Машина грабежа. Военачальники, олигархи, корпорации, контрабандисты и кража богатств Африки [Том Берджис] (fb2) читать онлайн

@importknig

 

 

Перевод этой книги подготовлен сообществом "Книжный импорт".

 

Каждые несколько дней в нём выходят любительские переводы новых зарубежных книг в жанре non-fiction, которые скорее всего никогда не будут официально изданы в России.

 

Все переводы распространяются бесплатно и в ознакомительных целях среди подписчиков сообщества.

 

Подпишитесь на нас в Telegram: https://t.me/importknig

 

 

Том Берджис «Машина грабежа. Военачальники, олигархи, корпорации, контрабандисты и кража богатств Африки»

 

Оглавление

Примечание

Введение. Проклятие богатства

Футунго, Инк

2. Запрещено мочиться в парке

3. Инкубаторы бедности

4. Гуаньси

5. Когда слоны дерутся, трава оказывается вытоптанной

6. Мост в Пекин

7. Финансы и цианид

8. Бог не имеет к этому никакого отношения

9. Черное золото

10. Новые денежные короли

Эпилог. Соучастие

 

Примечание

В конце 2010 года я начал чувствовать себя плохо. Сначала я списал постоянную тошноту на приступ малярии и желудочное недомогание, которое я подхватил во время поездки несколькими месяцами ранее для освещения выборов в Гвинее, но недомогание продолжалось. Я вернулся в Великобританию, где должен был сделать недельный перерыв, прежде чем завершить работу в Лагосе, нигерийском мегаполисе, где я работал корреспондентом Financial Times в Западной Африке. Врач засунул камеру мне в горло и ничего не обнаружил. Я перестал спать. Я вскакивала на шум и начинала плакать. В конце недели я шел в магазин, чтобы купить газету для поездки на поезде в аэропорт, когда у меня отказали ноги. Я отложила свой рейс и обратилась к другому врачу, который направил меня к психиатру. В кабинете психиатра я начала объяснять, что измучена и растеряна, и вскоре разразилась безудержными рыданиями. Психиатр сказал, что у меня тяжелая депрессия и что меня нужно немедленно поместить в психиатрическое отделение. Там мне назначили диазепам, препарат от тревоги, и антидепрессанты. Через несколько дней пребывания в больнице стало очевидно, что наряду с депрессией меня мучает что-то еще.

Восемнадцатью месяцами ранее я отправился из Лагоса в Джос, город на линии разлома между преимущественно мусульманским севером Нигерии и преимущественно христианским югом, чтобы осветить вспышку коммунального насилия. Я прибыл в деревню на окраине вскоре после того, как толпа подожгла дома и их обитателей, среди которых были дети и младенец. Я фотографировал, считал трупы и писал свой репортаж. Проведя несколько дней в попытках разобраться в причинах резни, я отправился на следующее задание. В последующие месяцы, когда перед моим мысленным взором вспыхивали образы трупов, я инстинктивно вытеснял их, не в силах смотреть на них.

Призраки Джоса появились на краю моей больничной койки. Женщины, которых спустили в колодец. Старик со сломанной шеей. Ребенок - всегда ребенок. Как только призраки появились, они остались. Психиатр и терапевт, работавший с армией, - оба мудрые и добрые - занялись лечением того, что было диагностировано как посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР). Мой друг, повидавший немало ужасов, придумал метафору, с помощью которой можно лучше понять ПТСР. Он сравнивает мозг с одной из тех портативных лунок для гольфа, с помощью которых игроки тренируются в подаче мяча. Обычно мячи плавно опускаются в лунку, один опыт за другим обрабатывается и сохраняется в памяти. Но потом происходит нечто травмирующее - автокатастрофа, нападение, злодеяние, - и мяч не падает в лунку. Он стучит по мозгу, причиняя вред. Тревога нарастает, пока не становится всепоглощающей. Воспоминания вспыхивают яркими и тягучими вспышками, иногда незапланированными, иногда вызванными какой-то ассоциацией - в моем случае фильмом с насилием или чем-то, что было сожжено.

Крепкая семья и друзья поддерживали меня на плаву. К счастью, в течение шести недель моего пребывания в отделении были и моменты мрачного юмора. Когда ведущий BBC, приветствуя зрителей во время трансляции свадьбы принца Уильяма и Кейт Миддлтон, заявил: "Вы будете помнить, где вы были в этот день, до конца своих дней", аудитория наркоманов и депрессивных в комнате отдыха пациентов разразилась хором сардонического смеха и красочных оскорблений, направленных на экран.

Лечение посттравматического стрессового расстройства настолько же просто, насколько и жестоко. Подобно арахнофобу, которому показывают рисунок паука, затем видео с его изображением, а потом постепенно знакомят с настоящим, пока он не сможет ласкать тарантула, я пыталась встретиться с воспоминаниями о Джосе. Вооружившись лишь некоторыми успокаивающими ароматами - ромашкой и старым, засыпанным песком тюбиком крема для загара, оба напоминающие о счастливых днях детства, - я записывала свои воспоминания об увиденном, плача на бумаге, пока мой терапевт мягко подталкивал меня к этому. Затем, день за днем, я читала написанное вслух, снова и снова, и снова, и снова.

Постепенно мой ужас ослабевал. Но после него осталось чувство вины. Я чувствовал, что должен был страдать так же, как и те, кто умер, - если не так же, то в той же степени. То, что я был жив, превратилось в неоплатный долг перед мертвыми. Лишь по прошествии нескольких месяцев наступил день, когда я понял, что должен сделать выбор: если бы меня судили за резню в Джосе, признали бы меня виновным присяжные из числа моих сверстников, а не суровый судья из моих фантазий? Я выбрал мир, чтобы дать призракам покой.

Однако это не было полным оправданием. Я сообщил, что "этническая вражда" спровоцировала резню в Джосе, и это действительно так. Но из-за чего? 170 миллионов жителей Нигерии в большинстве своем крайне бедны, но их страна, по крайней мере в одном отношении, сказочно богата: экспорт нигерийской сырой нефти приносит доход в десятки миллиардов долларов каждый год.

Я начал видеть нить, связывающую резню в отдаленной африканской деревне с удовольствиями и удобствами, которыми наслаждаемся мы, живущие в богатых странах мира. Она проходит через всю глобализованную экономику, от зон боевых действий до вершин власти и богатства в Нью-Йорке, Гонконге и Лондоне. Эта книга - моя попытка проследить эту нить.

Застывший момент, когда все видят, что находится на конце каждой вилки.

-Уильям Берроугс, "Голый обед".

 

Введение. Проклятие богатства

Напротив Нью-Йоркской фондовой биржи, на месте, которое туристический указатель называет "финансовым перекрестком мира", величественный каменный фасад дома 23 по Уолл-стрит напоминает о могуществе человека, для банка которого он был построен в 1913 году: Дж. П. Моргана, титана американского капитализма. Внешний вид здания пользуется популярностью в Голливуде - в фильме 2012 года "Темный рыцарь восстает" оно сыграло роль фондовой биржи Готэм-сити, - но когда я посетил его в конце 2013 года, красная дорожка лежала на грязном ковре под моросящим дождем, дующим с Атлантики. Сквозь заляпанное стекло в закрытых металлических воротах было видно лишь несколько полосатых лампочек, лестницы, обшитые фанерой, и светящийся красный знак "ВЫХОД" в полуразрушенном интерьере, где когда-то сверкала огромная люстра.

Несмотря на свою заброшенность, дом 23 на Уолл-стрит остается эмблемой элиты, трофеем в меняющейся игре глобальной коммерции. Адрес его нынешних владельцев - офис на десятом этаже гонконгского небоскреба. Бывшая казарма британской армии, 88 Queensway была преобразована в зеркальные башни Pacific Place, отражающие солнечный свет на финансовый район. Роскошный торговый центр на уровне улиц, оснащенный кондиционерами против капельной влажности снаружи, усыпан дизайнерскими бутиками: Armani, Prada, Chanel, Dior. Отель Shangri La, занимающий верхние этажи второй из семи башен Pacific Place, предлагает люксы по цене 10 000 долларов за ночь.

Офис на десятом этаже гораздо более неприметен. Как и небольшая группа мужчин и женщин, которые используют его в качестве юридического адреса для себя и своей сети компаний. Тем, кто пытался проследить их развитие, они известны неофициально как "Квинсвей Групп". 1 Их интересы, пронизанные сетью сложных корпоративных структур и секретных оффшоров, лежат в Москве и на Манхэттене, в Северной Корее и Индонезии. Среди их деловых партнеров - китайские государственные корпорации, BP, Total и другие западные нефтяные компании, а также Glencore, гигантский сырьевой торговый дом, базирующийся в швейцарском городке. Но главным образом состояние и влияние Queensway Group обусловлены природными ресурсами, которые лежат под почвой Африки.

Примерно на равном расстоянии - около семи тысяч миль от каждого - между улицами 23 Wall Street в Нью-Йорке и 88 Queensway в Гонконге возвышается еще один небоскреб. Золотое здание в центре столицы Анголы, Луанды, возвышается на двадцать пять этажей и смотрит на залив, где Атлантика омывает берега южной Африки. Здание называется CIF Luanda One, но местным жителям оно известно как "Здание Тома и Джерри" из-за мультфильмов, которые транслировались на его внешние стены, когда здание принимало форму в 2008 году. Внутри находятся бальный зал, сигарный бар и офисы иностранных нефтяных компаний, которые занимаются разработкой огромных запасов сырой нефти под морским дном.

У входа стоит солидного вида охранник, над которым развеваются три флага. Один - ангольский. Второй - Китая, растущей державы, которая построила дороги, мосты и железные дороги в Анголе, а та, в свою очередь, поставляет каждый седьмой баррель нефти, которую Китай импортирует для обеспечения своего стремительного экономического роста. Желтая звезда коммунизма украшает оба флага, но в наши дни социалистические полномочия правителей каждой страны не очень-то сочетаются с их баснословным богатством.

Третий флаг принадлежит не государству, а компании, построившей башню. На белом фоне на нем изображены три серые буквы: CIF, что означает China International Fund, одно из наиболее заметных оружий таинственной многонациональной сети Queensway Group. В совокупности эти три флага являются знаками империи нового типа.

В 2008 году я устроился на работу корреспондентом Financial Times в Йоханнесбурге. Это были времена бума - или, по крайней мере, были. Цены на сырьевые товары, которыми Южная Африка и ее соседи обладают в изобилии, неумолимо росли с начала тысячелетия по мере того, как Китай, Индия и другие быстрорастущие экономики развивали прожорливую жажду к ресурсам. В 1990-е годы средняя цена унции платины составляла 470 долларов. 2 Тонна меди стоила 2600 долларов, баррель нефти - 22 доллара. К 2008 году цена платины выросла втрое - до 1500 долларов, а медь стала в два с половиной раза дороже - 6800 долларов. Нефть подорожала более чем в четыре раза - до 95 долларов, а в один из дней июля 2008 года достигла 147 долларов за баррель. Затем американская банковская система взорвалась. Ударная волна прокатилась по мировой экономике, и цены на сырьевые товары упали. Руководители, министры и уволенные шахтеры с ужасом смотрели на то, как безрассудство далеких банкиров ставит под угрозу доходы от продажи ресурсов, которые были кровью для экономики Африки. Но Китай и остальные страны продолжали расти. Уже через пару лет цены на сырьевые товары вернулись к докризисным уровням. Бум возобновился.

В течение года я путешествовал по югу Африки, освещая выборы, перевороты и коррупционные процессы, усилия по борьбе с бедностью и судьбы гигантских горнодобывающих компаний, базирующихся в Йоханнесбурге. В 2009 году я переехал в Лагос, где провел два года, освещая ситуацию в западноафриканской стране.

Существует множество теорий о причинах нищеты и раздоров на континенте, многие из которых рассматривают 900 миллионов человек и сорок восемь стран Черной Африки, региона к югу от пустыни Сахара, как однородный комок. 3 Колонизаторы разрушили Африку, утверждают одни теоретики, а ее страдания усугубляются диктатом Всемирного банка и Международного валютного фонда; другие считают африканцев неспособными к самоуправлению, чрезмерно "племенными" и врожденно склонными к коррупции и насилию. Были и те, кто считал, что в Африке в целом все хорошо, но журналисты, ищущие сенсационных историй, и благотворительные организации, стремящиеся затронуть сердечные струны доноров, искажают ее образ. Рецепты были столь же разнообразны и противоречивы, как и диагнозы: сократить государственные расходы, чтобы дать возможность процветать частному бизнесу; сосредоточиться на реформировании армии, продвижении "хорошего управления" или расширении прав и возможностей женщин; бомбардировать континент помощью; или насильно открыть африканские рынки, чтобы втянуть континент в глобальную экономику.

В то время как богатый мир боролся с рецессией, эксперты, инвесторы и специалисты по развитию стали заявлять, что Африка, напротив, находится на подъеме. Коммерческие показатели говорили о том, что благодаря экономической революции, вызванной сырьевым бумом, растущий средний класс заменяет склонность Африки к конфликтам безудержным потреблением мобильных телефонов и дорогого виски. Но такой жизнерадостный анализ был оправдан лишь в отдельных частях континента. Путешествуя по дельте Нигера, где находится нефтяная промышленность Нигерии, или по богатым полезными ископаемыми полям сражений в восточной части Конго, я пришел к выводу, что запасы природных ресурсов Африки не станут ее спасением; напротив, они станут ее проклятием.

Вот уже более двух десятилетий экономисты пытаются понять, что именно в природных ресурсах сеет хаос. "Парадоксально, - писали Макартан Хамфрис, Джеффри Сакс и Джозеф Стиглиц из Колумбийского университета в 2007 году, - но, несмотря на перспективы богатства и возможностей, сопровождающие открытие и добычу нефти и других природных ресурсов, такие богатства слишком часто препятствуют, а не способствуют сбалансированному и устойчивому развитию".' 4 Аналитики консалтинговой компании McKinsey подсчитали, что 69 процентов людей, живущих в крайней бедности, проживают в странах, где нефть, газ и полезные ископаемые играют доминирующую роль в экономике, и что средний доход в этих странах в подавляющем большинстве случаев ниже среднемирового. 5 Количество людей, живущих в одних из самых богатых государств планеты, если судить по природным ресурсам, просто поражает. По данным Всемирного банка, доля населения, живущего в крайней бедности, рассчитанная как люди, живущие на 1,25 доллара в день и скорректированная с учетом того, что можно купить на эту жалкую сумму в каждой стране, составляет 68 процентов в Нигерии и 43 процента в Анголе, соответственно первом и втором по величине производителях нефти и газа в Африке. В Замбии и Конго, чья общая граница проходит по медному поясу Африки, уровень крайней бедности составляет 75 и 88 процентов соответственно. Для сравнения: в условиях крайней бедности живут 33 процента индийцев, 12 процентов китайцев, 0,7 процента мексиканцев и 0,1 процента поляков.

Феномен, который экономисты называют "проклятием ресурсов", конечно, не является универсальным объяснением существования войны или голода в Африке или где-либо еще: коррупция и этническое насилие постигли и те африканские страны, где сырьевые отрасли составляют относительно незначительную часть экономики, например, Кению. Не все богатые ресурсами страны обречены: достаточно взглянуть на Норвегию. Но чаще всего в странах, где добывающие отрасли, как известно, нефтяной и горнодобывающий бизнес, доминируют в экономике, происходят неприятные вещи. Остальная экономика становится искаженной, поскольку доллары вливаются в нее для покупки ресурсов. Доходы, которые правительства получают от ресурсов своих стран, являются незаработанными: государства просто выдают иностранным компаниям лицензии на добычу нефти или разработку руд. Такой доход называется "экономической рентой" и не способствует эффективному управлению. Он создает денежный банк в распоряжении тех, кто контролирует государство. На крайних уровнях договор между правителями и управляемыми разрывается, потому что правящему классу не нужно облагать народ налогами, чтобы финансировать правительство, - поэтому он не нуждается в его согласии.

Не заботясь о народе, режим, питающийся ресурсами, склонен тратить национальный доход на то, что отвечает его собственным интересам: расходы на образование падают, в то время как военные бюджеты раздуваются. 6 Ресурсная индустрия жестко привязана к коррупции. Клептократия, или правительство, основанное на воровстве, процветает. Придя к власти, у вас не будет стимула ее покидать. Экономика, основанная на центральном банке доходов от ресурсов, - это рецепт для политики "больших людей". Четыре самых долгоживущих правителя мира - Теодоро Обианг Нгема из Экваториальной Гвинеи, Жозе Эдуарду душ Сантуш из Анголы, Роберт Мугабе из Зимбабве и Поль Бийя из Камеруна - каждый из них возглавляет африканское государство, богатое нефтью или полезными ископаемыми. Между собой они правят уже 136 лет.

От российских нефтяных олигархов до конкистадоров, грабивших серебро и золото Латинской Америки столетия назад, ресурсная рента концентрирует богатство и власть в руках немногих. Они порождают то, что Саид Джиннит, алжирский политик, который, будучи высшим должностным лицом ООН в Западной Африке, выступал посредником в череде переворотов, называет "борьбой за выживание на самом высоком уровне". 7 Выживание означает захват этого банка ренты. Часто это означает, что другие должны умереть.

Проклятие ресурсов характерно не только для Африки, но в наибольшей степени оно проявляется на континенте, который одновременно является самым бедным и, возможно, самым богатым в мире.

На Африку приходится 13 процентов населения мира и всего 2 процента его совокупного валового внутреннего продукта, но она является хранилищем 15 процентов запасов сырой нефти, 40 процентов золота и 80 процентов платины - и это, вероятно, заниженная оценка, учитывая, что этот континент был разведан менее тщательно, чем другие. 8. В Африке находятся самые богатые алмазные копи, а также значительные залежи урана, меди, железной руды, бокситов (руды, из которой получают алюминий) и практически всех других плодов вулканической геологии. По одним подсчетам, Африка обладает примерно третью мировых запасов углеводородов и минеральных ресурсов. 9

Посторонние люди часто думают об Африке как о великом потоке филантропии, континенте, который безрезультатно поглощает помощь, а взамен вносит незначительный вклад в мировую экономику. Но если присмотреться к ресурсной индустрии, то отношения между Африкой и остальным миром выглядят совсем иначе. В 2010 году объем экспорта топлива и минералов из Африки составил 333 миллиарда долларов, что более чем в семь раз превышает объем помощи, поступившей в обратном направлении (и это еще до учета огромных сумм, вывезенных с континента через коррупцию и налоговые махинации). 10 Однако неравенство между жизнью в местах, где эти ресурсы находят, и в местах, где их потребляют, дает представление о том, какие выгоды приносит торговля нефтью и горнодобывающая промышленность и почему большинство жителей Африки по-прежнему едва сводят концы с концами. На каждую женщину, умирающую при родах во Франции, приходится сто смертей в пустынной стране Нигер - главном источнике урана, который питает ядерную экономику Франции. Среднестатистический финн или южнокореец может рассчитывать дожить до восьмидесяти лет, благодаря экономике, среди которой наиболее ценными компаниями являются Nokia и Samsung, два крупнейших в мире производителя мобильных телефонов. В отличие от них, если вы родились в Демократической Республике Конго, где находятся одни из самых богатых на планете залежей минералов, необходимых для производства аккумуляторов для мобильных телефонов, вам повезет дожить до пятидесяти.

Физические грузы африканской нефти и руды отправляются туда и сюда, в основном в Северную Америку, Европу и, все чаще, в Китай, но в целом природные ресурсы континента поступают на глобальный рынок, где цены устанавливают трейдеры, базирующиеся в Лондоне, Нью-Йорке и Гонконге. Если ЮАР экспортирует меньше золота, Нигерия - меньше нефти или Конго - меньше меди, цены растут для всех. Торговые маршруты меняются: например, рост добычи сланцевого газа в Соединенных Штатах в последние годы привел к сокращению импорта нигерийской нефти, которая теперь направляется в Азию. Но если судить по доле, которую она составляет в общем объеме мировых поставок, то если вы четырнадцать раз заправите свой автомобиль, то в одном из этих баков нефть будет очищена из Африки. Аналогичным образом, в каждом пятом мобильном телефоне есть кусочек тантала из плохих земель восточного Конго.

Африка не только непропорционально богата природными ресурсами, но и непропорционально зависима от них. Международный валютный фонд определяет "богатую ресурсами" страну - страну, которая рискует стать жертвой "ресурсного проклятия", - как ту, у которой более четверти экспорта зависит от природных ресурсов. По меньшей мере двадцать африканских стран попадают в эту категорию. На ресурсы приходится 11 процентов экспорта Европы, 12 процентов Азии, 15 процентов Северной Америки, 42 процента Латинской Америки и 66 процентов Африки - чуть больше, чем в странах бывшего СССР, и чуть меньше, чем на Ближнем Востоке. На нефть и газ приходится 97 процентов экспорта Нигерии и 98 процентов Анголы, а большая часть экспорта приходится на алмазы. Когда во второй половине 2014 года цены на сырьевые товары начали падать, сырьевым государствам Африки напомнили об этой зависимости: бум привел к резкому росту расходов и заимствований, и перспектива резкого падения ресурсной ренты заставила бюджеты Нигерии, Анголы и других стран выглядеть весьма шаткими.

Ресурсное проклятие - это не просто неудачный экономический феномен, результат действия нематериальных сил; скорее, то, что происходит в ресурсных государствах Африки, - это систематический грабеж. Как и у его жертв, у его бенефициаров есть имена. Разграбление юга Африки началось в XIX веке, когда экспедиции пограничников, имперских посланников, шахтеров, купцов и наемников устремились с побережья в глубь страны, их аппетит к минеральным богатствам разжигали алмазы и золото вокруг основанного ими форпоста в Йоханнесбурге. По атлантическому побережью Африки торговцы уже вывозили рабов, золото и пальмовое масло. К середине двадцатого века из Нигерии потекли потоки сырой нефти. По мере того как европейские колонизаторы уходили, а африканские государства обретали суверенитет, корпоративные гиганты сырьевой индустрии сохраняли свои интересы. Несмотря на все технологические достижения, которыми было отмечено начало нового тысячелетия, и несмотря на то, что приходит осознание того, какой вред наносит планете ископаемое топливо, основные товары, которые в изобилии произрастают в Африке, остаются главными составляющими глобальной экономики.

Капитаны нефтяной и горнодобывающей промышленности, в состав которых входят многие богатейшие транснациональные корпорации, не любят считать себя частью проблемы. Некоторые считают себя частью решения. Половина мирового ВВП формируется за счет ресурсов", - заявил Эндрю Маккензи, глава крупнейшей в мире горнодобывающей компании BHP Billiton, на ужине для пятисот светил индустрии в лондонском клубе Lord's cricket ground в 2013 году. "Я бы сказал, что все это так", - продолжил он. В этом и заключается благородная цель нашей торговли: обеспечивать экономический рост, который помогает миллионам, если не миллиардам, выбраться из нищеты".

Добывать - не значит грабить; есть шахтеры, нефтяники и целые компании, чьи принципы и поведение противоречат мародерским. Многие из сотен руководителей, геологов и финансистов, с которыми я встречался, считают, что они действительно служат благородному делу, и многие из них могут обоснованно доказать, что без их усилий все было бы гораздо хуже. То же самое можно сказать и о тех африканских политиках и государственных служащих, которые стремятся использовать природные ресурсы, чтобы вытащить своих соотечественников из нищеты. Однако механизм, грабящий Африку, мощнее их всех.

Эта машина грабежа была модернизирована. Если раньше договоры, подписанные под дулом пистолета, лишали жителей Африки их земли, золота и алмазов, то сегодня фаланги юристов, представляющих нефтяные и минеральные компании с годовым доходом в сотни миллиардов долларов, навязывают африканским правительствам скупые условия и используют налоговые уловки, чтобы выкачивать прибыль из обездоленных стран. На месте старых империй возникли скрытые сети транснациональных корпораций, посредников и африканских властей. Эти сети объединяют государственную и корпоративную власть. Они не связаны ни с одной нацией и принадлежат транснациональным элитам, процветающим в эпоху глобализации. Прежде всего, они служат собственному обогащению.

 

Футунго, Инк

Вниз по обрывистому склону, отделяющему президентский комплекс Анголы от расположенных внизу трущоб, стекают лишь страх и нечистоты. Чикала, разросшаяся за счет беженцев, бежавших от гражданской войны, которая бушевала в течение трех десятилетий во внутренних районах страны, простирается от главной прибрежной дороги в Луанде, столице страны. Периодически океан насылает шторм на ветхие жилища. Лодочники курсируют по заливам, их пассажиры привыкли к зловонию, исходящему от воды.

Это не то лицо, которое Ангола предпочитает демонстрировать миру. С момента окончания гражданской войны в 2002 году эта страна с населением 20 миллионов человек демонстрирует одни из самых высоких темпов экономического роста, временами даже опережая Китай. Минные поля уступили место новым дорогам и железным дорогам, что стало частью многомиллиардных усилий по восстановлению страны, которую разрушил один из самых страшных прокси-конфликтов времен холодной войны. Сегодня Ангола - третья по величине экономика в Африке к югу от Сахары после Нигерии и ЮАР. Луанда неизменно занимает первые места в рейтингах самых дорогих городов мира для экспатриантов, опережая Сингапур, Токио и Цюрих. В сверкающих пятизвездочных отелях, таких как тот, что находится рядом с Чикалой, невзрачный сэндвич стоит 30 долларов. Месячная арендная плата за самый элитный немеблированный дом с тремя спальнями составляет 15 000 долларов. Дилерские центры роскошных автомобилей занимаются оживленной торговлей, обслуживая внедорожники тех, чьи доходы растут быстрее, чем заделываются выбоины на забитых дорогах. На Ильха-де-Луанда, гламурной пляжной полосе баров и ресторанов, расположенной в нескольких минутах езды на катере от Чикалы, отпрыски элиты сходят на берег со своих яхт, чтобы пополнить запасы Dom Pérignon по 2000 долларов за бутылку.

Железные дороги, отели, темпы роста и шампанское - все это нефть, которая залегает под почвой и морским дном Анголы. Как и страх.

В 1966 году американская нефтяная компания Gulf Oil, входившая в так называемую "семерку", которая в то время доминировала в отрасли, обнаружила огромные запасы нефти в Кабинде, анклаве, отделенном от остальной части Анголы частью территории соседнего государства - Конго. Когда после получения независимости от Португалии в 1975 году разразилась гражданская война, доходы от продажи нефти поддержали коммунистическое правительство правящего Народного движения за освобождение Анголы (МПЛА) против поддерживаемых Западом повстанцев Униты. В 1990-х годах новые огромные запасы нефти у побережья страны повысили ставки как для воюющих группировок, так и для их иностранных союзников. Хотя Берлинская стена пала в 1989 году, мир в Анголе наступил только в 2002 году, после смерти лидера Униты Жонаса Савимби. К тому времени погибло около пятисот тысяч человек.

МПЛА обнаружила, что нефтяная машина, которую она построила для обеспечения военных действий, может быть использована в других целях. Когда МПЛА сбросила марксистские одежды в начале 1990-х годов, - пишет Рикардо Соареш де Оливейра, специалист по Анголе, - правящая элита с энтузиазмом перешла к кумовскому капитализму". Двор президента - несколько сотен семей, известных как "футунго", по имени Футунго де Белас, старого президентского дворца, - приступил к "приватизации власти".

Соединив политическую и экономическую власть, как и многие другие представители постколониальной элиты, генералы, крупные деятели МПЛА и семья Жозе Эдуарду душ Сантуша, советского лидера партии, который занял пост президента в 1979 году, стали лично владеть богатствами Анголы. Изабел душ Сантуш, дочь президента, приобрела интересы от банковского дела до телевидения в Анголе и Португалии. В январе 2013 года журнал Forbes назвал ее первой в Африке женщиной-миллиардером.

Задача превратить нефтяную промышленность Анголы из военного сундука в машину для обогащения ангольской элиты в мирное время выпала на долю крепкого, полнолицего человека с победной ухмылкой и аккуратными усиками по имени Мануэль Висенте. Обладая тем, что один из его помощников называет "головой, как компьютер для цифр", в юности он занимался репетиторством со школьниками, чтобы пополнить свой скудный доход и поддержать семью. После работы учеником слесаря он изучал электротехнику. Несмотря на то, что его воспитанием занимались небогатый сапожник из Луанды и его жена-прачка, Висенте оказался в семье сестры душ Сантуша, тем самым обеспечив себе семейную связь с президентом. В то время как другие кадры МПЛА учились в Баку или Москве и возвращались в Анголу, чтобы вести войну в кустах против Униты, Висенте оттачивал свой английский и знания в области нефтяной промышленности в Имперском колледже в Лондоне. Вернувшись на родину, он начал свое восхождение по нефтяной иерархии. В 1999 году, когда война вступила в фазу завершения, душ Сантуш назначил его руководителем Sonangol, ангольской государственной нефтяной компании, которая, по словам Паулы Кристины Роке, эксперта по Анголе, служит "главным экономическим двигателем" "теневого правительства, контролируемого и манипулируемого президентом".

Висенте превратил Sonangol в грозное предприятие. Он заключил жесткие сделки с крупнейшими нефтяными компаниями, потратившими десятки миллиардов долларов на разработку шельфовых месторождений Анголы, среди которых британская BP, американские Chevron и ExxonMobil. Несмотря на жесткие переговоры, Ангола ошеломила представителей крупнейших компаний, и их руководители с уважением относятся к Висенте. Ангола для нас - земля успеха", - сказал Жак Марро де Грот, глава отдела разведки и добычи в Африке французской компании Total, которая перекачивает больше нефти из этой страны, чем кто-либо другой.

При Висенте добыча нефти выросла почти в три раза и достигла 2 миллионов баррелей в день - более чем один из каждых пятидесяти баррелей, выкачиваемых в мире. Ангола соперничала с Нигерией за корону главного экспортера нефти в Африке и стала вторым по величине поставщиком в Китай после Саудовской Аравии, а также поставляла значительные объемы нефти в Европу и Соединенные Штаты. Sonangol выделила себе доли в нефтяных предприятиях, управляемых иностранными компаниями, и использовала доходы, чтобы протянуть свои щупальца во все уголки национальной экономики: недвижимость, здравоохранение, банковское дело, авиацию. У него даже есть профессиональная футбольная команда. Фойе ультрасовременной башни в центре Луанды, где находится ее штаб-квартира, облицовано мрамором, и в нем стоят удобные кресла для толп эмиссаров с Запада и Востока, которые приезжают сюда в поисках нефти и контрактов. Лишь немногие получают доступ на самые верхние этажи компании, которую один из иностранцев, работавших с ней, назвал "Кремлем без улыбок". В 2011 году доходы Sonangol в размере 34 миллиардов долларов сравнялись с доходами Amazon и Coca-Cola.

На нефть приходится 98 процентов экспорта Анголы и около трех четвертей доходов правительства. Она также является жизненной силой футунго. Когда в 2011 году Международный валютный фонд проверил национальные счета Анголы, он обнаружил, что с 2007 по 2010 год пропало 32 миллиарда долларов - сумма, превышающая валовой внутренний продукт каждой из сорока трех африканских стран и равная каждому четвертому доллару, который ежегодно производит ангольская экономика. Большая часть пропавших денег была отслежена по неконтролируемым расходам Sonangol; 4,2 миллиарда долларов были полностью неучтенными.

Расширив машину грабежа "Футунго", Мануэл Висенте перешел во внутреннее святилище. Уже будучи членом политбюро МПЛА, он недолго занимал специальный пост, отвечающий за экономическую координацию, а затем был назначен вице-президентом дос Сантоса, сохранив за собой роль "мистера нефть" Анголы. Он покинул штаб-квартиру Sonangol в центре города и отправился в затененные акациями виллы cidade alta - анклава на вершине холма, построенного португальскими колонизаторами, который сегодня служит нервным центром Футунго.

Подобно своим китайским коллегам, футунго приняли капитализм, не ослабляя хватки политической власти. Только в 2012 году, после тридцати трех лет пребывания на посту президента, дос Сантуш получил мандат от избирателей - и то лишь после того, как избирательные участки были перевернуты в его пользу. Критиков и протестующих сажают в тюрьму, избивают, пытают и казнят. 6 Хотя Ангола не является полицейским государством, страх в ней ощутим. Начальник разведки уволен, самолет неисправен, несколько активистов попали в засаду, и все понимают, что они - потенциальные мишени. Агенты безопасности стоят на углах, давая понять, что они наблюдают. Никто не хочет говорить по телефону, потому что предполагает, что его слушают.

Утром в пятницу, 10 февраля 2012 года, нефтяная промышленность гудела от восторга. Cobalt International Energy, техасская геологоразведочная компания, объявила о сенсационных результатах бурения. На глубине под морским дном Анголы, равной половине высоты Эвереста, Cobalt обнаружила пласт нефти, который она назвала "мировым классом". Находка открыла один из самых многообещающих новых нефтяных рубежей, и Cobalt могла либо самостоятельно добывать нефть, либо продать ее одной из крупных компаний и получить солидную прибыль для своих владельцев. Когда открылся нью-йоркский фондовый рынок, акции Cobalt резко взлетели вверх. На одном из этапов они выросли на 38 процентов - огромное движение на рынке, где акции редко меняются более чем на пару процентных пунктов. К концу дня рыночная стоимость компании составила 13,3 миллиарда долларов, что на 4 миллиарда долларов больше, чем вечером предыдущего дня.

Джо Брайант, председатель совета директоров и главный исполнительный директор компании Cobalt, считает, что ставка на доисторическую геологию принесла потрясающие плоды. Сто миллионов лет назад, до того как тектонические сдвиги разорвали их на части, Северная и Южная Америка и Африка были единой землей - два берега южной Атлантики очень похожи друг на друга. В 2006 году нефтяные компании пробили толстый слой соли под бразильским морским дном и обнаружили груз нефти. Аналогичный соляной слой тянется от Анголы. Брайант и его геологи задались вопросом, не скрываются ли те же сокровища под ангольским соляным слоем.

Брайант работал главой прибыльных операций BP в Анголе, где он и приобщил к делу Футунго. Джо Брайант очень быстро вошел в нефтяное окружение, - сказал мне один эксперт по Анголе, имеющий хорошие связи. Французские руководители известны своей "надменностью", но Брайант нашел друзей в Луанде. Он знает, как найти с ними общий язык, как с ними разговаривать", - сказал эксперт. В 2005 году Брайант решил действовать самостоятельно и основал компанию Cobalt, взяв с собой главу отдела геологоразведки BP и открыв офис в Хьюстоне, столице нефтяной промышленности США. Буквально из моего гаража мы превратились в конкурентов крупнейших компаний мира", - вспоминает Брайант.

Брайанту нужны были сторонники с глубокими карманами. Он нашел их на Уолл-стрит. Трейдеры из Goldman Sachs давно играли на сырьевых рынках; острые как бритва банкиры Goldman курировали слияния и поглощения между ресурсодобывающими компаниями. Теперь, в Cobalt, у него будет своя собственная нефтяная компания. Goldman и два самых богатых американских фонда прямых инвестиций, Carlyle и Riverstone, вместе выложили 500 миллионов долларов на запуск Cobalt.

В июле 2008 года, когда компания Cobalt вела переговоры о правах на геологоразведку, чтобы проверить свою теорию о потенциале "подсолевых" нефтяных границ Анголы, ангольцы выдвинули одно условие. Cobalt должна была взять в качестве младших партнеров две малоизвестные местные компании, каждая с миноритарной долей. Это требование якобы было частью декларируемой режимом цели - помочь ангольцам закрепиться в отрасли, которая обеспечивает всего 1 процент рабочих мест, хотя приносит почти весь экспортный доход страны. Соответственно, в 2010 году Cobalt подписала контракт, согласно которому она владела 40-процентной долей в предприятии и была оператором. Сонангол, государственная нефтяная компания, имела 20 процентов. Две местные частные компании, Nazaki Oil и Gáz и Alper Oil, получили 30 и 10 процентов соответственно. Разведка началась со всей серьезностью. Еще до потрясающей находки геологи Cobalt окрестили ангольское месторождение "Золотой пылью". На пике роста акций Cobalt после обнародования ангольской находки акции компании Goldman Sachs стоили 2,7 миллиарда долларов. Компания Cobalt переехала в Хьюстон в новую сверкающую штаб-квартиру, расположенную недалеко от офисов крупнейших компаний. Один из посетителей офиса Джо Брайанта в Кобальтовом центре отметил потрясающий вид на город. "Кобальт", - заметил местный риелтор, - станет огромной историей успеха Хьюстона".

Была только одна загвоздка. Cobalt не раскрыла - более того, компания утверждает, что не знала, - что три самых влиятельных человека в Анголе владели тайными долями в ее партнере, Nazaki Oil and Gáz. Одним из них был Мануэль Висенте. Будучи руководителем Sonangol на момент заключения сделки с Cobalt, он контролировал выдачу нефтяных концессий и условия контрактов. Два других скрытых владельца Nazaki были не менее влиятельны. Леопольдино Фрагосо ду Насименту, бывший генерал, известный как Дино, имеет интересы от телекоммуникаций до торговли нефтью. В 2010 году он был назначен советником третьего влиятельного владельца Назаки, генерала Мануэля Хелдера Виейра Диаша Жуниора, более известного как Копелипа. Один из ветеранов политики Футунго, который конфликтовал с Копелипой, сказал мне, что, если когда-нибудь настанет день падения Копелипы, "люди на улицах разорвут его на куски за то, что он сделал в прошлом". Будучи главой военного бюро при президенте, он руководит службой безопасности, которая защищает Футунго любыми средствами. Некоторые даже осмеливаются называть его "o chefe do boss" - босс босса. Во время войны он занимал пост начальника разведки и координировал закупки оружия для МПЛА. В последнее время он стал главным среди "бизнес-генералов", высокопоставленных лиц в органах безопасности, которые превратили свое влияние в доли в алмазах, нефти и любом другом секторе, который выглядит прибыльным. Вместе эта троица составила основу коммерческого предприятия Футунго.

Давно забытый закон 1977 года запрещает американским компаниям участвовать в приватизации власти в далеких странах. Обновленный в 1998 году Закон о коррупции за рубежом считает преступлением то, что компания, ведущая деятельность в США, платит или предлагает деньги или что-либо ценное иностранным чиновникам, чтобы получить бизнес. Он распространяется как на сами компании, так и на их должностных лиц. В течение многих лет после принятия FCPA был скорее похвальным идеалом, чем законом с зубами. Однако с конца 2000-х годов ведомства, которые должны были обеспечивать его соблюдение, - Министерство юстиции, которое возбуждает уголовные дела, и Комиссия по ценным бумагам и биржам, регулирующая фондовый рынок, которая занимается гражданскими делами, - начали делать это с энтузиазмом. В их поле зрения попали такие крупные имена, как BAE Systems, Royal Dutch Shell и бывшая дочерняя компания Halliburton под названием Kellogg Brown & Root. Все трое признали факт нарушения FCPA или связанных с FCPA нарушений, и в результате дела были оштрафованы и лишены прибыли на общую сумму более миллиарда долларов - хотя такие суммы едва ли могут повлиять на прибыль столь крупных компаний.

В отношении нефтяных и горнодобывающих компаний было возбуждено больше дел по FCPA и аналогичным законам, принятым в других странах, чем в любом другом секторе. Так, урегулирование споров между Halliburton и Shell касалось взяточничества в Нигерии. Компании хотят получить права на конкретные географические территории на максимально выгодных условиях. Для жителей сырьевых государств Африки к югу от Сахары получение части ренты, которую сырьевые компании платят государству в обмен на прибыльную территорию, или занятие позиции привратника на этой территории - это, безусловно, самый прямой путь к богатству.

Доставка чемодана, набитого деньгами, - лишь самый простой способ обогащения местных чиновников через нефтяные и горнодобывающие предприятия, управляемые иностранными компаниями. Более изощренный метод предполагает участие местных компаний, зачастую не имеющих достаточного опыта работы в сырьевых отраслях. Эти компании получают долю в начале нефтяного или горнодобывающего проекта, наряду с иностранными корпорациями, которые будут копать и бурить. Иногда владельцами таких компаний становятся настоящие местные бизнесмены. Но иногда это просто подставные компании, владельцами которых являются те самые чиновники, которые влияют или контролируют предоставление прав на нефтяные и горнодобывающие проекты и стремятся превратить это влияние в долю прибыли. В последнем случае иностранная нефтяная или горнодобывающая компания рискует попасть под действие антикоррупционного законодательства у себя на родине. Но зачастую конечные владельцы подставныхкомпаний скрыты за слоями корпоративной тайны. Одна из причин, по которой иностранные ресурсные компании проводят так называемый "due diligence", прежде чем начать инвестиции за рубежом, - это стремление установить, кто на самом деле является владельцем их местных партнеров. В некоторых случаях расследования, проводимые в рамках "due diligence", сводятся, по словам одного из бывших топ-банкиров, к "производству отрицания". В других случаях due diligence выявляет столько "красных флажков" в отношении перспективной сделки, что компания просто отказывается от нее. Часто доказательства, которые собирает due diligence-расследование в отношении коррупционных рисков, оказываются неубедительными. Тогда компания сама решает, стоит ли продолжать работу.

В 2007 году, когда ангольские амбиции начали обретать реальные очертания, Cobalt привлекли для проведения юридической проверки Vinson & Elkins и O'Melveny & Myers, две уважаемые американские юридические фирмы. В Анголе не так-то просто получить корпоративную документацию, хотя предполагается, что любая компания должна иметь доступ к документам своих партнеров. Мне удалось получить регистрационные документы Nazaki, и влиятельная троица владельцев нигде не фигурировала. Но некоторые подсказки все же есть. В одном из документов человек по имени Жозе Домингос Мануэль назван одним из семи акционеров Nazaki и назначенным управляющим компании. Его имя также фигурирует рядом с именами Висенте, Копелипы и Дино в списке акционеров отдельного нефтяного предприятия. Это могло бы стать тревожным сигналом для любой компании, рассматривающей возможность сотрудничества с Nazaki: оно демонстрировало явную связь между одним акционером Nazaki и тремя самыми влиятельными людьми в Futungo. (Жозе Домингуш Мануэль, как мне сказали два человека, хорошо знающие Футунго, был старшим офицером в армии и известным соратником Копелипы). Был и еще один тревожный сигнал: шесть из семи акционеров Nazaki были названы физическими лицами, а седьмым была компания под названием Grupo Aquattro Internacional. В регистрационных документах компании Aquattro не указаны ее акционеры. Но ими являются Висенте, Копелипа и Дино.

В 2010 году, через два года после того, как ангольские власти впервые сообщили компании Cobalt, что хотят, чтобы она сделала Назаки своим партнером, ангольский активист-антикоррупционер Рафаэль Маркес де Мораис опубликовал доклад, в котором утверждал, что Висенте, Копелипа и Дино были истинными владельцами Aquattro и, соответственно, Назаки. "Их сделки не признают различий между государственными и частными делами, - писал он. Назаки был лишь одним из винтиков в системе грабежа, которая означала, что "трофеи власти в Анголе делятся между немногими, а многие остаются нищими".

По крайней мере, один из следователей, проводивших due-diligence, знал о том, что, по словам Cobalt, ему не удалось установить. В первой половине 2010 года этот следователь - назовем его Джонс - обменялся серией служебных записок с Control Risks, одной из крупнейших компаний в сфере корпоративной разведки. Как следует из переписки, Control Risks запустила "Проект Бенихана" - мероприятие, получившее кодовое название в честь сети японских ресторанов во Флориде, - для поиска Назаки. Джонс, опытный специалист по Анголе, предупредил своего собеседника в Control Risks, что нефтяные концессии в Анголе предоставляются только в том случае, если это выгодно МПЛА и бизнес-элите. Далее он назвал Копелипу одним из тех, кто стоит за Назаки. Ни один клиент в переписке не назван. (В большинстве подобных случаев внештатным расследователям не сообщают, от чьего имени они в конечном итоге работают). И Cobalt, и Control Risks отказались сообщить, была ли техасская группа клиентом в этом деле. Но ясно одно: предупреждения были налицо. По крайней мере, еще одно известное мне расследование due-diligence также получило информацию о связях Назаки с Futungo.

По собственному признанию, Cobalt пошла на сделку в стране, которая в 2010 году занимала 168-е место из 178 стран в ежегодном индексе восприятия коррупции Transparency International, не зная истинной личности своего партнера - компании, не имеющей никакого опыта работы в отрасли и зарегистрированной по адресу на задворках Луанды, который я не смог найти, когда искал его в 2012 году.

Когда власти США сообщили компании Cobalt о начале официального расследования ее деятельности в Анголе, компания заявила, что все в порядке. Без всякой шумихи, сопровождавшей громкое объявление о крупном открытии, сделанном в начале того же месяца у побережья Атлантического океана, Cobalt раскрыла информацию о расследовании в своем ежегодном отчете для акционеров. Назаки неоднократно письменно опровергала эти обвинения", - заявила компания Cobalt своим акционерам, заявив далее, что "провела обширное расследование этих обвинений и считает, что наша деятельность в Анголе соответствовала всем законам, включая FCPA". Два месяца спустя, когда я написал Джо Брайанту, чтобы спросить его об обвинениях, адвокат Cobalt ответил и пошел дальше: В результате "обширной и постоянной" комплексной проверки Cobalt "не было найдено никаких достоверных подтверждений [главного] утверждения о том, что правительственные чиновники Анголы, и в частности [Висенте, Копелипа и Дино]... имеют какое-либо участие в компании Nazaki". Говоря о своем масштабном открытии, сделанном несколькими неделями ранее, адвокат Cobalt добавил: "Успех, естественно, влечет за собой множество проблем. Одна из них - отвечать на необоснованные обвинения".

Проблема для Cobalt заключалась в том, что обвинения были небезосновательными. Я также написал Висенте, Копелипе и Дино, изложив доказательства того, что они владели долями в Nazaki, которые я собрал из документов и интервью. Висенте и Копелипа написали почти идентичные письма, подтвердив, что они с Дино действительно владели Aquattro и, следовательно, тайными долями в Nazaki, но настаивая на том, что в этом нет ничего плохого. Они держали свои пакеты акций Nazaki, "всегда соблюдая все ангольское законодательство, применимое к подобной деятельности, не совершая никаких преступлений, связанных со злоупотреблением властью и/или торговлей влиянием с целью получения незаконных преимуществ для акционеров". В любом случае, эти пакеты акций были "недавно ликвидированы". Если американское законодательство заставит компанию Cobalt уйти из Анголы, продолжали Копелипа и Висенте, другие компании будут готовы занять ее место.

В кабинете Мануэля Висенте в президентском комплексе Луанды на вершине холма единственным звуком было урчание кондиционера, поддерживающего в комнатах комфортную температуру в 70 градусов по Фаренгейту, и стук молотка, которым рабочие с утра пораньше проводили ремонтные работы на улице. Мерседес и "Лэнд Крузер" стояли наготове, чтобы разъехаться, если министру понадобится выехать за пределы высокой красно-коричневой стены, окружавшей территорию комплекса. Единственным украшением бежевых стен был портрет дос Сантоса в золотой рамке.

Вошел Висенте, одетый в элегантный костюм и выглядевший свежим после утренней пробежки. Если он и был раздосадован тем, что двумя месяцами ранее я назвал его бенефициаром сомнительной нефтяной сделки, то никак этого не показал. Действительно, как выразился Висенте, смущаться было не из-за чего. Если бы, будучи главой Sonangol, он сознательно владел долей в компании, назначенной местным партнером иностранной группы, это было бы "конфликтом интересов", признал он. Но Висенте, человек с репутацией безжалостного специалиста и превосходным знанием нефтяной промышленности Анголы, утверждал, что не знал, что Aquattro, инвестиционная компания, которую он делил с Копелипой и Дино, владела долей в Nazaki, местном партнере Cobalt. Когда "пришли все эти новости" и выяснилось, что он действительно владеет долей в Nazaki, "мы решили уйти", - сказал он. По его словам, его доля в Nazaki была "ликвидирована" в прошлом году. Сегодня я не являюсь директором и прямым бенефициаром Nazaki".

Позиция Висенте была, по сути, такой же, как и у Кобальта: если в нефтяной сделке и было что-то неприличное, они об этом не знали. Висенте сказал мне, что он "очень хорошо" знал Джо Брайанта. Их отношения завязались много лет назад, после создания Cobalt, когда Брайант работал в Amoco, американской нефтяной компании, которая в 1998 году слилась с BP. Эти отношения, как мне показалось, могли бы дать простой способ проверить, не владели ли Висенте и его друзья тайными долями в Nazaki. Брайант мог просто спросить Висенте, правдивы ли слухи. Я спросил Висенте: Вы с Брайантом когда-нибудь обсуждали этот вопрос? Нет, - ответил он.

Помимо личной доли в нефтяном бизнесе, члены Футунго следят за тем, чтобы доходы от продажи нефти, поступающие ангольскому государству, направлялись на нужды режима. В бюджете Анголы на 2013 год 18 % государственных расходов было направлено на оборону и поддержание общественного порядка, 5 % - на здравоохранение и 8 % - на образование. Это означает, что правительство потратило на оборону в 1,4 раза больше, чем на здравоохранение и школы вместе взятые. Для сравнения, Великобритания тратит на здравоохранение и образование в четыре раза больше, чем на оборону. Ангола тратит на военные нужды большую часть своего бюджета, чем правительство апартеида в Южной Африке в 1980-е годы, когда оно стремилось подавить растущее сопротивление у себя дома и разжигало конфликты в соседних странах.

Щедрые субсидии на топливо изображаются как спасение для бедных, но на самом деле от них выигрывают в основном только те, кто достаточно богат, чтобы позволить себе автомобиль, и достаточно политически связан, чтобы получить лицензию на импорт топлива. В десятилетие до 2012 года правительство Анголы вкладывало нефтедоллары в контракты на строительство дорог, жилья, железных дорог и мостов в размере 15 миллиардов долларов в год - огромная сумма для страны с населением в 20 миллионов человек. Дороги становятся лучше, железные дороги постепенно проникают вглубь страны, но строительная волна также оказалась благодатной для растратчиков: по оценкам, откаты составляют более четверти конечной стоимости государственных строительных контрактов. И большая часть финансирования осуществляется в виде нефтяных кредитов из Китая, значительная часть которых аккумулируется специальным офисом, которым генерал Копелипа руководит уже много лет. Страна обретает новое лицо", - говорит Элиас Исаак, один из самых известных антикоррупционных активистов Анголы. Но обретает ли она новую душу?"

Мануэль Висенте стремился исправить впечатление, что правители Анголы отказались от своих обязанностей по отношению к гражданам. Хочу заверить вас, что правительство действительно серьезно настроено на борьбу с бедностью", - сказал он мне. "Мы серьезные люди, мы хорошо знаем свою работу и хорошо знаем свою ответственность". Беседуя с ним, я не сомневался, что какая-то часть Висенте хочет улучшить положение своих соотечественников или, по крайней мере, чтобы было видно, что он пытается это сделать. Я христианин, - сказал он. Если у тебя все хорошо, а людям вокруг нечего есть, это не работает. Вы не чувствуете себя комфортно".

Есть два решения этой проблемы: поделиться едой или убрать голодных с глаз долой. Судя по послужному списку Futungo, он предпочитает последнее.

Антониу Томаш Ана живет в Чикале с 1977 года, до того как новые беженцы, спасавшиеся от гражданской войны во внутренних районах страны, превратили сонное рыбацкое поселение в такое скопление людей, каким оно является сегодня, зажатое между океаном и склонами, поднимающимися к президентскому комплексу. Более известный как Этона, он является одним из выдающихся художников Анголы. В мастерской под открытым небом, обнесенной стеной из ветрового стекла, его помощники с помощью стамесок и молотков обрабатывают стволы акации. Одна из его фирменных деревянных скульптур из тощего дерева украшает вестибюль штаб-квартиры Sonangol.

Среди шестидесяти пяти тысяч соседей Этоны в Чикале - офицеры и профессиональный фотограф, приносящий пять тысяч долларов в месяц, что не так уж и дорого в сверхдорогой Луанде, но позволило ему превратить хижину из гофрированного железа, которую он купил двадцать пять лет назад, в угловатое, но прочное строение, вокруг которого сегодня резвятся его внуки. В июне 2012 года этот дом, как и мастерская Этона, и библиотека, которую он строит, вместе с остальной частью Чикалы должны были быть сровнены с землей - и на этот раз не океаном.

При наличии выбора мало кто предпочел бы жить в Чикале со скудными удобствами и возможностями. Правящая партия обещала провести электричество во время предвыборной кампании 2008 года, но его так и не провели, а из последнего обещания, данного в преддверии выборов 2012 года, мало что вышло - провести водопровод. Но такие места, как Чикала, - это общины, со своими устоями и товариществом. По оценкам, трое из каждых четырех жителей Луанды, общая численность которых составляет от 5 до 8 миллионов человек, живут в трущобах, известных как мусеки. Хотя условия в некоторых из них, например, в поселении на вершине мусорной свалки, ужасны, у Чикалы и других центральных мусеке есть свои преимущества. В коммерческих районах Луанды работа, официальная или неофициальная, находится совсем рядом.

Этона проводит много времени, размышляя о благоустройстве трущоб, которые он легко мог бы себе позволить покинуть. "Регенерация - это не дороги и тротуары, это в голове", - сказал он мне, когда мы встретились в его мастерской, его красная рубашка была девственно чистой, несмотря на полуденную жару. "Это, - сказал он, махнув рукой в сторону шумных трущоб, где неподалеку молодые люди яростно дуэлировали в настольный футбол, - это тоже часть культуры, часть страны". Но дни Чикалы были сочтены. Ее жителей, хотели они того или нет, должны были переселить в новые поселения на окраине Луанды. На окраине Чикалы возвышались новый роскошный отель и сверкающие офисы американской нефтяной компании - предвестники того, что должно было занять место этого района. Пляж, где когда-то шумели рыбные рестораны и бары, был огорожен забором, готовый к приходу застройщиков.

Жители Чикалы, с которыми я беседовал, отнеслись к обещаниям властей о лучшей жизни в других местах с глубоким подозрением. Около трех тысяч человек уже были вывезены, некоторые из них были схвачены полицией и упакованы вместе с вещами в грузовики, причем любые возражения игнорировались. Правительство готово применить силу, чтобы очистить трущобы, перебрасывая войска на вертолетах для выселения на рассвете. Но Итона, например, намерен сопротивляться, когда придет его черед. Если мы не выскажемся, нас увезут в Занго".

Занго находится чуть более чем в 20 километрах к югу от центра Луанды, где столичная застройка редеет, уступая место охристым зарослям буша. Как и соседнее поселение на севере, он должен стать новым началом для обитателей ангольских трущоб. По мнению чиновников, Занго - это земля обетованная. Мы переселяем их в более достойное жилье", - сказала мне Роза Палавера, глава отдела по борьбе с бедностью при президенте. "В Чикале нет базовых услуг. Там царит преступность".

Даже если не обращать внимания на официальное пренебрежение, которое лежит в основе отсутствия удобств в Чикале, Занго вряд ли предпочтительнее. Тем, кто переехал в Занго, повезло, если они нашли базовые услуги на уровне тех, которые они оставили. Иногда новые дома были даже меньше старых. На аэрофотоснимках новые поселения выглядели как тюремные лагеря с их приземистыми жилищами, расположенными неизменными рядами. Появились и лачуги, куда более ветхие, чем все, что было в Чикале. Те, кто пытался выжить, отправляясь из Занго в город на работу, уезжали задолго до рассвета и возвращались за полночь, едва ли оставляя время на сон, не говоря уже о встрече с детьми. Другие новоприбывшие просто возвращались в Чикалу - смелый шаг, учитывая, что трущобы находятся в зоне ответственности военного бюро, которым руководит генерал Копелипа, опасающийся начальника службы безопасности.

Когда вы едете из Занго обратно в центр Луанды, дорога пересекает невидимую границу, отделяющую большинство ангольцев от анклава изобилия, созданного нефтедобывающей экономикой.

Сверкающее новое поселение в Киламбе было построено с нуля китайской компанией за 3,5 миллиарда долларов. Охранники, дежурившие у ворот, приняли устрашающую стойку, когда мы подъехали к ним по длинной извилистой дороге. Они пропустили меня и моих спутников в обмен на бутылку воды. Внутри царила жуткая атмосфера, напоминающая один из фильмов-катастроф, в которых все живое уничтожено. Ничто не шевелилось в сухой жаре. Ряд за рядом тянулись сверкающие пастельными тонами жилые дома высотой от пяти до десяти этажей, исчезая на горизонте, за которыми тянулись ухоженные травяные обочины и опоры линий электропередач. Дороги были как шелк, самые лучшие в Анголе. За пределами самых богатых районов Южной Африки, в частности закрытых поселков, известных их более поэтичным недоброжелателям как "питомники яппи", я не видел в Африке ничего похожего на Киламбу.

Только что построенные квартиры продавались по цене от 120 до 300 тысяч долларов за штуку тем, кто был достаточно богат, чтобы избежать давки в центре Луанды. По слухам, первые жители двадцати тысяч квартир в Киламбе уже заселились, но их не было видно. Около половины населения Анголы живет за международной чертой бедности - 1,25 доллара в день; каждому из них потребуется около 260 лет, чтобы заработать достаточно для покупки самой дешевой квартиры в Киламбе. Цены снизились после официального визита президента, но тем не менее только самые богатые ангольцы могли позволить себе жить здесь.

Бригады китайских рабочих в синих комбинезонах и касках приезжали на пикапах. Как и другие китайские строительные проекты в Африке, Киламба был построен с помощью китайских финансов и китайской рабочей силы, и он был частью более крупной сделки, которая обеспечивала доступ Китая к природным ресурсам - в данном случае к нефти Анголы. Над входом в Киламбу развевались китайские и ангольские флаги. Это был флагманский проект Китая в Африке: Си Цзиньпин осмотрел строящийся объект в 2010 году, за три года до того, как перешел с поста вице-президента на пост президента Китая. Огромный рекламный щит возвещал, что новый город построил Citic, китайский государственный конгломерат, чья деятельность охватывает банковское дело, ресурсы и строительство. Надзор за строительством был возложен на компанию Sonangol, которая передала управление продажами квартир компании Delta Imobiliária. По слухам, Delta принадлежала к частной бизнес-империи Мануэля Висенте и генерала Копелипы. Оба человека имели все шансы использовать государственную власть для извлечения личной выгоды, точно так же как они получили скрытые доли в нефтяном предприятии Cobalt. Киламба был, по словам ангольского активиста Рафаэля Маркеса де Мораиса, "настоящей моделью африканской коррупции".

Hexplosivo Mental читает рэп с напряжением - брови нахмурены, левая рука держит микрофон, правая рассекает воздух. Подобно Public Enemy и другим представителям протестного рэпа до него, он делает своим делом нападки на злоупотребления сильных мира сего. Вытянутая фигура в балахоне, он громко и лирично озвучивает инакомыслие в Анголе, о котором долгое время говорили только шепотом, призывая к контрудару против монополии правящего класса на богатство и власть в таких треках, как "How It Feels to Be Poor", "Reaction of the Masses" и "Be Free".

В один из вторников мая 2012 года группа из десяти молодых ангольцев собралась в доме одного из представителей нового поколения политически сознательных рэперов в Луанде. Среди них был и Хексплосиво Ментал. Они участвовали в организации небольших, но согласованных демонстраций, которые привели в ярость режим. Находясь в авангарде протеста против власти Футунго, группа уже сталкивалась с властями, в частности, когда полиция разгоняла их демонстрации.

Это был уже не первый раз, когда на дом совершалось нападение. Но группа из пятнадцати человек, появившаяся в тот вечер чуть позже десяти, хотела преподать диссидентам более серьезный урок. До выборов, на которых дос Сантос планировал одержать убедительную победу, оставалось три месяца, и одних только нефтяных денег было бы недостаточно, чтобы нейтрализовать публичные выступления против его правления. Ворвавшись в дверь, мужчины набросились на своих жертв с железными прутьями и мачете, ломая руки, проламывая черепа и проливая кровь. Закончив работу, они уехали на Land Cruisers. В одном из рассказов о нападении утверждается, что машины принадлежали полиции, что свидетельствует о принадлежности нападавших к одному из прорежимных ополчений, чьей задачей было нагнетание страха перед выборами.

В ту ночь никто не погиб, но когда я разговаривал с Хексплосиво Менталом несколько недель спустя, его тяжело раненная рука все еще находилась на лечении. Мы договорились незаметно встретиться на оживленной кольцевой развязке в Луанде. Я подождал минут тридцать, прежде чем он позвонил и сказал, что ему нужно вернуться в больницу. Позднее, разговаривая по телефону, молодой рэпер сказал просто: "Раньше мы не знали, как протестовать. Теперь мы растем".

