Тридцатилетняя война [Андрей Юрьевич Прокопьев] (pdf) читать онлайн

ВСЕМИРНОЙ
ИСТОРИИ

ТРИДЦАТИЛЕТНЯЯ

ВОЙНА
И З Д А Т Е Л Ь С Т В О

« Н А У К А »

А. Ю. ПРОКОПЬЕВ

ТРИДЦАТИЛЕТНЯЯ
ВОЙНА

Санкт-Петербург
«Наука»
2020

УДК 94П00)“654”
ББК 63.3(0)5
П78

РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ СЕРИИ
«БИБЛИОТЕКА ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ»
А. И. Алексеев, Д. Д. Беляев, Д. М. Бондаренко, И. О. Ермаченко,
А. А. Исэров, А. Ю. Карачинский (ученый секретарь),
Н. Н. Крадин, Т В. Кущ, А. А. Немировский, П. С. Стефанович,
П. Ю. Уваров (председатель), А. К. Шагинян,
В. В. Шишкин (заместитель председателя)
Рецензенты:
доктор исторических наук В. А. Ушаков
доктор исторических наук М. А. Юсим

Пр о к о п ь е в А. Ю. Тридцатилетняя война. — СПб.: Наука, 2020. —
385 с.
ISBN 978-5-02-040527-1
1618 год стал началом самой кровавой войны раннего Нового времени.
В бою сошлись крупнейшие державы Западной и Восточной Европы — Герман­
ская империя и германские княжества, Франция, Испания, Швеция, воевавшие
за веру и политическое первенство. На полях сражений проявили себя видней­
шие полководцы той эпохи — шведский король Густав Адольф, Валленштейн
и Тилли, в своих кабинетах исхода баталий ждали знаменитые государственные
деятели XVII в. — кардинал Ришелье и канцлер Оксенштирна. Но почему эпи­
центром войны стали земли Германии и Империи, и что заставило принести
в жертву почти шесть миллионов жизней? Почему столетия спустя так неохотно
вспоминают ее немецкие корни, а война перестала быть «немецкой»? Можно ли
найти альтернативу старым трактовкам, рожденным под влиянием мировоззрен­
ческой конъюнктуры и политических постулатов? Можно ли, наконец, попытать­
ся взглянуть на события из их гущи и объяснить трагедию мнением и логикой ее
современников? Книга А. Ю. Прокопьева (Институт истории СПбГУ) отвечает
на эти и другие вопросы.

ISBN 978-5-02-040527-1

О Прокопьев А. Ю., 2020
О Издательство «Наука», серия «Библио­
тека всемирной истории» (разработка,
оформление), 2016 (год основания), 2020
О Палей П., оформление, 2020

ВВЕДЕНИЕ
ОТ НАЦИОНАЛЬНОГО МИФА
К МИФУ ГЛОБАЛИЗАЦИИ
Четыре века назад в Праге случились события, развязавшие
один из самых кровавых и длительных конфликтов в истории
Европы. Участники Пражской дефенестрации, вожди проте­
стантского дворянства, ворвавшиеся в королевскую канцеля­
рию в Градчанах, едва ли подозревали, какой костер они разо­
жгли в тот день. Поначалу многое указывало на то, что вы­
ступление в чешской столице едва ли способно стать толчком
к настоящему апокалипсису. Надежды на скорый мир были, но
они быстро исчезли в трагичном водовороте событий.
Круглая дата — еще один повод посмотреть на события тех
лет взглядом из мира, столь непохожего на тот, в котором обре­
тались современники 1618 г.
Память давно уже стала предметом исследовательских спо­
ров. Феномен «мемории» Тридцатилетней войны как раз да­
ет прекрасный материал для анатомии представлений о давно
ушедшем прошлом. У него есть своя история: каждое новое по­
коление, каждая новая эпоха пытались смоделировать свое ви­
дение событий. Историк обречен чувствовать идеи своего вре­
мени, и он вольно или невольно пытается сопоставить их с кар­
тинами прошлых столетий.
Сегодня Европа переживает удивительную эпоху: с не­
бывалой силой с конца минувшего века в ней обозначились
процессы интеграции, породившие Европейский союз. Сбои
и шатания, кажется, лишь оттеняют невозможность возврата
к былому множеству суверенных держав, основанных на мифе
национал-государственной идентичности. На рубеже столетий
его сменил другой миф — глобализация. Не случайно европей­
цы стали восприимчивы к историческому опыту наднациональ­

6

Введение

ных крупных образований, будь то рождение и трансформация
Римской империи, держава Каролингов или Священная Рим­
ская империя, просуществовавшая вплоть до Нового времени.
Новые подходы в самой исторической науке, рождение и
успехи исторической антропологии, «атомизация» структурно­
го метода, опыт междисциплинарных штудий резко расширили
горизонты.
Новые идеи затронули и «меморию» Тридцатилетней вой­
ны. Ее истоки, ход и результаты сегодня принято рассматри­
вать преимущественно в общеевропейском контексте. Среди
европейских коллег, особенно не немецких, считается не со­
всем корректным видеть причины войны лишь в сплетении
обстоятельств в одном историческом регионе или возлагать от­
ветственность за развязывание войны только на одно событие,
связывать его с национальной почвой или социальными струк­
турами отдельной страны. Мы видим очевидное желание вы­
теснить «национальную», или «государственную», ответствен­
ность либо специфику, очистив место для обширных паралле­
лей. Сегодня Тридцати летняя война все больше связывается
с глобальными цивилизационными процессами, которые, как
полагают, протекали в недрах европейского сообщества в ран­
нее Новое время. Взгляд на войну, родиной которой, главным
театром и главной страдалицей стала Германия, а точнее, земли
Священной Римской империи (или как часто пишут наши не­
мецкие коллеги — Старой империи, в отличие от второй Вильгельмовской, основанной в 1870 г.), весьма популярен, отчасти
даже агрессивен.
«Европейский» взгляд на эту войну все больше вытесняет
«немецкий». Ей давно уже навешан ярлык общеевропейской,
хотя даже по формальному признаку далеко не все монархии
находились в те годы в состоянии войны, а многие конфликты
начались задолго до 1618 г. и продолжались вне прямой зависи­
мости от Тридцатилетней войны. Еще шаг — и события 1618—
1648 гг. рискуют быть объявленными «первой мировой вой­
ной», на что уже намекали в свое время ведущие европейские
политики. Дело доходит до самых решительных суждений.
В 1988 г. немецкий историк Гюнтер Барудио увидел в самом
длительном конфликте XVII в. схватку «протолиберальных

От национального мифа к мифу глобализации

7

сил» и диктатуры. Антигабсбургская коалиция предстала в его
изображении защитницей предтеч современных демократий,
коллективным борцом за толерантность, в то время как «абсолютисткий» режим немецких и испанских Габсбургов вопло­
щал мрачную тиранию уходящего Средневековья.1 Шведский
король Густав Адольф, павший на полях Лютцена, — светлая
жертва, принесенная на алтарь европейских свобод.2
Другой немецкий исследователь — политолог и военный
эксперт Херфрид Мюнклер — считает Тридцатилетнюю войну
даже первым опытом «асимметричной» войны в истории: так­
тика, стратегия, формы организации, комбинация религиозных
и материальных факторов придавали ей поразительную эклек­
тику, о которой стоит вспомнить в нынешнее время, когда «тра­
диционные» войны, основанные на четком разграничении воен­
ных и невоенных сфер, все больше уходят в прошлое.3
Чего здесь больше? Политической конъюнктуры или неодо­
лимого желания увидеть современность в прошлом? И насколь­
ко актуализация этого прошлого способна приблизить нас к его
пониманию?

Глава 1
ТЕРМИН
Влияет ли имя на судьбу его носителя? Для историка «ар­
хеология» термина чрезвычайно важна, поскольку позволяет
понять его осмысление современниками. Между тем наша на­
ука «история» как системное понятие стало продуктом эпохи
Просвещения и общественных дебатов XIX в. Цели и задачи
исторической науки как светского предмета, отделенного от
истории Откровения и Творения, формулировались временем,
по отношению к которому XVII в. выступал уже состоявшим­
ся прошлым. И вполне логично, что историки XIX в. пытались
навязать своему прошлому идеи и мифологемы, коими жили
сами. Потому термины, связанные с грандиозным конфлик­
том первой половины XVII в., истолковывались в категориях,
свойственных Европе времен Французской революции, Рестав­
рации и политических схваток середины и второй половины
XIX столетия. Едва ли минувший XX в. привнес какие-то ради­
кальные отличия и стал менее субъективным, отнюдь нет.
Современники Тридцатилетней войны стали употреблять
числительное для ее определения уже начиная с 20-х гг. XVII в.
Согласно исследованию Конрада Репгена, впервые слова «вой­
на» и «тридцать лет» соединились весной 1648 г., в разгар вест­
фальских переговоров. Тогда в дипломатической корреспонден­
ции прозвучали слова об ужасах и тяготах войны, «бушующей
вот уже как тридцать лет». Сам же термин впервые появился
1 ноября 1648 г., спустя всего неделю после заключения Вест­
фальского мира. В заметках на полях газеты «Европейский
еженедельник», издававшейся в Гамбурге, анонимный автор
дал краткий, неточный и неполный обзор военных событий

Термин

9

с 1618 г. Однако и позже еще часто говорили о «тридцати годах
минувшей войны», «о войне, длившейся тридцать лет».1
Очевидна разница в смысле. Сам термин «Тридцатилетняя
война» предполагает целокупное и законченное событие, ха­
рактеризующееся состоянием конфликта. Несколько иное зна­
чение обретает словосочетание «тридцать лет войны». Здесь
выделяется ограниченный временем фрагмент явления, само по
себе могущего простираться и за указанными пределами. Впро­
чем, еще чаще после 1648 г. говорили о «немецкой войне», и
даже в запале еще не успевшей остыть религиозной конфронта­
ции — о «Лютеровой войне». По подсчетам Репгена, прекрасно
исследовавшего вопрос, именно «немецкая война» доминиро­
вала в статистике терминов вплоть до начала XVIII в.2 Назва­
ние выдавало очевидные приоритеты: где и вокруг чего, соб­
ственно, вращалась первопричина и суть конфликта, основной
театр военных действий. То были имперско-немецкие земли и
в первую очередь проблемы немецкого общества, помещенного
в структуры Священной Римской империи.
В XVI—XVII вв. «национальная» принадлежность все боль­
ше ощущалась на горизонтальном срезе, охватывая отдельные
исторические регионы Германии, владетельные массивы ди­
настий и побуждая видеть тамошнее население частью общей
родины, общего отечества «немецкой нации». Конечно, речь
еще не шла о современном восприятии, но вектор развития был
очевиден: предтечей будущего национального мифа стал миф
идентичности, восходивший еще к кануну Реформации, к воз­
зрениям швабско-эльзасских гуманистов.
О «немецкой войне» писали и говорили и уроженцы Гер­
мании, и иноземцы. Причем само определение отнюдь не мог­
ло считаться новым в 1648 г. Немецкий публицист Фридрих
Хортледер, состоявший на службе тюрингских Эрнестинов,
в начале XVII в. опубликовал внушительный массив докумен­
тов по истории знаменитой Шмалькальденской войны 1546—
1547 гг. — первого крупного военного противостояния между
протестантами и католиками в Священной Римской империи.
Его он называл также «немецкой войной».3 Аналогия очевидна:
и здесь и там речь шла об общих критериях — причины, ход
и развязка роднились общей немецкой почвой, рамками Свя-

10

Глава 1

щенной Римской империи, ядро которой составляли собствен­
но немецкие земли. Германия как субъект, породивший войну
и ее окончивший, в сочинении Хортледера вполне соотноси­
лась с Германией как первопричиной и главным театром войны
тридцатилетней.
Соединение числительного с «войной» было открытием ев­
ропейской мысли XVI—XVII вв. Слово «война» исключительно
редко фигурировало на страницах средневековых хроник и ча­
сто — в идейном звучании как священная война с язычниками,
или нехристианами, или как противостояние с силами зла, с са­
таной. Термин встречался преимущественно в трактатах бого­
словов и монастырских аскетов. И это было вполне в соответ­
ствии с христианской доктриной, с XI в. понимавшей под вой­
ной лишь одну форму — форму «священной войны» за веру,
каковая установилась в ходе крестовых походов. В отношении
нелегкой европейской повседневности, полной смут и распрей,
чаще предпочитали говорить о «походах», «экспедициях»,
«стычках», «спорах», «волнениях». Лишь с позднего Средневе­
ковья слово «война» стало расхожим элементом понятийного
арсенала. Но привязывание к нему хронологических границ —
по сути, явление следующего века. Объяснением тому служит,
вероятно, то, что в начале Нового времени длительные кон­
фликты между монархами и элитами внутри монархий стано­
вятся нормой повседневности. Недаром многие ученые считают
переход к Новому времени эпохой смут, постоянных социаль­
ных брожений — как на западе, так и на востоке Европы. При­
чем к этому добавлялось еще постоянное и сильное давление со
стороны нехристианского мира — Османской империи.4
Свой вклад внесло и реформационное движение. Реформа­
ция как обновление духовной жизни и Церкви виделась про­
тестантам — лютеранам и кальвинистам — кануном Второго
пришествия, Судного дня. Сам Мартин Лютер полагал себя от­
нюдь не преобразователем, а лишь последним пророком перед
концом времен. Впереди — Армагеддон, решающая схватка
с сатаной, с силами зла. Слово «война» обретало масштабный
оттенок как событие, по размаху и напряжению резко отлич­
ное от «походов» и «неурядиц». Так, выступления крестьян
в 1524— 1525 гг. под пером современников — и католиков, и

Термин

11

протестантов, потрясенных размахом и кровопролитием, —
явились собственно «крестьянской войной». Общество все боль­
ше рефлексировало оппозицией: мир — война. «Мир» воспри­
нимался не только общественной совокупностью и состоянием
«согласия», но отсутствием конфликта в прямом понимании.
Обе категории стали предметом обсуждений в литературно-пу­
блицистических кругах, среди юристов, духовенства и сильных
мира сего.
Наконец, весьма важным было влияние идей Ренессанса
и барокко. Это была своеобразная идейная мода. В ходу бы­
ли произведения античных классиков, сочинения римских и
греческих писателей и философов. Их изучали, их языку ста­
рались подражать представители интеллектуальных элит раз­
ных стран. В продолжение ренессансной традиции (а барокко
наследовало Ренессансу) на стыке XVI—XVII вв. и особенно
в XVII в. росло увлечение античной дидактикой, прежде всего
произведениями Тацита. Морализаторство, взгляд на человече­
скую жизнь как на трагедию в духе Тацита получили большую
популярность. Не случайно современные исследователи имену­
ют подобный стиль «тацианством». На войну смотрели как на
театр, подобно тому как сама земная жизнь выступала огром­
ными подмостками в драме Всевышнего.
Эффект трагичности усиливался указанием на конкрет­
ные даты сообразно с античной традицией, исчислявшей вой­
ну Троянскую и Пелопоннесскую. Цифры подчеркивали накал
борьбы и ее размеры, выпадавшие за нормы «мира». Таковы
были правила античной риторики. И ее смело перенесли на
XVII в. «Немецкая война» стала «войной в тридцать лет», или
просто «Тридцатилетней». Окончательной формулой мы, таким
образом, обязаны гуманистической трактовке писателей, ока­
завшихся под влиянием «тацианства». Впрочем, подражание
стилю и знаменитостям прошлого не обманывало в масштабах
трагедии. Скорбная риторика вполне согласовывалась с тем,
что довелось пережить миллионам современников.5

Глава 2
ВОЙНА ПОСЛЕ ВОЙНЫ: ЭТАПЫ
ОСМЫСЛЕНИЯ
Барокко и пиетизм. Поражает исключительно слабый, фраг­
ментарный интерес к войне у авторов конца XVII и первой по­
ловины XVIII в. Поздние современники 1648 г., их дети и внуки
почти не писали о ней свои «истории». Тем более — за предела­
ми немецких земель: при дворах Парижа, Мадрида, Стокголь­
ма и итальянских княжеств война упоминалась лишь как часть
собственной династической истории. Между датой подписания
Вестфальского мира и, условно говоря, выходом в свет «Исто­
рии Тридцатилетней войны» Фридриха Шиллера (1791— 1793)
попадаются лишь единичные трактаты, посвященные войне
как цельному событию. Ни о каком общеевропейском интересе
речь не шла.
Впрочем, отсутствие «историй» не означало забвения. Из
поколения в поколение война воспринималась кровавым кош­
маром, неслыханной катастрофой — в проповедях, политиче­
ских трактатах, прозе и поэтических творениях. Были и свои
особенности. В протестантской, особенно лютеранской, публи­
цистике война рассматривалась как тяжкое испытание на вер­
ность св. Евангелию, как проба на прочность всей евангели­
ческой Германии, счастливо выдержанная в 1648 г.1 Здесь еще
ощущались следы острого религиозного противостояния, нот­
ки гордости за срыв намерений «папистского» Рима покончить
с прибежищем св. Евангелия. Не отставали и католики. Они
истолковывали плоды 1648 г. по той же схеме, но на свой лад:
еретики, одержимые дьяволом, тщетно подступали к апостоль­
ской твердыни. Рим и империя, св. Церковь и корона Габсбур-

Война после войны: этапы осмысления

13

гов счастливо пережили тяжкие удары.2 Тех и других примиря­
ла скорбь по утратам и радость желанного мира.
Позже на рубеже XVII—XVIII вв., когда на смену лютеран­
ской ортодоксии явился пиетизм и полемическая ярость по­
тихоньку сошла на убыль, усилилась дидактика: ненависть не
приближает к Христу, война случилась по грехам людского ро­
да. Ближе к середине XVIII в. смесь идей Просвещения и тре­
вог за судьбы слабеющей империи все больше побуждала апел­
лировать к достоинствам Вестфальского мира, видеть в нем
фундамент стабильности для всех подданных короны и всех ев­
ропейских держав. Но поминался лишь мир. Тридцать лет, ему
предшествовавших, виделись только кровавым пьедесталом
для общего согласия.
Примечательно и другое: 1648 г. для немецких писателей и
правоведов значил реставрацию старого порядка. Возвращалась
былая гармония, а с ней — и надежда на будущее. И чем боль­
ше славословились вестфальские трактаты, тем сильней от­
тенялась сама война как безумный рывок к хаосу и тотальной
разрухе. Величие мира, гарантировавшего согласие и право, и
ужас войны, грозившей растоптать общественные ценности!
И тем сильней звучала привычная риторика «тацианства»: спле­
тение событий лишь помогало обозначить глубины добра и зла,
противоречия людской натуры, поединок нравственных сил.3
Шиллер и Просвещение. «История Тридцатилетней вой­
ны» Оридриха Шиллера резко меняла угол зрения. К своему
творчеству писатель подходил с мерками философии Просве­
щения: историк — лишь жалкий собиратель фактов, ремеслен­
ник, любующийся деталями. Ему не дано увидеть за чередой
событий целое. Миссию обобщения может выполнить лишь
философ. Главная же задача философа — не только придать
целостность материалу, но и насытить его эстетическим смыс­
лом, увидеть сами события и их героев в красоте форм, в гар­
монии движения. Потому картина войны под пером Шиллера
предстала не столько как описание, сколько вереница вопросов
и противоречий. Он постоянно дает двойственные портреты,
двойственные оценки событиям. Если в первых разделах швед­
ский король Густав Адольф предстает ревнителем веры, беско­
рыстным борцом за св. Евангелие, то после гибели он — уже

14

Глава 2

политик, далеко не чуждый эгоизму и голому расчету. Еще яр­
че в этом смысле образ Валленштейна. В одном месте он —ко­
варный изменник, готовивший почву для предательского удара
в спину Габсбургов, в другом — жертва наветов и тирании, ви­
на которого не доказана. Сама история — «арканум», тайна про­
шлого, прочесть которую можно лишь заглянув в души ее ге­
роев, действовавших в знаковых эстетических формах. Расшиф­
ровать их и одновременно наслаждаться ими и есть предмет
истинной философии. Ключевые герои, знаменовавшие смысл
и энергетику борьбы — шведский король и его имперский ви­
зави, сходят со сцены к 1634 г. Их уход влечет утрату смысла
самого противостояния. Оно становится нелепым, затяжным и
кровавым. Заключительному этапу войны Шиллер отводит са­
мый маленький раздел: все силы оставлены им на кульмина­
цию, на битву главных героев 1630— 1634 гг. Отказывается он
даже от подробностей Вестфальского мира и с легкостью пере­
адресует его описание «отдельному перу».4
Поразительно, но схема изложения, набросанная Шиллером,
оставалась почти неизменной вплоть до XX в. Франко-швед­
ский период занимал подчиненное, временами даже маргиналь­
ное место в общих работах. Кульминацией виделось шведское
вторжение и противостояние титанов политики и стратегии —
Густава Адольф, Валленштейна и стоявшего до поры до време­
ни за кулисами Ришелье.
Кроме того, следует помнить: «История» Шиллера была на­
писана в годы Французской революции. Это не означало, что
Шиллер преподносил категории «нации» и «патриотизма» в но­
вом смысле, отнюдь нет. Его термины еще всецело восходили
к духу Просвещения. Однако новое поколение немецких писа­
телей препарировали идеи его «Истории» на новый, «нацио­
нальный» лад.
Пробуждение и XIX в. Двойственность и противоречи­
вость суждений великого писателя дали свежую пищу истори­
кам, чьи труды рождались под впечатлением 1813 г. и Освобо­
дительной войны.
Имелся, впрочем, «немецкий акцент»: в целом решительно
отторгая республиканские идеи Французской революции, не­
мецкая общественность и властная элита оказались тем не ме­

Война после войны: этапы осмысления

15

нее восприимчивы к мифу «нации» и «национального государ­
ства», порожденного революцией. Мифу, актуальному вдвойне,
ибо после упразднения Священной Римской империи в 1806 г.
остро встал вопрос о политическом будущем немецких земель.
Началась затяжная борьба за гегемонию между католической
Веной и протестантским Берлином, Австрией и Пруссией. Не­
мецкое общество бурлило в предвкушении политического
единства. Национальные и государственные приоритеты были
жестко вмонтированы в философию истории в духе так назы­
ваемого классического историзма, одним из творцов которо­
го стал знаменитый Леопольд фон Ранке. Обозначились и две
историографические традиции: австрийская, католическая (или
«великогерманская»), и прусская, протестантская (или «мало­
германская», часто именуемая «барусской»). Тридцатилетняя
война беспощадно «разрывалась» между «малогерманцами» и
сторонниками австрийской гегемонии. Католические, ориенти­
рованные на Вену, историки считали ее неудачной попыткой
объединения немецких земель под властью короны. Эгоизм,
мелочность протестантских князей в купе с иноземным вме­
шательством навлекли большую беду на немецкий народ. Габ­
сбурги занимали лишь оборонительные позиции, действовали
всецело в правовом поле сложившихся имперских порядков,
и их постоянно провоцировали радикалы из протестантского
лагеря. Об этом писали Фридрих Хуртер и Онно Клопп, пред­
ставители поколения «великогерманцев» с австрийскими (Хур­
тер) и западнонемецкими, «вельфскими» (Клопп) корнями.5
Им жестко оппонировали коллеги из лагеря «малогерманцев»:
борьба, по их убеждению, шла во имя свободы сословий, на­
циональной консолидации против Рима и слабеющей короны
Габсбургов. Будущее принадлежало не умиравшей Старой им­
перии, а ведущим региональным силам, прежде всего Бранденбургу-Пруссии, нашедшему силы восстать из пепла после
1648 г. и под державной десницей Гогенцоллернов столетие спу­
стя сплотить немецкие земли.
Идеи прусских историков блестяще отразились в творчестве
отца и сына — знаменитого Иоганна Густава Дройзена-старшего (1808— 1884), известного своими увлечениями в области
античной истории, и Густава Дройзена-младшего (1838— 1908),

16

Глава 2

руководителя семинара по истории Тридцати летней войны
в Университете Галле. Дройзен-старший стал автором много­
томной «Истории прусской политики», где в разделах о XVII в.
сформулировал взгляд на Тридцатилетнюю войну и ее послед­
ствия для Бранденбурга. Сын же приобрел известность глав­
ным образом биографией Густава Адольфа, в которой впервые
последовательно подчеркнул роль автономных политических
интересов в действиях участников тридцатилетней драмы.6
Однако при всех различиях между этими двумя направле­
ниями было много общего. Сторонников Вены и Берлина объ­
единяли национально-политические критерии. Война стала
трагедией для немецкого народа не только в силу материаль­
ных утрат, не удалось само национальное объединение. Вест­
фальский мир впервые предстал не «благословенным», «цели­
тельным» и «счастливым» актом, а общей трагедией для всех
немцев, ибо надолго закрепил религиозно-политическую разоб­
щенность. 1648 г. открыл дорогу в Германию иноземцам, пре­
жде всего французам. Мазарини и «король-солнце» возвели
Францию на вершину европейского Олимпа — на немецкой
крови и немецком пепелище. 1813 г. воздал справедливое воз­
мездие за столетия унижений и насилий. Немцы наконец об­
рели шанс сплотиться в едином политическом теле. 1870 г. для
«малогерманцев», таких как Генрих фон Тройчке, стал реван­
шем и пересмотром 1648 г. Миф государственной идентично­
сти, всемогущего единства общества и власти смело проециро­
вался на прошлое.
Так итоги 1648 г. надолго окрасились в черные цвета. Они
обозначали глубочайшую точку падения в истории великого
народа, бессилие и несостоятельность политики перед лицом
глобальной катастрофы. Уже много позже после Первого объе­
динения историк из Бонна, католик Мориц Риттер (1848— 1923),
создаст великолепный трехтомный компендиум, подробно из­
лагающий путь к национальной катастрофе 1648 г. Вполне
в духе классического историзма он насыщает свою трилогию
обильным фактическим материалом, подчеркнуто избегая ре­
лигиозных пристрастий. Звучит современная автору политико­
правовая лексика. И неизменен эпилог: Вестфальский мир раз­
веял иллюзии и превратил Германию в руины.7

Война после войны: этапы осмысления

17

1648 г. как мотив и призыв к реваншу. Позже, в огне Пер­
вой мировой войны, память о лихолетье XVII в. послужила
вновь — для ободрения сердец во имя победы над общим вра­
гом. По иронии судьбы поражение Германской империи совпа­
ло с очередным юбилеем 1618 г., и об этом предпочитали не пи­
сать разочарованные, патриотически настроенные историки.
Повод для торжеств нашелся — правда, двадцать лет спу­
стя: разгром Франции в весеннюю кампанию 1940 г. позволил
провести широкие пропагандистские параллели с Тридцатилет­
ней войной. Былые суждения повторялись с новой силой: на­
следники Ришелье, злейшего врага немецкого народа в XVII в.,
должны быть низвергнуты и растоптаны. Итоги Вестфальско­
го мира отныне будут кардинально пересмотрены, черные дни
нации и государства сменялись светлым триумфом. Примерно
в таком ключе сразу же после победы 1940 г. развернулась под­
готовка к грядущему юбилею Вестфальского мира 1948 г. Ве­
дущие нацистские пропагандисты и непоследние научные ав­
торитеты были призваны, дабы придать особую публичность
и дидактику давно минувшей истории. Режим не дожил до
1948 г., но Европа в тот год все же вспоминала Вестфальский
мир, правда, уже под иным углом зрения.
Официальная пропаганда нацизма лишь усиливала, дово­
дила до абсолюта национал-политические конструкты XIX в.
Притом, однако, апелляция к «социальному государству», к но­
вому режиму как продукту «национальной революции» от­
крывала путь к изучению общественной истории, или, как тог­
да называли ее нацисты, «народной истории» (Volksgeschichte).
Она вписывалась в общее направление изучения обществен­
ных групп и структур вне зависимости от современных поли­
тико-государственных критериев. Первичность нации отодви­
гала на задний план традиционный интерес к политическим
институтам, подчиняла их духовному и общественному про­
шлому самой нации. Подобно большевикам в Советской России,
последовательно внедрявшим классово-формационную исто­
рию и уничтожавшим классический историзм и либеральные
концепты, для нацистов актуальной задачей явилось изучение
общественного прошлого нации, за которую они были в отве­
те. Тридцатилетняя война здесь стала полем для относительно

18

Глава 2

короткого эксперимента: в год победы над Францией историк
Гюнтер Франц выпустил свою книгу «Тридцатилетняя война
и немецкий народ». Она являла собой не столько исследова­
тельскую монографию, сколько очерк-манифест, сжато излагав­
ший последствия войны именно для широких слоев населения,
главным образом для крестьянства. При всех своих идеологи­
ческих издержках этот труд стал знаменем новых подходов
к изучению XVII в. — не проекции современных политиче­
ских координат, а анализа внутренних процессов в обществен­
ных низах.8
Поразительно, но к тому времени Тридцатилетняя война все
еще оставалась предметом изучения и споров преимуществен­
но немецких историков. Лишь единичные работы вышли за ав­
торством их зарубежных коллег. Причем большей частью в тех
странах, чье участие в самой войне было знаковым и важным
для собственного будущего (Дания, Швеция, лишь в малой сте­
пени Нидерланды, Франция и Италия), и в значительной мере
под духовным влиянием немецкого историзма.9
Перелом. Война перестает быть немецкой. Середина сто­
летия сместила акценты. Дискуссия наконец обрела интернаци­
ональный характер. Уже в первые послевоенные десятилетия
голоса немецких историков стали постепенно стихать, они от­
нюдь уже не были ведущими.
Что же явилось тому причиной? Несомненно, новые поли­
тические реалии и новые научные воззрения, постепенно, но
уверенно прокладывавшие себе путь. К исходному толчку ока­
зались причастны и большие политики. Новый лидер Франции
генерал де Голль, вспоминая годы двух мировых войн, объеди­
нил их в собирательный образ «новой тридцатилетней войны».
Вторила ему и другая знаменитость. Уинстон Черчилль в тот
самый юбилейный год, мыслившийся нацистами годом реван­
ша за печальное прошлое, возглашал: мир должен осознать, он
пережил новую Тридцатилетнюю войну. Задача послевоенной
Европы — создать для себя эффективно работающую новую
вестфальскую систему. Термины смелые и неточные: между це­
почкой конфликтов 1914— 1945 гг. не было столь ясной преем­
ственности и тесной связи, как между 1618— 1648 гг. Но важен
был манифест, образ. Он уже нес в себе представления о новом

Война после войны: этапы осмысления

19

единстве Европы и необходимости его сохранения вопреки но­
вому расколу и созданию блоковых систем.
Политика не ушла из истории, сама история очередным
разом приспосабливалась к политике. «Мемория» войны реши­
тельно озвучивалась на новый лад. Торжества 1948 г. виделись
ее участникам, лидерам Западной Европы, символом нового по­
рядка, новых гарантий и новой безопасности. Фриц Дикманн,
почти тогда же опубликовавший сво исследование, до послед­
них лет оставшееся самым обстоятельным опытом изучения
Вестфальского мира, хотя все еще и оперировал национальны­
ми категориями, но склонен был видеть 1648 г. уже не в столь
печальном свете, в каком его представляли историки до той по­
ры. С концом войны открывалась пусть тяжелая, но реальная
перспектива относительного благополучия, в котором старой
Империи и разобщенному немецкому народу удалось просуще­
ствовать вплоть до XIX в.10
Дискуссии 1950—1960-х гг. 3. Г. Штейнберг и К. Репген.
Инициатива крупных системных переосмыслений теперь ис­
ходила от ученых, находившихся за пределами двух Германий.
Самыми острыми оказались публикации английского коллеги
с немецкими корнями Зигфрида Генриха Штейнберга, попы­
тавшегося радикально переосмыслить ход войны и ее итоги.
Первая его статья увидела свет в канун юбилея 1948 г. и поз­
же была развернута в монографию. Штейнберг, пожалуй, был
вторым, после Веджвуд, кто гораздо последовательней исполь­
зовал широкий общеевропейский контекст.11 Для него собы­
тия 1618— 1648 гг. не формируют отдельное целое, они были
слишком сильно интегрированы в цепочку войн и конфликтов,
крупных и малых, начавшихся задолго до Пражской дефенистрации и окончившихся уже после заключения Вестфальского
мира. Рождение термина и понимаемого под ним события обя­
зано, по его мнению, заведомым натяжкам немецких придвор­
ных историографов и особенно националистической традиции
последующих столетий. С этим же автор связывал, как он по­
лагал, преднамеренное сгущение красок в оценках последствия
войны для немецких земель. Прусские историки сознательно
искажали картину, дабы на фоне мифических утрат в выгод­
ном свете представить заслуги нового поколения курфюрстов

20

Глава 2

и королей — миротворцев и созидателей. Несомненно, столь
очевидная крайность провоцировала опровержения. Но она же
способствовала более широким перспективам: одновременно со
Штейнбергом англо-американские ученые все чаще говорили
о европейском кризисе XVII в. Он виделся масштабным обще­
ственным явлением, проявлявшимся бурными процессами, вос­
станиями и войнами.
Взгляды Штейнберга подтолкнули к ответу его немецких
коллег, причем как из Западной, так и из Восточной Герма­
нии. Последовательную критику идеи английского специалиста
встретили у Конрада Репгена, одного из лучших знатоков эпохи.
Репген тщательно реконструировал процесс рождения термина
«Тридцатилетняя война» и его понимание современниками, ко­
торые считали ее цельным событием. Название войны не было
выдумкой потомков, а целиком восходило к позднегуманистиче­
ской традиции немецкой литературы, оно вполне исторично.
В то же время корифеи аграрной истории — уже упомяну­
тый Гюнтер Франц и его коллега Вильгельм Абель — неодно­
кратно пытались развеять сомнения в реальности людских и
материальных утрат. Война не могла стать трагической стра­
ницей и отпечататься в памяти потомков исключительно по
прихоти придворных летописцев и властителей. Статистика
и анализ по регионам подтверждают, хотя и дифференциру­
ют, общую картину потерь.12 Откликнулись и коллеги из ГДР:
в первом томе своей «Истории быта немецкого народа» Юрген
Кучински (правда, с марксистских позиций) резко критиковал
положения английского ученого.13
Свой, и немалый, вклад в глобализацию дискурса внесли
марксистские историки. Формационная теория в неменьшей ме­
ре, хотя и с опорой на иную теоретическую основу, утверждала
общеевропейский угол зрения. По мнению ее сторонников, со­
бытия 1618—1648 гг. отражали глубинные противоречия между
нарождавшимся миром «буржуазных государств» во главе с Ни­
дерландами и реакционными силами уходившего в прошлое фе­
одализма, главными защитниками которого была старая Цер­
ковь (Рим) и австро-испанские Габсбурги. Победа антигабсбург­
ской коалиции была частью слома старой феодальной формации,
важным «политическим» рубежом в переходном периоде от фео-

Война после войны: этапы осмысления

21

дализма к капитализму.14 Впрочем, опыт формационного толко­
вания оказался слишком ограничен судьбой советского восточ­
ного блока и к тому же явно страдал чересчур смелыми обоб­
щениями, на поверку далеко не всегда находившими подспорье
в изучаемых процессах. Сюда же добавлялось желание под по­
кровом формационного взгляда протолкнуть идеи «националь­
но-государственной причастности» России к трагедии 1618 г.15
И все же формационный подход оказался весьма показа­
тельным для второй половины XX в. Сегодня он, скорее, до­
стояние прошлого. Отечественная германистика все заметней
концентрируется на актуальном русле научного дискурса, по­
явились многочисленные наработки, с разных сторон освеща­
ющие войну и общество, пробуждается интерес и к проблемам
«немецкой идентичности».16 Вышедшая в 2015 г. (первая!) кол­
лективная монография российских и немецких историков, по­
священная Тридцатилетней войне, стала, бесспорно, крупным
событием и прекрасно показала возможности отечественных
специалистов как на теоретическом уровне, так и в аспектах ло­
кальных штудий.17
Война сквозь призму структурализма. Системный охват
рано или поздно должен был увенчаться «структурным» распа­
дом. С конца 70-х гг. центр тяжести исследований все больше
смещался в сторону отдельных социальных групп и институтов
власти. Внимание все больше привлекали и предметы, давно не
интересовавшие ученых по причине их кажущейся архаично­
сти: персональные связи, способы коммуникаций. Итогом стала
«реабилитация» самой Старой империи как сложной системы,
развивавшейся по правилам сословного общества, которые не
могут быть адекватно истолкованы простым наложением кри­
териев государственности XIX в.
Тридцатилетняя война теперь предстала выражением си­
стемного кризиса Империи, осложненного внешним вмешатель­
ством. Участники кровавой драмы и отдельные события оце­
нивались теперь не столько территориально-государственными
перспективами, сколько, казалось, давно забытыми имперски­
ми. Вроде бы через «реабилитацию» Империи стало возмож­
ным вернуть «немецкую точку зрения» на войну. Два историка
конца XX в. хорошо показали пограничность ситуации: препо­

22

Глава 2

дававший в Тюбингене профессор Фолькер Пресс и его ученик
Георг Шмидт. Пресс видел Империю резервуаром возможно­
стей, ее механизм — весьма эластичным, а кризисы XVII в. —
экзаменом на прочность, который она с честью выдержала и
дожила до 1806 г. Вестфальский мир спас Империю, как когдато спас ее Аугсбургский религиозный мир в 1555 г.18 Но Пресс
предпочитал все же не акцентировать «немецкое ядро». Зато
его ученик сосредоточился именно на немецкой перспективе.
Война, по мнению Шмидта, обнажила трагичные «ножницы»
между «политической» и «культурной» нацией, когда под по­
кровом Империи сосуществовало и прошлое, и будущее нагро­
мождение традиционных институтов и пробуждающаяся мифо­
логема нации. Конъюнктура позволила в конечном счете актуа­
лизировать «национальный дискурс».19 Но очень быстро автору
указали на границы: коллеги по цеху и даже политическая об­
щественность увидели здесь опасность возрождения старых ил­
люзий, хотя именно их и пытался преодолеть Шмидт. Его опыт
остался весьма одиноким для рубежа столетий. Он не подходил
модным направлениям.
Война и конфессионализация. Столь же глобальным раз­
махом явилась и концепция конфессионализации, сформули­
рованная немецкими историками 1950— 1980 гг. В. Цееденом,
В. Райнхардом и X. Шиллингом. Она основывается на отказе
видеть в религиозном расколе и борьбе протестантов с като­
ликами лишь противостояние прогрессивных и консерватив­
ных начал, антинационального или национального. Не было
Реформации и Контрреформации как отдельных общественно­
исторических этапов. Речь идет о глубоком процессе трансфор­
мации европейской христианской цивилизации под влиянием
раскола, вызванного выступлением Лютера. Он привел к рож­
дению конкурирующих религиозно-культурных сообществ —
католиков, лютеран и кальвинистов. Все они опирались на ти­
пологически схожие структуры сословного мира и развивались
по общим законам становления религиозных сообществ. Борьба
за место под солнцем неизбежно должна была достичь наивыс­
шего накала. Она совпала с первой половиной XVII в. Тридца­
тилетняя война, по мнению авторов концепции, знаменовала
пик религиозной борьбы и самой конфессионализации.20

Война после войны: этапы осмысления

23

Историко-антропологическая альтернатива? Взгляд из
космоса и с земли. Чем дальше, тем больше дискуссия уходит
в заоблачные дали цивилизационного масштаба. Под стать че­
ловеческому фактору стал привлекаться и природный. Истоки
глобального кризиса, поразившего Европу, стали искать в есте­
ственных катаклизмах. Так, в 1970—1980-х гг. появилось понятие
«малого ледового века», пришедшее из среды американских гео­
логов и гляциологов. Им ныне принято обозначать период рез­
кого похолодания, наступившего на исходе XVI в. и продолжав­
шегося почти два столетия. Лютые морозы зимой и дождливые
летние месяцы, наводнения и участившиеся циклы морских
трансгрессий, наступление альпийских ледников на долины и
частые неурожаи — все в совокупности тяжким беременем ло­
жилось на аграрный фундамент европейского мира. Следствием
становились голод, высокая смертность, неуверенность в буду­
щем и активный протест. Климатический фон должен был под­
стегивать и усугублять социальную трагедию.21 Казалось, что
еще нужно, чтобы окончательно превратить 1618 г. лишь в кро­
хотную точку на горизонте планетарного масштаба? И нужна
ли тут анатомия, если вопрос собственно не в ней, а в тектони­
ческих подвижках цивилизации и природы?
Поразительно, но именно на рубеже веков свершился заме­
чательный переворот. Если одной своей стороной споры зам­
кнулись глобальными концептами, то другой — «провалилась»
вниз и оказалась на этажах антропологических опытов. Соб­
ственно здесь не было ничего удивительного: структурализм по
природе своей обречен на «атомизацию» изысканий. Под при­
целом оказывался индивид, конкретный участник конкретного
события, человек и его мысль. Так спустя столетия вновь вос­
крес интерес к современникам войны, и не только именитым.
Своеобразной предтечей, хотя и окрашенной политической
риторикой минувших десятилетий, стала книга Голо Манна
о Валленштейне, впервые напечатанная в 1972 г. и выдержав­
шая с тех пор десяток изданий.22 Литературный дар автора ока­
зался слишком блистательным, чтобы подойти с его мерками
к другим героям. Но заметно вырос интерес к современникам
на страницах так называемых эго-документов — дневниковых
записей, писем, мемуаров и эссе, к формам повседневности,

24

Глава 2

к быту и традициям исторической «мемории». Война как госу­
дарственно-правовая категория уступила место войне как со­
циокультурному феномену. На смену парадигме «война и госу­
дарство» пришла другая — «человек и война».23 Несомненно,
большим событием стала публикация записок солдата Петера
Хагендорфа, осуществленная неутомимым Яном Петерсом, от­
крывшим в 1988 г. удивительную рукопись в залежах Библио­
теки прусского культурного наследия.Дневниковые записи
отдельных лиц, «мемуары» публиковались время от време­
ни и раньше. Но принадлежали они большей частью военной
и гражданской элите, старшим офицерам, дворянам, купцам и
духовенству. Здесь же перед нами впервые предстал рядовой
участник событий, солдат, дослужившийся до капрала и 24 го­
да жизни отдавший войне.24 Успешен сегодня и центр по изуче­
нию источников военного времени в Йене: на его счету не одно
электронное издание средненемецких текстов.25 Что это, скром­
ные, профессиональные усилия по-новому осветить трагедию
четырехвековой давности?
Так, в начале нашего века споры о войне приобрели вид впе­
чатляющих ножниц. Одним лезвием они достигли высот глоба­
лизации, другим низверглись до глубин размышлений отдельного
современника. Можно ли историку попытаться если не свести, то
хотя бы соотнести стремительно разбегающийся полет двух пла­
нет? Перевес сил у «взгляда из космоса» пока еще велик. Подчас
кажется, что вернулись времена Просвещения: лишь философ
способен собрать воедино и логично осмыслить антикварную
рухлядь историка. На роль философов-титанов сегодня назначе­
ны знатоки глобализации. Тридцатилетняя война предстает
как большой цивилизационный феномен. Она все меньше на­
поминает ограниченный в пространстве и времени конфликт. По­
добно китайской шкатулке, она раскрывается множеством плоско­
стей и структурных комбинаций. Какого соблазна здесь больше:
прочитать по ним прошлое или приспособить его к современ­
ности? Глобализация неизбежно влечет актуализацию, причем,
как показывает книга X. Мюнклера, даже с политических по­
зиций. Но профессиональный историк прекрасно знаком с опас­
ностью осовременить минувшее. И трезвые голоса уже призы­
вают видеть 1618 г. принадлежащим исключительно прошлому.

Война после войны: этапы осмысления

25

Все больше тает «немецкое ядро». Авторы большинства
монографий пускаются в пространные рассуждения о европей­
ских предпосылках 1618 г. Ими чаще всего предваряется разго­
вор о немецких обстоятельствах. Германии и Империи словно
бы уготована роль подмостков грядущей драмы, роль лишь од­
них из многих «виновниц» в развязке 1618 г. Причины войны,
словно квоты, распределяют между будущими ее участника­
ми. Сегодня стало дурным тоном говорить о региональной, или
«национальной», идентичности конфликта. Корректным при­
знается лишь общеевропейский взгляд, глобальный охват или,
по крайней мере, констатация широты охвата: первая «асимме­
тричная война», противостояние свободы и тирании, толерант­
ности и нетерпимости. Вплоть до ярлыка «первой мировой вой­
ны». Сколько ярлыков и сколько усилий!
Несомненно, в крайностях повинно время. Спустя годы,
когда преобразуется сама европейская идея, мы обязательно
станем свидетелями «другой» истории. Новый взгляд сегодня
лишь продолжает бесчисленный ряд «меморий». Окончившись
в 1648 г., война породила множество войн «памяти», за которы­
ми все труднее разглядеть взгляды и мотивы современников.
Они задавлены междисциплинарными шаблонами и холодны­
ми теориями. Голоса прошлого... Можно ли различить их се­
годня? Во всяком случае, они заслуживают того, чтобы новое
поколение историков их расслышало.

