при подцержхе Инcnnyra «Отхрытое общество• (Фонд Сороса)
PoccИJI и Инcnnyra •Открытое общество•- Будапешт.
Двввдсон ДонаJJЪд
Исследования истины и интерпретации / Пер. с
анrл. А. А. Веретенникова, Т. А. Дмитриева, М. А. Дмит
Р>, явля
ются тривиально истинными. Поскольку совокупность та
ких предложений единственным образом определяет эк
стенсионал предиката истины для русского языка, теория,
которая влечет за собой все такие предложения, должна
быть экстенсионально корректной. Критики часто ошиба
ются, считая, что поскольку теоремы, которые показывают
корректность теории, тривиальны, то теория или понятие
истины, которое эта теория характеризует, также должны
быть тривиальны.
Теория истины могла бы служить для интерпретации выс
казываний носителя языка только в том случае, если бы она
объясняла все лингвистические ресурсы говорящего. Но
адекватна ли естественному языку та теория, которая удов
летворяет конвенции Т? Здесь возникают два вопроса. Один
из них -какие средства надо создать или считать доступны
ми для языка теории; другой
-
как применить эти средства
к языку говорящего. Мое рабочее предположение состояло
в том, что нам доступна лишь стандартная квантификацион
ная теория первого порядка, но не более. В самом деле, в те
чение долгого времени я был убежден, что множество аль
тернативных подходов к семантике, использующих, напри
мер, модальные логики, семантику возможных миров или
подстановочную квантификацию, не подходят для теории,
которая отвечает требованиям конвенции Т. Теперь я знаю,
что это было поспешное суждение. Конвенция Т не решает
так много проблем, а для содержательного теоретизироваtб
ВВЕДЕНИЕ
ния открыто больше возможностей, чем я думал. Однако,
известные достоинства квантификационной теории перво
го порядка все же побуждают нас рассмотреть, как она мо
жет быть использована. В следующих трех статьях, собран
ных под заголовком «Приложения», я делаю попытку семан
тической адаптации трех родственных, но не поддающихся
одновременной обработке идиом: это цитирование, косвен
ная речь и операторы наклонения.
В статъе
6 указывается,
что ни одна из существующих тео
рий цитирования не полна, и предлагается эксплицитно ука
зательный подход, который делает цитирование особым слу
чаем указательной референции одних слов к другим, вербаль
но смежным.
Статья
7,
«О местоимении "что",., сфокусирована на од
ном из многих видов предложений, используемых для при
писывания установок; предложенное паратактическое5 реше
ние имеет очевидные сходства с трактовкой цитирования в
статье
6. В статье 3 есть указания
(которые, как я думаю, мо
гут быть развиты) на то, как такой анализ может быть рас
ширен на предложения, выражающие мнения. Если следо
вать этой стратегии, то она могла бы задать семантику (но
не логику) для модальных выражений, для контрфактичес
ких высказываний и прочих предложений, выражающих
«Пропозициональные» установки.
В статъе
8,
«Грамматические наклонения и виды речевой
практики», подчеркивается различие (которым часто пре
небрегают) между грамматическими наклонениями с одной
стороны и различными видами иллокутивной силы с другой.
Только первые относятся к теории того, что означают сло
ва. Здесь предложен анализ паратаксиса императивов, пред
назначенный объяснить нашу естественную интуицию, зак
лючающуюся в том, что императивы не имеют истинностно
го значения, хотя остаются в пределах области действия
теории истины.
В дополняющем данную книгу «Эссе о действиях и собы
тиях» я показываю, как теория истины может применяться
к ряду неясных случаев: к предложениям о действиях и дру-
I7
ВВЕДЕНИЕ
гих событиях, адвербиальной (наречной) модификации и
сингулярным каузальным утверждениям.
В третьем разделе этой книги рассматривается вопрос,
может ли теория истины быть верифицирована носителем
языка без припятня в качестве допущения слишком много
го из того, что она предназначена описать.
В статъе
9,
, как и в осталь
ных, я следую за Куайном, предполагая, что даже если мы
сужаем наше внимание до вербального поведения, показы
вающего, когда и при каких условиях субъект принимает на
веру некоторое предложение, то все равно у нас нет никако
го прямого способа выяснить роль убеждения и значения в
объяснении этой веры. Выявление отдельных теорий убеж
дения и значения требует теории, которая при введении до
полнительных данных может повлиять на интерпретацию
каждого предложения и сопутствующих ему установок. Лишь
изучая cm/J"jкmypy нашего припятня определенных предложе
ний, мы можем оnределить, что они означают и какие убеж
дения выражают.
Эмпирические свидетельства без помощи теории никак не
помогут нам различить вклады убеждения и значения в линг
вистическое поведение. Поэтому требуется метод разделе
ния этих вкладов до степени, достаточной для коммуника
ции. В данных статьях способы достижения этой цели опи
саны и подкреплены доказательствами. Но все они, так или
иначе, опираются на Принцип Доверия
(Principle of Cha-
rity)4.
Само это выражение и основная идея почерпнуты из ра
боты Нила Уилсона . Куайн гово
рит об этом следующим образом: « ••• Утверждения, изначаль
но представляющиеся поразительно ложными, следует, ве
роятно, рассматривать как содержащие скрытые языковые
различия>>\ Куайн применяет этот принцип прежде всего к
интерпретации логических констант.
Поскольку я считаю, что не могу использовать понятие
стимульного значения Куайна как основание для интерпре
тации некоторых предложений, я применяю Принцип До-
18
ВВЕДЕНИЕ
верия более широко, а именно во всех случаях. Применен
ный таким образом, он рекомендует нам, в наиболее общем
смысле, предпочитать те теории интерпретации, которые
минимизируют разногласия. Стремясь подчеркнугь неизбеж
ность обращения к доверию, я склонялся к тому, чтобы рас
сматривать этот вопрос именно так. Но минимизация раз
ногласий, или максимизация согласия, является смутным
идеалом. Цель интерпретации
-
не согласие, а понимание.
Я всегда настаивал на том, что понимание может быть дос
тигнуто только при помощи такой интерпретации, которая
способствует достижению согласия правильного вида. «Пра
вильный вид», однако, не легче определить, чем сказать, что
именно составляет достаточное основание для поддержки
некоторого отдельного убеждения.
Отдаленные подходы к Принципу Доверия начинают по
являться в статьях 10 и 11. Однако там они представляют
собой лишь намеки, в моей нынешней работе я пытаюсь раз
вить эту тему более подробно.
В статъе
ro,
«Мнения и основания значения», отстаивает
ся симметрия мнения и значения в исследовании вербально
го поведения. В одном важном отношении эта статья идет
еще дальше. В нем развивается удивительная параллель меж
ду теориями выбора, основанными на теореме Бейеса, и те
ориями значения, и приводятся основания, в силу которых
эти две теории должны рассматриваться как взаимозависи
мые. Идеи, эскизно обозначенные здесь, могуг привести к
объединенной теории речи и действия; они были развиты в
моих Карусовекох лекциях6 и будут изданы в ближайшее вре
мя'.
Первые две статьи о радикальной интерпретации подчер
кивают тот факт, что понимание слов носителя языка тре
бует обширных знаний о его убеждениях. В статъе
r r,
«Мыш
ление и речь», они рассматриваются как зависящие друг от
друга, из чего следует вывод (хотя и умозрительный) о том,
что лишь существо, обладающее языком, может считаться
имеющим полноценную систему пропозициональных уста
новок.
ВВЕДЕНИЕ
В статъе I 2, «Ответ Фостеру», как отмечено выше, призна
ется, что если мы хотим, чтобы теория истины помогала при
переводе, то она должна быть не просто истинной: ее акси
омы и теоремы должны быть законами природы. Если пере
водчик знаком с такой теорией, то он может использовать
ее для того, чтобы понять говорящего
-
но только если он
знает, что утверждения теории являются номическими.
Следующие четыре статьи могут быть описаны как фило
софские следствия предлагаемого здесь подхода к истине и
интерпретации.
Теория истины может называться корреспондентной в
непритязательном смысле статьи
3,
но такая трактовка не
поощряет мысль, согласно которой мы понимаем то, каким
образом можно было бы сравнить сами предложения с тем,
о чем они повествуют, так как теория не предоставляет нам
никаких объектов, с которыми можно сравнить предложе
ния. Сходным образом, в статъе
IJ,
«Об идее концептуаль
ной схемы», ставится под вопрос ясность требований, соглас
но которым различные языки или концептуальные схемы
«делят на части» действительность или «обращаются» с ней
во многом различающимися между собой способами. Наш
общий метод интерпретации предупреждает возможность
обнаружения того, что другие люди обладают иными интел
лектуальными средствами, чем мы. Но, что более важно,
здесь утверждается, что если мы отклоняем идею о неинтер
претируемом источнике эмпирических свидетельств, то мы
избежим дуализма схемы и содержания. Без такого дуализ
ма концептуальный релятивизм теряет смысл. Это не подра
зумевает, что мы должны отказаться от идеи объективного
мира, независимого от нашего знания о нем. Напротив, ар
гумент против концептуального релятивизма показывает,
что язык
-
не экран или фильтр, через который должно
пройти наше знание о мире.
Отказ от дуализма схемы и содержания ведет к отказу от
самой важной темы эмпиризма в его главных исторических
проявлениях. Но я не думаю, что мой аргумент против эм
пиризма иревращает или должен превратить меня в прагма-
20
ВВЕДЕНИЕ
тиста, трансцендентального идеалиста или
«внутреннего>>
реалиста, как угверждают многие мои друзья и критики. Все
эти позиции
-
формы релятивизма, которые я нахожу на
столько же неприемлемыми, как и критикуемый мной эмпи
ризм.
Согласно статье
13, идея о том, что концептуальные ре
сmсы различных языков сильно различаются, бессмыслен
на. Аргумент, который ведет к этому заключению, в равной
степени ведет и к заключению о том, что общие принципы
нашего видения мира являются правильными, несмотря на
то, что мы, поодиночке и все вместе, можем быть совершен
но неправы, это может происходить только при условии, что
в большинстве основных пунктов мы не ошибаемся. Из это
го следует, что, изучая то, что наш язык- любой язык- тре
бует для того, чтобы предоставить нам полную онтологию,
мы не просто рассматриваем нашу собственную картину ве
щей: то, что мы считаем существующим
-
это по большей
части именно то, что существует. Это- тема статъи
r4,
2 • Стросон считает, раз
вивая свою аргументацию, что в рамках языка, уже содержа
щего единичные термины, мы можем перефразировать
«все, что мы в данный момент говорим, используя единич
ные термины, в такие словесные формы, которые не содер
жат единичных терминов>>
(434).
Со своей стороны, Стро
сон отрицает, что из этого допущения можно вывести тео
ретическую возможность, согласно которой мы могли бы
говорить о языке, не имеющем единичных терминов, о язы
ке,
>
(433, 434).
Затем Стросон предпринимает попытку самосто-
28
1.
ТЕОРИИ ЗНАЧЕНИЯ И ЯЗЫКИ ПОДДАЮЩИЕСЯ ИЗУЧЕНИЮ
ятельна установить теоретическую невозможность такого
языка.
Для того, чтобы сконцентрировать внимание на сути воп
роса, позвольте мне объяснить, что я не испытываю особо
го интереса к опровержению двух выдвинутых Строеоном
тезисов, а именно, тезиса о том, что из возможиости перефра
зиро81Си вовсе не следует возможиостъ элимииа-ции и, во-вторых, тезиса о том, что возмож
ность устранения единичных терминов из языка в указанном
выше виде является невозможной. Оба эти утверждения яв
ляются, насколько я могу судить, спорными и требующими
прояснения понятия «Способности сказать то же самое>>.
Поэтому не пытаясь делать какие-либо заключения, я зай
мусь исключительно тем, что разберу основной аргумент
Стросона, направленный против тезиса Куайна относитель
но возможности устранить единичные термины из языка.
Для этого аргумента существенны два утверждения:
( 1)
для того, чтобы можно было понять какой-либо пре
дикат, некоторые предикаты должны выучиваться путем пря
мого на них указания
ного знакомства>>
( 2)
( ostensively) или путем «непосредствен
(direct confrvntation) с ними;
для того, чтобы такого рода обучение могло произой
ти, ситуация обучения при помощи прямого указания долж
на быть в рамках
выражения 16 и выражения «кара» в рамках выраже
ния «караван>> 17 •
Функция букв в словах, равно как и функция выражения
«ПОЛ» в рамках выражения «полка>>, является чисто вспомо
гательной в следующем смысле этого слова: мы могли бы по
всюду в языке заменить на новый шрифт выражение «ПОЛ
ка>>, однако при этом семантическая структура языка оста
лась бы неизменной. Причем не только «ПОЛ>> в выражении
«полка>> не имеет «значения само по себе>>, тот факт, что те
же самые буквы встречаются в том же самом порядке в ка
ком-либо месте, вообще не имеет никакого отношения к про
блеме значения. Если сходного рода замечание верно и в от
ношении цитат, то никаких оправданий для классификации
в рамках теории найти нельзя (то обстоятельство, что зака
выченные фрагменты обладают общими орфографическими
!.
