. Он отсутствовал…

Корнет зажал рот рукой, чтобы не разрыдаться. Хватова больше не было. Перед ним лежало бездыханное тело, в помутневших глазах друга застыл свет от белых стен.

С минуту Савин молча сидел на койке, бесшумно трясясь. Перед его глазами пронеслось детство и юность, годы в лицее. Хватов всегда был рядом — немного неуклюжий, но такой же азартный и смелый, как сам Савин. Теперь всё было кончено, и жуткая действительность навалилась на плечи снежным комом. От щемящей тоски по другу Савин обнял его тело и лёг рядом, беззвучно рыдая в пустоту. Его мир рухнул, и теперь всё было безразлично — свобода, деньги, успех… Савин впал в забытьё и уснул.

Его разбудило шарканье шагов. В коридоре отрывисто звучали голоса. Савин вмиг очнулся и резко поднялся с койки. Он снова посмотрел на Хватова, но теперь уже другим взглядом. Это был отчаянный взгляд, в котором смешалось чувство мести и отваги. В секунды корнет перескочил на свою койку и притворился спящим.

Погремев ключами, в отделение неторопливо вошли другие санитары, впустив запах свежего табака.

— Который из них-то? — почесал свою плешивую голову один из вошедших и уставился на спящего Савина.

— Кажись, этот, — зевнул второй.

Он подошёл к спящему и кулаком грубо толкнул его. Савин сделал вид, что проснулся, и застонал в ответ.

— Фамилия! — то ли приказал, то ли спросил санитар с длинными усами.

— Савин, — тихо простонал больной, краем глаза внимательно наблюдая за происходящим.

В этот момент приступ кашля сотряс его, и Николай скорчился, напугав санитаров. Его брезгливо откинули к стене, не желая подхватить заразу.

— Не этот. Тот, значит, — лысый показал на лежащего у стены мёртвого Хватова. Второй санитар направился к нему.

— Ишь, умник нашёлся. Давай, вставай! На эшафот скоро, — в голосе санитара слышались ненависть и презрение.

Но тело Хватова не реагировало на толчки, и санитар испуганно отшатнулся. Понимая, что заключённый умер, он устало вытер лоб и посмотрел на напарника.

— Помер, — заключил тот, пожав плечами.

— Беги, доложи начальству. А я за мешком пока, — приказал санитар с усами, и они оба вышли.

Как только дверь за ними закрылась, Савин поднялся и подошёл к двери. Но тут снова послышались шаги в коридоре, и Савин метнулся назад к своей койке.

Один из санитаров вернулся с главным доктором, который сразу направился к телу Хватова. Седовласый врач нагнулся над умершим, посмотрел его зрачки, пощупал пульс и, убедившись в смерти пациента, со вздохом произнёс:

— Всё, можете готовить.

Затем доктор направился к неподвижно лежащему Савину, который сквозь слегка приоткрытые веки наблюдал за происходящим. Врач пощупал его пульс и бодро, слегка посмеиваясь, заключил:

— Живой! Может, тобой будут народ на казни развлекать?

Савин оставался лежать недвижно, пока врач не покинул палату. Тем временем санитар стал нехотя заталкивать тело умершего Хватова в мешок из грубой ткани. Его лицо было напряженным, губы брезгливо кривились — не каждый день приходилось забирать труп из лазарета.

Санитар осмотрел комнату и недовольно пробурчал:

— Чёрт, верёвку забыл.

С этими словами он направился к двери. Ум Савина сработал молниеносно. Оставшись один, корнет живо встал. Затем, приложив немалые усилия, вытащил тело Хватова из мешка и переложил его на свою койку лицом к стене. Ещё раз на прощание посмотрел на друга и накрыл его одеялом. Сам же быстро влез в мешок и притворился мёртвым. Вскоре снова вошли санитары. Один из них сразу же крепко связал мешок с трупом.

— Чего вылупился? Тащи, — приказал усач.

— Как же я его один потащу? — возразил напарник. — Одному вовсе несподручно!

