Джио + Джой и три французские курицы (ЛП) [Элли Холл] (fb2) читать онлайн

Элли Холл «Джио + Джой и три французские курицы» Серия: Рождественская романтика братьев Коста #4 (разные герои)

Переводчик: Светлана П.

Редактор: Дания Г.

Вычитка: Екатерина Л.

Обложка: Татьяна С.

Переведено для группы:

vk.com/bookhours

t. me/bookhours_world

ПРОЛОГ

Дорогой, Санта,

Привет! Это Джой Гловер, твоя поклонница номер один. Я никогда не переставала верить. Ну, было одно Рождество, когда я нашла свой чулок пустым, и сомневалась, но на следующий год ты оставил мне конфетную трость. Она определенно была сделана эльфами. Понимаю, что в тот год ты был занят тем, что следил за изготовлением и доставкой подарков по всему миру — похоже, это очень ответственная работа. Когда росла, моя мама была очень занята, работая помощником юриста, так что я понимаю. Никаких обид.

Но вернемся к сегодняшнему дню и взрослой Джой Гловер. Недавно моя жизнь повернула в сторону провала. Я не знаю, куда еще обратиться и что еще делать. И решила, что не помешает попросить о помощи.

При этом, если честно, я уверена, что у тебя много поклонников номер один. Но дело в том, что ты никогда меня не подводил. Мы оба знаем, что моя мама — не особый любитель праздников. Помнишь тот год, когда я писала тебе о том, что у нас были остатки еды на рождественский ужин? Паста с разогретым соусом для спагетти на второй день получается чуть ли не вкуснее, но в то Рождество у меня была только половина сэндвича с тунцом и несколько размокших картофелин фри. Отвратительно.

Не то чтобы я ожидала ужина из семи блюд, но старый сэндвич был, как бы это помягче сказать, хреновым. Скажем так, мама не приложила особых усилий, чтобы сделать праздник особенным. Было похоже, что она хотела сделать вид, что его просто не существует. Но не я. Нет. Мне нужны мне все эти шишки, пуансеттии и ароматические свечи. Я даже согласна на фруктовый пирог.

Мне не следует жаловаться, потому что, наверное, мама делала все, что в ее силах. И не обижаюсь на то, что мы редко ставили елку, украшали ее или пели рождественские гимны вместе. Как уже сказала, эта женщина была очень занята, когда я была моложе. Поддерживать нас обеих было нелегко. Хотя, когда училась в шестом классе, она уехала в круиз по Карибам на неделю от Рождества до Нового года и оставила меня с соседкой. Но я отвлекаюсь.

Как ты, наверное, хорошо знаешь, всю свою взрослую жизнь стараюсь сделать все возможное, чтобы мир узнал, как сильно я люблю Рождество. И да, да, да, самое главное — это не размер елки, не количество мерцающих огоньков и неидеальный венок. Конечно, Рождество — это нечто гораздо большее. Для меня все эти гирлянды и блестки указывают на истинную причину сезона. Понимаешь? Это как добавлять все начинки к мороженому. Это дополнение, бонус, то, что мы делаем только раз в году.

К тому же, это делает людей счастливыми. В конце концов, меня зовут Джой¹.

Хм, насчет счастья и радости…

При обычных обстоятельствах я бы не стала писать тебе об этом, в основном потому, что слишком стара и большинство людей, вероятно, считают меня глупой за то, что не теряю надежды, но недавно моя жизнь совершила крутой вираж. Не буду утомлять тебя ужасными подробностями, но я получила огромное количество «нет». Не будет ли слишком, если попрошу парочку «да»?

Я не прошу победы, хотя это было бы замечательно. Но согласна на работу, дом и мужа, если у тебя есть такой на Северном полюсе — и не отказалась бы от «долго и счастливо». Я шучу! В основном. Наверное, мне следует все упростить.

Вот мои пожелания:

Я бы хотела получить приличное рождественское печенье без глютена (нет хлебу, выпечке и макаронным изделиям для этой девушки).

Помнишь ту вишневую гигиеническую помаду, которую ты иногда приносил мне? У меня она закончилась. Мои дополнительные средства на случайные расходы ушли на квартплату, так что я возьму большую упаковку, пожалуйста.

Также хотела бы получить немного кошачьего корма и любые другие предметы, связанные с кошками.

Знаю, что последнее странно, потому что у меня нет кошечки. Но я потратила почти все свои сбережения на выживание в Нью-Йорке, пока искала работу. Обычно я делаю большие пожертвования в виде кошачьего корма и принадлежностей в местный приют для животных, но в этом году немного не хватает средств. Но все равно хочу сделать что-то хорошее для наших пушистых друзей, у которых нет дома.

Вот, пожалуй, и все. Если у тебя найдется минутка, мне бы хотелось, чтобы моя мама прониклась духом Рождества. Поверь мне, я безуспешно пыталась пробудить в ней интерес к этому сезону. Думаю, нам нужно достать большие рождественские конфетти-пушки, чтобы провернуть этот трюк. Я бы хотела увидеть ее счастливой для разнообразия.

Думаю, на сегодня это все. Спасибо, Санта. Счастливого Рождества тебе и, пожалуйста, передай привет миссис Клаус вместе с эльфами.

С любовью,

Джой Элоиза Гловер (В этом году я нуждаюсь в утешении и радости, пожалуйста!)

ГЛАВА 1

ДЖОЙ

Какой самый худший способ расстаться с кем-то? Это старая фраза: «Дело не в тебе, а во мне». Так банально. Можно попросить друга сделать грязную работу. По мне, так в этом нет никакой чести (или завершения). Некоторые люди делают это по телефону, а другие пишут смс. Дурной тон, на мой взгляд. Еще хуже — расставание по электронной почте. Так безлично.

А еще есть призрак. Парень исчезает, не отвечает на телефонные звонки, не открывает дверь и не признает существование своей бывшей второй половинки. Исчезает из вашей жизни во всех отношениях, кроме одного. Остаются вопросы без ответа о том, почему это произошло, и они преследуют вас, как четыре призрака в рождественской песне Чарльза Диккенса. Невозможно перестать думать о том, что пошло не так.

К сожалению, я испытала на себе все вышеперечисленное. Билли Марстон, парень, с которым встречалась в выпускном классе средней школы, сказал: «Дело не в тебе, а во мне». Когда задала очевидный последующий вопрос о деталях разрыва отношений, он ответил: «Вообще-то, дело в тебе». Очевидно, он не был «жаворонком», а я была слишком бодрой до полудня.

Мой парень из колледжа, Тайрон, заставил общего друга сделать грязное дело за него — никогда раньше я так ясно не понимала выражение: «Не стреляй в гонца, принесшего дурную весть». Я проделала в нем множество дыр своим смертоносным взглядом.

Летом после колледжа три парня подряд расстались со мной по телефону, смс и электронной почте соответственно. Я пыталась сбавить свою жизнерадостность, но это длилось всего несколько минут, которые быстро прошли.

Джордан Джеймс стал призраком. Он бесследно исчез из моей жизни и из Нью-Йорка. Я даже написала заявление о пропаже человека. И говорила себе, что он в бегах за уклонение от уплаты налогов. Это помогало мне спать по ночам.

Затем, немного покопавшись в социальных сетях моего друга (Джордан заблокировал меня), я увидела, что он обновил свой профиль, указав, что не состоит в отношениях.

Что же пошло не так во всех этих неудачных отношениях? Обычная несовместимость и разные жизненные этапы. Ничего особенного.

Ну, за исключением одного. Во всех случаях именно я подходила к парням, чтобы узнать, не хотят ли они встретиться за чашечкой кофе, поужинать или пойти на свидание. Другими словами, я была инициатором. Отношения разной степени развивались с того момента естественным образом, но меня никогда не приглашали на свидания. И по сей день ни один мужчина не попросил меня пойти с ним на кофе, ужин или свидание.

Что еще хуже, именно они рвали со мной.

Признаться, такой послужной список не очень-то тешит мое самолюбие. У меня, конечно, взрывная натура, но если моя лучшая подруга, искушенная жительница Нью-Йорка, переехавшая в суровые горы Монтаны, может меня терпеть, я считаю, что у меня все в хорошо. Вернее сносно. В смысле «О, нет, моя жизнь — сплошной беспорядок». Это иронично, поскольку все, что я когда-либо делала, это старалась быть ответственной и перестраховывалась.

Однако часто спрашиваю себя, может быть, у меня скверный характер, я людоед и не замечаю этого, или не знаю о каком-то другом фатальном недостатке, из-за которого я смотрю, как парни уходят из моей жизни. Но не в случае с Джорданом Джеймсом, который, возможно, бежал из страны под покровом темноты — если не считать обновления статуса в социальных сетях, он остается неразгаданной загадкой.

Мой телефон пикает входящим текстовым сообщением.

Фрэнки: Сколько еще ты собираешься заставлять меня ждать встречи с моим любимым взрослым человеком женского пола, не состоящем со мной в родстве?

Эмонд Джой²: Это очень специфично.

Фрэнки:Эмонд Джой Гловер, ты очень особенный человек.

Эмонд Джой: Я принимаю это как комплимент, Фрэнки Грин-атра.

Фрэнки: Давно меня так никто не называл. Уже улыбаюсь, потому что скоро увижу тебя. Я могу просто запеть, когда приедешь. Берегись, Хоук-Ридж-Холлоу, в город прибыла новая девушка!

Эмонд Джой: Ха-ха. Помнишь наши песенные и танцевальные номера? Мы были бы сенсациями социальных сетей, если бы они существовали в те времена.

Фрэнки: О, боже, да! От одной мысли о том, как мы отрывались, у меня разыгрался аппетит. Кстати, ты заходила в гастроном на Пятьдесят второй улице?

Эмонд Джой: А, так ты пользуешься моими услугами по доставке еды между штатами?

Фрэнки: Считай, что я твоя благотворительность. Это ведь твой конек, особенно в это время года?

Фрэнки, также являющаяся моим любимым взрослым человеком женского пола, не состоящем со мной в родстве, говорит о том, что, поскольку у меня нет собственной семьи, на Рождество я стараюсь помочь другим семьям и кошкам, нуждающимся в помощи. Мне всегда хотелось иметь котенка. Когда была ребенком, мама сказала, что это слишком большая ответственность. Когда стала взрослой, в квартире, где я жила после колледжа, было запрещено заводить домашних животных. Последние несколько лет я работала волонтером в приюте для животных «Ангельские ушки» в Нью-Йорке, чтобы получить возможность заботиться о котятах.

Сколько раз я подумывала о том, чтобы взять кошку домой? Все время.

Фрэнки: Это моя четвертая беременность. Можно было бы подумать, что мое тело уже привыкло к определенным желаниям, но каждый раз это что-то новое. Ты ведь взяла салат из копченой рыбы?

Эмонд Джой: Да, и он со льдом. И я уже говорила, что не несу ответственности, если он испортится.

Фрэнки: А как насчет рогаликов? Их ты тоже взяла?

Эмонд Джой: Да, поэтому я и арендовала грузовик.

Фрэнки: Ты лучшая!

Если бы только это было правдой. Мои щеки надуваются на долгом вдохе, когда я вынимаю нашу с Сэмпсоном Клеклером фотографию из деревянной рамки, которая стояла на моей прикроватной тумбочке. Бросив последний взгляд на нас двоих в вёсельной лодке посреди пруда перед «Лодочным домом» в Центральном парке, я разрываю снимок пополам. Сохраняю половину с собой, потому что сцена настолько красива, что могла бы стать обложкой книги. Я бы назвала ее «Женщина, отражающаяся в пруду» или как-нибудь еще, столь же пасторально, тонко драматично и дико романтично.

О, как я тоскую по романтике. Жажду своего «долго и счастливо». Когда мы были моложе, Фрэнки была романтиком в душе, но показывала всему миру свое нахальство, а я была безнадежным романтиком. Все еще остаюсь. Хотя именно она счастлива в браке.

Если бы только у меня были способности Сэмпсона, и я могла бы сделать так, чтобы воспоминания, которые мы разделили, исчезли.

И я не имею в виду, что у него были навыки призрака, как у Джордана Джеймса.

Сэмпсон — фокусник, и я думала, что он тот самый. Тот, за кого я выйду замуж и с кем разделю остаток своей кошачьей и рождественской жизни.

Моя глупая вера в истинную любовь и сердце, жаждущее счастливой жизни, похожи на две половинки фотографии. Разорванные пополам.

Три месяца назад, после выступления Сэмпсона, я встретилась с ним за кулисами, готовая рассыпаться в похвалах о том, каким захватывающим было его шоу и как оно понравилось зрителям. Он швырял вещи по комнате и хмурился.

Повернувшись ко мне, тот сказал:

— Хочешь увидеть еще один фокус? — Он провел пальцами по руке в классическом движении фокусника, а затем, не глядя на меня, добавил: — Пуф. Я одинок. И ты тоже.

Затем он ушел.

Я бросилась за ним, спрашивая, можем ли мы поговорить, но все, что получила, это то, что ему нужно сосредоточиться на своей карьере.

Вот так просто наши девятимесячные отношения закончились. С другой стороны, Сэмпсон не любил сыр, так что, возможно, этому не суждено было случиться. Хотя это лучше, чем быть одной.

Особенно на Рождество.

Не помогает и то, что он иногда пишет смс, в том числе недавно сказал мне, что я не найду никого лучше него.

Тьфу.

Но тихий голосок в моей голове шепчет: «А что, если он прав?».

Мой телефон звонит, испугав меня. Это снова Фрэнки.

— Эмонд Джой! Не могу дождаться встречи с тобой.

— Сообщения и звонок любимого взрослого человека женского пола, не состоящего со мной в родстве, за один день? Что это за магия? — Я тут же жалею, что использовал именно это слово.

— Сообщения и звонок за один час, — поправляет она, прежде чем прерваться, чтобы выступить посредником в том, что, похоже, может обернуться мировой войной между двумя малышами в ее доме. — Итак, помнишь те шоколадные печенья с орехами в пекарне «Левен», которое мы обычно покупали во время твоего обеденного перерыва?

Обычно я утверждаю, что грецким орехам не место в печенье, но те чудеса размером с ладонь, сделанные из масла и сахара, были исключением.

— У меня слюнки текут при одном только упоминании о них.

Маленький ребенок смеется на заднем плане, когда Фрэнки намекает:

— Ты могла бы купить себе такое ради старых времен. Подмигиваю, подмигиваю.

— Ха-ха. Ты имеешь в виду, купить тебе.

— Ну, по одному для каждой из нас. — Я слышу улыбку в ее голосе.

Борюсь со страстным желанием, хотя это не я беременна.

— Помнишь, как мне было плохо в прошлый раз, когда я ела что-то с глютеном?

— О-о-о. Прости. Мне так жаль. Забыла про твою аллергию.

— Технически, это называется чувствительностью к глютену. Но поверь, я бы тоже хотела об этом забыть. — Вздыхаю. — Только в качестве ностальгии по городу я все равно привезу тебе печенье, но на этом мои услуги по доставке еды заканчиваются, Фрэнки.

По крайней мере, пока она не родит ребенка. Тогда закажу поезд по доставке еды, и это здорово, потому что я буду рядом. Это настоящая дружба, когда ты везешь пластиковый контейнер с салатом из копченой рыбы, рогалики и печенье через полстраны.

Мы заканчиваем разговор, когда что-то на заднем плане издает громкий хлопок, похожий на взрыв воздушного шарика с водой. Подруга поспешно вешает трубку, говоря своим детям, что это игра не для помещения.

Напоминание об отличной еде, звук сирен, гудки такси и организованный городской хаос за окном заставляют меня преждевременно затосковать по Нью-Йорку — месту, где я выросла, где училась в колледже и получила свою первую профессиональную работу. Это единственный город, где я когда-либо жила и думала, что всегда буду называть его своим домом.

Так было до тех пор, пока два месяца назад я, как обычно, не пошла на встречу по работе. Как обычно, села за стол с бесплатным кофе и выпечкой.

Потом я ушла без работы. Не как обычно.

Архитектурная компания, в которой я работала, была вынуждена пойти на сокращения штата из-за бюджетных проблем, и я оказалась одной из них. Как по мне, они могли бы начать с отказа от пирожных и кофе по завышенным ценам из пекарни на соседней улице — мне много раз давали указание относить их на счет расходов, и это были не малые суммы.

Однако, если бы могла вонзить зубы в одно из тех пирожных прямо сейчас, я бы это сделала. Но в довершение ко всему в тот вечер я заболела. Хуже, чем когда-либо. Я и раньше боролась с легкими кишечными проблемами, но списывала это на стресс. Будучи самой молодой на своем уровне в архитектурном бюро, мне нужно было проявлять себя, и под этим я подразумеваю выполнение всех задач, которые не хотели делать люди выше меня. Выпечка на той встрече стала гвоздем в крышку моего гроба любителя хлеба, печенья и пиццы.

К счастью, моя медицинская страховка была продлена еще на месяц после потери работы, в течение которого я прошла несколько тестов. К сожалению, мне пришлось оплачивать последующие визиты для получения результатов, что истощило мои скудные сбережения.

Жизнь в Нью-Йорке не похожа на покупки в эконом-магазине, хотя стоимость всего, от кофе до лабораторных исследований, требует этого. К счастью, я опытный покупатель подержанных вещей.

Когда я росла здесь, здания и архитектура завораживали меня. Мысль о том, что эти массивные и удивительные сооружения содержат в себе все, что мы создаем — рассказывают истории, вмещают предприятия и рестораны, являются местом, где расцветает любовь между незнакомцами или коллегами, — подтолкнула меня к тому, что в детстве мне захотелось создавать что-то свое. Я сохраняла картонные коробки, вырезала из них фигуры, раскрашивала их и строила миниатюрные модели.

В колледже я изучала архитектуру и перешла от бумажных макетов к трехмерному компьютерному моделированию. Сказать, что я люблю то, чем занимаюсь, значит преуменьшить. Наверное, трудно понять, как можно обожать планы зданий, но я воспринимаю их как чертежи всех жизней, которые в них заложены. Без домов и зданий мы бы жили на бесплодных равнинах.

История моей личной жизни в последнее время.

Вместо этого я создаю и формирую экстерьеры, в которых однажды появятся лаборатории, где будут найдены лекарства от болезней, школы, где будут учиться дети, и дома, в которых будут жить семьи, где они будут хранить долгие воспоминания. Рождественские воспоминания.

Упаковывая свои вещи в коробки и пакеты, я говорю себе, что нужно думать об этом скорее как о перерыве в отношениях. Перерыв в работе. Перерыв в аренде жилья и, по сути, перерыв в успехе в жизни.

Да, я облажалась, очень сильно.

Если бы быть брошенной и уволенной с работы было видом спорта, я бы вышла в высшую лигу. Складывая все свои книги в коробку, продолжаю упаковывать вещи в своей квартире. Я должна была бы получить трофей или хотя бы золотую медаль, потому что также потеряла это место.

Технически, мой договор аренды закончился, но вместо того чтобы продлить его, как делала последние пять лет, оказалось, что пожилым родителям моего домовладельца нужно переехать.

Предположительно, их квартиру затопило. Потом их арендодатель узнал, что у них есть попугай, а это запрещено в их доме, и теперь они переезжают сюда… в дом, где домашние животные под запретом. Просто к слову.

Месячного уведомления было недостаточно, чтобы найти новую квартиру, не то чтобы я была главным кандидатом, потому что у меня нет работы — это была та же самая работа, которую я получила после окончания колледжа, так что мое резюме не очень содержательное.

Как и в моей жизни на свиданиях, я подавала заявки на множество вакансий по всему городу и даже в отдаленных районах. В отличие от свиданий, они даже не дали мне шанса. Рынок труда конкурентный, и все меньше фирм берут младших сотрудников, потому что в наши дни большую часть строительных планов разрабатывают компьютеры.

Я получила большой кусок угля в своем чулке³, а ведь Рождество еще даже не наступило. Вкратце, за три месяца:

Парень, которого я считала своим «долго и счастливо», бросил меня.

Моя работа бросила меня после пяти лет верной службы.

Я узнала, что больше не могу есть хлеб.

О, и я потеряла свою квартиру из-за попугая.

Да. Вы все правильно прочитали. Счастливого мне Рождества. Однако, как следует из моего имени, я стараюсь смотреть на вещи с другой стороны. Находить радость и все такое. Например:

Я переезжаю в новый город в новом штате (Волнительно!).

Это мое любимое время Рождества (Фа-ла-ла-ла!).

Я могу попробовать новую безглютеновую выпечку с нутовой и амарантовой мукой (Ням-ням?).

Мое сердце свободно (Ух ты!).

Я также должна упомянуть, что переезжаю к своей маме. После того, как вышла на пенсию с должности помощника юриста, она нашла доступный одноэтажный дом в маленьком городке в Монтане. Я даже не знала, что она считала Монтану штатом. Для нее существовал Нью-Йорк и только Нью-Йорк. Конец.

После объявления о переезде я медленно покачала головой, убежденная, что она шутит. Если вам тоже интересно, почему такая городская женщина, как Донна Гловер, переехала почти через всю страну в маленький западный городок, присоединяйтесь к клубу.

Я до сих пор не разобралась.

Для ясности, моя мать родилась и выросла в Бруклине. После школы переехала в Гринвич-Виллидж, а когда появилась я, перебралась на дюжину кварталов севернее.

Она находится где-то между жительницей Нью-Йорка старой закалки и участницей шоу «Настоящие домохозяйки Нью-Йорка». Хотя она никогда не была домохозяйкой и уж точно не была богатой. Однако по характеру мама может дать фору этим дамам. У нее на все есть свое мнение. Просто спросите. Или не спрашивайте, если вам дорого ваше время.

Я быстро обхожу квартиру. Все упаковано в коробки или пакеты и готово к отправке.

Теперь начинается настоящее испытание. Мне нужно забрать грузовик, найти место для парковки, перетащить свои вещи вниз, надеяться, что их не украдут (или не получить штраф), а затем вывезти эту громадину из города. О, и я не могу забыть печенье для Фрэнки. То, которое я не могу есть.

Пожелайте мне удачи!

ГЛАВА 2

ДЖОЙ

Живя всю жизнь в Нью-Йорке, я редко ездила за рулем, разве что в командировки, поэтому эта поездка по стране была одновременно пугающей и захватывающей.

После того как забираю печенье для Фрэнки из пекарни, я вижу редкое и захватывающее зрелище — Джованни Коста. Это старший брат Фрэнки.

На электронном рекламном щите на Таймс-сквер на сером фоне стоит великолепная модель в розовой кофточке. Джованни, или сокращенно Джио, опирается локтем на ее плечо и смотрит в камеру своими ярко-голубыми глазами, окаймленными темными ресницами. Снимок — это реклама фотовыставки в ближайшем музее под названием «Перед объективом».

Хотя обычно Джио сам фотографирует, на этот раз он стал моделью. Думаю, снимки сделаны в помещении с климат-контролем, потому что это реально горячо. Неудивительно, учитывая, что я втайне окрестила Джио «Его Величество Сексуальность».

На рекламном щите он больше, чем в жизни, больше, чем его реальный рост в метр восемьдесят с лишним. Порхание бабочек становится все сильнее. Как будто его взгляд следует за мной, пока я не исчезаю из виду. Мой мозг плавится. Моя детская влюбленность жива и здорова.

Он мог бы быть моделью и самым большим соблазнителем в Большом Яблоке. Подумать только, я ела с ним за одним столом. Обморок. Это моя единственная претензия на славу. Ну, еще я видела ведущего игрового шоу. В остальном, можно было бы подумать, что у меня будет больше встреч со знаменитостями. Но увы, мне суждено быть одинокой кошатницей, живущей в горах.

По пути туда я заезжаю в город-призрак в Пенсильвании, чтобы узнать, не поселился ли там Джордан Джеймс. Вход туда бесплатный, и нет, я его не нахожу.

Затем я остаюсь на ночь у подруги по колледжу в Чикаго. Компания отличная. Пицца без глютена — это все равно, что жевать влажную губку. О, как я скучаю по хлебобулочным изделиям!

Не будем забывать и о моем визите в «Кукурузный дворец» в Южной Дакоте, где надеялась увидеть королевских особ. Не повезло. А еще осмотрела несколько интересных придорожных достопримечательностей, в том числе гигантскую статую скунса с крыльями. На табличке рядом с ней написано: «Вонючий вертолет». Это рядом с аэродромом. Пойди разберись.

Через четыре дня после отъезда из дома я пересекаю границу штата Монтана. Мне предстоит еще один день езды, прежде чем доберусь до Хоук-Ридж-Холлоу, но я почти на месте. И могу это сделать. Просто накачайте меня кофеином, солеными дорожными закусками, и, как «Паровозик, который смог», я доеду до города… а потом больше никогда не сяду за руль.

Все это время пружины сиденья грузовика впиваются мне в зад, подъем на холмы превращается в олимпийское усилие с выжатой до пола педалью газа, и мои глаза становятся все более затуманенными, потому что парень, который только что проехал мимо меня на мотоцикле, удивительно похож на Джованни Косту. Наверное, это был мираж. Я быстро моргаю, чтобы сосредоточиться.

— Почти на месте. Я могу это сделать.

Должна ли я была нанять для этого транспортную компанию? Да.

Должна ли была согласиться на предложение моей подруги Энни отправиться со мной в путешествие? Да.

Должна ли была продать свои вещи и начать все сначала? Когда моя мама увидит поразительное количество рождественского декора, которым я обладаю, ответ будет положительным.

Может быть, в детстве у меня и не было праздников, но во взрослой жизни я с лихвой наверстала упущенное. В задней части этого грузовика у меня половина саней Санты.

Когда проезжаю через горы (а их очень много), радио постоянно выключается, но когда приближаюсь к северной части Монтаны, где гор еще больше, из динамиков доносится знакомая рождественская песня. Улыбка расцветает на моем лице, когда я подпеваю хору о том, что мне нужно немного Рождества, что придает энергии для продолжения пути.

Если бы существовал рекорд из Книги Гиннесса для женщины, которая знает каждое слово каждой рождественской песни на английском языке (и несколько на других языках тоже), я бы носила этот титул.

Назовите любую песню, и я точно знаю ее наизусть. Вряд ли это приносило мне много очков в глазах парней, с которыми встречалась, но я — просто сгусток рождественской радости, скажу я вам!

Мне приближается тридцать, и я понимаю, что если потенциальный любовный интерес не может справиться с этим, то это он упускает свою возможность. Когда песня меняется, я прибавляю громкость и пою «God Rest Ye Merry Gentleman».

Либо слова этих песен окрыляют меня, неся вперед, либо наступает дорожная усталость. Не знаю точно, что именно, но я становлюсь бодрой… и немного напористой.

Однако, когда дохожу до припева о комфорте и радости, понимаю, что мне пригодилось бы и то, и другое. Ну, я и есть Джой или «радость», но вы понимаете, о чем я. Мое пение резко затихает, когда радио снова переключается на статику.

Я надеялась на ясный день по прибытии, но чем ближе подъезжаю к месту назначения, тем больше небо над головой грозит снегом.

Во время долгой зимы у моей матери будет достаточно времени, чтобы объяснить мне, почему она оставила меня в городе и переехала в эту забытую солнцем пустошь. Не поймите меня неправильно, горы вдали, наверное, красивые, но все, что я вижу — это серое, серое и еще более серое.

Отсчитываю пятьдесят километров, двадцать пять, потом десять, прежде чем деревянный знак приветствует меня, и я, наконец, въезжаю в город. «Добро пожаловать в Хоук-Ридж-Холлоу».

— Еще немного.

Удивленно моргаю, проезжая мимо причудливого деревянного домика, украшенного разноцветными рождественскими огнями. На крыльце стоит женщина в красном платье, отороченное мехом по подолу. Она машет мне рукой, когда я проезжаю мимо. Должно быть, я устала больше, чем думала, потому что на табличке рядом с миссис Клаус было написано: «Приветственный центр, бесплатное печенье и молоко».

Донна Гловер не из тех, кто любит печенье и молоко. Скорее, предпочитает вино и сыр. Или воду и черствый хлеб, как это было в моем детстве. Не то чтобы она не могла позволить себе лучшего, просто не задумывалась о таких вещах, как покупка продуктов. Китайская еда была основным блюдом.

Сказать, что моя мама — не подарок, будет преуменьшением. Мы не виделись почти два года — самый долгий срок за всю мою жизнь. Когда была маленькой, я мельком видела ее перед школой, как она собиралась на работу, накладывала макияж, а потом возвращалась домой после работы допоздна. В подростковом возрасте примерно раз в день я обычно видела (или слышала, как она разговаривает по телефону, пытаясь найти информацию о каком-то деле). Она не работала из дома, как таковое. Скорее, не оставляла работу в офисе. Потом, в колледже, мы раз в неделю собирались вместе на кофе или ужин. Так продолжалось около десяти лет.

Несмотря на то, что мы очень разные люди, она — мой любимый взрослый человек женского пола, с которым я связана кровными узами. На сердце теплеет от того, что наконец-то воссоединюсь с мамой, и я с нетерпением жду Рождества, чтобы встретить его вместе.

Когда въезжаю в город, мое удивленное моргание превращается в таращанье широко раскрытых глаз.

— Этого не может быть.

Когда добираюсь до Мейн-стрит, появляются дома, украшенные самыми разнообразными декорациями — от величественных белых гирлянд и зеленых венков до чрезмерного «завидуйте молча» от Гризвольдов.

В центре города возвышается массивная сосна и башня с часами. Рождественский рынок, изобилующий едой, поделками и играми, манит меня остановиться, но, я чувствую себя грязной с дороги, сначала мне нужно освежиться.

Главная улица кишит отдыхающими и покупателями. Огни, светящиеся леденцы и сверкающие пряники украшают симпатичные бутики, рынки и магазины.

Я проезжаю мимо книжного магазина, почтового отделения с ящиком для писем Санте и паба «Ястреб и свисток» с елкой, сделанной из зеленых стеклянных бутылок и подсвеченной разноцветными огнями. Медленно проезжаю мимо магазина конфет «Мама и леденцы», ювелирного магазина, закусочной, которая, по моим представлениям, является кафе, и пиццерии с пирогами. Интересное сочетание.

Голос в GPS-навигаторе направляет меня на Спрус-стрит. Замедляюсь, потому что, должно быть, свернула где-то не туда. Не может быть, чтобы Донна Гловер жила здесь.

Снова медленно моргаю. Две массивные подсвеченные леденцовые трости окаймляют улицу с надписью «Карамельный переулок» по центру. Боясь, что грузовик слишком высок, чтобы преодолеть вывеску, я выхожу проверить. Дрожа, обхватываю себя руками. Зимой в Нью-Йорке холодно, но здесь холод другого уровня.

После поездки мамы на Карибы, когда училась в шестом классе, я полагала, что на пенсии она будет жить в тропиках. Не повезло, но, учитывая рождественский энтузиазм города, осмелюсь сказать, что так даже лучше. Если только я нахожусь в правильном месте.

Насколько могу видеть улицу, все вокруг красно-белое. Светящиеся конфеты-трости выстроились вдоль пешеходных дорожек, красно-белые огоньки обвивают стволы деревьев, раскрашенные деревянные конфеты-трости стоят на страже у ворот, украшенных вечнозелеными гирляндами и перевязанных красно-белыми полосатыми бантами.

— Где я? — Мое дыхание взвивается в воздух облачком.

Женщина с копной темных волос с проседью спешит по дорожке перед одним из домов и дико машет мне рукой.

— Джой-Джой! Ты сделала это!

Джой-Джой и Эмонд Джой — это прозвища Фрэнки для меня. С каких это пор мама называет меня иначе, чем Джой, или, если я попала в беду, что редкость, Джой Элоиза?

Мое удивленное моргание замедляется еще больше, или, возможно, мои веки застывают на месте.

— Мама?

Она обнимает меня теплым, приветливым объятием. Когда отстраняется, я читаю надпись на ее толстовке: «Сказочное Рождество!».

— Мама? — повторяю я, не совсем уверенная, что обращаюсь к правильному человеку, хотя у нас с ней одинаковое лицо в форме сердца, оливковая кожа, невысокий рост и фигура. А вот русые волосы, зеленые глаза и веснушки достались мне от отца, которого я не очень хорошо помню.

— Джой! Я так рада, что ты здесь. — Мама держит меня на расстоянии вытянутых рук, глаза влажные от эмоций.

— Думаю, я тоже. Но я либо измотана долгой поездкой и доведена до галлюцинаций, либо, что еще хуже, заснула за рулем и не знаю, где нахожусь.

Она смеется, как будто я шучу.

— Пойдем, зайдем внутрь. Холодно. — Мамин нью-йоркский акцент звучит как никогда сильно, уверяя меня, что она настоящая Донна Гловер, а не самозванка.

Затем она щиплет меня за щеку.

— Ты выглядишь исхудавшей. Я только что сварила суп. Давай согреем тебя и накормим.

Прижимаю холодные пальцы к лицу.

— Да. Я точно не сплю. Но когда это моя умная и, простите за выражение, сварливая, пронзительная и резкая мама превратилась в такую, казалось бы, заботливую и добрую бабушку? Я даже не знала, что ты умеешь варить суп.

Она смеется и увлекает меня за собой по улице.

Я оглядываюсь через плечо на грузовик.

— Не думаю, что он проедет.

— Марк Николс уже занимается этим.

Я оборачиваюсь туда, где приятный пухлый пожилой мужчина с белой бородой снимает знак, перегораживающий улицу, чтобы пропустить грузовик.

Мама говорит о том, что мне следовало бы продать все свои вещи в городе, чтобы начать все с чистого листа.

— Я так и сделала, и посмотри, где я сейчас. Это зимняя страна чудес. — Она кружится перед домом с номером тридцать, освещенным гирляндой миниатюрных лампочек в виде леденцов.

Я не могу удержаться, чтобы не сморщить нос и не прищуриться в замешательстве.

— Я и не знала, что ты любишь зиму. — Или Рождество, если уж на то пошло.

— Ты меня знаешь. Я командный игрок. Когда Марси с соседней улицы сказала, что в этом году темой праздника будут леденцы, я не смогла удержаться. И должна была участвовать.

— Вообще-то, я этого о тебе не знала, — бормочу я.

Мама меня не слышит, потому что та же рождественская радиостанция, которая была включена у меня в грузовике, звучит по портативному радиоприемнику, который был у нее с тех пор, как я была ребенком. Эта штука всегда была включена, передавая новости, ток-шоу или бейсбольный матч на заднем плане — саундтрек моего детства.

Меня захлестывает теплая волна ностальгии. Я всегда обижалась на этот серебристый прямоугольный прибор, потому что в детстве мне казалось, что мама слушает его больше, чем меня. Но если радио было включено, значит, она была дома, и я радовалась этому.

— Добро пожаловать! — Мама улыбается, явно гордясь своим первым домом, который она снимает в городе в свои шестьдесят пять лет, выйдя на пенсию с работы помощником юриста.

Неудивительно, что у переднего окна нет рождественской елки, но есть несколько рождественских безделушек, поздравительные открытки на книжной полке, а в центре журнального столика стоит миска с шоколадными конфетами в золотой, зеленой и красной фольге.

Кладу одну конфету в рот, и молочно-кремовый шоколад тает на языке.

— М-м-м. Вкусно.

— Домашние из «Мамы и леденцов». Это кондитерская в городе. Красный — молочный шоколад, зеленый — мятный, а золотой — с карамелью внутри.

— Даже если мне нельзя есть глютен, по крайней мере, я могу есть шоколад. — Я беру себе пригоршню.

— Я выиграла их, когда угадала правильное число в банке на нашей ежегодной рождественской игре на прошлой неделе. В конфетнице их полно, мне их хватит на всю жизнь. Бери себе столько, сколько захочешь.

Моя мама никогда не держала на столе в своем кабинете миску даже с мятными конфетами.

— На этой неделе мы будем ходить от двери к двери, распевая рождественские гимны и предлагая угощение тем, кто ответит. — Она говорит почти с восторгом.

И я тоже должна была бы быть в восторге, но это так не похоже ни на одну из версий Донны Гловер, которую я когда-либо встречала. Это и трудоголик, и одинокая дама, проводящая субботние вечера в городе, и ленивица, отсыпающаяся по воскресеньям.

— Кто ты такая и что ты сделала с моей матерью?

Она суетится на кухне, готовя мне что-нибудь поесть.

— В прошлом году я подружилась с миссис Крингл и женщинами из церкви. — Она продолжает рассказывать мне историю жизни каждой из них, когда мой телефон пикает с входящим сообщением.

Фрэнки: Я только что видела, как наш новый житель катил по Мейн-стрит в огромном грузовике?

Эмонд Джой: Я чуть не обвесила грузовик рождественскими гирляндами, но не была уверена, что они выдержат путешествие.

Фрэнки: Но ТЫ выдержала. Значит ли это, что ты здесь?

Эмонд Джой: Я здесь.

Фрэнки: Если ты в доме твоей мамы и слышала этот звук, отражающийся от гор, то это был мой счастливый визг.

Эмонд Джой: Кто ты такая и что сделала с Фрэнки?

Я повторяю свой предыдущий комментарий, только на этот раз меняю свою умудренную жизнью городскую леди-маму на мою нахальную городскую девушку- лучшую подругу. Она не из тех, кто радостно визжит. Единственный визг, который я когда-либо слышала от нее, был на сотрудников ее ресторана.

Фрэнки: Хоук-Ридж-Холлоу сделает это с тобой.

Эмонд Джой: С моей мамой это точно произошло.

Фрэнки: Я хотела зайти к ней и поздороваться.

Эмонд Джой: Уверена, она с удовольствием познакомится с твоими детьми.

Фрэнки: Она уже познакомилась с ними на часе истории в нашей библиотеке.

Эмонд Джой: Что Донна Гловер делала на часе истории в библиотеке?

Фрэнки: Она работает там волонтером раз в неделю.

Эмонд Джой: Я попала в альтернативную реальность? В рождественскую сумеречную зону?

