Ирина
Ромка
Оля
ОН
«УЛЫБКИ».
— Солнышко мое маленькое.
— Мам, пора.
— Да. Я бы хотела никогда от тебя не уходить.
— И я бы хотел, но тебя ждут.
— Ждут. А ты один останешься.
— А тетя Оля принесла мне книжку — интересную!
— О чём?
— Что-то вроде современной сказки о Чудовище и Красавице.
— Расскажешь потом?
— Обязательно! Ну, иди?
— Иду.
— Пока.
— Пока. Не переутомляйся.
— Мам, глупость ты говоришь. Всё равно умру.
— Ромка…
— Ты меня возьмешь на концерт?
— Я поговорю с Владимиром Николаевичем.
— Уговорю.
— Уговорю. Постараюсь.
— Ну, беги!
— Бегу.
Невыносимо, невыносимо, невыносимо, невыносимо, невыносимо…
— Мам? Улыбнись!
— Я люблю тебя! Пока-пока!
— И я, Красавица моя!
— А ты — моё милое Чудовище.
— Нет не я. Другой.
— Другой?
— Беги, мам. Опоздаешь
«НАДЕЖДЫ».
— …И последний проход. И раз, и два, и раз, два, три. И раз, и два, и раз, два, три. Отлично! Девочки — мальчики! Я вас обожаю! Спасибо всем! По домам, по домам! До свидания. До свидания.
— Здравствуйте.
— Вы кто?
— Я ищу Любовь.
— А мне не помешало бы еще чуточку надежды.
— Необычно. Как Вас зовут?
— К сожалению, только Ирина.
— Здравствуйте, К Сожалению Только Ирина.
— Здравствуйте, Ищущий Любовь. У нас таких нет.
— Что, ни одной и ни у кого?
— Все уже разошлись.
— А у Вас?
— А у меня одна любовь — мой сын.
— Сын? Сын — это кто?
— Сын — это сын Ромка, просто сын, просто Ромка. Что Вам надо?
— Извините, я не все узнал.
— Надо полагать.
— Можно, я буду к вам заходить?
— Зачем?
— Мне нравится у вас.
Все как во сне. Проснешься — глупость какая-то. КТО ТАКОЙ? Зачем? Что надо? Почему не выгнала? Сразу. Таких не бывает. Розы в бутонах — странно. Не знает простых слов — не иностранец. Откуда взялся? Куда уходит? Ромка после концерта как-то даже повеселел, зря врач боялся. ОН действует на всех чудесно. Всё оживает. Ничего такого не делает, не говорит — всё оживает. Зачем сейчас? Не нужно.
«СЛЁЗЫ».
Лежит на кровати (щеки в ладонях), пытается придумать новый танец — бесполезно. Мысли — бешеный пульс. Ромка! Ромка! Опять плохо. Врач орет — думает, что из-за перевозки. Достаточно записи. Запись — пустота, Ромка хочет ЖИТЬ! Как откажешь?!.. И ОН. Кто ОН? Что ОН?…Появляется в комнате. Встает над кроватью. Она ЕГО чувствует. Дыхание, сердце, разлив, ласки. Чудовище трехглавое… Лапы.
— Господи, ты меня напугал!
— «Господи» — ошибка, это я.
— «Господи» — для связки слов; к Богу — никакого отношения.
— Я начинаю привыкать.
— А я — нет. Ты каждый раз возникаешь из воздуха.
— Безумно захотел тебя увидеть.
— Почему три — головы?
— Тебе не нравится?
— Необычно.
ОН поднимает её какой-то неведомой ей силой. Мягко, уютно, плывет. Тихим сиянием расходятся волны, сливаются, вздрагивают и рассыпаются, как искры (как слёзы?). О чем?
- Как ты прекрасна! Хочешь, будем танцевать?
Если бы этот танец можно было повторить — на сцене! Как повторишь любовь, нежность? Как вынешь это из сердца, как покажешь другим? Невозможно. Странно. Сон?
«ПРОЩЕНИЕ»,
— Оль, я не сержусь на тебя.
— Не надо, пожалуйста.
— Нет, правда.
— Я сама сержусь на себя.
— Ты ничего не можешь сделать.
— Могу.
— Если бы могла, сделала бы.
— Нет, могу, но я… я боюсь. Понимаешь, так, что самой противно. Смогу я когда-нибудь себя простить?
Или повешусь сразу, как Ромка…
— Оля! Я тебя простила, поняла и простила. И ты должна себя простить.
— Если бы это было так просто.
Уходит, убегает, не может, не может об этом слова произносить, связывать их в мысли.Она, она вычеркнула последнюю надежду Ромки, потому что боится тоже умереть. Лучше не приходить, не встречаться с Ирой, никогда, ни за что. Убегать. Убегать.
«ФОРМА».
— Где ты бываешь, когда тебя нет?
— Дома.
Пушистый, пушистый медвежонок, котенок…
— Какой ты. Какой ты. Какой ты.
— Что это значит?
— Какой ты в своем мире, мне интересно.
— Любой.
— Нет- нет, расскажи, покажи!