Глава 3
НОВЫЕ ВОЙНЫ ПО СТАРЫМ ПРАВИЛАМ?
Европа охвачена войной. Невозможно отрицать небыва­
лый рост военной активности на рубеже XVI—XVII вв. Войн
было много, и они охватывали огромные регионы. Многие из
них возникли задолго до 1618 г. и угасли много позже 1648 г.1
К началу XVII в. в Европе отчетливо вырисовывались четыре
переплетенные друг с другом большие зоны напряженности.
Несомненно, одним из самых старых и острых было противо­
стояние французских Валуа и испано-германских Габсбургов.
Корни его восходили еще концу XV в., к нерешенному бур­
гундскому вопросу, когда после гибели Карла Смелого на за­
мерзших болотах Нанси в 1477 г. и Империя, и французская
корона протянули руки за его наследством. Итальянские войны
стали лишь продолжением бургундской проблемы. В 1559 г. по
условиям договора в Като-Камбрези Франция, потерпев воен­
ное поражение, смирилась с лидерством Габсбургской Испании
в северной и южной Италии, в Неаполе и Милане и вдоль верх­
него Рейна — так называемом рейнском коридоре, связывавшем
через Франш-Конте и Эльзас оба блока габсбургских владений
в Нидерландах и северной Италии. Позже, ввергнутая в хаос
религиозных войн, Франция надолго утратила способность эф­
фективно для себя вмешиваться в большую европейскую поли­
тику. Лишь воцарение первого Бурбона, Генриха IV, и реставра­
ция внутреннего мира реанимировали давление во вне. Сильно
нуждаясь в надежных союзниках против Испании, владения
которой стягивались почти по периметру наследственных зе­
мель французской короны, новая династия предпочла тесную
дружбу с протестантскими Нидерландами, Англией и немецки-

Новые войны по старым правилам?

27

ми протестантскими сословиями. Любой противник Испании,
где бы он ни находился, становился потенциальным другом
первого Бурбона.2
Другой пылающий очаг борьбы разделял Испанию и вос­
ставшие Нидерланды. Марксистские и некоторые современные
российские историки называют это восстание «нидерландской
революцией», сами же голландцы — «восьмидесятилетней вой­
ной за независимость», обращая внимание на социальные си­
лы и экономические ресурсы, вовлеченные в борьбу. Война,
открывшаяся массовым движением кальвинистских консисто­
рий против Католической церкви, иконоборчеством (название,
мягко скрывающее дикое разграбление и уничтожение тысяч
памятников, особенно в южных провинциях), привела к раско­
лу собственно исторических Нидерландов. У испанской короны
хватило сил взять под контроль южные территории, Брабант,
Артуа, большую часть Фландрии, чему немало содействовала
сила традиционного уклада, а также таланты герцога Алексан­
дра Пармского, одного из лучших полководцев Европы. Сменив
администрацию менее удачных предшественников, этот при­
рожденный стратег, не жалея сил, личных средств и искусно
лавируя между непрочной коалицией противников, взятием
Антверпена в 1585 г. положил предел успехам мятежников на
юге. Но север был потерян для Испании: в 1579 г. в Утрехте об­
разовался альянс северных провинций, в структурах которого
все очевидней становилось лидерство Голландии с Амстер­
дамом во главе. Избранная к управлению провинциями дина­
стия имперских князей Нассау-Оранских вполне справилась с
поставленными задачами: военное давление испанцев на север
выдохлось, обе стороны, измотанные долгой войной, в кон­
це концов взяли передышку. В 1609 г. было заключено две­
надцатилетнее перемирие между Соединенными провинциями
и Мадридом.3
К обоим регионам были привязаны и интересы Англии.
С момента победы у себя протестантской реформации и начав­
шегося резкого и последовательного противостояния Испании
обе правящие династии — и Тюдоры, и Стюарты — склонны
были более или менее решительно поддерживать противни­
ков Мадрида на континенте, будь то восставшие Нидерланды,

28

Глава 3

французские гугеноты или основатель династии Бурбонов король-конвертант Генрих IV. К тому же набиравшую морскую
мощь Англию весьма стесняла испанская конкуренция в Ат­
лантике. Там постепенно намечалось настоящее морское сопер­
ничество в борьбе за золото, поставляемое из Нового Света на
континент.
Еще один очаг вспыхнул на севере. Там в XVI в. разверну­
лось почти двухсотлетнее противостояние, рассыпавшееся на
множество локальных войн и именуемое «борьбой за Балтий­
ское море» — dominium maris baltici. В схватке сошлись мор­
ские державы и соседи Швеция, Ганза, Немецкий орден в Ливо­
нии, Польша (Речь Посполитая), Дания и Московское царство.
Название, разумеется, условное, поскольку начало многих из
этих конфликтов не было напрямую связано с морскими инте­
ресами участников противостояния. Большие и малые сшибки
в конце концов вылились в целый ряд длительных и очень тя­
желых конфликтов. Они открылись знаменитой Ливонской вой­
ной в 1558 г., продолжились Северной семилетней (1563— 1570),
позже — русско-шведскими (1590— 1595 и 1610— 1617), польско­
шведскими (1600— 1629) и датско-шведскими (1611— 1613) война­
ми. Борьба за Балтику изменила местные социальные структуры,
в ее горниле исчезли остатки ливонского филиала Немецкого
ордена, были перекроены старые границы держав, в то вре­
мя как участники непременно искали поддержки среди странединоверцев в Европе.4
Наконец, на юго-востоке, в бассейне Дуная, в западной Вен­
грии, пролегал рубеж давнего противостояния христианского
мира с Османской Портой. После гибели «второго Рима» —
Византии — империя Габсбургов уже давно прикрывала здесь
своим щитом подступы к Центральной Европе. Весь XV в. и
первую половину XVI в. медленно, но верно этот балканский
«фронт» прогибался под колоссальной турецкой мощью. Было
оставлено среднее течение Дуная, практически вся Трансильвания и, наконец, восточная Венгрия с Будой и Пештом. В 1529 г.
турки впервые оказались в радиусе Вены. На исходе XVI в. им­
ператор Рудольф II решился наконец возобновить борьбу. Она
продлилась почти 13 лет и получила название «долгой турец­
кой войны». Был момент, когда императорские войска овладе-

Новые войны по старым правилам?

29

ли ключевыми крепостями западной Венгрии, включая Рааб
(сегодня Дьёр), и даже Пештом. Но для закрепления успеха не
хватило денег и согласия внутри Империи. Протестантские со­
словия и наследственные земли Габсбургов отказывались фи­
нансировать общеимперскую армию, поскольку не получили
традиционных гарантий со стороны престола. Турки перебро­
сили на военный театр крымскую конницу Казы-Гирея и вновь
завладели инициативой. В конце концов Адрианопольский мир
1606 г. восстановил положение status quo ante. Все отнятое воз­
вращалось назад. Над Дунаем повисла зыбкая тишина: обе сто­
роны зорко следили друг за другом, и было ясно, что решение
турецкого вопроса откладывалось на неопределенное время.
Порта окружила свое европейское приграничье княжествамисателлитами, такими как Трансильвания, где гарантировались
религиозная и социальная самобытность населению, права
местным династам и позволялось очень многое в отношениях
с соседями. Подобные образования смело использовались для
ослабления приграничных держав — Польши и Империи, вы­
нужденных вязнуть в бесчисленных спорах, рискуя разбудить
до поры до времени дремавшего гиганта — хозяина этих васса­
лов Великую Порту.5
Действительно, собранные воедино, все эти тлевшие и пы­
лавшие очаги способны возбудить представление о столетии
1550— 1650 гг. как об эпохе сплошных войн. Так думаем мы,
живущие в условиях непрерывного информационного потока,
когда все заметные вооруженные конфликты в мире так или
иначе укладываются в формулу противостояния если не ла­
герей и блоков, то, по крайней мере, ведущих держав и их са­
теллитов.
Честь, репутация, гегемония и патриотизм. Вопрос, одна­
ко, в том, что причины конфликта формировались традицион­
ной средой, нормативами и правовыми представлениями, восхо­
дившими еще к Средневековью. Исходный посыл отталкивал­
ся от идеи нерушимости христианского мира, его внутреннего
единства, заложенного Творцом и символически отраженного
в Библии, — от идеи, что монархи Европы — суть одна боль­
шая семья защитников веры, поспешествующих Церкви в мис­
сии спасения человеческих душ. Средневековая богословская и

30

Глава 3

правовая мысль вообще исключала возможность войн между
христианскими государями. Речь могла идти лишь о конфлик­
тах, нормированных обычным и ленным правом, целью кото­
рых неизменно становилась реставрация утраченной гармонии.
Все воюющие сильные мира сего апеллировали, как правило,
к нарушению собственных прав, интегрированных в громозд­
кое сплетение вассально-ленных отношений, что рассматрива­
лось ущемлением совокупного бренного и духовного тела госу­
даря. А поскольку в христианском мире любой «чин» в иерар­
хии был продуктом суверенной воли Творца через Церковь, то
его существование признавалось вечным, вплоть до последних
дней Второго пришествия. Следовательно, никто из христиан­
ских государей или их вассалов не мог своевольно упразднить
или ущемить достоинство того или иного «чина» или «сосло­
вия», тем более стоящих на одной ступени иерархии. Потому
целью конфликтов становилось восстановление ущемленной
«чести» и «репутации», поиск компромисса, позволявшего вос­
становить попранный статус и соответственно репутацию всех
замешанных в конфликте «чинов». Отсюда — небывалая для
современного мира длительность споров, их подчас крайне рва­
ный ритм, комбинация активных и пассивных фаз, заморажи­
вание или забвение на определенных этапах и новое возгорание
на последующих.
Старые ценности никуда не исчезли с наступлением XVI в.
Они оставались и играли все еще важную роль в отношениях
между членами христианского сообщества, вплоть до француз­
ской революции и Наполеоновских войн.
На пороге 1618 г. ярче всего традиция была заметна в про­
тивостоянии французской короны и Габсбургов. Идеология ие­
рархии проступала здесь самым выразительным образом. Мад­
рид и Вена, Испания и Империя считали себя фундаментом ев­
ропейского христианского единства. Империя как первая мо­
нархия Европы обязана была быть гарантом общехристианско­
го согласия. И в Вене, и в Мадриде настоящий ренессанс пере­
живала доктрина «универсальной монархии» как сообщества
христианских владений, собранного под патронажем Габсбур­
гов.6 Последние видели себя прямыми наследниками Карла Ве­
ликого. Французская корона, стоявшая у них на пути, должна

Новые войны по старым правилам?

31

была знать свое место державы «второго порядка». Речь шла не
о вмешательстве в суверенные права собственно короля Фран­
ции в его владениях, а о его амбициях в Европе, которые нуж­
дались в контроле со стороны именно Габсбургов. Обе стороны
еще на рубеже XV—XVI вв. развернули массированную пропа­
ганду своих интересов. Они искали оправдания своей значимо­
сти целиком в соответствии с представлениями о знатности са­
мой династии, ее главных частях, как и у всякого дворянина: по
древности, родству и добродетельности. Аргументации немало
способствовали писатели-гуманисты, охотно апеллировавшие
к свидетельствам древних авторов. Набирала ход также ритори­
ка «наций» и «патриотизма», все еще далекая от современных
категорий и щедро замешанная на античных и христианских
представлениях.7 Так или иначе, провозглашалась борьба за
лидерство в европейском сообществе. «Гегемония» как форма
иерархии всегда присутствовала в воззрениях Средневековья,
здесь не было ничего нового. Но обеспокоенность ею и устрем­
ление к ней говорили о тяжелом кризисе идентичности: кто
имеет больше прав венчать иерархию теперь, под грохот пушек
и социальных потрясений?
Влияние религиозного раскола? Парадокс: Реформация,
казалось бы, обособившая от Рима обширные регионы и обо­
стрившая старые конфликты, не только не разрушила фундамен­
тальную идею единства сообщества христианских монархов, но
и резко ее актуализировала. Все стороны мечтали о полной по­
беде, о торжестве в рамках единой моноконфессиональной Ев­
ропы. Здесь прекрасно проступала логика конфессионального
универсализма. Но временные компромиссы оказались неиз­
бежными. Опыт поколений после 1555 г. стал в конечном счете
опытом взаимодействия разных религиозных полюсов.
И протестанты и католики не склонны были сгущать пред­
ставления друг о друге, по крайней мере в публичном выраже­
нии. Повсюду была заметна риторика «христианского мира»,
общехристианского согласия. В официальных манифестах, пра­
вительственных актах, соглашениях и меморандумах ощуща­
лось то, что тогда называли «диссимуляцией», сокрытием ре­
лигиозной подоплеки. Так, Испания постоянно позиционирова­
ла себя «потерпевшей» стороной, ущемленной в собственном

32

Глава 3

статусе беззаконным мятежом ее подданных в Нидерландах.
Риторика королевских дипломатов была насыщена оппозици­
ями «законная — незаконная» власть, «добродетельная коро­
на — коварный мятежный подданный». Той же монетой пла­
тили и Соединенные провинции: на переговорах с Мадридом
ни словом не поминались конфессиональные различия, речь
шла лишь о «прирожденных свободах» сословий, вольных со­
противляться тирании сюзерена. То же касалось и конфликтов
внутри самой Империи: официальная публицистика Шмалькальденской войны 1546— 1547 гг., первой религиозной войны
в Германии, не прибегала к религиозному инструментарию воз­
мездия или борьбы с еретиками или папистами. Подобные мо­
тивы предназначались лишь для внутреннего потребления: для
придания стойкости единоверцам.8
Раннее Новое время не знало практики объявления войны,
разрыва отношений. Большой редкостью были даже публичные
вызовы сюзеренов, брошенные друг другу по старинным пра­
вилам «божьего суда». Чаще всего публиковались манифесты,
призванные оправдать открытие кампании. Вспоминали о дав­
них обидах на почве династических и владетельных прав, о не­
обходимости прийти к согласию ради восстановления старого
доброго мира.9 Общая семья государей, их подданных, связан­
ных отношениями иерархий и вековым правом, еще не взламы­
вала фундамент средневекового мироздания. Войны велись, их
было много, они становились все более длительными, но в ми­
ре еще универсальных структур, не разорванных теорией суве­
ренитета в ее самых радикальных выражениях конца XVIII в.
И самое важное: бились за восстановление старого порядка. Вой­
на не должна была породить новый уклад, ее орудия целились
в прошлое.
Старая кухня войны? Все еще обычной оставалась и со­
циальная «подкладка» войны. Размах противостояний сильно
ограничивался возможностями, вытекавшими из совокупности
прав и династического инструментария сюзеренов и их васса­
лов. Деньги играли все более важную роль, они становились
признанным нервом войны, головной проблемой власти, но до­
бывать их приходилось преимущественно из старого арсенала:
сословных квот, доходов с собственных поместий и прав сеньо-

Новые войны по старым правилам?

33

ра. Печальный пример Испании, исчерпавшей в борьбе за ли­
дерство и репутацию свою казну и неоднократно объявлявшей
себя банкротом в 1557— 1607 гг., говорит сам за себя. Стремле­
ние оптимизировать денежный капитал неизбежно требовало
перестройки административного аппарата, но делать это мож­
но было лишь в строгих рамках унаследованного от прошлого
структур, если не хотели спровоцировать брожение среди са­
мих подданных. И чаще всего эксперименты заканчивались не­
удачей. Буркхардт, несомненно, прав, говоря о тесной взаимо­
связи государственного роста и войны в первые столетия Ново­
го времени. Война подталкивала к поиску новых ресурсов. Но
это было лишь начало долгого пути. Придет время и массовые
армии революционных лет сметут старые сословные препо­
ны на пути создания единого лагеря — власти, бюрократии и
«граждан» — в борьбе с врагом «нации».
До создания постоянных регулярных армий было еще да­
леко: крупные наемные контингенты стоили дорого, офицер­
ские кадры формировались большей частью старым дворян­
ским ополчением, призыв к вассалам все еще лежал в основе
комплектования живой силы. В Нидерландах на исходе XVI в.
стараниями Морица Нассау-Оранского развернется большая де­
ятельность по реорганизации вооруженных сил. Современные
историки видят в этом существенный прорыв к новым реали­
ям. Несомненно, реформы Оранских вполне вписываются в дав­
нюю теорию «военной революции» раннего Нового времени,
многие страны позже воспользуются опытом Нидерландов.10 Но
так видятся вещи с позиции современности XVII в. Сами же со­
временники и творцы системы исходили, пожалуй, из другого.
Им было важно опереться не на нечто принципиально новое,
а на традицию, только еще более давнюю, чем доблесть и мощь
испанских терций и дворянского ополчения. Такую традицию
сыскали в античности, в боевых порядках римских легионов и
в античной модели воспитания воина и патриота. Свою роль,
бесспорно, сыграли ренессансные и позднегуманистические
воззрения теоретиков, хорошо знакомых с античным наследи­
ем, усердно штудировавших трактаты об обществе и войне.11
Разумеется, сплачивала и религиозная одушевленность, вера
в свою избранность и свою догму. Но угол зрения тем не менее

34

Глава 3

не менялся: одна традиция лишь вытеснялась другой, не менее
славной и древней и не менее добродетельной. Военные победы
убеждали в своей правоте. Характерный штрих: идеи Оранских
быстро распространялись главным образом среди единоверных
и родственных династов — в Гессен-Касселе, в Пфальце, среди
французских дворян-кальвинистов. Они словно бы формирова­
ли новую моду, подражание, в котором воплощалась династи­
ческая, сословная репутация — все то, что по своей природе
принадлежало седому прошлому и мало в чем походило на су­
веренные амбиции Нового времени.
Империя вне войны? Сами войны не являли собой едино­
го хронологического потока. В начале XVII в. воцарилось за­
тишье на западе и в центральной части Европы. Закончилась
«долгая турецкая война» императора Рудольфа II. В 1609 г.
решили договориться мятежные Нидерланды и Испания. Обе
стороны были настолько истощены длительным противостоя­
нием, что испанские политики в лице первого министра короля
Филиппа III — герцога Лермы — готовы были подписать веч­
ный мир при условии разблокирования устья Шельды, предо­
ставления гарантий католикам в Соединенных провинциях и
прекращения атак на морские коммуникации со стороны гол­
ландцев. Пойти навстречу была не прочь и часть политической
элиты Нидерландов, ведомая знаменитым Ольденбарневельдом. К числу его сторонников принадлежали умеренные каль­
винисты, для которых духовная миссия отнюдь не выражалась
в постоянной борьбе с носителями католицизма. В 1610 г. про­
изошли драматичные перемены во Франции. Король Генрих IV,
бывший не прочь нанести превентивный удар по Габсбургам
на берегах Рейна, пал от кинжала Равальяка. Последовавшее
за ним регентство вдовы Марии Медичи при малолетнем Лю­
довике XIII разрядило напряженную атмосферу в отношениях
с Испанией и венскими Габсбургами. Паразительно, но Тридца­
тилетняя война началась в момент, когда ведущие монархи Ев­
ропы вложили клинки в ножны и общество, казалось, вкушало
плоды мира и благоденствия!
Но был и еще один парадокс: войны на тот момент уже поч­
ти 60 лет обходили стороной обширные регионы Центральной
Европы. Собственно, немецкая часть Империи жила в покое до

Новые войны по старым правилам?

35

начала века: конфликт из-за Кельна в 80-х гг. XVI в. был, пожа­
луй, единственным исключением, а борьба вокруг герцогства
Юлих в 1609— 1614 гг. не обернулась большим пожаром. «Дол­
гая турецкая война» завершилась в 1606 г., а смуты в наслед­
ственных землях Габсбургов улеглись к 1612 г.
Именно к 1618 г. и в Империи, и на ее границах воцарился
пусть зыбкий, но мир. И как бы ни хотелось сторонникам гло­
бализации связать воедино трагедию 1618 г. с конфликтными
зонами в других уголках Европы, прямые связи провести здесь
едва ли удастся.

Глава 4
ПРИЧИНЫ: ИМПЕРИЯ И В ИМПЕРИИ?
Империя как иерархия. Сама Империя в глазах современ­
ников, литераторов, публицистов, правоведов и теологов все
еще выступала во многом вертикалью иерархии. В этом смыс­
ле ее воспринимали не столько как территорию и пространство,
сколько как общественную структуру, увенчанную короной
Габсбургов.1 Империя по-прежнему мыслилась первой монар­
хией Европы. Войны и затяжные противостояния не нарушили,
так сказать, «центричность» в европейском христианском мире.
Более того, венские Габсбурги, пользуясь своим статусом, ча­
сто, особенно с середины XVI в., выступали в функции третей­
ских арбитров, миротворцев, посредников, разнимавших жар­
ких соседей. Функции Империи по-прежнему были освящены
Церковью и Римом. И хотя императоры из династии Габсбургов
после коронации Карла V в Болонье в 1526 г. никогда более не
принимали корону из рук апостольских наместников, единство
имперской и католической идеи оставалось важнейшей кон­
стантой даже после заключения Аугсбургского мира 1555 г., за­
крепившего религиозный раскол. Протестантские правоведы и
теологи пытались допустить возможность и легитимность ре­
лигиозной «модификации» Империи в случае избрания на ее
престол протестантского государя. Но эти рассуждения с года­
ми обретали все большую иллюзорность.
К XVI в. в целом завершилось строительство громоздкой
лестницы иерархий. Ступенью ниже престола располагались
курфюрсты, т. е. имперские князья, которым принадлежало
право выбора нового императора. Их было семь: три духов­
ных князя (архиепископы Майнца, Кельна и Трира) и четыре

Причины: Империя и в Империи?

37

светских (курфюрсты Саксонии, Бранденбурга, Пфальца и ко­
роль Богемии как вассал императора). Ниже стояли имперские
князья, духовные и светские, представлявшие порядка 100 се­
мейств. Еще дальше — имперские бароны, рыцари, имперские
городские общины и множество вассалов, бывших подданными
собственно имперских чинов.
Самыми влиятельными, несомненно, были курфюрсты и
имперские князья. Они обладали большими правами и хоро­
шо обустроенными наследственными землями, с относитель­
но сильным аппаратом управления и лояльными сословиями.
В немецкой науке даже принято называть владения могуще­
ственных князей «территориальным государством» (Territorialstaat) — разумеется, в специфическом немецком понимании.
Все государства так или иначе «территориальны», но здесь под­
разумевается нижний ярус громадного имперского организма,
где до определенных пределов властвовали князья.
Императорам приходилось считаться с интересами мощной
княжеской фракции. С большим трудом на исходе Средних ве­
ков сложился компромисс — своего рода двухъярусная система
управления. Император сохранил за собой важнейшие преро­
гативы, но и князья добились незыблемости своих старых прав
на владения. Кроме того, надо понимать, что речь шла не толь­
ко о политических лидерах, отдельных личностях. Сословное
общество основывалось прежде всего на развитом семейном и
родовом самосознании. Князья и, выражаясь современным язы­
ком, «элита» представляли интересы отдельных семейств, чле­
ны которых находились в тесном родстве. По сути, речь шла
о союзе могущественных родов, формировавших собственно
верхушку имперской организации.
Пространство Империи охватывало, таким образом, зем­
ли, бывшие в прямой или опосредованной зависимости от ко­
роны согласно ленному праву, т. е. вертикальной связи. Чем
ближе они находились к наследственным землям Габсбургов,
тем больше воспринималось имперское подданство тамошних
династов. И напротив, по периметру Империи располагались
обширные владения, ленные права на которые переплетались
и конкурировали с аналогичными со стороны соседних монар­
хов. Здесь мы видим своеобразные плавающие границы, кон-

38

Глава 4

троль над которыми перекрывали сразу несколько суверенов.
Переплетение уз ленного подданства оставалось актуальным и
создавало дополнительные каналы к вмешательству. Так, фран­
цузские Валуа, а позже Бурбоны оспаривали у императоров
права на лотарингские епископства Мец, Туль и Верден, а так­
же на саму Лотарингию. Исторические Нидерланды после от­
речения Карла V от короны в 1556 г. перешли в наследство его
сыну Филиппу И, но сохранили за собой покров имперского су­
веренитета. Короли Дании, принявшие Реформацию, считались
подданными императора по своим голштинским владениям,
бывших ленами Священной империи. Датские уполномоченные
обязаны были посещать имперские рейхстаги, а языком дело­
производства в Дании оставался немецкий. Даже Швейцарская
конфедерация сословий, пребывавшая вне всяких институцион­
ных связей с Габсбургами, считалась коллективным вассалом
Империи. Еще путаней были позиции Чешского королевства.
Богемия после 1526 г. оказалась под властью Габсбургов; она
считалась частью Империи, но с очень большими оговорками.
Были и отдаленные итальянские анклавы, как например вели­
кое герцогство Тосканское во главе с Медичи, и лены в Ломбар­
дии. Дальность территорий и, в сущности, полная внутренняя
автономия отнюдь не мешали короне Габсбургов эксплуати­
ровать свои верховные права и постоянно поддерживать идею
имперского присутствия. Во второй половине XVI в. это приво­
дило к острым спорам с испанскими родственниками, получив­
шими после окончания Итальянских войн Милан, а позже —
в ходе самой Тридцати летней войны к новому витку противо­
стояния с Францией.
Средневековое наследие не исчезло в начале Нового вре­
мени; напротив, оно подчас весьма явственно проглядывало
сквозь декорации перемен.
Германия и «отечество немецкой нации». Вертикаль Им­
перии соседствовала со своеобразной горизонтальной идентич­
ностью. За пределами удаленных окраин ее земли все больше
воспринимались как Германия. Усилиями местных гумани­
стов, образованных литераторов, перетолковывавших сведения
античных авторов, особенно в спорах с ближайшими иноязыч­
ными соседями, возникло и развивалось представление о един­

Причины: Империя и в Империи?

39

стве территорий, некогда заселенных древними германцами и
связанных общим языком и происхождением. Отдельные кня­
жества и исторические земли — Саксония, Бавария, Вюртем­
берг — считались частями единого целого по признакам при­
надлежности к одной «германской нации». Огромная «Импе­
рия германской нации» словно бы раскраивалась на множество
малых родин, формируя идею принадлежности к единому со­
обществу, собственно «нации». Разумеется, в этом мифе ран­
него Нового времени было еще очень мало общего с «нацио­
нализмом» XIX в. Но он уже тогда выступал важным подспо­
рьем внешне весьма интернациональной вертикали. Германия
воспринималась все больше ядром Империи, ее сердцевиной,
важнейшей частью. «Национальная» идентичность, ощущение
общих истоков сплачивали вертикаль, союз родов, сообщество
династов и владетельных семейств. Империя была не только
узаконенным Библией божественным учреждением, не только
первой монархией Европы, но и прибежищем «своих» по крови,
истокам, языку и добродетелям.
Дискурс, впрочем, тесно связывался с сословной идентич­
ностью, со статусом тех, кого считали потомками германцев
времен Тацита. Права сословий, высшей и низшей знати счита­
лись не дарованными милостью короны, но унаследованными
от добродетельных предков. Они являлись прирожденной соб­
ственностью обладателя, в них выражалась его «свобода», его
символическое тело. Их нельзя было отнять по произволу или
изменить. Император обязан был защищать права всех поддан­
ных, т. е. совокупность «свобод», образовывавших собственно
Империю. Тем самым поддерживалась ее целостность, неруши­
мость, а следовательно — и достоинство самой короны. Толь­
ко на таких условиях считалась возможной лояльность, верная
служба престолу.2
Наследие Реформации. Условия Аугсбургского мира. И в
этот большой мир Империи-Германии пришла Реформация. Она
расколола внутреннее единство. Противостояние между про­
тестантами и католиками неизбежно затронуло и парализовало
вертикаль большого организма. Представители всех трех кон­
фессий — лютеране, кальвинисты и католики — мечтали о по­
беде в пределах своего родного дома — в пределах Империи.

40

Глава 4

И это стало ее главной трагедией. У новых вероисповеданий
были, впрочем, разные понятия о природе Империи: лютеране
считали ее священной, созданной актом божественного творе­
ния в соответствии с пророчествами Даниила из Библии. На
этом настаивал еще сам Лютер, и в этом вопросе его последова­
тели сходились с католиками. Кальвинисты, напротив, полага­
ли, что Империя — это результат суверенной воли князей. Они
вполне разделяли мысль о ее незыблемости, но считали импе­
ратора лишь послушным исполнителем воли всех сословий,
гарантом их прав. Первые религиозные войны в Германии ве­
ли и католики, и протестанты под лозунгом: «За Империю и ее
целостность!». Когда же к окончанию Шмалькальденских войн
в 1553 г. стало ясно, что победителей не будет, пришлось ре­
шать тяжелейшую проблему: как совместить интересы конфес­
сий в одном большом доме?
Так возникли громоздкие, непривычные современному че­
ловеку условия Аугсбургского мира, заключенного в сентябре
1555 г. на имперском рейхстаге. Его часто, особенно в совре­
менной литературе, называют религиозным, вполне логично
акцентируя важнейшую составляющую. Однако название, вер­
ное по сути, отражало лишь часть смысла. Для современников
1555 г. он был главным образом имперским религиозным ми­
ром, т. е. соглашением в рамках Империи, служащим ее благу.
В нем воплотился итог долгих исканий точек соприкосновения
между враждебными силами. Главным достижением стало при­
знание неизменности самой имперской организации, ее суве­
ренитета. Не случайно поэтому первые статьи провозглашали
восстановление «земского мира» и запрет всяческих междоусо­
биц. Давалось понять: религиозные конфликты, будоражившие
общество, должны быть искоренены. Здесь как никогда воспро­
изводилась идея Империи именно как вертикали социального
мира, а не пространства и особой территории.
Вся последующая история вплоть до 1618 г. так или иначе
вращалась вокруг возможности разрешить религиозные проти­
воречия, не нарушая статьи 1555 г. Действительно, сословиям,
особенно князьям, подписавшим мир в 1555 г., он виделся ес­
ли не идеалом, то по крайней мере лучшим выходом из тупика.
Уставшие от войны и недоверия лидеры готовы были сесть за

Причины: Империя и в Империи?

41

стол переговоров, выслушать друг друга и разработать прием­
лемую основу для согласия.3
Однако условия мира заключали несколько подводных кам­
ней, как бы сказали сегодня, мин замедленного действия, кото­
рые взорвались десятилетия спустя. Во-первых, признавалось
право на свободу вероисповедания только двух религий: като­
лической и евангелической (т. е. лютеранства). Кальвинисты
считались сектой, и подобно прочим сектам они были исключе­
ны из статей мира. На них имперский закон не распространял­
ся. Между тем реформация Кальвина на тот момент уже с успе­
хом закрепилась в целом ряде швейцарских кантонов и позже
победила в Северных Нидерландах и Франции. Идеи Кальвина,
кроме того, нашли поддержку в среде немецких ученых, писа­
телей и политиков, первоначально поддерживавших Лютера,
но по некоторым вопросам склонявшихся к учению Кальвина.
Лидером этой группы считался, в частности, знаменитый бого­
слов и литератор Филипп Меланхтон, главный соратник Лю­
тера. В сущности, уже к моменту подписания Аугсбургского
мира внутри евангелического лагеря возник раскол на сторон­
ников и противников Меланхтона и кальвинистов. С большим
трудом он был преодолен только в конце века на принципах
строгого лютеранства, или «лютеранской ортодоксии». Ее же
противники большей частью перешли в стан реформатов.
Во-вторых, право свободного исповедания распространя­
лось только на непосредственных подданных императора, т. е.
на тех, кто по иерархии стоял сразу же вслед за престолом:
имперские князья (светские и духовные), имперские бароны и
рыцари, имперские города и имперские деревни. Подданные
обязаны были следовать вере своего господина. Если, напри­
мер, лютеранский князь вздумал бы поменять веру и вернуться
в лоно старой Церкви, он мог потребовать от своих подданныхпротестантов также отречься от своей религии. У несогласных
оставалось лишь право на вынужденную эмиграцию с сохра­
нением имущества, предусмотренную статьями 1555 г. Кроме
того, и протестанты, и католики соглашались «терпеть» в сво­
их владениях инаковерующих, если их общины уже имелись
на 1552 г. Этот год был принят точкой отсчета для проведения
религиозных границ. Возникла крайне путаная ситуация, по­

42

Глава 4

скольку доказать наличие тех или иных общин на указанный
год было сложно, а имперские чины — и протестанты, и като­
лики — все время сохраняли за собой право насильственных
действий по отношению к собственным подданным.
Был и еще один спорный аспект. Католики получили пра­
во так называемой духовной оговорки (на латыни: reservatum
ecclesiasticum). Боялись, что тот или иной католический князь
Церкви, поменяв веру, реформирует и все свое княжество —
епископство или аббатство, сделав из него протестантский
анклав. Поэтому они добились, чтобы в случае религиозного
новообращения епископ или аббат могли исповедовать новую
веру лишь в качестве частного лица, лишаясь своего сана и,
значит, правительственных функций. Вместо него духовная об­
щина — монастырский или соборный капитул — обязана была
избрать нового главу-католика. Тем самым гарантировался ка­
толический статус самого владения.
Протестанты, напуганные отсутствием аналогичных гаран­
тий для своих общин в случае перехода в католицизм князяпротестанта, пытались добиться таких же прав. Но император,
пользуясь поддержкой большинства голосов на рейхстаге, огра­
ничился лишь провозглашением так называемой Декларации,
клятвенно обещавшей от имени дома Габсбургов соблюдать
права инаковерующих в землях католических сословий. Она
не стала имперским законом и вошла в историю как «Декла­
рация Фердинанда», т. е. короля Фердинанда, младшего брата
царствовавшего тогда императора Карла V (1500— 1558), кото­
рый от его имени руководил работой аугсбургского рейхстага
в 1555 г.
Протестантские сословия, естественно, были не слишком
рады подобной клятве, но ради скорейшего мира согласились
ратифицировать решения рейхстага.
Современники, однако, рассматривали соглашение 1555 г.
метафизично: оно было создано навсегда и оттого не подлежало
изменениям. Люди раннего Нового времени еще не восприни­
мали относительность юридических принципов, их гибкость и
вариативность в пределах отдельных сфер. Подписавшие статьи
имперские чины не были готовы признать, что ситуация может
существенно измениться спустя даже несколько лет и потребу­

Причины: Империя и в Империи?

43

ет важных правовых корректив. Закон 1555 г. становился нор­
мой Империи, следовательно, столь же вечным, как и сама Им­
перия, — подобно акту «вечного земского мира» 1495 г.
Религиозное развитие после 1555 г. Успехи кальвинизма.
Между тем религиозную, как и всякую духовную, жизнь труд­
но ограничить жестко нормированными рамками. У нее есть
собственные законы. Между рождением догмы и становлени­
ем новых церквей было много общего. Толкование св. Еванге­
лия и Библии невозможно было ограничить законодательством
или социальной системой — так же как и сегодня невозмож­
но, например, запретить исповедание тех или иных радикаль­
ных направлений в исламе: закон в состоянии бороться лишь
с общественным следствием, но не с догмой. Но закон бесси­
лен там, где речь заходит о симпатиях и антипатиях, о выборе
совести.
Разрешенные Аугсбургским миром лютеранство и старая
Церковь гарантировали себе свободный внутренний рост. Но,
как уже говорилось, не было полной ясности, кого, собственно,
следовало относить к приверженцам «аугсбургского исповеда­
ния» — главной формулы веры немецких лютеран. Между тем
сторонники Кальвина, чья проповедь запрещалась законом,
часто скрывались за маской приверженцев этой формулы. Их
было не так много — это были преимущественно ученые, ли­
тераторы и богословы, почитавшие Меланхтона. Но они нашли
прибежище на периферии Империи, получили поддержку от
зарубежных единоверцев, главным образом из Нидерландов и
Швейцарии, и укрепились в целом ряде княжеств, завоевав до­
верие тамошних властителей. Центром стал Пфальц, курфюрст
которого, Фридрих III, в 1563 г. перешел в реформатскую веру
и издал в Гейдельберге новый катехизис. Он мало чем отличал­
ся от женевского катехизиса Кальвина. В Пфальце последовали
масштабные церковные преобразования. Император и многие
католические и лютеранские князья видели в этом нарушение
условий 1555 г. Однако из-за страха новой войны они побоялись
наложить опалу на пфальцского курфюрста. Так, кальвинизм
негласно оказался терпимым и в землях Империи.
Конфессионализация. Развитие всех трех вероисповеданий
шло одинаковым путем. Выработка догмы сменилась утверж­

44

Глава 4

дением социальных нормативов, форм повседневной жизни.
«Реформа веры» переросла в «реформу жизни». Человек, рож­
денный в лоне той или иной конфессии, вне зависимости от по­
ложения в обществе обязан был соизмерять свое мировоззре­
ние, каждый свой шаг с требованиями веры. Отказавшись от
одного вероисповедания и приняв другое, мирянин должен был
словно бы заново становиться христианином, проходить воцерковление. Возникла уникальная ситуация. Внутри единой Им­
перии вызревали новые религиозные сообщества — процесс,
напоминавший христианизацию раннего Средневековья. Не­
мецкие историки, подметившие это сходство еще во второй по­
ловине XX в., назвали его «конфессионализацией», т. е. посте­
пенным, в нескольких поколениях, воцерковлением человека.
Оно охватывало догму, обрядность, философию, мораль, этику,
литературу, изобразительное искусство и, разумеется, структу­
ры новых церквей.4
Конфессионализация шла по нарастающей, постепенно фор­
мируя религиозно-культурные сообществалютеран, кальвини­
стов и католиков. Они не только пополнялись новыми неофи­
тами, но все решительней боролись за свое место под солнцем.
С каждым новым поколением росла и духовная идентичность.
И если современники 1555 г., постигшие горький опыт междо­
усобиц, были готовы идти навстречу друг другу ради обще­
го согласия, то на рубеже нового века их дети и внуки гораз­
до больше ощущали свое родство с верой, в которой родились
и выросли. Они не собирались отступать. Можно употребить
аналогию: на останках некогда большого организма возникло
множество малых, быстро разросшихся и вступивших в смер­
тельную схватку за лидерство.
Империи становилось все тяжелей совмещать интересы
враждебных сообществ. Конфессиональные процессы разруша­
ли внутренний баланс, влекли системный кризис.
Поэтому мы считаем методически неверным саму поста­
новку вопроса, виноват ли в развязывании войны в первую оче­
редь религиозный или социальный фактор. Так принято думать
людям современного мира, ученым, привыкшим к системному
мышлению и отделяющим духовную сферу от общественной.
Но конфессии были слишком прочно вплетены в Империю как

Причины: Империя и в Империи?

45

систему. Противоречия между ними неизбежно влекли кризис
всей системы. А поскольку Империя все больше ассоциирова­
лась главным образом с Германией, то можно заключить, что
причиной войны были имперские и (одновременно) немецкие
обстоятельства.
Кризис согласия. По горизонтали конфессионализация рас­
щепляла прежде всего веками налаженные связи между мо­
гущественными семьями Империи. Натягивались и лопались
привычные нити родства. Католические династы предпочита­
ли держаться подальше от родственников, перешедших в про­
тестантизм. Те же не горели желанием отдавать замуж «па­
пистам» своих дочерей. С каждым новым поколением росла
характерная региональная изоляция: протестантские анклавы
охватывали главным образом северные, отчасти центральные
земли Германии. Тамошняя владетельная знать все больше ори­
ентировалась в брачной стратегии на ближайших именитых
единоверцев. Так, семья дрезденских курфюрстов из династии
Веттинов, «позабыв» старинное родство с Габсбургами и ба­
варскими Виттельсбахами, теперь искала брачные партии сре­
ди балтийских евангелических династий Померании, Меклен­
бурга, Голштинии и скандинавских королевств. В свою очередь
католические династии юга переориентировались на средизем­
номорский католический мир, на итальянских, французских,
лотарингских партнеров. Несколько поколений католических
герцогов Баварии роднились с Габсбургами и лотарингскими
князьями. Каль зинистские курфюрсты Пфальца тесней сбли­
жались с Нидерландами, с правившим там в качестве намест­
ников домом Нассау-Оранских, имевших имперские корни и
подданство, с именитыми семьями французских гугенотов,
с ближайшими соседями-единоверцами.
Подобного рода перестройка влекла за собой изоляцию, раз­
межевание вплоть до угасания личных контактов — столь важ­
ного механизма в регулировании отношений в условиях, когда
еще не существовало «государственных институтов», привыч­
ных современному человеку. Недоверие и отчуждение воцари­
лись на княжеском Олимпе.5
Вместе с тем все отчетливей проступали контуры струк­
тур конфессиональных сообществ. Признанными лидерами лю­

46

Глава 4

теранских сословий выступали курфюрсты Саксонии из до­
ма Веттинов. Они занимали доминирующие позиции в центре
Империи и семейными узами были связаны с большинством
северных единоверных княжеств, включая курфюршество Бран­
денбург. Географически крайним оплотом лютеранства на югозападе стало герцогство Вюртемберг, где во второй половине
XVI в. сложились прочные основы новой церковной организа­
ции. В свою очередь кальвинистский Пфальц предстал цита­
делью для своих единоверцев, группируя вокруг себя весьма
обширную россыпь владетельных династов, дальним отпоч­
кованием которой выступало ландграфство Гессен-Кассель,
находящееся почти в сердце немецких земель. Католический
блок охватывал преимущественно юг и имел две главные точ­
ки опоры — в Баварии и Австрии, в лице баварских герцогов и
собственно Габсбургов. Верность Старой церкви хранили также
многие семьи имперских рыцарей и графов по берегам верхне­
го Дуная, во Франконии и Швабии. Сюда же следует отнести
большие и малые церковные общины, архиепископства, епи­
скопства и аббатства, выстоявшие в борьбе с реформационным
движением.
Творцы Аугсбургского мира были не в силах «заморозить»
границы конфессиональных анклавов. Естественный ход ре­
лигиозной жизни взламывал предначертанные рубежи. Про­
тестантская Реформация, в сущности, продолжалась и после
1555 г, захватывая все новые владения преимущественно на
юго-западе и в центре, отторгая от католицизма, вопреки «ду­
ховной оговорке», целые общины, княжества и города. В свою
очередь католики стремились во что бы то ни стало сохранить
контроль над крупнейшими духовными курфюршествами на
берегах Рейна, консолидировать силы и средства для гарантий
религиозной чистоты светских владений. Так, в католических
землях проходила своя собственная «католическая Реформа­
ция», вдохновленная решениями Тридентского собора (1545—
1563), важнейшей ассамблеи старой Церкви раннего Нового
времени. К началу XVII в. преобразования в духе «тридентско­
го католицизма» вкупе с контрреформационными мероприяти­
ями решительным образом осуществлялись в Баварии и части
австрийских владений Габсбургов.

Причины: Империя и в Империи?