Если так, то не могу придумать, где бы я предпочла оказаться. Но, честно говоря, это удивительно и сбивает с толку.

Мама подходит к входной двери и машет кому-то рукой. Она из приветственного комитета? Кто-то еще новичок на улице? Я наполовину ожидаю, что она бросится на улицу с запеканкой в руках, что совсем не в стиле Донны Гловер. Самое радушное, что она могла сделать с новыми людьми в нашем старом здании, это не спрашивать у них документы, чтобы убедиться, что они не заключенные.

И тут я понимаю, что это мне оказывают теплый прием.

В детстве она была занята, постоянно работала или моталась по городу по тем или иным причинам. Она не относилась к тому типу людей, которые любят украшать дом к Рождеству. Каким-то образом этот ген достался мне. А у нее, похоже, он был латентным.

Пока несколько женщин и семей с улицы заходят внутрь, приветствуя меня объятиями, корзинами с выпечкой и десятком вопросов, Фрэнки продолжает писать мне сообщения.

Я также получила смс от своего бывшего.

Сэмпсон: Привет, детка. Давно не виделись, и я знаю, что ты скучаешь по мне. Я свободен сегодня вечером, если хочешь встретиться.

Я подумывала удалить его номер, но что если он прав, и я никогда не найду никого другого? Что, если он проснется и влюбится в сыр… и в меня?

Между Марком Николсом, который помог с проездом грузовика, и несколькими другими людьми, заносящими мои коробки, пока мама руководит ими, я мельком улавливаю несколько слов от Фрэнки о том, что у нас есть решение. К моему полному замешательству? Удивлению от такого веселого поворота событий? Она пишет что-то о пиццерии и работе, но у меня нет свободной минутки, чтобы нажать на сообщение и прочитать его целиком, не показавшись грубой.

Такое ощущение, что мой мир недавно встряхнули, как снежный шар. Если так все будет выглядеть, когда все уляжется, я не против. Нисколько.

Через пару часов я знакомлюсь с Марси, которая организует мероприятия на Спрус-стрит, она же «Карамельный переулок». Женщина такая же кипучая и увлеченная Рождеством, как я и ожидала… и как я сама. Думаю, мы отлично поладим.

Есть еще Марк Николс, которому моя мама улыбается, как герою дня. Также к нам заглядывают соседи через два дома дальше по улице в лице пары подростков-близнецов и их мамы — миссис Кнудсон. Соседи сменяют друг друга, и пройдет еще несколько встреч, прежде чем я смогу запомнить все имена и лица.

Когда волнение утихает, мама открывает крышку моего холодильника и хмурится.

— Джой, ты привезла рыбу из города?

Я выпучиваю глаза, совсем забыв об этом.

— Ой. Это салат для Фрэнки.

— Хорошая новость — он все еще холодный. Плохая — он перебивает запах моей свечи с ароматом карамели.

Я морщу нос.

— Я купила его в гастрономе на Пятьдесят второй улице и старалась обновлять лед дважды в день.

Мама восторженно рассказывает о своих любимых гастрономах, по которым она скучает.

— Тебе, наверное, стоит отнести его Фрэнки, пока он не испортился.

— И большой пакет рогаликов.

Мама обнимает меня.

— Добро пожаловать домой.

— Домой? — спрашиваю я, оглядываясь по сторонам, пока ее руки крепко сжимают меня.

— Дом там, где сердце. — Мама улыбается. — И я думаю, что ты найдешь свое сердце здесь.

Затем она чмокает меня в нос.

Я прищуриваюсь на нее.

— Ты что, влюбилась? — выпаливаю я.

Она подмигивает, а затем протягивает мне ключи от машины.

— Марк вернул грузовик вместо тебя.

Я чувствую какую-то связь между ними.

— В смысле, для тебя?

Она поджимает плечами.

— Мама! — Я хочу услышать все подробности ее позднего романа, и хочу услышать их сейчас.

Она тихонько вздыхает и, пощипывая себя за переносицу, говорит:

— Пожалуйста, отнеси Фрэнки рыбу.

Не могу не радоваться за маму и за ту счастливую жизнь, которую она, судя по всему, здесь создала, но от этих перемен голова идет кругом. Кроме того, я устала, и мне не хочется снова садиться за руль.

Вздыхая, сажусь за руль маминого седана — насколько мне известно, это ее первая машина после того, как она всю жизнь прожила в большом городе. У меня сейчас перерыв в отношениях, но есть надежда, что я найду свою любовь, даже если мне придется ждать до шестидесяти лет, как маме.

Всего через несколько минут я выезжаю на Мейн-стрит, а затем снова петляю по ней. Фрэнки сказала мне встретиться с ней в «магазине», но в суматохе встреч с людьми и навалившейся усталости от дороги не знаю, какой именно магазин она имела в виду. Я что-то пропустила?

Она упоминала какой именно? На Мейн-стрит полно всяких магазинов — сувениры, бутики, книги, поделки, конфеты, украшения. Наверное, она имела в виду кофейню. Это наиболее логично для моего измученного мозга.

Я паркуюсь, и, когда выхожу из машины, сзади меня раздается женский визг.

— Эмонд Джой! — кричит Фрэнки и машет рукой с другой стороны улицы. Она несет на бедре малыша Рафаэля.

Неся с собой холодильник, пакет с рогаликами и печенье, я иду ей навстречу. Мы с трудом обнимаемся из-за груза, ребенка и ее большого живота.

— Заходи, чтобы ты могла все положить и мы могли как следует обняться. Я так по тебе соскучилась.

— Куда заходить?

Подруга небрежно показывает через плечо на магазин пиццы и пирогов, который я заметила, когда впервые проезжала через Хоук-Ридж-Холлоу.

— Мой второй дом. Теперь и твой тоже. — Она смеется.

Аромат чеснока, базилика, орегано и теста сплетается со сладким ароматом тыквы, когда она открывает дверь. Два запотевших окна обрамляют её с обеих сторон. Столы, покрытые клетчатыми скатертями, занимают всю столовую зону. Несколько из них заняты клиентами, но сейчас перерыв между приемами пищи, поэтому здесь относительно тихо.

— Добро пожаловать… — Фрэнки раздувает ноздри и делает такое лицо, с каким обращалась бы к особенно трудному сотруднику в своем старом ресторане. — В «Пицца и пироги Хоук-Ридж-Холлоу», я полагаю. Хотя звучит слишком длинно. Томми и Мерри еще не придумали официального названия. Подожди, когда они станут родителями. Пройдет месяц, прежде чем мы узнаем, как называть их ребенка.

Постоянная складка между моими бровями с тех пор, как я приехала сюда, становится еще глубже.

— Я что-то упускаю? — спрашиваю я. Предполагаю, что это место каким-то образом связано с ее семьей, поскольку Томми — ее брат, а она — шеф-повар и бывший владелец ресторана, но кусочки не совсем складываются в единое целое.

— Возьми фартук с обратной стороны двери. — Она показывает пальцем.

— Фрэнки, это бессмыслица. У тебя низкий уровень сахара в крови? Вот, я принесла тебе печенье с Манхэттена, как ты и просила. — Я протягиваю его.

— Эмонд Джой, ты сказала, что тебе нужна работа.

Я выпучиваю глаза.

— Ты не говорила, что открыла новый ресторан.

— Не говорила. Это заведение моих братьев.

— Которого? У тебя их шесть. — Один, в частности, всплывает в моей памяти вместе с гигантского размера цифровым рекламным щитом на Таймс-сквер.

— Всех, — отвечает Фрэнки.

Я прищуриваюсь на нее.

— Слушай, я вела грузовик по горам бесконечное количество часов. Тебе придется объяснить мне все на пальцах, потому что я не понимаю.

Мы садимся за стол, и она разламывает печенье пополам, предлагая часть мне.

— Никакого глютена, помнишь?

Подруга морщит нос.

— О, точно. Надеюсь, с этим проблем не будет, поскольку это рай для любителей глютена. Хочешь немного рыбного салата?

Я почти смеюсь, но слишком устала.

— Нет, спасибо.

Далее она рассказывает о том, как у ее родителей не все было гладко с финансами, в том числе о том, как их обманули лигерский принц и банда пиратов.

— Поэтому Томми пришла в голову блестящая идея открыть семейный бизнес. Таким образом, мы сможем помогать им, не ущемляя их достоинства и независимости. Ты знаешь, как Мария и Марко Коста относятся к просьбам о помощи. Уверенность Коста может перейти в упрямую глупость.

— О. Ничего себе. Значит, все твои братья работают здесь? — осторожно спрашиваю я.

— Кроме Пауло. Он… — Она вздыхает. — Сейчас он решает кое-какие личные проблемы. Забудь, что я об этом сказала. В любом случае, Томми и Бруно на встрече. Луку занесло снегом, а Нико на рождественской ярмарке предлагает бесплатные образцы.

— Остается еще один брат…

— Точно. Джованни, и он…

Высокий мужчина худощавого, но мускулистого телосложения проходит через двойные распашные двери, ведущие на кухню. Его темно-каштановые волосы коротко и стильно уложены на макушке. Он выглядит так, будто должен ходить по подиуму или по красной ковровой дорожке. Джио с легкостью держит поднос, уставленный несколькими жестяными контейнерами, своими мускулистыми, скульптурными руками.

Его точеная челюсть покрыта привлекательной щетиной, а полные губы слегка сжаты в том, что можно описать только как кокетливую улыбку. Она привлекательная, но не для того, чтобы кого-то обмануть (это был бы Сэмпсон Клеклер). Скорее, Джованни Коста знает, что он — горячая штучка. В смысле «Его Величество Сексуальность».

— Горячее на подходе, — говорит он одновременно, словно подчеркивая мою мысль, как неоновая вывеска с надписью «Пицца» в витрине.

— Действительно, — выдыхаю я. И тут же запоздало молюсь, чтобы Фрэнки меня не услышала. Она никогда не должна узнать о моей давней влюбленности в ее брата. Ну, моей, и всех остальных женщин, попадающих на его орбиту.

К счастью, подруга закатывает глаза на его замечание, а не на мое.

Джованни даже не взглянул в мою сторону. Никогда не смотрел. И никогда не будет. Его глаза, обрамленные темными ресницами, скрывают то, о чем он думает.

Мои щеки горят точно так же, как тогда, когда он появлялся в доме Коста, когда мы с Фрэнки учились в старшей школе. В животе трепещут бабочки, подтверждая, что мое влечение к этому мужчине никуда не делось. Теперь оно возвращается, как из брандспойта, который не охлаждает меня, а наоборот.

И вот так снова чувствую себя шестнадцатилетней, только Джио еще лучше, чем я помню. Белая футболка плотно обтягивает его грудь. Джинсы облегают его ноги как перчатка.

— Мерри только что приготовила новую начинку для пирога и хочет, чтобы ты ее попробовала, — говорит Джио Фрэнки.

— Ты дразнишь меня, потому что предполагается, что беременная женщина будет есть все подряд?

— Не дразню. Просто передаю просьбу Мерри. Хотя во время первого триместра ты пела совсем другую песню.

Словно перенесясь в прошлое, они подшучивают друг над другом, как всегда.

— В третьем триместре у меня противоречивые желания, а сна ни в одном глазу. Я просмотрела все серии той юридической драмы, которую любила твоя мама, помнишь?

— Конечно, помню. — …и Джио тоже.

Забыв о своем брате — чего я никак не могу сделать, — Фрэнки сжимает мою руку и визжит.

— Не могу поверить, что моя лучшая подруга переехала сюда.

Я тоже. Однако, если бы мои глаза не были похожи на брикеты древесного угля, они были бы такими же большими, как формы для пиццы на прилавке, потому что в реальной жизни Джио еще красивее, чем на цифровом рекламном щите, и выглядит даже лучше, чем я помню.

— Пойдем, попробуем новую начинку для пирогов, — говорит Фрэнки.

Я тащусь за ней по пятам точно так же, как в детстве. Бросив взгляд через плечо, говорю себе, что Джио не в моем вкусе. Вернее, он мне по вкусу, но знаю, что если позволю себе хоть раз попробовать (или больше, чем мельком), то уже не смогу остановиться. Это похоже на то, как я уплетала шоколадные конфеты на мамином журнальном столике.

И вот так моя подростковая влюбленность возвращается в мою жизнь. Но на этот раз это просто рождественское увлечение. Я уеду из Хоук-Ридж-Холлоу при первой же возможности и смогу забыть о Джованни, потому что такой парень, как он, не обратит на меня ни малейшего внимания. А если и так, то, как и все остальные, найдет недостаток и скажет «чао!».

ГЛАВА 3

ДЖОВАННИ

Я помог нескольким посетительницам, предложив им попробовать лучшую пиццу в меню — Томми назвал ее «Джио». Как и мне, им очень понравится пицца с местной острой колбасой, запеченным красным перцем, свежей моцареллой и рукколой. Также уговариваю их взять один из пирогов Мерили на десерт. Они приглашают меня присоединиться к ним.

Что я могу сказать? Я неотразим.

Опустив голову, Нико возвращается с рождественского рынка, как будто для одного дня ему уже достаточно людей. Что касается меня, то я общительный человек и боюсь оставаться в одиночестве.

— Хорошая новость — мы распродали все образцы, — говорит он.

— А плохая? — Я вытираю руки о фартук.

— Несколько женщин попросили твой номер телефона, — ворчит он.

— И это плохая новость, потому что?..

Прежде чем он успевает ответить, из кухни доносятся то нарастающие, то затихающие женские голоса, сопровождаемые смехом. Мы с Нико, оба холостяка, навостряем уши, как суслики, но вместо того чтобы обнаружить опасность, мы прислушиваемся к дамам.

— Поработай за стойкой немного. У меня перерыв на пироги. — Я направляюсь к двойным распашным дверям.

Брат качает головой.

— Фрэнки — твоя сестра, а Мерили занята. На днях я видел ее и Томми… — Он обрывает себя, как будто сказал слишком много.

— Да, да. Томазо ее застолбил. Я в курсе, брат. Но ты ошибаешься, если думаешь, что они там только вдвоем.

Словно внезапно осознав, что его оценка была неверной, и на кухне есть еще кто-то, кто не наша сестра или Мерили, а потенциальный кандидат для свиданий, он бросается к двойным распашным дверям. Я опережаю его, блокируя вход. Мы изо всех сил пытаемся оттолкнуть друг друга с дороги.

Пятеро из шести братьев Коста приехали в город холостяками — Пауло ведет себя скрытно. Однако что-то в воздухе здесь, в Хоук-Ридж-Холлоу, быстро меняет наш статус.

Томми положил глаз на Мерили. У Бруно и его помощницы любовь-ненависть, а Лука, предположительно, застрял в снегу с таинственной брюнеткой. Я знаю все это, потому что мы с Фрэнки часто болтаем. На прошлой неделе она начала рассказывать мне все это, пока моя племянница не прервала ее, требуя картошку, чтобы она могла нарисовать картину для Санты. Хэштег «Родительская жизнь».

— Смотри, тебя кто-то ждет, Нико. — Я киваю подбородком в сторону прилавка и шевелю бровями, намекая, что это симпатичная девушка.

Он оглядывается через плечо и тут же сникает.

— Миссис Козак. Опять. Ура. — В последнем слове не хватает энтузиазма.

Воспользовавшись случаем, я оттесняю Нико с дороги и встаю перед двойными распашными дверями на кухню.

В братской волчьей стае Нико стоит на пару рангов ниже меня. Из старших — Томми, Бруно, который, слава богу, перестал настаивать на том, чтобы мы называли его Брайан, Лука, потом я, затем Пауло и Нико. Он — младший брат, но Фрэнки — самая младшая, настоящий ребенок в семье. Впрочем, у нее уже есть свои дети, и четвертый на подходе.

Изображая непринужденность, я захожу на кухню под предлогом того, что мне нужно взять что-нибудь из встроенного холодильника.

Если взять, например, нас с Нико, то у нас совершенно противоположные подходы к женщинам. Если мне говорят, что я обладаю определенным обаянием, то он очень застенчив. Если посмотреть на таблицу его личной жизни, то там сплошные минусы. Он не сделал ни одного выстрела. Не набрал ни одного очка. Печальное положение дел.

Что касается меня, ну, я хожу на свидания. Для тех, кто обратил внимание, моя личная жизнь — это взрыв. Идеальный результат по всем пунктам. Можете спросить у моих поклонниц.

Когда подхожу к женщинам, то первым делом я считываю энергию в комнате. Они разговаривают по душам? Хихикают, болтают? Отлично знаю, когда нужно вести себя спокойно, а когда прыгнуть в омут с головой. Я достаточно часто выводил Фрэнки из себя, чтобы усвоить этот урок.

Девушки продолжают смеяться, так что можно предположить, что мое присутствие приветствуется. Я неторопливо подхожу с коробкой тертого сыра под мышкой, поставленной таким образом, чтобы мышцы были видны. Моя улыбка легкая, светлая, с намеком на флирт.

Оглядываю их троих, собравшихся вокруг рабочего стола из нержавеющей стали.

Фрэнки: очень беременная.

Мерили: вьющиеся волосы и фартук, покрытый мукой.

Новая девушка: объемные русые волосы распущенные волнами, она с грустью смотрит на пирог или тарт, лежащий на прилавке между ними.

— Эй, оставили для меня кусочек? — мягко спрашиваю я.

— Там ревень, — предупреждает Мерили, имея в виду, что на прошлой неделе я подумал, что она положила сельдерей в клубничный пирог.

— А что не так с ревенем? — спрашивает Фрэнки.

— Немного терпкий⁴. — Мои губы подергиваются от смеха над шуткой отца.

Мерили швыряет в меня кухонным полотенцем.

— Это начинка из вишни и ревеня. Без глютена, — говорит она новенькой.

Вторым моим шагом было присоединиться к их смеху, пусть и за свой счет.

Подталкиваю новенькую плечом.

— Видишь, с чем мне приходится здесь мириться?

Новенькая хихикает. В ответ она слегка кивает, прежде чем слегка толкнуть меня своим плечом. Это хороший знак, потому что мой третий шаг — это физический контакт. Просто небольшое прикосновение, чтобы оценить химию.

Есть контакт. Действительно, реакция благоприятная.

— И с чем тебе приходится мириться? — Мерили фыркает.

А теперь четвертый и последний шаг.

— Хорошо, ладно, я попробую укусить. Если вы так настаиваете. — Я беру вилку новенькой и отделяю кусочек начинки с ее тарелки.

Если девушка выхватит ее обратно и проткнет меня зубцами, я отступлю и буду зализывать раны. Если снова захихикает или притворится злой, значит, миссия выполнена.

Я делаю вид, что смакую пирог:

— М-м-м. На самом деле, это очень вкусно. Ты должна попробовать. — Я накалываю на вилку еще один кусочек, подношу к губам новенькой, держа ладонь внизу, под ней, чтобы девушка видела, что я не собираюсь разыгрывать ее и размазывать начинку ей по лицу — это будет в день нашей свадьбы, ха-ха.

Лицо новой девушки краснеет, когда вилка оказывается перед ее ртом. Ее взгляд несется к Фрэнки, затем к пирогу, словно не зная, стоит ли его брать. Возможно, я однажды и подшутил над Фрэнки, заменив ее спагетти пластилином, но это было давным-давно.

— Давай, ты не пожалеешь, — уговариваю я.

Я ловлю взгляд новенькой, ожидая увидеть в нем обычный кокетливый интерес. Но вместо этого вижу в ее нефритово-зеленых глазах невинность и честность, от которых у меня перехватывает дыхание. Комната слегка накреняется, словно планета сбилась с курса.

Полные губы новой девушки смыкаются вокруг вилки, и, опустив глаза, она кивает.

— О, это вкусно. Очень, очень хорошо.

Звук ее голоса напоминает мне о том, где я нахожусь и что делаю — типичный тест, позволяющий определить, подходит ли женщина для свиданий. Окружающая обстановка выправляется, и я делаю дрожащий вдох. Уголок губ подрагивает в полуулыбке.

— Ты новый пекарь? — Прежде чем она успевает ответить, я говорю: — Потому что ты лакомый кусочек.

Ее щеки еще больше краснеют.

Фа-ла-ла-ла.

Я не решаюсь посмотреть на Фрэнки, потому что, скорее всего, у нее из ушей идет пар. И наполовину ожидаю, что Мерили вмажет мне пирогом в лицо. Вместо этого я неторопливо выхожу из кухни, крепко сжимая ящик, чтобы подразнить новенькую своими бицепсами.

Как будто я передал право Нико вступить в матч, он бросается к двойным распашным дверям и заглядывает в круглое стеклянное окно.

Не успевает он пройти внутрь, как я кричу:

— Чур моя.

Нико замирает, словно в замешательстве, и произносит что-то, чего я не могу разобрать. Покрывало? Перчатка? Любовь?⁵ Не теряя ни секунды, он врывается в двери.

Несмотря на то, что у меня большая семья и я редко бываю один, иногда мне бывает одиноко. Как будто лечу один в темноте, и мне негде приземлиться. Я объездил весь мир и запечатлел все это на камеру, но так и не нашел того, что искал — способа раскрасить пустоту, почувствовать связь.

Как будто я всю жизнь стремился заполнить эту пустоту… или найти кого-то, кто присоединился бы ко мне в этом путешествии. Хоук-Ридж-Холлоу — маленький городок, поэтому не думаю, что здесь много местных вариантов. К нам приезжает много туристок, которые проявляют интерес, но не то чтобы я искал этого. Но их краткий визит напоминает мне, что я все еще в игре, а не какой-то богом забытый разносчик пиццы. Мне не хочется длительных отношений. По крайней мере, это то, что я говорю себе, потому что для этого мне пришлось бы остаться здесь.

Женщина примерно моего возраста, одетая в зимнюю белую куртку с бледно-розовой меховой отделкой, практически вваливается в дверь, когда видит меня. Вот наглядный пример.

— Похоже, снежный кролик нашел дорогу сюда из домика, — кричу я скорее Нико, чем кому-либо еще.

— Привет, я пришла за большой пиццей пепперони. — Ее ресницы трепещут.

— Имя? Номер? — спрашиваю я.

— Мэдисон. И у меня не спрашивали мой номер, но я возьму твой. — Она наклоняется ко мне.

Надеюсь, мой младший брат обратит на нее внимание.

— Ну, ты знаешь, где меня найти и… — Я уже собираюсь представить ее Нико, но она перебивает.

— В таком случае… — Она сдвигает в сторону лежащий на стойке блокнот с заказом, размашистым почерком записывает свой номер, расплачивается и уходит, слегка подпрыгивая на ходу.

Я машу ей рукой, когда она уходит.

Нико отталкивает меня в сторону, вырывает страницу из блокнота, комкает ее и выбрасывает в мусорное ведро.

— Вполне уместный заказ на большую пепперони, раз уж ты одинок⁶. — Он смеется над своей шуткой.

— Эй, я приберег это для тебя. — Я складываю руки на груди. — И я не одинок.

Он вздергивает подбородок, прищуриваясь, как будто видит меня насквозь, как старый фотографический негатив.

— Как я могу быть одинок, если ты постоянно рядом? И Томми хочет, чтобы мы впредь спрашивали номера телефонов при приеме заказов.

Мы еще пару раз препираемся по-братски, прежде чем отправляю его складывать коробки.

Сейчас середина дня, и мы находимся между обедом и ужином. Болтовня в столовой негромкая. В звуковой системе играет мягкая интерлюдия к рождественской песне.

Из кухни я слышу, как моя сестра говорит:

— Эмонд Джой, прости, что так получилось. Он флиртует со всеми подряд. Но подумай, может быть, в Хоук-Ридж-Холлоу ты найдешь кого-то особенного.

Если только Нико не приобрел какие-то навыки за последние двадцать четыре часа, ведь мой младший брат не умеет флиртовать, так что она, должно быть, имела в виду меня.

— Я не флиртую со всеми подряд, — бормочу я.

— А как же Мэдисон? — спрашивает Нико, который тоже подслушивает.

Меня охватывает тревожное чувство. Схватив тряпку и распылитель, я протираю стойку с газировкой, чтобы Томми не кричал на меня, когда вернется. Фрэнки сделала грандиозное, огульное обобщение. Конечно, у меня есть приемы, чтобы понять, заинтересована ли женщина, но я не флиртую со всеми подряд.

Это просто смешно.

— Я не флиртую с миссис Козак, — обращаюсь я к Нико.

— А как насчет того, что ты спросил ее, есть ли мистер Козак?

— Я просто поддерживал разговор.

— Ты сказал то же самое той девушке, которая пришла со своим девичником.

— Не уверен, был ли это девичник или…

Он насмехается.

— Как будто ты когда-нибудь женишься.

Я оттираю стойкое липкое пятно с боковой стороны машины.

— Меня это возмущает.

— Просто говорю правду. — И Нико замолкает, вероятно, понимая, что ударил ниже пояса и зашел слишком далеко.

Из всех нас, Коста, я не слыву глубоким мыслителем — это относится к любому из них, кроме меня. Однако обвинение в том, что я флиртую со всеми подряд, прилипает ко мне, как брызги газировки к автомату. Пытаюсь найти контраргумент, пример в свою защиту, но тут в мои мысли вплетается другой голос.

— Ты никогда не говорила о пиццерии. Или о пироговой. — Это новая девушка с ее легким нью-йоркским акцентом.

В памяти всплывает момент, когда я держал вилку для нее и думал о том, чтобы запихнуть ей в рот кусок свадебного торта. Да, я определенно флиртовал с ней, но это подействовало на меня иначе, чем обычная вспышка дофамина, которая приходит и уходит так же быстро, как и остальные женщины в моей жизни.

— Можешь объяснить? Почему ты не рассказала мне об этом? Это же очень важно, — говорит она, обращаясь, скорее всего, к моей сестре.

— Это все пролактиновый мозг. Я могу вести хозяйство, не высыпаясь, держать всех одетыми, сытыми и в безопасности. Совмещаю встречи, мероприятия, хотя очень беременна, но такие мелочи, как новый семейный бизнес, вылетают у меня из головы. Поди разберись, — объясняет Фрэнки.

Они обе смеются. У Фрэнки — низкий и хриплый. Смех новой девушки похож на звяканье колокольчиков, ясный, чистый и свободный.

Мое сердце устремляется к горлу. Не буду воздавать должное Нико, но был ли он прав? Одинок ли я? Я определенно скучаю по тому, что мои братья называют моей яркой жизнью, по путешествиям по всему миру в качестве профессионального фотографа. Это была нескончаемая карусель вкусной еды, вечеринок, женщин и поздних вечеров с музыкой и танцами в экзотических местах. А под всем этим — глубокая пропасть одиночества и неуверенности в себе. Я не уверен, кто я такой вне объектива, кто я без своей репутации. Кем стану, если оставлю все это позади и остепенюсь. Но никто не знает этих секретов.

Двойные распашные двери открываются, и сначала появляется живот Фрэнки. Девушки продолжают свой разговор, как будто меня здесь нет.

В моих работах, как правило, центральное место занимал объект фотосъемки, но я все равно присутствовал, даже если был за кадром — меня хвалили, обожали, уделяли внимание, а не дразнили.

Неужели я становлюсь неважным?

Я люблю свою сестру и ее яркую индивидуальность, но привык к другому типу женщин, где внешность доминирует, а слова второстепенны. Женщины, которых я фотографировал, а иногда и встречался, представительницы этого мира другого типа, прихорашивающиеся и выставляющие себя напоказ, часто заискивающие передо мной и льстящие мне. Не поймите меня неправильно, я не возражаю против внимания, но также не думаю, что ценность женщины определяется только внешностью. Если бы так считал, Фрэнки избила бы меня и заперла в своем подвале, пока я не пришел бы в себя.

Однако я не могу лгать и утверждать, что в последнее десятилетие построения своей карьеры, я не получал острых ощущений от славы, внимания и почти постоянного поглаживания моего эго.

— Ты можешь здесь работать, — говорит Фрэнки новенькой, отвлекая меня от размышлений.

— Жестокая ирония заключается в том, что я не могу есть пиццу, — отвечает она.

— Корочка. Ты не можешь есть корку пиццы. Это жестоко. — Фрэнки вздыхает. — Но, может быть, это будет похоже на экспозиционную терапию. Чем больше находишься рядом с этим, тем лучше переносишь.

— Не уверена, что так работает чувствительность к глютену или даже аллергия.

— Я знаю, что ты слишком квалифицирована для этой должности, но можешь работать здесь, пока ищешь работу. Будешь помогать моим братьям, и это займет тебя, чтобы не сидеть дома с мамой.

— Кстати, о моей маме: ее ударило молнией или что? Ее мозг подменили на мозг Сьюзи-Счастливой-Домохозяйки? Проводит ли Джун Кливер курс под названием «Жизнь в деревенском стиле 101»?

Фрэнки поджимает губы, словно пытаясь не рассмеяться.

— Это настоящая трансформация. Но видишь? Все возможно. Может быть, тебе даже понравится здесь работать.

— Дело не в этом. Я не против работы в пиццерии, Фрэнки. Буду рада помочь и ценю твою щедрость. Просто… — Она сглатывает.

Я чувствую, как ее взгляд скользит по комнате, пока не останавливается на мне, а затем быстро уходит в сторону.

Меня пробирает дрожь, но как я могу мерзнуть, когда работает печь для пиццы?

Новая девушка говорит:

— На толстовке моей мамы написано: «Сказочное Рождество». Я бы ожидала этого от себя, но не от моей Донны-Угрюмой-Карьеристки.

На этот раз моя сестра действительно смеется, и новенькая присоединяется к ней. Этот звук пробуждает что-то внутри меня и расширяется вместе с улыбкой. Чтобы сохранить свою репутацию, я стираю ее вместе с остатками газировки с автомата.

— Пожалуйста? Мне рожать в любой момент, и лишние руки будут очень кстати во время праздников. — Фрэнки держит запястья новенькой так, будто собирается взять ее в заложницы.

У меня возникает странное желание защитить ее от крабоподобных клешней моей сестры, но, похоже, они знают друг друга. Фрэнки недолго проучилась в колледже, после чего перешла в кулинарную школу, так что, возможно, именно там они и познакомились. Когда вас шесть братьев и сестра, трудно уследить за всеми их друзьями. Черт возьми, я даже не могу вспомнить имя последней женщины, с которой встречался.

Девушка вздыхает, улыбаясь.

— Хорошо, Фрэнки. Я сделаю это. Но действуют условия. Я подала заявки на работу в архитектурные бюро по всей стране. И останусь здесь только до Рождества, а потом уеду, так что тебе придется искать кого-то другого.

Моя сестра визжит и подпрыгивает, хватаясь за живот, а затем сообщает:

— Ребенок тоже очень рад. Спасибо, спасибо. И подумай, может быть, ты найдешь здесь кого-то особенного и останешься.

Она натянуто улыбается.

— Новый год. Новая квартира. Новая я.

Новая девушка.

Может быть, я и приятный, кокетливый, яркий брат, но никогда не упускаю возможности восхититься жизнью, растущей в животе моей сестры — моей новой племянницей.

Фрэнки прижимает руку новенькой к своему животу, чтобы та почувствовала движение. Ее зеленые глаза становятся все шире, а выражение лица смягчается и светлеет, словно она понимает всю серьезность происходящего чуда.

Движимый инстинктом и обожанием, я не могу удержаться и делаю шаг ближе к моей новой племяннице и новой девушке.

Я осматриваю ее с ног до головы, мой разум мгновенно цепенеет, а затем разогревается вспышкой допамина или какого-то другого нейрохимического вещества, которое загорается во мне, как рождественская елка, заставляя меня чувствовать себя раскрасневшимся и кокетливым.

— Джованни. — Фрэнки переходит от ликования к рычанию.

Ослабив свою волчью ухмылку, я вытираю руки о фартук и протягиваю одну, чтобы пожать руку новенькой.

— Я вижу пиццу, пирог и себя в твоем будущем?

Фрэнки шлепает меня.

Новенькая краснеет, когда наши руки соединяются. Ее рука маленькая, и она влезает в мою, как в варежку. Вспышка внутри бумерангом возвращается назад, прокладывая себе путь внутрь от моих пальцев, и словно Нико окатывает меня холодной водой.

— Джио, ты ведь помнишь мою подругу Джой?

Если женщины, с которыми я встречаюсь, больше похожи на моделей, то Джой можно было бы сыграть главную роль в фильме «Холлмарк» с блестящими натуральными каштановыми волосами, высокими скулами, нефритовыми глазами и рождественско-красными губами. Она фигуристая в нужных местах и стройная. Немного выше Фрэнки, у нее стройная и изящная фигура, овальное лицо с небольшим углом к подбородку и очаровательным носиком.

Не надо меня ненавидеть за анализ. Я — фотограф. Оценивать красоту — это то, чем я занимаюсь.

А подруга Фрэнки, Джой, классически красива.

— Эмонд Джой, — говорит моя сестра, поймав мой взгляд.

— Шоколадный батончик? — Я запинаюсь в словах.

— Нет, Джой-Джой, — говорит она так, словно это о чем-то говорит.

Честно говоря, я почти не обращал внимания на друзей сестры, когда мы были младше, но я сканирую свой банк памяти. Джози, Джульетта, Джун, Жасмин, Джоанна… Нет. Это все женщины, с которыми я встречался.

— Джой Гловер? — говорит Фрэнки, пытаясь повторить попытку.

Мои глаза расширяются, когда я с запозданием понимаю, что имел в виду Нико, когда ранее сказал: «перчатка»⁷.

— Подожди, ты имеешь в виду Джей Лав? — Я удивленно моргаю, не веря, что лучшая подруга моей младшей сестры с брекетами и в очках — та самая сногсшибательная красотка, которая стоит передо мной.

Тепло ползет по моей шее и быстро распространяется по телу так, что у меня все внутри замирает и ошеломляет, как будто я смотрел на вспыхивающие лампочки.

Это новая версия влечения, которую я никогда раньше не испытывал. Оно мгновенное и всеохватывающе. Когда зрение проясняется, я вижу перед собой две дорожки. Одна из них ведет в том же направлении, в котором я двигался уже много лет, а другая — в неизвестность, навстречу этой прекрасной женщине, которая вызывает во мне нечто более сильное, чем дофаминовый шторм или прилив адреналина.

— У тебя больше нет брекетов, — выпаливаю я как идиот.

— Ну да, — говорит сестра. — Это было больше десяти лет назад.

Я никогда не думал о Джой с романтической точки зрения. Она была застенчивой и невинной. Но теперь, когда выросла и брекеты исчезли, мое внимание задерживается на ее губах.

— Их сняли в шестнадцать. — Ее голос дрожит, и она прячет руки за спину.

— К тому времени ты уже покинул гнездо, — напоминает мне Фрэнки.

Прозвище Джей Лав снова эхом отдается в моем сознании. Я разбираю его на части и собираю воспоминания. Никогда в жизни я не испытывал такого волнения и страха.

Ни при свободном восхождении, ни при свободном падении с парашютом, ни при свободной работе.

Но вот это очень похоже на свободу. Как будто я освободился из клетки, о которой и не подозревал. Фрэнки говорит, что я воздвиг стены и правила в отношениях, особенно после первых нескольких неудач. Я защищал себя от любви, хотя именно ее и хотел больше всего на свете.

Цепи, привязывающие меня к моим прошлым ошибкам, исчезают у меня на глазах, заменяясь страстным желанием, которое подтверждает, что Нико был прав. Я был одинок, но не потому, что был один. Скорее, не нашел подходящего человека.

ГЛАВА 4

ДЖОВАННИ

Джой медленно моргает — наверное, она меня не помнит.

Совершенно забыв о своей обычной плавной и кокетливой манере поведения, я шокировано выпаливаю первое, что приходит на ум:

— Я, кокетливый брат. А ты, Джей Лав?

Она прижимает ладони к щекам, как бы прячась, затем разводит указательный и средний пальцы, глядя на меня.

— Ты помнишь наши поп-стар имена?

Это мне надо спрятаться в пещере. Почему я вдруг стал неандертальцем? Прихожу в себя со смешком.

— Как я мог забыть, как вы двое заставляли нас смотреть на ваши танцы и песни? Как тебя звали, Фрэнки? А, точно. Стремная Сестра.

Словно генерал, возглавляющий нападение, она наступает на меня. О-о-о. Моя сестра переходит в режим атаки. Какой бы прекрасный период жизни она ни переживала в данный момент, гормоны у нее бьют ключом. На самом деле это типичное поведение Фрэнки Коста. Она яростно преданная и оберегающая.

Они придумывали танцы под популярные песни и заставляли нас смотреть их еще до того, как появились танцевальные сценки в социальных сетях. С шестью братьями у моей назойливой младшей сестры и ее свиты была своя аудитория.

По мере того как всплывают воспоминания, я вспоминаю, что Джой всегда носила солнцезащитные очки в форме сердца и исполняла песни и танцевала рядом с Фрэнки с уверенностью поп-звезды. В остальном она была тихой подругой. Не помнил ее имени, но, мне казалось, оно начиналось на «Дж», как и мое. Эта девчонка была помешана на мальчиках — однажды я застал ее шпионившей за мной в моей комнате.

Однако Джой не была и не является назойливой. Скорее, симпатичной. Стоя в нескольких шагах от Нико, который складывает коробки, я любуюсь ее плавными изгибами.

Фрэнки прищуривается на меня, как будто чувствует мои мысли. По общему признанию, у меня репутация очаровашки. Кокетки мирового класса. Мне бы хотелось не обращать на это внимания, но сейчас я не в своей тарелке, о чем свидетельствуют странные внутренние переживания и катастрофические перемены, когда я увидел новую девушку, а затем узнал, что она Джой Гловер.

То, как я прошел путь от востребованного фотографа, путешествующего по всему миру, до продавца пиццы в новой кофейне моей семьи, возможно, объясняется тем, что:

Я официально устал от женщин в большинстве крупных европейских городов.

В Монако у меня больше штрафов за превышение скорости, чем я могу сосчитать. К сожалению, я свободно владею только английским и итальянским языками.