— Разве форма имеет смысл?
— Конечно. Вот чашка и бокал. Вино приятно пить из бокала, а чай из красивой чашки.
— Я такой, чтобы тебе было хорошо.
— Я хочу посмотреть на тебя.
— Смотри.
— Пожалуйста, пожалуйста… Ты меня сейчас будешь обманывать, скажешь: «В вашем мире моя форма не устойчива».
— Это так. Я меняюсь от движения воздуха…
— Это сон. Бывает так в жизни? А я?
— У нас? Понимаешь, ваша форма статична, и у нас ты застынешь.
— Боже, какие страсти! Я буду Спящей красавицей? Милый, милый, милый мой. Как хорошо!
— Ты будешь моей любимой.
— Скажи еще.
— Любимая моя.
— А любовь имеет смысл?
— Во всех мирах и навсегда!
— Боже! Какая я… дурочка. Просто дурочка!
«СТРАХ».
— Это ТЫ?
— Ты меня видишь?!
— Я знаю.
— Тебе мама обо мне рассказала?!
— Мама? Нет!
— Смеёшься?.. Ты, правда, умрешь?
— Да. Мама любит тебя, я вижу.
— Значит, это ты… Я слышал зов.
— Я придумал тебя.
— Придумал?
— Вообразил и очень захотел.
— Нет, я был до этого. Понимаешь, у меня свой мир.
— Наверное. Забери её.
— Туда?! Но она там не сможет жить. Может быть, только в капсуле…
— Здесь тоже.
Но ты ведь любишь её, разве любовь не может все?
— Ты умираешь и говоришь, что любовь может всё?!
— Любовь может все.
— Какой страшный ваш мир.
«ЖЕСТОКОСТЬ»,
— Хочешь, я покажу тебе твой мир.
— Ты, правда, это можешь?
— Это не совсем законно, но могу.
— Тебя накажут?
— Меня больше накажут, если узнают, что я с тобой.
— Зачем же ты тогда?
— Ты хочешь, чтобы я не приходил больше?
— Нет, нет, не знаю, но тебя же накажут.
— Какая ты, какая ты!.. (Колокольчик.)
— Что это?
— Какой бедный у вас язык; я не могу выразить то, что чувствую… вашими словами.
— Какой ты глупенький, я и так знаю, зачем какие-то слова… Скажи ещё так.
Колокольчик нежный, сладкий, безумный, безумный, обо всем бы забыть, забыть бы, забыть бы,Неужели это со мной. За что?
— Я люблю тебя.
— Я люблю тебя. Ты только не пугайся; представь, что ты в пушистом-пушистом облаке…
— Я и так в пушистом-пушистом облаке, какое счастье!.. Постой, я не могу.
— Почему?
— А Ромка? А мои мальчики-девочки?
— Отдохнут немного; а Ромка — он тебя не любит.
— Не любит?
— Он хочет, чтобы я забрал тебя.
— Ты ему показался ТАК?
— Нет, он сам знает. Он меня… придумал.
— Смешной ты, это и есть его любовь.
— Я сказал, почему это невозможно. А он сказал — любовь может всё.
— Разве, нет?
— Ты в это веришь!?
— Он в это верит, он ещё мальчик… Видишь, тебя придумал для меня.
— Я не могу этого понять. Это жестоко!
— Нет, это не жестоко, это любовь. Не сердись?
«НАРКОТИК».
— Что это?! Что это?! Что это?! Ира!!! Что это?!
— Не кричи.
— Что это?!
— Тихо. Тихо. Ничего нет. Всё. Видишь? Ничего!
— Что это?
— Всё. Всё…
— Я с ума схожу?
— Если бы ты знала…
— Ты с ума сходишь?
— Не кстати.
— Я пришла…
— Ах, нет, садись.
Тихо. Так тихо. И тепло. Как раньше. Как с мамой. Так не бывает, не возвращается, не появляется снова, не создаётся. Только тогда, только там. Только там хорошо.
— Это наркотик?
— Вряд ли.
— Не смей, не смей, где это? Где это, чем ты всё тут…
— Оля, Оля, ну, что ты делаешь…
— Не смей! Это не выход!
— Это ОН. Ты видела нас.
— И чем он тебя тут травит?
— Это не объяснить. Ты не поверишь. ОН — другой.
— А как же!
— Совсем другой, из другого мира, может быть, из другого измерения.
— Это понятно!
— Смешная ты. ТЫ здесь?
— … Я не понимаю.
— И я. ОН любит меня.
— ЭТО?
— А, это всё не важно… Видишь? Совсем не важно.
— Кто-то из нас свихнулся.
— Наверное, я. Я люблю ЕГО.
«СЧЁТЫ»,
— Здравствуй.
— Как ты видишь меня, не пойму.
— Ведь я тебя придумал…
— Тогда понятно.
— Зачем ты пришел?
— Тебя можно вылечить, но я не могу тебя забрать.
— Я знаю.
— Я не смогу раскрыть тебя.
— Я знаю.
— А сам я не умею. Я не врач. Я…
— Я знаю.