ТЕОРИИ ЗНАЧЕНИЯ И ЯЗЫКИ ПОДДАЮЩИЕСЯ ИЗУЧЕНИЮ
признаками, является чисто случайным), и не имеет никако
го значения тот факт, что цитата именует > 25 •
В известном смысле это
-
шаг вперед по сравнению с
Шеффлером, поскольку даже основной глагол (в нашем слу
чае «полагает>>) становится недоступным для логического
анализа. Разговор о составных частях и операторах должен,
конечно же, считаться чисто синтаксическим, не укоренен
ным в семантической теории. Даже если существует какой
либо элемент помимо синтаксического, общий всем предло
жениям, входящим в класс предложений мнения, Куайн ни
чего не говорит о том, что он собой представляет. И, конеч
но же, язык, для объяснения которого больше уже не
требуется теории, на мой взгляд не поддается изучению. Ку
айн, однако же, не отбрасывает надежды на появление тео
рии, возможно, подобной той, которую он предлагает для
объяснения цитат. Однако в случае с предложениями мнения
не так то просто представить себе теорию, которая сочета
ла бы в себе соответствие требуемой структуре с отказом от
дополнений в онтологию.
ИСТИНА И ЗНАЧЕНИЕ
Четвертый при.м.ер. Чёрч о логихе см·ысла и дсн.отата. В после
дних двух примерах недостаток желаемого минимума выра
жения значения являлся, по-видимому, результатом преуве
личенного внимания к проблемам онтологии. Однако было
бы ошибкой делать из этого вывод, что благодаря гипертро
фированному интересу к интенсиональным сущностям мы
сможем разрешить все проблемы онтологии.
Фреге просит нас предположить, что некоторые глаголы,
вроде «полагает>> (или «полагает, что») выполняют двойную
работу 26 • Во-первых, они создают контекст, в рамках которо
го слова, которые следуют за выражением «ЧТО», начинают
обозначать
( refer) свой обычный смысл или смысловое зна
(meaning). Во-вторых,- коль скоро соответствующий
глагол играет центральную роль в предложении, - они вы
чение
полняют свою обычную работу, отображая личности и про
позиции на их истинностное значение. Это довольно запу
танная доктрина, и есть основания полагать, что сам Фреге
признавал это. Его точка зрения заключалась, по всей види
мости, в том, что в отношении естественных языков нам
придется довольствоваться этой запуганной теорией, тогда
как в логически более прозрачном языке для указания на
смысл и депотат будут использоваться разные слова, избав
ляя тем самым чрезмерно обремененные работой глаголы от
первой, более запутанной, обязанности. Но в этом случае
остается всего-навсего один шаг до словаря,
содержащего
бесконечное множество [семантических] примитивов. Пос
ле первых появлений глаголов типа «полагает» мы вводим
новые выражения для смыслов. Затем мы замечаем, что не
существует теории, которая интерпретировала бы эти новые
выражения как логически структурированные. По той же
самой причине всякий раз, когда мы употребляем глагол
(17).
Однако само собой понятно, что это правило
не может использоваться в качестве элемента теории значе
ния для языка; выражение и его индекс не могут считаться
обладающими независимыми друг от друга значениями. По
отношению к выражениям любого данного уровня, выраже
ния более высокого уровня будут представяять собой семан-
43
ИСТИНА И ЗНАЧЕНИЕ
тические примитивы, как ясно подчеркивает Чёрч
(8). Я вов
се не предполагаю, что Чёрч совершает ошибку, напротив,
он нигде не говорит о том, что ситуация отличается от той,
что описана мной. Однако я и в самом деле полагаю, что язык
смысла и предметного значения, предложенный Чёрчем,
даже в принципе не поддается изучению.
2.
ИСТИНА И ЗНАЧЕНИЕ 1
Большинство исследователей, работающих в области фило
софии языка, а в последнее время даже и некоторые линг
висты признают,
что семантическая теория,
отвечающая
всем требованиям, должна отвечать и на вопрос о том, ка
ким образом значения предложений зависят от значений
слов. Пока для некоторого языка не найден ответ на этот
вопрос, нельзя объяснить и возможность обучения этому
языку, то есть возможность построения и понимания потен
циально бесконечного множества предложений в результа
те овладения конечным словарем и конечным набором пра
вил. Я не собираюсь оспаривать эти весьма неясные сообра
жения, в которых тем не менее я усматриваю рациональное
зерно 2 • Моя задача состоит в попытке выяснения того, что
же на самом деле означает приведеиное выше требование к
семантической теории.
Существует подход, в соответствии с которым первым
шагом в исследовании семантики должно быть приписыва
ние всем словам (равно как и всем значимым существенным
синтаксическим свойствам) предложения неких сущностей,
«Theaetetus
«Theaetetus•• значение
называемых значениями; так, в предложении
flies>>
мы должны приписывать слову
«Теэтет••, а слову
«flies••
значение в отличие от сущностей, соответствующих име
нам. Однако, как представляется, эта доктрина скорее фор
мулирует вопрос, чем решает его.
45
ИСТИНА И ЗНАЧЕНИЕ
Вопрос приобретает еще большую остроту, если мы при
мем во внимание сложные единичные термы, которые на
ряду с предложениями рассматриваются в теории Фреге.
Возьмем выражение
«the father of Annette»,
«отец Анны», ка
ким образом значение целого зависит от значения частей?
Как кажется, значение выражения
«the father of» таково,
что,
когда это выражение предшествует единичному терму, ре
зультирующее словосочетание имеет своим референтом
отца того лица, к которому относится единичный терм. Ка
кова же в таком случае роль иенасыщенной или непалной
сущности, которую обозначает
«the father of»? Можно ска
«Приводит К»
зать только, что эта сущность при аргументе х
либо «nредставляет» значение «отец Х>>, или соотносит лю
дей с их отцами. До тех пор пока мы рассматривали лишь
конкретные выражения, мы не могли быть уверены в том,
что
«the father of"
действительно выполняет какую-либо
объяснительную функцию. Поэтому представим себе беско
нечную последовательность выражений, составленных из
слова
«Annette»,
которому словосочетание
«the father of»
предшествует о и более раз. Весьма легко предложить тео
рию референтнога соотнесения каждого единичного терма
нашей последовательности: в случае единичного терма
nette>> -
«An-
это сама женщина по имени Анна, в случае сложно
го термина, состоящего из словосочетания
единичного термина
обозначен как
t.
t, -
«the father of»
и
это отец того человека, который
Очевидно, что при формулировании этой
теории нет никакой нужды в упоминании некой особой сущ
ности, соответствующей словосочетанию
.
Мы не должны жаловаться на то, что наша миниатюрная
теория использует словосочетание
«the father of,, для опреде
ления референтов выражений, включающих это словосоче
тание. Ведь задача была сформулирована как определение
значения всех выражений пекотарого бесконечного множе
ства на основе значения частей этих выражений, и в нее не
входило требование определения значения самих этих час
тей. В то же время сейчас нам стало очевидно, что семанти
ческая теория, основанная на понятии выполнимости и опи-
2.
ИСТИНА И ЗНАЧЕНИЕ
сывающая сложные выражения, не обязательно должна рас
полагать особыми сущностями, являющимися значениями
атомарных частей этих выражений. Это позволяет пересмот
реть наши требования к семантической теории, исключив
предпосылку о необходимости существования значения у
отдельных слов и заменив ее более слабой предпосылкой о
некотором систематическом влиянии слов на предложения,
в состав которых они входят. Действительно, для рассмат
риваемого нами случая более удачным результатом можно
считать формулировку следующего критерия: мы хотели по
лучить и получили теорию, которая сопоставляет каждому
предложению форму «t отсылает к Х»
(t refers to
структурное описание 3 единичного терма, а х
-
х), где t -
сам этот
терм. Более того, наша теория выполняет эту задачу без об
ращения к каким бы то ни было семантическим понятиям,
кроме базисного понятия «отсылает К>>. И, наконец, теория
в явном виде предлагает эффективную процедуру соотнесе
ния любого единичного терма, принадлежащего к некоторо
му универсуму, с тем, что он обозначает.
Теория, имеющая столь несомненные достоинства, заслу
живает расширения сферы своего·применения. Средство,
предложенное для подобных случаев Фреге, отличается изу
мительной простотой: считать предикаты особым случаем
функциональных выражений, а предложения- особым слу
чаем сложных единичных термов. Однако в этом пункте воз
никают сложности, если мы хотим по-прежнему применять
используемую нами
(имплицитную)
процедуру отождествле
ния значений единичных терминов с их референтами. Слож
ности эти являются следствиями двух вполне разумных пред
ные термины имеют один и тот же референт, во-вторых,
единичный термин не меняет свой референт, если входящий
в его состав единичный термин заменяется другим, имею
щим тот же референт. Теперь предположим, что
R и S- это
символы двух предложений с одинаковым истинностным
значением. Тогда следующие четыре предложения имеют
один и тот же референт.
47
ИСТИНА И ЗНАЧЕНИЕ
(1) R
(2) х(х =
(3) х(х =
(4) s
(1)
и
х
х
логически эквивалентны, так же как
(2)
отличается от
х(х = х ·
· R) = х(х = х)
· S) = х(х = х)
( 2) только тем,
S), тогда как (2)
(3)
и
(4), (3)
что содержит единичный терм
содержит х(х = х ·
R),
а эти единичные
термины обозначают одну и ту же вещь, если у
S и R одно
и
то же истинностное значение. Тем самым любые два пред
ложения имеют один и тот же референт, если они имеют
одно и то же истинностное значение 4 • И если значение пред
ложения
-
это его референт, то все предложения с одинако
вым истинностным значением должны оказаться синони
мичными
-
недопустимый результат!
Очевидно, что мы должны отказаться от подобного под
хода как основы семантической теории. Естественно обра
титься к сути различия между значением и референцией. Как
принято считать, сложность состоит в том, что, вообще го
воря, вопросы референции определяются экстралингвисти
ческими факторами, тогда как вопросы семантики
-
линг
вистическими, в связи с чем экстралингвистические факто
ры позволяют отождествить референты выражений, кото
рые не являются синонимичными. Если мы хотим получить
теорию значения (а не референции) всех предложений, то
мы должны начинать с исследования значения (а не рефе
ренции) частей этих предложений.
До сих пор мы шли по пути Фреге, благодаря его заслугам
этот путь хорошо известен и вполне заслуживает развития.
Однако я полагаю, что начиная с этого момента мы оказы
ваемся в тупике: переход от референции к значению не при
водит к полезным соображениям относительно того, каким
образом значение предложений опирается на значение слов
(и других структурных признаков), образующих эти предло
жения. Зададимся, например, вопросом о том, каково значе
ние предложения
> 4 •
Я полагаю, что нам следует принять допущение, что пере
менные > после того, как все
процедуры анализа будут завершены?
Я не слова не сказал о тех целях, ради достижения кото
рых в (нефилософском) разговоре употребляются предложе
ния, содержащие выражение «ИСТИННО» и родственные ему.
Вне всякого сомнения, идея, что замечания, содержащие сло
во «истинно••, обычно используются для того, чтобы выра
зить согласие, подчеркнуть свою уверенность, избежать по
втора или же переложить на кого-то ответственность, нашла
бы себе поддержку, если можно было бы показать, что слова
типа всегда можно было бы удалить при помощи
простой формулы без когнитивных потерь. Тем не менее, я
все-таки стал бы придерживаться мнения, что теории отно
сительно экстралингвистических целей, для достижения ко
торых используются предложения, логически независимы от
вопроса о том, что эти предложения означают; а именно эта
последняя проблема меня и интересует.
3.
ИСТИННО ПО ОТНОШЕНИЮ К ФАКТАМ
Нам не удалось найти удовлетворительную теорию, под
держивающую тезис, согласно которому приписывание ис
тины высказываниям является излишним, но даже если бы
удалось показать, что такого рода теория невозможна, это
го было бы недостаточно для упрочения корреспондентной
теории. Поэтому давайте рассмотрим более подробно пер
спективы, позволяющие объяснить истину в терминах соот
ветствия.
Обычно говорится, что именно соответствие фактам де
лает высказывания истинными. Поэтому вполне естествен
но обратиться за поддержкой к разговору о фактах. Однако
не слишком много можно узнать из предложений типа
(5)
Высказывание, что Тика находится в Кении, ис
тинно
или же из таких его вариантов, как «Это факт, что Тика на
ходится в Кении», ' только тем, что единичный термин был
заменен в нем на тождественный по объему единичный тер
мин. Аргумент, подтверждающий это соображение, заключа
ется в следующем. Пусть
является истинным. Наконец, возвращаясь к
нашему первому шагу, мы делаем заключение, что
s соответ-
3.
ИСТИННО ПО ОТНОШЕНИЮ К ФАКТАМ
ствует тому факту, что t, причем «S» и >), конечный набор которых
является достаточным для языка, при помощи некоторых
правил, конечное число которых также является достаточ
ным для языка. Но даже если мы продолжаем предполагать,
что можно определить ложность в терминах истинности или
характеризовать ее независимо от истинности, отсюда не
следует, что бытность предложением
(sentencehood)
или
грамматичность могуг быть определены рекурсивно. Таким
образом, аргументы, призванные показать, что невозможно
построить формальную рекурсивную теорию синтаксиса
(бытности предложением или грамматичности) естественно
го языка, вовсе не дискредитируют с необходимостью попыт
ку построить теорию истины. Также следует упомянуть, что
предложенные условия адекватности для теории истины не
влекут за собой (по крайней мере, очевидным образом) того,
что даже истинные предложения объектного языка должны
иметь форму, заданную некой стандартной логической сис
темой. Так, даже считая ясным (что совсем не так) тот факт,
что глубинные структуры английского (или другого есте
ственного языка) не могуг быть представлены формальным
языком с обычной квантификационной структурой, отсюда
еще не следует, что мы никоим образом не сможем постро
ить теорию истины.
