Смерть в живых образах [Mortemer] (fb2) читать онлайн

Mortemer Смерть в живых образах

Даже не знаю с чего начать. Веселить тебя легкомысленными сказками, в таком состоянии занятие – бесполезное и даже, наверняка, аморальное. Попробуем правильно погрустить. Душевно.

Mortemer

Серый туман моей тоскливой жизни развеяло случайное знакомство в курилке медицинского общежития. Дыша ядом табачного дыма, я уходил мыслями во мрак. Задумываясь о своей жизни, я в очередной раз прочувствовал, что та представляет собой перманентное страдание, без причины преследующее меня. Но тут приятный голос попросил сигарету. Я обернулся и успел заметить, как её рука уже почти спрятала свою сигарету в карман шорт. Мне было тяжело отвечать что-то, так что я просто поделился содержимом нищей, мятой пачки. Я не очаровался ей, поэтому заводить разговор не стал. Но она спросила имя. С большим трудом я возвратился с свинцового пляжа у ртутного моря своей депрессии, закрыв глаза и с усилием ответил.

– Мортемер.

Очень скоро, но плавно мы начали встречаться. Стандартные истории, кроме разве что разговоров о давно умерших богах, злобных демонах и висельнике Паше, что виделся нам обоим на общей кухне. Вскоре она съехала с общаги в квартиру в соседнем районе. Причину описала так: «Простоквашино смотрел? Там Федор заселился в ничейный дом вместе с псиной и кошаком. Вот и мы с девочками, заселились в такую же ничейную квартиру. Долгая история.» несколько раз она меня туда приглашала. Этой ужасной, ужасно-мудацкой зимой, у меня было дело в этом район. Я решил зайти к ней погреться. Дом – старая сталинка, но за бесплатно – жаркий рай посреди ада холода. Мне долго не открывали, я даже успел прочувствовать досадный осадок лёгкого отчаяния, но дверь раскрылась. Там стояла она, в кофте на голое тело.

–Ты че пришёл? А позвонить?.

Ее приветствие оказалось досадным оттенком краски реальности на моем холсте замученных иллюзий. Но я привык, мой рисунок и так был забрызган гноем и желчью.

– Рядом был, решил зайти. Замёрз.

От холода мой язык сковало, я с трудом мог собрать буквы в слова. У меня так всегда, чего я стыжусь и поэтому в холода с ней ни разу не гулял. Тяжело вздохнув и окинув моё дрожащее тело сомневающимся взглядом, она ответила:

– ну заходи… раз пришёл.

Чувство нежеланного гостья было кристально понятно подано, но замученность вселяла уверенность в своём положении.

– Помешал? она молча повернулась и сказала мне сидеть на диване в зале и ждать её. Сквозь слезы и талый снег на глазах, я увидел позади неё мелькающие тела и свет огня за незакрытой дверью, куда она сама и ушла. Послушно сев на старый и скрипящий диван, я закрыл глаза наслаждаясь ощущением схожим на погружение в горячую воду в ванной… сколько лет в общаге живу, столько лет мечтаю об этом. В этой квартире, по заверению "дяди Фёдора", ванная слишком убитая, к сожалению. Комната с ней всегда просто заперта. Я мучительно взглянул на не и неожиданно она оказалась открыта. С мечтательной мыслю о неожиданном ремонте, я решил тихо заглянуть туда. И лучше бы я сидел на диване. В ванной (вполне обычной, кстати) лежал мужик. Живой, но в неменозе. Он увидел меня и начал громко мычать «ммыее ммыее». Видел таких, он под продолжительной героиновой ломкой. Прибежала моя девушка со стаканом чего-то горячего в руках. Бешено глядя на меня, она мягко сказала: «Выйди пожалуйста». Прошла в комнату и почти приказала пить ломаке зелёный чай. Я сел на своё место, а она принесла мне второй стакан со словами:

– Мы пустили его отогреться. Попей и подожди ещё немного.

– Какая опасная доброжелательность.

Отозвался я и заматерил себя… «Какая, блять, доброжелательность, кретин? Добродушность.» С этой самобичующей мыслю я погрузился в тяжёлый морфей, с горячим и колющим ощущением в затылке растекающимся медленно по всему телу. Я посмотрел на свой затылок – да действительно, из него торчит грубый ритуальный нож. Меня убили, я мёртв. К удивлению, если мою бесчувственную мысль можно так назвать, я оказался заперт в этой квартире с своим трупом наедине. Меня это… устроило. В незапертой комнате оказалась начерчена кровью и мелом сигл призыва демона мудрости. Сигл напоминает духовой инструмент с перевёрнутым крестом под ним и извилистым хвостом перед ним. В ванной осталось море не утёкшей крови и куски мяса. Мне кажется, что я тут заточен намеренно. Я просто не чувствую ничего, что держит меня в этой квартире. И самое удивительное и, очевидное, я могу взаимодействовать с предметами. К радости, здесь оказалось множество оккультной литературы. Распечатки и даже интересные текста от руки. Что примечательно, подписан лишь один текст именем "ושאגו". Принц Гоэтии помогающий найти потерянное. Привлекло особенное внимание собрание текстов на разных странных языках на старой жёлтой бумаге. Чернила были очень толстые и жирные, буквально рельефные. Благо, я мог их прочесть. И, конечно, огромное количество чистой бумаги и письменных принадлежностей. Я почувствовал то, чего был лишён при жизни – сил. Меня не прибывала к земле невыносимая тяжесть моего бытия. Отдавшись своей нереализованной мечте, опираясь на заметки и книги я стал писать. Это что-то вроде перевода на человеческий язык теорий, видений, заметок. Постарался описать все на понятных примерах.

– Mortemer

Умершие дети

Хочешь я расскажу тебе сказку? О добре, зле и незамеченных проблемах. Эта история полная выдумка, но в то же время была на самом деле. В ней столько же правды, сколько и неправды. Как такое возможно? А разве история обязательно должна документировано-достоверно случаться в вашем маленьком мире, чтобы быть правдой? Герои этого сказочного мира жили, и не раз и не два, и даже одновременно и живут сейчас рядом с вами. Ведь мир большой, просто огромный. Эта история – услышанный кем-то его тихий и успокаивающий голос, рассказанный жизнями многих. Причём произошла она совсем недавно, на окраине столицы туманного Альбиона, а её героями были маленькая десятилетняя девочка по имени Стейси и её лучший друг шестнадцатилетний парень Драго. Имя, кстати, парень выбрал себе сам.

Стейси добрейшая девочка во всем городе, а может даже и на всем острове. Обычно была очень весёлой, но чем она становилась больше, тем больше у неё появлялось проблем. И они её очень, очень печалили. Как хорошо, что у Стейси был старший друг, который всегда помогал или решить проблему или понять, что это и вовсе не проблема. Драго, был очень мрачный, но в отличии от других таких же чернушек, он не звал мир плохим местом. Не обижался на него, ему просто почти ничего в нем не нравилось. Говоря о нем, Стейси описывала родным его так: «Он из грустных-мрачняшек, которые умеют улыбаться. Почему-то её бабушка с мамой очень волновались, когда она говорила о нем. Наверное, просто, потому что они и не видели его никогда, ведь он всегда входил в окно. «Ведь так интереснее». Да и виделись они не очень часто. Обычно он приходил как раз когда у девочки падали первые слезы с лица или сердца.

Стейси шла домой со школы по узкой улице, по сторонам от неё были тёмные от сырости и древности двух-трёхэтажные дома. Под ногами мокрая, от редких капель начинающегося дождя, серая дорога и такое же темно-серое небо над ней. В какой-то части этих бесконечных стен с разваливающимися окнами и тяжёлыми дверьми был её дом. До которого она, кстати, уже дошла. Девочка почти доросла до острых верхушек черного чугунного забора её скромного неухоженного дворика. Дверь открыла бабушка, которой будущей зимой будет уже семьдесят восемь тяжких лет. Поцеловав её, она сразу поднялась на второй этаж в свою комнату. Сейчас ей просто хотелось лечь в свою кровать. Она устала, очень устала. Через десять – двадцать минут беспокойного полусна, черный ворон сел на пристройку возле окна Стейси, с обратной стороны ее дома. Заглянул в окно с раскрытыми шторами и ударил клювом стекло два раза. Стейси сразу побежала со сна, в свою жизнь, в сторону окна своей комнаты. За ним сидел молодой парень. Драго. Девочка улыбнулась, опрокинула голову на бок, и игриво посмотрела на него. Парень, сдерживаясь, улыбнулся в ответ смотря в глаза. Стейси медленно открыла ему окно и сказала:

– Ну привет… с чем пришёл?

– Вином. Но вино в словах. Не спаивать же тебя по-настоящему, посадят далеко и на долго.

Парень влез в окно, оставил перевёрнутые белые кроссовки на подоконнике и как обычно прошёлся в чистых белоснежных носках по учебному столу рядом, сев в удобный новый кручащийся стул. Девочка села на стол, радость встречи прошла и вернулась старая тоска.

– Поговори со мной .

– О чем?

Откинувшись и закрутившись, затяжно ответил парень.

– Расскажи что-нибудь, о чем ты думал.

– Пока шёл к тебе, чуть не захлебнулся от слез отчаяния с неба.

– Это зовётся дождик, дурашка.

Сказала она с лёгким смешком.

– Тсс, так не интересно. Пусть будет плачь птичек по любой смешной причине. Давай сначала ты расскажи, что у тебя случилось. По голосу слышу, что ты сама как те птички.

Он встал на колени, облокачиваясь на спинку стула.

– Помнишь, я тебе рассказывала про мальчика из школы? У которого ушёл из дома пройтись-погулять, уже лет пять назад папа? А мама теперь постоянно гуляет ночью и ищет папу. Он драться ещё со всеми начал и в школу почти не ходит. Недавно девочку из моего класса обидел, и его наши мальчики сегодня сильно побили.

Драго повернул стул спинкой к Стейси. Сидя теперь уже не подвижно, он внимательно смотрел на отражение девочки в зеркале в другой части комнаты и кивнул, вспоминая про этого беспризорника.

– Ты из-за него переживаешь?

– Жалко. Он же не виноват, что остался один и совсем без помощи. Он же не понимает, а они не видят, они все не видят, что творят…, делают только хуже.

Стейси заплакала. Ее сердце отяжелело.

– Стейс, ты не сделаешь лучше. Не поможешь не им, не ему. Тебя не услышат, может даже против тебя выступят. Не делай себе хуже, такие беды есть у каждого, просто ты их не видишь. Ты даже своих-то бед не замечаешь. У тебя слез не хватит их всех оплакать и сил, чтобы хоть кому-то помочь. У тебя большое сердце, доброе. Ты обитель добра в этом мире. Но, Стейсти, нету добру без зла. Ты так с ума сойдёшь к моим годам.

Выдержав ровно девять секунд молчания, дав оплакать старую тему разговора, он завёл новую. Тщательно подумав перед этим, обращаясь мыслю к своей подруге : «Это будет банальная тема, но я скажу, ведь у тебя все ещё нет ответа на эти вопросы.»

– Ты слушай, этот город давит на меня, что не квартал, то кладбище с живыми мертвецами, где гробы-дома.

– Хва-атит, опять ты о страшном.

– А что страшного? Ты смерти боишься?

Сказал он с лёгкой, доброй насмешкой, узнав в этом детском страхе себя прежнего.

– А ты знала, что можно не умирать?

С напущенной серьёзностью продолжил он.

– Как говорил один мёртвый вечноживой о нашей столице, «этот город страшней, чем оживший мертвец» …

– О, а как это так, "мёртвый вечноживой", так он умер или нет?

– Когда ты умираешь, в этом мире ты живёшь в делах своих. Если у дел была красивая цель, к примеру, делать мир лучше. Добавляя в него красивые песни, страшные, как у достоевского, книжки, умные, как у Менделеева таблицы, то тебя будут помнить. Как давно бы ты не помер. Твой голос будет звучать и успокаивать через динамики того, кому сейчас раздирающе плохо… А тот, кому плохо, когда через время будет вспоминать свои мучения, то с уважением вспомнит о тех, кто отзывался в его чувствах и отражал их. К примеру, в виде музыки, книг, идей. Ну и о том, кто придумал наушники… и о всех китайцах, что их делали.

– А ты будешь жить вечно? Ты же знаешь, как не умирать?

– Смотря в каком смысле. Если не жить, то ты и не умрёшь. Разве похоже, что я действительно живу?

– Но ты тут сидишь.

– Но этого недостаточно. Я многое не могу, остальное не хочу. Я давно перестал жить и начал доживать.

– Значит, ты не умрёшь?

– Когда-нибудь я все же окажусь дома. Правда, домик тот тесноват, но ничё.

– Ну ты зануда. Давай о скучном говорить не будем. Лучше скажи, какие страшилки писал Достоевский?

– Он писал правду о людях. Ты в школе его потом проходить будешь, но я тебе советую его пока не читать. В школе это слишком рано, и ты просто не поймёшь ничего. Или поймёшь не так. Все задания я сделаю за тебя и сам буду рассказывать тебе нужные истории, что бы ты писала свою.

– Ты же говорил когда-то, что каждый пишет историю своей жизни. Значит я в любом случае напишу свою.

– Когда я это говорил, я не знал, что не все истории имеют конец. Они просто останавливаются в начале и всё. Это хуже, чем страшный конец. А я тебя научу видеть хэппи-энд в любой сказке.

– А может лучше-можно её не заканчивать?

– Можно, но не нужно. Нужно закончить, чтобы начать новую. Лучше или хуже, как повезёт. Если твоя сказка про страх и боль, значит следующая будет про счастье. После голода, для тебя даже хлеб будет сладким и это будет не иллюзия.

– То есть, быть бессмертным плохо?

– Быть бессмертным сложно. Пока ты не поймёшь, что за концом всегда идёт другое начало, ты смертен. Но за то так интереснее. Нет ничего однозначного. Не бывает только добрых или злых людей, белых или черных героев. Есть разные оттенки серого – смешение разного количества добра и зла. Ты можешь делать акцент на добро, но без добавления хоть капли зла, ты сломаешься.

– И что я должна делать по-твоему? Бить того его со всеми?

Стейси снова вернулась к теме того мальчика. Драго не сразу это поняв, помедлил с ответом.

– Н-нет конечно. Добавь каплю зла в себя. Он же получает не просто так. Да, ты видишь всю картину и причину, и итог, а они не видят. Для тебя они злодеи, а он жертва, для других всё наоборот. Просто прими мир таким, ты поймёшь, что это не безумие, а порядок. Его нельзя осознать, будучи его частью. Этот мальчик вырастет хорошим парнем, если поймёт урок. Прими эту черную звезду, за его несчастьем будет радость. Он сможет сделать больше, чем когда-либо сможем мы. Только если справиться.

Девочка уже перестала плакать. Она легла на кровать, и закрыла глаза. Ее лицо побледнело, она закрыла глаза и улыбнулась до ушей. Она стала спокойна. Она поняла, что переживать правда не из-за чего. И продолжила говорить:

– Он потом поймёт, что никогда не умрёт до самой смерти. Даже как то странно. Как то, что он наполучал шишек сделает его сильным?

– Люди неидеальны и глупы. Иногда, их нужно пнуть, обидеть, перевернуть весь их мир. Чтобы вытрясти всю дурь, которая обязательно есть в каждом из нас. Сами мы от неё не избавимся, даже если и найдём. Но специально никто этого сделать не сможет. А если попытается, то в конце жизни узнает, что он сам – дурь. Ему сейчас очень плохо, но ему… можно сказать неосознанно помогли. Если он получил шанс. Это лишь одно из первых испытаний на пути к высокому, на эти шишки наложатся другие и получившийся панцирь. И его не пробьёт ни кинжал тоски, ни коса смерти.

– Не знаю. Вроде правду говоришь, но мне все равно плохо.

– Просто ты согласна головой, но не сердцем. Оно у тебя слишком доброе от того и плачет вечно. Раз головой ты со мной согласна, то и сердце скоро согласиться, но пока, как обезболивающее, предлагаю дозу яда. Как и вино, в виде слов.

Во время этих слов Стейси смотрела на мертвецки бледного, почти прозрачного своего друга своими добрыми зарёванными глазами. Она увидела, как сострадающий и жалостливый его взгляд стал ехидным, а лицо исказилось в больной ухмылке. Стейси оказалась как бы в змеиной ловушке. Искренне испугавшись укуса, после которого ей никогда не оправится. Стул, на котором сидел Драго, был развернут к девочке спиной. Пока он говорил, встал на колени и возвысился над девочкой ещё больше. С концом фразы, не отводя хищный взгляд, опустил одну ногу назад, на пол для опоры и развернул стул по своей оси сделав рывок в сторону окоченевшего ребёнка. Он открыл рот и заговорил. Его не было слышно, это была не речь. Парень молча сказал два слова. Стейси их услышала. Она их приняла в себя. Необъяснимая, беспричинная для стороннего, улыбка разогрела её онемевшее от слез лицо. Тело залилось холодным оловом. В её комнате старый потолок, с паутинами и жёлтыми пятнами покрылся тучами. Молнии с него били за спиной Драго, звук ударов отражался в глазах Стейси. Ей больше не больно.

На следующий день, поздним лёгким утром выходного дня, спустя три мгновения после тёмного, глубокого сна она испугалась, что теперь другая. Она вспомнила про того побитого мальчика. Ей теперь его одинокого жалко и спокойно за то, что с ним сейчас и то, что будет. Конечно, она не оформляла свои мысли в такие сложные для ребёнка слова. Без них, мысли в чувствах отражаясь, понимались её умом и сердцем ещё лучше, чем у взрослого в ограниченных понятиями и значениями – словах. Через день, неделю или месяц, повзрослевшая умом девочка захотела погулять со своим необычном другом. Они уже пару раз виделись на улицах. Стейси знала его обычный маршрут через узкие переулки и городское кладбище, стоявшее с момента постройки первых домов в её районе. Она не боялась идти через такие места. Ведь хоть уже был почти вечер, когда она дошла до тяжёлых, потрескавшихся склепов, солнце ещё светило слегка алым оттенком. Вечерний холод или глупый страх давно полностью мёртвых людей её не волновали. Драго ходил через извилистые тропы кладбища всегда одной и той же дорогой через самые простые надгробья и кресты. Стейси уже ходила пару раз здесь. Тоже вечером и читала имена и годы, порой очень короткой, жизни. Тут все разы сидела старая женщина, очень тихо говоря с парой цветов на аккуратном земляном бугорке. Через неё нельзя было увидеть годы жизни и имя похороненного. Но почему-то Стейси была уверена, что там лежал её ребёнок. Забив голову тяжёлыми мыслями, а сердце первыми с прошлого разговора с Драго переживаниями, она вышла с кладбища. И перейдя дорогу зашла за угол почерневшего дома в чистую, извилистую с проросшей травой подворотню. Ее сердцу стало невыносимо тяжело на столько, что она ели могла идти по своему пути. За ещё одним поворотом, в глубине домов с вечно закрытыми ставнями, битыми стёклами или вовсе заколоченными окнами, посереди старой брущатки лежал бледный Драго. Лежал прямо, открытые глаза направлены в редкие алые облака. Его руки лежат на груди. Правая держала два цветка ромашек, а левая держала маленькую, прямоугольную фотокамеру. Стейси не видя лица парня. Но даже за секунду до того, как его увидела, знала, что это он там лежит. Не живой. Мир в глазах поплыл. Окна домов, на фоне из ровной решётчатой структуры, стали напоминать хаотичные соты пчёл. Пока девочка бежала к своему другу, в её сердце была наивная надежда, что это не он. Даже когда она, склоняясь над ним, смотрела прямо в его спокойное, окоченевшее лицо она не могла поверить своим глазам. Она упорно, злостью вытирала залившие её мир слезы, в надежде увидеть чужое, незнакомое лицо. Надежда быстро покинула её, сделав и так невыносимую боль ещё сильнее. У Стейси перехватило дыхание. Все тело содралось от конвульсии, и она упала на спину рядом с ним. В сторону головой к месту, от куда пришла. В контраст с трупом, она увидела, как будто со дна старого кирпичного колодца, темно-синее небо с ярко-красными облаками – отражение заката. Стейси закрыла глаза. Там, от куда шла девочка, появился совсем молодой парень. Он спокойно подошёл к девочке, медленно присел рядом с ней, наклонился ближе к её лицу и сказал только три слова.

– Добавь немного зла.

И увидел, как её красное от слез и горя лицо, превращается в красивое ярко белое улыбающегося до ушей лик мультяшного скелета. Как из старых мультфильмов, которые она так почему-то любила. А в её открытой груди, смиренно и размеренно билось огромное, почти во всю грудную клетку, залитое мягким светом, красное сердце. Под девочкой проросли жёлтые одуванчики, над ней запели птицы и сквозь дома, за её головой показался закат. Парень, поражённый красотой, достал маленький, прямоугольный фотоаппарат и сделал самый красивый снимок.

Стейси открыла глаза, она лежала совсем одна на брущатке. Облака, дома, ничего в этом мире не изменилось. Но ей теперь спокойно, в её мире изменилось все. Девочка умерла и родилась заново. Она что-то поняла, но пока не может найти этому слов, только чувства. Девочка пошла домой. Шла той же дорогой. Ещё никогда она не чувствовала такую лёгкость. На кладбище, молча сидела все та же женщина. Стейси подошла к ней ближе чем осмеливалась раньше. Увидела имя на плите – Дарби Борн. Сверху подписано мелом – Драго.

– Он мой друг.

Сказала Стейси. Потом описала женщине его внешность, повадки в общении. Характер и секреты, которые он ей рассказывал. Шокированная старая женщина, хотела услышать больше, но уже темнело. Жила она недалеко и пригласила девочку к себе. Стейси, позвонив своей матери, согласилась. У неё дома, Стейси рассказала все что знала о своём друге, о её сыне. Женщина показала его комнату. В ней уже несколько лет всё лежит на том же месте. Но успокоенная женщина разрешила брать всё. Стейси увидела маленькую пыльную фотокамеру на кровати. Девочка взяла её и попробовала включить. И, что странно, она оказалась почти полностью заряженной. Стоя в комнате его друга, она смотрела на его жизнь в его фотографиях. На последней фотографии, она увидела на заросшей травой и цветами брущатке, скелета лежащего напротив переулка двух кирпичных домов, в доль которых спускалось алое солнце в мягкие облака. Руки скелета лежали на груди, из которых лился нежный цвет, а его костяное лицо выпускало счастливую улыбку.

Король ада

Среди далёких от любого сознания И людского внимания. Среди непроходимых мрачных лесов. Бесконечных, сырых и мерзких, опустевших звериных пристанищ. Родился мир. Такой же реальный, как ты и твоё "я". Мир приятных и тёплых, как масло мягко-жёлтых, домов и дорог. Там живут, за закрытыми замками, добрые и наивные, всё на чужом свете понимающие, маленькие люди. С тонкими, как нить идейного смысла, голосами. И светлыми, как небо для приговорённого к смерти, глазами.

Пускай, для простоты понимания, они были детьми. Иногда, эти дети освобождались другим ребёнком. Совсем другим, он был не как они. Чёрные, как беззвёздная, но светлая городская ночь волосы. Вечная как жизнь и весёлая как свет, улыбка. И такие же, как и у местных "детей", ярко-голубые глаза. На свободе, светлые "масленые" дети, вместе смотрели в Иное сверху, в небе. Они решали смеяться и радоваться Им. Или восхищаться и радостно визжать тому, что они там видели. От их решений завесили оттенки красок их мира. Они глядели на тот, другой мир и кричали в небо свои желания. И они исполнялись. Порой, совсем редко, на небе было страшно. Из других, чужих миров, вытекали по светлому небу солёно-горькие реки. И дети кричали, "помоги ему" и горький дождь сменяло солнце. И всё страшное всегда заканчивалось, и всегда хорошо. "Ведь хорошо – это умно." Как говорили они.

А зачем делать плохо? Плохого на небе и так порой бывает слишком много. Наш мир не станет ещё ярче и светлей, если мы погасим другие на небе. Облака чужого горя перекроют нам наше солнце. Делай хорошо всем на свете и все на свете будут делать хорошо тебе. Так людской мир станет похож на наш. Ну, если до этого в него не прилетит что-то большое… может, даже с кем-то большим.

Мальчик лет пяти лениво проснулся, потянулся, улыбнулся. Его зовут Адик и у него всё хорошо. Сон час в его садике только что закончился. Его глаза смотрели на других таких же, как и он. Дети с самыми разными подкожными цветами. Только Адик мог "видеть" этот второй цвет. Одни были светло красные, как спелый гранат. Другие оранжевые как мандарин. Дети отличались чем-то ещё. Цвета волос, глаз, кожи, но это было не так интересно, да и не важно совсем. Дети из другого мира… назовём их "маслята", чтобы не путать с просто детьми. Сам Адик их словами никак не называл. Маслята скоро заметили, что они – самые светлые, мягкие и правильные. Но, так как они были слишком скромные и наивные, они приняли мысленную доктрину – «Мы можем и не видеть их настоящие цвета, вдруг их кожа или наши глаза меняют истинный цвет? Ведь может оказаться так, что мы не лучше их. Честно хвалим себя за эту аккуратную мысль, но не считаем себя лучше, мы можем ошибаться». Маслята пока не научились говорить. Всё это они заключили в образ и сохранили у себя внутри. Теперь они просто верят в то, что это правильно. Верят, но не знают этого. Что бы заключить веру в знание, нужны слова, а они не знают нужных слов.

Длинным днём, они видят во снах возможности сделать детей такими же, как они – светлыми и такими же маслеными. Ведь самих масля сколько не режь, сколько не протыкай мягкое сердце, таких вечно свежих, вечно незаплесневевших тел. Раны их затекут и исчезнут, а дети убегут, с плавящимся в груди ножом недоубийцы, в своём бессмертном сердце в свой смертный дом и всё пройдёт. Так же правда лучше, чем просто умереть, оставив вместо себя черную плесень сомнения?

Адик открыл глаза. Он опять задумался, о чем-то не совсем непонятном даже ему. В то время, пока другие дети во время обеда делали из корок хлеба пистолеты и стрелялись. Справа раздался резкий звук, как из-за другой стороны аквариума. Он звучал, как взрыв баллона газа, в чьём-то доме из новостей. Это был просто крик другого ребёнка, прямо за плечом Адика. Испугавшись, Адик обернулся и увидел направленный в него черный пистолет из ржаного хлеба. Тут он услышал смысл слова: «убит!»

Через пару игр с друзьями, его забрала мама.

На улице тяжёлый, серный воздух. Чёрный талый снег и облупившиеся серой костью, жёлтые дома. Адик с мамой ехали домой в тёплом такси. Папа опять не смог забрать их. Он ведь пожарник, опять дом загорелся. Людей спасает, значит. Тут Адик вспомнил недавний обед, в голове закричало слово «убит!». Он знал, что такое смерть из некоторых мультиков, фильмов и рассказов друзей папы. Он её не боялся, ведь считал, что понимал её. Но тут ему стало почти страшно, и он спросил:

– Мам, а ты будешь жить долго?

– Да, конечно, сыночек.

– Точно-точно?

– Точно-точно.

– Правда-правда?

– Правда-правда.

– Так и будет.

На самом деле его отец лежал на квартире у друзей, в пьяном, чёрном сне.

Долгий день закончился, подобно бутылке водки, рождая печаль и жажду повтора. Не было мрачных туч и раскатов грома, как это часто бывает в сказках. Не было всплеска безумия, как это случается в фантастических рассказах. То, что случилось, проявлялось во всем. Во всех смыслах, всех слов, светлого мира Адика. В жилы крепкого фундамента горячей веры – влили холодное, серое уныние яда. Разрывающего ледяными кристаллами её фундамент. Теперь оно вечно, как "я" в представлении самого себя. Его можно усыпить, но нельзя убить.

В этот раз, в тёплый город вечных детей, Адик не пришёл. На окраине города, в сквере с мягкой зеленью, появилась земляная воронка, превращающая всё вокруг в гниль. Из неё вылез полу-призрачный, пепельный, с прожилками жёлтых струй гнили на теле, олень. Стон, из вечно искажённой, выдохнутой вместе с самой жизнью в тело, непонятной живому мукой, одинаково пронзительно был слышан везде. Бледные зрачки, с голубым лазуритовыми белками, видели только самих себя – мёртвых и холодных. Видели в чужих окнах, в чужих домах, в чужих своих и во всех чужих мирах. Наклонённая к серой раздробленной дороге города, пепельная голова не угрожала, как должно гордому зверю, своими белыми, древесными, треснувшими рогами. Но молила о помощи, которую живой или мёртвый дать не мог. Его спасение – страх первых и отец остальных. Это все, чего он любил и желал. Но любовь его сильно напоминала любовь застенчивого мальчика полу-инвалида к девочке-старшекласснице с соседней квартиры. Она была не взаимной. Но в то же время, она всегда была рядом и даже иногда навещала родных и близких. И ему она уделяла знаки внимания, проводя ледяной рукой по шее. Но только из-за презрения или желания помучить больную душу и гнилую тушу убожества.

Живой мертвец расширил город. На его окраине появилось небольшое, тихое место. Пещера, окутанная туманом. Пустая, тесная, длинная кишка, в которой лежал сам Гинос – тот самый зверь. Всем своим видом он доказывал сторонним наблюдателям – холодным, светло-синим призракам, которых создал он себе сам, что именно в такой каменной сырой "кишке" ему и место. Да и он сам искренне думал так же.

Гинос – образ. Живой-неживой. Как и мальчик, в мире своего образного, детского разума, знающего все нужное для счастья априоре. Зверь – образ создания своего нового "я", новой стороны личности. Лишней стороны, которую создали в других мирах и пустили как паразита. Носитель этого вируса в жизни будет до смерти, как будто бы болен. Он всегда ведом и слишком безобиден для других.

Он останется тут навсегда.

Светлая ночь, пересечение улиц, разбитый фонарь, закрытый бар. Мальчик лет 15. Высокий рост, бледная кожа, вытянутое лицо и изуродованный Гиносом взгляд из его холодных, синих глаз. Они смотрели в лужу с радужными кольцами машинного масла с бензином, но вместо цветной химии видели только серую пелену и туман.

У него есть хорошие друзья, родители и куча обычных, скучных проблем. Обычную жизнь омрачал яд. В нем жила ненависть к себе. Постоянная тоска заставила вечно задавать себе вопрос "зачем?" Этот вопрос появился слишком рано, ответ ещё не мог родиться. Все гнетущие его проблемы были исправимы, кроме одного и это было гнилым местом, в скорлупной защите его разума. Собственное тело. Болезни, врождённые и приобретённые, питали его главную болезнь и порождали ненависть.

Картина реального мира превратилась в сплошной туман, краски мира были только чёрные и белые. Голос Гиноса убеждал в вечности этого состояния и полной безвыходности. Быстро сменялись недели и месяца, года. Но при этом, каждый отдельный тянулся невыносимо долго. Уныние высасывало всё наполнение тела, оставляя оболочку бродить по земле в полусне. Нет интереса. Нет задач. Нет цели. Нет сил. И нет сил терпеть это, ничего не помогает. Бессилие, пронзающая вечная тоска вымораживала душу, изнемогала тело. Ни осознать, ни забыться – проклятие Гиноса.

Так в нем зарождалась абсолютная ненависть. Осознание человеческой неидеальности и собственной ущербности, медленно питало её. Пока ненависть была только частью тоски, её постоянным, стабильным источником. Гасило это чувство только любовь. Любая, в любом её проявлении. Только на это нужно было время. Безгласная речь, возникшая из-за осквернения чистого мира чужой глупостью и невежеством, позволило родиться абсолютной ненависти внутри.

«

Ты – мясо.

Ты – слаб.

Твой убеждения – лишь вера.

Мои слова – доказуемая истина.

Почему ты живёшь? Ты этого не хочешь. Тебе нравится пить? Есть? Выпивать? Это жалко даже для собаки, и ты это знаешь. Любая хвостатая тварь хотя бы служит тем, кто выше. В жизни любой брошенки было больше смысла, чем сейчас в твоей.

Ты убеждаешь себя, что веришь, но думал ли ты о том, во что ты вообще веришь? Может в блятского деда, мага-волшебника? В ничто? В долгую, счастливую жизнь? Спасла тебя твоя вера? Не отвечай. Не позорься больше. Не позорь нас. Слушай меня и мы станем сильнее. Мы станем едины.

»

Это не был голос. Это не были слова. Это не были мысли. Это ненависть. Чистая, режущая и опьяняющая… и такая сладкая.

Время шло, менялся мир, менялись люди, изменился и Ад Адольфа. Собственный мир стал напоминать тесную камеру, где больше не было ни отдыха, ни помощи. Пещера уныния с призраками порицания. И… нечто новое. Ещё сохранившее вид прежнего города детства. Но только вид. Небольшая детская площадка, с группой ребят, что представляли из себя сосредоточенья всех добрейших чувств своего Создателя, но они были дефектны. Они не умели кричать в небо. Они даже не знали, что так вообще можно делать. Им никто не сказал. А если бы они и узнали, то просто не поверили. Они все вместе – единая и неразрывная часть каждого человека. Кроме них, в этом мире родился кошмар.

В жалких стенах пещеры Гиноса, появился из тьмы и мрака новый образ. Его острый крик пробил само "я" создателя. Ожило в бешённом танце беса всё: небо, земля, дома и трупы. Трупы "детей" – идей. Трупы счастья, человечности и труп веры. Танец использовал их для резонанса всех болевых порогов души. Рвал ржавевшие шрамы. Крик был наполнен ненавистью ко всему, куда он мог дойти. Появились из мрака пещеры Гиноса кроваво-алые глаза и, снова, рога. Неестественно острые, каждый, как проклятая на вечную жизнь и жажду чужой крови, одушевлённая пика. Тело нового зверя – есть сам мрак. Все его мысли наполнены только ненавистью во вне себя. Его имя – Тан. Убийца и истинный зверь умирающего разума. Вместе с ним, у Создателя появился источник истинного безумия и разрыв между двумя мерзкими сторонами своего "я". Гинос и Тан. Два брата, два самых сильных чувства, пережили и пережевали целый мир со своими целями и планами, со своей жизнью внутри жизни.

Саморазрушение, контролируемое догматами, которые сохранились со времён эпохи, рационально правильной детской веры, в уже навеки непостижимое, было остановлено и направленно во вне остова тела человеческого.

Саморазрушительная сила Гиноса со временем все сильнее охватывала сознание создателя, что в конце концов спровоцировало неадекватную иммунную реакцию разума. Убить то, в чем есть тоска. Убить всё. Так и был порождён Тан. Его можно убить, но невозможно усыпить. Зло не покоряется никогда. Гинос был во всём мире. И из-за его влияния на взгляд создателя – даже во всём реальном мире. Всё было насквозь пробито шипами отчаяния.

– Умереть. Всё. Должно.

Первое, что сказал полностью сформированный Тан – образ смерти и ненависти в теле живого и любящего.

Странно и забавно, но Адольф не стал убийцей, не стол маньяком. Его останавливала третья сила – ошмётки детства. Трое детишек на скамейке удачи в городе безумия. Они – сохранившиеся с ранних лет – Совесть, Логика и Честь.

Они не были убиты, осквернены и изменены или поглощены забвенным сном Первого Зверя. Просто, потому что не были хорошими. Они были силой – и только.

Совесть и Честь, две милые сестры – близняшки. Иногда они ругали Адика, а иногда кололи ножиками самое сердце. Они те ещё маньячки. Если вы считаете, что у кого-то их нет, вы ошибаетесь. Они просто во всем слушаются свою старшую, занудную сестрёнку – Логику. Но она слишком любит поспать. Иногда сном летаргическим. Если Логика скажет, что насиловать детей – правильно, ведь «это наша потребность». То Совесть и Честь будут только восторженно смотреть на сползание прекрасной луны по густому, жёлтому как гной загонгрененной ноги, небу и улыбаться.