— Курить-то ты один мастак, пока я тут пыжусь, — заворчал усатый и со всей силы сдёрнул мешок с кровати так, что Савин больно ударился головой о пол.

Стиснув зубы, Николай подавил стон боли. А санитары всё переругивались, ворчали друг на друга. В конце концов, они понесли мешок вдвоём. В тюремном дворе их ожидала специальная телега, которую в лазарете окрестили «труповозкой».

Взвалив мешок с трупом на телегу, усач с ловкостью вскочил на неё и хлестнул лошадь, направляя её в сторону выезда из тюрьмы.

В будке дежурил охранник. Сквозь сетчатые дырки в мешке Савин видел всё, что происходило на улице. Свежий воздух и вера в близкое освобождение придавали ему сил.

Так совпало, что у тюремных ворот торчал измождённый и оборванный Джон Форрест. В тюремных стенах он утратил былой лоск и выглядел, как бродяга. Двое конвоиров сопровождали его вместе с начальником тюрьмы, изъявившим желание лично присутствовать при освобождении британского подданного.

— Вам это с рук не сойдёт! Так с заключенными не обращаются, — кричал Джон Форрест, нервно размахивая руками.

Ему вторил полный, добротно одетый господин — видимо, адвокат. Но начальник тюрьмы держался вполне уверенно и бодро. Он любезно улыбался.

— Мистер Форрест, я уже тысячу раз вам повторил, что я приношу извинения. Если вам угодно, можете подавать жалобу, — говорил он, сверкая вставными золотыми зубами.

— Именно этим я теперь и займусь, — заявил Форрест, подняв указательный палец вверх. — Это возмутительно, люди не могут содержаться в таких нечеловеческих условиях!

Глаза Джона неистово горели от увиденной им несправедливости к людям, пусть и преступникам. Впрочем, начальник тюрьмы, казалось, ничего не слышал. Он равнодушно протянул Форресту бумагу с гербовой печатью тюрьмы:

— Вы свободны! Всего вам доброго.

Форрест взял протянутую бумагу и потряс ею перед носом начальника, выражая своё недовольство.

К этому времени повозка с мертвецом в мешке подъехала к воротам, и конвоир жестом остановил её, приказывая возчику предъявить разрешительный документ.

Санитар быстро спрыгнул с повозки и показал бумагу:

— Сверять будете?

Слушая диалог санитара с конвоиром, Савин напрягся в ожидании. Что если охранник возжелает проверить мёртвое тело? Он застыл от ужаса при мысли, что его могут пронзить штыком.

— Ты что ж, думаешь, у меня девять жизней, как у кошки? — загоготал в ответ конвоир, и брезгливо оглянулся на Джона Форреста, который всё ещё топтался у ворот, перечитывая бумагу об освобождении.

Англичанину казалось возмутительным, что голодного, измождённого человека вот так выпихнули на улицу, не предоставив никакой компенсации за ущерб, причинённый его здоровью и репутации.

— Разрешите идти? — спросил санитар у конвоира, который, казалось, забыл о нём.

Форрест, наконец, сложил бумагу в нагрудный карман и недовольно объявил:

— Я тоже, пожалуй, пойду!

Джон направился к выходу, демонстративно не попрощавшись с начальником тюрьмы.

— Идите, идите. Вы свободны, — крикнул ему вслед начальник, не желавший, чтобы Форрест строчил жалобные пасквили в его адрес. По мнению начальника тюрьмы, все эти англичане мошенники. Чего шастать здесь, в России? Зачем скупать непроверенный товар? Махинаторы, одним словом, и всем им место за решёткой.

Ворота тюрьмы широко отворились, и Форрест вышел, таща за собой адвоката. Повозка с мертвецом выехала следом, и ворота тюрьмы тут же закрылись на множество засовов.

Через час телега с трупом медленно подъезжала к кладбищу за городом. Здесь хоронили умерших арестантов и бродяг. Старые могилы давно поросли травой, и могильщики не торопились копать новые, предпочитая выполнять заказы по мере необходимости.