47

Паралич институтов. Удар пришелся и по вертикали им­
перских учреждений. Ее ядро, как и прежде, формировал рейх­
стаг — главный форум непосредственных подданных короны.
Спорные же вопросы между подданными разных конфессий
подлежали компетенции двух высших судебных инстанций:
имперского палатного (камерального) суда и надворного совета
при особе императора. Камеральный суд располагался в городе
Шпейере на берегах Рейна, он представлял интересы крупных
имперских сословий, и реальные полномочия престола в нем
были ограничены. Работа суда контролировалась особой ре­
визионной комиссией, состоявшей из равного числа князей-католиков и протестантов. Она должна была проверять правиль­
ность вынесенных вердиктов. Совет же собирался в Вене, и со­
став его определялся волей монарха.
Для гарантии «вечного земского мира» еще на исходе XV в.
был создан имперский суд вместе с особыми судебными окру­
гами, на которые были разбиты земли Империи и которые объ­
единяли, как правило, владения сразу нескольких имперских
князей. Теперь этот суд вместе с надворным судом императо­
ра становился важным инструментом разрешения конфликтов.
И в первые десятилетия после 1555 г. работа его была вполне
эффективной, решения редко когда обжаловались истцами. По­
ложение изменилось с началом 1580-х гг., когда один из про­
тестантских князей из дома Гогенцоллернов возглавил архи­
епископство Магдебург. Новый «администратор» (у протестан­
тов нет священства сана) не пожелал сложить регалии соглас­
но требованиям «духовной оговорки». В ответ католическая
сторона отказала ему в праве иметь голос на рейхстаге и быть
членом ревизионной комиссии. Подвергшись бойкоту, комиссия
перестала собираться. Тем самым блокировалась и работа каме­
рального суда: принятые постановления лежали без движения,
ибо лишились санкции комиссии. Обе стороны — и католики,
и протестанты — прекрасно понимали возможные последствия,
но никто не хотел уступать. Все же после долгих дебатов реши­
ли частично передать функции суда имперскому совету. Одна­
ко протестанты не доверяли ему, поскольку большинство в нем
формировали католики. К тому же с воцарением на имперском
престоле Рудольфа II (1576— 1612), вполне надежного католи-

48

Глава 4

ка, позиции короны все более обретали публичную пристраст­
ность при обсуждении спорных вопросов.
Итогом стал затяжной кризис. Единственным органом, ко­
торый все еще был в состоянии принимать компромиссные
решения, оставался рейхстаг. Но возложенная на него ноша
оказалась чересчур тяжелой. С конца XVI в. на его сессиях
все трудней становилось договориться. К тому же по числу го­
лосов большинство и здесь принадлежало католикам. Между
тем группа протестантских сословий, главным образом кальви­
нисты во главе с Пфальцем, развила бурную деятельность: она
требовала отмены «духовной оговорки», дискриминировавшей
протестантов, и полной свободы вероисповедания. Ее предста­
вители формировали своего рода радикальное крыло немецкого
протестантизма. Католики же, в свою очередь, настаивали на
строгом соблюдении статей религиозного мира 1555 г. и воз­
вращения назад всех церковных территорий, которые оказались
под контролем протестантов в ходе «ползучей» Реформации во
второй половине XVI в.
Спор вокруг Донауверта. Уния и Лига (1608— 1609). На­
чалом нового кризиса стал спор, вспыхнувший вокруг города
Донауверта, расположенного на юге Германии близ баварских
земель, в 1606 г. Поскольку город был имперским, то в нем
одинаковыми правами пользовались и католическая, и проте­
стантская общины. Причем католики составляли меньшинство.
В апреле 1606 г. в день Св. Марка монахи бенедиктинского мо­
настыря Св. Креста возвращались через город из соседней де­
ревни с пением и развернутыми хоругвями. Горожане-проте­
станты возмутились шествием, которое не устраивалось вот
уже много лет, и заперли ворота. Перепалка переросла в драку.
Католики пожаловались императору на нарушение своих прав.
Тот, когда история повторилась год спустя, поторопился обви­
нить протестантскую общину в нарушении «земского мира»,
наказал город и главным исполнителем приговора (на языке
того времени — «имперским экзекутором») назначил католика
герцога Максимилиана Баварского. Герцог ввел в город бавар­
ские войска и изгнал протестантов, по сути осуществив като­
лическую реставрацию. Чуть позже император и вовсе пере­
дал Донауверт Баварии в счет возмещения военных издержек

Причины: Империя и в Империи?

49

на экзекуцию. Город, таким образом, лишился и имперского
статуса.
История с Донаувертом привела в ярость протестантов-радикалов. Они считали, что император дважды грубо нарушил
закон: Донауверт принадлежал швабскому судебному округу,
главой которого был протестантский герцог Вюртемберга, сле­
довательно, экзекуцию надлежало исполнять ему, а не герцогу
Баварии. И кроме того, Рудольф не имел права отчуждать без
санкции сословий имперскую собственность, т. е. собственно
город Донауверт, в пользу местного государя. Когда в 1607 г.
собрался очередной рейхстаг в Регенсбурге, вопрос об опаль­
ном городе оказался центральным. Разгорелись жаркие дебаты,
быстро переросшие во взаимные обвинения. Видя, что католи­
ки не желают уступать, часть представителей протестантских
сословий во главе с уполномоченными Пфальца в апреле 1608 г.
демонстративно покинула рейхстаг. Кворум был сорван и ра­
бота ассамблеи была заблокирована.6 Новая попытка созвать ее
в 1613 г. окончилась безрезультатно. Последний форум, на кото­
ром еще можно было договариваться, прекратил свое существо­
вание. Возродится он лишь в конце Тридцатилетней войны.
Так, в Империи возник опасный вакуум центральных ин­
ститутов. Он сразу же был восполнен инициативой «снизу», —
сценарий, удивительно точно соответствовавший политиче­
ским кризисам всех времен и народов.
Вслед за роспуском рейхстага весной 1608 г. посланцы
Пфальца в городке Агаузен, неподалеку от Донауверта, сумели
договориться со своими союзниками о создании объединения
протестантских сословий. Оно получило название Евангеличе­
ской унии и объединяло в своих рядах как лютеран, так и каль­
винистов — княжества и городские общины. Душой союза был,
естественно, Пфальц, самое крупное княжество на юго-западе
в ранге курфюршества. Помимо него в Унию вступили гер­
цог Вюртемберга, ландграф Гессен-Касселя и множество мел­
ких династов и городских общин, таких как Ульм и Нюрнберг.
Уния мыслилась как всеимперское объединение, потому двери
в нее были открыты и для лютеран.
Католики не заставили себя долго ждать с ответом. В мае
1609 г. энергичными стараниями Максимилиана Баварского

50

Глава 4

была образована Католическая лига — союз, охватывавший по­
мимо Баварии большую часть церковных княжеств западной и
южной Германии, включая архиепископства Майнц, Трир, Кельн
и множество мелких епископств и аббатств в землях Швабии
и Франконии. Была создана окружная система, т. е. участники
Лиги были разбиты на отдельные округа, центром же и главной
направляющей силой стала Бавария — самое сильное католиче­
ское княжество в Германии на тот момент.
И Уния и Лига обзавелись собственной кассой, состоящей
из взносов участников, и создали собственные вооруженные
силы. В финансовом и военном отношении Лига, пожалуй, вы­
глядела предпочтительней, ибо здесь все покоилось на сравни­
тельно больших ресурсах Баварии. К тому же в 1606 г. Макси­
милиан провел военную реформу и приступил к организации
собственно баварской армии. По тем временам создание мест­
ных вооруженных сил было делом нелегким, оно требовало
больших денег и было по плечу лишь самым могущественным,
богатым князьям.
Стать во главе баварской армии был приглашен граф Ио­
ганн Черкласс Тилли (1559— 1632), валлонец, ревностный като­
лик, имевший за плечами нелегкую школу нидерландской вой­
ны. Тилли в совершенстве владел испанской тактикой ведения
боя, к тому же был очень удобен для герцога: он всегда сторо­
нился большой политики и был вполне управляем.7 Пфальц же
испытывал в те годы острый финансовый кризис; географи­
чески он был скроен из отдельных островков, не обладавших
крупной экономической базой. Потому главную ставку в Гей­
дельберге делали на привлечение новых участников и актив­
ную помощь из-за рубежа.
И уставы Унии и Лиги, и сами участники твердили, что их
союзы созданы лишь для блага общего «отечества» Германии
и Империи. Создавалась иллюзия, что их целью была помощь
престолу в столь тяжелое время. Но было ясно: на место норми­
рованных учреждений заступали альтернативные структуры,
не предусмотренные имперским законом. Опасность вероятно­
го взрыва теперь сознавалась вдвойне: враждебные лагеря обза­
велись собственными органами власти. Император все больше
утрачивал контроль над ситуацией. Габсбургам не удалось да­

Причины: Империя и в Империи?

51

же возглавить Лигу и потеснить позиции герцога Баварии, что­
бы контролировать положение дел на юге Германии. Авторитет
и сила Максимилиана оказались слишком велики.
Более того, создание союзов вскрыло границы Империи во
вне. И Уния, и Лига тотчас принялись искать союзников в Ев­
ропе. Дипломаты Унии проявили активность в Гааге и Лондо­
не. Пфальц заключил союзные соглашения с Нидерландами и
Англией. Молодой курфюрст Пфальца Фридрих V (1596— 1632)
женился на дочери английского короля Якова I Елизавете.
Кроме того, он уже давно имел родственные связи по линии ма­
тери с единоверными правителями Нидерландов — штатгаль­
терами из рода Нассау-Оранских. Фридрих сильно рассчитывал
на помощь родни. Надеялся он и на поддержку Франции в лице
нового короля Генриха IV, уже давно вступившего в союз с не­
мецкими протестантами. Генрих мечтал противопоставить Габс­
бургам мощный фронт по линии Уния — Франция — Англия
и разорвать тесную удавку испанских владений вокруг своих
границ.
Гибель его от кинжала Равальяка в мае 1610 г. прервала во­
площение замысла. Новое правительство Марии Медичи при
малолетнем Людовике XIII заморозило старые проекты и пред­
почло не ссориться с Испанией. Но Пфальц теперь был сильно
ангажирован Англией и Нидерландами. Двумя ключевыми фи­
гурами дипломатии Унии в те годы был князь Христиан Ан­
гальтский (из кальвинистской ветви Ангальт-Бернбургов), друг
и ближайший советник курфюрста Фридриха, и Бенджамин
фон Бувингхаузен-Вальмероде, состоявший на службе у герцо­
га Вюртемберга. Оба сумели подготовить добротную почву для
сближения с Гаагой и Лондоном.
Бурную деятельность развернула и Лига. Главными ее парт­
нерами в Европе стали Испания и папа. Кроме того, после
гибели Генриха IV Бавария пыталась договориться с француз­
ским двором, наметилось даже определенное сближение с Па­
рижем.
«Распря братьев» и династический кризис Габсбургов.
Паралич центральных учреждений отягощался неурядицами
в семье Габсбургов. Первые императоры после 1555 г. старались
еще соблюдать компромисс в отношениях с противополож-

Глава 4

52

І

Акт о создании Евангелической унии 1608 г. с подписями и печатями его
участников. Баварский государственный архив, Мюнхен.

ными лагерями, но при императоре Рудольфе II ситуация из­
менилась. Рудольф с годами все больше ориентировался на ка­
толических радикалов и вызывал разочарование среди проте­
стантов. В довершении ко всему он рассорился с собственной
родней. Его младший брат эрцгерцог Матфей мечтал о солид­
ном наследстве и обвинял Рудольфа в неспособности сохранить
мир. К тому же император был бездетен, и это требовало ско­

Причины: Империя и в Империи?

53

рейшего решения вопроса о преемнике. В ожесточенной распре
Матфей отнял у брата австрийские владения и корону Венгрии.
Рудольф пытался добиться поддержки своих чешских поддан­
ных и спасти для себя хотя бы Богемию. Каскад драматичных
событий получил у современников название «распри братьев»
и свидетельствовал о глубоком кризисе на вершине имперской
пирамиды.
Рудольф пытался заручиться поддержкой подданных про­
тив Матфея. В мае 1609 г. он даровал чешским сословиям так
называемую грамоту величества — внушительный свод при­
вилегий и гарантий, очень выгодный протестантам и особенно
дворянству. Протестантское вероисповедание фактически гаран­
тировал сам король, а для защиты религиозных прав был даже
создан особый совет так называемых дефензоров, защитников
привилегий. Они обязаны были строго следить за соблюдени­
ем статей грамоты и собираться в любой момент, дабы пресечь
возможные нарушения. Богемские сословия получили гаран­
тии, не сопоставимые с правами протестантов в других землях
Империи, бывших во власти католических государей. И хотя
непосредственно дарование «грамоты величества» не повлияло
на рост напряженности в Империи, тем не менее Богемия пре­
вратилась в мощный плацдарм сторонников протестантизма,
что обеспечивало дополнительные выгоды радикалам-протестантам. Так оформился один из очагов будущей войны.
Впрочем, даже столь большие привилегии для иноверцев
не спасли императора. Для защиты Праги от Матфея Рудольф
призвал войска своего племянника эрцгерцога Леопольда Ти­
рольского. Но плохо организованные отряды, появившись на
улицах столиц, до крайности возмутили чехов своими насили­
ями. Их частью истребили, частью прогнали, а Рудольф оконча­
тельно лишился доверия своих подданных. Матфей казался для
них меньшим злом, чем правящий государь. В 1611 г. Рудольф
отрекся и от короны св. Венцеля. Он уединился в Градчанах, где
и встретил свою смерть в январе 1612 г. Победил Матфей, став­
ший императором, но цена этого была слишком дорога: вместо
сплоченного блока наследственных земель он получил настоя­
щие автономные анклавы с большими полномочиями. Из «ра­
спри братьев» династия выходила с расшатанными устоями.8

54

Глава 4

Рост напряженности и слабость «умеренных» сил. Нако­
нец, резко возросла общая напряженность в отношениях между
враждебными конфессиональными лагерями. В начале XVII в.
на подмостки истории вышли дети и внуки творцов Аугсбург­
ской системы. Они ощущали себя не только ответственными за
судьбы собственной церкви и веры, но и готовыми дать реши­
тельный отпор явным и мнимым покушениям на родной мир
единоверцев. Сообщества протестантов и католиков выросли
до размеров ведущих общественных факторов. Их лидеры все
больше проникались идеей скорого триумфа своей веры и церк­
ви. Здесь важно понять: они не требовали пересмотра самой
имперской системы, но были уверены в необходимости аутен­
тичного соответствия реалий начала XVII в. положению на
1555 г. Глубоко религиозное сознание видело в имперском пра­
ве лишь неизменную традицию. В отличие от политиков сегод­
няшнего дня, привыкших различать «новое» и «старое» в госу­
дарственно-правовых сферах, католические и протестантские
князья, богословы и правоведы тех лет видели и в Империи, и
в ее законах вечность, которую необходимо всемерно поддер­
живать в соответствии с философией, этикой и моралью своих
конфессий.
Отчетливо обозначились фигуры вождей радикальных сил.
На стороне католиков, несомненно, авторитетом и энергией вы­
делялись герцог Баварии Максимилиан и молодой Габсбург,
властитель Штирийского герцогства и с 1617 г. богемской коро­
ны — Фердинанд. Роль первой скрипки в кальвинистской пар­
тии играл Пфальц во главе с новым (с 1610 г.) курфюрстом Фри­
дрихом V.
В канун 1618 г. вражда и неприкрытая ненависть пронизы­
вали все, как бы мы сказали сегодня, информационное про­
странство. Взаимные упреки, обвинения, оскорбления наполня­
ли листовки, брошюры, богословские и политические памфлеты.
Использовался любой повод. Одним из них стало празднование
в 1617 г. лютеранами столетия Реформации. В тот год на головы
и католикам, и их оппонентам обрушилась целая лавина пропа­
гандистской грязи. Не случайно наш немецкий коллега Иоханнес Буркхардт полагает, что именно «публицистический залп»
1617 г. послужил прологом к развязыванию войны: небывалый

Причины: Империя и в Империи?

55

эмоциональный подъем был причастен ко всякого рода прово­
кациям, к разрыву и без того зыбких связей между католиче­
скими и протестантскими дворами.9
Разумеется, существовали и центростремительные силы.
Вождем умеренных лютеран был курфюрст Саксонии Иоганн
Георг I (1611—1656). Он был воспитан в строгих традициях лю­
теранской ортодоксии, почтения к Империи и императору и не­
приятия кальвинизма. К тому же исторически владения кур­
фюрстов располагались вблизи наследственных земель им­
ператора, вдоль границ Богемии и Лаузица. И для саксонских
Веттинов, и для короны всегда была важна взаимоподдержка,
стабильное партнерство.10 Имперскую лояльность исповедовал
и курфюрст Бранденбургский Георг Вильгельм (1614— 1640),
несмотря на то что он был кальвинистом в лютеранской земле.11
Были свои умеренные и в стане католиков. Немало усилий ради
стабильности и примирения предпринимал архиепископ и кур­
фюрст Майнцский Иоганн Швайкхардт фон Кронберг. Но по­
средничество между враждебными силами становилось все
трудней.
Конечно же, важную роль играл и новый государь со своим
окружением. После кончины бездетного Рудольфа II в 1612 г.
им стал его брат и заклятый враг Матфей, успевший завла­
деть в 1611 г. еще и короной Богемии. Матфей, царствовавший
до 1619 г., был также бездетен. Но он готов был к переговорам
с лидерами противостоящих блоков. Его главным советником
стал директор Тайного совета кардинал и архиепископ Вены
Мельхиор Клезль — верный католик, в конце минувшего века
возглавивший работу знаменитой Реформационной комиссии
в Австрии, которая боролась с протестантами. В новых услови­
ях и при новом властителе он выбрал путь переговоров с про­
тестантами и немало содействовал сохранению баланса сил
вплоть до 1618 г. Характерно, что одним из первых шагов ка­
толических радикалов в Вене после начала чешского восстания
стал арест и устранение Клезля. Он слишком мешал и связывал
руки.12
Можно предположить, что сил у умеренных было вполне
достаточно, чтобы и дальше поддерживать мирный диалог, не
случись 1618 г. И даже позже, на первых этапах войны, они бу-

56

Глава 4

дут играть весьма серьезную сдерживающую роль. Но трагедия
заключалась именно в том, что чем дальше — тем больше эта
роль становилась все менее эффективной, зависимой от внеш­
них условий. Саму же вспышку 1618 г. со всеми ее последствия­
ми предвидеть никто не мог.
Историк Аксель Готтхард справедливо отмечает распад тра­
диционных связей, прекращение веками нормированных кон­
тактов между лидерами сословного общества. Росла изоляция,
взаимное недоверие — в условиях, когда личные связи значили
еще очень многое в управленческой сфере.13 Йоханнес Буркхардт
подчеркивает провокационную роль празднования юбилея
Реформации в 1617 г.: ожесточенная* полемика в тот год меж­
ду протестантами и католиками внесла свой вклад в разлад си­
стемы. Лига и Уния все больше формировались в милитаризо­
ванные сообщества «снизу», утверждая двоевластие в единой
системе.
Все указанные факторы, безусловно, содействовали катастро­
фе. Но еще раз отметим: они были лишь следствием системных
причин, завязанных в чересчур тугой узел. Трагедию породила
сама Империя со всеми своими особенностями. И на него ни­
как не влияли войны и кризисы в других уголках Европы. По­
вторимся: главной причиной трагедии 1618 г. были имперсконемецкие обстоятельства.
Война неизбежна? Насколько неизбежным было падение
в пропасть? Профессиональных историков этот вопрос побуж­
дает внимательней изучать канун 1618 г., последнее предвоен­
ное десятилетие. Что если отказаться от привычного взгляда на
неизбежность катастрофы и попытаться перестать смотреть на
май 1618 г. как на необратимый процесс? Никто не желал вой­
ны, и все конфликты, временами вспыхивавшие в структурах
Империи, хотя и с большими хлопотами удавалось гасить до
1618 г. Так было в схватке за Кельнское архиепископство в 1583 г.
между протестантскими и католическими династиями. Так слу­
чилось и в 1609— 1614 гг. в борьбе за наследство герцогства
Юлих-Берг. Тогда столкнулись интересы Габсбургов и проте­
стантских князей с участием иноземных держав Нидерландов
и Испании. Споры улаживались, и даже радикалы обеих пар­
тий боялись порвать все нити мирного сосуществования имен­

Причины: Империя и в Империи?

57

но в силу эффекта «взаимонакладки»: акция наталкивалась на
контракцию, угрожавшую парализовать исходный удар. Они не
были уверены в конечном успехе: бездействовали центральные
учреждения, рассчитывать приходилось лишь на союзников,
реакция же всего сословного сообщества Империи была не­
предсказуемой. Росло беспокойство, а с ним и страх проиграть
начатую партию. Потому предпочитали все же не переступать
последнюю черту. Не случайно историки сегодня видят имен­
но страх, завладевший широкими слоями общества, двигателем
противоречивых комбинаций: он побуждал к объединениям во
спасение, но он же удерживал от шага в пропасть.14
И Фридрих Пфальцский с его сателлитами и советника­
ми, и герцог Максимилиан Баварский понимали, что необхо­
димо всемерно укреплять подконтрольные им союзные и тер­
риториальные структуры, не только не порывая с имперской
ориентацией, но всемерно демонстрируя лояльность короне.
Иное дело — разница в акцентах. Католики отстаивали свя­
щенство тысячелетней Империи во главе с католическим госу­
дарем. Протестанты же, особенно члены Унии, предпочитали
взывать к «свободам» сословий и «патриотизму», к верности
«любезному отечеству немецкой нации». Под ней тогда пони­
мали отнюдь не общность «народа и страны», столь понятную
в XIX—XX вв., а сообщество «вольных» сословий, объединен­
ных немецкими землями и Империей. Превозносились «при­
рожденные свободы», над коими никто из иноземцев и даже
собственный монарх не властен. А коль скоро выбор веры и ле­
гитимация лютеранства стали имперским законом в 1555 г. и,
следовательно, правом сословий, то любая угроза вере тотчас
воспринималась как угроза статусу, «свободам» князей и им­
перских общин.
Парадокс: раскол прогрессировал и разъединял, но все еще
сохранялись силы интеграции. Поляризация лагерей сосед­
ствовала с внутренней разобщенностью враждебных альянсов.
Когда в 1609—1610 гг., тотчас вслед за созданием Унии, Пфальц
попытался подтолкнуть Генриха IV Французского к решитель­
ному вмешательству на берегах Рейна, периферийные союз­
ники Гейдельберга отказались блокироваться с курфюрстом,
осознавая все риски и чуждость задуманного предприятия соб­

58

Глава 4

ственным интересам. Чем более радикальным становился курс
Гейдельберга, тем больше в нем разочаровывались партнеры,
совсем не склонные ставить на карту пусть худой, но все же
мир. И то же самое наблюдалось в рядах Лиги. Максимили­
ан, все время мечтавший возглавить детище, им порожденное,
плохо переносил конкуренцию царственных родственников и
слишком сильно ориентировал на Баварию собственных союз­
ников. Его амбиции весьма раздражали «рейнский округ» Ли­
ги и главного тамошнего резидента — курфюрста Майнцского
Иоганна Швайкхардта фон Кронберга. Будучи эрцканцлером
Империи, он требовал соблюдения баланса интересов между
Лигой и короной. Более того, он не исключал возможности вхож­
дения в Лигу лидеров протестантов, главным образом курфюр­
ста Саксонии, на том основании, что Лига мыслилась с самого
начала не как партийное объединение, а как блок всех, кто за­
интересован в стабильности.
Сопротивление союзников нервировало баварца, и он поду­
мывал даже выйти из альянса. Возник острый кризис, и лишь
с большим трудом к 1617 г. единство было восстановлено. Лигу
пришлось создавать практически заново. Удивительно, но в ка­
нун 1618 г. громоздкие имперские структуры еще были в состо­
янии поддерживать равновесие. Более того, видимые испыта­
ния, как Юлих-Бергский конфликт или распря в доме Габсбур­
гов, ушли в прошлое. А вблизи имперских рубежей воцарился
пусть хрупкий, но мир. Иное дело, что обрушение институци­
онного стержня и прогрессирующий паралич согласия лишали
диалог устойчивой почвы.
Если использовать медицинскую терминологию, то Импе­
рия напоминала больной организм с «абсолютной толерант­
ностью»: опасными должны были быть вспышки поблизости,
способные вызвать цепную реакцию. Так, очагом войны ста­
ла Богемия: страна, связанная ленными узами с Империей, но
с самобытным религиозным и общественным укладом. Эпи­
центр трагедии словно бы указывал на приоритеты имперских
обстоятельств. Именно это побуждает нас окинуть ход войны
взглядом не из Европы в Империю, а наоборот, из Империи.
Давно уже ставшая привычной периодизация войны дро­
бит ее на четыре фазы по внешнему показателю, участникам,

Причины: Империя и в Империи?

59

вмешавшимся извне: датскую, шведскую и франко-шведскую.
Исключение, пожалуй, даруется лишь первой, ее именуют чешско-пфальцской или, упрощенно, просто чешской.
Кристоф Кампманн верно подметил: названия фаз указыва­
ли на врагов императора, с которыми тот вынужден был сра­
жаться, они восходили к мнению самих современников.15 Но
они же очень хорошо отражали точку зрения из глубин самой
Империи, ее имперско-немецкую ипостась. Историография по­
следних столетий радикально исказила этот взгляд — сегодня
названия этапов призваны лишь увековечить европейский ха­
рактер самой войны.

Глава 5
ОТ ПРАГИ ДО РЕГЕНСБУРГА: 1618—1630 гг.
I. Восстание в Богемии
Истоки движения 1618 г. Фердинанд — король Богемии.
Утром 23 мая 1618 г. жители Праги стали свидетелями тре­
вожного зрелища: большая возбужденная толпа направлялась
от Карлова университета к мосту через Влтаву и оттуда — в
Мала Страну к королевскому дворцу. Как сильно напоминала
она о смутах минувших лет! Среди идущих мелькали весьма
важные персоны — первые лица богемского дворянства: бра­
тья Кинские, граф Генрих фон Турн, Колонна фон Фельс, граф
Шлик и множество других. Своего намерения они не скрыва­
ли: добраться до резиденции и там потребовать от королевских
советников отчет о категоричном запрете императора Матфея,
как короля Богемии, всяких несанкционированных волей коро­
ны сословных собраний.
Выступление это, столь обстоятельно и красочно обыгран­
ное потом долгой исторической «меморией», было следствием
целого каскада событий. Летом 1617 г. Богемия получила ново­
го монарха. Им стал двоюродный брат Матфея герцог Штирийский Фердинанд, образцовый семьянин и католик. Бездетный
Матфей должен был во что бы то ни стало сохранить престол
за австрийской ветвью Габсбургов. Но этому мешал семейный
договор, заключенный с Мадридом еще в XVI в. В случае пре­
сечения мужского колена либо в Испании, либо в Империи оси­
ротевшие земли отходили уцелевшей линии. Между тем дво­
юродный брат Матфея, эрцгерцог Штирии Фердинанд, имел
многочисленное потомство от двух браков. К тому же он был

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

61

абсолютно предан интересам Церкви: еще в молодости он не
жалел сил для очищения родного герцогства от протестантов.
Было ясно: Фердинанд — единственная кандидатура, устра­
ивавшая все стороны, в том числе Рим. Мадрид дал согласие,
взамен попросив передать ему имперские земли в Эльзасе —
так называемый эльзасский коридор, имевший стратегическое
значение: он связывал северную Италию и испанские Нидер­
ланды. Император одобрил проект, и договор был заключен.
В историю он вошел как «договор Оньяте» — по имени испан­
ского посла в Вене, игравшего одну из ключевых ролей в начав­
шейся войне.
Но мало было подписать договор. Нужно было, чтобы Фер­
динанд, согласно имперскому обычаю, предварительно полу­
чил короны Венгрии и Богемии, иными словами, в будущем
на выборах предстал уже коронованным кандидатом. В 1617 г.
он венчался богемской короной св. Венцеля, а весной 1618 г. —
венгерской св. Стефана. Так Матфей гарантировал, что престол
останется за австрийской родней.
Понятно, однако, что чешские подданные видели в Ферди­
нанде последовательного защитника католических интересов.
Едва ли у местного протестантского дворянства были какие-ли­
бо иллюзии на этот счет. Потому неизбежность будущих кон­
фликтов была вполне реальной, хотя уже и до этого, в 1615—
1616 гг., имелось много причин жаловаться Матфею на несо­
блюдение пунктов «грамоты» 1609 г. Публичные протесты уже
звучали в июне 1617 г. на ландтаге в Праге, когда обсуждалась
кандидатура Фердинанда. Тогда, вопреки мнению большинства
коронных чинов, граф Турн, Колонна фон Фельс и несколько
других высокопоставленных слуг короны нашли смелость ясно
указать на недопустимость замены выборов монарха его при­
знанием сословиями, особенно в условиях, когда на ландтаге
не были представлены интересы «инкорпорированных» земель
(имелись в виду сословия Моравии, Силезии и обоих Лаузицев,
бывших ленниками чешской короны). Замечания Турна не име­
ли больших последствий, протестанты промолчали, а сам он
уже в октябре того же года лишился весьма почетного титула
бургграфа Карлштейна, отданного Фердинандом Ярославу Боржите Мартиницу, одному из лидеров католической фракции.

62

Глава 5

Король, впрочем, предоставил «компенсацию»: взамен Турну
даровали «ради пособления» пост старшего коронного судьи
при ленном дворе. Кадровые перестановки, однако, не должны
были удивлять: любой монарх обязан соблюдать выгодный для
себя баланс сил и опираться на группу преданных выдвижен­
цев. В условиях сословного общества соотношение интересов
«старой» и «новой» знати играло исключительно важную роль.
Здесь же ко всему этому добавлялся еще стратегический во­
прос религиозной принадлежности.
Внешнее приличие было, впрочем, соблюдено: Фердинанда
провозгласили законным государем Богемии, сам он любезно
принял «оппозицию» и даже выспрашивал того же Турна, чем
он, их новый монарх, столь не нравится графу и его единовер­
цам. Судьбе было угодно свести в вечер коронации за одним
столом всех главных героев будущих событий: в последний раз
вместе бражничали лидеры противоположных партий — Турн
и Славата, Кинский и Ярослав Боржита Мартиниц.
Браунау и Клостерграб. То, что можно назвать поводом
к майскому восстанию, было во многом и его причиной: новые
споры на религиозной почве, имевшие вполне конкретные об­
стоятельства. Речь шла о конфликте вокруг двух молельных до­
мов протестантов в городке Браунау и местечке Клостерграб.1
Браунау (не следует путать с одноименным городком в Ав­
стрии, здесь речь идет о современном Брумове на севере Чехии,
на границе с Польшей) считался «вассальным» городом и не
принадлежал к разряду собственно королевских общин, прямо
подчиненных государю. Земля же, на которой он располагался,
была подотчетна королевской казне. К началу века большин­
ство горожан уже исповедовало протестантизм. Но местное аб­
батство бенедиктинцев оказалось с 1602 г. в руках энергичного
католика Вольфганга Селендера из Прошовиц, принявшегося
тотчас действовать в интересах старой Церкви. Селендер очи­
стил ряды братии от ненадежных лиц и тайных приверженцев
протестантизма, потребовал от горожан строгого соблюдения
католической обрядности, а когда строптивые жители стали
выказывать совершенное невнимание к пастырским настав­
лениям — санкционировал практические меры. Так, в 1603 г.
духовенство запретило погребение супруги одного местно­

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

63

го суконщика Иоганна Буркхардта на католическом кладбище
под предлогом, что погребальная процессия сопровождалась
пением протестантских гимнов. Вопреки давлению аббата го­
рожане в 1609 г. решились построить собственный молельный
дом, сильно не утруждая себя исследованием, кому, собствен­
но, принадлежит земля, взятая под постройку, и полагаясь все­
цело на поддержку местной протестантской консистории и со­
словий. Селендер немедленно обжаловал их действия у короны.
Матфей после некоторых колебаний взял сторону прелата, за­
ключив, что городская община есть коллективный вассал аб­
батства, а земля, на которой возводится церковь, принадлежит
ему же. И коль скоро по чешскому праву церковные земли не
входили в пределы королевской юрисдикции, то слушаться го­
рожане должны были всецело своего сюзерена — аббата. Про­
тестанты тем не менее игнорировали королевскую волю, за­
вершили строительство и открыли церковь для богослужения.
В конце концов к ней были посланы уполномоченные короны,
потребовавшие ее закрытия. Но их встретили вооруженные
горожане, и приказ остался невыполненным — вопреки часто
встречающимся утверждениям о якобы насильственном за­
крытии церкви. Службы в ней справлялись вплоть до 1620 г.,
т. е. до белогорской катастрофы и окончательной рекатолизации Богемии.
Схожая драма разыгралась и на юго-западе — в отрогах
Рудных гор близ маленького городка Клостерграб (ныне Хроб
на границе с Германией). Он располагался на землях пражско­
го архиепископства. Тамошние горожане, как и их коллеги из
Браунау полагавшие, что их город является непосредственным
подданным короны, принялись в 1611 г. за строительство своего
молельного дома. Иного мнения оказался, однако, архиепископ
Праги Иоганн Логелиус — яркий представитель тридентских
прелатов. Считая общину Клостерграба епископской, он объ­
явил горожан возмутителями спокойствия и бунтовщиками. Те
в ответ принялись доказывать свои старинные привилегии, яко­
бы дарованные еще Карлом IV. Но когда королевские намест­
ники в 1616 г. потребовали показать оригиналы документов,
горожане ничего представить не смогли. Еще раньше, в 1614 г.,
молельный дом был закрыт и опечатан.

64

Глава 5

Скандал между тем получил большую огласку. Матфей
вновь был вынужден сам исследовать вопрос, в дело вмешались
и «дефензоры», в том числе и Турн. Тем не менее, как и в слу­
чае с Браунау, престол поддержал архиепископа. Вассальный
статус Клостерграба был подтвержден, к церкви явилась рота
королевских солдат, и за три декабрьских дня 1617 г. от нее не
осталось камня на камне.
«Дефенестрация» 23 мая. Собравшиеся в Праге «дефен­
зоры» сочли действия властей полным произволом и в марте
1618 г., минуя персону нового короля, направили официальную
жалобу Матфею. В ответе императора, весьма строгом, воз­
бранялись всякие прошения в обход законного государя Чехии
Фердинанда и указывалось на недопустимость произвольных
собраний сословий, не санкционированных монаршей волей.
Говорилось о необходимости дождаться личного присутствия
государя и, по крайней мере, отсрочить созыв ассамблеи. Обна­
родование ответа Матфея привело к взрыву недовольства: «де­
фензоры» усмотрели в нем нарушение «грамоты величества» и
ущемление своих прав на самостоятельный созыв ассамблеи,
посвященной вопросам веры.
21 мая «дефензоры» собрались в Пражском университете.
Само собрание не могло считаться серьезным с точки зрения
представительности: городские депутаты Праги из предосто­
рожности на него не явились. Главное, что волновало проте­
стантов, — не приложили ли к ответу императора свою руку
сидевшие в Градчанах королевские наместники.
В отсутствие Фердинанда, занятого коронационными тор­
жествами в Прессбурге, они исполняли роль высшего админи­
стративного органа короны. От них потребовали предоставить
копии императорской корреспонденции. Позже в Мала Стране,
рядом с Градчанами, в доме Смержицких, одних из самых го­
рячих сторонников движения, состоялось еще одно собрание,
на котором был составлен сценарий диалога с властью и, ви­
димо, обговорено употребление «дефенестрации» как закон­
ного ответа на беззаконие властей. Утром 23 мая по прибытии
в Градчаны толпа собралась в знаменитом Владиславовом за­
ле королевского дворца — старинном месте собрания коро­
левского совета и сословий. Было определено, что глашатаем

От Праги доРегенсбурга: 1618—1630 гг.

65

общественного мнения будет Павел из Ржичан. В канцелярии,
занимавшей «людовиково» крыло дворца, в тот день находи­
лись пятеро наместников: старший бургграф короны Адам фон
Штернберг, великий приор ордена Св. Иоанна Матфей Диппольд фон Лобкович, старший судья короны Вильгельм Славата, бургграф Карлштейна Ярослав Боржита Мартиниц и секре­
тарь канцелярии Филипп Фабрициус — внук известного писателя-гуманиста.
Все случившееся затем запечатлелось в поздних воспомина­
ниях главных действующих лиц. Они содержат печать резкой
пристрастности, расходятся в мотивах, оценках и деталях и по­
тому позволяют реконструировать лишь общую картину. Точка
зрения пострадавших наместников изложена в записках Мартиница и знаменитых «воспоминаниях» Вильгельма Славаты,
мнение протестантов — в «Апологии» мятежников и памфле­
те Турна, изданного много лет спустя, в 1636 г., целью которо­
го было отвести подозрения в своекорыстии служению швед­
ской короны (Турн с 1630 г. фактически состоял на шведской
службе).2
«Дефензоры», видимо, пытались придать диалогу торже­
ственное начало. Павел из Ржичан зачитал заранее подготов­
ленное послание, содержавшее упреки и подозрения отно­
сительно образа действия наместников: не они ли пытались
сорвать ассамблею 21 мая и не они ли причастны к ответу им­
ператора? Наместники отвечали, что действовали, сообразуясь
со своими полномочиями, и никак не могли влиять на высочай­
шую волю. Ссылались они и на отсутствие по причине болезни
своего шестого коллеги Адама фон Вальдштайна: без его мне­
ния коллективный ответ на петицию сословий был бы невозмо­
жен. Протестанты стали требовать отчета по остальным делам,
касавшимся конфликтов по вопросам веры, припомнили даже
давние — со времен издания «грамоты величества».
Атмосфера явно накалялась, диалог был скомкан, и стороны
перешли к открытым нападкам. Турн, никогда не говоривший
по-чешски, выждал минуту и озвучил по-немецки, видимо, за­
ранее подготовленное решение: выбросить, согласно старочеш­
скому обычаю, недостойных слуг короля и сословий из окон.
Старика Лобковича и Штернберга из уважения к сану и возра-

66

Глава 5

сту просто вытолкали из канцелярии, остальных же по очереди
подтащили к распахнутому окну. Историки вслед за современ­
никами обычно называют все произошедшее «дефенестраци­
ей», хотя путаются в ее номере, часто называя «второй» — по
аналогии с расправой над сторонниками короля у Новой рату­
ши в 1419 г. Между тем еще одно «низвержение» состоялось
в 1483 г., когда на копьях пражан повисли городские советни­
ки, подозревавшиеся в сговоре с католиками. Скорей всего, со­
бытиям 1618 г. стоит присвоить третий номер из четырех воз­
можных: под четвертой «дефенестрацией» иногда понимают
загадочное падение из окна министра иностранных дел Второй
республики Яна Масарика, бывшего в 1948 г. единственным некоммунистом из членов правительства.
Первым выбросили из окна Мартиница. За ним последовал
Славата. Он отчаянно цеплялся за свинцовый переплет. Рукоя­
тью кинжала ему раздробили пальцы, и человек кубарем поле­
тел вниз. Минутой спустя под столом нашли прятавшегося там
Фабрициуса. Он бы, возможно, остался незамеченным в сума­
тохе, но его выдали собственные жалобные стоны. Несчастного
секретаря отправили вслед за двумя предыдущими лицами.
На удивление все остались живы. Сильно расшиб голову
лишь Славата: сперва он ударился о карниз, а уже на земле на­
летел на камни. Наместник лишился сознания, но к нему во­
время подполз Мартиниц. Несмотря на рану от собственного
кинжала, на который напоролся при падении, верный соратник
перевязал другу голову и привел его в чувство. Вдвоем, и при
помощи Фабрициуса, они выбрались из рва и пустились бежать
в единственное прибежище поблизости: в дом Поликсены фон
Лобкович, родственницы Славаты и ревностной католички. Со
слов самих жертв, смутьяны, выглядывавшие из окон, были
столь поражены чудным спасением, что от бессильной злобы
принялись стрелять по несчастным жертвам и даже отправили
в ров своих слуг — добить наверняка.
В доме Поликсены Мартиниц не выдержал и дал волю стра­
ху. Он повелел привести духовника и исповедался, приняв вид
смертельно больного. Вскоре у дворца появились бунтовщики.
Поликсена, отличавшаяся большим мужеством, наотрез отказа­
лась выдать спасенных. Ничего не добившись, смутьяны ушли.

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

67

Славата с сильно разбитой головой остался, Мартиниц бежал
кружным путем через Баварию в Австрию. Славату отправи­
ли под домашний арест, но больших насилий не чинили. Уже
в 1619 г., воспользовавшись дозволенной ему поездкой на воды
в Теплиц, он тайно перебрался в Саксонию и через нее околь­
ными путями в Вену. Еще будучи под арестом, Славата начал
писать свою знаменитую «Историю», которая позже перерастет
в грандиозный многотомный труд — взгляд истинного католи­
ка на прошлое и нынешнее положение дел в Богемии. До сих
пор это сочинение является важнейшим источником знаний о
событиях 1618 г.
История с падением быстро обросла легендами. Протестан­
ты утверждали, что жертвам помогла спастись куча навоза под
окнами канцелярии, католики приписывали спасение заступни­
честву Св. Девы. Но скорее всего, выброшенным из окна помог­
ли пологий откос стены, игравший роль своеобразного контр­
форса, а также плотная длинная одежда, смягчившая удар: май
тогда выдался на редкость холодным.
Император щедро вознаградил всех троих титулами и поме­
стьями. Мартиниц к тому же получил приставку к дворянской
фамилии «Высокопадший» — von Hohenfall.
Никто из участников событий — с той и другой сторо­
ны — не воспринимал их началом некой войны. Для них «де­
фенестрация» никак не могла стать прологом к глобальной ка­
тастрофе. Из воспоминаний пострадавших и обильной публи­
цистики обоих лагерей отчетливо видно, что главной мыслью
всех авторов было показать мятежный дух противников, вы­
ставить их поступки неприкрытым мятежом либо результатом
тайных махинаций. Для Вены то был беззаконный бунт. Бунт
нуждается в укрощении, но он не порождает войну. Бунт не мо­
жет быть войной, ибо он не порожден конфликтом между рав­
ными сюзеренами. Оппозиция столь же последовательно оправ­
дывалась желанием восстановить попранную справедливость,
законные права сословий, — император и король пока еще не
виделись публичными тиранами. Тридцатилетняя война вспых­
нула тогда, когда сами ее участники не думали воевать и не су­
дили свои поступки категориями войны. Те события которые
мы сегодня называем войной, никак не считались таковыми в

68

Глава 5

те времена, никто не желал ее начинать. И даже позже, по про­
шествии лет, когда уже в конфликт вмешались иноземные суве­
рены и театром войны стала сама Германия, пражским событи­
ям отказывали быть точкой отсчета. Да, о 1618 г. говорили как
о начале катастрофы, но только в неожиданном для нас и при­
вычном для современников смысле: знаменитая комета, появив­
шаяся на вечернем небосводе Центральной Европы осенью того
года, была верным знаком, пророчившим погибель.3
Так, к хронологии войны оказались причастны страхи, ожи­
дания и тайные знаки: все, чем так бурлило раннее Новое время.
Характер движения и реакция в Германии. Движение
23 мая не было «народным» — в том смысле, который вкла­
дывался в это понятие в два минувших столетия. Более того,
оно не было всесословным и тем более «национальным», хотя
чешским историкам XIX—XX вв. очень хотелось видеть в нем
национальные мотивы, пробуждающееся самосознание целого
народа. Далеко не все сословные группы Богемии в тот момент
были готовы примкнуть к бунтовщикам и разделять их пози­
цию. Главными участниками драмы стали дворяне, подданные
короля Богемии. Многие из них имели иноземные корни, такие
как Турн или Колонна фон Фельс, многие были отпрысками
смешанных чешских и немецких семейств. Но Прага смолчала,
и это молчание позволило заявить о победе.
Основной причиной стало ущемление именно сословных
прав: нарушение религиозных свобод в чешских условиях авто­
матически означало и ущемление правового статуса их гаран­
тов, т. е. местной знати. И здесь религиозные и социальные мо­
тивы пересеклись в едином измерении. К тому же Фердинанда
недолюбливали с самого начала: в глазах общества он был не­
сомненным проводником католических интересов и гонителем
св. Евангелия. Потому сегодня историки предпочитают гово­
рить о 1618 г. как о «восстании сословий». Термин этот воспри­
няла и новая чешская историография.4
Итак, в землях, тесно связанных с Германией и бывших, хо­
тя и с оговорками, частью Империи, разразился кризис. Каза­
лось бы, здесь не было ничего неожиданного: мало ли бунтов
и движений было на памяти современников, включая и распрю
в рядах правящей династии. Показательной оказалась и пер-

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

69

Пражская «дефенестрация» 23 мая 1618 г. Современная гравюра.