У Адика каким-то чудом сохранилась детская Логика. Но она нуждалась в знаниях. Знаниях о реальном мире. Без них она сохраняла детскую наивность. Его Логика помогала Адику понимать суть лучше других и позволяла осознавать вещи, идеи. И даже то, что всё доступно осознанию или хотя бы простому пониманию. Особенно Логика Адика любила абстрактные идеи о жизни. О своей, чужой, настоящей и ложной. Милая девочка. Видя её в Адике некоторые, его ненавидели, а некоторые почти любили. А может и действительно любили, но теперь уже этого не увидеть.

Жизнь Адольфа складывалась как у всех людей. После окончания школы, сдачи экзаменов и трудного и тревожного поступления в университет он, как и большинство его одногруппников и уже бывших одноклассников, словил десяток нервных срывов меньше чем за полгода. Только, если его знакомые в такие дни просто рыдали, выпивали, то он тихо копил ненависть. Адольф не мог её ни на ком выпустить. Совесть – сука, запрещала. Он хотел задушить четверть своих новых знакомых и забить ещё две трети, но оставалось просто бить стену, стол и остальную казённую мебель старого общежития. Уже первой зимой самостоятельной жизни, это был совсем другой человек. При взгляде на него порой казалось, что это бледное, измученное лицо и чёрное от грязи тело взорвётся, убив тех, кто был катализатором его ненависти. То есть всех вокруг. Его поведение уподоблялось звериному. Редкая улыбка теперь напоминал оскал, а в голубых глазах, полопались сосуды от бессонницы. Адольф призирал свои самые обычные человеческие недостатки из-за Гиноса, а Тан заставлял ненавидеть всех людей из-за этих же пороков. Накопленная ненависть вырвалась неожиданно. Адольф ввязался в драку с полумёртвыми наркоманами поздно вечером в одром из замёрзших городов, бедной страны.

И опять.

Ночь, улица, фонарь… санитары.

Идея, чувства и сила заключённые в образ Тана были сильны, но галоперидол растекающийся по венам оказался сильнее.

После прибытия в бунтарский дом, Адика поместили в палату к ещё 7 психам и привязали руками и ногами к кровати.

Тьма. Мятный обруч сдавил мир. Не сон. Не жизнь. Это погружение в себя.

– Адик, зачем ты бьёшь?

– Ненавижу их.

– Почему?

– Они мерзкие, низкие твари. Животные, свиньи и тараканы, кто угодно, но не люди.

– Ты не пытался им помочь исправится?

– Они не видят, они не слышат.

– Покажи им опять. Докажи им.

– Их глаза мне знакомы и понятны. Я их видел слишком много и слишком часто. Одни пустые. Так глупо и удивлённо смотрят, когда говоришь с их черепом. А другие полны гнили, будто щас лопнут от корыстной жадности… вот с этим я им помогу.

– А где ты их раньше видел?

– В зеркале. Хочу сжечь его.

– Если ты ненавидишь себя, исправляйся.

– Я ненавижу тебя. Ты меня провоцируешь ненавидеть. Ты моя плеть. Ты и есть я. И ты знаешь, что я из-за всех сил пытался стать лучше, но я стал только метисом зверя и человека. Копытным и рогатым существом на двух ногах книгой и ножом в руках. Я стал чёртом, Сверхчеловеком ебнутого немецкого философа – обезьяной с копытами.

– Стремясь к идеалу – человеку, ты становишься лучше. Значит ты уже хотя бы не ползаешь с бутылкой водки по подъездам.

– Умом я согласен, но сердце горит. Я несчастен в радости. Тело убого. Нет вкуса, нет любви, красок, запахов, есть только туман. Из всех чувств, чиста лишь ненависть.

– Прежде влюбить.

– Я выше этого. Теперь.

– Может станешь ещё выше?

– Я не хочу. Только человек, либо зверь.

– Крайности почти всегда недостижимы и ошибочны. Лишь ориентир, как маяк или два столба, между которыми всё золото. Ты сможешь назвать себя человеком если будешь стремится к этому

– Человеком стать нереально. Я не верю. Я не видел их.

– Ты забыл, что ты ослеп. Во что ты веришь?

– Издеваешься.

– Это ты издеваешься над собой.

– Но почему я такой?

– Почему, какой-нибудь цитрус, без сока сухой? Глупейший вопрос даже для такого для апельсиньего жмыха, как ты.

– Я сух, потому что не чувствую радости, но почему?

– Ты же знаешь причину и тебе не нужна аналитика, чтобы её понять. Ты стал созданным тобой же образом,. Ты Гинос. И ты будешь им всегда. Теперь это часть твоего "Я".

Адольф тихо застонал связанный на кровати и не просыпаясь, выгнулся и издал тихий немощный крик отчаяния от ночного кошмара.

– Убью его.

– Убьёшь себя.

– Я умер много лет назад. Меня убили. Убили такие же трупы каким стал я.

Он проснулся, но не очнулся. Несколько недель он ходил, ел, грелся под висящим солнцем и иногда случайно даже задевал его головой. Несколько раз ему было больно, несколько раз улыбнулся, один раз особо большая крошка упала с губы. А, нет, это оказалась таблетка. И тогда частично вернулось сознание.

– Иду, меня ведут. Я думаю или ещё нет? Пришли. Я… хочу просто постоять. Просто один, и подумать. Не идти, куда вели и почему-то перестали.

Психиатрическая клиника состояла из двух корпусов. Мужской и женский. Пациентов повели в душ, который находился в переходе между ними. Из-за халатности или невнимательности санитаров, Адика потеряли и просто оставили между двумя соседними дверьми. Адольф случайно зашёл не туда. В больнице было мало по-настоящему невменяемых. Половина была почти здоровы. Если, конечно, можно сохранить хоть какое-то здоровье в холодном, бетонном аду с жёлтыми стенами… и безрогими чертями в халатах. Адольф прошёл вдоль пустой раздевалки в общий душ с кабинками без дверей. Его никто не заметил кроме одной женщины. Они смотрела не него большими удивлёнными глазами, тихо прикрываясь полотенцем.

Адик понял, что ошибся дверью, только когда увидел в контраст общей картине другого мужчину. Это бы санитар, что должен сопровождал мужскую часть психов. Он насиловал невменяемую. Сон Адольфа отходил, и он достаточно осознал происходящее.

В шуме воды тихо вышло слово.

– Тан.

Ярость. Крик. Психи. Крики. Санитар. Кровь. Ничего хорошего. Не повезло.

Всё одно, исхода нет.

После всего случившегося, ему поставили новый диагноз. Но не сочли нужным его назвать. Конечно, диагноз был верным и всё написанное врачами – правда.

Другая правда была внутри самого больного. Разорванное на осколки сущее человека заговорило друг с другом. Первое слово было за воплощением ненависти.

– Что ты есть, тварь?

– Я не есть.

– То, что ты тварь – ты не отрицаешь?

– Нет.

– Ты есть, воплощение гнили. Я хочу тебя убить.

– Я был бы рад, но по законам я не могу испытывать такие чувства.

– Есть только один закон – боль. И ты в ней утонешь.

– Я не тону в боли, я плыву по ней с рождения.

– Конечно, ты же её и создал, мразь.

– И тебя создал.

– И себя разрушил.

Не было действий больше и не было слов. Всплеск такой ненависти невозможно выразить в образе, его можно только почувствовать. Тан разорвал своего брата осколками самого себя. Но Зверь уныния не мог умереть, он уже был мёртв. Только, без брата ему не было чем питаться, и он просто уснул. Три сестрёнки в это время получили свободу, время и знания. Это научило их Кричать, а Адика думать умом и сердцем одновременно. Больше не было боли, радости, забвения или осознания. Только жизнь внутри жизни. Честь молчала, Совесть играла, Логика не смолкала.

Адика перевели в настоящий заповедник, для самых бешеных зверей. Это была не больница, а изолятор. Настоящая тюрьма. Особых надежд выйти от сюда не было ни у кого. Тут не лечат, потому и никогда не выпускают.

«Одиночество – желанное, блаженное одиночество, почему из-за тебя плачет сердце, как недорезанная свинья? Ты любишь образы людей, что тебе дороги, но не их самих. Ты любишь память, в которую превратилось время, проведённое с ними. Но это уже не они. Ты их изменил, потому что оказался тут. Тебе нужны только те, кому нужен ты.»

– Но я их мучения.

Заключил Адольф. Мысли текут в его сознании рекой. Опьяняющей, созидательной. Раньше, эти течения приносили только холод рассудку и хаос во вне.

Лишь раз в неделю можно было увидеть врача и заговорить с ним.

– Жалоб нет?

– Нет.

И всё.

Хотя конкретно у этого человека действительно не было жалоб. Ни на здоровье, ни на существование. Любой, даже психически больной человек сошёл бы с ума опять, от участи быть запертым в 4 серых,тяжёлых стенах. Почти не видя ни людей, ни неба. Ему это нравилось, хотя обитая мягким материалом комната, даже без окна, ему нравилась больше, чем что-то ещё. Адик получил чего хотел – смерть. Он не живёт, это не жизнь, нет. Только доживание. В этих стенах сочетались райская возможность сутками быть в собственном "я". Фантазия давала свободу зверям сознания, в угнетающих стенах зоопарка психов.

Гинос – суть отчаяния, жаждущий своей смерти, заснул в ожидании светлого света надежды. Чтобы снова его осквернить и превратить его в, отражающийся от всего, болезненный стон гнилостной тоски.

Тан – злоба, ненависть и суть разрушения – убит. После осознания достижения вечного одиночества и отречения от мира, его господин, родитель и создатель отрёкся от своих пороков. Он не мог их питать, а Тан не мог питаться ими. Нет людей – нет нервотрёпки. Нет и жизни.

Адольф теперь не мечтает окунуть в огонь, грязь всего мира сего. Что ему удивительнее даже того, что он больше не ищет удобного места, где бы в интерьер красиво вписалась петля с его некрасивым телом.

Но теперь у него нет будущего. Не исполнить мечту. Не стать хорошим отцом, вожаком заблудших людей. Вообще никем. Да, он знал, что далеко не все в этом мире потерянные. Но так как он сам потерян, осознать и принять он этого физически не мог. Хоть совершенно глупая надежда иногда помелькает в его сознании, но Логика гасит её. Спасая этим остатки человечности внутри. "Я" от мерзости человеческих пороков, которыми, как полипами, облипает двуногое существо на пути к свету

«Хотите к свету? Катитесь знакомой дорогой – в ад». Шептало подсознание.

Просто подумать, был ли шанс раньше? Человек становится человеком только в обществе, неизбежно впитывая в себя его разно пахучие соки. Пока не набухнет и не растворится в общей серой массе. В безумном обществе, которое считает себя нормальным. Только нормальный, обычный безумец может стать человеком. Больше, чем зверем. Но это невероятно сложно. Но риск стоит того. Хотя, вас никто и не спрашивал и выбора не давал. Жизнь или смерть – это не выбор. Это последовательность.

У Адольфа не было жизни и раньше. Только ожидание и мучения. Не было желаний и интересов. Жизнь – не самодовлеющее явление, её ценность нужно поддерживать. Тело кормить белком и углеводами, а разум мыслями и идеями. "Душу" верой и надёжей. Мир – единство его частей. Человек – мир для своего сознания. Без поддержания одной из частей, вы станете либо мёртвой и гниющий тушей, плюющейся желчью на всех; либо слюнявым зверем, для которого высшее наслаждение мира сего – шашлык из чужих страданий на выходных.

Не порок быть глупым, незнающим, нежелающим. Этого не может осуждать рассудительный человек.

Не порок совершить самоубийство. Этого не может осуждать рассудительный, посторонний человек.

Но порок не пытаться всё исправить.

Час наедине со своими зверьми и детьми может спасти вас. Вера и смирение с необходимостью борьбы – могут сохранить.

«Всё здесь, в вашей голове»

Горящий воздух

– Страдай! – Истошно орал солист. Это чувство пронзало всю его жизнь и это прямо отражало творчество. На сцене выступала группа в жанре "depressive-suicidal black metal". Тяжёлые рифы перегруженной гитары и бласт бит барабанов топили рок-бар во мраке безумных мыслей и мучительных переживаний. Лица музыкантов и многих слушателей покрыты белым гримом с чёрными узорами хаотических линий, закрашенными глазницами и перевёрнутыми крестами – корпспейнт. Металлисты убивались в давле слэма, где одни желали бить, другие быть убитыми. Тряска головами не в такт, (которого, впрочем, уже две песни нет), "танцы" а-ля "калека" с сломанной ногой или под стиль пьяного козла. У Глеба – гитариста группы (названной в честь самого главного чувства всей его жизни) "страдай" было достаточно времени что бы злобно-жутким взглядом рассмотреть каждого в зале. Благо простые рифы в жанре позволяют вообще не смотреть на гитару. Другое дело солист, кроме свиной крови для образа скоро на нём может появиться и собственная. «Слишком он завёлся, лишь бы не заигрался.»

"Страдай" – с момента создания избавляет Глеба от страданий. Вымещая, обычные для жизни, негативные эмоции, можно освободить большую часть себя для счастья. К слову, для него до недавнего времени это слово было бранным, издевательским. Только это "недавнее время", начавшееся почти год назад, наверное, уже подмерзало на морозе. Концерт закончен, вещи на студии, а поддатый гитарист стоит на мягком снегу надевая наушники. Зимний пятничный вечер. Снег падал медленно крупными блестящими осколками стекла. Идти оставалось недолго и Глеб был не против ещё немного пострадать. Он снял шапку и перчатки отдавшись лёгкому приятному холоду. "Лёгкий и приятный" для него означает "-20". Скоро снегопад приобрёл, кроме визуальной, ещё одну схожесть с битым стеклом – острая колючесть. Снег и холод жгли руки и лицо, а он шёл и улыбался, пугая бабушек несмытыми пентаграммами. Его окружали жёлтые потрескавшиеся дома, что строили ещё в военные времена немцы, а пилили бюджеты на их ремонте уже в наше время русские. И мысли, витавшие в его голове. О Ней, о тёплом доме, совместном чае с кексом, пятничном стриме и просто про конец настоящим страданиям.

Резко раздалась боль в голове, как ударили зубилом в весок. Глеб схватился за голову. Всплеск ярости, совершенно неоправданной, бессмысленной влетел в его сознание. «Что-ж, странно, но решаемо». Приняв это за подобие панической атаки, которые раньше с ним случались постоянно, он просто сменил трек на сатанинские и самые чернушные песни. И перенаправил ненависть из тела в злые образы и мысли. «Опыт измученного безумием». Подумал он и натянул обратно шапку, чисто на всякий случай. А упоминание «гниющего Христа» в наушниках наполнило его резким желанием помолиться о чём-то добром и хорошем. Совсем успокоившись, он, забыв торопиться, медленно шагая смотрел на далёкие звёзды в холодном небе.

Громче чёрных гимнов в наушниках, раздалась серия выстрелов в далеке. Скинув наушники оставляя их болтаться, он лёгким бегом напарился к углу ближайшего дома. Поскольку выстрел доходил со стороны большого промежутка между двумя домами, возле которого, как на зло, он сейчас проходил. Осознание факта что это, мать его, стрельба – настоящая пришло почти сразу, а наплывающая вера, постепенно усилила страх и ускорила бег до спринта. В след за страхом догнала мысль что-то вроде «а вдруг по мне? Да бред… А если не бред? Да бляять… БЛЯ-ЯТЬ!» Встав за угол и убедившись, что от дома не отлетают куски или пыль, он выглянул и понял, что стреляют очень далеко. И это точно автомат. Теряясь в догадках и заметив, что он снял и уронил шапку прямо в центре ублюдского прострела, точнее, пробела между домами. Глеб с радостью осознания своего благоразумия забил на кусок ткани (хоть и по цене пары дней вкусной жизни), и подбирая висящие наушники в карман, умеренным бегом направился куда шёл. Оставалось недалеко и в совсем другую от выстрелов сторону. Он выбежал на соседний двор и в дальнем его крае увидел свет закрытого книжного магазина, где работала Она. «свет вывески красиво дополнял свет фонарей и отражающегося от снега блеска» уделил бы этой мысли он больше внимания, если бы за спиной не продолжались длинные очереди. Увидев её, радость сменилась тревогой, причём вроде бы почти беспричинной. Не нас же убивают. Она тяжело встала с заснеженной скамейки. За эти метров 50 уже можно было различить её уставший и обеспокоенный взгляд. Тревога прошла, и он немного снизил темп. Явился страх и оцепенение. С криком "враги народа" выбежал по пояс голый, жирный, мерзкий мужик с блестящем в свете снега длинным ножом. Ноги подкосились, но подсознание бросило тело вперёд. «я не успел» с неверием и болью прозвучал голос в голове. Ускоряясь, он успел продумать ряд вариантов ударов и уклонения. Кровь убийцы окропила Глеба хотя тот был только метрах в трёх. Мерзкую, ненавистную мразь разорвало, а до сознания дошло что это был выстрел. Причём рядом, одиночный т крупного калибра. Управление над телом и его животной злобой перехватил разум, приказав прыгнуть в сторону и лечь за ближайшую машину. Уже там парень понял, что выстрел был из окна дома перед которым сидела… . Он быстро обполз машину с другой стороны, поскольку слышал как продолжаются выстрелы в другую часть двора. «Надо увидеть… увидеть Её.» И он увидел. Лежащую в кровавом сугробе. Выражение лица не видно, но количество крови убивает надежду. Вообще на всё. Ощущение, что кровоточит он сам. Из окна выпало тело деда с ружьём, следом на него упала толстая орущая бабка со скалкой. Оба замолчали на льде под домом за сугробом. С трудом вставая, Глеб заметил в своих руках нож и шокер, что лежали в карманах. А ещё кровь. Из него всё же тоже шла. Встав, он услышал множественные крики и увидел драку уже толпы людей. Стрельба за домами усилилась. Её стало больше. И ближе. «Просто дойти, до Неё. Ничего больше. Вообще ничего, никогда. » Пока он смотрел в мёртвые глаза пропадал страх. Злость уже стала фоном. Не осталось ничего. Даже мести, умерли и убийца и его убийца.

Глеб проснулся с больной головой. Спустя ещё пару часов он с трудом поднявшись на диване, он включил ноутбук что лежал на рядом стоящем столе. Включил новости. «Ужасающая жестокость. Жители братского нашему народу государства отказываются высвобождать из-под своей оккупации свои города в пользу нашего государства. На бесспорно наших территориях нами объявлена мирная операция по деинтеграции жителей. Более трёх тысяч танков уже прибыли для решения конфликтных задач.»

– Объявлена война независимому государству. – перевёл на нормальный Глеб.

«Хорошие новости. В нашей стране стало ещё легче вести малый бизнес. Неожиданно поднялись цены на древесину, лак, гвозди, а в столице открылось около полутысячи ИП предоставляющие ритуальные услуги»

– Гробы подорожали.

«Кроме того, резко упали цены на жильё во всех регионах. А земля стала ценнее подорожала земля.»

– Ну, гробы же не просто так подорожали.

«После недавней неожиданной вспышки массового помешательства, ситуация в мире коренным образом ни сколько не изменилось. Хоть за эти час тридцать шесть минут и погибло некоторое количество людей, это были всего лишь жалкие пять процентов всего населения Земли. Осталось целых дев-яно-сто пять, с вами уж точно больше ничего никогда не произойдёт – репортёр «мило» заулыбался.»

– Вам всем пизда – Заключил замученный Глеб и выдернул шнур из старого куска железа. Батареи (как и клавиатуры, а ещё USB – гнёзд и дисковода) в нём давно уже нет и он сразу погас. За окном проезжал полицейский патруль на БТРе, от этого грохота каждый раз закладывало уши. А на самом деле просто бесит. Подойдя к видео-проигрывателю, он вставил в открытую пластиковую пасть музыкальный диск. Видик загудев, выплюнул диск обратно. После того, как рядом стоящая пивная бутылка оставила вмятину на его корпусе, диск зашёл обратно и захрипели помехами динамики. Из них завыл истошный и болезненный голос. Играл "raw black metal". Амелодичные удары гитарных рифов и барабанов в разнобой с истошным воем вокалиста чей язык невозможно было определить – отражали спокойствие на фоне всех эмоций что он сейчас тихо переживал. Он не пил, не резался, не пытался спастись. Он вообще ничего не делал. Просто страдал.

Когда диск закончился, в адской тишине почувствовав приближение панической атаки он быстро обувшись выбежал из дома. На улице была грязная весна, а у подъезда бабка. Теперь уже единственная соседка на весь дом. Хоть и дом был двухэтажный на шестнадцать квартир. В газах почернело, и он сел на скамейку рядом с ней, что бы не упасть. Баб Галя это заметила.

– Давление?

– Ещё какое. – Он бы выразился семи-этажным матом, но при Баб Гале не особо хочется.

– Прекращал бы ты убиваться. Толку то.

Пока они вместе сидели на лавочке бабушка рассказывала про то, как её внук и дочь со своим мужем умерли. «Внук повесился в тот самый вечер. Всю жизнь чё-то страдал и когда все выпустили своих бесов – Гришу его же собственный бес и повесил. Тогда же и призидент выборы отменил, сказал, что любая власть от Бога и забрить её захотят только сатанисты. Утвердил жертвоприношения и закон о домашнем насилии подписал. Это из – за него отцам разрешалось убить или покалечить любого из членов семьи. А отца бить нельзя – 15 лет! Он же главный с семье…»

Мученик-Глеб слушал причитания бабушки и хоть понимал, что они, мягко говоря, не беспочвенны и понимал зачем о таком нужно говорить в принципе, но вот совсем не хотел этого сейчас. Но слушал. Уже не сколько из-за слабости, сколько из-за уважения. Отношения у них были скорее приятельские. У обоих никого не осталось, да и бабка была в своём уме и от старости у неё были только типичные морщины, трость и лишний вес на случай очередной блокады. До недавнего времени это бы показалось глупым каламбуром. Похоронив свою Душу, Глеб поселился в доме, возле которого Её убили. В их общую квартиру он больше не возвращался. Пусть её разнесут мародёры, а её вид в памяти осядет теплом в воспоминаниях.

Парень перехотел куда-то идти и собирался просто оставаться сидеть здесь. Но бабушка предложила пройтись за угол в магазин за хлебом и перловкой.

«За угол» – вспыли образы в голове. Началась паническая атака, а это значит оставаться одному нельзя. Это ни к чему плохому не приведёт, но это ужасно страшно. Спешно вставая, согласился. Пройдя метров пять, пока Глеб смотрел на талый снег и первые подснежники, Баб Галя начала что-то причитать о жизни. Зайдя за тот самый «за-угол», из-за которого тогда выбежал тот мудак. Перед ними открылась длинная прямая дорога до дальних холмов, на отвесных скалах которых заканчивалась тайга и начиналась широкая река, которую уже не было видно но она всё равно всплывала в памяти при взгляде в этом направлении. Они синхронно остановились.

«Опять» – это слово единственное что сейчас появилось на уме. Баб Галя смотрела перед собой как на парад оккупантов. В её голове одновременно крутились мысли полные смирения и молитв за спасения тела и за упокой души. С холмов спускалась бесконечно огромная стена пламени. Небо разрезали похожие на молнии огненные дуги. Стена медленно приближалась, редко встречавшиеся люди с немым криком разбегались. Но один из них спокойно пошёл на встречу медленной волне огня. Тут уставший взгляд Глеба, лишь отдалённо отражавший страх, заметил, что горит сам воздух. Стена равномерна – одноцветна на многие километры вверх. Огонь не жжёт дома или машины. За ним виднелись ещё недавно зелёные и красивые скалистые холмы. Теперь они стали одним единым куском тлеющего древесного угля. Как и остальные деревья и первые цветы и трава.

«Последние подснежники» тихо сам себе сказал он, пробуя на вкус и смакуя возможно свою последую фразу. При виде идущего пламени, она звучало дико и болезненно. Волна огня надвигалась, сжигая только растительность. Травы и листья превращались в горящий дождь, что уносил тихий ветер и создавал из них вихри. Живые, вековые деревья загорались как сухие соломенные стога. И огонь уже от опавших листьев и быстро тлеющего пепла деревьев поджигал дома, людей и землю. Ветер поднимал тучи вспыхивающего пепла над городом. Чёрные массы напоминали драконов, проплавляющие стекла домов выжигая людей, которые занимались обычной бытовухой не замечая надвигающейся бесшумной смерти. Все они переживали из – за опоздания на работу, нехватки времени на поесть, тратой последних минут жизни в анабиозом состоянии перед экраном монитора. В то время как сам дьявол бил десятками рук по ним, по руинам нового ада. Ветер с каждым мгновением закручивал в вихри жизнь Земли, а волна ненависти самого Мира поджигала её заново. Вид совершенно не соответствовал звукам. На слух это был просто слабый ветер, просто сдувающий лёгкий мусор с земли. Вспышки огня с дали звучали точно так же – отдалённо и обыденно. Люди, увидевшие это, будто осознавали себя в кошмаре и по привычке подсознания не могли кричать. Только усталость от безумно быстрого бега и боль от прожигающего их тела пепла приводила их в реальность и позволяла наслаждаться жизнью перед казнью. Глеб взглянул на старуху.

– Может вернёмся обратно?

– Да зачем уже.

Стена огня, казалось, достаёт луны. Может и действительно доставала. Надвигалась она быстрее чем того хотелось бы. «Да, было бы неплохо если всё происходило немного помедленнее. Не так скоро.» Он рассуждал с позиции неизбежности смерти. Боясь её, не желая её, не было наглости противиться ей. Страх перед её наглядной силой мешал этому. Безумие, но угроза расстрела из пулемёта может погнать боевиков на танки с одними лишь автоматами. Желание отсрочить неизбежное побеждает, принося в жертву шанс. И во всём этом виноваты надежда и страх. Они убивают желание действовать и заставляют смотреть на свою смерть и рыть себе же могилу. «Очень смешно, что хочется жить». Ещё 15 минут назад парень с душевной, даже кажется приятной болью и спокойствием, представлял как болтается на верёвке под ближайшим фонарём. Как всё быстро изменилось. Бабушка нарушила молчание.

– А всё же, пошли в подвал. Только сначала поисть надо из квартиры снести. Ты возьми у меня баклажки пятилитровые и наполни их с крана, если там ещё чё-то есть. Понюхай, что бы тухлым вода не пахла.

Запыхаясь, с болезненным видом, но спокойными движениями бабушка дособирала в специально заготовленные на случаи войны старые вещь-мешки и клетчатые баулы провизии. После смерти всех родных, запасов никому не нужной еды осталось в избытке. Следя за новостями, она поняла из своего опыта, что не смотря на то, что стрелять будут за тысячи километров, гречку нужно прятать уже сейчас. Хоть в подвале её было не приготовить, надо было хотя бы спрятать от огня, а там как пойдёт. Перед входом в сырой и тёмный подвал со стабильно ворующимися лапочками, бабушка достала фонарь по типу киношных керосиновых (но этот работал на батарейках). Неся на горбу пять баклажек воды и два мешка с едой, Глеб успевал отмечать как серьёзно бабка готовилась к бомбёжке и голоду. Тут же ему в голову пришла мысль, что без него она бы на это всё не пошла. Просто бы села на кухне и ждала. Кроме того, что ей бы не хватило сил собраться буквально за несколько минут, она бы не захотела что-то предпринимать вообще. Спустя некоторое время прибывания среди пауков, мышей и тараканов и глядя на килограммы еды и литры воды, Глеб сказал.

– Нам же всего этого много будет. Может я хоть пару человек с улицы к нам заберу? Умрут же люди.

Она посмотрела на него тяжёлым взглядом.

– Ну иди, только аккуратней

Выбежав и трясясь от отвращения от паутины и страха улицы, Парень ещё в подъезде услышал наваждение ветра. Открыв железную, однажды выломанную дверь он увидел обычный ураган и тучу, в которой как молнии бесшумно вспыхивали и гасли красные огни. Стена была уже близко, но добежать до открытого места, от куда они ушли было время. Он увидел парня, бежавшего вдоль длинного дома с одной стороны и пламенной стены с другой. Глеб закричал ему, но тот не слышал. Немного поколебавшись, рванулся в след за ним не переставая кричать. Было видно, как этот парень устал и бежал из последних сил без надежды свернуть из ловушки куда попал. Всё же услышав слова «беги сюда», он резко обернулся и загибаясь от боли в груди добежал с значительно большей скоростью к запыхавшемуся Глебу. Огонь был уже в метрах 10. «Не рассчитал.» Совершенно не осязаемый ничем кроме как зрением. Бесшумный и холодный. Не успевая добежать обратно, они вместе быстро решают побежать навстречу огню поскольку вдоль дома деревья, а под ними трава, а за стеной пламени площадь и нет никакой растительности. Удивляясь сговорчивости и решительности друг друга они, закрыв глаза, полетели головой в пламенную стену.

Прыгнув через огонь, Глеб почувствовал как внутри него сгорает что-то важнее мяса. Уклоняясь от медленно падающей огненной листвы, они шагом пошли по пепельной брусчатке к уже бесполезному подвалу. Они находились в самом центре чёрного торнадо, ветер не носил здесь тоны пепла. Бежать было уже незачем. Опасливо оглядываясь, Глеб увидел белую, яркую вспышку. Что-то похожее на быстро летящую птицу или, может, очень странный дрон. Повернувшись в сторону идущего впереди пламени и бегущих от него людей, он неожиданно для себя резко повернулся обратно в сторону птицы. Потребность проверить слишком странное явление буквально одёрнула его от завораживающего вида поступи смерти. Глеб, как ему казалось, привык верить своим глазам, но тут потребовалось время. Он упорно смотрел в небо ожидая что его наваждение растворится, но этого не случилось. Это был человек с крыльями. Он блестел как пласт алюминия в солнечный день, но за стеной пламени был лишь сумрачный мрак. Тянувшись одёрнуть своего спутника одной рукой и указывая на ангела второй, он неожиданно для себя со с космическим ужасом и удивлением воскликнул, медленно поднимая указательный палец уже просто вверх, в небо.

– Темно блять стало. Щас же день только что был. И вихря над нами больше нет…

Над ними был ровный мрак. Абсолютная пустота. Ни облаков, ни солнца, ни звёзд. В нём проснулась астрофобия. Никогда не думал, что он почувствует её наяву, в жизни. Страх перед масштабами Вселенной, сингулярностью, пульсарами и войдами лишь приятно щекотал нервы во снах и за просмотром кино. От этого ужаса не проснуться. Глеб ощутил себя запертым в гробу. Душно, темно и не сбежать. Хотя света больше, чем должно быть от огня. И он более равномерный, как днём. Недоспасённый хотел что-то сказать, но его прервал громкий и совсем близкий звук. За площадью раздался вой, из -за двухэтажек за их спинами замаячили огромные козлиные рога. Синхронно, парни помчались за тем, от чего недавно убегали. Благо то, что огонь уже прошёл бабкин дом и снова рисковать не пришлось. Уже в безопасности, до сознания дошло ощущение что страх нёс его сам. Как бег в детском сне, неограниченный слабым телом, а лишь смелостью фантазии. Только вот отставший и глотающий раскалённый воздух спутник так не считал.

За закрытыми шторами старой кухни просыпалось детские воспоминания о безопасном одеяле. Квартира была слишком низко, чтобы внутрь попали пылевые горящие дьяволы. В ней даже воздух был свежее и прохладнее. Сидя на деревянном скрипящем стуле, Глеб пусто засмотрелся на комнатные растения. Они теперь смотрелись дико и не естественно. Парня, что смог подобрать звали Пётр он был примерно ровесником Глеба. Бабушка, конечно, ругательно обозначился свою обеспокоенность, но его сейчас мучило нечто более важное. Что это было за странное чувство, что в нём могло "гореть". Догадки шли одна за другой и все были ужасающие. Глеб, что для него не канонично, впервые за долгое время захотелось помолиться. Раньше бы он этого прилюдно стыдился. Но аду от предрассудков ни у кого даже углей не осталось. Мягко и тихо заговорил Пётр:

– Уже поздно и явно бессмысленно что-то просить. Мягко говоря, нам прямо и открыто заявили, что мы – брак. -он понизил голос- Либо это испытание.

Тут Глеб с оттенком надежды попросил рассказать поподробнее. Что-то его зацепило в этих словах. И несколько помолчав, спасённый начал делиться своими, видимо, сильно заранее структурированными мыслями.

– Ну если верить, что Бог в понимании "Абсолют" (абстрактный и единый) избрал "своим" народом евреев и там же… появил Господа… в общем понятно почему их всю историю гнобили убивали и унижали. Такова "Божия любовь". -он развёл руками». Переживая все эти испытания народ становился сильнее. Вот лично я не знаю ни одного еврея алкаша или наркомана, ни одного маньяка. Замучил их. Да даже фраза "бедный еврей" звучит как название тупой комедии. Ну, а зачем это всё ты, наверное, понимаешь. Не для довольствия в жизни, а для счастья, которое грубо говоря является ключом от душевного спокойствия. От состояния рая. От ворот сгоревших садов в общем. Очевидно, нам всем выпал шанс получить этот ключ. Пусть мир за окном ещё больше стал похож на ад.

Он замолчал, с закрытыми глазами попивая простую воду. Кипятить чай на углях цивилизации немножко дико и опасно, тока нет. А вить пить на кухне под разговор что-то нужно. Глеб, двумя пальцами отодвинул штору. За окном был лишь мёртвый мир, осыпаемый тлеющим пеплом, что прожигал трупы людей и зверей… и вид на горящие в дали многоэтажки. Возникла подавляемая подсознанием мысль о том, что сидеть на кухне и философствовать – не лучшая идея при чрезвычайных ситуациях. Но сам собой возникает вопрос – а что вообще ещё делать при настолько чрезвычайных ситуациях? В подвале сидеть пока не прокиснешь? Все беды переживали на кухне. Хотя, может в этом и была проблема. Пётр продолжил.

– По сути говоря это апокалипсис. Ну, Армагеддон, очевидно.

У Глеба закружилась голова. Страх и отчаяние наконец окатили его вместе с тошнотой. Пришла паническая атака и впервые в жизни у неё есть объективная причина – реальная угроза близкой смерти и, хуже, ада. Задыхаясь, обращая всё своё внимание на онемевший язык и щеки он с трудом заговорил – Мне нужно успокоиться. В общем смысле. Помоги, что мне для этого сделать? Что поможет?

– Сложный вопрос. Лично мне эта обстановка дала абсолютное умиротворение. Ну если забыть, как я убегал от стены грёбанного пламени. А вот у вас взгляд живого призрака, у которого ещё остались дела. Может тебе самому нужно помочь себе?

Глеб понял намёк начал рассуждать вслух.

– Если это правда Армагеддон, что глупо отрицать, но всё же это дико. То один очень важный мне человек, который явно не в аду, сейчас в раю. А это значит мне нужно "попасть" "туда".

– Для начала я вам советую перестать врать. Ну, то есть да, вы не врёте. Перестать недоговаривать – ведь это тоже искажение правды. Дело ведь ещё и в том и сами не хотели бы вечно страдать. Ведь так?

– Да, так. – сказать эти два слова было сложнее, чем поднять уговорами штангу в воздух. – Но только головой, не сердцем. – его скривило от такой банальщины, и он объяснил – Не по желанию, а только по необходимости.

– Даа… именно это и делает вас человеком и даст нужные вам шансы на спасения. Кстати, выходит так, что вы побежали за мной просто так. С желанием спасти кого-то, а не себя? – Пётр посмотрел на него как учитель задавший наводящий вопрос ученику.