Территория кладбища тянулась вдоль мусорной свалки, куда налетали тысячи ворон. Иногда мусорщики поджигали её, и тогда кладбище заволакивало облаком густого едкого дыма, от которого у всякого начинался приступ кашля. Ветер разносил по могилам остатки несгоревших кусков материи и бумаг, и от того кладбище было усыпано разноцветным мусором, напоминая издали заброшенный огород. Местные вороны с радостью подбирали цветные обрывки, украшая ими свои гнёзда.

У въезда на кладбище располагалась сторожевая будка, где могильщики обычно распивали вино в часы, когда не было работы. Повозка подъехала аккурат в семь часов вечера, и солнце ещё не село за горизонт. По обычаю могильщиков хоронить трупы после заката солнца запрещалось, и они недовольно поморщились: сегодня придётся снова работать.

Санитар и могильщики стянули мешок с трупом с повозки и оставили его лежать рядом с будкой. Сквозь плотную мешковину Савин наблюдал, как санитар достал из кармана несколько купюр и передал их могильщику в качестве оплаты за работу. Дюжий парень средних лет что-то говорил санитару с укоризной, но тот достал бумагу с печатью и тыкал пальцем в неё.

— Да пойми ты, мил человек, мертвец этот — заразный и оставлять его в тюрьме до утра никак было нельзя.

Договорившись о доплате, санитар передал могильщику ещё купюру и, быстро запрыгнув на повозку, плёткой несколько раз стегнул лошадь.

Могильщики подошли к мешку и стали разглядывать его со всех сторон.

— Сейчас закопаем? — спросил здоровый могильщик у старшого.

— Да ладно тебе. Работа не волк, в лес не убежит, — ответил старшой и пнул труп, желая отодвинуть его подальше от будки.

Удар пришёлся по рёбрам. Савину показалось, что теперь одно его ребро точно сломано. Он протяжно застонал. Однако могильщики ничего не услышали из-за крика ворон, стаей взлетевших над их головами.

— Давай поедим, потом делом займёмся, — поморщился старшой, поглядев на горизонт.

Работать на голодный желудок не хотелось, и верзила обрадованно закивал — мысль о еде вызвала у него страстный аппетит. Могильщики зашли в будку, налили по кружке вина и достали нехитрый ужин, состоящий из хлеба, домашнего сыра, огурцов и копчёного окорока.

Савин решил не терять времени и приступил к делу. Все попытки разорвать мешок окончились провалом. Грубая ткань оказалась слишком крепкой, чтобы разодрать её голыми руками. Сейчас он пожалел о том, что не прихватил в лазарете какой-нибудь острый предмет, но всё произошло слишком быстро.

Затёкшее тело корнета ныло от боли. Ребро давало о себе знать, даже небольшие движения вызывали адскую боль. Дышать становилось всё труднее. В отчаянии Савин принялся грызть мешковину, словно зверь, у которого не оставалось выбора. Мало-помалу, выплёвывая оторванные нитки мешковины, ему удалось прогрызть дыру величиной с кулак. Наконец, он смог просунуть наружу руку и стянуть веревку, которой была завязана горловина мешка. Выбравшись на свободу и вдохнув смешанный с едким дымом могильный воздух, Савин, хромая на правую ногу, заковылял прочь в сторону лесной опушки.

Дорога к лесу шла через небольшой овраг с проточной водой, покрытый многочисленными камышами. Благодаря им, корнету удалось незаметно по воде дойти до леса и свернуть на тропинку, ведущую в сторону пригородов Петербурга. Вечерело, и по первым звёздам он смог определить направление, не переставая двигаться вперёд.

К ночи корнет добрался до деревенской улицы, вдоль которой тянулась вереница низеньких деревянных домиков, казалось, вросших в землю. В одном дворе на паре жердей хозяева сушили мужскую одежду, и Савин, не задумываясь, сорвал её, перебравшись через забор. Однако хозяйская сторожевая собака, почуяв неладное, громко залаяла, оповещая домашних о чужаке, и кинулась за ним вдогонку.