В преддверии выборов прошло несколько серьезных антиправительственных демонстраций, но если Хексплосиво Ментал и его товарищи надеялись бросить вызов укоренившемуся режиму в масштабах революций "арабской весны", вспыхнувших далеко на севере, то они напрасно. Объем официального финансирования политических партий был сокращен с 1,2 миллиона долларов на законодательных выборах 2008 года до 97 тысяч долларов. Тем временем МПЛА, по слухам, потратила на свою предвыборную кампанию 75 миллионов долларов.

МПЛА пользуется реальной поддержкой, особенно в прибрежных городах, которые были ее бастионом во время войны, и среди ангольцев, настолько травмированных конфликтом, что они рассматривают голосование за любого действующего президента, каким бы продажным он ни был, как вариант, который несет наименьший риск возвращения к военным действиям. Режим мало что оставляет на волю случая: он доминирует в средствах массовой информации, назначает своих ставленников в органы, проводящие выборы, кооптирует оппозиционных политиков и запугивает оппонентов. Копелипа руководил избирательным аппаратом, из-за которого 3,6 миллиона человек не смогли проголосовать - почти столько же голосов, сколько получила МПЛА. Доля голосов МПЛА упала на девять пунктов по сравнению с выборами 2008 года, но она все равно одержала убедительную победу, набрав 72 процента. По новой системе президентом становился тот, кто первым попадал в список победившей партии. Спустя более трех десятилетий после прихода к власти душ Сантуш может заявить, что у него есть мандат на правление, несмотря на результаты авторитетного опроса общественного мнения, согласно которому его одобряют всего 16 процентов ангольцев.

В августе 2014 года, спустя три года после того, как власти США начали коррупционное расследование ангольской сделки, Cobalt выпустила заявление, в котором сообщила, что Комиссия по ценным бумагам и биржам США уведомила ее о возможности возбуждения гражданского дела против компании. "Компания полностью сотрудничала с SEC в этом вопросе и намерена продолжать это делать", - заявила Cobalt. Джо Брайант назвал решение SEC "ошибочным" и заявил, что Cobalt продолжит разработку своих ангольских месторождений. На момент написания статьи никаких разбирательств не было, и Cobalt, как и прежде, отрицает свою неправоту. Цена акций Cobalt, которая упала на миллиард долларов после появления новостей о ее тайных ангольских партнерах и еще больше снизилась после посредственных результатов бурения, упала еще на 10 процентов после появления предупреждения Комиссии по ценным бумагам и биржам США.

Основатели Cobalt уже получили кругленькую прибыль. В период между февралем 2012 года, когда Cobalt объявила, что в отношении нее ведется официальное расследование, и апрелем, когда Копелипа и Висенте подтвердили мне, что они и Дино владеют долями в Nazaki, Джо Брайант продал 860 000 своих акций компании за 24 миллиона долларов. С начала коррупционного расследования и до конца 2013 года - в этот период Cobalt также обнаружила нефть в Мексиканском заливе - Goldman Sachs, совместный фонд Riverstone-Carlyle и First Reserve, еще одна крупная американская частная инвестиционная компания, совершили продажи акций Cobalt на сумму 1 миллиард долларов.

Я попытался выяснить, кому досталась доля в компании Nazaki, которую, по словам Висенте, он, Копелипа и Дино "ликвидировали", а также остались ли акционерами их деловые партнеры, но ни трио, ни сама компания ничего мне не сказали. В феврале 2013 года Nazaki передала половину своей доли государственной нефтяной компании Sonangol. Официальный журнал не раскрывает размер вознаграждения, которое Sonangol заплатила за долю, но, по оценкам банкиров, она стоила около 1,3 миллиарда долларов, что по меньшей мере в четырнадцать раз превышало сумму, которую Nazaki должна была заплатить за разработку до этого момента. Если какое-либо вознаграждение было выплачено, это означало перевод средств из казны государства, где подавляющее большинство населения живет в нищете, в частную компанию, связанную с Futungo. Затем, в 2014 году, через три недели после того, как Cobalt сообщила, что против нее могут возбудить дело в Комиссии по ценным бумагам и биржам США, компания объявила о разрыве связей с Назаки и Альпером, чья собственность не раскрывается. Обе компании передали свои доли в предприятии Cobalt компании Sonangol. И снова ни одна из сторон не раскрыла, какое вознаграждение было выплачено, если оно вообще было выплачено.

Cobalt - лишь одна из десятков компаний, претендующих на ангольскую нефть, а Назаки был всего лишь одним из винтиков в машине Футунго по превращению его контроля над государством в частную выгоду.

Незадолго до Рождества 2011 года, когда Мануэль Висенте готовился передать бразды правления Sonangol своему преемнику, а выборы следующего года были уже не за горами, семь международных нефтяных компаний выкупили права на одиннадцать новых блоков в Атлантике. Участки находились в "подсолевой" зоне, где Cobalt уже вела разведку. Как и в предыдущих раундах торгов в Анголе и других странах, компании согласились выплатить подписные бонусы. Это авансовые платежи, которые нефтяные компании выплачивают правительствам, когда получают право на разведку блока, часто через аукционы. Такие выплаты вполне законны, хотя зачастую суммы выплат не разглашаются. Если бы они передавались чиновникам тайком, такие выплаты назывались бы взятками; вместо этого они оседают в дырявых казнах нефтяных государств.

Ангольцы, желающие узнать, сколько их правительство выручило от аукциона, будут разочарованы. Помня о том, что в 2001 году BP пригрозили изгнанием из компании после того, как она объявила о планах опубликовать некоторые детали своих ангольских контрактов, нефтяные компании надежно замяли условия бонусов. Норвежская компания Statoil сделала нечто похожее на раскрытие информации. Она заявила, что ее общие "финансовые обязательства" по двум нефтяным блокам, где она будет оператором проекта, и рабочие доли в трех других блоках составили 1,4 миллиарда долларов, "включая бонусы за подпись и минимальные обязательства по работе". Общая сумма, полученная режимом в результате всего тендера, была бы кратной этой цифре.

Как бизнес-предприятия Футунго, так и деятельность государственных учреждений держатся в крепости секретности, настолько, что Эдвард Джордж, специалист по Анголе, много лет изучавший правление душ Сантуша, называет режим "криптократией" - системой правления, в которой рычаги власти скрыты.

Когда я встретил Исайаса Самакуву в лондонском отеле днем в начале 2014 года, он уже более десяти лет был лидером "Униты", главной оппозиционной политической партии Анголы. Самакува всю жизнь ведет проигрышную борьбу, но при этом остается красноречивым и уравновешенным. В 1980-х годах он был направлен в Лондон в качестве представителя "Униты" и вернулся, чтобы повидаться с семьей и попытаться выступить против того, что, по его мнению, западные державы готовы пойти на уступки душ Сантушу, чтобы гарантировать своим компаниям доступ к ангольской нефти. Международное сообщество само защищает этих парней", - сказал мне Самакува, потягивая чашку чая. "На самом деле их деньги находятся не в Анголе. Они работают с банками Португалии, Великобритании, Бразилии, Соединенных Штатов. Единственное объяснение, которое мы можем найти, - это то, что у них есть благословение международного сообщества".

Вспышки "арабской весны" дали дос Сантосу повод еще больше ужесточить меры безопасности, - продолжает Самакува. Дос Сантос настолько укрепился у власти, что не допустит того, что произошло в Египте". Самакува добавил: "Мы должны добиться настоящего мира, а не только ради них и их интересов".

Самакува не сомневается, что ключ к выживанию Футунго лежит в теневых структурах нефтяной промышленности. Здесь нет разделения между частным и государственным секторами", - говорит он. Нет прозрачности. Никто не знает, что является собственностью господина дос Сантоса и его семьи". Я спросил его об одной конкретной компании. "Я думаю, что она является ключом ко всей поддержке, которая оказывается господину душ Сантушу, его правлению". Как одна компания может оказывать такую важную поддержку, спросил я. Мы можем только предполагать. Все остается в тени".

Компания, о которой говорил Самакува, работает из золотой башни Luanda One. Это сестринская компания Международного фонда Китая, чей флаг развевается над входом и который на нераскрытых условиях собрал миллиарды на инфраструктурные проекты, в том числе на расширение Киламбы. Офисы Cobalt, Nazaki и других нефтяных групп расположены на нижних уровнях, но верхние этажи отведены для компании, которую имел в виду Самакува, - China Sonangol. С 2004 года China Sonangol приобрела доли в дюжине ангольских нефтяных предприятий, включая некоторые из самых плодовитых, а также долю в самом богатом алмазном руднике страны. Sonangol, государственная нефтяная компания, которая является финансовым двигателем Futungo, владеет 30 процентами акций China Sonangol. Остальная часть принадлежит группе инвесторов из Гонконга, известной как Queensway Group и возглавляемой бородатым, неброским китайцем по имени Сэм Па.

 

2. Запрещено мочиться в парке

 

Трудно представить себе более красивое место, чем восток Демократической Республики Конго. Долины - это зелень более высокого порядка, густо усеянная щедрыми, изогнутыми листьями банановых растений и более мелкими, зазубренными листьями кустов маниоки. Склоны холмов представляют собой головокружительное лоскутное одеяло. Каждый день перед закатом долины наполняются призрачным туманом, как будто сама Земля выдохнула. Склоны спускаются к озеру Киву, одному из меньших великих озер Центральной Африки, но все же достаточно большому, чтобы покрыть Люксембург. В некоторые дни воды озера безмятежно плещутся, а в другие, когда поднимается ветер, оно становится шиферно-серым и пенится. На северном берегу возвышаются Вирунга - корона вулканов озера Киву.

Под красотой скрывается опасность. Время от времени вулканы выбрасывают лаву на расположенные внизу города. Бактерии холеры поджидают на мелководье озера Киву. Еще глубже и опаснее растворенные в воде метан и углекислый газ, которых достаточно, чтобы в случае тектонического спазма, нарушающего химический баланс озера, над густонаселенными поселениями на берегах образовалось удушливое облако.

Но под восточным Конго скрывается еще кое-что: полезные ископаемые, столь же богатые, сколь пышны склоны холмов. Здесь есть руды, содержащие золото, олово и вольфрам, и еще одна руда, известная как колумбит-танталит, или колтан. Колтан содержит металл, название которого - тантал - происходит от имени греческого мифологического персонажа Тантала. Хотя греческие боги благоволили к нему, он "не смог переварить своего великого процветания и за свою жадность получил непомерное разорение". Его вечным наказанием было стоять по подбородок в воде, которая, когда он пытался пить, отступала, и под деревьями, ветви которых разлетались, когда он пытался сорвать их плоды. Его история - притча не только для Востока, но и для всей страны размером с Западную Европу, которая обладает природными богатствами, но ее народ мучается от нищеты. Конголезцы постоянно входят в число самых бедных людей планеты и живут значительно хуже, чем другие обездоленные африканцы. В течение десятилетия после 2000 года конголезцы были единственной страной, чей валовой внутренний продукт на душу населения, являющийся приблизительным показателем среднего дохода, составлял менее доллара в день.

Благодаря чрезвычайно высокой температуре плавления и электропроводности тантала электронные компоненты из него могут быть гораздо меньше, чем из других металлов. Именно благодаря тому, что танталовые конденсаторы могут быть небольшими, разработчики электронных гаджетов смогли сделать их все более компактными, а за последние пару десятилетий - повсеместно распространенными.

Конго - не единственное хранилище танталовых руд. Участники кампаний и репортеры постоянно заявляют, что в восточном Конго находится 80 процентов известных запасов, но эта цифра не имеет под собой оснований. На основании отрывочных данных Майкл Нест, автор исследования о колтане, подсчитал, что в Конго и близлежащих странах находится около 10 процентов известных запасов танталовых руд. Реальные цифры могут быть гораздо выше, учитывая, что запасы в других странах были оценены гораздо полнее. Тем не менее, Конго по-прежнему занимает второе место по объему добычи танталовых руд после Австралии, на долю которой, по оценкам Nest, приходится 20 процентов годовых поставок. В зависимости от особенностей цепочки поставок, если у вас есть PlayStation или кардиостимулятор, iPod, ноутбук или мобильный телефон, вероятность того, что в них пульсирует крошечный кусочек восточного Конго, составляет примерно один к пяти.

Ненасытный спрос на потребительскую электронику обернулся страшной ценой. Торговля колтаном помогает финансировать местные ополчения и иностранные армии, которые терроризируют восточное Конго уже два десятилетия, превращая райский уголок в горнило войны.

Эдуард Мвангачучу Хизи избежал жестокого конца, постигшего многих его соотечественников тутси, когда последствия геноцида в Руанде в 1994 году перекинулись через границу, но, тем не менее, он пострадал. Сыну зажиточного фермера Мвангачучу было около сорока лет, и он работал финансовым советником в местном правительстве в Гоме, столице провинции Северное Киву на берегу озера в восточном Конго, когда экстремисты-хуту по ту сторону воды в Руанде начали, как считается, самое быстрое массовое истребление в истории, уничтожив восемьсот тысяч тутси и умеренных хуту за сто дней. Два миллиона человек бежали, многие из них - в восточное Конго, где уже кипела аналогичная этническая напряженность.

Однажды в 1995 году по дороге на работу толпа вытащила Мвангачучу из его джипа. Его задушили галстуком и раздели. Толпа бросила его на границе с Руандой, где повстанцы-тутси захватили власть у правительства, возглавляемого хуту, после геноцида. Его стада были перебиты, и Мвангачучу оказался среди обломков войны, хотя и более удачливым, чем те, кого отправили в убогие лагеря беженцев у озера Киву. В 1996 году он вместе с женой и шестью детьми получил убежище в Соединенных Штатах.

Мвангачучу издалека наблюдал за тем, как геноцид хуту зализывает раны в восточном Конго и начинает совершать набеги на новые власти Руанды, возглавляемые тутси. Он наблюдал из Мэриленда за тем, как Пол Кагаме, стойкий партизан, ставший лидером Руанды, и его региональные союзники извлекли из изгнания в Танзании малоизвестного конголезского повстанца-марксиста Лорана-Дезире Кабилу, чтобы тот возглавил повстанческий альянс, охвативший восточную часть Конго. Повстанцы устроили резню в отместку беженцам и геноцида руандийских хуту, а затем двинулись на запад через страну размером с Западную Европу, до самой Киншасы, столицы Конго. Они свергли дряхлого клептократа Мобуту Сесе Секо и поставили Кабилу президентом в 1997 году. Но Кабила едва успел переименовать страну из Заира в Демократическую Республику Конго, как его союз с самым могущественным сторонником, Руандой, начал распадаться. Спустя чуть больше года после прихода к власти, когда Кабила начал набирать в свои ряды геноцида хуту, чтобы противостоять тому, что он считал угрозой со стороны тутси для своего зарождающегося правления, альянс раскололся. Полдюжины африканских армий и десятки повстанческих группировок ввергли Конго в пятилетнюю войну, в которой погибли миллионы людей.

Когда Мвангачучу вернулся домой в 1998 году, ситуация в восточном Конго вновь изменилась. Повстанцы против Кабилы, поддерживаемые правительством Руанды, возглавляемым тутси, взяли под контроль восточные районы страны. В этом этническом котле никто не может быть в безопасности, но последняя перестановка благоприятствовала конголезским тутси, таким как Мвангачучу. Он решил отвоевать земли своих предков в Бибатаме, в 50 километрах к северо-западу от Гомы. Мвангачучу знал, что эта территория содержит нечто более ценное, чем плодородные пастбища для выпаса скота, - скалы под ней были богаты колтаном. 5

Инвесторы из Бельгии, бывшего колониального хозяина Конго, разрабатывали территорию вокруг земель Мвангачучу, но их совместное предприятие с правительством распалось в середине 1990-х годов. Вторгшиеся руандийские войска и их союзники разграбили тысячи тонн колтана и касситерита, оловосодержащей руды, со складов компании, как установили следователи ООН. 6 Когда Мвангачучу приехал домой, старатели вокруг его родного горного городка кирками и лопатами разгребали горную породу. За касситерит можно было выручить несколько долларов за килограмм. Но далекие события на мировых рынках должны были подстегнуть торговлю колтаном - и влить деньги в войну в Восточном Конго.

Бум на рынке мобильных телефонов, а также остальной бытовой электроники и игровых приставок вызвал огромный спрос на тантал. Две крупнейшие компании по переработке тантала, американская Cabot и немецкая H. C. Starck, предвидели длительный высокий спрос. Они подписали долгосрочные контракты, закрепив за собой поставки танталовых руд. Это вызвало дефицит на открытом рынке и послужило толчком к поиску новых источников поставок. В течение 2000 года цены на танталовые руды выросли в десять раз. Конго было созрело для добычи.

Тысячи жителей восточного Конго бросились на добычу колтана. Многие променяли фермерское мачете на шахтерскую кирку. Ополченцы принуждали других к добыче. Скот долгое время был самым ценным товаром на Востоке, но теперь, неожиданно, им стал колтан. В 1999 году Северное Киву официально экспортировало пять тонн колтана, в 2001 году - девяносто тонн. Даже после того, как поток конголезских поставок привел к снижению мировых цен, колтан оставался более прибыльным, чем другие руды.

Колтан не был единственным катализатором конфликта - отнюдь. Конго кипело и до бума, и кипело бы, даже если бы колтан не был найден. Но бурный рост торговли колтаном увеличил потенциал полезных ископаемых Восточного Конго для поддержания многочисленных группировок, которые использовали военные действия для заработка. Благодаря экономическим сетям, созданным в 1998 и 1999 годах, в первые годы войны в Конго, торговцы минералами и военные чиновники имели все возможности для вывоза [колтана] из страны", - пишет Нест.

Мвангачучу начал добычу полезных ископаемых на своей земле в 2001 году, наняв около тысячи человек. Приветливый мужчина с овальным лицом и мягкими чертами, он преломляет хлеб со своими рабочими и иногда даже сам работает в шахтах, рассказали мне люди, знающие его. Компания Mwangachuchu Hizi International (MHI), которую он основал вместе со своим партнером, врачом из Балтимора по имени Роберт Сассман, быстро стала обеспечивать большую часть добычи колтана в Северном Киву. Мы гордимся тем, что делаем в Конго", - сказал тогда Сассман. Мы хотим, чтобы мир понял, что если все сделать правильно, колтан может принести пользу этой стране". Но следователи ООН и западные активисты начали обращать внимание на то, какую роль торговля минералами в Конго играет в финансировании войны. Авиакомпания, которая перевозила руду MHI в Европу, разорвала с ней связи. Мы не понимаем, почему они это делают", - сказал Мвангачучу журналисту. Конголезцы имеют право вести бизнес в своей стране".

Другие иностранные бизнесмены были менее обеспокоены тем, что ведут дела в зоне боевых действий, каковой восточная часть Конго оставалась даже после официального прекращения военных действий в 2003 году. По оценкам, которые я слышал, доля конголезских минералов, вывозимых контрабандой из страны, составляет от 30 до 80 процентов. Возможно, половина колтана, который в течение многих лет Руанда экспортировала как свой собственный, на самом деле была конголезской.

Ополченцы и конголезская армия напрямую контролируют одни горнодобывающие предприятия и взимают налоги и деньги за защиту с других. Коррумпированные чиновники способствуют торговле. Торговые дома в Гоме, на границе с Руандой, контролируют как официально объявленный экспорт минералов, так и контрабандные грузы. Другие незаконные маршруты пролегают непосредственно от шахт через границы Руанды и Уганды. Следователи ООН зафиксировали случаи, когда европейские и азиатские компании покупали разграбленные конголезские минералы. Как только руды оказываются за пределами страны, их просто перерабатывают, а затем продают золото, олово или тантал производителям. Дорога может быть извилистой, но она ведет из самого сердца войны в Конго туда, где можно найти мобильные телефоны и ноутбуки.

В отсутствие чего-либо, напоминающего функционирующее государство, постоянно меняющийся состав вооруженных группировок продолжает наживаться на беззаконии, роясь в поисках полезных ископаемых и наживаясь на населении, которое, подобно Танталу, обречено на страдания посреди изобилия. В 2007 году Мвангачучу поссорился с Робертом Сассманом, соучредителем его горнодобывающего бизнеса, и этот спор привел к тому, что суд штата Мэриленд обязал конголезца выплатить американцу 2 миллионадолларов. Мвангачучу продолжал работать в одиночку. Его земли продолжали приносить драгоценную руду. И он начал выращивать нового партнера: Национальный конгресс по защите народа - ополчение, которое в основном делает противоположное тому, что следует из его названия.

Непрекращающийся конфликт в восточной части Конго не позволил развить там крупномасштабную промышленную добычу. Почти вся добыча ведется вручную. Полезные ископаемые на востоке страны подпитывают войну, но стоимость добываемой там продукции ничтожна по сравнению с огромными шахтами на юге.

В конголезской провинции Катанга, расположенной между Анголой и Замбией, хранится около половины мировых запасов кобальта. Этот металл в основном используется для изготовления сверхпрочных суперсплавов, которые являются неотъемлемой частью турбин и реактивных двигателей. Он добывается как побочный продукт производства меди - важнейшего компонента человеческой цивилизации, начиная с ее первого использования в древних монетах и заканчивая проводами в электрических сетях. Африканский медный пояс простирается от северной Замбии до Катанги и содержит одни из самых богатых запасов меди на планете. В Катанге в лесу вырублены огромные витки красной земли и скалы, открытые шахты спускаются ступенями, как амфитеатры.

Катанга пережила сепаратистский конфликт и тяжелые бои во время войны. Однако, находясь гораздо дальше от границы с Руандой, главным иностранным действующим лицом в разгорающихся конфликтах, Катанга отличается большей стабильностью, чем восток. В Катанге работают горнодобывающие транснациональные корпорации из Канады, США, Европы, Австралии, Южной Африки и Китая; объем добычи полезных ископаемых в регионе превышает объем всей остальной экономики Конго. На фундаменте полезных ископаемых Катанги правители Конго построили теневое государство, похожее на то, которое ангольский Футунго создал на основе сырой нефти.

Огастин Катумба Мванке вырос в Катанге, боготворя руководителей Gécamines, национальной медедобывающей компании. Когда Конго развалилось в предсмертные годы правления Мобуту, сочетание яростного ума, удачи и решимости привело его в Южную Африку, которая в то время была полна возможностей после окончания апартеида. Он работал в горнодобывающих компаниях, а затем устроился на работу в филиал HSBC. В апреле 1997 года, когда войска Лорана Кабилы захватили Катангу, продвигаясь по территории Конго, банк занервничал, опасаясь, что повстанцы могут не выполнить кредит, который он предоставил компании Gécamines. В Конго была направлена делегация для переговоров с повстанцами. Катумба был включен в состав делегации в надежде, что конголезское лицо поможет банку.

Когда они пришли, я увидел молодого человека, который выглядел очень ярким", - рассказывал мне спустя годы Мавапанга Мвана Нанга, тогдашний глава финансовой службы повстанцев. Агроном, получивший образование в Кентукки, Мавапанга готовился унаследовать разграбленную казну и искал талантливых рекрутов. Ему приглянулся Катумба. Я сказал ему: "Ты должен вернуться. Стране нужны такие люди, как ты". Мы просто шутили. Я сказал: "Я могу дать тебе работу, но пока не могу платить". Легкомысленный обмен мнениями содержал серьезное предложение. Мавапанга убеждал Катумбу, что банк должен откомандировать его в новое правительство Конго. Катумба жаждал влияния, но предвидел карьеру в международном бизнесе, а не в хаосе конголезского правительства. Тем не менее в возрасте тридцати трех лет он отправился домой, чтобы принять приглашение Мавапанги. Его превращение в одного из самых влиятельных людей Африки началось.

Пока повстанцы пытались начать править страной после свержения Мобуту, Катумба работал советником в министерстве финансов. Он вернулся в Конго меньше чем через год, когда зазвонил его телефон. Алло, могу я поговорить с Катумбой?" - сказал голос на линии.

Да, это он.

Это Кабила.

У Катумбы был друг с таким же именем, и он спросил его, чего тот хочет.

Нет, - сказал голос. Это Лоран-Дезире Кабила."

Президент, соотечественник Катангана, сказал Катумбе, что хочет с ним встретиться. Через несколько недель Катумба предстал перед коренастым партизаном в президентском дворце. После оживленных расспросов о происхождении молодого человека президент сказал: "Я хочу назначить тебя губернатором Катанги". Согласно его мемуарам, ошеломленный Катумба запротестовал, что он совершенно не годится для того, чтобы занять одну из самых влиятельных должностей в конголезской политике. Но он не мог отказаться. О назначении стало известно вечером того же дня. Катанга такая же большая, как Франция, - сказал Мавапанга, министр финансов, своему протеже. Если ты справишься с этим, то небо - это предел". Он мог бы добавить, что Катумбе вручают ключи от одного из величайших в мире хранилищ полезных ископаемых.

Повстанцам Кабилы, ставшим правителями, нужно было получать деньги от полуразрушенной горнодобывающей промышленности Конго, чтобы противостоять вторжению своих бывших руандийских сторонников и быть уверенными, что они используют то, что может оказаться кратким пребыванием у власти, для укрепления своих личных финансов. Оскар Мудиай, высокопоставленный государственный служащий в правительстве Кабилы, рассказал мне, что президент еженедельно получал не менее 4 миллионов долларов, доставляемых в чемоданах государственными и частными горнодобывающими компаниями. Вскоре правительство Кабилы подписало целый шквал сделок по добыче полезных ископаемых и нефти, не обращая особого внимания на соблюдение надлежащих процедур. Региональная коалиция, которая привела его к власти, раскололась на прокабиловский и проруандийский альянсы, и Кабиле нужно было поддерживать своих иностранных союзников, в основном Зимбабве и Анголу. Одним из бенефициаров заключения сделок стала Sonangol, ангольская государственная нефтяная компания, контролируемая Футунго, с которой конголезское государство заключило партнерство. Будучи губернатором провинции Катанга, Катумба имел все возможности, чтобы укрепить свое влияние на горнодобывающую промышленность. Он был умнее других и сблизился с Gécamines", - вспоминает Оскар Мудиай.

Создав себе базу в горнодобывающем регионе Конго, Катумба вошел в ближний круг Кабилы. Он подружился с сыном президента, когда они вместе ездили в деликатные дипломатические миссии. Монословатый и замкнутый, Жозеф Кабила был брошен в армию, когда его отец возглавил восстание против Мобуту. Его преждевременно повысили до генерала и, по крайней мере, номинально, назначили главой армии. В декабре 2000 года руандийские войска и антикабиловские силы разгромили конголезскую армию и ее иностранных союзников в Пвето, родном городе Катумбы в Катанге. Руандийцы захватили ценный тайник с оружием, но в пределах досягаемости был и другой приз: Жозеф Кабила был на поле боя. Когда конголезская армия бешено отступала, а высшее командование ушло в отставку, Катумба получил звонок от президента: "Киддо, найди Жозефа, моего сына".

Катумба поспешил связаться с Джозефом по телефону и выяснил, что тот жив и все еще на свободе. Правительственная кампания была в таком затруднительном положении, что Катумба, согласно его мемуарам, лично должен был найти топливо и доставить его в аэропорт для самолета, чтобы эвакуировать сына президента. Именно этот момент сформировал неразрывную связь между Катумбой и младшим Кабилой.

Четыре недели спустя один из телохранителей Лорана Кабилы, выходец с Востока, входивший в когорту детей-солдат в повстанческой армии Кабилы, подошел к президенту и трижды выстрелил в него с близкого расстояния, что с тех пор является предметом конкурирующих теорий заговора. В смятении его высокопоставленные чиновники решили создать династию на месте и вызвали Жозефа в Киншасу, чтобы он унаследовал президентский пост. Мавапанга Мвана Нанга, бывший министр финансов, который вернул Катумбу в Конго, участвовал в напряженных попытках удержать правительство после убийства. Джозеф был генералом - он не разбирался в политике", - сказал мне Мавапанга. Поэтому он позвал Катумбу, чтобы тот вернулся, стал его правой рукой и показал ему, как ориентироваться в политической ситуации".

За четыре года Катумба прошел путь от младшей должности в одном из банков Йоханнесбурга до места нового президента Конго. Он был назначен министром президентства и государственного портфеля, отвечающим за государственные компании. В 2002 году следователи ООН, назначенные для изучения незаконной эксплуатации ресурсов Конго, назвали его одной из ключевых фигур в "элитной сети" конголезских и зимбабвийских чиновников, иностранных бизнесменов и организованных преступников, которые под прикрытием войны организовывали разграбление конголезских полезных ископаемых. За последние три года эта сеть передала право собственности на активы стоимостью не менее 5 миллиардов долларов из государственного горнодобывающего сектора в частные компании, находящиеся под ее контролем, без какой-либо компенсации или выгоды для государственной казны Демократической Республики Конго", - пишет команда ООН.

Когда следователи ООН рекомендовали ввести против Катумбы санкции, он был смещен со своего официального поста в правительстве Кабилы и перешел в теневое государство. Он стал ведущим представителем системы, которую описал Africa Confidential, самое полное издание о делах континента на английском языке: "Осуществление власти, начиная с покойного президента Мобуту Сесе Секо и заканчивая династией Кабила, опирается на доступ к секретным, не поддающимся отслеживанию средствам, чтобы вознаграждать сторонников, покупать выборы и управлять обширными сетями патронажа. Это параллельное государство сосуществует с официальными структурами и их номинальной приверженностью прозрачности и верховенству закона."

Я слышал, как люди сравнивали Катумбу с Распутиным, Карлом Роувом и великими визирями Османской империи. Дипломаты редко встречались с ним. На фотографиях его глаза выглядят проницательными, а на лице - постоянная полухмурая расчетливость. Один иностранец, оказавшийся в одной комнате с Катумбой, описал впечатляющего человека, проницательного и джентльменского, любящего пошутить. Он никогда не говорил много, - сказал Оскар Мудиай, чиновник, служивший при Лоране Кабиле. Только взглядом".

Катумба был для молодого президента как старший брат. Жозеф Кабила полностью доверял Катумбе", - сказал мне Оливье Камитату, оппозиционный политик, который в течение пяти лет занимал пост министра планирования в правительстве Кабилы. "Он был очень умен. Он знал, как управлять политическими и деловыми сетями". Сегодня государство - это собственность определенных лиц. Работа Катумбы заключалась в создании параллельного государства".

15 октября 2004 года жители катангского шахтерского городка Килва узнали, что значит попасть под машину грабежа Катумбы. Накануне Ален Казади Макалайи, двадцатилетний рыбак с манией величия, прибыл в Килву во главе полудюжины ветхих сепаратистов и провозгласил независимость Катанги. Его призыв к оружию привлек менее сотни молодых последователей. Понимая, что восстание, не способное организовать даже радиопередачу, вряд ли продлится долго, а национальная армия не за горами, большинство жителей Килвы разбежались.

Сепаратисты представляли собой незначительную угрозу, но они осмелились бросить вызов интересам теневого государства. Дикулуши, медный рудник, расположенный в 50 километрах от города, был связан с Катумбой.

Anvil Mining, небольшая австралийская компания, получила права на разработку месторождения в 1998 году и начала добычу меди в 2002 году. Согласно результатам расследования, проведенного парламентом Конго, компания была освобождена от уплаты налогов на двадцать лет. Катумба был членом совета директоров местного филиала Anvil, и его имя фигурировало в протоколах трех заседаний совета директоров в период с 2001 по 2004 год. Билл Тернер, исполнительный директор Anvil, отрицал, что Катумба владел какими-либо акциями компании; по его словам, Катумба входил в совет директоров как представитель правительства. Однако Тернер признался репортеру австралийского телеканала ABC, что, помимо нескольких тысяч долларов директорского гонорара, компания платила около 50 000 долларов в год за аренду принадлежащего Катумбе комплекса в Лубумбаши, столице Катанги, под штаб-квартиру.

После того как молодой сепаратист созвал публичное собрание на рынке Килвы, чтобы провозгласить свое восстание и заявить, что дни, когда Джозеф Кабила и Катумба "прикарманивали деньги с шахт", закончились, президент приказал региональному военному командованию отбить город в течение сорока восьми часов. Войска получили приказ "стрелять во все, что движется", согласно расследованию ООН, проведенному впоследствии.

Солдаты прибыли на самолетах Anvil Mining и воспользовались транспортными средствами компании. Они не встретили сопротивления и не понесли потерь, подавив неумелое восстание. После окончания боевых действий они преподали Килве урок.

Солдаты ходили от дома к дому, раздавая мзду. Было убито не менее ста человек. Некоторых заставили встать на колени у братской могилы, после чего казнили одного за другим. Среди погибших были как повстанцы, так и мирные жители, в том числе подросток, у которого убийцы отобрали велосипед. Казади, незадачливый лидер сепаратистов, по слухам, умер от ран в больнице. По данным расследования ООН, солдаты, грабившие дома и магазины, увозили награбленное на автомобилях Anvil, которые также использовались для перевозки трупов. 28.

Десятилетие спустя, в 2014 году, я спросил Билла Тернера о роли Anvil в резне в Килве. Компания Anvil, конечно же, знала о восстании и подавлении восстания в Килве в октябре 2004 года, предоставив материально-техническое обеспечение военным ДРК в силу закона", - сказал он мне, отказавшись уточнить, в чем заключалось это материально-техническое обеспечение. Однако Тернер сказал мне, что не знал об "обвинениях в военных преступлениях или зверствах", пока репортер ABC не спросил его об этом в интервью через семь месяцев после резни. (Он добавил, что интервью было отредактировано с целью "представить Anvil и меня в наихудшем свете"). "В ряде стран проводились многочисленные правительственные расследования, включая подробное расследование Федеральной полиции Австралии по поводу этих обвинений", - продолжил Тернер в письме, отвечая на мои вопросы. Ни одно из этих расследований не показало, что эти обвинения имеют под собой какую-либо основу. Кроме того, в Демократической Республике Конго, Западной Австралии и Канаде были инициированы судебные разбирательства, в которых, по крайней мере, затрагивались вопросы, поднятые вами. Ни в одном из этих случаев компания Anvil не была признана виновной".

Представители выживших долгие годы боролись за привлечение к ответственности виновных в резне в Килве, но так ничего и не добились. Катумба был неприкасаемым. В 2009 году в американской дипломатической телеграмме он был описан как "некая теневая, даже гнусная фигура в ближайшем окружении Кабилы, [которая], как полагают, управляет большей частью личного состояния Кабилы". В телеграмме сообщалось, что Катумба ушел со своего последнего официального поста, возглавив большинство Кабилы в Национальном собрании. Но в нем точно предсказывалось, что его влияние сохранится.

В 2006 и 2007 годах две повстанческие группировки и конголезская армия боролись за контроль над колтановым рудником Эдуарда Мвангачучу в Бибатаме. Победившая группировка была, пожалуй, самой грозной повстанческой силой в восточном Конго - довольно высокая оценка, учитывая ожесточенность боев, которые продолжали регулярно вспыхивать, несмотря на официальное окончание войны в 2003 году.

Конгресс защиты народа, известный под своей французской аббревиатурой CNDP, был создан Лораном Нкундой, генералом-перебежчиком из племени тутси и пастором адвентистов седьмого дня из Северного Киву. Нкунда воевал с Руандой против Лорана Кабилы, а затем присоединился к конголезской национальной армии, когда она объединила различные воюющие фракции в рамках мирного соглашения 2003 года. Он дослужился до генерала, а затем вернулся к делу восстания - на этот раз своего собственного.

Холмы и леса вокруг родного города Нкунды в Северном Киву стали его вотчиной, а силы под его командованием выросли до восьми тысяч человек (и детей). Изучая психологию, он на какое-то время перехитрил всех, хитроумно ориентируясь в коварной местности, где Руанда и Киншаса боролись за влияние с миротворцами ООН, торговцами оружием, местными политиками и созвездием военизированных группировок восточного Конго.

При всей риторике Нкунды - в 2008 году он говорил репортеру Financial Times о "крике за мир и свободу" - его операция, как и многих его конкурентов, была в значительной степени предприятием по зарабатыванию денег. Ополченцы Восточного Конго - не говоря уже о самой армии - имеют множество способов получения дохода, начиная от налогообложения коммерческих перевозок и заканчивая скотоводством и торговлей древесным углем. Но особенно прибыльной является добыча полезных ископаемых, которая приносит иностранную валюту, на которую можно купить оружие.

Бизнес-структуры подпольной торговли минералами в Восточном Конго свидетельствуют о другом - о том, что опровергает грубое представление о том, что первобытная ненависть африканских племен является единственной движущей силой конфликта. Два наиболее важных ополчения - НКЗН и Демократические силы освобождения Руанды (ДСОР) - являются заклятыми врагами. Причина существования первых - защита тутси в восточном Конго от вторых, сформированных экстремистами-хуту, устроившими геноцид в Руанде. Обе группировки также выступают в качестве прокси: Жозеф Кабила поддерживает ДСОР, чтобы противостоять влиянию, которое правительство Поля Кагаме, возглавляемое тутси в Руанде, оказывает через НКЗН.

Но, как сказал мне один восточный житель, работавший и в горнодобывающей промышленности, и в разведке, "формально все группировки - враги. Но когда дело доходит до зарабатывания денег и добычи полезных ископаемых, они довольно хорошо сотрудничают. Война меняется, но бизнес продолжается. Меняются действующие лица, но система остается - связи между вооруженными группировками и шахтами. Конфликт продолжается, потому что у него есть свое финансирование: шахты и оружие. У него есть своя экономика".

Воскресным днем в Гоме я пил пиво у бассейна в отеле с полковником Оливье Хамули. Он является пресс-секретарем конголезских вооруженных сил, и журналисты считают его одним из самых точных источников информации о боевых действиях, даже если он избегает обсуждать роль самих военных в грабежах и зверствах. Будучи выходцем с востока, он не может скрыть глаза человека, который видел слишком много. Когда мы встретились, он принимал один за другим звонки о столкновениях между повстанцами тутси и армией. Повстанцы продвинулись вперед и заняли стратегические позиции на окраине Гомы; армия и миротворцы ООН готовили вертолеты к контратаке.

НКЗН, ДСОР говорят, что борются против плохого управления. Они просто занимаются добычей полезных ископаемых. Даже ДСОР не пытаются бросить вызов руандийскому правительству - они здесь, чтобы добывать полезные ископаемые. Вот в чем проблема войны на востоке", - сказал полковник. "Это война за экономические возможности. От нее выигрывает не только Руанда, но и бизнесмены Соединенных Штатов, Австралии". Он протянул один из своих непрерывно жужжащих мобильных телефонов. Контрабанда продолжается. Мобильные телефоны все еще производятся. Им так или иначе нужно сырье".

По данным группы экспертов ООН, которая пытается проследить связь между конфликтом в Восточном Конго и торговлей минералами, после того как Нкунда выиграл битву за территорию, на которой находились шахты Мвангачучу, военачальник разрешил бизнесмену сохранить контроль над своими шахтами в обмен на долю колтана. Мвангачучу рассказал команде ООН, что платил 20 центов за килограмм колтана, вывозимого с его шахт через контрольно-пропускные пункты, которые, как он подозревал, находились в ведении НКЗН. Только этот сбор мог бы ежегодно направлять тысячи долларов в военный кошелек ополчения. В целом, по оценкам, в 2008 году военизированные формирования Восточного Конго получили от торговли колтаном и другими полезными ископаемыми 185 миллионов долларов. Команда ООН также сообщила, что Мвангачучу оправдывает финансирование военизированных формирований: он сказал команде, что у него "нет выбора, кроме как смириться с присутствием НКЗН и продолжать работать в Бибатаме, поскольку ему нужны деньги, чтобы заплатить 16 000 долларов в виде налогов правительству".

Для его сторонников Мвангачучу - это благонамеренный работодатель (как тутси, так и представителей других этнических групп), на которого напали жадные до власти ополченцы. Его сторонники, ни один из которых не захотел назвать свое имя в разговоре со мной, описали законного бизнесмена, стремящегося внедрить современные технологии добычи полезных ископаемых в условиях беспорядков и ошибочного иностранного вмешательства. Некоторые хорошо информированные конголезские наблюдатели менее склонны доверять ему. Однажды вечером в одном из баров Гомы старший армейский офицер разъярился, когда я спросил его о Мвангачучу и других горнодобывающих баронах Северного Киву. Он проклял их всех как наживающихся на войне, которые предпочитают заплатить несколько долларов повстанцам, чем заставить функционирующее государство взимать с них надлежащие налоги. Когда я спросил востоковеда, работавшего как в сфере горнодобывающей политики, так и в конголезской разведке, о том, что Мвангачучу утверждает, будто НКЗН насильно обложил его налогами, он ответил: "Дело не в налогах". Мвангачучу и вооруженные группы - это одно и то же".

Трудно представить, как Мвангачучу мог стать ведущим бизнесменом тутси на востоке страны, не связавшись с вооруженными группировками. Помимо стремления к процветанию, тутси в восточном Конго сталкиваются с постоянными угрозами своему выживанию, в первую очередь со стороны руандийских геноцидов хуту, которые бродят по холмам.

В 2011 году Мвангачучу выдвинул свою кандидатуру от политического крыла НКЗН в Национальную ассамблею, и его пехотинцы помогли гарантировать ему победу. Они были влиты в ряды армии Конго в соответствии с шатким мирным соглашением, но сохранили свой шахтерский рэкет и свою преданность. "Парни из НКЗН использовали все возможные уловки, чтобы обеспечить его победу", - сказал иностранный наблюдатель, который видел, как бывшие повстанцы НКЗН заполняли бюллетени для голосования за Мвангачучу после закрытия избирательных участков. Бывшие бойцы НКЗН, служившие в национальной армии, были замечены в наглом запугивании избирателей в Северном Киву, что стало одним из самых вопиющих нарушений в ходе глубоко ошибочных национальных выборов, обеспечивших Кабиле новый срок. Согласно докладу группы экспертов ООН, представленному Совету Безопасности, чтобы заручиться поддержкой бойцов НКЗН, Мвангачучу заплатил Боско Нтаганде. Известный как "Терминатор", Нтаганда сменил свергнутого Лорана Нкунду тремя годами ранее на посту главы НКЗН и привел в армию своих ребят, несмотря на то, что находился в розыске Международного уголовного суда за военные преступления, включая убийства, изнасилования, призыв детей-солдат и этнические преследования. Несмотря на подавляющее число доказательств нечестной игры и месяцы юридических разборок, выборы Мвангачучу состоялись. Еще до того, как его победа была гарантирована, Нтаганда назначил его президентом политической партии НКЗН.

Лидерство Мвангачучу было недолгим. Через несколько месяцев после выборов 2011 года правительство Кабилы попыталось укрепить свою власть на Востоке, переведя бывших ополченцев НКЗН, принятых на службу в национальную армию, в другие районы страны, подальше от восточных колтановых, золотых и оловянных рудников. Но ополченцы не собирались сдаваться без боя. Несколько сотен человек подняли мятеж под новой аббревиатурой - M23, сокращенно от 23 марта, даты сделки 2009 года, по которой они были приняты в армию. Руанда, глубоко вовлеченная в военные и горнодобывающие сети восточного Конго, вновь оказала тайную поддержку повстанцам, в основном тутси, когда они продвигались к Гоме.

В начале мая 2012 года Мвангачучу позвонил генерал Джеймс Кабаребе, министр обороны Руанды, который руководил военными кампаниями в Конго и тайно командовал M23. Он приказал ему поддержать повстанцев и вывести политическую партию CNDP из союза с Кабилой. Мвангачучу отказался. Возможно, он опасался, что перечить Кабиле будет опасно для его интересов в горнодобывающей промышленности; возможно, он чувствовал, что новое восстание обречено. Разъяренный Кабаребе сказал Мвангачучу, что "молния поразит тебя". Через несколько дней он был смещен с поста президента политической партии НКЗН.

Но Мвангачучу поступил мудро. У западных держав, долгое время закрывавших глаза на вмешательство Руанды в дела Конго, кончилось терпение, и они приостановили помощь. Боско Нтаганда, военачальник тутси, присоединившийся к мятежу, оказался под такой смертельной угрозой, что предпочел рискнуть в Гааге и сдался в посольство США в Руанде, откуда его отправили предстать перед Международным уголовным судом. На переговорах в Уганде между правительством Кабилы и повстанцами M23 Мвангачучу был в составе правительственной делегации. Переговоры ни к чему не привели, и в конце 2013 года конголезские войска при поддержке новых сил ООН, получивших мандат на разгром повстанческих группировок, разгромили повстанцев M23.

Я попросил Мвангачучу предоставить мне его собственный счет. Он отказался. Когда я отправил ему по электронной почте список вопросов, на них ответил его адвокат. Мвангачучу, - написал адвокат, - "напоминает вам, что в этой части страны идет война, и на данном этапе он не может позволить себе отвечать на ваши вопросы". Мвангачучу может претендовать на роль миротворца - но только когда это ему выгодно. Он не боец, он бизнесмен", - сказал мне бывший министр в правительстве Кабилы. Его лояльность не так сильна - разве что к своему бизнесу".

Наша колонна из двух джипов замедлила ход, приближаясь к блокпосту в глубине тропических лесов одного из национальных парков Восточного Конго. На блокпосту стояли солдаты конголезской армии, которая теоретически должна защищать монополию государства на применение силы, но на практике является еще одним хищником для мирных жителей. Пока мои конголезские спутники вели нервные переговоры с солдатами, я отошел в сторону, чтобы воспользоваться перерывом в очень долгой дороге и облегчиться, но почувствовал, что кто-то спешит ко мне. Поспешно застегнув ширинку, я повернулся и увидел быстро приближающегося солдата с автоматом АК47. Голосом, означающим серьезный проступок, он объявил: "В парке запрещено мочиться". Человеческая моча, утверждал солдат, представляет угрозу для горилл Восточного Конго. Я счел за лучшее не отвечать, что эти несчастные существа были вырезаны почти до полного исчезновения, в том числе и армией, и что парк привлекает гораздо больше ополченцев, чем туристов, наблюдающих за гориллами.

Оказалось, что за мое преступление полагается денежный штраф. Мои спутники отвели солдата в сторону, и дело было улажено. Возможно, они уговорили его, используя присутствие иностранного журналиста в качестве рычага. Возможно, они сунули ему несколько долларов. Когда мы уезжали, мне пришло в голову, что мы стали свидетелями конголезского государства в микрокосмосе. Солдат следовал примеру Кабилы, Катумбы, Мвангачучу и Нкунды: захватите кусок территории, будь то отдаленный перекресток дороги с выбоинами, обширная медная концессия или сам президентский пост; защитите свои притязания оружием, угрозой, подобием закона или шибболетом; и получайте с этого ренту. Политическая экономия заградотряда стала реальностью. Чем больше рушится государство, тем больше необходимости каждому человеку сводить концы с концами, как он может; чем больше грабежа, тем больше ослабевает авторитет государства.

Оставив позади блокпост, мы помчались по разбитым колеям, ведущим в глубь провинции Южное Киву. Был конец 2010 года, и совместное наступление конголезских и руандийских войск и союзных им ополченцев на повстанцев-хуту привело к тому, что массы мирных жителей покинули свои фермерские хозяйства. Квашиоркор, или острое недоедание у детей, был широко распространен.

Одинокая больница в Буньякири обслуживает 160 000 человек. В ней нет машины скорой помощи и электричества, поэтому после наступления темноты практически невозможно найти вену для инъекции. Ржавеющий металл крыши едва ли менее шаткий, чем окружающие глинобитные хижины. Когда я посетил больницу, медикаменты были в дефиците, поскольку армия недавно разграбила ее. Здесь не ловила мобильная связь - ирония судьбы в той части света, где тантал играет решающую роль в производстве устройств.

В педиатрическом отделении больницы было четырнадцать кроватей. На каждой из них сидело не менее двух матерей, прижимающих к себе младенцев. На одной из них Бора Сифа настороженно рассматривала окружающую ее обстановку. Двумя годами ранее в ее деревню нагрянул рейдерский отряд из ДСОР - ополчения, сформированного виновниками геноцида в Руанде, - в поисках добычи, чтобы пополнить доходы от своих горных работ. Налетчики приказали мужу Боры собрать все, что им нужно. Они заставили его унести все вещи в лес", - рассказала Бора. Потом они убили его".

Бора бежала, и незнакомец в другой деревне приютил ее, позволив ей и ее детям жить во флигеле. Сейчас ей двадцать, и она зарабатывает около доллара в день, помогая выращивать маниоку - корнеплод, который заполняет пустые животы, но не имеет питательной ценности. Пять дней назад она привезла своего сына, Ченса, в больницу. Он не рос, - сказала Бора. У меня не было достаточно молока". Как и у многих недоедающих детей, черты лица Ченса преждевременно постарели. Его глаза запали, волосы поредели.

В любой момент с начала большой войны в Конго в 1998 году от 1 до 3,5 миллиона конголезцев оказываются в дрейфе, как Бора. Подавляющее большинство из них находятся на востоке страны, изгнанные из районов добычи полезных ископаемых или сменяющих друг друга фронтов многочисленных переплетенных конфликтов. В 2013 году 2,6 миллиона из 66 миллионов жителей Конго были "внутренне перемещенными лицами", как на жаргоне человеческих катастроф называют беженцев, оставшихся в своей стране. Многие устраиваются в хлипких бивуаках, сделанных из брезента с марками различных агентств помощи; другие взывают к солидарности своих собратьев-конголезцев, которая сохраняется, несмотря на многочисленные трещины, которые война, отчаяние и этнические различия открыли между ними. Эта солидарность может сделать так много в стране, где две трети населения не имеют достаточного количества продовольствия. Вырванные с корнем, бродячие миллионы конголезцев голодают.

С помощью неутомимого врача больницы и французской благотворительной организации Ченс выздоравливал. Немногие другие разделили его удачу. Дальше по дороге я посетил клинику на вершине холма рядом со школой в городе Хомбо-Суд. Десятки истощенных детей одного за другим подвешивали к весам и проверяли на признаки тяжелого недоедания: отеки (скопление жидкости в ногах) и руки с окружностью менее 10,5 сантиметра.

Анна Ребекка Суза, пучок веретен в розовой юбочке с надписью "Принцесса", имела опасный недостаток веса. Специальная измерительная лента окрасилась в красный цвет, когда медик туго стянул ее вокруг руки. Ее живот вздулся под безжизненными ребрами, а волосы сбились в тусклый пушок. В свои пять лет она не могла понять, что с ней происходит, но ее большие глаза были полны тревоги, как будто она чувствовала, что ее тело отказывает. Она не смогла съесть пакетик арахисовой пасты, которая творит чудеса с детьми, страдающими от недоедания, и ее отправили домой с добавкой в надежде, что желудок успокоится. Ее отец, Лави, пригласил меня вернуться в свой дом - флигель, принадлежащий дальнему родственнику, где Лави, его жена и четверо их детей жили с тех пор, как два года назад бежали от нападения повстанцев на их родную деревню.

Фирменная фальцетная гитара конголезской музыки разносилась над зубчатыми крышами крошечных металлических лачуг, разбросанных по склонам. Жена Лави, обручальное кольцо которой он смастерил из крышки пластиковой бутылки, ушла собирать листья. Анна уснула на одинокой кровати в хижине. Ее младший брат, Эспуар, слонялся вокруг, не обращая внимания на положение сестры.

Через несколько недель я связался с медиками клиники, чтобы узнать, как дела у Анны. Когда ее продолжало тошнить от арахисовой пасты, французская благотворительная организация отвезла ее в больницу в Буньякири. К тому времени уже мало кто мог помочь. Ее иммунная система была разрушена недоеданием, и она умерла от инфекции.

В день, когда хоронили Августина Катумбу Мванке, небеса разверзлись. Представители конголезского истеблишмента укрылись под шатрами в Киншасе перед гробом, украшенным огромной цветочной гирляндой. В черном костюме и черной рубашке Жозеф Кабила прибыл в окружении фаланги телохранителей, маневрирующих, чтобы держать зонт над его головой. Это было редкое появление на публике для президента-затворника, который, как говорят, провел первые годы своего правления в компании видеоигр. Его лицо было лишено выражения. Не прошло и двух месяцев с тех пор, как он фальсифицировал свою победу на президентских выборах и получил второй пятилетний срок. И вот теперь хозяина, стоявшего за его властью и богатством, не стало. Накануне, 12 февраля 2012 года, американский пилот самолета, перевозившего группу высокопоставленных чиновников Кабилы в Букаву на озере Киву, ошибся при посадке. Последние минуты жизни Катумбы прошли в тот момент, когда самолет съехал со взлетно-посадочной полосы и врезался в травянистую насыпь. Ему было сорок восемь лет.

Еще один гость на похоронах выделялся. Он был единственным белым лицом в первом ряду. Кабила сжал его руку. Грузный, бородатый мужчина в ермолке, еврейской тюбетейке, был Дэн Гертлер. Он был важнейшим связующим звеном между теневым государством, контролировавшим доступ к полезным ископаемым Конго, и транснациональными горнодобывающими компаниями, жаждавшими их заполучить.

Внук одного из основателей израильской алмазной биржи, Гертлер в свои двадцать с небольшим лет отправился на поиски собственного состояния. Он отправился в Анголу, тогда еще охваченную гражданской войной и являвшуюся богатым источником алмазов. Но другой израильтянин, Лев Леваев, уже заявил о своих притязаниях. Гертлер прибыл в Конго в 1997 году, через несколько дней после того, как Лоран Кабила сверг Мобуту. Ультраортодоксальный еврей, он был представлен раввином Жозефу Кабиле, недавно назначенному главой конголезской армии. У младшего Кабилы и Гертлера было много общего. Каждый из них стоял в тени старших, неся на молодых плечах тяжелую ношу в котле конголезских войн и политики. Они стали закадычными друзьями.

Гертлер вскоре обнаружил ценность своей дружбы с сыном президента. Кабиле-старшему срочно требовались средства, чтобы вооружить свои войска против руандийских и угандийских захватчиков и подмаслить союзников для борьбы. Когда Джозеф привел своего нового друга на встречу с отцом, президент сказал молодому израильтянину, что если он сможет без промедления собрать 20 миллионов долларов, то сможет получить монополию на покупку всех алмазов, добываемых в Конго. Гертлер собрал деньги и получил монополию.

Уже не в первый раз соглашение, которое устраивало Гертлера и клан Кабилы, вряд ли отвечало интересам конголезского народа. Это была не очень выгодная сделка для нас, - сказал мне Мавапанга Мвана Нанга, занимавший в то время пост министра финансов. Мы должны были открыть рынок для того, кто предложит наибольшую цену". Следователи ООН заявили, что алмазная монополия Гертлера была "кошмаром" для правительства Конго и "катастрофой" для местной алмазной торговли, поощряя контрабанду и унося в казну налоговые поступления. Это не могло продолжаться долго. После того как в 2001 году Жозеф Кабила сменил своего убитого отца, монополия была отменена под давлением иностранных доноров.

Гертлер не растерялся. Он восстановил свои позиции в конголезской алмазной торговле, договорившись о покупке камней у государственной алмазодобывающей компании, и начал обращать свое внимание на гораздо больший приз: медь и кобальт в Катанге, где производство и цены должны были резко вырасти по мере роста азиатского спроса на цветные металлы. Его самый важный актив - связь с новым президентом - остался нетронутым. Гертлер показал, что может помочь семье, и в ответ они сказали: "Мы можем вести с вами бизнес"", - сказал мне один дипломат, много лет наблюдавший за подвигами Гертлера в Конго. Кабила может удержаться у власти только с помощью таких людей, как Гертлер: это как страховой механизм - кто-то, кто может достать вам деньги и вещи, когда вам это нужно".

В последующие годы Гертлер тоже поддерживал Катумбу, даже пригласил его на вечеринку на яхте в Красном море, где выступал Ури Геллер, израильский иллюзионист и самопровозглашенный экстрасенс. В знак благодарности Гертлеру на последних страницах своих посмертно опубликованных мемуаров Катумба написал: "Несмотря на все наши кажущиеся различия, я горжусь тем, что являюсь братом, которого у тебя никогда не было".

Трио Кабилы, Катумбы и Гертлера было неприступным. Это как эксклюзивный гольф-клуб", - сказал мне один из бывших министров Кабилы. Если вы пойдете и скажете: "Учредители обманывают", они скажут: "А ты кто такой, черт возьми?"" Роль Гертлера в этом эксклюзивном клубе была многогранной. Оливье Камитату, ставший законодателем от оппозиции после пятилетнего пребывания на посту министра планирования Кабилы, говорит: "Это целая смесь - бизнес, политическая помощь, финансы". Особый вклад Гертлера заключался в создании запутанной корпоративной паутины, через которую связанные с ним компании получили сенсационные прибыли за счет продажи некоторых из самых ценных горнодобывающих активов Конго. Граница между интересами государства и личными интересами президента не совсем ясна", - сказал мне Камитату. В этом и заключается присутствие Гертлера".

С тех пор как он впервые пришел на помощь Лорану Кабиле с 20 миллионами долларов для финансирования военных действий, Гертлер доказал свою неоценимую помощь правителям Конго. Катумба написал в своих мемуарах, что "неиссякаемая щедрость Гертлера и чрезвычайная эффективность его помощи были решающими для нас в самые критические моменты". Сделки, в которых он участвовал, как говорят, помогли финансировать избирательную кампанию Жозефа Кабилы в 2006 году. Камитату сказал мне, что Гертлер помог Кабиле выиграть эти выборы, и сообщил, что он также нашел деньги для военной кампании против повстанцев Лорана Нкунды на Востоке. Я спросил представителей Гертлера, помогал ли он Кабиле в эти моменты и во время выборов 2011 года. Они не ответили. Однако Гертлер отрицает, что недоплачивал за конголезские горнодобывающие активы. Ложь кричит до небес", - сказал он репортеру Bloomberg в 2012 году.

Камитату, сын одного из лидеров независимости Конго, получивший образование в сфере бизнеса, а затем начавший политическую карьеру в качестве одного из руководителей повстанческой группировки во время войны, считает теневое государство корнем неспособности его страны избавиться от бедности. Вы не можете развивать страну с помощью параллельных институтов. Каждый инфраструктурный проект, за который вы беретесь, осуществляется не на основе стратегического видения, а с прицелом на личные финансовые результаты", - сказал он мне, когда мы сидели в его доме в Киншасе в 2013 году. Политика и частный бизнес слились воедино, считает Камитату. Победа на президентских выборах стоит десятки миллионов долларов, и единственные, у кого есть такие деньги, - это иностранные горнодобывающие компании. Меня крайне беспокоит политическая система, в которой избиратели голодают, а политики покупают голоса на деньги компаний, добывающих природные ресурсы", - говорит Камитату. Разве это демократия?

Сделки Дэна Гертлера по добыче полезных ископаемых в Конго сделали его миллиардером. Многие из сделок, в которых он принимал участие, чудовищно сложны и включают в себя множество взаимосвязанных продаж, осуществляемых через оффшорные компании, зарегистрированные в налоговых гаванях, где вся информация о компаниях, кроме самой основной, держится в секрете. Тем не менее, прослеживается определенная закономерность. Медный или кобальтовый рудник, принадлежащий конголезскому государству, или права на нетронутое месторождение продаются, иногда в обстановке полной секретности, компании, контролируемой офшорной сетью Гертлера или связанной с ней, по цене гораздо ниже той, которую они стоят. Затем весь этот актив или его часть продается с прибылью крупной иностранной горнодобывающей компании, среди которых есть и крупнейшие группы на Лондонской фондовой бирже.

Гертлер не изобрел сложности в сделках с горнодобывающими компаниями. Сеть дочерних компаний и оффшорных холдингов - обычное явление в сырьевых отраслях либо для уклонения от налогообложения, либо для того, чтобы укрыть бенефициаров от пристального внимания. Но даже по запутанным стандартам отрасли структура сделок Гертлера в Конго лабиринтообразна. Продажа SMKK была типичной.

Компания SMKK была основана в 1999 году как совместное предприятие между Gécamines, государственной горнодобывающей компанией Конго, и небольшой горнодобывающей компанией из Канады. SMKK владела правами на участок земли в самом сердце Медного пояса. Он расположен рядом с самыми мощными медными рудниками планеты, поэтому можно с уверенностью сказать, что на территории, на которую распространяетсядействие разрешений компании, находится большое количество руды. Действительно, Gécamines разрабатывала этот участок в 1980-х годах, пока грабежи Мобуту не привели компанию к краху. После череды сложных сделок, начавшихся в ноябре 2007 года, в которых участвовали бывший игрок в крикет из Англии, белый родственник Роберта Мугабе и различные оффшорные компании, 50 процентов акций SMKK оказались в руках Eurasian Natural Resources Corporation (ENRC), чьи владельцы-олигархи вызвали недоумение в лондонском Сити в 2007 году, когда получили листинг на Лондонской фондовой бирже для компании, которую они создали на базе приватизированных рудников в Казахстане. Конголезское государство через компанию Gécamines по-прежнему владело оставшимися 50 процентами акций SMKK.