Поддерживать свою репутацию в мире знаменитостей очень утомительно.

Поначалу мне не хотелось расставаться с быстротечной жизнью. Но если быть честным с самим собой, то уже какое-то время я чувствовал себя не в своей тарелке. С тех пор как моя фотография была расклеена по всем крупным городам, ко мне стало приковано гораздо больше внимания. Оказывается, я предпочитаю быть за объективом. Охваченный неуверенностью, втайне рад тому, что Томми настоял на том, чтобы я приехал в Хоук-Ридж-Холлоу. Это дало мне столь необходимую передышку от назойливого внимания.

Но я еще не готов признать это, потому что кто я такой, если не высокий, темноволосый красавчик-фотограф, за которым по всему миру бегают женщины?

Звонок входящего сообщения на моем телефоне прерывает чувство вины, обрушившееся на меня. Я проверяю сообщение от контактного лица в одной из компаний, работающих с люксовыми брендами, для которых я снимаю в Лондоне. И не отвечаю.

Обращаясь к Джой, Фрэнки говорит:

— Ты должна кое-что знать о моем брате Джио. Он ходячий, говорящий флирт. Это ничего не значит. — Чуть громче, вероятно, чтобы я наверняка услышал, она добавляет: — И я не потерплю, чтобы он флиртовал с моим любимым взрослым человеком женского пола — это Эмонд Джой, если тебе интересно. Джио — серийный любовник. Он — живое, дышащее клише плейбоя. Он не любит обязательств и не способен влюбиться. Ты предупреждена.

Уф. Мне говорили, что я очарователен, свободолюбив и кокетлив. Если бы у меня была своя личная страничка с отзывами в интернете, она включала бы все эти термины и пять звезд, но я не пытаюсь разбивать сердца.

Особенно не сейчас, потому что я чувствую себя подростком, который мгновенно влюбился.

Что-то в обвинениях Фрэнки заставляет меня хотеть доказать, что она не права в том, что мой флирт ничего не значит… и что я не способен влюбиться.

Возможно, я просто не встретил ту самую женщину…

Телефон Джой пищит, она проверяет его и спешит на улицу. Меня пробирает холодок, как будто девушка забирает с собой все тепло из помещения. Я смотрю, как она передает пожилой женщине ключи от машины, а потом возвращается, розовощекая от холода. Облегчение согревает меня.

Кто-то хлопает меня по затылку, и я вздрагиваю, представляя, что это Фрэнки.

— Хватит пялится в пространство, — говорит Томми.

— Он пялится не в пространство, — бормочет наша сестра, как будто уже раскусила меня.

Томми смотрит через столовую в сторону двери на Джой, которая вытряхивает снег со своих ботинок.

— Томми, помнишь мою подругу Джой? — говорит Фрэнки. — Хотя, наверное, нет. К тому времени ты уже съехал. Я наняла ее в помощь Джио за прилавком.

Небрежно одетая в джинсовую куртку поверх клетчатой фланелевой рубашки, леггинсы и рождественские носки, которые напоминают мне тапочки, которые носит Глория, Джой потирает руки. У меня перехватывает дыхание, как будто я вижу ее в первый раз заново.

Затем мой телефон подает звуковой сигнал, вырывая меня из этого момента. На этот раз от одной из француженок, которых я старался избегать. Европейские женщины либо любят меня, либо ненавидят. Середины нет, тем более что я входил и выходил из их жизни в одно мгновение. Оглядываясь назад, можно сказать, что Фрэнки и Нико не совсем ошиблись, считая меня кокеткой мирового класса… который, возможно, немного одинок.

Томми показывает на меня.

— Если он хочет работать здесь, то не может встречаться. Та сцена с тремя француженками была…

Я с досадой вскидываю руки.

— Это была не моя вина. В любом случае, я уже работаю здесь, и с чего это я не должен с кем-то встречаться?

Нико прикладывает ладони ко рту и объявляет:

— Внимание всем, для справки: Джованни Коста не женат.

— Это не помогает, — говорит Фрэнки.

Нико хихикает.

— Но это правда, мистер Одиночка ищет любовь.

Не обращая внимания на младшего брата, я снова поворачиваюсь к старшему и спрашиваю:

— Почему у тебя фартук перекручен?

Нико бормочет что-то о том, что Мерили куда-то запропастилась.

Прежде чем он успевает ответить, дети Фрэнки и Расти, Чарли и Стелла, подбегают к Джой.

— Тетя Эмонд Джой-Джой.

Она приветствует их, а затем Расти передает ей Рафаэля, которого она обнимает, заставляя того хихикать.

Мы вчетвером начинаем шепотом обсуждать мой статус свиданий, когда Бруно спускается из офиса наверху.

— Тебе лучше быть осторожным, Санта наблюдает за тобой, Джио, — поет он на мотив песни «Санта Клаус приезжает в город»⁸.

Дети смеются.

В комнату входит Глория, его помощница, в алой блузке, жемчуге, черно-белых узких брюках, на ногах — вязаные вручную тапочки с маленькими колокольчиками, которые звенят при каждом ее шаге. Эта обувь очень контрастирует с ее профессиональным внешним видом.

— Мне нравятся твои тапочки! — восклицает Джой, снимая напряжение между нами, братьями и сестрами.

Наша битва воль заканчивается напоминанием о необходимости вести себя наилучшим образом — в конце концов, это бизнес.

— Я что-то проголодалась, — говорит Фрэнки. — Мне нужен один из этих рогаликов. Может быть, два. С другой стороны я не могу есть так много, как раньше, теперь, когда ребенок такой большой. И так все время. Хочу есть, но не имею возможности впихнуть сюда больше. — Она похлопывает себя по животу. — Хочу спать, но не могу устроиться поудобнее, поэтому просто смотрю юридические драмы. В любом случае, я выношу приговор. Джой будет работать здесь. Джио будет вести себя хорошо. Все получится. — Она стучит воображаемым молоточком.

Томми кивает.

— Хорошо. Джой может присматривать за Джио. Проследи, чтобы он вел себя хорошо.

Я присмотрю за ней, но по другим причинам. На мой телефон приходит еще одно сообщение. Опять от женщины, с которой я встречался.

Томми отключает мой телефон.

— Никаких свиданий. Понял?

— Без проблем.

За исключением женщины с русыми волосами, болтающей с детьми Фрэнки и Расти.

Что-то успокаивается внутри меня. Как будто заново переродился. Звучит так, будто я — придурок, но в школе меня признали самым вероятным человеком, который никогда не остепенится. Не могу сказать, что я не пытался. Фрэнки сказала бы, что у меня проблемы с девушками. А я бы сказал, что не нашел ту единственную… если только не смотрю на нее прямо сейчас.

Но она лучшая подруга Фрэнки. Я не могу этого сделать. Конец истории.

Вероятно, мне следует подписать контракт, обязывающий меня к этому.

Только вот ее зеленые глаза заставили мой мир перевернуться около десяти минут назад. Я до сих пор не уверен, что пришел в себя.

Словно прочитав мои мысли, Томми бросает на меня строгий взгляд — старший из братьев Коста с каждым разом все больше и больше становится похож на папу. Фрэнки, как бы синхронно, бросает на меня предостерегающий взгляд, словно зная о вспышке, охватившей меня при новой встрече с Джой.

Однако, да будет вам известно, что я не хочу заводить отношения, потому что они никогда не были для меня долговечными. Когда же я усвою урок? Лучше держать отношения с женщинами на поверхности. Легкомысленными. Когда я пытался пойти дальше, ничего не получалось.

Вот только есть женщина с ярко-красными губами, от которой я с трудом отвожу взгляд.

По словам моих брата и сестры, свидания под запретом. Но что, если мы будем делать все, кроме свиданий? Или вообще отказаться от официальной части. Уверен, что смогу найти обходной путь — заимствуя один из деловых терминов моего брата Бруно.

История моих отношений обширна. Мой послужной список по вовлеченности вызывает беспокойство. Настолько, что пару лет назад Фрэнки даже грозилась устроить интервенцию.

Но теперь есть Джой. Моя жизнь, не говоря уже о моем мире, никогда не будет прежней.

Бруно и Глория возвращаются в офис. Фрэнки и Расти уходят с детьми. Томми и Нико отправляются на кухню, оставляя нас с Джой одних в столовой.

Пространство между мной и Джой широкое, но что будет, если я его сокращу? Думаю, мы это выясним.

— Как это будет работать? — спрашиваю я, прежде чем осознаю, как это, наверное, звучит.

Для меня: мне будет трудно устоять перед ней, особенно в тесном помещении за прилавком.

Для нее: Джио — сопляк, который дуется из-за правила старшего брата не ходить на свидания и сваливает все на нее.

Прочистив горло, я говорю:

— Я имел в виду, что ты не можешь есть глютен.

— Мне просто придется держать рот на замке, чтобы не ням-ням-ням. — Джой улыбается и имитирует, что проглатывает кусок пиццы, а затем становится такой же красной, как мамин соус маринара.

Мой взгляд переходит на ее губы, тоже красные.

Девушка замирает и кусает нижнюю, ее щеки горят.

— Извини. Это было отвратительно. — Она морщится.

Между нами воцаряется молчание, что редкость, когда находишься рядом с Коста — нам всегда есть что сказать. Кроме, может быть, Луки. Он сильный и молчаливый мужчина.

Прочищая горло, я собираю свои мысли, поскольку они грозят разлететься по углам комнаты.

— Для начала я покажу тебе все вокруг. — Пора заняться делом.

— Это было бы замечательно. Спасибо. Не возражаешь, если я буду делать заметки? — Ее голос дрожит, как будто она нервничает.

Это восхитительно.

Я передаю ей блокнот и ручку. Пальцы соприкасаются, и я мысленно окатываю себя ведром холодной воды, как бы призывая очнуться и увидеть, кто передо мной. Но смотрю на нее… и мне трудно отвести взгляд.

Прочистив горло, я говорю:

— Добро пожаловать в магазин «Пиццы и пирогов Хоук-Ридж-Холлоу». Томми и Мерили пока не придумали лучшего названия. — Я делаю размашистый жест рукой. — Они наложили вето на «Территория Джио», но думаю, что «Пицца моего сердца» может подойти.

Уголок ее губ приподнимается в застенчивой улыбке.

— А как же пирог?

— «Кусочек моего сердца»? Это покрывает обе основы.

Она морщит нос.

— Звучит как неудачнаяхирургическая операция.

Что такого в этой женщине, что сделало меня косноязычным, или, скорее, я несу всякую ерунду, которая приходит на ум, типа шуток отца?

— О, придумал. «Кусочек, ломтик, детка», — напеваю я на мотив попсовой песенки.

— Я ожидала, что ты захочешь назвать её «Важная шишка⁹». Но давай продолжим мозговой штурм. — Она опускает взгляд на свои руки, как бы смущаясь.

Я хихикаю, надеясь, что ей станет легче.

— Находясь среди всего этого разнообразия, я становлюсь странным. — И уж точно не веду себя так, как обычно.

Я не могу сказать, легкая улыбка на лице Джой — это потому, что она смеется надо мной или вместе со мной. Пришло время отвлечь внимание от себя, возможно, впервые в моей взрослой жизни.

Слегка касаясь ладонью ее поясницы, я говорю:

— Вот здесь у нас столовая, там мусорные контейнеры. Пока только прилавочное обслуживание. И никаких изысканных блюд. Но если захочется вкусно поесть, на курорте есть несколько вариантов. — Мой телефон пищит, но я не обращаю на него внимания.

Джой возится с блокнотом для заказов и ручкой.

Продолжаю:

— Это секция самообслуживания с салфетками, соломинками и приправами. Мы принимаем заказы справа, а оплату — слева. Это кажется нелогичным, но поскольку некоторые позиции меню, такие как закуски и салаты, поступают с кухни, так проще. Мы можем пройти за кассу, и я покажу, где происходит волшебство.

Она хмурится, и ее взгляд падает на прилавок, на холодильник, на автомат с газировкой — куда угодно, только не на меня. Дело в том, что я привык к тому, что женщины смотрят… и смотрят… и смотрят.

— У нас есть дровяная печь. Всегда пользуйся огнезащитными перчатками, Джей Лав.

Ее щеки становятся еще румянее, и она продолжает возиться с ручкой и бумагой в руке.

Толкнув ее плечом, я говорю:

— Прошу прощения, что сразу не вспомнил тебя.

— Ничего страшного, Его Величество Сексуальность. — Девушка шокировано ахает.

Я хихикаю и морщу нос.

— Что это было?

Взгляд Джой устремляется к двери, и она сглатывает.

— О, это было твое имя поп-звезды, которое мы с Фрэнки придумали. Ну, знаешь, если ты присоединишься к группе.

— Джей Лав и Его Величество Сексуальность. Хорошо звучит.

Она отворачивает лицо, словно желая спрятаться.

Трудно не заметить плавный силуэт ее шеи, ее изгибы и то, как она выглядит в леггинсах, обтягивающие ее аппетитные ножки.

Меня тянет к ней, как членов семьи Коста к маминым фрикаделькам и маринаре.

Джой резко оборачивается и чуть не врезается в меня, настолько я близко. Пульс учащается. Я поднимаю руки вверх в знак капитуляции.

— Я как раз собиралась… — Девушка замолкает, и ее брови сходятся вместе, как будто она понимает, что я ее разглядываю.

Я небрежно прислоняюсь к стойке.

— Ты что-то говорила?

Она моргает несколько раз, как будто ее разум отключился, но ее зеленые глаза не отрываются от моих.

Часть меня не хочет, чтобы она отводила взгляд.

— Я собиралась… э-э… — Ее взгляд мечется по сторонам, словно она пытается вспомнить. — Фартуки?

Я не уверен, что Джой собиралась сделать или сказать, но точно не это. Мне кажется, она немного стесняется меня, и должен признать, что это заводит. Обычно женщины начинают действовать решительно. Но не эта, и мне это нравится.

Показываю Джой на кладовую возле ванной.

— Раньше это был кабинет, но Томми и Мерили решили, что здесь лучше хранить такие принадлежности, как фартуки. У нас есть несколько разных фасонов, так что выбирай.

Мы вдвоем едва помещаемся внутри и находимся так близко, что я не могу не вдыхать ее сладкий и мятный аромат, аромат леденцов. Чувствуя необычайную теплоту, показываю ей ящик с фартуками, полотенцами для посуды и другими предметами. Она медленно моргает, то переводя взгляд на меня, то отводя его, словно девушка боится смотреть на меня слишком долго.

— Я возьму один из этих. — Джой достает фартук, но шнурок цепляется за металлическую направляющую ящика.

В маленьком пространстве наши руки соприкасаются, и мы несколько раз натыкаемся друг на друга, пока не распутываем его. Учащение моего пульса превращается в почти постоянную дрожь внутри меня.

Джой как будто задерживает дыхание. А может быть, это я. Мы оба? Возможно, в этой комнате не осталось воздуха.

Неуверенно, как подросток, впервые влюбившийся в девушку, я показываю ей, где можно найти различные принадлежности для пополнения запасов, включая салфетки и соломинки.

— А стаканчики? — Ее голос дрожит.

Когда она поворачивает голову на несколько градусов, чтобы посмотреть мне в лицо, я оказываюсь в нескольких сантиметрах от ее рта.

Она тяжело сглатывает.

Я опускаю взгляд к ее губам.

Время могло бы сейчас остановиться, мог бы наступить конец света, а я бы с радостью остался в этой кладовке с Джой.

Ее взгляд затуманивается, как будто мы во сне. Ее рот слегка приоткрывается.

Затем кто-то начинает спускаться по лестнице вниз, крича о задержке важного заказа. Это Бруно, он ищет Томми.

Все еще как в тумане, я смутно припоминаю ее вопрос. Жестикулируя над головой, я говорю:

— Стаканчики… — Но от топота длинные прозрачные пластиковые рукава стаканчиков качаются. Прежде чем успеваю остановить лавину, они падают нам на головы. Я поднимаю руки, чтобы защитить нас, когда они проносятся над головой Джой, и это движение еще больше сближает нас. Наши губы соприкасаются.

Да, время действительно остановилось. Мир, каким я его знаю, закончился.

Мой рот задерживается на ее губах на долгое мгновение. Ее губы остаются прижатыми к моим. Есть легкое осознание, пульсация, как будто мы оба не уверены, продолжать ли нам или отстраниться друг от друга.

Невозможно отрицать искру, которая зажглась между нами, тепло и химию. Я чувствую себя подростком, который пробрался в кладовую со своей первой возлюбленной.

— Дыши. — Мой шепот прерывистый.

— Ты напоминаешь себе или мне? — спрашивает Джой.

— Обоим.

Снова нахожу ее губы своими, но это скорее нежный шепот поцелуя, чем поцелуй страсти.

Кто-то снова топает по лестнице. Словно выведенная из транса, Джой издает хныканье, переходящее в шокированный вскрик, и отскакивает назад, проплывая сквозь рукава пенопластовых стаканчиков, которые рухнули на нас.

Она прижимает руку ко рту.

— Этого не было. Это была случайность, клянусь, — тихо говорит она.

— Упс, — выдыхаю я, не зная, как расценивать ее реакцию.

— Упс, — повторяет она и быстро мотает головой, словно пытаясь избавиться от какой-то мысли. — Ты под запретом. Этого не было.

В груди тяжелеет, словно на нее давит настоящий груз снега, а не легкий пенопласт.

Мы вываливаемся из кладовки, щеки красные, глаза дикие. Мне хочется смеяться. Джой выглядит так, будто хочет заплакать… или спрятаться.

— Прости меня. Я не хотела… — Она размахивает руками. — Как я уже и сказала, это была случайность. Очевидно. Не беспокойся.

— Точно. Случайность, — выдыхаю я. Потеряв свою обычную развязность, я медленно отступаю назад, прежде чем сделать что-то, о чем могу пожалеть.

Мы молчим несколько долгих мгновений, пока пополняем запасы. Затем я показываю ей, как чистить кофемашину, и приношу каждому по содовой.

— Похоже, ты быстро учишься.

Она зажимает нижнюю губу между зубами. И конечно же, все, о чем я могу думать, это о том, какими мягкими и в то же время неистовыми они были под моими всего несколько мгновений назад.

Как будто мы только что не целовались, она говорит:

— Фрэнки, наверное, не помнит этого, но я работала в «Вива Пицца» одним летом в старших классах. — Она держит соломинку для газировки между губами.

Ее губы! Черт, наверное, мне стоит принять холодный душ. Облиться полностью. Обретаю голос, но он немного дрожит, как будто мне снова тринадцать лет и я разговариваю со своей первой возлюбленной.

— Да ладно! Ты там работала? У них была лучшая пицца с артишоками, азиаго, козьим сыром и пармезаном.

— Я никогда в жизни не ела артишоки, пока не испортила заказ. Мой босс был таким грубияном. Я не хотел нарываться на неприятности, поэтому съела её. О чем ни разу не пожалела.

Поворачиваюсь и просматриваю меню.

— Так, посмотрим. В «Пауло» есть артишоки. Возможно, тебе понравится. Или вот «Джио». Скажи, что ты любишь пикантные колбаски. — Я задеваю ее локоть своим.

Она отодвигается на несколько сантиметров и избегает смотреть на меня.

— Никогда не пробовала.

— Ты многое упускаешь.

Глядя на меня сквозь ресницы, она спрашивает:

— Серьезно?

Не могу понять, говорим ли мы о все еще пицце или уже о чем-то другом…

Обычно в такой момент я бы сказал что-нибудь нежное и кокетливое, но слова застревают у меня в горле, поэтому бормочу что-то глупое о соломинках, прежде чем показать Джой остальную часть ресторана, пообещав, что завтра проведу для нее экспресс-курс по пирогам Мерили, так как вечерний ажиотаж приближается… как и буря чувств, с которыми я не знаю, что делать.

Следующие несколько часов проходят как в тумане: мы с Джой работаем за прилавком. Нико бегает между кухней, столовой и посудомоечной машиной. Мама работает за кассовым аппаратом. Папа, как обычно, наблюдает и складывает коробки. В какой-то момент кто-то переключает радио на рождественскую станцию, в общем вечер пролетает незаметно.

Трудно сосредоточиться, когда Джой заставляет мою голову кружиться, из-за вопросов, которые, кажется, плавают в ее прекрасных глазах и из-за маленьких намеков на ее истинную личность, которые она показывает, когда общается с кем-то, кроме меня.

Как будто Фрэнки загрязнила ее сознание рассказами о моих романах, настроив девушку против меня, или, может быть, она просто стесняется.

Когда, наконец, ажиотаж стихает, я показываю Джой заключительную часть работы. Отрываю упаковку пластиковых крышек от стаканчиков. Щеки девушки розовеют, ее взгляд перебегает с моего лица на руки.

Отвлекаюсь на то, что это может означать, и крышки вылетают из упаковки, как из пушки, и разлетаются повсюду — напоминание о лавине из стаканчиков и случайном поцелуе в кладовке.

Мы оба наклоняемся, чтобы поднять их, и сталкиваемся головами.

Я вскакиваю и тянусь к Джой, нежно прижимая руку к ее спине.

— Прости. Ты в порядке? Эта все моя огромная голова…

Она потирает лоб, а потом смеется.

— У тебя не такая уж огромная голова. Это был просто маленький любовный шлепок.

Я поднимаю брови.

Девушка сжимает губы и смотрит в пол, щеки заливаются краской.

— Ну, знаешь, я ведь Джей Лав.

Я хихикаю.

— Мы вышьем на твоем фартуке твое имя поп-звезды.

Любовь. Это слово застряло у меня в горле.

Я помогаю Джой подняться на ноги, и по какой-то причине меня охватывает радостное возбуждение, когда приходит моя мама пожелать ей спокойной ночи.

— Джой, я так рада была снова тебя видеть.

— Взаимно, миссис Коста.

Мама целует ее в обе щеки.

— Марко, ты ведь помнишь Джой?

Папа кивает.

— Лучшую подругу Фрэнки? Конечно. Она архитектор. — Он говорит с гордостью и начинает что-то рассказывать о здании на Восточной Шестнадцатой улице, но мама прерывает его.

— Мы так рады, что ты здесь, bella¹⁰. — Она поворачивается ко мне. — Джио, почему ни одна из тех девушек, которых ты приводил домой, не могла быть похожа на нашу Джой? Хорошо, что ты не связал себя узами брака с той, которая не хотела детей. Как ее звали? А потом была та, которая не хотела разговаривать с твоими братьями и сестрой.

— Малия? — Папа неодобрительно хмыкает.

Вообще-то Нора, но я не поправляю его.

— О, и давайте не будем забывать о той, которую Фрэнки называла «невестой Вейдера». — Мама с отвращением качает головой. Мария Коста никогда не упускает возможности покритиковать мои неудачные отношения, как будто это исправит все, что со мной не так.

— Мама, — начинаю я, но тут на мой телефон приходит сообщение.

— Мне нужно забрать у тебя эту штуку? Манеры. — Она поворачивается к Джой. — Пожалуйста, присоединяйтесь к нам на Рождество. Мы впервые празднуем Рождество в Хоук-Ридж-Холлоу, и будем рады видеть тебя с мамой.

— Это было бы замечательно, миссис Коста. Позвольте мне поговорить с мамой. Похоже, она бросила меня, чтобы пройтись по магазинам.

Моя мама смеется.

— Джио может отвезти тебя домой, верно?

Я киваю, потому что правильный ответ на все, что говорит моя мама, — «да».

— Спасибо и за приглашение на ужин. Не знаю, упоминала ли об этом Фрэнки, но проблема в том, что мне нельзя есть глютен. Несколько месяцев назад я узнала, что у меня непереносимость. — У Джой дрожат губы, как будто она вот-вот заплачет.

Я бы тоже плакал, если бы не мог есть чесночный хлеб от Марии Косты.

Моя мама качает головой, словно говоря, что привлечет Господа к этому печальному факту, если понадобится.

— Мы найдем выход, — говорит она, взяв Джой за обе руки.

— Спасибо за помощь, — говорю я родителям, с нетерпением ожидая, когда они уйдут, чтобы не смущали меня.

— Конечно, это и значит быть семьей. И я бы хотела, чтобы она росла, — многозначительно говорит мама, когда они, шаркая, выходят на улицу.

Я закрываю за ними дверь и переворачиваю табличку с надписью «Закрыто». Когда оборачиваюсь, Джой сидит за одним из столов, сложив руки и положив на них голову, как будто дремлет на уроке. Когда я подхожу, она рывком поднимается и говорит:

— Я не спала. Я не спала. Это была долгая поездка, вот и все.

Я хмурюсь.

— Ты только сегодня приехала?

Джой рассказывает, как ехала через всю страну с Манхэттена. Как с каждым километром пересчитывала оставшийся путь и, словно обретая второе дыхание, рассказывает обо всех остановках по пути.

— Единственная вещь, которую упускаешь, когда летаешь повсюду, — это свободная дорога и все интересные достопримечательности. Я всегда хотел отправиться в путешествие, — говорю я.

— В ближайшее время я точно не отважусь на это, хотя уже скучаю по дому.

— Да, к жизни в маленьком городке нужно привыкнуть.

— Хорошо, что это временно.

Я медленно киваю, так же не зная, как долго здесь пробуду.

— Я пробуду здесь какое-то время, но тоже скучаю по городу.

Щеки Джой вспыхивают, и она слегка наклоняется ко мне.

— Я видела твою фотографию на Таймс-сквер на днях.

Мои мысли устремляются к выставке «Перед объективом». Как я стал восходящей звездой. Не в печати и не на экране, а благодаря фотовыставке, которая привлекла к себе много внимания. Мое имя известно в определенных кругах, но иногда я боюсь, что все это ускользает от меня. Однако сейчас не тот случай. У меня странное чувство, что мои лучшие работы еще впереди. Я вскакиваю на ноги, ошеломленный новой мыслью.

Джой зевает и снова опускает голову, как будто собирается заснуть.

— Как насчет того, чтобы отвезти тебя домой? — говорю я.

— Кажется, я живу в Карамельном переулке.

— Предоставьте возможность Хоук-Ридж-Холлоу менять названия улиц в зависимости от сезона. Есть еще Щелкунчик-авеню, тупик Рождественского печенья и проезд Красноносого оленя Рудольфа.

Ее улыбка расширяется.

— Я люблю… — Она прочищает горло. — Мне здесь очень нравится. Ты точно не против подвезти меня?

— Нисколько.

Я выключаю свет и запираю заднюю дверь, когда мы выходим. Слегка касаясь пальцами спины Джой, направляю ее к лестнице на погрузочной площадке.

— Осторожно. Она немного шаткая.

Джой покачивается и хватается за перила одновременно с тем, как я сжимаю ее руку.

— Я в порядке. Просто нужно немного поспать. — Ее голова склоняется набок.

— Прямо сейчас? — спрашиваю я. — Давай подождем, пока я не привезу тебя домой.

— Не мяукай. И не сейчас. — Она снова зевает.

— А? — спрашиваю я, сбитый с толку.

— Ты сказал «мяу».

— Я не говорил «мяу».

Джой выпрямляется, как будто странный разговор и холодный ночной воздух разбудили ее.

— Я слышала, как кто-то мяукнул.

Я замираю, и мы оба прислушиваемся.

— Вот опять.

Мы следуем за тихим звуком. Он приводит нас к мусорному контейнеру, и я включаю фонарик на своем телефоне.

Четыре блестящих глаза отражают свет из глубины картонной коробки.

Джой приседает. Я опускаюсь рядом с ней, приветствуя ее мятный аромат леденцов, перекрывающий запахи гнилого мусора. На этот раз мы не ударяемся головами.

В коробке мы находим двух маленьких бело-рыжих котят.

— Как думаешь, они ждут свою маму или кто-то оставил их здесь?

Я качаю головой из стороны в сторону.

— Они в коробке, а на улице мороз. Думаю, мы должны взять их с собой. Завтра попробуем найти их маму. Хотя думаю, что их кто-то выбросил. Снег такой глубокий, что вряд ли они переживут ночь.

Джой смотрит на меня, глаза наполнены слезами.

— Я всегда хотела котенка.

Неожиданная мысль приходит мне в голову.

Я хочу тебя.

Отмахиваюсь от нее, потому что любой, кто меня знает, сказал бы, что я кокетка, и это стандартный рабочий подкат Джованни Косты.

Но я уже не так в этом уверен… и не могу перестать думать о случайном поцелуе.

ГЛАВА 5

ДЖОЙ

Проснувшись на следующее утро, долго не могу вспомнить, что нахожусь в доме мамы. Словно слайд-шоу, которое медленно обретает четкость, я просматриваю последние двадцать четыре часа.

Приехав в Монтану, я обнаружила, что моя мама превратилась в «Донну Рождественское украшение». Затем зашла в магазин пиццы и пирогов, чтобы встретиться с моим любимым взрослым человеком женского пола, не состоящем со мной в родстве, и вышла оттуда с работой.

Между делом Джованни Коста покормил меня начинкой для пирога.

О, и это было вкусно.

Очень вкусно.

Но это и пиццерия напомнили мне, что я не могу есть глютен. Мало того, новая работа с болью напоминает мне о том, что я потеряла старую работу, работу моей мечты. Тем не менее, я подала заявки в интернете на вакансии по всей стране — одна из них даже по проектированию курятников. Вот так.

Не будем забывать, что присутствие Джио, не говоря уже о его невинном употреблении слова «магия», напоминает мне о том, что я одинока.

Чертовски одинока.

— Сэмпсон Клеклер, надеюсь, где бы ты ни был, твоя карьера будет волшебной. — И под словом «волшебная» я подразумеваю провал. Мне также хочется, чтобы это прозвучало убедительно, но с утра у меня ни голос, а какое-то лягушачье кваканье. Полагаю, это то, что ты получаешь за свою желчь.

Уставившись в потолок, испускаю долгий вздох.

— Я проектирую здания и дома. И смогу перепланировать свою жизнь. Насколько это может быть сложно?

Сажусь и смотрю в окно на улицу, украшенную красно-белой тематикой леденцовых тросточек и припорошенную свежим снегом. С изменением работы и жилищных условий я справлюсь. В основном.

С другой стороны, Джио — это своего рода горячий тамале. Итальянская фрикаделька. Пикантная колбаска. Я откидываюсь назад и прячу голову под подушку, вспоминая наш случайный поцелуй.

Нарастание было интенсивным. Поцелуй был коротким. Но этот момент я никогда не забуду, даже если он не хотел касаться своими губами моих… или задерживаться на них… или целовать меня. Я поцеловала его в ответ. При мысли об этом чувствую дрожь и головокружение.

В горле образовался ком, который не проходит. Почему? Потому что я хочу большего. Не хочу случайно поцеловать Джованни Косту. Я хочу поцеловать его по-настоящему, полностью, глубоко, всецело.

Не то чтобы мы только что встретились и я поцеловала совершенно незнакомого человека. Технически, мы знаем друг друга с тех пор, как мне было четыре года, а ему тогда было около девяти. Мы с Фрэнки подружились на детской площадке в городе. Мама хотела, чтобы у меня был друг, так как я была единственным ребенком. Миссис Коста решила, что девочка в жизни ее дочери — это хорошо, учитывая, что у Фрэнки шесть братьев.

Вспомнив слова Фрэнки о том, что она желает мне встретить кого-то особенного, понимаю, что этот кто-то гораздо ближе, чем она думает.

Спрятавшись под подушкой, я рычу от разочарования и возбуждения. Случайно или нет, но мы поцеловались.

И это было даже лучше, чем я могла себе представить.

Но он под запретом. Запрещен, как брат моей лучшей подруги. Как я смогу снова показаться в магазине? Что, если Фрэнки узнает или у них есть камеры видеонаблюдения в кладовке? Как я вообще продержалась до конца смены? Если честно, то легко. Я была в полубессознательном состоянии, вызванном случайным поцелуем.

Я должна забыть об этом, начиная с этого момента.

Последний раз я что-то скрывала от подруги чуть больше десяти лет назад. Билли Марстон, мой школьный парень, бросил меня накануне выпускного вечера. Мне показалось, что я провела несколько часов, разговаривая по телефону с Фрэнки, рыдая в трубку. Один брат предложил избить его. Если правильно помню, это был Пауло, тот самый громила. Другой предложил стать моим кавалером на балу. Это был не кто иной, как Джованни. На полсекунды я забыла о своих подростковых проблемах, и надежда наполнила меня, как воздушный шарик. Конечно, он был старше меня на четыре года (и очень привлекательный). Но все же. Девушка могла надеяться, что ее давняя страсть осуществится.

Попутно замечу: многие девочки пытались подружиться с Фрэнки, чтобы получить доступ к печально известным мальчикам Коста. Полагаю, что это привело к тому, что она стала дерзкой и очень вспыльчивой. Или же эти аспекты ее личности могли быть вызваны тем, что у нее было шесть братьев. В любом случае, я знала, что лучше не использовать ее подобным образом.

Сначала друзья. Потом рогалики. Ну, до этой несвоевременной чувствительности к хлебу. Возможно, у меня также есть чувствительность к парням, в частности, к Джованни. Наверное, у меня на него аллергия. Да, это официальный диагноз. У меня есть симптомы, подтверждающие это. Или, по крайней мере, я буду говорить себе это, чтобы мы случайно не поцеловались снова.

Симптом первый: когда рука Джио коснулась моей, по коже пробежали мурашки.

Симптом второй: когда его глаза встретились с моими, сердце бешено заколотилось.

Симптом третий: когда мы столкнулись головами, я практически начала задыхаться.

Не волнуйтесь. Удар был совсем не болезненным, но его сопровождал запах мужского одеколона. Надо бы принять антигистаминный препарат на всякий случай.

Когда я еще жила дома, а мамы все время не было рядом, Фрэнки была моим спасательным кругом. Моей лучшей подругой. Я не хотела делать ничего, что могло бы поставить это под угрозу. Она никогда не должна узнать, что я тихонько мечтала держать Джио за руку. Целовать его. Выйти за него замуж… Ладно, хватит.

На самом деле, еще кое-что. Все эти годы я была болезненно застенчивой и тихой. Само количество членов клана Коста ошеломило меня, единственного ребенка. Однако однажды у меня по-настоящему потекли слюнки, когда я увидела Джио в коридоре в одном полотенце после душа после футбольной тренировки — вот что значит жить в квартире с четырьмя спальнями на девять человек. Мысли об этом заставляют меня падать в обморок. Не судите.

Подушка у меня над головой приглушает мой вздох, и я вытираю свежую слюну.

Помогите мне. Помогите мне сейчас.

Дело в том, что когда Джио предложил мне пойти на выпускной после того, как меня бросили, я никогда не забуду ответ Фрэнки. Она сказала: «Только через мой труп».

Воздушный шарик лопнул.

Тогда я знала то, что знаю сейчас. Лучше не проявлять никакого интереса к Джованни Косте.

С одной стороны, у Фрэнки есть семья, о которой нужно заботиться, и я не хочу даже думать о ее трупе. С другой стороны, мы по-прежнему лучшие подруги. И я не могу разрушить это из-за глупой влюбленности.

На мой телефон приходит сообщение. Она прислала забавную гифку, на которой изображен Коржик из «Улицы Сезам» с разлетающимися повсюду крошками печенья. В сообщении написано: «Спасибо». Видите? Мы с ней похожи. Практически сестры. Еще одна причина забыть о случайном поцелуе.

После окончания школы мы с Фрэнки поддерживали тесную связь. После того как она уехала из Нью-Йорка, мы постоянно общались, но виделись только раз или два в год. К сожалению, я не попала на ее свадьбу в Италии, так как заканчивала большой проект, а времени было в обрез. Однако у нас были девичьи выходные до того, как она начала рожать детей.

Все это время Джио периодически появлялся в моей памяти, но он — брат Фрэнки. Я смирилась с тем, что мои школьные фантазии так и не стали реальностью. Парень не только под запретом (Подруги — во-первых! Рогалики — во-вторых!), он недосягаем. Не в моей лиге. За гранью?

Джио за дверью?

Я слышала, как она распахнулась минуту назад, но решила, что мама получает почту или с энтузиазмом встречает соседку со всей солнечной жизнерадостностью кого-то другого, а не той Донны Гловер, которую я всегда знала. Теперь глубокий голос с легким нью-йоркским акцентом слышен на крыльце под гостевой спальней. Мой желудок трепещет особым образом, как всегда, когда на ум приходит Джио.

Я подкрадываюсь к окну. На подъездной дорожке стоит красный внедорожник «Порше», идеально вписывающийся в праздничную тематику. В воздухе клубится облако выхлопных газов, как будто он оставил его заведенным.

— Она всегда хотела котенка, — говорит моя мама.

Котята!

Вчерашний поздний вечер снова всплывает в моей памяти. После долгой поездки в Монтану и воссоединения с мамой и Фрэнки, неожиданной встречи с Джио и работы в пиццерии (как езда на велосипеде, время в «Вива пицца» сразу же вернулось ко мне), мы с ним нашли двух котят у мусорного контейнера.

Если не ошибаюсь, прошлым вечером я обошла переутомление, промчалась сквозь усталость и приземлилась в бреду по дороге домой с Джио. Я пела рождественские гимны котятам, которые сидели в коробке у меня на коленях.

Съеживаюсь.

Смутное воспоминание о том, что он хотел, чтобы я сразу легла спать и не беспокоилась о котятах, тоже всплывает в памяти. Закрываю рот рукой. Он оставил котят на кухне, и уверена, что проследил за тем, чтобы я поднялась наверх, не упав… и уложил меня.

Нет, этого не может быть.

Нет, пожалуйста, нет.

Чувствуя себя так, словно вернулась в старшую школу, а мой кавалер пришел за мной пораньше, я кружусь по кругу, неуверенная, следует ли мне забраться обратно в постель, попытаться привести себя в презентабельный вид и поприветствовать своего гостя или выпрыгнуть из окна.

Снега так много, что я, вероятно, не поранилась бы. Но и быстро скрыться мне бы не удалось. С другой стороны, «Порше», вероятно, едет очень быстро. Если ключи все еще в замке зажигания, я смогу сбежать!