Теория истины для естественного языка должна учиты
вать тот факт, что многие предложения меняют свой истин
ностный статус в зависимости от времени их высказывания,
g8
4.
СЕМАНТИКА ДЛЯ ЕСТЕСТВЕННЫХ ЯЗЫКОВ
от того, кто их высказывает и, даже, может быть, от того,
кто их воспринимает. Мы можем приспоеобиться к этому
феномену либо заявив, что истинностными характеристика
ми обладают конкретные высказывания или речевые акты,
а не предложения, либо полагая истину реляционным отно
шением между предложением, тем, кто его высказывает, и
временем его высказывания.
Чтобы таким образом интерпретировать указательные (iп
dexical)
или демонстративные элементы языка, необходимо
радикальным образом изменить концепцию определения
истины, как это видно из размышления о том, как конвен
ция Т должна быть пересмотрена для того, чтобы истина
была чувствительной к контексту. Однако такое изменение
не обязательно должно отправляться от формальных крите
риев.
Часто высказывается опасение, что формальная теория
истины не в состоянии описать случаи многозначности, ха
рактерные для естественного языка, которые так занимают
лингвистов. В размышлениях по поводу этого вопроса может
быть полезным различение двух требований. Во-первых, тра
диционно формальные теории истины не предназначались
для работы с неоднозначными ьыражениями, и приспособ
ление их для применения к подобным выражениям полнос
тью изменило бы их характер. Это требование оправдано и
безобидно. Теории истины в духе Тарекого обычно не зани
маются вопросами определений для словаря, состоящего из
базовых элементов (в отличие от вопросов перевода и логи
ческой формы), с другой стороны, в таких теориях нет пре
пятствий для успешного решения тех проблем, которыми
призван заниматься лексикон. Второе требование состоит
в том, что некоторые виды многозначности с необходимос
тью препятствуют построению теории истины. Перед рас
крытием этого тезиса необходимо прояснить более полно,
чем мы это сделали до сих пор, вопрос о критериях успеш
ного построения теории истины для естественного языка.
Не затевая здесь большой дискуссии, все же позвольте пояс
нить, почему я считаю невозможным ограничиться в реше-
99
ИСТИНА И ЗНАЧЕНИЕ
нии этого вопроса цитированием нескольких парадоксаль
ных случаев.
Бар-Хиллел предлагает примеры вроде следующего: «У
него были кудрявые волосы и борода>>. , Построенная таким образом модель будет выглядеть
следующим образом: «Сократ мудр>> означает, что «Сократ
мудр>>,
Такой способ выяснения важности теории истины для
вопросов значения достаточно многое объясняет, но все же
нам следует остерегаться, ибо он провоцирует ошибки оп
ределенного типа. Одной из таких ошибок будет думать, что
все, что мы можем узнать из теории истины о значении от
дельного предложения, содержится в предложении, образо
ванном при помощи биусловной связки (Ьicoпditional), ко
торая предполагается в конвенции Т. То, что мы можем уз
нать, скорее содержится в дО'Казате.л:ьстве подобного предло
жения, ибо именно оно способно шаг за шагом показать,
каким образом истинностное значение предложения зави
сит от его рекурсивно заданной структуры. При наличии со
ответствующей теории формулирование необходимого дока
зательства достаточно несложно; процесс может быть меха
низирован.
Структура предложения, рассматриваемая с позиций тео102
4.
СЕМАНТИКА ДЛЯ ЕСТЕСТВЕННЫХ ЯЗЫКОВ
рии истины, предстает как образованная при
помощи
средств, конечное число которых достаточно для (образова
ния) любого предложения; таким образом, структура пред
ложения определяет отношения, в которых оно состоит с
другими предложениями. Действительно, невозможно за
дать условия истинности всех предложений, не показав, что
одни предложения являются логическими следствиями дру
гих; если же мы рассматриваем выявленную теорией исти
ны структуру в качестве глубинной грамматики, то грамма
тика и логика должны тесно сотрудничать.
Есть, таким образом, некоторый смысл, в котором тео
рия истины оценивает роль каждого предложения в языке
постольку, поскольку эта роль зависит от того, способно ли
это предложение быть потенциальным носителем истины
или ложности,
и эта оценка дается в терминах структуры.
Это замечание, несомненно, намного туманнее тех фактов,
которые оно объясняет, однако я привожу его для обосно
вания того требования, что теория истины показывает, как
«значение
каждого
предложения
зависит
от
значения
слов». Хотя, может быть, достаточно сказать, что мы при
дали вес этому вдохновляющему, но неясному требованию;
нет никаких причин не приветствовать альтернативных его
прочтений, если они столь же ясны. В любом случае, мое
предложение предполагает отказ от поиска некоторых суш
ностей, которые служили бы значениями слов и предложе
ний. Теория истины в них не нуждается, что является ее
преимуществом, по крайней мере, до тех пор, пока кто
либо не предложит когерентную и использующую понятие
выполнимости теорию значения, использующую подобные
сушности.
Преобразованная для естественных языков конвенция Т
представляет нам критерий успешности для оценки значе
ний. Но каким образом мы можем эмпирически проверить
эту оценку? Это еще один случай, когда нас может сбить с
толку замечание о том, что биусловные связки, требуемые
конвенцией Т, могут читаться как придающие значение, по
скольку это ошибочно предполагает, что для проверки тео-
ИСТИНА И ЗНАЧЕНИЕ
рии истины необходимо четкое понимание значения каждо
го конкретного предложения. Но на самом деле, все, что нуж
но,
-
это способность распознавать случаи, когда требуемые
предложения, образованные биусловными связками, являют
ся истинными. Это означает, что, в принципе, проверить
эмпирическую адекватность теории истины не сложнее, чем
носителю русского языка решить, истинны ли предложения
типа «"Снег бел" истинно, если и только если снег бел». Та
ким образом, семантика или по крайней мере теория исти
ны оказываются на настолько же прочной эмпирической
почве, что и синтаксис. Во многих случаях носителю языка
может быть проще обозначить условия истинности предло
жения, чем оценить верность его грамматического постро
ения. Предложение , может быть,
трудно назвать грамматически верным, однако совершенно
точно, что оно истинно, если и только если ребенок кажет
ся спящим.
Все это время я говорил о ситуации, когда метаязык содер
жит в себе объектный язык, так что мы могли обращаться к
реакции рядового носителя языка на знакомые биусловные
связки, связывающие предложения и их описания. Более
сложным является случай, когда мы хотим проверить тео
рию, сформулированную на нашем языке, для иностранно
го языка. Но и теперь теорию истины возможно проверить,
хотя и не так легко и прямо, как ранее. Процесс проверки
будет подобен описанному Куайном во второй главе «Слова
и объекта>>. Мы должны будем отметить условия согласия и
несогласия
носителя
иностранного
языка
с
различными
предложениями. Соответствующие условия и будут взяты в
качестве условий истинности его предложений. Нам придет
ся принять, что в простых или очевидных случаях он согла
шается с истинными и не соглашается с ложными предложе
ниями
-
это допущение неизбежно, поскольку обратное
было бы невразумительным. Все же, как я полагаю, Куайн
прав в том, что значительная степень неопределенности все
же останется даже после принятия во внимание всех очевид
ных факторов; множество совершенно разных теорий исти104
4.
СЕМАНТИКА ДЛЯ ЕСТЕСТВЕННЫХ ЯЗЫКОВ
ны будут согласовываться со свидетельствами равно ус
пешно'.
Постановка систематической: оценки истинности в каче
стве центральной: проблемы эмпирической: семантики есть
в пекотором смысле лишь вопрос более четкого обозначе
ния старых целей. Однако граница между прояснением и
нововведением в науке размыта, и, возможно, подобное из
менение сместит акценты в лингвистическом исследовании.
Некоторые проблемы, имевшие преобладающее значение в
недавних работах по семантике, станут менее важными
например, попытки передать «значение» предложений или
построить теорию синонимичности, аналитичности и мно
гозначности. Для первой из них теория истины предлагает
нечто вроде замены, вторая и третья становятся ненужны
ми придатками, четвертая возникает в новом обличии. По
явятся другие трудности: проблемы референции, создания
семантической теории, использующей выполнимость, для
модальных предложений, предложений: о пропозициональ
ных установках, массовых терминов, наречных конструкций,
атрибутивных прилагательных, императивов и вопроситель
ных предложений и так далее, -философы знакомы с боль
шей частью этого длинного списка8 •
Трудно сказать, насколько мы изменяем теорию семанти
ки с точки зрения лингвистики. Это в основном зависит от
того, насколько обнаруженная теорией: истины структура
может быть определена как глубинная структура, искомая
трансформационной грамматикой. В пекотором отношении
логическая структура (насколько мы можем назвать таковой:
структуру, выявляемую теорией: истины) и глубинная струк
тура могут быть одним и тем же, по крайней мере, в том смыс
ле, что обе они предназначены быть основанием семанти
ки. Глубинная структура должна также служить, однако, ос
нованием трансформаций, результатом которых являются
поверхностные структуры,
и открытым остается вопрос,
может ли логическая структура выполнять эту роль, или мо
жет ли она выполнять ее успешно9 •
Наконец, глубинная структура должна, по мнению неко105
тику» носителей языка. Хомский, в частности, полагает, что
л ре имуществом трансформационной грамматики над други
ми, которые могут задавать настолько же хорошие теории
для совокупности грамматических предложений, является
то, что трансформационная грамматика может быть приве
дена в >
или «Настоящим я приказываю ЭТО>>, или просто произнося
«Вы снимете Вашу шляnу>> как приказ.
Я полагаю, что это предположение удовлетворяет тем
трем требованиям, которые мы внесли в список для прием
лемого анализа грамматических наклонений.
Во-первых, в этом предположении есть элемент, общий
для всех грамматических наклонений. Синтаксически это
-
изъявительное ядро, преобразованное в неизъявительные
грамматические наклонения. Семантически это
(или его отсутствием в случае изъявительного наклонения).
Эти выражения с точки зрения семантики функционируют
как предложения, высказывание которых истинно или лож
но в зависимости от того, имеет или не имеет высказывание
изъявительного ядра указанную иллокутивную силу. Значе
ние этого выражения конвенционально, но ничто не позво
ляет предположить, что это значение определяет иллокутив
ную силу высказывания этого выражения, связанного с ним
изъявительного наклонения или его пары. Конвенциональ
ная связь между грамматическим наклонением и силой со
стоит скорее в следующем: понятие силы
-
часть значения
8.
ГРАММАТИЧЕСКИЕ НАКЛОНЕНИЯ И РЕЧЕВАЯ ПРАКТИКА
наклонения. Высказывание императивного предложения в
действительности говорит о пекоторой силе этого предло
жения. Но это- не выражения вида «Говорит>> или (за исключением случайностей или добавлений). То, о
чем оно говорит,- в этом неугвердительном (пon-asserted)
смысле
может быть как ложным, так и истинным. Этот
-
факт не затрагивает концептуальную связь между граммати
ческим наклонением и силой.
В-третьих, простая семантика, основанная на теории ис
тины для высказывания, работает здесь так же, как везде.
В частности, все высказывания, которые теория принимает
за основные, обладают стандартным истинностным значени
ем. С другой стороны, если я прав,высказывание неизъяви
тельного предложения не может считаться обладающим ис
тинностным значением. Ведь каждое высказывание неизъя
вительного предложения обладает своим выражением, уста
навливающим наклонение, и, таким образом, должно рас
сматриваться с семантической точки зрения как состоящее
из двух высказываний. Каждое из этих двух высказываний
обладает истинностным значением, но объединенное выска
зывание
-
это не высказывание конъюнкции, и, таким обра
зом, не имеет истинностного значения.
РАДИКАЛЬНАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
9.
РАДИКАЛЬНАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
Курт произносит слова
«Es regnet»,
и при правильных усло
виях мы знаем: он сказал, что идет дождь. Идентифициро
вав его высказывание как интенциональное и лингвистичес
кое, мы способны проинтерпретировать его слова: мы мо
жем
сказать,
что
значат
его
слова
в
данном
контексте.
Благодаря чему мы можем так поступить? Как мы могли это
узнать? Первый из этих вопросов
-
совсем не тот же самый
вопрос, что и вопрос о том, каково наше зиан:ие, позволяю
щее нам интерпретировать слова других. Ведь легко могло
бы случиться так, что мы могли обладать или не обладать тем
знанием, которого было бы достаточно для интерпретации,
но, с другой стороны, не очевидно наличие чего-либо, дей
ствительно нам известного и играющего существенную роль
в интерпретации. Второй вопрос
-
как мы можем получить
знание, которого будет достаточно для интерпретации
-
не
касается, конечно, действительной истории изучения нами
языка. Таким образом, это вдвойне гипотетический вопрос.
Если дано, что пекоторая теория делает интерпретацию воз
можной, то какое именно из эмпирических свидетельств бу
дет решающим в припятин теории предполагаемым перевод
чиком? В этой статье я попробую заострить эти вопросы и
предложить ответы.
Проблема интерпретации настолько же является внутрен
ней, насколько и внешней: она всплывает на поверхность для
носителей одного и того же языка в форме вопроса о том,
как можно определить, что язык является тем же самым?
Носители одного и того же языка могут исходить из допу
щения о том, что для них тождественные выражения долж
ны интерпретироваться одинаково, но это не указывает на
то, что обосновывает такое допущение. Любое понимание
речи другого человека подразумевает радикальную интерпре
тацию. Но это удержит предполагаемые допущения от неяв-
182
9.
РАДИКАЛЬНАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
ного сосредоточения на случаях, где наиболее явно необхо
дима интерпретация: при интерпретации одной идиомы в
другуюi.
Как знание помогло бы в интерпретации? Короткий ответ
состоял бы в следующем: это знание того, что означает каж
дое содержательное выражение. По-немецки эти слова Кур
та означали бы, что идет дождь, и Курт говорил по-немецки.
Так, произнесением слов
переводам
тическое понятие
tisfaction),
которое связывает предложения, открытые или
закрытые, с бесконечной последовательностью объектов,
которые могут считаться принадлежащими диапазону пере
менных объектного языка. Аксиомы, конечные по числу,
бывают двух видов: одни задают условия, при которых неко
торая последовательность выполняет сложное предложение
на основе условий выполнимости более простых предложе
ний, другие задают условия, при которых выполняются са
мые простые (открытые) предложения. Истина определяет
ся для закрытых предложений в терминах понятия выпол
нимости. Как показывает Тарский,
рекурсивная теория
подобного типа может быть использована для эксплицитно
го определения по знакомым методам, если язык теории в
достаточной степени содержит теорию множеств; но этим
дополнительным шагом мы заниматься не будем.
Дополнительные трудности возникают, если имена соб
ственные и функциональные выражения являются нередуци
руемыми в объектном языке. Еще более сложный вопрос ка
сается указательных средств. Тарекий занимался формали
зованными языками, не содержащими никаких указательных
или демонстративных элементов. Поэтому он мог трактовать
предложения как носители истинности; высказывание как
экстенсионал теории является в этом случае тривиальным.
Но естественные языки неизбежно изобилуют указательны
ми средствами- такими, как грамматическое время,- и, та
ким образом, их предложения могут изменять свою истин-
I8g
РАДИКАЛЬНАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
ность в зависимости от времени и носителя языка. Выход из
этой ситуации состоит в том, чтобы характеризовать исти
ну для языка относительно времени и субъекта. Снова мы
получаем прямую отсылку к высказываниям 5 •
Отсюда следует защита требования, согласно которому
теория истины, измененная таким образом, чтобы приме
няться к естественному языку, может использоваться как те
ория интерпретации. Защита будет заключаться в попытках
ответа на три вопроса:
1. Разумно ли считать, что для естественного языка мож
но предоставить теорию истины описанного вида?
2. Возможно ли определить правильиость такой теории на
основании имеющихся у переводчика свидетельств без пред
варительного знания языка, который нужно интерпретиро
вать?
3·
Если известно, что теория истинна, то возможно ли
было бы интерпретировать высказывания носителей языка?
Первый вопрос адресован предположению, что можно
задать теорию истины для естественного языка; второй и
третий вопросы
-
тому, удовлетворила ли бы такая теория
дальнейшие требования, которые мы предъявляем к теории
интерпретации.
1. Можпо ли задатъ теорию истипъt для естествеппого ЯЗъt'Ка?
В понимании этой проблемы нам поможет краткое рас
смотрение случая, когда значимый фрагмент языка (плюс
один или два семантических предиката) используется для
формулировки своей собственной теории истины. Согласно
конвенции Т Тарского, проверкаадекватности теории состо
ит в выяснении, выводятся ли из нее вся совокупность Т
предложений. Эта проверка, очевидно, не может быть вы
полнена без того, чтобы назначить предложениям язЪiка не
что очень похожее на стандартную квантификационную
форму, и обратиться, в теории, к реляционному понятию вы
полнимости6. Однако удивительная черта Т-предложений со
стоит в том, что независимо от того, какие средства приме
няются для их производства, и как бы это ни влияло на он190
9.
РАДИКАЛЬНАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
тологию, в конечном итоге Т-предложение заявляетусловия
истинности предложения, используя не более богатые ресур
сы, чем ресурсы самого предложения. Если в первоначаль
ном предложении не упоминаются возможные миры, интен
сиональные объекты, свойства или суждения, то этого не
происходит и в суждении о его условиях истинности.
Не существует такого же простого способа сделать анало
гичное замечание об иностранном языке без обращения, как
это делает Тарский, к непроанализированному понятию пе
ревода. Но то, что мы можем делать для нашего собственно
го языка, мы должны быть способны делать и для другого;
проблема, как выяснится, будет состоять в том, чтобы знать,
что мы это делаем.
Ограничение, накладываемое требованием теории, кото
рая удовлетворяла бы конвенции Т, кажется значительным:
в настоящее время нет общепринятого метода для работы в
пределах такого ограничения, с множеством проблем, напри
мер, с предложениями,
приписывающими установки, с мо
дальностями, с общими причинными суждениями, с контр
фактическими высказываниями, с атрибутивными прилага
тельными, с такими кванторами, как >, акт
сцена
3,
3·
115-2011 )
12.
ОТВЕТ ФОСТЕРУ
В статье мистера Фостера содержится многое, с чем я согла
сен, и еще больше того, что вызывает мое восхищение. Я раз
деляю его пристрастное отношение к экстенсиональным
языкам первого порядка, я рад составить ему компанию в по
исках эксплицитно семантической теории, которая бы ре
курсивно объясняла значения предложений в терминах их
структур, и я счастлив от его согласия считать, что об адек
ватности теории можно судить на основании холистских тре
бований. Я в особенности благодарен Фостеру за то, мимо
чего он прошел: думаю, так же, как Лир черпает силу в отсут
ствии Корделии, исследования языка процветают, когда об
ходятся без некритического озвучивания понятий конвен
ции, лингвистического правила, лингвистической практики
или языковых игр.
Позитивно и то, что, я думаю, Фостер прав, когда спраши
вает, утверждает ли предлагаемая теория нечто эксплицит
но, знание чего было бы достаточным для интерпретации
высказываний носителей языка, к которому она применяет
ся. (Я избегаю слова , В самом деле, мне
по прежнему кажется правильным взгляд, согласно которо
му некто способен интерпретировать высказывания носите
лей языка
L,
если он располагает определенным знанием,
следующим из теории истины для
L, -
теории, отвечающей
определенным эмпирическим и формальным условиям,
-
и
знает, что это знание следует из такой теории.
Тарекий говорит
целей,
-
-
и этого почти достаточно для наших
что теория истины для языка
L опирается
на поня
тие выполнимости, если из нее следует (благодаря конечно
му множествунелогических аксиом и стандартной логике)
для каждого предложения
s истинно
в
L,
s языка L
теорема такой формы:
если и только если р
где «S>> заменяется стандартизованной дескрипцией
перевадом
рию и что
s на
это -
s,
а «/J>>-
язык теории. Если бы мы знали такую тео
теория такого вида, то могли бы перевести
каждое предложение языка
L
и знали бы, что это- перевод.
Мы знали бы еще больше, так как мы знали бы досконально,
как истинностные значения предложений
L обусловлены их
структурой, и почему некоторые предложения следуют из
других, и как слова выполняют свои функции с помощью от
ношений к объектам в мире.
245
РАДИКАЛЬНАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
Так как Тарекого интересовало определение истины, и он
работал с искусственными языками, где заданием условий
можно заменить их прояснение, он мог принять поияти е
перевода за само собой разумеющееся. Но в случае paдuxaл:tr
иой интерпретации это как раз неприемлемо. Поэтому я
предложил вместо этого определенные эмпирические огра
ничения
для
принятия
теории
истины,
которые
можно
сформулировать без использования таких понятий, как по
нятия значения, перевода или синонимии, хотя не без пеко
торого понимания понятия истинности. По ходу рассужде
ния я постарался показать, что если теория отвечает этим
ограничениям, то Т-предложения, вытекающие из этой тео
рии, действительно будут иметь переводы
s, заменяющие «jJ>>.
Принятие этого изменения перспективы означает не от
каз от веры в конвенцию Т, а только принятие ее нового про
чтения. Подобно Тарскому, я хочу получить теорию, отвеча
ющую конвенции Т, но, тогда как он принимает понятие пе
ревода, чтобы пролить свет на понятие истинности, я хочу
прояснить понятие перевода, принимая частичное понима
ние понятия истинности.
Уже когда я писал «Истину и значение», мне было ясно,
что эмпирические ограничения должны быть добавлены к
формальным в случае, если от приемлемых теорий истины
требуется, чтобы они включали только те, что способны слу
жить целям интерпретации. Моя ошибка заключалась не в
том, что, как, похоже, утверждает Фостер, я полагал, что
любая теория, правильно устанавливающая условия истинно
сти, пригодна для интерпретации; моя ошибка состояла в
том, что я не заметил того факта, что кто-то может знать до
статочно уникальную теорию без знания о ее уникальности.
Мне было легко игнорировать это различие, поскольку я
представлял себе знание теории кем-то, кто сконструировал
ее на основании эмпирических свидетельств, а такой субъект
не может не понимать, что его теория удовлетворяет нало
женным на нее ограничениям.
Фостер отмечает различие между двумя вопросами, кото
рые можно было бы задать относительно моего предложе-
246
12.
ОТВЕТ ФОСТЕРУ
ния. Один вопрос: равнозначны ли ограничения, которые я
наложил на приемлемую теорию, гарантии удовлетворения
ею конвенции Т, то есть гарантии, что в ее Т-предложениях
правая сторона предложения, образованного биусловной
связкой, действительно переводит предложение, которому
оно приписывает истинностное значение. Другой вопрос:
сумел ли я показать, что знает компетентный переводчик
(или что ему достаточно знать). Фостера интересует только
второй вопрос, он готов для краткости допустить, что огра
ничения адекватны их задаче.
В этом свете мы должны понимать обсуждение Фостером
теорий истины, правильно определяющих объем истиннос
тного предиката- теорий, все Т-предложения которых ис
тинны
-
но не удовлетворяющих конвенции Т. Так, Фостер
так же, как и я (сейчас), полагает, что мои критерии не по
зволяют, чтобы в теории имелись Т-предложения такого
типа:
>, для того чтобы позволить тем,
кто разделяет эту схему, расходиться в деталях. А критерий
концептуальной схемы, отличающейся от нашей собствен
ной, теперь становится таким: . Вопрос о полезности такого критерия
есть вопрос о том, насколько хорошо мы понимаем относя
щееся к языку понятие истины, не зависящее от понятия пе
ревода. Ответ, я думаю, заключается в том, что мы вообще
не можем понимать истину вне всякой зависимости.
Мы признаем, что предложения типа > находится предложение
того же самого языка, однако той его части, которая специ
ально выделена как обладающая способностью выявлять
благодаря повторному применению тех же самых средств
-
фундаментальную семантическую структуру. Если для каждо
го предложения языка теория истины порождает такое очи
щенное от случайностей предложение, то части языка, ис
пользуемой в правой части, может быть придана каноничес
кая запись. В самом деле, подставим вместо некоторых слов
символы и введем группировку с помощью скобок или экви
валентных средств, и тогда фрагмент языка, используемый
для формулировки условий истинности всех предложений,
станет не отличим от того, что часто именуют формализо
ванным или искусственным языком. Однако было бы оши
бочным предполагать, что такое каноническое подразделе
ние языка существенно. Поскольку союз в русском язы
ке может встречаться между предложениями, мы легко ире
образуем предложение в предложение ). Однако даже если бы это было невозможно, от
рицание все еще могло бы остаться пропозициональной связ
кой, если бы условия истинности предложения типа «Уголь
не бел>> формулиравались со ссылкой на условия истиннос
ти предложения «Уголь бел>> («Уголь не бел» истинно тогда
и только тогда, когда «Уголь бел>> не истинно).
Истоки онтологии выходят на поверхность только там, где
теория обретает квантификационную структуру и объясня
ет истинностные зависимости с помощью систематическо
го привязывания выражений к объектам. Поразительно, на
сколько ясно необходимость теории выражена в одной древ
ней апории
-
в вопросе о том, каким образом можно
доказать асимметрию субъекта и предиката. До тех пор, пока
наше внимание направлено на отдельные простые предло
жения, мы можем недоумевать, почему при объяснении ис-
14.
МЕТОД ИСТИНЫ В МЕТАФИЗИКЕ
тины предикаты включаются в онтологию в меньшей степе
ни, чем единичные термины. Класс мудрых объектов (или
свойство мудрости) раскрывается как то, что может соответ
ствовать предикату «мудрый» в предложении «Сократ мудр»,
подобно тому, как Сократ соответствует имени «Сократ». Как
указано выше, для описания онтологии теория истины тре
бует бесконечного числа таких предложений. Однако когда
мы приходим к смешанной квантификации и предикатам
любой степени сложности, картина изменяется. При слож
ной квантификационной структуре теория будет подбирать
для выражений объекты. Но если используемая логика явля
ется логикой первого порядка, то нет необходимости вво
дить объекты, соответствующие предикатам. Признание это
го факта не устранит, конечно, вопроса о том, существуют
ли такие вещи, как универсалии или классы. Однако этот
факт показывает, что между единичными терминами и пре
дикатами
существует
различие:
многие
элементы
языка,
включая переменные, кванторы и единичные термины, дол
жны вводиться как референциальные; с предикатами же дело
обстоит не так.
Далеко не всегда ясно, какова квантификационная струк
тура предложений естественного языка. То, что кажется еди
ничным термином, иногда превращается в нечто менее он
тологическое, когда начинают исследовать логические отно
шения
данного
предложения
к
другим
предложениям.
