— Пара чёрных точек на спине.
— Подожди… — Алмаз задумался, а потом он вспомнил их и начал смекать, что к чему. — То есть через эти точки…
— Может поступать воздух.
— Напрямую в лёгкие.
— А если это так, то у него, в каком-то смысле, есть нос. Нужно это проверить.
С помощью манипуляторов внутри изолятора учёные заклеили чёрные точки лейкопластырями (и так сойдёт!). Практически сразу стало видно, что баклажану поплохело, лёгкие (а теперь Алмаз и Станислав убедились в том, что и вправду они) перестали совершать движения, овощ упал на пол. Пластыри сразу сняли, образец остался жив.
От предоставленных по баклажану отчётов Шнюк был в восторге: это было похоже на успех, спустя столько лет неудач.
* * *
Ещё два месяца. Баклажан начал говорить, первым его словом было «дай» по отношению к воде.
— Овощ просит пить. Будущее наступило! — веселился Станислав.
Но самое забавное слово не это.
— Баклажан! — позвал Алмаз, после чего баклажан повернулся и ответил:
— Бакля!
— Баклажан! — тоже сказал Станислав.
— Бакля! — также ответил овощ.
— Жан, — проговорил окончание слова Алмаз.
— Жан, — смог выговорить овощ.
— Слава, у нас вышел Бакля Жан.
— Тогда лучше Жан Бакля.
— Жан Бакля! — озвучил овощ.
Над именем для этого гуманоида даже думать теперь не надо, с этих самых пор он стал Жаном Баклей.
— Жан Бакля, — задумчиво сказал Григорий Шнюк. Сомнения по поводу данного овоща стремительно таяли, он всё больше размышлял о том, что Бакля может оказаться тем самым искомым образцом.
Сколько же их было: Сеньор Помидор, Морковь Каротина, Картошка Антошка, Вишня Виселица (кто только придумал это имя?), Горох Шутовый (тоже образец от Станислава и Алмаза, шут гороховый, а не горох), Лук Арбалет и прочие. Ни у кого из них не наблюдалось признаков интеллекта такого уровня. Ещё больше экспериментов, практически девяносто девять процентов, либо не изменяли овощ (и пусть химически он был другим и употреблять такой в еду нельзя, но рук, ног или чего-либо ещй не появлялось), либо убили его.
Но очень скоро Станислава, Алмаза, а особенно Шнюка, ждало разочарование.
* * *
Один нерадивый лаборант Аркадий, гордо носящий фамилию Криворучка, оказался назначен помогать Станиславу и Алмазу.
— Жан Бакля! — первым делом сказал он, увидев овощ.
— Жан Бакля! — сразу отозвался тот.
— Ты что творишь? Не надо тормошить Баклю, он сейчас сонный. Пора спать, Жан! — произнёс Алмаз.
— А когда можно будет поговорить с ним? — спросил Криворучка.
В глазах лаборанта горел огонёк, такой бывает у маленьких детей, которым дают новую желанную игрушку.
— Нельзя с ним просто так разговаривать! — решил поприкалываться над Криворучкой Станислав. — Это же экспериментальный образец, новое слово в развитии овощеводства. Он опасен!
— Но ведь Бакля за защитным стеклом!
— Это не повод играть с ним в игры! Тебе напомнить про Морковь Каротину? Как, казалось бы, обычная морковка стала скачущей машиной убийств? Или, может, вспомнишь про Гороха Шутового?
— А про это я ещё не слышал, — с большим интересом отозвался лаборант.
— Расскажем ему? — спросил Станислав.
— Ну, не знаю, — изображая задумчивость, ответил Алмаз. — мы о нём почти не вспоминаем. В основном говорят про Сеньора Помидора.
— Вишня Висилица, Картошка Антошка… — продолжил перечисление Станислав.
— Да, Слава, Антошка был таким забавным.
— Постоянно рыл землю, ни бетон, ни цемент, ни сталь, ничто не могло остановить его.
— Картофель отрастил руки и просто рыл. Он как самурай: есть путь, но нет цели.
— А Горох Шутовый это не хиханьки-хаханьки.
— Так что же произошло? — спросил Криворучка.
Промолчав секунд десять для эффектности, Станислав поведал эту историю:
— Был хороший день, не предвещавший беды. Стандартная завязка, но такова жизнь. Мы тогда уже были задействованы в этом проекте, но не в главной роли. Тогдашним овощем был горох, что под воздействием этого вещества разросся на весь этот изолятор, — учёный указал рукой на клетку Жана Бакли. — У него тогда отросло неприлично много стручков. Алмаз, сколько их там было? Восемьдесят три, да?
— Или восемьдесят два.
— Или восемьдесят два, вот. А в чём был прикол: когда стручок открывался, из него шёл звук, весьма похожий на смех, но поскольку стручков было восемьдесят три…
— Или восемьдесят два… — вставил Алмаз.
— Или восемьдесят два, а с какого-то момента открывал и закрывал он свои стручки постоянно, выходило, сам понимаешь, очень-очень шумно. И если бы всё дело сводилось к банальному шуму… Туда однажды зашёл испытуемый.
— Подопытный, — уточнил Алмаз.
— Подопытный бывает кролик или морская свинка. Это человек, и гуманнее будет звать его испытуемый, так мы не заденем его чувства. Почему ты на меня смотришь, как баран на новые ворота?
— Ты этот бред сам придумал?
— Эту чушь мне однажды высказал