вал реакция со стороны потенциально дружеских сил. Когда
на съезде Унии сообщили о пражских событиях, ее участники
лишь приняли их к сведению, не более того. Главное, что вол­
новало Гейдельберг и его сателлитов, — строительство трир­
ским архиепископом Филиппом Христофором фон Зеттерном
крепости подле пфальцских владений в местечке Уденхайм,
позже претенциозно названной по имени владельца Филиппсбургом. С этим начинанием решено было бороться в первую
очередь. До конца июня войска Унии уничтожали свежепостроенные укрепления, давая понять, кто в регионе хозяин. Столь
же неспешной была и реакция лютеранского Дрездена. Сам
Фердинанд, казалось, не торопился с ответными мерами — он
дождался окончания церемоний в Прессбурге и лишь по воз­
вращении в Вену вплотную занялся чешскими делами. Собы­
тия развивались постепенно, поэтапно вовлекая региональные
структуры. Но именно в неспешности следствий таилась наи­
большая угроза. То, что в наше время можно познать за считан­
ные сутки, в XVII в. протекало по иным часам.

70

Глава 5

Первые шаги «директории». Акт конфедерации 1619 г.
Уже на следующий день оппозиция сформировала так называе­
мую «директорию», своего рода временное правительство, вклю­
чавшее «дефензоров» и представлявшего по десять уполномо­
ченных от трех сословий. С точки зрения права, хотя и с на­
тяжкой, ее создание можно было бы оправдать полномочиями
сословий, вытекавшими из «грамоты величества». Сама «ди­
ректория» на первых порах не ставила целью низложение Фер­
динанда, хотя республиканское (условно) крыло повстанцев
с самого начала пыталось апеллировать к нидерландской мо­
дели, настаивая на полной автономии. Лишь год спустя Ферди­
нанд Габсбург был лишен престола, но сам престол и не дума­
ли оставлять вакантным: начались усердные поиски кандида­
тов на него.
Медленно продвигалось дело и с вовлечением инкорпори­
рованных земель. Там — в Моравии, Силезии и Лаузице — не
наблюдалось большого воодушевления. С трудом подтол­
кнули к союзу моравские сословия: понадобилась военная де­
монстрация под Иглау в начале 1619 г., чтобы указать соседям
«правильный» путь. Несколько большую активность проявили
протестантские сословия верхней Австрии и Лаузица. В конце
июля 1619 г. был принят знаменитый «Акт конфедераций» вос­
ставших сословий, повторявший многие положения «грамоты
величества» и провозглашавший принцип выборности короля,
власть которого отныне сильно ограничивалась мнением сосло­
вий. Евангелическое вероисповедание де-факто превращалось
в ведущую конфессию короны. По сути, весьма объемный до­
кумент лишь фиксировал многоукладность инкорпорирован­
ных земель, принцип верховенства сословного мнения. Только
после его принятия Фердинанд был провозглашен лишенным
престола. Повторялся сценарий, весьма похожий на историю
смут в наследственных землях Габсбургов в 1605— 1610 гг.
Равновесие сил и поиск союзников. Положение для обеих
сторон, однако, осложнялось отсутствием возможностей добить­
ся быстрой и решительной победы. Возник эффект своего рода
равновесия сил, точнее, бессилия: ни у Габсбургов, ни у сосло­
вий не было достаточных людских и денежных ресурсов. Обе
стороны обрекались на поиск скорой поддержки — в близком

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

71

(имперско-немецком) и дальнем (европейском) пространстве.
Вполне возможно, что ход борьбы не принял бы размеров обще­
имперской трагедии, если бы мятежники сумели быстро навя­
зать свою волю династии или, напротив, Габсбурги смогли бы
надежно блокировать Прагу и подавить движение. На деле же
возникло трудное единоборство с последующей цепной реак­
цией, с каждым новым звеном которой взламывались, казалось
бы, локальные границы конфликта. Так постепенно рождалось
восприятие событий именно как войны.
Командующими силами мятежников стали Турн и позже
граф Гогенлоэ, назначенные генерал-лейтенантами (в те вре­
мена то был не чин, а лишь должность, буквально означавшая
заместителя короля как верховного главнокомандующего). Лео­
нард Колонна фон Фельс получил должность фельдмаршала
сословий, т. е. полевого командира, находящегося в подчинении
у первых двух деятелей. Турн, человек удивительной и трагич­
ной судьбы, был самым опытным среди них: за его плечами
были годы нелегкой службы на турецком фронте и командова­
ние относительно крупными тактическими единицами.
Но общих сил для крупных операций было явно мало, их
число не достигало и 10 000 человек. Примерно равным, если
не меньшим, контингентом располагала и Вена. На момент вос­
стания у императора не было вообще сколь-нибудь пригодных
войск. Дело спас случай: только что закончился спор Габсбур­
гов с Венецией в землях Фриуле и действовавшие там, еще
не распущенные императорские войска были срочно отозва­
ны в Австрию. Командовал ими граф Анри Дюваль Дампьер,
опытный офицер, но войско, которое он привел под Вену, не
превышало и 3000 человек. Не большим числом располагал и
другой военачальник — Шарль Бонавентура Бюкуа, прибыв­
ший из Нидерландов и спешно назначенный в том же 1618 г.
главнокомандующим всеми войсками императора. На первых
порах военные действия велись исключительно мелкими, ча­
сто распыленными силами, не обещавшими никакого крупного
стратегического успеха. Турн пытался наладить связи с отряда­
ми протестантов верхней Австрии, Бюкуа и Дампьер намере­
вались прикрыть оставшиеся под контролем короны крупные
центры на юге Чехии, главным образом Будвайс и Крумау, на­

72

Глава 5

селение которых, преимущественно немецкое, с опаской от­
носилось к «директории», вспоминая давние кровавые походы
гуситов. Мало что изменило и прибытие графа Петра Эрнста
Мансфельда с горсткой людей, отпущенного со службы в по­
мощь Праге герцогом Савойским, питавшим симпатии к мя­
тежникам. Мансфельд принудил к сдаче Пльзень, но то был хо­
тя и важный, но частный успех.5
Чем туманнее становились перспективы, тем настойчивее
обе стороны стремились обрести опору на стороне. Восстав­
шие рады были заручиться поддержкой на востоке, со сторо­
ны Трансильвании, — ее властитель, кальвинист Бетлен Габор,
вассал Османской Порты, хотел прибрать к рукам западную
Венгрию и потому охотно протянул руку помощи. Порта ни
тогда, ни позже не решилась открыто поддержать своего лен­
ника — риски новой «долгой войны» вполне просчитывались
в Константинополе. Однако и прямого запрета на вмешатель­
ство Бетлена Габора она не накладывала. На западе пражские
дипломаты искали союзников как в Империи (Уния и Саксо­
ния), так и в далекой Италии — у двора герцога Савойского,
тяготившегося чрезмерным давлением со стороны Испании.
Уния, на словах поддерживая «директорию», мало что дала
на деле: тут еще раз отчетливо проступили различия в подхо­
дах между Гейдельбергом и его союзниками. Если курфюрст
Фридрих готов был рискнуть крупной военно-политической
комбинацией, то совершенно не желали этого его сателлиты:
перспективы неконтролируемого хаоса они вполне осознавали.
Саксония, властитель которой, Иоганн Георг, последовательно
защищал интересы единоверцев вблизи собственных границ,
также не собиралась обострять ситуацию своим вмешатель­
ством во внутренние дела династии. Тем более, что в глазах
лютеранских ортодоксов и самого курфюрста пражские собы­
тия напоминали скорее мятеж против законной власти, нежели
борьбу за «свободу» сословий. Иоганн Георг все больше укре­
плялся в роли лидера нейтральных сил, отчетливо предугады­
вая все последствия затяжного и столь опасного на простран­
стве Империи кризиса. Впрочем, его попытка собрать заинте­
ресованные имперские чины на переговорах в Эгере в феврале
1619 г. провалилась.6

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

73

Фридрих Пфалыдский — король Богемии. Мятеж стано­
вится имперским конфликтом. Неразрешенный конфликт и
неопределенность положения побуждали «директорию» ко все
более решительным шагам. Вслед за детронизацией Фердинан­
да и еще до нее шли усиленные поиски возможных кандидатов
на вакантную корону. Ее предлагали и курфюрсту Саксонии, и
герцогу Савойскому, и лидеру Унии Фридриху V. И только по­
следний после некоторых раздумий согласился ее принять —
вновь вопреки пожеланиям соратников по союзу. Автоматиче­
ски это означало вовлечение в конфликт теперь уже непосред­
ственно имперские структуры — Унию и Пфальц. Не случайно
некоторые историки считают именно согласие Фридриха точ­
кой невозврата.7 Сугубо региональная схватка превращалась
в имперскую войну. Принимая чешскую корону, Фридрих не­
медленно становился вождем мятежа и подлежал наказанию
по букве имперского права. Едва ли приходилось сомневаться
в ответных шагах Габсбургов.
Те, в свою очередь, не менее основательно готовили почву
для реванша. Прежде всего Фердинанд избавился от нежела­
тельных элементов из окружения старого императора. 20 ию­
ля 1618 г. был арестован и выслан из Вены кардинал Мельхиор
Клезль, директор Тайного совета и правая рука Матфея. Клезль
не желал предпринимать слишком жестких мер, формировал
своего рода параллельный кабинет для будущего наследника
престола и становился неприятным конкурентом. По мнению
историков, устранение Клезля не означало разрыва с предше­
ствовавшей линией — кардинал отнюдь не был другом про­
тестантов. Речь, скорее, шла о завершении предшествовавшего
курса, порожденного династическим кризисом и конкуренцией
между родственниками. «Двоевластие» в доме Габсбургов за­
кончилось.8
Смерть Матфея в марте 1619 г. расчистила Фердинанду путь
к имперскому венцу. Предстояли, конечно, еще выборы во
Франкфурте, и они прошли летом под знаком тревожных ожи­
даний и мелких военных провокаций радикалов из Унии. Но это
не помешало консолидированной (в целом) позиции курфюр­
стов. Даже уполномоченные Пфальца, сильно рассчитывавшие
на притязания со стороны Баварии и ожидавшие острой кон-

74

Глава 5

курентной борьбы, в конце концов высказались за Фердинан­
да. Габсбург совершил рискованную поездку обратно в Вену,
а Фридрих спустя несколько месяцев направился в Прагу вме­
сте с супругой — дочерью Якова Английского Елизаветой.
Наконец Фердинанду удалось договориться и с Лигой. В ок­
тябре 1619 г. между новым императором и герцогом Макси­
милианом был заключен своего рода «пакт о взаимопомощи».
Герцог соглашался направить 24 000 пехоты и конницы на бо­
гемский театр, а Фердинанд обещал признать его главенство
в Лиге, передать до полного возмещения издержек часть соб­
ственных земель и — правда, пока в устной форме — даровать
курфюршеские права после наложения опалы на курфюрста
Пфальцского как нарушителя имперского мира. Так конфликт
был вскрыт с еще одной стороны: он становился теперь вдвойне
имперским. Мало того, Вена рассчитывала на поддержку род­
ственного Мадрида. Там при дворе Филиппа III боролись две
концепции европейской политики: одна группа (ее представлял
фаворит короля герцог Лерма) желала заморозить помощь — во
избежание чрезмерных материальных трат, а другая — стре­
милась оказать всемерную помощь союзникам, дабы улучшить
исходные позиции перед неизбежным продолжением войны
с Нидерландами (подобное мнение разделял глава надворного
совета Бальтазар Суньига). Мнение радикалов побеждало, Ве­
не стала поступать крупная денежная помощь, а испанские вой­
ска в южных Нидерландах покинули свои квартиры для мар­
ша к берегам Рейна и Неккара. Помощь пришла и из единовер­
ной Польши, где католическая ветвь династии Ваза находилась
в тесном родстве с венскими Габсбургами: несколько тысяч ка­
заков на королевской службе отправились на юг. Будучи при­
рожденными наездниками, они служили надежным подспорьем
для борьбы с легкой конницей Бетлена Габора.
Каждая из сторон отвечала демаршем на демарш, и возмож­
ность к компромиссу в пределах династического блока исчезла
совсем. В апреле 1620 г. был пройден еще один исключитель­
но важный рубеж: император потребовал от курфюрста Фри­
дриха, как вассала Империи, отказаться от чешской короны и
покинуть Богемию. В противном случае ему угрожала опала
со всеми вытекающими отсюда последствиями, включавши­

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

75

ми курфюршеский трибунал, утрату наследственных земель,
лишение титула и изгнание. Фридрих промолчал и от короны
не отказался. Так стало окончательно очевидным, что развязка
конфликта ускорится теперь не только в Богемии, но и в землях
Пфальца и его союзников.
Начало конца. Турн под Веной. Заблат (1619 г.). Сумма
слагаемых успеха оказалась для восставшей Богемии куда ху­
же, чем у Габсбургов. Еще летом 1619 г. провалились попытки
Турна навязать кампанию в радиусе Вены и подкрепить проте­
стантские сословия верхней и нижней Австрии. Из совместных
операций с трансильванской конницей Бетлена Габора мало
что вышло, а Турн, не имея тяжелой артиллерии, не мог ниче­
го предпринять для правильной осады Вены.9 В конце концов
чешский главком вынужден был удалиться в южную Богемию.
Почти одновременно Мансфельд при попытке блокировать Будвайс был совершенно разбит при Заблате с потерей почти всего
корпуса и обоза (10 июня 1619 г.).
Популярность новоизбранного короля быстро пошла на
убыль. Сам убежденный кальвинист и окруженный кальви­
нистским духовенством, Фридрих по прибытии в Прагу допу­
стил оскорбительные для чешских лютеран оплошности: его
духовник Абрахам Скультет потребовал очистить собор Св. Ви­
та от «идолов», т. е. от образов и алтарных ретаблей, вполне
терпимых в лютеранской традиции, но немыслимых в рефор­
матской. Вопреки протестам, храм был разорен. Кальвинист­
ский акцент пугал не только новых подданных, но и соседей:
курфюрст саксонский, и без того осуждавший вмешательство
Пфальца, теперь был вдвойне напуган религиозным расколом
близ границ и ширившейся экспансией «богомерзких кальвиниан». И напротив, все попытки Фридриха наладить ди­
пломатическую поддержку даже английской родни и Нидер­
ландов потерпели полное фиаско: сомнительному государю
никто не дал ни денег, ни тем более людей. Душа его дипло­
матии, энергичный князь Христиан Ангальт-Бернбург, мно­
го сделавший для консолидации Унии, так и не добился, что­
бы его коронованный патрон был признан Европой. Наконец,
публицистическая пропаганда Габсбургов, на все лады обы­
грывавшая преступность и противозаконность действий бо­

76

Глава 5

гемских бунтовщиков, потихоньку переигрывала контрпро­
паганду противников. Информационный поток начала Нового
времени все больше становился важным оружием династиче­
ской борьбы.
Кампания 1620 г. Белая гора (8 ноября 1620 г.). С конца
лета 1620 г., обозначился кризис военной кампании. Войска Ли­
ги, предводительствуемые Тилли, соединились с Бюкуа в запад­
ной Богемии. Стратегический план союзников был безукориз­
ненно точен: прямым ударом на Прагу постараться закончить
операцию до наступления зимы. Почти 40-тысячным имперско-лигистским войскам король мог противопоставить едва ли
25 000 мушкетов и сабель. Решено было не дробить силы вто­
ростепенными направлениями, тем более что из борьбы вышел
Мансфельд со своим корпусом. Как раз в осенние дни он оста­
вался пассивным, завязал подозрительные переговоры с импер­
ской ставкой и позже даже дал повод говорить о подкупе.
Силы протестантов стягивались к южным пригородам Пра­
ги. Молодой государь, небогатый собственными дарованиями,
целиком полагался на своих генералов. Он ограничился посе­
щением лагерей и лазаретов, по мере сил поддерживая боевой
дух своей пестрой армии. В первых числах ноября Ангальт и
Гогенлоэ решились занять позиции на Белой горе — меловых
и песчаных высотах, ныне охватывающих часть Праги, район
Горни-Либоц. Линия фронта протестантских войск казалась
вполне прочной. На правом фланге в парке и замке Звезда —
чудном творении чешского Ренессанса — укрепилась морав­
ская пехота, центр и левое крыло располагались непосредствен­
но на плоскогорье, причем линейным порядком по нидерланд­
скому образцу, слегка отодвинувшись от южного спуска и
имея венгерскую конницу во второй линии. Шлик командовал
правым флангом, Ангальт-младший — центром, Турн воз­
главлял левое крыло. Было очевидно, что протестанты пред­
почитали оборону или, по крайней мере, не желали рисковать
оставлением столь выгодных позиций без полной уверенности
в успехе.
Вечером 7 ноября войска Лиги подошли к болотистому ру­
чью у подножия высот. Генералы оказались перед дилеммой.
Бюкуа, незадолго перед тем раненный и вынужденный обозре­

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

77

вать поле боя из коляски, предлагал не торопиться со штурмом,
а попытаться обойти казавшиеся ему слишком неприступными
высоты правым флангом. Но Тилли свойственным ему при­
рожденным чутьем вмиг уловил возможность успеха: он сделал
ставку на массированное фронтальное наступление. Топтать­
ся на болотистом лугу и совершать долгий обходной маневр
на глазах противника, давая тому возможность придвинуть­
ся к краю горы и расстрелять колонны как мишени, казалось
слишком рискованным. Максимилиан, не стеснявшийся при­
слушиваться к мнению искушенных командиров, поддержал
своего генерала.
Ранним утром 8 ноября лигеры перешли через топкую ни­
зину, развернулись в атакующие квадраты и тотчас пошли на
штурм. Возможно, исход дела был бы иным, если бы правиль­
ное использование линейного строя королевским штабом под­
креплялось надежным управлением и солидарностью коман­
диров. Но именно этих качеств недоставало протестантской
армии. На правом фланге валлоны, не встречая никакого со­
противления, вскарабкались на возвышенность и легко опро­
кинули первую линию Турна. Последнему со шпагой в руке
пришлось броситься наперерез бегущим и личным примером
восстановить порядок. Венгры, выдвинувшись из резервов, су­
мели оттеснить терции назад. В ту же минуту Ангальт-младший бешено атаковал по центру уже взобравшихся на плато пе­
хоту Бальтазара Марадаса, изрубил и рассеял две терции и уже
угрожающе обходил остановившихся под контратакой Турна
валлонов. Был момент, когда, казалось, наступит перелом и еще
немного — войска лигеров будут сброшены вниз. Однако успех
Ангальта не был поддержан соседями, а сам он в разгар горя­
чей кавалерийской схватки попал в плен. Полки и эскадроны
королевских генералов держались на удивление пассивно, теряя
драгоценное время и позволяя неприятелю закрепиться на пла­
то. Можно лишь догадываться, собирался ли командующий Ангальт-старший заманить массы неприятельских войск на край
высот, чтобы опрокинуть их последующим ударом. Во всяком
случае, его не последовало, а Тилли быстро подкрепил заколе­
бавшихся было Марадаса и Бюкуа и всей мощью своей бавар­
ской пехоты обрушился на правое крыло Ангальта. Баварцы

78

Глава 5

закрепились на возвышенности и сильной атакой смяли обе ли­
нии протестантской армии. Турн тотчас начал отход на своем
крыле, фронт сломался в мгновение ока, и отступление превра­
тилось в повальное бегство.
Лигерам пришлось иметь дело лишь с отдельными очага­
ми сопротивления. Остатки моравской пехоты Шлика, укрыв­
шиеся за стенами парка Звезда, подверглись почти поголовно­
му истреблению. Конница герцога Веймарского, поставленная
позади парка и лишенная возможности видеть ход битвы, не
успела даже развернуться и была изрублена на месте. Венгры,
простоявшие почти без дела всю битву, теперь искали спасения
в прыти своих лошадей и водах Влтавы, преследуемые по пя­
там казаками. Весь обоз и вся артиллерия достались победите­
лям. На злополучных для чехов высотах остались лежать поч­
ти 7000 человек, из которых 5000 принадлежали к королевской
армии.
Победа была полной. Главным призом для триумфаторов
становилась Прага, никем уже не защищаемая. Король, посе­
тивший лагерь и ободрявший своих солдат накануне, в час бит­
вы принимал английского резидента. Прощаясь с ним, он уже
намеревался вновь отправиться к войску, как вдруг у южных
ворот повстречал первых вестников катастрофы. Лишь заминка
победителей, не решившихся тем же вечером занять столицу,
дала Фридриху возможность бежать. Паника при эвакуации не
поддавалась описанию: в суматохе чуть было не забыли млад­
шего сына короля, годовалого кронпринца Рупрехта, будуще­
го герцога Кэмберлендского, героя английских смут и знаме­
нитого генерала роялистов. О нем вспомнили лишь в послед­
нюю минуту, услышав жалобные крики, раздававшиеся среди
поклажи.
Фридрих, король «на одну зиму», как прозвали его совре­
менники, направился кружным путем — сперва на север через
Силезию в Бранденбург, где вопреки ожиданиям не получил
никакой поддержки от единоверцев Гогенцоллернов, а оттуда
на юго-запад в Нидерланды.
Белая гора и историческая память. Битва у Белой го­
ры весьма далека от сцен борьбы «за национальную независи­
мость». Здесь был представлен типичный для эпохи военный

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

79

«интернационал»: валлоны, испанцы, баварцы, итальянцы бок
о бок сражались в терциях Тилли и Бюкуа, моравы, чехи, нем­
цы, венгры делили места среди боевых порядков королевской
армии.
На протяжении последующих четырех веков память о Бе­
лой горе может считаться образцовым проявлением сменявших
друг друга монархических и национальных мифов. В XVIII в.
подле горы будет воздвигнут великолепный барочный ан­
самбль монастыря Св. Девы Марии Победительницы как сим­
вол католического и династического триумфа Габсбургов. По­
сле обретения независимости и рождения Первой республики
наступили годы «национального реванша». Вечером 8 ноября
1920 г., в четырехсотую годовщину, вдоль ограды охотничьего
парка горела лента поминальных свеч. Напротив же, на насып­
ной клумбе, был воздвигнут каменный обелиск с двумя датами:
1620 и 1920.
Чешской националистической историографии очень хоте­
лось бы видеть битву у Белой горы переломом, началом време­
ни великой тьмы и порабощения. Сегодня былые страсти ушли
в прошлое. Историков все больше волнует культурно-историче­
ский феномен сражения, его духовный и ментальный слой. Все
больше акцентируется роль религиозного фактора, о котором
вскользь и часто пренебрежительно писали прежде. Битва при
Белой горе стала одним из символов триумфального тридентского католицизма, образовав дуэт с памятью о сражении при
Лепанто (1571). Обе победы весьма содействовали культу Пре­
чистой Девы (Марии Генералиссимы) как покровительницы ка­
толического воинства. Изображения Богородицы с Младенцем
и во Славе все чаще стали появляться на штандартах и знаме­
нах войск Габсбургов и Лиги. Свою роль в этом сыграла и не­
утомимая деятельность отца Доминика Иисуса Марии (Domini­
cus а Jesu Maria), испанского монаха-кармелита, приора конвен­
та в Риме, служившего капелланом у лигеров. В день битвы он
нес в руках образ Рождества со св. Семейством, обнаруженный
подле Праги и обезображенный протестантами (у св. Иосифа и
Богородицы были выколоты глаза). Позже образ будет водру­
жен в церкви кармелитов в Риме, именуемой отныне храмом
Марии Победительницы.

80

Глава 5

Сам же ход сражения можно считать исчерпывающе из­
ученным после выхода в 1879 г. капитального исследования
Юлиуса Кребса.10
Саксонцы в Лаузице. Взятие Бауцена. После занятия Пра­
ги судьба Богемии была предрешена. Еще летом курфюрст
Саксонии решился поддержать дело Габсбургов и вмешаться
в события на севере. Здесь его тревожили судьбы протестант­
ских общин в Силезии и Лаузице, которым грозили вполне воз­
можные жестокие репрессии. Кроме того, курфюрст дополни­
тельно скреплял давнее партнерство с престолом, словно бы
подчеркивая свою миссию умиротворителя Империи. Его вой­
ска вступили в верхний Лаузиц, защищаемый маркграфом
Егерсдорфским как наместником короля Фридриха. Сама экс­
педиция объявлялась как покровительственное дело курфюрста
во благо местных лютеран при крушении мятежной Богемии.
Впрочем, Бауцен, столица верхнего Лаузица, сдался лишь по­
сле двухнедельной бомбардировки и правильной осады. Нигде
более серьезного сопротивления в инкорпорированных землях
встречено не было.
Богемия под властью Фердинанда: реставрация католи­
цизма, репрессии и перестройка. Богемия лежала у ног по­
бедителя, и в его намерениях сомневаться не приходилось.
В 1621— 1622 гг. там прошла масштабная конфискация имуще­
ства протестантского дворянства, позволившая сосредоточить
внушительные богатства в руках королевской казны. Семьи
протестантской знати, не пожелавшей перейти в католицизм, не
подлежали прощению и отправлялись в изгнание. Около 600 из
них оставили родные края. Конфискованные поместья стали
стратегическим сырьем Фердинанда, которым он распорядился
весьма искусно: раздал их своим клевретам и вассалам, сохра­
нившим верность и помогавшим укрощать бунт. Так, в начале
третьего десятилетия XVII в. почти во всех сердцевинных зем­
лях чешской короны укоренятся фракции «иноземцев» — ита­
льянцев, испанцев, немцев, фламандцев, служивших династии.
Получили свое и старинные чешские фамилии, сохранившие
в трудную годину верность престолу. Современные исследо­
ватели несколько релятивизируют значение конфискаций и
размеры «инернационализации» — иноземцы в немалом чис­

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

81

ле появлялись и до 1620 г., а у многих предводителей мятежа
были отнюдь не чешские корни, как у Турна или Колонны фон
Фельса. В самом же появлении новых фракций не было ничего
удивительного и нового для тогдашней Европы. По представле­
ниям тех лет династии всей Европы формировали одну боль­
шую семью монархов, а их благородные подданные — единое
сообщество знати. Много позже наблюдатели и историки на­
зовут Богемию «истинным дворянским раем». С 1620 г. берут
начало истории богемских семей Марадасов, Галласов, Дитрихштейнов, Бюкуа и десятков других. Своего рода «социальный
переворот» заложил основы стабильности. В условиях язы­
ковых и этнических различий наследственных земель умелое
конструирование «национальных» фракций при венском дворе
позволяло гарантировать бесконфликтное правление. В самом
деле, после битвы у Белой горы и до 1848 г. «дунайская импе­
рия» Габсбургов не знала внутренних кризисов, подобных тем,
которые случились во Франции или Испании на западе или в
Речи Посполитой на востоке. Фердинанд II по праву может счи­
таться спасителем громадного наследства. При нем исчезли
последние отголоски «распри братьев». Издание знаменитого
земского уложения 1627 г. ставило точку в вековых спорах со­
словий с престолом относительно своих полномочий. Верхов­
ные права короны были гарантированы, но и сословные корпо­
рации сохранили свои институты. Компромисса быть не могло
лишь в религиозном вопросе: кальвинисты были изгнаны еще
в 1621 г., лютеране — в 1622-м.
Казнь 21 июня 1621 г. Заключительным аккордом в исто­
рии восстания стал процесс его участников. Некоторым, как
Турну, удалось спастись бегством, но многие из воротил движе­
ния попали в руки королевского правосудия.
Не все из задержанных смиренно дожидались своей уча­
сти: 17 июня прокуратор Мартин Фрювайн (Фробений), один из
бывших «директоров», только за год до того возведенный в ры­
цари изгнанным монархом, выбросился из окна Белой башни
в Олений ров. Палач зашил его тело в мешок, бросил в телегу
и отвез на Белую гору. Там у покойника изъяли и измельчили
внутренности, четвертовали и развезли куски по четырем го­
родским кварталам. Руку же и голову по стародавнему обы-

82

Глава 5

чаю прикрепили к виселице на Конном рынке в Новом пред­
местье.
19 июня остальным обвиняемым были зачитаны пригово­
ры. Заключенных один за другим представляли чинам суда,
прокурор зачитывал обвинения на немецком и чешском язы­
ках для каждого и просил господ судей об окончательном вер­
дикте. Те же устами доктора Меландера на немецком и доктора
Каплержа на чешском сообщали вердикт. Затем двое судей
также публично и на двух языках оглашали приговор на Мала
Стране.
К осужденным немедленно направились иезуиты, надеясь
добиться от них обращения в лоно Католической церкви. Дело,
впрочем, закончилось лишь напрасной перепалкой.
Казнь состоялась 21 июня на Староместской площади. Бара­
банная дробь заглушала последние слова отправленных на эша­
фот. Из 43 обвиняемых 24 были обезглавлены, трое повешены,
остальные приговорены к разным срокам и формам наказания.
Казненные представляли весь общественный спектр восстания:
трое принадлежали к сословию баронов, семеро — к рыцарству
и еще 17 — к горожанам. Среди них был и ректор Пражского
университета Ян Ессенский, служивший королю Фридриху во
главе дипломатических миссий. Первым вывели графа Шлика,
«облаченного в черное платье, с молитвенником в руках, ис­
полненного спокойствия и с сердечной молитвой на устах взо­
шедшего на эшафот... Там слуги обнажили верхнюю полови­
ну его тела, после чего граф опустился на колени и с великим
спокойствием и чистосердечным воззванием к Всевышнему
опустил на плаху голову. После ее усекновения, что случилось
чрезвычайно быстро, слуги графа возложили на плаху также
и его правую руку, каковую палач отрубил и вместе с головой
взял себе. Тело же было завернуто в черное сукно шестью об­
лаченными в черное персонами, кои были, по-видимому, слуги
покойного, с черными визирями и черными шляпами, так что
их невозможно было опознать, и удалено с theatro, таким обра­
зом, что палач более не притрагивался к телу. И так было со­
деяно в отношении всех двадцати четырех за исключением док­
тора Ессения... Когда же на эшафот взошел Ессений, помощ­
ник палача тотчас связал ему сзади руки и, после того как тот

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

83

опустился на колени, вытянул щипцами и отрезал у него язык,
а затем обезглавил, что казненный претерпел с превеликим
спокойствием и стойкостью...»11
Сикст из Оттердсдорфа получил прощение прямо на эша­
фоте. Из числа приговоренных к пожизненному заключению
четверо — Вильгельм Попель фон Лобкович, Павел из Ржичан,
Ян из Востровиц и Феликс Венцель Петипецки — вместо тем­
ницы были отправлены в замок Збирог. Приговор был смягчен
и некоторым другим. Поэт Симон Ломницкий, своими панеги­
риками встречавший Фридриха Пфальцского, получил сотню
палочных ударов, лишился имущества и до конца жизни поби­
рался на Карловом мосту. Городской секретарь Николай Девис,
имевший несчастье приветствовать нового государя от имени
общины, простоял порядка двух часов с прибитым к виселице
языком, подвергся заключению и позже был изгнан.
Символической казни удостоились и те, кто так и не бы­
ли задержаны: доски с их именами были подвешены к висе­
лицам.
Сам Фердинанд в тот день молился за души казненных пе­
ред чудотворным образом Богородицы в знаменитой базилике
Рождества Девы Марии, в штирийской Мариацелль.
Откликами стало множество листовок и брошюр, на все ла­
ды пересказывавшие драму того дня с нескрываемым пристра­
стием. Для протестантов она стала символом мученичества за
веру и актом тирании, для католиков — справедливым возда­
янием за содеянное. Если первые трогательно сообщали дета­
ли, то вторые — лишь сухо информировали. «За полчаса перед
казнью взошла радуга над горой Св. Лоренца и держалась так
почти час, чуть позже пошел дождь, но день в целом выдался
чудесным», — читаем мы у Кевенхюллера.12
Казнь была бесподобна в истории тогдашней Европы не
только потому, что продолжалась без перерыва четыре часа
(с 5 до 9 утра), но и что исполнялась силами одной «команды»
городского палача Яна Мидларжа (немецкий вариант — Иоганн
Зайфенмахер) и его подручных. Для кровавой работы понадо­
билось сменить четыре меча: клинки тупились о кости. Головы
трех казненных и правая рука графа Андрея Шлика, одного из
заправил движения 1618 г., были укреплены на зубцах Порохо-

84

Глава 5

Казнь зачинщиков восстания 1618 г. на Староместской площади в Праге 21
июня 1621 г. На эшафоте — Вацлав Будовец из Будовца, один из 30 членов
мятежной «директории». Обезглавленное тело графа Шлика, завернутое
в черное сукно, уносят его слуги. Слева от эшафота сидят императорские
судьи. Современная раскрашенная гравюра на дереве.

вой башни, что над Карловым мостом, — в назидание потом­
кам. По иронии же судьбы сам палач принадлежал к утраквист­
ской вере.
Новый наместник Богемии Карл фон Дитрихштейн щедро
расплатился с вершителем правосудия. Сам Мидларж дожил до
глубокой старости и скончался в возрасте 92 лет в 1664 г.там
же, в Праге. Женат он был на дочери палача из Слана и ушел
«на заслуженный отдых» в 1632 г. Свое ремесло он передал сы­
ну Яну Вацлаву. Так началась династия палачей Мидларжей.
Их дом до сих пор можно видеть в пражском Старом городе.
Значение 1620 г. для чешских земель. Вместе с победой
1620 г. в чешские земли пришла культура барокко, иноземцы
придали местной архитектуре художественные вкусы своих се­

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

85

мейных гнезд. Итальянские архитекторы и живописцы труди­
лись над перестройкой и возведением дворцов и замков, возник
поразительный симбиоз стилей, который всегда придавал пле­
нительное очарование Чехии как до, так и после обретения не­
зависимости. Прага, искупая свою вину за 1618 г., восполнилась
великолепными ансамблями барочных храмов и монастырей.
Многие из них до сих пор хранят память о победе 1620 г., как
например церковь Девы Марии Победоносной в районе Мала
Страна. В ней можно видеть реликвию всего католического ми­
ра — чудотворный восковой образ младенца Иисуса (знамени­
тый Пражский Езулатко), надгробие Балтазара Марадаса и кар­
тину за алтарем, изображающую бегство короля Фридриха из
Праги.
Немецкий стал обязательным языком образования и обще­
ственного поприща. За счет него чешское общество сильней ин­
тегрировалось в большой мир Центральной Европы.
Почему, собственно, говоря о последствиях битвы у Белой
горы, нужно лишь иметь в виду трагедию потери независимо­
сти, которая тогда еще и вовсе не осознавалась? Был ли скупой
на художественные формы протестантский мир лучшей аль­
тернативой? Или всемогущество дворянской элиты лучше, чем
контроль со стороны сильного монарха? И почему столь фрон­
дирующее чешское общество не отказалось после обретения
независимости ни от католической веры, ни от дворцов и зам­
ков «национальных угнетателей»? Богемия в составе Габсбур­
гов просуществовала почти четыреста лет. А две независимые
республики не прожили даже одного века на двоих. Урок ос­
мысления 1618— 1620 гг. ныне стал уроком терпимости и пово­
дом к размышлению.
II. Битва за Пфальц и крушение Унии
Неизбежность продолжения борьбы? Казалось бы, бело­
горский триумф давал повод Фердинанду приостановить разбег
военной машины. Мятеж был подавлен, наследственные земли
усмирены, законная власть восстановлена. Дальнейшее движе­
ние неизбежно затрагивало имперскую почву. Разумеется, но-

86

Глава 5

вый император вполне осознавал ближайшую перспективу. Но
как вмешательство в богемские дела по представлениям его
самого и курфюрстов должно было рассматриваться спасени­
ем Империи и имперского мира, так и та же логика вещей ука­
зывала на необходимость продолжения борьбы — теперь уже
с Пфальцем. Слишком тесно больной организм Империи сопри­
коснулся с источником кризиса, с Богемией, и узы взаимозави­
симости решительно порвать было невозможно. Логика Ферди­
нанда здесь была безупречно ясной и последовательной: если
дело бунтовщиков возглавил его непосредственный подданный,
курфюрст, то и наказать его следовало, всецело сообразуясь
с правовыми нормами Империи.
Баланс «за» и «против» переноса войны на земли Пфальца
именно к концу 1620 г. мог подавать надежду на мягкое реше­
ние вопроса: испанцы уже к началу осени блокировали верх­
нее течение Рейна, а Уния, и без того раздраженная богем­
ской авантюрой своего патрона, совершенно не горела жела­
нием жертвовать своим покоем, тем более без шанса на успех.
Ее участники, хотя и выставили квоты в союзные контингенты,
явно не собирались подвергать собственные земли опасностям
большой войны. Дело ограничилось лишь слабыми демонстра­
циями: войска Унии все время уклонялись от встреч с против­
никами, а под Оппенгеймом в конечном счете было достигнуто
некое подобие временного перемирия. Что касалось поддержки
курфюрста со стороны европейских дворов, то ее размеры, со­
вершенно ничтожные в дни коронационных торжеств Фридри­
ха, могли лишь убедить Фердинанда в их ничтожестве после
Белой горы. Тем более что окончание двенадцатилетнего пере­
мирия с Нидерландами лишь гарантировало испанское присут­
ствие на берегах Рейна. Вполне вероятно, императору и не при­
ходила в голову мысль о новой большой войне. Но именно как
гарант стабильности он обязан был довести дело до логичного
завершения: до опалы Фридриха. Иначе возникал странный и
давно уже невиданный прецедент: мятежник из числа высшей
знати уходит от всякой правовой ответственности. Наложение
опалы в свою очередь обязано было сопровождаться секвестра­
цией собственности. С учетом же обещаний, уже данных Мак­
симилиану относительно верхнего Пфальца, и прорыва корпуса

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

87

Мансфельда из западной Богемии в Пфальц, что, разумеется,
указывало на военный вариант решения проблемы, выбор ста­
новился очевидным.
Раскол элиты. Был и еще один важный аспект, затмевав­
ший своей значимостью, быть может, все остальные. Речь шла
о ширившемся расколе в рядах имперской элиты. На стороне
восставшей Праги сражалось немало отпрысков известных про­
тестантских семейств. Если имя Мансфельда стояло здесь особ­
няком, и при всех прочих мотивах желание легитимировать
свои позиции перевешивало у него иные причины, то участие
эрнестинских Веттинов в лице Вильгельма Веймарского или
младших Гогенцоллернов в лице маркграфа Егерсдорфского
явно указывало на опасную тенденцию. Возможность дополни­
тельного притока радикалов из знати при возобновлении войны
в Империи лишь возрастала.
Уже тогда можно было видеть трещины, разбегавшиеся
по пирамиде громоздкой иерархии, дробившие семьи и созда­
вавшие опасную перспективу. Если войны XVI в. за рубежами
Германии словно магнитом вытягивали из нее беспокойные
элементы или же формировали иллюзию единства, как в дни
турецкой войны, то теперь пфальцский театр рисковал стать
первым большим внутренним полигоном открытого противо­
стояния.
Просчитывали ли в Вене опасности подобного? Мы склон­
ны дать утвердительный ответ. Жесткая риторика и решитель­
ность престола в первые месяцы 1621 г. выдавали ясное осозна­
ние дилеммы и перспектив.
Опала Фридриха и паралич Унии. Судьба Пфальца пред­
решена. 29 января 1621 г. была провозглашена опала на мятеж­
ного курфюрста. Ее многостраничный текст очень хорошо от­
ражал мотивы и логику решений Фердинанда: изъяснение при­
чин начиналось издалека, с избрания его законным государем
Богемии в 1617 г., с описания подлого мятежа «утраквистов»
и преступного вмешательства «пфальцграфа». Богемское вос­
стание не имело ни единого шанса остаться только богемским.
Его подавление — борьба за Империю, опала и оккупация на­
следства Фридриха — борьба за Империю! Тем же актом опала
возлагалась и на Христиана Ангальтского. Мансфельд оказал-

88

Глава 5

ся в ней еще раньше — в 1619 г. Можно сколь угодно упрекать
императора в одержимости, в экспансионизме, как то делали
наши предшественники, чешские и немецкие протестантские
историки XIX в., но по условиям тех месяцев перенос воен­
ных действий в Германию представляется совершенно неиз­
бежным. Спорным, однако, стал вопрос о механизме принятия
подобного рода решения. Традиционно опала могла быть воз­
ложена лишь с согласия курфюрстов. И Уния тотчас показала
свое видение проблемы: 6 февраля на съезде в Гейльбронне ее
уполномоченные прокомментировали решение императора как
противоправное — на том основании, что документ не был со­
гласован со «столпами Империи».
Фердинанд ответил прямой угрозой, и это возымело дей­
ствие. В начале марта в Майнце генералы Унии и ее вожди на
переговорах с испанцами Спинолы заявили о готовности распу­
стить свои силы при условии запрета на оккупацию владений
ее членов. Разумеется, испанский командующий охотно пошел
навстречу: одним росчерком пера разоружить армию врага!
Майнцский реверс стал, собственно, и последним в истории
Унии: союз, с момента своего рождения отягощенный внутрен­
ними склоками, тихо прекратил свое существование.
Можно ли было остановиться на этом? Вполне, но почти
одновременно баварские войска приступили к занятию верх­
него Пфальца, а Фридрих официально нанял Мансфельда с его
летучим корпусом на службу. Кроме того, собрав правитель­
ство в изгнании, опальный курфюрст и его супруга отчаянно
убеждали Нидерланды и своего тестя оказать им всемерную
помощь. Переговоры шли долго и без большого успеха. Все,
что могли дать Нидерланды, пошло на оплату наемников Манс­
фельда, а Яков Английский вообще лишь ограничился разре­
шением для своих подданных оказать добровольную помощь
зятю. Явилось в конце концов не более 2000 человек. Эта гор­
стка людей была расквартирована в Маннгейме и Франкентале — двух ключевых крепостях, прикрывавших Гейдельберг.
К тому же 1 апреля 1621 г. истек срок перемирия, и Нидерлан­
ды вновь вынуждены были сосредоточивать все силы на испан­
ском фронте. Пфальц со стратегической точки зрения, разуме­
ется, оставался по-прежнему важным фактором, оттягивавшим

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

89

хотя бы часть наличных испанских сил. Но долгой «занозой
в тылу» он едва ли мог стать: безучастность и боязнь членов
Унии, слишком небольшие возможности курфюрста-беглеца и
географически сильно ограниченный регион его поддержки ис­
ключали благоприятные перспективы. Отказ от масштабной
помощи Пфальцу со стороны его потенциальных союзников
показывал очевидность малых перспектив для радикалов в Им­
перии и вместе с тем — прочность и позиций короны, и вну­
тренней стабильности после битвы у Белой горы.
Единственным из князей, протянувшим руку помощи род­
ственнику в тяжелую минуту, стал старый маркграф БаденДурлахский Георг Фридрих — ближайший сосед несчастных
жителей нижнего Пфальца на западе. Но и здесь все было сде­
лано почти со множеством предосторожностей и даже с пуб­
личным отказом от правления, переданного теперь сыну Фри­
дриху, и с оставлением особого завещания: явное осознание
бесперспективности кампании и страха перед опалой не только
персональной, но и владетельной.13 Действительно, император
наложил наказание лишь на отца, пощадив сына и владения,
к управлению которыми отрекшийся отец формально более не
имел никакого касательства. И вновь перед нами прекрасное
свидетельство прочности имперской системы! Даже если «зим­
ний король» мечтал как можно сильнее раскачать Империю
в те месяцы, он должен был признать: она все еще не поддава­
лась спонтанному обвалу. Императору, несомненно, была вы­
годна молниеносная кампания, подобная чешской. Но условия
были таковы, что эта кампания затянулась почти на два года.
Кампания 1621 г. Мансфельд и Христиан Брауншвейг­
ский. Курфюрст-изгнанник прекрасно понимал: без прямой
связи с оказавшимися в беде подданными дело его рухнет пре­
жде всех ожиданий. На исходе 1621 г. он решает пробираться
на родину. Через Кале, Лотарингию, инкогнито и в мещанском
платье, ему удается фантастический вояж: в начале 1622 г. он
уже в Гейдельберге и развивает там кипучую деятельность.
Цель ее — постараться объединить все имевшиеся в наличии
полевые силы. Помимо маркграфа и Мансфельда, уже числив­
шихся на службе у курфюрста в качестве соответственно гене­
рал-лейтенанта и фельдмаршала, появился и третий участник.