В конце 2009 года ENRC приобрела опцион, о котором стало известно лишь несколько месяцев спустя, на покупку тех 50 процентов, которые ей еще не принадлежали. Странным было то, что ENRC купила этот опцион не у владельца доли, государственной компании Gécamines, а у доселе неизвестной компании под названием Emerald Star Enterprises Limited. Компания Emerald Star была зарегистрирована на Британских Виргинских островах, одной из самых популярных юрисдикций секретности, незадолго до заключения соглашения с ENRC, что позволяет предположить, что она была создана именно для этой цели. В регистрационных документах Emerald Star нет ничего, что могло бы показать, кто является ее владельцем. Но другие документы, связанные со сделкой, позже раскроют личность ее основного владельца - семейного траста Дэна Гертлера.

На этом этапе все, что было у Гертлера, - это сделка по продаже ENRC доли в SMKK, которой он еще не владел. Вскоре это было исправлено. 1 февраля 2010 года компания Гертлера Emerald Star подписала соглашение с Gécamines о покупке 50-процентной доли конголезского государства в SMKK за 15 миллионов долларов. ENRC должным образом реализовала свой опцион на покупку доли, купив Emerald Star еще за 50 миллионов долларов сверх 25 миллионов долларов, которые она заплатила за опцион. Переплетенные сделки были завершены к июню 2010 года. Вся эта корпоративная возня скрывала простой факт: конголезское государство продало права на сочные медные месторождения за 15 миллионов долларов частной компании, которая тут же продала эти права за 75 миллионов долларов - 60 миллионов долларов убытка для государства и 60 миллионов долларов прибыли для Гертлера.

Конголезский народ был не единственным проигравшим в сделке с SMKK. Похоже, что пострадали и интересы ENRC. Купив первые 50 процентов акций SMKK, ENRC также получила право первоочередного отказа, если Gécamines решит продать вторую половину. Это означало, что ENRC могла купить пакет акций, когда он был предложен компании Дэна Гертлера за 15 миллионов долларов. Вместо этого она заплатила 75 миллионов долларов несколько месяцев спустя, когда доля уже перешла к офшорной компании Гертлера. ENRC не раскрыла условия своего права первоочередного отказа и не ответила на мои вопросы о нем. Возможно, в нем было какое-то условие, согласно которому покупка доли напрямую у Gécamines обошлась бы ENRC дороже, чем через Гертлера. Но, судя по всплывшим подробностям, трудно понять, как олигархи-основатели ENRC считали, что маневр SMKK отвечает интересам остальных инвесторов, купивших акции компании во время ее размещения в Лондоне.

ENRC входила в FTSE 100, престижный список крупнейших британских компаний, в которые пенсионные фонды вкладывают деньги вкладчиков. Инвесторы, купившие акции, когда ENRC разместила часть своих акций в декабре 2007 года, заплатили по 5,40 фунтов стерлингов за акцию, выручив для компании 1,4 миллиарда фунтов стерлингов. В течение шести последующих лет в зале заседаний совета директоров ENRC не прекращались волнения, поскольку основатели-олигархи продолжали оказывать влияние на компанию, которая якобы подчинялась британским правилам управления для зарегистрированных на бирже корпораций. ENRC скупала активы в Африке, включая SMKK, и заключала другие сделки с Гертлером в Конго. Управление по борьбе с мошенничеством находилось в середине расследования (которое все еще продолжается на момент написания этой статьи) деятельности ENRC в Африке и Казахстане, а цена ее акций стремительно падала вниз, когда олигархи объявили, что они планируют с помощью правительства Казахстана выкупить акции, которые они разместили в Лондоне, тем самым снова сделав компанию частной. Предложение было оценено в 2,28 фунта стерлингов за акцию - меньше половины того, что заплатили за них инвесторы, купившие акции в самом начале.

Если некоторые британские пенсионные фонды и биржевые игроки и почувствовали себя обманутыми из-за своих инвестиций в ENRC, их потери были относительно легкими по сравнению с теми, которые сделки Гертлера по принципу "сладкого сердца" нанесли Конго. По самым приблизительным подсчетам, сделанным группой Кофи Аннана "Африканский прогресс", потери конголезского государства от SMKK и четырех других подобных сделок составили 1,36 миллиарда долларов в период с 2010 по 2012 год. Согласно этой оценке, только от этих сделок Конго потеряло больше денег, чем получило в виде гуманитарной помощи за тот же период. Казна Конго настолько прозрачна, что нет никакой гарантии, что, попав туда, эти доходы были бы потрачены на школы, больницы и другие полезные начинания; более того, доходы государства от аренды ресурсов имеют тенденцию усугублять неуправляемость, освобождая правителей от необходимости убеждать электорат платить налоги. Но ни одно государство не может выполнять свои основные обязанности, если оно разорилось. В период с 2007 по 2012 год лишь 2,5 процента из 41 миллиарда долларов, полученных от горнодобывающей промышленности Конго, поступили в скудный бюджет страны. Тем временем теневое государство процветает.

По крайней мере с 1885 года, когда Конго стало личным владением бельгийского короля Леопольда II, посторонние люди были причастны к разграблению природных богатств Конго. Король Леопольд превратил страну в коммерческое предприятие, производя сначала слоновую кость, а затем каучук ценой жизни миллионов конголезцев. В 1908 году Леопольд передал Конго в личное владение бельгийскому государству, которое, желая сохранить влияние на минеральные пласты Катанги после обретения независимости в 1960 году, поощряло сепаратистов региона, помогая свергнуть лидера освобождения Патриса Лумумбу в ходе переворота, спонсированного ЦРУ, который привел к власти Мобуту, ставшего одним из самых алчных клептократов века. Ричард Никсон, Рональд Рейган и Джордж Буш-младший тепло приветствовали его в Вашингтоне. Только после окончания холодной войны Соединенные Штаты оставили Мобуту в бегстве от наступающих повстанцев Лорана Кабилы.

В эпоху глобализации иностранными действующими лицами в машине грабежа Конго являются не монархи или имперские государства, а магнаты и транснациональные корпорации. Помимо таких, как Дэн Гертлер, есть компании, которые ведут с ним дела. Одна из них - ENRC. Другая - Glencore, гигантский, секретный торговый дом, базирующийся в швейцарском городе Цуг, который разместил свои акции на Лондонской фондовой бирже в 2013 году, сразу же став одной из крупнейших британских компаний, зарегистрированных на бирже. В 2010 и 2011 годах Glencore участвовала в сделках, в ходе которых, по подсчетам Африканской группы Кофи Аннана, конголезское государство продало горнодобывающие активы компаниям, связанным с Гертлером, на сотни миллионов долларов дешевле, чем они стоили. (И ENRC, и Glencore настаивают на том, что в их конголезских сделках не было ничего предосудительного).

От многомиллиардных сделок с медью в Катанге до контрабанды колтана с востока страны - грабительская машина Конго распространяется от местных жителей, контролирующих доступ к районам добычи, через посредников до торговцев, мировых рынков и потребителей. Во время войны следователи ООН назвали компании, торгующие минералами, "двигателем конфликта". Старший офицер конголезской армии вспомнил, как Виктор Бут, печально известный агент КГБ, ставший торговцем оружием, который был замешан в незаконной торговле колтаном - и чьи подвиги послужили вдохновением для фильма 2005 года "Повелитель войны", - заезжал сюда по делам. "Он делал здесь ужасные вещи", - сказал мне офицер. Торговля минералами из восточной части Конго охватывает весь мир. В 2012 году, согласно официальным данным, заявленный экспорт минерального сырья из Северного Киву осуществлялся в Дубай, Китай, Гонконг, Швейцарию, Панаму и Сингапур.

Когда в 2008 году Уолл-стрит едва не взорвалась, вызвав экономический хаос далеко за пределами Манхэттена, миру напомнили о масштабах ущерба, который может нанести сложная трансграничная сеть, объединяющая финансовую, экономическую и политическую власть. Реформирующее законодательство, принятое после кризиса, в основном было направлено на борьбу с финансовым шарлатанством, которое процветало в американских банках. Но в конце 848-страничного закона Додда-Франка от 2010 года был пункт, не имеющий ничего общего с субстандартными ипотечными кредитами или коэффициентами ликвидности. Конгресс считает, что добыча и торговля конфликтными минералами, происходящими из Демократической Республики Конго, способствует финансированию конфликта, характеризующегося крайним уровнем насилия в восточной части Демократической Республики Конго", - гласил пункт закона, ставший ответом на многолетнее давление со стороны участников кампании. В будущем компании, использующие в своей продукции колтан и другие ресурсы из Конго, должны будут предоставлять американским регулирующим органам отчет о своей цепочке поставок, подписанный независимым аудитором, и доказывающий, что они не финансируют вооруженные группировки. Это коснется около шести тысяч компаний, среди которых Apple, Ford и Boeing.

Мало кто может поспорить с этим чувством. Но законодательство было разработано в Конгрессе, а не в Конго. Это привело к провалу. Во-первых, определение "вооруженных групп" не учитывало конголезскую армию, которая несет ответственность за мародерство и беспричинное насилие. Кроме того, возникли практические трудности с отслеживанием цепочек поставок в зоне боевых действий. Когда закон Додда-Франка был принят, многие покупатели конголезских минералов просто перевели свой бизнес в другое место, усилив временный запрет на экспорт минералов, введенный Жозефом Кабилой в ответ на давление с целью сгладить беспорядки на Востоке.

Появилось множество схем сертификации "без конфликтов", некоторые из которых связаны с законом Додда-Франка, некоторые - с конголезскими инициативами, а некоторые - с попытками промышленности стереть клеймо со своей продукции. В апреле 2013 года независимый немецкий аудитор, который провел пять дней на колтановых шахтах Эдуарда Мвангачучу, пришел к выводу, что "представленные доказательства не указывают на то, что в добыче участвуют вооруженные группы". Более крупные ополченцы отступили из принадлежащего Мвангачучу уголка Северного Киву; M23, самая угрожающая на сегодняшний день вооруженная группа, разбила лагерь недалеко от угандийской границы, в стороне от основных районов добычи.

Я хотел лично убедиться, ослабевает ли связь между полезными ископаемыми восточного Конго и конфликтом. Я попросил разрешения посетить шахты Мвангачучу. Его не было в городе, и его компания отказалась предоставить мне доступ. Но я знал, что кооператив неофициальных шахтеров также ведет добычу полезных ископаемых в этом районе, который является предметом многолетних споров с Мвангачучу. За три часа езды от Гомы мы миновали поселение, приютившееся в изгибе долины, которая служила базой для повстанцев НКЗН Лорана Нкунды. Дальше находился лагерь для беженцев, перемещенных в результате конфликта M23. У металлических барьеров, обозначающих въезд в каждую деревню, нас окликали молодые люди и предлагали заплатить им. Дети, не старше пяти лет, подражая старшим, соорудили импровизированный блокпост из камней и половины желтой фляги для воды. Они разбегались с дороги, когда приближающиеся машины не успевали затормозить.

Еще один лагерь беженцев обозначил начало Рубайи, шахтерского городка у подножия холмов, который эксплуатируют Мвангачучу и неофициальные шахтеры. Малыши со вздутыми животами - признак недоедания - ковыляли по обочине дороги. Сам город мог похвастаться более прочными домами, чем самодельные палатки переселенцев. Деньги от добычи полезных ископаемых даже позволили построить несколько крепких деревянных домов. Ряды клубней маниоки белели на солнце. Весь город словно причитал - так многочисленны были его младенцы, и этот хор изредка пронзал крик петушка. На тощем стволе дерева развевался оборванный конголезский флаг.

После часа ожидания, пока мы отдадим дань уважения городскому администратору, во время которого местный активист шепнул мне на ухо, что боссы шахты проверяют, не слишком ли много детей на работе, чтобы их посетитель мог увидеть, мы с моими конголезскими спутниками начали восхождение на вершину. По мере подъема вокруг нас кружились красные пылевые дьяволы. Местный житель, который занимался тем, что вытаскивал детей из шахт, указал нам через долину на деревню, где он был одним из немногих выживших после резни хуту, устроенной руандийскими захватчиками в 1997 году.

Носильщики с белыми мешками на головах спускались с вершины по грунтовым тропам, поднимая тучи красно-коричневой пыли. В каждом мешке было до 25 килограммов камня, выточенного из горы. Торопливость носильщиков объяснялась экономическими соображениями: им платили 1000 конголезских франков за проход (около 1 доллара), и они должны были промыть и просеять свой груз в ручье у подножия, прежде чем он начнет долгий путь к границе или к скупщикам в Гоме.

Большинство зарождающихся схем сертификации конголезских минералов работают по принципу маркировки мешков с рудой по мере их выхода из шахты, чтобы подтвердить их происхождение, подражая Кимберлийскому процессу, который был разработан, чтобы остановить поток "кровавых алмазов". Идея заключается в том, чтобы не дать воюющим сторонам обойти эмбарго, выдавая свои минералы за добытые на другом руднике, или контрабандой переправлять их через границы, чтобы конголезский колтан выдавался за руандийский, а ангольские алмазы - за замбийские. Но на этом склоне холма не было видно ни одной бирки. Один из местных жителей, сторонник мира, который пришел с нами на восхождение и держался на расстоянии от боссов горнодобывающей промышленности, возглавлявших подъем, рассказал мне, что часть добываемого здесь колтана тайно пересекает границу с Угандой. Таким образом, он проходит прямо через территорию повстанцев M23.

Склон становился все круче. Земля под ногами уступала место песчаным дюнам. Наконец показался пик из зазубренной породы - гигантская окаменевшая губка из нор, которые шахтеры вырыли вручную. Около двух тысяч шахтеров, все в веллингтоновских ботинках, многие с лопатами и кирками, копошились в ямах и траншеях, некоторые погружались в землю на 15 метров, имея лишь примитивные подпорки, чтобы бока не похоронили их заживо. Некоторые выглядели явно моложе восемнадцати лет. Один из них был явно озадачен белокожим посетителем, чьи волосы были длиннее стандартной конголезской стрижки. "У него мужской голос, - с досадой сказал молодой шахтер одному из моих спутников, - но волосы как у женщины".

На соседнем холме виднелась шахта Мвангачучу. Вся эта территория находилась под его концессией, но у неофициальных шахтеров было достаточно политического влияния, чтобы продолжать работу, невзирая на его протесты, отчасти благодаря этническим маневрам руководства кооператива, состоящего из хуту, против Мвангачучу тутси. Кооператив сопротивлялся неоднократным попыткам Мвангачучу вытеснить их со своей земли, оспаривая обоснованность его притязаний. В ответ Мвангачучу пытался обязать неофициальных старателей продавать всю добычу через его компанию, без чего ему было бы невозможно доказать, что минералы из концессии не идут на финансирование ополченцев.

Главный шахтер Базинга Кабано, хорошо одетый человек с длинной тростью и склонностью к крикам на подчиненных, рассказал мне, что, когда район контролировался НКЗН, шахтерская ассоциация платила повстанцам 50 долларов за разрешение копать. Но он стремился представить свою отрасль не как двигатель войны, а как путь к улучшению. Он объяснил, что некоторые шахтеры закончили обучение, чтобы стать негоциантами - посредниками, которые покупают колтан на шахте и продают его компаниям, которые его экспортируют. Оглядывая кишащую вершину холма, он заявил: "Мы помогаем им жить своей мечтой".

Я отлучился, чтобы поговорить с несколькими шахтерами вдали от босса. Кафанья Салонго был мимолетно похож на суриката, когда его мигающая голова высовывалась из норы в земле. Он был невысокого роста, стройный и сильный - идеальный вариант для человека-ножовщика. В день он добывал сто мешков породы, что приносило 9 долларов. Из них он должен был найти 25 долларов, которые каждый шахтер ежемесячно платил начальству за привилегию копать. Этого недостаточно для семьи, - сказал он мне. Я могу позволить себе немного еды и лекарств, но это все". В тридцать два года у него были жена и двое сыновей. Он смеялся, глядя в лицо опасности. "Да, это выглядит опасно, но мы знаем, как строить шахты, так что все в порядке".

Легко посмеяться над мнением босса о том, что эти шахтеры идут к своей мечте. Работа изнурительная и опасная. Официальная статистика зафиксировала двадцать смертей в результате несчастных случаев на шахтах в Северном Киву в 2012 году, шесть из них - на соседней шахте, которую обслуживает кооператив. Власти отметили, что "очень возможно", что не все случаи смерти были зарегистрированы. Но по местным меркам зарплата шахтеров составляет огромные деньги. Некоторые тратят свои деньги на выпивку и проституток, другие строят лучшие дома.

Запрет Кабилы на добычу полезных ископаемых и бойкот, вызванный законом Додда-Франка, лишили работы тысячи шахтеров из восточной части Конго. По оценкам Всемирного банка, 16 процентов населения Конго прямо или косвенно заняты в неформальной горнодобывающей промышленности, которая составляет лишь малую часть отрасли, если судить по количеству рабочих мест; в Северном Киву в 2006 году доходы от горнодобывающей промышленности обеспечивали примерно две трети доходов государства. Но за четыре года до 2012 года поступления в казну провинциального правительства сократились на три четверти, отчасти из-за того, что чиновники назвали "глобальной криминализацией горнодобывающего сектора" в Восточном Конго. Потери государства - это выгода контрабандистов: когда официальные маршруты закрыты, подпольная торговля восполняет недостаток.

К середине 2013 года запрет Кабилы был частично ослаблен, и в Гоме вновь открылись предприятия, ранее находившиеся в черном списке. Дюжине шахт в Северном Киву, которые правительство посчитало не связанными с вооруженными группировками, был дан "зеленый свет" на экспорт. Но Эммануэль Ндимубанзи, глава горнодобывающего подразделения Северного Киву, сказал мне, что ни одна шахта не маркирует свою продукцию, чтобы покупатели могли определить, на какой шахте она была добыта. Маркировка - это очень дорого", - сказал он. У нас нет партнеров, чтобы платить за это". Он добавил: "Сертификация может произойти только при улучшении безопасности".

Региональные инициативы все чаще отслеживают поставки колтана и других руд, хотя Северное Киву и отстает. Некоторые участники кампаний приветствуют то, что, как представляется, в результате усилий по сертификации и поддерживаемого ООН наступления на вооруженные группировки значительно сократились задокументированные связи между ополченцами и местами добычи. Постепенно западные группы производителей электроники составляют списки одобренных плавильных заводов, которые могут продемонстрировать, что их металлы поступают из шахт, не приносящих выгоды конголезским ополченцам, хотя в 2014 году группа Global Witness предупредила, что первые отчеты о цепочке поставок, которые американские компании, покупающие конголезские минералы, теперь обязаны предоставлять регулирующим органам, "не содержат сути". Немецкий федеральный институт геонаук и природных ресурсов разработал технологию "отпечатков пальцев", позволяющую отследить партию руды до шахты, из которой она была добыта. При комплексном применении эта технология могла бы предотвратить поступление на международный рынок полезных ископаемых с шахт, контролируемых ополченцами, если бы она сочеталась с программой сбора оперативной информации, позволяющей отслеживать все добывающие операции ополченцев.

Маловероятно, что схемы сертификации смогут надежно охватить весь горнодобывающий бизнес Восточного Конго. Чистые горняки оказались зажатыми, поскольку отступление западных покупателей позволило китайским компаниям получить почти монополию на конголезский колтан, что дает им возможность диктовать цены. Усилия по установлению контроля над торговлей минералами могут сократить доходы вооруженных группировок, но это происходит за счет ослабления и без того нестабильных средств к существованию копателей и носильщиков восточного Конго и их иждивенцев. В стране, где правит закон блокпоста, подобные инициативы могут выглядеть квиксией. Как пишет Алоис Тегера из Института полюса в Гоме, один из самых проницательных комментаторов восточного Конго: "Без конголезского государства, способного играть свою роль в контроле и управлении делами, как можно декриминализировать полезные ископаемые Киву?"

В преддверии выборов 2011 года и в последующие месяцы сделка SMKK и другие подобные сделки фактически перевели сотни миллионов долларов из государства в руки близкого друга президента. Дэн Гертлер выступал в качестве эмиссара президента, осуществляя дипломатические миссии в Вашингтон и Руанду. "Правда в том, что в наши очень трудные времена были инвесторы, которые приходили и уходили, а были и те, кто выдержал ураган", - сказал Кабила о Гертлере. "Он один из них". Кабила мог бы добавить, что некоторые из тех, кто ушел, сделали это, когда их активы были конфискованы - и, в некоторых случаях, переданы Гертлеру.

Гертлер утверждает, что он отнюдь не хищник, а один из величайших благодетелей Конго. Он и его представители с некоторым основанием отмечают, что в отличие от самых отъявленных скупщиков активов, которые не делают ничего, кроме как с помощью взяток и связей получают права на добычу полезных ископаемых, а затем продают их, Гертлер в Конго действительно добывает полезные ископаемые, причем много. Его компания, Fleurette Group, утверждает, что инвестировала 1,5 миллиарда долларов "в приобретение и развитие горнодобывающих и других активов в ДРК", что она обеспечивает двадцать тысяч рабочих мест в Конго и что она входит в число крупнейших налогоплательщиков и филантропов страны. Сам Гертлер заявил, что его работа в Конго достойна Нобелевской премии.

Смерть Катумбы вызвала содрогание в рядах режима Кабилы. Потенциальные инвесторы, единственным контрактом которых было соглашение, достигнутое с Катумбой, испарились после авиакатастрофы. Но президент и Гертлер, братья по духу, сохранили теневое правительство, которое помог создать Катумба. Гертлер занялся нефтяной промышленностью, осматривая новые перспективные участки на озере Альберт. Что касается Кабилы, то ему предстоит решить, будет ли он баллотироваться на следующих выборах, которые состоятся в 2016 году. Для этого ему придется убедить национальную ассамблею изменить конституцию и отменить ограничение на два срока для президентов, а затем провести то, что, как сказал мне один наблюдатель за выборами 2011 года, должно быть "огромной фальсификацией", чтобы преодолеть возмущение электората. Чтобы справиться с такой дорогостоящей задачей, Кабиле придется снова запустить машину грабежа.

 

3. Инкубаторы бедности

 

Начальник пограничной заставы испустил еще один долгий вздох. 'Присутствую'. Ожидание длилось уже несколько часов. Уже не в первый раз я оказался во власти темпераментного факса. Я пытался пересечь границу Нигерии с ее северным соседом, Нигером, где официальный язык меняется с английского на французский. Кто-то в визовом отделе посольства Нигера в Нигерии забыл отправить в штаб-квартиру тот или иной документ, подтверждающий мою визу, и отправить его по факсу оказалось непросто. Я сидел на крыльце пограничного поста, глядя на выжженную местность, ведущую к Сахаре. Козы, голодные и искалеченные люди слонялись между проветриваемыми строениями, облепленными клубами пыли. Периодически начальник пограничного поста звонил по мобильному телефону, чтобы уточнить, пропустят ли меня. Затем он снова погружался в созерцательное молчание, говоря лишь о том, что "эта бесконечная жара". Солнце плавило горизонт до блеска. "Присутствую".

Утро, проведенное рядом с неразговорчивым начальником пограничной службы, дало мне возможность понаблюдать за одним из немногих эффективных институтов в этой части мира: за контрабандой. Десятки грузовиков стояли в очереди, чтобы пересечь границу Нигера с Нигерией. Их содержимое выглядело достаточно безобидно: многие из них содержали текстиль и одежду, предназначенные для рынков Кано и Кадуны, двух главных городов Северной Нигерии.

Оружие и невольный людской трафик пересекают северную границу Нигерии тайно. Но поток контрафактного текстиля китайского производства стал настолько объемным, что сохранить его в тайне невозможно, даже если бы секретность была необходима для обеспечения его безопасного прохождения. Тем не менее, большая часть поставок проходит под покровом темноты. Те, кто контролирует эту торговлю, занимаются высокоорганизованным "подкупом" пограничников, что облегчает транзит текстиля.

Нигерийский отрезок - лишь последняя часть 10 000-километрового пути. Он начинается на китайских фабриках, где производятся имитации текстиля, который нигерийцы раньше производили для себя, с их фирменными красками и восковым блеском на ощупь. Они прибывают в порты западной Африки, в первую очередь в Котону, столицу Бенина, крошечной страны рядом с Нигерией, которая, подобно Черногории в Европе или Парагваю в Южной Америке, стала государством, основным видом экономической деятельности которого является перевалка контрабанды. В портах партии контрафакта перегружают в грузовики и везут либо прямо через сухопутную границу между Бенином и западной Нигерией, либо через Нигер и кружным путем к пограничному посту с его неразговорчивым начальником. По оценкам, объем торговли составляет около 2 миллиардов долларов в год, что эквивалентно примерно пятой части всего зарегистрированного годового импорта текстиля, одежды, тканей и пряжи во всей Африке к югу от Сахары.

Контрабанда здесь - давно известная профессия. До того как колониальные картографы установили границу, сегодняшние контрабандные маршруты были путями законной торговли. Граница обозначает разграничение британской и французской территорий в Западной Африке, но естественного языкового или этнического разделения не существует. Люди по обе стороны говорят на хауса - языке, в котором слово "контрабанда", "сумога", имеет менее уничижительный оттенок, чем его английский эквивалент. Боссы контрабандистов-текстильщиков - олигархи северных приграничных районов. Для тех, кто находится у них на содержании, они могут быть щедрыми благодетелями.

Не будучи рулоном поддельной западноафриканской ткани, я не был приоритетом для обработки. В конце концов у начальника пограничной службы зазвонил телефон. Мы поехали, проезжая мимо грузовиков с надписью "Chine" на боку - наглое указание на происхождение груза. Еще одно имя осталось незаписанным - имя владельца грузовика. Здесь мало кто осмеливается говорить его открыто. Но на юге, где грузовики с контрафактным текстилем несут экономическую разруху, я уже слышал, как об этом шептались год назад.

Страна с населением 170 миллионов человек, в которой живет каждый шестой африканец, четыре основные этнические группы, подразделяющиеся на сотни других, говорящих на пятистах языках и скрепленных между собой по прихоти британских колониальных администраторов; расколотая между севером, который в основном следует Аллаху, и югом, более пристрастным к христианскому Богу и анимистским божествам; Опустошенная коррупцией, благодаря которой правящий класс разжирел до огромных богатств, в то время как большинству остальных не хватает средств, чтобы наполнить свой желудок, вылечить свои болезни или дать образование своим детям; униженная репутацией страны, не вносящей в человеческие усилия ничего, кроме продажных политиков и хитроумных афер, - Нигерия заплатила немалую цену за сомнительную честь быть крупнейшим производителем нефти на континенте.

Нефть начала поступать в 1956 году, за четыре года до обретения независимости от Великобритании. Почти сразу же она начала разрушать Нигерию. Две трети новообретенных запасов нефти находились на территории, на которую претендовали сепаратисты, провозгласившие в 1967 году Республику Биафра, что повысило ставки в противостоянии между этническими блоками, боровшимися за власть в молодой стране. В ходе последовавшей гражданской войны погибло от пятисот тысяч до двух миллионов нигерийцев, многие из которых умерли от голода. Нигерия осталась целой, но все надежды на то, что она сможет взойти как черная звезда и возглавить независимую Африку, рассеялись, поскольку диктатор сменял диктатора-губителя. Вместо этого она стала государством-нефтяником, где нефть составляет четыре из каждых пяти долларов государственных доходов, а получение доли ресурсной ренты - это борьба не на жизнь, а на смерть.

Дельта Нигера, лабиринт ручьев, где река Нигер впадает в море на южной окраине Нигерии, оказалась богатейшим источником нефти. Вместе с последующими открытиями на шельфе это позволило Нигерии стать крупным поставщиком нефти в США и четвертым по величине источником импорта нефти в Европу. Немногие страны могут претендовать на роль столь важного источника основного ингредиента мировой экономики, работающей на нефти. Запасы природного газа в Нигерии, которые, по оценкам, являются восьмыми по величине на планете, почти не используются, но на них уже приходится каждый двадцатый кубический фут, который импортирует Европейский союз.

Коварное влияние нефти проникает за пределы жестокой, опустошенной и нищей дельты Нигера. Я прожил в Нигерии менее двух недель, когда приехал в Кадуну. Этот город является воротами между христианским югом и северной половиной страны - территорией, которая простирается до границы с Нигером и когда-то была частью исламского халифата, основанного джихадом Усмана дан Фодио двести лет назад. Кадуна находится в неспокойном Среднем поясе, подверженном вспышкам коммунального насилия, когда политика патронажа, облеченная в одежды религии или этнической принадлежности, становится кровавой.

Душным воскресным утром друг провел меня по центральному рынку Кадуны - кишащей сетке деревянных киосков. Многие из них торговали одеждой. На некоторых были опечатки, ставшие фирменным знаком фальшивомонетчиков: 'Clavin Klein' - гласила этикетка одной рубашки. На других красовался эквивалент значков appellation d'origine contrôlée, которые французские виноградари и сыроделы прикрепляют к своей продукции. На этикетках значилось: "Сделано в Нигерии". Но и они были поддельными. Айке, молодой торговец с востока, рассказал мне, что запасался фальшивыми этикетками, когда ездил на север в Кано, чтобы пополнить запасы кружев. В основном все делается в Китае, - объяснил другой торговец, продающий джинсы.

В киоске Раймонда Оквуаньину я нашел рулоны и рулоны цветной ткани, которая используется для пошива популярных брюк. Здесь не было никаких попыток уловки. Рэймонд сказал мне, что все дело в простой экономике. Нигерия может быть крупнейшим источником африканского экспорта энергии, но она производит только столько электричества, чтобы питать один тостер на каждые сорок четыре своих жителя. Миллиарды долларов, выделенные на ремонт обветшалых электростанций и ветхих сетей, были растрачены или разворованы. Приватизация, проведенная в последние годы, дала слабую надежду на улучшение ситуации, но пока Нигерия производит лишь вдвое меньше электроэнергии, чем Северная Корея. Даже тем, кому посчастливилось подключиться к действующему кабелю, приходится вести безумные переговоры с организацией, которая раньше называлась Национальным управлением электроэнергетики, или NEPA (но известна как Never Expect Power Anytime). Ее ребрендировали в Power Holding Company of Nigeria, или PHCN (пожалуйста, держите свечи поблизости или, попросту, проблема сменила название). Большинству приходится довольствоваться хрипящими дизельными генераторами. В стране, где 62 процента людей живут менее чем на 1,25 доллара в день, эксплуатация генератора обходится примерно в два раза дороже, чем средний британец платит за электричество.

Из-за непомерной стоимости электроэнергии производство нигерийского текстиля обходится дорого. Раймонд, торговец из Кадуны, сказал мне, что может продавать брюки из китайской ткани на две трети дороже, чем из нигерийской, и при этом получать прибыль. Хиллари Умунна, живущая через несколько прилавков, согласилась с ним. Попытка правительства поддержать нигерийский текстильный сектор путем запрета импорта оказалась тщетной, считает Хиллари, обмотав портновскую ленту вокруг плеч. "Теперь эти вещи, - сказал он, показывая на свои изделия, - говорят, что это контрабанда. Они не могут их произвести, но они их запрещают. Так что приходится провозить контрабандой".

Удешевление контрабандной одежды по сравнению с местной было хорошей новостью, по крайней мере, на первый взгляд, для клиентов торговцев, испытывающих трудности, но не для работников нигерийской текстильной промышленности. "Ситуация плачевная", - сказал Хиллари, видимо, не понимая, что он и его коллеги причастны к гибели своих соотечественников. Все наши текстильные фабрики закрылись. Рабочие теперь на улицах".

В середине 1980-х годов в Нигерии было 175 текстильных фабрик. За четверть века после этого все, кроме 25, закрылись. Многие из тех, что продолжают существовать, работают лишь на малую долю своей мощности. Из 350 000 человек, занятых в отрасли в период ее расцвета, что делало ее важнейшим производственным сектором Нигерии, все, кроме 25 000, потеряли работу. Импорт составляет 85 процентов рынка, несмотря на то, что импорт текстиля запрещен законом. По оценкам Всемирного банка, стоимость текстиля, ввозимого в Нигерию контрабандой через Бенин, составляет 2,2 миллиарда долларов в год, в то время как местное нигерийское производство сократилось до 40 миллионов долларов в год. В 2009 году группа экспертов, работавших на Организацию Объединенных Наций, пришла к выводу: "Нигерийская текстильная промышленность находится на грани полного краха". Учитывая кризис электроснабжения, практически непроходимое состояние нигерийских дорог и поток контрафактной одежды, удивительно, что промышленность продержалась так долго, как продержалась.

Последствия этого краха трудно оценить в количественном выражении, но они отражаются на экономике Нигерии, особенно на севере страны. Около половины из миллиона фермеров, которые раньше выращивали хлопок для снабжения текстильных фабрик, больше не занимаются этим, хотя некоторые перешли на выращивание других культур. Официальные рабочие места в Нигерии скудны и ценны. Каждый работник текстильной промышленности содержит, возможно, полдюжины родственников. Можно с уверенностью сказать, что разрушение нигерийской текстильной промышленности искалечило миллионы жизней.

После того как я покинул рынок Кадуны, мой друг отвел меня на встречу с теми, кто сильнее всего ощутил на себе крах отрасли. Сидя на шатких партах в полумраке классной комнаты рядом с церковью, где некоторые христиане Кадуны громко просили высшие силы о помощи, девять уволенных текстильщиков изливали свои горести. Только в Кадуне исчезли десятки тысяч рабочих мест в текстильной промышленности, рассказали мне работники фабрики. Я видел фабрику, на которой работали некоторые из них. Ворота завода United Nigerian Textiles были наглухо закрыты. Высокие стены украшало зазубренное стекло, а одинокий охранник стоял на страже, охраняя находящиеся внутри механизмы на случай, если когда-нибудь они снова заработают. Ни одно живое существо не появлялось и не исчезало, кроме желтоголовых ящериц, копошащихся в подлеске.

Отец Мэтью Хассан Кука с болью вспоминал тот день, когда фабрика, последняя в Кадуне, закрыла свои двери в прошлом году. Гимны его воскресной службы стихли. Подобно архиепископу Десмонду Туту в Южной Африке, Кука является фигурой морального авторитета в Нигерии - и разделяет с Туту подрывное чувство юмора перед лицом испытаний. Голос Кукаха звучит так, как мало кто может. Гибель текстильной промышленности Кадуны вытеснила жизнь из города, сказал он мне, сидя в жарком кабинете над своей ризницей и облачившись в простое черное одеяние. Мы откатились на двадцать лет назад, - сказал он. В семидесятые годы был текстиль, люди были энергичны. Но то поколение не смогло произвести на свет молодую, восходящую элиту. Именно такими должны были быть их дети". Обедневшие жители Кадуны ушли в свою этническую и религиозную идентичность. Сейчас Кадуна - это история двух городов", - говорит священник. По эту сторону реки живут христиане, по другую - мусульмане".

Упадок Кадуны - лишь один из симптомов того, что Нигерия скатывается в нищету, - продолжал Кука. Национальный политический класс отказался от гражданского долга, чтобы вместо этого набить собственные карманы. Социальная ткань была разрушена. В результате распада государства все, от президента до президента, пытаются найти свою собственную власть, свою собственную безопасность. Люди снова прибегают к услугам групп самосуда". Насилие стало стилем жизни. Везде в мире гетто воспламеняются. Север - это инкубатор бедности".

Бывшие работники мельниц из числа прихожан Кукаха и мусульман Кадуны разделяли эту бедность: покупка еды, не говоря уже о плате за обучение, которая взимается даже в полуразрушенных государственных школах, была ежедневным испытанием. Рабочие мельницы рассказали мне, что они пытались провести демонстрацию у дома губернатора штата, но полиция заблокировала их. Федеральное правительство неоднократно обещало выручить отрасль, но помощи так и не дождалось. Более дальновидные рабочие понимали, что в любом случае игра проиграна. Даже если им удастся снова запустить фабрики, китайская контрабанда настолько захватила рынок, что нигерийским предприятиям будет невозможно конкурировать. И было кое-что, что ускорило отправку мельниц в мусорную корзину глобализации. Шаркая ногами и настороженно оглядываясь по сторонам в поисках тех, кто мог бы подслушивать, мужчины пробормотали одно слово: "Мангал".

Альхаджи Дахиру Мангал - бизнесмен, чье состояние исчисляется миллиардами, доверенное лицо президентов, правоверный мусульманин и филантроп, чья авиакомпания перевозит нигерийских паломников на ежегодный хадж в Мекку. Он также входит в число крупнейших контрабандистов Западной Африки.

Выросший в Кацине, последнем форпосте перед границей Нигерии с Нигером, Мангал получил мало формального образования. Более космополитичные нигерийские бизнесмены говорят о нем со смесью снобизма, зависти и страха. Он начал свою карьеру подростком в 1980-х годах, последовав за отцом в импортно-экспортный бизнес, и быстро сделал трансграничные грузовые маршруты своими собственными. "Он проницателен, - сказал мне один знакомый северный лидер. Он знает, как делать деньги".

В самых тенистых уголках мастерской мира Мангал нашел идеальных деловых партнеров. Китайцы атаковали сердце индустрии: сегмент восковой печати и африканской печати, - объяснил мне консультант, который провел годы, исследуя - и пытаясь обратить вспять - медленную смерть нигерийского текстиля. В 1990-х годах китайские фабрики начали копировать западноафриканские дизайны и открывать свои собственные филиалы в регионе. Это на 100 процентов нелегально, но контрабандой занимаются местные жители", - продолжил консультант. По его словам, в Китае насчитывается шестнадцать фабрик, занимающихся производством текстиля со значком "Сделано в Нигерии". Какое-то время китайский материал был гораздо ниже по качеству, чем нигерийский, но по мере роста китайских стандартов этот разрыв сокращался. Китайцы стали контролировать рынок, объединившись с нигерийскими продавцами. Мангал выступает в роли посредника, связующего звена между производителем и дистрибьютором, управляя теневой экономикой, в которую входят пограничные власти и его политические союзники. Как и многие другие, кто наживается на "проклятии ресурсов", он пользуется скрытыми путями глобализированной экономики.

Сеть складов и агентов Мангала простирается до Дубая, эмирата Персидского залива, где ведется большая часть подпольного африканского бизнеса, и далее в Китай и Индию. Положите товар на его склад, и он провезет контрабанду", - сказал мне один из ведущих северных банкиров. Он контролирует импорт всего, что требует уплаты пошлин или является контрабандой".

Со своей базы в Кацине Мангал организует импорт продовольствия, топлива и всего того, что могут пожелать его богатые нигерийские клиенты. Но основная часть его операций - это текстиль, из-за которого погибла местная промышленность. По слухам, он берет фиксированную плату в размере 2 миллионов найр (около 13 000 долларов) за груз, плюс стоимость товара. В 2008 году Мангал, по оценкам, ежемесячно переправлял через границу около сотни 40-футовых контейнеров.

Удача Мангала взлетала и падала вместе с чередой диктаторов Нигерии. Когда в 1999 году в стране вернулась демократия и, как принято считать, верховенство закона, ему понадобились союзники в новом порядке. Он нашел его в лице Умару Яр'Адуа. Народно-демократическая партия, объединяющая большинство нигерийской политической элиты, которая будет доминировать в новом устройстве, выбрала Яр'Адуа на пост губернатора родного штата Мангала,Кацины. Несколько северных лидеров, бизнесменов и правительственных инсайдеров рассказали мне, что Мангал был одним из самых щедрых спонсоров двух успешных губернаторских кампаний Яр'Адуа - в 1999 и 2003 годах.

Однако политическая щедрость мастера контрабанды не сделала его полностью неуязвимым. Примерно в 2005 году Олусегун Обасанджо, бывший военный правитель, начинавший в то время свой второй президентский срок, решил что-то предпринять против контрабанды и ущерба, который она наносила текстильной промышленности. По словам консультанта, участвовавшего в лоббировании интересов президента, Обасанджо сообщили, что Мангал - "главарь". Обасанджо направил Насира Эль-Руфаи, министра северного происхождения с репутацией реформатора, чтобы тот попытался заставить Мангала навести порядок. Эль-Руфаи рассказал мне, что достиг соглашения с Яр'Адуа, получавшим щедрое финансирование предвыборной кампании Мангала и его политическим покровителем, и контрабандист постарается превратиться в законного бизнесмена.

Эль-Руфаи вспоминал, что Мангал спросил его: "Почему Обасанджо называет меня контрабандистом? Я просто занимаюсь логистикой. Я не покупаю контрабандные товары. Я просто оказываю услуги". Мангал рассказал Эль-Руфаи, что у него есть парк из шестисот грузовиков, курсирующих по торговым маршрутам. Он пообещал переключиться на нефтепродукты - еще один проверенный временем способ получения денег для нигерийских торговых баронов, связанных с политикой. Но незаконная торговля текстилем продолжалась, а деятельность Мангала оставалась под пристальным вниманием. Нигерийская Комиссия по экономическим и финансовым преступлениям, традиционно служившая лишь инструментом для сведения политических счетов, обрела некоторые зубы и независимость под руководством энергичного борца с мошенничеством Нуху Рибаду. Она начала проявлять интерес к Мангалу. Но затем боги нигерийской нефтеполитики вновь улыбнулись контрабандисту.

Когда попытки Обасанджо изменить конституцию, чтобы получить право на третий президентский срок, были пресечены, он попытался сохранить свое влияние за кулисами, вытащив Яр'Адуа из безвестности Кацины, чтобы тот стал кандидатом от Народно-демократической партии на президентских выборах 2007 года - что было равносильно, учитывая доминирующее положение партии, вручению ему ключей от президентского дворца. Мангал внес свой вклад в президентскую кампанию Яр'Адуа вместе с другими сторонниками, которые также привлекли внимание антикоррупционного отдела. Вскоре после вступления Яр'Адуа в должность они получили свою расплату. Рибаду был вынужден уйти, а антикоррупционное подразделение вырвало зубы. Как только Яр'Адуа стал президентом, [Мангал] получил чистый чек", - сказал мне Эль-Руфаи, которого Яр'Адуа также отправил в пустыню. Это был еще один смертельный удар по текстильной промышленности Севера.

Мангал и остальные криминальные авторитеты северной Нигерии могут проследить свою гегемонию - и свои распри с брошенными текстильщиками - до открытия нефти в дельте Нигера.

В 1959 году, через три года после того, как Royal Dutch Shell добыла нефть в промышленных объемах в Дельте, компания в партнерстве с американской Exxon пробурила еще одну скважину у деревни Слохтерен на севере Нидерландов. Они открыли крупнейшее газовое месторождение в Европе. Последовала газовая бонанза. Однако вскоре голландцы начали сомневаться, действительно ли это открытие было благословением. Люди, не занятые в энергетической отрасли, начали терять работу. В других секторах экономики начался спад, который журнал The Economist в 1977 году назвал "голландской болезнью".

То, что произошло в Нидерландах, не было единичной вспышкой, даже если процветающая европейская страна оказалась лучше многих других способна противостоять ей. Голландская болезнь - это пандемия, симптомами которой во многих случаях являются бедность и угнетение.

Болезнь попадает в страну через ее валюту. Доллары, которыми расплачиваются за экспортируемые углеводороды, минералы, руду и драгоценные камни, толкают вверх стоимость местной валюты. Импорт становится дешевле по сравнению с продукцией местного производства, ущемляя интересы отечественных предприятий. Пахотные земли пустуют, поскольку местные фермеры обнаруживают, что импортные товары вытесняют их продукцию. В странах, начавших индустриализацию, процесс идет вспять, а те, кто стремится к индустриализации, оказываются в затруднительном положении. Переработка природного сырья может увеличить его стоимость в четыреста раз, но, не имея промышленного потенциала, сырьевые страны Африки наблюдают, как их нефть и минералы уплывают в сыром виде, а стоимость накапливается в других местах.

Возникает цикл экономической зависимости: упадок других отраслей экономики усиливает зависимость от природных ресурсов. Возможности ограничиваются ресурсным бизнесом, но только для немногих: в то время как шахты и нефтяные месторождения требуют огромных капиталовложений, в них занято ничтожное количество работников по сравнению с сельским хозяйством или производством. Когда нефть или добыча высасывают жизнь из остальной экономики, инфраструктура, которая могла бы способствовать расширению возможностей, - электросети, дороги, школы - остается без внимания.

В Африке "голландская болезнь" носит хронический и изнурительный характер. Вместо широкой экономики с индустриальной базой, обеспечивающей массовую занятость, порождается бедность, а сырьевой сектор становится анклавом изобилия для тех, кто его контролирует. Доля обрабатывающей промышленности в общем объеме производства африканской экономики сократилась с 15 процентов в 1990 году до 11 процентов в 2008 году. Телекоммуникации и финансовые услуги переживают бум, но путь к индустриализации перекрыт. В те самые годы, когда Бразилия, Индия, Китай и другие "развивающиеся рынки" преобразовывали свои экономики, сырьевые государства Африки оставались привязанными к нижней части цепочки промышленного производства. Доля Африки в мировой обрабатывающей промышленности в 2011 году находилась там же, где и в 2000 году: на уровне 1 процента.

В Африке есть районы, где развито производство, в частности в Южной Африке, где платина используется для изготовления катализаторов, и в Ботсване, где зарождающаяся ограночная промышленность сохраняет часть процесса повышения стоимости алмазов. Но гораздо чаще встречаются такие достопримечательности, как заброшенный сборочный завод General Motors, который когда-то гудел за пределами Киншасы, или супермаркет в Луанде, который может похвастаться восемью сортами консервированного горошка, ни один из которых не является отечественным, хотя Ангола может похвастаться достаточным количеством пахотных земель, чтобы покрыть Германию. Сырьевой бум последнего десятилетия, который заставил хедж-фонды и инвестиционных аналитиков пускать слюну по поводу экономических перспектив Африки, возможно, даже ухудшил ситуацию для тех, кто оказался за пределами ресурсного пузыря. В то время как Нигерия демонстрировала ежегодный рост валового внутреннего продукта более чем на 5 процентов, безработица выросла с 15 процентов в 2005 году до 25 процентов в 2011 году. Безработица среди молодежи оценивалась в 60 процентов.

В результате пересчета ВВП Нигерии в 2014 году с учетом до сих пор не учтенного бума в сфере услуг, таких как телекоммуникации и банковское дело, самая густонаселенная страна Африки официально стала крупнейшей экономикой, обогнав Южную Африку. Пересмотр статистики не сделал нигерийцев менее бедными, но позволил вдвое снизить долю нефти в ВВП - до 14 процентов. Новые цифры показывают, что Нигерия - это нечто большее, чем просто нефтяной анклав", - заявил The Economist. "Нигерия теперь выглядит как экономика, к которой стоит относиться серьезно".

Но нефть настолько развратила Нигерию, что для тех, кто пытается честно заработать, перспективы удручающие. Ричард Акереле, ветеран британско-нигерийского бизнеса из старинной лагосской семьи, чьим последним начинанием стало создание новой линии пассажирских люксов в африканских аэропортах, отличается почти невозмутимо веселым нравом. Однако даже он теряет надежду.

У нас здесь есть все, все, - сказал мне Акереле. Но наши люди бедны, и наше общество бедно". Мы сидели в баре на берегу воды на одном из островов в верхней части Лагоса. Солнце плясало на воде, отделяющей богатые острова от кишащей массы человечества на материке, с его обилием переполненных желтых автобусов, какофонией афробита и генераторов, вызывающе одетыми жителями трущоб.

Для поколения Акереле в том, во что превратилась Нигерия, есть что-то глубоко пронзительное. Он был прав - у Нигерии есть все: плодородные земли, огромные природные богатства, университеты, которые в годы после обретения независимости были предметом зависти всей Африки, обилие интеллекта и изобретательности, отражающееся в легкости, с которой нигерийские экспатрианты добиваются успеха за рубежом, романисты, получившие Нобелевскую премию, и ловкие бизнесмены. Но нефть изранила сердце Нигерии. Акереле, который некоторое время работал с Тайни Роуландом из Lonrho, одним из самых успешных и спорных горнодобывающих магнатов Африки, лучше многих знает, что ресурсная индустрия сделала с его страной и континентом.

Однажды вечером, когда мы с ним были последними, кто еще собирался в три часа ночи после веселого вечера, проведенного в попытках высмеять недуги Нигерии, я спросил Акереле, что он предвидит для Африки. Выражение его лица, обычно веселое, упало. Африка станет шахтой, - сказал он, - а африканцы будут трутнями мира".

Рынок электроники в Алабе провозглашает себя самым большим в Африке. Это разросшийся базар, расположенный рядом с забитой дорогой, известной, как скоростное шоссе, которая проходит через материковую часть Лагоса, где проживает большинство из 20 миллионов жителей города. Здесь продаются атрибуты жизни среднего класса: холодильники и телефоны, стереосистемы и телевизоры. Торговцы гордятся тем, что благодаря им средства для безбедного существования стали доступны большему числу их соотечественников, а не только элите, которая была единственным покупателем на рынке до появления более дешевых товаров китайского производства. Но, как и на текстильных рынках Севера, повсеместное присутствие товаров иностранного производства свидетельствует о почти полной неспособности Нигерии развить собственный сильный производственный сектор.

Когда я бродил среди штабелей бытовой техники, один из торговцев отозвал меня в сторону. Околи было пятьдесят девять лет. Он тридцать лет продавал радиоприемники и выяснял, как нефтеполитика Нигерии формирует динамику спроса и предложения.

По словам Околи, дела в то время шли медленно. Это был май 2010 года: Греция стояла на грани дефолта по своим долгам, и я предположил, что причиной замедления темпов роста в Alaba был еще один симптом бедствий мировой экономики. Я ошибался. "Денег стало меньше, - объяснил Околи, - так как президент заболел".

Здоровье Умару Яр'Адуа было слабым задолго до его восхождения на высший пост. Состояние почек президента было излюбленной темой разговоров среди таксистов и в барах отелей, где собирались бизнесмены и политики. В последние недели 2009 года у Яр'Адуа начало отказывать сердце. Его срочно отправили на лечение в Саудовскую Аравию, что вызвало политический паралич.

Рынок Алаба испытывал трудности, потому что система патронажа остановилась. Это была прекрасная иллюстрация того, что Ну Саро-Вива, дочь казненного активиста из дельты Нигера Кена Саро-Вивы, назвала нигерийской "контрактократией". Бенефициары государственных контрактов, которые извлекают нефтяную ренту из нигерийской системы патронажа, - как выгодные подрядчики, так и чиновники и политики, которые участвуют в сделках, - при обычных обстоятельствах тратили бы часть своих сомнительных доходов в таких местах, как рынок Алаба. Но долгая болезнь Яр'Адуа и последовавшая за ней борьба за власть привели к тому, что контракты не подписывались. Отток средств из машины грабежа был временно перекрыт. Но Околи не был слишком обеспокоен. Вскоре контрактократия возобновит нормальную работу. Общественные блага, которые должны были обеспечить контракты, не будут реализованы - субсидированное топливо будет выкачано, ямы останутся незаделанными, свет не будет гореть, - но, по крайней мере, теневая экономика снова придет в движение. Если правительство даст деньги подрядчикам, деньги дойдут до нас", - говорит Околи.

Околи уловил главную истину о том, как работают ресурсные государства. Требуя соблюдения своих прав от британских колониальных правителей, американские революционеры заявили, что не будет налогообложения без представительства. Верно и обратное: без налогообложения нет представительства. Не будучи финансируемыми народом, правители ресурсных государств не обязаны ему подчиняться.

Если брать Африку в целом, то на каждые шесть долларов, которые правительства получают от прямого налогообложения - налогов на доходы населения и прибыль компаний, - приходится десять долларов от налогов на добычу и экспорт ресурсов. В Мали на золото и другие полезные ископаемые приходится 20 процентов государственных доходов; в Чаде, нефтедобывающей стране, доходы от ресурсов составляют более половины всех доходов. В Нигерии продажа сырой нефти и природного газа приносит около 70 процентов государственных доходов; в новорожденном Южном Судане этот показатель составляет 98 процентов. Налоги, таможенные сборы и доходы от продажи государственных активов - то, на что опираются промышленно развитые страны при финансировании государства и что требует согласия населения, - имеют гораздо меньшее значение, чем обеспечение притока ресурсных денег. Пересчет ВВП Нигерии в 2014 году показал, что после вычета налогов от нефтяной промышленности правительство получает от населения всего 4 процента своих доходов.

Способность правителей африканских сырьевых государств управлять страной, не прибегая к народному согласию, лежит в основе "проклятия ресурсов". Ресурсный бизнес разрывает общественный договор между правителями и управляемыми - идею, сформированную такими политическими философами, как Руссо и Локк, о том, что правительство черпает свою легитимность в согласии людей пожертвовать определенными свободами в обмен на то, что облеченные властью люди будут отстаивать общие интересы. Вместо того чтобы призвать своих правителей к ответу, граждане ресурсных государств вынуждены бороться за долю награбленного. Это создает идеальную налоговую систему для поддержки автократов, от королевской семьи Саудовской Аравии до сильных мира сего прикаспийских государств. А данные, собранные Полом Колье, профессором Оксфордского университета, который всю свою карьеру изучал причины африканской бедности, говорят о еще более коварном эффекте. "Суть ресурсного проклятия, - пишет Коллиер, - в том, что оно приводит к сбоям в работе демократии".

По оценкам Кольера, как только рента от природных ресурсов превышает 8 процентов ВВП, экономика страны, в которой проводятся конкурентные выборы, обычно растет на 3 процентных пункта медленнее, чем экономика аналогичной автократической страны. Исследование Кольера показывает, что в странах, где значительная доля национального дохода поступает от отраслей, связанных с природными ресурсами, цель выборов подрывается. Обычно конкуренция на выборах является здоровой, обеспечивая определенную подотчетность избранных должностных лиц. Политические партии могут быть вытеснены с должностей. Однако в сырьевых государствах, которые проходят через мотивы демократии, правила, регулирующие как завоевание власти, так и ее использование, перевернуты с ног на голову. Большее этническое разнообразие усугубляет ситуацию, предъявляя повышенные требования к системе патронажа. Там, где политика патронажа невозможна, люди, которых привлекает политика, скорее всего, будут интересоваться вопросами предоставления государственных услуг", - пишет Кольер. Конечно, в обществах, где патронаж возможен, это работает в обратном направлении: демократическая политика привлекает скорее мошенников, чем альтруистов". У Кольера есть название для этого закона политики ресурсных государств: "выживание самых толстых".

Поддержание власти с помощью патронажа обходится дорого. Но самообогащение - это часть приза. И все эти украденные деньги должны куда-то деваться. Часть из них идет на оплату патронажных сетей. Часть покупает выборы. Большая часть уходит за границу: согласно докладу Сената США, клептократы из африканских сырьевых государств использовали банки, включая HSBC, Citibank и Riggs, чтобы спрятать миллионы награбленных долларов только в США, часто скрывая происхождение своих богатств путем перевода средств через секретные оффшорные налоговые гавани. Но часть денег нужно отмывать дома.

В часе или двух езды по удушливым улицам Лагоса от рынка электроники в Алабе, на лиственной аллее недалеко от финансового района, Бисмарк Рьюэйн руководит офисом, полным феноменально способных молодых нигерийцев, пытающихся постичь тайны двадцать шестой по величине экономики мира. Стриженый и в полосатой форме, Рьюэйн - один из самых проницательных нигерийских финансистов и ярый критик неправильного управления, которое превратило страну с огромным потенциалом в тот жалкий бардак, в котором она находится. Некоторые из перекосов, которые его беспокоят, очевидны: влияние нефти на инфляцию, обменный курс и финансовую систему. Но один из самых больших почти не заметен: эффект от вливания украденных денег обратно в экономику.

Деньги оказываются в руках тех, кому они нужны для сохранения власти через патронаж", - сказал мне Реване. Их нельзя инвестировать открыто, потому что их приходится прятать". Эффект от всех этих подпольных денег, просачивающихся через слаборазвитую экономику, практически невозможно оценить. Поскольку отмыватели денег стремятся в первую очередь как можно быстрее превратить грязную наличность в другие активы, а не получить прибыль или разумно инвестировать, они с удовольствием платят за товары и услуги больше, чем справедливая цена. Это искажает все - от банковского дела до недвижимости. Это способствует накоплению основных экономических активов страны в руках меньшинства, подобно тому как Sonangol, ангольская государственная нефтяная компания, которая является двигателем грабительской машины Футунго, распространилась на недвижимость, финансы и авиацию. А еще есть грязные деньги, которые просто лежат на банковских счетах или в подвалах, вместо того чтобы стимулировать экономику за счет оборота. Когда я спросил Ревейна, сколько денег, по его мнению, находится в ловушке, он рассмеялся. "Это вопрос на миллион долларов". Я спросил его, каковы последствия всего этого коварства для нигерийской экономики в целом. Когда у вас несовершенная экономика, где все деньги - это грязные деньги, у вас просто будет совершенно дисфункциональная экономическая система".

Там, где не может процветать законный бизнес, процветает преступность. Мафии от Нью-Йорка до Неаполя работают, создавая дефицит и контролируя предложение. Мафиози Северной Нигерии ничем не отличаются от других. Дахиру Мангал, возможно, и не виноват в разрушении электросетей и дорог, которые подорвали нигерийскую текстильную промышленность, - об этом позаботились "голландская болезнь" и коррупция, подпитываемая нефтью. Он также не является единственным коррупционером в таможенной службе Нигерии - компания Shell признала, что в период с 2004 по 2006 год заплатила нигерийским таможенникам взятки в размере 2 миллионов долларов, чтобы упростить импорт материалов для Бонги, своего гигантского морского нефтяного месторождения, что было частью более широкой схемы, в которой швейцарская группа Panalpina давала взятки нигерийским чиновникам, некоторые из которых действовали от имени Shell, оформляя их как "эвакуацию", "специальную обработку" и "предварительную выдачу".Но компания Mangal разминировала местность, опустошенную "голландской болезнью", что еще больше ослабило шансы северной Нигерии на восстановление.

С начала 1970-х до середины 1980-х годов, в период, когда два нефтяных шока подняли цену на нефть с 3 до 38 долларов за баррель, валюта Нигерии резко подорожала. Изменение реального курса найры по отношению к доллару послало холодный ветер по зарождающейся промышленной базе. Вот что погубило промышленность и сельское хозяйство в сочетании с энергетическим кризисом", - сказал мне Насир Эль-Руфаи, бывший министр. Когда промышленность рушилась, люди вроде Мангала увидели возможность".

По мере становления политической экономики, основанной на хищениях и манипулировании государственными должностями ради личной выгоды, государственные контракты на поддержание общественных благ, способствующих индустриализации - в первую очередь функционирующей системы электроснабжения, - переходили к приближенным правителей того времени. Схема была такой же, как в Анголе или Конго: чем больше угасала экономика, не связанная с добычей нефти, тем сильнее становился импульс к хищениям, увековечивая цикл грабежа. Ухудшение состояния текстильной промышленности северной Нигерии создало новый спрос на импортную одежду и ткани, укрепив контроль Мангала над рынком и уменьшив шансы местной промышленности на реанимацию.

Масштабы контрабандных операций Мангала давали ему власть над северными пограничными районами Нигерии, и многие высокопоставленные политики Севера, как мне сказали, были у него в кармане. 'Очень многие люди получают выгоду от [таможенной] службы в ее нынешнем виде, и они хотят сохранить ее такой', - сказал мне Якубу Догара, член национальной ассамблеи Нигерии от северных стран, возглавлявший расследование деятельности таможенной службы. Я спросил его о роли Мангала, предполагая, что он был в центре контрабандной операции. Некоторые из преступников хорошо известны, - сказал Догара. Их знают даже таможенники. Но у них нет полномочий, чтобы преследовать их". Он сделал паузу. Человек, которого вы только что упомянули, неприкасаемый, неприкасаемый".

Финансируя избирательные кампании Умару Яр'Адуа, Мангал обеспечил себе покровителя на вершине класса рантье, который использует нигерийскую нефть для поддержания своей гегемонии. Он также стал важным бенефициаром Народно-демократической партии в целом, обеспечив себе защиту от непрекращающихся междоусобиц. Мангал стал для Яр'Адуа аналогом Энди Убы. Уба, нигерийский экспатриант в США, сблизился с Олусегуном Обасанджо, когда тот пришел к власти в 1999 году, и служил привратником президента, став печально известным участником закулисных нефтяных сделок. Мангал, как и Уба до него, заслужил прозвище "Мистер Все Исправит". По словам одного северного бизнесмена, приведенным в американской дипломатической телеграмме, Мангал заботился обо "всем грязном, что нужно было сделать Яр'Адуа". Яр'Адуа вырос в левом течении политической мысли северной Нигерии, но он был болезненным и либо не мог, либо не хотел нарушить правила нигерийской нефтеполитики, в которой высокий пост приравнивается к воровству. Однажды он назвал себя обитателем "позолоченной клетки", явно намекая на окружавшую его хваткую клику.