– Я.. – у него защемило душу вопросом: как же не "скривить» ей? – не знаю. Может суицидальные привычки, наклонности. Может и в правду хотел кого-то выручить. – «стоп, но ведь у меня нет суицидальных наклонностей» вспомнил Глеб.

– Значит, это ваш путь. А мой путь – помочь вам в нём.

Они замолчали глядя друг на друга. Они словно нашли свет маяка в вечном океане отчаяния. Ну, Глеб нашёл. Пётр всю жизнь по нему и шёл, а если бы не этот спасатель, то уже бы пришёл. Глеба окатила смиренная надежда. Её было страшно касаться даже гранью осознанности, и он не стал этого делать. Всё это время тихо сидевшая у плиты бабушка тихим и замученным голосом сказала:

– Хорошо, что мне уже идти никуда не надо.

Пётр медленно встал – Нам нужно собираться и идти. А вы, Галина, запритесь и не выдавайте себя никак. Не думаю что убийцы и демоны нуждаются в Вашей помощи найти себя. А шанс, что во всем городе они решат зайти именно к вам ещё ниже, чем у нас шансов, в таком случаи, вас защитить. – Он говорил так спокойно и… рационально, что это даже физически держало тело на ногах.

Они решили залезть в чердак-голубятню и аккуратно осмотреться. Пепельный вихорь оказался не торнадо, а полусферой. И стена огня не была прямой и линейной стеной. Пламя касалась верхней частью своего полукруга Луны. Конечно, это было не так ярко, как на Земле. Но, когда вспыхивали редкие атомы кислорода в стратосфере, у Глеба возникла бредовая мысль что в космосе всё это время можно было дышать, просто никто не пробывал. Ветер ослаб, монотонно толкая метафизическую косильную машину. Со стороны, удары пылевых сгустков, больше походили на шлейф от ударов кос армий жнецов. Пережёванные смертью остатки деревьев редким чёрно-алым листопадом опадали вниз. Касаясь крыш домов или асфальта, они трескали, пуская маленький как от спички источник дыма. Который, правда, не собирался тухнуть.

Никакой информации обзор с голубятни не дал. Разве что, либо больше нигде нет козлов с двухэтажный дом, либо уже и дома становятся повыше, а демоны за ними не поспевают. Они вышли из своего опалённого дома. И пусть и сгорело устройство Мира, не сгорел закон подлости. Над их двором резко появилось белое, блестящее тело размером с самолёт и при этом не издав не единого звука. Пётр забежал обратно в подъезд. Глеб замер и смог узнать в этом свете ангела, что пролетал возле высоток в центе города. Если за гиперзвуковым самолётом создавалась короткая и ровная, конусообразная, оглушающая звуковая волна, это за этим созданием как от корабля на воде исходило волнообразное чувство воодушевления. Бессмысленного по сути здесь и сейчас. По тому и отвергнутое им через несколько мгновений смущения.

Аккуратно выходя из подъезда Пётрm быстро поглядывая на Глеба и в сторону ангела, дрожащим голосом сказал:

– Полагаю, восхищаться и удивляться уже не нужно. Надеюсь, он не убьёт нас.

– У меня ощущение, что он на нашей стороне

– А у нас уже образовались стороны? Нет, его нужно избегать. Я самой душой почувствовал, что – то странное. Он прямо манит приятным чувством. – он угрюмо посмотрел на Глеба.– И вас, значит, тоже. Полагаю, все люди в округе пойдут в ту же сторону. Как рыбы на свет рыбы удильщика. Нам нужно идти в противоположную сторону и искать тех, у кого хватило ума или воли этого не делать. Спасти тех, кого вообще возможно спасти. И кстати – он болезненно улыбнулся – это упрощает нам пусть к цели. Как бы это цинично не звучало, отсеял зёрна от плевел.

– Как ты вообще можешь здраво рассуждать сейчас?

– Просто умирать не хочется. И рассудок терять.

Глеб уже в третий раз за, кажется, минут 15 прошёл мимо одного и того же пути на площадь, и каждый раз по другому миру. Живой, умирающий, мёртвый. Многие растения прогорели и остался лишь дым без огня. Людей небыло хотя далеко и в разных сторонах были слышны крики и стрельба. Идти по площади было глупо поэтому они, перебежав между домами, перешли в соседний двор ища людей и высматривая всё что движется. В любой момент с неба могло упасть тлеющее воспоминание воспоминание о прошлой жизни и лишить настоящей.

– Нам стоило надеть кастрюли – абсолютно серьёзно сказал Глеб, немного запыхаясь.

– Кастрюли на голове не сильно добавят нам убедительности и обаяния при разговоре с теми у кого их нет. – хоть он и пытался сказать это с дружелюбной усмешкой, всё равно стало немого стыдно. И тут он поймал себя на мысли что это не такое уж плохое чувство. Да и глупая мысль навела на благоразумную. Стоит расстегнуть свою кожанку, чтобы была возможность, шанс снять если пепел упадёт на плечи. Пётр это заметил и тоже поспешно расстегнул куртку. Дойдя до дальнего угла двора, они зашли в относительно целую пятиэтажку. Хотя бы крыша на голову не упадёт, ну не должна. Благо… вернее, "благо", что света нет и электромагнитный замок железную дверь подъезда не держит. Подъезд как после бомбёжки, штукатурка полетала c кусками стены. Вместо окна обугленная дыра. Похоже на попадание бластера. Это выглядит дико и сюрреалистично. Давит на сознание. Спутник тихо и с гнетущей печалью в голосе произнёс:

– Я, кстати здесь жил пару лет назад. Ничего не изменилось и даже пол ни разу не помыли.

Аккуратно поднявшись на последний этаж, они осмотрели местность из уцелевшего стеклянного окна с деревянной обугленной оправой. Вид из него был картинный. Большая толпа людей шла в сторону центра города. Этот сброд походил на зомби. Плачущих и завывавших от боли и горя. Только пока они смотрели на этот народ один провалился в дымящую канаву у дороги, а двух других прижгло пеплом насмерть. Толпа прошла мимо каждой из бед. Глеб и спутник решили переждать пока они пройдут. На голове некоторых были кастрюли.

– Да, учитывая как медленно и заметно падает чернь с неба, это лишнее. Достаточно не смотреть под ноги – Пётр не дал договорить и неожиданно, воодушевлённо и почти весело сказал:

– О, новояз! Теперь так будем пепел называть. Пепел костра и эта смертельное чудо – вещи разные и слова означающие их должны быть разные.

Глеб косо посмотрел на него. – Мы только что увидели смерти несколько человек и толпу среди которых будут ещё трупы. Что за весёлость?

– Не подумай, что я циник. – его голос приобрёл прежнюю серьёзность и уверенность – Если ты склонишься в немощном страдании и сопереживании над теми, кого спасти нельзя – ты умрёшь сам вместе с теми, кому ты нужен. Кому ещё можно помочь.

Глеба несколько утомили бесконечные рассуждения Петра. Но они успокаивали и отвлекали если не от реальности (они как раз всегда её касались) то от тяжёлой картинки и собственных мыслей за которыми не следовало вывода. Поэтому он находил себя на мысли что хочет что бы тот подольше не замолкал. Собственные мысли обычно бились в холостую, просто заёбывая ментальное состояние. Хотя это поддерживало его в тонусе мысли и в теории могло даже и жизнь спасти. Разогретый мозг мог моментально среагировать на опасность.

Выходя из дома, Глеб открывал дверь медленно, в готовности отскочить если кто – то решится ворваться внутрь. Держа на готове кухонный нож из квартиры бабушки. Он выглянул, осмотрелся. Никого не увидев, они изменили курс в сторону. Идя вдоль домов, выходя из – за… да, очередного, проклятого угла. Там Глеб увидел на дороге двоих людей с автоматами. Один из них смотрел в его сторону ровно в этот момент. Зрачки автоматчика сузились, фокусируясь на нём. «Какое же блять везение. И осматривались зря, это место было с другой стороны дома и из окна его не разглядеть.» Глеб замер, следя за автоматом который сейчас смотрел в землю и в сторону. Петра они ещё не видели, он был за стеной и увидев что Глеб замер, остановился вылупив на него глаза. Он воображал, что они нарвались на стайку демонов, что могли погонять ту толпу людей. Мужчины с автоматами были в омоновских касках и в гражданской одежде. На одном надеты несколько расстёгнутых курток, на другом старый… вроде тулуп? Очень древняя коричневая херня, которая до апокалипсиса пережила, наверное, две большие войны и кучку поменьше. Тот, что в куртках поднял одну руку опустив автомат ещё ниже

– Эй, всё нормально, мужик. Не бойся. Выходи

Говорили они не громко. Благо что малая дистанция между ними позволяла. "Благо", конечно.

– А зачем мне выходить?

Положа левую руку на угол дома, намекнул на возможность своего быстрого побега . До этого посматривающий за своё плечо второй персонаж обернулся полностью и уже громко заявил:

– Еба-ать, да мы тут блокпост держим! В блядской администрации бомбоубежище, вообще-то.

Весьма простодушный тон матерного языка настроил Глеба на контакт и успокоил.

– Это, надеюсь, приглашение? – как-бы в шутку, нагло спросил Глеб.

Тот, что в куртках жестом руки указал в сторону дороги, где только что проходили люди и спокойно сказал.

– Туда смотри. Парень, мы не военные и не менты. Хочешь – иди куда хочешь. Но если хочешь зайти к нам, то давай мы тебя сначала досмотрим. Мы тут в гражданскую оборону самоорганизовались, так сказать.

Глеб рукой что всё ещё находилась за домом жестом показал спутнику знак "стоять". И спокойно подошёл к людям. Курточный продолжал спокойным тоном:

– В библиотеке по этой улице было собрание группы писателей со своими читателями. Мы почти все оттуда.

Он указал на 5-ти этажное здание районной администрации.

– Один из нас, оказывается служит… служил кем–то и когда мы увидели эфиры о огненных валах по всему миру – у него как будто сорвалось дыхание. Ему, конечно, было тяжело об этом говорить. – Тот мужик в общем нас сюда повёл. Тут был бункер недавно построенный. Слышал же что война–невойна началась? Так вот, таких везде понатыкали ещё лет пять назад. Готовились. Но юридически они не считаются военными объектами и охраняются просто охранниками-бабками. В нашем стиле короче. Этот товарищ знал код от герметички, а ключем от остального – показал он взглядом на автомат- был лом который мы нашли там же. Только бабки все мозги выебали. Было стрёмно, очень стрёмно, что мы как терорюги администрацию взяли, автоматы взяли, бабок напугали, а шторма нет и нет. – криво улыбнулся немного засмеявшись, параллельно осматривая Глеба. На нож даже внимание не обратил. "Ну колбасу наверное нарезать взял, хз. Не отбиваться же от гигантов этим.".– Лучше бы его и не было. Лучше бы отсидел лет десять. Иди давай. – приглушённо и печально проговорил мужчина. – Меня если что Лёша зовут, он Димон.

– Глеб. И.. там ещё со мной один парень.

– а-а-ат ты хитрый. Пускай выходит – Повеселев, одобрительно сказал Лёша.

В самом здании было ещё трое мужчин. Вооружены пистолетами, лежавшими в кобурах. Они попросили пока остаться на первом этаже в актовом зале. Что бы не мешать в оборудовании бункера.

– Если нужна вода–еда, то скажите. Бункер вон там и он открыт. Если вас испугают слишком большие уличные крысы с рогами, то кричите и залетайте вниз.

В зале было всего ещё три человека. Они сидели в разных его частях. Девушка в самом краю тихо плакала. Парень на переднем ряду откровенно рыдал. Примерно между ними сидела женщина лет сорока с домашним цветком в горшке на соседнем месте. Пустой её взгляд наводил больше тоски чем слезы этих двоих. Глеб предложил Петру стаскать сюда свои припасы и бабку. Это место очевидно лучше. Охрана радостно одобрила и узнав, что идти не далеко, послали с ними парня с пистолетом по имени Данил. Для охраны и грузоподъёмности. Было страшно доверяться незнакомым людям, но по ним было видно, что они простые гражданские. А сидеть в тлеющей сталинке страшнее и рисковее. Из ребят кто-то худощав у кого-то откровенно лишний вес. И держать у себя людей насильно для них смысла нет. Ну только как живые консервные банки, что тоже маловероятно, мягко говоря. Хотя в дороге парень, которого с ними отправили, их успокоил. Вообще они никого у себя не собирали. «Только вот несколько человек, считая вас, сами подошли.» Отказать они не могут, да и дополнительная пара рук и голова лишними не будут. Особенно если на них есть каска, а в руках оружие. Учитывая двух переростков (как назвал парень тех существ) бояться есть чего. Он и часть других из группы тоже видели ангела и слышали демона. «Голод – самая абстрактная из угроз.» Подумал Глеб.

По двору они переходили уже более уверенно, не от домов. Но всё так же боязливо озирались по сторонам. Душу Глеба раздирающе удручал вид неестественно светлого ночного неба, окутанного огнём и дымом. Они как в аду оказались. Даже земля светилась пламенем и освещая саму себя. Безумная игра теней от бесконечных огней сводила с ума. Группе всё время мерещились бесы и черти. Высотки в дали из–за близости к чёрным ветрам полностью окроплены пламенем и издали были похожи на упавшее Солнце. Дым мешал обзору, с каждым часом всё больше уменьшая предел видимости. В тоже время падающая чернь поджигала всё больше земли и улицы становились ярче. Глеб переживал, что если тление не прекратиться, то по улицам будет буквально невозможно ходить. Разве что в ботинках со стальной подошвой. И тут он вспомнил людей в актовом зале, вспомнил горшок в руках женщины. Только сейчас до него дошло. Дышать стало тяжелее не просто из–за огня. Воздух кончается. Он весь выгорает. В этот момент его охватило отчаяние. Он замедлил шаг, стало тяжелее идти. Да и зачем теперь куда-то идти. Воздух закончится очень скоро, новый не появиться, леса нет. Свои грехи исправить уже не нет времени. Это означает конец. Смерть надежды.

Обратив внимание своих чувств на то, что та тяжесть, оставшаяся на его душе, не позволит ему выйти из ада, он неосознанно усилил её до такой степени, что стало сначала невозможно идти вперёд, а вскоре и стоять. Он упал на колени глотая в панике едкий дым и последний воздух. Перед его глазами был раскалённый асфальт, в сознании горящее небо. Поверх всего этого всплывал Её образ. Что с каждым моментам осознания своего места в пути падения домино вызывало в нём всё больше страданий. Боль стала не естественной, плотной. Она парализовал его как укус паука – таракана. Он потерял возможность даже моргать. Удары давления крови в его череп вылились в черноту перед глазами. Боль разрасталась щупальцами с краёв в центр фокусировки зрения, где всё ещё мерещилась его мечта. После этого мгновения, пришёл страх осознания, что это не просто давление разрывало его сосуды в глазах. Это был взгляд в бездну. Чернота была абсолютна, осязаема и ощутима. Она росла от периферии зрения к центру фокусировки. Тогда пришло осознание, что его взгляд упадёт в небытие. Из всех стремлений, стараний, боли, и страданий, дальше была только смерть. Уши заложило, звон в них показался даже приятным. Это такое понятное и знакомое чувство, напомнило выход из рок-бара, в котором только что хорошо провёл время. Теперь его кто-то резко схватил. Ощущение что он "отлежал" всё тело. Оно стало ватным, чужим. Перед его лицом матерился Пётр. Тьма мгновенно отошла, а тело отдалось резкой и ужасно сильной, но короткой болью. Даня стрелял куда-то назад. И так, падла, громко, что кажется палил прямо в уши Глебу.

– Блять, что с тобой? Сука он умирает что ли. – впал в недоумение "богослов."-

– Бери его и беги! – надрывно орал резко возмужавший молодой паренёк с пистолетом.

Глеб повернулся и увидел в метрах ста бледного человека ростом больше двух метров. Он был покрыт редкой звериной шерстью. Но Глеб увидел только глаз. Этот демон был так далеко, но даже на такой дистанции видно его единственный, вполне обычный человеческий глаз с голубой радужкой и чёрным, совсем не отражающим света зрачком. Когда-то Глеб воображал себе как смотрит в чёрную дыру и каждый раз испытывал парализующий ужас даже от собственной иллюзии. Сейчас его кошмар смотрел в его душу и, сука, не хотел ловить пули из вполне реального пистолета. Глеб снова потерял контроль над своим телом и испытал в этот раз ещё больший кошмар осознавая, что это атака демона и что он не в силах с ней бороться. Но на этот раз в центре тьмы была пустота внутри зеницы одноглазого монстра. Всё пропало и на этот раз даже небыло боли, но быстро всё прошло. Демона застрелили. Он просто упал и больше не встал. Пётр сказал спокойным голосом:

– Идём. – и они побежали.

В квартире Пётр рассказал, что это похоже было лихо из славянских мифов. «Один глаз, высокий и бледный человек. Только вот звериные шкуры и костяные культяпки вместо рук в описание не входили.» С бабушкой ничего не случилось. Спросив про состояние парней и про целесообразность переезда и делёжки её продуктов, они собрались ивышли из комнаты. Глеб выходил последний. В коридоре висело зеркало, в которое он посмотрел перед выходом в свет, подсознательно подражая своим очень старым привычкам. В зеркале на него смотрел уставший и измученный юноша с баулами в руках. Странное чувство его пронзило. Он будто бы узнал себя. Все его негативные и положительные эмоции ослабели и уравновесились в крайней, невозможной степени. Он почувствовал силу, которую правда ставили под сомнения коллекция тушёнки в правой руке и набор круп в левой. Выйдя в мир из тёмной занавешенной квартиры ему захотелось взлететь. Физически, не метафорически. Ощущение будто слились возможности сна и ограничения реальности. Но уже небыло чувства "клетки", что всегда создавало тело или сознание. Это ощущение свободы. Парни нервно ожидали бабушку на улице, которая задержалась с закрытием старой советской двери (как будто в этом был смысл, но никто с ней спорить не стал). Пока Пётр оставив вещи на земле побежал ей помогать, боясь что вот сейчас подойдёт что-нибудь из мифологии греческой (где и глаз и голов по–больше и способности совсем не честные.) Но Глеб спокойно поставив сумки на остатки скамейки просто достал из не до конца закрытой сумки банку – просто покрутить в руках. И почувствовал, что чем выше он её поднимает, тем легче она становятся. Это было странное чувство, вызывавшее диссонанс. Тут же выбежали Пётр и баб Галя. Дошли до администрации они без происшествий, но с гораздо более давящей тревогой. Кроме Глеба. Он думал о всех словах Петра и чувствовал, что знает конкретный перечень действий что ему нужно совершить для достижения своей цели.

Когда им разрешили пройти в бункер и разместиться, условно-главный устроил собрание в предназначенной для этого комнате совещаний. Только она не была предназначена для такой толпы и желание затягивать с приказами кончалось пропорционально с кислородом.

– Итак, мы посчитали что нас здесь 25 человек. Комплекс имеет 12 одиночных и 12 двухместных комнат. Общую комнату, кухню, складские помещения, уборные, склад оружия с амуницией и неработающий рефрижератор. Доступ к ним будут иметь только я, 2 повара и товарищ майор Веллер, что нас сюда привёл. Если вы вдруг захотите проявить себя на кухне или в стрельбе – обращайтесь. Мне кажется, что для порядка больше 3 постоянных должностей не нужно. На сколько нам хватит еды – хер знает. Без рабочего холодильника я боюсь всё попортиться раньше, чем мы успеем всё использовать. Поэтому нам нужно найти генератор и бензин. Добровольцев для этого я уже нашёл, и они скоро выйдут на поиски. Наши новые… сожители. Глеб и Пётр вместе с Даней подверглись нападению новой фауны. Или флоры, хуй поймёшь. Так что те, кто сомневались в пролёте человеко-самолёта, мне придётся вас огорчить. Так же призываю больше никого к нам не пускать без крайней нужды. Даже если в нашем городе поселится сам дьявол, человек остаётся опаснее.

– Не согласен. И я обязан добавит ещё пару слов. Можно вас перебью? – сказал Пётр.

– Да вы уже перебили.

– То, что мы видели это не звери. – он встал и подошёл к "условно-главе". – Они способны воздействовать на ваши умы и возможно души. Один из нас за сегодня испытал это уже дважды. Когда над нами пролетал "человек-с-самолёт", а если называть вещи своими именами – ангел, мы все почувствовали его влияние подобное тому что и чувствовал Глеб при нападении "циклопа". Так что, следите друг за другом. Разговаривайте друг с другом. Делитесь всеми чувствами перед остальными. Это для нас сейчас необходимо не меньше еды, патронов и воздуха. Спасибо, я закончил. Это правда очень важно, чтобы не оказаться больше ни под чьей властью.

Главный был в хорошей физической форме, с щетиной и короткой стрижкой. И он умел о-очень многозначительно задумываться. – Вы слышали его, слушаемся. Если ещё кому–то будет что сказать, то вы должны сказать. Лично я считаю, что товарищ дело говорит. Хоть в это и трудно поверить и принять. Кроме того – воздух. Здесь были семена, Марта Николаевна – та самая женщина с цветком – говорит, что может попробовать их вырастить. Кроме того, в часть пустых комнат мы стаскали комнатные растения с администрации. Те немногие, что не сгорели. Поиск земли, горшков и новых побегов для взращивания – наша основная задача. Того что есть нам недостаточно.

Когда все разошлись, Глеб и Пётр пришли в комнату отдыха найдя место где можно наконец присесть. (На собрании им сидячего места не досталось). Это была достаточно просторная для подземного бункера на случай ядерной войны, комната с 4 столиками как в кафе в дальней части, бильярдом в центре и парой диванов в дальней от входа части. Остальная часть была завалена лишними панцирными кроватями и прочим, вроде не нужными, предметами и мусором, до уборки которого пока не дошли руки. В комнате о чём-то очень тихо говорили ещё семеро. И не смотря на прагматичный оптимизм главного, у них всех настроение было упадническое. Разговоры о потерянных близких и собственных жизнях наполняли хорошо освещённую комнату мраком. Пётр закрыл глаза и наклонившись над столом взялся за голову. От него буквально веяло тишиной и усталостью, как от чернорабочего после смены на стройке. Глеб понимал, что им всем нужно просто отдохнуть. Но он осознавал, что им сейчас действительно нужно. Он решил обратиться к Петру.

– Когда – он неожиданно для себя замялся – мы перешли через огонь, я почувствовал как у меня что-то вынули из тела. Убрали стенку между мной и… другим миром, наверное. Как в стерильную банку запустили бактерий и подкинули кусок плесневелого хлеба. Для полноты ощущений хозяина банки.

Пётр тяжело уронил руки на стол и откидываясь на спинку сиденья, глядя в глаза Глба устало произнёс – Не говори что из тебя щас выпрыгнет Князь Асмодей и затрахает нас до смерти. Вообще – вздыхая продолжил он – я почувствовал, как во мне что-то горит, что-то истончается. Но плесенью в меня пока никто не бросался.

– Это кто запасы продовольствия переводит? – грозно сказал подошедший глава, с лёгкой улыбкой на лице. С ним шёл парень, который стрелял по ожившей мифологии. Глеб сидел к выходу лицом и заметил их раньше Петра и уже знал что ему нужно узнать и от этих людей. В это время Глеб успел рассудить: «раз это "сгорание" испытали как минимум не все, это может нести опасность как для меня самого, так и для других. Возможно, что то странное чувство которое я испытал при обычном взгляде на себя в зеркале связанны. Но в гораздо большей степени меня беспокоил голод, который исходил из рук. Простое и обычное чувство голода, но… от рук? » Глеб каждый раз в "задумчивости" отводил взгляд когда ему казалось что сейчас ему протянут руку что бы поздороваться. На всякий случай, хотя ртов или присосок на своих ладонях он пока не замечал.

– На счёт предупреждения Пётр – Глеб указал ближней к главе рукой на своего товарища – вы надеюсь серьёзно к нему отнеслись? – начал сразу разговор на нужную ему тему. Мужчина перестал улыбаться и попросил жестом себе и Дане место.

– Я бы даже сказал оно было лишним. Мы все это испытали и видели ту толпу. Мне кажется, это было своего рода привлекающим запахом растения – мухожора. И рассчитано оно на подобных мухе безмозглых существ. Ну не станут разумные люди такой толпой бросать все свои пожитки и идти хер пойми куда через горящий город как на пункт эвакуации в рай. На что они могут там надеется? Что их увезут автобусами на оживший марс?

– Вам то от куда знать, вас там небыло. Может и вправду там открыли врата в дивный новый мир.

– Исходя из опыта. Вход в рай по партбилету только в секте. Никто из нас туда не собирается. Поскольку эти люди почти все – мои читатели, касательно главных вопросов у нас одно мнение. Хотя, благо, в деталях у нас большие различия. Будет о чём поговорить следующие двадцать лет в бункере.

– Я боюсь, – опустив взгляд на свою правую руку – вы все за это время уйдёте к нему. Почему – то я вышел из-под его влияния час назад и благодаря контрасту ощущений могу сказать – вы в опасности… – сделав паузу, он взглянул на тыльную часть своей правой руки. Она лишилась кожи. Ярко-красное мясо слега пульсировало. Кровь лилась по ней без вен и любых других сосудов. Небольшие реки, пересекая друг друга и не сливаясь, целенаправленно лились каждая в своём направлении. Пётр это увидел и несколько секунд глядел на руку, изображая у себя на лице субъективное неприятие объективной реальности. Проще говоря ахуевая. После посмотрел в глаза Глеба и закончил его мысль —

–…ведь ты рядом? – он сказал это шёпотом, но так, что его слова были услышаны как панический крик.

До этого момента лица Данила и главы хранили с лёгкую дружелюбную улыбку. Сейчас они смотрели на Глеба как безэмоциональные каменные големы. Без раздумий готовые нанести единственный удар если это будет действительно необходимо. Они не видели руки Глеба. Даня просто понял «что-то здесь не так.» В его голове просто возникла бессловесная мысль «скоро может быть драка». Глава понял, что имел ввиду Пётр и сам не заметил, как расстегнул кобуру под столом.

– Я уйду к нему. Не хочу, что бы эти люди по очереди ходили и проверяли «благость» намерений ангела. – И ведь правда, Глеб хотел помочь. Благо у него не было времени проверить чистоту своих намерений. В эту короткую паузу, он почти сразу заметил, что на него смотрели все глаза в комнате. Их немое молчание нагнетало волну давления, которая грозила бить его между каждым словом и вдавливала в стену при каждой паузе. – Я не угроза для вас и не имею целью ей стать.

– Глеб- обратился Пётр на столько мягко на сколько это было возможно при его страхе и усталости. – все люди, причиняющие самое большое зло, верили, что они создают рай на земле. Верили в то, что они творили, ну если и не добро, то благо. Почему ты уверен, что твои действия не приведут к угрозе для нас? – (теперь он свободно начал причислять себя к этой группе)

Глядя в глаза Петру, он сказал. – На стороне добра не бывает концлагерей, какие есть у этого "святоши". Добро не проводит людей буквально через ад для эфемерных целей. Угроза для вас – божок зазвавший к себе посредством пустого воодушевления против того, хер пойми чего. Соответственно противодействие непосредственно ему одному злом не будет. – Опустив глаза, он медленно встал из– а стала. Никто не мешал ему, никто не останавливал. Глеб впервые понял чужие чувства. Он их ощутил. Они просто боялись его. Не как человека или личность, а как дикого зверя, с которым казалось они успели подружиться. У них небыло злобы, неприязни. Зато были сожаление и весомое чувство утраты у тех с кем Глеб успел познакомиться. Пётр выдал это в словах, Данил и глава внешне выражали лишь обеспокоенность за других. Но в запахе витало сожаление о первой потере, что пришлось им сейчас всем испытать. Никто из всей этой толпы не был знаком с другим, но их роднило множенное горе. Удивительно, что в печке для сжигания люди становиться такими человечными. Им действительно жалко, что их стало меньше. И им страшно от осознания того, что будут и следующие. И никто не задумался лично о себе. Это воодушевляло Глеба.

Выйдя за забор и отойдя на пустырь, что ещё пару часов назад был парком он заметил сидящую на скамье женщину. Она смотрела на дымящийся полуобвалившийся дом перед ней. Смотрел на неё и не видел. Она уходила от его сознания, не отрисовывалась в нём. Направившись в её сторону, приходили воспоминания об осознанных снах, где что бы развеять страх приходилось идти прямо на улыбающеюся тебе стену со страшной мордой или что-то вроде в этом духе. Эта женщина воспринималась как что-то невозможное, как призрак. Это была цыганка. Черты лица ускользали, небыли видны даже длинна и форма волос. Понятен только образ целиком.

– Там моя семья. – Сказал вполне не призрачный голос глядя на горящий дом перед собой. – Почему ты смотришь на меня как на труп?

Голос был мягкий, речь без акцента. Зато вот Глеб не синхронизировав голову и язык промямлил бессмыслицу.

– И у тебя, значит, нет души. – ответила цыганка

Парень снова испытал отчаяние и что-то вроде мысли "да блять, опять" всплыло в его разуме.

– Я со всеми своими родными была там. Когда огонь дошёл до нашего дома, я поливала цветы своей бабушки что умерла неделю назад. Кроме этих цветов она мне завещала ещё кое–что. Она забрала меня с собой. Куда не знаю. Оставив моё тело духу, что продолжил мои мысли и мою жизнь. Я тебя почти не вижу, а значит в твоём теле тоже живёт дух. Но ты мужчина, а духи не вселяются в вас.

– Понимаю о чем ты говоришь, это из-за..?

– Я не думаю, что это напрямую связанно с приходом демонов. После того как через мой дом прошёл огонь, в моём теле сгорела стена, что мешала духу полностью наполнить тело. Им обязательно нужно было вцепиться в течении твоей жизни за тебя. – сквозь тьму туманного образа Глеб увидел её грустный взгляд на себе – я думаю ты уже родился с ним. Без своей души

Глеб сел на лавочку. Он был ошарашен. Разум охватили отчаяние и неверие в реальность всего что происходит. впервые в жизни позволил себе наивно захотеть проснуться. От этих мыслей его отвлекло чувство похожее на выздоровление. Дерево лавочки ощущалось не естественным и мягким словно было оббито листьями. А ещё под её ножками не было плитки, как под другими скамейками в парке. Только простая земля. Правая рука начала жечь.

– А вот этого я залечить не смогу. Поскольку это и не болезнь и не ранение. Это ты. Твоё тело.

Глеб поднял руку левую с подлокотника скамейки. С его рук стекла слишком жидкая алая кровь. Левая рука была цела, это кровь с подлокотника. Под тем что должно было быть лаком, пульсировали вены. В месте, где лежала рука, на время остался её отпечаток. Цыганка с улыбкой (вроде как) посмотрела на парнья.

– Это я тебе погадала, можно сказать. Ты боишься смерти хотя настоящий ты даже и не рождался? И всё это из–за девушки и только. Вот так парень. – Женщина снова печально посмотрела на руины пятиэтажки. – Как мой первый сын. – пару мгновений тяжёлого молчания во время которого Глеб заметил, что пепел их минует образуя незримый купол. – Ты хочешь убить того… Ангела, как ты говоришь, – а Глеб и не говорил – и всех ему подобных. И ты считаешь, что это правильно. Может быть. Я бы тебе посоветовала сначала узнать их всех получше. Просто поговорить. Если ты уничтожишь воплощение – духа, то исчезнет и его тело. Убьёшь смерть – больше никто никогда не умрёт. А мелких духов ты не бойся больше. Ни меня ни лиха, что тебя не смог убить только по той причине, что ты и не жил никогда. А он старался. Показывал тебе бездну, а ты всегда жил в ней. Пусть и испугался до смерти, ты не естественно быстро про это забыл. Ни разу в твоей голове больше не возникал образ черноты. Ровно до моих слов о твоей душе и твоей судьбе.

– Судьбы нет. – Тихо, почти шёпотом сказал Глеб. Его разрывали горе и злоба к миру. Ко всему миру сразу, к его правилам и устройству.

– Ты знаешь что такое время? Щас тебе объясню как объясняла мне моя средняя дочь. – Женщина снова улыбнулась – Представь линейку. Со стороны ты понимаешь, где окажешься ты если пойдёшь вперёд? С отметки 3 ты дойдёшь сначала до 4, потом до 5 и затем ровно до конца линейки – и не шагом больше. Со стороны ты видишь то куда ты придёшь. Так ты видишь будущее. Время – точно такая же линейка, но лично ты не видишь её со стороны, как вижу теперь я. Судьба – это не выбор какой-то там Вселенной за тебя, это твой выбор запечатлённый на линейке. Тот, кто смотрит со стороны знает что тебя ждёт и какие твои действия к этому приведут. На линейке видны все твои дела и старания, все твои отметины. За тройкой всегда будет следовать четвёрка. Это и есть судьба, как у кошки судьба кушать мышек. Так и у тебя судьба пойти к Ангелу и попробовать поговорить. И только потому, что ты это решил.

Кровь с дерева уже не шла, отпечаток руки на ней затянулся. загруженный попыткой осознать то, что он услышал, с трудом встал. Одежда отдиралась с поверхности духа, как с покрашенной лавочки. Глеб просто пошёл в центр города. "Чернь" его облетала, а огонь под ногами гас, оставляя след спокойной, остывшей земли. Оглядываться перестал. В этом небыло смысла. Он и так ощущал скрытых в окружных развалинах многоглазок, что наблюдали за ним все время. И они боялись его. Стрельба и крики давно стали фоновым шумом. Огромный город умирал долго и неохотно. В то же время не было видно ни одного трупа на улицах. Глядя в остатки асфальта под ногами, Глеб увидел в нем семью в девяти ракурсах на своём пути. Рядом слышалось то, что в слова можно перевести как «злобу излагаемую и страх принимаемый». Стая бесов совсем рядом загоняет к нему двух людей – отца и дочь. Крик и чувство, что на него смотрят 9 бесов и два человека выдернули из транса. К нему бежали мужчина с топором для разделки мяса и 16-летняя девочка с ножом. – Мужик, беги! – уверенный голос и злобные чувства, с примесью страха. Эмоции людей обрели вкус и запах. И запах мужчины – душистый перец, полностью перебивавший дочь. Впрочем, это было заметно даже визуально. Она была под ним, хотя бежала рядом. – Привели для вас – бессовестно трактовали мысли бесов в сознании Глеба. Неосознанно, машинально он поднял правую руку, вся кожа которой сменилась плотным светлым мясом и окуталась в реки крови – красной и черной. Девять наборов жёлтых глаз обратились к нему. Сияли как фары автомобиля, что летит по ночной дороге ломать ваши жизнь и кости. Они смотрели сквозь стены домов и напрямую, сквозь периферию зрения и из-за его пределов. Черная полиморфная стеклянная жидкость устремилась из предплечья в ладонь, образуя небольшой левитирующий шар. Прямо в ладони сфера взорвалась, выпуская из себя свет погасшего Солнца. Пепел разлетелся в стороны, а обожжённые бесы, крича убежали в подвалы и под землю, растворяясь с гнилью и червями. Вокруг него образовалось чистое пространство, примерно метров пятьдесят на пятьдесят. Даже обломки ближайшего дома потухли и очистились от пепла. Хотя он быстро начал оседать снова.

– Спасибо- Глеб испугался от неожиданности и глупо дёрнулся, перед ним встал мужчина протягивая в рукопожатии левую руку. Машинально, полуосозновая себя он пожал её. Глеб снова испугался – «а если моя культя разъест мужика?!» мысль искрой пробила сердце переживаниями «а, так левая целая…» -Я тебя не боюсь, хоть ты тоже демон. Ты помог мне и моей дочери, спасибо, парень. – от него пахло… религиозным раскаянием. Непосредственно христианским несъедобным ладаном, горечью боли и пережитых утрат с привкусом надежды. Глебу было очень тяжело находиться в своём сознании и в мире духов и живых одновременно. Он даже не успевал стыдиться своих неловкостей и небыл уверен куда вообще смотрят его глаза. И даже не понимал их количества. – ты уже второй демон, что нам помог. А ты, кстати, кто?