90

Глава 5

Им оказался отпрыск нижнесаксонских Вельфов, младший сын
герцога Брауншвейгского Христиан, бывший управляющим се­
куляризованного епископства Гальберштадт (с чином админи­
стратора).14
Именно сейчас обозначилось то, чего должны были опасать­
ся все центростремительные силы: ширившееся участие кня­
жеской элиты на стороне противников короны. Фигура моло­
дого герцога Брауншвейгского и уже знакомые по богемским
событиям лица — братья Вильгельм и Бернгард Веймарские,
последний из которых позже станет идолом протестантского
дела, — указывали на опасную тенденцию. Еще больше стека­
лось на юг отпрысков низшей знати. Они охотно возглавляли
роты и эскадроны, пополняли средний и низший офицерские
корпуса. Война уже к 1621 г. разворошила настоящий улей не­
мецкого дворянства. Пфальц все больше становился ареной
вооруженного противостояния элит. Не случайно курфюрст
Саксонии столь сурово требовал от веймарской родни сложить
оружие, вернуться домой и просить прощения у престола.
По первоначальному плану протестантских генералов ре­
шено было соединить силы в южном Пфальце и разблокиро­
вать ключевые крепости, на тот момент уже осажденные вой­
сками Лиги и Кордовы. Далее ожидался подход войск Христиана
с севера, с берегов Майна, что позволило бы разжать железный
обруч испано-лигистских сил, сковавших Пфальц с севера и
востока. Тем самым возникала возможность подвижной, манев­
ренной войны, столь любимой энергичным Мансфельдом. Так
появился выигрыш во времени, но даже он по зрелом размыш­
лении участников едва ли мог обеспечить благоприятную пер­
спективу: блокированное со всех сторон наследство курфюрстакороля, лишенного помощи от отрезанных войной Нидерлан­
дов, а также географически удаленное от сердцевинных земель
Германии, уподоблялось гнойнику, для вскрытия которого со­
всем не нужно было прилагать титанических усилий.
Весенняя кампания 1622 г. Вислох — Мингольсхайм (27 ап­
реля). Мансфельд, знавший о приготовлениях маркграфа, раз­
вернулся в Эльзасе, нещадно опустошив тамошние католиче­
ские общины, и готовился перейти Рейн, чтобы соединиться
с войсками Георга Фридриха (апрель 1622 г.). Тем временем

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

91

Тилли, до той поры не опасавшийся за свой западный и юж­
ный сектор, принудил к сдаче Вислох (13 апреля), с кровавой
резней овладел Неккаргемюндом (15 апреля) и, притянув к себе
полк Фюрстенберга, блокировал 16 апреля Дильсберг — ключ
к Гейдельбергу и сильнейшую крепость опального курфюрста.
Спустя четыре дня, соорудив против юго-восточного фаса ба­
тарею из 6 орудий и 3—4 фальконетов и выпустив почти три
сотни зарядов, лигеры стали готовиться к решающему штурму.
Комендант Бартоломей Шмидт уже согласился взять три дня на
размышление о сдаче, как вдруг тревожные сведения о прибли­
жении с юга войск Мансфельда и маркграфа заставили гене­
рала Лиги снять осаду. Тилли поторопился обратно к Вислоху,
где и занял позицию фронтом на юг, имея перед собой местечко
Мингольсхайм, а западней — замок Кислау и дорогу на Гей­
дельберг. Как всегда, он был готов нанести удар при первой же
возможности.
Действительно, в ночь на 24 апреля пфальцская армия пере­
шла Рейн. К этому времени появился и опальный курфюрст —
после своего головокружительного тура через Францию и Ло­
тарингию. В тот же день он вместе с Мансфельдом произвел
генеральный смотр войскам близ Русхайма. Туда же привет­
ствовать его прибыли и сыновья маркграфа: Фридрих, Карл
и Христофор. Пламенная речь при парадном строе, впрочем,
стоила бы больше, привези изгнанный курфюрст вместо слов
деньги солдатам и командирам за условленный срок службы.
25 апреля, опередив армию маркграфа на несколько переходов,
Мансфельд и курфюрст достигли Брухзаля. Высланные вперед
эскадроны на следующий день были встречены южнее Вислоха
орудиями лигеров. Вечером 26 апреля вся армия Мансфельда
и пфальцграфа, имея в авангарде полки Обернтраута, Линстова, Бека и лейб-гвардию, достигла южных окрестностей Мингольсхайма, всего — 45 эскадронов и 60 рот, что составляло
в общей сложности 16 000 мушкетов и палашей.
Мансфельд на сей раз не хотел рисковать. Конница его, пе­
рейдя Клейнбах, огибавший Мингольсхайм с севера, столкну­
лась с авангардом Тилли и легко дала себя оттеснить обратно
за ручей. Тут баварцы и хорваты были встречены мушкетным
огнем подошедшей пехоты и остановлены. Тем временем ос-

92

Глава 5

новная масса протестантских войск незаметно разворачива­
лась южнее местечка. Мансфельд, чтобы развязать себе руки,
отослал большую часть обоза по дороге в Брухзаль и приказал
поджечь крытые соломой дома городка. Тилли, заметив мчав­
шиеся на юг повозки протестантской армии и не видя из-за ды­
ма их главных позиций, решил, что его визави покидает поле
битвы, и со свойственной ему решительностью дал сигнал к не­
медленной атаке. Но стоило только полкам Шмидта и Фюрстенберга пройти по зыбкому мосту через Клейнбах, как на
них тотчас обрушился весь второй эшелон пфальцских войск.
Мансфельд и сам Фридрих скакали в первых рядах, ободряя
солдат криками. Их эскадроны атаковали с такой яростью, что
обратили баварский авангард в паническое бегство. Страшная
давка на узком мосту довершила катастрофу: около 2000 ли­
теров пало под палашами пфальцской конницы, не знавшей
пощады.
Тилли, едва не попавший в плен в сумятице боя, решил
отойти на север, и к концу дня обе стороны занимали пример­
но те же позиции, что и утром. Но, боясь соединения Мансфельда с баденцами, генерал Лиги уже на следующий день оставил
свой лагерь. Трофеи протестантов исчислялись 15 пленными
офицерами, среди которых фигурировал генерал-аудитор Асфер
фон Хильтер. Победителям достались четыре пушки, восемь
штандартов и пять знамен. Сами же они потеряли едва две сот­
ни человек.
Успех протестантов был несомненным. Перед возбужден­
ным Фридрихом рисовалась картина полного реванша. Опаль­
ный курфюрст излучал оптимизм и был полон неподдельного
восторга: впервые он видел ретираду своих злейших врагов!
Европейская и русская историография величают эту схватку
27 апреля битвой под Вимпфеном — по месту штаб-квартиры
Тилли, немцы же — делом у Мингольсхайма или Оренберга.
Спустя четыре века память увековечила и победителей, и про­
игравших: сегодня в Бад-Мингольсхайме почти соседствуют
друг с другом улицы Тилли и Мансфельда.15
Командующий Лиги, не видя больше возможности дер­
жаться в Крайхгау, отступил через Зинсхайм к линии Неккара,
спрятав свои войска за лесистыми горами между Вимпфеном

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

93

и Неккарсульмом на западном берегу. Там он стал дожидать­
ся Кордову, обещавшего привести ему еще 10 000 мушкетов и
палашей. Гейдельберг вздохнул свободно. Спустя несколько
дней капитулировал Ладенбург, разрезавший оборонительную
линию Пфальца на севере между Гейдельбером и Франкенталем, что позволяло восстановить сообщение с рейнскими пере­
правами.
Теперь все зависело от решительности действий двух про­
тестантских командиров — Мансфельда и маркграфа. Совмест­
ная кампания обещала полный успех: у союзников оказыва­
лось почти 35 тысяч войска против едва 13— 14 тысяч у Тилли.
И даже прибытие испанцев Кордовы не обещало перелома: чис­
ленный перевес оставался очевидным. Соединение баденцев
с победителями состоялось на следующий день после сраже­
ния, но совместный поход продолжался лишь несколько дней.
Мансфельд в конце концов предпочел уйти на север. Сегодня,
как и тогда, о причинах ухода пфальцских войск можно толь­
ко гадать. Коренились ли они в вопросах снабжения? Содер­
жать столь внушительную массу войск за счет денег курфюршеских подданных и местного рыцарства было делом едва ли
подъемным для Фридриха, мало что получившего от своих
зарубежных родственников. К тому же бывший король явно
беспокоился за свою главную резиденцию и хотел обеспечить
подступы к ней с наиболее угрожаемых, как казалось тогда,
северного и северо-западного направлений. Здесь разделение
задач выглядело бы вполне разумным: маркграф считал, что
в его силах окончательно прогнать баварцев, оставив Манс­
фельда очищать округу Гейдельберга. Но имелось и еще одно
немаловажное соображение. Оно ^касалось вопросов чести и
репутации: Фридрих обладал полным правом претендовать на
главное командование союзной армией по титулу; маркграф же,
будучи по титулу старше Мансфельда, обрекался играть под­
чиненную роль. Готов ли был многоопытный Георг Фридрих,
вполне осознававший значимость своих войск, составлявших
едва ли не половину всех протестантских сил, жертвовать сво­
им положением? Поведение его после 28 апреля свидетель­
ствовало, скорее, об обратном: 2 мая баденские авангарды без
согласования с пфальцским союзником выступили правым

94

Глава 5

флангом на запад, через Гемминген на Швайгерн. Причем они
не столько стремились догнать уходившего Тилли, сколько
проложить путь главным силам маркграфа, выйдя на гейльброннский тракт правее войск Мансфельда. Если движение это
имело вполне осознанную подоплеку, то становится очевидной
и его причина: согласно военным воззрениям эпохи, предводи­
тельствовать правым крылом считалось самым почетным. Таким
образом, на случай генеральной встречи маркграф готовил себе
ведущую роль главнокомандующего. Если это так, то Фридрих,
конечно же, обязан был реагировать. Не желая раздражать со­
юзника и размышляя об указанных выше выгодах, он попросту
расстался с баденцами.
Нам ничего неизвестно о закулисных спорах и тем более
о публичном конфликте. 2, 3 и даже 4 мая проходили совмест­
ные совещания, последнее — в Швайгерне. Скорее всего, ге­
рои решили не мешать друг другу. И это привело к катастрофе.
Мансфельд выступил на северо-запад в сторону Ладенбурга.
Впрочем, уходя, он отдал маркграфу полторы тысячи тяжелой
конницы — лотарингцев (т. е. французов), среди которых, види­
мо, находилась и горсть англичан — все, что смог в свое время
предоставить родственнику его английский тесть.
Вимпфен (6 мая). Гибель Магнуса Вюртембергского. На­
против, Тилли, потеряв 2000—3000 человек при отступлении, не
чувствовал себя уверенным и бомбардировал Кордову прось­
бами о скорейшей поддержке. Испанцы, располагавшиеся за­
паднее Неккарштайнаха, немедленно снялись со своих биваков.
Уже 3 мая к баварцам подтянулись первые подкрепления. Ос­
новные же силы Кордовы появились прямо на поле битвы ран­
ним утром 6 мая. Товарищеская солидарность одних столь кон­
трастировала с показной самодостаточностью других!
Вечером 5 мая, оставив к юго-востоку от себя Биберах,
а к западу — Гейльбронн, 12 500 баденцев перешли у Оберейзесхайма беллингерский ручей и расположились фронтом на
север перед Вимпфеном. Сильно рисковали обе стороны. Тил­
ли, если бы был сбит со своих позиций, оказывался прижа­
тым к излучине Неккара: Вимпфен мог бы стать для него на­
стоящей мышеловкой. Маркграф в случае отступления также
оказывался у линии Неккара, имея к тому же позади глубокий

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

95

овраг с ручьем. Отходя под концентрическим давлением, он ни­
где не смог бы получить точку опоры вплоть до южных замков
Крайхгау.
Впрочем, Георг Фридрих был уверен в успехе предстоящей
битвы, мыслившейся ему исключительно оборонительной. Вы­
бранная им позиция напоминала гигантский полумесяц, вытя­
нутый почти на два с половиной километра и слегка вогнутый
обеими концами в сторону неприятеля. Линия фронта плавно
понижалась на местности от высот Розенберга на левом крыле
до Оберейзесхайма, почти в низине, — на правом. В центре за
Беллингерским подворьем сосредоточилась почти вся артилле­
рия, прикрытая полукольцом повозок — импровизированным
вагенбургом. Его защищала пехота герцога Веймарского Виль­
гельма и полки Гольдштейна и Хельмштадта. Справа, в низине
у Оберейзесхайма, и напротив Неккарсульма располагалась тя­
желая лотарингская конница, слева близ дороги из Бибераха —
пехота и конница под началом герцога Магнуса, брата вюртем­
бергского государя, и маркграфа Карла. Тилли разбил ставку
под самым Вимпфеном — в Корнелиевой церкви. Центр его и
левый фланг, расположенный на высотах, нависал над позици­
ями баденцев и прикрывался орудиями на опушке Дорнатского
леса. Правый фланг отдавался испанцам Кордовы.
Стояла нестерпимая жара, май выдался в тот год необычай­
но теплым. Обе стороны, казалось, доверяли обороне больше,
чем наступлению. Остаток 5 мая и утро следующего дня про­
шло в мелких кавалерийских сшибках и беспорядочном ору­
дийном огне с ничтожным результатом. До полудня Тилли не
решался атаковать, и причиной тому была не численная сла­
бость (Кордова уже подвел все свои основные силы), а боязнь
возможного появления Мансфельда. До последнего неуверен­
ный в уходе пфальцских войск, полководец Лиги ожидал точ­
ных известий. Вскоре его наблюдатели с вершины смотровой
башни Неккарзульма увидели столб пыли, поднимавшейся с се­
веро-запада. Но то был не Мансфельд, а передовые эскадроны
Адама фон Херберсторфа, отозванные Тилли с берегов Леха и
теперь спешившие на поле битвы.
Только сейчас союзники решились на фронтальную атаку.
Кордова бросил своих испанцев в обход левого крыла баденцев,

96

Глава 5

пытаясь закрепиться на высотах Розенберга. Им удалось пере­
резать дорогу на Биберах и даже ворваться в Беллингерское по­
дворье, но здесь их встретили саксонцы герцога Веймарского, ко­
торые и отбросили неприятеля обратно за дорогу. Захлебнулось и
наступление по центру, терции лигеров попали под шквальный
огонь из вагенбурга и смелую атаку баденской конницы.
Было два часа пополудни. Видимо, к этому времени у марк­
графа созрело дерзкое решение самому перехватить инициати­
ву. Видя, как вражеские терции сильно вытянулись почти пер­
пендикулярно его центру, он решил нанести мощный разрезаю­
щий удар всей массой конницы своего правого крыла. В случае
успеха Тилли был бы опрокинут: он разом терял и высоты, и
батареи у Дорнатского леса. Эскадроны герцога Магнуса и
маркграфа Карла, еще раньше переведенные с левого фланга,
разворачивались у Оберейзесхайма, в то время как конница
пфальцграфа Биркенфельдского Фридриха должна была под­
крепить их атаку со стороны вагенбурга. Вскоре напротив ле­
вой оконечности баварских позиций вырос настоящий кулак
из кавалерийских полков. Грозной лавиной они взобрались на
Дорнатские высоты и обрушились на баварцев. И хотя лота­
рингцы рассеялись перед самой атакой, удар главного эшелона
был ошеломляющим. Баварские рейтары обратилась в бегство,
откатившись до моста через Неккар у Вимпфена. Пехотные тер­
ции не выдержали и стали в беспорядке отступать. Был момент,
когда, казалось, исход битвы был решен. Кордова, бросивший­
ся на помощь со своими испанцами, был смят и чудом избежал
плена, укрывшись в каре своей пехоты: позже он приписывал
спасение заступничеству св. апостола Иакова. Лишь стойкость
мушкетеров, занявших место бежавшей прислуги у брошенных
орудий, и поддержка вовремя подоспевшей испанской конницы
и немецких эскадронов Эмдена остановила этот ужасающий
натиск. Вскоре он иссяк за неимением подкреплений: маркграф
не решился покидать свой сильно укрепленный центр. Послед­
ние усилия его подчиненных вылились лишь в разрозненные
атаки. Тогда же пал храбрый Магнус: почти в одиночку, ото­
рвавшись от собственного лейб-штандарта, он ворвался в не­
приятельские ряды, где, окруженный со всех сторон, получил
несколько ран, упал с лошади и был изрублен.16

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

97

Но даже теперь, высвободив свое левое крыло, Тилли ниче­
го не мог предпринять в центре: до пяти вечера лигеры и ис­
панцы топтались перед повозками баденцев, теряя своих целы­
ми сотнями под пулями и ядрами. Внезапно раздался оглуши­
тельный взрыв: то взлетели на воздух пороховые фуры позади
вагенбурга. Пехота, его защищавшая, ударилась в панику, ре­
шив, что противник обошел с тыла. Не теряя ни минуты, Тил­
ли повел наступление со всей энергией, на которую был толь­
ко способен. Перед этим двойным ударом — нелепого случая
и ярости наступавших — протестанты не могли устоять: оба
их фланга поддались под страшным напором. Пелена пыли и
дыма ослепляла, и надежное управление отсутствовало. Вагенбург держался до последнего, защищаемый храбрецом полков­
ником Плейкхардом фон Хельмштадтом и его «белым полком».
Остатки его прикрывали отступление и последними покинули
поле битвы, породив легенду о подвиге «четырехсот горожан
Пфорцгейма». Еще четыре роты, отрезанные и запертые в Оберейзесхайме, сложили оружие.
Беглецы двумя беспорядочными потоками стекались к пе­
реправе у Беллингерской мельницы, 5000 полегло на поле боя
и в водах Неккара, еще свыше тысячи нашли смерть под беспо­
щадными клинками преследователей. Жители Бибераха, не со­
мневаясь в уготованной им судьбе, бежали с остатками армии.
Оставшиеся были почти поголовно истреблены победителями.
Все окрестности вплоть до Гейльбронна были совершенно опу­
стошены.
Маркграф, раненный в голову, умчался в Штутгарт и оттуда
в свою резиденцию в Карлсбург, надеясь предотвратить жесто­
кую месть наследственным землям. Впрочем, и Тилли, сам по­
терявший почти 3000 человек, не испытывал желания пресле­
довать врага со своими измотанными полками.
Герцог Вюртембергский Иоганн Фридрих узнал об участи
брата от того же гонца, которому было поручено передать Маг­
нусу приказ о немедленном отступлении и возвращении домой.
Письмо застало герцога уже во время начавшейся битвы: он
наотрез отказался бросать своих, посчитав это не достойным
для собственной репутации. Теперь Иоганн Фридрих просил
Тилли вернуть его тело. Командующий Лиги охотно пошел на-

I t hr ten h r y ta m
D VX
aV ^m ns пш/rs** ifj& tif n t
«MdiyniiS en m .
2\fgj?n&s jA htsfi JM urft £ $ £ j\f& rte mzn&zys?
Cmszzs enim / д ш / jszu&u^rzt zpzzd&r* tzzm? <

er

Герцог Магнус Вюртембергский в гробу. Свою храбрость в битве под
Вимпфеном он оплатил 12 ранами и стал для протестантов образцом под­
вижничества за св. Евангелие. Современная гравюра.

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

99

встречу: в письме герцогу он выказал соболезнование, отметил
стойкость покойного и храбрость протестантских войск. В ночь
на 11 мая мертвого Магнуса доставили в штутгартский замок.
На его теле насчитали 12 рубленых, колотых и огнестрельных
ран. Судьба несчастного князя окрасила в мрачные тона буду­
щее Вюртемберга: император так и не смог забыть участия его
правящей семьи в «мятежном» деле.17В 1900 г. герцогу был воз­
двигнут монумент в одном километре от Оберейзесхайма на
Лесной дороге, там, где, как считалось, нашли его тело.
Летняя кампания. Гехст (20 июня). Вимпфен перечеркнул
планы протестантских генералов на комбинированный удар,
движение северного корпуса Христиана, который лишь в ию­
не смог добраться до Майна, утратило первоначальный смысл.
Теперь, после гибели южной армии маркграфа, он мог лишь
попытаться создать давление на севере и соединиться с Мансфельдом. Христиан, такой же непостоянный и энергичный как
и его товарищ по оружию, в середине июня скорыми маршами
достиг Гехста, расположенного на берегу Майна. После отча­
янного сопротивления город был взят и разграблен, но спустя
несколько дней его войска оказались под ударом стремительно
приближавшейся армии Тилли и Кордовы. Попытка зацепить­
ся за северный берег окончилась неудачей. Зажатому железны­
ми тисками и поражаемому ядрами и пулями с обеих флангов,
Христиану пришлось в беспорядке отходить к переправам че­
рез Майн.
Гехсту суждено было стать вторым Вимпфеном — с той
лишь разницей, что поражение протестантов на сей раз стало
еще чудовищней: тысячи их погибли при переправе. Побоище
протекало почти на виду у Франкфурта, отцы которого и общи­
на страшились за свою судьбу. До лагеря Мансфельда добра­
лись лишь 4000 человек.18
Мансфельд и Христиан покидают Пфальц. Флерюс (29 ав­
густа 1622 г.). Оба генерала прекрасно понимали бесперспек­
тивность борьбы. В конце лета они попросили увольнения
с пфальцской службы, Мансфельд не скрывал от курфюрста-изгнанника реального положения вещей и не давал ему никаких
надежд. Фридриху ничего не оставалось, как расстаться со сво­
ими генералами.

100

Глава 5

Осенью, приведя в порядок и пополнив сильно расстроен­
ные войска, оба полководца направились к берегам Рейна, что­
бы оттуда пробраться в Нидерланды, принявшие их на службу.
Штатгальтер Мориц сильно рассчитывал на то, что его новые
союзники осуществят диверсию: Амброджо Спинола, этот ма­
стер осадной войны, только что блокировал Берген-оп-Зом,
важнейшую крепость голландцев на линии Бреды. Одновремен­
но движение «летучей» армии протестантов встревожило Брюс­
сель. Эрцгерцогиня Изабелла просила генералов сделать все воз­
можное, чтобы не допустить противника к главной резиденции.
Миссия возлагалась, вполне понятно, на Кордову с его
20000 валлонов и испанцев. У Мансфельда и Христиана не
оставалась выбора. Бросив обоз в 200 повозок и почти всю ар­
тиллерию, оставив позади пехоту и имея в своем распоряжении
лишь два полевых фальконета, оба устремились на север и на
рассвете 29 августа бешено атаковали Кордову при Флерюсе.
Испанцы преграждали им путь на полях, которым суждено
было увидеть еще столько кровавых битв. Христиан, несший­
ся в передних рядах, обрушился на испанцев всей мощью сво­
ей конницы. По словам Абелина, герцог был преисполнен столь
великой решимости, «будто решил либо пробиться, либо уме­
реть». Правое крыло Кордовы лишь поддалось под его таран­
ным ударом, левое было смято и отброшено. Но терции в цен­
тре стояли подобно каменной глыбе. Войска обоих генералов
лишь «обтекали» их, не желая терять времени на ближний бой.
Прорыв удался, но дорогой ценой: среди павших были лучшие
командиры — герцог Веймарский Фридрих и граф Ортенбург.
Христиану пуля раздробила левую руку, с которой ему в конце
концов пришлось распрощаться под ножом хирурга уже в Ни­
дерландах, — это была рана, ставшая причиной его смерти.
Досталось и испанцам: Кордова не решился на преследование,
потеряв не менее 2000 человек, столько же, сколько и его вра­
ги. Обе стороны приписывали победу себе: испанцы — потому
что защитили Брюссель, протестанты — потому что привели
остатки своей армии (около 5000 человек) союзникам. При их
приближении Спинола снял осаду с Берген-оп-Зома.
Борьба за крепости. Капитуляция Гейдельберга и Франкенталя (октябрь 1622—март 1623 г.). С уходом Мансфель-

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

101

да и Христиана у Фридриха остались лишь крепости. Все они
последовательно пали в течение осени, зимы и весны 1622—
1623 гг. Гейдельберг был едва ли не самым уязвимым пунктом:
средневековый город, вытянувшийся вдоль Неккара и прикры­
тый бастионами лишь с южной стороны, располагался в уще­
лье, легко становясь добычей осадной артиллерии, особенно
с высот Королевского трона — лесистой горы, нависавшей над
верхним замком. Мощные орудийные башни, прикрытые тол­
стыми стенами, которые были возведены хлопотами не одного
поколения Виттельсбахов, казалось, превращали замок в глав­
ный узел обороны. Но безмерная кичливость правящей четы
уничтожила все его преимущества: великолепный парк — Hor­
tus Palatinus, разбитый с угрожавшей стороны, своими гротами
и стенами перекрывал линию огня.
Храбрец ван дер Мервен, командир гарнизона, защищал­
ся изо всех сил. 16 сентября, как только Тилли удалось вта­
щить на Королевский трон тяжелые пушки, последовала атака
с двух сторон. Хорваты отчаянным броском вплавь перепра­
вились через Неккар с правого берега и ворвались в нижний
город, а линейные войска штурмом взяли оба западных ба­
стиона. Одновременно ядра словно град сыпались на головы
защитникам замка с Королевского трона. У ван дер Мервена
теперь не осталось ни одного шанса. Спустя двое суток в вос­
точной стене зазияли громадные бреши. Положение стало не­
выносимым. 17 сентября к нему от Тилли явился полковник
Мортень с предложением сдачи. Мервен, солдаты которого
еще держались в Новом дворце и Колокольной башне, отказал­
ся сложить оружие без разрешения своего непосредственно­
го начальника, сэра Горация де Вира, командовавшего в Ман­
гейме. Завязалась переписка. Де Вир не стал настаивать, пре­
красно понимая всю безнадежность ситуации.19 20 сентября
был подписан аккорд, позволявший Мервену с честью поки­
нуть разрушенный замок — при развернутых знаменах, с му­
зыкой и оружием. Но лигеры, озлобленные долгим сопро­
тивлением и большими потерями, уже при выходе гарнизона
из ворот напали на него, отобрав знамена и мушкеты. Тилли
пришлось личным вмешательством спасать жизнь храброго
коменданта.

102

Глава 5

Победители торжествовали. Символическим и репутаци­
онным жестом стало ограбление курфюршеской библиоте­
ки — знаменитой Палатины. Почти 3500 средневековых ману­
скриптов и огромное число печатных изданий под заботливым
присмотром итальянца Леона Алаччи, хранителя Ватиканской
библиотеки, было погружено на две сотни навьюченных мулов
и отправлено в декабре того же года через Альпы в Рим: тако­
ва была благодарность баварского герцога папе Григорию XV
за щедрую поддержку Лиги. Спустя столетия обратно вернутся
лишь немецкие рукописи.
Между тем кампания подходила к концу. Вслед за Гейдель­
бергом сдался Маннгейм. Лишь Франкенталь держался до марта
следующего года. Эту дату обычно считают окончанием перво­
го периода войны. Но военные действия не прекратились.
Мансфельд во Фрисландии. Штадлон (август 1623 г.).
Борьба на западе Империи вспыхнула вновь уже осенью. Не­
утомимый Мансфельд не желал задерживаться у своих новых
патронов в Нидерландах. С другой стороны, принцу Оранскому
все меньше выгод давало управление пестрым и плохо дисци­
плинированным контингентом новых союзников. Мансфельд
давно уже вынашивал планы обретения собственного наслед­
ства. Фридрих, еще будучи чешским королем, обещал ему гер­
цогский титул на Геннегау, быстро ставший мифическим. Те­
перь предприимчивый граф желал получить в наследство вос­
точную Фрисландию — имперскую территорию, пограничную
Нидерландам. Графа совершенно не интересовали вопросы ста­
туса и феодальных прав, его волновала лишь выгода конъюнк­
туры. Нидерланды не возражали против такого плана, втайне
желая поднять северонемецких протестантов и, хотя и с ри­
ском, получить еще один фронт на северо-востоке. Во всяком
случае, опальный граф покинул нидерландскую службу столь
же легко, как и перед тем — пфальцскую. С навербованными
полками и вместе со старым товарищем по оружию герцогом
Христианом он устремился в глубокий рейд по Фрисландии. Но
имперские чины, напуганные неожиданным вторжением, были
только рады избавиться от нового соседа.
Тем временем Христиан, вновь набравший свежие войска
в нижнесаксонском округе и собиравшийся с ними снова явить­

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

103

ся в Нидерланды, был встречен войсками Тилли под Штадлоном и совершенно разбит в августе того же года.
Конец борьбы? Условность хронологии. Кампания 1623 г.,
и особенно операции Мансфельда и Христиана, указывает на
условность хронологии: военные действия, пусть и в затухаю­
щем режиме, продолжались. На это обратил внимание Херфрид
Мюнклер в своей объемной монографии о Тридцатилетней вой­
не: между чешско-пфальцским и следующим датским перио­
дом историки оставляют совсем небольшой временной зазор,
наполненный к тому же демаршами и операциями на западных
рубежах Империи. Весьма трудно разглядеть ясное начало вто­
рого этапа.
Логика поздних современников, величавших минувшие го­
ды «пфальцской» или «богемской» войной, понятна: судили
по основным театрам и главным участникам. Более того, мы,
возможно, будем правы, предположив известную «пристраст­
ность» хронологии: окончание пфальцской кампании бросалось
в глаза прежде всего за пределами Империи. Эмигрантский
двор Фридриха, конечно же, видел падение Франкенталя и пе­
редачу титула баварцу концом больших иллюзий: потеря отчих
гнезд неизбежно становилась трагичной отметиной. Подобной
она должна была быть и в представлении многочисленных эми­
грантов и опальных дворян, спасавшихся от имперской юсти­
ции. Едва ли отличным было мнение родственников курфюр­
ста, будь то правительство штатгальтера в Гааге или Якова
Английского. Столь же понятной могла быть риторика «этапа»
и на противоположном полюсе, в окружении Фердинанда: опа­
ла главного бунтовщика свершилась, он был изолирован и вы­
брошен за рамки имперских структур. Но мнения собственно
имперских сословий, тех, которые чувствовали себя причаст­
ными к трагедии, были совершенно другими: озвучивалась тре­
вога и осознание дурных перспектив. Беспокойство прекрасно
отражалось в бесчисленных гратуляциях и «пожеланиях», при­
уроченных к личным и семейным торжествам, постоянно пуль­
сировало на страницах служебной переписки. «Возвращение
мира», «упование на мир», «пожелание мира» в «возлюблен­
ном нашем отечестве немецкой нации» — такие слова писали
под новый 1623, 1624 и 1625 г., поздравляя друг друга и родню,

104

Глава 5

столпы Империи — курфюрсты Саксонии и Бранденбурга на
севере. Того же желали родственникам и «всему отечеству»
протестантские чины, бывшие члены Унии, на юге — герцог
Вюртемберга или молодой наследник опального Георга Фри­
дриха Баденского. И те же слова звучали в письмах герцога Ба­
варского, готовившегося принять новый титул. Предчувствие и
осознание надвигающейся катастрофы — гораздо большей, не­
жели прошедшие смуты, — становились общим местом. Вздох
облегчения не вырвался из груди знати по окончании «пфальцской войны».
Промежуточный итог и изменение баланса сил. Разуме­
ется, структурные сдвиги к 1623 г. были очевидны: исчез важ­
нейший элемент «троевластия» в лице Унии. Казалось бы, ос­
лабилась напряженность на вечно неспокойном юго-западе, где
с конца минувшего века стараниями пфальцских курфюрстов
постоянно зрели всевозможные рискованные для имперско­
го мира комбинации. Покончено было, по крайней мере с точ­
ки зрения имперского права, спфальцскими Виттельсбахами
как источником нестабильности. Но сброс одной гири сразу
же усиливал противовес — Католическую лигу. Быть может,
идеальным решением для Фердинанда уже тогда могло быть
параллельное упразднение обоих институтов. Но реалии были
таковы, что победа превращала именно Лигу в ближайшего со­
юзника короны. Отныне престол обрекал себя на партнерство
с теми, к кому уже давно питал недоверие и ревность.
Максимилиан чувствовал себя одним из главных победи­
телей. В Гейдельберг прибыл его новый наместник Генрих фон
Меттерних, в землях рейнского (нижнего) Пфальца повсюду на­
чалась рекатолизация.
Фердинанд обязан был оплатить верность обещанной ин­
веститурой на верхний Пфальц. Она последовала 25 февраля
1623 г., еще до падения Франкенталя: герцог Баварский, будучи
имперским исполнителем (экзекутором) опалы, получал титул
курфюрста Империи. Верхний Пфальц с Амбергом передавал­
ся ему же в качестве имперского лена. Что касается курфюршеских доменов нижнего Пфальца, то здесь на правах опального
лена Фердинанд мог распоряжаться только лишь год и один
день с последующим наделением его имперским чином — род­

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

105

ственным и союзным. Значительная часть этих доменов была
отдана в управление католической ветви пфальцских Виттельсбахов в лице Вольфганга Нойбургского, левобережные владе­
ния перешли под контроль испанской администрации, что от­
части компенсировало отказ в передаче им эльзасского кори­
дора по условиям договора 1617 г. Владетельные перемены кос­
нулись также мятежных вассалов курфюрста Фридриха: они
отчуждались и передавались в качестве лена дворянам на им­
ператорской службе. Дробный пейзаж нижнего Пфальца предо­
ставлял большие возможности к вознаграждению.
Но было очевидно: в военном отношении Фердинанд ста­
новился еще большим заложником Лиги, чем накануне битвы
у Белой горы. Оба его генерала, столь много сделавшие в дни
чешского мятежа — Дампьер и Бюкуа, были уже в могилах: од­
ного пуля настигла в западной Венгрии в 1621 г., второй нелепо
погиб при рекогносцировке год спустя. К тому же содержание
крупных контингентов оставалось проблематичным для им­
перской казны. Кроме Тилли — послушного солдата на службе
Лиги — не было никого, кто бы мог гарантировать стремитель­
ный успех.
Регенсбургский съезд 1623 г. — зеркало раскола. Одна­
ко помимо военного имелся и еще один аспект, гораздо более
важный: тревожная реакция сословий на баварскую инвести­
туру. Она дала о себе знать уже при созыве курфюршеского
съезда в Регенсбурге осенью 1622 г., на котором, собственно, и
свершилась символическая передача лена. Практика подобных
ассамблей была вполне легитимна и прописана еще в статьях
Аугсбургского мира 1555 г. Актуальной она стала после распа­
да рейхстага, когда иных форумов общения с элитой у короны
попросту не осталось. Но в отличие от рейхстага круг пригла­
шенных регулировался самим императором, что позволяло ему
использовать съезды в качестве важнейшего проводника своего
влияния.
Императорский двор тщательно готовил сценарий перего­
воров, на съезд были приглашены все курфюрсты-католики
и протестанты: Иоганн Георг Саксонский и Георг Вильгельм
Бранденбургский, за исключением опального Пфальца и его
представителей. Помимо курфюрстов прибыли крупнейшие

106

Глава 5

имперские светские и духовные князья. Но уже в преддверии
съезда стало ясно: согласия не будет. Оба протестантских кур­
фюрста отказались явиться лично и прислали лишь уполномо­
ченных, остальные династы не прислали даже и их. Собствен­
ной персоной присутствовал лишь ландграф Гессен-Дармштадта Людвиг V. Так публично предстал решительный протест
против инвеституры и крайних действий католической партии.
Главным аргументом протестантов был следующий: импера­
тор нарушал букву закона, даруя инвеституру без санкции курфюршеской коллегии. Фердинанд вынужден был инициировать
долгие и трудные переговоры, завершившиеся компромиссом:
инвеститура даровалась Максимилиану лишь на срок его жиз­
ни, а возможность наследования детьми опального курфюрста
не исключалась. Вряд ли можно назвать процедуру такого ре­
шения отражением «абсолютистского курса» Фердинанда, как
ее представляли историки старшего поколения (Ганс Штурмбергер). Скорее наоборот, ход и итоги съезда говорили об им­
ператоре как заложнике системы: он был вынужден лавировать
между партиями, а формальное нарушение закона создавало
больше выгод для вождя Лиги, нежели для репутации короны.
Протестантская половина княжеского Олимпа не скрывала сво­
его разочарования и все более подозрительно смотрела на курс
Фердинанда.20
Гессенский вопрос. Весной 1623 г. имперский надворный
суд вынес решение в споре о так называемом марбургском на­
следстве — давнем конфликте между южным и северным Гес­
сеном вокруг принадлежности города Марбурга. Город при­
знавался собственностью властителя Гессен-Дармштадта ланд­
графа Людвига V, строгого лютеранина, подобно курфюрсту
Саксонии стоявшего на позиции имперской лояльности. Про­
игравшая сторона — ландграф Мориц V, прозванный Ученым,
кальвинист и горячий сторонник Унии, — уступая силе, отрек­
ся от престола, подобно маркграфу Баденскому, в пользу свое­
го сына Вильгельма. Но это не спасло его земли от оккупации
войсками Лиги. «Временное» правление в них до 1625 г. осу­
ществлял сам победитель — Людвиг V. Так помимо северо-за­
пада Лига получила опорный пункт в центральной Германии и
вместе с тем — еще одну семью непримиримых врагов: годы

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

107

спустя наследники Морица пополнили ряды радикальной оппо­
зиции и стали опасной занозой.
Осенняя кампания 1623 г. против Христиана эти тревоги
лишь усилила: битва под Штадлоном позволила Тилли выдви­
нуть свои войска далеко на север, вплоть до границ нижне­
саксонского округа. Разумеется, говорилось о необходимости
поддержания «земского мира» и пресечения аналогичных де­
маршей бунтовщиков в будущем. Но местные протестантские
общины и князья не питали иллюзий: гибель Унии лишала
их единственного вооруженного защитника, а возможные на­
силия, направленные на рекатолизацию, были лишь вопросом
времени. Оба шага императора — и дарование инвеституры
Максимилиану, и передислокация войск Лиги — формировали
почву для дальнейшей эскалации. Намерения и необходимость
сплетались здесь воедино, подталкивая Лигу и католиков-радикалов к экспансии.
Умонастроения протестантской знати. Победа католиков
не означала полного слома Аугсбургской системы. Но она сдви­
гала пирамиду власти в пользу одной партии и глубже раска­
лывала элиту. Владетельное дворянство смотрело на поражение
единоверцев типичным корпоративным взглядом: не как на до­
садную неудачу частной смуты, а как на ущемление статуса и
исконных прав всего дворянства. Весьма показательными здесь
стали отклики на гибель герцога Магнуса под Вимпфеном. Бо­
гатый актовый материал государственного архива Штутгарта
содержит внушительное число соболезнований и траурных па­
негириков, пришедших со всех концов Германии, — случай, яв­
но нежелательный для противной стороны. До той поры кровь
наследников и близких родственников княжеской элиты еще
не проливалась. Вимпфен стал роковой чертой. Фердинанд
и Максимилиан наверняка много бы дали за то, чтобы герцог
вернулся домой живым и невредимым. Гневом и скорбью ды­
шали строки соболезнований. Княжеская консистория скорбела
и писала, что герцог, лишившись жизни в бою с баварским вой­
ском и выказав рыцарскую и героическую стать, стал по Бо­
жьей воле примером для всего герцогства и великого дела за­
щиты истинной христианской веры в эти тяжелые и опасные
времена.21 В том же духе выражались «прелаты и сословия»

108

Глава 5

Вюртемберга, прося Бога отвратить беду в столь опасные вре­
мена, поддержать герцогство при долгом мире, веря, что Го­
сподь Всемогущий на Судном дне восставит рыцарски и герой­
ски павшего герцога, пример которого будет всему герцогству
достоин.22 Бургомистры городов, прося государя принять их
соболезнования, взывали к Всевышнему, дабы тот при столь
опасных временах и продолжающейся войне спас «общее оте­
чество германской нации» от окончательного падения. Но еще
точнее выражали сочувствие коллеги по сословию. Маркграф
Бранденбург-Ансбахский Иоахим Эрнст лавиной клиширован­
ных речевых оборотов выказывал убежденность, что покой­
ный стяжал «особливую репутацию, аффекцию и бессмертную
славу героической, княжеской отвагой и стойкостью во имя
возлюбленного отечества, его свободы (libertet) и на потребу
веры».23 Ему вторил и его родственник маркграф Христиан: по­
койный надолго останется в памяти его семейства в силу «геро­
ического, мужественного, стойкого немецкого духа, каковой он
явил в сии столь опасные времена для нашего возлюбленного
отечества».24 Пфальцграф Иоганн говорил о том, сколь много
потеряло с гибелью Магнуса «евангелическое дело», и — вновь
отсылка к «нынешним печальным временам» и событиям!
Потерпевшая сторона ясно апеллировала к своему статусу,
к тому, что являлось системной частью всей имперской органи­
зации: герцог Магнус пал за «немецкое отечество» и его свобо­
ду. С победой католической партии невозможно смириться, ибо
она нарушает вековой порядок. Побежденные не чувствовали
себя проигравшими. Они проиграли лишь кампанию, но их ве­
ру в справедливость дела сломить было нельзя. Возможности
к согласию оставалось все меньше.
III. Датская война и кульминация успехов
императора и Лиги
Христиан IV Датский. Итак, в разгроме Унии никто не ви­
дел окончания смут: ни престол и Лига, ни побежденные сосло­
вия, ни столпы империи — курфюрсты, мечтавшие о стабиль­
ности. Слишком много узлов оказалось не распутано к 1623 г.