— Вот сучка, — стиснул зубы Савин и быстро вскарабкался на забор, не выпуская из рук одежды.

Савин почувствовал нос собаки на своём бедре и, собрав всю силу воли, сиганул через забор, больно свалившись на бок. Собака продолжала злобно скалиться и лаять. Показав ей язык, Савин поковылял подальше от избы, чтоб наконец-то переодеться в человеческую одежду.

Рубаха, кепи и штаны пришлись ему впору. Ботинки оказались немного великоваты, но он плотно стянул их шнурками и побрёл в сторону города. Савин во что бы то ни стало хотел попасть в дом Ле Фло и уговорить Сюзанну бежать с ним в Самару. Внутри ещё теплилась надежда, что Сюзанна его простит и сделает всё, что он скажет.

Добравшись до первого кучера с каретой, ожидавшего кого-то у господского дома, и подождав, когда тот возьмёт седока, Савин ловко запрыгнул сзади на подножку и доехал до центра, не заплатив ни копейки.

Окно комнаты Сюзанны на втором этаже было прикрыто. Внутри горел свет. Аккуратно перебравшись через высокую ограду дома Ле Фло, Савин раздобыл лестницу и приставил к стене. Добравшись до подоконника, он украдкой заглянул в покои любимой.

Сюзанна лежала на кровати уткнувшись носом в подушку. Девушка громко плакала. Её свадебное платье валялось на полу, а вокруг стоял страшный беспорядок. Савин легонько толкнул створки, и окно послушно распахнулось, впустив свежий воздух из сада, а вместе с ним и полуживого корнета.

Сюзанна, казалось, утратила слух и, ничего не замечая вокруг, продолжала заливаться слезами. Ещё бы, позор на весь Петербург — невеста преступника, брошенная у алтаря! Сначала Форрест, теперь Савин… Её жизнь разбита навеки, и никто ей уже не поможет.

Оказавшись внутри комнаты, Савин осторожно приблизился к девушке на расстояние вытянутой руки. Стараясь не испугать, он обратился к ней тихим голосом:

— Любимая…

Но Сюзанна не расслышала его сквозь собственные рыдания.

— Сюзанна! — Савин громче окликнул девушку, сделав усилие. Говорить громко ему было трудно из-за давящей боли в груди.

На мгновение Сюзанна замолчала, слегка приподняв голову. Девушке показалось, что она бредит и ей слышатся голоса. Савин шагнул к ней. Сюзанна закричала, будто увидела привидение. Корнет зажал её рот ладонью, не давая возможности поднять переполох.

На первом этаже дома в гостиной сидели Эммануэль, его супруга Шарлотта и недавно освободившийся из тюрьмы друг семьи Джон Форрест. Они пили чай и обсуждали произошедшее, пытаясь прийти в себя и наладить отношения дочери с Джоном. До них донёсся крик Сюзанны, оборвавшийся в тот же миг, и они с сочувствием посмотрели наверх.

— Бедная девочка, — вздохнул Эммануэль, подливая себе чаю.

— Слышите, как надрывается? — печально сдвинула брови Шарлотта и с укоризной взглянула на Джона. — Пойдите, утешьте её.

— Думаете? Может, чуть позже? — с сомнением в голосе произнёс Джон, не желая именно сейчас утешать женщину, которая убивается по другому мужчине.

— Что вы, что вы, — махнула рукой Шарлотта. — Она будет очень рада вашему освобождению!

Мадам Ле Фло хотелось поскорее прекратить этот траур, царивший в её доме вместо запланированного веселья. Джон как нельзя лучше подходил на роль жениха её дочери, и поскольку сомнения в его порядочности теперь отпали, Шарлотта надеялась восстановить утраченную справедливость.