Глеб почти весь вернулся в реальность.

– В каком плане кто?

– Мы шли к Ангелу, нас к нему потянуло. По пути мы встретили демона бессмертия, он не напал, а просто подошёл, поздоровался и сказал, что нам к Ангелу идти не надо. И только он это сказал, я сразу нутром понял, что он прав. Понял, что меня сюда как муху на навоз манило. Теперь мы просто идём… куда-нибудь.

От него пахло правдой. Удивительно простой. Глеб посоветовал им идти в администрацию и спросил где можно найти демона бессмертия.

– В шталаге Ангела, в высотке. Ты поймёшь, что это он.

Не заметив, как принял решение, не попрощавшись он направился туда. Лес и частный сектор между районами превратился в океан вечного пламени. Любой человек, что пойдёт по остаткам единственной сохранившейся дороги сквозь пожар, рискует задохнуться и закоптиться на углях лесопосадок. Удивительно, что хоть кто-то смог пройти здесь дважды. Группы обмотанных в десяток слоёв одежд людей шли через сильно задымленный путь и едва-ли видели хоть что-то кроме собственных слез от едкого дыма. Тех, кто шёл один, малые духи забирали на глазах остальных. Те, кто терял из вида дорогу или вовсе терял в пламени зрение – в панике сходили с неё и шли по углям умерших, мучительно рассыпаясь в тлеющий прах. Слепящая надежда сбивала их с пути и вела к смерти. Только самые везучие могли пройти дорогой обезумевших. Глебу никогда в жизни не везло, поэтому, без надежды на неё, он пошёл по пути "паломников" на своих правилах. Перед дорогой толпились сотни людей в нерешимости добровольно пойти в крематорий – между двух огненных стен. Подняв правую руку, он очистил местность вокруг себя от пепла и духов. Люди увидевшие это пошли рядом с ним. Они смогли видеть путь и не бояться летящей с неба смерти. С каждым километром с ним молча шло всё больше людей и встречалось все больше обугленных трупов. Глеб был погружен в транс, медитацию. И он не замечал длину пути, но "видел" душу каждого спасённого. Они были похожи на мелкую рыбу, попавшие в сеть. Люди не считали его спасителем. Толпа видела в нём демона-проводника, что доставит их в ад. К сожалению, только когда они наконец вышли из крематория на пространство центральной площади, когда исчезла возможность вернуться – с их сознания слетела слепота надежды. В центральном районе пепла оказалось больше – он осыпался с высоток. Людей больше – они слетались со всего региона. Людоедов бесов – на порядки больше. Всё это время люди просто брели вперёд. Даже если бы они побежали назад, в пламя, и смогли бы вернуться их бы убили демоны или новый мир. Глеб был для них Хароном, а возвышающиеся остатки горящих многоэтажек в блокаде пламени – их утилизатором. Самое высокое здание горело не пламенем, оно словно отражало своим камнем белые звезды, как это раньше делала луна. У этого дома небыло опоры, его вырвали из земли и подвесили как бы богохульно издеваясь над Солнцем или его создателем. Смертельный путь закончен. люди просто остановились и просто встали. Их глаза были пусты. В их телах не осталось воды даже на слезы, а в разумах не осталось сил на страдания. В этом месте небыло теней, даже в помещении. Свет слепил и жёг саму душу. Глеб пошёл к самому высокому зданию, стараясь не обращать внимания на толпы лежащих, умирающих от жары, жажды и недостатка воздуха. Зато они прямо светились надеждой.

Подойдя к зданию, глеб стал искать необычно доброго демона. Из-за приторного привкуса "святости", в каждом доме могло прятаться по легиону демонов и они остались бы необнаруженными. Он смотрел на огонь вырывающийся из входа в дом. Уже не понять, что здесь было. Офис, жилой дом, но это место точно было значимо для многих людей, для тысяч. Как дом, место работы, место с красивым видом, место встречи. Сейчас оно горит, а под ним лежат штабелями трупы и умирающие.

– Чего ты тут встал? – раздался странный голос из входа. – Заходи, раз пришёл.

Глеб взмахнул рукой, убрав дым и пламя перед собой. И увидел странное существо, ростом сантиметров 50, с короткими звериными лапками без когтей и худым телом. Настоящий цвет в столь ярком свете понять было сложно, но он был неестественным для животных. Тёмно-оранжевый с черным пятном на шее и зверином носике. Удивительно миловидный демонюк. Резко окативший запах, развеял первые впечатления. Это был очень древний дух. От него пахло стужей и теплом, ужасающим мраком и мягким светом. От него пахло вечностью. Глеб с опасением, но без страха пошёл к нему. Несмотря на "очищающую ауру", в проходе за его спиной вновь заполыхал огонь.

– Просто что бы никто не помешал. – развернувшись спиной, он туго пошагал по высоким ступенькам и залез по кускам стены на остатки окна. Глеб поднялся по пролёту и увидел, в окне город и ангельский маяк. Они оказались на самом верху дома. – Бессмертие. А ты, значит, Спасение…?

– Не совсем понял.

– Совсем все плохо. Нафиг ты вообще родился? – протянул зверёк, глядя на него и резко, будто опомнившись дополнил: – Я имею ввиду, в теле. В теле человека. Итак ты олицетворение крайности спасения. На языке – демон, бес и всё такое. И как я вижу, дела у тебя так себе. Я имею ввиду твою суть – с этого мира никто не спасётся. – он оглядел Глеба с ног до головы, поддерживая пасть лапкой, пуская тонкую струю светлого дыма пародируя курение.

– Боюсь, бессмертию не понять, насколько плохо. Но как ты понял? В смысле, по каким признакам?

– По росту. Ты обычный человек, ну разве что немного облез. А по моему росту ты можешь понять, что, уж поверь, я могу понять, насколько у тебя плохи дела. Много ты бессмертных знаешь? Духи не живут и не в счёт.

– Значит, после смерти они не попадают в рай или ад? – Глеб окатило волнение, может быть есть ещё путь.

– Демоны – часть ада, Ангелы – часть рая. В буквальном смысле. Ты Демон, крайность крайне сомнительного и сложного чувства. Поэтому у тебя шансов мало.

Глеб волнительно оживился – Но они есть? Расскажи мне, как достичь рая? Мне нужен человек оттуда.

– А, у тебя оказывается вот какая причина, интерес. – демон говорил не торопясь, размеренно, ощущение, что говоря он переставлял шахматные фигуры. – Тебе нужна сила. Ты сейчас в равной степени человек и демон, если ты сможешь повысить свою силу и станешь подобен богам. Сможешь сам выбирать себя. Выбрать свой путь, если говорить понятнее. Предвещая вопрос, тебе либо нужно заставить всю человеческую расу спасать друг друга, что бы получить всю нужную тебе силу до твоей (и их) смерти, либо соединить ад и рай.

Глеб смотрел широко открытыми глазами на демона и чувствовал, что подписывается на неподъёмное дело либо над ним издеваются. Демон продолжил речь.

– Сейчас все объясню. Так как ты (зачем-то) человек, ты обладаешь волей и полным сознанием. (в отличии от меня) Но так как ты демон, ты… параллельно "живешь" в метафизическом аду. Это не место, это просто… состояние. Слово плохое, но других и более точных ты не знаешь. В то же время, ты являешься его частью. Если кто-то кого-то спасёт, они увеличит твою часть в этом аду. Ты станешь больше. Но от людей помощи не жди, они питают Злобу, Страх, Отчаяние и отдельную от Ангелов и Демонов – Смерть. – пасть зверька "улыбнулась" в жутком оскале – этот мужик вне конкуренции и сам по себе, не в аду и нигде вообще. – глаза зверя почернели от плохо скрываемой ненависти, а белый дымок исходящий из его рта стал густым и черным – Тебе нужно уничтожить всех Аид-ов. В смысле, Ангелов и Демонов. Посмотри в окно – они лишают людей шансов на выживание и просто пируют ими. Ангелы – такая же крайность, как и Демоны. Ты, как сущность Ада, можешь убить их суть. Суть Вечных – это "артефакт", который есть у каждой метафизической твари в этом мире. Это то, за что они цепляются. То, через что они вошли в него. Это может быть жезл, сердце, дом – что угодно. Ты почувствуешь. Убей их всех и уничтожь их суть, и ты сможешь соединить ад и рай вместе и получить того, кого хочешь забрать у Бога. Стань сам Абсолютным.

– Тебе от этого какая польза? Почему ты решил, что я в это поверю?

– Посмотри на меня, я буквально никто в этом мире. Я открываю другим, сокровище, что мне не доступно. Я хочу попасть в рай, я устал от вечного огня и собственной малозначимости.

Глеб отошёл на пару шагов и отвернулся, это слишком глобально и даже звучит ужасно. Стоит ли оно того?

– А… почему ты помог тем отцу с дочкой? И как они прошли через огонь обратно? А демонов, что гнались за ними ты специально ко мне повёл?

Зверёк вздохнул. Он уже не дымил. Отвернул резко уставший взгляд полный вечного отчаяния в остатки окна.

– Мог и помог. Они пришли одними из первых. Просто дал им противогазы с пожарной части и очистил мозги. Я понимал, что их могут сожрать духи, но я хоть попытался. А может то, что ты их встретил судьба? – демон оживлённо улыбнулся и не давая возможности ответить продолжил – На счёт демонов, точно. – он вскочил и побежал, перебирая маленькими ножками по лестнице на крышу. Глеб пошёл за ним, но они вышли на улицу рядом из подземного перехода. Эта телепортация ломает мозг больше всего остального что Глеб испытывал за сегодня. – Лови их, управляй. Стань больше и сильнее, изменяй их тела!

Глебу даже больше объяснять ничего не пришлось. Это как шевелить рукой, дышать или вроде того, он призвал к себе стаи разных чертей и бесов. Они схватили его за ноги и стали поднимать, окутывая все его тело. Духи стали его телом, глазами, руками, ногами и кровью. При этом, он чувствовал себя живого в новом жутком теле. Тяжесть плотных, кровоточащих костей и голого мяса с рожками, не давала встать ему в полный рост. Но даже горбатясь и опираясь на костяной меч, он мог заглянуть в окна второго этажа дома, где только что был. Глеб ощущал силу, но она была скована несовершенством тела, его нужно было перестроить. Только, "сил", на укрепление спины новыми бесами не было, добавление ещё одного поводка в руку угрожало риском потерять всех и лишить себя целостности конструкции. Не хотелось бы потерять контроль над духом леса, что обвился вокруг твоей головы и даёт тебе свежий воздух.

– Что ты здесь забыл, жалкий горбун. – громогласный голос раздался рядом. Это Ангел мягко и плавно спускался к нему. – Ты демон убожества? – Он был ростом на две головы выше Спасения, его мужское, мускулистое тело было полностью обвязано мантией до пальцев рук и ног. Возможно, мантия и была его телом. В его голосе и взгляде читалось глубокое презрение, а от воткнутого в землю копья истощалась угроза. Пепел и пламя вокруг погасли, трава под его ногами проросла и сразу завяла, а люди падали жгли колени об раскалённый асфальт при виде Него. Это Надежда.

– Я Спасение. – ответил он, пытаясь оправиться от уколов, как считала его человеческая сторона, божественного создания и образца подражания. Ангел смутился и произнёс:

– Ужасно печальное зрелище, что Спасение обратилось в столь жалкое создание. Неопределённое действие стало определённо Демоном. Что тебе нужно? Ты мне теперь не враг, но всё ещё соперник. – призрение не исчезло, но перестало намеренно изливаться. Глеб знал, что Ему нужно от него.

– Почему ты собираешь вокруг себя этих людей? Ничего им не давая, ты буквально отдаёшь их бесам и чертям.

– Какой… грубый, костный язык. – «возможно даже физически» про себя произнёс Надежда, но так, что бы Глеб услышал, но не успел ответить – Я благоволю их спокойной смерти.

Глеб искренне удивился, его сдерживаемая злость и взаимная неприязнь стала очевидна и переросла в презрение. Да, он действительно надеялся, что во всем этом был какой-то положительный смысл. – И эти крики ты называешь спокойной смертью? Ты лишил этих людей борьбы за жизнь.

– О, ужас. Какая борьба? Скоро наступит третий, Божественный этап Апокалипсиса и они все умрут ещё до того, как догорит последний воздух, который я, кстати даю через эту звезду. – и указал копьём на левитирующее, светящееся здания. Говорил же он протяжно, размеренно. Теперь уже эмоции Глеба были подавлены смятением.

– Про что ты говоришь? Какие этапы?

– Ты точно демон…? – после слов с такой интонацией обычно плюют в собеседника – Три этапа Апокалипсиса. первый – от человека. Все люди выпускают ту эмоцию, которой боготворили всю жизнь. Это оказались злоба и страх и производные. Но мир при этом не сильно и поменялся. Просто стали чаще убивать и больше страдать. Второй – от Земли. Сам мир возвращает людям то, что они в него внесли – разрушение, дым и огонь. Технически, под стопами людей пробилось адское пламя. И последний этап – от Бога. Благо, что уже появились слова, чтобы его описать. Деинфляция Вселенной. Возвращение к началу, единой точке. Конкретнее – к Земле. Божественно. Вся Вселенная – это один конкретный мир от Земли и для неё, про это вам говорилось. – Ангел смаковал каждое слово, он считал себя превосходящим из-за своих знаний. Глеб это понимал. Непропорциональная обратная гиперинфляция – притянет к планете все галактики примерно одновременно с ближайшей планетой. Абсолют будет сам наблюдать за этим, конечно же. – Он закрыл глаза, показывая своей мимикой, что думает о прекрасном. – Апокалипсис так долго ждал своего часа.

Глеб уже устал от отчаяний и искал в словах Ангела зацепку для спасения и нашёл.

– Апокалипсис тоже Ангел? Это удивительно, в чем его суть?

– Ты действительно глуп, раз даже этого не знаешь. Писано «в горе Армагеддон». – Глеб "увидел" перед глазами это место, Ангел его показал даже его место в мире. Удобное средство общения. Но слишком близкое духовно, видимо Надежда прибегнул к нему из-за минутной разнежанности.

– И ты не хочешь его остановить? – Лицо ангела скривилось, утеряв даже презрительную маску.

– Я… тебя не могу понять. Говоришь слова без смысла.

«Понятно» – думал Глеб, – «он сильно ограничен своими действиями и инициативой, совсем безвольный. Он не имеет возможности даже понять возможность сопротивления. Ведь он сам лишиться всего. Абсолют поглотит его и всех прочих.» – Значит, твоя Суть в копье? Такой страшный наконечных, но такое дряхлое древко. – Глеб изменил структуру левой руки нарастив плотную кость для защиты и добавил ближе к острию меча пучок мышц.

Ангел это увидел и понимал, что скоро будет агрессия. Взгляд Спасения, наполненный злобой и уверенностью с оттенком налёта холодного расчёта разума человека, открыто заявлял о намерениях. Надежда занёс свою левую руку и ударил воздух перед Демоном. Тот совершенно не понимал, в чем смысл этой «атаки инвалида». Но смысл, как всегда, есть. Острое и обожжённое, старое бревно вонзилось в мясистое предплечье демона. Отступая, испытывая горячую, но не беспокоящую сознания боль, он смог разглядеть, как за спиной, под крыльями у образа святости копошатся черти и бесы, покрываясь толстым слоем облезлой коры. Демон вырвал бревно и в этот же момент соперник атаковал ногой, закидывая с тыльной её части новую одеревенелость. Заранее наращённый костный покров позволил отбить атаку, хоть и ценой острых осколков в тело, и сразу же контратаковать этой же рукой. Сближая дистанцию, Спасение ударил на отмашь по крылатой спине ангела, не успевшего принять стойку после атаки. Страшный треск ломки леса даже испугал его. На короткий миг задумавшись, не сделал ли он что-то не поправимое? Конечно сделал, он ведь убивает. Крылья врага защитили от большого количества образовавшихся осколков. Тело с переломленным позвоночником сложилось и обвелось вокруг руки, как ткань. Глеб увидел взгляд Ангела. Он всё ещё выражал призрение. Ещё находясь на руке Демона, Надежда ударил его копьём в грудь, порвав мышцы груди левой руки. И та, повисла ватной, пуская тяжёлые и густые капли демонической крови. Ангел приземлился на ноги, выпрямился и сделал греческий выпад копья обеими руками, направляя его в язык. «Глупая атака, полная пафоса и.. Поражения» думал Демон, переламывая древко копья костным мечем. Ангел отпрыгнул на дистанцию, что бы меч врага его не достал и в его руках уже отросло новое древко, а наконечник отломленного копья сам летит на его навершие. Но, Демон левой рукой поймал его, а правую не отнёс для замаха. Мышцы на костном мече ударили острием в шею Ангела, напитав его черной кровью, полной страданий и исказив его лицо в божественной агонии. Левая рука, держащая острие копья Надежды, напитала его своей кровью, отравив металл. Сила руки, возросшая троекратно, разрушила его и презрительно швырнуло пыль в лицо надменному трупу.

– Твоя суть была в острие копья. Я в этом убедился, когда понял, что твоё тело такой же обман, как и твои дела.

Рассуждал сам с собой Спасение. Он почувствовал, что его действия спасают вопящих людей вокруг и осознание этого дало ему сил мгновенно восстановиться и перестроить оружие. «Значит, теперь я иду этим путём».

– Поздно надеяться, если всё ясно. Лучше бояться, когда всё напрасно.

Эти слова, отражаясь от стен домов и подвалов шли отовсюду, но точный источник чувствовался за периферией зрения. Глеб побежал из-за чувства ужаса порядком выше того, что испытал, даже когда рисковал увидеть бездну. Ангел свалился с острия и у больше не вставал. Страх медленно парализовал мышцы Демона и сознание. От этого хотелось бежать ещё быстрее. Припёкшиеся к дороге и засушенные трупы людей он давил своими огромными ногами даже не осмеливаясь задумываться точно ли они были мертвы. Крики разбегающихся людей выбились из общего фона. Чувствуя, что его догоняют, Глеб собрал волю и в прыжке развернувшись, сделал выпад мечем в сторону предполагаемого преследователя. Но там был воздух. Источник страха смотрел на него с погасающего дома-звезды. Это было огромное существо с восемью длинными и тонкими руками. Его тело не отражало свет и это абсолютное ничто слепило больше того света, что излучала звезда. Даже её свет не мог пробить силуэт этого Демона. Глеб застыл, но не отступил. Он, борясь с собой, наблюдал, как Демон медленно спускается со звезды и движется к остаткам Ангела, как Демон поглощает его своим телом. Тьма увеличивалась в размерах в такт с новым приступом панического страха Глеба. Не удержав своё сознание, он снова отдался ужасу, сбежал на другую часть окружённого смертью, района и снял демоническое тело, спрятавшись в одном из домов.

– Страха испугался? – в этом доме уже сидел Бессмертие – надо было сразу убегать, из-за тебя он ещё больше вырос.

– Из-за меня? Я от куда знал, что Страх начнёт жрать Надежду?

– Да он не от Ангела питался, а от тебя. Это он тебя такой метод воздействия выбрал. «Страх поглощает воплощение вечности». Ты с ним ничего не сделаешь уже, но избавиться от него тоже как-то нужно.

Глеб выровнил дыхание и успокоился. Вид Демона больше не мелькал перед глазами, возможности телепортации Бессмертия успокаивали. Немного. –

– Ну, будем надеяться… – Глеб почувствовал пресность этого слова. Намеренная ирония буквально потеряла смысл. Он ничего не почувствовал.

– Ты уничтожил Надежду убив его суть в этом мире. Теперь никто из людей не может испытывать надежду. Её заменит страх, а потом уже рассудительность и так далее. Убей их всех и люди не смогут умереть.

– Что дальше?

– Я дам тебе знания о всех Аид-ах. Ты найдёшь их и будешь изгонять, пока не возвысишься. Порядок не важен, главное закончи смертью.

Спасение смотрел на него тёмно-жёлтыми глазами. Он почти перестал быть похожим на человека. И спросил:

– Почему ты больше похож на зверя, чем на них? В чем твоя бессмертная суть?

Он ответил просто и не ломаясь

– Я ни к тем и ни к другим не отношусь. Я что-то вроде Смерти, но абсолютно противоположен. Она везде – я нигде. Поскольку у людей нет представления о моей сути, у меня нет и сути

Глеб просмотрел безопасный путь глазами бесов с округи и ушёл. В пути он шагал между теней остатков цивилизации, проходя километры за минуты. «Ты мне про это не говорил. Это не изгнание, это аннигиляция. Я уничтожил целую часть мира. Проблема. Он меня наёбывает, обставляет. Итак, ладно, нужно все расставить по местам. Мне нужно попасть в рай – как человеку. Кроме того, во время боя с Надеждой, я осознал, что хочу спасти людей от Апокалипсиса и Ангел сказал как – убить Апокалипсис, но его суть – гора… я её не смогу проковырять пальцами, нужно воспользоваться сутью какого-то из А. или Д. К примеру, Аннигиляции. Интерес Бессмертия мне стал очевиден. Его демонический разум, как и у Надежды омрачён собственной сутью и не смотря на опыт вечности, он почти открытым текстом сказал, что хочет сделать всех людей бессмертными и занять часть Ада. Я должен составить план. Для начала надо забыть про Страх, в прямом смысле. Мне нужно получить суть Аннигиляции, чтобы уничтожить в самом конце пути гору Армагеддон. И сейчас для этого мне нужна… скорее всего Ложь. И после того я убью Страх, когда стану готов. Кроме того, в процессе я стану сильнее. Ведь у каждого Высшего есть питающая его и страдающая от него паства. Убивая их божка, я их спасу. Потом убить всё то, что помешает выжить человечеству в новом мире, хотя бы Страх и… Сон. Чувствую, что роль сна станет сильно выше и он станет Забвением. Боюсь, что план измениться в процессе, и я просто могу не успеть до конца. Если у меня ничего не выйдет, то мир превратиться в действительный Ад. Люди не смогут умереть и будут вечно страдать». Тело Глеба растворялось и появлялось вновь. Он видел души мира, суть всего. У каждого предмета есть своя "душа" и чаще всего она сама в себе, но А. и Д. – отличаются, их Я вне себя. Самое важное в этом сугубо философском замечании это то, что он знал, что он должен забрать у следующего врага.

Глеб почувствовал, что жар исчез. Перед ним по-прежнему была пустыня цивилизации, но совершенно не мёртвая. Город, окружённый голой черной сухой землёй, был разрушен ещё сильнее его родного, но он не горел. Ну, по большей части. В нём шла война. Глеб вошёл в тень разрушенного дома в частном секторе и вышел в квартире другого дома на 12 этаже с панорамным видом на город вместо стены. Чувствовалось, что город был поделённым на приторные цвета. Глеба от всего вокруг отличало то, что на нем небыло знаков отличий. Глеб оказался в "синем" доме. Конечно, он был черным, но держали его люди с синими повязками. Они ненавидели людей с красными повязками за их бесчинства и преступления. После пылевого урагана, что снёс город вместе со всей зеленью, люди с востока города начали грабить магазины и убивать каждого встречного. Поэтому люди с западной части города, надели синие повязки и пошли им мстить, во имя безопасности и справедливости. Они брали в руки оружие, которое валялось буквально везде и порой даже посреди дороги. Синие вешали всех, кто жил на востоке. Красные делили то же самое, ведь ещё до этого люди с запада отказывались прятать в своих домах жителей востока те умирали от сдирающей их мясо пыли. Во всяком случаи так говорили, но никто ничего из этого на самом деле не видел. Всё это "считывалось" с воздуха этого города. В голове Глеба фоном возникали те же образы, что и у этих людей и вызывали призрение и ко всем этим братоубийцам. В это же время он пытался прочувствовать город, понять какое место не занято никаким цветом и где ему найти Ложь. В процессе поисков, он обнаружил что все демоны в этом городе – оружие и снаряды. Как прекрасно, можно совместить два полезных дела – дать шанс на спасение людям и собрать себе новое тело, забрав у них всё их оружие. Конечно, в нынешнем состоянии эти люди и зубами из своих челюстей будут пулять во врага и даже не заметят подвоха в том, что у их автоматов выросли ножки-рожки, а у пульек лапки-культяпки.

Новое тело разительно отличалось от предыдущего – его небыло. Оно было материальным лишь от части. Куски демонов появлялись в малых тенях монотонно-желтоватого неба, за спинами снайперов и пулемётчиков, чтобы исчезнуть и появиться ещё немного ближе к обнаруженной цели. Глубокая воронка, кажется, от атомной бомбы. На её дне старый деревянный табурет, стол и ламповый, старый телевизор. С выпученным экраном. Это и был Демон. Всё это, вместе с войной и мыслями людей. Из-под тени стола, разбрызгивая темноту как капли нефти,вылезла черная рука с тремя когтистыми запястьями. Два запястья бросали тень, пряча себя от света, а центральная, схватив суть Лжи – телевизор, утащила его в землю. Это был короткий, но неописуемо сложный бой, последствия которого Глеб ощутил только после того, как покинул эти ужасно жестокие владения. Его сознание было окутано ужасающим количеством правдивой информации, которая шепталась Демоном Лжи в два языка с двумя противоречащими другу смыслами. В городе, он этот шум даже не воспринимал в серьёз и только сейчас, когда его сознание обуздало Ложь, а тело покинуло её пределы – все человеческое Глеба в ужасе обнаружило на какие оно пошло допущения, на что короткими мыслями соглашалось и что подсознательно отвергало. Лишь кратковременное пребывание там спасло его от цветной повязки "на глаза" и на руку. Всё для подверженных влиянию Лжи людей оказалось как всегда предельно проще. Нет никаких заговоров и предательств, что они себе придумали. Они все вместе – никчёмные создания в Аду, портят друг другу существование и лишают свои души шанса на спасение или покаяние, отдавая разум туда, где ему теплее – в Ад допущений и приятных сказок про величие и обиды. Миру нет дела до них, он просто есть такой каким они его сами создали, и они не спасли свои сознания.

Эти Демоны реальны.

Глеб вышел на границе между территориями Высших. Тут было совершенно темно и небо не давало света. Огни всего что могло гореть прогорали слишком далеко. Он опустил своей когтистой рукой телевизор в нескольких метрах перед собой. От него источалась власть, могущество и опасность. Управлять им было не сложнее чем шевелить ушами. Главное… просто уметь. Раздался характерный щелчок и экран осветил стену дома перед собой. На нём было изображение Страха приправленное жаждой убить. План был прост – из теней показать Мести изображение Страха и, исходя из конкретной ситуации, добить победителя или довольствоваться одним Демоном вместо двух. Месть будет атаковать того…да любого, кого увидит, он придумает за что ему мстить. Как удобно что в сознании есть "досье" на каждого Высшего. В абсолютном спокойствии, Глеб почувствовал ясность ума, осознание. Панический страх окутал его человеческое нутро. Ужасная ответственность, ужасные и непонятные дела – охота на последнее что осталось у людей – чувства. Абсолютно пустой город пограничья с единственным источником света в котором – душа Демона с изображением самого ужаса. Слабости человеческого тела в виде сознания впервые напомнили о себе. До этого он делал все как во сне. Спасение закрыл свои глаза и не увидел ничего. Как человек. Просто собственные веки. И просто шум телевизора и звук течения своей крови в собственном теле.

– Хочу проснуться – он сказал в сердцах, с надрывом. Собственный голос вернул в сознание еще больше и начали неметь пальцы и щеки. Он задыхаться, с каждым вздохом пытаясь поймать как можно больше воздуха. – Я не смогу, это же все бред, этого не может быть. – он открыл глаза, в его сердце резко пришёл покой. Вокруг него небыло воздуха, совсем. Он дышал пустотой всё это время. Понимание этого, заставило отложить на время Демонов и отправиться ко Сну. Если забрать её Забвение под свой контроль, то можно будет продолжить путь в исключительно демонической форме. В последние мгновения бессознательного транса, он провалился под землю и вышел в корнях под иссохшим деревом на земляном отвале. Перед ним были сине-зеленные холмы, покрытые битым стеклом и мелкими камнями с мёртвым мхом и водорослями. Сделав несколько шагов вперёд, он почувствовал, что здесь был воздух. Плотный и похожи на туман, но отравленный чем-то мучительным. Посмотрев себе под ноги, увидел, что в многочисленных низинах, была ртуть. Целые реки и моря. На ней плавили осколки и камешки. Из-за отсутствия ветра, было сложно разобрать есть ли впереди дорога. Глеб чувствовал себя всё более слабым и стал опасаться, что ядовитые испарения его сожрут раньше, чем он доберётся до Ангела. Снова закрыв глаза, он попытался опомниться. Выдохнув яд, он мановением руки пустил лёгкий ветер рассеять туман и мусор с металлических водоёмов перед ним. Не задумываясь над свои решением, он пошёл по жидкому металлу.

Скоро, начал чувствовать что-то похожее на огромное дерево, что питалось своими корнями собственной опавшей листвой. Конечно, это оказался ангел. На возвышенном плато, стояло темно-зеленное дерево, окутанное множеством колыхавшихся ветвей с большими синими листьями и ярко светящимися лианами, свисавшими с затуманенной макушки. Подойдя ближе, он увидел что с листьев течёт мелкая и частая роса. Здесь шёл дождь. Ртутный, конечно же. Рядом, засыпанные стеклом и залитые ртутью лежали вросшие в землю люди. Глеб чувствовал, что у всех бились сердца и они даже видели сны. Часть ствола дерева обратилось в белую, красивую девушку, прикрывавшуюся мягкой и податливой корой карой как одеялом. Она заговорила

– Здесь некого спасать, все живы. – она узнала Спасение.

Глеб несколько мгновений просто смотрел, он чувствовал то же самое, но он знал, что это не так.

– Прости. Я знаю, что ты не поймёшь меня, но ты не права. – если бы его путь начинался здесь, он бы не смог решиться избавить этих людей от того последнего, что их питает. Направив облезлые, облитые кровяными реками руки к земле, он направил ртуть из вен заплесневевших людей, чтобы воздвигнуть тонкие и почти невидимые колонны, на которых жидкими металлическими нитями поднял движением обоих рук десятки свинцовых шипов. Он чувствовал, что Сон не сможет сопротивляться.

– Больно, больно! Верни! Зачем ты это сделал? – Хриплый, засушенный голос раздался под его ногой. Без яда в крови, у этих людей пропадает последнее что поддерживало их существование. Ещё больше голосов стало мычать и завывать от страданий, по мере перемещения металла под ноги Глеба. Он был ошарашен и замер в страшной нерешительности. Он осознал, что буквально нацелил оружие на людей и они просят его пощады. Мелкая ядовитая роса, что стекала с синих листьев превратилась в частый ливень и голоса блаженно утихли, а земля под ногами перестала шевелиться. На поверхности луж металла плавало окровавленное стекло.

– Ты – Демон страданий, а не спасения. – На этот раз она даже губ не открыла, её слова отразились от корней в тумане и так дошли сознания Демона. Ее лицо отразилось в гримасе боли, а тело и кора иссохли на глазах. Питание её людей ей давалось тяжело.

– Я сомневаюсь, что я хотя бы человек. – С его левого глаза потекли обильные слезы. – Но ты и сама знаешь, в забвении не пройти чистилище.

Он закрыл глаза и резко оттянул руки вперёд. Тонкие нити звонко оборвались, шипы, закрученные туманом, влетели в Ангела превращая смесь Божественного и Живого в мешанину мяса, грибов и опилок. Первый залп отколол большие куски тела, но не убил её. В страшном порыве жалости к ней и ненависти и недоверия к себе, он досылал всё больше металла, уже не заботясь о форме снарядов. Получавшиеся ядра ломали кору и кости, раскалённые капли свинца обжигали оголённую плоть и древесину, лезвия добрались до сердцевины Ангела и перерубили её. Он поднял всю ртуть, что сумел и мелкой дробью, градом ударил об землю, убив все плоды – всех людей и утопив землю в крови и ртути. Его сердце сжалось, он из последних сил поглотил суть Сна – забвение. Оно наполнило его тело и её метастазы пустились в душу.

– Страх и Месть, Страх и Месть. Убить Страх и Месть.

Его глаза наполнились свинцом, он перестал ими видеть. Разум застыл в цинке, он потерял размах идеи. Вены наполнила ртуть, он потерял осознанность. Демон потерял равновесие и обвалился лицом в озеро. Плотный металл обколачивал его неестественно тяжёлое тело, окутывая в себе. После чего, он погрузился в получившуюся собственную тень. На этот раз он сделал вместо сотен и тысяч шагов всего два. Один короткий, за телевизором с изображением Страха и длинный во владения Мести. В пути длинные руки касались его груди в тенях. Страх проник в его сон, насыщая его кошмаром. Даже в бессознательности. «нет, Страх не победить.» Глеб экстренно вышел где то в круглой, ветвистой бесконечной пещере. План провалился, из тени стравить Демонов не выйдет. Страх даже там поглотит и убьёт. Глеб пытался прочувствовать сеть тоннелей, но понял, что её нет. Каждый отдельный коридор не пересекается с другим, он тупиковый. И конечно, здесь небыло ни света ни воздуха. Здесь был мрак, жидкий и вязкий, обволакивающий и связывающий как паучья сеть.

Дальше были чувства. холодные и болезненные как продавливание кожи твоего живота тупым ножом. Страх вышел из тени за спиной. И самое херовое, что в отличии ртутного тумана – "паучья сеть" не слушалась Спасения. Ноги вязли, сознание улетало в животную панику. Хотя бы телевизор три кисти держали крепко. Страх постепенно приближался. Сила бессознательного превратилась в сплошную слабость, нету шанса проявить силу воли, нету надежды. В принципе нет. Страх поглощает своим телом мрак, что мешает ему пройти и не движется, а наполняет собой всё пространство за спиной Глеба и таким образом приближаясь. Подсознание заполонило всепоглощающее кошмарное ощущение, что он может в любой момент догнать, поглотить и нужно бежать быстрее. Но впереди только отчаяние и стена. Тело совсем не слушается, вязнет в собственных предустановках и командах. Сознание внутри тела сжалось как ребёнок внутри кокона, мир внутри мира и дрожит в бессильных порывах что-то сделать и только бьёт стены своего сосуда. Бьёт, злиться… злоба, ненависть.

Пещеру наполнил немой крик ритмичный «Блять, блять, блять». Слова источали сильнейшую. злобу, и Злоба помогла. – Блять, блять, блять – истошные крики разогнали студёный мрак вогнав его в стены и свинец ушёл с глаз, тяжесть исчезла. Глеб вернул себе своё полное сознание. Обломив ногой кусок каменного пола, резким скачком отлетел назад. Страх сначала остановил рост, а затем начал сжиматься и теперь уже Глеб гнался за ним, матеря метафизически и предварительно ментально пиздив. Но он понимал, что он использует силу Злобы. Очень кратковременную, хоть и очень сильную. Страх не догнать, ведь будет парадокс. Что бы страху сломать челюсть, до него надо добежать, но он не приблизится, пока ты сам от него не побежишь. Глеб осознавал, что короткий всплеск ненависти иссекает и он воспользовался Забвением, чтобы заморозить человеческое сознание и протянуть это инстинктивное чувство. Это нужно для того, чтобы тенями перейти как можно ближе к Мести. На этот раз в тенях Страх не смог его задеть, но преследовал, пробивая сознание холодной трезвостью. После перехода в точно такой же тоннель, его настигла волна отчаяния. Последний злобный налёт отлетел, под слабый и глухой мат. Глеб, плотным фоном вдавливал в стены туман и атаки Страха.