Не успеваю я принять решение, как автомобиль отъезжает с подъездной дорожки. Как и Джованни Коста в своих дизайнерских джинсах и хорошо сидящих рубашках, он выглядит сексуальным и элегантным, когда уносится прочь.

Разрываясь между сильным разочарованием, как в тот раз, когда Санта забыл наполнить мой чулок, и глубокой тоской по парню, который является самым большим кокеткой в Большом Яблоке, я испускаю долгий вздох, когда до моего носа доносится аромат вафель.

Убеждена, что где-то на восьмидесятом шоссе я попала в сумеречную зону. Моя мама не любит завтракать. Но пока что это довольно хорошая жизнь, так что мне, вероятно, не следует слишком сильно сомневаться в этом.

Не знала, что моя мама отличает вафли от блинов и французских тостов, и уж тем более умеет их готовить. Я в любой день предпочту это волшебство магии моего бывшего.

Освежившись и одевшись, спускаюсь вниз. Крышка коробки на полу с надписью «Рождественские украшения» перекошена. Это маминых рук дело? Из нее свисает нитка блестящей серебряной гирлянды. На журнальном столике стоит мой деревянный снеговик с цифрами для обратного отсчета до Рождества.

Осталось девять дней.

На книжных полках стоят несколько снежных шаров из моей коллекции. Мои родители развелись, когда я была достаточно взрослой, чтобы помнить своего отца. Поэтому каждый год покупаю себе один и представляю, что это от него.

Мы виделись с ним нечасто, но я помню, как однажды он пришел с елкой в стиле Чарли Брауна. Мама оставила ее в углу у двери. В другой раз он принес мне плюшевого медведя. Когда я нажимала на его лапу, он пел рождественскую песенку, но батарейка садилась, поэтому это было больше похоже на жалкое гудение. В последний раз, когда я видела отца, он подарил мне раскрашенный камень. Передавая его мне, он сказал: «Ты кремень».

Оглядываясь назад, можно сказать, что мои родители пытались переплюнуть друг друга в праздновании Рождества с полным отсутствием энтузиазма. Хотя мама ничего не украшала, она была немного более вдумчивой, когда дело касалось подарков. Иногда я получала одежду, книги, компакт-диски, но чаще всего это была подарочная карта из магазина, который находился по пути в ее офис. Естественно, я пообещала себе, что на Рождество буду действовать по принципу «все или ничего», и, похоже, мои усилия наконец-то принесли плоды.

Не зная, где она находиться, когда вхожу на кухню, я окликаю ее:

— Доброе утро, мама.

И вздрагиваю, останавливаясь. Джованни сидит за круглым деревянным столом, и я чувствую себя школьницей, заглянувшей домой к Фрэнки перед школой. На нем темные джинсы. Его хлопчатобумажная рубашка довольно поношена и удобна — в ней я хотела бы спать, хотя бы для того, чтобы почувствовать его запах. Должно быть, парень вернулся, пока я собиралась.

Одетая в пушистый белый халат, моя мама выходит из гаражной двери рядом с кухней.

— Привет, милая. Этот приятный молодой человек зашел и исполнил твое детское желание. — Она перекладывает котят в коробку, застеленную свежим одеялом.

Отступаю на несколько шагов назад, потому что это было скорее подростковое желание: бушующие гормоны и абсолютная сексуальность Джованни. Однако не стану отрицать, что это желание преследует меня и в наши дни. Я ударяюсь о мамин кулер с водой, теряю равновесие и чуть не падаю, когда он булькает.

— Это не я, — выпаливаю я на случай, если они подумают, что я пукнула.

Как по команде, машина снова булькает.

Джованни вскакивает на ноги.

— Ты в порядке?

— Ага. Просто решила спуститься сюда поиграть с котятами. — Моя улыбка увядает, а щеки горят.

Он поворачивается в сторону коробки, стоящей на столе.

— Но они же там.

Слегка хнычу, потому что могла ли я быть более неловкой?

Джио ставит коробку с котятами передо мной. Я вдыхаю его запах, разрываясь между этими очаровательными пушистыми малышами… и им самим.

Голос мамы прерывает мою внутреннюю дискуссию.

— Джонстоны, живущие на другой стороне улицы, занимаются приютом для кошек и принесли кое-какие припасы. По их рекомендации Джованни только что вернулся со специальным составом молока от ветеринара из города.

По крайней мере, я оделась, прежде чем спуститься сюда, но это нечестно, что у меня на щеке все еще остается слабый след от подушки, а он выглядит так, словно сошел со съемочной площадки или фотосессии. Еще слишком рано так близко находиться к его мужественным часам на левом запястье и густым, взъерошенным волосам.

Почему? Потому что мне хочется провести по ним руками, а это неподходящая мысль для кухни моей матери.

Кроме того, я знаю о Джованни Коста три вещи. Он:

Очаровательный

Уверенный в себе

Кокетливый

Кроме того, от него пахнет свежестью, как лосьоном после бритья, несмотря на легкий слой щетины вдоль челюсти. Одеколон Джио заигрывает с моими чувствами. Парень излучает самоуверенность, сидя за столом, как будто ему здесь самое место, и меня это раздражает, потому что я едва ли чувствую себя так. Не знаю, как вписаться в новую жизнь моей матери. А моя тем временем разрушается.

Итак, вот пять вещей, которые я знаю о Джованни Коста, и пять причин, по которым должна, но не могу держаться подальше. Мало того, что удача отвернулась от меня, так меня еще и понизили до разносчицы пиццы. Хуже того, мне приходится работать с братом моей лучшей подруги, который нравится мне с тех пор, как у меня были брекеты.

Его Величество Сексуальность находится на кухне моей матери. Это не сон и не плод моего воображения — поверьте, когда дело касается Джио, у меня было много фантазий.

Если я чему-то и научилась за время, проведенное с Сэмпсоном Клеклером, так это тому, что нужно избегать очаровашек, обаяшек и парней, которые часто подмигивают. Впрочем, я не замечала, чтобы Джованни подмигивал. Сэмпсон объяснил, что это часть его «сценической игры», но чем больше об этом думаю, тем чаще вспоминаю, как он общается с женщинами-зрительницами после своих выступлений.

Да, да. Я смотрела сквозь пальцы на то, как меня обманывали.

Джио тоже любитель пофлиртовать, так что я знаю, что мои ожидания должны быть минимальными. Кстати, привет тебе отсюда! А вид, по крайней мере, на моего нового сослуживца, не так уж плох.

— Джио, я приготовила вафли и яичницу. Хочешь? — спрашивает мама.

— Было бы здорово. Спасибо, миссис Гловер.

— Не миссис Джей Лав? — спрашиваю я, тут же жалея об этом.

Не будем забывать, что сама называла Джио «Его Величество Сексуальность». Когда была моложе, я вознесла его на пьедестал. Он уже был старшеклассником, когда я была новичком в старшей школе, и, скажем так, у мистера Популярность, короля бала и футбольного жеребца не было недостатка в поклонницах, включая меня.

Но я повзрослела. Если мне предстоит работать с Джио, мне нужно вести себя профессионально, как будто он ничем не отличается от лысеющего мужчины средних лет с брюшком и загаром от игры в гольф по выходным из моего бывшего офиса.

Если бы только существовала машина времени, и я могла бы вернуться в прошлое и стереть из памяти те моменты, когда позорилась перед Джио. Я пела и танцевала, как подражательница поп-звезды, мы с Фрэнки играли в «Твистер» с ее братьями — скажем так, мое лицо все время напоминало красные круги, — и за пять лет, наверное, произнесла при Джио всего пять слов. Помните, я была тихой, застенчивой подругой?

Но я уже не ребенок и не подросток. Я взрослая зрелая женщина. Умная и успешная. Способная и сильная. Я могу забыть моменты, когда мне было очень стыдно, и записи в дневнике, где упражнялась в написании своего имени как Джой Коста.

— Это звучит нормально, Джой? — спрашивает моя мама.

— А? Что? — спрашиваю я, вырванная из своих мыслей.

— Я присмотрю за котятами, пока ты на работе.

— О, да. Конечно. Звучит неплохо. Спасибо.

Джио хмурит брови, как будто его беспокоят мои привычки спать на ходу, учитывая, как я устала вчера вечером и что, похоже, сегодня утром мне не хватает нескольких яиц. Возможно, он думает, что парочка из них треснула.

Мало того, живя снова с матерью, как бы она ни изменилась, и периодически забываю, что и я тоже. Похоже я скатываюсь к подростковому возрасту, вместо того чтобы стать ответственной, независимой, профессиональной женщиной, над чем так много работала.

Помимо того, что решила жить с мамой и превратиться в застенчивую, неуклюжую девочку-подростка, которая шарахается от горячего старшего брата моей лучшей подруги, я вернулась к комфорту: комфортной еде, такой как пастообразная безглютеновая версия макарон с сыром, и комфортной одежде в виде леггинсов, футболок и клетчатых фланелевых рубашек. Как же так получилось, что это моя жизнь?

Я могла бы начать все сначала, но потеря работы, квартиры и разрыв отношений немного подкосили меня. Но рядом с Джованни я искажаюсь и привязываюсь, становлюсь лунатичной и теряю сознание. Короче, снова превращаюсь в ту глупую подражательницу поп-звезды, над которой он и его братья смеялись все эти годы.

— Как мы назовем котят? — спрашивает он своим глубоким голосом, отрывая меня от моих мыслей.

— Ты знаешь какие-нибудь хорошие кошачьи клички на итальянском? — мурлычу я, и практически хлопаю ресницами.

Я потеряла контроль над своими телесными функциями. Это похоже на фильм «Чумовая пятница», только вместо того чтобы два человека менялись телами, все это происходит внутри меня. Хочу заверить Джио, что обычно я не страдаю дезорганизацией и точечными расстройствами.

Дело в том, что я фантазировала о том, как Джованни говорит со мной по-итальянски. Неважно, что я не пойму ни слова, и не имеет значение скажет ли он: «Передай мне, пожалуйста, пармезан и перец» или «Я хочу признаться тебе в своей безграничной любви».

Положив лодыжку на колено, Джио поглаживает подбородок с таким видом, словно это реклама дорогого бренда часов, средства для волос для мужчин, дизайнерской линии одежды или всего вышеперечисленного.

— Как насчет Джингл и Джолли? — Мама вынимает из духовки ранее замороженные вафли, но, к ее чести, ставит на стол настоящий кленовый сироп.

Я выбираю безглютеновые рисовые хлопья, которые купила по дороге сюда. Они безвкусные, размокшие и на вкус как мел. Отложив ложку, я отодвигаю миску.

— Это просто за-муррр-чательные имена, — говорит Джио.

— С этими маленькими комочками шерсти Рождество будет ве-мяу-селое, — говорит моя мама.

— От-муррр-личные праздники, — предлагает Джио.

— Счаст-мау-ливого Рождества? — Мама наклоняет голову в восторге от их маленькой игры в слова.

— Мама, — говорю я тоном смущенного тринадцатилетнего подростка.

Должна признаться, при виде Джованни Косты, недосягаемого, светского Ромео из моих романтических фантазий, сидящего за маминым столом и поедающего вафли, мне хочется побежать наверх и позвонить своей лучшей подруге. Но я не могу поделиться с ней этими сплетнями. Вместо этого присоединяюсь к ним за столом, незаметно достаю свой телефон и отправляю Фрэнки сообщение.

Эмонд Джой: Ты не упоминала, что я буду работать с твоим братом.

Фрэнки: Знаешь теорию шести рукопожатий? У меня шестеро братьев, и есть шанс, что в какой-то момент своей жизни ты будешь работать с одним из них.

Эмонд Джой: Я не ожидала, что Джио будет работать в магазине пиццы и пирогов.

Фрэнки: Я же сказала, что ты будешь помогать моим братьям. Насколько знаю, он один из моих братьев.

Как я могу сказать это, не раскрывая своих чувств? Как мне выжить, работая с ним и не обнажая себя? Мои руки рефлекторно поднимаются, чтобы прикрыть мои женские прелести. О, боже. Не такого рода обнажение. Я имею в виду свои эмоции. И не могу допустить, чтобы кто-то увидел, как краснею, дрожу или падаю на задницу. Но, опять же, еще даже не наступил полдень, а я уже выполнила все три пункта.

Фрэнки: Джио доставляет тебе неприятности?

Эмонд Джой: Нет, он очень вежлив.

Фрэнки: Подожди минутку. Магазин еще закрыт.

Эмонд Джой: Он сидит за моим кухонным столом.

Фрэнки: Дай-ка угадаю. Котята. Он решил, что будет лучше, если твоя мама присмотрит за ними, пока ты сегодня на работе.

Мама затягивает пояс на халате и откланивается, когда кто-то стучит в дверь. Мы с Фрэнки продолжаем переписываться, пока Джио ест свою вафлю.

Эмонд Джой: Тебе понравились рогалики?

Фрэнки: Разумеется, Джио, так и сделал. Томми думает, что он большой любитель пофлиртовать. Нико думает, что он одинок. А я думаю, что где-то там у него спрятано доброе сердце… и он изголодался по чему-то другому, кроме путешествий по всему миру.

Эмонд Джой: По мне, так звучит захватывающе.

Фрэнки: Он — Коста. Мы не стремимся к богатству и славе. Он в разладе с самим собой, потому что так долго был в центре внимания, но хочет чего-то более значимого. Корни. Семья. Любовь.

Фрэнки сказала, что ее брат голоден… Под всеми этими невероятными грудными мышцами, скульптурными плечами, мускулистыми руками и, несомненно, прессом, напоминающим хрустящую вафлю, с впадинами и гребнями, как на его тарелке.

М-м-м… Оказывается, я тоже проголодалась.

Фрэнки: Я думаю, ему полезно быть в городе. Он видел слишком много женщин, которые приходят и уходят.

Эмонд Джой: Я думала, что он и Габби сойдутся.

Габриэлла — вторая подруга Фрэнки. Мы с ней были в хороших отношениях, но никогда по-настоящему не сближались. Я была невинной подругой. Габби была помешана на парнях. В то время как я потакала милой Фрэнки, Габби подстрекала ее к нахальству. Скажем так, миссис Коста всегда просила меня остаться на ужин, а Габриэлла редко получала приглашение. Это стоило того только ради фрикаделек… и встречи с Джио.

Фрэнки: Джованни и Габриэлла? Они любят ненавидеть друг друга, и не в том смысле, как в фильме «Холлмарк», где они в конце концов сходятся. В любом случае, она замужем за Уильямом Олстоном, магнатом. У них родилась тройня. Но, как всегда говорила Габби: «что не исправит клейкая лента, исправит шоколад». Ты ведь все еще можешь есть шоколад, правда?

Эмонд Джой: Я бы справилась с аллергией, даже если бы не могла.

Фрэнки: Если бы ты могла сказать то же самое о хлебе, тесте и печенье! Подожди, когда станешь мамой. Дети едят это все время. Возьми на заметку пиццу и пироги. Если не будешь осторожна, то, став матерью, рискуешь также стать поваром блюд быстрого приготовления.

Признаться, я с нетерпением жду, когда когда-нибудь стану мамой, но приготовление блюд на скорую руку меня совсем не прельщает. А вот мужчина за столом напротив меня — да. Моя мать снова отругала бы меня, но я испытываю облегчение оттого, что Габби и Джио не подходят друг другу, хотя она никогда не стеснялась флиртовать с ним. Если подумать, Фрэнки, похоже, не возражала.

Джованни кладет свой телефон на стол.

— С кем переписывалась?

— А ты с кем переписывался? — отвечаю я.

— У тебя на лице широкая улыбка.

— У тебя тоже.

Он похлопывает себя по животу.

— Вкусные вафли. Милые котята. Милое исполнение песни «Идет Санта Клаус» вчера вечером по дорогедомой. — Он царапает когтями воздух, а я вспоминаю свою игру слов после того, как мы впервые нашли котят.

Наши губы, соединившиеся вчера вечером, заполняют все мои мысли. Слишком поздно, чтобы остановить румянец, который появляется через три, два, один…

Было бы странно упасть лицом в свою миску с клейким месивом, то есть с хлопьями?

Телефон Джио подает сигнал.

Мгновение спустя подает сигнал мой.

Парень берет свой и смотрит на сообщение. Я отворачиваюсь, прикрывая телефон рукой, чтобы он не смог подглядеть.

Чувствую на себе его взгляд. Смотрю на него, и Джио прищуривает свои ярко-синие глаза в мою сторону, как будто чувствует, что я что-то скрываю. Его телефон разражается серией звонков.

Мой снова подает сигнал.

Он тянется к нему.

— Лапы прочь, — говорю я.

— Можешь посмотреть мой, если я посмотрю твой. — Улыбаясь, Джио протягивает мне свой телефон. Я вижу имя Фрэнки в верхней части текстового потока.

А также вижу свое имя. Бабочки порхают в меня в животе.

Пока я отвлечена, парень быстрым движением выхватывает у меня телефон.

— У меня было ощущение, что ты также переписываешься с моей сестрой.

Я беру его телефон и прокручиваю сообщения вверх, мой пульс учащается от сладкого сиропа и этого странного и флиртующего развития событий.

— Ты спросил Фрэнки, одинока ли я? — Мои щеки пылают, когда я читаю ответ Фрэнки.

Фрэнки: Даже не думай вонзить свои когти в мою сладкую, невинную Эмонд Джой.

Джио: Ты имеешь в виду Джей Лав?

Фрэнки: Джованни Коста, не смей!

Джио: Ну же, я хочу получить твое благословение. Я хочу, чтобы Джой стала моей единственной.

И все. Фрэнки не ответила. Моя челюсть медленно опускается, и я бросаю телефон на стол, как горячую картофелину. Конечно, он шутит. Дразнит тихую, застенчивую девушку, которая явно в него влюблена.

Мне нужна стратегия, чтобы противостоять этому мускулистому мужчине с заложенными за голову руками и прикованными ко мне ярко-голубыми глазами.

Ах, да. Он флиртует со всеми. А я — новенькая. Теперь все понятно. Я представляю, что у него есть маленький блокнот, в котором записаны все его успешные завоевания… а я — просто еще одно имя в списке, вызов, очередной трофей.

Джованни потягивается, демонстрируя кожаный ремень и тонкий контур талии, подтверждающий вафельный пресс. Пальцами сжимаю край стола, когда меня охватывает трепет, и я практически падаю со стула.

Несмотря на то, что я больше всего на свете хочу съесть пиццу и пирог во всей их глютеновой красе, я должна сопротивляться. И также не могу поддаться соблазну Его Величеству Сексуальность. Он не только под запретом, но и, будем честны, не в моей лиге. Я не тролль и не думаю о себе плохо, хотя Сэмпсон изрядно потрепал мое самолюбие. Однако Джио — это, ну, Джио. Он всемирно известен, невероятно красив и пахнет как в раю. Не то чтобы я знала, но не могу представить, что бы было иначе.

Отчасти проблема в том, что я боюсь, что это влечение может быть только поверхностным, а мне хочется чего-то настоящего, чего-то долговременного. Навсегда. Это не очень-то помогает мне избавиться от трепета и от острого желания случайно поцеловать его снова.

Я напоминаю себе, что у меня аллергия на Джованни Косту. Лекарство заключается в том, чтобы держаться подальше от Его Величества Сексуальности. Я не позволю себе поддаться на его мужские уловки.

Какие уловки? Вообще-то я не знаю, но у Джио их должно быть очень много.

ГЛАВА 6

ДЖОВАННИ

Миссис Гловер возвращается на кухню и дает нам инструкции по уходу за брошенными котятами. Поверьте, я не только слушаю, но и размышляю об обмене сообщениями между Джой и моей сестрой.

Меня очень озадачило то, что в то время как мои сообщения Фрэнки выражали интерес к ее лучшей подруге, ее сообщения, похоже, были противоположными.

Помните мой послужной список? Я никогда не проигрывал. На самом деле, не могу вспомнить ни одного случая, когда женщина не проявила бы ко мне интерес.

Но, с другой стороны, меня никогда не привлекала лучшая подруга моего брата или сестры. Не могу представить, что между ними может быть какой-то странный договор о верности. Мы взрослые, зрелые люди и уже давно вышли за рамки школьной драмы. Почему это должно иметь значение, если бы у нас с Джой случилась небольшая интрижка?

Миссис Гловер готовит специальный состав молока для каждого из котят и показывает нам, как его давать. Джой берет Джингл, а я — Джолли. Как и в те разы, когда я кормил своего племянника сцеженным грудным молоком Фрэнки, маленький котенок широко раскрывает глаза, а затем медленно закрывает их, когда жидкость заполняет его животик.

Джой переводит взгляд на меня, когда Джингл прижимается к ней.

— Так мило, — шепчет она, прежде чем испустить довольный вздох.

В отличие от того случая, когда кухня накренилась, когда наши взгляды впервые встретились, на этот раз мир выпрямляется, все становится на свои места и попадает в гиперфокусировку.

Несколько мгновений назад я спросил себя, какое это имеет значение, если у нас с Джой будет небольшая интрижка. И уже ответил на свой вопрос. Мы находимся на том этапе жизни, когда качество важнее количества. Связь важнее пустой болтовни. Обязательства важнее случайных знакомств.

По правде говоря, у меня за плечами несколько неудачных помолвок. Не то, чем можно гордиться. Поклявшись больше никогда не идти по этому пути, я начинаю задумываться. Может, в этот раз все будет по-другому?

У меня нет возможности подумать об этом, потому что нам пора на работу, иначе Томми пригрозит мне увольнением. Не то чтобы мне нужна была эта работа, но я не буду единственным братом, которого вышвырнут из семейного бизнеса.

— Хочешь, подвезу тебя до магазина? — спрашиваю Джой.

— Да, подвези. Мне сегодня нужна машина. Я посещаю занятия по изготовлению поздравительных открыток в «Хоук-Ридж-Холлоу Хелперс». Это наш местный центр для пожилых людей. — Миссис Гловер возбужденно улыбается. — Мне пора собираться. Я вернусь через несколько часов. Веселитесь, дети.

— Спасибо, что ответила за меня, мама. — Джой фыркает, как бы сожалея о сказанном, затем теребит нитку на фланелевой рубашке. — Уверен, что это не проблема, Джио?

— Ты? Проблема? Ты практически соседская девочка. Единственный вред, который ты можешь причинить — это если разобьешь мне сердце. — Я прижимаю руку к груди и тихонько смеюсь. Слова вырвались у меня, не подумав, но вспышка внутри подсказала мне, что за этим комментарием кроется нечто более глубокое, чем поверхностный флирт.

Джой смотрит на меня с удивлением? Вопросом? Волнением? По ее щекам разливается розовый цвет, и она быстро отводит взгляд.

Я не знаю, что с этим делать и почему это вызывает трепет внутри. Но мне это нравится.

Когда мы добираемся до магазина, Томми уже на кухне готовит тесто. Мерили на противоположном конце стола что-то агрессивно перемешивает. Они оба молчат, что заставляет меня задуматься о том, что в раю пицц и пирогов есть проблемы.

Джой тоже ведет себя относительно тихо, пока я показываю ей порядок работы в обеденном зале и за прилавком. Когда мы открываемся, она настраивает стереосистему на рождественские песни. Почему она вдруг отдалилась? Может, это из-за моих сообщений Фрэнки? Поездки сюда? Или из-за чего-то еще?

Обычно я не анализирую каждое свое слово и действие, но, честно говоря, не могу понять, почему Джой не хочет со мной флиртовать.

Нико приезжает в середине утра. Обычно я не обсуждаю с ним свою личную жизнь, потому что у него нет опыта, но мне нужно с кем-то поговорить. Он подменяет Джой, пока у нее пятнадцатиминутный перерыв, который она проводит с Мерили на кухне.

— Что бы ты сделал, если бы тебя заинтересовала женщина, но она почти не смотрела в твою сторону?

Его ответ — удар по руке.

— Ай. За что? — Я бью его в ответ.

Он пихает меня.

— Ты прекрасно знаешь, что у меня нет опыта в этом деле и это больное место, я ожидал от тебя немного больше такта, Ромео. — Его голос сочится раздражением.

Я хватаю его за воротник рубашки.

— Я не имел в виду тебя, я имел в виду…

Он отталкивает мои руки.

— Да, да. Ты спрашивал друга. Способ пнуть одинокого парня, пока он лежит.

— Мальчики! — Фрэнки ругается с порога.

Чарли и Стелла вбегают внутрь, обнимая нас. Нико подхватывает Чарли, а я обнимаю Стеллу.

— Как дела, обалдуи? — говорю я, взъерошивая ее волосы.

— Что такое обалдуи? — спрашивает Стелла.

— Твой дядя Джио — обалдуй, милая, — без юмора говорит Фрэнки.

Нико кивает в знак согласия.

— Точно, и мне надоело, что он дразнит меня по поводу отсутствия личной жизни.

— Ты ходил на несколько свиданий, — говорю я.

— И я был заинтересован в женщинах, но они даже не смотрят в мою сторону. А ты меня еще и подкалываешь.

— Начнем с того, что я говорил не о тебе, — говорю я. — Может, сосредоточимся на мне на минутку?

— Разве не всегда так? — спрашивает Нико.

Фрэнки выдыхает через нос.

— Нико, к сожалению, Джио имел в виду Эмонд Джой. Но она слишком умна, чтобы поддаться твоему обаянию, обалдуй. — Она вскидывает одну из своих идеальных бровей.

Я вскидываю руки, чувствуя, что меня выставляют дураком.

— В том-то и дело. Когда я нахожусь рядом с ней, мои внутренности превращаются в жижу.

Мои брат и сестра разражаются хохотом.

— Что смешного?

— Ты говоришь это, всякий раз, когда встречаешь красивую женщину.

Я качаю головой.

— Неправда.

— Ох, ну, давай посмотрим, были Джессика, Эмилия, Нора, Бруклин, Алиса, Бриэль. Кого я забыл? — спрашивает Нико, считая на пальцах.

Я издаю долгий и раздраженный вздох.

— С некоторыми из них я просто встречался.

— А с некоторыми из них ты был помолвлен.

Верно, но это никогда не было официальным. Ни от одной из них у меня не перехватывало дыхание. Не то что от Джой.

— Не забывай о Валерии. — Фрэнки вздрагивает.

— Забудь о ней. С ней я уклонился от пули. Возможно, в буквальном смысле. — Я неловко ерзаю, потому что она была опасна и потенциально вообще могла лишить меня возможности дышать.

— Ее посадили в тюрьму?

Я серьезно киваю.

— Где ты находишь таких женщин? — спрашивает Нико.

— Они сами находят меня. — Это правда.

— Да, да. Мистер Очаровашка. Я видел тебя за работой, которая больше похожа на игру. Ты проскальзываешь в комнату, как угорь, кружишь, как акула, и выплываешь, как кит.

Фрэнки прищуривается, словно не совсем понимая водной аналогии Нико, что, возможно, объясняет, почему он вечно одинок.

— Нико хочет сказать, что он не такой ловкий, как я. — Я изображаю притворно-самодовольную улыбку.

— Кстати говоря, вам обоим лучше заняться чем-нибудь продуктивным, — говорит Томми, появляясь из кухни.

— Дядя Томми, мама сказала, что дядя Джио — обалдуй, — сообщает Чарли.

Впервые за сегодняшний день на лице Томми появляется улыбка.

— Это факт.

Я стряхиваю кусочек корочки со стойки. Она попадает Нико по руке.

— Сегодня день придирок к Джованни или что?

Нахмурившись, он пожимает плечами.

Особенность моей стремительной, очаровательной жизни заключается в том, что я был главой стаи. Лидером. Отдавал приказы. За исключением Валерии. Она была ужасающей. Теперь, вернувшись в семью, я возвращаюсь на свое место в иерархии Коста. Моему эго это ненавистно, но, вероятно, это полезно для моего сердца и души. Я смотрю в окно, размышляя, где мое место в жизни, кроме как здесь.

— Помни, никаких свиданий, — говорит Томми.

Взяв меня за плечо, Фрэнки встает между нами.

— В защиту Джио скажу, что у него просто такое кокетливое лицо.

У меня отваливается челюсть.

— Чего? — Мне требуется мгновение, чтобы понять, что она имеет в виду. — Никакое у меня не кокетливое лицо.

— Так и есть, — говорит Фрэнки, как будто это последнее слово.

Томми поворачивается, прислоняется к стойке и скрещивает руки на груди.

— Точно. Определенно кокетливое.

— Я не могу повлиять на то, как выглядит мое лицо, ребята. — Раздражение вырывается наружу, когда выкладываю пирог на тарелку. — Когда путешествовал по миру, фотографировал красивых людей в красивых местах, мне не приходилось сталкиваться с подобной…

— Честностью. Добро пожаловать домой, брат. — Томми хлопает меня по спине.

Когда я оборачиваюсь, Джой стоит за кассой. Ее взгляд переходит с высокой женщины на меня, затем на пол. Я замечаю блеск ее нефритово-зеленых глаз, хотя сейчас она на меня не смотрит.

Внутренности. Жижа. Повторить.

Наверное, это правда. Я — обалдуй. С кокетливым лицом. Если бы только она откликнулась на это.

Не успеваю я дойти до нее, как Фрэнки перехватывает меня у лестницы, ведущей в офис на втором этаже.

Схватив меня за рукав рубашки, она говорит:

— Джио, только посмей приблизиться к сердцу Джой, и я сама превращу тебя в жижу, обалдуй.

Эти слова звучат как шутка, но Фрэнки — настоящий боец. И все же мне хочется, чтобы она поняла, что я готов к любви. Я так думаю. Пока немного преждевременно быть уверенным, но мне кажется, что это правильно. Что-то во мне сдвигается, похоже, сейсмически.

— В этом-то все и дело. Когда я рядом с Джой, мои внутренности превращаются в жижу. — Мой голос срывается, как будто я снова переживаю период полового созревания.

Фрэнки раскачивается на каблуках, разглядывая меня.

— Джой — моя лучшая подруга. Хороший человек. Очень милая, и не смей ее портить своей блудной жизнью.

Слова колют, как шипы.

— Сурово, Фрэнки.

— Что я могу сказать? Я верный друг.

— А как же я? Я же твой брат.

— А еще ты флиртуешь со всеми подряд. Я не хочу слышать никаких оправданий, обалдуй. Томми сказал, никаких свиданий.

— А как насчет случайного свидания? — Или случайного поцелуя? Что, если это другое? Это чувствовалось по-другому.

Фрэнки склоняет голову из стороны в сторону, как бы раздумывая.

— Признаться, я была удивлена, что ты написал, чтобы попросить у меня благословения. Но тебе просто скучно, Джио. Ты просто ищешь вкус недели.

Защищаясь, я качаю головой.

— Я уже перепробовал все вкусы недели. Возможно, мой вкус изменился.

Фрэнки словно сверлит дырки в моей черепной коробке, изучая меня. Бедный Расти.

— Почему ты так думаешь?

— Жижа, помнишь?

Фрэнки старается не рассмеяться, как будто слышать, как ее старший брат использует это слово, забавно.

— Хочешь сказать, что ощущение жижи начинается с бабочек?

— Каких бабочек?

— Это то, что мы с Джой называем трепет внутри.

— Да, точно бабочки. Потом жижа. Как жизненный цикл бабочки, только в обратном порядке. — Я оглядываюсь через плечо, где Джой, неся тарелку с пирогом и взбитыми сливками, медленно идет рядом с пожилым мужчиной с ходунками. Бабочки трепещут. Внутренности превращаются в жижу. Мне конец.

— Думаешь, что это нечто большее, чем твой типичный подход «встретились-разошлись»?

Почесываю висок. Хочу сказать «да», но маленький голосок в моей голове напоминает мне, как сильно я люблю свою независимость, путешествовать по всему миру, делая снимки, и получать внимание и похвалу — то, что в дефиците у клана Коста.

— Ответа пока нет. Вернемся к этому через недельку.

— Послушай, если считаешь, что отношения с Джой могут быть реальными, давай я устрою тебе несколько свиданий с другими женщинами? И если она тебе по-прежнему будет нравиться больше, то, возможно, в этом что-то есть.

Быстро сообразив, что к чему, указываю пальцем в сторону сестры.

— Во-первых, это вопрос с подвохом. Я не хочу встречаться с другими женщинами. Во-вторых, помнишь, что сказал Томми? Либо свидания, либо работа. Все еще не могу понять, какую именно пользу это принесет семье, но не собираюсь быть слабым звеном. — На данный момент это Пауло, что о чем-то говорит, поскольку как профессиональный боксер он, пожалуй, самый сильный.

Фрэнки пожимает плечами.

— Что касается Томми, считай, что это логика подавленной любви.

— Ты имеешь в виду, что между ним и Мерили что-то происходит?

Фрэнки подтверждает это, подмигивая.

— Я так и думал, но мне не хочется ходить на свидания с другими женщинами, Купидон Клаус. Так что же мне теперь делать? — спрашиваю я.

Фрэнки хихикает.

— Купидон Клаус?

— Да, если я — обалдуй, то ты — Купидон Клаус, пытающийся играть в сватовство в Рождество.

Усмехнувшись, Фрэнки поворачивается, чтобы уйти. Боком и слегка пригнувшись, я выхожу из фойе и возвращаюсь к прилавку.

Джой быстро отводит взгляд. Я пытаюсь сделать игровое лицо вместо кокетливого.

Моя улыбка становится шире по мере того, как она сообщает мне об ожидающих заказах на пиццу и пироги. Я могу вести себя нормально. Забыть о нашем случайном поцелуе. Но ей приходится использовать губы для разговора, и я не могу удержаться от того, чтобы не пялиться на них.

Провал.

Пока мы готовимся к обеду, я стараюсь думать о ней как о Фрэнки, как о сестре. Парень постарше, который заказывает пиццу с анчоусами, пялится на Джой и просит ее номер телефона. Мои кулаки сжимаются, мышцы напрягаются. Я уже готов вышвырнуть его на улицу, когда понимаю, что это не только для того, чтобы защитить ее, но и потому, что я тоже не прочь заполучить ее номер.

Провал.

Когда начинается обед, мы с Джой бросаемся от духовки к прилавку и к кассе, и несколько раз наши руки соприкасаются. От волнения я трижды роняю лопатку, салфетки и прочую мелочь. Мы прижимаемся друг к другу, соприкасаясь локтями и предплечьями. Мои внутренности превращаются в жижу. Прижимаемся друг к другу в углу, пытаясь вытащить корку пиццы, которая проскользнула между духовкой и стеной. И так снова и снова.

Провал.

Когда все, наконец, успокаивается, в магазин входит миссис Гловер в толстовке с надписью «Верь в своего эльфа».

Джой улыбается так, словно заметила первый подарок под рождественской елкой.

— Мне нравится твоя толстовка, мама.

Она подпрыгивает на носочках.

— Спасибо. Я тут подумала, что вы двое могли бы присоединиться ко мне после работы, чтобы помочь собрать пазл «Мастерская Санты», — говорит миссис Гловер нам с Джой.

— Это было бы замечательно, но не уверена, что Джио любит пазлы. Он больше похож на… — Она извиняющимся взглядом смотрит на меня.

— Признаюсь, я не собирал пазлы с детства, но можете рассчитывать на меня. — Считайте меня непостоянным, но я отказываюсь от плана держаться на расстоянии.

Джой вздрагивает, словно у нее произошел сбой, когда я проявил интерес. Должно быть, мой ответ противоречит ее представлениям обо мне.

— Как котята? — спрашиваю я.

— Как раз иду домой, чтобы снова их покормить. Увидимся позже, детки.

Миссис Гловер машет на прощание, когда из кухни доносится какой-то грохот. Я бросаюсь туда, чтобы посмотреть, в чем дело. Посудомоечная машина барахлит, но Томми уже на ней — или вернее под ней, о чем свидетельствует демонстрация «декольте сантехника» бывшим пожарным и обилие пузырьков, вытекающих из боковой стенки машины. Когда я возвращаюсь к стойке в передней части, Джой рассыпается в извинениях перед худощавым парнем с тонкими усиками и бледной кожей.

— В этом кофе гуща, — жалуется мужчина громко, как будто хочет привлечь внимание других посетителей.

Джой извиняюще улыбается.

— Сэр, мне очень жаль. Я только что заварила новый кофейник и сейчас принесу вам новый.

— Я собираюсь оставить об этом месте отзыв в интернете. Одна звезда. Ноль, если бы я мог. Что у вас тут за бизнес такой? — Он фыркает. — В «Кофе Хат» никогда не бывает гущи в кофе.

История, рассказанная мне Томми, и прилив желания защитить Джой подталкивают меня к тому месту, где они стоят у стойки с напитками.

— Какие-то проблемы?

Джой разводит руками.

— Нет, извини, Джио. Я не знала, что есть…

— Здесь, безусловно, есть проблема. Эта девушка не знает, как варить кофе. Я чуть не подавился гущей. Поэтому требую возврата денег и покрытия медицинских расходов, если это необходимо. У меня горит в горле. — Его голос повышается на несколько октав.

Покачав головой на эту явную попытку подорвать репутацию нашего заведения, я выпрямляюсь во весь рост и встаю перед парнем.

— Сэр, вам пора уходить.

В этот момент из кухни выбегает Томми и смотрит на клиента.

— Что я тебе говорил, Кофейное Дыхание?

Мужчина еще больше бледнеет и отшатывается назад.

Томми отпихивает его в сторону двери.

— Пошел. Вон. Отсюда. И не возвращайся.

Кофейное Дыхание останавливается перед выходом.

— О, мы еще встретимся. Это точно. Вместе с моими адвокатами.

— Не трать впустую свои деньги. — Томми бросается к парню, но тот распахивает дверь и бежит по улице.

Разъяренный Томми объясняет, что этот человек, Роб Ласкер, из компании «Кофе Хат», и поскольку это здание является первоклассной собственностью в Хоук-Ридж-Холлоу, похоже, у него есть планы саботировать это место, чтобы мы потеряли аренду и он смог занять его.