Савин не отпускал рот Сюзанны до тех пор, пока она не успокоилась:

— Я сейчас отпущу ладонь. Только обещай мне не кричать. Хорошо?

Сюзанна смиренно кивнула, и Савин отнял руку.

— Ты пришёл меня убить? — язвительно прошипела Сюзанна и посмотрела с ненавистью на того, кто растоптал её самые искренние чувства.

— Напротив. Я пришёл, чтобы предложить тебе жизнь! Со мной. В Самаре. Как ты и хотела.

Теперь, когда всё прояснилось, его предложение показалось Сюзанне совершенно диким, а его появление здесь после несостоявшейся свадьбы — верхом цинизма. Она недовольно высвободилась из объятий Савина и с отвращением оттолкнула его.

— Ты мошенник. Подлый обманщик. Как ты вообще посмел явиться сюда? — презрительно выплеснула она.

Сюзанна больше не чувствовала ни восхищения, ни былой влюблённости. Напротив, Савин в своих убогих обносках казался ей жалким деревенщиной. И он имеет наглость предлагать ей, дочери французского посла, жить в Самаре на правах нищенки!

— Сюзанна, дорогая, — глаза Савина горели неистовым огнём. — Моя жизнь так повернулась, что я вынужден жить во лжи. Но видит Бог, это не мой выбор. И я не хотел тебя обманывать.

Он говорил со всей искренностью, на какую был способен, и смотрел прямо в её небесные глаза. Но Сюзанну совершенно не привлекал жених, который имеет за душой лишь дурную репутацию и не может предложить ей ничего достойного.

— Я не верю! Ни единому твоему слову! — резко ответила девушка.

Не имея доказательств своей искренности, Савин упал перед Сюзанной на колени.

— Я понимаю, это непросто. Но прошу, поверь мне. И прости. Я, правда, люблю тебя больше жизни. Иначе не явился бы сюда, рискуя головой.

Сюзанну совсем не впечатлил этот дешёвый монолог из французских романов. Она больше не считала Николая достойным себя и не желала выходить за него замуж ни при каких условиях. Так опозорить семью на глазах у гостей! Она этого вовек не простит.

— Если любишь меня, то сделай одолжение — сдайся полиции.

Сюзанна холодно посмотрела на человека, который казался ей опасным проходимцем.

Савин обречённо опустил голову. Такого обещания любимой он дать не мог.

— Поверь, это ничего не исправит. И уж тем более не принесёт тебе облегчения, — печально сказал он.

На душе у Николая было скверно как никогда. Он отчётливо понимал, что окончательно проиграл в глазах девушки, и она больше не любит его, как прежде.

Внезапный стук в дверь прервал их разговор, и Савин инстинктивно посмотрел в сторону окна, через которое проник в комнату.

— Сюзанна! Это Джон. Я могу войти?

На минуту в комнате повисла гробовая тишина. Савин с надеждой смотрел на Сюзанну, которая ещё недавно пылала к нему любовью и была готова плыть с ним на пароходе хоть на край света. Он видел, что Сюзанна мешкает и глазами умолял её не открывать.

В Сюзанне боролись два чувства — ей очень хотелось всё забыть и простить любимого, но в то же время хотелось сделать всё наоборот.

— Пожалуйста, не надо. Не впускай его, — шёпотом взмолился Савин, прижимая руки к груди, отчего его вид сделался невероятно жалобным. Сюзанна зажмурилась, тряхнула головой и крикнула:

— Войдите!

Дверь распахнулась, и на пороге появился элегантный Джон. Его лицо было чуть бледным, но новый серый костюм, сшитый по английской моде, лишь подчёркивал его загадочную бледность.

От неожиданности лицо Джона вытянулось и вмиг стало розовым, а глаза расширились — Савин стоял перед Сюзанной на коленях. Поистине, трудно представить более непредсказуемый сюжет!

— Ах ты мерзавец! — опомнившись, пискляво заорал англичанин.