Холод, который резко ощутил Глеб заставил перенаправить своё сознание в реальный мир. Перед ним, уперевшись в свод пещеры, стоял Месть. Он был похож на пьяного отчима – здорового, безумного мужика с болезненным видом. Человеческое бледно-серое тело, человеческие глаза и лысая башка придавали ему настолько жуткий вид, что даже Глееб почувствовал естественный подсознательный страх перед его растёкшимися и вдавленными в камень плечами и руками – оглоблями. Страх смог приблизиться и смотрел на спину парня из другого угла пещеры. Месть сделал шаг, второй и сразу третий вперёд. Камень сдирал его плоть оставляя след из застывавшей в виде острых сталинитов крови. Глеб направил ему в лицо телевизор и его свет озарил пещеру, обугливая непривыкшую к свету кожу самого человеко-подобного демона. Экран погас, белый шум исчез и Месть побежал вперёд. Что бы не вставать на его пути, Глеб отпрыгнул в сторону – на стену круглой пещеры, прикипев к ней расплавленным мясом. Только, Месть побежал по спирали, прямо по стенам и потолку прямо к Глебу. Резкий манёвр в тень спас его, но не телевизор. Он разлетелся легко, раздавился как масло. Вес под ногами Мести передавал всю массу горы в пещерах которых он обитал. Глеб вышел за его спиной, неуклюже упав и почти задев кровавые шипы. Страх выстрелил из дальней части пещеры игнорируя Месть, в сторону Глеба. Спасение почти смеясь тихо сказал – Как же дёшево ты попался. -

Месть достал из-за пазухи короткий кухонный нож (короткий относительно собственных пропорций) и нанёс град колющих ударов. Страх заледенел, неопределённая темнота, заполоняющая всё пространство стала напоминать бьющуюся в агонии медузу или осьминога. Глеб смотрел на это заворожённый и в растерянности, пытаясь просчитать варианты исхода и действий. В пещере смешивались проникающий в душу холод и вязкая паутина страха, сдерживающая плоть. Глеб почувствовал, как паутина натянулась, делая воздух в пещере настолько плотным, что простого человека раскатало бы красным ковром по всему тоннелю. Страх умирает, источая копошащиеся фобии, растворяющиеся в ничто на глазах. Кроме одного черного длиннолапого паука, размером в ладонь – это Суть страха. Глеб сделал рывок в спину Мести и обломил с хрустом теневые лапы как сухие травинки об бок Демона. Месть развернулся, в слепом недоумении вяло держа нож. Глеб нагло выхватил его своими руками из вялой ладони и оттолкнувшись от торса Мести ушёл в тень. Паука раздавить он не успел, и тот остался в бесконечных пещерах. Парень вышел на вершине горы и утонул в своих чувствах. Нож – это не суть Мести, это и есть сама Месть. Трёхметровый мужик и вся гора – это самостоятельный, мелкий Демон, что был подчинён Местью. Нож буквально прирос к костям на руке. Он буквально ядовит для души и владевать им ужасно болезненно. Но Глеб почувствовал, что любой что убьёт его умрёт и сам.

– ужасно. – в болезненном раздумий произнёс он. Сила воли подавляла проявления Мести в теле и духе Глеба, сделав существование условно комфортным. Придётся искать способ избавиться от этого ножа. «А хотя, успею ли я дожить до того, как Месть завладеет мной» Глеб посмотрел на него в своей ладони и отпустил. Он не упал, повиснув на руке. «Дико. Теперь этот кусок железа часть моего тела» наращённые куски кости и мяса мелких демонов и абстрактные порабощение субстанции и подчинённые понятия, что он все это время использовал и непосредственное изменение его тела, добавление совсем инородной детали шатало сознание. Он поднёс нож к поясу и тот прирос к тазовой кости, продавливая мясо. К душе он закреплён неподвижно, а относительно тела передвигается свободно. «Моё тело все меньше напоминает человеческое.»

– Паук остался в горе. Он так слаб, что я его не чувствую. – сам себе проговорил Глеб. – Придётся его оставить Быть. – он посмотрел на полностью черное небо и ушёл в тень

Он вышел в пустыне, под навесом устья иссохшей реки Иордан. Перед ним лежали белые песчаные дюны, и он пошёл по ним пешком. Небо отражало слабый белый свет, источником которого было что-то возле Смерти. Ощущения путал идущий от всей пустыни равномерный фон смерти и отличить детали было невозможно. Жар пустыни больше не беспокоил его тело, но мёртвый песок беспокоил его душу. Он шёл по измельчённым костям всех когда-то живших существ. Человеческим взором края пустыни не увидеть, но Глеб видел куда уходят бесконечные останки – стекают словно вода в пустоту где-то в пустыне. Чисто-белый песок отражал весь свет что на него падал и отражал обратно в холодное беззвёздное небо, сияя снегом, но без радужных переливаний кристаллов воды. Только монотонный чистый свет. Спустя километры пути, на небе появлилась луна. Такая обычная, что даже вызывало ностальгию и чувство родства. Это удивляло и ещё восхищало бы, но только если бы триллионы трупов под ногами не давили на душу. Чем ближе Глеб подходил к песчаной воронке впадающей в пустую бездну, тем больше его разум окутывало обычное человеческое волнение. Даже живот заболел, что крайне удивительно. Песок вокруг и под ногами оживал. Дальние дюны рассыпались, образую гладко текущую сухую реку. Со временем её течение замирало и просыпались скелеты в другом месте. Спустя ещё километры пути, встав на медленно идущую высокую дюну, Глеб увидел источник света. Идеальный белый шар, без лучей озарял пустыню. Под ним, исходя из пустоты, восходила монолитная, толстая черная колона.

От него до неё было пару километров. Примерно четверть всего расстояния – поглощающая весь свет бездна. Песок под ногами Демона вновь понёс его за собой, но в этот раз сразу поднялся вверх медленно и мягко образуя дугу – мост, ведущий на вершину монолита. Дождавшись пока мост полностью стечётся и затвердеет, пошёл по нему. Он был достаточно широкий и толстый, что компенсировало его реброобразное строение. «Почему Смерть помогает до себя добраться? Может она неуязвима?» Глебу хватило благоразумия не смотреть в бездну хотя бы человеческим взором. По пути он нашёл пару бесёнков и создал себе телескопическое костяное копье. У него совершенно небыло здравых мыслей по борьбе с настолько абсолютным явлением. Только нож «Месть может её убить… но только в случаи с моей смертью.» Глеб вышел на часть пути пролегающей над бездной. Даже свершившемуся демону здесь ужасно жутко – под ним то, что отвергает сознание – пустота. Просто ничего. На половине пути песок под ногами размяк. Начал рассыпаться и терять форму. Мысли парня в этот момент были простые – «Если упаду, то прибуду в небытие.» Он оттолкнулся от моста и сделал прыжок метров на 10. Следующий на 20, но этого было мало, мост ссыпался слишком быстро, и он завяз в зыбком песке по колено. Черное ничто снова появилось перед глазами и на этот раз гораздо больше и более убедительнее. Он сделал ещё шаг, но едва-ли преодолел 2-3 метра. Только приземлился он на твёрдую поверхность. Песок перестал осыпаться и мост из дугообразной формы приобрёл вид мостовой с аккуратной кирпичной кладкой. «Все же у Смерти есть чувство юмора. И хороший вкус. Ровный и гладкий кирпич из костной муки… и миллионов лет эволюции весьма впечатляет.»

Демон дошёл до монолита. Мост его не касается платформы, а висит рядом в паре жутких сантиметров от поверхности. Как только он наступил на черный камень, раздалось сильнейшее эхо. Мост за ним беззвучно упал. В центре башни стояла Смерть. Это был просто сгорбленный скелет в черном балахоне и косой. Так как облик явление создаёт человеческое сознание, было ожидаемо встретить такую популярную во всем мире особу в самой популярной форме. С звонким эхом Глеб подошёл к ней, глядя в её вполне обычные пустые глазницы. Смерть держалась за косу и не шевелясь приветствовала гостя тонкой гранью своего внимания. Глеб разложил факты перед собой. «Во-первых, здесь очень тяжело находиться. Кроме слепящего солнца Жизни над головой, грань соприкосновения жизни и смерти своим безумным видом поражало и отвлекало сознание. Триллиарды существ возникали и умирали над головой. Второе – широкая, но очень опасная арена. Важно ожидать как участие трупов, так и монолита. Последнее – придётся полагаться только на простое зрение. Фон смерти настолько силен, что в нем нельзя ориентироваться.» Он продолжал аккуратно сближаться. «Совсем мёртвая, даже не шевелится. Может, это просто скелет, а Она сейчас стоит у меня за спиной?» Легким жестом, скелет достал из-за подола ребро и плавно протянул Глеб.

– Это лишь метафора, но в ней сокрыта жизнь.

«Это, наверное, должно было меня напугать» – подумал Глеб и взял ребро. Он почувствовал, что держит душу Жизни. «Такая хрупкая и всегда рядом с ней Смерть.» Взял её второй рукой и почувствовал, что ребро пульсирует и живёт.

– Почему ты мне помогаешь?

– В этом моя суть.

Он переломил ребро. Осыпались кости мелкими осколками, звонко осыпав гладкий камень. Светило погасло и плавно упало в пустую бездну, минуя монолит. Аура Жизни и Смерти исчезла. Скелет замер и опустел. Настала тьма. «Боже. Мне страшно» Каждый час Глеб испытывал всё более ужасающий сознание кошмар. Была бы возможность сдаться – он бы сделал это. Но его суть заставляет смириться с судьбой. Точнее, его душа – создаёт судьбу по мере поступи вперёд.

Земля задрожала, планета сжалась как сдавленный влажный снежок. Из-под коры Земли выстрелил пар и воздух. Пылевые тучи, плотная тьма, ртутные, метановые и азотные облака рассеялись и открыли чистое ночное звёздное небо. Глаза Глеба наполнились человеческими слезами, а лёгкие разряженным, но чистым, влажным воздухом. Да, он не питал тело – но поражал душу. Вид и чувство звёзд сменилось чувством бесконечного падения. Глеб потерял равновесие, но не убрал взгляда от неба. Звезды полетели, закружились вокруг и спиралям приближаясь к Земле. Все звёздное небо окропилось красными пятнами, и все звёзды стали синими. Белые, синие и красные галактики стали видны обычным взором. Спиральные с двумя, тремя четырьмя рукавами. Гранд-дизайн и простые. С перемычкой и без. Шарообразные и продолговатые звёздные пути – следы умерших галактик. Об Луну ударилась очередь астероидов, вокруг планеты начало образовываться кольцо из камней, льда и пыли. Похожий на болезненные слёзы, яркий метеоритный дождь догорал в слоях атмосферы. Одна из галактик приблизилась быстрее остальных. Спиральная, но с овальным гало. Две крайние красные полосы выводили образ глаза, а синее кольцо в белом облаке звёзд – немигающее голубоглазое око. Звёздные пути – выводили старческие морщины. Особо близкие голубые гиганты, красные дворфы, сияющие чистейшим Светом белые, огромные Звезды сияли как сапфиры, рубины и бриллианты созданные рукой Главного Ювелира. В центре ока, контрастнее всего небесного, зияла сверхмассивная черная дыра с тонкой ало-оранжевой аккрецией от падающей в неё материей. Смотреть в неё было физически больно, на сетчатку глаза не попадало света. Это не абстрактное ничто, это буквально поглощающая мироздание сверхмассивная бездна. И она приближается. Отлично видно, как на её орбите рушались каменные планеты, сдувались огромные горящие и холодные газовые гиганты и скручивались в тонкие огненные кольца сверхмассивные звезды. Глеб встал на колени и смотрел с полностью пустой головой, без мыслей, с одним лишь всепоглощающим метафизическим ужасом.

Пошёл снег. За спиной Глеба, раздался мягкий снежный хруст.

– Ну привет.

Он вскочил и обернулся. Его тело снова стало человеческим, его кожа почувствовала холод зимы, а душа тело той, кто напротив. Хриплым голосом, боясь ответа, он осторожно спросил

– Я умер и наконец в раю?

– Ты живой. А всё это не рай и не ад. Ты только что обрушил стену между живыми и мёртвыми. – Она улыбалась. Ее взгляд был радостный от встречи, но омрачён горестным сочувствием. Глеб подбежал к ней и обнял, и она была. Одетая в то, в чем умерла, она стояла с ним сейчас. – Тебе нужно идти, это ещё не все. – он понял, о чем она, но не мог отпустить – Времени мало. – Глеб с трудом всё же отпустил и спросил.

– Что я ещё должен сделать? Разве я уже не опоздал? Апокалипсис начался.

– Он начался сразу после рождения Вселенной. А после уравнения тожественности существования, что сделал ты объединив Жизнь и Смерть – Апокалипсис начал заканчиваться. Удивительное совпадение? – она снова улыбнулась. Так просто, словно говорит о чем-то нормальном и простом. О жизни. – Бессмертие тебя просил избавиться от кучи случайных Ангелов и Демонов, чтобы ты не задумываясь над последствием позволил бы Жизни и Смерти стать одним и тем же – ничем. Но ты поступил несколько иначе. Ты проникся к простым страдающим людям состраданием и вместо создания своего культа, как это делали остальные духи, ты буквально убрал саму возможность страдать. Теперь в мире у человека больше нет возможности причинить страдание. Бессмертие не предусмотрел, что ты применишь человеческую осознанность и не будешь безраздумно охотиться на высших духов. Теперь, если ты остановишь апокалипсис, мир земной станет раем. Все упокоенные мёртвые станут живыми во всех измерениях, в том числе и во временных. Слишком грязные души прибудут в небытие вечно. Да, и я только что не существовала. Но это все обернётся вечным адом, если ты позволишь себе сохранить Бессмертие.

– Но, почему я могу его не сохранить?

– Во-первых, теперь бессмертны все. Его сила возросла над остальными духами и прямо сейчас он объединил в себе Суть ряда Демонов и вселяет в себя человека. Будет трудно его… убрать из реальности. Во-вторых, тебе всё равно придётся умереть. Ты – человек не изменишься уже никак, но ты ещё и первородный дух Человека. Ты Спаситель. Первый человек появился после первого проявления первой альтруистической благодетели (хоть эволюционно это часть эгоизма, но это детали). Ты разрушил все печати и должен закончить дело и перестать существовать. Больше не станет людей, частью которых ты являешься. Но должны появиться «пост-люди», частью которых ты станешь. Лучше и вечные.

В этих словах она растворилась в лёгком снегопаде, снова оставив его одного в разрушенном мире, под космически-холодным взглядом Абсолюта. Он ушёл в тень к взывавшему к нему Бессмертию. Орды безвольных бесов и чертей окружили его тело, создав мышцы. Пропитанный бессмертием пепел бывшего леса, поднялся поставив сгусток мышц на ноги, образовав прочный и упругий древесный скелет. Собравшись с чувствами, он осознал, что не знает куда ему идти. Где искать бессмертие – его нигде нет, только ужасы агонии людей, Демонов и Ангелов по всему миру. Но, сейчас он почувствовал что-то странное. В его тело врезалось что-то… пустое. Это был человек. Лысый парень, лет 20 с выпяченными мясистыми губами. Он совершенно никак не ощущался. Вообще.

Властным и громогласным голосом, Спасение будучи гигантом по сравнению с ним потребовал ответа:

– Человек, кто ты такой?

Он остановился, обернулся и запрокидывая голову и все тело назад, пытаясь посмотреть в глаза, ответил

– Вова.

Пафос, с которого начал было Спасение, развеялся от такой пустой простоты. Он был странным, буквально непрозрачным. Словно под защитой от всего, чего возможно.

–Ээ…а куда ты идёшь, Вова?

– Куда вам надо. – он тыкнул пальцем в сторону. Глеб оказался в крайней степени удивления. Прихуел. Перед ним раскинулись пропитанные искажённым Бессмертием земли, которые только что были от него сокрыты. Вова пошёл в том же направлении, но пройдя всего несколько шагов присел. Глеб удивился ещё больше. Из земли торчала веточка с зеленными листикам. «Это абрикосовое деревце, хоть оно «считывалось» …» Мальчик, судя по всему, дурачок, нёс в ладошке воду. Встав на колени, он полил растение и сел, просто смотря на него. Глеб ощутил благоговейную причастность… к новому. Аккуратно отойдя, он начал движение в указанном ему направлении, безсловно пожелав этому парню всего наилучшего.

Теперь он стоял перед огромной черной крепостью, высеченной из той самой горы Армагеддон. Она вся была наполнена ожившими трупами. Мужчины и женщины на ранней стадии гниения, помеси людей и козлов, волков, коров и медведей – все они бесновались, скрещивались с демонами, разрывали друг друга для запуска бесконечных метаморфоз и удовлетворения своих эгоцентрических, моментных, черных потребностей. Факела и дымящие собачьи черепа угрожали Глеба, но ни одна тварь не смела его атаковать. Он боялся, но шёл уверенно. Очевидно, они слепы и не чуют его духа, только угрозу самому своему существу. Их было невероятное число и если бы они были вместе, а не рядом, то без весомых потерь удовлетворили своё эго чувством победы над таким громадным и сильным естеством. При этом, в их глазах небыло страха перед Демоном. Только чувства избегания, угрозы и холодный расчёт. «Ну конечно же… чему я удивляюсь. Благодарю самого себя за лишнюю проблему – тупых зверей под ногами что не боятся быть раздавленными.» Ворота крепости были высечены как две громадные прямоугольные плиты без цепей, рукояти или любой поверхности для их открытия. Но на них были искусственно наложен приказ «открывать всем желающем войти». Это "читалось" при "контакте" с ними. И они открылись, сами. С скрежетом и скрипом, медленно, но пафосно. Ни единой пылинки, ни осколка камня с них не просыпалось. Спасение пошёл вперёд и сделал два выпада костно-древесным двуручным мечем, кроша произведение демонического искусства. Не потому, что это "ересь", а просто из-за острого желания проявить хоть-какую-то человечность и волю. Пусть и в негативном ключе.

Внутри был огромный зал, стены которого вели полукругом в ещё больший проем, сокрытый багровыми тканями, расстилающиеся ковром на десятки метров вперёд. По бокам, со сводов бесконечных больших и малых балконов, стояли люди в черных и красных мантиях, расах и плащах завывая в один голос богохульный гимн. Синхронно били тяжёлые молоты по металлическим изображениям вечно неживых и немёртвых святынь всех религий и учений (среди них были даже тираны. От богов отличались усами или лысиной), отбивая частый ритм напоминающий артобстрел колоны бронетехники. Изрыгающие двуручными пилами стальных прутов кричали человеческими голосами прерываясь в собачеем лае и детских всхлипах. Играла мелодия восхода Черного Солнца, торжества Антихриста. За толпами стоял пьяный человек играющий на вполне обычной бас гитаре. От него исходили чувства ненужности и необходимости. Глеб был единственный кто из всех в этом помещении слышал его участие в этом концерте. «Старый опыт музыканта. Как приятно.» Над самым сводом черного храма стоял огромный (по здоровым человеческим меркам), сильный мужчина с ярко-красной кожей, длинными кривыми рогами, густой бородой и черными глазами. Его голос был проклят орать самые яростные молитвы своему анти-божеству и собственному бессмертному величию. Его голос резал воздух, цепляясь за струны стольных прутов и направляя умы всех дьяволопоклонников в громадном зале адскими образами, а глаза явлениями козлоногих теней с краю глаза. Суммарная ненависть этих сильнейших, самодостаточных существ вытесняла бедные остатки разряженного воздуха из храма и заполняла его незримым туманном безрассудства, ненависти и вражды. Багровые, многотонные занавеси заколыхались как на ветру, их втянуло с невероятной силой внутрь второго помещения. Оттуда вышел Он. До пояса это был мускулистый багряннокожий мужчина с козлиной бородой и длинными черными волосами. Козлиные глаза, истощали ненависть, а их взгляд атаковал волнами угрозы и вызова. Бафомётовы ноги, покрытые темной шерстью – выгнутые назад колени, оканчивались чеканящими каменный пол копытами. Громогласным, уверенным голосом он изрёк:

– Спаситель! Теперь твоя очередь страдать! – белоснежные человеческие зубы подчёркивали самодовольную улыбку абсолютного ублюдка.

– Ты ещё, блять, кто такой?

– Не узнал во мне звероподобного Демона? Пока ты избавлял этот мир от столпов мироздания, я воссоединил лучшие его части в себе и обрёл самосознание. Теперь я – высшее, Бессмертное Божество. Благодаря тебе я поглотил обманом и обретённой в один момент силой Власть и Апокалипсис; и жалкого сатаниста, уверявшего что это он обретёт божественную вечность в своём бессмертном правлении. Идиот, как и все люди. У тьмы нет хозяев, у тьмы есть только рабы. От ныне я Антихрист. Твой убийца, прародитель человечности. – каждое его слово было до предела наполнено то призрением, то сбивающей дух злобой и вызовом – О, знал, осознавал бы ты как я тебе благодарен за своё появление и возвышение! Ты первый и последний из Людей! После твоей смерти, любая осознанность кроме Моей собственной исчезнет из мира, и ты это чувствуешь. Тогда конец света не наступит, он не переварит мою душу, и я смогу поглотить Абсолюта создав свою Вселенную!

«Нет смысла что-то отвечать. Не стоило бы и позволять заканчивать эту полную пафоса речь. Серьёзность события и чёртовое осознание только давит. Был бы человеком щас бы утонул в панической атаке. Стоп…» Его сознание нашло лазейку в догматах сознания.

Сделав шаг вперёд, Спаситель незаметно для себя и неожиданно для противника встал в боевую стойку. Легким движением рук, он вознёс двуручный меч над собой и просто сделал два быстрых шага в сторону Дьявола. Мощный разрезающий удар с вектором сверху-права и низ-лево, был отбит мгновенным ударом по мечу булавой «Я её не заметил. Она была сокрыта артефактом какого-то демона». Меч затрясся, изогнулся, раскололся, но Глеб все равно перехватил остаток оружия для нового удара – в молниеносном полете меч успел восстановиться и заточиться об тяжёлый, острый и горячий воздух. Удар снова был отражен. Стальная, многотонная булава буквально кровоточила. Это был подчинённый демон Войны. Дьявол в самодовольном экстазе прикусил губу и нанёс свой удар. Разломив кости и кору левой руки Спасения. Успев осознать неспособность нанести эффективный удар, он отбросил половину клинка и сильно облегчил его массу и сделав его полуторным. Теперь он мог ударить только правой рукой. Дьявол не стал парировать эту атаку, а просто ударом снизу вверх вдавил нижнюю челюсть Спасителя в верхнюю. Атака Глеба ослабла и попав в шею не нанесла совершенно никаких повреждений. Удар Антихриста сломал ребра, другой передний панцирь, древесную опору заменяющую позвоночник, потом было сломано колено. Глеб упал перед великолепием Сатаны.

– Славу тёмному, смерть убогому. Во веки веков. – громко изречил он вдавив копыто в мясистое брюхо своего врага. Последний удар булавой разнёс голову Спасителя, наполнив залы метрами крови, пуская царапающее поверхность волны полные демонического мяса и костей, своды ангельских опилок и последней в этом мире надежды – мозгами главного героя. Осколки посекли многих культистов, разрывая их бессмертные гнилые тела на части, но не повредив силе Дьявола. Месть – порождение зла, следствие любой Войны и ненависти была поглощена Им. Но немного неприятным образом. Дьявол упал замертво. Маленький нож влетел в открытый рот дьявола, разрезав язык и пробив шею находящегося в нем человека – что даровал Антихристу сознание. Условное добро не может существовать без абсолютного зла, но и добро достаточно продуманно, чтобы не позволить существовать злу без себя. У тьмы не будет рабов. У света – хозяев. В мире не будет ни смерти, ни бессмертия.

Ты же поднимешься?

Склонённые над дорогой облысевшие деревья. Серый от угольной сажи снег. Улица бараков, почерневших от старости. Закашливающийся от ядовитого воздуха, рано состарившийся отец и его, тихо сидящая в своей комнате, тринадцатилетняя дочь. Слишком тихо. Дома сыро и темно. На улице хоть ничем не лучше, но зато там ждут друзья. Которые, в отличии от холодных батарей, смогут тебя согреть. Вот только старую деревянную дверь охраняет страшный цербер – пьяный батя. Восемь лет назад от рака лёгких умерла его жена, мать девочки. Всё это время он сидит на её поминках в полном одиночестве. Он давно перестал быть тем, кем помнит его девочка – любящим отцом и добрым человеком. Он давно перестал быть хоть кем-то. Сегодня опять запретил своей дочери выходить из дома.

– Дома поиграешь… Тупое, бесполезное занятие, бестолковой, бесполезной девчонки.

Сказало красно–черное, вонючее тело, поднимая рюмку спирта разведённом в талом снегу. «Ну, а чё, холодную воду отключили на неделю. Чем нормальным людям спирт разбавлять?» думал про эту вынужденную меру квартирный монстр и тиран. Ещё он был уверен, что его дочь до сих пор играет как маленький ребёнок. Батя говорит, не глядя на неё. Он смотрел в рюмку. Ему нравится этот горький, раздирающий горло вкус спирта. Ему нравилось горькое чувство разрывающее сердце, когда в очередной раз делал больно своей дочери. Которая, как он думал, его все ещё любила и переживала за него. Ребёнок прикрыл дверь с дырой вместо рукояти, просунув в проем над дверью специальное полотенце – что бы не открывалась. В её окно кто-то тихо постучал два раза.

– Привет, Ань.

Это её друг Мифа. Вообще, его зовут Миша. Во только, когда они в детстве познакомились, он сильно заикался и шепелявил. Из-за этого представился именно так. И теперь для друзей он Мифанчик.

– Привет. Меня не отпускают.

– Давай хотя бы в подъезде посидим немного, а потом я к остальным пойду. Так и знал, что этот мудак опять…

– Не говори про него так.

– Как? Правду? Ну мудак же!

Прокричал он не прекращая шептать

– Сейчас я выйду.

Устало ответила девочка. Достала из шкафа без двери летние, стёртые кроссовки с камнем в подошве, который уже давно стал её частью. И осеннюю одежду. Аня вышла в окно. Там все равно из-за снега невысоко, а дом и без этого давно просел. Она слезла, её друг открыл ей хлипкую дверь подъезда её же дома. Девочка по–быстрому забежала туда. Там дети тихо поднялись на второй, и он же последний этаж дома. Выше был только чердак без люка.

– Ань, смотри.

Мальчик показал на черноту, которая оказалась чернее всего окружающего.

– Открыли.

Тихо заметила она, медленно пуская пар в бездну над головой.

– Взломали! Смотри, как там темно.

– И страшно.

– Слезем туда?

– Ты лезь, а я посмотрю на тебя. Если вернёшься – тоже полезу.

– А что со мной там случится? Монстры утащат?

– Может монстры, а может люди.

– Может на монстрах лучше остановимся?

– Ага, они уж точно подобрее будут. – Аня прерывисто вздохнула – Как думаешь, что там? Голубятня тут заколочена, света вообще нет. Должно же хоть что–то проходить через доски. Жутко как–то.

Тут мальчик решил как–нибудь напугать девочку, когда та залезет наверх. Но как её туда заманить? Конечно же сказками.

– А может там кто-то что-то спрятал? Клад какой? Зачем ещё замок ломать? Залезть и спрятать что–то дорогое. Посмотри, залезь, вдруг золото ворованное!

– Я чужого не возьму.

– Золото дважды краденным не бывает. Ну, если приземлёнее, может там сахар кто захоронил или тушёнку белорусскую. Кстати о птичках, ты уже сколько мяса не ела?

– Не важно.

– Важно, блин! Вот дур-р… рочка. Что может быть важнее нормальной еды?

– То, что за тобой из-за неё никто не придёт. Если такой голодный и смелый, так лезь сам.

– Я, знаешь, тут подумал, а если там не что–то дорогое, а максимально дешёвое? Туша какая пьяная улеглась и спит с попойки. Чёрт лохматый какой–нибудь.

– Чёрт?

– Ага, лохматый. И с ножом. Может ждёт нас?

– Я думаю, любой кто там заснёт к чертям и замёрзнет.

– Тогда всё же что же там, после выхода за крышу, в чердаке?

– Что–то не страшнее крышки гроба для твоего – пробитого чердака.

Дети замолчали. Темнота им показалась ещё более неестественной. Аня начала замерзать, ей стало труднее говорить.

– А может там ничего? Вообще ничего.

– Х-хватит выдумывать! Не знаю я, что там, не пугай меня. Просто пошли от сюда. Ты домой, а я к ребятам.

Когда Аня вернулась домой, её отец уже всё залил в утробу и ушёл в себя в покойном сне. Вскоре, пуская тихие слезы, ушла спать и дочь. Ночью к её дому подошёл смуглый парень с узким разрезом глаз. Опухший и небритый. Поднялся на второй этаж, так как будто бы шёл к себе домой. Поднялся на чердак, достал из внутреннего кармана литровую пластиковую бутылку с горючим. Старые, иссохшие, некрашеные деревянные дома загораются целиком за пять минут. Пожарные поливали пеной пепел обрушенных руин. Аня открыла глаза. Ребёнок увидел, что лежит в глубокой черной яме. Справа от неё, из породы торчала старая пожарная лестница – вверх. Слева – тоннели на два; один,и два метра. Из них медленно стали выползать на спинах перемазанные люди. Глаза и подбородок поменялись местами. Взгляд не выражал ничего. Раскрытые, расслабленные рты не имели зубов и языков. Небыло и ног, а передвигались они на, выгнутых в обратную сторону, руках. Они неспособны стоять. Неспособны ходить. Только ползать по земле. Маленькая, пятилетняя девочка смотрела на них без страха. Они вышли на свет, никак не реагируя на него. Никак не реагируя и на ребёнка. Их ничего не манило, они равномерно распространились по свободному пространству ямы как молекулы газа. Аня спокойно их осмотрела, посмотрела на небо над головой и пошла к лестнице, в небо. Но среди абсолютно одинаковых на вид творений, она успела заметить одного особенного.

– Папа!

Она побежала во мрак за ним, а он же просто брёл куда-то. Аня с дрожащим сердцем и слезами повисла на его мягком горле.

– Папочка, папа! Ты же поднимешься? Поднимайся, пожалуйста. Нам надо идти от сюда, идти дальше.

Несмотря на тяжесть ребёнка, что буквально повис на его шее, он полз дальше в глубь пещер. Порода начала резать ему руки, на которых тот шёл, а Ане бока и спину. Ребёнок залез на его целиком, ей пришлось. Отец никак не реагировал, но всё понимал. Он страдал. Он чувствовал всю боль, от того, что творит и куда ползёт. Света становится всё меньше, но дочка не оставляет папу. Может, но не хочет. Ребёнок не способен идти к свету один. Руки и ноги девочки стали прирастать к горлу отца. Стали обращаться в нарост. Ее голос уже утих. Кровь и гной с её изуродованного острой тьмой тела, перемешиваясь с пеплом, стекали в рот монстра, что когда-то был её отцом. Когда в наросте на его спине, уже почти перестала биться жизнь, когда пепел прикоснулся к её тлеющему телу, тоннель на километры поглотил огонь. Они стали частью чёрной породы. Не живые, но и не мёртвые.

Чёрный ветер

«Жар. Сильный жар и яркий свет, бьющий в окно дома полного других детей комнате. Это первая мысль, возникшая во мне, в этот давно прошедший день. Второй уже небыло. Был только страх. На улице я услышал громкий треск. Это была стрельба. В ней нет ничего страшного, если стреляют каждый день и не по тебе. Да только в этот раз стрельба была буквально за хлипкой дверью моего дома, к которой бежал мужчина с автоматом и уродливой гримасой ужаса на мокром лице. Я родился в самой молодой стране этого мира. Война для меня была всегда, с первого дня моей жизни. Но этот день намерен стать вечным, не позволив Солнцу сбежать за горизонт. Я увидел, как этот высокий и очень худой молодой парень вылупил глаза, вскинул свой автомат и начал заливать дорогу перед собой огнём. Параллельно задом залетая в мой дом. Сразу после этого взорвалась граната. Все это понять и осознать я смог только мгновением после того, как вся моя семья и этот парень погибли от разрезавших их мясо осколков. Повезло только мне и моему брату. Вот только ему просто оторвало кисть правой руки. Его жизнь заливала тело изуродованного смертью отца своей кровью. Совсем скоро выстрелов вокруг стало оглушающе много, но ещё быстрее они сменились криками на незнакомом языке. В дом забежали белые люди с голубыми касками.

Мы не помним своих имён и нам дали новые. Я Хастур, мне 21 год. Имя брата Хайме и ему 20. Нас вывезли из разнесённого дома миротворцы. Из страны, которую охватила война, добровольческая организация. Выросли мы в северной Африке, получали образование там же. Там, где мы родились, важны не корочки специальности, а знания и умения. Так что, не смотря на вполнеузкоспециализированное образование, мы старались быть универсальными в своих отраслях. Кроме того, меня всегда интересовали механизмы. Ну с тех пор, как я узнал, что такое "механизм", конечно. Поэтому мои хобби стал DYV – сбор всего что мне нужно для жизни из всего, до чего дотянуться мои руки. Мой брат интересовался работой других механизмов – биологических. Он стал хирургом. Может определить необходимость ампутировать загангрененую конечность и сделать это. Хотя на чудеса посреди пустыни и не способен. Я же могу собрать ветро / гидрогенератор. Хотя я и не могу оживить мёртвое железо, но у меня есть один замечательный друг, который может. Аркан – настоящий некромеханик. И таких умельцев нас собралась целая компания. Мы как и многие, кто родился в горящей и полной трупов деревне, но вырос и получил образование в цивилизованном городе, знали смысл наших жизней. Сразу по окончании обучения мы, вместе с приятелями, вернёмся домой, в ад. Наша цель сделать жизнь людей там лучше. Или хотя-бы полегче.

Ах да. Вы, наверное, подумали, что два брата героя-пацифиста задумали спасти всю страну лишь своими мечтами? Нет, у нас были автоматы И одиннадцать других таких же черных парней с белыми душами вместе с государственным грантом на организацию временного медицинского пункта на территории нашей родной страны для борьбы с локальной эпидемией. И спирт. Для медицинских целей и бартера. Грант гарантировал нам и доставку только шести из нас, остальным пяти придётся добираться самим и воссоединится в процессе начала работы второй группы.