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

109

Особенно тяжелым виделось протестантам положение дел
на севере Германии. Хотя Максимилиан и запретил Тилли пе­
ресекать границы округа при преследовании разбитых войск
Христиана Брауншвейгского, было ясно, что защищать тамош­
них протестантов в случае нового давления некому.
Все большую заинтересованность в делах единоверцев стал
проявлять и самый могущественный сосед на севере — дат­
ский король Христиан IV (1577— 1649). И на то были веские
причины. По голштинским владениям Дания считалась ленницей Империи: еще с конца XV в. земли между Фленсбургом
и Килем признавались за северной короной. Ее представители
имели право посещать рейхстаг, а официальном языком дело­
производства в Копенгагене был немецкий. Король, безуслов­
но, принадлежал к поколению государей-конфессоров — в том
смысле, что он не видел настоящее и будущее своей страны
вне устоев Лютеровой веры. Перед нами типичный портрет
почти ровесника Фердинанда И, герцога Максимилиана, кур­
фюрста пфальцского или соседа по Скандинавии — Густава
Адольфа Шведского. Апокалиптические иллюзии, столь свой­
ственные эпохе, были присущи и ему, равно как и мессианское
сознание. Христиан неплохо разбирался в военном деле, торо­
пился возводить крепости, укреплял флот — свое любимое
детище — и видел себя ключевой фигурой Северной Европы,
готовой изменить ход истории. Дания располагалась в цен­
тре его конфессионального макрокосма. Реализация интере­
сов измерялась у него династическими рамками: король давно
уже мечтал заполучить для своих детей епископства Ферден и
Оснабрюк. Соборный капитул Оснабрюка, однако, под давле­
нием лигеров избрал епископом Эйтеля Фридриха Гогенцоллерна из католической ветви знаменитой семьи. Сын короля
Фридрих мог рассчитывать лишь на должность коадъютора,
т. е. помощника епископа при отправлении правительственных
функций. Император промолчал, что давало повод говорить
о том, что престол намерен решительно прервать традицию
смотреть сквозь пальцы на секуляризованные после 1552 г. епи­
скопства. Раздосадованный король пока еще не видел в этом
повода к вооруженному вмешательству, но охотно поддержи­
вал деньгами войска «неистового гальберштадтца», пока тот

11о

Глава 5

состоял на службе нижнесаксонского округа. Уход последнего
открыл дверь для прямых переговоров с сословиями округа,
тем более что в декабре 1624 г. пост главы округа стал вакант­
ным: его покинул престарелый герцог Люнебургский из дома
Вельфов.25
Европейский аспект: Франция, Англия, Нидерланды.
Впрочем, возросшее участие Дании указывало лишь на один
источник эскалации. Другой находился за западными рубежа­
ми Империи — во Франции, Англии и Нидерландах. Все три
державы по разным причинам проявляли свою заинтересован­
ность в поддержке протестантского дела после кончины Унии.
Правительство Людовика XIII постепенно избавлялось от на­
следия «испанской дружбы», пропагандируемой в первые го­
ды после гибели Генриха IV. Епископ Люсонский кардинал Ри­
шелье, прибравший к рукам управление страной, все последо­
вательней убеждал короля в пагубности тесной дружбы с Ма­
дридом. Победы испанского оружия на берегах Рейна и жела­
ние нового государя, Филиппа IV, наконец взять реванш в вой­
не с Нидерландами рисковали обернуться для французской ко­
роны «испанским галстуком», затянутым на всех границах и
обрекавшим Париж на роль младшего сателлита. Ришелье все
больше хлопотал о поддержании сопротивления католическо­
му блоку в землях Империи. Островная Англия, не желавшая
открыто вмешиваться в борьбу с Мадридом, также отчетливо
понимала перспективу в случае триумфа католического блока.
Брак дочери покойного французского короля Генриетты Ма­
рии с наследником короны Стюартов Карлом Уэльским в 1625 г.
скреплял стратегическую линию. Кроме того, и Яков I, а затем
и Карл I старались поддерживать своих пфальцских родствен­
ников в изгнании. Еще более очевидным была заинтересован­
ность Нидерландов: вопреки возобновившейся войне они под­
держивали деньгами и людьми вооруженное сопротивление
протестантских сословий на своих восточных границах. Стра­
тегический замысел здесь был прост: утверждение войск Лиги
в Вестфалии и восточной Фрисландии означало глубокий охват
границ по всему северо-востоку с угрозой прямого удара. На­
конец, Нидерланды считали себя вправе посредничать и даже
подталкивать к решительным действиям северные державы:

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

111

почти 70 % товаров на Балтике перевозилось на голландских
судах.26
Толчок со стороны побежденных: Мансфельд. Но суще­
ствовал еще один фактор: энергичная деятельность опальных
князей. Изгнанная за пределы Империи элита прилагала неве­
роятные усилия к созданию коалиции. Именно здесь мы встре­
чаем прямое и опасное для короны следствие раскола. Веду­
щую роль, помимо курфюрста-беглеца, тут играл Петр Эрнст
граф Мансфельд. Историк Вальтер Крюссманн обстоятельно
показал его историю в 1623—1625 гг. Мы далеки, конечно, от
того, чтобы вслед за Крюссманном говорить о деятельности
Мансфельда как первопричине нового витка войны, но такая
кипучая деятельность с головой выдавала «немецкий корень»
ее продолжения.
Летом 1623 г. опальный граф получил заманчивое предло­
жение от Лиги перейти к ней службу. Уже даже планировался
театр будущих военных действий: юг и французская граница.
Но недостаток средств у католиков лишил переговоры вся­
кого смысла. Мансфельд вновь оказался в Нидерландах, от­
туда перебрался в Англию и Францию, в Кале и Париж, завел
новые переговоры с главной надеждой радикалов-протестантов на востоке — Бетленом Габором и повсюду убеждал в не­
обходимости действенной помощи ему, курфюрсту Фридриху
и единоверцам в северной Германии. То была настоящая ди­
пломатия одного человека, незаурядного во всем — в дни вой­
ны и в дни мира. Не случайно Лига и император с таким при­
стальным вниманием отслеживали все действия Мансфельда
и эмигрантов: его имя постоянно упоминалось на страницах
официальной переписки тех лет. Приходилось дорого платить
за использование сословных нормативов лишь к выгоде одной
партии.
Христиан IV и нижнесаксонский округ. Разрыв с Ферди­
нандом. Весной 1625 г. король Дании уже готов был вмешаться.
Действовать приходилось, впрочем, с оглядкой на тылы: отно­
шения с Швецией, этой могущественной соседкой, оставля­
ли желать лучшего. Долгая борьба за перераспределение сфер
влияния на Балтике завершилась хрупким перемирием, тем бо­
лее что молодой шведский король сам был ангажирован не-

112

Глава 5

мецкими обстоятельствами. Трудные переговоры со Стокголь­
мом в 1624 г. завершились общим согласием признать границы
между Готландом и Борнхольмом. И лишь война с Польшей, на
тот момент — главное дело Густава Адольфа, мешала ему за­
нять более жесткую позицию. Взяв в 1621 г. Ригу и закрепив
за собой Лифляндию, шведы с трудом продвигались в запад­
ной Пруссии. Как бы то ни было, Стокгольм предпочел не обо­
стрять отношения.
В марте 1625 г. Христиан IV согласился принять главенство
над нижнесаксонским округом Империи и сословия провозгла­
сили его протектором. Этому событию предшествовал своего
рода конфессиональный манифест: 6 марта король издал эдикт,
запрещавший католический культ в его державе. Католическое
исповедание отныне влекло за собой уголовное преследование.
Принятие протектората означало открытый разрыв: согласно
имперскому праву главой судебного округа не мог избираться
иностранный суверен. Сословия же, его избравшие, считались
нарушителями «земского мира». Фердинанд немедленно призвал
подданных к борьбе с попирателем закона его державы и объ­
явил сословия округа бунтовщиками. В свою очередь для вме­
шательства имелся предлог и у короля: войска Тилли оккупи­
ровали Зигский округ, бывший тогда в залоге датской короны.
Как это часто бывает, прецеденты накладывались один на дру­
гой, образуя трагическую цепочку, открывшую путь к войне.
Обширная территория военных действий, увеличившаяся
впоследствии в разы, изначально неизмеримо большая, чем во
времена битвы за Пфальц, формировала и иной, гораздо боль­
ший круг проблем. Многое зависело здесь от согласованных
действий Дании, ее немецких и нидерландских союзников,
равно как и от координации генералов Лиги. Обстоятельства
подготовки и ход операций исчерпывающе изложены в круп­
ном исследовании Юлиуса Опеля, в котором автор опирался на
внушительный корпус архивных документов.27 На успех могла
рассчитывать лишь та сторона, которая обладала бы не только
солидной военно-финансовой базой, но и способностью консо­
лидировать очень сложные структуры сословного мира. Фер­
динанд прекрасно понимал это. К тому же особенности воен­
ной организации исключали молниеносное развитие кампании.

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

113

Начало военных действий здесь в чем-то напоминало первые
месяцы богемской войны: требовалось время на подготовку
главного удара, особенно в силу необычайной растянутости
коммуникаций. Во многом это объясняет осторожность короля,
ограничившегося на первых порах лишь занятием Гамельна и
Нинбурга. Его правой рукой был генерал Иоганн Филипп Фукс
фон Бимбах — человек осторожный, предпочитавший оборону
порывистому наступлению. Совершенно иными были его не­
мецкие союзники: и Иоганн Эрнст, старший из веймарских бра­
тьев, командовавший немецкой конницей у короля, и Христи­
ан Брауншвейгский, готовившийся покинуть Нидерланды со
свежими силами, и тем более Мансфельд, делавший ставку на
быструю маневренную борьбу, исход которой определялся бы
одним-двумя решающими ударами. Так, почти весь 1625 г. про­
шел в осадах и незначительных «шахматных ходах». Датский
король боялся со своими 17 000 мушкетов и сабель двигаться
в глубь Империи. Тилли, в свою очередь, с 16 000 в июле пере­
шел границы округа у Гекстра, но не решался искать быстрой
встречи.
Гаагский альянс. Слабость внешнего фактора. Внешняя
конъюнктура тем временем мало содействовала протестантско­
му делу. Испанцы весьма удачно оперировали в южных Нидер­
ландах, где в июле в их руки перешла Бреда — ключ к север­
ному Брабанту. Легенда приписывает ее сдаче скорую кончину
самого штатгальтера: Мориц Оранский скончался спустя не­
сколько месяцев от удара. Дела принял его старший сын Фри­
дрих Генрих, столь же опытный в военном деле, что и отец.
Помощь немецким союзникам становилась для голландцев
тем актуальней, чем хуже шли дела на военном театре. Нако­
нец в декабре в Гааге формально был обнародован договор трех
держав — Нидерландов, Англии и Дании — о совместной борь­
бе, получивший название Гаагского альянса. В преамбуле гово­
рилось, что он направлен на защиту немецких протестантов во
имя «немецкой свободы» против тирании папистов. Император
не упоминался, но было понятно, что здесь подразумевалось
кардинальное исправление той ситуации, в которой империя
оказалась после начала его царствования. Самым щекотли­
вым оставался денежный вопрос: король Дании рассчитывал

114

Глава 5

на финансирование своих операций. Договорились об оплате
30 000 единиц пехоты и конницы на 1626 г.28
Но союз оказался значимым лишь на бумаге. Недостаток
внутреннего согласия совершенно исключал эффективное вза­
имодействие. Нидерланды тратили все свои силы на южном
фронте. Они мало чем уже могли помочь союзникам в Герма­
нии. На Францию полагаться не приходилось: мятеж принцев
во главе с Роганом и Субизом очень скоро заставил Ришелье
сосредоточиться на внутренних проблемах. Англия, решившая
помочь французским гугенотам, все меньше желала рисковать
большой немецкой игрой. К началу 1626 г. датский король мог
рассчитывать лишь на помощь немецких союзников.
Наконец, и это самое главное, расклад сил в самой Импе­
рии оставался весьма неблагоприятным для успеха общего де­
ла. Император мог вполне положиться на партию умеренных:
курфюрст Саксонии, сперва резко критиковавший оккупацию
северонемецких земель войсками Лиги, теперь, после вмеша­
тельства короля, изменил свое мнение. Тем более, что импе­
ратор недвусмысленно давал понять: речь не идет о репресси­
ях по причине веры. Для Иоганна Георга датский король был
иноземцем-завоевателем, и он призывал и своих подданных,
и всех коллег по сословию поддержать общеимперское дело.
Курфюрст Бранденбурга, сам кальвинист и родственник (через
супругу) шведского короля, был бы не прочь поддержать со­
противление, но этой поддержкой он боялся навлечь беду на
собственные земли. И уж совсем нечего говорить о ландграфе
Людвиге Гессен-Дармштадтском, только что получившем обе­
щанное «марбургское наследство» и шедшем всецело в фарва­
тере имперской политики.
Фердинанд, таким образом, располагал опорными пунктами
во всех регионах. Кроме того, нужно понимать: многие из про­
тестовавших против насилия Лиги были не меньше напуганы
грабительскими рейдами Мансфельда и Христиана Браунш­
вейгского. Повальные реквизиции, бесцеремонное обращение
с администрацией и владетельными семьями в 1622— 1623 гг.
оставляли недобрую память и раздражали единоверцев не мень­
ше, чем Лига, войска которой, по крайней мере, пытались кон­
тролировать их старшие начальники. Фердинанд и Максими­

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

115

лиан, во всяком случае, могли не бояться вооруженного со­
противления со стороны молчаливого большинства. У короны
оказался в целом прочный тыл.
Казалось, группа радикалов, поддержавших вторжение, бы­
ла изолирована на имперском поле. Ее костяк образовывали
несколько именитых родов, среди которых выделялись братья
герцоги Веймарские из семьи тюрингских Веттинов. Ландграф
Мориц Гессенский остерегался вмешательства, хотя его сын
Филипп с готовностью предложил свою шпагу королевской ар­
мии. Но гораздо охотнее дело Христиана поддержало дворян­
ство средней руки, преимущественно из западных и централь­
ных немецких земель.
Ход войны по-прежнему предрешался немецкими и импер­
скими обстоятельствами. Теперь она становилась «немецкой»
даже в большем смысле, нежели за пять лет до того. Европей­
ские дворы могли в лучшем случае подкреплять оппозицию, но
решать за немецкие сословия, как обустроить собственный дом,
они не имели возможности.
Вопрос императорской армии. И все же Фердинанд опа­
сался будущего. Он все яснее осознавал необходимость до­
полнительной опоры, и, вероятно, не только в контексте борь­
бы с протестантами. Со дня белогорской победы он оставался
в военном отношении заложником Лиги: у Максимилиана под
рукой находилась лучшая армия с лучшим командованием за
последний век. Войска же, набранные императором, были мало­
численны, распылены на венгерском театре войны с Бетленом
Габора и самое главное — нуждались в регулярном финанси­
ровании, которого не было. Конфискация имущества богемских
мятежников не дала престолу средств в нужном объеме — во­
преки частому заблуждению историков. На исходе 1624 г. стало
ясно, что денег не хватит даже на оплату зимне-весенней кам­
пании. Решено было сократить численный состав полков. Во­
прос о реорганизации сил плавно вытекал из логики событий.
Он не превращался в самостоятельную реформу, как в государ­
ствах Нового времени, и не имел предварительного институци­
онного осмысления.
Часто в популярной литературе говорится об имперской ар­
мии, которую «создал» Валленштейн, — и это тезис, глубоко

116

Глава 5

неверный. Имперская армия как таковая была узаконена реше­
ниями рейхстагов и их предшественников задолго до Тридца­
тилетней войны. Уже с позднего Средневековья существовали
квоты для воинских контингентов от отдельных сословий на
случай возникновения «имперской войны», т. е. решения во­
евать именем императора и Империи. Так было в XVI в. и в на­
чале следующего — в дни «долгой турецкой войны». Специ­
альные уложения весьма подробно описывали механизм содер­
жания и управления войсками, находившимися, как правило,
под началом одного из близких родственников государя в долж­
ности генерал-лейтенанта.
Однако условия текущей войны исключали взимание квот,
так же как и сословный консенсус на ее формирование: при не­
работавшем рейхстаге и остром кризисе, когда единственным
важным совещательным органом оставался лишь съезд кур­
фюрстов. Пропаганда борьбы с внешней угрозой, нарушителями
«земского мира» едва ли могла принести здесь желанные плоды.
Необходимо было создавать «свою» армию по новому образцу,
с поправкой на конъюнктуру. Заслуги Валленштейна заключа­
лись не в создании принципиально нового института, а в эффек­
тивном приспособлении старой практики к реалиям 1625 г.
Валленштейн. Об Альбрехте Эусебии Венцеле фон Вал­
ленштейне (1583—1634) написано чрезвычайно много: по при­
знанию знатоков, на начало XX в. ему было посвящено моно­
графий, статей и очерков больше, нежели другим героям
Тридцатилетней войны, включая Ришелье и Густава Адольфа.
И подавляющее большинство историков волновал один вопрос:
насколько обвинения в его «измене» престолу в 1630— 1634 гг.
соответствовали действительности. Иными словами, замышлял
ли некогда полковник на службе моравских сословий заговор
против Габсбургов на решающем отрезке войны? И если да, то
каковы были его цели и как они соотносились с судьбами Гер­
мании и Европы? Историков привлекали взлет и стремительное
падение, а по сути — лишь четыре последних года его жизни.
Вопрос об «измене» превратился в «валленштейновский во­
прос» — как его изложил Йозеф Полишенский еще в 1971 г. Ге­
нералиссимус словно чудом возник на исходе чешской войны и
метеором промчался по небосклону имперской истории.

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

117

Такова была логика исторической мысли, унаследованная
от «классического историзма», от Леопольда фон Ранке и Дройзена-старшего: знаменитости прошлого могли существовать
лишь во имя будущего, во имя национального государства, это­
го идола философии XIX в. Спор о Валленштейне между не­
мецкими и чешскими историками, между «малогерманским»
и «великогерманским» направлениями носил идеологический
окрас. Способен ли был генералиссимус приблизить счастли­
вые часы рождения национального единства — с Австрией
или без либо только в границах чешских земель? И ради это­
го низвергнуть правящий дом и водворить мир в истерзанной
Империи?29
Лишь в конце XX в. обозначился разрыв: Голо Манн и
Хельмут Дивальд в своих биографиях разглядели в герое дав­
но минувших дней детство и юность, мир, его окружавший, и
вывели Валленштейна из круговерти «политики» и «государ­
ственной целесообразности».30 Обозревая страсти по Валлен­
штейну, легко убедиться: посмертная история человека всегда
история идей, ее породивших. Валленштейн прижизненный
сменился бесчисленным рядом Валленштейнов посмертных.
В 1625 г. офицеру шел сорок второй год. Позади были пре­
вратности судьбы, два брака и большой успех. Взирая на пер­
вую половину его жизни, можно легко прийти к заключению:
она совершенно тривиальна. Все с ним случившееся вполне
подходило под нормы эпохи. Отпрыск именитых родителей:
Вальдштейны (именно так звучала его фамилия, Валленштей­
ном он стал себя называть не ранее 1614 г.) состояли в родстве
с не менее известными Смержицкими и Жеротинами. Они при­
надлежали к верхушке сословий и обладали обширным клано­
вым ландшафтом на севере страны и в Моравии. Семья была
«своей» для чешской знати, и ребенок должен был стать «сво­
им» для нее же. Рано потеряв родителей, Альбрехт воспиты­
вался в двуязычной среде у богатых родственников, посещал
знаменитый протестантский университет в Альтдорфе и позже,
по-видимому, побывал в Италии. В начале нового века молодой
человек уже состоял на придворной службе сперва в Тироле,
а затем в Праге в окружении Габсбургов. Там он прошел путь
от пажа до камергера императорского двора. Одновременно

A lb er t u s dei gratia d u x f r id l a n d i a s a c r &
С А 5 А Я Е Х MA J E S T A T I S C O N S I L I A R I U S B E t t i C U S .
CA M ERA RIUS, SU PR E M U S
COLONELLUS
2 Ш І О І К M ItITIJE G E N E R A L IS .

PRAGENSJS,

Щ Ш

Один из немногих прижизненных портретов Валленштейна, ок. 1625—
1628 гг. Гравюра Хендрика Хондиуса.

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

119

вершилась и военная карьера, начатая на театрах турецкой вой­
ны. Протекция родни, связи, честолюбие и удачный брак —
классический механизм восхождения в сословном мире. Здесь
не было ничего удивительного. На войне, впрочем, он сформи­
ровал свои предпочтения: стал мастером кавалерийского дела,
высоко ценил и тогда и позже конницу и даже написал устав
конной службы в 1616 г. Кавалерия стала для него любимым
родом войск. Единственный из всех старших офицеров морав­
ских сословий он остался верен Габсбургам в 1618 г., обратил на
себя внимание молодого государя и отличился в битве под Заблатом, впервые опробовав мощь кавалерийской атаки.
По окончании чешской войны над ним, как и над многи­
ми его сослуживцами, пролился дождь наград. Он приобрел
огромный комплекс поместий, принадлежавших родственни­
кам матери Смержицким, вокруг Гитшина, в 1623 г. получил
титул имперского князя и развернул кипучую деятельность,
спекулируя на чеканке монет и продаже конфискованных поме­
стий знати. Второй брак с дочерью имперского надворного со­
ветника Карла фон Гарраха открыл ему путь ко двору Ферди­
нанда. Идеальная комбинация личных заслуг и прирожденного
статуса! Будучи человеком сословного мира, он мечтал об этом.
Парадокс, но война раскрывала таланты в общем ничем не при­
мечательных людей. Вполне возможно, с таким же успехом
к императору обратился бы через посредников и иной предста­
витель его клиентелы. Но у Валленштейна оказались весьма
влиятельные заступники, а его организационный дар был неза­
уряден.
Создание новой армии. В начале 1625 г. Валленштейн
предложил через своих друзей — Гарраха и любимца Фер­
динанда графа Ульриха фон Эггенберга — выставить на свой
счет 25 000 мушкетов и сабель. Фердинанд размышлял не­
сколько месяцев и в апреле наконец назначил Валленштейна
ответственным за создание войска и его командующим. Вал­
ленштейн обязался за несколько месяцев сформировать и обе­
спечить 14 полков, с последующей компенсацией за счет каз­
ны. Главным условием было содержание новой армии за счет
земель, отданных под квартиры, не исключая наследственных.
Максимилиан, как глава Лиги, не мог разделять оптимизм

120

Глава 5

престола: конкуренция с его собственным детищем была ему
явно не по нраву. Но он не протестовал.
Было ли назначение Валленштейна в 1625 г. причиной его
последующего падения? Мы должны понимать: мир людей той
эпохи был заключен в рамки норм и этики сословного общества.
Любое движение оценивалось по шкале репутации, доверия и
чести. Фердинанд впитал с молоком матери представления о ка­
толической монархии. Для него матрица окружающего мира
была незыблемой, ее следовало только всемерно поддерживать.
Потому он никогда не любил резких движений и привык опи­
раться лишь на лиц, полностью соответствующих его идеалу
стабильности и верности. Валленштейн подходил под эти кри­
терии идеально: его карьера и служба были обычными. Именно
эта обычность позволила Фердинанду в решающую минуту вы­
делить его. К тому времени авторитет государя был на высоте,
счастье ему улыбалось. Знаком признания стал рескрипт импе­
ратора, появившийся почти одновремнно с назначением Вал­
ленштейна и возводивший его в князья Священной империи.
Но именно этот жест стал причиной раздражения: новояв­
ленный князь занял место среди старинной элиты. По статусу
Максимилиан стал ровней Валленштейну — с поправкой лишь
на курфюршеский титул. Разумеется, это удивляло и раздра­
жало многих. Считается даже, что первая критика раздалась
уже в 1623 г., когда поместья Валленштейна вокруг Гитшина и
Фридланда обрели герцогские регалии. Таков парадокс старой
Европы: император возвысил своего протеже, следуя логике тра­
диции, а старинная знать выказала недовольство, также следуя
традиции. Две нормированные точки зрения оказались в кон­
фликте! Примеров подобного можно сыскать множество: про­
тивостояние фракций «новых» и «старых» наблюдалось повсю­
ду при больших и малых дворах Европы. Здесь не было ничего
удивительного. Трагедия заключалось в том, что эта конфрон­
тация возникла в разгар тяжелой войны и подле престола. Сме­
ем предположить: отчуждение Валленштейна от элиты нача­
лось с 1623—1625 гг. и оно же в конце концов приведет к траги­
ческому финалу 1634 г. Миф же заговора так и остался мифом.
С конца весны поместья нового командующего стали напо­
минать бурлящий котел: на мануфактурах и пороховых мель-

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

121

иицах шилось военное платье, выделывалась амуниция и по­
рох. На заводах в Рудных горах ковалось оружие, пистоли,
мушкеты, отливались новые пушки. Валленштейн не жалел ни
людей, ни средств. Его финансист, опытный голландец (проте­
стант!) Ганс де Витте, направлял денежные потоки, его адми­
нистрация во главе с Альбрехтом фон Венгерски надежно кон­
тролировала производство.
И новый командующий не подвел: к концу лета требуемое
число полков уже заканчивали трехмесячную муштру в лаге­
рях. На их знаменах гордо реяли алые андреевские кресты и
имперские орлы. Фердинанд отныне располагал внушительной
армией почти в 50 000 мушкетов и палашей, не с кем не делясь
властью над ней.
Валленштейн и Тилли. Подготовка кампании. Осенью
Валленштейн встретился с Тилли близ Нинбурга. Оба прекрас­
но знали друг друга еще со времен турецкой войны и питали
к друг к другу вполне коллегиальные чувства. Тилли будет од­
ним из немногих военных, кто не примет участия в травле Вал­
ленштейна после 1630 г.
Решено было перенести центр тяжести операции в нижнюю
Саксонию и постараться фланговым давлением принудить ко­
роля отойти за линию Эльбы. Но Мансфельд разгадал замысел
врагов. Он убедил короля разделить силы: Христиан должен
был готовиться к наступлению на юг в сторону Гессена, сам же
он собирался кружным путем с северо-востока охватить импер­
скую группировку и нависнуть над наследственными землями.
Лишь в последний момент Валленштейн успел предупредить
этот дерзкий маневр. Вперед был выслан корпус Альтрингера
с задачей укрепиться на переправах через Эльбу при Дессау и
во что бы то ни стало не допустить прорыва Мансфельда.
Расчет оказался верным. Датский король не решился на
крупное наступление весной, лишь собирая вокруг себя под­
крепления, спешившие из Ютландии. Генерал Фукс отговари­
вал короля от поспешных решений. Тилли получил возмож­
ность маневрировать без риска быть отрезанным от тылов.
На востоке: Дессауский мост (26 апреля). В начале апре­
ля Мансфельд появился в землях курфюрста Бранденбургско­
го. Как всегда, неистовый бастард делал ставку на быстроту и

122

Глава 5

мощь первого удара. Целью был Дессауский мост. Его взятие
разрезало бы всю восточную линию императорских войск. Зная
об отчаянном положении Альтрингера, Валленштейн снялся со
своих квартир в Ашерслебене и скорым маршем устремился на
восток.
Альтрингер тем временем успел хорошо подготовиться
к встрече: мост и шанцы перед ним превратились в настоящую
крепость, — говоря военным языком, это был один из первых
образцовых «тет-де-пон» Нового времени. Внутри укрылись
два полка конницы и пехоты под защитой 86 пушек. Мансфельд, не желая и слушать о переправах южнее Дессау, никем
не охраняемых, всеми силами атаковал предмостные редуты.
Концентрированный огонь артиллерии из шанцев и вылазка
пехоты отбросили его на исходное положение. Тем временем
14 апреля появился наконец Валленштейн с главными силами.
Но упрямый Мансфельд не хотел отступать. Он начал гене­
ральный штурм 25 апреля. Валленштейн обрушил на штурму­
ющих ураганный огонь своих батарей, расположенных на за­
падном берегу, а в лоб бросил полки Альтрингера, выведенные
из шанцев. Истребляемая ядрами и пулями, сыпавшимися со
всех сторон, пехота Мансфельда остановилась в ожидании под­
креплений. Но тотчас же ей во фланг ударила тяжелая конница
Шлика, накануне потихоньку переведенная по мосту и укрыв­
шаяся в лесочке позади протестантских боевых порядков. То
был кинжальный удар: протестанты, смешавшись, начали от­
ступление. Спустя час оно превратилось в повальное бегство.
Победа императорской армии была полной. Хорваты преследо­
вали и рубили бегущих вплоть до окрестностей Цербста. Четы­
ре тысячи протестантских солдат остались лежать на поле боя,
еще полторы тысячи попали в плен. Валленштейн не без гор­
дости писал в Вену о своей первой крупной победе. Здесь же
полководец первый раз показал свой излюбленный прием: ис­
пользование в деле крупных масс конницы.31
Силезия, Трансильвания, Далмация. Завершение вос­
точной кампании. Полагая успех переломным, Валленштейн
захотел вернуться на западный театр. В те дни он беспокоил­
ся за Тилли, рисковавшего попасть под удар значительно более
превосходивших по численности королевских войск. Но в Вене

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

123

считали иначе: там хорошо помнили, как всякий раз рассеива­
емые войска протестантов спустя месяц возрождались как фе­
никс из пепла. И действительно, уже к концу мая Мансфельд
располагал все теми же двадцатью тысячами, с которыми начал
свой штурм дессауских переправ.
Правы оказались обе стороны: король все же решился вы­
ступить на юг, и в первые летние месяцы Тилли пришлось не­
легко. Валленштейн же, следуя настоятельным рекомендаци­
ям надворного военного совета, вынужден был последовать за
Мансфельдом сперва в Бранденбург, а оттуда в Силезию, успев,
однако, перебросить на помощь Тилли несколько полков. За ме­
сяц этой удивительной погони генерала за генералом, нигде не
задерживаясь на долгие привалы, войска Валленштейна пре­
одолели почти 800 км! Имперский командующий был щедро
вознагражден за титанические труды: Мансфельд так и не смог
закрепиться на границах с Трансильванией и побудить Бетлена Габора продолжить борьбу. Вождь тамошних протестантов,
сам исчерпав средства и силы, решился пойти на мир с импе­
ратором. Он был заключен в Никольсбурге, на берегах Дуная,
осенью того же года. Императору наконец удалось обезопасить
свои восточные рубежи.
С горсткой командиров и солдат мятежный граф решился
пробираться в Далмацию, к владениям Венеции, рассчитывая
поднять правительство дожа против Габсбургов. Но телесные
силы оказались на исходе: надломленный постоянными похо­
дами, истощенный кипучей деятельностью еще нестарый граф
пал жертвой удара близ деревеньки Раковиц поблизости от
Сараево. Но даже смертную минуту он превратил в последнее
доказательство своего титула и статуса: слуги облачили его в
доспехи и вручили меч, на который тот опирался до последнего
вздоха.
На западе: Луттер (27 августа 1626 г.). Между тем датский
король так и не решился на глубокий рейд в Гессен. Он боялся
оторваться от Вольфенбюттеля, зная о подходе вспомогатель­
ных войск Валленштейна и не имея данных об их численности.
Действительно, 20 августа тридцать два эскадрона Дефура
и пехотные полки Сербони и Коллоредо присоединились к ли­
терам близ Геттингена. Обретя наконец уверенность, Тилли

124

Глава 5

перешел в наступление. Дефур со своей конницей 25 августа
напал на датский арьергард близ Штауффенбурга, нанес урон
в 600 человек и отнял две пушки. Король, чтобы избавиться от
наседавшего противника, вынужден был развернуться на юг и
принять генеральное сражение. Оно разыгралось на огромной
равнине между Зальцгиттером иЛуттером-на-Баренберге.
Как и прежде, колоссальная интуиция, верный расчет и
умение управлять подчиненными оказались у командующего
Лиги на высоте. Утром 27 августа обе армии разделял боло­
тистый ручей Найль. На высотах вдоль его восточного берега
тремя линиями выстроились королевские войска с батареями
позади моста. Первой линией командовал генерал Фукс, вто­
рой — сам король, резервами — рейнграф Отто Людвиг. Столь
глубоко эшелонированный порядок можно было объяснить
лишь боязнью короля за свои тылы и мнимого подхода Валлен­
штейна. Он обещал успешную оборону, но оставлял почти не­
прикрытыми оба фланга.
Как только Тилли увидел развертывание королевских войск
и понял, что исход битвы следует искать на флангах, он неза­
медлительно послал Дефура с тремя полками тяжелой конницы
по дороге к Лангельсхайму в обход датского фронта. Сам же он
возглавил правое крыло напротив моста через Найль и сосредо­
точил почти все валленштейновские полки (Коллоредо и Сербони) на левом. Дабы дать время Дефуру, он приказал открыть
канонаду из всех орудий центральной батареи и только около
11 часов повел атаку правым крылом. Вперед была брошена
пехота Райнака под прикрытием нескольких конных полков.
Лигеры перешли ручей по мосту и вброд, но попали под убий­
ственный огонь датских пушек и были отброшены предводи­
тельствовавшим здесь Фуксом. Тот успел дождаться подкрепле­
ний из второй линии и бросился в контратаку. Лигеры не вы­
держали свирепого напора и стали отходить. Полки Шенберга,
Кронберга и Шмидта рассеялись. Одновременно в центре пехо­
та Лохаузена, Линдсдау и Моргенса Кааса, одушевленная успе­
хом товарищей, с громкими криками «За веру и отечество!»
перешла ручей и с горячей энергией, столь свойственной ново­
бранцам, стала теснить неприятеля. Казалось, еще немного —
и катастрофа станет неизбежной. Наступила решающая ми­

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

125

нута сражения. Тилли ввел в дело главный резерв — тяжелую
вюрцбургскую кавалерию и сам бросился в гущу отступавших.
С трудом, «со слезами на глазах» и личным примером, он оста­
новил отход.
Датчанам между тем не удалось овладеть батареей, прикры­
вавшей правый фланг и центр лигеров: пушкари здесь действо­
вали выше всяких похвал, они отказались отступать и стреляли
до последнего. Вместо того чтобы на ходу перестроиться в глу­
бокие квадраты, офицеры и солдаты королевской армии, не об­
ладавшие большим военным опытом, упрямо старались под­
держивать обычную линию, что лишало их эффекта таранного
удара. Наступление быстро выдохлось. Вскоре смертельные
раны получил храбрец, «одноглазый франконец» Фукс. Теперь
весь левый фланг королевской армии дрогнул и подался назад.
Христиан, правда, мог еще надеяться взять верх на противо­
положном конце: эскадронам графа Зольмса и юного Филип­
па Гессенского удалось там продавить неприятельские ряды.
Но очень быстро они попали под ружейный огонь хорватов и
драгун, укрытых на опушке леса, были атакованы в лоб Коллоредо и Сербони, загнаны в топкую низину и почти совершен­
но уничтожены. Зольмс нашел здесь свою геройскую смерть,
в плен попал и ландграф Филипп. Король уже думал ввести
в дело резерв третьей линии, как вдруг пронесся слух о подходе
Валленштейна. Но то был не генералиссимус, ушедший в пого­
ню за Мансфельдом, а эскадроны Дефура, принятые датчанами
за главные силы императорской армии и теперь завершившие
свой обходный маневр. С удвоенной энергией они бросились на
уже расстроенный левый фланг королевской армии.
Теперь Христиана оставило его мужество. Боясь окружения,
он решился очистить поле боя. Организованное отступление
быстро превратилось в повальное бегство. С трудом, под защи­
той трех сотен дворян лейбштандарта, потеряв почти всех сво­
их слуг, включая шталмейстера Роткирха, король выбрался из
чудовищного хаоса и бежал в Гамельн. Две тысячи датчан, от­
резанных от главного войска, были загнаны в замок Луттер и
сложили оружие.
Ярость лигеров не знала предела: в битве и при преследо­
вании было изрублено почти две тысячи солдат королевской

126

Глава 5

армии. Застрелен был и несчастный принц Гессенский, по­
павший в плен и отказавшийся дать выкуп. Спустя день в Науене, куда его отвезли, скончался герой Фукс. Перед смертью
он завещал похоронить себя в том же месте, где он пал. Стела
в память о нем до сих пор виднеется близ шоссе на Вольфенбютель.
Вину за свое поражение, помимо очевидного тактического
мастерства Тилли, Христиан должен был бы приписать соб­
ственным ошибкам: слишком компактное построение лишало
его свободы маневра, а постоянный страх за свои тылы, вы­
званный скверной разведкой, убивал решительность и настой­
чивость в атаке. Тем не менее король предпочел возложить всю
ответственность на несчастного Фукса, предупреждавшего Хри­
стиана, между прочим, о риске вступать в бой.
Как бы то ни было, поражение короля, столь сокрушитель­
ное, не оставляло ему никакой возможности удерживаться на
территории округа. К концу года он оставил линию Эльбы и
поспешил в Ютландию, чтобы там собрать свежие силы на слу­
чай вторжения.32
Свидание в Бруке-на-Лейте. Валленштейн — генералис­
симус. Триумф имперского оружия превращал Фердинанда и
Лигу в хозяев, по сути, всей северной Германии. Победоносное
начало нуждалось в блистательном завершении. Оно состоя­
лось под занавес кампании осенью 1626 г. В Бруке-на-Лейте,
в замке, принадлежавшем Гаррахам, 25—26 ноября с участием
трех лиц обсуждались знаменитые статьи, объявлявшие Вал­
ленштейна верховным главнокомандующим всеми силами ко­
роны с весьма большими полномочиями. Рядом с Валленштей­
ном сидел его тесть. Брукская капитуляция — одно из самых
таинственных событий для историков, поскольку никаких офи­
циальных актов от нее не дошло. Единственное подробное до­
несение принадлежало секретарю Гарраха капуцину Валериано
Маньи, свидетелю переговоров. Но текст его, насквозь пропи­
танный ненавистью к виновнику побед, исключительно при­
страстен. Трактовать условия соглашения под его пером можно
лишь от обратного. Тем более, что целый ряд пассажей, касав­
шихся Лиги, едва ли вообще мог звучать в присутствии озна- (
ченных лиц.

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

127

Император сохранял высшее командование над армией:
здесь не было ничего нового в сравнении с предшествовавши­
ми уложениями. Валленштейну отходили все функции его за­
местителя на правах «генерала-капо». Он имел право назначать
генералов с согласия короны, руководить оперативным плани­
рованием и надзирать за содержанием армии на всей террито­
рии Империи. Сама армия содержалась по месту дислокации за
счет сословий, но за пределами наследственных земель. Прояс­
нялось и сосуществование ее с армией Лиги. Формально Тилли
оставался самостоятельным лицом, подотчетным Максимили­
ану. Но в оперативном отношении он обязан был подчиняться
Валленштейну.
По сути, речь шла лишь об уточнении и некотором расши­
рении полномочий 1625 г. Но Валленштейн прекрасно понимал:
его триумф означал и триумф императора. Высочайшее согла­
сие санкционировать Брукские статьи лишь говорило о полной
удовлетворенности престола. Лига лишалась главного аргумен­
та — военного лидерства. Гневный пафос капуцина определен­
но выдавал антилигистскую направленность свидания 1626 г.:
будто бы статьи обязывали главнокомандующего и его армию
стать грозой всей Империи и Европы.33 Никаких конкурентов
со стороны сословий!
Для императора Брукская конференция была свидетель­
ством вершины его военного могущества, для Валленштей­
на — блестящей возможностью легитимировать свои позиции
среди знати.
Окончание датской кампании и Любекский мир. 1627 г.
должен был закрепить перелом года предшествовавшего. Со­
единившись, оба полководца очистили Голштинию от остатков
датских и немецких протестантских войск, развернулись в гор­
ловине Ютландии и вторглись в глубь полуострова. Ключевые
крепости на линии Шлезвига быстро перешли в руки импера­
торских войск. Христиан вынужден был покинуть материк и
спасаться на островах: единственной силой, оставшейся у него,
был флот. С ним он мог отсидеться на Фюне и Зеландии, но ед­
ва ли имел возможность высадиться в Ютландии. Еще никог­
да самая могущественная скандинавская держава не была так
близка к полной военной катастрофе. Безысходность вызвала

128

Глава 5

раздоры в окружении короля: датчане и их немецкие союзники
сваливали друг на друга вину за неудачи. Один за другим став­
ку покидали немецкие князья, ветераны походов Мансфельда и
«неистового гальберштадтца». Среди них был молодой герцог
Веймарский Бернгард, у которого за минувшие три года война
унесла жизни троих братьев.
Слабая надежда возлагалась на прибрежные ганзейские
города, крепости и флот которых могли приостановить побед­
ное шествие имперского знамени. Действительно, один из них,
Штральзунд, отказался принимать войска Валленштейна, был
блокирован, причем дважды с успехом отбил штурмовые ко­
лонны Альтрингера. Христиан спешил на помощь Штральзунду, послав туда полковника Голька с гарнизоном, но более се­
рьезную поддержку горожане получили от шведского короля,
наладившего настоящий морской мост с осажденным городом:
со шведских судов поставляли хлеб, порох и оружие.
Распад Гаагского альянса означал, что Дания более не полу­
чит ничего из обещанного союзниками. Павший духом король
вынужден был пойти на мир. Валленштейн советовал импера­
тору не унижать побежденных слишком суровыми условиями:
закрепление на балтийских водах служило ему главным ориен­
тиром. Но венский двор и не горел желанием ставить на колени
скандинавского государя. В мае 1629 г., после предварительного
согласования с командующими и дипломатами, в Любеке был
заключен мир, мало что менявший в предвоенном положении:
король лишь отказался от притязаний на епископства север­
ной Германии и должен был выплачивать солидную контри­
буцию.
Валленштейн и Балтика. Герцог Фридландский, став хо­
зяином побережья вплоть до передней Померании, предлагал
организовать строительство боевого флота, способного вме­
шаться в борьбу за Балтику или, по крайней мере, прикрыть
немецкое побережье от возможных рецидивов скандинавской
экспансии. Вена не возражала, к тому же в контроле на Балтике
была заинтересована Испания, предлагавшая императору и ган­
зейским городам совместный пакт, позволивший бы нейтрали­
зовать голландцев в акватории Балтики. Горячим сторонником
проекта был имперский посол Георг Людвиг фон Шварценберг.