— Если увидишь его снова, позови меня, — говорит Томми и возвращается к своей работе по починке посудомоечной машины.

Стоящая у стойки Джой выглядит так, будто затаила дыхание.

— Извини за это, — говорю я и кладу руку ей на предплечье.

— Нет, я сожалею. Я не знала о гуще. — Ее голос слегка дрожит.

— Ты слышала Томми, скорее всего, в кофе не было гущи. Парень просто козел, — говорю я со смехом, потому что хочу, чтобы Джой стало легче. Она ни в чем не виновата. Забудьте о моих попытках игнорировать ее. Я хочу видеть ее улыбку. Хочу чтобы она смеялась. Чтобы почувствовала, что ее ценят.

Желая утешить и защитить ее, я щелкаю пальцами.

— Подожди, я сейчас вернусь. — Я выхожу на улицу и бегу к кондитерской «Мама и леденцы». Все еще в фартуке, я объясняю, что у меня мало времени, но мне срочно нужен шоколад.

Кэрол, владелица магазина, видимо, понимает отчаяние, когда видит его. Менее чем через пять минут я возвращаюсь на работу и вручаю пакет с шоколадными конфетами Джой.

На ее лице нет обычного румянца, и она ерзает. Обхватив ее за талию, я подталкиваю девушку к столу. Джой удивленно ахает, и мне хочется притянуть ее к себе, «случайно» поцеловать, чтобы она перестала волноваться.

Ее щеки окрашиваются в розовый цвет, что приносит мне облегчение.

— Спасибо, что пришел мне на помощь.

— Забудь о том парне. Он как горький кофе. Мы будем держать под рукой запас сладостей на случай, если у нас появится еще один ужасный клиент. — Я достаю из целлофанового пакета шоколадку и протягиваю ей. — Настоящая панацея от всех болезней.

Рука Джой слегка дрожит, когда она отправляет шоколадку в рот. И закрывает глаза. Когда открывает их, девушка награждает меня широкой улыбкой.

— Откуда ты знал, что это поможет?

— Просто догадка. Несмотря на то, что ты, возможно, слышала обо мне, я из тех парней, которые знают, когда давать мороженое или шоколад — разные проблемы требуют разных решений.

Ее взгляд смягчается, и Джой долго смотрит на меня, словно прикидывая что-то в уме. Затем испускает долгий вздох.

— Забавный факт: мне еще ни разу парень не приносил шоколад.

— Никогда?

— Никогда. — Ее нижняя губа слегка подрагивает.

— Рад быть тем, кто это исправит.

Уставившись на свои руки, она говорит:

— Кстати, о вещах, которые более или менее исправлены: моя жизненная ситуация и статус занятости. Но тебе вовсе необязательно приходить, чтобы собирать пазлы, просто из вежливости. Уверена, у тебя есть более важные и, возможно, более приятные дела.

— Более важные, чем ты, котята и пирог? В календаре на сегодня нет. Но пока я ношу этот фартук, есть ли еще что-нибудь, что я могу исправить?

— Я бы сказала, что мою личную жизнь, но у меня сейчас перерыв в отношениях.

У меня внутри все переворачивается. Возможно, именно поэтому она держалась относительно отстраненно и казалась незаинтересованной.

— Почему? — спрашиваю я, прежде чем успеваю остановиться.

— Скажем так, в моем последнем романе не было никакой магии. — Она отворачивается, как будто сказала слишком много или не хочет говорить об этом.

— А еще твоя мама упоминала о глютене.

Пока в магазине нет ажиотажа, Джой рассказывает мне о том, как пошла на работу, съела пирожное, была уволена, а потом заболела, и только потом узнала, что у нее чувствительность к глютену.

— Думаю, с этим можно что-то сделать.

Джой хмурится, и эта хмурость только усиливается с каждой пиццей с корочкой, пузырящейся сыром, которую мы упаковываем во время обеденного перерыва.

И только поздно вечером, когда мои внутренности (и ноги после целого дня, проведенного на них) превратились в жижу, я ищу рецепты безглютенового теста для пиццы.

ГЛАВА 7

ДЖОЙ

Джованни Коста обладает харизмой котенка. Если я вижу котенка, его пушистая мордочка, розовый носик и милое тельце притягивает меня к себе, словно пушистым притягивающим лучом. Если подойду слишком близко, меня затянет, и, конечно, меня притянуло к этому мужчине.

В последние несколько дней, когда мы вместе работали и он заглядывал к котятам, Джио был все время рядом.

Рано утром мой телефон пикает с входящим сообщением, и все во мне трепещет, надеясь, что это он. Не думаю, что у него есть мой номер, но тот мог попросить его у Фрэнки. Но это еще одно сообщение от Сэмпсона. Я читаю длинное послание, в котором говорится о предстоящем грандиозном шоу, о том, что его карьера процветает, и что хотя мы не вместе, он примет меня обратно, потому что, цитирую: «ты никогда не найдешь никого, кто был бы так же хорош, как я, кто относился бы к тебе также хорошо, или кто так прекрасно сочетался бы со мной на публике».

Вместо трепета мой желудок переворачивается, и мне хочется блевануть. Бросаю телефон на кровать и откидываюсь на подушки, когда в душу закрадываются сомнения. Что, если Сэмпсон прав? Внимание Джио заставляет меня трепетать, но он флиртует со всеми. Самый большой обольститель в Большом Яблоке. Ради всего святого, у него всегда кокетливое выражение лица.

Неуверенность и нерешительность оседают у меня в животе, заменяя трепет. Я стараюсь не думать о Джио, но как мне устоять перед ним, если мы все время вместе? Если с ним удивительно легко разговаривать? Если он приносит мне шоколад во время тяжелого рабочего дня?

Когда спускаюсь вниз, на моей маме толстовка с изображением саней Санты и надписью «О, олень!».

— Джио заедет за тобой сегодня утром? — В ее голосе слышится намек, словно у нас с ней есть какой-то секрет.

— У него сегодня встреча перед работой, поэтому я надеялась, что ты меня подвезешь. — Ощущение, что мне снова шестнадцать лет, и я не взрослый человек, у которого есть профессия и своя жизнь, и оно заставляет меня чувствовать себя инертной, как будто я застыла на месте. Тем не менее, с каждым мгновением, которое провожу с Джио, моя школьная влюбленность растет.

Эта «Чумовая пятница» разрывает меня надвое.

— Конечно, милая. Было так приятно, что он присоединился к нам за пазлом. Пожалуйста, передай ему, что мы будем рады пригласить его на ужин или десерт в любое время. Или он может пригласить тебя куда-нибудь.

— Мама, я не могу пойти на свидание с Джованни Коста. — Мне практически приходится выдавливать слова изо рта.

— Я ничего не говорила о свидании с ним.

— А ужин? Десерт? Что это?

На ее лице самодовольная, если не сказать виноватая, улыбка.

— Мам, ты играешь в сваху?

Сцепив пальцы, она прижимает их к груди, словно шокированная этим обвинением.

— Назови хоть одну причину, по которой ты не можешь с ним встречаться?

— Он брат Фрэнки.

— Только подумай, тогда твоя лучшая подруга была бы еще и твоей золовкой. — Мама говорит это так, будто Фрэнки и глазом не моргнет.

— Нет, она бы разбила битой окно моей машины, если бы она у меня была.

Мама закатывает глаза на мою драму.

— Мам, ты не понимаешь. Джио под запретом. Кроме того, ты одобрила Сэмпсона, у которого, как оказалось, получился потрясающий номер с исчезновением. Ты просто хочешь, чтобы я была с… кем угодно.

— Ничего подобного. Да будет тебе известно, я рада, что Сэмпсон Клеклер улетучился из твоей жизни. — Она улыбается этой волшебной шутке.

Мои внутренности скручиваются и завязываются узлом.

— Не совсем. Он писал мне несколько раз в последнее время. — Детка, давай встретимся. Детка, скучаешь по мне? Я могу что-нибудь с этим сделать. Детка, бла-бла-бла. И все же в моей голове звучит назойливый голосок, который шепчет сомнения, искушает меня думать, что Сэмпсон настолько хорош, насколько это возможно.

— Просит вернуться? Пресмыкается у твоих ног? — Ее смех становится громче, как будто она слишком хорошо знает этот прием.

— Скорее, рассказывает мне, как все хорошо складывается в его карьере.

— А по мне, так это похоже на упоение властью. Тебе нужно найти кого-то вроде Марка… или Джио.

— Ты слышала, что я сказала?

— Да, да, да. — Она отмахивается от меня.

— Кроме того, Джио флиртует со всеми подряд, очарователен и имеет репутацию игрока.

— Люди меняются. — Она убирает клок кошачьей шерсти со своей рождественской толстовки.

— Это точно, — бормочу я, разглядывая рождественский декор вокруг нас.

— О, я как раз собиралась сказать тебе, что ремонт на кухне начнется на следующий день после Рождества.

Я быстро моргаю.

— Ты переделываешь кухню?

— Да, я буду жить у Марка все это время, потому что это будет полный ремонт, а я не вынесу, если останусь без кухни. У него есть комната для гостей, где я и буду жить. — Взгляд мамы с тоской и любовью обращается на улицу.

Я приподнимаю брови.

— Есть ли что-то, что я должна знать?

— Джой, мы оба взрослые люди. Никаких любовных шалостей, пока не стану миссис Николс.

Я закрываю уши.

— Пожалуйста, нет. Давай не будем об этом говорить.

— Ладно. — Она делает паузу, как бы сдаваясь, а затем говорит нараспев: — Джой Коста — звучит замечательно.

Хотела бы притвориться, что не слышала этого, но я тоже всегда так думала.

Снова чувствую себя подростком, хотя в Нью-Йорке, как ни в каком другом месте, я зарекомендовала себя как взрослый человек. Несмотря на то, что выросла не в Хоук-Ридж-Холлоу, я как будто снова стала подростком.

Прошу маму подбросить меня к закусочной, потому что с тех пор, как Джио принес мне шоколад после того ужасного клиента, я не могу перестать его хотеть. Я имею в виду Джованни, а не Роба Ласкера, урода из «Кофе Хат», который не дает покоя Томми и Мерили.

Пока стою в очереди, пара передо мной держится за руки. Девушка приподнимается на носочки и что-то шепчет парню на ухо. В ответ он нежно целует их соединенные руки. Они негромко переговариваются между собой, оба сияют улыбками.

Они указывают и обсуждают выставленные на продажу кружки с именными надписями. Если бы я знала их, то подарила бы им на свадьбу набор с надписью «мистер и миссис Сладкая парочка». Если бы только у меня был такой мистер Милашка для себя.

Мистер Магия может оставить свои фокусы себе. Я не стала говорить маме, что он, должно быть, переписывался со мной и еще с кем-то, потому что также прислал мне сообщение: «Встретимся в гостиной в восемь. Я буду в смокинге». И добавил подмигивающий смайлик.

Фу, мерзость!

На один бредовый момент я почувствовала надежду и подумала, что, возможно, мы сможем наладить отношения. Я хочу счастливой жизни. Сэмпсон обещал мне это. Но мне следовало бы знать лучше. Его верность — это иллюзия. Мне определенно не нужен ни мистер Магия, ни мистер Очарование. Я бы предпочла мистера Милашку — такого парня, который знает, чего хочет. А именно: серьезных отношений, значимой связи и меня.

Мне следует забыть о своих мечтах о величии в архитектуре, отказаться от работы в магазине пицц и пирогов и написать книгу о том, как справляться с необычными расставаниями. Продолжение будет посвящено восстановлению и движению вперед.

Когда подходит моя очередь делать заказ, я прошу чашку знаменитого горячего какао, а потом говорю:

— Вообще-то, пожалуйста, сделайте две.

Это для Джио в благодарность за шоколадные конфеты. По крайней мере, я так себе говорю. Потому что если моя теория верна, то Джио такой же, как Сэмпсон. Я должна защитить себя от его обаяния. В любом случае, его интерес ко мне просто как вспышка. Поверхностный, мимолетный, физический. Судя по рассказам, которые слышала, он практически каждую неделю встречается с новой женщиной.

Я бы не сказала, что у меня случай неразделенной любви. Больше похоже на безответную влюбленность.

Учитывая его послужной список, Джио, вероятно, не способен испытывать долговременные чувства, а мне именно это и нужно. Я давно испытываю к нему глупую влюбленность, и теперь знаю, что она может перерасти в нечто большее.

Но, наверное, мне не стоит рисковать.

Джио — первоклассный обаяшка. Темные волосы. Сильный лоб. Римский нос. Точеная линия челюсти. Пухлые, мягкие губы. Но каков он в глубине души, за пределами внешности? Этого я никогда не узнаю. Тем не менее, от одной только мысли о нем у меня пылают щеки.

Выйдя на улицу, я отхлебнула немного какао, словно это могло бы меня охладить. Зайдя в магазин пиццы и пирогов, понимаю, что ухмыляюсь.

Прежде чем успеваю стереть улыбку, Джио улыбается мне в ответ. Это загадочно-кокетливая улыбка, которую я никогда раньше не видела. Как будто у него есть какой-то секрет.

Его волосы свежеуложены, на нем фартук, надетый поверх его типичной одежды — дизайнерских джинсов и приталенной рубашки, демонстрирующей его крепкое телосложение.

Я заставляю себя не пялится на него. Джованни с самого утра — это потрясающее зрелище. На него также приятно смотреть во время обеда. После обеда он просто восхитителен. Вечерний Джио — это тоже нечто особенное.

Я со вздохом отгоняю трепетные мысли.

— Доброе утро. Я принесла тебе горячий шоколад из закусочной.

Когда передаю ему чашку с какао, его пальцы касаются моих. Трепет в моем желудке усиливается.

— Извини, что не смог подвезти тебя сегодня на работу, — говорит он, дуя на дымящуюся жидкость.

— Мне нужна машина. — Мне нужно отвлечься. Мне нужен шоколад! Тогда почему каждая клеточка моего существа говорит мне, что мне нужен Джио?

Свежевыбритый, его мужественный аромат одеколона дразнит мой нос.

— Спасибо, — говорит он, провожая меня взглядом, пока я иду к стойке. Неужели Джио только что разглядывал меня?

— Ты так хорошо пахнешь. — Я замираю. — Я имею в виду, здесь так хорошо пахнет. Томми или Мерили пробуют что-то новое на кухне?

Парень тихонько хихикает.

— Вообще-то это я кое-что тестировал.

В соответствии с регрессией зрелости, которую испытываю всякий раз, когда нахожусь с мамой или Джио, я словно разделилась на две части: наполовину зрелый взрослый, наполовину влюбленный подросток.

Голос «Чумовой Пятницы» № 1 говорит: «Ладно, Джой. Пора надеть свои большие девчачьи штанишки. Ты общалась со множеством мужчин и при этом не выставляла себя полной дурой».

Голос «Чумовой пятницы» № 2 отвечает: «Верно, но никто из них не Джованни Коста».

— Не знала, что ты готовишь, — говорю я как можно более непринужденно.

— Конечно готовлю, я же Коста, — отвечает он с улыбкой в голосе.

Очевидно, что ему нравятся все самые лучшие вещи в мире.

— Все эти годы я представляла тебя в европейских автомобильных салонах, отдыхающим на яхтах и расхаживающим по красным ковровым дорожкам с высокими моделями. Это разительный контраст с тем, какой ты здесь.

Он наклоняет голову в сторону.

— Ты думала обо мне?

Жар щиплет мои щеки, как будто они и так недостаточно покраснели от холода.

— Ну, да. Ты брат Фрэнки. Я знаю, что Томми был пожарным. Бруно одно время назывался Брайаном. Ходят слухи, что Лука отрастил бороду и длинные волосы после ухода из армии. Пауло… эм, он меня пугает. А Нико…

Он как раз входит в комнату.

— Не смей этого говорить.

— Что? — спрашиваю я, пораженная.

Джио поясняет:

— Нико чувствует себя неуверенно в личной жизни.

— Из-за отсутствия таковой, — бормочет он. — Что ты с лихвой восполнил, Джио.

— Успокойся, брат. Я не встречался ни с одной одинокой женщиной с тех пор, как приехал в Хоук-Ридж-Холлоу.

— Значит ли это, что ты встречался с замужними? — выпаливает в ответ Нико.

Джованни шокировано распахивает глаза.

— Нет. И никогда бы не стал. Я имел в виду, что был одинок.

— Возможно, нам следует дать определение этому термину. У меня в ящике рядом с кассой целая стопка телефонных номеров, и все они оставлены для тебя, — говорит Нико, когда я медленно отхожу.

— Ничего не могу поделать. Это все мое кокетливое лицо, — ворчит Джио.

Я смеюсь над препирательствами братьев, вешаю пальто и прохожу через двойную распашную дверь, чтобы взять кое-какие продукты для пополнения запасов.

Сзади раздаются шаги. Джованни проносится мимо меня и встает перед столом из нержавеющей стали, словно охраняя что-то.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я, одновременно испытывая влечение к нему и любопытство к тому, что находится позади него на столе.

— Пробую кое-какой рецепт. — Парень слегка почесывает щеку, затем опускает руки и начинает ими двигать, как будто он взволнован. Мне приходит в голову забавная мысль, что он не знает, что делать со своими руками.

— Рецепт пиццы или пирога? — медленно спрашиваю я, неуверенная, что делать с этой ситуацией. Он что-то скрывает?

— Теста, — неопределенно отвечает он. Виновато? Не могу точно сказать.

Пытаюсь заглянуть ему через плечо, и парень отодвигается, чтобы заслонить мне обзор. Я смещаюсь вправо, и он отражает мое движение. Делаю выпад влево, и все, что я вижу, это несколько случайных пакетов с мукой вокруг миски.

— Не подглядывай. — Джио улыбается загадочной улыбкой, которая отличается от обычной кокетливой.

Я молюсь, чтобы он не знал о моей тайной влюбленности.

— Работаешь над каким-то научным экспериментом? Боишься, что я проболтаюсь и расскажу взрослым?

— И да, и нет.

Я наклоняюсь влево и читаю этикетку на одном из пакетов.

— Ну, только не показывай Томми, что принес на кухню рисовую муку. Они с Мерили на днях активно спорили о чистоте муки.

— Они такие зануды.

— Говорит парень, у которого на прилавке стоит, как минимум пять различных видов муки.

Схватив меня за плечи, Джио ведет меня назад, к двойным распашным дверям.

— Это совершенно секретно.

Хорошо, что он держит меня, потому что его близость вызывает головокружение.

— Не волнуйся. Я никому не скажу.

Прежде чем Джио выводит меня в дверь, любопытство берет верх. Я представляю, что это какая-то братская шалость в разработке. Нико всегда был мил со мной, а как самый младший из братьев, он получает больше всего взбучек. Возможно, в этот раз я смогу его защитить.

Позволив своим векам отяжелеть, я ловлю взгляд Джио, медленно улыбаюсь, а затем, когда парень отвлекается на мои губы, вырываюсь и спешу к рабочему столу.

Шаги скрипят по кафельному полу, и Джио пытается схватить меня сзади, обхватывая руками, когда тянусь к миске, чтобы посмотреть, что там внутри. Я могла бы откинуться назад и сдаться, позволить ему обнять меня. Трепет в животе говорит мне, что я бы этого хотела.

— Эй, не подглядывай и не трогай, — говорит он.

Я поднимаю руки вверх в знак капитуляции.

— Прости. Я не буду тебя трогать. Мне просто хотелось посмотреть на твою стряпню.

Ухмыляясь, Джио наклоняет голову.

— Ты можешь трогать меня, когда захочешь, Джой. Только руки прочь от этой штуки.

Мои щеки розовеют.

Он открывает и закрывает рот, как будто шокирован тем, что из всех людей сказал что-то кокетливое именно мне.

Я говорю себе, что должна сопротивляться его обаянию.

— В отличие от остальных женщин, с которыми ты не состоишь в родстве, у меня нет проблем держать свои руки подальше от тебя. — С каждым словом я тыкаю его в грудь.

Его пальцы смыкаются вокруг моих.

— Тогда почему прикасаешься ко мне сейчас?

Я таю так быстро, что уверена, мои кости растворяются при соприкосновении с ним.

И ответ на его вопрос заключается в том, что я не могу удержаться.

Наши взгляды встречаются, как будто он видит наглую ложь, которую я пытаюсь произнести, вместо правды в моем сердце.

Стол из нержавеющей стали, окна и даже стены словно сдвигаются, как будто мир перестраивается, когда правда оказывается на поверхности.

Ни один из нас не отводит взгляда, как будто мы оба видим, что она быстро приближается.

Двойные распашные двери резко распахиваются, и мы отрываемся друг от друга. Мои щеки пылают. На лице Джио та же загадочная улыбка, которая была у него, когда я пришла.

Нико качает головой, как полагаю, с досадой, отвращением или разочарованием. Я не уверена.

Поджав хвосты, Джио возвращается к научному проекту, а я иду к автомату со льдом, чтобы засунуть туда голову.

Шучу. Вместо этого я помогаю покупателям в последний момент оформить заказ на рождественский пирог. До праздника осталось всего несколько дней, и мы завалены работой.

Только после закрытия и уборки мы с Джио снова остаемся наедине.

— Есть прогресс по твоему проекту? — спрашиваю я, стараясь, чтобы это прозвучало не как любопытство, а как вопрос, заданный вскользь.

— Выглядит многообещающе, — отвечает он, вытирая форму для пирога.

Даже выполняя простые задания, Джио харизматичен и мил. Почему моя жизнь так жестока? Я потеряла квартиру, работу и парня, который, как я думала, станет моим женихом. Теперь я здесь, влюблена в мужчину, который не может быть моим… и от которого не могу держаться подальше.

Может быть, мне нужно найтипричины, чтобы не любить его?

Пока меняю скатерти, я спрашиваю:

— Джованни, ты любишь сыр?

Он усмехается.

— Это все равно, что спросить меня, итальянец ли я. Разве это не должно быть очевидно?

Прикусываю губу, пытаясь придумать что-нибудь еще, что помогло бы отвадить меня от него.

— Почему спрашиваешь?

— О, тот парень…

— С которым ты раньше встречалась?

— Да. Он не любил сыр.

— Аллергия? Непереносимость? Проблемы с желудком?

— Нет, он просто его не любил.

— Преступник. Чудовище, правда. Рад, что вы расстались. — Джио даже не пытается скрыть свою самодовольную улыбку.

— Его обаяние было преступным… — Как у кое-кого еще из моих знакомых.

— Люди говорят, что я обаятельный. — Я не могу понять, говорит он с гордостью или с отвращением.

— И симпатичный. — Мои щеки вспыхивают. Забудьте о генераторе льда. — Я собираюсь нырнуть в сугроб. Сейчас вернусь.

Джио хватает меня за запястье, чтобы остановить. Сначала он держит меня крепко, потом большим пальцем начинает нежно потирать кожу моей руки. Взгляд его ярко-голубых глаз перемещается с моих глаз на губы, и тайная улыбка возвращается.

В этот момент из кухни появляется Нико, снова прерывая нас. Он оглядывает нас и снова качает головой.

— Бруно хочет, чтобы ты заполнила эти три бланка, Джой. Он зол на Томми за то, что тот не сказал ему, что мы тебя наняли, так что, если ты не возражаешь сделать это перед уходом, было бы здорово. Когда закончишь, можешь засунуть их под дверь наверху. Спасибо.

— Без проблем. — Мой желудок урчит.

— Если голодна, у нас есть остатки, — говорит Нико, заходя на кухню.

— У меня есть кое-что получше. Давай, приступай к заполнению форм. Я сейчас приду. — Джио жестом показывает на ближайший стол.

Я заполняю типичную налоговую декларацию при приеме на работу, когда комнату наполняет пикантный аромат. Чувствую чеснок, орегано, базилик и маринару. Мой желудок сжимается от голода. Надеюсь, в мамином доме найдется, чем перекусить.

Свет в магазине тускнеет, и я смотрю на бланк, который нужно подписать и поставить дату.

Вдруг появляется Джио, держа в одной руке сковороду с пиццей, а в другой — пару тарелок.

— Ваш заказ готов. — Он ставит все на стол и зажигает три свечи на столе.

— Я ничего не заказывала. Помнишь, мне нельзя…

— Специально приготовленная пицца на безглютеновой основе с артишоками. — Он гордо ухмыляется.

Я медленно моргаю, глядя на пиццу в центре стола.

— Ты приготовил мне безглютеновую пиццу?

— С первой попытки. Ну, вернее с третьей. Я сделал несколько попыток, прежде чем добился правильного баланса между упругим тестом и хрустящей корочкой. И еще, не волнуйся, я готовил его на специально отведенной поверхности и в духовке, которой Мерили никогда не пользуется. Она не дровяная, но если тебе понравится, мы можем поработать над этим.

— Джио… — начинаю я, внезапно не находя слов от того, насколько это заботливо, но также и потому, что у меня слюнки текут при мысли о том, что снова смогу есть пиццу.

— Давай, попробуй. — Он опускается на стул напротив меня.

Наши колени соприкасаются под столом, отчего у меня желудок сжимается — и не потому, что я умираю с голоду.

— Тебе не нужно было проходить через все эти трудности.

— Это было несложно. — Он кладет по куску на мою тарелку и на свою. — Будем надеяться, что это съедобно.

Я впиваюсь зубами в кусок пиццы, жую и решаю, что это потрясающе. Затем мой взгляд переключается на Джио.

— Где ты был всю мою жизнь?

У Джио перехватывает горло, потом он прочищает его.

— Тебе нравится?

В ответ я вскакиваю со стула и обнимаю его.

Время замедляется, когда парень обхватывает меня руками, прижимая к своей твердой груди. Потом я понимаю, что натворила, и пытаюсь освободиться, но он не спешит отпускать меня. Как будто вместо того чтобы испугаться моей демонстрации энтузиазма и привязанности из-за куска пиццы, Джио приветствует и даже хочет продлить объятия.

По крайней мере, я так себе говорю.

Потом встречаюсь с его ярко-голубыми глазами и на мгновение теряюсь. Меня манит то, что могло бы быть, если бы я была выше, красивее, и больше в его вкусе.

В третий раз за сегодняшний день появляется Нико, начинает что-то говорить, затем замолкает.

— Не бери в голову. Я знал, что это произойдет.

Мы отстраняемся друг от друга.

Я разглаживаю рубашку.

— Что? Что ты знал, что произойдет?

Джио прикладывает ладонь ко рту и кричит:

— Ничего не происходит. Ты не видел ничего такого, о чем нужно было бы сообщить Фрэнки или Томми.

Мы обмениваемся взглядами, которые усиливают момент.

Нико ворчит и исчезает на кухне.

Затем мы оба начинаем смеяться, как будто у нас есть общий секрет и мы вместе попадем в неприятности. И не останавливаемся, пока у меня не начинают болеть бока.

— Спасибо за это, — говорю я, переводя дыхание и садясь обратно, потому что не собираюсь позволить пицце остыть.

Веки Джио тяжелеют, затем он смахивает крошку с моей щеки, которая мгновенно вспыхивает.

— Невозможность есть глютен — это нечто непостижимое, как по мне.

Но я слышу, что настоящая проблема — это невозможность поцеловать друг друга прямо сейчас. Отбросив эту мысль, я спрашиваю:

— Как тебе удалось сделать такую идеальную безглютеновую основу?

Он вздыхает и улыбается.

— Я провел некоторые исследования и разработки.

— Для меня?

В ответ он улыбается застенчивой улыбкой — совсем другое выражение лица, чем у обычного Джованни Косты. Затем откусив кусочек, говорит:

— Неплохо. Не то же самое, что настоящее. Но близко. Такими темпами я могу стать полупрофессиональным пиццамейкером. Хотя за это звание мне придется побороться с Томми.

— Этот корж на вкус просто потрясающий. Совсем не похоже на то, что я пробовала в разных пиццериях. Это восхитительно. Спасибо.

Джио откидывается на спинку стула и заводит руку мне за спину, пока я заполняю вторую форму. Не могу игнорировать его присутствие. Это восхитительно отвлекает.

Затем он теребит висячие серьги-тросточки, которые я сегодня надела. Жар поднимается по моей шее.

— Мило, — говорит он.

Я поднимаю брови.

— Да, для двенадцатилетней. Мама подарила их мне. — Как только произношу эти слова, я жалею о них, потому что серьги мне нравятся, и они были удивительно заботливым и праздничным подарком от моей мамы.

— Мне они нравятся.

— Ха-ха. Спасибо. Завтра я надену жемчуг, чтобы немного повыситься в классе. — Женщины, к которым он привык, носят роскошные бренды, элегантные и дорогие.

В отличие от меня, у которой гардероб «сборная солянка» — несколько базовых вещей, много подержанной профессиональной одежды и множество с распродаж в универмагах.

Его лицо вытягивается.

— Ага. Завтра, когда придешь на работу, я хочу видеть тебя в жемчугах, с волосами, завязанными во французский узел, в платье от «Дольче и Габбана» и с духами «Коко Шанель». Номер девятнадцать, если быть точным. Полный макияж и ни больше, ни меньше.

Бабочки внутри не трепещут. Они замирают при этой мысли, потому что я не модная. Если эти серьги-трости и говорят что-то обо мне, так это то, что я — полная противоположность стильной модели.

— Серьезно?

— Ни в коем случае. Я бы предпочел, чтобы тебе было удобно. Работа здесь требует много времени на ногах.

Я не могу понять, шутит он или нет. Несомненно, Джованни Коста нравятся те женщины, которых он фотографирует: высокие, стройные, утонченные.

Пытаюсь закончить заполнять последнюю форму, но теряюсь, перечитывая одну и ту же строчку несколько раз, не в силах понять ее смысл, пытаясь забыть наклон его губ, расположение его руки и его близость. Я откидываюсь на спинку стула.

Со своей загадочной улыбкой Джио нежно дергает меня за кончики волос. Я резко подаюсь вперед и чуть не падаю на пол, затем делаю вид, что меня пробрала дрожь. Скорее, трепет.

— У нас тут настоящая история Гилберта и Энн, да? — спрашивает он.

— Гилберт и Энн? — тупо переспрашиваю я.

Он прищуривается, словно пытаясь дать мне шанс понять о чем идет речь.

Как уже не раз случалось с тех пор, как приехала сюда, мои миры сталкиваются, и я улавливаю связь.

— О, «Энн из Зелёных Крыш». Мы с Фрэнки обожали этот сериал.

Он немного рассказывает о том, как в детстве она заставляла всю семью смотреть с ней этот старый сериал, и это был ее первый выбор для вечернего просмотра фильмов.

Да, я помню. Потому что часто бывала там, но, конечно, он не запомнил бы Джей Лав так, как я запомнила каждую его деталь. И, честно говоря, из-за нашей тогдашней разницы в возрасте было бы странно, если бы он это сделал.

Нога Джио подрагивает, балансируя на колене, и я не могу не задаться вопросом, подговорила ли его Фрэнки сделать безглютеновую основу для пиццы или он сделал это сам ради меня.

Что касается случайного поцелуя, то напоминаю себе, что я взрослый человек, а не застенчивый подросток, который боится своей лучшей подруги. К тому же строила здания. Ну, вернее проектировала их, и знаете что? Они до сих пор стоят, и, надо сказать, довольно надежно. Я училась в колледже в городе, жила сама по себе и управляла своей жизнью. Так что не могу позволить себе потерять всю эту почву в воспоминаниях или возвращении к той девушке, которой когда-то была.

Уверенность стирает застенчивый румянец с моих щек, и шепот проникает в мой разум. Я хочу превратить случайный поцелуй в такой, который Джио не забудет… и захочет повторить.

Проблема только в том, что я не хочу разрушать дружбу с Фрэнки. Внутри меня разгорается война противоречивых желаний, и я разрываюсь между ними как никогда.

ГЛАВА 8

ДЖОВАННИ

Что имел в виду Нико, когда сказал, что знал, что это произойдет? Впервые в своей жизни я чувствую неуверенность в романтических отношениях. Не потому, что одинок, а потому, что мои братья и сестра указали на кое-что во мне, в чем может быть доля правды.

Да, я могу быть обаятельным.

И конечно, я обалдуй.

Вся эта история с кокетливым лицом тоже, наверное, верна.

Сам того не желая, я очаровал многих женщин. Кроме Джой. Было несколько моментов, когда чувствовал, что между нами проявляется интерес, как фотография в темной комнате. Вот только не хочу смотреть на Джой через объектив. Я хочу видеть ее полностью, красиво, всегда.

Я не такой уж и красавец. Джой сделала несколько комментариев в мой адрес, и ее взгляд постоянно устремляется на меня, в частности, на мои мускулы. Но она сопротивляется моим попыткам флирта. Другими словами, не флиртует в ответ. Не бегает за мной, не ищет меня, не проявляет явного интереса. Я к этому не привык.

Вот пример сейчас: она садится на край стула, как можно дальше от меня.

— У меня что, вши? — спрашиваю я полушутя.

Она дергает головой в мою сторону.

— Нет, точно нет.

— Тогда в чем проблема?

— Проблема? Нет никакой проблемы. — Она смотрит на шейкер для сыра на столе.

— Есть что-то.

— У меня на тебя аллергия, — выпаливает она.

— У тебя не может быть аллергии на человека, тем более на меня. Подожди, это мой одеколон? Я привез его из Италии.

— Определенно нет.

— Ну, что тогда?

Ее щеки сдуваются на выдохе, и она начинает ерзать, затем складывает руки на коленях.

— Ты когда-нибудь смотрел фильм «Чумовая пятница»?

— Тот, где мать и дочь меняются телами? — Я хмурюсь, когда меня охватывает паника. — Подожди. Только не говори мне, что вы с миссис Гловер поменялись телами?

— Нет, я не имела в виду маму. Скорее, себя саму. Это похоже на то, что, когда уехала из города, я также оставила позади зрелую, логичную, здравомыслящую женщину, которой стала. Теперь, когда я здесь, то чувствую себя так, словно снова стала подростком.

Я хихикаю.

— Ты знакома с моими братьями и сестрой? Мы ведем себя так, будто мы все еще язвительные подростки, которые ненавидят друг друга. — Я пожимаю плечами. — Так это не из-за меня? Я не пахну плохо или?..

Джой медленно качает головой, как будто хочет сказать что-то еще, но находится в состоянии войны с самой собой.

— Как я уже говорила, от тебя очень хорошо пахнет.

Я придвигаюсь ближе.

— Джой, кажется, ты не хочешь быть рядом со мной.

— Не хочу.

Ох. Убирая руку, я выпрямляюсь на стуле.

— То есть я хочу, хочу, но я… это сложно.

— Почему?

Ее взгляд устремлен куда угодно, только не на меня.

— Есть причины.

— И какие? — Я замолкаю, чтобы она могла закончить.

— У меня комендантский час.

Я почти смеюсь.

— Ты ведь ровесница Фрэнки, верно? Не слишком ли ты взрослая для этого?

— Да, и ты ее старший брат. — Ее челюсть слегка сжимается.

Я чешу висок, не совсем понимая, что происходит.

— Да, я в курсе. Может я слишком стар? — Мне почти тридцать, но неужели она считает меня старикашкой?

Джой прикусывает губу и, покачав головой, корчит рожицу.

— Конечно нет.

— Тогда почему ты не отвечаешь на мои… эм, заигрывания? Временами у меня складывается впечатление, что тебе это неинтересно. — Я не хочу об этом думать. Джой — это словно глоток свежего воздуха. Она реальна и понятна. Рядом с ней я могу быть самим собой. Никакого позерства или игры. Мои сомнения, неуверенность и одиночество исчезли, а на их месте появилось глубокое желание сделать эту женщину самой счастливой из всех взрослых людей женского пола, не состоящих со мной в родстве — или, как там говорит Фрэнки.

— Ты думаешь обо мне как о брате? — спрашиваю я, пытаясь разобраться в ситуации.

— Нет. Конечно же, нет. — Она поворачивается по кругу, словно пытаясь найти выход. — Комендантский час. Мне, наверное, пора домой.

Несколько озадаченный разговором и слегка позабавленный реакцией Джой, я говорю:

— Конечно. Я могу отвезти тебя.

В напряженном и неловком молчании мы быстро наводим порядок. Нико желает спокойной ночи, оставляя меня закрывать магазин. Оставив разговор о нас, мы выходим на улицу.

Случайные снежинки плывут по темному небу. Я вглядываюсь в бездонную ночь, не понимая, что это — снег или звезды, которые я вижу над головой.

— Никак не могу понять, надвигается ли буря или мы находимся на ее краю. До сих пор не могу привыкнуть к этой горной жизни, к жизни в маленьком городке, — говорю я, потирая руки.

— Понимаю. Не думаю, что до меня дошло, что я не вернусь в Нью-Йорк после Рождества.

— А ты не собираешься возвращаться?

— Ну, мне действительно нужно найти жилье, потому что мама выгоняет меня из дома.

— Слишком часто пропускаешь комендантский час?

Джой хихикает.

— Нет, она переделывает кухню и закрывает остальную часть дома.

— Это значит, что тебе нужно место для себя и двух милых котят.

— Да. Пожелай мне удачи.

— Я бы сказал, что она на твоей стороне, Джой. Сейчас Рождество, время чудес.

Мы останавливаемся на углу, глядя на то, как Мейн-стрит сверкает огнями. Наше дыхание клубится в воздухе, обволакивая нас, как наш собственный туман.

— Как красиво, — шепчет она. — Идеальное Рождество.

— Хочешь получить что-нибудь особенное в этом году? — спрашиваю я.

Прежде чем она отвечает, у меня возникает мысль, что я хочу ее. Очень, очень сильно.

— Просто место для жизни. Манхэттен стал для меня недоступен, но это, наверное, слишком большая просьба к Санте. — Девушка резко останавливается, как будто что-то вспомнив или почувствовав себя глупо из-за комментария Санты, прежде чем направиться к моему «Порше».

Во время короткой поездки к ней домой мы разговариваем о пицце.