Поскольку район куда мы направились не считается особо опасным, мы не боялись разделится и добираться своим ходом. Такой подход делу дал свой огромный плюс. Это позволяет собрать суверенную от внешнего финансирования группу специалистов в одном из умеренно отдалённых от цивилизации мест, обделённым вниманием миротворческого контингента, но при поддержке международной группы медицинских работников с охранной. Мы решились на это, потому что если мы, как многие, по одному разъедимся по своим родным домам, ничего заметно (глобально) не измениться. Мы решили рискнуть и попробовать новые методы. Точнее, слишком старые и забытые со времён средневековья. Если мы сможем организовать мед-тех пункт в небольшом городе, за который не идёт конфронтация, наличие оружия и поддержка зависимых от нас людей отпугнёт мелкие банды и привлечёт внимание нуждающихся. Мы сможем организовать ограниченное обучение местных тому, что знаем. По сути, откроем свой прикладной университет, как это происходило раньше. Первые университеты собирались вокруг кучки толковых преподавателей и специалистов, к которым втекало финансирование аристократов, населения и польза для города. На то же надеемся и мы. Но сейчас перед нами стояло несколько серьёзных проблем ещё до начала исполнения нашего дикого плана. Первое это финансы. Грант доставит в точку N – пятерых с узконаправленной аппаратурой и медикаментами, провизией и с последующими поставками этого же на протяжении одного года. За это время эпидемия должна быть или остановлена, что должно быть проконтролировано медиками на протяжении нескольких месяцев. Либо количество вакцинированных за этот срок должно снизить рост эпидемии из локальных малонаселённых регионов в города. Содержание и приезд остальных шестерых с грузом в виде ноутбуков, лекарств, проволок, инструментов и даже камер – отдельная проблема. Задачу с транспортом мы решили следующим образом. Накопления девяти и отдельно поддержка семей двух наших товарищей, (которые в отличии от остальных небыли беженцами и пошли на этот альтруизм без эмоциональной привязанности к нашей стране). В отличии от всех нас, у них были живые семьи, которые поддержали их новаторский бизнес-план. Но, в пустыне нет банковских карт и это решает только проблему транспорта и то частично, ведь его ещё нужно купить по прибытии в страну. Проблему содержания мы планируем решать посредством мед. / тех. Помощи состоятельной части населения. Из-за ужасающего социального расслоения, мимо умирающих от голода людей часто проезжают местные цари на огромных иномарках. Больших конфликтов в этой части страны нет, неоспоримый контроль держит конкретная группировка в самом городе и множество мелких банд живут, иногда умирая и убивая, только в окрестностях. Не претендуя на город. Ну во всяком случаи, не сильно претендуя. Это означает, что война и бандитизм прямым образом нас не подвергнет опасности, а наши больничные койки все ещё будут заняты в основном мирными жителями, а финансы – поддержкой местных королей. Так было по плану, но все понимали, что тут может пойти не так всё. В случаи, если план прогорит мы просто вернёмся назад, а затея превратиться в год волонтерства богатый на опыт. Из худшего – мы могли оказаться в заложниках, но мы уповали на нашу численность, полезность и помощь населения. Для последних мы в скором сроке должны стать спасителями от инфекций и гнойных ран, что сделает нас в их глазах ангелами и заставит присоединиться. В теории. На практике нас ждал пиздец. Впрочем, ожидаемо.

Мой брат и ещё пятеро, теперь уже не студентов, а квалифицированных медицинских работников прибыло в свою родную страну и добралась вместе с грузом на паре машин ООН, вместе с ещё пятью солдатами предоставленными для охраны до нужного города. После открытия пункта, должен был пройти год, прежде чем мы сможем полноценно открыть свой собственный "университет". Это время мы потратим на добычу опыта, способа заработка денег и репутации, дополнительного оборудования и поиск подходящего здания на территории города. Поскольку наличие остальных группы без гранта на протяжении года не обязательно, не исключались поиски возможного заработка по пути.

«

I Am

Дико читать что-то настолько откровенное и наивное от человека, который тебя обучил и сделал лучше. Я решил перезаписать дневник Хастура и дополнить его своим дневником и своими комментариями для максимально эффективной рефлексии и удовольствия. Тем более я смогу дополнить его точку зрения, своей.

«

Наше с братом прощание ограничилось взаимными пожеланиями удачи по смс. Он всегда был слишком замкнут и не общителен. С возрастом мы почти перестали интересоваться жизнью друг друга. До этого, вся наша переписка была наполнена только формальными поздравлениями с праздниками. Надеюсь, общая работа сделает нас ближе, как раньше. После перелёта в родную страну, я чувствовал преимущественно тоску. В городе жили самые удачливые и осовремененные люди из местных. Но в контрасте с севером континента, я бы так о них так не сказал. Все они и всё вокруг выглядит диковато, странно. И самое отталкивающее то, что все эти люди даже не осознают, насколько их жизнь хуже, чем могла бы быть. Зато они точно знают, насколько она лучше жизни в деревнях.

«

I Am

Нет. Они даже не представляют, насколько их жизнь лучше той, что бежит за пределами их осовремененных квартир.

«

Из – на налетевшей тоски некоторое время ничего не писал в дневник. Но скука долгой дороги заставила. Какая же это большая и пустая страна. Мы поехали в машине. В ней лежал автомат с плохо подделанными документами на холостую модель. Чувствую я, от него будет больше проблем и тревоги, чем пользы. Другие говорят, что они нам необходимы ради предосторожности. Местная полиция, наверное, даже удивится, что существует не стреляющее оружие. Главное, чтобы проверять не стали.

Ужас. То, что произошло сегодня почти заставило нас вернуться. Ранним вечером, мы почти приехали в первый пункт нашего назначения – небольшой город. Но сверясь по картам мы понимали, что приедем туда только к утру. Поэтому решили свернуть с главной трассы на второстепенную и сократить маршрут. Дорога была очень условная, но проехать, как и вернутся в случаи усложнившейся дороги, можно без проблем. Только действительно серьёзным препятствием для нас оказался скрюченный человек, сидевший у подгорья ровно на нашем пути. Мы встретили его уже тёмной ночью, буквально наткнулись на него. Ссохшийся, покрытый следами мерзкой и жуткой болезни. Старая кожа покрыта наростами похожими на обугленную древесную кору. Местами её куски выгибались в неровные пластины, делая видными глазу голые кости и красно-серое мясо. Из нижней челюсти торчал огромный, подгнивший, жёлтый клык, сросшийся из нескольких зубов. Мы остановились перед ним, подчёркивая его ужасный вид ближним светом фар. Мы с ним заговорили. Предложили помощь – но он молчал. Мы спросили, что он здесь делает – он все равно молчал. Я начал сомневается, живой ли он. Может друзья разговаривают со старым мумифицированным и спаленным солнцем трупом. Аркан тогда подошёл ближе, сел перед стариком и спросил. «Что случилось? Почему ты здесь?» Голова старика повернулась на него с таким грубым ходом, словно посаженная на большие шестерни с редким шагом. И он рассказал.

Примерный перевод с местного диалекта

«Мой дом был проклят на смерть. Вся моя семья и все мои соседи умерли в одно болезненное мгновение. Я не умер сразу, потому что смерть окропила меня ещё раньше, и я доживал свои последние дни. Но я пережил их всех. Не трогайте меня и оставьте меня.»

Мы молча развернулись и пошли по машинам, но Аркан продолжил на него смотреть и наклонился всем телом к больному лицу совершенно не чувствуя здоровое отвращение или боязни заразиться. Старик резко и с хрустом переломленной ветки согнулся, извернулся и уколол своим изуродованным зубом живот Аркана. Тот отпрянул, мы закричали матами на деда. Мэлвин выхватил из машины автомат и уставил его на угольного ублюдка, но тот снова принял непоколебимую позу трупа и никак не реагировал на наши угрозы. Аркан встал в полный рост и попытался нас успокоить. Старый ублюдок умудрился проткнуть ему пуп. Видя, что с ним почти все в порядке, мы почти успокоились. Крови было удивительно немного. Мы качественно обработали рану и поехали до города. Долго спорили на счёт нашего дела, но решились остаться

»

I Am

У них не было лидера, который бы их вел. Удивительная воля каждого из них, неспособность принять решение вернуться или просто стадное чувство заставили их благоговеть моей удаче и дальше двигается вперёд. Наши пути и планы пересеклись весьма прозаичным образом, но могли бы быть нарушены, решив они вернутся в безопасный и комфортный север.

«

Аркан пропал. Вышел покурить вечером из отеля и просто не вернулся. Мы застряли здесь, мы не можем его бросить, но и не можем его найти. Наверное, нам уже стоит принять реальность и не пытаться её изменить. Она отбивается как психозник от попыток ей помочь.

»

I Am

Очень лаконично. Он ушёл не курить, его вызвали. Выйдя этим вечером за территорию гостиницы, он безвольно пошёл в переулок. И неожиданно оказалось, что рана, полученная в пустыне кровоизлияла в теле. Аркан тяжело свалился на землю и умер. Для этого парня открылась (вместе с его раной) удивительная возможность пройти испытание. "Тест на блохастость."

Аркан проснулся от резкого запаха мусора, оттенков крови, гнили в холодном поту покойника. Первое что он увидел – свои мёртвые глаза. Он попытался встать, но ощутил, что конечности выгнуты и изломаны. Попытался проснуться, (наивно решив, что это сон), но лишь ощутил тесную клетку своего нового собачьего тела. К нему подошли прокажённые люди. Его тело, без него самого, нежно положили на белые носилки и аккуратно занесли в скорую помощь без номеров и мигалок. Его нового, беспомощного и шокированного закинули в мешок и увезли в подвал. Вытрясли на холодный кафель, где оглушительно сильно разило старой кровью и смертью. Это была операционная торговцев органами. Там, на деревянном стуле, перед ним сидел он же сам. Разум и воля уничтожены и метались в ужасах и неверных догадках. Его тело живёт без него. Явственное ощущение, что оно было наполненно чернотой. Черный силуэт, прячущийся в ночных кошмарах и бегущий на периферии зрения по неосвещённым коридорам и комнатам твоей комнаты, сейчас сидит посреди светлой комнаты и говорит.

«У тебя есть талант. Развитое в процессе жизни свойство. Ты манипулятор, кукловод. И при этом тайно обожаешь трупы. Получаешь эстетическое наслаждение на похоронах и интеллектуальное развлечение на медицинском вскрытии. При этом имеешь технический склад ума. Особенно редкий талант, который я встречал лишь один раз. – он повёл рукой – когда-то в средневековье. Интересное время, не правда ли? И нет проблем с распространением ненужной информации. Итак, ты ухватился за тело этой собаки и вытеснил её дух. Ты понимаешь язык образа и сохранил в мире свой образ и поэтому я могу дать тебе новое тело, вместо старого и научу тебя. – он положил голову на бок – ты плачешь? Собаки плачут? – он улыбнулся – Тебе жутко что твоему телу не нужна твоя душа? Как будто тебя никогда не посещали суицидальные мысли… Я тебе дам более подходящее тело. В костях рук будут ромбовидные осколки костей рук многих других людей. Да и сами кости станут больше и плотнее. Тебе это отлично поможет в обучении.»

Дальше, двое неестественно здоровых и накаченных черных мужчин крепко его схватили и кинули в мусорный пакет. Аркан скулил и задыхался, пока его несли и как бы случайно били о дверные косяки и шаркали о стены. Его вытряхли на старый, шипасто-шершавый бетонный пол. Где его избитого, ободранного и сломленного, нежно взял на руки чёрный ужас, что овладел его телом. И заговорил убаюкивающе приятным тоном.

«Смотри, только не бойся, дорогой Аркан. Всё хорошо. Эта страшная железная ванна из давно уже закрытого дома престарелых обшита простейшими электротермометрами и обшита самыми обычными элеткрокомфорками, что бы поддерживать внутри температуру примерно равную температуре человеческого тела. Ну а внутри, конечно, человеческие тела. Как и обещал, ромбовидные кости, хороший кальций, мало мяса и много зла и величия в мозгах в качестве загустителя.»

Чёрный ужас медленно окунул несопротивлявшегося пса в кровавую ванную. Два черных амбала закрыли её тяжёлым железным гнётом, пропитавшимся кровью насквозь за долгие-долгие годы работы.

«

Нам пришлось остаться. Там, где мы проезжали сейчас идут бои. Я не знаю за что. Наверное, как всегда, за свободу. По дороге на запад мы сейчас не уедем. Дороги через восток нет. Через юг, в теории, можно проехать. Огибая опасный район. Но сейчас сезон дождей, и мы буквально утонем в грязи. Остаются два варианта. Первый – ждать скорого затихания стрельбы и молясь науке и местным богам ехать, выкинув автоматы. Второй – ждать пока южные дороги высохнут и делать огромный крюк, но по безопасной дороге. Доехав до ближайшего города, что 20 лет назад был туристическим центром, мы остановились и принялись активно ждать.

Боясь нищеты и безделия, мы по случаю устроились на работы. Я и Мэлвин в автомастерскую, а Ульвер и Дариус. в местную больницу. Там недавно был похищен или убит травматолог. Причём оказалось, это уже не первое похищение медицинских специалистов за месяц. В общем, у них получилось устроится вдвоём на одну ставку. Всяко лучше, чем без дела и интернета сидеть в отеле и ждать пока закончатся деньги, которые ты так долго накапливал. Надо найти связь и написать брату, рассказать всё. Надеюсь у него всё в порядке. Впервые с детства за него переживаю

»

I Am

Чаще чем учеником, мне приходилось быть только учителем. Для особенных, редких учеников – особенное внимание. Главный ресурс страны не земля, торговой компании, не грузовая техника, частные армии и не оружие. Главный ресурс всего – специалист. Обученный трудом подготовленного учителя человек, что принесёт пользу такого рода, которую не сможет принести и бесчисленное количество людей. Мой главный ученик – я сам. С этого момента я буду записывать все свои уроки и лекции Аркана, чтобы оценить их эффективность.

Его новое тело достали из ванны, смыли ненужные останки растворенной плоти и шерсти. Заперли в старом и давно не работающем рефрижераторе. После, привязали к металлической каркасной кровати и оставили на сутки на едине с человеком, что смотрел на него. Когда он перестал испытывать уникальные душевные переживания и успокоился, к нему пришёл я. Слуги открыли ржавую дверь с замазанным черной краской окном. Смотрящий закрыл свои воспалённые глаза, слез с табуретки и скрючившись сбежал с комнаты мимо меня. Я посмотрел в глаза Аркана.

– Душа в теле? -не отрывая взгляд, я ногой пододвинул табурет к его кровати. Он должен видеть мои глаза отчётливо. – Ты жив только потому что я тебе позволил. Твоё тело теперь моё. Ты сам его потерял. – я услышал вопрос в нем – Ты умер от кровоизлияния раны в животе. Твои врачи, видимо, не сочли нужным её правильно обработать – (хотя дело было не в этом, а в моем проклятии на смерть при нашей встрече в пустыне) – Не держи зла на меня, твоя ненависть несправедлива. – Ученик впервые заговорил:

– Что ты такое?

– Я твой хозяин и учитель. Я дам тебе силу и власть либо смерть. Выбора не дам. Старайся и страдай, тогда получишь блаженство в награду. Теперь внимательно слушай меня. Первый твой урок – простое введение в дивный новый мир. Ты член империи одного человека – меня. Я чёрный маг, живущий бесчисленные века.-(следующие слова ножом прорезал в его сознании, эхом отражая гул своего голоса в его черепе)– и не пытайся меня свергнуть. Я – бессмертен. Человек что сидел с тобой и не моргая просто смотрел на тебя последние сутки – мой культист. Смотрящий – одна из низших каст. Он впитывал твои весьма экзотические страдания и наполнял мои запасы. Магия – это просто слово для твоего понимания, я использую вполне конкретную одну силу неизвестную никому кроме меня и таких как ты. Убийства, воровство, страх – все самое чёрное в жизни создаёт эту силу. Моя империя – это инфоструктура по созданию, сбору и контролю над этой силой. И как у любой империи, у меня есть армия. И ты станешь е` генералом. Одним из. Ты особенный. Ты способен, теперь способен, повелевать трупами. Не жизнью и не смертью, только мёртвыми телами. Прочувствуй разницу. Да, я знаю ты почувствовал мягкость и сладость от осознания своего направления. Любовь к телам и тайному стремлению к власти дали тебе потенциал. Твоё тело специально подготовленно для твоей работы. Ты состоишь из трупов особенных гробовщиков, работников морга и особого сорта убийц и философов. Твои кости покрыты ромбами, через которые возможно пропускать нити черноты и связывать ей трупы. Я дам тебе практику, но позже. Дальше – источники "магии". Для тебя это ретрансляторы и батареи. Ретрансляторов в этом городе шесть. Трое на восемь-девять километров в круговом радиусе, один на десять и один на тринадцать. Ещё один связующий в центре города на сорок четыре. Он самый старый из них. Этому деду уже сто восемьдесят лет. Да, моя инфоструктура это полностью или частично подвластные моей воле люди. Сейчас они открылись тебе. Да, прочувствуй, ознакомься. Используй все что сможешь, не стесняйся. – он оживился, его глаза забегали, а руки онемели от непривычного ледяного тепла. – Батареи это нечто близкое к тебе. Сгустки полуживых полутрупов, сохранившие в себе множества чернухи. Ими могут быть не только люди, но и животные. Тайну их создания я не открою, что бы не вздумал создать свои запасы атомных масштабов. Используй по необходимости. Теперь о трупах. Качественные, сильные трупы должны умирать в страхе и агонии – сильные эмоции сделают их тела более живыми. Все как при забое животных, но наоборот. Если животное умерло безболезненно, то его мясо мягкое и нежное. Замученные с пристрастием могут стать неотличимыми от живых людей, а возможность полного контроля над ними, в отличии от частичного над не качественными, позволяет использовать их как агентов. Только глаза всегда остаются мёртвыми, побледневшими и ничего не отражающими. Так что используй тёмные очки.»

Хоть его новые мозги были больше, лучше и эффективнее прежних, ему нужно было время на усвоение знаний. Благо, память на мои слова у него теперь абсолютная и повторяться никогда не придётся. Я решил ограничится поглощением одной десятой его сознания. Проявит пользу – получит волю. Будет бесполезен – будет переработан.

Вскоре я привёл его к трупу. Аркан без лишних указаний и подсказок принялся им управлять. Труп был среднего качества. Молодой парень умерший от болезни в бреду. Мало толку. Познакомил его с принятой классификацией на примере этого зомби.

– Труп посредственного качества. Изувеченное немой смертью лицо. Отсутствие мелкой моторики. Неспособность держать спину прямо и ровно ходить. Без улучшений – медлителен и не способен к бегу. Распада тела нет, но есть необратимое гниение до состояния мумии. Укусы приводят к заражению множеством смертельных болезней от столбняка до вич. Не регенерирует сам. Потеря контроля вместе с потерей вместилища сознания – центральной нервной системы. Качественный труп – это умерший в агонии, сохранивший человечность в движении, ресурс. Улучшение трупов – источник всех остальных классификаций. – в комнату зашло оперативное вместилище. Трёхметровый человек без пола, личности, лица и сознания. Толстая лобная кость блестит при свете лампы, выдавая стальной сплав в составе толстой кости. -

– Он нужен для увеличения числа подконтрольных людей. Он мой, личный. Моё направление – живые люди, но наши способности пересекаются в трансформации тел наших ресурсов. Это своего рода оперативная память. Для тебя сейчас это эталон конструкта и пока ты… Мал, я запрещаю создавать таких, и вмещать в них свой разум. При деконструкции такого тела, ты безвозвратно потеряешь часть себя, своего сознания. Методы его расширения ты должен заслужить. Посмотри, почувствуй. У него в черепе есть дыра. Она нужна для сброса внутречерепного давления. Необходимое слабое место. Общий скелет состоит из нескольких человеческих и слоновьего. Наверное, уже заметил способ крепления мышц к костям предплечья. Избыточная сила нужна для избыточной живучести и создания эффекта "даже не пытайся". В твоих практических занятиях на улице у тебя будут мои помощники – живодёры. Это модифицированные мной вместилища для демонов рода звериных инстинктов. Они нужны для порабощения и использования аномалий. Аномалии – выплеск негативной энергии в виде демона. Физического. Живодёры это большие, с грубой как у носорога кожей, культисты. Живут до пяти сотен лет, пока не дуреют и не убиваются из-за неконтролируемой ярости об ближайшую стену. Или пару стен. Обучение ведаться на контроле сознанием над обычными животными. До двух сотен лет они выглядят как здоровые, подкаченные, совсем не глупые люди. Яростные, но умеющие себя контролировать. После четырёх сотен лет становятся ростом под 3 метра, сутулые и перекаченные. Перестают быть похожи на людей, и другие последователи их прячут, и я редко их использую. Их демонов либо убивают другие демоны, либо боевые маги. Демоны бывают разные. Невидимы для всех, кого не атакуют. Что бы атаковать в общем (физическом) мире (плане) должны стать видимы. От их созерцания… идёт пассивная атака на разум жертвы. Питаются кровью как вампиры либо страхом, если это демоны низшие. Аномалии, которые мы используем делаться на боевых и терроров. Боевые или солдаты – это кровососущие демоны разных видов и подвидов. Терроры мелкие демоны. Первые созданы для войны и охоты на крупную… задачу. Вторые на запугивание и убийство людей.

Ещё некоторое время он учился управляться мёртвым. После перешёл к созданию и управлению отряда. Много времени потребовалось обучению тактике применения разных видов вместе. Индивидуальные особенности применения. Пыткой была для него заучивание вариантов трансформаций и, собственно, сам механизм трансформаций и метаморфоз человеческого остова. Тем не менее, его собственные улучшения помогли ему заучить варианты скелетов и крепления мышц и сухожилий. После семинара, наступило время настоящей практики. Предварительно, я приписал молодого живодёра с читающим мысли террором для записи мыслей некроманта.

В это время в этой больнице работали 2 героя из группы. Группа бандитов совершила налет на другую больницу (уже полностью миротворческую) с целью похищения дорогого оборудования жизнеобеспечения и лекарств. Жертв не просто много, их дохуя. Атаку вели гашеные боевеки. На деле они были под властью боевого трехрукого старика полководца, который управлял каждым бойцом напрямую

«

М-да. Сбылась мечта школьных и студенческих лет. Столько времени и усилий что бы стать электромехаником в автосервисе для местных мажоров. Я вкладываю в эти слова иронииб немногим меньше чем надежды на то, что "осада" города не задержится на долго. Благо, что я тут работаю не один. Вместе со мной близкий друг. Ульвер и Дариус говорят, что их все устраивает и они не видят нерешаемых проблем и преград в нашей ситуации. Жаль, что брату не дозвониться. Он уже там, где нету и намёка на связь. Да там даже слова такого нет.

По радио только что было сообщение о массовом теракте в миротворческом госпитале. Я ужасно напугался. Но оказалось, что это второй, военный госпиталь. Раненных и погибших повезут именно в тот, где работают Ульвер и Дариус. Ужасный стресс. Куплю им после работы сигарет, хоть тут они и дорогие.

»

Трансляция террора – мыслей, местности и обстоятельств:

Террор: Операция по штурму госпиталя в целом успешна. Едва-ли украденное оборудование окупит вложенные ресурсы и скорее всего уничтожит задействованную группировку. Но соотношение трупов и раненных прекрасно. Количество мертвецов огромно и не подаётся одновременному охвату мысли. Некромант был доставлен в морг второй больницы несколько заранее. Работники морга трясущимися руками, сохраняя спокойствие на лице и в душе заполняли все столы и холодильники трупами. Достойны тревожности и сомнения мысли некроманта:

«Их ужасно много. Я чувствую остатки сознания некоторых из них. Не могу не слышать, закрыть поток. У меня паническая атака. Бросило в дрожь. Этот парень… он мёртв, но ещё способен понимать. Мозг в предсмертном сне, но понимает, что он в морге. Зачем я здесь? Я не должен творить такое… зло»

Прим.: опять эта глупая ошибка. Удаление/уменьшение области мозга, отвечающее за эмпатию обязательно. Снова необходима ручная коррекция.

«Мне тепло. Странно, паника ушла. Я пересилил её. Так, нужно мыслить здраво. Они мертвы и это уже не изменить. И я сказал, что это зло, но почему? Они бы все равно умерли, но сейчас они умерли ради великой цели. Да, точно. И я должен продолжить путь. Я не испугаюсь быть сильным, только я способен на свершение великих дел.»

Террор: Все труппы мгновенно погасли. Некромант… запел. Бирка на его ноге начала раскачиваться. Врачиха истощает сладкий ужас ожившей детской фобии. Моя глотка полниться радостью. Трупы хором засопели, захаркались кровью! Их ломает и изгибает как наркоманов без дозы. Двадцать трупов синхронно, тихо и медленно сели. Он знает, как пытать страхом! Красивое. Молча встали возле своих коек – изувеченные, черные и белые, в обычной одежде, в медицинских халатах, в форме. Блюют кишками, вырывают селезёнки и всю лишнюю биомассу. Все равны, все мертвы, все страшны. Врачиха замерла в исступлении. Один труп идёт к ней. Он взял пилу для костей! Он убил! С яростью и кровью в комнату! Первое убийство некроманта, Повелитель. Да, камеры отключены. Глушилки поставлены. Ретранслятор докладывает об оцеплении живодёров. Лишние люди убраны и тихо съедены. Вокруг больницы аномально тихо. Хи-хе-хе. Ещё! Ещё кое-что. Я чувствую связь между некромантом и двумя людьми из больницы. Их имена на нагрудных табличках. Они сейчас на 5 этаже. Это терапевтический отдел. Чую молодую и сырую дружбу между ними и врачом терапевтом. Им доложили о раненных. Бегом идут вниз. Некры вылетели из подвала, они рвут людям руки, ломят ноги, колят глаза! Все орут, визжат, умирают и страдают! Люди не успевают ничего сообразить, и половина этажа была нейтрализована меньше чем за пять минут. Некромант прогоняет души и берет под контроль тела. И… Он не справляется с таким количеством. Не может поднять больше 24 тел. А, так вот зачем он оставил тела солдат в морге и не повёл их в резню. Он сращивает их. Половина некров стаскивает тела в подвал. Да, он начал проводить полевые эксперименты. Вторая половина продолжает качественно убивать. Те двое молодых докторов, связанных с некромантом, спустились на лестничный пролёт 1 и 2 этажа. Великолепное сочетания удивления, страха и неверия. Такое обычное, но такое сладкое. Некры продолжают зачищать первый этаж. Криков там всё меньше, зато больше на втором. Некоторые люди поняли, что пора бежать. Да, открывают окна и прыгают. Да, передаю живодёрам. Они перехватят. Да, они готовы. Отменяю! По ним стреляют, это идеальные. Да, он сделал 4 качественных трупа, и они могут стрелять. Сейчас он склеивает ещё 4 кучки трупов и вшивает их же костями бронежилеты в кожу. Люди на верхних этажах увидели расстрел и перестали убегать. А два человека сумели организовать тех, что на втором этаже и закидали лестницу кучей больничного хлама и мебели. Живодёры докладывают о перехвате паники в больнице. Они не успели среагировать и была вызвана полиция. Две машины военной полиции перехвачены, но сейчас сюда направляют миротворцев. Докладывает культист из администрации. Блять! Эти двое скоординировали агитаторов и докладывают о ЧП всем живым. И даже не говорят о воскресших мертвецах! Просто говорят об убийствах. Да, может это стоит выделить. Ваша вторичная ставка на недоверие к новости об оживших трупах не сработала. Все люди организованно идут на крышу 5 этажа. С ними несколько солдат. Пятеро. А эти двое друзьяшек чувствуют мерзкую гордость за себя и блевотную радость за спасение живых. Немного сластит сожаление об погибших и ужас остальных живых. Военные в здании не дают трупам подняться на второй этаж. Их тела украсили своим внутренним миром Железные баррикады. Военные снаружи начинают штурм здания. Потери – два тела и 3 подбитка. Идеальные обезглавлены пулемётом. Живые закидывают здание слезоточивым газом. Штурмовики в противогазах вошли в здание. Некроманту не хватает сил, чтобы контролировать ситуацию. Он отправляет все новые отряды из морга, но они лишь задерживают живых своими кишками, опутывая их ноги. Я правильно понимаю? То есть, у вашего некроманта нет сил поддерживать приличное количество некров, а на глистов-зомби заставлять уцепляться за ноги живых – это пожалуйста. Нет, он не в отчаянии. Он работает. Больше ничего не чувствую, Повелитель. Живые держат на прицеле вход в морг. Готовятся идти. На крышу высадился десант, начинают небольшими партиями эвакуировать скот. Занимают здание. Укрепляют периметр броневиками. Закидывают гранаты с газом в морг. Они считают, что это были террористы под наркотой, а из-за газа у них повытаскали глаза и обвалилась кожа. Хитрые дебилы. Сами себя обманули тупым бредом, чтобы поменьше думать. Грохот, в морге кафель трещит. Некромант атакует. Из ядовитого газового тумана подвала вылетела тварь и раздавила двоих жи… мертотворцев. Режет остальных, вылетают остальные. Херовые трупы, но красивые! Они умирают мгновенно и превращаются в массу из отравленной плоти и гниющей на воздухе крови. Миротворцы обрели мир! Это сделали четверо сутулых двухметровых некра.

Описание: две огромные руки без кистей. После предплечья начинаются толстые кости с режущими заострёнными рёбрами, расходящимися по сторонам. Грудные мышцы не имеют кожи, только постоянно напряжённые толстые мышечные дуги. Каждая из лап состоит из двух ног с обратной фиксацией колена. Примечательно, что все в берцах и каждый из ботинков на ноге сшит друг с другом сухожилиями. А черепа совсем хреновые. Толстенный лоб укреплённый бронеплитой под крутым углом защищает мозг от пуль. Но давление давит на мозги, долго такие твари не проживут. У двоих только по одному рабочему глазу, остальные вытекли или лопнули. У одного, что вышел последним, все четыре на месте. Но на одной голове. Два смотрят вперёд и два в периферию первой пары. А, эмм… некромант отправил десяток других некров ползти на крышу. Один костный некр-гигант чистит им путь. Не могу описать этот подвид, просто странная херня с похожая на кожаного ската с негибким хвостом.

Боевая экспозиция: вертолёт с боковыми пулемётами прекратил погрузку и начал кружить вокруг дома. Вокруг дома пустое большое пространство, девятиэтажные дома и 4 главные дороги, идущие от больничной дорожной развязки. Каждая дорога перекрыта бронемашиной и отрядом пехоты. В здании отряд десанта. На крыше мирный скот в числе двух интересных. Некромант собирает… процессор прямой связи. И обклеивает наростами взрывоопасного гноя. Оживляет примитивную толпу, связанную с разумом процессора. Обход ваших ограничений, причём эффективный. Резервы тел у него закончились. Толпа огромная, но медленная и грубо залатанная. Они не успеют дойти до живых, их измельчат. Надежда на костных если те не сдохнут от внутричерепного давления пока толпа плетётся, а скаты (зачем-то) ползут на верх. Некромант контратакует десант в здании. Живые уже готовы к атаке. Предвкушаю. Бурная фантазия и вид растерзанных трупов намекнули на им зомби, хоть об этом никто из десанта в слух и не смел об этом говорить. Костная тварь, разнося баррикады и вонючие трупы прорывается на верх. По ней стреляют. Отлетают осколки костей, мышцы, хрящи. Костяшка выдержала и подобралась на расстояние рывка и влетела в них! Уебала двоих рубящим, размашистым ударом. Он переломал им шеи и верхний плечевые пояса и нежно и лакомо прибил мясо к стене. Стоявшие далее по коридору, одни из охранявших вход солдат, открыли огонь по конструкту. Пуля попала в толстый лоб. Пробила, но череп не раскололся, да и пуля прошла не на вылет. Такая броня против винтовок не идёт. Костяшка упала и развалилась. Мышцы повылетали из тела как шланги под давлением, заливая кипящей кровью выживших. Я чувствую страх поражения от некроманта. Передаю ваш приказ живодёрам. Вампир ест марксменские группы на крышах, боевик вошёл в пороховые газы солдат. Ментально атакует одного из них. Удачно. Солдаты расстреляны своим товарищем. Боевик отпустил контроль, отравил пороховые газы. Выживший застрелился. Вампир зачищает здание от остатков. Передаю некроманту, что здание чисто и Повелитель ему помог. Скаты поползли на 4 и 5 этаж. По 2-3 на каждую из сторон. Внизу трое выживших костных некра и толпа сформировались в отряды и готовятся к выходу на позиции солдат на всех 4 направлениях. Вертолёт медленно кружит вокруг здания.

Котратака. Первые медленно выходят толпы херовых некров. Открытые пулемёты бронемашин и вертолёт открыли огонь на подавление. Толпа даже отойти от здания не может, она буквально разлетается и увешивает бетонные стены гирляндой из своих кишок. Скаты полетели с верхних этажей! Их "хвосты" – это видоизменённые ноги. Две сросшиеся длинные и острые кости, смотрящие при полете вперёд. Да, эта херня буквально летает задом. Груди и брюха у этих "орлов" нет, только огромные лёгкие, переделанные под воздушный мешок. Даже кожей не прикрыл. Руки до локтя припаяны к телу и служат натяжителем кожаных крыльев. Эти некры не летают, только планируют. Вертолёт им не сбить, но некромант смог поразить все 4 пулемёта, выявить и убить офицеров. Он навёл панику среди живых. Фиксирую случайный дружественный огонь. Некромант выпустил троих костных некров по тоем сторонам от главного входа и сам направляется к нему. Живодёры обеспечат его отход. Один из костяшек, не смотря на отсутствие по нему огня почти сдох. Обессилел и если плетётся. Срок годности вышел. На крышу вышли костный, планер и пара особых некра с автоматами. Костный некр подцепил орла и швырнул его в вертолёт. Планер пронзил обоих стрелков насквозь и те красиво наебнулись обшарпавшись об стены высоток. Вертушка улетает. Костяшка подыхает. Передаю вашу мысль некроманту. Он принял её и решил захватить своих друзьяшек. Их силой уводят идеальные некры (в форме солдат и со стрелковым оружием). Остальные заложники при них игнорируются. Живодёры их перебьют после отступления. Солдаты живых или убиты или бегут. Их преследуют живодёры. Толпы возвращаются в подвал, таща за собой развалившиеся остатки костных некров. Живодёры закончили охоту и лично едут на патрульном хамере за некромантом. Подтверждаю окончание террора. Свидетели убиты, связь и электроника заглушена. Следы некромеханики сложены в морге и заминированы.»

Отчёт сформирован и отправлен. Получатель: Повелитель.

I Am

Заминированы, стоит отметить, эффективно. Его мина – биомасса-процессор с дублирующими органами, торчащими по всюду головами. Всё внешнее и внутреннее свободное пространство набухало взрывным гноем. Атака – удар щупальцеобразным пучком мышц и захват и медленное неповреждённого тела. Так можно получить комплект замученных идеальных тел для создания особых некров в случаи удачного засадного применения. Но, в данном случаи это нужно лишь для эксперимента и отработки теории. К вечеру, в здание вошла группа захвата. Зашедшие в морг продемонстрировали эффективность нового типа некромеханизма. Взрыв обрушил здание, хотя это и не предполагалось.

По соотношению затраченных ресурсов и полученного в результате черного ветра террор убыточен. Но я получил обученного, специалиста. Теперь он уверен в себе и может окупиться в сотни раз. Он в экстазе после боя. Бойни*

Некроманту я присвоил статус полководца и позволил сохранить ветренную свободу воли. Своих друзей он взял в плен и хочет создать "конклав магов". Эта идея – мутант его новых качеств и старых чувств. Привязанности к друзьям, тяге к признанию и желание властвовать воссоединились с желанием становиться лучше как кукловод трупов, как ученик и как полководец одной из моих армий. Бесполезное начинание, но будет полезен результат. Он сам осознает, что пусть все люди имеют предосположенность к использованию своих талантов, но без принятия возможности своей всевозможности —люби необучаемы. Даже если абитуриент какого-либо из направления искусств использует принятую в обществе людей науку – непринятую её часть он будет отрицать, игнорировать и перекрывать в своём сознании мыслей "этого не может быть" и вырывать с корнем инородный цветок новой науки. Но это лишь временное явление. Люди приняли часть этого мира, увидели закономерности его частей и рано или поздно перейдут на третий шаг его изучения. Нужно быть к этому готовым и периодически пытаться сломать психологический барьер самых перспективных. Особое внимание к последователям пути левой руки и всей восьмёрки. Ветвь тупиковая, но пригодна к созданию сложнейших форм мыслей и интеллектуальных конструктов. Война с реальностью интересное направление мысли, может стать красивым хобби. За такими людьми интересно наблюдать. Словно пауки в террариуме, что охотятся на себя.

Что касается некроманта. Я отправлю ему своего носителя под видом куратора, и мы будем учится тактике биотерактов и боев с применением некротехнологий в конце 20 – начале 21 века. Теракт дал опыт и знания нам обоим.

Прим.: необходимо вывести терроров с прямым выведением биосенсоров в черные порывы. Описания словами бывает недостаточно, а комментарии излишни.