Теория же может требовать, чтобы логические свойства
предложения были обусловлены его квантификационной
структурой, внешне не очевидной. Здесь имеется известная
иллюстрация. Какова онтология такого предложения:
«Джек упал раньше, чем Джек разбил свою корону••?
Джек и его корона кажутся единственными кандидатами
в объекты, которые должны существовать, если данное пред
ложение истинно. И если вместо «раньше, чем» мы поста
вим «И», такой ответ может показаться нам удовлетворитель
ным по изложенным выше основаниям: способом, пригод
ным для бесконечного количества сходных случаев, мы
293
ЯЗЫК И РЕАЛЬНОСТЬ
можем установить условия истинности всего предложения
«Джек упал и Джек разбил свою корону•• на основе истинно
стных значений составляющих его предложений и можем
надеяться задать условия истинности этих предложений, ог
раничившись онтологией, которая включает в себя только
Джека и его корону. Но предложение «Джек упал раньше, чем
Джек разбил свою корону•• нельзя истолковать таким обра
зом, поскольку истинно тогда и только тогда, когда
существует момент времени
мент
t,
такой, что Джек упал в' мо
t.
Теперь рассмотрим пример, намного более сбивающий с
толку. Возьмем сначала предложение «Падение Джека при
чинно обусловило разбиение его короны». Здесь естествен
но принять «Падение Джека>> и «разбиение его короны» в
качестве единичных терминов, описывающих события, а
рассматривать как двуместный, или
реляционный, предикат. Но в таком случае каким будет се
мантическое отношение между такими общими терминами,
294
14.
МЕТОД ИСТИНЫ В МЕТАФИЗИКЕ
как «падение>> из выражения > предложений, если
мы задаем им ровно столько ограничений, чтобы они оказа
лись истинными.
Следует задать вопрос: может ли тот, кто знает теорию
истины для языка
L,
обладать достаточной информацией,
15.
РЕАЛЬНОСТЬ БЕЗ РЕФЕРЕНЦИИ
чтобы интерпретировать то, что говорит носитель языка
L?
По-моему, верный способ исследования этого вопроса состо
ит в том, чтобы, в свою очередь, спросить, в достаточной
ли степени ограничения, налагаемые на некоторую теорию
истины, уменьшают количество приемлемых теорий. Пред
положим, к примеру, что каждая теория, удовлетворявшая
предъявленным к ней требованиям, представила истиннос
тные условия для «Сократ летает», как указано выше. Тогда
знать теорию (и знать, -что это теория, удовлетворяющая
определенным ограничениям) означает знать, что истинно
стные условия для «Сократ летает» задаются исключител:ьпо
в Т-предложениях. И это и озпа-чает знать достаточно много
о роли теории в языке.
Я ни на секунду не воображаю, будто когда-нибудь возник
нут такие исключительные условия. Но я все-таки думаю, что
разумные эмпирические ограничения на интерпретацию
Т-предложений (условия, при которых мы обнаруживаем ис
тинность предложений) плюс ограничения формальные пре
доставят достаточное количество общих черт у теорий,
чтобы мы были в состоянии сказать, что теория истины улав
ливает основную роль каждого предложения. Возможно,
мою мысль прояснит грубое сравнение. Теория измерения
температуры подразумевает соотнесение с объектами чисел,
в которых измеряется их температура. Такие теории налага
ют формальные ограничения на придание числовых значе
ний и потому эмпирически могут быть связаны с наблюдае
мыми качественными феноменами. Задаваемые числа обус
ловливаются не только формальными ограничениями. Так
же здесь существенна модел:ь придания числового значения
(температуры по Фаренгейту и Цельсию представляют собой
линейные иреобразования друг друга; придание числового
значения является единственным для данного линейного
преобразования). Аналогичным образом я утверждаю, что
общим для различных приемлемых теорий истины являет
ся значение. Значение (интерпретация) некоторого предло
жения устанавливается посредством назначения предложе
нию семантического местоположения
(location)
в модели
ЯЗЫК И РЕАЛЬНОСТЬ
предложений, соответствующих определенному языку. Раз
личные теории истины могуг задавать разные истинностные
условия одному и тому же предложению (таков семантичес
кий аналог для неопределенности перевода Куайна), тогда
как теории (почти в достаточной степени) согласны между
собой по поводу роли предложений в языке.
Основная идея проста. Как «теория строительных кам
ней», так и теории, пытающиеся наделить богатым содержа
нием каждое предложение непосредственно на основании
несемантических данных (например, намерений, с которы
ми, как правило, высказывается то или иное предложение),
движутся слишком быстро и уводят нас слишком далеко. Ос
новная мысль данной статьи заключается, скорее, в ожида
нии обнаружить минимум информации касательно правиль
иости определенной теории в каждой конкретной точке; вся
разница состоит в потенциальной бесконечности таких то
чек. Сильная теория со слабой опорой, но опирающаяся на
достаточное количество точек, может предоставить нам всю
нужную информацию об атомах и молекулах- в данном слу
чае, о словах и предложениях.
В двух словах: скудость свидетельств, касающихся значе
ний отдельных предложений, мы компенсируем не стремле
нием раздобыть свидетельства значений слов, но анализом
свидетельств для теории языка, к которому относится рас
сматриваемое предложение. Слова и тот или иной способ их
связывания с объектами представляют собой конструкции,
необходимые нам для внедрения теории в жизнь.
Эта концепция построения теории значения, по сути, при
надлежит Куайну. К основным воззрениям Куайна я добавил
лишь предложение наделить теорию формой теории абсо
лютной истины. Если ей удастся обрести такую форму, то мы
сможем восстановить структуру предложений, которая со
стоит из единичных терминов, предикатов, связок и кван
ция, однако же, отсюда выпадает. Она не играет существен
ной роли в объяснении отношений между языком и реаль
ностью.
16.
НЕПОСТИЖИМОСТЬ РЕФЕРЕНЦИИ
Тезис Куайна о непостижимости референции состоит в том,
что не существует способов определить, к чему относятся
единичные термины языка или по отношению к чему явля
ются истинными его предикаты; это невозможно опреде
лить, по меньшей мере, из совокупности свидетельств пове
дения, как актуальных, так и потенциальных, а такие свиде
тельства- единственное, что важно для вопросов значения
и коммуникации. Непостижимость референции следует из
соображений, разъясненных в «Слове и объекте», но сам тер
мин и упомянутый тезис становятся центральными лишь в
«Онтологической относительности». Важность этого тези
са обусловлена тем, что непосредственно из него происте
кает неопределенность перевода, а ясные основания для это
го тезиса обнаружить легче, нежели для некоторых других
форм неопределенности.
Ясные основания содержатся в примерах. Куайн и другие
показали, как строить систематические примеры альтерна
тивных схем референции- таких, что если одна из них согла
суется со всеми возможными относящимися к делу свидетель
ствами, то другие также согласуются. Куайн утверждает, что
этот факт должен заставить нас признать, что отношение
референции между объектами и словами (или их высказыва
нием) соотносится с произвольным выбором схемы рефе
ренции (или руководства по переводу) и фактически соотно
сится с еще одним базовым параметром. Этот аргумент в
пользу релятивизма озадачивает меня, потому что приемле
мую формулировку релятивизированного понятия референ
ции я считаю невозможной. В данной статье я излагаю труд
ности, с которыми встретился, и предлагаю Куайну способ
выхода из них. Разумеется, я надеюсь, что Куайн все время
представлял себе мой выход. В таком случае мое упражнение
не будет иметь смысла для него, но имело смысл для меня.
ЯЗЫК И РЕАЛЬНОСТЬ
Чтобы с самого начала прояснить мою общую позицию, я
скажу, что принимаю тезис Куайна о непостижимости рефе
ренции и потому
-
о неопределенности перевода. И я пола
гаю, что принимаю и то и другое на основании аргументов,
почерпнутых мной у Куайна. Но я не вижу, каким образом
эти аргументы демонстрируют именно такие соотношения
референции, которые постулирует Куайн; на самом деле, я
считаю, что собственные взгляды Куайна подрывают идею
о том, что онтологию можно релятивизировать.
Там, где Куайн, как правило, говорит об онтологической
относительности, я пользуюсь термином , чем считает необходимым Куайн. Вто
рой тип неопределенности автоматически попадает под
больший контроль у того, кто, подобно мне, настаивает на
том, что основой для приемлемого руководства по переводу
должна служить теория истины в духе Тарского. А измене
ния в общей онтологии, по-моему, можно сделать понятны
ми лишь в ограниченной степени; существует «обратный
принцип доверия», оценивающий качество теории прямо
пропорционально ее собственным ресурсам, которые она
вкладывает в язык, теорией коего она является. Здесь я не
буду обосновывать эти взгляды, но и не хочу ставить себя в
зависимость от них.
Однако же о референции трудно говорить, не поместив
ее в контекст какой-либо теории истины. Ибо концепция
референции, основанная на понятии выполнимости,
-
та,
что задает объем каждого из предикатов и единичных тер
минов языка, а это требует рекурсивного определения, ра
ботающего с кванторами и, возможно, функциями. Во вся
ком случае, если язык обладает ресурсами, которые мы с уве
ренностью приписываем естественному языку, то мы хотим
ввести такое понятие, как «выполнимость>>, которое по смыс
лу шире, чем референция, и на основе которого можно оп
ределять истинность и референцию (по меньшей мере, для
предикатов). В нижеследующем я буду считать, что отноше-
317
ЯЗЫК И РЕАЛЬНОСТЬ
ние референции имеет место между именами и тем, что, как
можно сказать, они именуют; между единичными термина
ми и тем, что, как можно сказать, они означают; и между
местными предикатами и наборами из
n элементов,
n-
относи
тельно которых можно сказать, что все эти предикаты вер
ны; все эти виды референции связываются воедино с
помощью такого понятия, как «выполнимость», которое за
дает определение истинности для закрытых предложений.
Все эти фразы типа «как можно сказать», разумеется, учиты
вают непостижимость референции.
П ростейший и наименее сомнительный способ демонст
рации того, что референция непостижима, зависит от идеи
изменения вселенной
пекото
рога отображения
другом
(permutation of the universe),
(mapping) каждого объекта в
«один к одному». Обозначим такое изменение через ф. Если
мы имеем выполнимостную схему референции для языка,
говорящего об этой вселенной, то мы можем получить дру
гую схему референции с помощью этого изменения: всякий
раз, когда по первой схеме некоторое имя относится к объек
ту х, по второй схеме оно относится к ф(х); всякий раз, к01-да
по первой схеме предикат относится к каждой вещих (вос
производит каждую вещь х) как
Fx,
по второй схеме он отно
сится к каждой вещих как х = ф(у) и
F(y). Предположив, что
референция в каждом случае зависит от подходящей харак
теристики такого отношения, как выполнимость, петрудно
понять, что условия истинности, задаваемые второй схемой
пекоторому предложению, в каждом случае будут эквивален
тными условиям истинности, задаваемыми этому предложе
нию первой схемой 1 • И действительно, как отмечает Уоллес,
мы можем даже сделать так, чтобы наши теории истины и
референции дали одинаковые условия истинности для всех
предложений, если добавим к пекоторой теории предполо
жения, заставляющие нас считать, что ф есть изменение все
ленной.
Наиболее ранние из известных мне примеров изменения
ренции, содержатся в обзоре Ричарда Джеффри 2 • Однако же
318
16.
НЕПОСТИЖИМОСТЬ РЕФЕРЕНЦИИ
референция не является основным предметом его работы,
и его примеры
-
не совсем то, что нам нужно. Дополнитель
ные примеры можно найти в вышеупомянугых работах Джа
на Уоллеса и Хартри Филда. Вот простая иллюстрация: до
пустим, что каждый предмет имеет одну и только однутеньs.
И тогда мы можем предположить, что ф выражается слова
ми «тень того-то», По первой теории мы считаем, что имя
«Уилт» относится к Уилту, а предикат «Высок» относится к
высоким объектам; по второй теории мы предполагаем, что
имя «Уилт>> относится к тени Уилта, а «высок» относится к
теням высоких объектов. Первая теория угверждает, что
предложение «Уилт высок» верно, если и только если Уилт
высок; вторая теория утверждает, что « Уилт высок» верно,
если и только если тень Уилта является тенью высокого
объекта. Истинностные условия отчетливо эквивалентны.
Если мы не делаем упор на изложении фактов, мы можем
сказать, что один и тот же факт способствует истинности
предложения в обоих случаях.
Я предполагаю, что существуют изменения реквизитов
(permutations of the requisite kind),
не требующие вымысла.
Другое предположение, явно необходимое, если мы должны
сделать вывод о непостижимости референции, состоит в
том, что если пекоторая теория истины (или перевода, или
интерпретации) верна в свете всех релевантных данных (ак
туальных или потенциальных), то любая теория, порожден
ная из первой посредством изменения, будет также удовлет
ворительной в свете всех релевантных свидетельств. Конеч
но же, многие философы отвергают это предположение, но
поскольку это вопрос, по которому я согласен с Куайном, я
не буду выдвигать аргументы в его пользу. Основной пункт,
по которому я согласен с Куайном, можно сформулировать
так: все свидетельства за или против теории истины (интер
претации, перевода) мы получаем в форме фактов о том, что
события или ситуации в мире заставляют или заставили бы
носителей языка согласиться или не согласиться с каждым
предложением из репертуара другого носителя языка. Воз
можно, по некоторым деталям у нас имеются разногласия.
