name=t4>
Роды
Адреналин, окситоцин, эндорфины. В ее теле работают гормоны, они не знают, сколько ей лет, замужем ли она, сколько денег у нее на счету. Шейка матки размягчается или остается твердой, схватки настигают внезапно или начинаются постепенно, она не замечает начала, с самого начала ей очень больно.
Она просыпается рано утром, за окном слышен звон колоколов. Сегодня, решает она. Она ложится спать и чувствует: началось. Ее кладут на плановое кесарево. Воды отходят прямо во время съемок.
Она считает схватки, собирает сумку в роддом, а акушерка пишет, чтобы она не торопилась — судя по всему, говорит она, впереди еще много часов.
Врач заходит осмотреть ее перед родовозбуждением и говорит, что у нее уже два сантиметра.
Она сидит у камина, она едет в скорой, она едет в метро, она идет пешком. Она считает схватки, она ждет акушерку / доулу / подругу, заполняет документы в предродовой.
Ожидание растягивается, время теряет привычные контуры, в нем нет минут и секунд, только схватки.
Она ловит первое попавшееся такси, и всю дорогу до больницы она сидит, стиснув зубы, потому что боится, что водитель высадит ее на дороге — родишь мне тут.
Во время родов идет дождь, падает снег. Ей холодно, ей жарко, ей хорошо. Ей плохо. Плохо. Плохо.
Адреналин, окситоцин, эндорфины. В ее теле работают гормоны, они не знают, что у нее платное отделение и лучший врач, они работают ее телом, они его не щадят.
Может ли ее тело выдержать это? Я не могу выдержать это. Я не знала, что это так больно. Я не знала, что это так сильно. Ей делают эпидуралку, прокалывают пузырь, ставят окситоцин. Ей некого попросить о помощи. Она просит, чтобы ей дали плед.
Она двигается и дышит, она не может сидеть и лежать, ее тело — сплошная боль с короткими промежутками, которые только напоминают о том, что будет еще больнее.
Она хотела бы выпрыгнуть из себя, стереть себя, она думает, что это была плохая идея. Я умру?
Она кричит на акушерку, чтобы та не трогала ее. Она покорно отдает свое тело в руки врача. Она танцует, поет, кричит.
Ее ноги немеют, ей кажется, что все остановилось и потерялось. Этого ли я хотела? Она чувствует облегчение, что боли больше нет. Боже, храни анестезию.
Она держится за спинку кровати, ее голос стал неузнаваемым, чужим. У нее совсем нет прогресса, ее прогресс идет хорошо. Сердцебиение ребенка в норме, сердцебиение падает. Ее везут на кесарево. Уже показалась головка, и она делает паузу, чтобы отдохнуть перед последней потугой.
Женщины на сайте «Вуман. ру» пишут: роды — это ад, роды — это безумие, после кесарева болело все тело, такие разрывы, девочки, я плакала, эйфория и счастье, хочу еще, никогда в жизни, никогда.
Бессонница
У нее уставшее, но бдящее тело, как будто выброшенное на берег после шторма. Ребенок наконец заснул. Дети заснули в кроватке, два брата, она не может поверить, что это реально. Девочка так похожа на него.
Вокруг тихо. Вся палата завалена цветами. Муж лежит на кушетке, бойфренд дежурит под окном.
Ее ребенок в детском отделении. Она встает и, опираясь на стену, идет его искать. Сестра в коридоре останавливает ее и разворачивает обратно. Она плачет от бессилия и обиды.
Она кормит горячего младенца и плачет, пораженная его красотой. Ее ребенок не ест. Медсестра больно мнет ее грудь.
Она шепчет ему на ухо, нюхает его затылок. Его уши плотно прижаты к черепу. Когда она надевает шапочку, нечаянно подворачивает ухо. Вдруг это на всю жизнь? Проверить, дышит ли. Как брать его, чтобы не сломать?
Она то впадает в дрему, то снова просыпается, прислушиваясь: как он там?
Все ее тело болит, болит ее промежность. Она боится касаться себя, ей кажется, что вся она — сплошная рана.
Из нее течет кровь. Ее грудь становится твердой. К ней приходит молоко. Молоко так и не приходит.
У ребенка темные волосы, совсем нет волос, белесый пушок на голове. У него голубые глаза. Он красивый и беззащитный.
Она чувствует любовь, растерянность, тревогу, усталость. Любовь, растерянность, тревогу, усталость. Любовь, растерянность, тревогу, усталость.
Она раскололась, и ее осколок — дышит, плачет, корчится, производит на свет черные какашки. Его невозможно защитить, спрятать, укрыть от всего, что есть вокруг: сквозняки, инфекции, падения.
Угрозы таятся внутри него, как будто заложенные ей, матерью, в него изначально: отрыжка, маленький вес, порок сердца. Виновата ли я? Спрашивает она себя. И не знает ответа.
Она вспоминает легенду о небесной женщине, которая жила на небе и была низвергнута оттуда ревнивым мужем, когда тот узнал, что она беременна от любовника — северного ветра. Женщина упала и умерла, а из ее чрева, рук, ног, головы, зубов проросли растения: зубы стали кукурузой, голова — тыквой.
Она фотографирует его, пока тот спит, она смотрит на него, пока он бодрствует. Есть ли в мире что-то еще, кроме него?
Домой они вернулись на четвертый день, ребенок кричал, дом казался опасным и