— Еще раз спасибо за все, — благодарит Джой, когда я сворачиваю на подъездную дорожку.

Глушу двигатель и выпрыгиваю из машины, направляясь к пассажирской стороне. Я открываю дверь и затем провожаю Джой по дорожке, окаймленной светящимися пластиковыми леденцами.

Мы стоим под фонарем на крыльце. Мой пульс бешено бьется в жилах наперекор холодному воздуху. Взгляд Джой переходит от моих глаз к губам и обратно.

— Если вдруг твоя мама спросит о комендантском часе, можешь винить меня.

Улыбка Джой дрожит, как будто она нервничает.

— Спасибо.

Проходит долгая минута, как будто мы два подростка на первом свидании.

Мой взгляд опускается, а затем поднимается, чтобы встретиться с ее взглядом.

— Я рад, что тебе понравилась пицца.

— Я рада, что ты ее приготовил. — Она делает глубокий вдох, кладет одну руку мне на плечо, поднимается на носочки и целует меня в щеку. Это не похоже на случайный поцелуй. Менее осторожный. Более целенаправленный.

На мгновение Джой поднимает взгляд на меня. Ее щеки розовеют, а улыбка становится широкой.

Стук моего сердца практически эхом отдается от горного хребта. Тепло поднимается по моей шее, а затем идет в обратном направлении, согревая меня. Я стою там долгое мгновение. В оцепенении. Прижимаю ладонь к тому месту, где ее теплые губы касались моей кожи.

Мой мир не кренится, он уходит в сторону, потому что никогда еще простой поцелуй в щеку не был таким сильным, таким мощным. Таким совершенным.

Да, это был всего лишь легкий поцелуй, но тепло, которое я ощущаю внутри, говорит мне, что Джой совсем не похожа на всех остальных женщин, с которыми я встречался.

Но, возможно, я тоже изменился. Наверное, это горный воздух.

До Рождества осталось всего несколько дней, и в магазине пиццы и пирогов сейчас как никогда многолюдно. К сожалению, я не могу сосредоточиться ни на чем, кроме нашей новой кассирши.

То, как ее волосы развеваются, собранные в конской хвост, во время работы.

То, как они рассыпаются по плечам, когда она снимает резинку после работы.

Как тепло Джой улыбается покупателям.

Как краснеют ее щеки, когда она смотрит на меня.

Моя неспособность формировать законченные предложения, связно мыслить или четко выполнять заказы привлекает ко мне внимание моего брата Томми.

Он уже не раз хмыкал, пыхтел и отпихивал меня с дороги, когда я приносил из холодильника листья салата вместо рукколы, путал пармезан с азиаго и варил кофе с гущей на дне.

— Такое впечатление, что он впервые влюбился, — бормочет Нико, когда Томми требует, чтобы я работал на кухне, а Нико — за стойкой.

Я не возражаю и не спорю.

Пока готовлю закуски и салаты, я понимаю, что все в Джой — полная противоположность тем женщинам, с которыми я обычно встречаюсь.

Во-первых, она не носит дизайнерскую одежду. Сегодня на ее футболке написано «Официальный испытатель печенья Санты». Должно быть, это было до того, как она перестала есть глютен, что натолкнуло меня на идею рождественского подарка для нее, но если дела в магазине будут такими же напряженными, у меня, возможно, не будет возможности опробовать рецепты.

Видя ее улыбку, когда она ела пиццу, я почувствовал себя довольным так, как никогда раньше. Если не считать глютена, Джой — это совсем другое. Освежающая. Веселая. В ней нет ничего искусственного или поверхностного, как буквально во всех других женщинах, с которыми я встречался.

Когда речь идет о Джой Гловер, то, что вы видите, то и получаете. А я хочу то, что вижу. Но, возможно, вместо того чтобы получать, сейчас мне хочется отдавать, что является довольно неожиданным поворотом событий.

Джой врывается через двойные распашные двери, немного взволнованная, но очень милая, с растрепанным пучком и выбившимися прядями волос, обрамляющими ее лицо.

— Мне нравится то, что я вижу.

Ее глаза почти вылезают из орбит, а щеки приобретают оттенок помидоров, которые я только что нарезал.

Собираюсь извиниться, но сдерживаюсь. Хочу, чтобы она знала, что я ценю то, как она выглядит, и меня определенно не интересует картина, которую нарисовал на днях с духами «Шанель» и прочим. Это было сказано в шутку.

— Я ценю твой смех, твою улыбку и общение с тобой.

— О… эм, хорошо. Приятно слышать, — говорит она запинаясь.

— В тебе так много индивидуальности, упакованной в компактный размер. — Я подхожу ближе.

— Спасибо, наверное.

— Джой, я не художник, но могу представить нас вместе. — Слова выплескиваются из меня, как пузырьки из посудомоечной машины.

Мы уже на расстоянии вытянутой руки, и мне снова хочется обнять ее. Поцеловать или хотя бы сесть у рождественской елки и поговорить.

— Вообще-то, Джованни, ты фотограф. — Она улыбается и приподнимается на носочки, а затем опускается обратно.

Мой пульс ускоряется.

Джой прижимает ладонь к моему лбу.

— Ты не слишком теплый. Ты сегодня хорошо себя чувствуешь?

— Я чувствую себя прекрасно. — Может быть, немного влюблен. Но лучше не бывает.

— Я понимаю, что все это время жил в страхе. Нико был прав, что я был одинок, но это потому, что все мои отношения оставались поверхностными. Но это из-за того, что ошибочно искал эмоциональной поддержки у женщин, с которыми встречался, а на самом деле все было наоборот. — Откровения, кажется, рождаются у меня на языке.

Кто-то зовет Джой от стойки.

Она хмурится.

— Может быть, нам стоит продолжить этот разговор позже?

— Серьезно?

— Да, конечно.

Я наблюдаю за ее конским хвостиком и покачиванием бедер, когда она возвращается к выходу, зная, что «позже» наступит только через несколько часов.

И когда оно наступает, мы не одни. Томми вышагивает по кухне, заложив руки за голову, как будто пытается что-то понять.

Мерили подметает. Нико выносит мусор. Появляется Джой, только что заперев входную дверь. Я заканчиваю с посудомоечной машиной.

— Похоже, у меня нет выбора, — говорит Томми.

У меня в груди все сжимается. Он слышал мой короткий разговор с Джой? Брат меня увольняет?

— Томазо, если ты думаешь, что…

— Я думаю, что это единственный выход. Послушайте, на курорте каждый год проводится праздник имбирных пряников. Один из участников неожиданно выбыл. Они предложили нам поучаствовать. Я решил, что Мерри справится с этим без проблем. Однако она завалена пирогами. Я дежурю по пицце. Бруно управляет всем за кулисами. Лука все еще застрял в снегу. — Он вздыхает. — Нико мне нужен здесь, потому что, у тебя, похоже, голова…

Фрэнки появляется словно из ниоткуда.

— В заднице.

— Да. Точно. — Томми щелкает пальцами.

— Не обращайте на меня внимания. Я просто зашла перекусить, пока смотрю новую юридическую драму. У вас не осталось пиццы? Чесночный хлеб? Кажется, начинаются роды, — бесстрастно говорит Фрэнки.

Все, что Томми собирался сказать, теряется, поскольку мы все стекаемся к ней.

— Тебе что-нибудь нужно? — спрашивает Джой. — Чем мы можем помочь?

Фрэнки машет рукой.

— Нет. Я сама справлюсь. Это четвертый ребенок, так что я практически профессионал.

— Где Расти? — спрашиваю я.

— Ждет в машине. Рафаэль не хотел засыпать, и мы взяли его покататься. Это всегда помогает.

Мы все предлагаем свою помощь. Джой предлагает чередовать помощь с детьми и работой по дому, а также начать готовить еду.

— Я оставляю это на ваше усмотрение, но если понадоблюсь вам, то буду дома… — Она замолкает, и ее глаза закрываются на долгую минуту, пока делает глубокий вдох, на мгновение уходя куда-то в себя. — Я буду дома рожать этого ребенка. Если только это не схватки Брекстона-Хикса, как в прошлый раз. В таком случае, это может занять несколько дней.

Мы с Джой провожаем ее до грузовика, где Расти ждет с детьми.

Когда возвращаемся, Томми говорит:

— Все зависит от вас, ребята.

— Принимать роды? — выпаливаю я.

Томми улыбается, как мне кажется, впервые за сегодняшний день.

Плечи Джой сотрясаются от беззвучного смеха.

— Нет, я про участие в празднике имбирных пряников.

— Пряники — это не пицца и не пирог, так что они нам не по зубам. — Я зеваю и потягиваюсь.

Взгляд Джой перемещается к моему животу, где рубашка слегка приподнимается. Заметив, что она разглядывает мой пресс, я ухмыляюсь. Ее щеки становятся очаровательно розовыми.

— Да, но это на благое дело, — говорит Мерили. — Это сбор средств для местных приютов для животных, которые также сотрудничают с программой спасения диких животных.

— Ты имеешь в виду, что они помогают кошкам? — спрашивает Джой, словно выходя из транса.

— Диким кошкам, да.

— Больше ничего не говори. Я согласна. — Далее она рассказывает, как каждое Рождество старается сделать пожертвование в благотворительный фонд помощи кошкам.

— Правила гласят, что должно быть два создателя пряников. Это касается тебя, Джио, — говорит Томми.

Я оглядываюсь по сторонам, а потом показываю на себя.

— Я? Я не умею ни печь, ни создавать, если уж на то пошло.

— Я слышал, что ты испек приличный безглютеновый корж, за который тебя обняли. — Томми ухмыляется.

В поисках стукача я бросаю свирепый взгляд на Нико.

— Слушайте, у нас дел по горло. Мы хотим, чтобы вы, ребята, поучаствовали в празднике. Все местные компании этим занимаются, а для нас это хороший способ отдать долг и поучаствовать в местных мероприятиях.

— Но Джой не может есть глютен, — говорю я.

— Тогда приготовьте что-нибудь без глютена, — предлагает Мерили.

— Не уверена, что мы выдержим конкуренцию. Ты когда-нибудь ела что-нибудь без глютена? — спрашивает Джой.

— Попробовать стоит, — отвечаю я, понимая, что это означает, что мы с ней будем печь вместе.

— Решено. Команда Джио и Джой, — говорит Мерили, вручая нам распечатку с правилами.

Все расходятся по домам, а мы с Джой заканчиваем уборку. Я отправляюсь к входу, чтобы убедиться, что все выключено и готово к завтрашнему дню. Когда возвращаюсь, то ожидаю, что Джой будет в своем пальто и зимней одежде ждать меня у двери.

Вместо этого она надевает фартук и достает миски для смешивания. Затем разворачивает длинный лист пергаментной бумаги и начинает делать наброски.

— У вас случайно нет пенокартона? У меня есть классная программа для дизайна, но она у меня дома на ноутбуке.

— Что ты делаешь?

Губы Джой очаровательно изгибаются в сторону, когда она сосредотачивается.

— Разрабатываю план пряничного домика. Пряничного домика без глютена.

— Ах да, ты же архитектор.

Ее лицо краснеет.

— Технически говоря, это как раз по моей части. Куда ты дел всю свою безглютеновую муку?

— Уже поздно, — говорю я, удивляясь, что она не спешит домой из-за своего так называемого комендантского часа.

Джой замирает.

— Фестиваль имбирных пряников состоится в канун Рождества. Это послезавтра.

Мои губы складываются в букву «О».

— Совсем потерял счет времени?

Джой замолкает и смотрит на меня… на мой рот?

В памяти всплывает вчерашний поцелуй в щеку. Моя рука скользит к щеке, и ее взгляд прослеживает это движение.

Щеки краснеют, Джой качает головой, словно пытаясь отогнать страстное желание, вспыхнувшее между нами. Берет свой телефон и листает страницы.

— Я ищу рецепт. Надевай фартук, партнер, — говорит она.

Когда мы приготовили тесто и охладили его, уже далеко за полночь.

Где-то в процессе Джой включила рождественские песни. Пока мы убираем первый круг нашего беспорядка, она начинает притопывать по кухне. Я беспокоюсь, что она переутомилась и измождена, как в первый вечер пребывания здесь. Но ее завораживающие зеленые глаза ясны, как никогда. Девушка ни разу не зевнула.

Джой пробирается ко мне и берет ложку. Вместо того чтобы бросить ее в раковину, она поет в нее, как в микрофон, когда звучит последний припев песни на стереосистеме.

— Фа-ла-ла-ла, ла-ла-ла.

Песня сменяется на «Милая, на улице холодно». Джой вступает в игру, превращая это в театральный номер. Она поразительно очаровательна, когда танцует вокруг. Я не могу удержаться и присоединяюсь к ней, мы выступаем дуэтом, деля микрофон-ложку. Вскоре мы, рука об руку, танцуем по кухне, как будто это живое выступление перед публикой.

Подсаживаю ее на стол, она делает несколько причудливых движений ногами, затем мы кружимся, прежде чем я опускаю ее обратно, когда мы гармонично исполняем последний куплет. Она широко улыбается и наши глаза встречаются.

Комната кренится, а затем исчезает, унося с собой кислород в моих легких. Я больше не на Земле, хотя глаза Джой такие зеленые, что мог бы заблудиться в них, как в джунглях. Я нахожусь в свободном падении в другой вселенной, где единственное, что мне нужно для поддержания жизни — это эта милая и причудливая женщина в моей жизни. А ее губы на моих были бы бонусом.

Я наклоняюсь, размышляя о том, что было бы, если бы…

Затем песня сменяется на «Двенадцать дней Рождества».

Мы оба смеемся, путаясь в куплетах и ошибаясь, пока не доходим до куплета о «трех французских курицах».

Пока мы продолжаем танцевать и петь, я словно снимаю костюм, в который был одет. Помимо того, что я кокетливый брат, я еще и модный брат. По крайней мере, так говорят мои братья и сестра. Но с Джой я чувствую, что могу быть самим собой: кокетливым, модным и смешным. Могу быть глупым и настоящим.

Когда мы во всю мощь легких выкрикиваем: «пять золотых колец», наши глаза снова встречаются.

С тем, что, как я думаю и надеюсь, является сердцами в ее глазах, Джой медленно моргает, как будто действительно видит меня, без костюма, мою скрытую сущность на всеобщем обозрении. Мне не стыдно, и я не чувствую себя голым. Скорее, хочу, чтобы она увидела эту версию меня. Ту, которую я никогда не мог раскрыть из-за страха быть отвергнутым.

Но есть одна вещь, о которой она не знает. Могу ли я рассказать ей?

Мы оба замираем, пойманные в сети этого момента. Вырвемся ли мы на свободу или останемся здесь, вместе?

Я вижу крупинки золота в ее зеленых глазах. Это сокровище стоит больше, чем все деньги, дорогие дома и экстравагантные путешествия, которые я совершил. Теперь я вижу правду.

У меня перехватывает дыхание.

Ее губы слегка дрожат.

Да, я хочу, чтобы Джой знала о моих чувствах, и скажу ей об этом поцелуем.

Сокращая расстояние между нами, я обхватываю ладонями ее лицо и наклоняюсь..

Ее глаза закрываются.

Я вдыхаю ее аромат мятных леденцов.

Джой улыбается, и это последнее, что я вижу перед тем, как прижимаюсь к ее губам.

Наконец-то все становится на свои места в том, что какое-то время казалось перевернутым миром и вывернутой наизнанку жизнью.

— Что ты говорила о том, что тот поцелуй был случайностью?

— Это было как-то связано с тем, что ты сказал «упс» сразу после него. Сейчас я уже с трудом вспоминаю. — Ее веки полуприкрыты.

Поглаживая челюсть Джой, я говорю:

— Если беспокоишься о Фрэнки, то мы с тобой друзья.

— Верно. Для начала неплохо.

— Именно. Все великие отношения начинаются с дружбы. И мы не будем целоваться. Что бы ни случилось, это чистая случайность.

Я вдыхаю, снова прижимаясь губами к губам Джой.

ГЛАВА 9

ДЖОЙ

Теплые губы Джио прижимаются к моим. Бабочки в моем животе трепещут. Вся моя система выходит на орбиту, не зная, что делать с Джованни Коста, целующим меня.

Непонятно, стоят ли мои ноги на Земле. Наверное, гравитация дала сбой. Пульс бьется в ушах, и я понимаю, что все еще нахожусь на планете Земля. Но я словно парю в облаке эйфории и нереальности, вызванных поцелуями.

Но его руки на моей коже ощущаются очень, очень реально. Его мозоли нежно царапают мою кожу. Его мятное дыхание обдувает мою щеку.

Похожие на снежинки звезды танцуют у меня перед глазами. Но мне не холодно. Совсем наоборот. Никогда еще поцелуй не зажигал меня так, как сейчас. Согревал меня изнутри. Не задумываясь, я протягиваю руки к волосам Джио. Провожу по ним пальцами, запутываясь в его локонах. Его пальцы в моих волосах, разглаживают мои кудри.

Прижавшись к его твердой груди, я не могу представить, как могу быть ближе, но это именно то, чего я хочу.

Больше Джио. Больше поцелуев. Больше его прикосновений.

Его щетина царапает мои щеки, когда поцелуй становится глубже.

На мгновение он отстраняется и смотрит в мои глаза нежно, пристально, словно видит в них чудо рождественского утра, волнение нового года и удовлетворение всего того времени, что прошло между ними.

Я медленно моргаю, пытаясь осознать происходящее. Как будто жизнь привела меня обратно к моей единственной и неповторимой влюбленности. Наши взгляды встречаются на долгое мгновение. Я заставляла себя не смотреть в его сторону, но теперь, глядя в его голубые глаза в обрамлении темных ресниц, словно вижу будущее. Нас.

В этом поцелуе нет ничего случайного. Вообще ничего.

Мое дыхание замирает где-то между легкими и горлом, когда я теряюсь в его губах.

Когда отстраняемся друг от друга, он улыбается той загадочно-кокетливой улыбкой, которую я много раз видела обращенной в мою сторону.

— У меня есть секрет, Джой, — признается Джио между поцелуями, которыми я наслаждаюсь, как подарками под рождественской елкой.

— М-м-м? — Это все, что мне удается вымолвить, когда он прижимается к моим губам.

— Ты мне нравишься. Очень. Я никогда раньше не испытывал таких чувств.

— У меня тоже есть секрет. Я тайно влюблена в тебя с тех пор, как у меня появились брекеты.

— Я так и думал, — говорит он со своей загадочной улыбкой.

— Ты знал?

— Нет, но я не возражаю. Ни капельки.

Не говоря больше ни слова и не давая мне ответить, наши губы снова соприкасаются.

Я погружаюсь в поцелуй, и снежинки внутри меня полностью тают.

Целоваться с Джованни Костой опасно по нескольким причинам:

Я лучшая подруга его сестры, так что технически он под запретом.

Джио всемирно известный сердцеед — наверное, он мог бы написать книгу о том, как разбивать сердца.

Если мое сердце впутается в историю с его, оно, скорее всего, будет разбито, а я не хочу, чтобы меня упомянули в сносках.

Наверное, это плохой знак, что я просыпаюсь с мыслями о Джио, вспоминая наш поцелуй, а потом бегу на кухню, как будто я легче снега.

Я думаю о нем, когда ухаживаю за котятами. Когда выбираю наряд, более подходящий, чем футболки и фланелевые рубашки, в которых обычно ходила на работу, и когда жду его у окна, как влюбленный котенок.

На мою электронную почту приходит сообщение. Скорее всего, это рождественская распродажа или скидка, но я все равно открываю его. Мне нужно решить, какие подарки подарить маме, Фрэнки, детям и, возможно, Джио. Никогда не делала покупки в последнюю минуту, но с тех пор, как переехала, я была занята, как один из эльфов Санты в это время года. Но, опять же, на Мейн-стрит есть несколько очаровательных магазинчиков, так что я могу сделать покупки на месте.

Письмо пришло от «Атлас Архитектур Инкорпорейтед», в которую я совсем забыла, что подала заявку перед отъездом из Нью-Йорка. Вместо отказа — просьба о личном собеседовании, что означает, что я вхожу в число претендентов на эту должность. Только вот находится фирма в Огайо.

Мое сердце замирает.

Но затем также быстро набирает обороты, когда у подъезда останавливается красный «Порше» и из него выходит Джио. Телефон забыт, а бабочки в животе трепещут. Он проводит рукой по волосам и с развязностью сердцееда идет к моему крыльцу.

— Джой, к тебе джентльмен! — кричит мама.

Я вздрагиваю.

— Мама, тише. К тому же сейчас не 1940 год.

Она появляется, одетая в шелковое платье длиной до колен с пуговицами спереди.

— Что, сейчас 1940 год? — Возможно, я действительно совершила путешествие во времени.

— Нет, я примеряю наряды для нашей рождественской вечеринки в стиле ретро. Тема — фильм «Эта замечательная жизнь». Он вышел на экраны в 1946 году, так что ты попала в нужное десятилетие.

— Кто устраивает эту вечеринку? Где? Когда?

— Устраивают в «Хоук-Ридж-Холлоу Хелперс». Можешь присоединиться к нам но я думаю, что молодой человек у двери предпочел бы твое внимание.

— О, точно.

Я спешу открыть дверь, чувствуя себя немного растерянной, когда приветствую Джио.

— Отличное утро. — Я прижимаю руку к лицу. — Я имею в виду доброе утро.

Его пристальный взгляд скользит по мне, как будто это я одета в красивое винтажное платье. Джио улыбается.

— Действительно прекрасное утро.

— О, перестань. — Я шлепаю его и хихикаю.

— Готова строить дом?

— Если учесть, что раньше я проектировала дома и здания, то да, это будет превосходно.

Джио запрокидывает голову назад и смеется.

— Сейчас что, 1940 год?

— Я задавалась тем же вопросом.

Пока мы идем к машине, я рассказываю ему о мероприятии в центре для пожилых людей Хоук-Ридж-Холлоу.

Мы легко болтаем всю дорогу до магазина пиццы и пирогов, но я заставляю себя не смотреть на губы Джованни… или в его глаза, на его лицо, на любую его часть. Несколько раз мне приходится отводить взгляд. Сегодняшний день может стать испытанием моей воли, потому что больше всего на свете я хочу снова поцеловать его. Как будто он выпустил эльфа с Северного полюса. Олени свободно бегают по тундре. Коты вылезли из мешка Санты.

Как и вчера, в магазине многолюдно, но Томми, Мерили и Нико вместе с мистером и миссис Коста справляются, оставляя нас с Джио на кухне, где мы собираем пряничный домик. К моему удивлению, безглютеновые стены и крыша оказались на удивление прочными. Почти как кирпичи, что идеально сочетается с королевской глазурью, которая действует как строительный раствор.

Пока я концентрируюсь, призывая на помощь свои навыки создания миниатюрных моделей, Джио заправляет за ухо выбившийся локон моих волос. Наши взгляды встречаются. Его губы приоткрываются, словно он хочет что-то сказать. Я сжимаю губы, чтобы удержаться от глупого поцелуя с ним.

У нас сжатые сроки с этим пряничным домиком, и его еще нужно украсить после высыхания, так что нет времени отвлекаться на поцелуи, не говоря уже о том, что вся его семья может зайти к нам в любой момент.

Джио относит пирог для Мерили, как только звенит таймер, показывая, что пирог остыл. Из передней части доносится хихиканье, за которым следует его глубокий смех. Может быть, магия, которую он творит — это не иллюзия и не ловкость рук. Мышцы на моей спине напрягаются, и ложка выпадает из моей руки, со стуком падая на стол. Возможно, это его врожденное обаяние, о котором он и не подозревает. Ему не нужно включать его, чтобы заставить женщин падать к его ногам.

Отличаюсь ли я чем-нибудь от других женщин, которые притягиваются на его орбиту? Тех, кто постоянно пишет смс? Предлагает ему свой номер телефона? Практически бросается в его объятия?

Что отличает меня от других? Ничего, кроме внешнего вида, который в большинстве случаев обычный — кроссовки и конский хвостик.

В течение двух долгих минут, пока я удерживаю стены пряника от обрушения, мне начинает казаться, что все, что происходит между мной и Джио — ошибка, потому что это заставляет меня хотеть того, чего я никогда не смогу получить.

Женщины всегда будут заискивать перед ним, фантазировать о нем, мечтать о том, чтобы стать той, кого он заставит почувствовать себя особенной.

К тому же, мы с Джио очень разные. Несмотря на то, что мы из одного города, я больше похожа на застенчивую девушку. И могу быть немного причудливой, неуклюжей и иногда неловкой. В то время как он обаятелен, уверен в себе и кокетлив.

Как носки и сандалии, рождественский ужин и приталенные джинсы, горошек и полоска — мы явно не совпадаем. Как пицца и пирог, мы совсем не подходим друг другу. Боюсь, у нас ничего не получится. Это просто рождественское увлечение. Как пряничный домик, оно не может длиться вечно. Верно?

Долгий вздох вырывается из его груди. Он кладет ладонь мне на поясницу и целует в лоб, словно испытывая облегчение от того, что я все еще здесь.

— Куда бы мне пойти? — спрашиваю я, заканчивая свою мысль вслух. Но скорее для себя, чем для него. Куда я пойду? Что буду делать? Говорят, что мир — это твоя устрица, но при этом забывают упомянуть о том, какая острая раковина и какая мерзкая слизь внутри — вот что я чувствую, когда думаю об огромном промежутке времени после Нового года.

— А? — спрашивает он, находясь в неведенье о моем слишком задумчивом, слишком анализирующем, гиперсознательном мозге.

— О, я просто думала о том, где я могу оказаться, если не в Хоук-Ридж-Холлоу.

— Ты хочешь уехать?

— Я ищу работу по своей специальности по всей стране. У меня было онлайн-собеседование с компанией из Огайо. Как бы то ни было, моя проблема с жизненной ситуацией переходит в горячую стадию. Или холодную, в зависимости от того, как об этом думать. Мне бы не хотелось оказаться бездомной на улицах Хоук-Ридж-Холлоу. — Я вздрагиваю. — Я могла бы остаться у Фрэнки, но у нее и так полный дом.

Новость о ребенке: новорожденного пока нет.

Джио надолго замирает, а затем, похоже, выныривает из глубокой задумчивости, когда на его телефон приходит сообщение. Он проверяет его, что-то набирает, затем из его груди вырывается еще один долгий выдох.

— Ты ведь не уедешь, правда? — спрашивает он через некоторое время.

— Таков был план.

— А что, если я скажу, что это плохая идея?

— Что плохого в том, чтобы сделать карьеру и жить самостоятельно?

— Если так рассуждать, то ничего. — Его голос низкий, хриплый.

Мы прилаживаем последнюю панель к дому, во время чего его телефон звонит еще несколько раз.

— Довольно много сообщений. Наверное, ты очень востребован.

Он фыркает.

— Так и было. Теперь я здесь, работаю в пиццерии моей семьи.

Я не могу понять, тоскует он или испытывает облегчение.

— Разве это плохо?

Джио поднимает на меня взгляд, как будто что-то вспоминая.

— Определенно нет.

Бабочки в моем животе трепещут при воспоминании о поцелуе, в надежде на то, что может означать его комментарий, и желании броситься в его объятия и исчезнуть в «снежной буре».

Так Фрэнки называет сеанс поцелуя с мужем. Она никогда не может быть слишком осторожной рядом со своими не погодам развитыми детьми.

Мы с Джио проводим большую часть дня, украшая пряничный домик глазурью, мармеладом, мятными леденцами. Несколько раз пришлось сбегать в «Мама и леденцы» за добавкой шоколада — для нас, а не для домика. Мерили и Томми снабдили нас всеми сладостями для украшения.

К тому времени, когда начинается обеденный ажиотаж, мы оба перепачканы королевской глазурью, но пряничный дом в неоколониальном стиле, с силуэтами двух кошек в окнах, впечатляет, если не сказать больше.

Джио обнимает меня за плечи, пока мы стоим и любуемся домиком, напоминая мне о том вечере, когда он приготовил мне пиццу, а я заполняла формы для Бруно.

На этот раз, вместо того чтобы отстраниться от него, я откидываюсь назад, позволяя ему держать меня. Если отношения — это дом, то прочен ли наш фундамент? А как насчет каркаса? Конструктивные элементы? Может ли крыша сохранить нас сухими и защитить от настоящих бурь?

У меня болят плечи. Может быть, самая тяжелая работа и была на Джио, но я занималась тонкой настройкой и проработкой сложных деталей. Словно почувствовав это, он массирует мне плечи.

И вот я нахожусь под угрозой полного обморока.

Томми врывается в дверь и таращит глаза.

— Ого!

Мы с Джио задерживаем дыхание, ожидая его реакции.

Взгляд Томми переходит на ладони Джио, разминающие мои плечи. Я ожидаю, что старший брат отругает младшего. Но вместо этого его лицо светлеет.

— Это… потрясающе. Точно на первое место.

— Считаешь, что это достойная работа? — спрашивает Джио своего брата.

— Я думаю, что это идеальный дом. Вы могли бы вместе построить настоящий.

— Твой брат — фотограф, в конце концов. У него свое видение декораций. Я помогла их воплотить, — говорю я.

— А Джой — архитектор. Она спроектировала конструкцию и проработала мельчайшие детали. Мои большие руки слишком неуклюжие.

Томми потирает руки.

— Молодцы. Вы отличная команда. К сожалению, ты мне нужен за стойкой. У нас там настоящий хаос с заказами пиццы и пирогов, потому что люди не хотят готовить ужин в преддверии Рождества. К тому же, у нас неожиданный гость или даже трое.

Я слышу перешептывания о возвращении Пауло.

Еще через несколько часов мы с Джио опускаемся на стулья за пустым столом. Столовая зона пуста. Мусорные баки полны. На табличке написано «закрыто», но впереди еще много работы.

— Плюс в том, что завтра у нас выходной, — бормочет Джио.

— Вот только надо представить пряничный домик. Ты знаешь, что существует целый мир конкурсного изготовления имбирных пряников?

— Ты, наверное, искала в интернете то же самое, что и я.

Мы оба смеемся.

— А какие там правила? — спрашиваю я. — Нужно ли нам делать что-то особенное?

Джио обращается к листу, который дала нам Мерили.

— К счастью, это благотворительная акция, так что ничего серьезного. Но мы получаем два абонемента на весь день на горнолыжный курорт Хоук-Ридж-Холлоу, а также вход на различные мероприятия Зимнего фестиваля.

В тот год, когда Расти сделал Фрэнки предложение, они проводили благотворительную акцию под названием «Санта на коньках». Я помню, как она рассказывала мне эту историю. На самом деле, именно Джио отвез ее на это мероприятие, практически пиная и крича.

— Главный вопрос — катаешься ли ты на лыжах? — спрашивает он.

— Давно не каталась, но несколько раз пробовала.

— Как насчет тебя, меня и склонов завтра?

— Конечно, с удовольствием.

— Тогда это свидание.

— Что? — У меня перехватывает дыхание.

— Свидание, — повторяет Джио. — Вроде того, как мы ели пиццу в тот вечер.

— Это было свидание? — спрашиваю я, пытаясь перевести дыхание.

— Случайное свидание, — намекает он. — Там были свечи… и, насколько я помню, после этого был поцелуй.

— Оу. — Я оглядываюсь по сторонам, как будто ожидая, что кто-то начнет спорить. Протестовать.

Джованни встает передо мной.

— Только не говори мне, что ты не поняла, что это было… — Он прижимает руку ко лбу и смотрит в пол, медленно качая головой. — Я теряю хватку.

— Нико сказал, что только сегодня три девушки оставили тебе свои номера, а ты в основном был здесь, со мной. Скорее всего, они приходят просто потому, что ты здесь работаешь. Не думаю, что ты теряешь хватку.

На мгновение он выглядит ошеломленным, затем звонит его телефон.

— На самом деле, мы можем начать прямо сейчас. — Он зажигает свечи на столе. — Я хотел убедиться, что безглютеновый корж для пиццы, который я сделал, не был случайностью. Везение новичков или что-то в этом роде. Поэтому я попробовал еще раз. Правда, на этот раз я приготовил «Джио».

— Острая колбаса, запеченный красный перец, свежая моцарелла и руккола?

— Точно.

Он достает ее, горячую, из духовки.

— Когда ты успел ее приготовить?

— Пока ты была занята украшением пряничного домика.

Мысль о потере крутится у меня в голове — потерять работу, парня, квартиру и способность переваривать печенье. Потерять Джио было бы не так просто. Это раздавило бы меня. Интересно, влюбленность может быть сокрушительной, если она безответна. Пора сменить тему на что-то безопасное, не способное заставить меня чувствовать себя мусором, вываливающимся из бака на кухне.

Указывая на пряничный домик, я спрашиваю:

— Как мы будем его перевозить?

— Очень аккуратно, — отвечает он, кладя нам по кусочку пиццы. Сыр расплавился, а пикантный аромат просто поражает воображение после долгого дня, наполненного сладостями.

— Значит, тебе нужно найти жилье к началу следующей недели? — спрашивает Джио.

Я стону.

— Пожалуйста, не напоминай мне об этом.

— У тебя есть братья и сестры?

— Нет. Единственный ребенок. Мама у меня замечательная, но она была занята своей карьерой, когда я был младше. Мне всегда нравилось бывать у тебя дома. Я имею в виду дома у Фрэнки. Всегда многолюдно и всегда что-то происходило.

Он слегка закатывает свои искрящиеся глаза, как будто тот не всегда ценил полный дом людей.

— Расскажи мне об этом. Но я бы не хотел, чтобы было иначе.

— Ты хочешь иметь собственную семью?

Джио откидывается назад, и его взгляд блуждает вверх и вниз по моему телу, затем останавливается на моих глазах.

— Очень хочу.

Чувствую себя не очень уверенно, внутри меня все трепещет, но потом в голову приходит мысль о прочном деревянном каркасе на цементном фундаменте. Может быть, я смогу примириться с «Чумовой пятницей» внутри себя, отпустить подростковые неуверенности и вернуться к той уверенной в себе женщине, которой стала. Поэтому обращаюсь к ней сейчас, чтобы мы могли нормально поговорить без моей неловкости и бормотания.

На заднем плане звучат рождественские гимны, свечи догорают, пицца исчезает, и мы общаемся так, как я никогда не ожидала. Да, поцелуй взорвал мой мозг. Я все еще нахожусь в другой галактике, но это уже другой вид близости, в которой вижу ту версию Джованни, которую, как мне кажется, он не разделяет со своими обычными спутницами. Мы говорим о забавных клиентах, о списках желаний и обо всем на свете.

Его телефон несколько раз подает звуковой сигнал, разрушая чары.

Очевидно, я не единственная, кто находит его таким соблазнительным. Мои плечи опускаются, когда откидываюсь на спинку стула.

Парень мельком просматривает сообщение, пролистывает его, а затем убирает телефон.

— Все в порядке? Тебе нужно куда-то идти? Встретиться с кем-то? — спрашиваю я.

Он хмурится.

Я почти жалею, что задала эти вопросы.

— Нет. Определенно нет. А как на счет твоего комендантского часа? — Джио выгибает бровь.

Мы оба смеемся.

— Джой, просто не обращай внимания на мой телефон. Я стараюсь. В основном, это все те же trois femmes.

Мои брови взлетают вверх, когда я копаюсь в глубинах памяти французского языка из девятого класса, чтобы перевести.

— Три женщины?

Ревность толкает к абсурду. Как я могла быть настолько глупой, настолько наивной, чтобы думать, что между мной и Джио может быть что-то реальное? Но когда мы поцеловались, это было очень искренне, прочно и совсем не глупо.

— Козетта, Манон и Амели. Наверное, я произвел впечатление, когда был в Париже.

Вспоминаю, как Томми говорил о француженках, которые устраивают сцены. Я представляю себе дымчатые глаза, идеально объемные волосы и элегантный стиль.

— У тебя есть три французские курицы? — выпаливаю я, и как по заказу, на заднем плане звучит песня «Пять золотых колец».

Выражение лица Джио меняется, а затем он разражается хохотом. Не удержавшись, я присоединяюсь к нему. Когда смех утихает, парень объясняет, что постоянно удаляет их номера и блокирует, но они, видимо, запомнили номер его мобильного телефона и пользуются другими устройствами, чтобы дозвониться до него.

— Я слышала, что ты был помолвлен. Вы разорвали отношения? — спрашиваю я, чувствуя себя смелой.

Джио потирает затылок, как будто это тяжелый разговор.

— Да, несколько раз. Фрэнки упоминала кого-то из твоего прошлого. Вы были помолвлены?

— Не совсем. Сэмпсону не совсем удался этот трюк, — бормочу я.

Его телефон снова звонит, и парень проводит рукой по волосам.

— Я приехал сюда, чтобы помочь своей семье и… сбежать.

— От отношений?

— От «трех французских куриц».

Мы оба снова смеемся, но сомнение возвращается с каждым звонком его телефона. Я не уверена, что в жизни Джио есть место для меня. Она и так кажется довольно насыщенной.

Он горяч и недосягаем. Я напоминаю себе, что это всего лишь рождественское увлечение. Конец. Жаль, что это не приведет к «долго и счастливо».

Однако вечер заканчивается тем, что мы с Джио снова целуемся под мягко падающим снегом. Мое сердце бешено колотится, желудок скручивает, а мозг плавится.

Если это то, что приходит после случайного поцелуя, то я готова принять столько, сколько смогу получить.

ГЛАВА 10

ДЖОВАННИ

Мы с Джой стоим на углу перед магазином пиццы и пирогов, а Мейн-стрит спит под мягко падающим снежным покрывалом. Несмотря на холод, приятное тепло наполняет мою грудь, когда я прижимаю Джой к себе.

Мой взгляд переходит с ее зеленых глаз на пухлые губы. Затем я беру ее руку и целую костяшки пальцев, внутреннюю сторону запястья, а потом перекидываю ее волосы через плечо и целую нежное место за ухом. С ее губ срывается восхищенный вздох.

Я вдыхаю ее аромат мятных леденцов, и наши носы соприкасаются. У нее холодный.