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

129

Поддержать проект уговаривали и Польшу: гавань Данцига
служила бы прекрасной опорной точкой базирования.
Тем не менее ганзейские города не торопились открывать
свои кошельки: съезд их уполномоченных в марте 1628 г. не дал
никаких определенных обещаний. Строительство же наличны­
ми силами ограничивалось лишь верфями Висмара, требовало
внушительных расходов и шло гораздо медленнее, нежели раз­
вертывание сухопутных сил. К началу 1629 г. со стапелей со­
шло лишь девять относительно крупных судов, среди которых
числилась одна галера и два фрегата. С ними и думать не при­
ходилось о серьезных операциях, к тому же шведская эскадра
заблаговременно взяла под контроль выходы из висмарской
бухты. Валленштейн и Вена все больше убеждались в мифич­
ности замысла. Стать участником борьбы за Балтику для Импе­
рии на тот момент было совершенно непосильной задачей. Ини­
циатива угасла и сошла на нет после отставки главнокоманду­
ющего в 1630 г.34
Так закончился еще один период борьбы, который историк
Юлиус Отто Опель счел нужным именовать более точно как
«нижнесаксонско-датский». Он настолько плавно вырос из пре­
дыдущего, что, по сути, представлял цикл операций и событий,
замешанных на фундаменте 1622— 1624 гг. без явного времен­
ного разрыва. Природа же его, как и прежде, коренилась в нере­
шенных проблемах Германии и Империи, и именовать его «ев­
ропейской войной» столь же несправедливо, как и возлагать на
Данию роль главного участника. Дружественные протестант­
ские державы и Франция оказались настолько связаны соб­
ственными проблемами, что, по сути, устранились от участия
с начала 1626 г. Немецкий театр оставался главным, равно как
решающим было и противостояние имперских протестантских
сил имперским католическим: король никогда бы не решился
на выступление, если бы не располагал гарантиями поддержки
сильной армии немецких союзников. Говорить об окончатель­
ном превращении войны в европейскую здесь столь же нелепо,
как величать русскую Смуту, случившуюся десятилетием ра­
нее, европейской войной. Соглашаясь с европейской формули­
ровкой, историк расписывается в нежелании исследовать корни
трагедии, ее немецкую почву. Легче и удобнее связать воедино

130

Глава 5

нити уже известных дипломатических связей, чем отправиться
в архивы и исследовать истоки трагедии на уровне отдельных
династий, регионов и общин.
Итоги кампании. Валленштейн — генералиссимус и гер­
цог Мекленбургский. Имперская пирамида сдвинулась вновь.
Во-первых, было покончено с новой открытой оппозицией и
решительно укрепились материальные основания короны. Воз­
никла новая императорская армия, но не появилось принципи­
ально нового института — детище Валленштейна не противо­
речило имперскому праву. Зато усилилась ее функциональная
мощь. «Троевластие» с Унией, сменившееся в 1623 г. «двоевла­
стием» с Лигой, обнаружило перспективы исчезнуть совершен­
но, будучи замененным авторитетом династии.
Во-вторых, вновь менялся баланс на вершине: когорта
опальных князей пополнилась, и весьма существенно. Кульми­
нацией здесь стало лишение земель герцогов Мекленбургских
в 1627 г. за участие в войне на стороне датского короля. Кнут
имперской немилости становился все беспощадней. Но он же
расчищал путь новым протеже. Вслед за объявлением опалы
над Адольфом Фридрихом Мекленбург-Шверинским и Иоган­
ном Альбрехтом Мекленбург-Гюстровским 19 января 1628 г.
1 февраля того же года последовал указ о даровании меклен­
бургских ленов Валленштейну. Владения опальных герцогов,
хотя и поддержавших союз нижнесаксонских сословий с дат­
ским королем, но не воевавших на его стороне, отходили к но­
воиспеченному генералу. То был настоящий переворот: никогда
прежде Фердинанд не решался на столь смелые шаги, даже да­
руя инвеституру Максимилиану и исключая разве что перета­
совку в наследственных землях. Новоявленный герцог 21 апре­
ля был назначен верховным главнокомандующим вооруженны­
ми силами Империи.35
Наконец, в-третьих, влияние престола достигло небывало­
го размаха. Пространственно оно охватило северные регионы
и балтийское герцогство. Планы строительства военного флота
словно бы символизировали масштабы. Еще никогда с XIV в.
германские императоры собственным оружием не диктовали
свою волю северней Эльбы! Армия Валленштейна выступала
не только реальной силой, но и инструментом власти короны,

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

131

ее зримой регалией. Не случайно современники, пораженные ее
успехами, столь многословно обсуждали их в сотнях памфле­
тов, брошюр и листовок. И не случайно современные истори­
ки считают прорыв к Балтике шансом на интеграцию северной
Германии с имперскими структурами — последним и самым
зримым до 1806 г.36
Если посмотреть на указанные сдвиги как на продолжение
начатого в 1621 г. курса, то перед нами предстает цельная и яс­
ная картина: корона отважилась не только на демонтаж послед­
них прибежищ радикальной оппозиции, но и на взлом всего
предшествовавшего баланса сил на уровне элиты. Полномочия
Валленштейна и его реальная военная сила символизировали
не только триумф над внешним врагом и смутьянами внутри:
они дидактично подносили союзникам по Лиге мысль о реши­
тельном главенстве престола относительно всего спектра про­
блем, касавшихся будущего. «Двоевластия» с Лигой более не
существовало. Максимилиан, получив курфюршеский титул
и часть пфальцского наследства, должен был быть удовлетво­
рен своей ролью верного вассала, и не более. Имперская армия
явно доминировала над силами Лиги. По сути, весной 1629 г.
получила определенное завершение «программа» перестройки
Империи.
Абсолютизм императора? Была ли программа «асбсолютистской»? И не намеревался ли престол стать «абсолютной
властью»? Вопрос этот, часто задаваемый сегодня, имеет свои
корни и свои особенности. Возник он уже у современников,
преимущественно протестантских публицистов, как часть про­
пагандистской кампании, направленной против мадридских и
венских Габсбургов, а после 1618 г. персонально против Фер­
динанда. Он имел давнюю историю, восходившую еще к се­
редине минувшего века, ко дням Шмалькальденской войны
1546— 1547 гг. Если дело немецких протестантских князей ви­
делось защитой «немецкой свободы» и «немецкого отечества»
как прирожденных сословных прав, над которыми не властен
император — первый среди равных и лишь гарант этих свобод
(что прекрасно отразилось в приведенных откликах на смерть
Магнуса Вюртембергского), — то как раз позиция короны объ­
являлась прямо противоположной. Она нарушала старинные

132

Глава 5

привилегии сословий, что было равнозначно акту тирании: им­
ператор, долженствовавший защищать подданных, напротив,
ущемляет их права. Так писали богемские публицисты в 1618—
1620 гг., так писали пфальцские авторы на службе эмигрантско­
го правительства после 1621 г. Акт тирании приравнивался ими
к стремлению установить absolutum dominium, т. е. абсолютное
тираническое правление. Миф тирании, конечно, инспириро­
вался усилиями главным образом кальвинистов, среди которых
тираноборческие мотивы были заметны уже с конца XVI в. Но
схожую позицию занимали и радикалы из лютеранского лаге­
ря. Так, например, знаменитый двухтомный труд советника
герцогов Веймарских Фридриха Хортледера, изданный в 1618—
1619 гг. и собравший исключительно важный корпус докумен­
тов по истории Шмалькальденской войны, призван был пока­
зать две концепции конфликта: то, как тиранические амбиции
короны привели к кровавой драме. Ответ католической сторо­
ны пестрил контробвинениями в мятеже и публичным отказом
от всего, что могло бы констатировать наличие подобных ам­
биций. Публицисты, духовники сильных мира сего Максими­
лиана и Фердинанда — Адам Концен (1571— 1635) и Вильгельм
Ламормен (1570— 1648) — хвалили своих патронов за верность
старой Церкви и христианским принципам правления, бичева­
ли «макиавеллизм» и встречно обвиняли протестантов в злых
умыслах относительно высшей власти.37
Подобный дискурс перекочевал в труды «малогерманских»
историков и их оппонентов уже в XIX в., и только ближе к се­
редине XX в. он лишился эмоционального окраса. Метафизиче­
ская картина абсолютизма как типа государственного устрой­
ства распалась на структурный анализ отдельных парадигм.
Она нашла выражение в известных работах Ганса Штурмбергера и Хайнера Хаана.38 Историки пытались увидеть характер­
ные и нетипичные черты «имперского абсолютизма» на первых
этапах Тридцатилетней войны, сравнивая их с классическими
образцами во Франции и Испании. Главная уязвимость их по­
стулатов заключалась в изначально заданной модели «европей­
ского абсолютизма», выступавшего бесспорным мерилом для
политики Фердинанда II. Главному герою — императору —
навязывались представления и даже «программы», которые

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

133

никогда, ни в письменном, ни в устном виде, он не озвучивал.
Не говоря уже о том, что сама католическая традиция всегда
публично отвергала принципы «абсолютистского правления»
именно как тиранические. Речь, очевидно, идет о другом: о мак­
симально выгодном для престола использовании динамики
военных лет. Подавив мятеж в Богемии, Фердинанд последо­
вательно покончил с источником вооруженной оппозиции уже
в Империи, разрушив Унию, а затем, отражая вторжение ино­
земного суверена, — с еще одним ее гнездом на севере, заод­
но подчинив своему диктату и Лигу. Структурные сдвиги, об­
условленные подобным курсом, не были безупречны с точки
зрения традиционного имперского права: Фердинанд обходил­
ся без расширенных ассамблей сословий, без рейхстага, огра­
ничиваясь встречами на курфюршеских коллегиях и сессия­
ми надворного совета. Но прецеденты в истории уже имелись,
к тому же официально престол в основных неоднозначных пун­
ктах, как, например, в инвеституре Максимилиана, готов был
идти на определенный компромисс, а армия Валленштейна тео­
ретически соответствовала положениям, существовавшим и до
1625 г. Здесь не было принципиально новой программы, было,
скорее, желание реализовать основные властные полномочия во
имя авторитета и реальной силы короны.
Эдикт о реституции (март 1629 г.): крушение иллюзий
и начало нового кризиса. Собственно, под подобным углом
зрения следует рассматривать и рождение знаменитого эдик­
та о реституции духовных владений, последовавшего в мар­
те 1629 г. Согласно ему в лоно старой Церкви возвращались ее
владения, секуляризованные протестантскими властями после
1552 г. Речь шла о девяти епископствах и архиепископствах и
свыше пятисот монастырях, разбросанных преимущество по
землям Франконии, Швабии и нижней Саксонии. Решение, ка­
залось, беспрецедентное по смелости. Однако оно вполне впи­
сывалось в линию аутентичного решения церковных проблем,
заявленную католической партией еще на сессиях последних
рейхстагов. Фердинанд осуществлял то, что соответствовало
букве Аугсбургского мира, и формально здесь не было ника­
ких противоречий. Легитимность эдикта хорошо отражалась
в его структуре: первая его часть весьма подробно толкова-

134

Глава 5

ла аугсбургские решения и вытекавшие из них обязанности
для протестантов. Их несоблюдение объявлялось во второй
части причиной нынешнего решения короны. Эдикт должен
был быть осуществлен на местах на уровне судебных округов
под присмотром специально назначенных имперских эмисса­
ров. Войска императора, по сути, становились гарантами его
исполнения.39
С точки зрения соблюдения компромисса с союзниками по­
явление эдикта казалось вполне логичным: если дарование ме­
кленбургских ленов Фридландцу до крайности раздражало и
протестантские, вполне нейтральные, сословия и Лигу, то воз­
вращение церковного имущества должно было удовлетворить
интересы последней. Планы реставрации уже обсуждались ли­
терами на съездах 1627—1628 гг. Рим, Мадрид и католические
радикалы торжествовали: Мартин Бекан и Концен славослови­
ли указ как воплощение справедливой воли венценосца и тор­
жество божественного права. Таким образом, все три акта —
опала герцогов, инвеститура Валленштейна и реституционный
эдикт — образовывали единую линию, укрепляющую позиции
короны по отношению к сословиям. Их вряд ли можно разде­
лять структурно, все они мыслились единым блоком.
Но именно настойчивость и последовательность Фердинан­
да столь же неизменно подтачивали его позиции. Острая кри­
тика последовала одновременно с двух сторон: и от Лиги, и от
протестантских князей, до той поры хранивших лояльность.
Во-первых, все больше разочаровывала очередная вереница
опал. Именно в этом пункте интересы и протестантской и като­
лической элиты вполне совпадали: несогласованные репрессии
создавали опасные прецеденты и разрушали вековой баланс
на вершинах иерархии за счет появления «новичков» — таких
выдвиженцев, как Валленштейн. Герцог Фридландский одним
росчерком пера становился не только на один уровень с элитой
по статусу имперского князя, он превращался в могуществен­
ного территориального династа, соперничать с которым по объ­
ему ленных держаний теперь могли разве что курфюрсты. Его
откровенно третировали и опасались лишь его военной мести.
«Этот Фридландец» — обращение, за глаза пущенное в обо­
рот как вождями Лиги, так и протестантскими лидерами. Кро­

От Праги до Регенсбурга: 1618—1630 гг.

135

ме того, продолжавшаяся война влекла за собой новые жертвы
в рядах князей: гибель Филиппа Гессенского, графа Зольмса,
смерть на чужбине Иоганна Эрнста, одного из несчастных бра­
тьев — герцогов Веймарских, не говоря уже о многочисленных
отпрысках мелких имперских и земских дворянских родов,
вызывали озлобление и готовность использовать любой под­
ходящий момент для нового выступления. Внешне приведен­
ный к смирению силой оружия блок протестантских семейств
южной и западной Германии по-прежнему оставался идейным
оппонентом курса Габсбургов. В то же время лидеры евангели­
ческого сообщества, и прежде всего курфюрст Саксонии, воз­
мущались слишком жесткой, беспощадной решительностью
Фердинанда. Возможности для маневра у группы лояльных
протестантских сословий все больше сужались.
Во-вторых, опасались непосредственно имперской мощи.
Армия Валленштейна — почти 100 000 человек — за относи­
тельно короткое время добилась невероятного успеха, по пра­
ву считалась одной из лучших в Европе: войска Лиги, при всех
талантах Тилли и младших командиров, вряд ли могли конку­
рировать с ними как по численности, так и по боевому каче­
ству. Кто мог противостоять этой армии, решись Фердинанд
на новые насилия? И кроме того, кормилась она исключитель­
но за счет занятых ею областей, т. е. за счет имперских сосло­
вий. Здесь негативные оценки католиков и протестантов вновь
совпали.
Наконец, в-третьих, эдикт о реституции означал в глазах
протестантских лидеров и до той поры нейтралов сигнал к ко­
ренной перестройке всего религиозного компромисса. Если
Фердинанд решился применить на практике аутентичное тол­
кование Аугсбургского мира, то что могло помешать ему, рас­
полагая победоносной армией Валленштейна, пересмотреть
и другие статьи в недалеком будущем? Правда, эдикт не рас­
пространялся на саксонские епископства Майссен, Наумбург
и Цайц, признавая их собственностью курфюршеской семьи.
Но подобная уступка явно не мешала Иоганну Георгу видеть
мрачное будущее. Еще печальней обстояли дела у его южно­
немецких единоверцев: при исполнении эдикта герцог Вюр­
тембергский должен был лишиться едва ли не половины своих

136

Глава 5

владений, ибо скроены они были из земель, секуляризованных
еще в XVI в. у трех десятков монастырей, которые теперь под­
лежали реституции. Столь же катастрофичным выглядело по­
ложение маркграфов Баденских. Можно было и не вспоминать
имперские города, давно уже прибравшие к рукам имущество
местных конвентов и монастырей. Более того, назначая новых
администраторов из числа князей Церкви, Фердинанд явно
протежировал родне: самая крупная епископия на севере, архи­
епископство Магдебург, была отдана его брату эрцгерцогу Лео­
польду Вильгельму.
Росли обиды и неудовольствие княжеских домов. К раско­
лу элит теперь добавилось их общее противодействие короне.
Причем протестантская половина, до крайности стесненная,
была загнана в угол действием эдикта. Находясь в отчаянном
положении, даже умеренные среди лютеранских князей потен­
циально могли использовать любую возможность для защиты.
Фердинанд и его советники, воодушевленные успехом, не смог­
ли или не желали останавливаться.40 Так сохранялся импульс
к продолжению «имперско-немецкой» войны. И вмешатель­
ство Швеции, как и прежде Дании, ничего не меняло в ее при­
роде — с той лишь разницей, что теперь структурные сдвиги
предопределяли ее крайне ожесточенный характер.

Глава 6
ОТ РЕГЕНСБУРГА ДО ПРАГИ: 1630—1635 гг.
Съезд в Регенсбурге и перелом. В июле 1630 г. на остров
Узедом, близ Пенемюнде, почти в виду померанского побере­
жья высадились 15 000 человек шведского войска. Ими пред­
водительствовал сам король — энергичный Густав Адольф,
только что подписавший перемирие с Польшей. Обычно эту да­
ту считают началом «шведского» периода. Но мы видим: почва
для продолжения трагедии уже была подготовлена собственно
имперской конъюнктурой. Потому следует обратиться к точке
отсчета нового кризиса, находившейся далеко от балтийских
берегов, — к древней столице Баварии Регенсбургу. Она обо­
значилась почти одновременно с появлением «северного льва»
и никак не была с ним связана.
Фердинанд вновь, как и после 1622 г., шел по пути полу­
чения наибольших выгод. Он мечтал укрепить свой авторитет
признанием со стороны курфюрстов за старшим сыном прав
римского короля, т. е. практически наследования престола vi­
vente imperatore (при живом императоре). Кроме того, Вене бы­
ло важно согласовать компромисс на итальянских рубежах Им­
перии, где в 1628 г. развернулась ожесточенная борьба между
претендентами на выморочный мантуанский лен, и тут были
замешаны интересы Испании и Франции. Новый съезд князей
собрался в Регенсбурге — городе, который потихоньку превра­
щался в неофициальную столицу имперских ассамблей. Во­
просы, вынесенные на обсуждение, не могли быть связаны со
шведским вмешательством. Они лишь логично вытекали из но­
вой имперской конъюнктуры.
Съезд открылся 3 июля 1630 г. прочтением имперской «пре­
позиции» и завершился лишь в ноябре. Уже в его преддверии

138

Глава 6

чувствовалось: схватка предстоит нешуточная и во многом
решающая для интересов короны. Почти с первых дней со­
бравшимся чинам пришлось обсуждать также внешние дела:
шведский король высадился на Узедом спустя три дня после
начала съезда. Кроме того, ввиду продолжавшейся Мантуанской войны на съезде весьма представительно выглядела фран­
цузская миссия. Но явились и уполномоченные итальянских
княжеств, папский представитель. Вообще, съезд может счи­
таться самым многочисленным перед Вестфальским конгрес­
сом 1645— 1648 гг.: почти 1500 лиц, так или иначе причастных
к переговорам, собрались тогда на берегах Дуная. Впрочем,
подчеркнем еще раз: комплекс внутренних проблем явно доми­
нировал.
Критический настрой курфюрстов был очевиден: лиде­
ры протестантского крыла, Иоганн Георг Саксонский и Георг
Вильгельм Бранденбургский, вместо себя послали уполномо­
ченных, и это был явный признак охлаждения их отношений
с короной. Максимилиан Баварский был полон решимости
низвергнуть Фридландца, духовные курфюрсты, особенно из
Трира и Кельна, напоминали о необходимости одобрения ин­
веституры Валленштейна всей коллегией. Было ясно: избрание
наследника увязывается с вопросом Валленштейна в первую
очередь и с реституционным эдиктом — во вторую. На им­
перских уполномоченных обрушилась лавина жалоб: герцог
Фридландский, чьи заслуги, конечно же, признавались, видел­
ся главным виновником печального состояния всей Империи,
финансового разорения и бедности подданных. Предлагалось
сократить армию, упразднить практику реквизиций и вернуть­
ся к военным уложениям предшественников — императора
Матфея и Рудольфа. В согласии с ними армией Империи дол­
жен был руководить либо родственник государя, либо один из
курфюрстов. Командование предлагалось курфюрсту Баварии.
Представители императора и он сам долго тянули с ответом.
Они предпочитали выжидать и присматриваться, насколько
прочен фронт оппозиции. Но иллюзии таяли с каждым днем.
Наконец в августе Фердинанд пошел на попятную: он согла­
сился пожертвовать своим генералиссимусом и реорганизовать
главную свою боевую опору.1

От Регенсбурга до Праги: 1630—1635 гг.

139

Валленштейн узнал о своей отставке в Меммингене, где бы­
ла расположена его штаб-квартира. Он принял ее совершенно
бесстрастно и в сопровождении пышного эскорта из 3000 лиц
как настоящий триумфатор отправился на отдых в родные бо­
гемские поместья. Там ему суждено было коротать дни до ро­
ковых зимних месяцев 1631—1632 гг.2 Имперскую «армаду» ре­
шено было сократить больше чем наполовину, переподчинить
ее Тилли и таким образом восстановить мощь Лиги. Но, при­
неся в жертву своего протеже, Фердинанд ничего не добился
в отношении наследника: курфюрсты отложили его избрание
до лучших времен. То же касалось и эдикта о реституции: про­
тестантам удалось добиться его замораживания на четыре года
не без поддержки — правда, не явной — католических визави:
курфюрст Баварии хорошо осознавал авторитет Саксонии для
протестантских сословий и готов был, особенно в условиях на­
чавшегося шведского вторжения и нестабильности в Италии, не
перегибать палку.
Конечно же, съезд в Регенсбурге можно считать победой
курфюрстов: впервые с 1618 г. перевес, и перевес ощутимый,
оказался на стороне сословий. Для Фердинанда съезд стал очень
тяжелым тактическим и стратегическим поражением. Ради на­
следования престола сыном последовательно было принесено
в жертву все, включая эдикт, лучшую армию и ее генерала. Все
оказалось напрасным! «Двоевластие» с Лигой восстанавлива­
лось, структурный сдвиг сместился в обратную сторону.
Обрела ли Германия и Империя тем самым шанс на завер­
шение войны? Кажется, в отличие от 1623 г., в этот период не
было столь плавного перехода на следующую стадию кризиса.
Не было в те летние месяцы и открытых центров сопротивле­
ния, исключая разве что ганзейский город Штральзунд, кото­
рым еще в 1627 г. напрасно пытался овладеть Валленштейн и
который по очереди получал военную помощь от Дании и Шве­
ции. Состоялся пусть и хрупкий, но компромисс. Но можно
смело утверждать: шведский успех последующих месяцев ни­
когда бы не обрел столь впечатляющего размаха без готовности
к возобновлению борьбы. Путь складывания новой оппозиции
оказался нелегким и долгим, но его прошли и союзные шведам
сословия, и сам король.

140

Глава 6

Мантуанское наследство (1627—1631 гг.). Часто войну за
Мантуанское наследство считают частью Тридцатилетней вой­
ны. Рождение мифа здесь столь же обязано национальным чув­
ствам историков, что и появление ее так называемого смолен­
ского этапа с подачи Б. Ф. Поршнева: еще в 1926 г. итальянский
историк Ромоло Квацца впервые обозначил итальянским перио­
дом войны ход борьбы за северную Италию с 1627 г.3
Бесспорно, сам конфликт можно считать продолжением
большой европейской политики, проводимой и Францией, и
Испанией, и Империей, коль скоро речь зашла о ее ленах. Всетаки Империя была наследницей Штауфенов и уже с конца
XV в. испытывала тягу к «неогибеллинизму»: Габсбурги мечта­
ли о возрождении своего влияния в Ломбардии и Милане. К то­
му же спор разгорелся вокруг весьма болезненного разграниче­
ния испанских и собственно имперских зон влияния: уступать
ни испанским родственникам, ни Бурбонам в Вене не желали.
В Париже, напротив, отдохнув от взятия Ла-Рошели, напрягали
все усилия к разрыву габсбургского полукольца. Когда в 1627 г.
скончался еще молодой Винченцо II Гонзага (1594— 1627), по­
следний из знаменитой династии властителей маркграфства
Мантуя, Фердинанд поторопился объявить его наследство вы­
морочным леном и даровал его герцогу Савойскому Карлу Эм­
мануилу (1562—1630), еще одному леннику на северо-западе
Италии, тяготившемуся перспективой французского патрона­
жа, хотя и поддержавшему в свое время протестантскую пар­
тию в Империи. Но тотчас руку за наследством протянул Карл
(1580— 1637), владевший герцогствами Невер и Ретель, супруг
племянницы покойного герцога и ставленник Парижа. Спорные
владения распадались на две части: на западную, с центром
в Мантуе, и восточную, ютившуюся в отрогах Пьемонтских
Альп, где опорной точкой служила цитадель Казале. По совету
испанских дипломатов Фердинанд поначалу не пытался наот­
рез отказать герцогу Неверскому в инвеституре: он хотел лишь
выиграть время и ввести в управление секвестром имперских
комиссаров. Тем не менее Невер вступил в Мантую, потребо­
вал присяги сословий и сильно укрепился на западе в землях
Монферрато, где его гарнизон занял сильнейшую цитадель
Казале. Более того, по совету Ришелье он начал переговоры

От Регенсбурга до Праги: 1630—1635 гг.

141

с герцогом Савойским, надеясь самостоятельно договорить­
ся о разделе. Терпение Фердинанда лопнуло. Подталкиваемый
собственной супругой, сестрой покойного герцога, он распоря­
дился направить в Италию войска. Валленштейн до последнего
пытался отговорить своего августейшего патрона. Он указы­
вал — и справедливо — на негативный европейский резонанс
и неготовность вести войну на юге, когда только что закончи­
лась кампания на севере. Он и без того был вынужден помо­
гать испанцам, оказавшимся в трудном положении, когда вой­
ска Штатов вновь блокировали Берген-оп-Зом, да еще послать
15 000 вспомогательного корпуса польскому королю, скованно­
му шведским наступлением в западной Пруссии. Но Фердинанд
был непреклонен. Четырнадцать тысяч пехотинцев и конников
отправились в Милан во главе с графом Колальто и Матфеем
Галласом. Почти одновременно в начале 1629 г. в Монферрато
вступили французы, предводительствуемые самим Ришелье.
Они заняли Казале, развязав, таким образом, Неверу руки на
востоке в схватке за Мантую.
Впрочем у Колальто и Галласа сил оказалось больше, хо­
тя чума беспощадно выкашивала ряды как осажденных, так и
осаждающих. В июле 1630 г. герцог Неверский еще держался
в цитадели, но союзные венецианцы так и не смогли пробить­
ся на выручку. 18 числа он пошел на переговоры и сдал жемчу­
жину восточной Ломбардии. Немедленно вслед за тем начался
дикий грабеж. Имперские генералы, не стесняясь, хозяйничали
в старой резиденции, вывозя несметные сокровища древней ди­
настии. Итальянцы горько оплакивали катастрофу. Для них она
была сродни разгрому Рима при Карле V — Sacco di Mantua.
К тому же северные области нещадно опустошались эпидеми­
ями. Вообще, 1630 г. стал символическим и реальным пиком
упадка городов, сел и торговли северной Италии XVII в.
Впрочем, если императорские генералы смогли отбить Ман­
тую, то их испанский союзник, знаменитый Амброджо Спинола, ничего не мог поделать с отважными французами, защищав­
шими Казале. Там отчаянно защищался маркиз де Туара. В на­
чале года французам удалось захватить Пиньероль — ключ
к альпийским проходам, разрезавшим коммуникации врага.
Кризис кампании минул, маневры уступили место изматываю-

142

Глава 6

щему стоянию, снабжение осаждающих оставляло желать луч­
шего, свирепствовала чума. Так и не добившись успеха, Спинола 4 сентября пошел на перемирие, отдававшее город Казале ис­
панцам и оставлявшее цитадель французам. Спустя несколько
дней знаменитый покоритель Остенде и Бреды умер, а из Асти
подошли вспомогательные силы французов во главе с Шомбергом. Наконец, пришла весть о заключении еще 13 октября со­
глашения в Регенсбурге. Окончательное замирение — правда,
всего на несколько лет — состоялось 6 апреля 1631 г., к боль­
шой выгоде для Франции. Немалая заслуга в этом принадлежа­
ла агенту Ришелье в его итальянских делах и большому масте­
ру переговоров Джулио Мазарини де Пешина, позже сменивше­
го всесильного премьера у французского трона. За Францией
остался контроль над горными проходами в Пьемонте, вклю­
чая Пиньероль. Ее же ставленник получил лишь половину
Монферрато, северные земли отошли к Савойе. Испания от­
казалась ратифицировать соглашение, прекрасно понимая, что
инициатива в Италии перешла к Бурбонам. Ришелье и фран­
цузы стали главной выигравшей стороной. Император, быть
может, и сохранил свои лены, но его главный союзник отныне
был ослаблен.
Безусловно, спор за Мантую касался Империи, но лишь
опосредованно — за счет отзыва части императорских войск.
И это дополнительно раздражало олигархию курфюрстов и
большинство сословий, полагавших, что итальянские интересы
являются лишь источником дополнительных проблем.
Причины шведского вторжения. О причинах шведского
вмешательства спорили раньше и спорят до сих пор. Траекто­
рия дискуссии описала своеобразную дугу: начиналась она с
изложения «религиозной причинности» (Густав Адольф как
рыцарь протестантизма, «северный лев», бескорыстный защит­
ник св. Евангелия), принадлежащего ангажированным истори­
кам первой половины XIX в., и кончалась воссозданием «по­
литических мотивов» — последнее выдвигал на передний план
крупнейший знаток Тридцатилетней войны из числа «малогерманцев» Густав Дройзен-младший в своей двухтомной биогра­
фии шведского короля. Время потихоньку ослабило прежний
полемический задор. Национал-религиозная пристрастность

От Регенсбурга до Праги: 1630—1635 гг.

143

сменилась углубленным структурным подходом (Майкл Ро­
бертс), а еще позже, ближе к концу XX в., она и вовсе исчезла
под давлением культурно-антропологического синтеза: рели­
гиозная предубежденность шведского короля вполне гармони­
ровала с его «государственным прагматизмом». Отделить одно
от другого невозможно: акцентируя одну ипостась его намере­
ний или действий, мы немедленно утрачиваем логику ее обо­
ротной стороны. Возникает замкнутый цикл, своего рода круг
рассуждений, выйти из которого непросто защитнику «бази­
са» и «надстройки» — тем историкам, которые все еще видят
в вере лишь ширму для масштабных «реальных» намерений.
Новые исследования, охватывающие повседневную жизнь ко­
роля, культурно-исторический аспект его кампаний и феномен
посмертной мемории кажутся гораздо более продуктивными
опытами политико-экономической «селекции».4
Густав Адольф долго размышлял, прежде чем бросить го­
рящий факел на немецкий берег. Он давно уже интересовался
делами Империи. Более того, его давно уже просили вмешать­
ся немецкие радикалы — со времен Мансфельда и несчастной
для них датской кампании. Контакты шли своим чередом,тем
более что династические связи лишь облегчали их: супруга ко­
роля представляла дом берлинских Гогенцоллернов. Насколько,
впрочем, реальны были намерения Густава Адольфа организо­
вать вторжение в 1626 или 1628 г., судить невозможно: меняв­
шаяся ситуация на Балтике долго поглощала его внимание.
Король только что завершил польскую войну. Блестяще на­
чатая взятием Риги в 1621 г. и очищением Лифляндии, она поз­
же завязла в дюнах и болотах западной Пруссии. В 1629 г. после
долгих переговоров в конце концов было заключено переми­
рие, отдававшее Швеции все земли Речи Посполитой к северу
от западной Двины, включая Ригу. Тому немало содейство­
вала французская дипломатия, желавшая подтолкнуть коро­
ля к германскому вторжению. Сам король, уже помогавший
Штральзунду и превративший его в своего рода плацдарм на
немецком берегу, остро нуждался в деньгах для немецкого по­
хода. Финансы Швеции были исчерпаны польской кампанией.
Тем не менее весной 1630 г. в Стокгольме Густав Адольф уже
чувствовал себя готовым к экспедиции и энергично руководил

144

Глава б

сборами. Прощаясь с дочерью — малолетней Христиной — и
сословиями, король указал на необходимость защиты едино­
верцев, исполнения евангелической миссии и защиты интере­
сов короны на берегах Балтики: обе причины сливались в одну.
В Стокгольме в роли его alter ego остался Аксель Оксенштирна,
канцлер и дипломат в одном лице. Но, высадившись на немец­
ком берегу, король лишь несколько месяцев спустя повелел из­
дать знаменитый Штральзундский манифест, объявлявший его
священную миссию.
Шведы в Штеттине. Силы вторжения и реакция сосло­
вий. Возобновление внутренней войны. Лишь только со взя­
тием Штеттина 18 июля — главного города герцогства Помера­
ния — Густав Адольф получил прочную опору. Но дальнейшее
продвижение стопорилось трудными переговорами с Богуславом Померанским. Герцог, лишившийся всех своих братьев,
последний в роду Грайфенов, очень не хотел портить отноше­
ния с короной и откровенно боялся мести Фердинанда. К тому
же шведы желали получить не только крепость, но и прочный
плацдарм, хорошо укрепленный тыл для последующих опера­
ций. Они требовали половину Померании, после смерти гер­
цога, как залог за его безопасность в течение войны. При этом,
впрочем, оговаривалось: союз не направлен против императора
и имперского мира. После заключения этого формального дого­
вора король наконец развязал себе руки для продвижения на юг
по линии Одера.
Под рукой у Густава Адольфа на первых порах было не бо­
лее 3000 конников и 10 000 пехотинцев — все, что он привел на
транспортах, числом 37, из Швеции. Располагая надежным ты­
лом в Померании, он в течение последующих месяцев получил
еще около 23 000 человек подкрепления из Пруссии, Лифляндии и с польского театра. В это же число входило 6000 человек
штральзундского гарнизона и свыше 100 легких и тяжелых пу­
шек, изготовленных в Швеции.
Король планировал, оттолкнувшись от низовий Одера, раз­
вернуть наступление гигантским веером, расходившимся на
запад (Мекленбург), юго-запад (Везер, Магдебург) и юг (линия
Одера и Силезия). Уже тогда он собирался для этой цели со­
средоточить пять небольших и мобильных армий, придав им

От Регенсбурга до Праги: 1630—1635 гг.

145

самостоятельную роль в рамках общей стратегической коорди­
нации. План был крайне рискован: на столь широкой дуге про­
тивник мог легко отыскать слабые точки, чтобы разъединить
и разбить шведские силы поодиночке. Но исходные позиции
не оставляли королю иного выхода: приходилось под защитой
Одера и его притоков выдвинуться из надежного померанско­
го укрытия, прежде чем оно станет западней. К тому же импе­
раторские войска при всей свой многочисленности на бумаге
оказались почти небоеспособны на деле. Ослабленные дезер­
тирством, вспышками эпидемий и отсутствием единоначалия,
полки Торквато Конти в Мекленбурге и Тиффенбаха в Силезии
держались пассивно и таяли на глазах. О длительности кампа­
нии и долгосрочных целях тогда еще не говорили, их, видимо,
еще тщательно не обдумывали, и это служит верным указани­
ем на желание короля поначалу лишь испробовать немецкую
почву.
Но главным препятствием оставались отнюдь не военные
дела: единоверные сословия северной Германии почти не ше­
лохнулись при появлении «северного льва». Неистовую про­
паганду развернуло лишь протестантское духовенство, позже
щедро задобренное шведскими деньгами. Никогда прежде пе­
чатный станок в Европе столь целенаправленно и продуманно
не подчинялся воле суверенной силы. Множество агентов из
числа немецких литераторов и книгоиздателей не покладая рук
трудились на благо шведского короля. В балтийских городах —
в Штральзунде, Гамбурге, Любеке — расходились по рукам и
попадали в глубь Германии десятки и сотни листовок и пам­
флетов, славословящих пришествие спасителя, направленного
Промыслом.5
Но князья медленно и с опаской шли навстречу пожеланиям
короля Швеции. Поначалу прибывших в шведский лагерь ока­
залось вообще лишь трое: граф Филипп Райнхард фон Зольмс,
ландграф Вильгельм Гессен-Кассельский и молодой герцог
Бернгард Веймарский. Хрупкий мир, казалось, еще теплился.
Сам король своей властью водворил в Мекленбург изгнанных
герцогов, строго выговаривая сословиям за их пассивность при
разграблении земли валленштейновскими войсками. Повсюду
звучали слова о желании лишь восстановить справедливый для

146

Глава 6

единоверцев мир. Прямых выпадов против императора пока не
звучало.
Положение изменилось ближе к концу года. Агенты коро­
ля и его сторонники развернули агитацию в центральных и
южных округах, тайно, а где и открыто вербуя желающих по­
ступить к нему службу. Особенно успешно дело продвигалось
в северном Гессене, Франконии, на берегах Везера. Именно от­
туда понемногу устремился ручеек немецких рот, эскадронов и
полков, превратившийся весной следующего года в настоящий
поток. Он безудержно разбавлял шведско-финское ядро коро­
левской армии, сделав из нее к решающей кампании настоящий
интернационал, в котором число скандинавов все время сокра­
щалось. Всюду на командных должностях уровня эскадронов
и рот оказывались дворяне уроженцы Гессена, нижнего Рейна,
Веттерау, Франконии, Швабии и Вюртемберга. Немало их уже
имело тогда полковые жезлы.
Лейпцигский конвент (февраль—апрель 1631 г.). Но ре­
шающий сигнал последовал лишь после выступления лидеров.
Курфюрст Саксонии чувствовал себя совершенно неудовлет­
воренным решениями регенсбургского съезда по части эдикта
о реституции и требовал его полной отмены. К тому же импе­
ратор неожиданно стал настаивать на возвращении себе обо­
их Лаузицев взамен далекого Мекленбурга, формально все
еще числившегося за Валленштейном. Пугала его и высадка
шведов, за которой проглядывало туманное будущее. Иоганн
Георг счел момент благоприятным и сделал решительный шаг.
В конце февраля он созвал в Лейпциг все протестантские со­
словия Империи. Предлог казался подходящим: для обсужде­
ния вопросов, связанных с отсрочкой эдикта, Фердинанд еще
в конце года назначил так называемый «композиционный», т. е.
совместный, съезд католиков и протестантов во Франкфуртена-Майне. Лейпцигская ассамблея формально призвана была
выработать предварительное мнение для прений во Франкфур­
те. Конвент начал свою работу 26 февраля. На нем появились
представители свыше 130 сословий, включая до той поры уме­
ренных лютеран и «раскаявшихся» радикалов, таких как Виль­
гельм Веймарский, сложивший оружие после датской кампа­
нии, или Вильгельм V Гессен-Кассельский, искавший любой

От Регенсбурга до Праги: 1630—1635 гг.

147

предлог для нового выступления. Прибыли и представители
имперских городов: Любека, Ульма, Нюрнберга, Страсбурга,
Франкфурта-на-Майне, Нордхаузена, Мюльхаузена. Не замед­
лили явиться и посланцы шведской короны из числа немецких
дворян и французские представители, справедливо увидевшие
в конвенте первый серьезный сигнал к началу нового внутрен­
него кризиса. Действительно, со времен Унии то было первое
столь масштабное представительство протестантской половины
Империи.6
Уже только это указывало Фердинанду на начало ново­
го раскола. Другим явлением стала неслыханная доселе рели­
гиозная консолидация: впервые нарочито демонстрировалось
единство двух ветвей протестантизма в борьбе с общим вра­
гом — «папистской тиранией». Духовные лидеры кальвинистов
и лютеран — саксонцы Лейзер, Гоэ фон Гоэннегг и бранден­
буржец Бергиус — ни словом более не выдавали религиозных
пристрастий. Гоэ, этот бич кальвинистов, за девять лет до того
публично равнявший по 99 пунктам «кальвиниан» с «паписта­
ми» и турками, открыл конвент проповедью на 83-й псалом.
Все в ней дышало апокалиптическим духом и готовностью бо­
роться до конца с врагами веры. Сам император в устах люте­
ранского ортодокса был «вредителем» собственного авторите­
та и чести «возлюбленного отечества», властителем во власти
антихристовых слуг!7 Собравшиеся 28 марта приняли мани­
фест, объявлявший эдикт о реституции нарушением имперско­
го права, и потребовали его отмены. Манифест подписали все,
кроме Богуслава Померанского, герцога Веймарского Бернгар­
да и еще нескольких князей и представителей городов, посту­
пивших так не из-за страха, а в силу уже взятых на тот момент
обязательств перед шведской короной. Французы радовались
антигабсбургскому настрою и просили лишь об умеренности
в отношении самой Католической церкви и ее иерархов в Им­
перии. Союзники шведского короля усматривали в конвенте
возможность общей консолидации с участием шведов. Иоганн
Георг 4 апреля отослал лейпцигский манифест императору и
призвал собравшихся к формальному объединению. Так воз­
ник так называемый Лейпцигский союз во главе с Саксонией,
изъявившей готовность подкрепить его вооруженными сила-

148

Глава 6

ми: планировалось выставить 40 000 пехотинцев и всадников.
Разумеется, курфюрста прельщала идея «третьей партии» и не
могла радовать перспектива шведских успехов: здесь Иоганн
Георг был образцовым защитником имперского суверенитета.
Он подчеркнуто дистанцировался от союза с королем. Когда
же довольно быстро стало ясно, что большинство собравшихся
не желает жертвовать деньги, курфюрст решил провести соб­
ственную мобилизацию. Под ружьем оказалось 11 000 годных
к бою людей. Командование ими было поручено выходцу из
старой бранденбургской семьи Иоганну Георгу Арниму, недав­
но покинувшему службу в армии Валленштейна, — явный рас­
чет на самостоятельное использование военного инструмента.
Но Фердинанд и здесь не усмотрел начало будущей ката­
строфы. Он отказывался признавать важность сильной нейтраль­
ной группы: для него она лишь образовывала часть универсаль­
ной структуры с короной во главе. Собравшаяся в Лейпциге
знать виделась ему, как в 1621 и 1625 гг., горсткой смутьянов.
Он потребовал (14 мая) распустить союз и стал угрожать ре­
прессиями.
Мосты были вновь сожжены. «Двоевластие» с Лигой, вер­
нувшееся за год до этого, теперь с участием Лейпцигского союза
неожиданно оборачивалось «троевластием». Точки равновесия
исчезли: партия нейтралов рассыпалась, преобразовавшись
в противовес короне. Структурные перемены, с 1618 г. описав
дугу, казалось, вернулись весной 1631 г. к исходному пункту.
Но теперь за спиной у «третьей силы» маячила реальная мощь
шведской армии. Даже если Лейпцигский альянс очень скоро
обнаружил внутреннюю слабость и неготовность, кроме Саксо­
нии, идти на большие жертвы, он сигнализировал о настоящей
пропасти в отношениях с короной. И тем сильней обнажалась
ведущая роль саксонского курфюрста: он неизбежно стано­
вился главным стратегическим и политическим партнером
шведского короля, коль скоро тот серьезно желал перенести
операции в глубь Германии. С весны 1631 г. будущее Империи
напрямую зависело от военных успехов шведов и их диалога
с Саксонией.
Договор в Бервальде. Между тем масштабные операции,
особенно с появлением первых немецких контингентов, требо­

От Регенсбурга до Праги: 1630—1635 гг.

149

вали от Густава Адольфа больше денег. Казна Стокгольма была
изрядно опустошена уже давно, и в этом смысле весь расчет на
успех экспедиции строился на обретении местного финансиро­
вания. Но при, как оказалось, очень скромном участии «осво­
божденных» надеяться приходилось лишь на дружественные
державы. И здесь на помощь пришла Франция. Обе стороны
верно оценивали интересы друг друга: французы мечтали как
можно больше ослабить венских Габсбургов, связав их вну­
тренней войной и не давая помочь родственной им Испании,
а король Швеции — содержать собственную армию столько,
сколько это будет необходимо. Отдельно, впрочем, оговарива­
лись интересы Лиги: Ришелье не хотел допустить ее распада
из-за добрых отношений с Максимилианом и желания исполь­
зовать его против императора. Не случайно уже в мае в Фон­
тенбло Максимилиан получил невнятные, но все же гарантии
от французской короны, включая признание курфюршеских
прав на Пфальц.8
Как бы то ни было, 23 января 1631 г. в Бервальде, под Бер­
лином, было заключено соглашение между Стокгольмом и Па­
рижем. Шведская армия, по сути, превращалась в содержанку
от французских денег, как столетием позже — армия Фридри­
ха Великого от денег английских. Но Густав Адольф отныне
мог располагать средствами на оплату почти 40 000 мушкетов
и сабель, а Оксенштирна в Стокгольме — разгрузить казна­
чейство: два миллиона талеров расходов в 1630 г. снизились до
130 000 в 1632 г.9
От Одера до Эльбы: Гарц, Нойбранденбург, Франкфурт
(январь—апрель 1631 г.). В Лейпциге еще шли переговоры, но
король уже приступил к исполнению своего замысла. Меклен­
бург и передняя Померания были очищены, главная армия с ян­
варя методично поднималась вверх по течению Одера, укрепи­
лась в Гарце и вступила в земли курфюршества Бранденбург.
Опорной точкой в тылу у лигеров оставался Магдебург —
крупнейший город на Эльбе с числом жителей более 20 000 че­
ловек. Он уже прославился столетием раньше, отказавшись
ввести Интерим и сдасться императорским войскам после
окончания Шмалькальденской войны. Тогда город приобрел
славу «канцелярии Господа Бога» — по огромному числу лю­

150

Глава 6

теранских проповедников, нашедших в его стенах прибежище
и развернувших кипучую пропаганду. Через город проходили
важнейшие дороги в центральную и южную Германию, а сам
он представал идеальной базой для снабжения многочисленной
армии. Уже с осени 1630 г. горожане ожидали шведский гарни­
зон и готовы были присоединиться к королю. Тайно прибыв­
ший в начале 1631 г. в Магдебург гессенец, полковник Фалькенберг, имевший верительные грамоты от короля, энергично при­
нялся организовывать оборону. Большим Густав Адольф пока
помочь не мог. Но и Тилли, приняв командование над остатка­
ми потрепанных войск, не мог блокировать наступление глав­
ной армии: подобно кинжалу она медленно погружалась в тело
бранденбургских владений, угрожая отрезать Силезию от глав­
ного театра.
Только к началу апреля Тилли сумел наконец сосредото­
чить в междуречье Эльбы и Одера до 70 000 человек. Считая,
что сил для этого достаточно, он попробовал отбросить шве­
дов обратно в Померанию. Очевидно, что для начала следова­
ло бы лишить короля его главного плацдарма к востоку от Эль­
бы — города Нойбранденбурга. Однажды принятое решение
Тилли исполнял с обычной для него энергией. Имея под рукой
18 000 солдат, он 14 марта появился перед городом, спустя три
дня начал бомбардировку, а 19 марта разом с трех сторон атако­
вал внешние укрепления. Шведы защищались отчаянно, зава­
лили бреши кирпичом и землей, отбили Новые ворота, но были
сломлены подавляющим числом врага. Будучи разъяренным
мужеством защитников и оплатив успех операции жизнями по­
лутора тысяч своих людей, Тилли не стал мешать кровавой вак­
ханалии, устроенной его солдатами на улицах и в домах. Мерт­
вых и раненых защитников свалили в одну чудовищную кучу,
посыпали порохом и сожгли. Еще сто лет спустя горожане поми­
нали те ужасные часы покаянными молитвами («день Тилли»).
Но потеря Нойбранденбурга не могла остановить короля.
Густав Адольф все время маневрировал по линии Одера, с лов­
костью лиса выбирая удобный момент для прыжка на западный
берег. Наконец, усилившись шотландцами Хебарна и Монро,
он появился под Франкфуртом. 13 апреля последовал общий
штурм. «Желтой» и «голубой» бригаде пришлось преодоле­

От Регенсбурга до Праги: 1630—1635 гг.