ЯЗЫК И РЕАЛЬНОСТЬ
Так, Куайн описывает события или ситуации в терминах мо
делей стимуляции
(patterns of stimulation),
тогда как я пред
почитаю описания в терминах, более похожих на термины
изучаемых предложений; Куайн больше, чем я, придает важ
ность градации предложений в терминах наблюдаемости; а
там, где ему импонируют согласие и несогласие, поскольку
они напоминают бихевиористский тест, меня бихевиоризм
приводит в отчаяние, и я принимаю откровенно интенсио
нальное отношение к предложениям, например, подтверж
дение истинности. Насколько я понимаю, ни одно из этих
различий не имеет значения для аргументов о непостижи
мости референции. Имеет значение лишь то, что то, что
вызывает ответ или пекоторая установка носителя языка,
представляет собой объективную ситуацию или объективное
событие, и то, что ответ или установка направлены на пред
ложение или на высказывание предложения. Пока мы будем
этого придерживаться, не может быть релевантных свиде
тельств, позволяющих совершать выбор между теориями и
их изменениями.
Поддерживает ли непроницаемость референции, понима
емая и отстаиваемая так, как в этом тексте, идею релятиви
зации референции? Разумеется, она наводит на мысль о ней.
Ибо мы не можем оставить вывод, который позволит нам
согласиться и с тем, что «Уилт>> относится к Уилту, и с тем,
что
«Уилт>>
относится к тени Уилта. Без противоречия мы
можем принять оба вывода лишь в том случае, если оба мо
гут быть ИСТИННЫМИ, НО ЯСНО, ЧТО ЭТО Не так.
Данную проблему можно решить и без релятивизации.
Все, что нам необходимо,- это прояснить, что слово «отно
сится» употребляется двумя способами. Подстрочные индек
сы исправят положение. «Уилт>> относится к Уилту, а «Уилт»
относится к тени Уилта; это конъюнкция, которая может
быть верной, и наличествует она при тех обстоятельствах,
что мы обрисовали. Итак, никакой релятивизации, хотя ис
пользование одного и того же слова с разными подстрочны
ми индексами намекает на некую общую черту, которую мог
ла бы прояснить релятивизация. Еще одна причина для жела-
320
16.
НЕПОСТИЖИМОСТЬ РЕФЕРЕНЦИИ
ния репятивизировать референцию заключается в том, что
мы хотим сказать что-то вроде следующего: сообразно наше
му первому способу работы, правильным ответом на вопрос,
к чему относится «Уилт», будет Уилт; сообразно же второму
способу, «УИЛТ» относится к тени Уилта. Поскольку же спосо
бы работы с сущностями не являются самыми лучшими
объектами для квантификации, Куайн предлагает репятиви
зировать референцию до уровня руководств по переводу.
Хартри Филд подчеркнул, что это не будет работать4 • Ведь ес
тественный способ изложить условия, при которых предло
жение «Х относится к у относительно ТМ» подтверждается,
таков: ТМ переводит х как "У"· Эту гипотезу следует отверг
нуть, поскольку вы не можете вводить кванторы в кавычки.
Я полагаю, что существует наиболее общая причина, по
которой референцию невозможно репятивизировать так,
как хочет Куайн, и поэтому бесполезно стараться совершен
ствовать только что отвергнутую нами формулировку. Ког
да я говорю «Так, как хочет Куайн», я на самом деле отвер
гаю не любой способ релятивизации референции, поскольку
в конце я предложу собственный способ. Что я отвергаю, так
это идею того, что референцию можно релятивизировать,
зафиксировав
(to fix)
онтологию. Вот онтологической отно
сительности-то я и не понимаю. Допустим, мы могли бы за
фиксировать онтологию термина «относится», репятивизи
ровав ее. Тогда мы зафиксировали бы онтологию языка или
того носителя языка, которого мы хотели описать, употреб
ляя слово «относится». Можно сказать: но ведь фиксация
зависит всего лишь от произвольнога выбора. И выбор этот
не продиктован никакими свидетельствами, относящимися
к сути дела. Отсюда и непостижимость. Фиксация референ
ции и онтологии для объектного языка производилась на
основании произвольного выбора, но произвольвый выбор
позволяет успешно сделать это лишь в том случае, если ре
лятивизированное «относится» из метаязыка каким-то обра
зом закреплено. А это, как мы утверждали, невозможно сде
лать ни для одного языка.
Возможно, именно такие рассуждения заставляют Куайна
321
ЯЗЫК И РЕАЛЬНОСТЬ
утверждать, что референция и онтология относительны к
двум вещам: во-первых, к выбору руководства по переводу, и
во-вторых, к пекоторой фоновой теории или фоновому язы
ку5. Поскольку релятивизирующая референция в метаязыке
не может «пришпилить» референцию и онтологию к объек
тному языку, если основанный на релятивизированной ре
ференции предикат метаязыка не обладает непротиворе
чивой семантикой, Куайн вводит бесконечную иерархию те
орий или языков, каждая из которых пытается (напрасно)
стабилизировать схему референции языка, для которого она
предоставляет теорию. Куайн сравнивает относительность
референции с пекоторой фоновой теорией с относительно
стью местонахождения в пекоторой системе координат. Но
это сравнение неверно. Случай с местонахождением ясен.
Нет смысла просто спрашивать, где расположен объект, но
есть смысл спросить, где объект соотносится с другими
объектами
-
в системе координат (конечно, относитель
ность можно не упоминать, поскольку некоторые рамки ре
ференции подразумеваются). Релятивизированный вопрос
(«Где дом Бронка в адресной системе Бронкса?>> - ,, Where is
Bronk's house in the address system of the Bronx?>>) ясен, и на
него можно дать ответ, и ответ полный. В нем нет дополни
тельных скрытых параметров. Мы, конечно же, можем про
должать спрашивать, задав другой, похожий вопрос: «Где
находится Бронкс?>> И этот вопрос, в свою очередь, не име
ет смысла, пока его не релятивизировать. Если же его реля
тивизировать, то он становится ясным, и на него можно дать
ответ. За релятивизированным предикатом местонахожде
ния не скрывается никаких предикатов с дополнительным
местом.
Как же тогда возможно выразить относительность рефе
ренции по отношению к фоновому языку? Куайн допускает,
что ,
но только относительно нашего собственного языка 6 • Веро
ятно, это наводит на мысль, что в наш собственный язык
можно вложить релятивизм. Однако же легко уразуметь, от-
322
!б. НЕПОСТИЖИМОСТЬ РЕФЕРЕНЦИИ
чего это невозможно: если вопрос о референции в моем соб
ственном языке не улажен, то попытка сказать что-нибудь на
этом самом языке ради разрешения вопроса ничему не мо
жет помочь. Если вы меня понимаете, вы правильно истол
куете мое высказывание в применении к другому язы
ку. Но как раз это Куайн опять-таки отрицает.
Куайн сравнивает относительность референции к фоно
вому языку с ситуацией, касающейся истины и выполнимос
ти; он напоминает нам, что и там возможен бесконечный
регресс. Мы можем определить истину для
Lв
М, но не в
L,
истину для М в М', но не в М и т. д. То же самое касается ре
ференции.
Представляется, что эта аналогия ошибочна. То, чего мы
не можем определить в
L,
не становится определимым с по
мощью дополнительного параметр а. И истина в
L в том виде,
как она определена в М, никак не соотносится с истиной в
М, как она определена в М'. Предикат «Истинно в
L»,
встре
чающийся в М, все-таки имеет смысл, который мы можем,
если захотим, определить еще в каком-нибудь языке. Но по
лучается ли отсюда истинность в
L,
соотносящаяся с этим
третьим языком- или хотя бы с М?
Утверждение Куайна о том, что референцию, истину и
онтологию следует релятивизировать по отношению к пеко
торой фоновой теории или к фоновому языку, как кажется,
основано на какой-то концепции концептуального реляти
визма. Когда он говорит, что мы можем говорить и говорим
осмысленно и отличая одно от другого о кроликах и частях,
ЯЗЫК И РЕАЛЬНОСТЬ
но лишь по отношению к нашему каркасу референции, то это
утверждение на самом деле можно истолковать так: мы го
ворим, следовательно, мы должны говорить на языке, кото
рый мы знаем. Однако это является само собой разумеющим
ел и не приводит к эксплицитному определению того, с чем
соотносятся наши замечания. Как настаивает Куайн, мы мо
жем констатировать относительность, если опираемся на
другой язык; но если мы пользуемся этой тактикой однаж
ды, то пользуемся ею и каждый раз: бесконечный регресс.
Если ситуация такова, то онтология не просто 7, но и при любом количестве релятивизаций
референции любое заявление, касающееся референции, бу
дет столь же бессмысленно, как ,
Куайну, конечно же, известен парадокс культурного реля
тивизма: в другой своей работе он пишет, что никто 8 • То же самое я бы сказал об онтологическом
релятивизме и о релятивизме референции, соотнесенной с
пекоторой фоновой теорией или с фоновым языком. В толь
ко что процитированной мной статье Куайн опять-таки не
дает определенного решения по поводу релятивизма. Он вда
ется в длинноты, пытаясь убедить нас, что могут существо
вать такие две теории, которые включали бы в себя все ис
тинные предложения наблюдения и только их, что они мо
гут быть одинаково простыми и все-таки логически несовме
стимыми9. Итак, истина очевидным образом относительна
к пекоторой теории. Но, в конечном счете, Куайн разреша
ет вопрос в пользу , где отличаю
щиеся друг от друга знаки используются для формулирова
ния теорий. Теории же оказываются несводимыми друг к
другу. И никакого релятивизма не остается.
Урок здесь, по-моему, в том, что мы не можем уяснить себе
смысл истины, референции или онтологии, релятивизиро
ванных к пекоторой фоновой теории или языку. Проблема
не в том, что нам придется отступать до бесконечности. Про
блема в том, что мы непонимаем первого шага. Позвольте
16.
НЕПОСТИЖИМОСТЬ РЕФЕРЕНЦИИ
мне изложить мой обобщенный аргумент в пользу этого еще
раз, но немного иначе. Предположим, что В своими соб
ственными словами излагает две теории истины для носи
теля языка А. Одна из этих теорий влечет за собой, или оп
ределяет, что
«Уилт высок» может быть истинным лишь
- среди прочего - произнесение слова
в этом словесном контексте причинно-следственным
образом связано с Уилтом. Можем ли мы сказать, что хотя
бы отчасти спасли автора схемы от попросту произвольно
го выбора схем референции для говорящего?
Как будто бы нет, и по причинам, объясненным Уоллесом
и Филдом. Ибо предположим (как прежде), что ф- измене
ние вселенной, а Сх,у- подходящее причинно-следственное
отношение между словом и объектом. Одна из хороших тео
рий утверждает, что
>
относится к Уилту, только если
С > в других приписываемых нами ему ус
тановках.
Эта проблема станет яснее, если мы временно откажемся
от наложенных нами вначале ограничений, согласно кото
рым мы собирались рассматривать только теории, оставля
ющие истину предложений в неизменности. Я согласен с Ку
айном в том, что часто бывают случаи, когда совокупность
релевантных свидетельств о поведении некоего человека
можно одинаково хорошо рассмотреть с помощью любой из
двух теорий истины, если только мы проведем компенсатор
ную «подгонку» в нашей теории его мнений и других устано
вок, но все-таки так, что конкретное предложение, основан
ное на одной теории, будет проинтерпретировано так, что
будет доказана его истинность, а основанное на другой -нет.
Ян Хакинг однажды сформулировал эту загадку в разговоре
со мной так: как из двух теорий истины могут быть приемле
мыми обе, если одна теория считает некоторое выражение
истинным, а другая- нет? Не противоречие ли тут? Проти
воречия нет, если теории, подобно всем теориям истины,
релятивизированы по отношению к пекоторому языку. Наша
ошибка заключалась в том, что мы предполагали, будто су
ществует один-единственный язык, к которому принадлежит
данное высказывание. Но без всякого парадокса мы можем
считать, что это высказывание принадлежит к тому или ино
му языку, если только учтем, что в других частях нашей об
щей теории личности произойдет сдвиг.
Значит имеется разумный способ релятивизации истины
и референции: предложения бывают правильными, а слова
332
16.
НЕПОСТИЖИМОСТЬ РЕФЕРЕНЦИИ
отсылают к некоторому языку, соотносятся с ним. Это мо
жет показаться знакомым и очевидным, и до определенной
степени так оно и есть. Но существуют некоторые тонкости
в том, как мы это понимаем. К примеру, то, что отно
сится к Уилту в
L,
не является эмпирическим утверждением.
Ибо если бы оно было эмпирическим,
L
следовало бы оха
рактеризовать как определепnый язык, на котором говорит
некий человек или некие люди в заданное время. Такая ха
рактеристика не годилась бы для нашей цели, поскольку мы
допускаем, что вопрос о том, на каком языке говорит некий
человек, не является полностью эмпирическим; свидетель
ства предоставляют нам возможность выбора между языка
ми- даже до такой степени, чтобы задавать конфликтующие
между собой истинностные условия одному и тому же пред
ложению. Но даже если мы сочтем истину инвариантной, мы
сможем следовать свидетельствам, различными способами
подбирая соответствия между словами и объектами. И наи
лучшая возможность объявить избранный нами способ
-
назвать соответствующий язык; но затем нам придется оха
рактеризовать этот язык как такой, в котором референции,
выполнимости и истине отведены особые роли. И, разуме
ется, остается эмпирический вопрос: является ли этот язык
таким, что эмпирические свидетельства позволяют нам при
писывать его этому субъекту?