Мой пульс бешено колотится, распространяя по всему телу тоску по этой женщине. Но на этом все не заканчивается. Я хочу, чтобы она была в моей жизни надолго. Навсегда.

Провожу пальцами по ее шелковистым волосам, притягивая девушку к себе.

— Мне не нужны поверхностные отношения. Я хочу чего-то настоящего, — шепчу я.

Глаза Джой стекленеют, затем закрываются. Ее рот открывается.

— Я тоже.

Наши губы соединяются.

Моя голова мгновенно кружится, унося меня прочь от моих мыслей и погружая в совершенство этого момента.

Мой телефон снова звонит, и мне хочется швырнуть его в ближайший сугроб. Забыть о «трех французских курицах», как шутливо и точно назвала их Джой.

Мне весело с Джой. Я чувствую себя самим собой. Она — воплощенная радость, которая более долговечна, чем временные лайки в социальных сетях, внимание поверхностных женщин, которым нужна слава, а не глубокие отношения. Я чувствую, что то, что у меня есть с ней, более долговечно, чем любая другая форма мимолетного счастья, которая у меня когда-либо была.

Мой телефон продолжает звонить, пока мы продолжаем целоваться. «Три французские курицы» не понимают, что у нас разница во времени. Я не обращаю на него внимания, пока он не замолкает.

Когда мы отрываемся друг от друга, я шепчу:

— Джой, кажется, я люблю тебя.

— Не так сильно, как тебя любят твои поклонницы, — говорит она со смехом, прежде чем снова поцеловать меня.

Это не то, что я хотел бы услышать, но комментарий говорит мне о том, что она уверена, что то, что у нас есть, здесь и сейчас — это то, чего я хочу, но хочет ли она этого?

Как будто разум Джой говорит «нет», но ее тело твердит «да». А как насчет ее сердца?

На следующее утро я просыпаюсь с мыслями о поцелуе, который мы с Джой разделили. Слова, которые я произнес: «Джой, кажется, я люблю тебя», эхом отдаются в моих мыслях и звучат в моем теле, как рождественская песня, как песня о любви.

Конечно, есть одно слово, которое я мог бы убрать. Мне не кажется, что я люблю Джой. Я знаю, что люблю ее. По крайней мере, это мое внутреннее ощущение. Внешне я все еще сомневаюсь, но это вытекает из ее ответа. Из того, как она прокомментировала «трех французских куриц» как моих поклонниц. Я осторожен, потому что хочется ли мне снова рисковать своим сердцем? Сколько раз до этого пытался наладить отношения, доходил до помолвки, а потом все срывалось?

Три раза.

Три помолвки.

Втрое больше неудачных свиданий.

Между прочим, с тех пор как Джой появилась в моей жизни, я не отвечал и не признавал ни одну из других женщин. Мне не хочется иметь с ними ничего общего. Это еще одна причина, по которой знаю, что то, что я испытываю с Джой, — настоящее.

Я долго принимаю душ, где позволяю всему этому бурлить, просачиваясь через ту версию себя, которую показываю миру: очарование, уверенность, флирт. Что нужно изменить, чтобы я смог показать Джой, что «три французские курицы» для меня ничего не значат?

Стоя перед шкафом, я размышляю о том, каким может быть наше будущее. Но это не так просто, как смена наряда. Сегодня утром состоится пряничный фестиваль, на котором будут представлены пряничные домики и проведен аукцион, затем в течение дня будут проходить различные мероприятия, и в завершение — ужин. Я надеваю темно-серый костюм с жилетом и красным шелковым галстуком для торжественной части фестиваля.

Несмотря на то, что живу в арендованном доме у подножия гор на территории курорта, большая часть моего обширного гардероба находится здесь. Мои братья подшучивают надо мной, говоря, что я — шмоточник. Виню в этом свою карьеру. Мне нужно было выглядеть соответствующе: костюмы на заказ, строгий стиль одежды, дизайнерские марки. Ничего кричащего или вычурного, только элегантный стиль. Я также собираю снаряжение, чтобы потом покататься на лыжах.

Но в кои-то веки мне наплевать на то, как я выгляжу. Хочу побыстрее увидеть Джой.

Я направляюсь к ее дому, в то время как легкие снежинки со вчерашнего вечера продолжают опускаться на землю. У нас определенно будет белое Рождество. Когда сворачиваю в Карамельный переулок, понимаю, как сильно хочу провести этот праздник с Джой — и в этом году, и во всех последующих. Большую часть своей жизни я хотел жить в большом городе, путешествовать по экзотическим местам и всегда быть в движении.

Теперь же хочу быть здесь. Или там, где находится Джой. Я чувствую в себе желание пустить корни и, возможно, даже заложить фундамент. Учитывая, что по настоянию Томми я недавно вложил деньги в землю в Хоук-Ридж-Холлоу, это вполне может произойти. На самом деле, утром, перед тем как сделал свою первую попытку приготовить безглютеновую пиццу, я встретился с агентом по недвижимости, чтобы подписать документы о закрытии сделки.

Когда иду по дорожке к дому матери Джой, представляю, как однажды мы рука об руку войдем в наш собственный дом. Как я перенесу ее через порог.

Я теряюсь в своих фантазиях, когда открывается входная дверь, и миссис Гловер стоит там, улыбаясь.

— О, смотрите-ка, что кошка притащила.

— Мам, по-моему, это не вежливо, — окликает Джой откуда-то из дома.

— Ну, неважно. У нас с Джио внутренняя шутка про котов. — Она толкает меня локтем и подмигивает.

— Точно под-мяу-чено, миссис Гловер.

Она смеется, как будто я уморительный комик, а мое внимание переключается на женщину, спускающуюся по лестнице. Джой одета в красное платье, которое почти в точности соответствует моему галстуку. Лиф облегающий, с вырезом-лодочкой, рукава до предплечий и расклешенная юбка, которая, я не сомневаюсь, закружится, если мы будем танцевать.

Поднимаю взгляд на ее лицо — глаза яркие, щеки розовые, губы красные. Мой рот приоткрывается, и я делаю вдох.

На дрожащем выдохе я говорю:

— Вау.

Я работал со многими моделями. Топ-моделями. Женщинами, которые, возможно, считаются самыми красивыми в мире. Но ни одна из них никогда не заставляла мое сердце замирать или землю накрениться вокруг своей оси. И не одной не удавалось украсть мое дыхание.

Я тянусь к ее руке, поднимаю ее над головой, и Джой кружится под ней. Конечно же, ее платье колышется в такт движению, а затем останавливается и обнимает ее ноги.

— Джой, ты выглядишь потрясающе. — От нее у меня перехватывает дыхание.

Ее волосы распущены по плечам, губы накрашены красной помадой. В ушах простые жемчужные серьги и подходящее к ним ожерелье на шее. Она великолепна. Классика. Идеальная.

Все еще держа ее за руки, но уже на уровне талии, я снова выдыхаю:

— Вау.

Она краснеет, а затем улыбается.

— Спасибо?

Это звучит скорее как вопрос, чем как утверждение, словно она никогда раньше не испытывала подобной реакции со стороны парня. В это невозможно поверить.

— Вы, дети, повеселитесь сегодня. Удачи с пряничным домиком. Сфотографируйтесь. Я собираюсь предложить пряничную тему для рождественской феерии на Еловой улице в следующем году.

— Я бы хотел присутствовать при этом, — говорю я.

— В Хоук-Ридж-Холлоу поговаривают, что некто приобрел в городе кое-какую недвижимость. — Миссис Гловер многозначительно смотрит на меня.

— Несколько акров рядом с курортом.

— Рядом с новым домом брата?

— В том районе, но не настолько близко, чтобы я мог бросить камень и попасть в его крышу… или разбить окно.

— Складывается впечатление, что ты планируешь остаться здесь.

Я поворачиваюсь к Джой и улыбаюсь.

— Думаю, да.

Я не могу прочитать выражение ее лица и отвлекаюсь, потому что у меня звонит телефон. Как обычно, я игнорирую его.

— Готова выиграть самую высокую ставку на благотворительном аукционе? — спрашиваю Джой.

— Будем надеяться, что дом еще стоит, — бормочет она.

— Удачи, — говорит миссис Гловер, когда мы выходим.

Поскольку Джой на высоких каблуках, а внешняя дорожка еще не до конца расчищена, я придерживаю ее за руку, чувствуя, что все в моей жизни наконец-то налаживается. Если раньше я летал высоко, жил от поездки до поездки, от работы к работе, от вечеринки к вечеринке, то теперь мне хочется быть здесь, с этой удивительной женщиной.

Открываю дверь «Порше», как подобает джентльмену. И следующие сорок пять минут мы тратим на перевозку пряничного домика, хотя до места назначения всего десять минут езды. Мы осторожно размещаем его на столе в одном из бальных залов отеля «Хоук-Ридж-Холлоу Ризорт».

— Я никогда не была здесь, — говорит Джой, потрясенно оглядываясь по сторонам.

— Я останавливался здесь время от времени, пытаясь найти квартиру для съема, — говорю я.

Высокие кессонные потолки украшены хрустальными люстрами. Из массивного окна открывается вид на заснеженные горы, а переднюю часть помещения занимают столы для судей, аукциониста и пряничных домиков. Наш — через два места слева.

— Я несколько раз фотографировал здесь. И был на свадьбе, — добавляю я, имея в виду фотосессию и наблюдая, как она отреагирует на замечание о свадьбе.

Проходя мимо, Джой говорит:

— Здесь роскошь сочетается с деревенским шармом.

Прежде чем успеваю сказать что-то еще о жизни здесь, в Хоук-Ридж-Холлоу, или о свадьбах, начинается торжественное мероприятие. Ведущий открывает фестиваль, восхваляя филантропические усилия семьи Хокинс. Мы узнаем о благотворительной организации этого года, а затем знакомимся с членами жюри.

Гости заполняют зал, все они одеты в костюмы и платья, что заставляет меня чувствовать себя хорошо в своем костюме. Это более привычная для меня стихия. Ведь в последнее время я хожу в джинсах и футболках в магазин пиццы и пирогов. С Джой рядом со мной чувствую себя полноценным человеком, и не в высокомерном смысле. Скорее, раньше мне не хватало ботинок, роликовых коньков или лыж. А теперь я как будто воссоединился со своей второй половинкой… Джой.

Ведущий объявляет нашу заявку. Мы демонстрируем свой пряничный домик под очередные аплодисменты и возвращаемся на свои места. После представления всех двенадцати участников начинаются торги. Мы получаем за свой пряник неплохую сумму, и Джой радуется, зная, что средства пойдут на спасение кошек.

Это заставляет меня задуматься о том, что станет с Джингл и Джолли, когда миссис Гловер переедет на время ремонта.

Я уже собираюсь шепнуть Джой этот вопрос, когда зал наполняется аплодисментами, означающими, что аукцион завершен.

Ведущий приглашает всех желающих воспользоваться бесплатными билетами на подъемник, чтобы после обеда покататься на лыжах, тюбингах и коньках, а также на мероприятия Зимнего фестиваля, проходящего на курорте, которые мы с удовольствием посетим.

— Хочешь покататься на лыжах? — спрашиваю я после очередного раунда аплодисментов.

— Это было здорово и дало мне хороший повод наконец надеть это платье, но…

— Кстати, оно на тебе прекрасно смотрится.

Она теребит подол.

— Предполагалось, что это будет платье, которое я надену на вечеринку по случаю своей помолвки.

Приподнимаю брови в замешательстве.

— Подожди, так ты была помолвлена?

— Я была полна надежд. Но все пошло прахом. — Она разминает пальцы. — Я всегда мечтала о свадьбе в рождественской тематике. А теперь просто рада, что наконец-то смогла его надеть.

Больше всего на свете я сейчас хочу отвлечь Джой от того, что портит ей настроение. Хотя беспокойство о том, что ее сердце все еще привязано к прошлой любви, тает во мне, как сосулька на солнце.

Я обвожу рукой свою открытую ладонь, словно держу хрустальный шар.

— У меня есть снежный шар, и я могу заглянуть в наше будущее. Склоны ждут. Но сначала — еда.

Мы быстро перекусываем, а затем катаемся на лыжах всю вторую половину дня. Как и на большинстве курортов, в Хоук-Ридж-Холлоу есть обычные трассы для новичков, лыжников среднего уровня и «черные бриллианты» для более смелых. Однако есть и несколько извилистых лыжных трасс с вечнозелеными навесами, которые придают им почти зачарованный, романтический вид. Идеальное место для того, чтобы украсть поцелуй.

И я это делаю. Несколько раз.

Когда мы оба замерзли и устали, отправляемся к отелю. Рука об руку мы заходим внутрь. Пока мы стоим в очереди за горячим какао, кто-то машет Джой рукой. К нам подходят две женщины, и они обмениваются объятиями.

— Джио, это Хейли и Фиона. Мы вместе учились в колледже.

Хейли строит мне глазки.

— Ты не говорила, что знаешь Джованни Косту.

В последнее время меня узнают все чаще и чаще. Но сейчас я неловко себя чувствую, и уверен, что мое кокетливое лицо в этом не помогает.

— Или что у тебя появился новый парень, — добавляет Фиона. — В последний раз, когда мы виделись, ты была с Джорданом Джеймсом, кажется.

— А разве после этого не было кого-то еще? — спрашивает Хейли.

— Кого? — Фиона вздергивает брови.

— О, мы… — Джой поворачивается ко мне, как бы спрашивая.

— Мы вместе, — говорю я, надеясь, что это правда.

Щеки Джой, и без того румяные, становятся еще темнее.

— Джой, нам нужно наверстать упущенное, — говорит Фиона. — Мы приехали на праздники. Ты собираешься пойти на какое-нибудь мероприятие Зимнего фестиваля? Думаю, что все билеты уже проданы, но, может быть, мы сможем протащить тебя туда, как в тот раз, когда мы ходили в тот внебродвейский театр? — Она смеется.

Джой усмехается при этом воспоминании, а затем поворачивается ко мне. Она пристально изучает меня в течение долгого мгновения.

— Ведущий «Пряничного фестиваля» сказал, что нам забронированы билеты, так что я не против пойти, если ты хочешь.

Хейли подталкивает Джой бедром.

— Как насчет дружина в память о старых временах, если только у тебя нет никаких планов.

— Дружин? — спрашиваю я.

— Друзья плюс ужин — дружин. В колледже мы делали это раз в неделю, — объясняет Джой.

— Оригинально.

— Нам нужно многое наверстать, в том числе и то, как ты подцепила этого жеребца, — говорит Хейли, словно не в силах удержаться от того, чтобы не одарить меня вниманием.

То, что раньше питало мое эго, теперь вызывает дискомфорт. Я подхожу ближе к Джой, кладу руку ей на поясницу.

— Встретимся в бальном зале в пять. Думаю, в это время начнется первое шоу, — говорит Фиона.

Мы следующие в очереди, и Джой прощается со своими друзьями. Потягивая горячий шоколад, она рассказывает мне о них, о ночи, когда они пробрались в театр, и о традициях дружина.

Эта женщина нравится мне все больше и больше. И в лыжном снаряжении, и снова переодевшись в красное платье с расклешенной юбкой. Она уникальна, причудлива.

Что бы ни случилось дальше, я сражен наповал в лучшем смысле этого слова. Эта женщина ошарашила меня, и я не имею в виду, как при виде Санта-Клауса в его санях с оленями. Правда в том, что я вижу только Джой.

ГЛАВА 11

ДЖОЙ

После того как входим в бальный зал отеля, Джио берет меня за руку, и мы пробираемся сквозь толпу в поисках Хейли и Фионы.

Мой разум и сердце все еще не восприняли его слова: «Мы вместе».

Он имел в виду, что мы вместе на курорте? На пряничном фестивале, демонстрируя наше творение? Или вместе, как парень и девушка?

Учитывая, что вчера вечером он сказал, что думает, что любит меня… Я убегаю от этой мысли из-за того, что это могло бы означать… или не могло бы означать.

Неужели он говорит это всем девушками, включая «трех французских куриц»? Это часть его обаяния — говорить женщинам, что он их любит, а потом оставлять их желать большего? Я могу только предположить, что это так, потому что он холост и имеет репутацию самого большого ловеласа в Большом Яблоке. Даже Хейли, которая избегает Таймс-сквер со всем ее красочным, шумным и мигающим хаосом, узнала его.

В бальном зале приглушенный свет, и кажется, что мы только что пропустили какое-то сценическое шоу.

Женщина в платье с серебряным узором из снежинок берет в руки микрофон, благодарит фокусника за выступление и объявляет, что следующим будет рождественское караоке.

У меня внутри все холодеет. Фокусник? Сэмпсон — последний человек, о котором мне хочется думать сегодня или когда-либо еще. На высоких каблуках я слегка спотыкаюсь. Джио ловит меня за локоть.

— Ты в порядке? — спрашивает он.

— Да. Наверное, просто приспосабливаюсь из лыжных ботинок обратно в туфли на высоком каблуке. — Я пытаюсь рассмеяться и убеждаю себя, что вероятность того, что Сэмпсон здесь, минимальна. С другой стороны, он регулярно выступает на подобных мероприятиях.

Хейли машет нам рукой. После того, как мы садимся, Фиона рассказывает нам об удивительном магическом шоу, которое мы пропустили.

Я судорожно сглатываю, надеясь, что на сцене был не Сэмпсон. Он как-то говорил мне, что в этой индустрии очень много фокусников, поэтому на подобных мероприятиях должно быть много конкурентов. Верно? Шансы на то, что он здесь, невелики. Я повторяю это в уме, надеясь, что это окажется правдой.

Джио сжимает мою руку и удаляется. Я теряю его из виду, пока он не оказывается под светом прожекторов на сцене караоке. Из колонок доносятся знакомые звуки «Joy to the World¹¹», и он начинает петь. Джио исполняет песню, не сводя с меня глаз.

С каждым куплетом мои щеки пылают все жарче. Затем, когда звучит последняя нота, он улыбается мне своей тайной улыбкой.

Чувствуя на себе взгляды Хейли и Фионы, я не смею отвести от него взгляд. О его кокетливой натуре ходят легенды, и боюсь, что его вокальная серенада не может означать то, что мне хочется.

Тем не менее, когда он возвращается за стол, я поднимаюсь на ноги. Он обнимает меня, незаметно целует и шепчет:

— Ты — моя радость.

Моя Джой?

Мои глаза закрыты, когда мы обнимаемся, а когда я открываю их, тепло, которое только что наполняло меня, застывает.

К нам подходит мужчина в черном смокинге и белых перчатках.

— Детка, что ты здесь делаешь? — громко спрашивает Сэмпсон, все еще находясь в нескольких шагах от меня.

Нет, пожалуйста, нет.

Забудьте о трепете, мой желудок сжимается. Он — последний человек, которого мне хочется видеть. Я высвобождаюсь из объятий Джио и смотрю на красные буквы ближайшего указателя выхода. Откинув плечи назад, Джио вскидывает брови, когда Сэмпсон проскальзывает между нами.

— Не мог не заметить тебя в этом платье, детка, — говорит он поверх очередного участника караоке, исполняющего «Winter Wonderland».

Я сглатываю.

— О, привет, Сэмпсон. Не ожидала увидеть тебя здесь.

— Разве ты не получила мои сообщения, детка? Я просил тебя прийти и встретиться со мной. Похоже, ты все-таки не смогла устоять. — Он хихикает и тянется к моей руке.

— О, я не взяла с собой телефон.

Сэмпсон раскрывает руки, чтобы обнять меня, но я отступаю назад, врезаясь в кого-то.

— Pardon moi, s'il vous plait¹², — раздраженно говорит женщина.

Я кручусь на месте, юбка развевается.

— Извините. Я вас не заметила.

Элегантная женщина возвышается надо мной, раздраженно фыркает и удаляется.

Тем временем внимание Джио приковано к Сэмпсону. Сжав губы и прищурившись, он протягивает руку для пожатия.

— Я Джованни Коста.

— А я Сэмпсон Клеклер. — На его лице сияющая улыбка, как будто он только что сделал хет-трик. — И это мой счастливый день, потому что мы с Джой наконец-то снова вместе. Я знал, что ты одумаешься, детка.

— Пожалуйста, перестань называть меня «деткой», — говорю я, но последний участник караоке громко поет фальцетом «All I Want for Christmas».

Сэмпсон хочет положить руку мне на плечи, но я отстраняюсь. Забудьте об иллюзиях, этот парень бредит.

Я отшатываюсь и снова натыкаюсь на кого-то.

— Excuse-moi. ¹³— Еще одна высокая женщина хмыкает.

Должно быть, сюда привезли туристов из Франции.

— Джой, о чем он говорит? — Глаза Джио темнеют.

У меня сжимается горло, и я не могу подобрать слов. Как будто Сэмпсон взмахнул руками, и все, что я могла бы сказать, исчезло, как по волшебству.

В этот момент к нам присоединяются Хейли и Фиона.

— Это было отличное представление, — говорит Хейли Сэмпсону.

Он окидывает взглядом обеих моих подруг.

Джио стоит рядом со мной, его поза напряжена, а кулаки сжаты сильнее, чем обычно.

Открываю рот, чтобы сказать что-нибудь, кроме того, что я чувствую, а это смесь стыда, растерянности и подавленности, когда Нико бросается к нам, практически запыхавшись, и кричит:

— Джио, Джованни, Джованни Коста!

Он поворачивает голову на звук своего имени.

— Вот ты где. Брат, почему ты не отвечал на звонки? — спрашивает он.

— Я делал все возможное, чтобы не обращать внимания на телефон. — В голосе Джио слышится резкость.

— Фрэнки родила, — объявляет Нико.

Я подпрыгиваю на носках, теряю равновесие и в третий раз за последние пять минут врезаюсь в кого-то.

На этот раз я охаю, а женщина отходит в сторону.

Ребята обсуждают детали: девочка, три килограмма семьсот грамм, здорова. Хихиканье становится все ближе и громче, прерывая наше ликование.

Женщина с прямыми волосами и длинными ногами говорит:

— Bonsior, mon amour¹⁴.

— Джованни, — щебечет другая с прокуренным французским акцентом.

— Почему ты не отвечаешь на наши звонки? — говорит третья с надутыми губами.

Сэмпсон, Хейли, Фиона, Нико, я, Джио и, как я могу предположить, его «три французские курицы», собрались в кружок.

Чья-то рука сжимает мою. Я опускаю взгляд, боясь, что это Сэмпсон, и вижу, как Джио собственнически обхватывает мои пальцы — или, возможно, он ищет безопасности, чтобы не сбежать с ними и не вернуться к своей прежней жизни.

Сэмпсон смотрит на француженок и облизывает губы: они слетаются к Джио, практически облепляя его, целуя в каждую щеку на европейский манер.

Стиснув зубы, он говорит:

— Джой, это Козетта, Манон и Амели.

Нико придвигается ближе, как бы заинтересованный. А как же иначе? Женщины высокие, красивые и настоящие француженки.

Внезапно мне хочется истерически рассмеяться (или вздремнуть) над этим слиянием миров. Моя прежняя жизнь в Нью-Йорке с моим бывшим и двумя подругами из колледжа слилась с Джио, Нико и «тремя французскими курицами».

— Джио, почему ты не отвечаешь на наши сообщения? — Козетта продолжает дуться.

— И на наши звонки, — добавляет Манон.

— Ты не говорила мне, что звонила ему, — выпаливает Амели.

Хейли хихикает.

— Упс.

Они вместе и в то же время соперничают за Джио. У меня чуть не лопаются глаза от напряжения, когда я их закатываю. Может быть, я и городская жительница, но драмы меня не интересуют. Оставляю это театру.

Это полная катастрофа. Тем не менее, я говорю:

— Не правда ли, неплохая вечеринка? Джио, не хочешь представить нас своим друзьям?

— Скорее, любовницам, — бормочет Нико себе под нос.

Этот комментарий пронзает меня до глубины души, и я не хочу, чтобы это было правдой.

— Лучше расскажи мне, кто такой Сэмпсон, — выпаливает Джио.

— Я — волшебник, — отвечает он.

Я могу прямо сейчас развернуться и выйти из этой комнаты, чтобы убежать от того беспорядка, в который внезапно превратилась моя жизнь. Мысли обрушиваются на меня, как мокрый снег. Признать, что Сэмпсон — это тот парень, с которым я встречалась до Джованни, который так недавно объявил, что мы вместе, — это все равно, что показать все свои неудачи: потерю работы, квартиры, разрыв отношений. Те, от которых я убежала. Те, что последовали за мной через всю страну в Хоук-Ридж-Холлоу. Те, после которых я чувствую себя как подросток, который никак не может забыть о своей глупой влюбленности.

Оглядываясь назад на свои неудачные отношения и на то, что теперь я живу с матерью, а также работаю в магазине пиццы и пирогов вместо того чтобы продолжать карьеру, что-то ломается внутри меня.

Может быть, мне стоило попытаться наладить отношения с Сэмпсоном. Послать еще несколько заявлений о приеме на работу. Переехать в квартиру с кучей соседей по комнате в нижнем Ист-Сайде. Я так старалась быть профессиональной, ответственной и взрослой. А вместо этого у меня полный бардак. Теперь я на заднем плане в жизни. Я — неудачница, а когда-то хотела добраться до вершины. Или хотя бы быть не быть так близко ко дну. Сейчас этого нет. Я хочу, чтобы у меня все получилось.

И именно это я должна попытаться сделать прямо сейчас.

Проглотив свою гордость, я говорю:

— У нас будет дружин, почему бы тебе не присоединиться к нам?

— Я подумал, что мы с тобой могли бы поужинать вместе, детка. Нам пора наверстать упущенное, — говорит Сэмпсон.

— Я думала, вы расстались, — говорит Фиона.

— И ты теперь с ним. — Хейли приподнимает брови. — Но если это не так…

— При всем уважении, похоже, вам придется встать в очередь. — Нико жестом указывает на француженок.

Смех щекочет мои губы, как чихание. Каменное выражение лица Джио говорит о том, что ему совсем несмешно. Он смотрит на меня с вопросом в глазах.

Я хочу ответить, что понятия не имею, что делаю. Сегодня утром все было прекрасно, а теперь кажется, что все рушится.

Может быть, появление «трех французских куриц» — это напоминание о том, что Джио, скорее всего, ничем не отличается от моего бывшего. И уйдет от меня так же, как и волшебник. Пуф.

Подходит женщина с планшетом в руке.

— Вы ищете столик для вашей вечеринки? У нас как раз освободился один большой. Вы сможете пообедать по нашему специальному меню «Зимний фестиваль» с тематическими закусками, напитками и посмотреть шоу. После часа караоке у нас будет выступать комик на рождественскую тематику.

Вот так мы вдевятером оказываемся за одним столом в бальном зале.

Почему я пригласила «трех французских куриц» присоединиться к нам на ужин? Потому что жажду наказание — не путать с глютеном, который не могу употреблять, что тоже похоже на наказание.

Подобно сосулькам, свисающим со стропил курорта, я замерзла. Все недавние потери в моей жизни накопились и привели к тому, что я не могу ничего сделать, в том числе двигаться вперед.

Официант приносит порцию чего-то под названием «Пунш Белоснежки» и несколько тарелок с закусками, в том числе хлебную корзинку с оленем Рудольфом. «Три французские курицы» игнорируют Нико. Сэмпсон не сводит глаз с Хейли, Фионы, Козетты, Манон и Амелии, одновременно говоря мне, что хочет встретить Новый год вместе. Джио выглядит так, словно собирается что-то разбить.

Пожалуйста, только не мое сердце.

И все же я не могу придумать, как выразить свои чувства. Мне не хочется иметь ничего общего с Сэмпсоном и ничего, что связано с Джио — со всем этим, хорошим, плохим, уродливым и прекрасным. Слова ускользают от меня. На мой телефон приходит сообщение от Фрэнки.

Мы были готовы отправиться к ней домой, но Нико сказал, что там уже полно гостей — родители, братья Расти и их семьи.

Фрэнки: Почему я не получила приглашение на дружин в канун Рождества?

Эмонд Джой: Откуда ты знаешь?

Фрэнки: У меня везде глаза. Уа-ха-ха!

Эмонд Джой: Разве ответ не очевиден?! У тебя родился ребенок! Поздравляю!

Фрэнки: Ты права. Ничто не могло оторвать меня от объятий с Карлиной. Я нахожусь в полном младенческом блаженстве.

Мы обмениваемся сообщениями о ее родах и Карлине, которая мирно дремлет на руках у своей мамы. Рядом со мной Джио что-то набирает на своем телефоне. Интересно, «глаза» Фрэнки — это Нико, которого она послала шпионить?

Фрэнки: Как у вас с братом дела?

Эмонд Джой: Пряничный фестиваль прошел успешно, а потом мы катались на лыжах. Было весело.

Фрэнки: Не разбивай ему сердце.

Эмонд Джой: Ты хотела ему это послать?

Фрэнки: Нет, тебе. Он спросил меня, кто такой Сэмпсон. Брат Расти и его жена повели детей посмотреть на фокусника, пока мы с Карлиной отдыхали. Я провела параллель.

Я в замешательстве. Если кого и следует предостеречь от разбивания сердец, так это Джио. А еще я думала, что она не одобрила бы нашу связь. Если бы у человека могло быть выражение лица с вопросительным знаком, оно было бы таким, как у меня сейчас.

Фрэнки: Я никогда не видела его таким. Как будто он хочет быть в этом маленьком городке, а не где-то в экзотическом месте, живя своей шикарной жизнью.

Эмонд Джой: А он не упомянул, что его «три французские курицы» тоже здесь?

Фрэнки: Не беспокойся о них.

Эмонд Джой: Ты их видела?

Фрэнки: А ты видела, как на тебя смотрит мой брат?

Я бросаю взгляд на Джованни, который сидит, скрестив руки на груди, пока женщины болтают с ним. Он отвечает в своей обычной кокетливой манере, но в основном наблюдает за мужчиной, напевающим «Do You Hear What I Hear». Пытается ли он получить подсказки для караоке или просто отвязаться от них? Из моей груди вырывается протяжный вздох. Не знаю, что делать в этой ситуации, что я чувствую и что мне делать.

Эмонд Джой: Я должна тебе кое-что сказать, и, поскольку ты пребываешь в младенческом блаженстве, надеюсь, что ты не рассердишься.

Фрэнки: Хорошо, но я также хочу, чтобы ты принесла мне немного хлеба «Баннок» из «Ястреба и свистка», когда придешь повидаться с Карлиной.

Эмонд Джой: Договорились. Ладно. Поехали. Помнишь, ты сказала, что, возможно, я встречу кого-то особенного в Хоук-Ридж-Холлоу? А что, если скажу тебе, что я действительно встретила кого-то особенного?

У меня в животе завязываются узлы от беспокойства, что это может означать конец нашей дружбы.

Фрэнки: Да. Я знаю.

Эмонд Джой: Подожди. Что? Ты знаешь? И ты не злишься?

Фрэнки: Да, я знаю, что Джио вызывает у тебя бабочек. Я бы не была в восторге, когда мы были моложе, но ты всегда будешь моей лучшей подругой, несмотря ни на что, и мне бы хотелось, чтобы ты стала моей сестрой.

Эмонд Джой: Ладно… Прости меня, пока я немного волнуюсь. Думала, ты набросишься на меня с кремовым пирогом. В любом случае, боюсь, он не чувствует того же самого. По крайней мере, уже нет.

Фрэнки: Джой, ты для него единственная. Его дикие дни закончились. Разве ты не видишь?

Что я вижу, так это Джио, идущего к танцполу с Козеттой, Манон или Амелией — не могу точно сказать, кто из них кто.

У меня щемит в груди, и я выскальзываю из бального зала.

Вскоре оказываюсь в большом вестибюле отеля. И мне хотелось бы остановиться, чтобы полюбоваться рождественским декором, но мое зрение размывают слезы, которые никак не помогают смыть образ Джио и одной из его «трех французских куриц», впечатавшийся в мое сознание.

Я всегда старалась смотреть на вещи с положительной стороны. Например, я могла сказать себе, что плюсом того, что Сэмпсон меня бросил, является то, что мне не придется переживать душевную боль от того, что тот мне изменяет. Потеря работы потенциально может открыть для меня новые двери. Жизнь с матерью показала мне ее с новой стороны, которую я обожаю.

Может быть, мне стоит согласиться на должность в Огайо? С другой стороны, мое сердце знает, чего оно хочет, хотя безопасность работы — это то, что ему действительно нужно.

Но я не могу придумать ничего положительного в том, чтобы потерять Джованни, если мы вообще когда-либо были вместе.

Фа-ла-ла-ла. Ха-ха-ха.

Похоже, фокус в том, что это шутка надомной.

ГЛАВА 12

ДЖОВАННИ

Красная полоса проносится мимо моего зрения, и я бросаю поиски пропавшей сережки Козетты.

— Извини. Мне нужно… — Я не заканчиваю фразу, бросаясь вслед за Джой, когда она выходит из бального зала.

Догоняю ее в холле. Ее зеленые глаза устремлены куда угодно, только не на меня. Я хватаю ее за плечо, переводя дыхание. Не столько от быстрого бега, сколько от страха потерять ее.

— Куда ты идешь? — спрашиваю я.

— Сегодняшний день был просто катастрофой.

— По крайней мере, наш пряничный домик не рухнул.

Она ерзает и теребит болтающуюся нитку на пуговице своего пальто.

— Под «сегодня» я имею в виду, что этот месяц был катастрофой.

Я слегка отшатываюсь назад.

— А как же наши случайные поцелуи?

— Мне не следовало приезжать в Хоук-Ридж-Холлоу. Я сожалею…

Боясь того, что она скажет, и чувствуя, что девушка ускользает, я хватаюсь за свое желание, чтобы она осталась.

— Я не согласен. А как же мы?

— Джио, ты не понимаешь. Ты идеален. Моя жизнь — это сплошной беспорядок. Я — беспорядок. Моя работа, моя…

— Идеален? Отнюдь нет. В течение многих лет я был не уверен в себе, неосознанно гонялся за одобрением и признанием через хлипкие, поверхностные отношения. Но сейчас больше всего я вдруг испугался, что ты собираешься закончить свое предложение словами о том, что ты жалеешь о нас.

Джой слегка отворачивается от меня.

— Очевидно, ты нашел кого-то другого, с кем можно потанцевать. — Она скрещивает руки, глядя куда угодно, только не на меня.

Чувствуя необходимость защититься, я отвечаю.

— Ты пригласила «трех французских куриц» на дружин.

Она трясет руками у головы.

— Я была слегка взбудоражена.

— Почему? Потому что появился твой парень-фокусник, и ты хотела отвлечь меня?

— Бывший парень, — поправляет она.

Не желая устраивать сцену на людях, я жестом подзываю парковщика и вручаю ему талон, чтобы он подогнал мою машину.

— Тогда почему не сказала об этом?

Джой машет рукой между нами.

— Потому что я не была уверена, что между нами происходит.

— Я сказал твоим друзьям, что мы вместе. Вчера вечером сказал тебе… — Риск, на который я пошел, слова, которые никогда раньше не произносил от всего сердца, застыли в кадре, а затем они ослепляют меня, как передержанная фотография.

Парковщик протягивает мои ключи.

— Пойдем. Я отвезу тебя домой, — говорю я.

Джой остается неподвижной.

— Я могу попросить кого-нибудь подвезти меня.

— Я привез тебя сюда, — отвечаю я. — К тому же, мне бы хотелось на несколько минут сбавить обороты. Все обсудить. Чтобы понять, что произошло.

— Можешь начать со своей стаи гусей.

— Куриц?

— Да, неважно, — отмахивается она, захлопывая дверцу «Порше» после того, как с ворчанием села внутрь.

Глубоко выдохнув, я тоже сажусь в машину. И пытаюсь объяснить Джой, что искательницы внимания преследуют меня, чтобы приблизиться к моим клиентам и друзьям, имеющим гораздо большую известность, чем я.

— Джой, поверь мне, они меня не интересуют. Ни одна из них.

— Тогда почему ты танцевал с одной из них?

Я сжимаю губы.

— Ты видела, как мы танцевали?

— Нет, но ты последовал за Козеттой, Манон или Амели на танцпол.

Мои щеки надуваются от долгого вдоха.

— Она сказала, что потеряла сережку. Я просто помогал ей найти ее. Единственный человек, с которым мне хотелось танцевать сегодня, это ты. Я подумал, что мое пение покажет тебе это.

Выражение ее лица меняется, как будто она пытается сопротивляться чему-то, мне? Внутренний раскол между ее подростковым «я» и женщиной, которой она стала?

— А как на счет твоих предыдущих отношений?

Я неловко ерзаю на своем месте, потому что этот вопрос задевает за живое.

— В каждых из них были проблемы. — Я прочищаю горло, готовясь выдать свой самый глубокий, самый темный секрет. Несмотря на то, что обаятелен и обладаю кокетливым лицом, я тупица до мозга костей. — По разным причинам женщины, с которыми я встречался в прошлом, не очень подходили для долгосрочных отношений.

— У тебя высокие стандарты. Если вдруг ты не заметил, я не модель.

Я хочу рассказать ей обо всех критериях, по которым она как раз подходит для этого, но мне нужно выговориться.

— Так вот, видение Джессики нашей свадьбы не совпадало с моим, и мы поссорились. Фрэнки назвала ее «невестой Вейдера». Как брайдзилла¹⁵, только хуже. Эмилия хотела выйти замуж, но не быть замужем.

— Это как?

Я прочищаю горло.

— Она заикнулась о свободных отношениях, и я ушел.

— О. Это так неправильно.

— Нора не хотела детей и даже не любила их и сказала, чтобы я выбирал между ней и моей семьей. Это были бывшие невесты. А что касается бывших подружек? Элис была тусовщицей. С Бриэль мы часто ссорились. Кого я забыл? — спрашиваю я, чувствуя себя довольно удрученно.

— Есть еще?