В управлении людьми важнее всего не поверить в собственную ложь. Кайф, деньги, высшие ценности, Бог, боги, родина, власть, порядок, свобода, или простое спокойствие. Огромный перечень ключей от вседозволенности. Сотни благородных мотивов для самых грязных дел. Никто из моих людей, что способен оценивать себя – не считает себя плохим человекам. Десятки оттенков серого, но результат всего один – моя выгода. Мне нужен этот мир. Власть и своя империя – это великолепно, красиво и эстетически прекрасно. Но я жажду пойти дальше. Я открою ворота в Ад, этот мир станет источником моей силы. Моим существованием. Люди на равне с демонами станут моими рабами, а я их сатаной. Я направлю все их силы для своей гордыни. Я знаю, что в глубине космоса я найду новое, бесконечное. Там я найду бессмертие. Мир умрёт, тела умрут, галактика и вселенная умрёт. Я хочу выйти из неё на предел дальше. Каждый из моих рабов будет желать блага и бить своих детей; творить для добра и строить танки; жить вечно и умереть на моей войне. И они будут рады этому. Они будут защищать меня от самих себя. По своей воле. Я стал обществом. Я стану миром. Я стану человечеством. Я стану внесённой и я стану невозможным, несуществующем и неописуемым.

Некромант зашёл в тупик в процессе обращения своих друзей. Я ему помогать не стал. Теперь он сам обязан сам в них разочароваться. Сейчас он идёт поговорить с ещё двумя своими товарищами, что живут в местном отеле.

«

Сегодняшний день был самым страшным и странным в моей сознательной жизни. Мы с Мэлвином работали в автосервисе. Машин в городе немного, но те, что есть стоят дороже здания в котором я сейчас нахожусь. В рабочее время, в отсутствии машин мы с ним слушали местное радио. Пытались привыкнуть к звучанию местного диалекта. Диктор сообщил о нападении на военный госпиталь на другом конце города. Мы отстранились и порадовались, что это не госпиталь куда ушли работать наши друзья. Мы даже не испытали ни капли жалости к десяткам погибших и раненных. Просто не задумались об этом. Совсем скоро мы услышали выстрелы в живую. По радио, диктор сделал второе внеочередное заявление об втором теракте. В больнице, где работают Ульвер и Дариус и объявил военное положение. Мы спорили с Мэлвином о значении его слов, просто не могли поверить. Даже поругались. Я хотел пойти в больницу. Вовремя понял, что это опасно и бессмысленно. Пытаясь на нервах высчитать график их работы, направился в отель. Узнать, что с ними. Меня очень удивило, что Мэлвин хоть и проявил озабоченность, но отказался "лишаться работы" из-за этого. Мы снова поругались. Сейчас я понимаю, что действительно для местных жителей военное положение это не повод уходить с работы и меня скорее всего уволят. Без разницы. Я просто в шоке от происходящего. Их небыло в отеле, их нет и среди спасённых. Они либо сейчас под завалами, либо среди, расстрелянных военными, гражданских вокруг стен больницы. Нужно уезжать.

Я написал брату. Связь все же иногда и у меня, и у него появляется. Так что рано или поздно сообщение дойдёт. Обо всем рассказал. Сказал, что переживаю за него. Хоть и не смог сказать и сейчас не могу написать все. Не знаю почему.

Надеюсь, мы выживем.

Обязательно.

Я остался один в номере, пока Мэлвин отрабатывает смену. Ко мне пришёл человек. Жуткий, высокий, бледный как недельный труп. Все тело в местах костей выступало треугольниками и ромбами. От него разило тленом и смертью. Он назвался именем Аркана. Я не поверил, я не верю. Этотчеловек рассказал многое, что знали только мы вдвоём или наши… мои и Аркана общие друзья. В том числе пропавшие. Он вёл себя и говорил так же, как Аркан. Пытался мне доказать, что это его новое тело. Ненавязчиво обвинил нас в некачественной медицинской помощи, когда его укусил больной абориген в пустыне. И сразу перевёл в тему, что хочет взять меня с собой. Будто он нашёл то, зачем мы здесь. И при этом он говорил только о силе и власти, а не о помощи местным людям. Мы с ним говорили словно совершено о разных вещах. На разных языках. Я искренне не понимал его, а он снисходительно пытался мне объяснить свои "возвышенные" (людоедские) мысли. Я обещал подумать. Он сказал, что разочарован во мне. Да, знакомое чувство. Мне с ним, кто бы этот фрик небыл, не по пути. Как же мне не по себе. Плохо. Буду ждать Мэлвина с работы на улице.

»

I Am

И на этом моменте некромант окупился. Да так, что не вывести в число. Его друг – вместилище. Я должен его получить. На некроманта полагаться бесполезно, я сам им завладею. Я искал такого человека очень давно и обязан зафиксировать все, на случаи неудач. Все приметы и особенности поведения. Отправляюсь к нему на встречу в облике бездушного. Полагаюсь на впечатление и тёмные стороны его души, что будут тянуться к столь эстетическому созданию. Бездушная оболочка позволит мне слушать мысли и чувствовать эмоции этого сосуда. Лично мой хост будет описывать это событие.

Из знаний некроманта я многое знаю об его друге. Из собственных знаний я понимаю, что большая часть этого – ложь. Но не имя. Хастур стоял под фонарём на заднем проулке между домов. Он ждал кого-то. Нужно его увести. Я подошёл к нему. Не глядя в глаза, позвал его по имени и сказал идти. В этот момент его мысли можно было озвучить примерно так:

«Какой-то жуткий дед. На бомжа не похож. Странный. Надеюсь, не встанет тут и не станет стрелять сигарет. Он… знает моё имя. Блять, каждый урод в этой жопе теперь меня знает? Стоп, чувак. Из под черного балахона, из-за спины меня подозвала третья рука.»

Я дал ему мысль

«Иди.»

Он неосознанно отстранился от стены, сделал шаг ко мне. Но осёкся, остановился и убрал ногу. Обладает идеальной волей, его нельзя контролировать. Идеальный сосуд. И он, очевидно, понял правила игры и посмел дать свободу вызывающей мысли:

«А то что?»

Я понимаю, что такой огненный человек видел в своей жизни. Он заинтересован в сокрытом и пойдёт за мной, если его не гнать насильно. Нужно дать ему надежду на получение ответов на сокровенные вопросы. И я ему ответил. Беззлобно, без угрозы, с лёгкой нотой отчаяния и грусти:

«Пожалеешь»

И он пошёл. Я дал ему волю додумать, что он от меня получит. Я остановился в тёмном и безлюдном месте. Когда Хастур меня догнал, я обернулся что бы заговорить с ним. Он испугался, встрепенулся и резко остановился.

– Я знаю, что ты общался с Арконом. Знаю, о чем он тебе говорил. Фокалор, я тебе открою путь в этот мир. Да, я вижу. Ты одержим. И ты, хоть и скрывал от себя, знаешь, что это так. Ты особенный, даже на фоне таких как твой друг. Я научу тебя. И не ищи подвоха, бес. Мои интерес – побочные колебания, что создаёт твоя жизнь. И чем больше в ней будет смысла, тем дольше я буду жить. Я раскрыл тебе карты, тебе нечего опасаться.

Я намеренно не использовал подавления воли или иные воздействия кроме психологических и риторических. Иначе он бы это почувствовал и его ответ был бы иным.

– Чему ты меня хочешь научить?

– Жить.

– Ладно, я спрошу по-другому. Что мне нужно делать что бы научится "жить".

– Для начала согласиться на моё предложение. И не смотри на меня подозрительным взглядом, это по твоим же правилам, черт.

Выдохнув, он уверено и вызывающе сказал:

– Я согласен.

Я считаю, что важно было акцентировать внимание этого сосуда на его адской природе. Мне необходимо, что бы он считал свои возможности "темными" и использовал только "тёмные", разрывающие его душу таланты. Ни белого, ни серого. Только тьма. И так я вытравлю из него душу, оставив только пропитанное злобой тело.

– Обычно достаточно только доказать…

Я протянул ему свою левую руку и положил ему на плечо. Он заворожённо смотрел на меня и не шевелился. Его интерес заставил душу сохранить ключ. Он испытал страх, подавление. Я его атаковал ментально. Я хотел добиться ответной реакции. Ее не было, и я стал наращивать поток. Хастура ошеломил град разных эмоций, затем я начал чередовать. Я увидел слабость, зазор и вставил в него лом. Сосуд демона окатил всепоглощающий страх. Он ослаб, но не раскололся. Я уколол его болью. Физической, психической, душевной. Я открыл его сознание для себя. Хастур всю жизнь трансформировал боль и страх в ярость и ненависть. И теперь он трансформировал весь накопленный страх и испытывающую его тело боль в ненависть. Он снял с себя моё вмешательство, откинул руку и кинулся на бедного деда, свалив на грязную дорогу и начал избивать. Никаких мыслей, никакого контроля. Только злоба. Лицо старика под телом Хастура стало превращаться в кровавое месиво. Челюсть выбита, зубы вылетают, нос вывихнут набок, глаз течёт. Боль в кулаках злила ещё больше и он бил ещё сильнее. Удары стали намного чаще, боль через удар вообще не ощущалась, а тело деда начало разлетаться. И он увидел белые, прозрачные, словно сотканные из нитей паучий паутины руки исходящие из его собственных. Хастур обратил на них внимание лишь на мгновение, но это заставило его остановится и задуматься, осознать. После прихода понимания что это действительность, его окатило неприятие и страх. Пытаясь смахнуть онемевшими руками видение, он лишь добился повторения своих движений от лишней пары рук. После того как он остановился биться в панике и начал всматриваться в неестественную призрачно-белую плоть метафизические руки медленно и самостоятельно вошли в тело и больше при движении не вылетали.

– Меня устраивает.

Раздался детский голос за его спиной. Хастур обернулся и увидел полностью черного ребёнка лет пяти, стоящего в тёмном углу. На нем не было одежды, а его глаза были мертвенно белые. Зрачки и радужка не отражали ничего и его взгляд никуда не был направлен. У ребёнка небыло и ушей. Голос ребёнка прерывал поток мыслей в голове одержимого о трупе, утерянной возможности и суициде. И дал ему спокойствие. Необычный вид нового собеседника, как самое его присутствие, хоть и смутило его, но он принял это как данность. Хотя про третью руку старика он хотя бы планировал спросить.

– Учись вызывать злобу. Для тебя это теперь стало естественным так же, как и ходить. Если после этой ночи тебя постигнут сомнения, вспомни что в этом месте гниёт доказательство.

Он сразу обратил все внимания сознания на свои руки. Пробывал их призвать, вывести. Использовал злобу, но ничего не получалось.

– Тебе мешает осознанность.

За углом раздались шаги, появился силуэт. Это шёл мужчина. Хастур испугался, понимая, что сейчас он стоит с окровавленными руками возле мёртвого человека. Мужчина подошёл, косо посмотрел на него, на его лице было презрение. На лице Хастура комичная гримаса ужаса. Мужик прошёл мимо.

– Не обращай внимания на мусор.

Я злился. Такая сила, но он напоминает ребёнка, что не умеет усидеть за партой. Впрочем, что ему, что ребёнку такое положение не естественно. Давно меня ничего так не возбуждало злобой.

– Давай я тебе помогу. Расслабься и позволь мне скорректировать твоё состояние.

Его переполнял стресс, страх, боль и чувство ответственности. Переглушив все лишнее, я повелел ему попробовать снова. Увидев мгновение для успеха, я схватил его умирающим телом старика и Хастур поднял за балахон, четырьмя руками, изувеченное тело и впечатал его в стену. Дед лопнул как гнилой фрукт, окатив вонючей жидкостью одержимого.

– Завтра за тобой заедут, продолжим. По поводу старика – он пустая оболочка, ты никого не убивал. Он никогда не жил.

Примечание. Для бесов важно взаимодействие с одушевлённым телом. Подвластные и одурманенные люди гораздо эффективнее и безопаснее бездушной оболочки-аватара вроде черного мертворождённого ребёнка. Из-за стресса, что за сутки испытал ученик, пришлось дать время на отдых. За время которого, он может передумать, сбежать, разувериться.

«

Только что я словно проснулся. Сегодняшняя встреча изменила мою реальность, моё сознание. Я, на сколько это вообще возможно, мягко и рассудительно обсудил это с Мэлвином. У него случилась истерика. Он считает, что я сошёл сума. С его точки зрения я вижу галлюцинации. Общаюсь с умершим нашим другом, трёхрукими мутантами и мёртвыми детьми. Я бы тоже не поверил если бы не неотмывающаяся кровь с моей одежды. Я даже не задумался о входе в отель переполненным людьми, но все работники и постояльцы словно специально отвлекались и отворачивались от меня, не замечая. Что касательно Ульвера и Дариуса – мы всё ещё ничего не знаем. Разве что только из слов Аркана. Как итог, Мэлвин предложил срочно уезжать. Несмотря на осадное положение города. Пришлось повторить, что это невозможно и уйти к себе в комнату. Не думаю, что мне дадут выспаться. И я обошёлся с ним грубо. Я сказал Мэлвину очень холодно что-то вроде "от переживаний ничего не измениться. А сейчас я устал и хочу спать. Просто спать. Не думаю, что у нас есть выбор"

Или это реальность с нами груба, и поэтому простое озвучивание этого, трактовка звучит так холодно.

Сейчас ранее утро. Я проснулся за два часа до будильника и чувствую себя совершенно выспавшимся и необычно бодрым, и живым. Мэлвин вообще не спал. Он в жутком стрессе. У нас был долгий разговор обо всем. О времени в универе, о жизни здесь, "второй" группе. Предлагает воспользоваться мне новыми шизо-знакомствами что-бы вывезти нас из города. За любые деньги. Поверил мне. Я чувствую, что они не то, что нас не вывезут… они нас убьют если я им откажу. Бедный Мэлвин, как же ему херово. Я надеюсь, что он не исчезнет так же, как и остальные.

Трансляция террора – мыслей, местности и обстоятельств:

«Пошли. Я устал сидеть и дрожать от страха». Говорит бес. Они выходят. Притом бес не чувствует страха, пытается воздействовать на живого. Бес чувствует лёгкую эйфорию. Не осознает происходящее. Перед глазами товарища растелился туман депрессивной усталости. Он слаб и может послужить трещинной в ментальной броне сосуда. Мир мясного стал похож на фильм. Картинка на экране мерцала, а он просто наблюдал из черепной коробки. Пытается заглушить нарастающую паническую атаку разговорами. Пустыми предложениями и словами, в которые не верит сам.

Итак. Похоже план беса просто идти вдоль улицы. Да, всё подготовленно. Он не осознает вашу власть над собой, но чувствует ваше могущество и…, простите, испытывает его. Простите. Мясо разозлилось, бесится. Ему не нравится план. Бес пытается влиять на него. "Просто так нужно сделать и словесных аргументов у меня нет". Мясо идёт за ним. Похож на забитого в угол животного. Пытается встать на ровне с бесом, снова повышает голос. "Мы не можем просто идти в никуда". Перед ними открылось две дороги. Бес мрачно посмотрел на правую. Слева было полно нищего и рабочего народа. Справа никого. Вообще. Дабе насекомые не летали. И так до конца улицы, где поперёк стоял ограждённый трёхэтажный дом без крыши. Живой посмотрел на дорогу. Осознал и его лицо посерело. Демон смотрит на пустую дорогу, как на дорогу к своей смерти. Уголки губ показывали гротескную печаль. Глаза охладели и опустели. Бес осознает мрачность картины и своего пути и сказал… "нормальные парни на лево не ходят" и поебошил по центру дороги направо. Не видел никогда настолько дерзких. Дружок бросил его и побежал в толпу на лево. Бес заметил, но не пытался его окликнуть. Живодёры преследуют его, боевики похитят и привезут в заявленное место. Бес тяжело, неровно вздохнул, засунул пальцы рук в штаны и просто шёл. Его мысли: «Все же у меня получилось. Я просто иду прямо». И он шёл ещё около минуты и сказал сам себе шёпотом. «Мне уже скучно стало.» И свернул во двор. «Я не сбегаю. Просто идите нахуй.» Ему неприятно следовать чужой воле. Бесёнок встал в переулке между пары одноэтажных домов, облокотился на стену и просто ждал. Ждал недолго. К нему вышел из-за другой стороны дома ваш человек. И встал поперёк дорожки. Бес заговорил: «от куда ты знал, что я встану именно здесь?»

«Я стоял везде.» Очень хриплым голосом ответил он. «Идём.»

В двух шагах стояла наша машина. Дорогая, красивая… да. Тут либо такие, либо никакие. Да, простите. Кстати, этой самой машине бес недавно чинил стекло в автосервисе. П-простите, не догадался. Да, диктую. Его мысли. Он узнал водителя и сожалеет что не запомнил его имени. Ему не страшно, ему забавно. Хотел бы окликнуть похитителя по имени. На него не надевали ни мешок, ни наручников. Ехали недолго. В мыслях хочет узнать про мясного, "Мэлвина. Но догадался, что они не знают даже куда едут.

Машина заехала на территорию небольшого трёхэтажного коттеджа с двухметровыми воротами. На территории не было никого. Эти двое мужчин ушли за ворота, предварительно их закрыв. Не на замок. Машину оставили открытой. Окна дома закрыты, но открыта на распашку дверь. Там только темнота. Он понял намёк и пошёл, резко встал и чуть не упал остановившись в метрах трех от порога. Его лицо исказила гримаса неожиданного страха. В глубине пустой комнаты стоял ребёнок. Слепой, черный, «тот самый». Бес понял неприятность ситуации и попытался успокоить себя. Сказал ребёнку: «Не очень гостеприимный вид. С чего ты взял, что за захочу войти.»

«Не захочешь» тихо отразилось от стен дома. И бес… он оказался в доме, простите, но я не понял как. Дверь, которая являлась единственным источником света в доме, всё ещё была открыта. «Три» просто и кротко сказал ребёнок

«Что… три? » Искренне непонимающе ответил бес.»

«Три метра. Ты прошёл три метра и умер. Ты проиграл. Проиграл, потому что тебя испугал мой вид. Я тебя убил даже до начала боя. Ты слаб, твоя воля недостаточна.»

Бес просто сделал шаг назад и вышел. Игриво сказал «нет.» И тихонько закрыл дверь. После этого закричал: «как тебе такая воля, замогильный мудила?» и попиздохал. Его мысли: «я что, могу просто так уйти? Я вообще то не хотел. Просто не знал, как поступить.» Зашедшие через ворота два человека с автоматами, намекнули свои видом, что всё же не может он просто уйти. Он просто развернулся на месте. Опять пошёл к дому, от которого толком не успел отойти. Открыл дверь пошире, вошёл и сказал: «я так понимаю, я делаю все правильно. Противлюсь твоей воле, проявляю свою. Даже сейчас пытаюсь противостоять твоей похоронной атмосфере.»

«Да.» Сказали дрожащие стены дома. Он обратил внимания, на тот факт, что стены буквально дрожат. По ним в несколько слоёв ходили пауки. На пол они не лезли.

«Где мои друзья?»

«Их нет» сказал ребёнок и замолчал. Это необычно, но его мысли я не знаю.

«Ну да, то что Мэлвин просто кинул меня и побежал, делает из него такого себе друга. Но все же, с ним все в порядке?» Бесёнок понял намёк на смерть, но решил настоять.

«Он у нас. Жив.»

«Налёт на больницы тоже…» Бес повесил голос, что бы придать себе уверенности. Но его прервала появившаяся на его плече рука и скрип закрывающейся двери. Эта рука целиком состояла из пауков. Она просто лежала на нем, а пауки переменялись местами. Трактую этот жест следующим образом: черная фигура как бы говорит жестом, "чел, ты ебанулся, кому ты тут вопросы задаёшь."

«Ты пришёл сюда учиться. Убей меня.» Черный ребёнок, стоявший в центре комнаты, стоя на месте переместился в сторону и встал на стене. Пауки понесли его на второй этаж.

«Почему именно пауки…» Бес не боялся пауков, но в таком количестве это было уж слишком.

Местность: малые поселения недалеко от Повелителя.

Патруль террора. Записи– мыслей, местности и обстоятельств:

Дневник "интересного" живого. Информация передана группировке " Sepultura". Ведётся наблюдение.

«

Сразу как приехали и развернули пункт вакцинации, все было более-менее нормально. С местными контактировали слабо, местность была, по сути, сельская. И не смотря на знание языка, особого желания общаться с местными пока-живыми скелетами, не возникало. Но во время процедуры вакцинации, со мной заговорил пациент. Это был молодой парень. На его лице был шрам, кажется от ножа, а все тело в шрамах от пуль. После такого редко выживают. Мне было тяжело на него даже просто смотреть, не смотря на опыт в медицине. Изуродованное тело и постоянные боли, проблемы со здоровьем, страдания… он обратил внимание на мой протез руки. Начал рассуждать о войнах, убийствах и насилии. Причём как какое-то животное. Моё сострадание к его боли и уродству сразу ушло. Очевидно, это не жертва случая, а бывший боевик. И кстати, с его словами о слабости и никчёмности тела я с прискорбием согласился. Пациент рассуждает, о том, каково это иметь вместо руки неудобную, бесчувственную палку. Я спросил его, от куда вообще тот знает, что такое протез. Пациент ответил, что в нем их целых два. Нога и рука. Правые. Я заключил, что это шутка либо он контужен или местный сумасшедший, что пытается запугать меня своими страданиями. Как некоторые виды обезьян хвастаются шрамами от гепарда ради авторитета. Я ему поддакивал как ребёнку, пока не закончил процедуру. Пациент посмотрел на меня дико улыбаясь. Берет своей левой рукой правую за предплечье и без усилий отрывает. Крови нет, но видно мясо, кости, сосуды. И выглядят они аккуратно разрезанными. Наполнены не вытекающей из них кровью. Я искренне посчитал, что сплю и только поэтому начал сейчас вести дневник. В худшем случаи, он поможет психиатру поставить диагноз. Хотя сейчас я в полной мере (или считаю так) осознаю, что это действительность. В тот момент, я предположил, что находился под гипнозом или дурманом. «И как я должен тебе поверить?» обращаясь то ли к этой "мечте хирурга", то ли к собственной жизни сказал я шёпотом. А человек сидел на стульчике и улыбался, помахивая оторванной ручкой. «Пожать хотите» сказал он жёвано и ели-понятно и едва сдерживая смех. И в тот момент я заметил, что оторванная рука движется. «Ты (блять), кто такой?» Я даже чуть было не заматерился, но машинально вспомнил про врачебный этикет. И он мне ответил: «Тот, о ком хорошо смогли позаботиться другие. И я теперь забочусь за них.» (я понял это как "о них" или "все их заботы теперь мои.") «Как?» «Ты как невежъда скажеш бы "магия", а я скажъу "наука".» Меня передёрнуло. Сильно. Дважды. «Наши мехъаники не машыины собирают, а людей. Я пришёл предложъит тебе руку помощи. Точнее, работу, за которую тебе дадут нормальную руку в помощ.»

Это не похоже на сказки сумасшедшего. Точнее, это похоже, но ими не является. Этот молодой человек… доказательно аргументировал. Не смотря на интерес и в наивное желание вернуть руку, из-за которой у меня вся жизнь стала адоподобной, я отказал. Аргументируя это неверием, называл это гипнозом, фокусом. Так или иначе, у меня все ещё есть работа по контракту, ответственность, обязанности. «Ваша работа скоро перестанет быт для вас заботой. И поверит вам придетъся»

Вечером, я обсуждал все это с остальными из группы. Конечно, приуменьшая всё до размеров пальца и теории. Я никому не рассказывал, что видел, как человек отрывает себе руку и управляет ей. Я на самом деле, искренне, поддался общественному мнению. Разве что Альцест решил отстранится от этой темы. Впрочем, зря я ищу в этом скрытый смысл. Он же аутист, хоть и самой лёгкой степени.

На следующий день объявляют тревогу и требуют срочно вернуться с оборудованием в город. Я и остальные пытались предположить из-за чего нас собрали, ведь в городе и так много врачей. Две большие больницы, не считая санитарные пункты. Решили так же, что видимо созвали вообще всех врачей с округи. В пути была сформирована колона, где я пообщался с солдатами и послушал сказочные слухи о нашествии зомби.

Я получил сообщение от брата. С ужасным содержанием.

»

Трансляция террора – мыслей, местности и обстоятельств:

Пауки сошли со стен и потолка и быстро заползают на одержимого. Яд этих видов не опасен для человека, но… Бес замер. Он дрожит, он злиться. Хочет ударить своё тело в место укуса, но сдерживается. Ноги как влитые в пол. Он не хочет их убивать так. Бес… нет такого слова. В общем он направил "метастазы ненависти" в пауков. Сущность этого роя не выдержала такого шквала. Нервная система каждой особи испытала смертельный стресс. Комната замерла. Бес увидел шершавые, толстые стены. Хитиновые, клыкастые шипы из стен, обхватившие его за ноги и тело, "руки" из пауков. Мёртвые. Ненависть перекрыла отвращение. С трудом стряхивает и отдирает с себя трупы и пошёл на второй этаж. Бес достал телефон, включил фонарик, идёт. Уверенно идёт, сжимая телефон перед собой. Телефон был небольшой, крепкий. Бес, подсознательно пытаясь разозлиться, зажимает телефон как можно сильнее. Он так же подсознательно понимает, что он этого не сделает. Это его разозлило. И…, м-да, это и был его план. И он сработал, баф получен. Черный ребёнок стоит посреди комнаты. Бес почувствовал удары своим сознанием, по-звериному усмехнулся. Понял, что теперь они на него не действуют. Осознает, что ему не жалко этого черного чертёнка. «Из-за этой твари пострадали близкие мне люди». Подумать о том, что только через него их можно вернуть, он не успел. Одержимый рванул на ребёнка, даже не боясь, что его бес не проявиться. «Могу и руками забить, да так даже лучше!» Ударил черное дитя в голову своей рукой. Ребенок схватился за неё, повис пролетев вместе с кулаком в сторону. Черныш разжал своими пальцами кулак одержимого. Начал ломать и выкручивать пальцы. Бес беспомощно злиться и боится, пытается скинуть мелкого черта свободной рукой. Бьёт его со всех сил, но ребёнок не обращает внимания. Спустя три пострадавших пальца, он смог трансформировать страх и боль в ярость. Бледная паутина вышла от локтя до сломанных пальцев, разрезав «злобную мразь». Не смотря на боль и осознание, что его пальцев искажены и это как бы очень херово, бес доволен собой. Он ощущает, что на одну слабость у него стало меньше. Теперь он может побороть страх

I Am

Прим. Ему Осталось только побороть себя. Получить полныц самоконтроль без ограничений физических по типу страха, к примеру.умение со всем бороться. И боязнь чужого мнения. Т. Е. Сложный. Компонентарный страх .

Запись 233. Живодёр Грима. Ответственный за гекс 55. Террор нашёл интересную аномалию и начинает слежку и ведёт запись. Транслирую ретранслятору ближайшего большого города посредством террора по кличке Седатив.

#Вампир-обыкновенный.

Аномальный впервые за все время своей сознательной жизни, начал чувствовать себя плохо. Для «энергетического» вампиризма ему нужно было больше контакта с здоровыми людьми, а тут круг его питательного общения крайне узок. Ему не хватало его товарищей и военных, а местное население было, по сути, пустым. Дважды во время приёма у него падали без сознания пациенты. Он не знал, не предполагал, что его питание имеет настолько низкое КПД. Большая часть элементов каким-то образом теряется при транспортировке из тела жертвы в тепло вампира. Формируется слишком мало питательных элементов. Так как его организм все время брал все элементы сложнее БЖУ из других, он просто не имел возможности их нормального усвоения естественным путём (отсутствовали ферменты). Из-за него у всей группы военно-санитарного контингента заметно ухудшилось самочувствие. Все они гнали на условия, на которые они себя послали. Аномальны карил себя за то, что не исследовал свою особенность развития лучше. И что вообще пренебрегал. Относился к ней слишком нормально и спокойно. Принятие это как нормы, почему-то позволило ему считать, что можно не изучать это как явление. Не изучать все особенности. Сейчас осознание и страх перед смертью, приготовили его сознание к принятию свой хищнической натуры. Ему необходимо кого-то "сожрать" целиком, без полумер.

Из памяти следует, что это он умел. В его жизни один случайный раз, он как-то "съел" мышонка, что нашёл крайне ослабленным в пустой банке на кухне. Он иссох в руках. Испытанные ощущение – удовольствие, сытость, жизненное наполнение, экстаз. Состояние при голодной смерти, малый размер и при этом столь весомый результат, позволили сделать выводы об эффективности этого метода. "Но он бессмыслен". Так заключил вампир. Периодически, интереса ради он убивал таким методом пауков и насекомых. Ему эстетически нравилось коллекционировать их тела у себя дома. Неподвижными, том месте, где были убиты.

Сейчас вампир решил, что необходимо начать питаться наиболее эффективным образом. В течении дня он выбирал и присматривался. Все местные – больные и голодные. «Это ужасный выбор, есть риск заразится. Если от мыши мне ничего не передалось, это не означает что я не заражусь от человека.» Живодёр, выполняя директиву "о "Помощи Полезным", отправил меня украсть свежего и здорового младенца. Я выполнил и подложил к вампиру к его палатке. Ребёнок спал, а вот аномальный не мог заснуть. Он услышал запах, он все понял. Его устроил мой выбор. Он испытал усиление своих чувств и сил. Так же усилился и голод. В его мыслях осознание недостаточного количества витаминов в этом ребёнке кажется критической проблемой. Теперь он хочет по возможности съесть солдата или врача. Это проблема, он может выдать себя. Запрашиваем совета у Хозяйна. Кормить, забирать?

Отмечаю. После еды, он себя карит. За то что не попробовал раньше. Ему понравилось, он вдохновлён.

Сообщение хозяину. Аномальный переброшен в город. Неизвестно, это по воле Хозяина? Преследуем в составе формирующейся колонны.

Под городом сформирован медицинский лагерь. Передаю записи о вампире и об ещё одном Интересном живом в хронологическом порядке. Среди больных записаны боевики из группировки Sepultura. Живой мужик с огромной гематомой на голове контролирует голод вампира. Очевидно присутствие и влияние Хозяина. Оказываем поддержку. Другой террорист работает с одним из врачей. Считает его потенциальным перспективным активом в своей группе.

Дневник "Интересного".

# Sepultura # Некромеханик

«

По прибытии в город нас разместили в экстренном медицинском лагере при военной базе миротворцев. В городе случился особо крупный террористический акт либо боевые действия перешли на жилую застройку. Пострадавших было огромное количество, но и мед. персонал собрали со всего региона. Я не спал чуть более суток, сейчас наконец могу сдать смену новоприбывшим. Работы для них уже не так много. Просто следить за состоянием раненых. За нашу безопасность не переживаю. Нас охраняет маленькая армия и красивый танк на входе.

На следующие сутки, во время ночного обхода я проверял легкораненых. Хоть из пациентов мало кто спал, (даже несерьёзные раны весомо болели), со мной открыто и слишком громко на ломаном наречии заговорил черный человек.

«Эй, железный»

Странное обращение, но я нутром почувствовал, что он обращается ко мне. Переведя взгляд на говорящего, я узнал лицо того шрамированного био-конструктора. Мне очевидно, что со мной через него связались местные группировки. Но я его не боюсь, все же га военной базе. Хотя и вне базы бы не боялся. А зачем? Что со мной может случится? Убьют? Я не боюсь смерти. Долгие года я её жаждал. Из-за инвалидности, которая ограничивала меня, не столько физически, сколько социально. Но со временем, меня посетила мысль, успокоившая меня – что бы не случалось в жизни, я все равно умру и тогда пройдут все страдания и переживания… Замечтался что-то, итак.

Внешне я, сохраняя спокойствие, подошёл к нему. В голове у меня были уставшие мысли по типу: «нахера он так орёт»; «тупой, неотёсанный абориген». И когда я уже подошёл к нему вплотную, до меня дошла ужасающая мысль – это место другого пациента. Я помню каждого и тут лежал другой человек. Он каким-то образом избавился от человека, чтобы просто поговорить со мной. Я и строгим голосом окликнул солдат охраны – «посторонний». Но никто не пришёл. Я намеренно поднял шум, зовя их громче и с матом. Что бы как минимум убавить уверенности этому парню. Я натурально взвёлся. Этот конструкт заговорил, ехидно улыбаясь. Мол «нас никто не слышит и не видит». «Хозяин так сделалъ. Я пришёл за ты, железъка.» Чувак начинает вставать и идти к ко мне. Встав "на автомате" в стойку левой стороной к челу. (Правой рукой я бить не могу, протез стоит дороже всех органов этого ублюдка). Но в итоге… я упал. Я потерял себя в пространстве и неожиданности. Он и я оказались в черноте. Все кроме этого парня стало чистым черным мраком. В то же время, освещение из палатки сохранялось на наших телах. Он, строгим голосом дрессировщика просил успокоиться. Сказал, что он будет учить меня. Свой мотив озвучил так «не один ты хочушъ сделатъ мир лучшъэ». Глядя на этого парня у меня, была одна мысль: «блять, вот хер знает, что для этого террориста "лучше" и Чей мир он хочет изменить.» Вообще, как я позже понял, он это сказал только потому, что знал мотив врачей, которые тут родились. Врачей, которые сюда возвращаться после жизни на мирной земле. И он действительно решил учить меня, начал читать лекцию. Сел на кровать (сел он на кусок мрака, но скрип был от кровати). Вылупил глаза и активно жестикулируя, авторитетно высказывал каждую фразу. Приступил к теории биоконструирования. Примерная суть следующая. «За счёт того, что ты научился не бояться смерти, а после этого научился жить – ты нашёл баланс рассудка. Это тебе позволяет …(забыл сделать заметку. Говорит он все на жутко ломанном диалекте местного языка. Понимать его можно чисто интуитивно. Очевидно, что чел из самой черной жопы Африки. Даже тон кожи более тёмный, если сравнивать нас или с другими. Хотя из-за шрамов не ясно сразу, какой цвет его, а какой приобретённый.)… это мне позволяет строить свой рассудок и своё тело. Развиваться. Если тебе показать, что ты можешь менять другие тела – ты сможешь помогать самым отчаявшимся. Но это работает только на тех, кто хочет развиваться. То есть сразу заменить оторванную руку на другую ты не сможешь, если это простой человек. Он должен страдать и через страдания приди к желанию прекратить это либо смертью, либо жизнью. Жизнь – в развитии, преодолении (показывает кавычки пальцами) возможного (меня очень насторожило, от куда человек который не умеет читать знает о кавычках. Вернулась надежда на сон или шизофрению.) Если человек хочет стать лучше и сам будет стремиться к этому – ты можешь пришить ему руку врага. Только не пришивай руку белого к черному. Размер адаптируется, а цвет долго хозяйским будет. Слушал? Теперь смотри.» Справа от меня появились пол и две стены без окон и обоев. А там два человека. Один стоял, другой лежал. Тот, что стоял, очевидно, побил лежачего. У него небыло глаза. Мне обрисовали изуверскую задачу. Достать глаз у избитого и вставить в глазницу победителя. Я, несколько пересиливая себя, под руководством своего научрука, в смеси неверия и предвкушения и всё нарастающей веры в то, что я вижу, достаю ложкой (так любезно представленной мне тем копчёным чёртом. Он наверно даже не знает зачем этот предмет нужен кроме как глаза доставать.) сосуды и нерв от глаза отвалились сами, глаз стал на ощупь стеклянным и твёрдым. Крови из него не шло. Я испытал почти экстаз, мне понравилось делать невозможное. Я, не торопясь, но уверенно встал. Подошёл к одноглазому победителю. (Я откуда-то знал, что этот парень, хоть и в крови, но он не плох. Он мстил тому, кто намеренно воткнул нож в его глаз или что-то вроде того.) Парень был на лицо суров, но было видно, что он готов разрыдаться от детского счастья и экзистенциального страха. Я аккуратно, но просто вставил глаз. Тот сразу прирос, сетчатка изменила цвет. В сером глазе появились фрагменты голубого. Этот боец резко размяк, расслабился. Его суровое лицо исказилось в нервных судорогах похожих на улыбку. Он сполз на пол, тихо плакал и часто моргал. Смотрел на свои руки и на меня. Смотрел с благодарностью. Теперь он спокоен. Он рассказал мне, что глаза нужны были для стрельбы по бандитам, что могли увести стадо у его отца. Если люди из соседнего племени узнают, что самый меткий стрелок его племени ослеп на глаз, могут позариться на его имущество. Они уже приходили, угрожали и издевались. Он пытался стрелять с одним глазом, но было крайне тяжело, хоть он и смог несколько исправить ситуацию.