Что дает нам возможность делать выбор между разнооб
разными языками в отношении субъекта, так это факт, что
свидетельства- установки или действия, ориентированные
на предложения или высказывания,- отражаются не толь
ко на интерпретации речи, но и на приписывании мнений,
желаний и намерений (и, несомненно, других установок) 1 ~.
Свидетельства позволяют нам производить некоторый вы
бор между языками, так как мы можем уравновесить любой
осуществленный выбор подходящим выбором мнений и про
чих установок. Это наводит нас на мысль еще об одном спо
собе, посредством которого мы могли бы релятивизировать
некоторую теорию истины или референции: если даны из
вестные допущения касательно природы мнения и установок
333
ЯЗЫК И РЕАЛЬНОСТЬ
другого типа, то мы могли бы показать, что, приняв реше
ние о том, каковы установки некоего человека, мы бы не вы
бирали его язык методом проб и ошибок. Если дано всеобъ
емлющее описание мнения, желания, намерения и т. п., то
вопрос о том, на каком языке человек говорит, является эм
пирическим. А значит, мы, наконец, получили довольно-таки
неожиданный способ делать осмысленным смысл вопроса о
том, к чему отсылает некоторое слово.
Я надеюсь, ясно, что было бы ошибкой предполагать, что
мы каким-то образом можем сначала определить, во что че
ловек верит, чего он хочет, на что надеется, что намеревает
ся сделать, чего боится, а затем перейти к определенному
ответу на вопрос, к чему отсылают его слова. Ибо свидетель
ства, от которых все это зависит, не дают нам возможности
поочередно выделить, какой вклад в них вносит мысль, ка
кой
-
действие, какой
-
желание и какой
-
значение. Мы
должны строить именно всеобъемлющие теории, а многие
теории будут одинаково успешными. Это не только равно
сильно новому подтверждению тезиса о непостижимости
референции, но еще и намекает на причину такой непости
жимости.
ГРАНИЦЫБУКВАЛЬНОГО
17.
ЧТО ОЗНАЧАЮТ МЕТАФОРЫ
Метафора- это греза, сон языка
(dreamwork of language).
Толкование снов нуждается в сотрудничестве сновидца и ис
толкователя, даже если они сошлись в одном лице. Точно так
же истолкование метафор несет на себе отпечаток и твор
ца, и интерпретатора. Понимание (как и создание) метафо
ры есть результат творческого усилия: оно столь же мало
подчинено правилам.
Указанное свойство не выделяет метафору из числа про
чих употреблений языка: любая коммуникация
-
это взаимо
действие мысли изреченной и мысли, извлеченной из речи.
Вопрос лишь в степени разрыва. Метафора его увеличивает
тем, что пользуется в дополнение к обычным языковым ме
ханизмам несемантическими ресурсами. Для создания мета
фор не существует инструкций, нет справочников для опре
деления того, что она «означает» или «О чем сообщает» 1 •
Метафора опознается только благодаря присутствию в ней
художественного начала. Она с необходимостью предпола
гает ту или иную степень артистизма. Не может быть мета
фор, лишенных артистизма, как не бывает шуток, лишенных
юмора. Конечно, встречаются безвкусные метафоры, но и в
них есть артистизм, даже если его и не стоило обнаруживать
или можно было лучше выраЗить.
Настоящая статья посвящена анализу того, что означают
метафоры, и ее основная мысль состоит в том, что метафо
ры означают только то (или не более того), что означают
входящие в них слова, взятые в своем буквальном значении.
Поскольку этот тезис идет вразрез с известными мне совре
менными точками зрения, то многое из того, что я собира
юсь сказать, будет нести в себе критический заряд. Но я ду
маю, что метафора при свободном от всех помех и заблуж
дений взгляде на нее становится не менее, а более интерес
ным явлением.
ззб
17.
ЧТО ОЗНАЧАЮТ МЕТАФОРЫ
Я прежде всего собираюсь развеять ошибочное мнение,
будто метафора наряду с буквальным смыслом или значени
ем наделена еще и некоторым другим смыслом или значе
нием. Это заблуждение свойственно многим. Его можно
встретить в работах литературно-критического направле
ния, у таких авторов, как, например, Ричардс, Эмпсон и
Уинтерс, в работах философов от Аристотеля до Макса
Блэка, психологов
-
от Фрейда и его предшественников до
Скиппера и его продолжателей и, наконец, у лингвистов,
начиная с Платона и вплоть до Урнэля Вейнрейха и Джор
джа Лакоффа. Мысль о семантической двойственности ме
тафоры принимает разные формы
-
от относительно про
стой у Аристотеля до относительно сложной у М. Блэка. Ее
разделяют и те, кто допускает буквальную парафразу мета
форы, и те, которые отрицают такую возможность. Неко
торые авторы особо подчеркивают, что метафора в отличие
от обычного словоупотребления дает прозрение, она про
никает в суть вещей. Но и в этом случае метафора рассмат
ривается как один из видов коммуникации, который, как и
ее более простые формы, передает истину и ложь о мире,
хотя при этом и признается, что метафорическое сообще
ние необычно, и смысл его глубже скрыт или искусно заву
алирован.
Взгляд на метафору как на средство передачи идей, пусть
даже необычных, кажется мне столь же неверным, как и ле
жащая в основе этого взгляда идея о том, что метафора име
ет особое значение. Я согласен с той точкой зрения, что ме
тафору нельзя перефразировать, но думаю, что это проис
ходит не потому, что метафоры добавляют что-нибудь совер
шенно новое к буквальному выражению, а потому, что просто
нечего перефразировать. Парафраза, независимо от того,
возможна она или нет, относится к тому, что сказаио: мы про
сто стараемел передать это же самое другими словами. Но,
если я прав, метафора не сообщает ничего, помимо своего
буквального смысла (как и субъект, использующий метафо
ру, не имеет в виду ничего, выходящего за пределы ее бук
вального значения). Впрочем, этим не отрицается тот факт,
337
ГРАНИЦЫ БУКВАЛЬНОГО
что метафора содержит в себе изюминку и ее своеобразие
может быть показано при помощи других слов.
В прошлом те, кто отрицал, что у метафоры в дополнение
к буквальному значению имеется особое когнитивное содер
жание, часто всеми силами стремились показать, что мета
фора вносит в речь эмоции и путаницу и что она не пригод
на для серьезного научного или философского разговора.
Я не разделяю этой точки зрения. Метафора часто встреча
ется не только в литературных произведениях, но и в науке,
философии и юриспруденции, она эффективна в похвале и
оскорблении, мольбе и обещании, описании и предписании.
Я в принципе согласен с Максом Блэком, Паулем Хенле,
Нельсоном Гудменом, Монро Бердсли и другими в вопросе
о функциях метафоры. Правда, мне кажется, что она в до
полнение к перечисленным выполняет еще и функции совер
шенно другого рода.
Я не согласен с объяснением того, как метафора творит
свои чудеса. Забегая вперед, скажу: я основываюсь на раз
личении значения слов и их использования и думаю,
что
метафора целиком принадлежит сфере употребления. Ме
тафора связана с образным использованием слов и пред
ложений и всецело зависит от обычного или буквального
значения слов и, следовательно, состоящих из них предло
жений.
Я покажу, что бесполезно объяснять, как функционируют
слова, когда они создают метафорические и образные зна
чения, или как они выражают особую поэтическую или ме
тафорическую истину. Эти идеи не объясняют метафоры
-
метафора сама объясняет их. Когда мы понимаем метафору,
мы можем назвать то, что мы поняли, «метафорической ис
тиной»
(metaphorical truth)
и в какой-то мере объяснить, в
чем состоит ее «метафорическое значение». Но просто при
писать это значение метафоре было бы все равно что, зас
нув от таблетки снотворного, объяснять потом свой сон ее
снотворным эффектом. Буквальные значения и соответству
ющие условия истинности могут быть приписаны словам и
предложениям вне зависимости от каких-либо особых кон-
17.
ЧТО ОЗНАЧАЮТ МЕТАФОРЫ
текстов употребления. Вот почему обращение к ним действи
тельно имеет объяснительную силу.
Я собираюсь изложить свои негативные по существу взгля
ды на значение метафоры и, рассмотрев ряд ложных теорий,
выдвинуть несколько позитивных угверждений.
Метафора заставляет нас обратить внимание на некото
рое сходство
-
часто новое и неожиданное
-
между двумя и
более предметами. Это банальное и верное наблюдение вле
чет за собой выводы относительно значения метафор. Об
ратимся к обычному сходству или подобию. Две розы похо
жи, потому что они обе принадлежат к классу роз; два ребен
ка похожи потому, что оба они дети. Или, говоря проще,
розы похожи потому, что каждая из них
-
роза, дети похо
жи потому, что каждый из них- ребенок.
Предположим, что кто-то сказал:
infant>>,
>) в своем образном значении синонимично
выражению
( бу'Кв.
«Христос
был как хронометр>>), а метафорическое значение, когда-то
содержащееся в выражении «Не
was burned up>>,
«Он вспых
нул (был подожжен)>>, проявляется в таких выражениях, как
( бу'Кв. «Он был как
was like burned
кто-то, кого подожгли>>) или, возможно, «Не
up>>
(бу'Кв. «Он был как подожженный»).
Здесь, конечно, надо учесть сложность процесса подбора
сравнений, которые бы в точности соответствовали той или
иной метафоре. Вирджиния Вулф как-то сказала, что интел
лектуал
-
это «обладатель чистопородного интеллекта, ко
торый оседлал свой мозг и мчится на нем, пересекал про
странства, галопом, в неотступной погоне за идееЙ>> («а highbrow is "а man or woman of thoroughbred intelligence who rides
his mind at а gallop across country in pursuit of an idea",,). Ка
кое сравнение может соответствовать этому? Возможно, не
что вроде следующего:
«интеллектуал
-
это человек или
дама, чей интеллект подобен породистой лошади и кто об
думывает идею с упорством всадника, мчащегося галопом в
погоне [невозможно сказать, за чем именно, пусть это будет]
за чем-либо>>.
Точку зрения, согласно которой особое значение метафо
дует путать с распространенным взглядом на метафору как
на эллиптичное сравнение 7 • Эта теория не проводит разли
чия между значением метафоры и значением соответствую-
347
ГРАНИЦЫ БУКВАЛЬНОГО
щего ей сравнения и не дает возможности говорить об об
разном, метафорическом или особом значении метафоры.
Эта теория выигрывает в простоте, но простота делает ее
неэффективной. Ибо если мы будем считать буквальным зна
чением метафоры буквальное значение соответствующего
сравнения, то мы тем самым закроем доступ к тому, что мы
раньше понимали под буквальным значением метафоры, а
ведь мы согласились почти с самого начала, что имен:но это
значение определяет эффективность метафоры, что бы по
том ни привносилось в нее под видом небуквального, то есть
образного, значения.
-
Этим теориям метафоры
теории эллиптичного сравне
ния и ее более утонченному варианту, приравнивающему об
разное значение метафоры к буквальному значению сравне
ния,
-
присущ один фатальный недостаток. Они делают глу
бинное, неявное значение метафоры удивительно очевид
ным и доступным. В каждом конкретном случае скрытое
значение метафоры может быть обнаружено путем указания
на то, что является обычно самым тривиальным сравнени
ем: «Это похоже на тО>> («Толстой похож на ребенка>>, ). Такое сравнение тривиально, посколь
ку все бесконечным числом способов уподобляется всему.
А между тем метафоры часто трудно интерпретировать и со
всем невозможно перефразировать. По этой же теории ин
терпретация и парафраза сами идут в руки, даже весьма зас
корузлые.
Я думаю, что эти теории сравнения считаются приемлемы
ми только потому, что их путают с совершенно другой теори
Здесь мне видятся два затруднения. Во-первых, если мета
форы являются эллиптичными сравнениями, тогда они жc-
1/.llU'Цumuo говорят то, что говорят сравнения, ибо эллипсис
есть форма сокращения, а не парафразы или намека. Одна
ко- и что чрезвычайно важно- изложение Блэком того, что
сообщает метафора, выходит за рамки, которые задаются
соответствующим сравнением. Сравнение просто говорит,
что геометрическая дедукция похожа на ловушку. Оно гово
рит отнюдь не больше метафоры о том, какие именно чер
ты сходства мы должны заметить. Блэк выделяет три общие
черты, но перечисление, конечно, можно было бы продол
жить. Но можем ли мы считать этот список, пусть проверен
ный и дополненный, идентичным бухвалъиому значению срав
нения? Конечно же, нет, поскольку сравнение просто фик
сирует сходство
-
и не более. Если предположить, что это
перечисление задает образное значение сравнения, тогда из
сопоставления метафоры со сравнением нельзя будет узнать
ничего, кроме того, что они оба имеют одно и то же образ
ное значение. Нельсон Гудмен так и говорит, что «различие
между сравнением и метафорой незначительно». Далее, рас
сматривая конкретные примеры, он замечает: >. Но когда Одиссей (во
образим себе это) обратился с подобными же словами к сво
им спутникам, превращенным во дворце Цирцеи в свиней,
это не было ни метафорой, ни утверждением. Произнесен
ные слова были использованы в буквальном смысле.