Не успел Яр'Адуа покинуть страну и отправиться в больницу в Саудовской Аравии, как бароны нигерийской политики начали маневрировать, чтобы занять место на случай, если он не вернется. В течение нескольких недель Нигерия оказалась в состоянии полномасштабного кризиса. Вспышка коммунального насилия в Джосе - городе, расположенном, как и Кадуна, в горючем Среднем поясе, - усилила ощущение, что нефтяной джаггернаут Африки мчится к катастрофе, а у руля никого нет. Боевики в дельте реки Нигер отказались от соглашения о прекращении огня и возобновили кампанию бомбардировок. Теоретически во главе страны стоял вице-президент Гудлак Джонатан, но он мало что мог сделать. Члены ближайшего окружения Яр'Адуа, прозванные "заговорщиками", цеплялись за власть. Первые напряженные месяцы 2010 года они держали Нигерию на прицеле.

В заговор входили несколько доверенных помощников Яр'Адуа на севере и два человека, чье присутствие иллюстрировало степень проникновения организованной преступности в высшие эшелоны власти: Джеймс Ибори и Дахиру Мангал. Ибори прошел через ряды политиков дельты Нигера по кличке АК47 и получил пост губернатора штата Дельта, одного из трех основных штатов нефтяного региона. Внушительный мужчина с тревожным взглядом, он скопил огромное состояние, парк первоклассных автомобилей, роскошные дома и частный самолет стоимостью 20 миллионов долларов. Хотя его попытка добиться выдвижения в вице-президенты от Народно-демократической партии в 2007 году потерпела неудачу, он, как говорят, вместе с Мангалом был одним из главных спонсоров президентской кампании Яр'Адуа.

Прекрасно зная, что даже у здоровых нигерийских президентов срок пребывания на посту сокращается из-за путчей и убийств, придворные Яр'Адуа жадно приберегали к рукам доходы от власти, не сумев в достаточной мере обеспечить патронаж, который сдерживает конкурентов. А когда Яр'Адуа был вынужден уехать за границу - нигерийская система здравоохранения, как и все остальные поставщики общественных благ, была оставлена на произвол судьбы, - отказ кабалы уступить власть стал угрожать более масштабному проекту. По мере того как распространялись слухи о заговорах с целью переворота, создатели правящей партии понимали, что достаточно одному младшему офицеру решить, что гражданским лицам больше нельзя доверять управление страной, и контроль над машиной грабежа будет вырван у них. Когда заговорщики предприняли последнюю попытку сделать вид, что Яр'Адуа может прийти в себя, вернув его в страну глубокой ночью и введя войска на улицы столицы, Абуджи, этот трюк вызвал необычно резкое публичное предупреждение со стороны Соединенных Штатов, крупного импортера нигерийской нефти. Мы надеемся, что возвращение президента Яр'Адуа в Нигерию не является попыткой его старших советников нарушить стабильность в Нигерии", - сказал Джонни Карсон, помощник госсекретаря. Так и было, но это не удалось.

Опасаясь бедствия в масштабах, которые они не могли контролировать, и справедливо подозревая, что Гудлаку Джонатану придется запустить машину грабежа на полную мощность и широко распределять доходы, чтобы компенсировать отсутствие власти, крупные звери правящего класса выстроились за ним. Джонатан был назначен исполняющим обязанности президента и, когда Яр'Адуа наконец умер, приведен к присяге в качестве президента.

Большинство союзников Яр'Адуа были быстро смещены, их безнаказанность испарилась. Для Джеймса Ибори игра была окончена. Он бежал в Дубай, где был задержан и экстрадирован для суда в Лондоне - редкий пример того, как британские власти взялись за иностранные барыши, припрятанные на рынке недвижимости столицы Великобритании. Ибори признал себя виновным в отмывании денег и мошенничестве и в апреле 2012 года был приговорен к тринадцати годам тюремного заключения.

Мангал избежал подобной участи. В отличие от Ибори, он не зависел только от политической благосклонности и запугивания. На его стороне была "голландская болезнь", не говоря уже о батальоне китайских фальшивомонетчиков, нигерийских дистрибьюторов текстиля и продажных таможенников. У Гудлака Джонатана было достаточно соперников среди макиавеллистски настроенных губернаторов штатов и раскольников в его собственной партии, и он знал, что ему лучше не вступать в схватку с контрабандистом, который в прошлом проявил себя щедрым благодетелем НДП. Безвременная смерть Яр'Адуа и приход Джонатана нарушили неписаное правило разделения ренты в партии, согласно которому власть ротируется между северянами и южанами, и новый президент-южанин мало что мог выиграть, враждуя с влиятельным северянином.

Даже если наступит день, когда контрабандная империя Мангала рухнет, спасти то, что осталось от текстильной промышленности северной Нигерии, не говоря уже о том, чтобы вернуть ей былую славу, будет колоссальной задачей. Именно структура экономики, зависящей от нефти, в большей степени, чем какой-либо один криминальный авторитет, обрекли эти мельничные руки на нищету. Цифры ВВП в заголовках заявляют, что Нигерия процветает, но Север распадается. Для "Боко Харам", северных исламистских террористов, связанных с "Аль-Каидой", которые оказались более чем подходящими для сил безопасности, коррупция в государстве и отсутствие экономических возможностей служат сержантами для вербовки.

Экономические перекосы, вызванные ресурсной зависимостью, создают условия для процветания репрессивных режимов и их союзников. Деятельность компании Mangal - лишь один из примеров сетей, возникающих для извлечения прибыли из анклавной экономики сырьевых государств Африки. Эти сети различаются по странам, вероисповеданиям и видам товаров, но у них есть общие черты. Они объединяют частные интересы с государственными должностями; они действуют в подполье глобализации, где пересекаются криминальные предприятия и международная торговля; они зависят от мощи нефтяной и горнодобывающей промышленности, создавая узкие экономики, в которых доступ к богатству сосредоточен в руках небольших, репрессивных правящих классов и тех, кто подкупает их, чтобы добиться расположения.

Некоторые из этих сетей существуют уже несколько десятилетий, еще до обретения Африкой независимости. Другие сформировались совсем недавно. Одна из них, в частности, родилась в результате величайшего потрясения в Африке после окончания холодной войны, возможно, даже после обретения независимости: Китай стремится заполучить природные ресурсы континента.

 

4. Гуаньси

 

ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЫЙ ВЕК подходил к концу, и два десятилетия стремительного экономического роста вернули Китай, где проживает пятая часть человечества, в ряды великих держав. Балансируя между осторожным внедрением чего-то похожего на рыночную экономику и жестким политическим контролем, коммунистические правители Китая во главе с президентом Цзян Цзэминем решили, что настал момент "выйти в свет". Китайским государственным компаниям было приказано выйти в мир. Китайская экономика открывалась, и отечественные компании столкнутся с иностранной конкуренцией после вступления Китая во Всемирную торговую организацию. Китай жаждал новых рынков для сбыта продукции своих заводов, рабочих мест за рубежом для своей многочисленной рабочей силы, контрактов для своих строительных групп и природных ресурсов для подпитки экономики на родине. С начала 1990-х по 2010 год доля Китая в мировом потреблении рафинированных металлов выросла с 5 до 45 процентов, а потребление нефти за тот же период увеличилось в пять раз и уступило только США. В 2012 году экономика Китая была в восемь раз больше, чем в 2000 году, а спрос на сырьевые товары быстро превысил собственные ресурсы Китая.

Когда дело доходило до навигации в сырьевых отраслях, государственные предприятия, базирующиеся в Пекине, не шли ни в какое сравнение с западными компаниями, которые с колониальных времен устанавливали имперские флаги на нефтяных месторождениях и минеральных пластах. Нужны были посредники - особенно те, кто мог бы открыть двери диктаторам и клептократам, контролирующим богатства почв и морского дна Африки, где находятся одни из самых больших неиспользованных запасов сырья.

Чтобы получить прибыль, потенциальному посреднику нужны были запасы нематериального товара, который высоко ценится в Китае. Не существует прямого перевода, который передал бы смысл мандаринского слова , или гуаньси. Оно напоминает западные понятия "связи", "отношения" или "сеть", только гораздо более распространенные. Иметь хорошую гуаньси - значит культивировать личные связи, которые, хотя и неписаные, имеют такую же силу, как и любой контракт. На одном уровне гуаньси - это доморощенные правила этикета: один хороший поступок заслуживает другого. Не оказать ответную услугу - серьезный социальный проступок. Эти узы распространяются не только на семью, но и на всех, кто может обеспечить продвижение по службе. Подобно карме или воздушным милям, гуаньси накапливается. В политике и бизнесе гуаньси может стать неотличимым от коррупции или непотизма. Некоторые из недавних коррупционных скандалов, связанных с иностранными транснациональными корпорациями в Китае, такие как "сливной фонд", якобы созданный GlaxoSmithKline для подкупа врачей и чиновников, и предполагаемая практика J.P. Morgan Chase по предоставлению работы родственникам китайской элиты (в настоящее время расследуется американскими, британскими и гонконгскими властями), могут рассматриваться как чрезмерное стремление к гуаньси. Когда китайский караван отправился в Африку, один амбициозный, но малоизвестный человек в возрасте около сорока лет накопил достаточно гуаньси, чтобы сесть на попутку.

У Сэма Па много имен и много прошлого. Согласно данным Казначейства США, которое спустя пятьдесят шесть лет внесло семь его имен в санкционный список, он родился 28 февраля 1958 года. Не существует авторитетной версии жизни Па, только фрагменты, некоторые из них противоречат друг другу, многие непроверенные. По некоторым данным, он родился в Гуандуне, китайской провинции, примыкающей к Южно-Китайскому морю, возможно, в портовом городе Шаньтоу. Когда он был еще совсем маленьким, его семья переехала в Гонконг - недолгий переезд, но пересекающий границу между Китайской Народной Республикой Мао Цзэдуна и одним из последних форпостов Британской империи.

Начав свою карьеру в Гонконге, Па путешествовал далеко и много. Сегодня он имеет двойное, а возможно, и тройное гражданство: китайское и ангольское, а также, по данным Казначейства США и, возможно, благодаря своим гонконгским корням, британское. Он говорит по-английски и, как сказал мне один из его деловых партнеров, по-русски. Он компактный мужчина, невысокого роста и среднего телосложения. У него округлые щеки, черные волосы редеют, а подбородок и верхнюю губу иногда украшает козлиная бородка. Неподвижный взгляд его глаз сквозь прямоугольные очки и тонкая улыбка, которую он носит на фотографиях, намекают на стальной характер. У него взрывной характер, но он может быть обаятельным. Временами он очень серьезный и напряженный человек", - говорит Махмуд Тиам, который встречался с Па на посту министра горнодобывающей промышленности в западноафриканском государстве Гвинея. 4 "У него очень идеологический взгляд на роль, которую Китай должен играть в мире. Но он умеет шутить и быть дружелюбным".

В записях гонконгских компаний за середину 1990-х годов Па с пекинским адресом значится директором компании под названием Berlin Limited, у которой были панамские акционеры. В конце 1990-х - начале 2000-х годов Па и его компании неоднократно судились из-за невыплаченных долгов. В другой документации компании он значится как коммерческий инженер. Но Сэм Па был не просто бизнесменом, пытавшимся пробиться, - он был еще и шпионом.

Мой знакомый, который на протяжении многих лет был близок к африканским спецслужбам и торговцам оружием и которого я буду называть Ариэль, впервые встретился с Сэмом Па примерно в конце 1980-х годов. Всю свою жизнь он проработал в китайской разведке, - сказал мне Ариэль. Когда Ариэль познакомился с Па, он работал в разведывательном отделе китайского посольства. Он был молод, амбициозен и способен. Он очень серьезен, - сказал Ариэль. Он знает, что делает". Ариэль рассказал мне, что Па стремился наладить контакты на высоком уровне в Африке, где во время холодной войны за власть боролись освободительные движения, партизанские армии и деспоты.

Даже самые преданные аналитики китайских спецслужб признают, что посторонние понимают их работу гораздо хуже, чем, скажем, ЦРУ или МИ-6. 6 С 1983 года, когда разведывательное подразделение Коммунистической партии Китая было поглощено вновь образованным Министерством государственной безопасности, МГБ стало главной гражданской разведкой Китая, ближайшим аналогом ЦРУ, сосредоточенным прежде всего на выявлении иностранных связей с внутренними угрозами коммунистическому правлению. Как и другие китайские учреждения, включая Министерство общественной безопасности, которое занимается внутренней разведкой и охраной порядка, МГБ подотчетно как официальному правительству, так и высшей власти - самой партии. Его военным аналогом является Второй отдел Главного управления Генерального штаба Народно-освободительной армии, более известный как 2PLA. Это подразделение использует многие из тех же тактических приемов, что и МГБ и спецслужбы во всем мире, - задействует агентов за рубежом, перехватывает иностранные сообщения и проводит тайные миссии, - но подчиняется китайским военным, гаранту власти партии.

Точное место Сам Па в созвездии китайского шпионажа неясно. Китайские агенты за рубежом время от времени разоблачаются, и в последние годы поднимается шум по поводу кражи Китаем западных технологий и дерзости китайских хакерских подразделений, но более широкая деятельность китайских спецслужб остается завуалированной. Мне не удалось проверить многие подробности шпионской карьеры Па, о которых мне рассказывали. По некоторым данным, в 1990-х годах он работал в качестве сотрудника китайской разведки в окружении коммунистического правителя Камбоджи Хун Сена, помогая наладить отношения между ним и Пекином, который поддерживал свергнутого Хун Сеном тирана-геноцидника Пол Пота. Очевидно, что Па освоил то, что пытались делать многие его коллеги из китайских спецслужб: переводить связи, полученные в мире шпионажа, в деловые возможности.

Когда в 1978 году Дэн Сяопин сверг маоистов и начал реформировать китайскую экономику, он призвал военных приносить собственные доходы через бизнес, освобождая государственный бюджет для финансирования проектов развития. К концу следующего десятилетия сеть НОАК, состоящая из двадцати тысяч компаний, занималась самыми разными видами деятельности - от фармацевтики до производства оружия и контрабанды товаров. Прибыль должна была пойти на улучшение условий жизни простых солдат", - пишет Ричард Макгрегор, бывший шеф бюро Financial Times в Пекине. "В действительности же большая часть денег уходила в карманы продажных генералов, их родственников и приближенных". Те, кто имел влияние на две оружейные компании НОАК, Norinco и China Poly, могли сделать состояние на экспорте оружия. Многие люди в то время начали смешивать военные дела с частным бизнесом и разжирели - часто в буквальном смысле слова", - сказал мне Найджел Инкстер, специалист по Китаю, который провел тридцать один год в МИ-6.

Карьера Па в разведке была переплетена с торговлей китайским оружием. Сэм - крупный игрок на рынке оружия в Африке", - сказал Ариэль, который рассказал мне, что Сэм работал с компанией Norinco. Контакты Сэма [в Африке] были завязаны во время освободительных движений, а теперь они перешли в бизнес", - продолжил Ариэль. Это закрытый клуб. Оружейный мир очень тесен - все знают всех. Ты делаешь деньги для клуба и для себя. Когда ты поднимаешься очень высоко, тебе разрешается иметь свой собственный частный бизнес. Нефть, алмазы и оружие идут вместе". Когда глобализация заменила идеологию в качестве доминирующей силы в геополитике, миссия иностранных шпионов в Африке изменилась. Сегодня разведка не занимается развязыванием войн, - говорит Ариэль. Сегодня разведка занимается природными ресурсами".

Сэм Па был не первым иностранцем в Африке, использовавшим шпионаж и торговлю оружием для доступа к подземным сокровищам Африки. Виктор Бут ввозил оружие в Восточное Конго и вывозил колтан. Саймон Манн, выпускник Итона и шотландской гвардии, во главе стаи наемников отправился на поиски нефтяных доходов в Анголе и алмазов в Сьерра-Леоне, а также устроил неудачную попытку переворота в крошечном петро-государстве Экваториальная Гвинея. Отечественные предприниматели также объединяют оружие и ресурсы: в Нигерии способность одного из главарей дельты Нигера по имени Генри Ока поставлять оружие боевикам, которые бродят по рекам, сделала его влиятельной фигурой в рэкете, который кормится за счет краденой нефти. Но у Сэма Па было то преимущество, что он мог связать себя не только с торговлей оружием, но и с преобразованиями в мировой экономике.

После двадцати пяти лет непрерывной гражданской войны к концу прошлого века Ангола была разорена. В то время как его правительство МПЛА обрушилось на повстанцев Униты, Жозе Эдуарду душ Сантуш обратился к миру с просьбой выделить средства на восстановление разрушенной страны. Но Футунго уже приобрел репутацию коррупционера. Западные доноры отказывались выделять деньги без гарантий того, что они не просто перетекут на банковские счета и в патронажные сети дос Сантоса и его окружения. Разгневанный, президент посмотрел на восток. Китай поддерживал повстанцев на ранних стадиях ангольского конфликта, но позже перешел на сторону МПЛА. Дос Сантос посетил Пекин в 1998 году, за четыре года до окончания войны, начав переговоры, которые привели к первому мегадилерству Китая в Африке.

В качестве главного эмиссара в Пекине душ Сантуш выбрал своего разведчика. Как глава службы внешней разведки Анголы, ведомства, подчиняющегося непосредственно президенту, генерал Фернанду Миала был в самом сердце "Футунго". Обходительный человек, он вырос в бедности - "он знает, что такое играть в футбол без обуви", - сказал мне один из его соратников, - а затем поднялся по карьерной лестнице. К тому моменту, когда победа над повстанцами Униты стала очевидной, Миала, по словам его соратника, пришел к выводу: "Мы должны делать деньги, потому что мы поняли, что деньги - это сила".

Китай и раньше совершал вылазки в Африку, в частности, во времена холодной войны, но масштабы того, что он задумал сейчас, были беспрецедентными. На первом саммите Форума по китайско-африканскому сотрудничеству, состоявшемся в Пекине в октябре 2000 года и ознаменовавшем официальное начало китайско-африканского ухаживания,присутствовали министры из сорока четырех африканских государств, а с речью выступил Цзян Цзэминь, архитектор китайской политики "выхода в свет". Вопрос, стоявший во главе повестки дня саммита, отражал масштаб амбиций Пекина: "Каким образом мы должны работать над созданием нового международного политического и экономического порядка в XXI веке?"

В 2002 году объем китайской торговли с Африкой составлял 13 миллиардов долларов в год, что было вдвое меньше, чем объем торговли африканских стран с Соединенными Штатами. Десятилетие спустя ее стоимость составляла 180 миллиардов долларов, что в три раза превышало объем торговли между Африкой и США, хотя для того, чтобы затмить торговлю Африки с Европой, ее нужно еще удвоить. Две трети китайского импорта из Африки составляла нефть, остальное - другое сырье, в основном минералы. Судьбы самой густонаселенной страны мира и самого бедного континента планеты скрепились, причем спрос в первой помогает определить экономические перспективы второй через цены на сырьевые товары. Когда Китай чихает, Африка простужается.

Китай не только менял экономику Африки через торговлю, но и напрямую инвестировал в нее. Крупнейшие сделки, повторявшиеся во всех сырьевых странах континента, предполагали предоставление дешевого кредита, обычно исчисляемого миллиардами долларов, для финансирования инфраструктуры, построенной китайскими компаниями, с последующим погашением в виде нефти или полезных ископаемых. Китайские грандиозные сделки стали известны как "режим Анголы", по имени их прототипа. Дипломатия Фернандо Миалы и других высокопоставленных членов "Футунго" принесла плоды 2 марта 2004 года, когда Китай подписал соглашение о предоставлении Анголе кредита в размере 2 миллиардов долларов на финансирование общественных работ с погашением в виде нефти. В последующие годы кредитная линия выросла примерно до 10 миллиардов долларов (как и остальные финансовые показатели Анголы, подробности тщательно скрывались). Ангола стала вторым по величине поставщиком нефти в Китай после Саудовской Аравии.

В феврале 2005 года Цзэн Пэйян, вице-премьер Китая, пожал руку душ Сантушу в Луанде и провозгласил китайско-ангольскую дружбу. Подобно аналогичным сделкам, заключенным Китаем в Центральной Азии и Латинской Америке, девять "соглашений о сотрудничестве", которые подписали в тот день правительства двух стран - в области энергетики, инфраструктуры, горнодобывающей промышленности, разведки нефти, а также "экономической и технической помощи" - были названы взаимовыгодными пактами. Риторика ставила соглашения Китая с Анголой в ряд основополагающих пактов нового мирового порядка, в котором давно угнетенные народы смогут объединиться для обеспечения своего развития. Это была сделка между государством и государством: Китайские финансы давали Анголе топливо, чтобы восстать из пепла войны, а ангольская нефть помогала китайским преобразованиям, которые избавляли многие миллионы людей от нищеты. Но с гораздо меньшей шумихой была заключена и другая сделка - не между правительствами двух стран, а скорее между двумя теневыми государствами. Она была направлена на использование природных ресурсов Анголы в интересах "Футунго" и малоизвестной группы частных инвесторов из Гонконга.

Сэм Па работает на пограничных территориях глобальной экономики, где пересекаются государственная власть и транснациональный бизнес. Когда Китай пришел в Африку, его горизонты расширились, открыв новые обширные границы, изобилующие нефтью, алмазами и полезными ископаемыми. Чтобы заявить о своих притязаниях, Па нужно было задействовать свои гуаньси как в Пекине, так и в Луанде - или, по крайней мере, он должен был создать впечатление, что пользуется благословением самых влиятельных мужчин и женщин в обоих городах.

За годы работы в разведке и торговли оружием Па создал сеть контактов в Африке, в том числе в Анголе. Когда Унита возобновила свою повстанческую кампанию после сорвавшихся выборов 1992 года, МПЛА провела масштабное перевооружение для окончательного рывка к победе. В период с 1996 по 2000 год Ангола закупила четверть всего оружия, проданного в страны Африки к югу от Сахары, за исключением ЮАР. Футунго организовал поставки оружия через французских посредников, что стало скандалом "Анголагейт". Еще одним готовым поставщиком был Китай, хотя подробностей о продажах китайского оружия в Анголу стало гораздо меньше. По словам Ариэля, Сэм Па участвовал в посредничестве при продаже китайского оружия в Анголу примерно в это же время; это утверждение делают и другие, но оно, как и многие другие детали оружейного бизнеса, не имеет твердого подтверждения.

В начале 2003 года, через несколько месяцев после того, как войска дос Сантоса убили лидера повстанцев Жонаса Савимби и положили конец гражданской войне, Сэм Па появился в лиссабонском офисе Хелдера Батальи. Баталья родился в Португалии, но его семья переехала в Анголу, тогда еще португальскую колонию, когда ему был год, и он считает себя ангольцем. Во время войны он стал одним из крупнейших частных инвесторов в Анголе. Вместе с португальским банком он основал Escom, конгломерат, который собрал активы на сотни миллионов долларов в алмазах, нефти, цементе и недвижимости в Анголе, а также интересы в других странах Африки и Латинской Америки. Когда Па хотел сделать скачок от шпиона к бизнесмену, Баталья был лучшим потенциальным партнером.

Они пришли в наш офис, потому что сказали, что мы много знаем об Африке и Латинской Америке, особенно о бывших португальских колониях", - рассказывал мне Баталья спустя годы о своем первом визите Сэма Па и его помощников. "Они хотели создать с нами компанию, чтобы исследовать эти рынки. Я сказал: "Послушайте, это фантастика, мы хотели бы помочь, потому что Китай очень важен для развития этих континентов, но нам нужно знать о вас больше".

Когда Па взял Баталья в Пекин, он устроил демонстрацию своего гуаньси, в том числе познакомил его с людьми из Sinopec, гигантской государственной нефтяной компании Китая. В Китае нас приняли очень хорошо, - вспоминает Баталья. В аэропорту нас встречали в протокольной зоне: местные власти, ребята из Sinopec, везде. Они сказали нам то же самое, что и Сэм Па: "Давайте сотрудничать, потому что нам не хватает опыта в этой области". Баталья впервые побывал в Китае, и он был впечатлен. Он и его коллеги обедали в больших залах, где китайские чиновники принимают приезжих высокопоставленных гостей. Конечно, я думал, что Сэм работает на правительство, - вспоминает Баталья. Я думал, что он работает в секретных службах, что теперь у него есть миссия по распространению Китая в мире". Когда я спросил Баталья, знал ли он о том, что Па занимается торговлей оружием, он ответил, что ничего об этом не знал, хотя Па рассказывал ему, что много лет назад он встречался с досом Сантосом. Сэм сказал мне, что десять или пятнадцать лет назад он был в Анголе. В то время, чтобы поехать в Анголу, нужно было иметь официальные намерения".

Баталья сказал мне, что так и не смог понять Сэма Па. Когда я спросил его, что ему удалось узнать о прошлом Па, он ответил: "До сих пор я не очень хорошо понимаю". Он добавил: "Он очень напряженный, очень хорошо подготовленный. У него сильный ум". Баталья согласился заняться бизнесом вместе с Па. Их партнером должна была стать Beiya Industrial Group, один из огромных китайских государственных конгломератов, с председателем которого Па познакомил Баталья в Пекине. Они назвали новое предприятие China Beiya Escom и зарегистрировали его в Гонконге, где многие китайские компании, желающие вести международный бизнес, создают свои фирмы.

Первые цели нового предприятия находились в Латинской Америке. Баталья вспоминает, что он и Па прилетели в Каракас с делегацией китайских государственных компаний, чтобы ухаживать за Уго Чавесом, социалистом, популистом, антиамериканским фанатиком, победившим на президентских выборах 1998 года и приступившим к реализации масштабной программы по использованию доходов от венесуэльской нефти для финансирования здравоохранения, образования и общественных работ. Па, Баталья и их окружение хотели, чтобы инфраструктурные контракты оплачивались нефтью, которая поступала бы в Китай. Наша цель состояла в том, чтобы реализовать бизнес, которым они хотели заниматься, особенно железные дороги и строительство", - сказал мне Баталья.

Чавес объявил о подписании соглашения о намерениях с Португалией и Китаем по различным проектам на сумму 300 миллионов долларов, причем Баталья подписал соглашение с Португалией, а один из ключевых сотрудников Сэма Па - с Китаем. Президент Венесуэлы назвал это соглашение важным событием в борьбе Южной Америки против американского господства. Но из этого соглашения мало что вышло (хотя официальные связи и торговля между Каракасом и Пекином впоследствии процветали). Однако за Атлантикой, в Анголе, Сэм Па затеял еще одну пьесу, которая должна была окупиться с лихвой.

Если Сэм Па хотел извлечь выгоду из зарождающегося отношения Африки к Китаю, ему нужно было продемонстрировать правителям африканских сырьевых стран, что он имеет доступ к высшим эшелонам власти в Пекине. При всем имидже дисциплинированной гегемонии Коммунистической партии власть в современном Китае не монолитна, а распределена между конкурирующими оплотами в партии, службами безопасности и все более могущественными корпорациями, которые принадлежат государству, но по своей стратегии и приоритетам все больше напоминают транснациональные корпорации Запада, для которых стремление к прибыли превыше национальных целей. Сеть Па должна охватить их всех.

К 2002 году Па заключил союз с женщиной, которая стала его главным сотрудником. На фотографии Ло Фонг-Хунг изображена миниатюрная женщина с широкой улыбкой и массивным ожерельем на шее, а ее темные волосы убраны в локон. Детали ее прошлого столь же фрагментарны, как и у Па, и, как и в случае с Па, трудно отличить подлинные связи от способности транслировать впечатляющую ауру гуаньси, которая может преувеличивать масштабы их отношений. В документах гонконгских компаний нет никаких сведений о том, что Ло участвовала в каких-либо деловых предприятиях до своего союза с Па. Махмуд Тиам, гвинейский министр, который спустя годы будет работать с Ло и Па, был одним из тех, кто слышал, что она работала переводчиком у Дэн Сяопина. Согласно судебному документу, составленному спустя годы, Па и Ло имели "обширные деловые связи в Африке и Южной Америке". Именно Ло подписала соглашение с Венесуэлой. Когда она появилась вместе с Уго Чавесом в еженедельной передаче Aló Presidente, чтобы рассказать о сделке, венесуэльский президент сообщил нации, что его гостья происходит из престижной военной семьи и является дочерью генерала.

Ло излучает авторитет, который многим иностранцам, встречавшимся с ней, трудно расшифровать. Она была одним из первых людей, с которыми Сэм Па познакомил Хелдера Баталью в Китае. Баталья, как и Чавес, считал ее дочерью генерала. Ло очень вежливая и очень важная дама там, - сказал мне Баталья. 23 "Она очень спокойная". Махмуд Тиам вспоминал о ее двойном акте с Сэмом Па: "Все указывало на то, что он был боссом. Но у вас было ощущение, что если бы он захотел избавиться от Ло, то не смог бы".

Один западный бизнесмен, имевший дело с Па и Ло, в 2009 году ужинал с ними и их подчиненными в отдельной комнате на последнем этаже гонконгского небоскреба с великолепным видом на гавань. Во время ужина стало ясно, что Ло - матриарх", - рассказал мне бизнесмен. Она одета во все черное. Сэм выглядит как парень с улицы, с открытым воротником, как продавец женского белья". Он не вел себя гнусно или властно. А вот женщина, Ло, вела себя странно". Ничто не указывало на то, была ли она богата. Она не производила никакого впечатления, кроме ощущения власти. Она просто сидит и слушает. Иногда ей что-то шепчут. Складывается ощущение, что она - власть, стоящая за троном, а Сэм - обычный Джо".

Ло получила часть своего гуаньси благодаря браку. Ее муж, Ван Сянфэй, - серьезный бизнесмен с финансовым образованием, занимавший места в самых престижных советах директоров Китая. Он изучал экономику в элитном университете Ренмин в Пекине и стал там доцентом финансов. Когда в 2002 году его жена и Сэм Па начали создавать свое бизнес-предприятие, Ванг уже два десятилетия работал в China Everbright, важном государственном финансовом конгломерате. Ван начал работать в Everbright в 1983 году, когда компания была основана как раннее воплощение стремления Дэн Сяопина к тому, чтобы Китай занял свое место на международной коммерческой арене. Компания выросла до активов стоимостью в сотни миллиардов долларов, включая собственный банк. Ван работал как в материнской группе в Китае, так и в ее дочерних компаниях в Гонконге, занимая ряд руководящих постов. Руководство China Everbright напрямую подчиняется Госсовету, высшему органу китайского правительства и самому влиятельному органу в стране после Постоянного комитета Политбюро Коммунистической партии, а его руководители входят в верхние эшелоны взаимосвязанных элит Китая. Среди коллег Вана по руководящему составу Everbright был человек под псевдонимом Сюэмин Ли. Он был братом Бо Силая, "Икара" китайской политики последнего времени, взлетевшего на вершину власти, пока пекинский истеблишмент не вычистил его.

Па и Ло выбрали удачное название для компании, которая должна была стать основой корпоративной сети, которую они начали строить. 9 июля 2003 года New Bright International Development Limited была зарегистрирована в Гонконге - одна из тысяч компаний, регистрируемых там ежемесячно. Вскоре после основания New Bright перенесла свой юридический адрес через пару кварталов от делового района Адмиралтейства в Two Pacific Place, небоскреб, перестроенный из казарм в офисы и магазины высокого класса по адресу 88 Queensway. Первый росток синдиката, который впоследствии станет известен как Queensway Group, был заложен.

У компании New Bright было два акционера. Одним из них, владевшим 30 процентами акций, была Ло Фонг-Хунг. Остальные 70 процентов принадлежали другой женщине, которая не обладала такими же полномочиями, как ее партнер. В то время как Ло излучала царственный авторитет благодаря своим очевидным связям с военными и партийной элитой, а Ванг мог похвастаться блестящим резюме, у Вероники Фунг была только одна заметная связь - с Сэмом Па.

Единственным зарегистрированным коммерческим предприятием Вероники Фунг до 2003 года, которое мне удалось обнаружить в ходе поиска документов компании, было 50-процентное участие в неясной компании, зарегистрированной в Гонконге в 1988 году и ликвидированной в 2001 году, под названием Acegain Investments Limited. В годовом отчете компании за 1993 год Фунг указывает адрес в Гонконге, ее род деятельности - "секретарь", а гражданство - британское, и это за четыре года до передачи Гонконга Великобритании. Ничто не указывает на то, чем занималась Acegain как компания, но в документах раскрывается личность человека, владевшего остальными 50 процентами ее акций. Его имя записано как "Гиу Ка Люн (псевдоним - Сэм Кинг)". Он также носит другие имена, не указанные в этом документе, в том числе Сюй Цзинхуа, Цуй Кинг Ва и Сэм Па.

Мне рассказывали, что отношения Вероники Фунг и Па выходят за рамки деловых. Ее называют его девушкой. Па познакомил с ней Хелдера Баталью в Макао, бывшем португальском форпосте и казино, расположенном рядом с Гонконгом, но Баталья сказал мне, что Па никогда не раскрывал, являются ли они парой и является ли она матерью его двоих детей. По некоторым данным, Сэм и Вероника женаты, хотя я никогда не видел свидетельства о браке. (Когда я написал штатному юристу China Sonangol, совместного предприятия Queensway Group с национальной нефтяной компанией Анголы, с просьбой уточнить, является ли Фунг доверенным лицом деловых интересов Па, он отказался отвечать на этот вопрос.)

Имя Сэма Па нигде не фигурирует ни в записях акционеров New Bright, ни в записях акционеров десятков других компаний, которые появятся по мере становления Queensway Group. Официально он не имеет прямой доли в основанном им бизнесе, хотя и получает от него крупные выплаты, а в публичных заявлениях иностранных правительств, с которыми они заключают сделки, ему присваиваются высокие титулы в компаниях Queensway Group. Обычно распределение акций в новой компании происходит в зависимости от размера капитала, вложенного в нее инвесторами-основателями, или в качестве вознаграждения за какие-то жизненно важные заслуги. Но ничто не указывает на то, что у New Bright был какой-либо собственный капитал. Как показали последующие события, компания была создана как инструмент, с помощью которого ее основатели могли превратить свои гуаньси в прибыль. Ло получила 30 процентов акций New Bright, чтобы отразить свою центральную роль; трудно понять, почему Вероника Фунг получила контрольный пакет акций компании на вершине ее корпоративной структуры, если бы не ее связи с Сэмом Па.

У Сэм Па, Ло Фонг-Хунга и ее мужа Ван Сянфэя было достаточно связей в партии, армии, правительстве и бизнесе, чтобы обеспечить им прикрытие, необходимое для выполнения роли посредника в самых важных зарубежных отношениях Китая. Им нужен был еще один кусочек гуаньси: кто-то, кто мог бы познакомить их с гигантом китайской нефтяной компании Sinopec, принадлежащей правительству. В 2002 году Па и Ло обратились к Ву Яну, человеку, который, по его собственным словам, был движущей силой и шейкером. Адрес, указанный им в документах компании, совпадал с адресом Министерства общественной безопасности в Пекине, в ведении которого находятся полиция и служба внутренней разведки, а также, по слухам, там располагалась приемная МГБ, службы внешней разведки. Ву, согласно его собственным показаниям, процитированным десять лет спустя в решении гонконгского суда, был "активен в деловых кругах на материке в течение некоторого времени" и имел "прочные и полезные связи в официальных кругах и с различными крупными компаниями", включая Sinopec. Ву согласился сделать несколько внедрений, за что получил бы вознаграждение в виде доли от заключенной сделки.

В конце 2003 года борьба за ангольскую нефть обострилась. Война закончилась уже больше года назад. Крупнейшие нефтяные компании мира боролись за доступ к одному из важнейших энергетических рубежей планеты, обхаживая футунго и тратя огромные средства на совершение инженерных подвигов, необходимых для того, чтобы направить буровые установки в залежи нефти, запертые глубоко под морским дном. Компания Royal Dutch Shell входила в число титанов отрасли, но она не спешила закрепиться в Анголе. Когда в конце 2003 года компания решила сконцентрировать свои инвестиции на Нигерии и выставила на продажу долю в ангольском нефтяном месторождении, нашлось немало желающих. Доля составляла 50 процентов Блока 18, концессионного участка размером в три раза больше Лондона у ангольского побережья. BP, которая владела остальными 50 процентами и была оператором проекта, нанимая буровые установки и буря скважины, уже обнаружила полдюжины нефтяных месторождений, содержащих около 750 миллионов баррелей нефти. Это был еще один ангольский мегапроект, в котором участвовали крупнейшие корпорации в мировой торговле: в том году Forbes назвал Shell и BP шестой и седьмой крупнейшими компаниями мира по объему выручки соответственно. Один из отраслевых аналитиков предсказывал в торговой прессе, что победителем торгов "вряд ли станет кто-то другой, кроме супермагнатов" - полудюжины гигантов отрасли, включая американские Exxon Mobil и Chevron и французскую Total.

Но времена менялись. Поднимались новые силы: контролируемые государством нефтяные компании, такие как Petrobras из Бразилии и Petronas из Малайзии, начинали теснить маститых "мейджоров". В апреле 2004 года стало известно, что индийская ONGC согласилась купить долю Shell в Блоке 18 за 600 миллионов долларов. Однако прошло несколько недель, и выяснилось, что Sonangol, государственная нефтяная компания Анголы, отказывается отказаться от своего права на покупку доли самостоятельно. К концу года Индия была отброшена своим гигантским соседом. Sinopec, китайская нефтяная группа, которая превращается в одну из крупнейших компаний мира, скупая активы за рубежом, купила долю Shell в блоке 18. Это выглядело как простой случай, когда одна растущая держава переиграла другую в борьбе за нефть. Но это была не вся история.

Примерно в то время, когда компания Shell заявила о своем желании продать свою долю в Блоке 18, делегация из Луанды отправилась в Пекин. Делегация провела переговоры с самыми влиятельными людьми в Китае, в том числе с вице-премьером Цзэн Пэйяном. Цзэн сделал образцовую карьеру в Коммунистической партии: получил образование инженера, служил дипломатом в посольстве Китая в Вашингтоне, учился в Центральной партийной школе, где готовят кадры для высоких должностей, занимал высшие посты в партийных органах экономического планирования, в том числе был заместителем директора комиссии по строительству огромной плотины "Три ущелья", а в 2002 году стал членом Политбюро и вице-премьером в 2003 году.

В состав делегации, посетившей Цзэна в конце 2003 года, входили Сэм Па, Хелдер Баталья и Мануэль Висенте, глава Sonangol, государственной нефтяной компании Анголы и неофициального казначейства Футунго. Способность Па организовать встречу с Цзэном, старшим государственным деятелем, стала одной из причин, по которой Баталья убедился, что его новый китайский деловой партнер пользуется поддержкой правителей Китая. Более официальной, чем эта, быть не может", - сказал мне Баталья. В 2005 году Цзэн посетит Луанду, чтобы обнародовать договор между Китаем и Анголой. Но сначала Мануэль Висенте и Сэм Па создадут теневой альянс, который поставит вновь обретенную верность Китая и Анголы на службу Futungo и Queensway Group.

Когда компания Shell выставила на продажу свою долю в блоке 18, Мануэль Висенте увидел в этом возможность. Как глава Sonangol, Висенте имел амбиции превратить национальную нефтяную компанию Анголы в международную силу, подобно ее коллегам из Малайзии и Бразилии. Однако, чтобы обойти индийского претендента, который был на грани покупки доли Shell, Sonangol нужен был финансовый спонсор. У нас не было денег, - сказал мне Висенте, - и мы искали партнера в Китае, который мог бы присоединиться к нам и получить эту долю, поэтому мы и создали эту компанию. Они получили кредит, мы заплатили Shell. Это было, скажем так, 800 [миллионов долларов]. И после этого, позже, мы обратились к Sinopec, другой китайской компании, одной из крупнейших".

Партнером, которого нашла компания Futungo, был Сэм Па и его недавно созданная группа Queensway. Созданная ими компания называлась China Sonangol. Китай находился на ранних стадиях своего проникновения в Африку, и, естественно, наблюдатели могли предположить, что China Sonangol - это не более чем то, о чем говорит ее название: партнерство между китайским государством и ангольской национальной нефтяной компанией. Но Висенте и Sonangol решили не иметь дело напрямую с правительством Китая и его государственной нефтяной компанией Sinopec. Вместо этого они начали бизнес с непонятной частной компанией, зарегистрированной в Гонконге и не имеющей никаких активов, кроме гуаньси ее основателей.

На уставе компании имена двух акционеров China Sonangol написаны от руки паутинным шрифтом. Миноритарным акционером, владеющим 30 процентами акций, была компания Sonangol. Держателем остальных 70 процентов была холдинговая компания, принадлежащая Queensway Group, с Ло Фонг-Хунгом в качестве подписанта. China Sonangol была зарегистрирована как компания в Гонконге 27 августа 2004 года. Семь недель спустя, 15 октября, на Каймановых островах была зарегистрирована компания под названием Sonangol Sinopec International Limited, совладельцами которой стали Sinopec, Sonangol и, хотя в ее названии нет никаких указаний на это, Queensway Group. Именно Sonangol Sinopec International Limited к концу года получила 50-процентную долю Shell в Блоке 18, а Sinopec организовала финансирование нового предприятия на сумму более миллиарда долларов.

Мануэль Висенте и Сэм Па создали анклав в нефтяной промышленности Анголы, корпоративный бункер в непрозрачных стенах Sonangol. Через сеть неясных компаний, зарегистрированных в Гонконге, "Футунго" подключилась к оффшорному механизму, который направлял политическую власть авторитарных правителей Анголы в частную корпоративную империю, которую начали собирать Па и его коллеги-основатели Queensway Group. Futungo меняла Cessna на Concorde, траулер на подводную лодку, а в двигатель своей грабительской машины влила немного китайского гуаньси.

Вместе со своими новыми партнерами BP продолжила разработку нефтяных месторождений Блока 18, и в октябре 2007 года проект начал качать двести тысяч баррелей нефти в день. В 2010 году доля Queensway Group в Блоке 18 оценивалась чуть менее чем в миллиард долларов. Ее доля нефти стоила около 3,5 миллиона долларов в день. (BP отказалась отвечать на вопросы о своих отношениях с китайской Sonangol).

Это было только начало. China Sonangol была включена в многомиллиардную финансовую сделку, в рамках которой банки предоставляли Sonangol кредиты, которые должны были быть погашены за счет доходов от продажи ангольской нефти компании Sinopec, после того как China Sonangol получит свою долю. За годы, прошедшие после первоначальной сделки по блоку 18, China Sonangol получила доли еще в девяти ангольских нефтяных блоках самостоятельно и в трех - через партнерство с Sinopec, что составило портфель активов в одной из самых быстрорастущих нефтяных отраслей мира стоимостью в миллиарды долларов. Но China Sonangol не бурит скважины и не качает нефть. Это трубопровод для нефтедолларов - и способ для Futungo использовать Сэма Па и его соратников в качестве авангарда в ресурсных государствах Африки. Если появляется возможность получить нефть, они звонят нам, принимая во внимание наше совместное предприятие", - сказал мне Висенте.

Исайас Самакува, лидер ангольской оппозиционной политической партии, в которую превратилась "Унита" после поражения в гражданской войне, сказал мне, что китайская Sonangol - "ключ ко всей поддержке, оказываемой господину душ Сантушу, к его правлению", но понять, как Футунго черпает богатство и власть в компании, невозможно, потому что "все находится в темноте".

Не все остается в тени. Корпоративные документы в Гонконге и других странах открывают проблески корпоративного лабиринта Queensway Group. Но, как и в случае со сделками Дэна Гертлера в Конго, многие следы исчезают за толстыми стенами оффшорных финансов. Например, Мануэль Висенте и другие высокопоставленные ангольские чиновники фигурируют в документах компаний наряду с основателями Queensway Group в качестве директоров компании под названием Worldpro Development Limited. В ее регистрационных документах в Гонконге нет никаких указаний на цель компании и говорится, что она полностью принадлежит World Noble Holdings Limited, зарегистрированной на Британских Виргинских островах - карибском архипелаге, где компании могут держать своих владельцев в секрете. Мануэль Висенте не оспаривает, что он занимал должность корпоративного президента China Sonangol, но он сказал мне, что делал это только как представитель доли Sonangol в компании, а не для получения какой-либо личной выгоды. Когда он перешел на новую должность президента, его преемник на посту главы Sonangol занял этот пост вместо него.

В отличие, скажем, от скрытых долей Висенте и его приближенных в ангольском нефтяном предприятии Cobalt International Energy, в проанализированных мною документах компаний нет ничего, что свидетельствовало бы о том, что кто-то из Футунго получает прямую выгоду от участия в компаниях Queensway Group. Однако Исайас Самакува из Unita в чем-то прав: дополнительные уровни секретности, которые обеспечили их договоренности с Queensway Group, сами по себе ценны для правителей ангольской "криптократии". Они создают новые скрытые проходы для Sonangol, компании, которая находится в центре дыры в государственных финансах Анголы, составляющей 32 миллиарда долларов. Важно, что эти проходы выходят за пределы Анголы, петляя по оффшорным налоговым гаваням и превращаясь в глобальную бизнес-империю, которую Queensway Group построит на ангольском фундаменте, простираясь от Манхэттена до Пхеньяна и проникая в другие африканские сырьевые государства. Спустя столетие после того, как король Леопольд был объявлен частным владельцем Конго, китайская компания Sonangol стала основным инструментом для тех, кто стремился сделать континент и его природные богатства своим личным достоянием, как иностранцев, так и африканцев.

С самого начала вокруг Queensway Group и компаний, с которыми она была связана, разгорелись скандалы, связанные с финансовыми нарушениями. Председатель совета директоров Beiya Industrial Group, китайской государственной железнодорожной компании, которая в ранние годы была связана с компаниями Queensway, был пожизненно заключен в тюрьму за взяточничество и растрату. В одном из первых предприятий по торговле нефтью в Конго-Браззавиле, другом производителе сырой нефти к северу от Анголы, Queensway Group сотрудничала с компаниями, связанными с правящей элитой, которые были замешаны в схеме использования фиктивных компаний для сокрытия доходов от продажи нефти. Затем, в 2007 году, успех Queensway Group едва не оборвался.

Начнем с того, что если China Sonangol была не более чем малоизвестной компанией, запутавшейся в сложных нефтяных сделках, то самым заметным лицом Queensway Group была компания под названием China International Fund (CIF). CIF, зарегистрированный в Гонконге в 2003 году, как и его родственную компанию, часто принимали за филиал китайского государства, отчасти из-за названия, а отчасти потому, что в первые годы китайского проникновения в Африку было вполне естественным, хотя и слишком упрощенным, предположением, что любая корпорация, управляемая китайцами, подчиняется диктату коммунистического режима в Пекине. Однако на деле все оказалось иначе. CIF полностью принадлежала основателям Queensway Group - Ло Фонг-Хунгу, партнерше Сэма Па, Веронике Фунг, и Ву Яну, китайскому нефтянику, который завел полезные знакомства в Пекине.

Основной бизнес CIF - инфраструктура. Подражая грандиозным пактам китайского государства в сырьевых странах Африки, Queensway Group через CIF берет на себя обязательства по строительству мостов, аэропортов и дорог, как правило, одновременно с нефтяными и горнодобывающими сделками. В 2005 году CIF организовал кредит в размере 2,9 миллиарда долларов для финансирования множества контрактов правительства Анголы, включая новый аэропорт, железную дорогу, два шоссе, дренажные работы в Луанде и жилищный проект. Когда я спросил Мануэля Висенте о Международном фонде Китая, он сказал мне, что он "полностью отделен" от многомиллиардных кредитов китайского правительства на оплату общественных работ в Анголе, обеспеченных нефтью. Но так же, как China Sonangol была не более чем посредником в теневых сделках, обеспечивших ей доли в ангольских нефтяных блоках, CIF был скорее брокером, чем реальным подрядчиком: большая часть работ выполнялась на субподряде у китайских государственных инженерных и строительных групп.

Специальное управление, созданное при президенте, - Gabinete de Reconstrução Nacional, или Управление национальной реконструкции, - курировало проекты CIF. Первоначально ключевым человеком в отношениях Футунго с китайцами был Фернандо Миала, шпион президента. Однако, когда деньги начали поступать в страну, между влиятельными лицами Футунго началась борьба за контроль над этими новыми, огромными потоками наличности. Миала обошел генерала Копелипу, начальника службы безопасности и магната, который вместе с Мануэлем Висенте участвовал в сомнительных деловых сделках, включая сделку с "Кобальтом". Падение Миалы было стремительным. В феврале 2006 года его уволили, а когда он отказался присутствовать при собственном понижении в звании с генерала до подполковника, его арестовали по обвинению в неподчинении и обвинили в заговоре против президента.

На суде в 2007 году Миала нарушил кодекс молчания Футунго и заявил, что китайские средства, предназначенные для восстановления Анголы, используются не по назначению. Приняв оскорбленный тон, министерство финансов Анголы в редком публичном заявлении призналось, что оно "ошеломлено" обвинениями бывших сотрудников разведки в "аномалиях при использовании китайской кредитной линии". Далее в заявлении перечислялись государственные и частные кредитные линии Китая и различные способы их использования. Но в нем также раскрывалось то, о чем до сих пор ходили только слухи: Китайский международный фонд находился в затруднительном финансовом положении.

Из-за высокомерия Сам Па, споров с субподрядчиками, неэффективного управления со стороны специального ангольского офиса, которому было поручено следить за китайскими кредитами, или, скорее всего, из-за сочетания трех факторов, амбициозные инфраструктурные проекты CIF ушли в песок. Когда подрядчикам перестали платить, строительные работы остановились. В Пекине росло беспокойство, что мошенник из Гонконга ставит под угрозу отношения Китая с поставщиком нефти, который становится все более важным. Министерство торговли предупредило китайские компании, чтобы они сократили свои сделки с CIF. В мае 2007 года, согласно полученному мной письму, гонконгский регулятор корпораций начал расследование в связи с обвинениями в том, что Hangxiao Steel, китайская сталелитейная группа, которой Международный фонд Китая предоставил контракт стоимостью 5 миллиардов долларов на реализацию жилищного проекта в Анголе, занималась манипуляциями на фондовом рынке.

Фоном для странствий Па послужила серия потрясений в высших эшелонах власти Китая. В 2007 году в китайской политике доминировала борьба в преддверии намеченного на октябрь Всекитайского съезда Коммунистической партии Китая - пятилетнего переходного периода, на котором должно было быть назначено новое руководство партии и страны. Цзэн Пэйян, вице-премьер, к которому Сэм Па получил доступ во время заключения своей первой сделки с ангольской нефтью, после съезда собирался уйти в отставку. Другие громкие имена уходили со сцены не так изящно. В июне Чэнь Тонхай неожиданно ушел с поста председателя совета директоров Sinopec, государственной нефтяной группы, которую он помог превратить в крупнейшую по доходам компанию Китая и для которой Queensway Group выступала посредником в Анголе. В официальном заявлении Sinopec говорилось, что Чэнь ушел по "личным причинам", но уже через несколько месяцев он был арестован и обвинен в "получении взяток, чтобы помочь другим, включая свою любовницу, получить незаконную прибыль", и в ведении "коррумпированной жизни". Позже его осудили за получение взяток в размере 29 миллионов долларов в период с 1999 по 2007 год и приговорили к смертной казни условно, что фактически означает пожизненный срок заключения. В партии и в Sinopec появились новые лица. По мере того как в министерствах и регулирующих органах росли подозрения в отношении деятельности Queensway Group, перед Сэмом Па все ближе становились стены. Его гуаньси стремительно истощались. Но у него оставалась одна карта, и это был туз.

Что бы ни говорили о нем в Пекине, Сэм Па стал незаменимой частью грабительской машины Футунго. Используя китайскую компанию Sonangol и Китайский международный фонд в качестве посредников в нефтяных сделках и инфраструктурных контрактах, правители Анголы создали для себя новый секретный инструмент для торговли нефтью и распыления своих нефтедолларов по всему миру. Когда Sinopec попыталась отделиться от своих совместных предприятий с компаниями Queensway в Анголе, предпочитая избавиться от посредников, Футунго отказал ей в этом. Алекс Вайнс, чьи исследования Queensway Group в качестве руководителя программы по Африке в британском Королевском институте международных отношений при аналитическом центре Chatham House включали интервью с ведущими китайскими нефтяниками, рассказал мне, что Мануэль Висенте сообщил государственным нефтяным компаниям Китая, что если они хотят вести бизнес в Анголе, то им придется действовать через эти совместные предприятия с компаниями Queensway Group. "Sinopec рассматривала это как краткосрочное совместное предприятие, чтобы войти, но потом поняла, что они заперты в нем, - сказал Вайнс. Когда посол США в Луанде в частном порядке попросил своего китайского коллегу прояснить отношения его правительства с China International Fund, пекинский посланник подчеркнул, что CIF - "частная компания", и заявил, что его посольство не имеет никакого отношения к ее сделкам с ангольскими властями. Что CIF действительно понравилось, сказал посол, так это "тесные отношения" с дос Сантосом. Сам Па стал привратником ангольской нефти, и Китай был бессилен обойти его.

Вскоре Queensway Group если и не вернулась в строй, то, по крайней мере, вновь стала терпимой к Пекину. Денежные проблемы China International Fund ослабли: в октябре 2007 года, в том же заявлении, в котором отвергались обвинения в неэффективном управлении китайскими средствами, министерство финансов Анголы сообщило о выпуске государственных облигаций на сумму 3,5 миллиарда долларов, чтобы поддержать находящиеся на грани срыва инфраструктурные проекты CIF. В том же месяце BP начала качать нефть с блока 18, причем Queensway Group получила право на три из каждых двадцати долларов прибыли.

Есть и те, кто называет Queensway Group ангелом спасения Анголы. Официальное китайское правительство хотело этого, а ангольское - нет", - говорит Хелдер Баталья, который, по его словам, ушел в 2004 году, когда Китай, Сэм Па и Futungo уже заключали первые сделки. Баталья говорит, что именно он убедил Сэм Па сосредоточиться на Анголе и что он гордится тем, что помог привлечь столь необходимые инвестиции на свою приемную родину. Для меня это было фантастикой, потому что моей главной целью было объединить две нации, поскольку в то время ни одна страна не была готова помочь им восстановить страну". Что касается China Sonangol и China International Fund, то он отмахнулся от опасений по поводу их интересов. Для меня это был огромный успех. Конечно, я хотел большего, но то, что они сделали, очень важно для страны. Я ни о чем не жалею. Я очень горжусь тем, что сделал". В конце войны демобилизовалось 150 000 человек. Нужно было найти для них работу, вложить деньги в восстановление".

Баталья продолжает: "Для рядового ангольца она очень изменилась - посмотрите на дороги, железные дороги, мосты. В Африке нет более независимой страны, чем Ангола. После Китая они развили отношения по всему миру. Они очень независимы. Это очень важно для самоуважения нации. Ангольцы очень гордятся тем, что они делают. Конечно, есть проблемы, но они есть и в Португалии, и в Великобритании. Когда две страны, такие как Ангола и Китай, объединяются, чтобы восстановить страну, компания посередине - это не очень хорошо для обеих".

Но в центре была одна компания - Queensway Group. После первых дерзких сделок Сэма Па в Анголе прошло десятилетие, прежде чем стало известно об истинной природе его сделки с правителем Анголы.

В 2011 году Ву Янг (Wu Yang), пекинский деятель, заявивший, что получил бесплатную долю в холдинговой компании Queensway Group, владевшей долей в China Sonangol, в обмен на помощь в урегулировании ангольской сделки с Sinopec, подал в суд на Ло, Веронику Фунг и саму холдинговую компанию в Гонконге. Ву утверждал, что ему причитаются дивиденды на сумму около 40 миллионов долларов, но они так и не были выплачены. Он потребовал предоставить ему возможность ознакомиться с бухгалтерскими книгами нескольких компаний Queensway Group, чтобы узнать, куда уходят все его деньги. В 2013 году судья в Гонконге разрешил ему это сделать. Судья рассказал о показаниях Ло по этому делу весьма красноречиво.

Ло признала, что проект Block 18, который до сих пор дает 180 000 баррелей нефти в день, был прибыльным, написала судья, но она заявила, что прибыль была направлена на другие цели. "Суть ее показаний... заключается в том, что деньги, полученные China Sonangol, пошли на финансирование проектов в Анголе, предпринятых для создания доброй воли. Она не называет конкретный проект и не объясняет, с кем [холдинговая компания Queensway, о которой идет речь] пыталась заручиться благосклонностью. Эти проекты были убыточными, и из ее показаний следует, что на их финансирование ушла прибыль, полученная от проекта "Блок 18"". Короче говоря, Ло Фонг-Хунг, главный сотрудник Сам Па в Queensway Group, признал перед судом, что его флагманская компания перенаправляла деньги на "выклянчивание милостей" в Анголе. Выражаясь деликатно, судья продолжил: "Я не понимаю, что можно оспаривать, что управлять компанией в Анголе в соответствии с тем, что в Гонконге считается лучшей деловой и бухгалтерской практикой, будет очень сложно, а в некоторых отношениях и невозможно".

Юридические тяжбы между Ву Яном и основателями Queensway Group продолжались. Но к тому времени Сэм Па достиг новых высот. Превратив свои гуаньси в фундамент корпоративной империи, он использовал свой ангольский опыт в качестве модели для сделок с репрессивными правителями других африканских сырьевых государств.

 

5. Когда слоны дерутся, трава оказывается вытоптанной

 

В пасмурный воскресный день в апреле 2013 года Фредерик Силинс был голоден. "Давай присядем, перекусим", - сказал он женщине, которая вышла из такси, чтобы встретить его в международном аэропорту Джексонвилля во Флориде. Согласно стенограмме их разговора, опубликованной впоследствии правительственным расследованием в Гвинее, пара нашла место, где можно перекусить, в шикарном терминале аэропорта и заняла свои места - Силинс, лысеющий француз лет пятидесяти, и Мамади Туре, стройная западноафриканка на двадцать лет младше его. Несколько минут они вели светскую беседу, говоря по-французски. По его словам, дочь Силинса родила накануне, и он впервые стал дедушкой.

Почти сразу же разговор перешел на деньги. Мне нужны наличные, немедленно", - сказала Туре. Силинс объяснил, что она может получить 20 000 долларов прямо сейчас и еще 200 000 долларов по прибытии в Сьерра-Леоне. Он также позаботится о билете на самолет. Она начала торговаться. Подошла официантка. Силинс перешел на английский, чтобы заказать сэндвич с курицей для Туре и салат "Цезарь" для себя. Он перешел на другой язык. В Сьерра-Леоне, соседней с Туре Гвинее, она могла быть спокойна, вдали от проблем, которые надвигались на них. Но Туре хотел уладить финансовые условия их договора. Разве Силинс не сказал, что даст ей 50 000 долларов вперед, а не 20 000 долларов?

Нет, нет, нет, - сказал Силинс. Слушайте внимательно, слушайте внимательно. Я рассказал вам о сделке". Он повторил ее еще раз. Несколько тысяч долларов были ни кчему. Сделка по документам и декларации была такой, как я вам сказал: мы уничтожаем все документы, вы получаете двести, а затем восемьсот, которые будут вашими, что бы ни случилось. Что бы ни случилось, у вас есть миллион, и он ваш".

Француз терял самообладание. Он уже много лет вел дела на диком западе Африки, но этот разговор был особенно деликатным. В руках у Туре было полдюжины подписанных контрактов, датированных 2006-2010 годами, в которых, очевидно, подробно описывалось, как она получит денежное вознаграждение и акции, если поможет организовать получение компанией BSG Resources (BSGR) концессий на добычу полезных ископаемых, включая права на Симанду, одно из богатейших в мире нетронутых месторождений железной руды, расположенное в отдаленном уголке Гвинеи. (Позднее, когда контракты стали достоянием общественности, BSGR заявила, что они были поддельными). Тогдашнее гвинейское правительство предоставило компании права на Симанду в 2008 году. Два года спустя Vale, крупнейшая в мире компания по добыче железной руды, согласилась заплатить 2,5 миллиарда долларов за долю в правах BSGR. Это был солидный доход от 160 миллионов долларов, которые BSGR потратила на предварительную разработку своих перспективных месторождений, и одна из самых впечатляющих сделок в новейшей истории африканской горнодобывающей промышленности.

Но теперь возникла проблема. Туре сказал Силинсу, что к ней приходили сотрудники ФБР. Причина их интереса заключалась в том, что она не была обычной гвинейкой: она была четвертой женой Лансана Конте, диктатора, который предоставил BSGR свои права за несколько дней до своей смерти в декабре 2008 года. Овдовевшая Туре переехала сначала в Сьерра-Леоне, а затем во Флориду, где ее навестили федеральные агенты, узнав о возможных нарушениях Закона о коррупции за рубежом и законов об отмывании денег, запрещающих переправлять в США доходы от коррупции.