«Первый урок ты закончил. Ты большой молодэц. Ты – ученый твоя проблема в том, что ты не веришь, ты ищешь доказательства. Ты слишком коротко живёшь, что бы доказать все что ты можешь. В некоторые вещи проще сначала поверить, потом сделать, потом доказать или сделать первые исследования в области. Алхимики все делали на угадай, на чувство, на веру и только потом они создали химию. Они были магами и шарлатанами для невежд. Да, по сути, большая часть из них ими и являлась. Люди всегда были алчными мразями. Но часть из них – изменила мир. Теперь у этого парня, которого ты вылечил, есть порох. Он успешен в своём деле. Ему хорошо. Ты понял, что тебе надо сделать?» Сказал он и чернота вокруг меня медленно рассеивалась. Потом он сказал «надеюсь, понял…» и просто пошёл мимо солдат как невидимый. На кровати, где он лежал появился другой человек. Я тогда испытал град эмоций и оказался ошеломлён.

Запись 235. Живодёр Грима. Ответственный за гекс 55.Слежка за вампиром-обыкновенным (человек). Транслирую ретранслятору ближайшего большого города посредством террора по кличке Седатив.

#Вампир-обыкновенный.

Во время медицинской работы разум вампира работал над планом жизни. Он был в подавленном состоянии. Не мог принять, что так немного не продержался до отправки в большой город. Тут столько вариантов безопасного питания. Но его гнетущие мысли сменились странной радостью надежды, что не сможет продолжать контракт в этой группе незаметно. Для него очевидно, что это опасно. А пребывание в городе будет очевидно краткосрочным. Но он может попробовать сделать запасы на время – это минимум, что необходимо сделать за время пребывания в городе. Дальше нужно решиться на другую жизнь. Лучше было пропасть и иметь возможность вернуться домой, в безопасность и объявить, что был похищен во время выполнения службы, но сбежал. Само собой нужно было собрать подходящую информацию, что бы проверки были всем удовлетворены. Уверен в отсутствии выбора. Уверен в необходимости сохраниться. К тому же, время, что он проведёт скрываясь, он может потратить на изучение самого себя. Решает, что «больше никогда не окажется в опасной ситуации. Я смогу защититься.» Но сейчас ему крайне трудно покидать комфортную обстановку среди комфортных людей. Скоро они уже подъедут в город. Столько людей ему предстоит поесть, полечить, снова поесть. Он так давно был голоден.

Запрашиваю куратора для получения специалиста. Террор: Седатив.

Запись 236. Живодёр Грима. Ответственный за гекс 55. Объединённые в однугруппу ответственности вампира (человека) и некромехаики. Транслирую ретранслятору ближайшего большого города посредством террора по кличке Седатив.

#Вампир-обыкновенный. # Sepultura # Некромеханик

Сегодня к врачам лагеря подошла группа солдат, среди которых был младший офицер. Тот доложил, что сейчас они (врачи) нужны в другом месте. Имитируя спешку, вывезли на другой край города. Военные высадили медиков на территории старого, заброшенного отеля. На возмущения медиков, мол «почему их сюда привезли и просто оставляют? Офицер, как и положено, отвечал «у нас приказ». Рядовые, как и положено, молчали. Их встретили боевики помеченные чернотой (Sepultura). Они попытались быть дружелюбными, но ничего кроме страха не вызвали. С двумя интересными завели личный разговор двое самых старших, а остальных донимали боевики.

Вампиру предложили помочь в открытии частной клиники у себя на родине, при условии, что он будет поддерживать "определённые контакты". Он искренне и радостно согласился. Судьба коллег к нашему удобству его не интересовала. Некромеханик по имени Хайме (брат "особо-важного" Хастура) встретился со своим куратором и ему помогли модифицировать его протез добавлениям мяса и кожи. Ему сказали, что это свиная плоть. Он совершенно не поддаётся мягкому влиянию. Его насторожённость, позиция защиты собственной независимости и отстаивания «прав и свобод» группы учёных ставят в тупик старейшин. Они оставляют его, для построения стратегии. Био-инженер перспективный, рекомендую направить влиятельный ретранслятор-психолога для контроля.

«

Моя жизнь удивительно изменилось. И самое удивительное в ней то, что я нашёл время на дневник. Причём, в совершенно новом формате.

После моего похищения и… убийства странного существа, меня отпустили. Формально отпустили. Теперь я начал, грубо говоря, чувствовать больше. Словно у меня появились новые органы восприятия и мне тяжело передать их работу словами. На улицах города, в уголке потише, я смог помедитировать и погрузиться в свои чувства. Я, находясь на земле, "взлетел" и охватил своим взглядом часть города вместе с каждым его жителем. Причём, я видел не только людей. В городе обитают и другие существа, хищные и опасные. Несколько приставлены лично за мной. Несколько за моим братом и моим бывшем другом (Аркан действительно сменил тело). Это очень, очень неожиданно и больно. Хайме и остальные рядом с городом, но я не смог понять, где конкретно. Ещё я увидел множество черных нитей что исходят из большинства людей. Особенно густая идёт из меня. Они словно сеть идёт в одно место. Преобразуются в порывистый "черный ветер" и направляются куда-то. Перехватив преследующего меня существо, («перехватив» – условно. Я не уверен можно ли такую тварь в простом смысле слова поймать), я узнал из неё что она буквально транслирует мои действия в словах по ветру. Причём, на местных языках. Всех сразу. Из них я достоверно узнал, что я теперь я ученик некого черного существа, цель которого буквально творить зло. Удивительный механизм существования. И он меня, моего брата и моего друга Аркана обучает и вербует. Что-ж, я не хочу учувствовать в этом. Совершенно ни в каком виде. Я должен найти брата и живых друзей. Мы должны выжить и уйти. Мы должны прекратить эту авантюру. Наша идея с средневековым университетом оказалась реализована древней тварью и большими чем у нас амбициями. Сейчас я хочу пойти в вихрь, куда отправляется "нижний" ветер с ближайших километров. В этом месте он преобразуется в мощные вихревые потоки и уходит куда-то далеко. мне кажется там что-то вроде усилителя сигнала. Ну и теперь украденный мною бес-писец ведёт записи под мою диктовку и, если я правильно разобрался в его логике поведения, то служит он теперь тоже мне. И кормить его нужно, тоже мне. Причём людским страхом. Тёмная тварь, благо что не прожорлива и умеет писать в настоящем времени. Сейчас мне пришла мысль, что возможно там есть охрана и не факт, что мне позволено туда идти. Или, наоборот. Тот черный, черное существо того от меня и хочет. Не знаю, но придётся рискнуть. Главное, чтобы у них не было автоматов, как у моих похитителей. Не думаю, что после победы над "босом уровня" эти прихвостни просто меня отпустят.

Здание представляло из себя обычный пятиэтажный дом. На плоской крыше которого был источник. Я зашёл в один из незакрытых подъездов. Здание было похоже на дом из стран СНГ. Как мне "сказал" террор (это название вида), так как в 20 веке ссср налаживал контакт с этой и другими африканскими странами, он давал оружие и порой строил инфоструктуру. Это было бывшее общежитие. Сейчас это многоквартирный дом. Поднимаясь вверх, я встречал подконтрольных маяку на крыше контролируемых жителей дома. Они игнорируют меня, хоть я заметно внешне отличаюсь от них. Словно на мне есть метка свой-чужой. Первый человек, который обратил на меня внимание был молодой парень, красивой внешности. Он поздоровался, заговорил довольно дружелюбно. Он хотел узнать кто я. Не зная, что ответить, просто прикинулся туристом. «Заинтересовался необычным домом.» Попытался узнать кто тут вообще живёт. Он не ответил. И то ли косо на меня посмотрел или по какой-то другой причине, но я признался почему то, что соврал. И на самом деле дипломированный студент, приехавший на работу для блага родной страны. Парень обосрал мой выбор и пошёл мимо меня. Мне было очень неприятно. Унизили, причём объективно без основания. Поднимаясь дальше на крышу, обнаружил что опять нет пролёта. Из квартиры вышла миловидная девушка. Спросил у неё, как подняться дальше. С ней тоже состоялся унизительный диалог… но я понял, что это "проходная" квартира. После прохода через неё, доебался неприятный худощавый чел с упрёками. «Че ты тут ходишь»; «Это чужая квартира.»; «Не твой дом. Страна и тд.» Начал драку. Униженный я с удивлением понял, что не могу разозлиться из-за этого. Даже полноценная драка меня не злит, я чувствую себя виноватым. После быстрых, но сложных мыслительных процессов, я заключил что мнения этих людей ничего не стоят. Не объективны и идут они нахуй. Конечно, может быть я в чем-то не прав, но не сейчас. Нужно сделать то, что делаю и чужие представления о норме (которые у всех них отличаются), загоняющие меня в рамки скучной и бессмысленной жизни, касаться меня не должны. Когда же я смог разозлиться, явился бес. Я прочувствовал его по-новому. Оказалось, что он тоже хотел нашего прихода сюда. Я осознал, что не могу его сдерживать и мы убили этого парня. Не этого я хотел. Ужасно испугавшись, заключил, что этот парень виноват сам, что полез в драку. Да, я тоже виноват, я обязан работать над собой, что бы такого не повторялось. Я совершил ошибку и должен ею научится. Нет смысла печалиться и ныть, не сейчас. Да, я убийца (все что было до этого не в счёт. Это были пустые марионетки, полностью наполненные чужой волей. Не то что у этого парня. Черный ветер касался его лишь слегка, заполняя малую часть сознания. На последнем этаже меня встретила толпа людей с ножами. Сзади шумно прибежала ещё одна орда. За мной все это время ходил весь дом по пятам. Буквально. Стоило бы мне сойти с маршрута, то я бы увидел в случайном туалете по три четыре злобных негра с ножом или битой. У пары человек оказались автоматы. Оглушающе громкий звук неприцельной стрельбы дал резкий страх, а следовательно, и ненависть. Я атаковал их. Я дрался в рукопашную. Сперва справился со стрелками и добравшись до крыши, увидел там вполне обычного человека лет 40 с лишним весом и грустным и обрюзгшим лицом. Он сидел на деревянном стуле. Здесь, на крыше мои чувства усилились. Я увидел, у него была своя воля, он слушался чёрного, но по своему разумению. Работа у него мудаческая, но до смеха простая. Сидеть на стуле на крыше, пока за тебя работает и обслуживает целый дом. А главное, нет угрозы со стороны чёрного. Рабов он бы и так себе сделал, но не безопасность от властей и бандитов. За его домом следили люди чёрного, обещали защиту, но не вмешались. Я с ним заговорил. Он рассказал, что чёрный его кинул.«Повелитель даже не понял, что предал меня. Он просто разменял как монету, вложил в обучение перспективного специалиста по убийствам. Мрак (так он назвал чёрного) всегда придавал таким вещам сакральное значение. А также важно, что бы обученный ещё и сам хотел заниматься своей работой. И я чувствую, ты хочешь меня убить. Сделать свою работу.» Мужичек на стульчике не пытался сопротивляться и пригнанные за ним обычные люди с улицы встали ордой у входа на крышу и просто смотрели пустыми глазами. Чел слёзно умолчл его пощадить. Я его упрекал, справедливо указал на убитых из-за него людей. Спрашивал про чёрного, про нити, про ветер и что это значит. Почему я начал их чувствовать. Мужик рассказал про "чёрный ветер". Это влияние сильных над слабыми. Умами и волей, а иногда просто желанием в корыстных целях. Это контроль, паразитирование. Начал философствовать на тему государства, государственности демократии и тирании. Я в тот момент заключил следующее: «хоть и ответственная анархия волевых разумных личностей предпочтительна; если обернуться на стоящую и тупо смотрящую на то, как решается их в том числе судьба у них перед глазами, (а они даже этого не понимают и ничего не могут сделать), безвольную толпу, я решил, что все же пока что государство точно нужно. Но главными в нём должны быть люди, а не звери. Не гедонисты, последователи крайностей, а умеренные, стремящиеся к сложному человеческому счастью. Принципные, моральные, умеренно (хотя бы) умные, рассудительные люди.»

Мы с бесом убили мудака. Без лишних мучений, просто быстро убили. Толпа за моей спиной словно просыпается и смотрит на меня. и на страшный труп рядом. Кричат, матерят, осуждают. Я с искренней злобой начинаю неистово орать на них, тоже с упрёком. Называю их блаженными овцами. Я смог рукой беса откинуть и испугать часть толпы. Передо мной расступились остальные. Я спрыгнул со сломанного пролёта. И пошёл из дома коротким путём. Теперь я научился не завесить от чужой воли и контролировать свою. Чёрному осталось только очернить меня и пустить работать. Осталось защитить дипломную работу, чего я делать не собираюсь. Я собираюсь въебать проверяющему. Хотя и осознаю опасность, а скорее и тщетность своего пути, но идти по пути мудака я совсем не хочу. Это просто вечные страдания в унижении, несмотря на физиологический достаток во всем.

I Am

Я предоставил некроманту небольшое убежище. Просто частный дом с очень функциональным подвалом. И "охрану" вместе со слугами, чтобы следить за его успехами и полезностью. Поставленная перед ним задача – научится более тонкому контролю над трупами. В частности, овладение огнестрелом, создание тактик и боевых групп под это. Своими знаниями в этом деле я не делюсь так как 1. На случаи восстания. Никто не должен знать всех моих возможных ходов. 2. Что бы научится новому у своих учеников. Мой разум в плане учёбы уже давно закостенел и стал консервативен. Меня учат ошибки и удачи моих учеников.

Из успехов в плане подчинения: он все же решил покончить со своими старыми знакомствами. «Любая привязанность – слабость на мути к высшей цели». Пафосно и высокомерно рассудил. Удобная для меня мысль, но крайне глупая. Любые слабости это и есть высшая цель. Из него получается отличный раб, офицер младшего ранга. Может быть, всё же станет полководцем в своё время. Если будет достаточно глуп и верен, конечно.

А, и ещё. Интересно что он решил убить одного своего пленённого товарища собственными руками, а другого – трупом первого. Как символизм. «Я и мои инструменты – едины». Обожаю такой символизм, он придаёт смысл бессмысленному и кормит пустотой волю человека. Если заполнить разум крестами, свастиками, звёздами и флагами – символами; то человек никогда не придёт к тому, что за этим символом стоит. А это означает, его можно увести в нужное мне виденье этого символа.

Ах-ах-ах… Не быть ему полководцем моих легионов. Некромант решил в тайне от меня строить свою мёртвую империю. И как первый шаг – делать схроны материала на окраине города и знакомиться с моими "своевольными" рабами. Что-ж, придётся его испытать и подавить. Его горделивость приведёт его самого к образу "материала". Нет, не стоит использовать горделивость для подчинения близких учеников. Лишь вторичных – диктаторов и серийных убийц.

Замечательно, он решил убить всех, к кому привязан. В том числе перспективного ассасина/вместилище демона Хауреса. Впрочем, он тоже оказался бесконтролен и я не уверен что хочу дать ему уйти в свободное плаванье. Его может найти конкурент, если он или они действительно существуют. Решил стравить всю пачку новообретённых вместе. Очернить и подавить бойней разум выжившего. Некромант с помощью своих глаз в городе следит за одержимым. Весьма рационально использовать глаза мёртвых крыс и птиц. Мало потребляют – дают широкий обзор над большой площадью. Но применимо лишь в грязных и нищих регионах. Снова не подходит для работы в новом свете. Проклятая земля. Я так и не выяснил причину почему не выходит вести там серьёзные дела. Лишь мелкие стрельбы, редкие теракты и организованный бандитизм. Ничего системного. Один из подопечных считает, что это естественный иммунитет человеческого общества – демократия. Она даёт море возможностей для внедрения, но ещё больше она даёт возможностей проиграть. Буду продолжать стравливать все диктатуры мира на очаге моего главного врага – воле.

«

Я вышел из дома, чувствуя осадок искренней злобы. спокойно и без участия заметил, что стал больше. Раздулся. Мышцы увеличились, а одежда натянулась и стала в обтяжку. Прям из аниме сбежал. Вероятно, это за счёт убитых мною люд… рабов Чёрного. Через бесёнка-писца я узнал, что "некромант" направляется убить всех своих близких. В частности меня. И сейчас он идёт к моему брату. Придётся идти на окраины. Тут есть записи мыслей моего др…некроманта. «Надо стать, сильнее убив сильного врага. Стать сильнее за чужой счёт.» Я ничего не ожидаю, кроме боя с ним. Его точно никак не спасти. В предстоящем я вполне уверен и не чувствую своих слабостей, но прекрасно осознаю, что они скорее всего есть. Я готов их побороть.

Идти, если я верно ориентируюсь, километров десять, может чуть меньше. Я предварительно зашёл в туристический магазин возле отеля, шёл по пустыне, пил водичку, кушал булочку. Куда торопиться. Все хорошо. Живём. Кайфуем, пока можем. Заброшенная и расстрелянная тур. база находилась возле выхода к глубокому водоёму.

»

I Am

Пока мои ученики будут на уроках, мне нужно будет отправится в отдалённые места. Меня ждёт ритуал сокрытия. В последние века я все чаще легкомысленно его игнорирую. Его суть в затенении черных ветров, идущих со всего мира ко мне. Я не полагаю, что хоть кто-то независимый способен их наблюдать. Тем более бросить вызов мне. Но это необходимо, хотя бы потому что дёшево и несложно. Разве что проводить его каждые 5-10 лет весьма утомительно. Я огородил квадрат 3 на 3 километра. Мои одинокие наблюдатели, изнывая от жары будут смотреть дальний периметр. Если кто-то действительно объявиться – его встретит мотопехота. К выбранному мною месту свозятся купленные (у самого себя) рабы (в обычном смысле. Украденные и подваленные люди без паспорта и воли). Бесплатные религиозники, ультрапатриоты, немного бюджетников что сегодня "попадут в аварию".

«

Я увидел на середине пути, после поворота по разбитой асфальтированной подоги, за холмом цель своего маршрута. Смиренно посетовав на дальность пути, я продолжил путь. Эх, не хочется идти так долго и смотреть на место, где есть все шансы умереть.

Подойдя комплексу, увидел Некроманта. Честно, не думал, что он меня опередит. Не знаю почему. Волнительно, надеюсь он ничего ещё не натворил. Главное здание комплекса смотрело на меня своей большой обломанной площадкой а-ля балкон для танка. На нем стоял бледный, слишком высокий мужчина в мрачной темной одежде. Мантия, плащ…. «Поставщик» вслух подумал я и выкинул панамку, купленную у нищего прохожего перед выходом из города. Ебалом прост, как лопата, а рост теперь не сильно меньше некроманта. Он начал пафосную речь о личностном, боевом росте. О том что он должен стать чем-то выше, чем человек. Отречься от морали, ради достижения своих целей. Что он бросает работу с Чёрным и тд. Хвастается своими новыми ожившими трупами. Среди которых мой мёртвый друг…. «И ты станешь одним из миллиона». Хотя у него на базе активных 22 и 88 запасом. Немного не миллион. Опять понтуется. Бес–писец разведал местность. Этот… некромант разделил трупы на отряды и каждому выдал резерв. Разумно их разместил. Каждый был хоть немного улучшен. Зоркие глаза, улучённый слух, выносливость, сила, потоотделение. Они были действительно идеальны. Но мёртвые. Среди них были и мутанты мерзотные, но слепленные со знанием цели применения. Лучше бы я с мутантами переростками дрался. Уж не думал, что у него будут мертвецы с огнестрелом… Я не знаю, что мне делать. Как не то, чтобы победить, а как просто не умереть. Я легкомысленно переоценил свои силы. Я не верил, что его можно облагоразумить, но попытался. Что бы дать себе время на план побега. Сказал, что это как раз все это отведёт его от пути становления человека. Что сила в единстве людей. Насколько бы не был селен один человек, сотня лучше его во всем (тут мне стало не по себе, я словно сказал о соотношении наших сил. Хотя имел ввиду другое). И он мне ответил, что он не один, его много. Цитатой из библии. «Имя мне легион» и взял это имя вместо Аркана. Это было уж чересчур. Это уже не пафос, а слабая актёрская игра. И да, я увидел подвох именно благодаря переигрыванию "актёра". От него исходил чёрный ветер. Бес-писец доложил, что Ветер идёт в сторону хозяина Аркана. Я чувствую, он такая же игрушка в руках старика, как и эти слишком живые трупы, в его собственных. Я в отчаянии. Он загасит меня массой, а переубеждать его то же самое что и рассуждать о преимуществах демократического режима с говорящей обезьянкой при шарманщике. Я сказал ему: «если хочешь драться, так не используй своих марионеток. Покажи свою силу духа.» Легион ответил их голосами. «Они это я.» «Так ты сам себе противоречишь. Это же просто твой инструмент, не…?» сам не понимаю, зачем я продолжаю этот бессмысленный диалог. Легион ответил на это: «Ты не понимаешь, это другое, это сложнее.» «Типичная фраза долбоёба. Может ты лучше расскажешь, где мой брат и остальные? (бес-писец не мог пройти в помещение за некромантом. Если они действительно здесь, то они там)

«Если не убьёшь их всех – ты мне не нужен. Если выйдешь победителем, будешь равным со мной.» Эти слова раздались в моей голове. Ошарашенный от вероломного вторжения в мой разум, я взглянул на бывшего друга. По глазам, я понял, что он тоже слышал это. Но, в его взгляде ещё был ледяной ужас. Он почти слёзно сказал мне: «Все это время. Все время, он контролировал меня.» Он уже почти рыдал. «Прости меня. Но я уже не могу отступить». «Ну, вообще-то можешь. Просто не пытайся убить меня и отпусти пленных за твоей спиной (в момент замешательства бес-писец смог разведать ранее недоступное помещение. Там были мой брат (почему-то с автоматом), Альцест, врачи, группа вооружённых и ошарашенных местных. И по всей видимости у них началась паническая атака. Они очень долго были под прямым контролем. Я, сделав вид доверия к некроманту, спокойно пошёл туда и он меня пропустил.

После нескольких минут, как бы сказать… нахождения общего языка, мы решили, что делить нам больше нечего и все мы можем разойтись. Мой брат, кстати, успел отрастить руку и стать боевым медиком у террористов. Конечно, второе без собственного участия. Как только мог, я проявил радость за выжившего друга и брата (да ещё и с новой рукой). Жаль, но само собой никто нам уйти не даст. Черный голосом старшего из боевиков заговорил: «Значит вы выбрали смерть. Отбейтесь от моих атак и заслужите шанс быть моими рабами.» И свернул себе шею. Остальные боевики (3 человека) оказались в шоке, но, по-видимому, им это не грозит. «Нужно обороняться. «Легион – с тебя разведка и дальний бой на подступах. Если враги зайдут за бетонный забор внутри комплекса – выпускай своих некро-конструктов и вступай в ближний бой. Я присоединюсь. Брат, Альцест и… товарищи отринутые. Оставайтесь здесь и не подпускайте к себе врагов. Если есть вторичное оружие – лучше выдайте пленным медикам.» Все вцепились за мою уверенность и выполнили указания. Началось ожидание. В течении часа Легион сказал, что его стервятники (разумеется, мёртвые) увидели приближение четырёх машин. Два пикапа с оружием и два закрытых микроавтобуса. Мы направили все силы в сторону нападавших. Мы с легионом приняли решение оголить фланги в надежде на разведку. Легион остался медитировать с остальными на втором этаже, а я пошёл к группе монстров ближнего боя – в гараж на территории. В жизни, а не через "описание" писца эти гиганты оказались намного более жуткими. Легион отправил, одного трупа дальнего боя, ко мне. Для связи между нами.

Белые пикапы встали на дороге в полутра километрах от нас. Начали стрелять из станкового гранатомёта и крупнокалиберного пулемёта. Они подавляли стрелков Легиона, чтобы микроавтобусы смогли подъехать ближе. И Легион позволил им подъехать ближе. Видимо, стрелки не знали с кем их отправили воевать. Трупы бесстрашно показались из укрытия и с корректировкой стрельбы от мёртвых падальщиков с воздуха открыли огонь по ближним машинам. Сначала – единомоментный выстрел из 15 подствольных гранатомётов и прицельный залп сквозь песчаную завесу, (как я понял, пулемётчики Легиона могли видеть тепло нагретого железа автомобилей), автоматчики прикрывали. Машина ехавшая впереди оказалась разорвана и её остов загорелся. Вторая – дымя и крехтя, влетела в закрытые массивные железные ворота и остановилась об них. Из них вылезли здоровые твари. Мускулистые черти, ростом в полтора человека. В полной латной броне в чёрных кевларовых чехлах. Керамическими и стальными бронежилетами по всему телу высочкайшей степени защиты… и двуствольными крупнокалиберными пулемётами и огромными пушечными дробовиками, каких я никогда не видел. Их восемь. Бес и сокол описали их подробнее: толстые черепа с большими надбровными дугами. Как у неадертальцев. Бледная кожа. Голова сокрыта под толстыми шлемами, но и в шлеме, и в макушке на голове видно дыры. «Для урегулирования давления. Что бы мозг не отёк» пояснил легион. Рта небело и носа тоже. Ноздри представляли собой костно-хрящевые трубки, смотрящие назад. Как бы выведенные трубы танка или гоночной машины. Мускулистые трёхпалые руки. Длинные накаченные, не выпрямляющиеся до конца, ноги. От бедовой кости до голени проходило несколько… костно-мышечных гидроусилителей. Что-то вроде амортизации. Стрелки Легиона сметались со стен шквальным огнём, но продолжали стрелять. Легион быстро сообразил сосредоточить огонь по одной цели. Тварь, вылезающая из горящего остова, находилась к нам боком. Стрелки легиона стреляли по ногам, голове и рукам. Тварь бессильно упала. Но не умерла. Она навела ствол на пулемётчика, но её собственную расстрелянную руку оторвало от отдачи. До конца боя она просто смотрела на стены. Остальные твари смели отряды со стен. Осталось пятеро в "живых". Легион, после секундного замешательства, отступил во внутренний двор и поднял подкрепления с других позиций. Тем временем, пикапы сблизились до трех сотен метров. В них было по 5 боевиков в солдатской экипировке и натовским вооружением. На руках и у некоторых на головах были черные повязки с белыми надписями "Black Wind". На английском и местных языках. Наши боевики заявили, что это гвардейцы местного шейха. И они "держат" стены зданий что бы убить тех, кто пытается уйти. Легион отправил боевиков и заложников по-старому туннелю под комплексом к руинам здания у парковки за стенами комплекса. Я не стал спорить. Они должны были дойти до туда и подбить машину с пулемётом или хотя бы отвлечь. Тем временем, резервный марксмен на крыше с бронебойными патронами, подбил бы экипаж второго автомобиля и смог безопасно стрелять по тварям. Легион ставил на него большие надежды. Тем временем, семеро тварей сломали ворота и стеной пошли вперед. Отряд легиона сделал залп из подствольных гранатомётов по тушам и был сметён ответным огнём за секунды. Но двум тварям снесло голову с плеч (что примечательно, сами головы остались целы. Разве что кожу лица и глаза смело так, что остался белый череп и багровые кровоточащие впадины). Наши живые стрелки из Сепультры вышли на позицию и, нескладным залпом, расстреляли экипаж машины, но тот успел убить двоих. Боевика, одного заложника и ранить Альцеста. Все кроме Хайме бросились бежать в сторону воды, чтобы уйти по низине. Брат лечил раны, которые с описания кажутся мне смертельными…

Легион приказал мне атаковать. Мёртвые конструкты вылетели первые. Всего 4 штуки. Дробовики врага их не брали, но разбирали пулемёты. Параллельно, уже беспорядочно стреляя и сменяя трупов стрелков, при поддержке марксмена нам удалось убить всех штурмовиков. Я лично забил одного. Это было быстро и меня прикрывали. Марксмена Легиона разорвала граната с СПГ (он всё же не успел подавить вторую машину.) Но она стала отступать после смерти штурмовиков. Очевидно, у них тоже была разведка или связь. У легиона остался один конструкт и 12 стрелков. Если представить на их месте живых солдат – они разбежались бы ещё в самом начале (и правильно сделали бы). Я побежал к Хаёме и Альцесту.

»

I Am

Это последняя запись, так как террор (названный одержимым «бес-писец» больше не получал с него команд. Зато продолжал записывать всё самостоятельно. «В связи с печалью, одержимый обнял умирающего вампира. Вампир, воспользовавшись моментом поглотил одержимого и продолжил своевольное существование.»

Хайме чуть не убил вампира, но тот сумел скрыться посредством тоннеля. Легион не препятствовал. Хайме остался громко оплакивать изувеченный труп своего брата. Сейчас, Хайме лидер "белых" магов ордена имени Хастура. Легион – уважаемый член общества черных магов. Теперь Хайме мечтает отомстить вампиру (он его не найдёт) и находится в состоянии войны с Легионом. Активы приносят доход. Жаль, что одержимый мёртв, но его тело все ещё при мне. В конце концов, в их семье есть дальние родственники, что тоже привязаны к аду или раю.

Прим. Больше никогда не совмещать слабые активы по типу вампиров с очень важными.

Эпилог. Или же вернее сказать, итог проекта:

Некромант. Остаётся под моей властью, не понимая этого.

Хайме. За ним будет основание светлых магов "Хастур". Воюют с некромантом и чёрным орденом (конклав моих боевых магов). Приток Чёрного Ветра стабильный и значительный.

Чёрный ребёнок, которого я использовал как аватара, был мертворождённый. Бездушный, слепой младенец, рождение которого я застал. Да и спровоцировал. убил его мать и забрал её ребёнка. Точнее заставил его появиться насильно, в следствии чего и умерла его мать. Страх матери из эмоций превратился в физическую, черную жидкость и начал питать тело младенца вместо крови (как это обычно бывает в подобных случаях). Я коллекционирую подобные малополезные, но красивые экземпляры. Жаль, что этот был разрушен. Нужно повторить.

Прописные истины на непредвиденный случай частичной потери памяти:

Касаемо нашей встречи в пустыне. Я проводил сложный вариант ритуала переселения. Для него было необходимо убить единовременно большое количество людей. Разброс времени в рамках секунды. Для такого убийства я и использовал Чёрный Ветер. Сидел и ждал я на этот раз две недели. Любопытство человека безгранично и кого-то меня точно находит. Пси-поле пугало самых агрессивных и всплеск страха в радиусе 12 км заставляет человека, что испытывает её, убегать от меня.

Цель: накоспление Ч.В. Средство – сохранить негативное отношение человека к человеку. Благодаря подручным, выходит получать часть сознания каждого убитого в радиусе от особого типа приспешников, которые являют собой роль антенны (рентросляторы). Они сидят и медитируют в густонаселённых районах. В самых сильных из них необходимо перемещается после смерти, но теряется большая часть памяти убитых и контроль над сознанием многих. Таких запасных жизней не так уж и много единовременно и живут такие старцы до 300 лет максимум. Становиться такими особенно сильные ретрансляторы. Становиться они сильными если не от рождения, то от нахождения рядом с массовым терактом, к примеру. Как более тихий вариант – подходит высокий уровень бандитизма. Более предпочтительный – война.

Опять

Резкий – мерзкий крик будильника. Опять дрянь, опять вставать. На экране часы говорят «доброе утро», а прогноз погоды обещает ясный день. Но, как всегда, уже через час в твоём доме нависнет тень. Нужно что-то съесть, но тошнота не даст. Придётся ограничиться таблетками по цене бекона и опять жить на них весь день.

Улица, темно и холодно. Солнце ещё не встало. Полузабытый дурной сон пока ещё не украло. Семь утра на часах, лужи в моих глазах. Опять дождь. Опять ругаешь прогноз. Опять в тело дрожь. Опять идёшь по откос. Спуск в метро, резкий удар света в лицо. Вагон открывается, в него дурной народ сам собой забивается. Плечо к плечу, зад к заду и матерясь, дружно едем и пятимся, пока до конечной не докатимся.

Уже вроде бы проснулся. Уже вроде бы о чем-то задумался, но возникший людской смрад все мысли превратил в желчный ад. Ругаешь прижавший тебя слишком толстый бабкин зад, параллельно мечтая вернуться домой, назад. В свой райский рад. Десять минут езды. Ты привык, размяк. Мысли стали интереснее. Начал спрашивать сам себя, «А зачем я это делаю?», «А в чем смысл моей жизни?», «А зачем я себя спрашиваю?». А ведь действительно, а зачем ты это делаешь? А в чем смысл твоей жизни? А зачем ты вообще спрашиваешь? Ты и вчера себя спрашивал, и месяц, и год, и годы назад. Опять, чёртов, мерзкий бабкин зад.

Ноги ватные, чистые ботинки, покрытые чужими следами. Опять. Теперь нужно идти пешком до работы. Опять. Восемь часов труда. Опять. Опять, и опять «и когда я стану не обязан это делать, дайте пожалуйста знать!». Даём, а вот ты не даёшь узнать. Иди давай, вечером зарплата. Чужие крохи доешь. Один день рад, а там потерпишь, опять.

Свет, усталость; свет, досталость; свет, потребность; туман в глазах, гул в ушах. Работа. «Ради этого я столько учился, работал на занятиях днями и мечтал ночами». Ну или кто-то мечтал, а ты ещё по молодости решил, что все просрал. Марал ты, а на голове веером понты. Не ной, лучше одумайся, и, как Ной, баржу своего спасения построй. Чертежи по акции – библейские по тыще, диктаторские по две.

Улица, темно и холодно. Солнце уже село. Полузабытый дневной день с собой потянуло в тень. Дорога, поникшие головы. Отраженье фонарей бьёт в глаза. Опять дрожь по телу поползла. Эскалатор, ожидание, вагон. Пот, ожидание, росгвардии фараон. Опять полезли мысли, как миазмы злой болезни. «А может мы опасны?», «Самих себя враги?», «Нас от нас защищать должны они!». Но нет! «Я живу для общества. Для людей ради меня. Что бы мы все вместе жили счастливо!» И с непривычным искажением на лице оглянулся на людей вокруг, и над каждым белые нимбы от смартфонов, вот она, страна царей и фараонов!

Опять, чёртов, бабкин зад. он повернулся и оглянулся на тебя, о Боже, своим лицом, и посмотрел на тебя, как на дурочка: «ты че лыбишься, шизик». Опять стыд, опять ты провинился. Да, во всем виноват ты. Всегда ты виноват. Так с самой школы говорили, счастливой жизни меня учили. Метро вагоны двери отравили. Растёкся людской смрад в славный Питер-Град.

А вот и твой райский сад, Сорняк. Моргнул, раз – другой, а уже пора и спать, дорогой. Утром надо встать ровно в шесть, чтобы на метро вовремя успеть. Опять.

Резкий – мерзкий крик будильника.

А может всё же не надо?

и разродиться покоем мать сыра земля

Оглавление

Mortemer

Умершие дети

Король ада

Горящий воздух

Ты же поднимешься?

Чёрный ветер

Опять