151

вать храбрость ирландцев, под началом полковника Бутлера за­
щищавших стены. Бутлер, раненный в руку, а с ним и несколь­
ко старших императорских офицеров, попали в плен. Почти
весь трехтысячный гарнизон подвергся поголовному истре­
блению — шведы не могли простить резни в Нойбранденбурге. На вопли о пощаде они лишь кричали: «Это милость понойбранденбургски!» («Neubrandenburgische Quartier!»).10
Только теперь Тилли понял, что комбинированный успех
невозможен: на востоке против главных сил короля и в тылу
против Магдебурга. Выбирая между нависшей угрозой прямо­
го прорыва с одерских переправ и уже существующей глубокой
занозой, имя которой был Магдебург, фельдмаршал решил по­
кончить с последней. Намерение Тилли оправдывалось вполне:
даже потеряв опорные пункты по Одеру, он мог в случае взятия
Магдебурга рассчитывать на линию Эльбы. В худшем случае
это была бы потеря территории, но не проигрыш кампании. Бо­
лее того, отодвигая театр на юг, он облегчал себе коммуника­
ции с центральной Германией.
Магдебург (10 мая 1631 г.). В конце месяца Тилли бросил
все силы для взятия этой ключевой точки. Король не мог до­
пустить падения Магдебурга и с началом весны бомбардиро­
вал своего бранденбургского тестя просьбами о пропуске войск
к Эльбе. Он даже предлагал ему соединенными силами обру­
шиться на лигеров с обоих берегов. Курфюрст слишком боялся
императора и не решался открыто поддержать родственника.
Просьбы остались неуслышанными, и это имело катастрофиче­
ские последствия.
Между тем город, зажатый в кольцо блокады, бурлил изну­
три: все больше жителей, страдавших от бомбардировок и голо­
да, склонялось к мысли о перемирии, под которым подразуме­
валась сдача. Напротив, лютеранское духовенство, часть купе­
чества и шведские офицеры во главе с Фалькенбергом готовы
были защищаться до последнего, надеясь на помощь короля.
В течение апреля одно за другим пали городские предме­
стья — либо взятые литерами, либо сожженные защитниками
из-за невозможности оборонять столь неправильную линию
городских стен. Наконец, потеряны были и таможенные шан­
цы на Эльбе, связывавшие два рукава реки. В начале мая го­

152

Глава 6

род защищали лишь ров, внешний обвод средневековых стен
и равелины с севера и юга — «новый редут». Тилли несколько
раз предлагал горожанам сдаться, всякий раз подкрепляя свои
слова огнем нескольких десятков тяжелых пушек и мортир.
Городской совет просил посредничества Ганзы, тянул время и
отказывался сложить оружие. Решающий штурм Тилли назна­
чил на раннее утро 10 мая, но непоседливый Паппенгейм уже
ночью развернул свою колонну перед северо-западным углом
крепости, напротив Высоких ворот. Ночью еще заседал совет,
рассматривая последние предложения фельдмаршала. Фалькенберг горячо убеждал бургомистров стоять намертво и ждать
короля, как вдруг раздались первые выстрелы. Выбежавший на
улицу Отто Герике, один из городских советников, увидел пер­
вые группы ворвавшихся хорватов. Немедленно ударили в на­
бат с церкви Св. Иоанна. Фалькенберг поднял по тревоге полк
Троста и устремился к уже захваченным северным воротам.
Противник оттуда был вытеснен, на какую-то секунду показа­
лось, что штурм можно отбить. Но почти тотчас же пуля сра­
зила храброго гессенца. Его, еще живого, подхватили и отнесли
в дом у Высоких ворот, который вскоре загорелся. Горожане и
шведы защищались отчаянно, но с гибелью Троста и капитана
Шмидта оборона лишилась всякого руководства. Борьба распа­
лась на отдельные очаги. Победители устроили кровавую бой­
ню: убийства и грабежи превзошли все мыслимые масштабы.
Предел бесчинствам положил лишь пожар, начавшийся вече­
ром того же дня на окраинах и с чудовищной силой пожравший
почти весь город при резко усилившемся ветре. Испепеляющий
жар выгнал из домов и победителей, и их жертв: спасаясь от ог­
ня, люди бежали к реке и в предместья. Уцелело, как полагают,
не более 2000 человек, сгрудившихся под сводами кафедраль­
ного собора Св. Марии. Тилли и Паппенгейм вступили в дымя­
щиеся руины лишь на третий день. То была самая кровавая по­
беда полководца Лиги — венец его военной карьеры.
Сам он, отправляя реляцию Фердинанду, сравнивал свой
триумф с разрушением Трои и Иерусалима. Но как военачаль­
ник граф прекрасно понимал: пожар уничтожил надежду на
приобретение твердого опорного пункта на линии Эльбы. Ка­
тастрофа Магдебурга вызвала неподдельную скорбь и бурные

От Регенсбурга до Праги: 1630—1635 гг.

153

эмоции у немцев. В лагере протестантов ее сравнивали с актом
мученичества за веру; в лагере врагов ее называли «женитьбой
на строптивой деве» или «магдебургской свадьбой» (Magdeburger Hochzeit), имея в виду изображение на гербе города и этимо­
логию топонима.11 Свыше 300 листовок и брошюр разлетелись
по горячим следам трагедии. Спустя столетия вспыхнул спор
о ее виновниках. Историки XIX в. ответственность возлагали
то на генерала Паппенгейма, якобы повелевшего поджечь дома,
дабы быстрее сломить сопротивление защитников, то на комен­
данта Фалькенберга, поклявшегося не отдавать врагу города
в целости и сохранности. Подозревали даже шведского короля:
он якобы нарочно не торопился с подмогой. Трагедия могла на­
пугать немцев и заставить сплотиться под королевским знаме­
нем. Черту под дискуссией во многом подвело фундаменталь­
ное исследование Карла Виттиха, всецело основанное на пер­
вичных источниках: донесениях и свидетельствах очевидцев.
Для него Фалькенберг стал Ростопчиным Магдебурга — подоб­
но московскому градоначальнику в 1812 г., гессенец уничтожил
все плоды вражеского триумфа.12
Сегодня немецких историков интересует преимущественно
историко-культурный аспект: восприятие трагедии, ее место
в пропаганде двух лагерей. Бургомистр Герике (1602— 1686),
чудом спасшийся, позже служивший шведам и ставший знаме­
нитым естествоиспытателем, оставил нам одно из главных сви­
детельств — свой дневник, со страниц которого льются горь­
кие признания и упреки в нежелании общины сплотиться перед
лицом фатальной опасности.13
От Магдебурга до Коссвига (май—сентябрь 1631 г.). Судь­
ба несчастного Магдебурга подтолкнула короля к решитель­
ным действиям. Шведы появились в окрестностях Берлина, их
пушки были наведены на цитадель. Напуганный Георг Виль­
гельм Бранденбургский сдался: он принял покровительство ко­
роля и отдал ему в залог Шпандау с арсеналом, все крепости
и право свободного передвижения по его владениям. Переход
курфюрста в лагерь противников Габсбургов означал оконча­
тельный крах «третьей партии» и одновременно — опоры Им­
перии в лице умеренных. Раскол элиты противопоставил силы,
внешняя война вновь обернулась внутренним противостоя-

154

Глава 6

нием. Иоганн Георг Саксонский все еще упорствовал, явно не
желая связывать себя обязательствами со шведской короной.
Но с каждым месяцем у него сокращалось пространство для
маневра. Фердинанд пригласил его и остальных нейтралов во
Франкфурт, где предлагалось еще раз обсудить все спорные
вопросы, — это было последнее усилие удержать княжеский
Олимп от распада. Но большинство прекрасно понимали: то
лишь предлог задержать военный кризис. Исход борьбы теперь
зависел от прямого противостояния короля и Лиги.
Лишившись с потерей Магдебурга лучшей опорной точки
на Эльбе, король методично стал закрепляться вблизи бранден­
бургских владений. Он вышел к Эльбе у Вербена, имея в ты­
лу земли родственника-курфюрста и нависая над Ангальтом и
Саксонией с севера. Тилли все еще надеялся вытеснить короля
из междуречья. Но его попытка выманить и выбить шведов из
хорошо укрепленного вербенского лагеря стоила слишком доро­
го. Король, искусно комбинируя полевой лагерь с крепостными
бастионами, занял почти неприступную позицию, и Тилли при­
шлось отступить, потеряв много людей (7 августа 1631 г.).
Если бы королю удалось соединиться с курфюрстом, судь­
ба кампании была бы решена. Тилли прекрасно отдавал в этом
отчет и потому, невзирая на пока еще нейтральный статус
Саксонии, устремился в ее северные пределы, желая сохра­
нить коммуникации с югом и рассчитывая на подкрепления
из Вестфалии и Гессена. Гарнизон Лейпцига был блокирован,
подвергся бомбардировке и выбросил белый флаг (начало сен­
тября 1631 г.). Но вторжение лигеров лишь ускорило сближение
Иоганна Георга с королем. В Косвиге (Ангальт) 10 сентября оба
государя приветствовали друг друга и заключили оборонитель­
ный и наступательный союз. Правда, заявлен он был лишь от
собственного имени: курфюрст до конца не хотел выглядеть
«системным» врагом Империи. Шведы оставались для него
«друзьями поневоле», пока Лига и император не образумились
и не прекратили попрание «немецких свобод».
Как бы то ни было, король теперь мог рассчитывать на сак­
сонцев, силы которых — пехота и кавалерия, спешно собран­
ные весной и летом, — достигали почти 18 000 солдат во главе
с Арнимом. Решено было искать генеральной встречи.

От Регенсбурга до Праги: 1630—1635 гг.

155

Брейтенфельд (17 сентября 1631 г.). Тилли, который рас­
считывал иметь дело только с саксонцами, был удивлен, узнав
о столь быстром соединении курфюрста со шведами. Он уже
не мог маневрировать и тем более отступать, оставляя за собой
многочисленных врагов: это означало бы проигрыш всей кам­
пании. Полководец Лиги лишь закрыл дорогу на Лейпциг с се­
вера, сохраняя при этом путь отхода на юго-запад и располага­
ясь в полоборота к наследственным землям курфюрста.
Знаменитой битве суждено было разыграться на равнине
между деревнями Подельвиц и Брейтенфельд, слегка поднимав­
шейся на южной стороне — там, где протянулись позиции ли­
теров. Тилли посчитал это преимуществом, разместив на высо­
тах почти всю свою артиллерию и расположив у их подножия
войска одной линией. Старый фельдмаршал лишь повторил по­
строение под Луттером. Давний миф о терциях пехоты, якобы
громоздившихся в центре его позиций, следует приписать толь­
ко мифу: опытный генерал давно уже использовал подобие ли­
нейного порядка — с той лишь разницей, что его эскадроны и
полки обладали большей глубиной, нежели у шведов. На левом
крыле развернулась тяжелая немецкая конница во главе с буй­
ным Паппенгеймом, центром командовал сам фельдмаршал,
правым флангом, голштинцами и итальянцами — Фюрстенберг. Боевой порядок, несомненно, указывал на готовность войск
Тилли нанести удар первыми.
Король, предоставив саксонцам левое крыло, занимал со
своими шведами центр и правый фланг. Свои порядки он раз­
вернул обычным образом — двумя линиями, перемежая пехот­
ные бригады эскадронами конницы, а между ними расположив
легкую артиллерию по два-три ствола полевых фальконетов,
выдвинутых перед фронтом. Центром предводительствовал сам
Густав, правым флангом — Горн, второй линией — Торстенсон.
Общая численность саксонцев и шведов, чьи ряды были уже
сильно разбавлены немцами, доходила почти до 40 000, у Тил­
ли — до 37 000 человек.
Сражение открылось в предрассветные часы короткой ар­
тиллерийской дуэлью, причинившей шведским линиям изряд­
ный урон, пока их не отодвинули назад — в зону, недосягае­
мую для ядер и гранат, летевших с высот. Вслед за тем Тилли

156

Глава 6

повел энергичное наступление своим правым флангом. Пехота
и конница Фюрстенберга смяла и рассеяла саксонцев. Пушки
были отняты и повернуты против шведов. Лишь четыре полка
саксонской гвардии прислонились к флангу короля и устояли
под убийственным огнем собственной артиллерии. Курфюрст,
считая дело совершенно проигранным, бежал со своим шта­
бом, сделав остановку лишь в Эйленбурге. С ужасом Иоганн
Георг ожидал развязки — и войны, и своей участи. Наступи­
ла критическая минута. Король, сохраняя хладнокровие, велел
резервам Торстенсона развернуться фронтом на запад и при­
крыть обнаженный фланг. Маневр шведов оказался для Фюр­
стенберга совершенно неожиданным. Конница, погнавшись за
саксонцами и принявшись грабить их обоз, рассеялась. У гра­
фа уже не было возможности собраться с силами для новой
атаки. Одновременно на противоположном конце Паппенгейм,
почти уверенный в победе, повел в атаку пять полков своей
тяжелой кавалерии. Земля задрожала под копытами 5000 ло­
шадей. Но шведы, исполненные хладнокровия, подпустили их
на 30 шагов, встретили дружными залпами мушкетов и лесом
пик. Вторая их линия, как и на саксонском фланге, примкнула
к первой. Одиннадцать раз неистовый Паппенгейм возобновлял
свои атаки. Его конница, обескровленная и измотанная, в кон­
це концов рассеялась и бежала, оставив перед фронтом шве­
дов груды мертвых лошадей и всадников. То, что до сих пор
приносило Тилли столько побед — удары по флангам, теперь
обернулось поражением. Король, увидев, что неприятельский
центр никем более не прикрыт, тотчас дал сигнал к общему
наступлению и сам с двумя полками финских драгун бросил­
ся на высоты. Батареи лигеров были взяты, прислуга изрубле­
на, пушки развернуты, и скученной пехоте Тилли пришлось на
себе ощутить силу огня собственной артиллерии. Ядра валили
людей десятками.
Победа была полной. Остатки конницы и пехоты бежали по
направлению к Галле. Тилли несколько раз рисковал быть за­
хваченным в плен и чудом спасся только благодаря растороп­
ности своих адъютантов и пажей. Шведы преследовали, рубили
и брали в плен вплоть до наступления темноты. Разгоряченный
боем король подобно метеору появлялся в самых опасных ме­

От Регенсбурга до Праги: 1630—1635 гг.

157

стах. Лишь в шестом часу вечера последовал приказ разбить
биваки. На виду у всех «лев севера» подкрепился кружкой воды
и холодной курицей. Потери литеров составили до 6000 убитых
на поле боя, к которым следует добавить еще почти 3000 пав­
ших под цепами и топорами озлобленных крестьян во время
бегства. По меньшей мере было столько же и пленных. Побе­
дителям досталась вся артиллерия и 120 знамен и штандар­
тов, подобранных или захваченных на поле битвы. Союзники
оплатили успех 2000 жизней. Курфюрст Саксонии, вызволен­
ный из своего убежища в Эйленбурге, едва ли рассчитывал
на такой исход и сердечно благодарил короля. Так закончился
этот знаменитый день, воспетый протестантской Европой и
Германией.14
От Брейтенфельда до Майнца (сентябрь—декабрь 1631 г.).
Победа была блестящей. Но как ею воспользоваться? Возникла
дилемма: либо общими силами вторгнуться в наследственные
земли императора и постараться из Богемии добраться до Ве­
ны, либо разделить армию и предпринять двойное наступле­
ние — на запад, вглубь Германии, и на юг — в Чехию. Первый
план сулил, казалось бы, быстрый успех: под угрозой оказыва­
лась сердцевина наследственных земель, и император едва ли
смог собрать достаточно войск для отражения. Но оставались
еще силы Лиги, Тилли получил передышку и вполне мог бы
подкрепить Фердинанда из не затронутых войной Баварии и
земель-сателлитов. Успех не был гарантирован. Тем более, что
основная масса протестантских сословий на западе не получи­
ла никакой помощи от освободителей и вряд ли решилась бы
сама возобновить борьбу: медлительность курфюрстов все это
время показывала, что сомнения оправданны. Второй план не
обещал полного успеха в наследственных землях, зато позволял
поднять против Лиги и сплотить вокруг короля большинство
единоверных князей и городов Германии. Война обрела бы не­
бывалый размах, но Густав Адольф получил бы возможность
возглавить коалицию врагов Габсбургов и Лиги, свободу ма­
невра и относительно прочный тыл.
Именно на втором варианте настаивал король сразу же по­
сле битвы и возврата Лейпцига. Курфюрст прекрасно понимал
идеи, двигавшие королем, и опасался их тайного, чересчур ра-

158

Глава 6

дикального смысла. И все же аргумент стратегических выгод
оказался сильнее.
Решено было разделить силы: саксонцы во главе с Арнимом отряжались на юг, в Богемию, с задачей не столько до­
биться решающего успеха, сколько оттянуть на себя формиру­
ющие резервы императорской армии и служить угрозой Вене.
Армия короля устремлялась на юго-запад разрезающим ударом
к берегам Рейна, в округа, бывшие под контролем Лиги. План
был безукоризнен по замыслу и вместе с тем выдавал намере­
ния короля: он желал не только полной победы, но и консолида­
ции имперских сословий вокруг своей персоны. В этом случае
внутри самой Империи возникал мощный структурный про­
тивовес Габсбургам с непредсказуемыми последствиями — то,
о чем догадывался и чего явно не желал саксонский союзник.
Выполняя задуманное, Арним вторгся в северную Чехию и
в ноябре занял Прагу, повергнув в панику венский двор. У Фер­
динанда не было никаких серьезных сил южнее Праги, ближай­
шее подкрепление в Силезии было сковано вспомогательным
шведским корпусом Дюваля. На ближайшие месяцы курфюрст
мог считаться хозяином положения, хотя он отказался квартироваться в Градчанах, а Арним — опустошать поместья Вал­
ленштейна. Фридландец отдыхал в своих гитшинских имениях.
Возникла пауза, и фронт застыл в декабрьских снегах.
Тилли лишь в Гальберштадте сумел собрать остатки сво­
их рассеянных полков, общим числом не более 13 000 человек.
С ними и думать не приходилось о защите Тюрингии. Спеш­
но стали отступать туда же, куда хотел двинуться король, —
в Гессен и Франконию, на пути отзывая войска с линии Везера
и из Вестфалии. Густав Адольф, выслав вперед Горна и герцога
Бернгарда Веймарского, уже приведшего ему подкрепления из
Тюрингии, сам устремился кратчайшим путем через Эрфурт
к Майну и Рейну. Король вынужден был дробить силы для за­
нятия крупных городов и крепостей. Но то же обречены были
делать генералы Лиги. В северном Гессене со шведами соеди­
нился их главный тамошний союзник — ландграф Вильгельм
Гессен-Кассельский, а единственное серьезное сопротивление
они встретили лишь у стен Вюрцбурга. Сильная цитадель, за­
мок Св. Марии, служивший епископской резиденцией, вынуж­

От Регенсбурга до Праги: 1630—1635 гг.

159

дала прибегнуть к правильной осаде. Но Горн организовал ре­
шительный штурм, и главный оплот лигеров во Франконии пал
в отчаянной рукопашной схватке за каждую башню и каждый
дом. В декабре главная армия во главе с королем заняла Ашаффенбург и вышла к Майнцу. Сочельник король встречал на бе­
регах Рейна.
Так завершился этот знаменитый поход, превративший Гу­
става Адольфа в кумира протестантского сообщества, — лиш­
нее свидетельство зыбкости мира, установленного Фердинан­
дом после слома оппозиционных сил в 1629 г.
По мере продвижения шведов расширялся круг имперских
князей, прибывавших в лагерь короля, они искали покрови­
тельства и восстановления попранных прав. Если ландграф
Вильгельм и герцог Бернгард уже давно стали под королевское
знамя, то с появлением короля на берегах Рейна к нему потя­
нулись эмигранты и местные жертвы реституционного эдикта.
Среди них был курфюрст-изгнанник Фридрих Пфальцский, по­
кинувший свое нидерландское прибежище, прибывший в Майнц
и отныне нерасстававшийся с королем до начала роковой осен­
ней кампании 1632 г. Он, очевидно, сильнее остальных мечтал
о реституции. Шведы действительно заняли Гейдельберг и очи­
стили долину Неккара, но король вежливо отказал курфюрсту
в борьбе за чешскую корону.
От Майнца до Леха: судьба рейнских епископств и по­
зиция Франции. Шведские знамена развевались на берегах
Рейна. Дело протестантов не только побеждало, но и получало
перспективы, немыслимые даже в дни расцвета Унии: можно
было не только вернуть все, что было отнято реституционным
эдиктом, но и рассчитывать на «военную реформацию» — ру­
ками победоносных шведов покончить с гнездами «папистов»
на западе Империи.
Однако триумф короля обеспокоил главного его партнера
на западе — Францию. Ришелье все более тревожился за по­
следствия: возникал риск потери старинной французской клиентелы в лице рейнских епископств. Кроме того, сама Лига,
на которую смотрели как на внутреннего союзника Франции
в Империи, просила о помощи. Соглашение в Фонтенбло, за­
ключенное годом раньше, обретало исключительную актуаль-

160

Глава 6

ность. Густав Адольф прекрасно осознавал свои возможности
в столь заманчивом переплетении интересов. Он возобновил
трудные переговоры с главными финансистами своего пред­
приятия. Король готов был идти на уступки: он обещал Ри­
шелье не вторгаться во владения герцога Лотарингского и не
ущемлять права духовных курфюрстов на Рейне. В свою оче­
редь Франция молча соглашалась на военную кампанию про­
тив Лиги.
Так император оказался в двойственном положении. На пер­
вый взгляд, шведское вторжение и Брейтенфельд, казалось,
наносило смертельный удар по всему задуманному реститу­
ционным эдиктом и, возможно, по династическим интересам.
Хрупкий мир и иллюзии компромисса на почве, выгодной Габс­
бургам, рухнули. Насильственная консолидация сменилась но­
вым расколом. Но за неизбежной трагедией, вполне осознавае­
мой короной, скрывалась парадоксальная выгода: Брейтенфельд
покончил с «двоевластием». Военная машина Лиги рушилась
на глазах, а с ней исчезала и постыдная зависимость от Бава­
рии и войск Тилли. Необходимо было использовать момент,
чтобы, спасая гибнущую Лигу, вновь восстановить собствен­
ные силы.
Возвращение Валленштейна. Саксонцы оставляют Бо­
гемию (зима и весна 1632 г.). Фердинанд, осознавая необхо­
димость скорейшего перелома, уже с осени 1631 г. начал вести
переговоры с Валленштейном. От друзей экс-генералиссимус
постоянно получал подробнейшие извещения о текущем поло­
жении дел при дворе (Эггенберг) и в армии (Альтрингер, Пикколомини). Негласно герцогу уже тогда было поручено при­
ступить к разработке военных планов и реорганизации импе­
раторских войск. Валленштейн охотно откликнулся: он давно
ожидал подобного решения и уже заранее был готов дать поло­
жительный ответ.
Весной он получил официальное назначение, началось раз­
вертывание войск. К февралю 1632 г. в его распоряжении было
уже почти 40 000 мушкетов и сабель. Собрав две группировки
в Судетах и Силезии и нависая над флангами, Фридландец вы­
нудил Арнима без боя очистить Прагу и отступить к отрогам
Рудных гор, чтобы перекрыть дороги на Дрезден и Фрайберг.

От Регенсбурга до Праги: 1630—1635 гг.

161

Впрочем, Валленштейн не чувствовал себя уверенным на сак­
сонском направлении, предпочитая не беспокоить дрезденского
курфюрста. Он уже тогда считал Иоганна Георга потенциально
нейтральной фигурой, важной для будущего.
Успехи Валленштейна оказались, однако, локальными: вни­
мание и Вены, и ее противников было приковано к Баварии и
шведам. Тилли, предвидя намерения шведского короля, стянул
большую часть сил к западному притоку Дуная Леху, устроив
главный опорный пункт под городком Райн, южнее Аугсбурга.
Сам Максимилиан напрягал все силы, чтобы защитить наслед­
ственные земли. Король же, не желая тратить время на локаль­
ные операции и поручив очистку Швабии Горну, решился на
вторжение с главной армией в Баварию.
Переход через Лех (14—15 апреля 1632 г.). Шведы в Бава­
рии. Обширному плоскогорью, четырехугольником размещав­
шемуся между Лехом, Дунаем и Изером, суждено было стать
с весны главным театром военных действий. Король повел на­
ступление в апреле, как только получил подкрепления из Шва­
бии и Франконии. Тилли и Максимилиан окопались под Рай­
ном, на западном берегу Леха.
Их лагерь казался неприступным: он располагался на круп­
ной излучине и был прикрыт бурным речным потоком и мощ­
ными батареями. Но король внимательно осмотрел местность,
и в его голове созрел дерзкий план. Вопреки советам генералов
он решился на штурм. Густой дым, поднимавшийся от огром­
ных костров, разложенных на острове напротив лагеря, скры­
вал торопливое сооружение понтонов, в то время как три бата­
реи артиллерии по приказу короля занимали позиции: с севера,
юга и напротив планировавшейся переправы. Таким образом,
противоположный берег попадал под перекрестный огонь,
грозивший отбить любую атаку. Одновременно велась развед­
ка бродов выше и ниже лагеря. Когда они наконец были най­
дены на юге, туда потихоньку стянули пехоту и конницу. Так
преимущество Тилли в обороне рисковало обернуться пора­
жением.
Замысел Густава Адольфа блестяще удался. Тилли никак
не ожидал столь смелого маневра и спокойно готовился к дли­
тельному противостоянию. На рассвете 15 апреля три сотни

162

Глава 6

финских драгун с заступами в одной руке и мушкетами в дру­
гой, скрываемые туманом и дымом, под прикрытием шкваль­
ного огня небывалой мощи перешли по готовым понтонам на
западный берег, прогнали баварские заставы и принялись то­
ропливо возводить шанцы. Каждый из них получил от короля
по 10 талеров с обещанием завершить работу чего бы это ни
стоило. Спустя каких-то несколько часов напротив перепра­
вы вырос настоящий редут-полумесяц. Баварцы спохватились
слишком поздно. Когда же, ведомые Альтрингером, они попы­
тались приблизиться к редуту, то немедленно оказались под
смертоносным градом ядер 72 орудий. Тривозведенные коро­
лем батареи превратили подступы к переправе в настоящую
мертвую зону. Альтрингер был контужен и сброшен с лошади.
Тилли сам поспешил на выручку своим полкам. Но напрасно он
метался среди эскадронов и рот, взывая к их мужеству. Ядром
из фальконета ему раздробило правую ногу выше колена. Се­
мидесятилетний полководец лишился сознания, и оборона
утратила руководящую волю. В тот же час шведы стали пере­
ходить Лех вброд южнее главной переправы: позади латников
и драгун восседали пехотинцы. Видя перед собой наседающего
врага, которому уже никто не в силах был помешать, оказав­
шись теперь еще под ударом с фланга и потеряв разом двух ге­
нералов, Максимилиан почувствовал себя в западне. Нервы его
не выдержали, и он приказал отступать. Баварцы бросили свой
лагерь вместе с артиллерией. Умирая, Тилли просил лишь об
одном: прикрыть Регенсбург, с падением которого исчезла бы
последняя возможность удержаться в стране.
Король, объезжая на следующий день брошенные баварца­
ми позиции, в недоумении вскричал: «Никогда, будь я на месте
Тилли, не оставил бы столь превосходное место!» Переправу
при Райне едва ли можно именовать собственно сражением: до
непосредственного контакта дело, в сущности, не дошло, сами
баварцы потеряли не более трех тысяч человек. Исключительно
удачное действие шведской артиллерии, слаженная работа ко­
мандиров и дерзкий план короля обеспечили в тот день полный
успех.15
Ворота Баварии были распахнуты настежь. Король, не рас­
пыляя силы на мелкие операции, поторопился к крепостям

От Регенсбурга до Праги: 1630—1635 гг.

163

на Дунае. Тилли, привезенный в Инголынтадт, скончался там
30 апреля в доме Арнольда Рата, время от времени приходя
в сознание и продолжая диктовать распоряжения и письма.
Весть о сдаче Аугсбурга сразила его окончательно. Последнее,
что он мог слышать, была шведская канонада перед крепостью,
защищаемой его племянником Вернером.
Максимилиан, лишившись полевой армии, испытал то же,
что ощущал его пфальцский родственник в далеком 1620 г.:
с семьей и чинами двора он бежал в Пассау под защиту им­
ператорских гарнизонов. Там же, в Пассау, в течение двух по­
следующих лет будет размещаться его «администрация в из­
гнании» — ироничная копия гаагской резиденции «зимнего
короля». Полным сходством стало появление в свите шведского
победителя Фридриха Пфальцского: не собираясь возвращать
ему корону, король позволил все же пережить больному госу­
дарю счастливые минуты мести. Вместе они 17 мая вступили
в Мюнхен. В старой резиденции Виттельсбахов было обнару­
жено почти 120 стволов орудий — настоящий артиллерийский
парк для шведской армии. Не желая ссориться с местным на­
селением, король не стал покушаться на свободу католического
культа, подавляя лишь вооруженное сопротивление. Впрочем,
Бавария не могла считаться завоеванной без ее дунайских кре­
постей. Все свои силы Густав Адольф бросил на блокаду Регенс­
бурга и Инголыитадта. Но на сей раз оборона превзошла мощь
нападения: баварцы мужественно защищались, а у короля не
было сил и времени надолго задержаться на Дунае.
Второй генералат Валленштейна. Гибель Тилли и бег­
ство Максимилиана означали крушение Лиги и конец «двое­
властия». Фердинанд немедленно открыл путь Валленштейну:
теперь, в отличие от 1625 г., успех католического блока зави­
сел только от оружия короны. Остатки баварской армии были
годны разве что на локальные операции. Рассчитывать на них
Максимилиану не приходилось.
В апреле 1632 г. Фердинанд вручил Валленштейну офици­
альный патент, предоставляющий ему исключительные пол­
номочия на ведение боевых действий. Герцогу вновь помог­
ла протекция верных друзей в Вене: граф Эггенберг сыграл
роль тактичного посредника, убедив императора согласиться

Тилли на смертном одре. М асло, холст, неизвестный художник XVII в. Курпфальцский музей, Гейдельберг.

От Регенсбурга до Праги: 1630—1635 гг.

165

на предложения Фридландца. Переговоры состоялись в Геллерсдорфе, под Веной. Фердинанд на них не присутствовал.
Валленштейн получал верховное командование над всеми во­
оруженными силами короны с правом назначения старших
офицеров, неограниченного ведения боевых действия вплоть
до заключения перемирия с вражеской стороной. Ему же в опе­
ративном отношении подчинялись войска Лиги. Часто геллерсдорфские статьи считают актом полной капитуляции короны
с точки зрения контроля над армией. Суждение неверное: Вал­
ленштейн, получая чин «генерал-капо», оставался напрямую
подчиненным короне, хотя решения военного совета во главе
с графом Шликом теперь для него мало что значили. Во вся­
ком случае, он не стал своего рода «монстром»-сувереном вне
пределов имперской системы. Именно эта важная поправка по­
зволила Фердинанду много позже и без особых усилий блоки­
ровать его действия, отрешить от должности и подвести к тра­
гической эгерской ночи 1634 г.
Весной 1632 г. на Валленштейна смотрели как на глав­
ную надежду престола. За зиму ему удалось развернуть почти
40 000 человек и осовободить Прагу. Арним, однако, отошел
в Силезию, заняв наследственные поместья Фридландца и на­
висая над восточным флангом. То был гениальный шахматный
ход: Валленштейн не мог довершить успех и вторгнуться прямо
в Саксонию, имея за собой внушительную группировку враже­
ских сил, угрожавшую отрезать его от Моравии и Австрии. Но
не только положение дел на богемском театре влияло на ход со­
бытий. Максимилиан умолял имперского командующего прий­
ти на помощь Баварии: несколько его полков могли едва дер­
жаться за стенами Регенсбурга и Ингольштадта.
Летние бои во Франконии: Нюрнберг, Фюрт, Альте-Фе­
сте. С конца весны генералиссимус развернул основную массу
своих войск в западном направлении и пошел во Франконию,
угрожая Нюрнбергу. Спасти Баварию для него значило не
устраивать битвы на ее земле, а создать угрозу коммуникаци­
ям королевской армии: падение Нюрнберга, этой протестант­
ской цитадели в сердце Германии, прервало бы связь с Саксо­
нией — главной военной союзницей короля. Допустить этого
король не мог. В июне он уже был близ Нюрнберга и деятельно

166

Глава 6

хлопотал над обороной столицы Франконии. Гарнизон Нюрн­
берга пополнился шведскими контингентами, а сам король
маневрировал в окрестностях, пытаясь помешать соединению
баварских полков с Валленштейном. Но генералиссимус все
же соединился с ними: теперь он располагал силами, почти
равными шведским, — примерно 50 000 единицами пехоты и
конницы. Правда, баварский корпус был слаб и едва ли пред­
ставлял серьезную силу. Не рискуя создавать блокаду Нюрн­
берга, генералиссимус ограничился тем, что расположил всю
массу своих войск между городками Цирндорф, Оберасбах и
Штайн — между Фюртом и Нюрнбергом. Так был развернут
знаменитый «лагерь Валленштейна», беспримерный в истории
раннего Нового времени, на строительство которого ушло свы­
ше 13 000 деревьев: склоны холмов вмиг зазияли проплешина­
ми, заметными вплоть до начала следующего столетия. В лаге­
ре ежедневно кормилось по меньшей мере 15 000 лошадей, мно­
жество маркитантов, жили целые солдатские семьи. Внешний
обвод его представлял из себя мощные укрепления с редутами
на углах.
Тем временем король, выбив хорватов из Фюрта, располо­
жился южнее крайнего фаса императорских укреплений. Таким
образом, лагерь Валленштейна оказывался в полукольце —
между Нюрнбергом и шведскими линиями. Почти шесть не­
дель искушенные противники испытывали терпение друг дру­
га, не трогаясь с места и лишь тревожа коммуникации. Наконец
в конце августа к королю подошло подкрепление — 24 000 еди­
ниц пехоты и конницы, приведенных молодым Оксенштирной.
Силы короля теперь значительно превосходили император­
ские. Густав Адольф счел минуту благоприятной и немедленно
принялся за подготовку штурма. Он рассчитывал отвлечь вни­
мание противника ложным маневром, и Валленштейн, боясь
внезапного нападения, действительно притянул главные силы
к западному фасу своего лагеря. Король, догадываясь об этом,
на рассвете 3 сентября повел штурм всеми силами на фронте от
Розенберга до моста через ручей Дамбах, целясь в восточные
редуты. На правом крыле удалось взобраться на высоты Розен­
берга, сбросить оттуда императорскую пехоту, но продвинуть­
ся дальше не было никакой возможности: смертоносный огонь

От Регенсбурга до Праги: 1630—1635 гг.

167

орудий с высот лагерных укреплений, сведенных в несколько
батарей, вынуждал нападающих топтаться на месте. Без тяже­
лой артиллерии делать было нечего, но втащить ее на крутые
откосы так и не удалось. В центре все атаки храбрых шотланд­
цев разбились о неприступные редуты вокруг Альте-Фесте —
остатков средневековой крепости, превращенных в настоящую
цитадель. Казалось, лучше обстояло дело на левом фланге:
финнам и шведам удалось опрокинуть и рассеять тяжелую кон­
ницу Фуггера и гнать ее вплоть до подножия «звездообразных
шанцев» — углового бастиона лагеря Валленштейна. Уже под
вечер финны ворвались и в шанцы, изрубили и перекололи за­
щитников, но сгустившая тьма заставила их прекратить насту­
пление. Всю ночь король провел в рекогносцировках. Наутро
он не решился возобновить бой, и все взятое вернулось обрат­
но защитникам. Обе стороны потеряли не столь много — каж­
дая приблизительно по 3000 убитых и раненых, но в некотором
смысле пошатнулась репутация короля. Шведы под его руко­
водством впервые не добились полной победы.16
Рейд Голька (август—октябрь 1632 г.). Густав Адольф не
хотел признавать себя побежденным и оставался под Фюртом
до 18 сентября, еще раз предложив Валленштейну померить­
ся силами. Но тот не тронулся с места. Главной причиной, за­
ставившей короля очистить Франконию, стали все более тре­
вожные сведения, приходившие от курфюрста Саксонии. Еще
10 августа Валленштейн отрядил корпус Голька с задачей опу­
стошить земли курфюрста и заставить его отойти от союза со
шведами. Генрих Гольк, датчанин, защищавший за несколько
лет до того Штральзунд, лишенный больших дарований, но
строгий и исполнительный, со своими кавалерийскими пол­
ками должен был внушить курфюрсту мысль о скорейшем
перемирии с престолом. Он змеей проскользнул сквозь Руд­
ные горы, оказался в южной Саксонии и принялся беспощадно
опустошать владения курфюрста: разграблены и превращены
в пепел были Фрайберг, Шёнберг, Хемниц, включая чудный
Аугустусбург — «земной рай» Иоганна Георга. Курфюрст про­
сил Арнима, стоявшего в Силезии, о срочной помощи. Но тот
советовал лишь держаться и не тронулся с места. В ближайшее
время обнаружилась мудрость этого нелегкого шага.

168

Глава 6

Осенние операции 1632 г. напоминали цепочку вытекавших
друг из друга решений, точнее, шахматных ходов, безукориз­
ненных по точности и верности с обеих сторон. Валленштейн
спас Баварию движением на Нюрнберг. Король своим появле­
нием во Франконии одинаково угрожал и Баварии, и Валлен­
штейну. Последний нанес удар по Саксонии, вынуждая короля
оставить Нюрнберг. Арним же, в свою очередь, не трогался из
Силезии и заставил Валленштейна распылить свои силы: про­
тив него был направлен корпус Галласа. Оба — и король, и ге­
нералиссимус — достигли своими действиями точки равнове­
сия, нарушить которое могла лишь решающая битва.
Оказавшись на саксонской равнине, Валленштейн с 35-ты­
сячным войском хотел отложить развязку и, возможно, даже
продолжить маневры весной. Главные свои силы он намеревал­
ся расположить на зимних квартирах вокруг Лейпцига, рассчи­
тывая обеспечить коммуникации с Богемией. Коллоредо при­
крывал главный лагерь у Вайссенфельса, Гацфельд был отослан
в Эйленбург, а Паппенгейм с одиннадцатью полками должен
был разграбить Галле и добраться до Эльбы.
У короля были другие мысли. Густав Адольф не хотел испы­
тывать счастье — начинать долгую маневренную войну и под­
вергать опасности своего главного союзника. Генеральная встре­
ча становилась целью кампании. Король собирался лишь уси­
лить свои войска саксонцами Арнима и ради этого выдвинулся
в восточном направлении в сторону Эльбы. Однако утром 15 но­
ября, покинув Наумбург, он наткнулся на Коллоредо, направляв­
шегося к Вайссенфельсу. Как только от пленных стало известно
об уходе Паппенгейма, король тотчас же направился к Лютцену.
Лютцен (16 ноября 1632 г.). Ночь на 16 ноября шведы про­
вели на открытом поле юго-западнее Лютцена. С первыми
предрассветными часами они уже строились в боевые порядки,
разворачиваясь фронтом на восток вдоль старой дороги, веду­
щей в Лейпциг. Валленштейн, только накануне узнав от Кол­
лоредо о движении королевской армии, едва успел собрать все
имевшиеся под рукой войска и отправить приказ Паппенгейму
бросить все и срочно возвращаться к Лютцену.
Решающей битве кампании суждено было развернуться на
почти плоской равнине, окаймленной с запада и юга неболь-

От Регенсбурга до Праги: 1630—1635 гг.

169

шим перелеском и ручьем Флосграбен, огибавшим правый
фланг шведов. Внушительное число противоречивых, при­
страстных и неполных свидетельств до сих пор исключают ре­
конструкцию полной картины битвы. Потому мы отважимся
набросать ее ход лишь самыми общими мазками.
Валленштейн окопался вдоль дороги на Лейпциг, соорудив
в центре семипушечную батарею и расположив за нею семь
полков немецкой пехоты. Правое его крыло опиралось на Лютцен и 14 орудий на высотах у ветряных мельниц. Под их при­
крытием развернулась тяжелая конница Пикколомини. Левый
фланг простирался до ручья Флосграбен. За отсутствием Паппенгейма здесь располагался Гольк со своими хорватами, вен­
грами и поляками. Король, как и при Брейтенфельде, противо­
поставил своему визави две обычные линии пехоты и конницы.
Первой предводительствовал он сам, имея на правом крыле
против Голька рейтар и драгун (финны и немцы), на левом —
немецкую конницу и пехоту герцога Веймарского, а в центре —
отборные пехотные бригады Нильса Браге. Второй линией
(шотландцы и финны) командовал Книпгаузен. Обоз оставался
в Мойхене.
У Валленштейна было примерно 17 000, к которым уже
в ходе сражения присоединилось 3000 конницы Паппенгейма,
у короля — почти 20 000. Замысел Валленштейна был строго
оборонительный, короля — исключительно наступательный.
Сражение пришлось отложить до 11 часов: густой ту­
ман, поднимавшийся от свежевспаханного поля, и моросящий
дождь совершенно закрывали обзор. В протестантских полках
молились, молился и король вместе со своим походным капел­
ланом Якобом Фабрицием. Затем он обратился по-шведски и
по-немецки с краткой речью к солдатам; позже эта речь будет
воспроизведена в протестантском эпосе. Звучали слова о стой­
кости, вере и свободе. Как только видимость улучшилась, ко­
роль тотчас атаковал по всему фронту. На правом фланге его
финны легко опрокинули и рассеяли хорватов и драгун Голька.
В центре «голубая» и «желтая» бригады очистили придорож­
ные траншеи, овладели батареей и обратили в бегство стояв­
шую за ней пехоту. Но не столь был удачен герцог Веймарский
на своем крыле. Валленштейн успел поджечь окраины Лют-

170

Глава 6

цена, и Бернгарду пришлось медленно пробираться по пред­
полью, чтобы достичь вражеских позиций. Сблизившись же
с ними, его полки попали под убийственный огонь с мельниц,
контратаку тяжелой конницы Пикколомини и были отброше­
ны. Здесь же случилась одна из первых знаковых жертв побои­
ща: пуля сразила аббата Фульдского Иоганна Бернгарда Шенка
фон Швайнсберга, благославлявшего имперских рейтар позади
фронта и оказавшегося на линии огня.
Видимо, тогда же появились и первые эскадроны Паппенгейма, устремившиеся к уже расстроенному левому флангу.
Они подкрепили Голька, дерзко устремились вдоль Флосграбена и дошли даже до второй линии и обозов шведов, где бы­
ли отброшены Книпгаузеном. К несчастью для шведов, почти
в тот же час пули сразили командира смоландцев Штенбока и
предводителя остготского полка Леннарта Бета. Это означало,
что почти весь правый их фланг был обезглавлен. Король, не
теряя ни минуты, выехал вперед и сам повел расстроенные пол­
ки. Роковое решение «северного льва»: густой пороховой дым
и, видимо, вновь начавшийся дождь мешали различать своих
и чужих. Король с горсткой окружавших его людей напоролся
на рейтар Фалькенберга из полка Гётца. Завязалась отчаянная
схватка. Густав, раненный в руку, а затем в спину, свалился
с лошади. Его шталмейстер Шуленбург разрядил оба пистолета
и был оттеснен от своего государя. У герцога Лаунебургского
была перебита рука, и он уже ничем не мог помочь. Паж Лейбельфинг еще пытался вытащить короля из-под лошади, но пал
под градом ударов и остался лежать рядом со своим господи­
ном. Впрочем, императорские кавалеристы поначалу приняли
короля за богатого офицера, ограбили уже бездыханное тело и
нанесли ему еще несколько ранений.
Весть о гибели вождя не сломила армию. Командование
принял на себя герцог Веймарский на правах генерал-лейтенан­
та. Он тотчас пресек панику и зажег пламенной речью сердца
подчиненных. Вторил ему и капеллан Фабриций, немедлен­
но приказавший затянуть победный 82 псалом. Тысячи глоток
подхватили его голос.
Валленштейн тем временем успел восстановить почти рух­
нувший фронт. Прорвавшаяся в центре пехота Браге попала под

От Регенсбурга до Праги: 1630—1635 гг.

171

огонь орудий у мельниц. Пикколомини ринулся на нее с двумя
полками тяжелой конницы и после кровопролитной схватки от­
бросил назад с огромным уроном. Здесь была почти совершен­
но истреблена «желтая» бригада. Но еще больше Валленштейн
рассчитывал на Паппенгейма. Однако его конница втягивалась
в битву частями, таранного удара, который так любил и на ко­
торый так рассчитывал генералиссимус, не получилось. Сам
граф упал с лошади, простреленный шведской пулей. Лишь
расторопность его трубача, успевшего застрелить финского
драгуна, уже уводившего коня с тяжелораненным генералом,
избавило последнего от роковой кончины в шведском плену.
«Никто, никто более не верен нашему государю», — шептал он,
видя бегущих рейтар Беннингхаузена.
Ближе к вечеру выстрелы стали смолкать и воцарилось не­
кое подобие паузы: слишком велики были потери с обеих сто­
рон. Книпгаузен даже советовал герцогу Веймарскому пре­
кратить сражение и начать правильный отход. Но Бернгард не
был бы самим собой, если бы последовал его словам. Он велел
ввести в дело вторую линию, подкрепил конницу на флангах и
завладел инициативой. Королевская пехота вновь перешла зава­
ленную трупами людей и лошадей лютценскую дорогу, а на ле­
вом крыле «зеленая» бригада окончательно овладела батареей
у мельниц. Армия Валленштейна оказалась в железных тисках,
в тылу у нее одна за другой взлетали на воздух пороховые фу­
ры. Бросив в дело все до последнего солдата, генералиссимус
уже не мог надеяться на победу. Сбитый со всех позиций, он
с наступлением темноты отдал приказ об отходе. Шведы узна­
ли о его решении совершенно случайно, из перехваченного до­
несения полковнику Гофкирхену.17
Конечно же, победили протестанты: они сумели выстоять,
обескровить и принудить к стратегическому отходу лучшую
армию императора. Бернгард до глубокой ночи оставался на
поле боя, на нем оставалось лежать почти 9000 погибших. По
меньшей мере у трех тысяч из них были обнаружены опозна­
вательные значки королевской армии. Еще две тысячи раненых
герцог отправил в Наумбург.
Спустя три дня сдался и Лейпциг, превращенный в огром­
ный лазарет и морг: убитые и искалеченные защитники лежали

л»і