В ходе ряда телефонных звонков и встреч, состоявшихся в течение предыдущих недель, Цилинс, который работал посредником BSGR в Гвинее, но, как подчеркивает компания, никогда не был ее сотрудником, пытался убедить Туре уничтожить документы до того, как они попадут в руки ФБР. Он убедил ее подписать заявление, в котором она отрицала, что играла какую-либо роль в предоставлении прав на добычу полезных ископаемых BSGR или получала какие-либо деньги от компании. Он убедил ее уехать из страны в Сьерра-Леоне. Помимо миллиона долларов, который он предложил за уничтожение документов, Силинс пообещал еще 5 миллионов долларов, если BSGR пройдет через пересмотр гвинейским правительством прошлых контрактов на добычу полезных ископаемых и сохранит свои интересы.

Вам что-нибудь нужно?" - спросила официантка, принеся заказ. Майонез, горчица? Силинс отослал официантку и снова обратился к Туре. Разговор перешел на семью, политику Гвинеи, погоду в Майами. Силинс заказал каждому по чизкейку и расспросил Туре об агентах ФБР, которые задавали ей вопросы. Она сказала, что сказала им, что у нее нет никаких документов, но агенты пригрозили получить повестку и доставить ее в большое жюри, которое было созвано в Нью-Йорке, чтобы заслушать доказательства обвинений в коррупции. Ее нужно быстро уничтожить", - сказал он. Официантка принесла Силинсу сдачу. "Нет, большое спасибо, - сказал он.

О, большое спасибо, - сказала официантка, - приятного аппетита!

Туре снова потребовал больше денег вперед. "Я не ребенок", - огрызнулась она. Силинс надул губы. 'Я устал от этого, Мамади. Что ты хочешь сделать? Скажи мне, что ты хочешь сделать. Я устала. Ты меня упрекаешь. Я прихожу, приношу тебе деньги, нахожу для тебя решения, делаю то-то и то-то. Я устал. Так скажите мне, чего вы хотите. Решайте сами". Он сказал ей, что в ее собственных интересах уничтожить документы - отказ от этого приведет ее в действие как "атомную бомбу". Он упрекнул ее в том, что она передала копии документов своему знакомому, который, в свою очередь, довел их до сведения властей Новой Гвинеи. "Я не говорю, что вы ребенок, но я говорю, что вы приняли несколько неверных решений", - сказал Силинс. Он сделал паузу и удалился, сказав, что ему нужно проверить табло вылета своего рейса.

Подошел мужчина. Встаньте, - сказал он Цилинсу. Руки за спину.

Бени Штейнметц родился в горном бизнесе. Младший сын Рубина Штейнметца, основателя одной из самых успешных израильских компаний по торговле алмазами, в 1977 году он завершил службу в армии и в возрасте двадцати одного года отправился на стажировку в Антверпен. Этот бельгийский порт был центром алмазной торговли на протяжении пяти веков и до сих пор является каналом, через который проходит подавляющее большинство необработанных камней, поступающих с отдаленных рудников, чтобы быть ограненными, отполированными и проданными ювелирам. Худощавый и статный, Штайнметц вскоре стал приобретать репутацию одной из самых грозных фигур в африканской алмазной торговле. Он покупал камни в охваченной войной Анголе. Компания, которую он основал вместе со своим братом, Steinmetz Diamond Group, стала крупнейшим покупателем алмазов у De Beers, картеля, который доминировал в торговле. Бриллиантовая империя семьи Штайнметц спонсирует болиды "Формулы-1" и демонстрирует свои камни на пышных вечеринках, устраиваемых рядом с такими эстетическими достопримечательностями, как Храм Рассвета в Бангкоке и Скарлетт Йоханссон.

По мере роста своего состояния Штайнметц добавил в свой портфель металлические рудники и недвижимость и переехал из Израиля в расположенный на берегу озера швейцарский город Женеву. В 2011 году Forbes поместил его на 162 место в списке богачей с состоянием в 6 миллиардов долларов, что значительно опережает Берни Экклстоуна и Ричарда Брэнсона и почти вдвое превышает состояние основателя eBay Джеффа Сколла. На его личном сайте неназванный знакомый цитирует: "Фраза "небо - это предел" неприменима к Бени. Для него небо - это только начало".

Штайнметц быстро отреагировал на изменения, произошедшие на рынке горнодобывающей промышленности на рубеже веков. Спрос быстрорастущих азиатских экономик на цветные металлы заставил горнодобывающие компании диверсифицировать свои операции, переключив инвестиции с таких сокровищ, как алмазы, на громоздкие сырьевые компоненты электропроводки и стали. Вместе с Дэном Гертлером, своим коллегой, израильским горнодобывающим магнатом, который поддерживал режим Кабилы в Конго, Штайнметц сделал ставку на Катангу, южное конголезское хранилище меди и кобальта в количествах, не превзойденных в других странах. Компания под названием Nikanor, в которой Штейнметц и Гертлер были основными акционерами, получила права на полуразрушенный медный рудник. В 2008 году Glencore, гигантский сырьевой трейдер, которому предстояло заключить еще не одну конголезскую сделку с участием Гертлера, купил эту группу. К тому времени Штайнметц приблизился к еще более желанному призу в другом бедствующем государстве франкоязычной Африки.

Когда в 1958 году французские колониальные правители покинули Гвинею, они сделали это в приступе постимперского саботажа. Ахмед Секу Туре, лидер освобождения Гвинеи, отверг предложение Шарля де Голля присоединиться к франкофонному союзу в Африке. Франция предоставила независимость, но за мстительную цену, отказавшись оставить даже лампочки в правительственных учреждениях. Секу Туре был неустрашим. "Мы предпочитаем бедность в свободе богатству в рабстве", - провозгласил он.

Бедность действительно была, но народ Гвинеи не знал свободы. Секу Туре стал первым в череде продажных и жестоких автократов. Новая независимая Гвинея, как и десятки других африканских стран, обладала лишь номинальным суверенитетом. Сверхдержавы и горнодобывающие компании держали власть в своих руках, приспосабливая свои альянсы к интересам господствующего деспота.

Гвинея избежала гражданских войн, раздиравших ее соседей, Сьерра-Леоне и Либерию, где повстанцы, финансируемые за счет продажи алмазов, отрубали руки. Не то чтобы вы знали об этом, глядя на Конакри, приморскую столицу Гвинеи. Малярийный мегаполис словно медленно разлагается в мульче тропической листвы. Внутренние районы страны настолько же бедны, насколько захватывающими являются их пейзажи. Страдая от нехватки звезд и плохого управления, Гвинея принадлежит к самому нижнему кругу бедности, наряду с Конго, Нигером, Сомали и некоторыми другими странами, где все показатели, измеряющие благосостояние человека, ужасны и намного ниже даже среднего африканского уровня. В среднем из каждой тысячи детей, рожденных в Швейцарии, все, кроме четырех, доживают до своего пятого дня рождения. К этому же возрасту умирают сто четыре гвинейских младенца на тысячу. 6 По промозглым, изрытым ямами улицам столицы бродит тревожное количество тех, кто выжил в младенчестве, но травматичный старт в жизни оставил их с церебральным параличом. 11-миллионное население Гвинеи значительно более малообразованно и нездорово, чем почти все остальные жители планеты.

Когда в 1984 году умер Секу Туре, Лансана Конте, солдат, который до обретения независимости служил во французской армии, а затем занял высокий пост в гвинейских вооруженных силах, оказался как нельзя кстати, чтобы возглавить переворот, положивший начало его четвертьвековому правлению. Он принадлежал к поколению лидеров - Мобуту в Конго, Бонго в Габоне и душ Сантуш в Анголе, - чьи десятилетия у власти в 1980-1990-х годах окончательно разрушили большие надежды, возлагавшиеся в годы после обретения независимости. Они правили с помощью воровства и репрессий, рассматривая нефть и полезные ископаемые своих стран как свою личную собственность. Они облепили себя машинами для грабежа. Но эти грабительские машины работают только в том случае, если их можно подключить к международным рынкам нефти и минералов. Для этого африканским деспотам нужны союзники в сырьевой индустрии.

Для страны размером не больше Великобритании Гвинея обладает непропорционально большой долей земных металлов. У нее огромные запасы полезных ископаемых", - сказал мне один из иностранных руководителей горнодобывающих компаний в Гвинее. Некоторые месторождения просто сказочные, не похожие ни на какие другие в мире". Страна располагает крупнейшими зарегистрированными запасами бокситов - руды, которую перерабатывают в алюминий, высокопрочный металл, являющийся одним из самых важных товаров в мировой экономике. Сплавы алюминия встречаются повсюду: в кухонной фольге, банках для напитков, упаковках для таблеток, самолетах. На протяжении десятилетий Гвинея входила в число крупнейших экспортеров бокситов. Но здесь также находятся огромные, нетронутые запасы единственного металла, более востребованного, чем алюминий, - железа.

Железная руда используется для производства стали - материала, без которого современный мир, каким мы его знаем, не существовал бы. Ежегодное производство стали в мире составляет 1,5 миллиарда тонн, то есть примерно одна тонна на каждые пять человек. Крупнейшие сталелитейные компании, среди которых ArcelorMittal, индийская семья Tata и китайская Baosteel, занимают лидирующие позиции в мировой промышленной экономике, которой нужна сталь для кораблей и мостов, вил и скальпелей. Как и крупнейшие добытчики железной руды: Vale из Бразилии и Rio Tinto, англо-австралийская горнодобывающая компания, которая выросла из компании XIX века, добывавшей медь на берегу испанской реки, и стала второй по стоимости горнодобывающей компанией в мире после своего великого конкурента BHP Billiton.

В 1996 году руководители компании Rio Tinto встретились с министром горнодобывающей промышленности Лансаной Конте, чтобы поговорить о разведке железной руды в гористой восточной части Гвинеи. В следующем году Rio получила разрешение на разведку вдоль 110-километрового хребта Симанду. В 2002 году геологи Rio обнаружили пласт руды такого высокого качества, что по размерам и ценности ему не было равных. Дальнейшая разведка показала, что в нем содержится более 2,4 миллиарда тонн первоклассной железной руды, что делает его лучшим нетронутым месторождением в мире. Но Симанду находится в 435 милях от побережья. Чтобы добыть руду, нужно было построить железную дорогу через труднопроходимую местность и огромный порт на ее конце. В общей сложности рудник и инфраструктура обойдутся примерно в 20 миллиардов долларов - крупнейшие инвестиции за всю историю африканской горнодобывающей промышленности.

Конте сменял премьер-министров, а его силы безопасности расправлялись с протестующими, но Rio сохраняла свои интересы. В 2006 году, после долгих лет препирательств с парламентом Гвинеи, компания наконец получила документ, известный как конвенция о добыче полезных ископаемых в Симанду, - юридические права на начало горных работ. Но дело продвигалось медленно. Гвинейские власти были разочарованы, и другие стороны начали проявлять интерес. Среди них был и Бени Штейнметц.

Штейнметц уже проложил себе дорогу в горнодобывающей промышленности Африки, и железная руда Гвинеи была заманчивой перспективой для BSGR, горнодобывающего подразделения семейного конгломерата, носящего его инициалы. Но BSGR столкнулась с двумя препятствиями. Во-первых, Гвинея была незнакомой территорией. Во-вторых, Rio Tinto заблокировала права на самые лучшие месторождения. Компании нужен был человек на месте, который мог бы решить, как действовать дальше. Им оказался Фредерик Силинс. С начала 2000-х годов Силинс вел бизнес по всей Африке, в том числе в Конго и Анголе. Вместе с двумя партнерами он также развивал то, что BSGR позже охарактеризует как "обширные деловые операции" в Гвинее Лансана Конте.

Цилинс начал работать посредником BSGR в Гвинее в 2005 году. Согласно интервью, которое он дал следователю много лет спустя, он слонялся по "Новотелю", отелю в Конакри, где останавливались все, кто был кем-то, собирая обрывки информации о Rio Tinto. Пока Rio составляла карту рудных тел Симанду, Силинс наносил на карту политические контуры Гвинеи. Нарабатывая контакты, Силинс все ближе подбирался к сердцу власти - президенту.

Как и многие другие гвинейские мусульмане, которые могли себе это позволить, Лансана Конте имел несколько жен. Он уже взял трех невест, когда в 2000 году познакомился с красивой восемнадцатилетней дочерью бывшего сослуживца из армии. Через год Мамади Туре стала четвертой женой президента. Они не жили вместе, но он поддерживал ее материально, и они проводили время в обществе друг друга в доме, который ей подарили, и на президентской вилле, обсуждая государственные дела.

Примерно в 2005 году к молодой жене президента пришел новый посетитель - человек, с которым семь лет спустя она будет вести тихий и напряженный разговор в аэропорту Джексонвилля. Согласно воспоминаниям Туре, которые стали важной частью доказательств, опубликованных в ходе последующего гвинейского расследования, при их встрече Силинс сказал ей, что BSGR хочет получить права на добычу железной руды. Чиновники и министры, которые помогут в этом начинании, получат долю в размере 12 миллионов долларов. Согласно версии Туре, подкрепленной контрактами, которые так хотел уничтожить Силинс, но которые, по утверждению BSGR, были поддельными, она начала продвигать интересы компании в обмен на соглашения о выплате ей миллионов долларов и предоставлении ей доли в гвинейском предприятии BSGR. (BSGR заявила, что никогда не производила никаких выплат Туре.) Сначала Туре отвезла Силинса на встречу с Лансаной Конте в президентский дворец. Вскоре после этого, в феврале 2006 года, BSGR получила свои первые права на добычу железной руды. Но компания хотела большего - кусочек Симанду.

Возможно, Туре не видела ничего предосудительного в своих отношениях с Силинсом и BSGR. В Гвинее Конте не было разделения между политикой и бизнесом. Страна, наряду с Ираком, Мьянмой и Гаити, была признана самой коррумпированной в мире. Все, что принадлежало государству, принадлежало Конте. Гвинейская жизнь была, в общем, нищей и короткой. Но Туре оказалась среди той небольшой группы гвинейцев, которая могла обеспечить им выход из нищеты - тех, кто пользовался благосклонностью диктатора. Спустя годы она вспоминала в показаниях под присягой, что, когда она спросила мужа о 200 000 долларов, которые, по ее словам, она получила после одной из встреч с Силинсом и другими эмиссарами из БСГР, "он сказал мне, что это моя удача".

После того как BSGR получила первые права, она активизировала свои усилия. Цилинс освободил место для высокопоставленных лиц из самой компании, вспоминает Туре. Ашер Авидан, который двадцать семь лет проработал высокопоставленным чиновником в министерствах иностранных дел и обороны Израиля, прежде чем присоединиться к BSGR в качестве главы ее гвинейского филиала, осыпал Туре подарками, вспоминает она. В одном случае, по словам Туре, Авидан провел ее в комнату, где на кровати для нее был разложен миллион долларов. Когда в 2014 году я обратился в BSGR по поводу этого и других инцидентов, описанных в заявлении Туре, компания отказалась отвечать на мои вопросы.

Наряду с подарками, которые эмиссары BSGR передавали влиятельным гвинейцам - среди них инкрустированный бриллиантами миниатюрный болид Формулы-1, который, как позже заявили представители компании, был подарен министерству горнодобывающей промышленности, а не частному лицу, - компания также сыграла на недовольстве правительства Конте медленными темпами работы Rio Tinto на Симанду. В 2008 году стратегия BSGR принесла плоды. В июле правительство лишило Rio Tinto прав на северную половину Симанду на том основании, что, по мнению Rio, компания пропустила сроки начала добычи, в результате чего она обязана, как это принято в отрасли, уступить часть своих владений. В декабре постановлением министерства эти права были переданы BSGR. Для Бени Штейнметца и его компании прорыв произошел как нельзя вовремя.

По сообщениям, Конте страдал диабетом и курил. 22 декабря 2008 года, через две недели после того, как BSGR завладела северной половиной Симанду, Конте умер. Если гвинейцы и надеялись, что избавление уже близко, то они ошибались. После двадцати четырех лет пребывания у власти смерть Конте оставила вакуум, в который быстро вмешалась армия.

После того как в 2007 году Сэм Па был близок к катастрофе, в следующем году он снова встал на ноги. Queensway Group удалось избежать последствий расследования, проведенного регуляторами фондового рынка в Пекине и Гонконге в связи с тем, что Китайский международный фонд, его инфраструктурное подразделение, предоставил китайской сталелитейной компании контракт на ангольский проект. Предупреждения, которые Министерство торговли Китая делало китайским компаниям о недопустимости ведения бизнеса с Queensway Group, были либо отменены, либо проигнорированы, что позволило восстановить важнейшую составляющую бизнес-модели синдиката - использование своего доступа к африканским правителям для заключения сделок как для себя, так и для китайских государственных групп.

Па возглавил головокружительное расширение интересов Queensway Group. Он приобрел престижную недвижимость на Манхэттене и продолжал ухаживать за Северной Кореей. Но Африка - и в частности Ангола - оставалась основой его империи. Чтобы повторить феноменально прибыльную модель, которую она построила с Мануэлем Висенте и ангольским Футунго, ей нужно было найти другие африканские страны, обладающие как природными богатствами, так и правителями, обладающими неразграниченной властью через теневое государство.

Рождественский переворот в Гвинее после смерти Лансаны Конте в конце 2008 года привел к власти малоизвестного армейского капитана лет сорока. Мусса "Дадис" Камара обладал челюстью, красным беретом и талантом к зрелищам. Как и многие другие путчисты, он провозгласил себя человеком, который будет чистить конюшни. Главари сетей по торговле кокаином, укоренившихся в силовых структурах, были публично осуждены, а сын Конте Усман признался по телевидению в причастности к наркоторговле и был брошен в тюрьму. Новое правительство проверит прошлые сделки по добыче полезных ископаемых. Хунта окрестила себя Национальным советом за демократию и развитие.

Молодой капитан был непредсказуем, параноидален и, судя по всему, вел ночной образ жизни. Он проводил совещания глубокой ночью и спал днем. Министров и инвесторов вызывали на его базу в казарме в Конакри, где бюрократы и бизнесмены в мантиях и костюмах смешивались с солдатами в форме. Дадис принимал посетителей в комнате, увешанной его портретами в героических позах. Он кричал в лицо приспешникам, заслужившим его гнев. Даже те, кого порицали за ошибки, боялись указать на то, что силач принял их за кого-то другого. Будучи шоуменом, Дадис с удовольствием обрушивался в прямом эфире на иностранных инвесторов и дипломатов, которых он считал неуважительными. Эти выступления стали известны как "Шоу Дадиса".

Вспыльчивый лидер хунты представлял собой разительный контраст с обходительным, космополитичным инвестиционным банкиром, который вернулся в Гвинею и занял влиятельный пост министра горнодобывающей промышленности. Махмуд Тиам был не первым членом своей семьи, которому довелось занимать государственные должности при деспоте: когда Тиаму было пять лет, его отец, бывший глава внешнеторгового банка Гвинеи, был назначен министром финансов, но через несколько дней попал в одну из чисток Секу Туре. Его арестовали, пытали и убили. Его маленький сын был отправлен в изгнание и оказался в США, где ему было предоставлено гражданство. Яркий и обладающий обаянием победителя, он получил экономическое образование в Корнельском университете и занялся банковским делом, поднявшись по Уолл-стрит. Сначала в Merrill Lynch, затем в нью-йоркском офисе швейцарского банка UBS, Тиам управлял состояниями богатых иностранных клиентов и консультировал министерства финансов и компании от Норвегии до Китая и Южной Африки. Он заработал достаточно денег, чтобы пожертвовать 4600 долларов на президентскую кампанию Барака Обамы в 2008 году.

Тиаму было уже за сорок, когда новая власть в Конакри дала ему повод вернуться домой. Он осмотрел горизонты гвинейской экономики и решил встряхнуться. 85 процентов экспорта Гвинеи приходилось на доходы от горнодобывающей промышленности, но правительство получало лишь гроши от ресурсов страны, которые находились под контролем некоторых из самых влиятельных фигур в этой отрасли. Министерство горнодобывающей промышленности, которое возглавил Тиам, представляло собой лабиринт разваливающихся коридоров, чьи сотрудники, хотя иногда и были блестящими, едва ли были готовы противостоять армиям юристов транснациональных корпораций. Но Тиам знал мир высоких финансов и заключения сделок. У него была ровная осанка, которую подчеркивали бритая голова и элегантные костюмы, и он был готов сцепиться рогами с большими зверями горнодобывающего бизнеса.

Первой целью Тиама стал алюминиевый гигант "Русал", добывающий бокситы в Гвинее, и его владелец, российский олигарх Олег Дерипаска. Дерипаска приобрел гвинейский бокситовый рудник и нефтеперерабатывающий завод в ходе приватизации 2006 года. Тиам утверждал, что цена, которую заплатил "Русал", была в разы меньше стоимости активов и что продажа была недействительной. Когда "Русал" под шумок разместил свои акции на Гонконгской фондовой бирже, Тиам потребовал, чтобы часть вырученных от продажи акций "Русала" средств пошла на погашение задолженности перед африканской страной, на долю которой приходилось около 10 процентов мирового производства бокситов компании. После включения предполагаемого экологического ущерба сумма, которую требовал Тиам, превысила миллиард долларов.

Русал отказался уступить, и противостояние затянулось. (Русал отказался удовлетворить требования о выплате денег, и после ухода Тиама и хунты компания восстановила свои отношения с правительством Гвинеи, объявив в 2014 году о начале работ на новом бокситовом руднике). Но это был лишь один фронт кампании Тиама. Как и других высокопоставленных гвинейских чиновников, его раздражало то, что он считал снисходительным отношением со стороны транснациональных корпораций, особенно наглых австралийцев из Rio Tinto. Рио с удовольствием превозносил Симанду как призовой актив, когда отбивался от попыток поглощения со стороны BHP Billiton, но Гвинея уже более десяти лет ждет, когда Симанду начнет давать руду.

Тиам усилил давление на Rio, угрожая лишить ее новых прав, если она не признает, что северная половина месторождения, которую Конте передал BSGR, была конфискована на законных основаниях. (Перепалки Тиама с Rio в конечном итоге побудили Генри Беллингема, министра по делам Африки в британском правительстве Дэвида Кэмерона, написать ему и трем другим высокопоставленным министрам письмо, лоббируя интересы компании и предупреждая, что любые дальнейшие действия против Rio, зарегистрированной в Лондоне, "станут негативным сигналом для инвесторов"). Тиам поддержал BSGR, утверждая, что наличие двух отдельных проектов по разработке Симанду обеспечит, наконец, приток руды.

Мы можем сидеть на этих запасах еще пятьдесят лет, как уже сидели пятьдесят лет", - сказал мне Тиам. Гвинея, - язвительно заметил он, - не была публичной компанией: в отличие от зарегистрированных на бирже горнодобывающих корпораций, таких как Rio, чьи акции дорожали за счет неразработанных запасов полезных ископаемых, страна ничего не получала, когда ее минералы лежали в земле. Мы получаем прибыль только тогда, когда экспортируем железную руду. У нас самая богатая и изобильная железная руда на Земле, а мы по-прежнему одна из беднейших стран".

По мнению его врагов, у Тиама были и менее благородные мотивы. В 2014 году компания Rio Tinto обвинила его в получении взятки в размере 200 миллионов долларов (впоследствии сумма была изменена до 100 миллионов долларов) от Бени Штейнметца за то, чтобы он защитил недавно выигранное право BSGR на северную половину Симанду. (Тиам назвал обвинения Rio "ложными, клеветническими и граничащими с комизмом" и описал их как попытку компании "отвлечь внимание от своего нежелания разрабатывать Симанду"; BSGR была столь же пренебрежительна: "Rio Tinto решила ничего не делать со своими правами на добычу, поэтому права на добычу были отобраны. Беспочвенные и странные иски, подобные этому, не изменят этого факта").

Симанду был главным призом страны, но до получения доходов от него оставалось еще много лет, и самой насущной задачей хунты было получить хоть какие-то деньги. Сразу после переворота Дадис пообещал, что организует выборы, передаст власть гражданским лицам и вернет своих парней в казармы. Но вскоре он дал понять, что собирается отказаться от своего обещания не выдвигать свою кандидатуру. Изоляция Гвинеи углублялась, а солдаты-халявщики быстро опустошали казну, которая и без того была исчерпана сокращением помощи после переворота. Это был вопрос выживания экономики", - сказал мне позже Тиам.

Однажды в середине 2009 года, через несколько месяцев после начала работы, Тиам обедал, когда ему позвонил коллега-министр и настоял на том, чтобы он бросил трапезу и приехал в Novotel для встречи с потенциальными инвесторами. По прибытии Тиама представили китаянке, с которой он раньше не встречался. Ею оказалась Ло Фонг-Хунг, соучредитель компании Queensway Group, принадлежащей Сэму Па. Тиаму сказали, что визит делегации организовал посол Гвинеи в Китае. China Sonangol, совместное предприятие Queensway Group с государственной нефтяной компанией Анголы, получало огромные доходы от продажи ангольской нефти, и Ло привлекла внимание Тиама внушительными цифрами. Она сказала мне, сколько денег они могут получить", - вспоминает Тиам. Я отнесся к этому немного скептически, но сказал им, что они могут присоединиться, если вы настолько велики, как говорите". Сэм Па появился и тоже представился. После встречи Тиам рассказал Дадису о встрече.

Тиам решил навести справки о новых потенциальных инвесторах, чьи основные сделки до сих пор велись в Анголе. Он знал Мануэля Висенте и компанию Sonangol еще со времен своей банковской деятельности; эти два человека были хорошими друзьями. Он бросил вызов Па и Ло: "Если вы так близки с Мануэлем Висенте, возвращайтесь вместе с ним". Через три дня, вспоминает Тиам, Висенте прилетел в Конакри вместе с Па. Тиам отвез их на встречу с Дадисом. Па пообещал главе гвинейской хунты, что немедленно пришлет деньги. По словам Тиама, в течение двух недель поступило около 30 миллионов долларов. Это был жест доброй воли, чтобы показать, что они серьезны и способны". Тиам сказал мне, что деньги предназначались для улучшения водоснабжения Гвинеи и аренды аварийных электрогенераторов. Даже если бы деньги действительно были потрачены на эти достойные восхищения начинания, они освободили бы другие средства, которые хунта могла бы использовать или разграбить.

Когда Тиам отправился в Китай вскоре после первой встречи с Па и Ло в Конакри, у него, как и у португало-ангольского магната Хелдера Батальи до него, сложилось четкое впечатление, что они имеют связи высокого уровня с пекинскими властями. Если они и не были правительственной структурой, то определенно имели сильную поддержку и прочные связи, учитывая тот прием, который нам оказали в Китае", - сказал мне Тиам. Уровень допуска, который они имели, чтобы делать то, что трудно сделать в Китае, возможности, которые они имели, чтобы заставить людей встретиться с нами, [и] военный кортеж создали у нас впечатление, что они имеют сильные связи". Тиам был убежден. Вместе со своими новообретенными союзниками он создал совместное предприятие между гвинейским государством и Queensway Group, зарегистрированное не в Гвинее, а в Сингапуре, где China International Fund и China Sonangol открыли штаб-квартиры по мере расширения своего международного влияния, и начал вынашивать планы по добыче полезных ископаемых Гвинеи.

Тиам мотался по стране, заключая сделки, как инвестиционный банкир, которым он был, приобретая союзников и врагов и помогая хунте удержаться от банкротства. Однажды в понедельник в сентябре 2009 года, спустя девять месяцев работы в министерстве горнодобывающей промышленности, он сел на рейс в Катаре. Высадившись в Париже, он узнал, что Дадис устроил хаос.

Проливные дожди обрушились на Конакри утром 28 сентября 2009 года. Среди десятков тысяч гвинейцев, пришедших на национальный стадион, царила атмосфера трепета и ликования. Стадион расположен на полпути вдоль выступающего в Гвинейский залив участка суши, неподалеку от ветхого столичного аэропорта. Предыдущим крупным зрелищем на нем была июньская победа национальной футбольной команды над малавийцами в отборочном турнире чемпионата мира со счетом два к одному. Сегодня в воздухе витало нечто более лихорадочное, чем западноафриканская страсть к футболу.

Оппозиция, состоящая из различных правозащитных групп, министров времен Конте и агитаторов за демократию, созвала массовую мобилизацию, чтобы заставить Дади выполнить свое обещание - разрешить свободные выборы и дать дорогу победителю. Несмотря на полвека тирании при Ахмеде Секу Туре и Лансане Конте, гвинейцы увидели проблеск возможности. Толпы людей устремились на трибуны национального стадиона и на поле, скандируя: "Либерте! Либерте! Они танцевали, пели и молились, приветствуя прибытие лидеров оппозиции. Жандармы пытались заставить демонстрантов разойтись за пределами стадиона, стреляя слезоточивым газом и боевыми патронами, в результате чего погибли по меньшей мере двое, но толпа все равно собралась внутри. Ливень задержал некоторых потенциальных демонстрантов на пути к стадиону - им повезло.

Скандирующим протестующим предстояло преподать жестокий урок безжалостной логики ресурсных государств. В странах, где государство вытеснено, этнические узы образуют прочную связь в непрекращающейся борьбе за захват ресурсной ренты. В Гвинее Дадис вдвойне оказался в меньшинстве. Он был христианином в мусульманской стране. К тому же он и его окружение принадлежали к небольшим этническим группам из региона лесиер на юго-востоке страны. Для тех, кто был обязан этнической верностью Дадису, его переворот стал шансом на процветание и власть, который выпадает раз в поколение, шансом стать у руля мировой экономики, которая вливала миллионы долларов в Гвинею за ее руды. Воспользовавшись моментом, Дадис и его клан должны были защитить свои притязания.

За день до запланированной демонстрации на национальном стадионе лидеры оппозиции получили звонки из города Форекариа, расположенного в 70 километрах к юго-востоку от Конакри. Им сообщили, что из города выехали автобусы, полные молодых людей, направляющихся в столицу. Несколькими неделями ранее жители Форекарии заметили новых приезжих. У молодых людей был лесной акцент; они приехали из страны Дадис. Академия жандармерии за пределами Форекарии была перепрофилирована для нового использования: подготовки этнического ополчения.

Репортер Associated Press, побывавший в этом районе, увидел дюжину белых мужчин в черной форме с надписью "инструктор" на спине. Те, кто говорил на африкаанс, предположительно принадлежали к грубому и готовому корпусу белых бывших солдат из ЮАР, которые после апартеида записались в наемники и теперь разбросаны по всей Африке, охраняя шахты в Конго или пытаясь совершить переворот в Экваториальной Гвинее. Другие разговаривали на иврите.

Израиль уже давно экспортирует доблесть своих вооруженных сил. Охранные фирмы и наемники, связанные с Армией обороны Израиля, выполняют внештатные задания за рубежом. Одна из самых известных частных охранных фирм, вышедших из рядов израильских военных, Global CST, была основана в 2006 году Исраэлем Зивом, генерал-майором в отставке, командовавшим израильскими десантными войсками и военной дивизией в Газе. На сайте Global CST предлагаются "индивидуальные уникальные решения для каждого клиента", но в Колумбии, где компания получила контракт на помощь правительственной кампании против левых повстанцев, американский дипломат пришел к выводу, что "ее предложения, похоже, направлены скорее на поддержку продаж израильского оборудования и услуг, чем на удовлетворение потребностей страны". Когда Дадис пришел к власти в Гвинее, Зив увидел человека, с которым можно вести бизнес.

Соотечественник, проживший в Конакри много лет, Виктор Кенан, помог Зиву въехать в Гвинею. Высокий, жилистый и хорошо связанный торговец бриллиантами, который передвигался по Конакри на роскошных автомобилях с тонированными стеклами, Кенан работал в качестве посредника для израильских компаний, приезжающих в Гвинею. Он был посредником для многих израильских компаний по обеспечению безопасности - темных и хороших", - сказал мне один из его помощников. Кенан во времена военных был очень силен". Когда Дадис решил, что хочет укомплектовать президентскую гвардию членами своей этнической группы и отточить их боевые навыки, Кенан был под рукой, чтобы помочь организовать дело. Затем Зив приехал в Конакри, и Global CST получила контракт на 10 миллионов долларов. Однако точные детали работы компании в Гвинее - и то, насколько она знала, с какой целью в конечном итоге будут использованы ее услуги, - до сих пор не ясны. По некоторым данным, компания проводила обучение этнического ополчения Дадиса. По другим - продавала хунте военное снаряжение. "Контракт превратился в подготовку профессиональной президентской охраны", - сказал мне Тиам. Люди, отвечавшие за набор, были близки к Дадису и принадлежали к его этнической группе и пополнили ряды подавляющим числом людей из своего региона".

У Дадиса появилась личная армия, состоящая из президентской гвардии и иррегулярных войск, обученных в кустах. У этой армии был явный враг. Самая большая этническая группа в Гвинее, составляющая около 40 процентов населения и превосходящая по численности людей Дадиса, известна на французском языке как пеул. Ее представители принадлежат к широкой, в основном исламской, группе фулани, которая простирается до северной Нигерии. Многие из демонстрантов, собравшихся на национальном стадионе, были представителями народности пеул, как и Селлу Далейн Диалло, лидер оппозиции, считающийся фаворитом на победу в выборах, если Дадис согласится уйти в отставку.

Первым признаком того, что протестующим предстояло пережить, стал залп слезоточивого газа, возвестивший о присутствии контингента полиции, солдат и ополченцев численностью в несколько сотен человек, окруживших стадион. Сразу после полудня члены президентской гвардии, одетые в фирменные красные береты, как у своего правителя, по команде главного телохранителя Дадиса прошли через главный вход.

Набившись на стадион, безоружные демонстранты оказались как рыба в бочке. Пули разрывали их тела. Некоторые были затоптаны насмерть во время давки. Другие выжили, часами прячась в раздевалках стадиона и прислушиваясь к крикам снаружи. Десятки женщин были изнасилованы прилюдно, некоторых утащили, чтобы несколько дней держать в качестве секс-рабынь. Между первым и вторым изнасилованием на поле одна женщина обернулась и увидела, как красный берет, который только что изнасиловал ее подругу, в упор выстрелил в голову своей жертве. По меньшей мере 156 человек были убиты, более 1000 получили ранения. Преданные Дадиса люди, считая их главной угрозой своей власти, расправлялись с пеулами, а также со всеми, кто имел более светлый цвет кожи, которым славятся пеулы. "Мы устали от ваших фокусов", - сказали президентские охранники одной молодой женщине, когда совершали над ней групповое изнасилование. Мы собираемся покончить со всеми пеулами".

Исследователи из Human Rights Watch, составившие подробный отчет о массовых убийствах, пришли к выводу, что зверства были "организованными и преднамеренными". Мировые державы изгнали хунту в пустыню. Экономическое сообщество западноафриканских государств (ЭКОВАС) объявило эмбарго на поставки оружия, а Европейский союз ввел санкции против нескольких десятков высокопоставленных членов хунты и ее гражданского правительства, включая Махмуда Тиама.

Тиам вернулся из поездки в Париж в "очень напряженную и хрупкую ситуацию" в Конакри. Он вспоминал, что ему и небольшой группе высокопоставленных министров и военных пришлось круглосуточно следить за Дадисом, "потому что ястребиные и паникующие солдаты и офицеры постоянно передавали ему тревожные ложные сообщения о вторжении этнических повстанцев, наемников и иностранных войск. Если бы нас не было рядом, чтобы разрядить обстановку, в любой момент могла начаться резня мирного населения".

Когда я позвонил Тиаму через несколько дней после кровопролития на национальном стадионе, он был взволнован и сказал, что ему неприятно обсуждать эту бойню. Однако он с удовольствием рассказал о последней заключенной им сделке. Гвинея могла стать международным изгоем, но все еще находились люди, готовые и желающие вести бизнес с хунтой.

Переговоры Тиама с Сам Па и Ло Фонг-Хунгом увенчались успехом. В ближайшие дни, сказал мне Тиам, Queensway Group через Китайский международный фонд объявит о создании совместных предприятий с гвинейским государством, которые займутся проектами в области горнодобывающей промышленности, энергетики и инфраструктуры. Весь пакет будет стоить 7 миллиардов долларов, что в полтора раза превышает размер экономики Гвинеи. Международный фонд Китая должен был оплатить инфраструктурные проекты за счет доходов от концессий на добычу полезных ископаемых, которые ему предоставит правительство. Связи Мануэля Висенте с Queensway Group и Махмудом Тиамом также были вознаграждены: Китайская Sonangol, на 30 % принадлежащая ангольской государственной нефтяной группе, которую возглавляет Висенте, получит права на две трети шельфовых участков Гвинеи, где потенциал добычи нефти значительно возрос после недавних находок в соседних водах.

Тиам перечислил список похвальных программ, которые необходимо осуществить: "строительство жилья для людей с низким и средним уровнем дохода, создание авиакомпании и так далее, и так далее". Но самым заметным результатом сделки стало предоставление спасательного круга хунте Дадиса, которой грозило финансовое удушье из-за санкций, последовавших за массовым убийством. Соглашение, которое высокопоставленный чиновник из предыдущего правительства назвал мне "быстрым и неортодоксальным", было подписано 10 октября, через двенадцать дней после резни. В телеграмме от 19 ноября из посольства США в Париже, выражающей опасения по поводу поставок оружия и южноафриканских и израильских инструкторов, помогающих Дадису оттачивать боевые навыки, отмечалось, что "хунте доступны значительные средства, включая "гарантийный депозит" в размере более 100 миллионов долларов от Китайского международного фонда (CIF)".

Позже Тиам подтвердил мне, что Queensway Group действительно перевела 100 миллионов долларов в Гвинею в трудный для хунты час: 50 миллионов долларов пойдут на реализацию первых проектов, предусмотренных сделкой на сумму 7 миллиардов долларов, а еще 50 миллионов долларов будут размещены в центральном банке, чтобы поддержать быстро сокращающиеся валютные резервы Гвинеи. Я получил конфиденциальные документы, в которых излагалась суть сделки, и выяснилось, что Queensway Group согласилась перевести деньги хунте, немедленно купив часть акций Гвинеи в созданном ими совместном предприятии в Сингапуре. Она также предоставила кредит в размере 3,3 миллиона долларов для финансирования аудита бокситодобывающих предприятий компании "Русал" Олега Дерипаски, который Тиам использовал бы в своих попытках выжать из российского олигарха немного денег, оговорив, что китайская компания Sonangol получит 2 процента от любых доходов, которые "Русал" согласится выплатить Гвинее. (Русал оспорил обвинения Тиама, и в 2014 году международный трибунал вынес решение в пользу компании).

Иностранные державы осуждали Дадиса, но совокупный эффект ужасающего насилия внутри страны и заключения сделок с ресурсодобывающими компаниями за рубежом поддерживал его хунту в целости и сохранности. Затем, в один из вечеров четверга в декабре 2009 года, когда приближалась первая годовщина его правления, телохранитель Дадиса выстрелил ему в голову.

Лейтенант Абубакар Диаките, известный как Тумба, почти не отходил от Дадиса с тех пор, как тот пришел к власти. Молодой офицер, он служил главным телохранителем, адъютантом и командиром"красных беретов" - элитной президентской гвардии, ряды которой пополнялись новобранцами из племени Дадиса. В день резни Тумба повел разъяренные войска на стадион. По словам очевидца, открыв огонь по демонстрантам, Тумба заявил: "Мне не нужны выжившие. Убейте их всех. Они думают, что у нас здесь демократия". После резни на стадионе прокурор Международного уголовного суда открыл дело о массовом убийстве. В Гвинею прибыла комиссия ООН по расследованию, чтобы разобраться в том, что произошло и кто виноват. Тумба начал подозревать, что Дадис маневрирует, чтобы возложить вину за зверства исключительно на него. 3 декабря, когда они с Дадисом находились в казармах в Конакри, Тумба прицелился и выстрелил.

Пуля попала Дадису в голову, но человек, проливший столько крови на национальном стадионе, лишился еще одного скальпа: ранения оказались не смертельными. Дадис был эвакуирован на лечение в Марокко и остался в изгнании. Тумба скрылся. Заместитель лидера хунты, импозантный старший офицер, взял власть в свои руки и пообещал вернуть власть народу.

Если гигантский торт и напомнил кому-то из присутствующих светил Марию-Антуанетту, то они не подали виду. Украшенный в национальные цвета - красный, зеленый и золотой - он был испечен в честь запуска флагманского перевозчика Гвинеи, новой авиакомпании, которая заменит ту, что разорилась десять лет назад. Министры и бизнесмены, собравшиеся в конференц-зале отеля Novotel в Конакри, общались и аплодировали. Это был момент патриотического самовосхваления. Гвинея все еще была примером лишений, но правящий класс восстановил немного гордости, возродив национальную авиакомпанию. Были произнесены речи и организован фуршет. Немецко-египетский пилот, выпускник Thomas Cook Airlines, который был назначен на должность генерального директора Air Guinée International, сказал несколько слов. Выступил и министр транспорта. Министр объяснил, что, несмотря на задержку в несколько месяцев с приобретением самолетов Airbus A320 для нового перевозчика, были изготовлены их миниатюрные копии, чтобы вечеринка по случаю запуска состоялась.

Через шесть месяцев после покушения, вынудившего Дадиса отправиться в изгнание, через несколько дней состоятся первые в истории Гвинеи конкурентные выборы, в которых будут участвовать только гражданские лица. Все кандидаты пообещали тщательно изучить и, возможно, разорвать деловые сделки, заключенные хунтой. Тем не менее на собрании в отеле Novotel среди чиновников и инвесторов, бросивших вызов людям в форме, чувствовалась определенная уверенность. Махмуд Тиам выглядел уверенным, когда работал в зале. Так же как и другой человек, который предпочел остаться в стороне: Джек Чунг Чун Фай, представитель Китайского международного фонда, финансового спонсора авиакомпании.

Как и другие компании, надеявшиеся защитить свои интересы после того, как военные уступят президентское кресло избранному лидеру, Queensway Group хеджировала свои ставки. Жена одного из самых популярных кандидатов на выборах, Селлу Далейн Диалло, была назначена заместителем генерального директора Air Guinée International. Международный фонд Китая приступил к реализации других инфраструктурных проектов, которые были уделом его прав на добычу полезных ископаемых, начав строительство двух электростанций и поставку подвижного состава для железной дороги. Даже когда планы по добыче полезных ископаемых в Гвинее обретали форму, группа мало что говорила на публике (как и Джек Чунг, который отказался отвечать на мои вопросы, когда я подошел к нему на презентации авиакомпании). Один из руководителей горнодобывающей компании, имеющей интересы в Гвинее, назвал China International Fund "призраком".

Тиам планировал вернуться в Нью-Йорк, как только гражданский президент будет приведен к присяге. Откинувшись на диван под высокими потолками своей изящной и благородной министерской квартиры, он был доволен своими бурными восемнадцатью месяцами на посту. Он рассказал мне, что запустил проекты, которые в течение десятилетия превратят Гвинею в крупнейшего в мире экспортера железной руды. Если добавить к этому статус основного источника бокситов, то Гвинея станет стержнем мировой промышленной экономики. Работа Тиама была завершена: "Ничто из того, что мы сделали, не обратимо".

Внизу, на улицах Конакри, народные ожидания того, что голосование изменит несчастную судьбу гвинейцев, были до абсурда высоки. "Все изменится, - задыхаясь, сказал мне Рафиу Диалло, двадцатиоднолетний продавец подержанной обуви на обочине дороги. Правительство изменится, жизнь изменится. Мы будем продавать больше обуви, у людей будет больше денег", - сказал он, энергично начищая пару дешевых туфель на каблуках. Диалло уверенно предсказывал, что гражданское правительство будет полезно для бизнеса и позволит ему увеличить ежедневный оборот с нынешнего уровня в 25 000 гвинейских франков, или около 4 долларов. Более того, по мнению Диалло, правители Гвинеи отныне будут отвечать перед народом Гвинеи. Это будет правительство нашей воли".

Когда я встретил Альфа Конде в парижском отеле в ноябре 2013 года, он был на полпути к избранию президентом Гвинеи. Конде провел долгие годы своей взрослой жизни во Франции, в том числе в качестве профессора права в Сорбонне, в самоизгнании из своей родины, где он сначала выступал за независимость, а затем против сменявших друг друга тиранов. Секу Туре заочно приговорил его к смерти; после отъезда Конде домой Лансана Конте посадила его в тюрьму. Сейчас ему семьдесят пять, он вернулся во Францию в качестве президента и смог взять у меня интервью между встречами с французскими министрами, что свидетельствует о возвращении Гвинеи в лоно международного сообщества.

Для своего возраста Конде обладал удивительной энергией. Его помощники рассказывали истории о том, как они обливались потом, пытаясь угнаться за ним во время прогулок по Конакри. Но президентство было тяжелым бременем. В перерывах между позированием для фотографий он переминался с ноги на ногу, и выражение его лица становилось ярче, только когда разговор ненадолго переходил на футбол (на той неделе Франция пробилась в квалификацию чемпионата мира, а Гвинея уже давно выбыла).

До президентства Конде никогда не занимал государственных постов. Его сторонники не сомневались в его искренности, но признавали, что поначалу он был не в своей тарелке. Его противники все еще сомневались в его победе на выборах. Потрясающие выборы не выявили явного победителя в первом туре, и после долгих задержек, во время которых сторонники соперников обменивались ударами и обвинениями в нечестной игре, Конде, малинке, пришел с большим отставанием и победил Диалло во втором туре, разрушив надежды Пеула на победу своего кандидата. Иностранные наблюдатели за выборами дали осторожное благословение, и в декабре 2010 года, через 52 года, 2 месяца и 19 дней после провозглашения независимости Гвинеи, Конде был приведен к присяге.

Задача Конде была сопряжена с опасностями. Опасность его усилий по реформированию армии, привыкшей стоять над законом, стала очевидной через полгода его президентства, когда солдаты-перебежчики напали на его частную резиденцию с гранатометами. Он добился облегчения долгового бремени от международных кредиторов Гвинеи, снизил инфляцию и привлек инвесторов, но бедность сырьевого государства не преодолевается за пару лет. У него было несколько влиятельных иностранных друзей - Джордж Сорос, миллиардер венгерского происхождения, управляющий хедж-фондом и филантроп, и Тони Блэр, бывший премьер-министр Великобритании, были среди его советников, - но внутри страны этнические разногласия в Гвинее оставались широкими и периодически выливались в столкновения. Надежды на то, что новый президент изменит подход к ведению бизнеса в Гвинее, особенно в горнодобывающем секторе, по мере истечения срока его полномочий ослабевали. Конде обещал покончить с коррупцией прошлого, но при нем возникли новые скандалы.

Самой крупной битвой Конде, по крайней мере, с точки зрения задействованных денежных сумм и корпоративной мощи тех, с кем он враждовал, была борьба за полезные ископаемые Гвинеи. Получив в наследство страну, входящую в число самых коррумпированных в мире, Конде придерживался философии, которую пропагандировал один из его советников, Джордж Сорос, который был одним из самых видных сторонников "прозрачности" в нефтяной и горнодобывающей промышленности - теории, согласно которой публикация контрактов и доходов снизит коррупцию и повысит подотчетность государства. Соглашение с Queensway Group на 7 миллиардов долларов на добычу нефти, разработку полезных ископаемых и создание инфраструктуры было тихо расторгнуто. Президент назначил расследование для проверки сделок по добыче полезных ископаемых, заключенных при прошлых диктатурах. Одна из сделок, в частности, втянула Конде в борьбу между самыми могущественными силами в горнодобывающем бизнесе.

В последние месяцы правления хунты BSGR заключила сенсационную сделку. Даже по меркам Бени Штейнметца это была сделка всей жизни. BSGR достигла соглашения о продаже компании Vale, бразильской группе, которая добывает больше железной руды, чем любая другая компания, 51 процента акций гвинейских активов BSGR, которые включали северную половину щедрого месторождения Симанду, за 2,5 миллиарда долларов. BSGR ничего не заплатила за свои права на добычу (обычно компании обещают инвестировать в разработку пластов и выплачивать налоги и роялти, а не платить с самого начала) и потратила, согласно публичным заявлениям компании, 160 миллионов долларов на предварительные работы по изучению своих перспектив. Vale заплатила за свою долю 500 миллионов долларов, сразу же обеспечив BSGR почти трехкратный возврат инвестиций. Оставшаяся сумма должна была быть выплачена по мере достижения поставленных целей. Один из гвинейских экспатриантов, долгое время участвовавший в горнодобывающей игре, за кружкой пива в центре Конакри с завистью покачал головой и заявил, что Штайнметц выиграл "джекпот".

Махмуд Тиам санкционировал сделку, но новое правительство Альфа Конде заподозрило неладное в том, как BSGR приобрела права на добычу. Оно приказало Vale и BSGR приостановить работу и наняло Скотта Хортона, опытного юриста из американской юридической фирмы DLA Piper, специализирующегося на расследовании случаев коррупции и нарушений прав человека, для проверки деятельности BSGR. Хортон и его команда составили досье, включающее рассказ о том, что, по мнению следователей, было схемой подкупа жены старого диктатора, Мамади Туре. В октябре 2012 года председатель гвинейской комиссии по расследованию прошлых сделок по добыче полезных ископаемых направил BSGR письмо, в котором изложил обвинения и предложил компании ответить на них.

BSGR перешла в контратаку. Спор за отдаленный участок западноафриканского склона превратился в войну слов и писаний между самыми известными представителями мировой элиты. Представители BSGR изображали проворную, смелую компанию, которая принесла бы гвинейскому народу огромные доходы, если бы правительство не решило незаконно конфисковать ее активы. Компания не была коррумпирована, ей просто повезло, утверждали они. Это рулетка, - сказал Штайнметц в интервью о горнодобывающем бизнесе. Компаниям, которые готовы играть в азартные игры и много работать, иногда "везет".

BSGR утверждала, что стала жертвой заговора, организованного, в частности, Джорджем Соросом, который не только был советником Конде, но и являлся крупным донором Revenue Watch, организации по обеспечению прозрачности, помогавшей Гвинее в проведении реформ в горнодобывающей промышленности; Сорос также давал деньги антикоррупционной группе Global Witness, которая опубликовала отчеты об обвинениях во взяточничестве. В результате, как утверждали представители BSGR, была проведена "скоординированная, но грубая клеветническая кампания". Бени Штейнметц подал в суд на фирму по связям с общественностью FTI Consulting, которая отказалась от услуг BSGR как клиента после появления обвинений в коррупции, и ее председателя по Европе, Ближнему Востоку и Африке, британского пэра Марка Мэллока-Брауна, обвинив его в связях с Соросом, на которого Мэллок-Браун когда-то работал. Дело было урегулировано во внесудебном порядке.

BSGR наняла лондонскую юридическую фирму Mishcon de Reya, а также Powerscourt, лондонскую компанию по связям с общественностью, основанную Рори Годсоном, бывшим бизнес-редактором Sunday Times, чтобы дать отпор своим критикам - и Альфа Конде был в их поле зрения. Представители BSGR заявили, что его правительство "нелегитимно" и является "дискредитировавшим себя режимом". Расследование прошлых контрактов "противоречит всем представлениям о надлежащем процессе". (Махмуд Тиам назвал расследование "охотой на ведьм", которая только мешает инвестициям, и заявил, что частные детективы рылись в его мусорных ящиках). Контракты, в которых якобы были указаны взятки, которые должны были быть выплачены Мамади Туре, были поддельными, заявила BSGR, и она стала "жертвой многочисленных попыток вымогательства со стороны лиц, стремящихся к экономической выгоде", с "использованием поддельных документов, шантажа и преследований". (Когда в 2014 году я попросил BSGR предоставить подробности предполагаемого вымогательства, она отказалась это сделать). Короче говоря, компания заявила: "BSGR уверена, что ее деятельность и положение в Гвинее будут полностью оправданы".

Альфа Конде был полон решимости не сворачивать с намеченного пути. Это нелегко, - сказал он мне в Париже. За пятьдесят лет правления и коррупции у нас сформировались плохие привычки. Привычки, сформировавшиеся за пятьдесят лет, не изменить за два-три дня. Время также против нас: люди нетерпеливы. Они хотят видеть что-то конкретное". Я предположил, что Гвинея используется как лаборатория прозрачности в горнодобывающей промышленности - идея, достойная восхищения, если она будет полностью реализована, но противоречащая секретности, которую давно лелеют компании и правительства богатых ресурсами стран. "Это подвергает меня большому риску, как политическому, так и личному", - ответил Конде. Но в жизни приходится рисковать".

Чего не знал Фредерик Силинс, когда в апреле 2013 года встретился с Мамади Туре, чтобы убедить ее уничтожить контракты, обещавшие ей деньги и акции за помощь BSGR, и вылететь из США, так это того, что ФБР прослушивает ее. Приехав во Флориду после смерти Лансаны Конте, вдова диктатора купила то, что американцы пренебрежительно называют "макманшн" - роскошную резиденцию, построенную скорее с размахом, чем со вкусом. Как только Альфа Конде пришел к власти, начатое им расследование того, как BSGR получила свои права, проследовало к ее порогу. Следователи, которых новое правительство Гвинеи наняло для проведения расследования, поделились своими находками с американскими прокурорами, которые в начале 2013 года созвали большое жюри и начали собственное расследование.

Когда агенты ФБР встретились с Туре, выбор у нее был суровый: отрицать все и оказаться в тюрьме, если ее осудят, или дать ФБР то, что оно хочет, в надежде получить иммунитет или хотя бы смягчить приговор. Когда Силинс связался с Туре, она согласилась, чтобы ее телефон прослушивался; когда она отправилась на встречу с ним в аэропорт Джексонвилля, на ней была надета прослушка, а агенты ФБР незаметно наблюдали за ней. Когда они услышали все, что им было нужно, один из них подошел к французу и арестовал его. Следующий год он провел в тюрьме и был перевезен в Нью-Йорк, где заседало большое жюри, оценивавшее целесообразность предъявления обвинений в коррупции и отмывании денег, связанных с деятельностью BSGR в Гвинее. Судья разрешил ему провести судебную экспертизу контрактов, которые, как утверждали его адвокаты, как и BSGR, были поддельными, но затем, в марте 2014 года, за три недели до суда, Цилинс признал себя виновным в препятствовании правосудию. В июле он был приговорен к двум годам лишения свободы, включая отбытый срок. Его оштрафовали на 75 000 долларов, и он лишился 20 000 долларов, которые были при нем, когда его арестовали.

Расследование гвинейских сделок BSGR охватило три континента. Компания зарегистрирована в Гернси, но ее директора и руководители работают из офисов в Мейфере и Женеве, где живет Штайнметц. Прокуроры в Швейцарии ответили на просьбу Гвинеи о юридическом сотрудничестве, а затем начали собственное расследование. Они дважды допрашивали Бени Штайнметца; швейцарская полиция обыскала его дом и частный самолет, а также провела обыски в офисах, связанных с BSGR. На момент написания статьи ни BSGR, ни Штейнметцу не были предъявлены обвинения ни в США, ни в Швейцарии (или, если уж на то пошло, где-либо еще). В однострочном заявлении после того, как Цилинс - который, как они подчеркнули, работал с BSGR в качестве посредника, а не сотрудника - признал себя виновным, их представители сказали: "Как мы и говорили все это время, никто в BSGR не сделал ничего плохого".

Представители Штайнметца утверждают, что он лишь формально является советником компании, которая носит его инициалы и в которой через сложные трасты и оффшорные компании он является главным финансовым бенефициаром. Но, как следует из документов, опубликованных гвинейским следствием по делам горнодобывающей промышленности, Штайнметц играл в Гвинее не только роль советника.

В заявлении под присягой, представленном гвинейскому следствию, Мамади Туре сообщила, что Штайнметц присутствовала на встречах, в том числе на одной из них в июне 2007 года, которую она организовала между ее мужем и другими представителями BSGR, обсуждала с ней свои лоббистские усилия и лично участвовала в заключении соглашений, по которым она получала деньги и акции в качестве вознаграждения за помощь компании. BSGR осудила ее рассказ как "совершенно невероятную и ничем не подкрепленную версию событий, изложенную свидетелем, который в прошлом пытался вымогать деньги у BSGR", но отказалась, когда я попросил компанию предоставить более подробную информацию, рассказать о предполагаемом вымогательстве. В апреле 2014 года близкий к компании человек, отказавшийся назвать свое имя, позвонил мне и сказал: "Бени Штайнметц надеется доказать с помощью паспортов и других доказательств, что он не ступал в Гвинею до 2008 года". Это противоречит упоминаниям в заявлении Туре о встречах, состоявшихся ранее 2008 года. (Представители Штейнметца отказались уточнить, чем он занимался в Гвинее в 2008 году).

Были и другие предположения о причастности Штейнметца. Во время одного из записанных на пленку разговоров Фредерика Силинса с Мамади Туре он сказал, что подробности о том, сколько денег он мог предложить ей за уничтожение улик, "были переданы мне непосредственно Номером Один, я даже не хочу называть его имя". Когда Туре спросил, кого он имеет в виду, Цилинс прошептал: "Бени". Силинс сказал, что перед поездкой во Флориду он встречался со Штейнметцем и что Штейнметц сказал ему: "Делай что хочешь, но я хочу, чтобы ты сказал мне... "Все кончено. Документов больше нет"". В 2014 году, после того как горное расследование Гвинеи опубликовало свои выводы, я спросил представителей BSGR об этом рассказе о событиях, который Цилинс невольно передал ФБР. Они отказались отвечать на мои вопросы, как и адвокат Цилинса.

В Восточной Африке есть поговорка: "Когда слоны дерутся, траву топчут". Большие звери горнодобывающей промышленности, а также ее собственные "большие люди" основательно потоптали Гвинею. В апреле 2014 года правительство Альфа Конде аннулировало права BSGR после того, как двухлетнее расследование прошлых сделок по добыче полезных ископаемых пришло к выводу, что существуют "точные и последовательные доказательства, с достаточной степенью уверенности устанавливающие наличие коррупционной практики" в том, как компания их получила. Это заставило слонов броситься врассыпную.

В ответ на заявления Cobalt International Energy о незнании скрытой доли ангольских чиновников в ее нефтяном предприятии, головной офис Vale в Рио-де-Жанейро опубликовал заявление, в котором говорилось, что компания заключила сделку с BSGR "после завершения обширной комплексной проверки, проведенной внешними профессиональными консультантами, и на основании заверений, что BSGR получила свои права на добычу законно и без каких-либо коррупционных или неправомерных обещаний или платежей". После аннулирования прав, которыми Vale владела совместно с BSGR, одна из важнейших сделок в рамках бразильского продвижения в Африку, которое, как и индийское, вызвало меньше заголовков, чем китайское, но, тем не менее, было согласованным усилием по обеспечению нефти, полезных ископаемых и рынков, оказалась в руинах. Vale выплатила BSGR первоначальный взнос в размере 500 миллионов долларов за свою долю, но удержала оставшиеся 2 миллиарда долларов. Тем не менее, если учесть деньги, потраченные на работу над проектом, Vale потеряла 1,1 миллиарда долларов.

Пока Гвинея боролась с начальной стадией вспышки смертельного вируса Эбола в апреле 2014 года, битва за Симанду переместилась в залы суда в далеких странах. Компания Vale заявила, что "активно рассматривает свои юридические права и варианты", после того как BSGR заверила ее, что в том, как она получила свои права, не было ничего предосудительного. BSGR подала на Гвинею в международный арбитраж. А Rio Tinto подала иск в Нью-Йорке против Vale, Бени Штайнметца, BSGR, Махмуда Тиама, Фредерика Силинса, Мамади Туре и других, обвинив их в соучастии в заговоре 2008 года с целью "украсть" северную половину Симанду. Рио заявила, что эта махинация обошлась ей в миллиарды долларов, и потребовала возмещения убытков. На момент написания статьи никаких возражений не было представлено, но BSGR, Steinmetz и Thiam решительно отвергли обвинения, а Vale подчеркнула, что следствие в Гвинее сняло с нее подозрения в неправомерных действиях.

Все это время самое ценное национальное достояние Гвинеи оставалось под горой, железная дорога, по которой можно было бы перевозить руду через всю страну, не была построена, а порт, через который ее можно было бы отправлять на сталелитейные заводы мира, не был построен. В то время как миллиарды долларов переходили из рук в руки титанов горнодобывающей промышленности, Гвинее (годовой бюджет - 1,5 миллиарда долларов) нечем было похвастаться тем, что именно в ней находится руда.

Гвинея заработала на Симанду - 700 миллионов долларов, которые Rio Tinto заплатила правительству после прихода к власти Альфа Конде, чтобы "урегулировать все нерешенные вопросы", связанные с оставшейся половиной месторождения, и получить освобождение от гвинейской проверки горнодобывающей промышленности "или любых будущих проверок". Эта сумма была эквивалентна половине суммы в 1,35 миллиарда долларов, которую Chinalco, одна из крупнейших китайских государственных горнодобывающих компаний, согласилась заплатить Rio за долю в своей части Симанду годом ранее, когда хунта еще находилась у власти.