— Ах, да. Валерия. Она не любила моих братьев и Фрэнки и была склонна к насилию. Можно сказать, что я необдуманно бросался с головой в отношения.

— Понятно. Похоже на проблемы с обязательствами.

Я хочу сказать еще кое-что, но это застревает у меня на языке, когда мы подъезжаем к дому Джой. Мне хочется быть с ней, но что, если со мной что-то не так — моя завышенная самооценка, необходимость проявить себя, добиваться внимания?

Между нами повисает молчание, и я боюсь, что оно становится слишком долгим, чтобы его преодолеть.

— Джой, когда я сказал, что мы вместе…

Она обрывает меня, словно боясь того, что я собираюсь сказать.

— Сэмпсон сказал мне однажды, что я никогда не найду никого, кто был бы так же хорош, как он.

Вспышка гнева на этого идиота соперничает с желанием утешить ее. Когда она произносит эти слова, молюсь, чтобы та услышала в них ложь. Я перестраховывался, надеясь на свое «долго и счастливо», когда, возможно, должен был пойти на риск. Рискнуть ради любви.

Ее голос долетает до меня.

— Джио, я не хочу соревноваться с другими женщинами.

Я пытаюсь поймать ее взгляд, но девушка смотрит на свои руки.

Мне хочется успокоить ее, и первое, что вырывается у меня изо рта:

— Нет никакой конкуренции.

Она показывает пальцем на дом.

— Ясно. Я так и подумала. Мне нужно идти. Комендантский час и все такое.

— Я провожу тебя. — Я начинаю выбираться.

— Можешь не беспокоиться.

— Но я хочу.

Джой на мгновение встречают глазами с моими, и я вижу в них грусть. Они блестят, это говорит мне о том, что я уже потерял ее. Джой торопливо идет по тропинке и, не оглядываясь, заходит в дом.

Пульс учащается, и я медленно и неохотно отъезжаю от дома, перебирая в памяти этот вечер и пытаясь понять, где ошибся. Прошлое настигло меня, оставляя ощущение пустоты и одиночества. Мои бывшие настаивали на свадьбе, а я был тем, кто разрывал отношения. В этот раз все было по-другому, но результат тот же. В итоге я все равно остался один.

И это чувство оставляет меня таким же тусклым, как темная комната фотографа, таким же пустым, как затянутое тучами ночное небо.

Ворочаясь с боку на бок и не в силах заснуть, я встаю рано в канун Рождества, чтобы помочь с пирогами. У нас не так много заказов на пиццу, и мы планируем закрыться в полдень, чтобы побыть с семьей. Я бы предпочел провести этот день в одиночестве, залечивая раны… и попивая гоголь-моголь.

Думать, что с Джой все будет по-другому, было ошибкой. Ошибкой, которая глубоко врезалась в мышцы моей груди, разломала мои кости на кусочки, прежде чем превратить их в пыль.

Томми дал Джой выходной на утро, но по прошествии нескольких часов нам бы не помешал еще один помощник. Жители Хоук-Ридж-Холлоу без ума от пирогов Мерили, что сулит бизнесу хорошие перспективы.

Что касается меня, то у меня нет аппетита.

Не помогает и то, что каждая рождественская песня, звучащая по стереосистеме, каждый звонкий смех и пожелание счастливого праздника напоминают мне о Джой.

Наверное, мы могли бы все обсудить и прийти к взаимопониманию, но, в конце концов, мое обаяние и кокетство ничего не значат, поэтому я обязательно останусь один.

Звонит телефон, но я даже не думаю узнать, не хочет ли одна из «трех французских куриц» провести Рождество со мной.

Если я не могу иметь Джой, то мне никто не нужен. Перееду-ка к Луке в коттедж, превращенный в шале, и стану холостяком-отшельником в горах. Подружусь с медведями и буду до конца жизни ковыряться в снегу.

Когда из динамиков звучит «Joy to the World», я подумываю о том, чтобы забиться в угол и не двигаться до следующего года. У меня было все. Теперь из-за случайного стечения людей из нашего прошлого у меня ничего нет.

— Мы закрыты, — кричит Томми, обнимая Мерили.

Все аплодируют.

Нико берет в руки метлу.

— Пришло время прибраться.

— Почему бы вам всем не отправиться домой? Я разберусь с этим, — говорю я.

— Нет, это же канун Рождества. Мы все внесем свою лепту. — Томми хлопает меня по плечу.

— Считайте, что это мой подарок вам, — отвечаю я.

— Это новая и улучшенная версия Джованни, — говорит Бруно.

— Это потому, что он в… — начинает Нико.

Я бросаю на него предупреждающий взгляд. Он понятия не имеет, что произошло после того, как мы с Джой ушли вчера вечером. Насколько тот знает, я последовал за ней из бального зала, и мы уютно устроились где-нибудь в темном углу, целуясь всю ночь напролет.

— Серьезно, ребята. Дайте мне привести себя в порядок.

— Ладно, ладно. Если предлагаешь, — соглашается Томми.

Все собираются и уходят, оставляя меня дуться. Не торопясь, я навожу порядок. И мог бы попробовать сделать безглютеновое печенье для Джой — это был мой первоначальный план подарка, но она, скорее всего, выбросит его в мусорное ведро.

Закрыв за собой дверь, некоторое время сижу в «Порше», раздумывая, стоит ли ехать к Джой под предлогом желания увидеть котят… и ее саму. Но тогда я пришел бы с пустыми руками… и пустым сердцем.

В итоге я еду на холм к Фрэнки и Расти, чтобы увидеть свою новую племянницу. На подъездной дорожке стоит несколько машин. Несомненно, это друзья и члены семьи Расти, желающие познакомиться с маленьким комочком радости. Моя сестра стоит на крыльце и смотрит на горы.

Мои ботинки хрустят по снегу, когда я подхожу к ступенькам крыльца.

— Разве это не прекрасно? — шепчет она.

— Что?

Сестра поворачивается ко мне, глаза слезятся.

— Мир прекрасен. Жизнь чудесна. Пока что красота скрыта за облаками и под снегом. Но он растает, и все краски и свет вернутся.

— Похоже, кто-то сегодня углубился в себя?

Фрэнки поворачивается ко мне с теплотой, озаряющей ее лицо.

— Я так благодарна нашей семье и друзьям. — Затем понижает голос и добавляет: — А еще миссис Козак, хотя и из лучших побуждений, принесла кастрюлю борща. Несмотря на то, что я уже не беременна, все равно не могу переносить этот запах. Наверное, во мне циркулируют остатки гормонов или что-то в этом роде. Нужен свежий воздух. В общем, я размышляла о том, что завтра Рождество. Оно знаменует начало.

Прослеживаю за взглядом Фрэнки на величественные горы.

— Да, понимаю, что ты имеешь в виду, — говорю я, но мой голос низкий, сдавленный.

Фрэнки приподнимает бровь.

— Почему ты хандришь?

— Я не хандрю.

— Ты не в духе, дуешься, задумчивый. — Она преувеличенно кивает, как будто что-то понимает. — «Три французские курицы»…

Не задумываясь о том, что это может означать, я следую за сестрой, когда она спешит внутрь.

Аромат мятных конфет переполняет мои чувства.

— Я не чувствую запаха борща.

— Не чувствуешь, правда?

Я следую за взглядом Фрэнки туда, где Джой сидит на диване, прижимая к себе Карлину.

Мой пульс ускоряется, и я замираю у двери. Забудьте о трепете в животе. И о таянии внутри. Я тверд. И знаю, чего хочу. Джой — женщина, которую я хочу.

— Миссис Козак, почему бы вам не подержать ребенка? Я бы хотел забрать Джой на минутку. Мы должны кое о чем поговорить.

— С удовольствием. И если захотите разогреть борщ, то лучше всего на среднем огне.

— Большое спасибо. — Фрэнки дружелюбно улыбается.

Расти сидит в кресле-качалке рядом с миссис Козак и лениво, устало машет мне рукой, читая двум другим детям книжку про младенца Иисуса. Рафаэль дремлет в люльке рядом с ним.

Неудивительно, что Фрэнки понадобилась минутка уединения. Но, опять же, у нас большая семья. Она привыкла к этому. Но привык ли я? Хочу ли этого? Мельком смотрю на Джой, одетую в приталенный свитер черно-золотистого цвета и шелковистую красную юбку. Я думал, что да. Нет, уверен, что хочу, но не уверен, что она хочет того же. По крайней мере, не со мной.

Может быть, ее бывший парень-волшебник сможет наколдовать жизнь ее мечты.

— Большие дети, пойдемте со мной, — шепчет Фрэнки, чтобы ее настоящие дети не услышали.

— Пожалуйста, не надо сейчас играть в Купидона Клауса, — бормочу я.

Она открывает дверь в игровую комнату.

— Нет, мы будем играть в чаепитие и вести себя как настоящие, живые, зрелые взрослые. Присаживайтесь, мистер Грозовая туча.

Я опускаюсь на миниатюрный стул. Джой задерживается у двери.

— И вы тоже, мисс Солнышко. — Я улавливаю сарказм в голосе сестры. Любой, кто когда-либо знал Фрэнки, знает, что это плохой знак.

Джой повинуется.

— Ладно, если я не помогу вам наладить отношения, то кто тогда?

— Но у тебя только что родился ребенок. Разве тебе не нужно отдохнуть? — спрашивает Джой.

— Да, нужно. — Фрэнки проводит рукой по лицу. — У вас есть пять минут. Итак, я втянула вас двоих в это дело своим вмешательством. И собираюсь вытащить вас из этого.

— Что ты имеешь в виду? — спрашивает Джой.

— Я подумала, что вам будет хорошо вместе. — Затем признается, что была рождественским купидоном и написала нам обоим поощрительные сообщения.

Джой качает головой.

— Фрэнки, когда Джио предложил сводить меня на выпускной, ты сказала, цитирую: «Только через мой труп».

— То был прежний Джованни. Новый обожает тебя. Поклоняется земле, по которой ты ходишь. Я никогда не видела его таким.

Джой переводит взгляд на меня, как бы ожидая подтверждая.

Я слегка киваю.

— Я вижу потенциал, — говорит Фрэнки.

— Знаешь, у чего еще был потенциал? Мои помолвки, и ты знаешь, чем они закончились. — Мой голос упал до глубокой хандры.

— Не забывай о Валерии. Но я думаю, мы оба знаем, почему эти отношения не сложились, Джио.

Джой начинает вставать.

— Я наверное пойду.

Фрэнки хватает ее за руку.

— Никто не уйдет, пока мы все не обсудим.

Широко раскрыв глаза от такой угрозы, Джой опускается обратно на маленький стул.

— Сначала дамы. Джой, моя любимая взрослая женщина, с которой я не состою в родстве, для протокола, пожалуйста, скажи, что тебя больше всего беспокоит в том, чтобы быть с моим братом?

— Для протокола? — спрашиваю я, гадая, не смотрит ли Фрэнки слишком много юридических драм.

Ноздри Фрэнки раздуваются.

— Ребята, не испытывайте мое терпение. Осталось четыре минуты.

Джой тяжело вздыхает.

— Сэмпсон сказал, что никто больше не захочет меня. А вчера вечером Джио сказал, что конкурентов нет. Если сложить это вместе, то получится…

Фрэнки машет рукой, поторапливая.

— Дай мне контекст.

— Джой сказала, что не хочет конкурировать с другими женщинами, — говорю я.

— В частности, с «тремя французскими курицами», — добавляет Джой.

— Может, не будем их так называть? Каждый раз, когда ты это делаешь, на ум приходит рождественская песня. Мои дети выучили слова и не перестают ее петь. — Фрэнки потирает виски.

— Вчера вечером я сказал Джой, что нет никакой конкуренции. Я имел в виду, что…

— Никто не сравнится с ней, — закончила за меня Фрэнки.

— Именно.

Джой переводит взгляд на меня.

— О. Я думала, ты имел в виду что-то другое.

— Ты была глупа и не уверена в себе, мисс Солнышко. — Фрэнки продолжает свою прямолинейную судейскую оценку. — Вы ошибочно поверили в то, что Сэмпсон сказал правду, обратили это против Джио и, чтобы защитить себя, выставили щиты.

— Справедливо, — говорит Джой, слегка смягчаясь.

— Что-нибудь еще? Говори сейчас или молчи вечно.

Я собираюсь пошутить над Фрэнки, но очевидно, что терпение моей сестры на исходе, так что нам лучше поторопиться с разбирательством.

Джой, как будто подумав о том же, бросает на меня косой взгляд, затем, глубоко вздохнув, говорит:

— Меня беспокоят предыдущие связи Джио.

— Бинго. Это как раз относится к проблеме Джио. — Фрэнки постукивает пальцем по воздуху.

— Откуда ты знаешь? — спрашиваю я, чувствуя себя несправедливо обвиненным.

— Я знаю тебя, брат. Разве я ошибаюсь?

Качаю головой, чувствуя, что меня раскусили.

— Ты был помолвлен смехотворное количество раз. Это говорит о том, что у тебя развилась фобия обязательств, но не по тем причинам, о которых многие думают.

— Ты могла бы стать адвокатом. Просто к слову, — бормочу я.

— Наличие шести старших братьев пробудило во мне жажду справедливости. Джио боится новых отношений, потому что рискует узнать, что у тебя есть скелет в шкафу, или обнаружить «разрушителя сделки», как это было с другими. Итак, мисс Солнышко, скажите всем присутствующим, есть ли какие-то секреты, которые он должен знать? На часах осталось две минуты.

Джой смотрит на группу кукол и мягких игрушек, окружающих крошечный столик. Я слежу за ее взглядом. Затем мы с ней обмениваемся взглядом, который говорит о том, что Фрэнки относится к этому слишком серьезно.

Сестра постукивает по невидимым часам на запястье.

— Никаких секретов, кроме того, что подстригаю волосы на пальцах ног. Также я бы хотела планировать свадьбу вместе, никогда не хотела бы открытых отношений — кажется, ты так это назвал. Я не засматриваюсь ни на кого вокруг, разве что на котят. Они такие милые. Хочу детей и большую семью и не люблю вечеринки. Идеальный вечер для меня — это печенье и фильм «Холлмарк».

— Это моя девочка, — говорит Фрэнки с улыбкой. — Хотя помнишь, когда мне исполнился двадцать один год?

Они обе смеются.

— Я должен кое в чем признаться, — перебиваю я.

Взгляды устремляются на меня.

— Правда в том, что все женщины, с которыми я встречался, преследовали меня.

— Я называю это неуважением к суду, так как считаю ваше утверждение неправдоподобным и оскорбляющим мой интеллект и авторитет.

— Это правда. Все они спрашивали меня, не хочу ли я жениться. Не в смысле вручения кольца, а скорее как бы намекая, договариваясь, или пару раз прямо сказав мне, что таков был план.

— Это интересно, потому что меня никогда не просили. Ну, не то чтобы выйти замуж, конечно, но даже на свидание не приглашали, — говорит Джой, глядя на свои руки.

— В это невозможно поверить. — Внезапное желание опуститься на одно колено и сделать предложение прямо здесь и сейчас, чтобы показать Джой, как она желанна, переполняет меня.

Звонит телефон.

Выражение лица Джой искажается.

— К твоему сведению, я удалил и заблокировал все свои старые женские контакты. Каким-то образом «три французские курицы» меня вычислили. — Я достаю устройство из кармана, чтобы продемонстрировать.

— Тогда кто это?

— Это муж Фрэнки. — Я читаю сообщение: — Карлина хочет есть.

— Упс. Я оставила свой телефон… где-то. Виноват мозг новоиспеченной мамы. — Фрэнки лучезарно улыбается, явно влюбленная в свою дочь, мужа и семью. — Моя работа здесь закончена. Судье Купидону Клаусу нужно отдохнуть и перекусить. Закончите то, что я начала, детки. — Она стучит игрушечной чашкой по столу, как молотком, подмигивает и удаляется.

Ловлю взгляд блестящих зеленых глаз Джой с золотыми искорками. Больше, чем когда-либо, я осознаю, что она моя единственная. И сделаю все, чтобы все исправить. С ней я не чувствую себя одиноким. Долгое время, несмотря на то, что у меня большая семья, иногда чувствовал себя одиноким. С Джой я чувствую себя иначе. На самом деле, я совсем не одинок. И связан и доволен так, как никогда раньше. С Джой я чувствую себя радостно.

Сделав глубокий вдох, я говорю:

— Мне жаль, что я не выразил свои чувства более четко.

— Ну, ты сказал мне, что думаешь, что…

В этот момент в комнату вбегают Чарли и Стелла, умоляя нас поиграть в чаепитие, оставив остаток нашего взрослого разговора на потом.

Но сначала мы ловим взгляды друг друга и сдерживаем смех над тем, что моей сестре, ее лучшей подруге, нужно немного отдохнуть. Надеюсь, мы сможем обеспечить это в ближайшие часы, развлекая детей.

Однако с каждым взглядом, которым мы с Джой обмениваемся, осознавая абсурдность разговора в игровой комнате за миниатюрным столиком, где мы обнажили свои сердца, смех поднимается все выше, пока оба не издаем фыркающий смех, который пугает Стеллу и Чарли, прежде чем присоединяются, не в силах удержаться от приступа хихиканья с двумя взрослыми, согнувшимися пополам от смеха — потому что мы вместе придумаем, как двигаться дальше.

ГЛАВА 13

ДЖОЙ

После дня, проведенного за игрой с детьми Фрэнки и Расти, и размышлений о том, что она сказала, мое влечение к Джио только усилилось.

Он замечательный, веселый и игривый дядя, уделяющий Чарли и Стелле все свое внимание. Что говорит о том, что он будет отличным отцом.

Фрэнки была точна в своей оценке, что заставило меня задуматься, не упустила ли она свое призвание консультанта по семейным парам, что иронично, потому что та никогда не была любвеобильной. Что заставляет задуматься, как много изменилось в ее жизни с появлением Расти.

Мне не хочется быть полной неудачницей, но вот я здесь, даже не уверена, что у меня еще есть работа в магазине пиццы и пирогов. Не думаю, что Томми уволит меня, но нужна ли я там Джио?

Джио, Расти и дети выходят на улицу, поиграть в снегу. Фрэнки потягивает какао, которое я ей приготовила, а я качаю на руках Карлину.

— Значит, ты и мой брат, да? — спрашивает она.

Я вздрагиваю, так как с ужасом ожидала этого разговора.

— Он милый.

— Фу. Джио не милый. Он…

— Не только я так думаю, в этом-то и проблема.

— В этом-то и была проблема. Он смотрит только на тебя, мой друг. И все же я не могу считать его милым. — Она гримасничает.

— Совсем не сложно, — выдыхаю я, с явным обожанием.

— Ты ему не сестра.

— Именно.

Мы обе разражаемся беззвучным смехом, чтобы не потревожить малышку, которая только что закрыла глаза.

Вскоре после этого дети приходят в дом, голодные. Я обнаруживаю, что миссис Козак оставила борщ и ушла.

— Хочешь, подвезу домой? — спрашивает Джио.

Либо это, либо спать на диване, а у меня такое чувство, что в обозримом будущем в доме Хокинсов будет не спокойно.

— Позвони мне, если что-то понадобится. Я приду завтра, — говорю Фрэнки.

— То же самое, — добавляет Джио.

Ее взгляд мечется между нами, стоящими на противоположных концах комнаты.

— Вы оба слишком уверены в себе, как Коста.

— Я не Коста, — возражаю я, чувствуя, как мои щеки горят от тайных юношеских мечтаний о том, что когда-нибудь стану Джой Коста. Считается ли это скелетом в моем шкафу? Надеюсь, что нет.

— Пока нет, — с тихим смешком говорит Фрэнки.

Я замечаю тайную улыбку Джио.

— Я имею в виду скорее ваше упрямство. Вы оба слишком зациклены на самих себе. Смиритесь с этим и влюбитесь уже. — Фрэнки качает ребенка на руках.

— Послушайте эту женщину, — говорит Расти с дивана. — Оно того стоит.

— Спасибо, детка. Когда дети подрастут, я открою горячую линию терапии «Спроси Фрэнки».

Они оба смеются.

— Помните, любовь побеждает все, даже кокетливые лица и застенчивых лучших друзей, которые сопротивляются быть вместе, потому что ведут себя глупо, — кричит Фрэнки после того, как мы прощаемся.

Мы с Джио обмениваемся взглядами, и чувствую, что моя улыбка совпадает с его улыбкой, и это уже не секрет. Я без ума от этого парня, и мне все равно, кто об этом знает. Он обнимает меня за талию, притягивая к себе и говоря, что чувствует то же самое..

Джио осторожно едет вниз по склону, окруженному высокими сугробами. Из аудиосистемы «Порше» звучат рождественские гимны. Мне хочется подпевать, но не чувствую, что мы с Джио прояснили ситуацию.

Мы сворачиваем в Карамельный переулок, праздничные огни которого контрастируют с тем, как противоречиво я себя чувствую.

Джио останавливает машину, но никто из нас не двигается, чтобы выйти. Он поворачивается лицом ко мне на сиденье.

— Я не хочу быть полным неудачником.

Его комментарий перекликается с моими предыдущими мыслями.

— Что ты имеешь в виду? У тебя такая успешная карьера. То изображение на Таймс-сквер явно произвело впечатление на Хейли.

Его глаза сверкают, наполненные надеждой.

— А как насчет тебя?

Я прикусываю губу, но ничего не говорю, потому что, несмотря на наш общий смех после выступления судьи-Фрэнки, сейчас не время для флирта.

Джио делает долгий вдох.

— Я имел в виду неудачу в отношениях. Джой, я чувствую, что ты ускользаешь.

Я собираюсь что-то сказать, но он поднимает руку, останавливая меня.

— Я всегда был очаровашкой. Это не требует усилий и…

— Должно быть, приятно, когда женщины стекаются к тебе.

Он качает головой.

— Пожалуйста, выслушай меня. До тебя. Сам того не желая, я словно накладывал заклятие на всех, кроме тебя. Это сводило меня с ума, но думаю, что это означало, что я должен был действительно попытаться, иначе рисковал вообще не заполучить тебя. В тебе есть что-то… Комфорт и радость, но они не приходят легко. Они требуют работы, честности и доверия, но всегда стоят того. Ты стоишь этого. Мы стоим того.

Бабочки трепещут у меня в животе.

Джио продолжает:

— Я понял, что у меня есть небольшая неуверенность в том, что я один из семи детей. Это трудно признать, но я жаждал внимания.

— Как единственный ребенок с матерью-трудоголиком, я могу это понять.

— Я мог бы вернуться к «трем французским курицам», а ты могла бы остаться с фокусником. Мы могли бы назвать это хорошим. Но я не хочу довольствоваться хорошим. Думаю, что вместе нам будет лучше, и мы сможем уделять друг другу столько внимания, сколько нам нужно.

Ошеломленная, я выпрямляюсь в кресле.

— На минуту я прислушался к тому, что Томми говорил о свиданиях. Потом понял, что с каких пор я вообще слушаю его? Вместо этого прислушался к своему сердцу. Извини, если это звучит банально.

— И ты любишь сыр, — говорю я.

— И ты мне нравишься, Джой. Я думал, что уже совсем разучился любить, но тут появилась ты. У меня перехватило дыхание. — Его ярко-голубые глаза серьезны, решительны.

У меня перехватывает дыхание, когда я вспоминаю слова Фрэнки о том, что любовь побеждает все. Не обращая внимания на то, как розовеют мои щеки, я спрашиваю:

— Не хочешь зайти к котятам?

— Я надеялся, что ты это скажешь. — Джио сияет.

В рождественское утро я просыпаюсь с улыбкой на лице. До поздней ночи мы с Джованни болтали, играя с котятами на полу в гостиной, а потом они прижались к нам и уснули.

Может быть, хорошо, что мама не купила в этом году елку, потому что они стали большими и непоседливыми. Несомненно, елка была бы для них как гигантский спортзал в джунглях. В следующем году будет совсем другая история.

Все еще в своей рождественской пижаме с леденцами-тростями, которую надеваю каждый год и которая удачно сочетается с маминой тематикой, я спускаюсь вниз и вижу, что мама купила для меня безглютеновый кофейный торт с кондитерской крошкой.

Пока пьем чай, мы болтаем о прошедших Рождествах.

— Как думаешь, будет ли у тебя елка в следующем году? Брат Джио, Лука, держит елочную ферму на горе. Или можно купить искусственную. Никаких сосновых иголок на полу.

Мама смущенно пожимает плечами, как будто она в чем-то виновата.

— Конечно, у нас будет елка.

Я успокаивающе прижимаю руку к маминой руке.

— Вообще-то, я надеюсь, что к тому времени у меня будет своя квартира.

— Я тоже, — говорит она и, не в силах сдержать свое волнение, показывает мне кольцо на пальце.

У меня отпадает челюсть.

— Он попросил тебя выйти за него замуж?

— Никогда не поздно быть счастливой, — говорит она с тихим вздохом.

— Поздравляю! — Я вскакиваю на ноги и обнимаю маму. — Это такая потрясающая новость.

Она с восторгом рассказывает об их ухаживаниях за последний год.

— Я влюблена. Мы хорошо подходим друг другу и у нас похожие цели. У нас общая большая мечта — приобрести автофургон, посещать национальные парки и отмечать праздники в кругу семьи. У него тоже есть дочь. Думаю, она тебе очень понравится. На самом деле, у всех нас четверых есть праздничные рубашки. Мы купили и тебе одну, но она под елкой… у Марка дома.

— Мама, видя, как ты изменилась и какое счастье это тебе принесло, я чувствую, что могу оставить подростка в себе позади. И могу быть взрослой, не возвращаясь к незрелости и неуверенности в себе.

Она хмурится в непонимании, и я объясняю. Когда заканчиваю, мама обнимает меня.

— Милая, я хочу, чтобы ты кое-что знала. — Выражение лица моей матери становится серьезным, и она снова садится.

Я напрягаюсь.

— Отношения с твоим отцом были иными, чем у нас с Марком. Я могла бы рассказать тебе подробности, но ты, наверное, не хочешь об этом слышать. В любом случае, это в прошлом. Но, во-первых, на самом деле я не миссис Гловер. Просто мисс, фамилия твоего отца — Элкорн. Мы никогда не были официально женаты. Я просто не хотела, чтобы ты плохо думала о… — На ее глаза навернулись слезы.

Для меня это новость, но совсем не шокирующая.

— Мама, все в порядке.

— Я хочу, чтобы ты знала, что причина, по которой не испытывала энтузиазма по поводу Рождества, заключалась в том, что твой отец расстался со мной в канун Рождества. Поэтому не хотелось ни думать об этом, ни обнадеживать себя. Мне очень, очень жаль, Джой. Было легче сосредоточиться на работе, чем на том, чего у нас нет.

Мы снова обнимаемся и еще немного говорим о Рождестве и любви.

— Итак, вы с Джованни? — Она приподнимает бровь.

— Мама!

— Он красивый, джентльмен, и я его одобряю. Кстати, несколько недель назад он помог Марку поменять шину кому-то, застрявшему на обочине дороге. Очень приятный молодой человек.

— Спасибо, мам, но…

— Единственная задница, о которой я хочу слышать, это его симпатичная итальянская. Ну что, ты готова отправиться в соседний дом и открыть подарки?

Мы проводим утро с Марком и его дочерью Мелиссой. Она ветеринар и живет в Айдахо. С рубашками мама тоже не шутила.

На первой, для Марка, написано: «Это время».

Следующая — для мамы: «Для веселья».

Третья для Мелиссы: «Фа-ла-ла-ла».

И моя: «Ла-ла-ла».

Мы делаем нашу первую совместную семейную фотографию, пьем сидр и узнаем друг друга получше, пока решаем головоломки. Фрэнки всегда была моей лучшей подругой-сестрой, но я чувствую, что мы с Мелиссой поладим, как Рождество и шоколад. Ладно, хорошо. Шоколад сочетается со всем, но я в восторге от своей новой семьи.

Позже днем я отправляюсь в дом Томми. Клан Коста такой же оживленный и шумный, как всегда, но в кои-то веки я не впадаю в застенчивое молчание. Мы едим, разговариваем, поем и весь день носимся с малышкой Карлиной. Если меня с Джио разделяет более двух метров, то нас, естественно, тянет друг к другу. Если он находится на кухне больше минуты, я моментально оказываюсь рядом с ним. Стоит мне зайти в гостиную, как он тут же появляется. Наше притяжение ощутимо, оно растет, как кучи снега на улице, но не тает.

Даже когда мы устраиваемся поудобнее у камина в тот вечер, и я прижимаюсь к нему, это кажется правильным.

— Как будто мое место здесь, — шепчу я.

Джио улыбается своей тайной улыбкой.

— Так и есть. Кроме того, под елкой для тебя есть несколько подарков.

Я сажусь, оглядываюсь по сторонам, а затем указываю на себя.

— Для меня?

Он улыбается.

— Давай. Посмотри.

Я разворачиваю пергаментную бумагу, пачку чертежных ручек, стопку пенокартона и ноутбук.

— Компьютер? Джио, это уже слишком. Я подарила тебе только шоколадки.

— Это прекрасно.

— Но зачем ты мне все это подарил? — Я неловко ерзаю на месте, потому что пока что моя работа — в магазине пиццы и пирогов.

— Я хочу, чтобы ты спроектировала нам дом. Ты ведь архитектор, верно?

И я вспоминаю, что недавно он купил участок земли.

— Итак, ты нанимаешь меня для консультации, где мы сможем обсудить, какие стили домов тебе нравятся, твои потребности, цели и тому подобное. Я не знаю здесь ни одного подрядчика, но уверена, что смогу тебя с кем-нибудь свести. Это было бы следующим шагом.

Джио наклонился ко мне чуть ближе.

— Джой, я имею в виду наш будущий дом.

— Наш? Разве для этого мы не должны быть женаты?

— Верно подмечено. — Джио щелкает пальцами.

К нам подходят Чарли и Стелла.

— Тетя Эмонд Джой-Джой, вот еще один подарок для тебя.

— Для меня? — повторяю я.

Стелла хихикает.

Чарли говорит:

— Это от дяди Джио, но он просил не говорить тебе.

Джио улыбается своей тайной улыбкой.

Дети внимательно смотрят, как я открываю маленькую квадратную коробку, обернутую красной бумагой и перевязанную золотой ленточкой.

Джио стоит рядом со мной совершенно неподвижно, словно затаив дыхание.

Когда открываю крышку коробочки, на бархатной подушечке лежит сверкающее кольцо с круглым бриллиантом, окруженным уникальной филигранью и оправленный в золотую оправу.

Глаза Стеллы расширяются.

— Оно такое красивое.

— Я думал, оно будет больше, — добавляет Чарли.

Мы смеемся.

Перевожу взгляд на Джио, и мое сердце замирает так, что я не уверена, что все ещё дышу. Он берет меня за руки и улыбается, но на этот раз его улыбка уверенная, заботливая и искренняя. Но я чувствую, что у него есть какая-то тайна, которая не будет долго оставаться таковой.

Джио расправляет плечи назад и спрашивает:

— Джой, ты выйдешь за меня замуж?

Беспокойство вскипает, угрожая испортить момент.

— Ты действительно думаешь, что у тебя могут быть только одни отношения?

— Ты должна была сказать «да», — говорит Чарли.

И снова мы оба смеемся, потому что забыли, что у нас небольшая аудитория.

— Кто говорил об отношениях? Я хочу прожить с тобой жизнь. Жизнь-корабль. Э-э… типа того. Да, отношения, но гораздо больше.

— Вечность? — спрашивает Стелла.

— Мне нравится, как это звучит, — говорит Джио.

— Теперь ты можешь сказать «да», — говорит Чарли.

— А потом ты сможешь поцеловать невесту. — Стелла кружится, едва не врезаясь в рождественскую елку.

На стерео включается особенно бойкая версия «Зажигаем вокруг рождественской ели» и дети начинают танцевать, оставляя нас наедине.

— Хочешь, чтобы я спроектировала для нас дом? — спрашиваю Джио. Мой пульс бьется в такт музыке, я с трудом верю, что это реальность, потому что это так похоже на сон… на сбывшуюся мечту.

Джио кивает и заправляет мне за ухо выбившуюся прядку волос, после чего встречает мой взгляд.

— Очень… и я хочу жениться на тебе, провести с тобой всю оставшуюся жизнь, завести семью, все это.

Мои глаза слезятся от счастья.

— При одном условии: никаких попугаев и французских кур.

Джио откидывает голову назад и смеется.

— Конечно, нет, но про попугаев тебе когда-нибудь придется объяснить. Итак, ты выйдешь за меня замуж? — настороженно спрашивает он, словно мой ответ может быть каким угодно, кроме «да».

Я не заставляю его ждать ни минуты.

— Да, я думаю, что хотела бы выйти за тебя замуж.

— Это значит «да»?

— Это однозначное «да». Да, я выйду за тебя замуж, Джованни.

Он прижимается ко мне и выдыхает, словно задерживал дыхание. Как будто я могла сказать «нет».

— Джой, ты моя единственная, — выдыхает он, глядя мне в глаза.

Наконец-то я обретаю дар речи.

— Долгое время я была влюблена в тебя, но теперь могу с уверенностью сказать, что люблю тебя, Джованни.

Он улыбается и наклоняется для поцелуя, а затем шепчет мне на ухо:

— Ti amo¹⁶.

Бабочки в животе практически отрывают меня от земли. Даже если я не знаю, что значат эти слова, знаю, что они заставляют меня чувствовать себя очень, очень любимой.

ЭПИЛОГ

Дорогой Санта,

Должна признать, что этот сезон праздников начался непросто, но на моем пути появилось столько комфорта и радости, что у меня чуть голова не идет кругом. Спасибо тебе, Санта, если ты имеешь к этому какое-то отношение.

Тебе будет приятно узнать, что я безумно влюблена в Джио, и мы назначили дату свадьбы на лето, когда будет закончен наш новый дом.

Дом, который я спроектировала, является продолжением пряничного домика, созданного командой «Джио и Джой». Джингл и Джолли он понравится. У нас даже будет место в подвале для содержания кошек с тренажерным залом «Кошачьи джунгли». Дом будет в неоколониальном стиле с влиянием ремесленников, позволяющим выдерживать непогоду в Хоук-Ридж-Холлоу, который я с радостью теперь называю своим домом.

Тем временем мы с мамой обе планируем наши свадьбы. Она хочет небольшую, только для семьи. Мы же с Джио собираем всю большую семью и друзей… на нашем заднем дворе. Не могу дождаться.

Я все еще работаю в магазине пиццы и пирогов. К счастью, Томми и Мерили наконец выбрали название. Фух. Я уже начала уставать повторять все это. Вдохновленные успешным рецептом коржа для пиццы Джио, мы с Мерри также разрабатываем несколько вариантов пирогов для таких людей, как я, которые не употребляют глютен.

С тех пор как мы начали строительство на нашем новом месте, местные жители также проявили интерес к проектированию домов для них, поэтому я собираюсь постепенно развивать свой собственный бизнес. К твоему сведению: я вежливо отказалась от должности в «Атлас Архитектур Инкорпорейтед». Решила следовать зову своего сердца.

Какое-то время я думала, что все потеряно. Теперь я нашла свой путь домой, и меня переполняет такое изобилие и благодарность.

О, кстати, о моем сердце, оно растаяло, когда Джио впервые сказал мне, что любит меня (за вычетом части «мне кажется»). Мы болтали о его большой семье и о том, какими будут наши собственные цели. Он предложил мне выучить итальянский, чтобы мы могли учить ему наших детей.

Я перечислила известные мне слова: mozzarella, pomodoro, pasta и gelato. О, и еще ciao.

Затем он сказал: «Самое главное, что тебе нужно знать, это: ti amo».

Узнав значение этой фразы, я сказала ему, что самое главное, что он должен знать, это то, что я тоже его люблю.

А еще, что я люблю Рождество, и наш новый дом будет рождественской страной чудес. Жду не дождусь, когда у нас будет своя елка. В следующем году, Санта, обещаю. Плюс, печенье и молоко. Может быть, я даже попробую рецепт без глютена.

Надеюсь, что у тебя было веселое Рождество. Мое было особенным. Спасибо.

С любовью,

Джой Элоиза Гловер, совсем скоро Коста

Notes

[

←1

]

Joy — в переводе «радость», «веселье».

[

←2

]

«Эмонд джой» Almond Joy («Миндальная радость») — товарный знак шоколадных батончиков с начинкой из кокоса и миндальным орехом сверху производства компании «Хёрши фудз».

[

←3

]

Предполагается, что те, кто попал в список непослушных детей, получат в рождественский день кусок угля в свой чулок, а те, кто был хорошим, получат подарки.

[

←4

]

little tart — в переводе «немного терпкий», но можно перевести как «маленькая шлюшка».

[

←5

]

Имеется в виду созвучие слов: Cover? Glove? Love?

[

←6

]

Созвучие pepperoni (пеперони) и pepper-lonely (одиночка).

[

←7

]

Glove — в переводе «перчатка».

[

←8

]

Santa Claus Is Coming to Town — рождественская песня Фреда Кутса на слова Хейвена Гиллеспи, написанная в 1934 году. Один из популярнейших рождественских хитов в США.

[

←9

]

Big Cheese — в переводе «большой сыр» или «важная персона».

[

←10

]

С итальянского «красавица».

[

←11

]

В переводе «Радуйся, мир». Имя главной героини Джой — Joy — в переводе «радость».

[

←12

]

С франц. «простите меня, пожалуйста»

[

←13

]

С франц. «простите»

[

←14

]

С франц. «Добрый вечер, любовь моя».

[

←15

]

англ. bridezilla — (bride невеста Godzilla динозавр-мутант из японского фильма). Невеста, слишком зацикленная на своей свадьбе, к которой относится как к важнейшему событию в истории человечества.

[

←16

]

С итальян. «Я люблю тебя».

Оглавление

Элли Холл «Джио + Джой и три французские курицы» Серия: Рождественская романтика братьев Коста #4 (разные герои)

ПРОЛОГ

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ЭПИЛОГ