тётками рты пооткрывали; я и сама бежать была готова, как страшно мне стало, но тут в комнату влетела бабка Дуня, зыркнула на меня, будто взглядом к стене пришпилила, и на деда накинулась. Уж не знаю, откуда в ней силы столько взялось: подхватила она его под руки и чуть ли не на себе, как раннего с поля боя, вынесла из комнаты, да так легко и резво, словно то не мужик был огромный, а масленичное чучело из соломы и тряпья. Дверью громыхнула, аж побелка со стены посыпалась.
Что уж там на кухне она делала, никто не знает – сидели мы все обомлевшие и притихшие. Никто не посмел не то чтобы выйти и посмотреть, но и пошевелиться, только обменивались изумлёнными взглядами. Через некоторое время дед вернулся за стол, присмиревший и пригашенный, как старая керосинка, со своим привычным взглядом на ту сторону. Был вежлив, приветлив и будто даже и не помнил, как десять минут назад драл занавески и ломал стулья.
Родители мне после этого всыпать пытались – сразу поняли, чьих рук дело. Только вот сама бабка Дуня за меня заступилась. Хотя, казалось бы, уж кто-то, а она точно должна была меня наказать! Когда же пришло время уезжать, подошла к моим родителям и шепнула:
– Привозите её мне, а то, вижу, измучились все, извелись. Человека из неё сделаю. – Бабка Дуня подмигнула мне заговорщицки. – Ей со мной спокойней будет, а вам – послабление.
Родители кивнули, но отвозить не спешили. До очередной выходки с моей стороны
Часть 2
Незадолго до начала летних каникул умер дед Лексей. Мама поехала на похороны одна, а мы с отцом остались на хозяйстве. Приехала она тихая и задумчивая, по вечерам долго шепталась с папой на кухне, стала чаще захаживать в местную церковь. Из телефонных разговоров с тёткой, которые я подслушивала через розетку, я узнала, что дед ушёл из жизни добровольно, соорудив себе на чердаке петлю. Мама плакала и сокрушалась в трубку: деда похоронили без отпевания. В доме поселилось душное беспокойство, но я умудрилась встряхнуть наш замшелый быт.
Как только майское солнце просушило лужи на разбитых тротуарах нашего двора, местные пацаны из старших классов начали мастерить и взрывать самодельные бомбы на заброшенной стройке. Всё это время я тёрлась рядом с ними, и они меня благосклонно впускались в компанию, но на подрывы не брали.
Довольно быстро срисовав несложную рецептуру самодельной взрывчатки, я обратилась к своему соседу по подъезду Вовке Тереньтьеву. Собственно, я всё могла сделать и без него, но мне было откровенно страшно. Стыдно признаться, но Вовка был мне нужен лишь только для одного: исполнить опасную задумку чужими руками.
Рядом с нашим городком стояла часть ВДВ, а недалеко от её пропускного пункта на постаменте высилась списанная боевая машина десанта. Если натереть напильником её колесо, то можно было получить первый компонент той самой смеси – магний. Второй компонент – марганцовку – мы стащили у родителей. Вовка выпросил у отца изоленту, мы набрали камней и ушли на стройку мастерить бомбы. Точнее, мастерил Вовка, а я руководила.
С первой попытки у нас получились три маленькие штучки. Под моим чутким бдением и мне на потеху Вовка повзрывал их об асфальт, от чего и сам пришёл в неописуемый восторг. Мне показалось, что взрывы были не столь внушительные, как у ребят, и я убедила его сделать бомбы помощнее. Вовка согласился.
На следующий день мы повторили нашу схему и сваяли всего лишь две взрывчатки, но намного крупнее предыдущих.
– Лови! – крикнул Вовка и сделал фальшивый выброс. Я взвизгнула и сиганула в сторону. Вовка загоготал, глупо и карикатурно запрокинув голову назад. Мой испуг захлебнулся в ярости, я подорвалась к другу и с размаху вдарила ему ногой по руке – в ней бухнуло и сверкнуло. Ногу обожгло болью. Кто-то заорал. Оказалось, что я. И тут я увидела Вовку…
Он стоял прямо передо мной и удивлённо смотрел на кисть правой руки: три пальца на ней причудливо загнулись в разные стороны, будто спицы поломанного зонтика. От кисти вниз бежали тонкие кровяные струйки, у локтя они превращались в аккуратные капли и те падали на асфальт. Вовка закатил глаза и со всего роста шмякнулся навзничь. С удивлением я отметила, что правая нога его в этот момент комично дёрнулась. Через пару-тройку секунд до меня наконец дошло.
Я развернулась и бросилась бежать, спотыкаясь и падая чуть ли не на каждом шагу. Я ломала кусты, сбивала об камни пальцы ног, но бежала вперёд, бежала, как от своры бешенных собак. Я хотела поскорей добраться до квартиры, спрятаться, залезть под ковёр или под диван и сидеть там вечно, чтобы никто и никогда не смог меня найти. Но во двое меня остановил кто-то из взрослых. Мой ошалевший вид и противоестественная скорость были слишком красноречивы, чтобы не обратить на себя внимания. Пришлось всё рассказать. Если бы я не была так напугана в тот день, видит Бог, я бы не обмолвилась о случившемся. Даже ценою Вовкиной жизни…
Плохо помню, что происходило потом, но, когда всё закончилось и наступил вечер, пришло