Однако, прежде чем напасть, Форрест подозвал подкрепление, крикнув сидящим внизу родителям Сюзанны:

— Он здесь! Скорее сюда!

Савин застыл на месте, но, когда Джон бросился к нему, чувство самосохранения заставило корнета вскочить и подбежать к распахнутому окну. Джон с лёгкостью настиг его. Савин больно пнул его в пах, но Джон успел схватить его за ноги и повалить на пол.

Завязалась отчаянная борьба — двое женихов Сюзанны катались по полу, молотя друг друга кулаками, словно дрались не на жизнь, а на смерть. Везение снова не покинуло Савина. Он толкнул рукой небольшой круглый столик, на котором стояла китайская ваза. Тяжёлая посудина качнулась и упала прямо в ладонь корнету. Савин перехватил её за горлышко и наотмашь стукнул соперника тяжелым дном вазы по голове. От боли англичанин завизжал, как поросёнок, схватившись руками за голову. Это помогло корнету высвободиться из цепких объятий Джона и вскочить на ноги.

Савин посмотрел прощальным взглядом на Сюзанну, которая в страхе прикрыла рот рукой и не могла вымолвить ни слова. В глазах Савина читался молчаливый укор, и, не выдержав, девушка отвернулась.

Услышав крик и возню наверху, возмущённые Шарлотта и Эммануэль ворвались в спальню дочери. Увиденное сразило их наповал. В тот же миг в комнату вбежали двое слуг и яростно кинулись на Савина. Корнет успел вскочить на широкий подоконник и бесстрашно сиганул вниз. Слуги лишь посмотрели вслед ему, свесив головы из окна.

Точно приземлившись на куст, но изрядно оцарапавшись, Савин живо перебежал через сад к высокой ограде и выбрался на улицу. Ночные пустынные улицы густо заволокло туманом, и Савин остался незаметным для посторонних глаз. Его тело ныло, а на душе была пустота — Хватов умер, Сюзанна отвернулась. Теперь у него нет ни одной близкой души в этом мире. Надо спасать свою жизнь и заново ловить за хвост капризную птицу-удачу.

Вскоре Савин добрался до набережной. Вдали на пристани его ожидал пароход с красивым именем «Сюзанна». Сонные городовые бродили туда-сюда, словно бродячие псы. Савин остановился, чтобы осмотреться. Ждать ему пришлось немало. Парочка городовых шла слишком лениво, один из них увлечённо говорил о какой-то барышне. Когда их мундиры наконец-то скрылись из вида, Савин устремился к своему пароходу, чтобы отдать последнее распоряжение.

Рассвет ещё не наступил, но рабочие уже таскали тяжёлые мешки и катали полные бочки на соседний корабль с высокой мачтой и огромной палубой. Савин подошёл к своему пароходу и окрикнул капитана. Игнатьич приметил хозяина и приказал спустить трап. Взобравшись на палубу, Савин свысока посмотрел вокруг.

Ночной город лежал перед ним, как на ладони. Соседний корабль готовился к отплытию и издал прощальный сигнал. Рабочие неохотно закатали трап, и корабль плавно отчалил.

Савина осенила мысль, и он быстро обернулся к капитану.

— Игнатьич, а куда отплывает тот корабль?

— Кажись, в океан будет выходить, — пожал плечами капитан.

— Плыви за ними, — бодро приказал Савин, будто это было не судно, а извозчик на Невском.

— Куда? — удивлённо вытаращил глаза Игнатьич. Таких чудачеств он никак не ожидал и готовился исключительно к отплытию в Самару.

— В кругосветное путешествие, — мечтательно произнёс Савин. В его неуёмной голове возник новый грандиозный план.

Капитан недоверчиво посмотрел на хозяина, но, ничего не спрашивая, приказал матросам готовиться к отплытию вслед за большим кораблём «Фортуна».

Наутро, едва рассвело, оскорблённые и перепуганные недавними событиями, Эммануэль и Шарлотта направились в полицейский участок лично к господину Путилину, который изволил прийти на свадьбу их дочери, опозорить семью и потом выпустить злостного преступника на волю как ни в чём не бывало.