При заключении соглашения с Гвинеей Rio обещала ввести рудник в эксплуатацию к 2015 году. Но сроки срывались и срывались снова. Горнодобывающие гиганты, похоже, больше стремились установить свой флаг на горе, чем добывать ее. Vale и Rio уже контролируют два важнейших мировых запаса железной руды - в Бразилии и Австралии, соответственно, - и стремительное поступление на рынок новой руды с Симанду могло бы обрушить цены и сделать другие проекты менее прибыльными. В то же время, хотя строительство рудника и необходимой инфраструктуры может обойтись в запредельные 20 миллиардов долларов, ни один из двух крупных конкурентов в торговле железной рудой не хочет уступать контроль над горой другому. На момент написания статьи, когда цены на железную руду упали, мало кто ожидал, что добыча на Симанду начнется до конца десятилетия, если вообще начнется.

После того как гвинейское следствие установило, что участие Vale в коррупции не является "вероятным", оно рекомендовало запретить участвовать в торгах только BSGR, а не Vale, когда права на северную половину Симанду будут снова выставлены на продажу. Это оставило Rio и Vale свободными для участия в торгах, наряду с любой другой горнодобывающей компанией, которая захочет присоединиться к борьбе. Это смертельная битва за контроль над Симанду с четким пониманием того, что фирма, которая контролирует его, также займет доминирующее положение в железной промышленности на целое поколение вперед", - сказал мне человек, близкий к правительству Альфа Конде, когда Rio Tinto подала иск против Vale. Этот иск можно понять только в контексте этой борьбы - за будущее Симанду, а не за историю".

Даже если Симанду начнет добычу и начнет приносить миллиарды долларов государственных доходов, опасно полагать, что поток ресурсной ренты станет панацеей для Гвинеи. В других странах такая рента оказалась губительной. В проекте экономической политики гвинейского правительства 2012 года, согласованном с Международным валютным фондом незадолго до того, как кредиторы Гвинеи простили долг в размере 2,1 миллиарда долларов, содержалось предупреждение о "негативном влиянии быстрого развития горнодобывающего сектора на другие отрасли экономики в результате синдрома "голландской болезни"". Гарри Снук, глава гвинейской миссии МВФ, который, будучи голландцем, хорошо знал, какой вред может нанести его стране одноименная экономическая болезнь, сказал мне: "Как и для всего региона, для Гвинеи будет серьезной проблемой извлечь выгоду из этих ресурсов".

Слоны горнодобывающей и нефтяной промышленности топтали Африку задолго до обретения независимости. На рубеже веков на арену вышел новый зверь. Он пришел с обещанием вытеснить старое колониальное стадо, проложить новую тропу из рабства к природным ресурсам. Но если вы стоите в траве на пути могущественных существ, нет особой разницы, какие ноги топчут вас.

 

6. Мост в Пекин

 

Президентский дворец Нигера расположен на лиственном бульваре в Ниамее, столице самой бедной страны мира, неподалеку от того места, где река Нигер извивается под мостами, по которым передвигаются кочевники и их развьюченные верблюды. Днем солнце пустыни палит город. Ночью песчаные улочки освещаются лишь газовыми фонарями и трепещущими свечами. Утром 18 февраля 2010 года президент Мамаду Танджа принял своих министров во дворце на еженедельном заседании кабинета министров. Обсудить предстояло многое. Голод снова преследовал эту не имеющую выхода к морю страну на засушливой южной окраине Сахары. Но не это было главной причиной напряженного настроения в Нигере. Танджа, сын пастуха и бывший армейский полковник, стал первым в истории Нигера президентом, победившим на выборах подряд, что для страны, склонной к переворотам, было настоящим подвигом. Но в последнее время его привязанность к демократии ослабла. Срок его полномочий должен был истечь двумя месяцами ранее, но он не подавал признаков ухода.

Первые признаки того, что Танджа движется в направлении пантеона автократов Западной Африки, появились в конце 2008 года на церемонии закладки фундамента первого в стране нефтеперерабатывающего завода. Группа сторонников Танджи устроила демонстрацию, требуя, чтобы он продлил свое правление сверх конституционного предела. Сторонники были одеты в футболки с лицом президента и одним словом на языке хауса: tazartché - непрерывность. Затем последовали новые митинги, якобы спонтанные и вызванные народными настроениями, но в них также приняли участие высокопоставленные союзники президента. Танджа заявил, что народ высказался. У него еще есть работа, и сейчас не время покидать свой пост. Когда конституционный суд Нигера постановил, что президент действует незаконно, он проигнорировал судей. Когда они упорно продолжали выступать против него, он распустил суд. Национальное собрание выступило против его планов провести референдум по новой конституции без ограничения срока полномочий, поэтому он распустил и его и стал править указом. Бойкот референдума, проведенного оппозицией в августе 2009 года, привел к тому, что Танджа одержал подавляющую победу.

Международное осуждение пролилось дождем. Региональный блок, Эковас, вряд ли можно назвать клубом демократов, но он, как правило, не приемлет явного накопления неограниченной власти. Членство Нигера было приостановлено. Доноры сократили помощь. Франция возглавила возмущение западных держав. Бернар Кушнер, министр иностранных дел Франции, заявил, что "необходимо уважать конституционный порядок и вернуться к нему".

Мало кто спорил с этим настроением, но у Франции был скрытый мотив для осуждения Танджи. Он надрал нос бывшему колониальному хозяину Нигера. На протяжении десятилетий Франция пользовалась фактической монополией на то, что делает Нигер стратегически важным местом, - на его уран. Франция потребляет больше урана, чем любая другая страна, кроме Соединенных Штатов. Атомные электростанции обеспечивают три четверти французского электричества. Areva, французская государственная группа по атомной энергии, владеет участками на севере Нигера, под которыми находятся одни из самых богатых урановых пластов планеты. Areva добывает около трети своего урана в Нигере, а остальное поступает из Канады и Казахстана. Это крупнейшая в мире атомная компания, а ее годовой доход вдвое превышает валовой внутренний продукт Нигера. Но Танджа взялся за дело, нарушив монополию Areva, добившись более жестких условий и передав разрешения на добычу урана компаниям из полудюжины других стран. Отношения испортились до такой степени, что Areva обвинили в сговоре с повстанцами-туарегами на севере страны, а двух ее сотрудников изгнали из страны.

Чтобы так дерзко порвать с Францией, Тандже нужен был альтернативный союзник среди мировых держав. Он нашел его в стране с самой быстрорастущей ядерной промышленностью: Китай.

В обмен на разрешение на добычу урана и права на бурение ранее неиспользованных нефтяных пластов Нигера Китай предоставил Тандже средства для потакания его авторитарным наклонностям. По словам Али Идриссы, местного антикоррупционного активиста, из 56 миллионов долларов, которые Sino-U, китайский ответ Areva, заплатила за лицензию на добычу урана в Нигере, 47 миллионов долларов были потрачены на оружие для подавления повстанцев-туарегов. Гораздо большая сумма - 300 миллионов долларов - поступила в виде подписного платежа, когда Танджа предоставил China National Petroleum Corporation, второй гигантской национальной нефтяной компании Китая наряду с Sinopec, права на разработку нефтяного блока, от которого отказались западные компании. Именно потому, что у Танджи были китайские деньги, он чувствовал, что может насмехаться над ЕС, Ecowas, США", - сказал мне Мохамед Базум, один из ведущих представителей политической оппозиции Тандже. "Он хотел быть королем Нигера". Были и другие источники финансирования. За десятилетие пребывания Танджи у власти, как позже выяснит расследование, из государственной казны Нигера в результате растрат и коррупции исчезло 180 миллионов долларов.

Танджа разгромил институты, призванные контролировать власть президента, мало заботясь о недовольстве, которое зрело на улицах и в казармах. Но если он думал, что наличие Китая на его стороне означает, что Пекин поможет ему в трудную минуту, то он ошибался. В тот момент, когда началась стрельба, проходило заседание его кабинета министров. Вскоре от президентского дворца поднялся шлейф дыма. По меньшей мере три человека лежали мертвыми. Группа повстанцев захватила дворец и взяла в плен Танджу и его министров.

Военный переворот против Танджи усилил опасения в Африке, что конкуренция Китая со старыми державами за ресурсы континента приведет к новому и губительному соперничеству, подобному той, что была во времена холодной войны, когда диктаторы могли играть друг с другом в коммунистические и капиталистические игры.

Однако это был переворот - и соперничество, - корни которого лежали не в идеологии, а в преследовании экономических интересов, в частности контроля над природными ресурсами. Возможно, так было всегда. В Анголе холодная война временами больше походила на ультранасильственную версию "Алисы в стране чудес": кубинские войска сражались за защиту нефтяных объектов американской компании, доходы от которых обеспечивали существование коммунистического правительства, чьи противники-повстанцы пользовались поддержкой Вашингтона и его союзника, Южной Африки, страдающей апартеидом. Однако теперь Пекин предлагал Нигеру и другим африканским государствам действительно новую сделку: инфраструктуру без вмешательства. Китай предложил построить дороги, порты и нефтеперерабатывающие заводы в таких масштабах, которые вряд ли могли позволить себе европейские колонизаторы или "холодные войны". В обмен он требовал не столько верности какому-либо вероисповеданию, сколько доступа к нефти, полезным ископаемым и рынкам.

Для такой страны, как Нигер, подобное предложение было заманчивым. Уран может быть единственным товаром, который может соперничать с нефтью в стратегическом импорте, как для использования в ядерной энергетике, так и в ядерном оружии, но его нельзя съесть. Когда я прибыл в Нигер после переворота, проехав через контрабандные владения Дахиру Мангала на севере Нигерии с его богом забытым пограничным постом, я посетил кормовые станции на юге. Неурожайные дожди и рост цен на продовольствие привели к тому, что миллионы людей стали жертвами последнего из периодических приступов голода в Нигере. Один невероятно худой трехлетний ребенок, которого я встретил, - его кожа обтягивала скелет, когда он смотрел в потолок со своей кровати, - весил примерно в два раза меньше, чем должен был. Если бы он был сделан из урановой руды, то стоил бы 700 долларов. Вместо этого он, похоже, попал в число восьми нигерийских детей, которые умирают в возрасте до пяти лет. Как и в восточном Конго, истощенные малыши были безмолвным - или тихо хныкающим - свидетельством того, что огромные природные богатства соседствуют с самыми элементарными недостатками для поддержания человеческой жизни.

Перед лицом таких лишений перспектива масштабных китайских инвестиций, способных подстегнуть развитие более прочной экономики, была заманчивой - тем более, что за десятилетия западного имперского господства и постколониальной коммерческой эксплуатации показать было практически нечего.

Аудиенции с китайскими эмиссарами в Африке случаются редко, но я догадывался, что человек Пекина в Ниамее захочет высказаться, учитывая, что резкое прекращение правления Танджи ставит под угрозу вновь обретенный доступ Китая к нигерийскому урану и сырой нефти. Меня провели в хорошо обставленную комнату для переговоров в китайском посольстве - убежище от сильной жары снаружи. Внутри висела картина во всю стену с изображением Трех ущелий, где находится гидроэлектрическая плотина, которая производит почти столько же электроэнергии, сколько вся Африка к югу от Сахары, не считая Южной Африки. Это могла бы быть реклама изобилия того, что самая густонаселенная страна может предложить самому бедному континенту.

Вошел Ся Хуан, изящный, уверенный в себе человек, ранее служивший в Париже и безупречно говоривший по-французски. Посол тщательно подбирал слова, но смысл его послания был ясен. В этой стране уран добывается уже почти сорок лет, - сказал Ся. - Но когда видишь, что прямые поступления от урана более или менее эквивалентны поступлениям от экспорта лука в год, возникает проблема. Уран - это стратегический энергетический ресурс, очень важный. Когда вы видите это уравнение, возникает большая проблема. Присутствие Китая здесь, на этом континенте, тот факт, что Китай участвует в проектах по разведке, в проектах по добыче, в проектах по трансформации - это дает еще один вариант африканским странам". Имел ли он в виду, что Китай предлагает альтернативу тому, что предлагает Запад, спросил я. Дипломат усмехнулся, опасаясь слишком далеко отходить от сценария, в котором подъем Китая изображается как нечто, не представляющее угрозы для старых держав. Нет, я просто говорю "другой вариант": возможно, более прибыльный вариант, более выгодный для их экономического развития и социального прогресса".

Китай, по словам Ся, предлагает Нигеру и другим африканским странам путь к настоящему экономическому прогрессу. Вместо того чтобы постоянно торговаться по поводу того, на каких условиях иностранцы вывозят их природные ресурсы, эти страны могли бы начать индустриализацию, используя построенную в Китае инфраструктуру в качестве основы для собственной производственной базы - иными словами, противоядие от "голландской болезни". "Индустриализация, - заявил посол, - является неизбежным шагом для выхода этой страны из нищеты".

Китайское послание не осталось незамеченным для нигерийцев. Хотя в адрес китайских компаний поступали те же жалобы, что и по всей Африке, - на то, что они импортируют собственную рабочую силу, а если нанимают местных жителей, то за низкую плату и в плохих условиях, - были и ощутимые признаки того, что в Нигере Китай воплощает свои обещания в кирпичи и раствор. При Тандже китайцы построили второй мост через реку Нигер и гидроэлектрическую плотину для использования ее энергии, а китайские государственные компании запустили проект стоимостью 5 миллиардов долларов по бурению первой нигерской нефти на нефтяном блоке Агадем и строительству первого нигерского нефтеперерабатывающего завода, невероятным образом превратив не имеющую выхода к морю зону нищеты в одну из немногих стран Западной Африки, способных начать отход от экономического безумия, когда экспортируется нефть, а ввозятся нефтепродукты или используется нелегальное топливо.

В воздухе витало волнение, что наконец-то кто-то заинтересован в том, чтобы сделать нечто большее, чем просто согласиться профинансировать несколько символических общественных проектов, сопровождающих крупные шахты. Президент Торговой палаты Нигера Ибрагим Идди Анго был одним из новообращенных, хотя и осторожным. Вдумчивый промышленник с инвестициями в телекоммуникации, цемент и страхование, он, как и другие нигерийские бизнесмены и политики, с которыми я разговаривал, был в восторге от готовности Китая сделать то, что западные компании говорили Нигеру, что это невозможно. На протяжении многих лет Elf, французский предшественник Total, американская Exxon и другие крупные нефтяные компании получали права на оценку нефтяного блока Агадем. Каждый раз правительство говорило: "Вам нужна нефть? Постройте нефтеперерабатывающий завод", - сказал мне Идди Анго. "Каждый раз они говорили, что это невозможно. Пришли китайцы и сказали: "Вам нужен нефтеперерабатывающий завод? Какого размера?"

Китай предлагает африканским государствам помощь в проведении собственных преобразований. По сравнению с той значительной долей мировых запасов алмазов, золота, энергоносителей и металлов, которую Африка дала за более чем столетие, континент получил мизерную отдачу в плане базовой архитектуры экономического прогресса. В 2008 году страны Африки к югу от Сахары с населением в 900 миллионов человек произвели столько же электроэнергии, сколько Испания с населением в 47 миллионов человек. Когда экономисты сравнили данные за 2001 год по всем бедным странам, они обнаружили, что за пределами Африки на 1000 квадратных километров территории приходилось в среднем 134 километра дорог с твердым покрытием; в Африке этот показатель составлял 31 километр (в странах за пределами Африки, относящихся к категории "с уровнем дохода выше среднего", этот показатель составлял 781 километр). За десятилетия, прошедшие после распада европейских империй, другие части мира вырвались из нищеты благодаря индустриализации, опередив континент, который в основном остался без средств, чтобы стать чем-то большим в экономическом плане, чем источник экспортируемого сырья. В 1970 году в Африке к югу от Сахары на миллион человек приходилось в три раза больше электрических мощностей, чем в Южной Азии. К началу века, после трех десятилетий, в течение которых африканская нефть, газ и другие виды топлива работали на электростанциях всего мира, в Южной Азии на миллион человек приходилось вдвое больше электричества, чем в Африке к югу от Сахары. В 2010 году Всемирный банк подсчитал, что для удовлетворения инфраструктурных потребностей Африке ежегодно требуется 93 миллиарда долларов - это эквивалентно стоимости шести Олимпийских игр 2012 года в Лондоне, что более чем вдвое превышает текущие расходы.

За годы, прошедшие после заключения первого договора с Анголой в 2004 году, Пекин заключил аналогичные многомиллиардные сделки "ресурсы в обмен на инфраструктуру" в Конго и Судане и распространил свою щедрость во все уголки континента. Треть всех китайских зарубежных контрактов приходится на Африку. В последние годы на китайское финансирование приходится две трети африканских расходов на инфраструктуру. К 2007 году Китай подписал контракт на основное финансирование десяти крупных африканских гидроэлектростанций, которые в сумме составляли треть всех электрических мощностей континента.

Некоторые грандиозные транспортные проекты, такие как строительство железной дороги в Мавритании, так и не были реализованы, а дожди размыли некачественные дороги, построенные китайцами. Тем не менее, качество китайских строительных работ в Африке улучшилось за десятилетие, прошедшее с начала ухаживаний Пекина. В Эфиопии мобильные телефоны гудят по китайским кабелям, а грузы проходят через построенный китайцами аэропорт. Самое высокое здание в столице страны Аддис-Абебе, построенное в 2012 году за 200 миллионов долларов, - это новая штаб-квартира Африканского союза, великолепное изогнутое здание, являющееся эмблемой африканских амбиций Китая.

Пекин взял на себя расходы по строительству штаб-квартиры АС. Для других проектов китайские государственные банки предоставили большую часть кредитов, с помощью которых правительства африканских стран финансируют инфраструктурные проекты. Процентные ставки по этим китайским кредитам выше, чем у традиционных доноров, таких как Всемирный банк, но ниже, чем у коммерческих банков. Часто, как в Анголе, выплаты производятся не наличными, а природными ресурсами.

Суммы, которыми располагает Китай, просто огромны. В 2013 году топ-менеджер китайского государственногобанка Exim Bank, который является основным источником китайского финансирования Африки, предсказал, что к 2025 году китайское государство направит в Африку триллион долларов в виде инвестиций и кредитов, что эквивалентно трем четвертям всего валового внутреннего продукта стран Африки к югу от Сахары в 2013 году. У нас много денег, которые можно потратить", - сказал Чжао Чанхуэй, один из архитекторов торговых отношений Китая с Африкой. Валютные резервы в размере 3,5 триллиона долларов, которые Китай накопил как крупнейший в мире экспортер, не могут быть просто размещены в государственных облигациях США, что является инвестиционным эквивалентом засовывания наличных денег под матрас. Мы должны использовать часть этих средств в зарубежных инвестициях", - сказал Чжао. Африка на ближайшие двадцать лет станет важнейшим направлением бизнеса для многих китайских мегакорпораций".

Нигер с его нефтью, ураном и президентом, стремящимся сбросить оковы бывших колонизаторов, стал главной мишенью. Впадение Танджи в деспотизм и последовавший за этим переворот стали первыми крупными политическими потрясениями в Африке, корни которых можно напрямую связать с вызовом Китая западному контролю над ресурсами континента. Но это также продемонстрировало, что у новых и старых держав в Африке больше общего, чем они хотели бы признать.

Именно Шарль де Голль разработал французскую систему влияния на свои бывшие африканские колонии. Де Голль возглавлял французское правительство в изгнании во время Второй мировой войны и стал крупнейшим государственным деятелем послевоенной Франции, заняв пост президента в 1958 году, когда Франция переживала бурю и столкнулась с восстанием в Алжире. Он предоставил Алжиру суверенитет. Владениям Франции в Западной Африке он предложил сделку, на которую почти все их лидеры согласились и по которой они сохраняли французскую защиту после обретения независимости ценой сохранения французских экономических интересов и позволения Парижу диктовать внешнюю и оборонную политику. Де Голль так сильно влиял на растущую группу тиранов, ставших независимыми во франкоязычной Африке, что после его смерти в 1970 году Жан-Бедель Бокасса, самозваный император Центральноафриканской Республики, рыдал на похоронах человека, которого он называл "папой".

Французская система в Африке, продолженная в основном голлистами после смерти их лидера, превратилась в сеть сделок с ресурсами, безденежных фондов и коррупции, что и отражено в ее названии. На первый взгляд, Françafrique - это безобидная амальгама "Франция" и "Африка", которая говорит о двух народах, объединенных общим делом. Однако если произнести это слово вслух, то получится нечто более близкое к истине: France à fric - игра слов на французском языке, означающая "наличные деньги", что можно вольно перевести как "денежная машина Франции".

В период своего расцвета Françafrique действительно была взаимовыгодным соглашением, только не на благо населения в целом, а на благо африканских автократов и французских мандаринов, которые ею управляли. В конце 1990-х годов неутомимый парижский судья-следователь по имени Ева Жоли проследил за ходом некоторых сомнительных сделок и обнаружил огромный скрытый трубопровод грязных денег, проходивший через африканское подразделение Elf, французской государственной нефтяной компании. У меня было ощущение, что я проникаю в неизвестный мир со своими законами", - говорит уроженка Норвегии Жоли, которой угрожали смертью по мере того, как она углублялась в расследование.

Подразделение Elf в Габоне было центром этого неизвестного мира. На нефтяные деньги компания платила взятки французским политикам, покупала роскошные квартиры в Париже и увеличивала состояние Омара Бонго, при котором габонцы терпели ужасающий уровень жизни, а их правители, по слухам, сделали страну крупнейшим в мире потребителем шампанского на душу населения. Щупальца Elf распространились и за пределы франкоязычной страны, поскольку нефтяная компания добывала нефть по всей Африке. В 2000 году бывший руководитель Elf дал показания о том, что одним из бенефициаров денежного фонда Elf был Жозе Эдуарду душ Сантуш из Анголы. (Дош Сантуш опроверг это утверждение).

Расследование Жоли потрясло французский истеблишмент, обнажив теневое государство, которое по своей готовности обменивать доступ к ресурсам на незаконное влияние и личную выгоду может сравниться с любым африканским режимом. Компания Elf была приватизирована, а ее коррупционные катакомбы запечатаны. Десятки сотрудников Elf попали в тюрьму. Французские политики, в том числе Николя Саркози, заявили, что эпоха "Франсафрик" закончилась, и прямое влияние Франции на многие ее бывшие колонии действительно ослабло. Но власть французских корпораций в Африке оставалась сильной. Total, приватизированный преемник Elf, стоящий в одном ряду с Exxon Mobil, BP, Shell и другими гигантами индустрии, владеет одними из лучших прав на добычу нефти в Анголе и Нигерии, двух крупнейших производителей нефти на континенте, и до сих пор качает нефть в Габоне.

В Нигере, где компания Areva начала свою деятельность за два года до обретения независимости в 1960 году, Франция сохраняет свой стратегический интерес к урану с помощью систем, которые хотя и являются строго законными, но вряд ли справедливыми.

Контракты Areva не публикуются, но репортеры Reuters получили в свое распоряжение последние десятилетние соглашения, рассчитанные до конца 2013 года. Из документов следует, что Areva была освобождена от уплаты пошлин как на импортируемое ею горнодобывающее оборудование, так и на экспортируемый уран. Роялти - особый вид платежа, который горнодобывающие компании выплачивают правительствам в зависимости от количества добытых ими полезных ископаемых, - составлял 5,5 процента на добытый уран, что значительно ниже, чем в других, более богатых странах, и зафиксирован пунктом, освобождающим компанию от любого повышения ставки в соответствии с новыми законами о добыче. Горнодобывающая промышленность защищает такие условия как необходимые для долгосрочных инвестиций. Тем не менее, французский экспатриант в Ниамее, рассуждая об антифранцузских настроениях, на которых до переворота опирался Танджа, чтобы заручиться поддержкой своей растущей тирании, так сформулировал антипатию, которую вызывали скупые условия Areva: "Есть ощущение неоколониализма, особенно в отношении Areva. Есть ощущение, что у Франции нет друзей, есть только интересы".

Как объяснил мне посол, суть предложения Китая Нигеру, а также другим африканским государствам, обладающим ресурсами, заключается в контрасте между щедростью Пекина и скупостью старых держав. Однако в стремлении Китая заполучить африканские ресурсы есть элементы, повторяющие старые трюки традиционных владык африканских ресурсов. Под риторикой о всеобщем прогрессе Пекин, как и его европейские предшественники в Африке, оказался готов использовать посредников для налаживания личных связей с наиболее влиятельными представителями правящих классов, контролирующих доступ к нефти и полезным ископаемым континента.

Поиски одного из таких посредников привели меня в зоопарк Ниамея. Он находится в центре занесенной песком столицы Нигера, недалеко от перекрестка улицы Урана и авеню Шарля де Голля и неподалеку от президентского дворца, где солдаты свергли Танджу. Когда я посетил его, вскоре после переворота, гиены выглядели раздраженно. В неглубокой бетонной ванне ссутулился иссохший бегемот. Школьники визжали от восторга, когда многострадальный страус быстро-быстро бегал по своей клетке в такт их хлопанью. Звездам зоопарка - семи львам - было тесновато. Но впереди их ждут лучшие времена в виде нового вольера для львов площадью 1000 квадратных метров, который вскоре будет построен за 60 000 долларов.

Благодетелем львов стала консалтинговая компания Trendfield, зарегистрированная в секретном налоговом убежище на Британских Виргинских островах, но базирующаяся в Пекине. Trendfield помогла китайской государственной ядерной компании Sino-U получить разрешение на добычу урана в Нигере в 2006 году и в итоге получила 5-процентную долю в проекте. Ги Дюпор, француз с дипломом MBA Ливерпульского университета, который был исполнительным директором Trendfield, написал на своей странице в LinkedIn: "Мои навыки ведения переговоров сыграли важную роль в организации и оформлении стратегического партнерства между Китайской национальной ядерной корпорацией [Sino-U] и Республикой Нигер в области разведки и разработки урана".

В 2009 году, когда урановый проект обрел форму, Трендфилд пообещал восстановить вольер со львами в зоопарке Ниамея - микрокосм той инфраструктуры, которую Пекин и связанные с ним компании создавали для африканских сырьевых стран. "Участие в этом проекте было важной частью нашей программы развития сообщества, и мы серьезно относимся к этому", - сказал Дюпор в пресс-релизе. "Это также может стать платформой, которая создаст более непосредственную активность иностранных компаний в сообществе, чтобы помочь в развитии не только Национального музея и зоопарка Ниамея, но и всего сообщества". Трендфилд также организовал прилет ветеринара из зоопарка в Миссури, который впервые за десять лет осмотрел львов. (По словам Трендфилда, он провел полный обход, осмотрев "22 млекопитающих, 28 птиц, 4 рептилии", а также львов).

Один из представителей режима Танджи, который сказал, что не может быть назван по причине деликатности проделанной им работы, рассказал мне, что, помимо дружбы с обитателями зоопарка Ниамея, Трендфилд был близок к Тандже и его семье, в частности к сыну президента, Усману, который был торговым атташе Нигера в Китае.

Я разыскал местный офис компании Trendfield на тихой улочке в Ниамее. Обычно мы не общаемся с журналистами, - заметил работавший там британский геолог. Но Эль-Моктар Ичах согласился поговорить со мной. Туарег, который двадцать лет проработал в компании Areva, занимаясь разведкой урана на севере Нигера, а также занимался политикой, Ичах был главой филиала Trendfield в Нигере. Он рассказал мне, что Trendfield помогал Sino-U в стандартных для консультантов делах: оформлении виз, посещении объектов и запросе разрешений. Мы помогли представить Китай здесь, потому что Нигер не был хорошо известен". Я попросил его прояснить отношения Trendfield с сыном Танджи. Это всего лишь предположение. Он был в Китае. Это не значит, что у нас были "отношения"". Ича продолжил: "Этот вопрос нас не касается, поэтому мы не будем на него отвечать". Позже он добавил: "Мы выполняем свою работу в соответствии с самыми высокими этическими стандартами". Я отправил Ги Дюпору вопросы о бизнесе Trendfield в Нигере. Он не ответил.

За несколько недель до того, как солдаты сделали свой шаг, кризис, вызванный попытками Танджи продлить свое правление, разгорелся с новой силой. Этническое соперничество кипело. В казармах нигерийской армии кое-кому уже было достаточно. Существуют разные версии того, как происходили маневры внутри армии непосредственно перед переворотом. Согласно некоторым версиям, две отдельные группы офицеров - одна состояла из старших командиров, другая - из более молодых - одновременно решили, что настал день свержения президента. Улицы опустели, как только раздались звуки стрельбы. К позднему вечеру национальное радио передавало только военную музыку - классический сигнал успешного переворота. Президента, бросившего вызов Пекину, увезли и посадили в тюрьму. Сидя перед армейскими чинами в камуфляжной форме, представитель новоявленной хунты заявил, что она приостановила действие конституции и государственных институтов. Новым правителем Нигера был объявлен полковник Салу Джибо, до сих пор неизвестный широкой публике.

При всей тревоге в Ниамее было и облегчение, особенно среди западных дипломатов, которые критиковали авторитаризм Танджи и опасались, что конституционный кризис может погрузить Нигер в хаос, в котором процветут исламистские филиалы Аль-Каиды, кочующие по Сахаре. У других были коммерческие причины приветствовать переворот.

Оливье Мюллер, казалось, был совершенно спокоен за такой поворот событий - и вполне мог. Он был боссом Areva в Нигере. Стены его кабинета украшали геологические карты урановых месторождений Нигера. Когда я пришел к нему, он только что пришел со встречи с Джибо, лидером хунты. Я встречался с президентом в течение часа сегодня утром, - сказал мне шутливый француз. "Он очень рад, что мы здесь, и хочет, чтобы мы делали больше. Отличный парень. Если у вас есть час с президентом, значит, все идет хорошо. Если нет, то у вас есть пять минут", - продолжил Мюллер. Разумеется, - добавил он, - мы не говорим о политике, только о бизнесе". С Танджи, напротив, переговоры были "жесткими". Теперь из бока Areva вынули занозу. Собираются ли Франция и Areva усилить свое присутствие здесь? спросил Мюллер. Да, я думаю, что да".

Однако, как и китайский посол, Мюллер остерегался изображать тотальную борьбу за ресурсы между новыми и старыми державами. Совсем наоборот: Мюллер описал будущее, в котором необходимость гарантировать бесперебойную торговлю ресурсами перевешивает национальные цели, даже когда государственные компании Востока и Запада борются за благосклонность африканских правительств. Честно говоря, конкуренции нет", - сказал Мюллер. В ближайшие десять лет открытий станет меньше. Люди будут вынуждены сотрудничать. Все эти так называемые конкуренты будут совместно использовать инфраструктуру".

Он был прав - и не только в отношении урана в Нигере. К югу от границы, в Нигерии, французская компания Total заключила партнерство с китайской нефтяной компанией, чтобы добывать нефть из-под морского дна. Французских и китайских коллег из совместного предприятия можно увидеть вместе выпивающими в барах верхнего города Лагоса - вряд ли это можно назвать сценой экономической войны за природные ресурсы. В Гвинее англо-австралийская горнодобывающая компания Rio Tinto разрабатывает огромное месторождение железной руды в Симанду при поддержке китайской государственной горнодобывающей компании Chinalco, которая также является крупнейшим акционером Rio.

Китай тратит две трети своих мировых расходов на приобретение иностранных компаний в секторе ресурсов. С 2009 по 2012 год китайские государственные группы потратили 23 миллиарда долларов на покупку западных компаний с африканскими ресурсами, которые простираются от Сьерра-Леоне до Южной Африки. Наряду с "ангольским режимом", бартерными сделками по обмену инфраструктуры и дешевых кредитов на природные ресурсы на непрозрачных условиях, это второй путь Китая к африканским ресурсам: покупка устоявшихся западных компаний, которые давно получают прибыль от нефти и полезных ископаемых континента. Этот подход имитирует Queensway Group Сэма Па.

Я встретил Ника Зукса в баре одного из отелей Конакри за несколько дней до первого тура президентских выборов в Гвинее в июне 2010 года. Седовласый австралийский предприниматель, занимающийся добычей полезных ископаемых, имел внешность пограничника. Зукс провел годы сначала в Анголе, затем в Гвинее и знал местность. Его компания, Bellzone, была зарегистрирована на Aim - младшем лондонском фондовом рынке, который используется целым рядом небольших горнодобывающих компаний разного качества для привлечения капитала от инвесторов, готовых идти на риск ради высокой прибыли. Bellzone получила права на месторождение железной руды недалеко от побережья Гвинеи - не такого масштаба, как Симанду, но все же значительное, и его легче экспортировать, чем удаленное месторождение, над которым бились Rio Tinto и Бени Штайнметц.

Зукс был в хорошем настроении - я видел, как он и его коллеги пили шампанское накануне голосования, - и было легко понять, почему. Queensway Group заключила сделку с Bellzone, которая должна была послужить страховкой на случай, если победитель предстоящих выборов разорвет непрозрачное соглашение Международного фонда Китая с хунтой Дадиса о добыче полезных ископаемых и инфраструктуре на сумму 7 миллиардов долларов.

CIF, инфраструктурное и горнодобывающее подразделение Queensway Group, по мнению Зукса, открывало новые горизонты в ресурсной индустрии, позволяя обойти господство традиционных транснациональных корпораций, таких как Rio Tinto, и предлагая новые источники финансирования, не связанные с крупными западными банками и многосторонними кредиторами, такими как Всемирный банк. "Они проворны, - сказал он мне, - и быстро принимают решения".

Такая проворность позволила Queensway Group сохранить свои интересы в ресурсах Гвинеи даже после того, как новое правительство отказалось от мегадилера стоимостью 7 миллиардов долларов. С тех пор как я пришел к власти, Сэм не был в Гвинее", - сказал мне Альфа Конде, когда я брал у него интервью в Париже после его победы на выборах. Air Guinée International, новый гвинейский флагманский перевозчик, поддерживаемый Международным фондом Китая, на презентации которого я присутствовал в Конакри, был закрыт еще до того, как он начал летать. Но Па все еще присутствовал в Гвинее - не лично, а через лондонский фондовый рынок. CIF вернул себе большую часть из 100 миллионов долларов, которые он перевел в Гвинею для поддержки хунты, - столько же China Sonangol, партнерство группы с государственной нефтяной компанией Анголы, потратит на покупку акций Bellzone.

За месяц до выборов Bellzone объявила о заключении соглашения с Китайским международным фондом, по которому CIF объединит разрешение на добычу железной руды, выданное хунтой, с соседним участком Bellzone. Обе компании будут разрабатывать их совместно, а CIF предоставит финансирование в размере 2,7 миллиарда долларов. Неудачи и задержки мешали их работе, но в декабре 2012 года они отгрузили то, что, по словам Bellzone, стало первой железной рудой, экспортированной из Гвинеи с 1966 года.

Сотрудничество с Bellzone давало Queensway Group возможность расширить свои интересы в западной сырьевой отрасли. Bellzone и CIF заключили сделку, по которой обе компании имели право продать свою долю руды компании Glencore, крупному сырьевому холдингу, который также вел дела с Дэном Гертлером в Конго.

Сэм Па превращался из китайского шпика и подставного лица в игрока мировой индустрии ресурсов, добавляя к своим связям в Пекине и африканских столицах лондонские гуаньси. Queensway Group также искала союзников в Торонто, на другой фондовой бирже, которую предпочитают горнодобывающие компании. Она одолжила деньги компании под названием West African Iron Ore, которая имела разрешение на добычу железной руды, близкое к тем, которые Bellzone и CIF разрабатывали в Гвинее. Это был альянс посредников: West African Iron Ore возглавлял Ги Дюпор, человек, который привел китайцев в урановую промышленность Нигера через Trendfield, благодетеля львов Ниамея. В Анголе Queensway Group приобрела миноритарные пакеты акций в нефтяных предприятиях, возглавляемых некоторыми из ведущих западных компаний отрасли: BP из Великобритании, Total из Франции, Eni из Италии, Statoil из Норвегии, Conoco Phillips из США.

Будучи одним из главных посредников в продвижении Китая в Африку, Сэм Па взял на вооружение тактику Франсафрика: соединить власть тех, кто занимает государственные посты, с интересами частного бизнеса, чтобы обогатить обоих за счет эксплуатации африканских природных ресурсов. Говорят, что Queensway Group даже использовала старые сети Франсафрика. Согласно докладу Конгресса США, China Sonangol привлекла Пьера Фальконе, французского торговца оружием, который во время гражданской войны в Анголе поставил режиму МПЛА оружие на сумму 790 миллионов долларов в обмен на нефть и который, согласно отдельному докладу Сената США, известен как "близкий соратник" Жозе Эдуарду душ Сантуша. (Фальконе, открывший консалтинговую компанию в Пекине, отрицает, что имел коммерческие отношения с China Sonangol).

Как и Elf до них, компании Queensway Group, похоже, переправляли деньги африканским чиновникам в странах, чьи ресурсы они жаждали заполучить. Платежная книга, опубликованная гонконгским судом в рамках спора между основателями Queensway Group и Ву Яном, китайским нефтяником, который утверждал, что не получил свою долю за ценные знакомства, дает представление о том, как Queensway Group использует наличные деньги, чтобы "задобрить" африканские правительства. Одна из записей в разделе с перечнем финансовых операций, совершенных в 2009 году, гласит просто: "Антонио Инасио Джуниор: Кредит на проект (2 340 000 гонконгских долларов)."

Это указывает на то, что в 2009 году компания Queensway Group предоставила заем на сумму около 300 000 долларов США человеку по имени Антонио Инасио Джуниор. Ничто не наводит на мысль о чем-то неприличном - если только вы не знаете, что Антонио Инасио Жуниор - это имя посла Мозамбика в Китае. Он появляется на фотографиях с дипломатических мероприятий в Китае с короткой стрижкой и в строгом костюме. Я позвонил в посольство Мозамбика в Пекине, чтобы спросить посла о кредите, и, как меня попросили, отправил факс с перечнем своих вопросов. Ответа не последовало.

Согласно документам правительства Мозамбика, в ноябре 2008 года было создано совместное предприятие Международного фонда Китая и местной компании. Компания, Cif-Moz, была создана для реализации возможностей в сельском хозяйстве, промышленности, добыче полезных ископаемых, производстве строительных материалов и других отраслях. Она позволила Сэму Па и его союзникам закрепиться в стране, переживавшей один из крупнейших сырьевых пиков последних лет, когда гиганты сырьевого бизнеса боролись за неиспользованные запасы угля и природного газа. В ноябре 2009 года - в тот же год, когда был выдан кредит послу, - компания Cif-Moz получила разрешение на разработку месторождения известняка к югу от столицы Мапуту. Затем последовали планы строительства цементного завода стоимостью 35 миллионов долларов. Когда я спросил юриста компании Queensway Group, почему кредит был предоставлен действующему чиновнику в стране, где группа стремится вести бизнес, он отказался отвечать.

Мозамбик был лишь одной из целей в стремительной экспансии Queensway Group по всей Африке с ее ангольской базы. Махмуд Тиам, министр горнодобывающей промышленности Гвинеи, ставший посредником в сделке, благодаря которой Queensway Group выручила убитую хунтой страну, добавил к своей должности министра роль посла интересов группы. После переворота на Мадагаскаре Тиам принял участие в переговорах между эмиссарами Queensway Group и министром энергетики путчистов. Это было все то же самое, что они делали в Гвинее: пытались найти интересные проекты и добросовестно добивались их реализации", - сказал мне Тиам. Китайская компания Sonangol пыталась вырвать у конкурента нефтяной участок, но в итоге проиграла.

В то же время Тиам служил посланником Queensway Group среди лидеров переворота в Нигере. Он рассказал мне, что группа сделала "добросовестный" платеж хунте Нигера в размере 40 миллионов долларов и выразила заинтересованность в Агадеме, нефтяном блоке, на котором китайская государственная нефтяная группа CNPC вела бурение для добычи первой нефти в стране, что свидетельствует о готовности Queensway Group бросить вызов национальным интересам Китая, если это дает шанс на прибыль. Но президент переходного правительства мудро решил не трогать эти деньги, пока не будет достигнуто полное соглашение", - сказал мне Тиам. "Оно так и не было достигнуто, поэтому платеж был возвращен". (Тиам настаивает на том, что он прекратил сотрудничество с китайской Sonangol и Queensway Group, как только перестал быть министром).

Вылазки Queensway Group на Мадагаскар и в Нигер не увенчались успехом, но они проливают свет на ключевой элемент ее подхода: Sam Pa предлагает правительствам стран-изгоев готовый метод превращения природных ресурсов их стран в деньги, когда мало кто готов вести с ними дела. Правительства, созданные в результате военных переворотов, "испытывают голод в финансировании", - сказал мне Тиам. Эти ребята приходят и говорят: "Мы будем финансировать вас, когда никто другой этого не сделает". Если на кону интересы вашего народа и ваше собственное выживание, вы возьмете эти деньги".

В западной критике продвижения Китая в Африку отчетливо слышится лицемерие. Пекин осуждали, когда он пытался защитить свой доступ к суданской нефти, препятствуя Джорджу Бушу ужесточить санкции против Омара аль-Башира, диктатора, который руководит кампаниями государственного терроризма против своих противников. Но Китай просто взял на вооружение тот же вид ресурсной реальной политики, который продемонстрировал Вашингтон, когда Кондолиза Райс, госсекретарь Буша, оказала теплый прием Теодоро Обиангу Нгеме, клептократу из Экваториальной Гвинеи, который отправляет своих врагов в жуткие недра тюрьмы Блэк-Бич, но расстилает красную ковровую дорожку для американских нефтяных компаний. Непрозрачность китайских сделок между инфраструктурой и ресурсами подвергается справедливому осуждению, но когда американские законодатели ввели новые новаторские правила прозрачности, чтобы заставить нефтяные и горнодобывающие компании раскрывать свои платежи иностранным правительствам, Американский институт нефти, орган нефтяной промышленности США, обратился в суд, чтобы попытаться заблокировать их. Несмотря на законный шум, поднявшийся после того, как на китайском судне, причалившем в Южной Африке, было обнаружено оружие, предназначенное для режима Роберта Мугабе в Зимбабве, любые представления о том, что Китай является единственным или даже главным источником океанов оружия, проносящегося через Африку, ошибочны. Исследование, проведенное двумя норвежскими учеными на основе многолетней статистики импорта оружия и показателей управления, показало, что Соединенные Штаты в большей степени, чем Китай, склонны продавать оружие репрессивным африканским правительствам. Китайцы экспортировали в Африку в период с 1992 по 2006 год меньше оружия, чем Украина, говорится в исследовании.

Слишком упрощенно рассматривать стремление Китая к африканским ресурсам как манихейскую борьбу за природные сокровища между Востоком и Западом. В бизнесе по добыче ресурсов есть конкуренция, но есть и сотрудничество. И при всей своей возросшей привлекательности для конкурирующих инвесторов из-за рубежа, большая часть Африки остается запертой на подступах к глобальной экономике.

Ибрагим Идди Анго, промышленник, возглавляющий торговую палату Нигера, сказал мне, что правители Нигера продали страну в переговорах с китайцами. Им нужны стратегические ресурсы. Вы должны сказать: "Вы заинтересованы в этом? Вот условия. Во-первых, вы должны использовать местную рабочую силу. Во-вторых, все потребности, которые у вас есть - например, транзит - вы должны использовать как минимум на 50 процентов местных операторов". Но когда они приехали, правительство ничего этого не сказало. Государство взяло процент от бизнеса и позволило китайцам делать то, что они хотят". Краткий шанс использовать стремление Китая к африканским полезным ископаемым, чтобы настоять на обеспечении Нигера навыками и инфраструктурой, которые могли бы помочь избавиться от ресурсного проклятия путем расширения экономики, закрывался. Диверсификация - это главное, - сказал Идди Анго, - и не зря. Нигер входит в число африканских государств, наиболее остро зависящих от экспорта горстки сырьевых товаров, и его экономическая судьба зависит от прихотей далеких потребителей. По индексу Африканского банка развития, где более высокий балл указывает на более диверсифицированную экономику, относительно богатые страны, не связанные с торговлей ресурсами, такие как Маврикий и Марокко, имеют 22 и 41 балл соответственно. Средний показатель для всей Африки, включая более процветающую Северную Африку, составляет 4,8. Самые зависимые от нефти государства, Ангола и Чад, имеют самые низкие показатели - 1,1 балла. Нигер демонстрирует лишь незначительное улучшение - 2,4 балла.

Но если вы позволите Китаю делать то, что он хочет, - как это делают многие африканские страны, - они платят за нефть или ресурсы и используют китайскую рабочую силу, китайские грузовики. Это большая проблема", - говорит Идди Анго. Они приходят, потому что здесь есть ресурсы. Этот момент не повторится. Мы не можем его упустить. Когда закончится уран или нефть, они уйдут".

Падение Танджи продемонстрировало пределы готовности Китая вмешиваться во внутреннюю политику, чтобы защитить африканских союзников. Но Ся Хуан, посол Китая в Ниамее, рассказал о том, как готовность Китая тратить и строить позволила Пекину закрепиться в стране настолько прочно, что его интересы смогли противостоять перевороту против союзника. Сегодня между двумя берегами реки Нигер есть мост", - сказал он мне. Но есть и мост, который связывает Китай и Нигер".

Однако истинная ценность предложения Китая направить Африку по пути экономической диверсификации и индустриализации - пути, который привел богатый мир к процветанию, - зависит от того, будет ли его строительная кампания направлена в первую очередь на поощрение правителей, управляющих доступом к ресурсам, или на расширение возможностей населения в целом. Ни железные дороги, которые просто соединяют принадлежащие Китаю шахты с построенными Китаем портами для экспорта товаров, ни суетные проекты с огромными затратами, но малой экономической пользой, не избавят жителей сырьевых стран от нищеты. Мартин Дэвис, исполнительный директор южноафриканской консалтинговой компании Frontier Advisory, который работал консультантом по китайским сделкам в Африке, сказал мне: "Когда у вас сырьевая экономика, где многие люди исключены, это экономика силового типа. Очень трудно построить инфраструктуру, которая поддерживает инклюзивный рост". Будет ли инфраструктура, финансируемая Китаем, обеспечивать диверсификацию? Что на первом месте?" Он добавил: "Правительства африканских стран никогда не должны считать, что ответственность за развитие нашего континента передана Пекину".

Пекин, похоже, не выполняет свою часть сделки. Китайские товары, такие как контрафактный текстиль, хлынувший на север Нигерии, заглушают надежды на индустриализацию, независимо от того, сколько дорог и железных дорог проложили китайские компании. Ламидо Сануси, управляющий центральным банком Нигерии с 2009 по 2014 год, хорошо выразился: "Китай берет наши сырьевые товары и продает нам промышленные". В этом же заключалась суть колониализма. Британцы шли в Африку и Индию, чтобы получить сырье и рынки сбыта. Теперь Африка охотно открывает себя для новой формы империализма".

К тому времени, когда Танджа был свергнут, мост через реку Нигер был построен, китайский нефтяной проект осуществлялся, нефтеперерабатывающий завод был завершен, урановый рудник формировался, а вольер для львов в зоопарке Ниамея был размечен. Ся Хуан, посол, сказал мне, что лидер хунты заверил его, что позиции Китая не находятся под угрозой. И Китай, и Франция продолжали реализовывать свои планы в отношении сырьевых товаров Нигера. Areva продвигала строительство нового рудника стоимостью 2,6 миллиарда долларов, который должен был удвоить добычу нигерского урана. Китайцы нашли больше нефти, чем предполагали, что позволило Нигеру войти в среднюю группу африканских производителей нефти.

Солдаты, свергнувшие Танджу, остались верны своему слову. Они организовали выборы, которые международные наблюдатели сочли легитимными, и вернулись в казармы в апреле 2011 года, через четырнадцать месяцев после переворота. Избранный президент Махамаду Иссуфу, как и Альфа Конде в Гвинее, был опытным лидером оппозиции, который после вступления в должность начал антикоррупционную кампанию. В то время как по ту сторону границы в Мали бушевали джихадисты, Иссуфу завоевал репутацию оплота стабильности в неспокойном регионе.

Когда я встретил Иссуфу во время поездки в Лондон через год после начала его президентства, он был красноречив и впечатляющ, а его коренастая фигура оживлялась силой его грандиозных планов по преобразованию Нигера.

Иссуфу был полон решимости сбалансировать конкурирующие интересы великих держав, которые стремились к ресурсам Нигера, а не позволить им поглотить его, как это сделал Танджа. Он не склонится перед Китаем, сказал он мне. Их бизнес в Африке агрессивен - природные ресурсы, уран, нефть. Мы открытая страна - открытая для инвесторов из любой точки мира. Но мы хотим взаимовыгодного партнерства, и именно таковы наши отношения с Китаем. Мы будем защищать свои интересы, а они - свои".

Иссуфу также принял бой с французами. Он начал восемнадцатимесячные переговоры с компанией Areva о доле доходов от урана, которую она выплачивает государству. Переговоры проходили с перерывами. Areva закрыла свои шахты на месяц, якобы для технического обслуживания, но при этом дала понять, что в ее силах перекрыть правительству доступ к доходам. В мае 2014 года стороны пришли к соглашению. Areva согласилась платить более высокие роялти и построить дорогу, связывающую столицу с северным урановым регионом, но сохранила некоторые налоговые льготы в соответствии с неопубликованным контрактом.

Однако даже в момент своего триумфа Нигер и его президент получили напоминание о том, насколько судьба сырьевого государства диктуется поворотами глобальной экономики, сырье для которой оно поставляет. После катастрофы на АЭС "Фукусима" в Японии в 2011 году правительства по всему миру отказались от атомной энергетики, что привело к резкому падению цен на уран. В день, когда компания объявила о своей новой сделке в Нигере, Areva также сообщила, что откладывает разработку нового огромного уранового рудника, поскольку снижение цен сделало проект нерентабельным.

Тем не менее Нигер присоединился к небольшой, но растущей группе ресурсных государств в Западной Африке, которые после десятилетий хаоса переходят к более представительному правлению и некоторой стабильности, среди них Гвинея, Сьерра-Леоне и Либерия. Но урок их наиболее стабильного ближайшего соседа, Ганы, заключается в том, что проклятие ресурсов все еще может укусить и там, где царит мир, и там, где глобальные институты, призванные бороться с бедностью в Африке, и финансовая система, которая выкачивает доходы от природных богатств континента.

 

7. Финансы и цианид

 

В конце 2009 года жизнь фауны в деревне Квамебуркром в центральной части Ганы стала немного легче. Пара охотничьих собак, Скупой и Не Забудь, которые всю свою жизнь занимались ловлей кустарникового мяса, дополнявшего рацион их хозяина, состоявший из рыбы и основных культур, залаяли в последний раз после того, как хозяин бросил им пару рыбин из дневного улова. Теперь антилопам, гребенчатым дикобразам и пухлым косачам, обитающим в высоких травах, стало на два хищника меньше. Лишь позже Кофи Гьяка пришел к выводу, что Скимпи и Не Забудь были отравлены.

За прудом, где Гьяка каждый день забрасывал сети, над пожухлыми кустами возвышалась в небе красная стрела журавля. Обычно тридцать жителей деревни слышали гул взрывов каждый день около полудня. По ночам им мешал спать звук машин, дробящих камни.

Крупнейшая американская золотодобывающая компания Newmont завершила строительство первой очереди рудника Ahafo стоимостью 700 миллионов долларов тремя годами ранее при поддержке Международной финансовой корпорации - подразделения Всемирного банка, предоставляющего кредиты на проекты частного сектора. За три года до того, как МФК выдала кредит на новый рудник Newmont в Гане, Всемирный банк провел внутренний обзор своих программ в ганской горнодобывающей отрасли. Банк и МФК пытались возродить больной горнодобывающий сектор Ганы с начала 1980-х годов. Программы Банка были направлены на восстановление государственных шахт, привлечение частных инвестиций и помощь мелким шахтерам. По большому счету, они провалились. Внутренний обзор отметил многочисленные недостатки, в том числе "откровенно ложное" утверждение о том, что горнодобывающая промышленность Ганы наносит незначительный ущерб окружающей среде. В обзоре, представленном совету директоров Банка, был сделан вывод, что из-за низких налогов на иностранные горнодобывающие компании, скромной занятости местных жителей и скудных компенсаций для людей, живущих вблизи шахт, "неясно, каковы истинные чистые выгоды [горнодобывающего сектора] для Ганы".

Тем не менее МФК пошла навстречу и выделила Newmont 125 миллионов долларов на строительство нового рудника в Ахафо. Компания выселила девяносто пять сотен человек, но Кофи Гьяка и другие жители Квамебуркрома остались жить в своих глинобитных домиках, выращивая урожай, ловя рыбу и охотясь на кустарниковую рыбу, как и раньше. Вскоре закрылась школа, куда они отдавали своих детей. Шум стал невыносимым. Затем появился цианид.

Цианид натрия используется в золотодобыче для отделения металла от руды, добываемой из-под земли. 12 октября 2009 года компания Newmont выпустила заявление, в котором говорилось, что неисправный датчик вызвал "незначительный перелив" жидкости, содержащей цианид, с рудника Ахафо. Компания заявила, что разлив был "локализован и нейтрализован в пределах рудника" и что "загрязнения водных источников ниже по течению от рудника не обнаружено", но сотрудники компании все еще пытаются установить причину "кратковременного экологического воздействия в виде гибели рыбы".

Недоброкачественная жидкость, вытекавшая из шахты в водоемы вокруг Квамебуркрома и соседних деревень, была слишком разбавлена, чтобы представлять угрозу для жизни людей, но для водных обитателей все было не так благополучно. Вскоре после разлива воды компанией Newmont Гьяка и его коллеги-рыбаки обнаружили, что рыба в их прудах плавает брюхом вверх. Делегация из Newmont привезла в деревню чистую воду, хотя жители деревни вспоминали, что человек из службы безопасности не преминул прихватить с собой личный запас. Через шесть месяцев после разлива Newmont объявила, что выполнит приказ министерства охраны окружающей среды Ганы о выплате компенсации, хотя и подчеркнула, что правительственная комиссия, расследовавшая разлив, "не обнаружила никаких доказательств негативных последствий для жизни людей или имущества". Деньги будут распределены между "нуждами развития пострадавших общин" и двумя национальными регулирующими органами. Исходя из объемов производства на руднике Ахафо и цены на золото на момент заключения соглашения, Newmont потребовалось бы около трех с половиной дней, чтобы вернуть 4,9 миллиона долларов, которые она согласилась выплатить.

Когда я посетил этот район через месяц после разлива, слово "цианид" вошло в местный диалект тви, основного языка коренного населения Ганы. Кофи Гьяка сказал мне, что не доверяет эмиссару из Newmont, который приехал в деревню, чтобы заверить ее жителей в том, что вода безопасна. По его мнению, гибель компаний Skimpy и Don't Forget свидетельствует об обратном. В рваной рубашке и с аккуратными усами Гьяка показал мне пруд в деревне. Я спросил его, сколько рыбы погибло. Он выглядел суровым, а его маленькая дочь стыдливо выглядывала из-за его ноги. Много, - сказал он. Мы сели на земляной двор между хижинами деревни. Местный учитель, который сопровождал меня, переводил. Жить здесь совсем некомфортно, - сказал Гьяка. Мы бессильны".

Когда в 2005 году Международная финансовая корпорация объявила о намерении инвестировать в разработку рудника Ахафо компанией Newmont, ее рыночная капитализация - общая стоимость всех ее акций на Нью-Йоркской фондовой бирже - составляла 17,5 миллиарда долларов, что вдвое превышало размер экономики Ганы. Ее быстро растущий годовой доход составлял 4,5 миллиарда долларов, а прибыль в 434 миллиона долларов была получена от операций на четырех континентах, где добывалось 9 процентов всего золота, добываемого в мире. Только в одной концессии Ahafo находилось золота на сумму около 12 миллиардов долларов. В следующем году МФК одобрила кредит для рудника Ахафо в размере 75 миллионов долларов со своего собственного счета и организовала еще 50 миллионов долларов от коммерческих банков, включая Rothschild и Royal Bank of Scotland. Общий пакет составлял скромные 7 процентов от общей суммы долга Newmont в 1,9 миллиарда долларов.

Newmont имела хороший кредитный рейтинг и могла легко взять кредит в коммерческих банках без помощи МФК. Согласно уставу МФК, она не должна предоставлять займы компаниям, которые могут получить их на приемлемых условиях в других странах. Но с тех пор как в 1956 году она была создана как дополнение к Всемирному банку, ее роль расширилась. Движущей силой создания МФК был Роберт Л. Гарнер, банкир с Уолл-стрит. Всемирный банк и Международный валютный фонд, уполномоченные, соответственно, помогать в послевоенном восстановлении и обеспечивать стабильные валютные курсы, работали только с правительствами. Гарнер видел необходимость в многостороннем органе, который бы поддерживал частные инвестиции в слаборазвитые страны, которые традиционные финансисты считали чрезмерно рискованными. Я был твердо убежден, что наиболее перспективное будущее для менее развитых стран - это создание хорошей частной промышленности", - говорил Гарнер.

С Гарнером в качестве первого президента МФК начала работу из штаб-квартиры в Вашингтоне, округ Колумбия, с двенадцатью сотрудниками, уставным капиталом в 100 миллионов долларов и ограниченным мандатом на выдачу кредитов. Со временем она фактически превратилась в инвестиционный банк, за исключением того, что ее акционерами, как и акционерами Всемирного банка и МВФ, были государства-члены - в случае МФК их было 184. Ее роль расширилась до прямого инвестирования в компании и привлечения собственных средств путем выпуска облигаций на международных рынках капитала. МФК занималась консультированием и финансировала приватизацию. К 2013 году ее активы составляли 78 миллиардов долларов, и по этому балансу, если бы МФК была обычным банком, она вошла бы в тридцатку крупнейших банков США. Она постоянно получает более миллиарда долларов в год прибыли от проектов в ста странах. Пятая часть ее обязательств приходится на страны Африки к югу от Сахары, где она поддерживает все - от ивуарийской птицеводства и кенийского жилищного строительства до поиска нефти вдоль Центральноафриканского разлома. Как подразделение Всемирного банка, его заявленная цель расширилась от простого предоставления финансовых средств там, где их не хватает, до помощи в ликвидации крайней бедности к 2030 году и миссии "стимулировать общее процветание в каждой развивающейсястране".

На долю МФК приходится большая часть расходов Всемирного банка в нефтяной, газовой и горнодобывающей промышленности. В период с 2000 по 2012 год она ежегодно предоставляла финансирование таким проектам на сумму до 800 миллионов долларов. Инвестиции в нефтяную и горнодобывающую промышленность составляют лишь небольшую часть общих расходов МФК, но она участвует в некоторых очень крупных - и очень спорных - проектах в этих отраслях в партнерстве с некоторыми из самых мощных компаний сектора, особенно в Африке. Некоторые из них оказались крайне неудачными.

В 2000 году Всемирный банк и МФК согласились поддержать нефтяное предприятие стоимостью 3,5 миллиарда долларов в Чаде - территории, охваченной лишениями и войнами и расположенной между Нигером и Суданом. Этот проект должен был стать флагманским и продемонстрировать, что доходами от продажи нефти можно распоряжаться во благо, но все началось плохо, когда президент Чада Идрисс Деби сразу же начал перенаправлять нефтяную ренту военным, которые помогали ему оставаться у власти с 1990 года. 4.5 миллионов долларов, которые Деби направил в армию, были получены из подписного бонуса, который Chevron и другие нефтяные компании заплатили за право бурить чадскую нефть и строить трубопровод для ее экспорта через Камерун на побережье, а не напрямую из 200 миллионов долларов, которые IFC собрала для этого проекта. Но быстро выяснилось, что обязательства, которые МФК выбила у правительства Деби в обмен на свою поддержку, ничего не стоят. Правительство Деби согласилось на инновационный механизм, призванный гарантировать, что доходы пойдут на "приоритетные сектора", такие как здравоохранение, образование и водоснабжение пустынной страны. Однако, как только нефть потекла, он просто добавил в список приоритетов "безопасность", позволив нефтяным деньгам перетекать в казну его вооруженных сил. Благодаря началу добычи нефти экономика Чада выросла на 30 процентов, что стало самым быстрым показателем среди всех стран в 2004 году, но подавляющим бенефициаром стал режим Деби. Укрепленный нефтяными деньгами, Деби на момент написания этой статьи приближается к четверти века своего правления.