Ни одна теория метафорического значения или метафо
рической истины не в состоянии объяснить, как функцио
нирует метафора. Язык метафор не отличается от языка
предложений самого простого вида
-
в этом мы убедились
на примере сравнений. Что действительно отличает метафо
РУ- так это не значение, а употребление, и в этом метафора
подобна речевым действиям: утверждению, намеку, лжи, обе
щанию, выражению недовольства и т. д. Специальное ис
пользование языка в метафоре не состоит
стоять
-
-
и не может со
в том, чтобы (а
system of
commoпplaces), связанную с
данным метафорическим словом, к субъекту метафоры: в
выражении
«Man is а wo}f,,,
«Человек- это волК>>, мы прила
гаем общепринятые признаки (стереотип) волка к человеку.
Блэк говорит, что 15 • Согласно Блэку, парафразы практически всегда
неудачны не потому, что у метафоры отсутствует особое ког
нитивное содержание, а потому, что , Далее Блэк пишет:
> Результатом этого
становится теория, которая трактует теорию значения как
обязательную часть намного более широкой теории интер
претации и, более того, намного более широкого подхода к
ментальному. Эта теория холистична, поскольку она требу
ет, чтобы любая адекватная теория рассматривала лингвис
тическое и нелингвистическое поведение в их полноте. Как
мы уже видели,
это означает,
что теория
интерпретации
должна:
-принять композициональный подход к анализу значе
ния;
-
признать взаимосвязь установок и поведения, а так
Дэвидсон рассматривает приписывание людям понятий (и
ментальных состояний вообще) как по существу проблема
тичное, поскольку очевидность для приписывания таких со
стояний другим- а следовательно, и себе- явно недостаточ
на для адекватного определения правильиости приписыва
ния. Физически заметно и доступно наблюдению, действи-
ЯЗЫКОВОЕ ЗНАЧЕНИЕ В ПРЕДСТАВЛЕНИИ Д. ДЭВИДСОНА
тельному или возможному, только то, что в некоторых кон
текстах люди произносят определенные специфические пос
ледовательности звуков или производят определенные пос
ледовательности письменных отметок, и что они отвечают
на них специфическими способами, когда эти последователь
ности произведены другими людьми. В конечном счете это
-
все, о чем мы можем заключать, интерпретируя друг друга
(проблема 16 ). Приписы
вая этим звукам или отметкам значения, а индивидуумам,
которые их делают, -психологические состояния, мы стро
им теорию, которая выходит за пределы очевидности, и не
только фактически доступных нам свидетельств, но и сово
купности всех возможных свидетельств, которые у нас мог
ли бы быть. Что позволяет нам, несмотря на эту неочевид
ность, все же строить наши семантические теории
-
в том
числе те, из которых мы неявно исходим в нашем повседнев
ном общении? Это наличие дальнейших истин- истин о том,
что люди думают и подразумевают, на которые имеющиеся
у нас свидетельства очевидности могут указывать, но кото
рые логически независимы от них. Согласно этому представ
лению, такие нефизические состояния дел были бы причи
ной или одной из причин наблюдаемого поведения, и пред
положение об их существовании в других людях привело бы
к каузальной гипотезе на основе аналогии с собственным
интроспективным опытом. Контраргумент здесь будет состо
ять в том, что каузальная гипотеза может полностью соот
ветствовать всем доступным свидетельствам, но все же быть
ошибочной. Именно этот контраргумент Дэвидсон отклоня
ет: в его представлении, когда наша гипотеза о том, что кто
то другой подразумевает под своими словами, и в чем он
убежден, удовлетворяет физическим, поведенческим фактам,
любые дальнейшие вопросы об истинности этой гипотезы
неуместны. Он не отрицает, что такие гипотезы могут быть
истинны (по крайней мере, в некоторых случаях) и не пред
полагает, что их содержание бихевиористично: они выража-
16.
См., напр.: А. Л. Блинов, Общение. Звуки. Смысл. М., 1ggб, с.
439
7-g.
М. В. ЛЕБЕДЕВ
ют психологические или семантические истины и не своди
мы к описаниям потенциального физического поведения.
Но Дэвидсон отрицает, что эти психологические и семанти
ческие факты моrуг быть самостоятельными и связанными
с очевидностью исключительно каузальным способом. Ско
рее, их делает истинными то, что они дают объяснение ра
ционального (или настолько рационального, насколько воз
можно) поведения человека- и ничто иное.
Таким образом, в итоге мы можем констатировать, что
принцип рациональности носит в теории радикальной ин
терпретации когерентистский характер. Теория радикаль
ной интерпретации фактически подразумевает сочетание
холистического и экстерналистекого тезисов: о зависимос
ти пропозиционального содержания от рациональных свя
зей между мнениями или пропозициональными установками
(холизм) и о зависимости такого содержания от каузальных
связей между установками и предметами в мире (экстерна
лизм). Это сочетание очевидно, как мы видели выше, в са
мом принциле доверия и его комбинации тезисов когерент
ности и корреспонденции. Оно определяет структуру теории
знания, эксплицируемой из работ позднего Дэвидсона, и ее
отчетливый антискептицистский пафос.
Дэвидсон считает, что установки моrуг быть приписаны
(и таким образом пропозициональное содержание опреде
лено) только на основе треугольной структуры, требующей
взаимодействия между, по крайней мере, двумя существами,
также как и взаимодействия между каждым существом и мно
жеством общих предметов в мире. Идентификация содержа
ния установок
тановок, и,
-
вопрос идентификации предметов этих ус
в основных случаях,
предметы установок иден
тичны причинам этих же самых установок (подобно тому, как
птица за окном
-
причина моего мнения, что за окном нахо
дится птица). Идентификация мнений подразумевает про
цесс, аналогичный триангуляции, посредством которого
позиция предмета определяется проведением линии от каж
дого из двух уже известных местоположений к предмету, и
пересечение этих линий устанавливает его позицию. Точно
ЯЗЫКОВОЕ ЗНАЧЕНИЕ В ПРЕДСТАВЛЕНИИ Д. ДЭВИДСОНА
так же предметы пропозициональных установок определя
ются нахождением предметов, которые являются общими
причинами, то есть общими предметами, установок двух или
больше говорящих, способных к наблюдению и реакции на
поведение друг друга. В итоге идентификация оказывается
основанной на концептуальной взаимозависимости между
тремя способами знания: знанием себя, знанием других и
знанием мира 17 • Так же, как знание языка не может быть от
делено от нашего более общего знания мира, так, по мнению
Дэвидсона, знание себя, знание других людей и знание об
щего, «объективного>> мира формирует взаимозависимое
множество понятий, никакое из которых не является воз
можным в отсутствие других.
Неразделимость этих видов знания имеет множество важ
ных следствий. Поскольку наше знание нашего собственно
го сознания не независимо от нашего знания мира и нашего
знания других, постольку мы не можем трактовать самопоз
нание как наличие у нас доступа к пекоторому множеству
частных «ментальных» объектов. Наше знание о нас самих
возникает только относительно нашей причастности к дру
гим людям и относительно публично доступного мира. Но
даже в этом случае мы сохраняем некоторую власть над на
шими собственными установками и высказываниями просто
в силу того факта, что эти установки и высказывания явля
ются действительно нашими собственными 18 • Так как знание
мира неотделимо от других форм знания, глобальный эпис
темологический скептицизм
-
представление, что все или
большинство наших мнений о мире могут быть ложны, -ока
зывается подразумевающим намного больше, чем обычно
предполагается. Если бы действительно выяснилось, что
наши мнения (все или большинство) о мире ложны, то это
подразумевало бы не только ложность большинства наших
мнений относительно других людей, но также имело бы кон
кретное следствие сделать ложными большинство наших
17.
18.
jective.
См.:
См.:
D. Davidson, ·Three Varieties ofKnowledge•.
D. Davidsoп, ·First Persoп Authority•, SuЬjective,
44 1
lntersuЬjective,
0/J-
М. В. ЛЕБЕДЕВ
мнений о нас самих
-
включая гипотезу о том, что мы дей
ствительно имеем эти ложные мнения. Этого может быть
недостаточно, чтобы показать ложность такого скептициз
ма, но этого достаточно, чтобы показать его глубокую про
блематичность. Таким образом, способ, которым Дэвидсон
отклоняет скептицизм,
непосредственно вытекает из его
принятия холистического и экстерналистекого подхода к
знанию и к содержанию установок вообще. Приписывание
установок должно всегда проходить в сочетании с интерпре
высказывания (то есть неспособиость назначать значения
случаям предполагаемого лингвистического поведения) бу
дет таким образом подразумевать неспособиость приписать
установки и наоборот. Существо, которое мы не можем иден
тифицировать как способное к значащей речи, будет, таким
образом, также существом, которое мы не можем идентифи
цировать как способное к обладанию содержательными ус
тановками. Одно из следствий этого представления состоит
в том, что идее непереводимого языка- часто ассоцируемой
с тезисом концептуального релятивизма- нельзя дать ника
кой последовательной формулировки; невозможность пере
вода считается очевидностью не существования непереводи
мого языка, а отсутствия языка любого вида.
Определяя холистический характер ментальиого в терми
нах как взаимозависимости между различными формами зна
ния, так и взаимосвязи установок и поведения, поздний Дэ
видсон отказывается от той формы корреспондентной тео
рии истины, которую он защищал в бо-е годы (например, в
статье «Истинно по отношению к фактам»), в пользу коге
рентной теории истины и знания. Однако Дэвидсон сторо
нится любой попытки дать теорию природы истины, утверж
дая, что истина является абсолютно центральным поняти
ем, которое не может быть редуцировано или заменено лю
бым другим понятием 19 (то есть признает истину отношени-
19. См.: D. Davidson, • The Structure and Content of Truth» jaumal of Philos·
ophy, 87 (1ggo), р. 279-328.
442
ЯЗЫКОВОЕ ЗНАЧЕНИЕ В ПРЕДСТАВЛЕНИИ Д. ДЭВИДСОНА
ем
sui generis). Его использование понятия когерентности ско
рее может быть рассмотрено как выражение его обязатель
ства к существенно рациональному и холистическому харак
теру сознания. Оно также может быть рассмотрено как свя
занное с отклонением Дэвидеоном тех форм эпистемологи
ческого фундаментализма, которые пытаются строить кон
цепцию знания на сенсорных причинах мнений: в рамках его
холистического подхода убеждения могут находить очевид
ную поддержку только в других мнениях. Точно так же ис
пользование Дэвидеоном понятия корреспонденции может
быть лучше понято не как прямое разъяснение природы ис
тины, а скорее как следствие экстерналистекого требования,
чтобы содержание мнения зависело от наход.ящихся в мире
причин мнений.
Итак, хотя идеи Дэвидеона часто развиваются раздельно,
однако они объединяются таким способом, чтобы обеспе
чить единый подход к проблемам знания, действия, языка и
сознания. Возможно, в этом одна из причин того, что он яв
ляется одним из наиболее известных и влиятельных в мире
американских философов (по мнению многих, самым изве
стным и влиятельным) на сегодняшний день. Несмотря на
краткость его текстов и обманчивую простоту стиля, он
-
весьма сложный для понимания автор, однако его работы
переводятся на множество языков. В течение уже более чем
тридцати лет они неизменно вызывают огромный интерес
у исследователей, работающих в различных областях фило
софии и представляющих различные направления. Его идеи
достигли аудитории, которая простирается далеко за преде
лы англоязычной аналитической философии.
Мы рады, что теперь этот круг расширится еще более.
ОТ РЕДАКТОРА
При выборе nеревода какого-либо логического термина за
основу была взята терминология, исnолъзовавшаяся в класси
ческих nереводах работ по логике, в частности, А. Чёрч «Вве
дение в математическую логику>> (1gбо), Э. Мендельсона
«Введение в математическую логику>>
( 1976).
Необходимо
отметить, что, в случаях различного nеревода одного и того
же термина в работах лингвистов и логиков, выбор осуществ
лялся в nользу логической терминологии. Так, термины
иие- въtс?шзываиие (или в зависимости от контекста- предло
жение)- предложеиие- суждеиие (контекстуально). В тех слу
чаях, когда термин
proposition обозначает логический
объект,
он nереводится как «суждение>>, в прочих- как «предложе
ние» или , Термин beliefв настоящем тексте
передается как «мнение». Особый случай представляют со
бой так называемые «эмnирические свидетельства» или . В оригинале оба этих термина
evidence,
значение его близко к понятию верификации, т. е.
подтверждению или проверке на основании опыта. Мы отка
залось от передачи слова
speaker как
«Говорящий>> в пользу
болеенеопределенного «носитель языка>> (за исключением
некоторых контекстов). Термин иttеrапсеоднозначно переда
ется русским словом «высказывание>>, в смысле «Высказыва
ние как речевой акТ>>. Для термина interpreterпpинят вариант
«переводчик», причем нужно учитывать, что каждый пере
водчик у Дэвидеона является одновременно и интерпретато
ром. Термин Куайна Ьiconditional в настоящем тексте обозна
чает как предложения, так и логическую связку, что обуслови
ло два варианта перевода- «биусловная связка>> (а не «биус
ловный союз>>, как было принято, например, в переводе
книги Чёрча) и «предложение, образованное с помощью би
условной связки». Помимо вариантов перевода терминов,
444
ОТ РЕДАКТОРА
которые использовали при подготовке настоящего издания
переводчики (М. В. Лебедев, А.
3.
Черняк, Т. А. Дмитриев),
были также учтены замечания Л. Б. Макеевой. Редактор вы
ражает признательность всем указанным специалистам.
А. Беретепииков
СПИСОК ПЕРЕВОДА НЕКОТОРЫХ ТЕРМИНОВ