Путилин весьма серьёзно воспринял визит французского посла с супругой. Он внимательнейшим образом выслушал их рассказ, но никак не мог уразуметь, кто же под видом Савина ночью пробрался в их дом. Быть такого не может, чтобы Савин снова гулял на свободе. Из Литовского замка никто никогда не убегал!

Он молча слушал обвинения в свой адрес и перебирал в голове самые разные варианты странного события. Успокоив супругов Ле Фло, он заверил их, что обязательно отыщет преступника, и поклялся, что не выпускал его из заключения. Родители Сюзанны уехали успокоенные, но Путилин всё же решил перепроверить информацию лично и ближе к вечеру отправился в тюрьму.

Начальник сыскной полиции готов был собственными руками придушить мерзавца, но вызнать, кто под его личиной снова тревожил французского посла и его дочь. Охранник тюрьмы сообщил Путилину, что арестанта Савина ещё вчера перевели в лазарет, где содержали особо заразных больных. Путилин сразу насторожился. Он отправился в лазарет, где обнаружил на дежурстве спящего на стуле санитара.

— Где арестант Савин? Мне доложили, его сюда перевели, — закричал Путилин, перепугав санитара.

— Его не сюда. Его на тот свет перевели, — почесав лысый затылок, сообщил санитар.

Его слова вызвали новый приступ ярости у полицейского.

— Не уверен, что понимаю ваш извращённый врачебный юмор, совершенно неуместный, когда вы беседуете с начальником сыскной полиции, — зарычал Путилин.

Санитар испуганно втянул голову в плечи. Такого поворота он не ожидал. Неужто такой этот арестант важный, если его ищут даже после смерти? Санитар виновато посмотрел на начальника полиции и заговорил заискивающим тоном:

— Преставился ваш Савин. От чахотки. Сгорел, как спичка.

Санитар сокрушённо покачал головой, изображая глубокое сопереживание.

Путилин невольно почувствовал, что ему вдруг стало грустно. Как ни крути, этот Савин был парень талантливый — сметливый, артистичный, отлично в людях разбирался. Жаль, по плохой дорожке пошёл… Да, но с таким надо держать ухо востро, даже после его смерти!

— А могу я взглянуть на тело? — строго спросил Путилин.

— Конечно, ваше высокоблагородие, — понимающе закивал санитар и сопроводил следователя к койке, на которой лежало тело, накрытое серым казённым одеялом.

Он приподнял одеяло и кивнул:

— Вот он, ваш Савин. Прими господи его душу… Скоро отвезут тело на кладбище… уже второе за два дня.

Санитар поднял пальцы для крестного знамения, но перекреститься не успел. Из горла начальника полиции вырвался странный сдавленный хрип. Как будто Путилин хотел завопить, но от ужаса потерял голос.

— Ваше высокоблагородие… — испуганно спросил санитар. — Не дурно ли вам?

— Дурно! — с яростью выкрикнул Путилин. — Так дурно, что впору самому ноги протянуть! Какой же это Савин? Это Хватов! А где, чёрт побери, Савин?

— Вот же, — показывая на тело Хватова, ответил санитар. — А Хватов преставился вчера, — добавил он, глупо хлопая глазами.

Путилин выбежал из лазарета, злобно стискивая кулаки. Лицо его побагровело от ярости, глаза горели безумным огнём.

— Опять сбежал! — с ненавистью бормотал гениальный сыщик.

Тем временем пароход «Сюзанна» плавно шёл по Балтийскому морю. На покинутом берегу остались прошлое Савина, его потери и радости. Перед ним открывалась новая жизнь, в которой больше не будет полицейских участков и тюремных лазаретов. Море открыло корнету свои объятия и несло на волнах к новой, необычайной судьбе.

Будет ли она счастливой? Николай смотрел на звёзды, отражающиеся в воде, и упрямо шептал:

— Конечно будет!