Катастрофа в Чаде нанесла серьезный удар по представлениям о том, что участие МФК может изменить разрушительные последствия ресурсной ренты. Тем не менее МФК продолжала свою деятельность, а ее боссы были полны решимости обеспечить себе место в верхних эшелонах индустрии, в которую входили самые богатые и влиятельные корпорации мира. В Гвинее МФК приняла участие в проекте Rio Tinto по разработке месторождения железной руды в Симанду, который долго откладывался. Среди некоторых высокопоставленных гвинейских чиновников возникло ощущение, что МФК оказалась на неправильной стороне борьбы между бедной страной и гигантской горнодобывающей компанией, которая, как оказалось, не спешила приступать к реализации крупнейшего в истории Африки промышленного проекта. МФК, как и Rio Tinto, может утверждать, что на реализацию сложных проектов масштаба Симанду всегда требовались долгие годы. И все же МФК порой была готова действовать с неоправданной поспешностью. Так, в 2012 году, желая сохранить свое влияние и вливать средства, она вложила еще 150 миллионов долларов в строительство Симанду до того, как были завершены социальные и экологические оценки воздействия рудника. МФК одобрила инвестиции, несмотря на то что ее самый влиятельный акционер, правительство США, отказалось поддержать это решение, отметив, что, возможно, было бы разумно оценить влияние проекта на то, что сама МФК назвала "горячей точкой биоразнообразия", прежде чем приступать к его реализации.

Расширяя свой портфель африканских нефтяных и горнодобывающих компаний, руководители МФК исповедовали непоколебимую веру в то, что ресурсная индустрия способна служить общему благу, несмотря на печальные факты, свидетельствующие об обратном. В 2006 году МФК предложила инвестировать в британскую компанию Lonmin, добывающую платину в Южной Африке, "чтобы помочь Lonmin достичь мирового класса безопасности и эффективности на всех горнодобывающих предприятиях, а также способствовать устойчивому экономическому развитию в районах, прилегающих к горнодобывающим предприятиям". 8 Заявленная цель партнерства МФК с Lonmin была возвышенной - изменить плачевный курс южноафриканской горнодобывающей промышленности. Ее руководители заявили совету директоров Всемирного банка, что в случае успеха партнерство "установит новый стандарт отношений горнодобывающей промышленности с государством и обществом в Южной Африке, а также создаст устойчивое и взаимовыгодное партнерство с населением, окружающим предприятия".

МФК инвестировала в Lonmin 50 миллионов долларов и предоставила еще 100 миллионов долларов в виде кредита. Но ее стратегия была ошибочной с самого начала. Как впоследствии установил омбудсмен Всемирного банка, IFC не смогла должным образом проконтролировать нарастание напряженности между руководством Lonmin и шахтерами на шахтах в районе Мариканы, которые становились все более недовольными условиями труда. В августе 2012 года напряженность переросла в кровопролитие. Далеко не новый рассвет в южноафриканской горнодобывающей промышленности, который представлялся IFC, когда она инвестировала в Lonmin, сцены стрельбы полиции по демонстрантам стали напоминанием о пропасти, которая сохраняется между теми, кто извлекает прибыль из природных богатств страны, и теми, кто выкапывает их из земли.

Помимо того, что МФК не смогла предвидеть взрыв насилия на своем собственном проекте, расследование, проведенное омбудсменом Всемирного банка после бойни в Марикане, поставило под сомнение весь подход МФК к подобным инвестициям. Получив миноритарный пакет акций в торгуемых на бирже компаниях, МФК могла рассчитывать на дивиденды, как и любой другой инвестор. Но, несмотря на то, что МФК старается выглядеть и действовать как частный инвестиционный банк, ее мандат заключается в том, чтобы влиять на поведение этих компаний. Миноритарные инвесторы, однако, не имеют такого влияния. Инвестируя в Lonmin и другие компании, МФК отдавала деньги налогоплательщиков на службу крупным частным нефтяным и горнодобывающим компаниям, главной задачей которых было обогащение их акционеров и над которыми МФК имела мало влияния. Аргумент руководства заключался в том, что, инвестируя в отрасль, МФК может оказать давление с целью проведения реформ. Но задолго до того, как Skimpy и Don't Forget погибли рядом с ганским золотым рудником Newmont, МФК получила самые ясные предупреждения об опасности поддержки нефтяной и горнодобывающей промышленности в Африке и других странах.

В июне 2001 года Эмиль Салим получил звонок от Джеймса Бонда. Салим был известным экономистом, получившим степень доктора философии в Беркли, и в течение десяти лет занимал пост министра охраны окружающей среды Индонезии. Бонд был бывшим руководителем отдела добычи полезных ископаемых во Всемирном банке. Джеймс Вулфенсон, австралийский банкир, занимавший в то время второй срок на посту главы Всемирного банка, решил провести независимый обзор, чтобы выяснить, способствуют ли его проекты по развитию добывающих отраслей - нефти, газа и горнодобывающей промышленности - выполнению его мандата по сокращению бедности. Салим, сообщил ему Бонд по телефону, был именно тем человеком, который мог бы возглавить эту работу.

Это был момент, когда распорядители мирового экономического порядка - Всемирный банк, МВФ и Всемирная торговая организация - оказались под необычайно пристальным вниманием. В предыдущем году десятки тысяч протестующих пришли на саммит ВТО в Сиэтле, осуждая ее как козла отпущения глобального капитала и ведя ожесточенные бои с полицией. Тысячи людей пикетировали ежегодные встречи Всемирного банка и МВФ в Вашингтоне, чтобы озвучить ряд требований, среди которых было требование к Банку прекратить инвестиции в нефтяную и горнодобывающую промышленность. Салим согласился на эту работу, писал он, "с полной уверенностью в том, что [Всемирный банк] действительно готов отойти от традиционного подхода "бизнес как обычно" и перейти к устойчивому развитию".

В течение следующих двух лет Салим руководил полудюжиной исследовательских проектов и собирал группы, которые посещали нефтяные и горнодобывающие предприятия, финансируемые Всемирным банком, и проводили форумы в Африке, Южной Америке, Восточной Европе и Азии. Несмотря на опасения активистов, что исследование окажется "обеляющим" - Салим служил при диктатуре Сухарто в Индонезии и временами казался преданным индустрии, - когда он опубликовал свои выводы в декабре 2003 года, они оказались проклятыми.

Исследователи Салима проанализировали данные Всемирного банка по странам, экономика которых зависит от экспорта природных ресурсов. Они обнаружили, что в период с 1960 по 2000 год экономика бедных стран, богатых природными ресурсами, росла в два-три раза медленнее, чем в странах, не обладающих такими ресурсами. За этот период из сорока пяти стран, не сумевших обеспечить устойчивый экономический рост, все, кроме шести, сильно зависели от нефти или горнодобывающей промышленности. В 1990-е годы все без исключения страны, взявшие кредиты у Всемирного банка, жили тем хуже, чем больше они зависели от добывающих отраслей. Салим и его команда пришли к выводу, что игра была подстроена, и Всемирный банк оказался на неправильной стороне. "Разрыв в знаниях, полномочиях, финансовых и технических ресурсах между крупными компаниями добывающей промышленности, гражданским обществом, правительствами развивающихся стран и местными сообществами во всем мире огромен", - говорится в заключении исследования Салима. Неравенство между местными сообществами и транснациональными компаниями носит не только экономический характер; оно включает в себя доступ к политической власти и информации, а также способность знать и использовать правовую систему в своих интересах". Сухим языком Всемирного банка Салим описывает машину грабежа: альянс между теневыми правительствами и ресурсной индустрией, который попирает людей, живущих там, где добывают нефть и полезные ископаемые.

В своем обзоре Салим проанализировал деятельность Всемирного банка и двух его подразделений, работающих с частными компаниями, - МФК и Многостороннего агентства по гарантиям инвестиций, или Miga, которое обеспечивает страхование от политических потрясений для компаний, инвестирующих в нестабильные страны. Хотя, заключил Салим, МФК и Miga иногда удавалось заставить нефтяную и горнодобывающую промышленность вести себя лучше, Банк, МФК и Miga делали очень мало для оценки того, способствуют ли инвестиции в нефтяную и горнодобывающую промышленность тому, что люди становятся менее бедными. Салим отметил склонность ресурсодобывающей промышленности к созданию бедности за счет загрязнения окружающей среды (включая утечки цианида), принудительного переселения и потери пастбищных земель. В его обзоре приводится статистика, согласно которой горнодобывающая промышленность является самой опасной профессией в мире: в ней занято менее 1 процента всех работников, но на нее приходится 5 процентов всех смертей на производстве, то есть около четырнадцати тысяч в год. Оказалось, что эта отрасль является силой, противоречащей всему, что Всемирный банк призван продвигать.

Рекомендации Салима оказались взрывоопасными. Его обзор рекомендовал IFC и Miga "поддерживать только те инвестиции, которые приносят чистую выгоду с учетом всех внешних факторов, а также прозрачно использовать доходы для устойчивого развития". Говоря языком политики, он имел в виду, что эти две организации должны стремиться определить, действительно ли поддерживаемые ими инвестиции приносят пользу обществу в целом и несут ли инвесторы полную стоимость своей деятельности, включая экологические и социальные издержки, а также обычные расходы на ведение бизнеса. А IFC и Miga должны идти на инвестиции только в тех случаях, когда доходы не будут просто поглощены коррупционерами или выведены за пределы страны. Сотрудники, продолжает Салим, должны вознаграждаться не просто за количество выделенных ими денег, а за то, насколько их проекты сокращают бедность. Ни в коем случае нельзя поддерживать насильственное переселение людей, чтобы освободить место для нефтяных и горнодобывающих проектов. Необходимо публиковать контракты и раскрывать информацию о доходах. Всемирный банк должен прекратить инвестиции в нефтяные проекты в течение пяти лет по экологическим соображениям. "Группа Всемирного банка по-прежнему играет определенную роль в нефтяном, газовом и горнодобывающем секторах, - пишет Салим, - но только в том случае, если ее вмешательство позволит добывающим компаниям внести вклад в сокращение бедности путем устойчивого развития".

Салим и его команда разоблачили некоторые мифы, распространяемые нефтяными и горнодобывающими компаниями о своем вкладе в сокращение бедности, и потребовали от Всемирного банка предпринять конкретные шаги по изменению наиболее вредных аспектов поддержки этих отраслей. Через девять месяцев после публикации Салимом своего отчета руководство Всемирного банка опубликовало ответ. Оно заявило, что "серьезно рассмотрело эти рекомендации", а затем продолжило игнорировать почти все из них.

Если в обзоре Салима требовалось, чтобы никто не был переселен с территории нефтяного проекта или шахты без "свободного, предварительного и осознанного согласия", то руководство Банка согласилось лишь настаивать на том, чтобы компании обеспечивали "свободные, предварительные осознанные консультации", звучащие по-оруэлловски. Инвестиции в нефть продолжались. Салим не скрывал своего недовольства. В горьком отголоске обязательств, которые, как он считал, он получил в начале своей работы, он описал подход руководства Всемирного банка как "бизнес как обычно с незначительными изменениями".

Не прошло и месяца после того, как Всемирный банк отмахнулся от основной части выводов Эмиля Салима, как день жестокости в Конго заставил вновь обратить внимание на то, какие проекты он поддерживает.

Руководство компании Miga было предупреждено о серьезных вопросах, связанных с медным рудником Anvil Mining в Дикулуши на юге Конго, задолго до того, как правительственные войска принесли смерть и разрушения в близлежащий город Килва. В августе 2004 года группа конголезских и иностранных правозащитных организаций обратилась к совету директоров компании Miga с письмом по поводу проекта Anvil, который в то время рассматривался на предмет гарантии рисков Miga. Группы выразили обеспокоенность по поводу преимуществ развития, которые, как утверждали спонсоры рудника, он принесет, условий труда и безопасности. В весьма недвусмысленных выражениях группы предупредили совет директоров Miga, что Августин Катумба Мванке, архитектор теневого государства Жозефа Кабилы, имеет отношение к проекту.

Совет директоров Miga одобрил выдачу гарантий на сумму 13 миллионов долларов через месяц после получения предупреждения - это было первое такое одобрение с момента публикации обзора Салима. Как и в случае с другими сделками Miga и IFC, их значение превышало относительно небольшую сумму: поддерживая проект, они придают ему легитимность, которая приходит с одобрением Всемирного банка, якобы стоящего на страже экономической справедливости. В следующем месяце армия ответила на небольшое и до смешного плохо оснащенное восстание в Килве резней ста человек, для которой было использовано оборудование Anvil.

В следующем году Miga попыталась объясниться с правозащитными группами, которые подняли тревогу. К тому времени на эмиссара одной из групп, Патрицию Фини, эксперта по африканской горнодобывающей промышленности из оксфордской организации Rights and Accountability in Development, набросились сторожевые собаки, когда она посетила офис Anvil в конголезской столице горнодобывающей промышленности Лубумбаши для встречи, на которой, согласно записям Фини, местный представитель компании не выразил никакого раскаяния по поводу действий военных в Килве. В письме к правозащитникам компания Miga написала, что не знала о масштабах произошедшего в Килве, когда подписывала гарантии для Anvil в мае 2005 года, через семь месяцев после бойни. Miga сообщила, что связалась с Anvil после бойни и получила ответ, что военные захватили оборудование Anvil. Miga заверила правозащитные группы, что изучила отношения Anvil с Катумбой, но "никаких доказательств неподобающего поведения предоставлено не было". Она не увидела ничего предосудительного в том, что Катумба входит в совет директоров местного филиала Anvil, или в том, что компания арендует у него штаб-квартиру.

Другие люди разобрались в фактах гораздо быстрее, чем Мига - орган, поставивший государственные деньги на службу горнодобывающей компании. В ноябре 2004 года, через месяц после резни, в телеграмме посольства США Катумба был назван акционером шахты и сообщалось: "Утверждения о массовом убийстве гражданских лиц правительственными войсками вполне правдоподобны, и - учитывая интерес к шахте Дикулуши на высоком уровне в Киншасе - мы можем ожидать, что власти [Конголезского правительства] будут препятствовать любому расследованию".

Когда омбудсмен Всемирного банка по просьбе правозащитных групп провел собственную проверку решений Miga в отношении рудника Anvil, он обнаружил недостатки в должной осмотрительности, которую Miga провела, прежде чем согласиться предоставить гарантию. Он повторил вывод, сделанный в обзоре Эмиля Салима, - что Miga не обладает достаточным опытом для мониторинга социального воздействия проектов, которые она поддерживает, но продолжает работать, несмотря на это. Омбудсмен заявил, что вопросы о взаимоотношениях Anvil и Катумбы выходят за рамки его мандата, и направил их в Департамент институциональной целостности Банка, его внутреннюю службу по борьбе с коррупцией. В 2014 году, спустя десятилетие после резни, я спросил Всемирный банк, удалось ли что-нибудь выяснить по этому делу. Мне ответили, что Департамент по обеспечению институциональной целостности принял меры в связи с обращением омбудсмена, "но в соответствии с политикой раскрытия информации подробности следственных процессов не подлежат разглашению".

Гарантия Миги действовала до тех пор, пока у Anvil не возникли финансовые проблемы, и в 2009 году она прекратила добычу на Дикулуши. В 2010 году Anvil продала рудник другой австралийской горнодобывающей компании, Mawson West, в обмен на акции. В 2012 году Minmetals, китайская государственная группа, купила Anvil за 1,3 миллиарда долларов.

В результате работы Миги с Anvil был создан "инструментарий по внедрению" для компаний, которые хотят, чтобы в их операциях по обеспечению безопасности учитывались права человека. Однако попытки привлечь к ответственности виновных в массовых убийствах в Конго ни к чему не привели.

Когда МФК начала содействовать инвестициям Newmont в золото Ганы, она имела дело с совершенно иной средой, чем хаос Конго, нестабильность Гвинеи или кипящие обиды Южной Африки в период после апартеида. Гана, как гласит мудрость, совсем другая. В то время как остальная часть Западной Африки почти без исключения переживает те или иные войны, повстанческие движения и продажные диктатуры, Гана с 1990-х годов стала одним из немногих африканских государств, где политические партии борются на закрытых выборах, а проигравший неизменно покидает свой пост. На своего громадного соседа Нигерию она смотрит с видом респектабельного профессионала, который сидит рядом с буйным пьяницей. После того как в 2007 году у побережья Ганы было открыто нефтяное месторождение Jubilee, высокопоставленные бизнесмены в столице страны Аккре содрогнулись от наплыва нигерийских банкиров, убежденные, что совместное воздействие нефти и коррупции превратит Гану в уменьшенную версию нигерийского "светового кошмара". Эти опасения были немного несправедливы - есть и достойные нигерийские банкиры, - но вполне объяснимы. Гане было что защищать: репутацию страны, которая лучше других справляется с природными ресурсами.

Европейские торговцы и работорговцы называли это место Золотым берегом, так как оно было богато полезными ископаемыми. Легенда гласит, что душа народа ашанти, некогда самого могущественного из королевств этой территории (чья столица, Кумаси, находится в 100 километрах от места строительства рудника Ахафо, поддерживаемого компанией Newmont), заключена в золотом стуле, спустившемся с небес. Когда колониальный администратор потребовал, чтобы ему, как представителю британской короны, была оказана честь сидеть на нем, началась война. Через четыре десятилетия после того, как в 1957 году Гана стала первой африканской колонией, получившей независимость, Ashanti Goldfields стала первой африканской компанией, разместившей свои акции на Нью-Йоркской фондовой бирже. Золото, добываемое как корпорациями, так и старателями, является крупнейшим экспортом Ганы. Она знала годы однопартийного правления, но к моменту обнаружения нефти Гана достигла почти уникального на континенте результата: она добыла огромное количество сырья, построив при этом функционирующее демократическое государство.

Однако, как бы ни блестело золото Ганы, оно не сделало ее богатой. Она является одной из десяти стран Африки к югу от Сахары, достигших "среднего уровня развития", согласно индексу человеческого развития ООН (все остальные относятся к категории "низкого уровня развития", а некоторые из них слишком хаотичны или авторитарны, чтобы можно было получить достоверные данные). Но относительно комфортный статус Ганы среди африканских стран не должен скрывать сохраняющиеся лишения; в рейтинге она находится между Ираком и Индией. По индексу ООН, который оценивает страны по их успеху в превращении ВВП на голову в повышение уровня жизни, Гана находится почти на вершине (22 балла, по сравнению с 97 баллами Экваториальной Гвинеи), но средний доход ганцев составляет десятую часть дохода литовцев, а каждый третий ганец не умеет читать и писать - такой же уровень неграмотности, как в Конго. В похвалах в адрес Ганы есть тревожный подтекст, согласно которому смягченная нищета - это лучшее, к чему могут стремиться африканцы.

Как и остальные сырьевые государства Африки, Гана подчинилась ортодоксальным принципам, которые Всемирный банк и МВФ навязывали с начала 1980-х годов в виде "программ структурной перестройки". Основанные на неолиберальной экономической политике, известной как "Вашингтонский консенсус", эти программы ставили предоставление кредитов бедным странам в зависимость от соблюдения ими строгих условий, включая глубокое сокращение государственных расходов, приватизацию государственных активов и отмену контроля над торговлей. Иностранные инвестиции считались необходимым условием экономического роста. Африканские и другие бедные страны призывали идти на попятную, предоставляя налоговые льготы и другие стимулы, чтобы привлечь транснациональные корпорации. Когда дело дошло до нефти и горнодобывающей промышленности, возникла политика "попрошайничай у соседа", поскольку сырьевые страны соревновались в том, чтобы предложить иностранным компаниям все более легкие условия. В золотодобыче стандартная ставка роялти - налога, взимаемого с добычи полезных ископаемых в зависимости от объема, стоимости или рентабельности - на всем континенте составила около 3 процентов, что является одним из самых низких показателей в мире.

Когда в середине 2000-х годов из-за резкого роста спроса со стороны Китая и других стран с растущей экономикой цены на сырьевые товары взлетели до небес, правительствам африканских стран стало ясно, что их обкрадывают. В Замбии, одном из ведущих мировых производителей меди, горнодобывающие компании платили налоги по более низким ставкам, чем полмиллиона замбийцев, занятых в этой отрасли. В 2011 году только 2,4 процента из 10 миллиардов долларов доходов от экспорта замбийской меди поступило в казну государства. Через границу в Конго этот показатель несколько выше, но все равно ничтожно мал: 2,5 процента. Вскоре после встречи с Кофи Гьякахом в тени шахты Newmont в 2009 году я отправился в Горную палату Ганы в Аккре и проанализировал хранящиеся там данные о горнодобывающей промышленности. В предыдущем году доходы отрасли составили 2,1 миллиарда долларов. Из них сумма роялти, налогов и дивидендов от государственных долей в горнодобывающих предприятиях, выплаченных государству, составила 146 миллионов долларов, или 7 процентов, и это еще до учета затрат государства на субсидируемую электроэнергию, которую используют шахты. Это ничтожно мало по сравнению с 45-65 процентами, которые, по оценкам МВФ, являются среднемировой эффективной налоговой ставкой в горнодобывающей промышленности. За восемнадцать предыдущих лет в Гане было добыто 36 миллионов унций золота, что достаточно для изготовления девяноста тысяч стандартных золотых слитков. Старший банкир, с которым я беседовал в Аккре, сказал просто: "Люди спрашивают: "Как страна ничего не заработала за сто лет добычи?".

Я задал один из вариантов этого вопроса Сомиту Варме. Индиец Варма был помощником директора МФК по нефти, газу, горнодобывающей и химической промышленности, когда было принято решение об инвестировании в рудник Ahafo компании Newmont, а затем был назначен главой совместного департамента МФК и Всемирного банка, отвечающего за все финансирование и консультационную работу в этих секторах. Позже, как и некоторые другие высокопоставленные чиновники МФК, он перешел на работу в частную компанию, которая воспользовалась финансированием МФК - в случае Вармы это был Warburg Pincus, нью-йоркская фирма прямых инвестиций, чья энергетическая компания Kosmos получила от МФК кредитное соглашение на 100 миллионов долларов для своего нефтяного предприятия в Гане при Варме.

Во всех проектах по добыче полезных ископаемых мы спрашиваем: "Справедлива ли сделка для правительства и частного сектора? сказал мне Варма. "Справедлив ли режим роялти, налоговый режим?". Он подчеркнул дополнительные преимущества шахты Newmont. Newmont создала 15 тысяч рабочих мест, потратила в 2008 году в Гане 272 миллиона долларов и выделила 1 доллар с каждой унции золота, проданного с Ahafo, и 1 процент чистой прибыли рудника на проекты по развитию местных сообществ - впечатляющий набор по стандартам отрасли.

Но в сделке Newmont в Гане были и другие аспекты, которые компания не стремилась афишировать. Она платила мизерные 3 % роялти на добываемое золото и, как и другие иностранные горнодобывающие компании на континенте, заключила "стабилизационное соглашение", гарантирующее, что ее платежи государству останутся на низком уровне. Результат напоминает перевернутый аукцион, на котором бедные страны соревнуются в продаже фамильного серебра по самой низкой цене. То, что правительства теряют в результате щедрых сделок с сырьевыми группами, часто компенсируется за счет иностранной помощи, которая составляет значительную долю доходов многих сырьевых государств, фактически субсидируя частные нефтяные и горнодобывающие компании за счет средств налогоплательщиков из стран-доноров.

Эмиль Салим рекомендовал Всемирному банку стремиться заключать сделки с нефтяными и горнодобывающими компаниями, чтобы "максимизировать выгоды, остающиеся в стране". Но МФК удовлетворилась поддержкой стабилизационного соглашения Newmont. Дело не в том, что сотни компаний выстраиваются в очередь, чтобы инвестировать в горнодобывающий сектор Ганы, - сказал мне Варма из IFC, когда я спросил, справедлива ли сделка Newmont. У них есть много вариантов по всему миру. Мы должны поощрять компании идти в те страны, куда они в противном случае не пришли бы".

Министр финансов Ганы Квабена Дуффур был явно менее убежден в справедливости распределения доходов между его страной и американской горнодобывающей компанией. В конце 2009 года, вскоре после разлива цианида компанией Newmont, он заявил, что хочет повысить роялти, причитающиеся иностранным добытчикам, с 3 до 6 процентов. Он сказал, что правительство займется "фискальным режимом всего горнодобывающего сектора".

Дуффуор вторил своим коллегам из других африканских сырьевых стран, которые наблюдали за тем, как плоды бурного роста цен на сырьевые товары проходят мимо них. Их требования о пересмотре условий вызвали грозные предупреждения со стороны промышленности о возрождающемся "ресурсном национализме". Извечная угроза повторялась снова и снова: даже скромное повышение роялти или налогов отпугнет инвесторов. Три ведущих экономиста из Африканского банка развития, изучавшие прошлые попытки увеличить долю африканских стран в добыче, сочли этот аргумент "редко подкрепленным эмпирическими данными". Но, столкнувшись с завуалированной угрозой иностранных советников, предупреждающих их о необходимости оставаться "дружественными инвесторам", африканские правительства, как правило, уступают. Транснациональные корпорации привыкли добиваться своего. Когда я спросил Джеффа Хуспени, старшего вице-президента Newmont по Африке, что он думает о плане Ганы увеличить роялти, он ответил: "Наше инвестиционное соглашение имеет приоритет над горным законодательством". Гана, ее коллега по добыче золота Танзания и богатая медью Замбия в итоге смягчили свои планы по увеличению роялти.

Даже если правительства африканских стран проигнорируют угрозы и уговоры Всемирного банка и сырьевых компаний и добьются увеличения доли доходов от продажи нефти и полезных ископаемых, они мало что смогут сделать, чтобы остановить поток денег, утекающих из их стран благодаря налоговым махинациям, ставшим возможными благодаря глобализации финансов. Такие незаконные оттоки не ограничиваются нефтяной и горнодобывающей промышленностью, но эти отрасли особенно хорошо приспособлены для выкачивания денег из бедных стран, где на них зачастую приходится большая часть экспорта. Две трети торговли происходит внутри многонациональных корпораций. В значительной степени эти компании решают, где платить налоги с той или иной части своих доходов. Это оставляет широкие возможности для того, чтобы не платить налоги нигде или платить их по ставкам, намного ниже тех, которые платят чисто отечественные компании.

Представьте себе транснациональную компанию, производящую резиновых цыплят, под названием Fowl Play Incorporated. Штаб-квартира Fowl Play и большинство ее клиентов находятся в США. Дочерняя компания, Fowl Play Cameroon, управляет каучуковой плантацией в Камеруне. Каучук отправляется на фабрику в Китае, принадлежащую другой дочерней компании, Fowl Play China, где из него делают резиновых цыплят и упаковывают. Резиновые цыплята отправляются в материнскую компанию Fowl Play в США, которая продает их в основном американским клиентам.

Компания Fowl Play могла бы просто платить налоги в каждом регионе, исходя из честной оценки доли своего дохода, получаемого там. Но у компании есть обязательства перед акционерами по максимизации прибыли, а ее руководители хотят получить бонусы, которые приходят в результате получения больших прибылей, поэтому бухгалтерам даны указания минимизировать эффективную налоговую ставку, которую платит Fowl Play, путем отражения большего объема доходов в местах с низкими налоговыми ставками и меньшего объема доходов в местах с высокими налоговыми ставками. Если, например, Fowl Play хочет уменьшить свои налоговые обязательства в Камеруне и США за счет перевода прибыли в Китай, где ей были предоставлены налоговые каникулы для строительства завода, она занижает цену, по которой каучук продается камерунским филиалом китайскому, а затем завышает цену, по которой китайский филиал продает готовых резиновых цыплят материнской компании в США. Все это происходит в рамках одной компании и не имеет никакого отношения к реальным затратам. В результате общая эффективная налоговая ставка группы оказывается гораздо ниже, чем могла бы быть при справедливом распределении прибыли. Многие подобные налоговые маневры совершенно законны. Когда это делается этично, "трансфертное ценообразование", как известно в данном примере, использует те же цены при продаже товаров и услуг внутри одной компании, что и при продаже между компаниями по рыночным ставкам. Но уловок, позволяющих подтасовать трансфертное ценообразование, великое множество. Горнодобывающая компания может изменить стоимость оборудования, которое она поставляет из-за границы, или нефтяная компания может взимать с дочерней компании целое состояние за использование корпоративного логотипа материнской компании.

Предположим, что Fowl Play поступит еще хитрее. Она создает еще одну дочернюю компанию, на этот раз на Британских Виргинских островах, одной из налоговых гаваней, где ставка корпоративного налога равна нулю. Fowl Play BVI выдает кредит камерунскому филиалу по астрономической процентной ставке. Прибыль камерунской дочерней компании сводится на нет процентными платежами по кредиту, которые начисляются Fowl Play BVI без уплаты налогов. И все это время Fowl Play и лоббисты индустрии резиновых куриц могут громко предупреждать Камерун, Китай и США, что если они попытаются повысить налоги или ограничить торговлю, компания может перенести свой бизнес и соответствующие рабочие места в другое место. (Компания на БВО - это всего лишь бумажка, на которой никто не работает, но тогда нет необходимости угрожать Британским Виргинским островам - их налоговая ставка не может быть ниже).

Многочисленные исследования пришли к выводу, что, хотя такое уклонение от уплаты налогов является проблемой, никто не знает ее масштабов, особенно в бедных странах, где достоверные данные скудны. Организация экономического сотрудничества и развития, клуб богатейших стран мира, в 2013 году признала, что "транснациональные корпорации смогли использовать и/или неправильно применять" правила, регулирующие трансфертное ценообразование, "чтобы отделить доход от экономической деятельности, которая этот доход производит, и переместить его в страны с низким уровнем налогообложения". Отметив, что "налоговая политика лежит в основе суверенитета стран", ОЭСР призвала к "фундаментальным изменениям" в способах налогообложения транснациональных корпораций.

Если бы транснациональные компании действительно декларировали прибыль там, где она была получена, можно было бы ожидать широкой корреляции между размером прибыли и размером экономики. В 2009 году Джейн Грейвелл, специалист по экономике, работающая в исследовательском отделе Конгресса США, провела именно такой анализ. В семи самых богатых странах после США прибыль до налогообложения американских компаний в среднем равнялась 0,6 процента валового внутреннего продукта тех стран, где эта прибыль была задекларирована. Именно этот показатель Грейвелл определила для своего эксперимента. Более высокий показатель свидетельствовал бы о том, что компании резервируют в странах непропорционально большие суммы прибыли по сравнению с тем бизнесом, который они там фактически ведут.

Затем Гравелл взял десять крупных стран, считающихся налоговыми убежищами. Процентное соотношение прибыли к ВВП подскочило: до 2,8 % в Гонконге, 3,5 % в Швейцарии, 7,6 % в Ирландии и 18,2 % в Люксембурге. Это говорит о том, что транснациональные корпорации искусственно переводят доходы в страны с низкими налогами, лишая правительства стран, где расположены шахты, банки или заводы компаний, налоговых поступлений, на которые они имеют право.

Наконец, Гравелл рассмотрел крошечные острова, которые составляют сердце офшорного мира. На острове Джерси в проливе Ла-Манш соотношение прибыли к ВВП достигло 35,3 процента. В трех зависимых территориях Британской короны - Британских Виргинских и Каймановых островах в Карибском бассейне и Бермудских островах в Северной Атлантике, а также на Маршалловых островах, форпосте в Тихом океане, частично контролируемом Соединенными Штатами, этот показатель превысил 100 процентов. Бермудские острова возглавили рейтинг с показателем отношения прибыли к ВВП в 647,7 процента. В этот момент представление о том, что транснациональные корпорации, использующие налоговые убежища, справедливо распределяют прибыль, становится абсурдным: общая прибыль, задекларированная американскими компаниями, в несколько раз превышала размер всей экономики каждого налогового убежища.

По оценкам Гравелла, только Соединенные Штаты теряют до 60 миллиардов долларов в год из-за уклонения от уплаты налогов, основанного на перераспределении доходов. При этом в США, вероятно, существует самая передовая система обеспечения уплаты налогов и преследования лиц, уклоняющихся от их уплаты. Во времена жесткой экономии транснациональные корпорации, которые платят мизерные налоги по сравнению со своими доходами, вызывают возмущение общественности, среди них Starbucks и Amazon в Великобритании (не говоря уже о Боно, активном борце с бедностью, чья группа U2 в 2006 году перевела часть своих деловых операций из Ирландии в Нидерланды, чтобы снизить налоговые риски). Когда речь идет о бедных странах, предполагаемые потери составляют гораздо большую долю от общего объема налоговых поступлений правительств. По оценкам Global Financial Integrity, вашингтонской группы, которая помогла транснациональным корпорациям избежать уплаты налогов и стала предметом политических дебатов, незаконный отток капитала из развивающихся стран составил 947 миллиардов долларов в 2011 году и 5,9 триллиона долларов за предыдущее десятилетие. Четыре из каждых пяти долларов этих потоков были вызваны неправильным ценообразованием в торговле, когда компании манипулируют ценами, по которым они продают товары и услуги, либо между своими собственными дочерними компаниями, либо в сделках с другими компаниями; остальное - доходы от коррупции, воровства и отмывания денег. В Африке отток составил 5,7 процента ВВП, что является самым высоким показателем среди всех регионов и растет на 20 процентов в год. Потери Африки только от неправильного ценообразования в торговле примерно эквивалентны доходам континента от помощи.

Ресурсная отрасль как нельзя лучше подходит для искажения цен в торговле - она служит замаскированным каналом для машины грабежа. Норвежское отделение кампании за прозрачность "Публикуй, что платишь" прочесало опубликованную в 2010 году отчетность десяти крупнейших нефтяных и горнодобывающих компаний, включая Exxon Mobil, Shell, Glencore и Rio Tinto, которые вместе получили 145 миллиардов долларов прибыли на 1,8 триллиона долларов доходов в том году. Между этими десятью компаниями было 6 038 дочерних предприятий, треть из которых была зарегистрирована в так называемых тайных юрисдикциях - налоговых убежищах, где можно скрыть всю информацию о компании, кроме самой основной, и которые считаются важнейшими каналами для вывода прибыли. Африканские сырьевые государства с их слабыми и коррумпированными институтами являются "лакомой уткой" для таких махинаций. По другим оценкам, самой бедной страной, пострадавшей от незаконного оттока средств в результате неправильного определения цены трансфертов за три года, начиная с 2005 года, была Нигерия. Гана заняла шестое место, а Чад - девятое.

На фоне всего этого поддержка МФК неопубликованной сделки Newmont по сохранению низких выплат роялти может показаться незначительной. Но все это - часть одного и того же механизма узаконенного грабежа. Международная финансовая система - от институтов, призванных помогать бедным странам избежать нищеты, до огромной архитектуры оффшорной секретности - настроена против того, чтобы африканские государства получали справедливую долю от своих природных ресурсов.

Во Всемирном банке, его различных подразделениях и Международном валютном фонде работает множество высокоинтеллектуальных людей, обладающих добрыми намерениями и здравым смыслом. Зачастую они работают в трудных условиях, движимые желанием содействовать общему благу. Я встречался с десятками из них в африканских столицах и обнаружил, что многие из них являются проницательными критиками разрушительной деятельности сырьевых отраслей. Но когда речь заходит об отношениях этих учреждений с транснациональными нефтяными и горнодобывающими компаниями, что-то идет не так. Возможно, институты, чей мандат заключается в изменении курса мировой экономики, просто не могут не пойти на соглашение с тем, что наряду с банковским делом является самой мощной отраслью. Возможно, некоторые чиновники соблазнились богатством и гламуром нефтяной и горнодобывающей промышленности, где руководители получают десятки миллионов долларов в год, обедают с президентами и живут в мире марочного вина, корпоративных самолетов и мачизма, размахивающего членами. Какими бы ни были их мотивы, Банк и Фонд сочли необходимым принять нефтяную и горнодобывающую промышленность и через такие организации, как МФК, снова и снова навязывали африканским странам ресурсные предприятия сомнительного достоинства.

На протяжении десятилетий Банк и Фонд безраздельно властвовали в качестве арбитров ортодоксальной экономической политики в Африке. Они могли доказать свою правоту, контролируя поток кредитов. Иногда они были правы, иногда катастрофически ошибались, но их влияние почти не ослабевало. В последние годы, однако, это влияние было подорвано ростом Китая - державы, которая может сравниться со старыми институтами в финансовой мощи, но готова задавать гораздо меньше вопросов в обмен на влияние на управление нефтяными и минеральными ресурсами африканских правительств.

Вскоре после того, как Пол Вулфовиц возглавил Всемирный банк в июне 2005 года, он дал понять, что хочет дать отпор натиску Китая на Африку. Становилось очевидным, что легкие китайские кредиты становятся для африканских правительств соблазнительной альтернативой условиям, которых требовали Банк и МВФ. За десятилетие, предшествовавшее 2010 году, объем кредитования Африки Эксимбанком Китая, государственным банком, через который Китай направляет большую часть своих кредитов на континент, достиг 67 миллиардов долларов, что на 12 миллиардов долларов больше, чем у Всемирного банка за тот же период. Вулфовиц, в прошлом ястребиный член оборонного ведомства США и один из главных сторонников вторжения в Ирак в 2003 году, рано заметил эту тенденцию. В интервью 2006 года, признав, что в прошлом западные кредитыАфрике, особенно конголезской клептократии Мобуту Сесе Секо, были разорительными, новый босс Всемирного банка предупредил, что Китай рискует повторить безумие, когда африканские государства обременяются долгами, а их правители погрязают в роскоши. "Давайте будем честными, то, что США сделали с Мобуту... было действительно ужасно", - сказал Вулфовиц. Это был настоящий скандал. То, что США сделали это... не является причиной того, что Китай должен сделать это снова, и я надеюсь, что они этого не сделают, но надежды недостаточно". Китайские банки, по мнению Вулфовица, игнорируют Принципы Экватора, добровольный кодекс поведения, разработанный под руководством IFC, регулирующий социальные и экологические аспекты инвестиций. Он предвидел "довольно откровенную и прямую дискуссию с китайцами".

Это было немного странно со стороны главы организации, чья роль в добыче нефти и полезных ископаемых в Африке и других регионах была осуждена Эмилем Салимом в его собственном обзоре тремя годами ранее. Но мысль Вулфовица была верной. Доступ к легким китайским кредитам мог показаться африканским правительствам шансом восстановить суверенитет после десятилетий придирок со стороны Банка, МВФ и западных доноров, но, подобно кредитной карте, выданной без проверки кредитоспособности, он также устранял источник давления на разумное управление экономикой.

Джеймс Вулфенсон, предшественник Вулфовица на посту президента Всемирного банка, в интервью, посвященном его пребыванию на этом посту, уловил связь между обострением конкуренции между Китаем и Западом за нефть и полезные ископаемые Африки и сокращением возможностей Всемирного банка по оказанию давления на реформы. "Сейчас мы видим, что Африка спешит за природными ресурсами", - сказал Вулфенсон в 2011 году. "Я думаю, что там гораздо меньше заботятся о внутреннем развитии стран, чем, скажем, в Африканском банке развития или Всемирном банке. Но в слишком многие из этих стран идут готовые деньги. А проблема коррупции и попыток добиться эффективного управления, как мне кажется, сейчас в ряде этих стран находится под меньшим давлением, чем в то время, когда я был рядом. Это будет долгий путь".

Влияние Всемирного банка в сырьевых странах Африки уменьшилось не только благодаря ему. МВФ, родственный ему институт, призванный поддерживать стабильность мировой финансовой системы, уже имел в Африке плохую репутацию как у реформаторов, так и у клептократов, поскольку навязывал им строгие принципы Вашингтонского консенсуса, при котором африканские государства стали пробирками для беспрепятственной философии свободного рынка, породившей кризис субстандартного кредитования и последующий почти полный крах западной банковской системы. В обзоре Эмиля Салима, посвященном деятельности Всемирного банка в нефтяной и горнодобывающей промышленности, говорится, что в изученных им случаях "подход МВФ к добывающим секторам был в основном таким, который способствовал агрессивной приватизации значительных горнодобывающих и углеводородных активов для краткосрочного финансирования дефицита [государственного бюджета]. Это никак не способствовало созданию конкуренции, повышению эффективности, развитию внутреннего частного сектора или экологически и социально обоснованных стратегий развития добывающих отраслей".

Реакция на жесткие условия, которые МВФ выдвигал в рамках своих программ структурной перестройки, укорила МВФ, но были и причины для беспокойства в связи с его растущей готовностью предоставлять африканским правительствам кредиты с меньшими условиями. Использование кредитов в качестве рычага воздействия легко карикатурно представить как неоколониальное насилие над суверенными африканскими государствами, но в этом есть своя польза. В 2012 году МВФ приостановил программу кредитования Конго на сумму 500 миллионов долларов, чтобы заставить правительство Джозефа Кабилы раскрыть детали одной из своих мутных медных сделок с Дэном Гертлером. Однако в других странах МВФ был гораздо более уступчив в отношениях с коррумпированными правительствами африканских сырьевых государств, которые могут сыграть против традиционных кредиторов в борьбе с Пекином с большими деньгами.

После гражданской войны в Анголе отказ МВФ и западных доноров предоставлять кредиты, в то время как правительство отказывалось объяснить, куда уходят деньги, привел к тому, что страна оказалась в объятиях китайцев. К 2007 году, по данным министерства финансов Анголы, страна получила не менее 4 миллиардов долларов в виде кредитных линий от китайского государственного Exim Bank, а также еще 2,9 миллиарда долларов от Queensway Group Сэма Па через China International Fund. В то время как развивающиеся экономические державы Азии и Латинской Америки поглощали сырьевые товары, цена барреля нефти, от которой правительство Анголы зависит три четверти своих доходов, выросла с 25 долларов в начале десятилетия до 140 долларов к середине 2008 года, вливая деньги в Sonangol и укрепляя чувство несокрушимости Футунго. Но когда в сентябре того же года рухнул Lehman Brothers, вызвав сотрясения в мировой экономике, спрос на нефть резко упал. К декабрю 2008 года баррель нефти продавался за 35 долларов. Государства, привыкшие к высокой жизни, внезапно оказались не в состоянии финансировать свои бюджеты. Примером тому стала Ангола. Для МВФ это был шанс снова войти в игру.

Правительству Жозе Эдуарду душ Сантуша срочно понадобились деньги. В июле 2009 года оно обратилось к МВФ за экстренным финансированием и заявило, что готово навести порядок, чтобы получить его. Эмиссары МВФ прилетели в Луанду для переговоров. Организация Global Witness, потратившая годы на документирование злоупотреблений элиты Анголы, финансируемой за счет нефти и алмазов, предупредила, что МВФ будет "потворствовать коррупции", если перед предоставлением кредита не выдвинет достаточно жестких условий по надлежащему управлению непрозрачными государственными финансами Анголы.

В ноябре 2009 года МВФ объявил, что предоставит Анголе кредит в размере 1,4 миллиарда долларов, чтобы прокормить ее в течение двух лет. МВФ заявил, что сделка включает "целенаправленную программу реформ". Правительство, по словам МВФ, согласилось "улучшить надзор за основными государственными предприятиями, особенно за государственной нефтяной компанией Sonangol", включая прекращение ее "квазифискальных операций", что означает, что Sonangol ведет себя как самостоятельное государство, получая кредиты и тратя деньги без особого надзора. "Намерение властей повысить прозрачность бюджета, особенно в нефтяном секторе, можно только приветствовать", - заявил Такатоши Като, исполняющий обязанности председателя МВФ, когда было объявлено о сделке по предоставлению кредита.

В лучшем случае это были поверхностные реформы. По каждому кредиту, который МВФ предоставляет правительству, он проводит периодические проверки, чтобы выяснить, как управляются национальные финансы и выполняются ли его условия. Изучая отчетность Анголы, экономисты МВФ заметили несоответствие в цифрах. Они подсчитали все доходы, которые Ангола должна была получить - в основном от продажи нефти - в период с 2007 по 2010 год, и сравнили их с тем, сколько на самом деле поступило в казну. Разрыв между первым и вторым показателем оказался достаточным, чтобы даже у опытных чиновников МВФ отпала челюсть: 32 миллиарда долларов. Даже после того, как большая часть пропавших денег была отслежена до паутины финансовых сделок Sonangol, 4,2 миллиарда долларов все еще оставались неучтенными. Правительство Анголы испытывало нехватку денег не только из-за потрясений в мировой экономике; теневое государство Футунго разграбило его казну. Но МВФ продолжал понемногу выдавать кредит и повторять полученные от правительства заверения в том, что реформы не за горами. Sonangol начала раскрывать больше информации о своих сделках, даже опубликовала аудированные счета, и душ Сантуш согласился перенести большую часть расходов Sonangol в государственные книги, хотя и исключил кредиты, обеспеченные нефтью, - именно те средства, которые используют китайские государственные банки и Queensway Group, чьи инфраструктурные проекты ангольское правительство спасло на сумму 3,5 миллиарда долларов в 2007 году. Остались невыполненными и некоторые другие условия кредита МВФ.

Рикардо Соареш де Оливейра, эксперт по Анголе из Оксфордского университета, который потратил годы на изучение "Футунго", язвительно отозвался о снисходительности МВФ: "Не только МВФ стал мягким. Многие западные государства, якобы обеспокоенные сделками Китая, одними из первых отступили от реформ... [Хотя нефтяная экономика Анголы никогда не была такой прозрачной, влияние этого на управление страной ничтожно и даже укрепляет режим". Криптократия развивалась, но ее самые секретные уголки - такие как China Sonangol, нефтяное партнерство с Queensway Group - оставались вне поля зрения за офшорными компаниями и нераскрытыми контрактами. Футунго смог воспользоваться легитимностью, которую обеспечило участие МВФ, выборочно провести те реформы, которые имели коммерческий смысл, и извратить другие, чтобы укрепить свою власть.

В 2012 году, согласно условиям займа, предоставленного МВФ, Ангола создала суверенный фонд благосостояния, который обычно используется странами, получающими большие доходы от экспорта, для инвестирования части этих средств внутри страны и за рубежом. Это была разумная идея для экономики, которая так сильно зависит от нефти. Фонд национального благосостояния Норвегии - это, пожалуй, главная причина, по которой ей удалось избежать "ресурсного проклятия": большая часть доходов от продажи нефти не попадает в бюджет, а инвестируется для потомков, вместо того чтобы вызывать "голландскую болезнь" в экономике и позволять тогдашней политической элите награждать своих приближенных быстрыми деньгами. Суверенному фонду Анголы было выделено 5 миллиардов долларов из нефтяных доходов для инвестирования. Выбор руководства фонда, однако, мало развеял опасения, что он станет еще одним инструментом для "Футунго" - председателем нового фонда должен был стать Жозе Филомену душ Сантуш, сын президента. К началу 2011 года цена на нефть вновь превысила 100 долларов за баррель. Даже после того, как кредит был выдан в полном объеме, в 2013 году инспекторы МВФ все еще сообщали, что попытки правительства отчитаться за недостающие миллиарды "продолжаются". Как выразился Барнаби Пейс, специалист по нефти из Global Witness, "правительство Анголы фактически рассматривало МВФ как свой овердрафт".

До трущоб Луанды, деревушек центральной Ганы или покрытых шрамами шахтерских городков конголезского медного пояса мало что доходит из подробностей таких сложных финансовых маневров. Но когда их жители, как Кофи Гьяка у отравленного пруда, ощущают ноющее чувство бессилия, они чувствуют именно эти маневры. Подобно грохоту шахты, скрытой за листвой, существует объединение политических элит и транснациональных корпоративных сетей, подрывающих государственные институты, чтобы вычерпать власть и богатство наверх, в свои руки, вместе с нефтью и минералами, которые они извлекают из-под африканской земли, чтобы снабжать ими более богатые части мира. Средства сложны, иногда даже с благими намерениями, но результатом является накопление природных богатств Африки немногими. Для остальных остается лишь мертвая собака и обещания.

 

8. Бог не имеет к этому никакого отношения

 

Когда в конце 2005 года военачальники нефтяной провинции Нигерии собрались на конклав и решили потрясти мир кампанией похищений и саботажа, они поручили начать наступление одному из своих наиболее опасающихся соратников. Фарах Дагого был невысокого роста и небольшого телосложения, но за ним закрепилась репутация смелого и безжалостного человека. Он родился на востоке дельты Нигера, где могучая водная артерия Западной Африки разделяется на бесчисленные речушки и впадает в Гвинейский залив, и вырос, наблюдая, как нефть опустошает его родину. Пышные мангровые заросли третьего по величине в мире водно-болотного угодья, площадь которого равна площади Ирландии, стонут от пролитой нефти. Если вы выйдете из одного из каноэ, курсирующих по рекам, и проведете рукой по воде, то, скорее всего, увидите радужные преломления нефти. Столбы горящего газа бушуют днем и ночью вот уже пятьдесят лет. Этот способ добычи нефти, известный как "сжигание", давно запрещен в более богатых странах.

Дельта Нигера, как известно Дагого и всем его 30 миллионам соотечественников, дает нефть, которая приносит 70 процентов доходов нигерийского правительства и почти всю иностранную валюту, необходимую стране для оплаты импорта. Диктаторы без колебаний пускали в ход вооруженные силы, если Дельта становилась слишком беспокойной. Для мужчин поколения Дагого жизненный путь вел к насилию.

Дагого был смышленым и получил базовое образование. Он мог бы быть сыном любой матери, - сказала мне Аннкио Бриггс, ветеран активистов дельты Нигера, знавшая его много лет. "Он приятный на вид молодой человек. Все они были молодыми людьми, которые выросли и не смогли закончить среднюю школу, потому что в общинах ничего не было. Бедность вытеснила их, и у них не было направления".

Дагого тяготел к человеку, грозному и напыщенному, который разжигал недовольство в Дельте до бури. Муджахид Асари-Докубо был лидером вооруженной борьбы, вспыхнувшей в дельте Нигера в годы после окончания военного правления в 1999 году. Он дал волю уязвленной гордости иджавов, основной этнической группы в дельте и четвертой по величине в стране, которые с момента обретения независимости были исключены из высших эшелонов нигерийской власти, в то время как хауса на севере, игбо на востоке и йоруба на юго-западе по очереди прикладывались к кормушке. Крещеный в христианство, как и большинство жителей Дельта, Асари принял ислам, взяв себе имя Муджахид, или святой воин, и начал издеваться над властями. Более воинственный, чем некоторые из его собратьев-иджавов, он создал частную армию, Народные добровольческие силы дельты Нигера, и объявил партизанскую войну против нигерийского государства и иностранных нефтяных компаний, требуя, чтобы люди, живущие там, оставили себе большую долю от десятков миллиардов долларов, которые ежегодно приносит нефть Дельты.

Асари привлек к себе членов вооруженных банд, таких как ККК и "Гренландцы", которые возникли на базе университетских братств и покупали оружие на доходы от торговли героином, кокаином и марихуаной. К нему присоединились и командиры ополчений, сочетавших преступность с освободительным движением, в том числе Фарах Дагого, который поставил под знамена Асари свою собственную развивающуюся военизированную организацию. Дагого стал незаменим, выступая в роли личного помощника босса, организуя логистику и поддерживая запасы оружия в тайниках. Силы Асари сражались с конкурентами за территорию в восточной части Дельты, нефтяные компании паниковали и отступали. Добыча нефти упала. Когда в 2004 году взбудораженное правительство арестовало Асари и обвинило его в государственной измене, Дагого сменил его на посту лидера.

Наряду с военными и политиками, Фарах Дагого и его товарищи по оружию были капитанами торговли краденой нефтью, известной как "бункеровка". Обычно банды бункеровщиков работали по ночам, в промозглом воздухе и водах рек, которые делали их руки скользкими, когда они вскрывали трубопроводы, пронизывающие Дельту, как черные вены, и использовали два метода: выкачивали нефть из работающего трубопровода ("горячий бункер") или взрывали трубу и увозили вытекающую нефть ("холодный бункер"). Этот промысел был очень прибыльным, даже если его участники рисковали быть сожженными. По оценкам ООН, при обороте в 2 миллиарда долларов в год нигерийский незаконный нефтяной рэкет по стоимости сравнялся с западноафриканской торговлей кокаином. После того как к грузам, незаконно присвоенным на экспортных терминалах, добавилась нефть, выкачиваемая непосредственно из трубопроводов, на бункеровку приходилось сто тысяч баррелей нефти в день, что равнялось каждому двадцатому баррелю добычи нефти в Нигерии или всей добыче нефти в Чаде. Офицеры армии и флота были причастны к бункеровочным сетям, а авторитетное расследование незаконной торговли нефтью указало на "причастность гражданских лиц высокого уровня".

Также можно было заработать на вбросе бюллетеней и запугивании избирателей во время выборов, "характеризующихся монументальным мошенничеством". В бандах у политиков Дельты было готовое оружие для обеспечения победы. В промежутках между выборами "мальчики", как их называли, были предоставлены сами себе.

Фарах Дагого стал одним из донов восточной Дельты. Примерно в конце 2005 года владыка западной Дельты, правитель Экпумополо, более известный как Томполо, созвал собрание. Томполо создал сложное предприятие, финансируемое за счет вымогательства и кражи нефти. В большей степени, чем его коллеги-военачальники, он был похож на традиционного нигерийского вождя, благодетеля для мирных жителей своей территории и шкипера для трех тысяч вооруженных людей под его командованием. Он сочетал партизанскую войну с системой социальной защиты. Его идеология опиралась на богатое наследие интеллектуальной борьбы за самоопределение Дельты. Томполо мог претендовать и на духовный авторитет, будучи последователем Эгбесу, бога войны иджавов. Под его эгидой командиры военизированных формирований Дельты договорились координировать свои силы и объединить операции по хищению нефти. Так родилось Движение за освобождение дельты Нигера - MEND.

К тому времени, когда MEND собралась вместе, Дагого был известен как надежный оператор. Он продемонстрировал и свою склонность к зрелищам, и способность унижать власти, например, когда он устроил побег из тюрьмы в Порт-Харкорте, нефтяном городе Дельты, чтобы вызволить из тюрьмы криминального авторитета по имени Собома Джордж. Вместе с другим полевым командиром, Бойлоафом, он был назначен для выполнения миссии, которая должна была объявить о создании MEND. 11 января 2006 года Дагого и Бойлоаф похитили четырех иностранных нефтяников во время налета на платформу Shell в прибрежных водах Дельты. Это похищение, а также взрыв, выведший из строя один из основных трубопроводов Дельты, ознаменовали начало нефтяной войны в Нигерии.

Похищения случались и раньше. Были нападения на нефтепроводы и налеты боевиков, рожденных в каноэ. Не были новинкой и грандиозные угрозы выкупить федеральное правительство за счет сокращения добычи нефти. Изменился лишь масштаб нападения. На пике своей кампании MEND сократила добычу нефти в Нигерии на 40 процентов, что эквивалентно прекращению добычи нефти в Великобритании.

С самого начала было очевидно, что руководство MEND, подобно финансируемому из колтана ополчению Лорана Нкунды в восточном Конго, по крайней мере, в той же степени посвятило себя обогащению, что и политическим целям, которые оно отстаивало. Мало что указывало на то, что Фара Дагого был озабочен чем-то иным, кроме корысти. Он устроил свою базу недалеко от гражданских поселений в ручьях восточной Дельты, чтобы лучше защищаться от военных атак. Когда отряд похитителей вернулся в штаб-квартиру MEND, потребовалось шесть дней, чтобы договориться о требованиях, которые они должны были выдвинуть. Наряду с освобождением заключенного Асари и губернатора штата, имеющего тесные связи с бандами, MEND потребовала полного контроля над доходами от продажи нефти на местах и выплаты 1,5 миллиарда долларов от Shell в качестве цены за свободу заложников. Ни одно из требований не было выполнено, но четверо были освобождены невредимыми через девятнадцать дней после получения выкупа от местных властей.

Но MEND преуспела в нагнетании страха - товара, столь же ценного, как и сама нефть. Заявления об ответственности и угрозы новых нападений, разосланные журналистам по электронной почте, заставили дрожать нефтяные рынки (хотя их автор, Джомо Гбомо, был не более чем аккаунтом на Yahoo!, используемым группой красноречивых дельтийцев, чье литературное чутье боевики MEND использовали для усиления эффекта от своих рейдов). Под огнем оказались не только Shell, но и две крупнейшие американские нефтяные компании - Exxon Mobil и Chevron, а также другие европейские группы, работающие в Дельте. Даже гигантские морские месторождения, которые нефтяные компании построили в нигерийских водах Гвинейского залива, не были в безопасности. В июне 2008 года боевики MEND на скоростных катерах нанесли удар по Бонге, флагманскому нефтяному месторождению Shell в 120 километрах от моря, временно выведя из строя объект стоимостью 3,6 миллиарда долларов и выведя из строя десятую часть нигерийской добычи нефти.

MEND всегда была раздробленной коалицией повстанческих групп и преступных синдикатов. Разногласия, возникшие по поводу того, как распределить первый выкуп, только усилились, и MEND стала франшизой для грабежа под знаменем сопротивления, не имея единого руководства. Тем не менее она представляла собой неофициальную армию численностью до шестидесяти тысяч человек, а ее нападения привлекли внимание всего мира из-за того, что они повлияли на цену нефти. Так получилось, что беспорядки в Дельте вспыхнули как раз в тот момент, когда цены на нефть достигли рекордного уровня: быстро растущие экономики Китая и Индии стали испытывать непомерную жажду нефти, а сокращение добычи в Нигерии привело к тому, что цена барреля стала еще выше.

В октябре 2009 года Фарах Дагого поставил на кон часть своих фишек. Вслед за другими старшими командирами MEND он вышел из ручья, чтобы принять предложение об амнистии, которое Умару Яр'Адуа, президент Нигерии, сделал в отчаянии после всплеска нападений на объекты нефтяной промышленности. В соответствии с условиями амнистии мы сдаем все оружие, находящееся под нашим непосредственным контролем", - заявил Фара в своем грандиозном заявлении. "Я искренне желаю, чтобы правительство немедленно начало диалог, чтобы предотвратить возобновление насилия в дельте Нигера".

На словах говорилось о мирной сделке, призванной уладить десятилетия недовольства. В действительности же все это было не более чем способом вбросить деньги в Дельту, чтобы купить затишье в боевых действиях. Все главные военачальники приняли амнистию. Некоторые из них отправились на роскошную полупенсию в Абуджу, столицу, или в роскошный Лагос, их карманы были набиты правительством, а их империи по хищению нефти не пострадали и даже расширились. Они просто отказались от своих политических требований, выдвинутых за годы "борьбы за свободу".

Дельта является ареной самой непосредственной борьбы за долю нигерийской нефти. Но эта же борьба поглотила всю нигерийскую политическую систему. Как и в других ресурсных государствах Африки, запасы нефти - или золота, или меди, или алмазов - ограничены, так что это игра с нулевой суммой: чтобы я выиграл, ты должен проиграть.

Умару Яр'Адуа заманил полевых командиров из ручьев классической сделкой государства-рантье: пообещайте сохранить статус-кво, а мы будем спускать вам деньги за ресурсы. Это негласный договор, который управляет Нигерией - и который катализирует нефть Дельты в насилие, преследующее нацию.

В Кано, древнем торговом городе на севере Нигерии, который является воротами на просторы, ведущие к Сахаре, я встретил человека, который присутствовал при рождении страны. Юсуф Майтама Суле был молодым министром в первом правительстве Нигерии. За последующие полвека он видел, как ресурсные государства порождают хищнические правительства, как у себя дома, так и в качестве председателя комитета ООН по борьбе с апартеидом. К январю 2010 года, когда я разыскал его, он уже давно удалился в свою резиденцию в Кано, каменные стены которой прохладно смотрелись на фоне засушливого Севера, но были скромным жилищем по меркам его коллег-политиков. К восьмидесяти годам возраст лишил его зрения, но не ораторского мастерства, благодаря которому он получил прозвище Граммофон.

Проблема, заявил Суле, в том, что политические лидеры Нигерии отошли от золотого правила, которое Ахмаду Белло, сардауна Сокото и старейшина Севера в период независимости, передал своим протеже, и Суле в том числе: "Сардауна говорил нам, что нельзя одновременно бегать и чесать ягодицы. Вы должны делать то или другое. Нельзя быть в правительстве и одновременно заниматься бизнесом. Он говорил: "Любой из моих министров, который интересуется бизнесом, должен уйти в отставку".

Возможно, тяга Суле к нравам первой республики была оттенена потребностью старика чувствовать, что он сделал что-то хорошее. Историки отмечают, что именно северные старейшины перенесли феодальные структуры старых халифатов в созданную ими новую страну, способствуя закреплению колониальной модели управления узкой элитой и породив политическую систему, созревшую для захвата грабителями из числа местных жителей. И все же трудно поспорить с утверждением "Граммофона", что траектория развития страны с первых лет ее становления была нисходящей.

