Опаньки! Нецензурный роман. Часть первая [Август Котляр] (fb2) читать постранично, страница - 3

размножайтесь. А для этого надо сношаться, желать сношений и получать от них удовольствие. Праотец Авраам не мог целых сто лет обрюхатить свою любимую Сарру. Но после обрезания дело пошло на лад, и столетняя старушка-первородка родила ему сына Исаака. А Исаак, которого собственный отец был готов зарезать и сжечь, уже родил жуликоватого проныру Иакова, которого, после мордобоя, который он устроил самому Богу в лице Божьего посланника, дали имя Израиль, что значит “Богоборец”. Так была заложена еврейская идентичность, которую нёс в себе Савва.

Неустановленный, однако вполне достоверный факт таков: Савва пришвартовал свой чёрный Гелендваген АМГ 63 к стене боливийского посольства, что в Лопухинском переулке, соединяющем Пречистенку с Остоженкой. Нет, это был не Гелик, это был Лэнд Крузер 200 или даже Рендж Ровер Аутобиографи. Точно нет, это был чёрный Роллс-Ройс Куллинан Блэк Бэдж. Да, теперь этот факт будем считать установленным. Это был Роллс. Паркуясь, Савва сбил слегонца мента, стерегущего наловленных в джунглях Амазонки дипработников. Полицай вылез из своей будки, чтоб размяться, покурить дешёвое говнецо и сообщить "стоянка запрещена" с целью получить на чай.

"Аккуратнее, братан, блядь, тут три тонны весу", — дружелюбно поприветствовал Савва мента, потиравшего ушибленные бампером коленки. "Слышь, командир, только давай без эксцессов, без хуйни, на-ка на лечение, — Савва достал купюру в двести евро и сунул купюру менту в мундир, — Я быстренько. Корыто моё постереги, ещё денежек дам". И, развернувшись жопой к изумлённому нахрапистой наглостью мусору, Савва пошёл по переулку вниз, к Остоженке. Возможно, было прохладно, потому что Савва кутался в норковое пальто с соболиным воротником. Очевидно, это всё таки была зима, судя по пальто, да и происходило сравнительно недавно, потому что БМВ стало делать внедорожники из Роллс-Ройсов на излёте второго десятилетия двадцать первого века. Пользуясь случаем, пеняем семье Квандт за падение качества БМВ, но речь сейчас не о них. Даже не выразим к случаю сожаление о такой классной тачке как М5.

Савва посмотрел на часы. Это был бриллиантовый Графф с изумрудами. Бриллианты так заискрились под ясным зимним солнышком, что Савва забыл, зачем смотрел на часы, настолько ему эстетически захорошело от лучистой спектральной россыпи. Прекрасное дало ему по шарам, как будто взял триста текилы на грудь, и не чего-нибудь, а пойла, где на дне лежит червячок-гусано. Или на руке у Саввы была усыпанная бриллиантами “Астрономия” от Яши Арабова? Или Антуан Прецьюзо с тремя турбийонами, выточенный из метеорита, которому и бриллианты ни к чему? Но точно, это были изумительные по красоте, изяществу, усложнениям и космической цене часы.

"Ёб твой мать, — восторгнулся Савва, — ахуеть! Какая, блядь, красота! Как же это Господь Бог додумался соединить семь ярких цветов один прозрачный?" С некоторых пор, устав от алкоголя, кокаина и избытка умственности, Савва начал вести диалоги вслух с самим собой, потому что больше говорить было не с кем. И не о чем. Проблемы, которые волновали Савву, были не общего порядка. Его волновали бозоны Хиггса, душу бередило золотое сечение и число Фибоначчи, занимал до чрезвычайности опыт внетелесных переживаний, много он размышлял о деривативах и одиннадцатилетних циклах солнечной активности. Отдельным потоком шли мысли о поэзии и высоком художественном слове. И ещё одним раздвоенным потоком шли мысли об учебнике цинизма, который сочинял Савва, и о Красной Шапочке, о которой Савва сочинял похабные истории — чисто для души. Это была Саввина отдушина — сочинение похабных сказок для детей старшего предпенсионного возраста. Сам он работал проституткой — только интеллектуальной — и находил своё ремесло настолько полезным и интересным, что возвёл его в ранг высокого искусства. Одинаково ярко и аргументировано он доказывал диаметрально противоположные утверждения. На любой вопрос имел несколько точек зрения — всё зависело от того, с кем он разговаривал или для кого писал. В физике это естественное поведение частиц, лежащих в основе материи, называют “эффектом наблюдателя”. При этом Савва никогда не кривил душой, ибо собственных убеждений у него никогда не было.

В мозгах, регулярно питаемых алкоголическими электролитами и усиленным деликатесным питанием, по аксонам и дендритам неслись и падали стремительным домкратом слабые электромагнитные импульсы, порою завиваясь в лженаучные торсионные вихри, а где-то и образовывали тихие заводи с омутами, в которых водились воображаемые, но от этого не менее реальные и пугающие черти.

"Кто я такой и что я тут делаю? — Савва остановился и осмотрелся. Сзади чернелся его Роллс-Ройс, впереди серелся переулок, перкатывающийся через Остоженку как Днепр через пороги. — За каким хером меня сюда принесло? Освежиться, что ли?". Савва полез за пазуху, достал плоскую фляжку и хлебнул коньячку. Это был Курвуазье вээска немноголетней