— Ты не можешь знать!
— Могу. Я устал.
— …Хочешь, я покажу тебе твой мир?
— Хочу! А это долго? Меня не потеряют?
— …Время ничего не значит, если у тебя нет с ним счёта.
— У меня… наверно, нету.
— Тогда представь, что ты в пушистом-пушистом облаке…
«ПРЕДАННОСТЬ»,
Что-то случилось. Тяжело. Беспокойно. Страшно. Что?.. Ромка!
— Алло! Алло! Господи, Ромочка… Да, милый. Ничего не случилось, просто звоню. Я приду, конечно. Правда, всё в порядке… Обязательно. Пока.
Что случилось? Боже! Как это выдержать? Ира… Ира… Где ты? Где ты? Невозможно сидеть дома, надо идти, надо бежать.Странная, странная, странная. Такая светлая, такая необыкновенная. Это может быть любовью? Какой-то монстр, какое-то чудовище. Но она светлая, светлая. Когда это было так?Не было, давно, не вспомнить. Только горе, только ужас.Что с ней? Что с ней?
— Не была сегодня? (Что? Что произошло?) И не предупредила?
Такого не может быть. Такого никогда не было. Танцы страсть её, это все, что согревает, это все, что держит. Чтоб не сойти с ума. Не сойти с ума. ОН! Нет, она не могла согласиться, она не могла бросить Ромку, всё бросить. Не могла!
— Ира! Ира! Открывай! Ира!
Где-то был ключ. Где-то был. Где-то, ключ… Что это?Так сильно тяжело идти, так трудно, тяжело дышать, как паутина, как липкая паутина. Стягивает ватные сгустки воздуха, сворачивает, скручивает. Как сон. Идешь — не можешь. Все силы — на одно движение. Все силы — на одно, только на одно. Это сон. Надо проснуться. Сон. Это сон!Здесь нет этой двери! Никогда не было этой двери!
— Зачем ты пришла?
— Это ТЫ? Где ТЫ? Я не вижу!
— Я — везде!
— Где Ира? Что ты с ней сделал?
— Пока здесь. Но я её забираю с собой.
— Тебя накажут!
— Я не буду ее раскрывать.
В сизых слоях тумана, как на ложе с перинами и подушками недвижно лежит Ира Ирочка Ирина. Живая? Дышит. Сестра. Единственная, родная, преданная ею, Ольгой.Потянулась к двери, маленькими рывками, тонет, как в болоте, но идет, но получается! Это сон!
— Ты не можешь её забрать!
«СОН»,
— Ты не можешь её забрать!
— Могу! Я спасаю её от этого вашего страшного мира!
— Что она будет там, у тебя? Бездыханной зомби?!
— Я люблю её. Любовь всё сможет!
— И ты в это веришь?
— Верю.
— У неё сын.
— Сын всё равно скоро умрёт.
— Без неё он умрёт завтра же.
— Разве есть смысл во времени?
— Для нас — есть. И ты не Бог, чтобы решать за неё.
Ирина не двигается, но Ольга явно ощущает, что она становится всё ближе и ближе к этой странной двери.
— Ваш мир страшный! Страшный. Она лучшая, самая лучшая! Как она попала к вам? Как? Ваша жестокость друг к другу. Ваши холодные связи. Ваши жуткие отношения. Вы убиваете друг друга. Вы любите и ничего не делаете для любви. Вы твердые, вы неподвижные. У вас нет свободы. Нет свободы действий, нет свободы желаний. Это не справедливо!
Ольга рванула к двери, готовая прыгнуть туда сама, оттолкнуть сестру в последний миг.
— Стой! Стой! Послушай меня! Ты считаешь наш мир несправедливым? Нет свободы желаний, так ты сказал? Нет свободы действиям? Но ты, ты, что хочешь сделать?! Ты хочешь отнять у неё семью, сына, работу, осознанную жизнь, в конце концов! Это её выбор? Это её свобода желаний?! Это справедливо? Ты любишь её, ты знаешь, что она хочет. Где справедливость в твоих действиях?! Где?
Ольга почувствовала вдруг, как волнами спадает напряжение, толчками обрываются нити, и смягчается, и становится вязким и расплывчатым серый воздух. Она ещё не поняла, что случилось.
— Где? — вдохнула, странно обмякая. Она увидела, как сгустки — чего? — скатываются с Ирины, и последний, ласкающий щеки, губы её, медленно исчезает, не желая уходить, не желая расставаться. Ольга заплакала вдруг — как жалко, как жалко его… как жалко.Дверь открылась…
— Не справедливо, — прошепталось в воздухе. — …и закрылась, растворяясь в глазах. И — ничего… Ночь прошла. Ольга всё сидела и смотрела. На спокойное лицо Иры. И всё было тихо и спокойно.Тихо и спокойно. Тихо. И спокойно. Тихо. И. Спокойно.
— Какой странный сон мне приснился.
— Какой?
— Про Чудовище и Красавицу. И я его очень любила.
— Да…
— Почему ты плачешь? Почему? Почему…
********************************************