Сегодня наша главная проблема - нефть", - продолжил Суле. Семилетнее правление Ибрагима Бабангиды, северного генерала, захватившего власть в результате переворота 1985 года, свергнувшего предыдущего северного генерала, ознаменовалось появлением класса олигархов и чиновников, которые использовали государственные должности для получения долей в нефтяном бизнесе, объяснил Суле. Именно при режиме Бабангиды частные лица впервые стали получать нефтяные блоки и зарабатывать большие деньги. Сегодня, к сожалению, всех нас интересует только одно - материализм. Все хотят делать деньги. Домохозяйка хочет заработать деньги. Ее муж хочет делать деньги. Правитель хочет заработать деньги. Традиционный правитель, который раньше вызывал огромное уважение, потому что его не интересовало ничего, кроме своего правления, сегодня заинтересован в том, чтобы делать деньги. Политик думает не о национальных интересах, а о своих личных - заработать деньги. Все мы, к сожалению, заинтересованы в чем-то одном, и именно поэтому у нас проблемы. Вот почему в политике царит хаос".

Коррупция - это достаточно плохо. Но произошло и нечто другое, еще более мрачное. Почувствовав вкус власти, они захотели продолжить его, - говорит Суле о появившемся классе нефтеполитиков. Для этого они "стали апеллировать к племенным или религиозным чувствам своих людей".

В сырьевых государствах этничность принимает ужасающие формы. Поскольку ресурсная рента порождает правящий класс, не подотчетный народу, власть поддерживается с помощью патронажа. Государственная служба в значительной степени заброшена. В отсутствие послужного списка политика превращается в игру по мобилизации своих этнических собратьев. Чтобы мы выиграли, они должны проиграть. Общественный договор заменяется договором о насилии.

Около восемнадцати тысяч нигерийцев погибли в результате этнического, религиозного и политического насилия в период между возвращением демократии в 1999 и 2012 годом (в это число не входят еще тысячи погибших от рук "Боко Харам" и отчасти неумелой, отчасти мстительной реакции армии на действия повстанцев). В своей основе это насилие - результат ядовитой нефтеполитики Нигерии, часто облеченной в форму религиозного фанатизма или этнического шовинизма. Только в этих прямых актах насилия - не считая детей, умирающих в полуразрушенных больницах, водителей, которые встречают свой конец на дорогах, где были растрачены контракты на обслуживание, и жертв полиции, которая больше хищник, чем защитник, - нигерийская машина грабежа уносит жизнь каждые шесть часов. Общей нитью между воюющими ополченцами дельты Нигера, бандами, грабящими северные деревни, и вооруженными фальсификаторами голосов, которые бесчинствуют по всей стране во время выборов от имени своих хозяев на всех уровнях федерального правительства Нигерии, является погоня за нефтяными деньгами - жизнь и смерть.

Я просидел с Майтамой Суле много часов, когда он устал и его помощники увели его. Вечером в Кано у меня зазвонил телефон. В Джосе произошло нечто ужасное.

По суматохе, доносившейся из одного из сгоревших жилищ, я понял, что даже привыкшие к мрачным зрелищам члены похоронной команды были потрясены своим последним открытием. Одетые в белые халаты, они методично извлекали трупы из-под обломков. Один из них вышел из почерневшей от времени хижины, неся первый попавшийся под руку сосуд - небольшую картонную коробку, в которой когда-то хранились спагетти с клеймом "обещание качества". Крошечная форма внутри лежала на боку, руки были подтянуты под подбородок, как будто она спала. Он был настолько обуглен, что его можно было принять за кусок древесного угля. Судя по размеру ребенка, я догадался, что его жизнь закончилась еще до первого дня рождения.

Похоронный отряд проехал через деревню, которая известна как Куру-Карама. Почти все дома и хижины были сожжены, приземистая мечеть тоже. Под ногами валялись обломки. Пламя содрало сначала одежду, потом кожу с женщин, чьи тела были сброшены в колодцы, где они томились с водой в течение трех дней, прошедших с момента их смерти. Старику, известному как деревенский простак, убийцы сломали шею, прежде чем затолкать его в яму. Его голова была вывернута под гротескным углом, безжизненные глаза смотрели вверх и в сторону. Другие тела были похожи на тело ребенка: они были обожжены до такой степени, что, возможно, никогда не были плотью.

Убийцы пришли во вторник утром в январе 2010 года, спустившись с холмов, огибающих деревню. У них были пистолеты, ножи и мачете. Многие жители деревни, пытавшиеся убежать в заросли кустарника, были зарублены на бегу. Одежда, давно высохшая, развевалась на бельевой веревке.

Согласно исламским обычаям, покойники должны быть немедленно погребены. К этому времени наступила пятница. Первый похоронный отряд прибыл из главной мечети соседнего города Джос накануне, но масштабы резни были столь велики, что для выполнения задания пришлось прибыть еще одному. Гробовщики работали быстро, с опаской поглядывая на холмы. Трупы тяжелые. Эти, присоединившись к своим соседям в братской могиле, издавали унылый безжизненный стук. К тому времени, когда солнце опустилось к горизонту на второй день погребений, в землю было предано полторы сотни тел.

За день до нападения Абдуллахи Васе уехал из деревни по делам. Он вернулся вовремя, чтобы увидеть, как тело его жены опускают в погребальную яму. Его детей нигде не было. Вокруг него другие жители, которые отважились вернуться, спасали то, что могли, бежали ловить своих кур и коз и затаскивали их в багажники ожидавших их машин. Возможно, они отправятся в начальные школы Джоса, которые за последние несколько дней превратились в лагеря беженцев, и присоединятся к восемнадцати тысячам человек, изгнанных из своих домов. Оттуда они попытаются начать восстанавливать свою жизнь. До следующего раза.

Я прибыл в Джос накануне. По дороге из Кано в Средний пояс, где проходит религиозное разделение Нигерии, мы миновали двадцать блокпостов, на которых стояли солдаты и полицейские, призванные не дать беспорядкам в Джосе выплеснуться наружу. За складами металлолома на окраине города молился одинокий мужчина. Мастерские были пустынны, как и улицы. В центре города семья запихивала вещи и родственников в безнадежно перегруженный красный "Фольксваген", поскольку приближался ранний вечерний комендантский час, который военные приказали вводить по сигналу "стрелять на поражение". По их словам, в доме, из которого они бежали, лежало обугленное тело, но никто не осмелился войти, чтобы забрать его.

Я добрался до отеля незадолго до введения комендантского часа и позвонил Мохаммеду Лоуалу Исхаку. Исхак был адвокатом и одним из лидеров хауса в Джосе. Составляя большинство населения Севера, хауса считаются чужаками или "поселенцами" в Джосе по отношению к беромам и другим этническим группам, считающимся "коренными жителями" штата. Так называемые "коренные жители" занимают доминирующее положение в правительстве, - сказал мне Исхак, когда по городу разнеслось эхо винтовочных выстрелов. А так называемые поселенцы занимаются бизнесом. Некоторые из них становятся очень успешными. Это и есть спусковой крючок". Присутствие большого количества поселенцев угрожает политической власти коренных жителей". Люди, которые считают себя коренными жителями, - христиане. А "поселенцы" - мусульмане. Предполагается, что правительство должно быть для всех. Но так называемые поселенцы считают, что за всем происходящим сегодня стоит правительство. Теперь каждый сам за себя".

Имеются противоречивые сведения о том, как начались неприятности. Наиболее достоверной была версия о том, что мужчина из племени хауса пытался устранить повреждения, нанесенные его дому во время предыдущего разрушения. Между ним и молодыми христианами произошла ссора. В таких тисках ненависти только этого и не хватало - город горел. Ишак сказал, что в центральную мечеть привезли уже пятьдесят тел. Я слышал, что погибло не менее двухсот человек, как христиан, так и мусульман. Гудлак Джонатан, временно возглавивший страну, пока Яр'Адуа лежал в больнице в Саудовской Аравии, ввел войска. Присутствие армии, в которой традиционно преобладали северяне, успокоило население хауса, считавшее местные силы безопасности лояльными беромам, так же как и беромы считали, что военные прибыли, чтобы отомстить за убитых мусульман. Погребальные команды из центральной мечети начали под военным эскортом отправляться в отдаленные районы проживания хауса.

Когда-то Джос был городом-бумом. Вторая мировая война вызвала спрос на олово, которое богатыми пластами лежало под его скалистыми обнажениями. Колониальные власти завезли рабочую силу, пополнив поток мигрантов, прибывавших сюда с прошлого века. Хаусы с исламского Севера поселились среди беромов и других местных племен, многие из которых были обращены в христианство колониальными миссионерами. Когда дела шли хорошо, царила гармония. Нигерийцы определенного возраста и класса с тоской вспоминают, как в 1970-х годах ели клубнику в Джосе, овеваемые прохладным бризом. Будущий премьер-министр Джон Мейджор работал в одном из банков города, прежде чем вернуться в Великобританию и заняться политикой. Но оловянные рудники пришли в упадок, их запасы истощились, а администрация погрязла в коррупции. Хауса, более образованные, чем местные жители, и связанные с торговыми сетями, протянувшимися через весь Север, хорошо перенесли перемены. Они получили права на землю и процветали. Среди христиан относительный успех новоприбывших вызвал недовольство.

Бером и им подобные - всего лишь пятнышки в этническом гобелене Нигерии. Однако согласно федеральной конституции, разработанной после Биафранской войны, чтобы обеспечить широкое распространение возможностей для покровительства, они были определены как "коренные жители" штата Плато. Это дает им право претендовать на все государственные должности и, в свою очередь, на долю нефтяных доходов Нигерии, которые составляют почти весь доход правительств штатов - это дает их лидерам долю в машине грабежа. На протяжении более чем двух десятилетий попытки хауса, часто поддерживаемые федеральным правительством, получить должности в местных органах власти приводили к уличным боям за нефтяную ренту. В сентябре 2001 года за семь дней погибло тысяча человек.

В 2007 году, через восемь лет гражданского правления, пост губернатора штата Плато стал вакантным. Джошуа Дарийе, занимавший пост губернатора с 1999 года, поддался последствиям собственной жадности. Он был задержан по обвинению в отмывании денег во время визита в Великобританию в 2004 году, но скрылся, положив начало традиции нигерийских губернаторов, которые оставались безнаказанными у себя дома, но попадали в лапы властей в Великобритании, где оказывалась большая часть их награбленных богатств. Вернувшись в Нигерию, Дарийе был отстранен от должности тогдашним президентом Олусегуном Обасанджо за неспособность предотвратить - и даже, как считалось, спровоцировать - почти постоянное этническое насилие в своем штате. Будучи ярым христианином и представителем небольшого коренного племени, Дарийе называл хауса Джоса "непокорными жильцами". Некоторое время он держался за пост губернатора, пока обвинения в растрате 9 миллионов долларов государственных средств не привели его к краху. (Дело завязло в запутанной нигерийской судебной системе, и в 2011 году Дарийе получил место в сенате).

Дарийе был ярким примером того, что в Нигерии называют "этническим предпринимателем", - политиком, который, как опасался Майтама Суле, захватит власть в стране. Его преемник был менее клоунским и более политически проницательным, но принадлежал к той же категории. Будучи старшим офицером нигерийских военно-воздушных сил, Джона Джанг дважды занимал пост военного губернатора двух штатов вблизи Плато во время правления армии. Родившийся в Ду, в самом сердце страны беромов, Джанг был христианином, богословом и пятидесятническим пастором. Официальная агиография описывает его как "веселого доброго парня". Он ушел из армии, как только солдаты отказались от власти, и помог сформировать Народно-демократическую партию. В 1999 году он проиграл Дарийе губернаторскую гонку, но занял этот пост в ходе шокирующих выборов 2007 года.

Христиане Среднего пояса Нигерии давно опасаются порабощения исламскими захватчиками с Севера, реальными и воображаемыми, и такие люди, как Джанг, выставляют себя их защитниками. При Джанге хауса в Джосе были не только лишены представительства в государственных органах, но и чувствовали, что их жилье и рынки, где они торговали, находятся под угрозой. "Губернатор стал евангелистом утверждения гегемонии беромов", - сказал мне один высокопоставленный христианский священник. "Он стал очень параноидальным". Умеренный бером в Джосе, занимавший высокий пост в правительстве штата, увидел в Джанге воплощение того, что превращается в кампанию этнической чистки: "Он экстремист. У него очень сильные племенные взгляды. Политики... манипулируют чувствами. Это то, что люди стали называть беромской повесткой дня: захват власти, ресурсов, государства и покровительства, в основном для беромов. Теперь это превратилось в: "Хаусские империалисты, их нужно обуздать и контролировать". Коренные жители Джоса были готовы убивать во имя своего губернатора. На стенах сгоревшего дома в хаусском квартале города, где среди обломков лежали обгоревший торс и две человеческие конечности, убийцы начертали: "Боже, благослови Джанга".

Я хотел встретиться с этим человеком, который олицетворял собой трагический дух насилия в Джосе и политику этнического покровительства, с помощью которой контролируется нигерийское нефтяное государство. Как только закончился ночной комендантский час, я отправился в офис губернатора, пробираясь через блокпосты. В штаб-квартире правительства штата я договорился о встрече с пресс-секретарем Джанга Джеймсом Манноком. Он сказал мне, что шансы на интервью с губернатором невелики. Вместо этого Маннок познакомил меня с Томой Джангом Даву.

Даву был крупным, стареющим и разгневанным. Будучи главой местного парламентского форума беромов, Даву разделял с губернатором место рождения и политическое кредо. По его словам, в страданиях Джоса можно полностью обвинить северян. Они предприняли целенаправленные попытки разрушить демократические структуры и навязать нигерийцам исламский султанат", - громогласно заявил Даву. Для достижения этой цели они вступили в сговор с "Аль-Каидой". Действительно, появились первые признаки связи между джихадистами из северной части Нигерии и филиалами "Аль-Каиды" в Сахаре. Но больше всего Даву возмущало то, как северный диктатор Ибрагим Бабангида в 1991 году покончил с доминированием беромов в системе патронажа штата Плато, создав новый избирательный округ с естественным большинством хауса. Он сделал Северный Джос исключительно для них. Это и породило проблему, которая существует до сих пор".

В 2008 году, спустя год пребывания на посту губернатора, Джона Джанг решил провести давно откладывавшиеся выборы, в ходе которых должен был состояться конкурс на пост председателя местного самоуправления Джос Норт. Губернатора предупредили, что проведение выборов чревато опасностями. Он все же решился. При свободном голосовании хауса, вероятно, получили бы большинство, но это не было свободным голосованием. Доминирование НДП было настолько велико, что, как и на большинстве других выборов на все должности, начиная с президентской и ниже, решающим состязанием станет партийный праймериз по выбору кандидата. Джанг отказался от требований выдвинуть хауса; вместо этого он отправил берома из своего родного города, чтобы тот стал кандидатом от НДП в Северном Джосе. Когда наступили выборы, хауса проголосовали за оппозиционную партию. Узнав, что подсчет голосов был перенесен в район Джос Норт, где преобладают беромы, хауса начали собираться у здания, подозревая нечестную игру. Скандирующие сторонники НДП тоже спустились вниз, и чиновников НДП видели входящими в здание. Поздно вечером полиция приказала толпе разойтись. В воздух полетели камни. На следующий день, когда мусульмане и христиане, хауса и беромы набросились друг на друга с женщинами и детьми, было объявлено, что НДП победила в Северном Джосе и во всех других местах председательства в местных органах власти штата.

Даву нехотя признал, что в Джосе было насилие с обеих сторон, как в 2008 году, так и сейчас. Но он настаивал на том, что вскоре будут обнаружены сотни христианских тел - утверждения, которым я не нашел подтверждения, хотя Красный Крест подтвердил, что среди погибших были христиане, а кварталы беромов были так же полны страха, как и кварталы хауса.

На следующий день я снова преодолевал контрольно-пропускные пункты, направляясь к церкви Игнатия Кайгамы. Джос чувствовал себя если не спокойным, то по крайней мере оцепеневшим, как кулачный боец, который, когда адреналин спадает, понимает, что зашел слишком далеко и избил своего противника до полусмерти.

Кайгама улыбнулся в ответ на приветствие, несмотря на несчастье, охватившеегород, за католиками которого он наблюдал в течение десяти лет. Я слушал, как хауса и бером клялись, что мира не будет, пока их враги не сдадутся. Голос Кайгамы был одним из немногих умиротворяющих, хотя его редко можно было услышать над криками о мести. Его должность председателя Христианской ассоциации Нигерии не уберегла его от обвинений в предательстве со стороны других христианских лидеров, когда он попытался создать межрелигиозный комитет по установлению мира со своими мусульманскими коллегами.

Заведя меня в свой приход, он опроверг слухи, которые распространили люди, подобные Даву, о том, что последние неприятности начались после нападения на церковь. По словам Кайгамы, церковь, о которой идет речь, осталась нетронутой. Подобные выдумки - часть театра насилия в Джосе: факты искажаются, история калечится. В любом случае, как считал архиепископ, Бог здесь ни при чем.

Ни один кризис в Джосе не является религиозным", - сказал мне Кайгама. С обеих сторон есть религиозные лидеры, которые используют свои проповеди, чтобы сказать: "Они - враги". Настоящий вопрос - это борьба за то, кто владеет Джосом. Это этнический и политический вопрос". Как и в дельте Нигера, где риторика сопротивления служит прикрытием для огромного преступного бизнеса, религиозный плащ служит маскировкой для мародеров Среднего пояса, которые используют любые средства, чтобы получить свою долю ресурсной ренты. Их приспешники остаются безнаказанными. Сколько у нас было случаев?" - продолжил архиепископ. Кто хоть раз понес наказание? Людей арестовывали. Через месяц или два мы больше ничего не слышим. Их просто отпускают".

Как и футунго в Анголе, правители Нигерии отказались от управления общим благом, считал Кайгама. Я страдаю от последствий их провала", - сказал он мне. Каждый день сюда выстраивается очередь", - он жестом указал на дверь настоятельского дома. Они приходят не за духовным наставлением. В итоге я становлюсь социальным работником или даю деньги людям, чьей жене нужно переливание крови". Никто не говорит о пандемии ВИЧ, голоде, безработице среди молодежи". Напротив, борьба за покровительство была всепоглощающей. Здесь нет места заслугам: выживает тот, кто знает кого. Речь идет о численном превосходстве и территориальном контроле, а затем это облекается в религиозные одежды".

Я уже собирался уходить, когда приветливое выражение лица Кайгамы стало серьезным. "Развивается культура насилия", - сказал архиепископ. Молодые люди, которые растут, не знают ничего, кроме ненависти и насилия. Они не видят святости жизни. Они готовы убивать. Бог не такой слабак, чтобы мы должны убивать за него". Любой политик, потерпевший неудачу, прибегает к помощи религии. Если он не получает контракт или должность, он говорит, что это потому, что я христианин или мусульманин. Религия политизирована и используется как оружие".

Губернатор одного из тридцати шести штатов Нигерии фактически является президентом своей собственной вотчины. Он обладает иммунитетом от судебного преследования и контролирует бюджет на обеспечение безопасности штата. Председатель каждого из 774 местных органов власти подотчетен губернатору штата. Чтобы победить на президентских праймериз, кандидату необходимо, чтобы его поддержали две трети штатов. Эта поддержка находится в руках губернаторов. Форум губернаторов - это, пожалуй, самое мощное собрание в стране. Только около половины доходов от продажи нефти в Нигерии поступает федеральному правительству. Пятая часть достается местным органам власти. Губернаторы контролируют ту четверть нефтяных доходов, которая поступает в штаты.

Нефтедобывающие штаты получают дополнительную 13-процентную долю нефтяных доходов Нигерии, прежде чем они будут разделены между уровнями власти. Дома штатов в дельте Нигера - мощные поршни грабительской машины. Когда он согласился встретиться со мной в конце 2010 года, Тимипре Сильва сменил Гудлака Джонатана на посту губернатора Байелсы, одного из трех основных штатов Дельты. Я надеялся взять у него интервью в Глориленде, губернаторском дворце, расположенном далеко от лачуг, в которых живут его избиратели. Вместо этого меня вызвали в пентхаус пятизвездочного отеля в Лагосе, где Сильва остановился со своей свитой во время визита в торговую столицу.

Высокий и умный человек, Сильва находился под давлением. Политика в дельте Нигера нестабильна. Оружейники курсируют между ополченцами из MEND, преступными группировками и отрядами политических головорезов, которые освобождают конкурирующих претендентов на власть. В то время как соперники Сильвы пытались отстранить его от власти, его сторонники обменивались нападениями с его врагами. Отношения с Джонатаном, недавно занявшим президентский дворец после смерти Яр'Адуа, испортились. Неудивительно, подумал я, что другие жаждали его должности: его непосредственный предшественник стал президентом, а предшественник выкачал столько денег, что он, как и Джошуа Дарийе и Джеймс Ибори, бывшие губернаторы штатов Плато и Дельта, нажили за границей достаточно активов, чтобы привлечь внимание британской полиции.

Сильва признал, что среди губернаторов была широко распространена коррупция. Но он, по его словам, был лишь винтиком в системе патронажа, созданной не им. Если вождь заходит в мой кабинет, он ожидает, что я позабочусь о его проблемах, потому что так поступали военные", - сказал Сильва. Это то, к чему он привык. Если я этого не сделаю, у меня появится очень большой политический враг".

Значит, вы должны "рассчитаться" с ними, - предложил я, используя нигерийский термин, означающий выдачу наличных.

Да. И вы прочтете это как коррупцию. Но я, скорее всего, буду считать это политическим выживанием, потому что мне нужно выжить, прежде чем я стану неподкупным".

"И вы используете для этого государственные средства? спросил я.

Чего он ждет от меня? У меня нет таких денег, на которые он рассчитывает. Даже если они у меня есть, я не буду с ними так поступать. И он обращается ко мне, потому что я губернатор. Если, например, приезжает большой вождь и ему нужно пройти медицинский осмотр, это не должно быть моей проблемой. Но это так. Если где-то умирает очень крупный традиционный правитель и он хочет провести сложную церемонию погребения, он обращается ко мне. Я должен это сделать".

Я, вероятно, буду считать это политическим выживанием. Чтобы оправдать коррупцию, Сильва обратился к тому же слову - "выживание", - которое выбрал Махмуд Тиам, объясняя, почему государства-изгои готовы иметь дело с такими, как Сэм Па и Queensway Group. Саид Джиннит, представитель ООН в Западной Африке, назвал конкуренцию за контроль над политической властью в сырьевых странах "борьбой за выживание на самом высоком уровне". Пол Кольер говорит о законе "выживания самых жирных" в государствах-рантье. Множество политических карьер в Нигерии и Анголе, Зимбабве и Гвинее закончились безвременной смертью. Пропасть между капитанами грабительской машины и массами огромна в материальном плане, но это именно так - пропасть. Оторвитесь от машины грабежа, и вы стремительно вернетесь в мир Куру Карамы, гадая, когда же сгорит ваш дом.

Стремясь увести разговор от собственных хищений государственных денег, губернатор отметил, что у нигерийских мародеров есть добровольные сообщники за границей: "Конечно, чаще всего коррупцию поддерживают иностранцы. Они приезжают сюда с ощущением, что здесь все в порядке. Они просто делают всевозможные вещи, и именно так они на самом деле развращают наш народ".

Коррупция не начинается и не заканчивается на границах Нигерии, Анголы или Экваториальной Гвинеи. Среди ее сторонников - крупнейшие мировые компании, в том числе транснациональные корпорации "голубых фишек", в которые, если вы живете на Западе и имеете пенсию, почти наверняка вложены ваши деньги.

В последние годы, когда американские чиновники энергично применяли Закон о коррупции за рубежом, мировые соглашения, опубликованные Министерством юстиции, раскрыли подробности участия иностранных компаний в нигерийской машине грабежа. Компания Willbros, акции которой котируются в Нью-Йорке, в середине 2000-х годов взяла на себя "обязательства" перед нигерийскими чиновниками и политиками на миллионы долларов, чтобы получить контракты на строительство газопроводов через дельту реки Нигер. Shell призналась, что в 2004-2006 годах дала взятки на сумму 2 миллиона долларов нигерийским таможенникам. Одна из частей взятки в размере 5 миллионов долларов, выплаченной компанией Kellogg, Brown & Root (KBR), была настолько громоздкой при переводе в найры, что ее пришлось погрузить на автомобили для доставки. Эти "откаты", являвшиеся частью денежного фонда в размере около 180 миллионов долларов, созданного за десять лет до 2004 года, помогли KBR получить контракт на строительство одного из крупнейших нефтяных объектов Нигерии - завода по производству сжиженного природного газа стоимостью 6 миллиардов долларов на острове Бонни, расположенном в дельте реки Нигер. В то время KBR была дочерней компанией американского машиностроительного гиганта Halliburton, главный исполнительный директор которого, Дик Чейни, в 2000 году ушел на пост вице-президента Джорджа Буша-младшего.

Взятка за взяткой, эти и другие компании помогают сделать государственных служащих Нигерии орудием незаконной частной наживы. И это только те случаи, когда были пойманы иностранные виновники коррупции. Нигерия имеет честь быть африканской страной, наиболее часто вовлеченной в международные схемы взяточничества, разоблаченные антикоррупционными прокурорами, уступая только Ираку и Китаю. Другие сделки структурируются в попытке обогатить чиновников, не переступая порога незаконности. В 2011 году Shell и итальянская нефтяная компания Eni заплатили 1,3 миллиарда долларов правительству Нигерии за права на выбранный шельфовый нефтяной участок. Правительство незамедлительно перевело 1,1 миллиарда долларов в оффшорную компанию Malabu. Одним из основных акционеров Malabu, как установил в 2013 году судья Высокого суда Великобритании, был человек по имени Дэн Этете. Этете, осужденный за отмывание денег, передал права на месторождение своей собственной компании, когда занимал пост министра нефти при военном диктаторе Сани Абаче. Один из фиксеров, участвовавших в сделке, назвал ее "безопасной секс-сделкой", в которой правительство выступало в качестве "презерватива", защищавшего Этете и нефтяные компании. В сентябре 2014 года итальянские прокуроры начали расследование роли Eni в сделке OPL 245. Британская полиция также начала расследование в связи с обвинениями в отмывании денег, связанных с этой сделкой. Eni и Shell, которая не попала под следствие, отрицали, что совершили что-либо неправильное. Обе компании заявили, что законно заплатили правительству за права на добычу нефти и не производили никаких выплат компании Malabu.

Другой нефтяной блок, примыкающий к тому, за который Shell и Eni заплатили немалые деньги, обозначен как Oil Prospecting Licence 256 (OPL 256) - потенциально грандиозная концессия площадью 2 500 кв. км. Ранее лицензия принадлежала американской компании Devon Energy, которая решила продать свои африканские активы в 2007 году. Существуют противоречивые сведения о том, что произошло с OPL 256, но в конечном итоге она оказалась в руках Queensway Group Сэма Па.

Представитель компании Devon Energy сказал мне, что она продала свои права на OPL 256 в конце 2009 года нигерийской компании под названием Fusion Grid Limited. Я никогда не слышал о Fusion Grid, как и мои осведомленные знакомые в нефтяной отрасли. Когда я связался с ее зарегистрированным владельцем, адвокатом из Лагоса по имени Койе Эду, он сказал мне, что Fusion Grid - не более чем подставная компания и что она никогда не владела правами на OPL 256. По словам Эду, они были возвращены правительству, когда Devon вышла из проекта. Представитель Statoil, норвежской нефтяной компании, которая владела миноритарной долей в блоке наряду с Devon, сказал мне, что права были переданы государству в 2008 году.

К середине 2009 года в нефтяной прессе появились сообщения о том, что China Sonangol, партнерство Queensway Group с государственной нефтяной компанией Анголы, тайно приобрела OPL 256. Правители Нигерии уже давно распределяют нефтяные права по своему усмотрению. Даже когда проводятся открытые аукционы, блоки достаются малоизвестным компаниям, скрытыми владельцами которых являются влиятельные представители политической элиты и сил безопасности, которые впоследствии передают их иностранным нефтяным компаниям с прибылью, которая в противном случае могла бы достаться нигерийскому народу. Открытый тендер на OPL 256 не проводился. Когда я спросил об этом блоке, некоторые нигерийские чиновники и законодатели сказали мне, что права на него по-прежнему принадлежат государству. Но три человека с хорошими связями, с которыми я разговаривал в 2013 году, - действующий высокопоставленный чиновник, бывший высокопоставленный чиновник и инсайдер в отрасли - сказали мне, что владельцем является китайская компания Sonangol.

Бывший помощник президента, служивший как при Умару Яр'Адуа, президенте, когда китайская компания Sonangol, судя по всему, получила лицензию, так и при Гудлаке Джонатане, согласился поговорить со мной в 2013 году. Хотя обычно он был откровенен, когда рассказывал о нефтяной промышленности, он занервничал, когда я спросил его о OPL 256. Я не хотел бы говорить о владельце", - сказал бывший помощник, попросив меня не печатать его имя. Они прошли через множество споров, приобретая его". Я спросил, является ли владельцем китайская Sonangol. Возможно, вы ошибаетесь, но я не могу подтвердить, что владельцем является China Sonangol. Еще во времена Яр'Адуа по этому участку было много споров". Бывший помощник хорошо разбирался в нефтяной промышленности, и я спросил его, что он думает о China Sonangol. Есть много людей, почти каннибалов в этой отрасли, которые просто покупают себе путь в эти вещи, просто благодаря серьезным, серьезным политическим связям, но это не делает вас хорошим игроком в отрасли. Китайская Sonangol относится к этой категории". Другой собеседник, который также хорошо разбирался в нигерийской нефти и занимал высокие официальные посты, сообщил мне в начале 2014 года, что China Sonangol начала бурение скважин на своем участке.

Были и другие признаки того, что China Sonangol переводила крупные суммы денег в связи с OPL256. В книге учета операций, опубликованной в ходе судебного спора в Гонконге между китайским нефтяником Ву Яном и его бывшими союзниками по Queensway Group, был зафиксирован платеж China Sonangol International Holding в 2008 или 2009 году на сумму около 20 миллионов гонконгских долларов (около 2,5 миллиона долларов США). Он был помечен как "Нигерия 256".

Неясно, кто в Нигерии открыл дверь для Queensway Group. Это была не Гвинея, не Мадагаскар и не Нигер, чьи лидеры переворота отчаянно нуждались в любом инвесторе, готовом вести с ними дела. Это была и не Ангола, оправившаяся от отказа западных доноров финансировать послевоенное восстановление и жаждущая принять инвесторов из Китая. Все крупнейшие западные компании и, все чаще, национальные нефтяные компании развивающихся держав заинтересованы в нигерийской нефти. Мне рассказывали, что Энди Уба способствовал приходу китайской компании Sonangol в нигерийскую нефтяную промышленность. Будучи помощником Олусегуна Обасанджо, президента с 1999 по 2007 год, Уба, по данным Africa Confidential, "представлял его интересы в деловых сделках". Уба также имеет собственные "обширные нефтегазовые интересы". Некоторые представители отрасли, которых я спрашивал о роли Убы, предположили, что его власть значительно ослабла после ухода Обасанджо с поста президента, но еще один мой собеседник, который много лет работал с нефтяными компаниями в Нигерии и передавал информацию изнутри отрасли, сказал мне: "Все, что делает в Нигерии китайская Sonangol, делает Энди Уба".

Альянсы между могущественными иностранными компаниями и нигерийскими клептократами поддерживают правящий класс, который, как показывает практика, готов разжигать насилие для защиты своих интересов. Но есть и более прямые связи между транснациональными корпорациями, получающими прибыль от нефти, добываемой в стране, и боевиками, обеспечивающими соблюдение нигерийского договора о насилии.

Мутиу Сунмону - непостижимый человек. Он крепко сложен, у него есть манера дышать, которая придает его голосу убаюкивающее звучание. Готовясь занять место рядом с ним на сцене в центре Лондона одним вечером в начале 2012 года, я вспомнил, как двумя годами ранее присутствовал на вечеринке в честь его повышения до управляющего директора Shell в Нигерии. В шикарном зале в Лагосе, который использовался для выступлений суперзвезд нигерийских рэперов, большие люди деловой сцены подняли фужеры с шампанским за человека, занявшего, возможно, второй по значимости пост в стране, после президентского, но, по крайней мере, наравне с высшими должностями в кабинете министров.

Мой нигерийский друг организовал приезд Сунмону в Лондон для чтения лекции и попросил меня задать ему несколько вопросов после выступления. Это была бы редкая возможность публично призвать руководство компании к ответу. Доходы Shell в размере 484 миллиардов долларов в 2012 году почти вдвое превысили годовой объем производства нигерийской экономики. Она перекачивает около половины ежедневной добычи нефти в Нигерии, составляющей 2,5 миллиона баррелей. Босс Shell в Нигерии подчиняется боссу в Африке, который отвечает перед топ-командой, возглавляемой Петером Возером, гражданином Швейцарии, который в 2009 году сразился с конкурентами, чтобы стать главным исполнительным директором, за что в 2011 году получил 16,5 миллиона долларов.

Сунмону, как и его предшественники, носил две шляпы. Он был топ-менеджером Shell в Нигерии и главой Shell Development Petroleum Company of Nigeria (SPDC), крупнейшей компании страны, крупнейшим акционером которой является нигерийское государство. Shell владеет 30 процентами акций SPDC и является оператором. Она бурит скважины и качает нефть, но финансирует только 30 процентов расходов и, соответственно, имеет право только на 30 процентов прибыли. У главы SPDC два хозяина: руководство Shell и нигерийское государство.

Во время своего выступления в Лондоне, несмотря на то, что его подготовили кураторы по связям с общественностью, Сунмону выглядел неловко. Как нигериец, - сказал он, - ситуация в Дельте вызывает у меня слезы на глазах. Я вижу это, я чувствую это".

Он продолжил: "Люди в Дельте не имеют доступа к чистой воде, не имеют доступа к хорошему медицинскому обслуживанию. У них нет доступа к образованию. Там нет работы, поэтому все пытаются выжить сами, и они увидели в нефти легкий источник для заработка".

Это был ясный диагноз болезней Дельты, но в нем было одно вопиющее упущение: роль нефтяных компаний.

Ноябрьским утром 1995 года деятельность компании Shell в дельте реки Нигер стала главной новостью во всем мире. Роса была еще свежа на траве, когда Кен Саро-Вива и восемь активистов были повешены в тюрьме Порт-Харкорта по приказу военного правительства Нигерии. Эти люди были лидерами кампании этнической группы Огони, которая заставила Shell уйти из их загрязненного уголка дельты. Сани Абача, растратчик мирового класса, правивший Нигерией с момента захвата власти в 1993 году, не потерпел бы подобного инакомыслия. Сопротивление огони представляло угрозу для деятельности компании Shell и, следовательно, для нефтяных денег, которые финансировали его режим. Некоторые критики Саро-Вивы утверждали, что у него было больше общего с продажными нигерийскими политиками, которых он поносил, чем можно было предположить по его крестовому образу. Тем не менее из тюремной камеры, где он ожидал суда в конце 1995 года, он отвергал все, что не предусматривало полной компенсации за нефтяные пятна, которые отравляли Огониленд. 31 октября суд кенгуру вынес смертный приговор "девятке Огони". Ужасающие протесты мировых держав и африканских старейшин остались без внимания.

Shell обвинили в том, что она предложила обеспечить освобождение Саро-Вивы, если он отменит пропагандистскую атаку, наносящую ущерб ее репутации. Это обвинение никогда не было доказано, и Shell всегда отрицала свою причастность к делу Саро-Вивы. В 2009 году, продолжая отрицать свою вину, компания заплатила 15,5 млн долларов США за урегулирование дела, возбужденного истцами Огони в американском суде в связи с обвинениями в причастности к смерти Саро-Вивы.

Когда спустя десятилетие после восстания Саро-Вивы боевики из MEND начали свою нефтяную войну, Shell столкнулась с новой угрозой. Она ответила на нее, используя смесь кооптации и конфронтации. В 2006 году Shell признала, что предоставляла контракты компаниям, связанным с MEND. Руководители Shell также были посвящены в детали операций, проводимых Объединенной оперативной группой, или JTF, - специальным контингентом нигерийских военных, размещенным в Дельте для поддержания потока нефти и известным своей жесткой тактикой.

Учитывая связи компании с боевиками и военными, а также то, что бойцы MEND рассказывали мне во время моих поездок в Дельту о том, что Shell и другие нефтяные компании платят им деньги за защиту, когда он закончил говорить, я спросил Сунмону, считает ли он, что его компания играет определенную роль в поддержании конфликта.

Это очень сложный вопрос, - ответил он. Я считаю, что некоторые вещи, которые мы делаем в Дельте, действительно могут непреднамеренно спровоцировать конфликт. Я первым признаю, что динамика в Дельте очень сложная. С одной стороны, нефтяная компания может думать о содействии развитию общины, но она может не понимать, что эта община не является однородной. То есть вы смотрите на нее как на единую общину, хорошо сплоченную. И только войдя туда, вы обнаружите, что внутри общины существуют группировки, и поэтому ваши усилия по содействию развитию в некоторых случаях могут привести к конфликту. Я думаю, что в том, что касается нефтяных компаний, использующих некоторых боевиков в качестве гражданской охраны, я могу сказать вам, что, если говорить о компании Shell, наш деловой принцип очень ясен. Мы не платим деньги за защиту. Однако вы также должны признать, что, если у парня на лбу не написано: "Я боевик", вы не знаете, кто из них боевик, а кто настоящий подрядчик. В прошлом могли быть случаи, когда вам говорили, что вы нанимаете настоящего, добросовестного подрядчика, а он, возможно, боевик или полевой командир".

Сунмону признал, что такая ситуация могла возникнуть "в прошлом", но настаивает, что Shell действовала "всегда с самыми лучшими намерениями". Даже если поверить его словам о том, что, вопреки рассказам боевиков, которые я слышал во время своих поездок в дельту Нигера, его компания не платила деньги за защиту, это поразительное признание: Высший руководитель Shell в Нигерии знал, что деньги компании могут - пусть даже непреднамеренно - оказаться в казне полевых командиров.

Мне показалось, что Сунмону рассуждает о согласовании коммерческих интересов, которое лежит в основе нигерийской компактности насилия. Я хотел услышать мнение военачальников об их отношениях с Shell. В следующий раз, когда я был в Дельте в апреле 2013 года, через год после выступления Сунмону, я через посредника отправил весточку Фараху Дагого. Дагого вышел по амнистии, но, как и другие высокопоставленные лица из MEND, он по-прежнему занимался бизнесом, вел бункеровочные операции и занимался рэкетом. Мне сказали, что он хотел бы встретиться со мной, но не смог. Правительство стало использовать браконьеров в качестве егерей, и он с несколькими старшими боевиками заключил контракт на охрану нефтяного объекта. Некоторые из его партнеров считали, что он их обманул, забрав плату себе. Традиционный для Дельты способ разрешения подобных споров - оружие, поэтому Дагого скрылся. Но один из командиров ополчения, который порвал с ним, все же согласился встретиться со мной.

Я слонялся по Порт-Харкорту, городу, в котором подозрительность так же избыточна, как и оружие, когда ближе к полудню в субботу раздался звонок. Вместе с Джорджем, одним из тех непоколебимых водителей, на мужество и спокойствие которых полагаются иностранные корреспонденты в Нигерии, я поехал прочь от супермаркетов и пиццерий в центре города в трущобы, раскинувшиеся у берегов рек. Дороги стали скорее колдобинами, чем асфальтом, по бокам тянулись нечистые открытые стоки. Мы прибыли в назначенное место, и я позвонил своему посреднику. Он повел меня по узкому переулку, мимо паутинных электрических проводов, по которым уже много лет не проходил ток. Стоявший на страже подросток отошел в сторону, чтобы пропустить меня в неприметную подсобку в лабиринте жилых домов.

Генерал выглядел обеспокоенным. На нем был темно-синий жилет, длинные белые шорты и козлиная бородка. Его темно-карие глаза сканировали меня. Отпив из бутылки "Гиннесса", он рассказал мне, что некоторые пехотинцы, которых он привел с собой с базы в ручьях, слоняются по улице. Скоро они начнут интересоваться, чем занимается их командир, поэтому генерал перешел к делу.

Сейчас генералу тридцать три года, он родился в Бугуме, поселении в ручьях за Порт-Харкортом. После начальной школы в своей деревне он приехал в город, чтобы изучать бизнес в университете, что было хорошей подготовкой к карьере, которая требовала по крайней мере столько же коммерческой, сколько и военной хватки. Затем он почувствовал притяжение оружия. В 2003 году он поступил на службу к Муджахиду Асари-Докубо, первому из суперзвездных командиров Дельты. В конце концов Асари предал нас. Он зарабатывал деньги в одиночку". Поэтому он перешел на сторону Фараха Дагого, который занял место в вакууме власти, образовавшемся после ареста Асари. Генерал выделил себе владения на территории Дагого в восточной Дельте, контролируя несколько поселений и водные пути между ними. Мы приняли амнистию, но ничего не вышло. Нам нечего показать". По его словам, он держал пять лагерей, в его подчинении находилось пять тысяч человек - цифра, которая кажется высокой, но, возможно, не сильно преувеличена. Теперь, после обвинений в том, что он обманул своих партнеров по контракту на наблюдение за трубопроводом, Дагого тоже посчитали предателем, и генерал перешел на сторону другого военачальника восточной Дельты, Атеке Тома.

Генерал сделал паузу. "Вы курите? Я предложил сигарету. "Нет, - поправил он меня, выглядя слегка обескураженным, - марихуану". Генерал ловко свернул себе толстый косяк, прикурил, выдохнул густое облако и продолжил.

У нас есть повод для борьбы. Разлив нефти очень сильно повлиял на наши общины. Все места в упадке. Нет воды, мы не можем позволить себе еду. Весь наш скот гибнет из-за загрязнения. Бункеровка - наше средство выживания", - сказал генерал. Похищение людей с целью получения выкупа приносило некоторые деньги наряду с доходами от кражи нефти. Он объяснил, почему не согласился, чтобы я опубликовал его имя, а только его звание в теневых вооруженных силах Дельты. Это может поставить под угрозу другой важный источник дохода: его незаконные контрактные соглашения с нефтяной промышленностью.

Генерал перечислил полдюжины районов в восточной Дельте, где, по его словам, боевикам косвенно удалось получить долю в контрактах Shell на развитие общин. Боевики создавали подставные компании. Через эти компании мы получаем куски от "Шелл", - сказал генерал, хотя мне не разрешили ознакомиться с контрактами. По его словам, ополченцы генерала также косвенно получали работу по ликвидации разливов нефти, деля выручку пятьдесят на пятьдесят с официальным подрядчиком.

В соответствии с Глобальным меморандумом о взаимопонимании, введенным Shell в 2006 году после беспорядков в Дельте, которые привели к разрушению ее установок, чтобы заменить разовые проекты корпоративной социальной ответственности более комплексным подходом к смягчению недовольства, представители каждого поселения, где работает компания, сообщают Shell о своих приоритетах. Проекты, которые финансирует Shell, варьируются от мэрий до печатных станков и стипендий, а стоимость каждого контракта составляет от 12 до 60 миллионов найр (от 80 до 400 тысяч долларов США). Shell говорит, что программа "представляет собой важный сдвиг в подходе, делая акцент на более прозрачных и подотчетных процессах, регулярном общении с местными жителями, устойчивом развитии и предотвращении конфликтов".

Перед тем как я встретился с генералом, посредник из Порт-Харкорта, хорошо связанный с боевиками, которого мы будем называть Артуром, объяснил мне, как Фарах Дагого и его соратник по ополчению, взявший свой псевдоним у американского рэпера Басты Раймса, перенаправили часть щедрых средств Shell в свой собственный военный кошелек. "Шелл" посылала офицеров связи для консультаций с жителями Дельты по поводу нужных им проектов, сказал мне Артур. Dagogo и Busta Rhymes тайно включились в этот процесс, отправив "фиктивных молодежных лидеров, фиктивных старейшин, фиктивные женские группы, фиктивных вождей" на встречу с эмиссарами Shell. SPDC, совместное предприятие Shell и нигерийского государства, ведет список сторонних компаний, зарегистрированных в качестве подрядчиков, и только эти компании могут получать контракты на реализацию проектов по развитию общин, которые финансирует SPDC. Поэтому, - говорит Артур, - Дагого и Баста Раймс заключили союз с некоторыми из этих подрядчиков и сказали им: "Вот процент, который вы будете нам платить".

Генерал подтвердил слова Артура. Если больницы и школы не были построены, то это потому, что офицеры связи "Шелл" снимали слишком много сливок для себя, помимо средств, выкачанных такими людьми, как Дагого и Баста Раймс, - настаивал генерал, делая хватательные движения в воздухе. По его подсчетам, только половина оплаченных контрактов была выполнена.

Вскоре генерал решил, что ему нужно вернуться к ручьям. Он упомянул о посреднике компании Shell, нигерийце по имени доктор Фрэнк, который, возможно, невольно, помог боевикам заключить контракты. Мне не удалось разыскать доктора Фрэнка или даже подтвердить его роль. Я попытался поговорить с двумя менеджерами "Шелл", которые, как я слышал, занимались защитой трубопроводов и развитием местных сообществ, чтобы узнать, что им известно о махинациях боевиков. В обоих случаях пресс-служба Shell в Лагосе узнала о моих попытках и сказала менеджерам не разговаривать со мной.

Когда я написал в пресс-службу по электронной почте и спросил о том, что Фарах Дагого и его сообщники получают выгоду от контрактов Shell, представитель компании ответил лишь, что контракты на проекты развития выдают "советы по развитию кластеров", состоящие из представителей общин, а не сама SPDC. Когда я спросил о деньгах за защиту, выплачиваемых боевикам в виде контрактов на наблюдение за трубопроводом, мне ответили: "Мы не выдаем контракты вооруженным группам, и это полностью противоречит политике нашей компании". На контрактах по наблюдению было занято "более девяти тысяч невооруженных людей, в основном коренных жителей общин, через которые проходят трубопроводы". Представитель компании отказался отвечать на мои вопросы о том, какие меры предосторожности предприняла Shell, чтобы деньги от ее общественных программ не попадали к боевикам.

Я слышал разные мнения о том, в какой степени утечка денег из программ Shell для местных жителей была результатом действий нескольких недобросовестных подрядчиков или о том, было ли известно о таких утечках вышестоящему руководству компании. Бывший сотрудник Shell, который говорил со мной на условиях, что я не буду называть его имени, сказал мне: "В Shell действуют довольно строгие механизмы, но в Нигерии трудно придерживаться каких-либо правил". Он предположил, что соучастие в таких схемах ограничивалось сотрудниками Shell низшего звена, и добавил: "Вся система связи с общественностью невероятно коррумпирована... Трудно подсчитать, сколько нигерийских сотрудников были в постели с плохими парнями".

Один из бывших менеджеров Shell в Дельте все же согласился поговорить со мной под запись. Уроженец дельты Нигера Гарриман Ойофо проработал в компании Shell двадцать девять лет. Он занимал различные должности в нигерийском и африканском подразделениях Shell, а в 1999 году перешел в отдел внешних связей в Дельте в SPDC, совместное предприятие Shell с нигерийским государством, и стал, по его собственным словам, фактическим представителем Shell по всей ее нигерийской деятельности. В 2010 году он ушел, чтобы открыть собственную нефтяную консалтинговую компанию.

Я спросил его, знает ли он о том, что деньги Shell попадают к вооруженным группировкам. 'Shell никогда не проводила политику из-за вооруженных группировок. Если у вас есть община из десяти человек, то среди них может быть один, который склонен к насилию. Вы не станете подстраивать свой проект только под этого одного человека. Когда вы строите медицинский центр, школу или выращиваете саженцы для общины, это не из-за какой-то вооруженной группы; просто есть смысл вложить средства в общину". Он, однако, признал, что трудно отличить "общины" от вооруженных групп и что некоторые сотрудники по связям с общинами были "наказаны за тот или иной проступок". Некоторые общины преследуют скрытые цели", - добавил он.

Когда я спросил Ойофо, не являются ли контракты на наблюдение за трубопроводами, которые предоставляет Shell, деньгами за охрану, он гномил. Если вы просите кого-то присмотреть за вашей сумкой, вы просите его не украсть ее? Нет. Вы просите их присмотреть за ней". Он упорно освобождал Shell от ответственности. Разве не нефть разрушила его родину? Возможно, нефть, но не Shell. Сама нефть может быть проблемой, но управление доходами от нефти не в руках Shell. Shell не является политическим администратором Нигерии. Shell - это просто компания".

Shell - это всего лишь компания, но она является одной из крупнейших в мире и богаче многих правительств. Она является частью Нигерии с момента обретения ею независимости. В период с 2007 по 2009 год она потратила не менее 383 миллионов долларов на обеспечение безопасности в Нигерии. Масштабы ее расходов на "развитие местных сообществ" в дельте реки Нигер огромны. К концу 2011 года эти программы охватывали 290 населенных пунктов. Представитель Shell в Нигерии сообщил мне, что в 2012 году компания потратила 103 миллиона долларов на "решение проблем социального и экономического развития в регионе". С тех пор Shell продала некоторые из своих нефтяных месторождений в дельте Нигера, предпочитая сосредоточиться на морских операциях, которые труднее атаковать, но она по-прежнему остается мощной силой в дельте.

Аарон Сэйн, вялый американский юрист, который занимался судебным преследованием иностранных коррупционеров, прежде чем стать одним из самых осведомленных следователей в Нигерии, попытался подсчитать общую сумму денег, которую нефтяные компании выкачивают в Дельту. Ежегодно крупные нефтяные компании выделяют общинам дельты Нигера более полумиллиарда долларов в виде контрактов, денежных средств, компенсаций, рабочих мест, пожертвований и программ развития - по одним данным, только на развитие общин ушло более 350 миллионов долларов", - писал Сэйн в 2010 году. Он добавляет: "То, что практика Shell ... и других компаний разжигает беспорядки в дельте Нигера, не новость для аналитиков или самих компаний. Они являются частью системы конфликтов в дельте Нигера, несмотря на деньги, которые они тратят на сообщества, а иногда и благодаря им".

Местные активисты рассказали мне, что предупреждали топ-менеджеров Shell о злоупотреблении программами развития местных сообществ, но безрезультатно. Они прагматики, - сказал один из них, который провел годы в кампании против ядовитого коктейля из деградации окружающей среды, насилия и коррупции в Дельте. "Они сделают все, чтобы нефть продолжала поступать". Он не менее язвительно отзывается о полевых командирах, которые заявляют о себе как о воинах Дельты. Большинство боевиков, особенно их руководство, поначалу выступали с экологическими лозунгами", - сказал мне активист, пылая гневом преданного человека, когда мы беседовали в тихом уголке бара в Порт-Харкорте. Потом появились деньги и амнистия. Никто из этих ублюдков больше не говорит об этом".

В январе 2011 года, через год после того, как он отправил войска для восстановления порядка в Джосе, Гудлак Джонатан вышел на площадь Орла, парадный плац в Абудже, чтобы получить титул капитана нигерийской грабительской машины. Он уже занял пост президента после смерти Яр'Адуа, став первым сыном дельты Нигера, занявшим высший пост в политической системе, подпитываемой нефтью этого региона. Теперь на президентских выборах Народно-демократической партии его собирались выдвинуть на полный срок. Его имя и имя его жены, Пэйшенс, как нельзя лучше подходили для этого случая.

Двенадцатью годами ранее Джонатан был малоизвестным зоологом в захолустном районе Дельты. Когда основатели НДП подбирали кандидатов, готовясь унаследовать власть от военных на выборах 1999 года, они искали того, за кого можно было бы убедить - или, если потребуется, заставить - проголосовать определенную этническую группу в одном из уголков родного штата Джонатана Байелса. Джонатан, мелкий чиновник из местной экологической организации, не хотел, но не смог отказаться, когда местные старейшины настояли на своем. Он был выдвинут кандидатом от НДП на пост заместителя губернатора Байелсы. Партия выиграла президентский пост и большинство губернаторских постов, как и на всех последующих выборах.

С этого момента взлет Джонатана был столь же стремительным, сколь и удачным. В 2005 году губернатор штата Байелса Дипрее Аламейсейга был арестован в Лондоне по обвинению в отмывании денег в связи с его незаконно нажитым состоянием в 3,2 миллиона долларов, которое, по словам столичной полиции, было обнаружено в наличных и на банковских счетах. Он избежал освобождения под залог и вернулся в Нигерию, но, попав под влияние своих политических хозяев на родине, был подвергнут импичменту и, в конце концов, посажен в тюрьму. Он был на втором и последнем сроке своего губернаторства, когда его заместитель Гудлак Джонатан автоматически получил повышение вместо него.

Это могло бы стать пиком восхождения Джонатана, если бы не махинации, происходившие в то время в Абудже, городе, который политический класс создал из буша в центре страны в 1980-х годах после того, как бывшая столица Лагос раздулась от массы бедняков. Приближались выборы 2007 года, и Обасанджо пытался изменить конституцию, чтобы получить третий срок. Хотя ему это не удалось, он оставался политическим крестным отцом Нигерии, хозяином НДП, и он назначил Умару Яр'Адуа кандидатом в преемники от партии. Для второго имени в билете НДП нужен был губернатор штата из дельты Нигера. Нефтяная провинция была неспокойна. Недавно образовавшаяся организация MEND дестабилизировала систему патронажа. Другие кандидаты нажили слишком много врагов, продвигаясь по нигерийской политической лестнице, и настолько погрязли в коррупции, что у их соперников было достаточно компромата, чтобы помешать их стремлениям.

Джонатан был политической мелюзгой, но благодаря своей фетровой шляпе и крови иджавов он подходил на эту роль. После выборов, которые наблюдатели сочли самыми фальсифицированными за всю короткую демократическую эпоху Нигерии, Джонатан стал вице-президентом. Когда союзники Яр'Адуа не смогли удержать власть, а здоровье президента ухудшилось, Джонатан был приведен к присяге, чтобы отработать оставшийся год президентского срока.

Будучи вице-президентом, Джонатан регулярно подвергался оскорблениям со стороны членов ближайшего окружения Яр'Адуа. Даже после того как он занял место Яр'Адуа, тяжеловесы НДП рассматривали его как пешку, человека, которому не хватало веса, чтобы бросить вызов их интересам, даже если бы он захотел. Именно поэтому партийные бароны и их союзники среди олигархов, контролирующих экономику, чувствовали себя комфортно с новым человеком и поддержали его на предстоящих выборах, решив рискнуть гневом северного истеблишмента, отказавшись от неписаного правила ротации власти между этническими блоками, согласно которому очередь Севера была прервана смертью Яр'Адуа.

В то время как акробаты кружились по площади Орла, тридцать четыре сотни делегатов со всей страны съехались, чтобы выбрать кандидата в президенты от НДП на выборах, которые должны состояться через три месяца. Партия так крепко вцепилась в власть, что ни у кого не было сомнений в том, что делегаты фактически выбирают следующего президента. У нас никогда раньше не было президентства, - сказал мне Ротими Амаэчи, губернатор Риверса, штата в дельте реки Нигер, куда входит Порт-Харкорт. "Так что мы хотим откусить кусочек".

НДП, которая любит называть себя самой большой политической партией в Африке, одновременно изобилует конкурирующими этническими претензиями на власть и покровительство и является средством, с помощью которого вращающаяся каста правителей Нигерии частным образом откладывает в сторону свои разногласия, чтобы обеспечить дальнейшую гегемонию класса грабителей. Это также политическая родина некоторых блестящих законодателей и щепетильных реформаторов. Но они в меньшинстве. Это не политическая партия", - говорит Клемент Нванкво, который основал первую в Нигерии правозащитную организацию во времена военного правления, дважды сидел в тюрьме, потерпел неудачу при попытке выдвинуть свою кандидатуру в Национальную ассамблею от НДП, потому что не смог заплатить требуемые взятки партийным чиновникам, а сейчас является одним из самых проницательных нигерийских политических аналитиков. "Это платформа для захвата власти и последующей дележки добычи".

Охраняемые агентами секретных служб, нигерийские властители собрались на VIP-трибунах площади Орла с наступлением сумерек. Из огромных динамиков лился голос Луи Армстронга, исполнявшего песню "Какой чудесный мир". Опустилась ночь, разгоняя комаров. Представители севера, юга, востока и запада - мусульмане, христиане, анимисты, говорящие на полудюжине разных языков - недоверчиво смотрели друг на друга. Сторонники Атику Абубакара, бизнесмена с севера и бывшего вице-президента, взявшего на себя смехотворную задачу бросить вызов действующему президенту в борьбе за номинацию от НДП, начали понимать, что их обошли и перехитрили. Победа Джонатана была предрешена заранее. Каждыйделегат получил денежную взятку в размере 7 000 долларов, что примерно в пять раз превышает годовой доход среднего нигерийца. За лояльность всех тридцати четырех сотен делегатов кампания Джонатана должна была заплатить около 24 миллионов долларов. И это только основная сумма - более высокопоставленные чиновники могли рассчитывать на гораздо большее. В дни, предшествующие праймериз, в Абудже переходило из рук в руки столько твердой валюты, что курс доллара к нире изменился.

Было уже 10 часов вечера, когда начался подсчет голосов. Под ночным небом представители НДП читали имя, написанное в каждом бюллетене. Джонатан, Джонатан, Гудлак Джонатан". Сразу после 6 утра победитель вышел из недр площади Орла. Партия приветствовала его призывными криками: "НДП! Власть! Триумфатор Джонатан взмахнул рукой и поклялся порвать с "коррупцией прошлого, которая удерживала нас слишком долго".

По мере того как он укреплял свои позиции, старшие помощники Гудлака Джонатана говорили мне и другим иностранным журналистам на брифингах в гостиничных номерах, что он является тем, за кого себя выдает: "агентом преобразований". По их словам, он использовал динозавров нигерийской политики, чтобы прийти к президентству, но со временем он оставит их в прошлом и раскроет потенциал Нигерии. И появились обнадеживающие признаки. Джонатан назначил Аттахиру Джегу, уважаемого профессора с севера, главой избирательной комиссии. Выборы в апреле 2011 года прошли с серьезными нарушениями, но по сравнению с предыдущими стали более успешными, хотя недовольство Севера тем, что южный христианин узурпировал его президентское кресло, вызвало трехдневные беспорядки, в результате которых погибло восемьсот человек.

Начались обещанные реформы. Электростанции были приватизированы, что вывело их из-под контроля коррумпированной бюрократии и дало надежду на то, что ужасающая нехватка электроэнергии в Нигерии может ослабнуть. Имидж Нигерии улучшался - хотя во многих случаях это происходило не благодаря Джонатану. Бабатунде Фашола, губернатор штата Лагос и один из лидеров одной из главных оппозиционных партий, начал возвращать своему городу чувство гражданской гордости - прокладывал дороги, обуздывал хищную полицию и убеждал жителей Лагоса платить налоги. С большим шумом Нигерия официально обогнала Южную Африку в качестве крупнейшей экономики континента.

Но у Джонатана было мало харизмы. Ему не хватало глубины мышления Яр'Адуа и природного авторитета, которым обладал Обасанджо как герой войны и мастер тактики. Единственным способом сохранить власть для него было открыть шлюзовые ворота грабительской машины. Джонатан возглавил головокружительный даже по нигерийским меркам разгул коррупции и растрат.

Нефтяная рента Нигерии огромна. В отличие от горнодобывающей промышленности, где африканские государства получают минимальную долю прибыли, от 65 до 85 процентов доходов от добычи нефти обычно достается правительствам, которые выдают нефтяным компаниям лицензии на ее добычу. В последние годы ежегодный доход Нигерии от нефти колебался от 20 до 60 миллиардов долларов, в зависимости от цены на нефть и уровня насилия в Дельте. Последняя цифра в 2011 году в полтора раза превысила прибыль Exxon Mobil, самой прибыльной компании в мире, зафиксированную в том году. Ежегодно пропадает умопомрачительное количество этих доходов, и, хотя природа коррупции такова, что ее трудно измерить, при Джонатане воровство, похоже, ускорилось.

Были и те, кто пытался остановить поток. Я эмоционально истощен, потому что плыву против течения", - сказал мне в августе 2010 года один из министров, настроенный на реформы в кабинете Джонатана, добавив с некоторым преуменьшением, что "борьба с коррупцией идет не очень хорошо".

Ламидо Сануси, банкир голубых кровей из Кано, которого Умару Яр'Адуа назначил главой центрального банка с задачей привести в порядок финансовую систему, разрушающуюся под тяжестью недобросовестных действий, вышел на первый план. Он использовал все возможности центрального банка, чтобы остановить гибельное сокращение валютных резервов Нигерии по мере того, как политики раздували из мухи слона.

Когда грабежи стали выходить из-под контроля, Сануси составил досье, в котором показал, что махинации с NNPC, национальной нефтяной компанией, которая, как Sonangol для ангольских футунго, служит двигателем нигерийской грабительской машины, ежемесячно уносят из казны миллиард долларов. Когда в начале 2014 года Сануси выступил со своими обвинениями, Джонатан вытеснил его из центрального банка, нанеся удар по независимости одного из немногих нигерийских институтов, способных противостоять эксцессам правителей страны, хотя и не смог предотвратить назначение Сануси эмиром Кано, влиятельной должности в религиозной иерархии Севера.

Невысокий, жилистый мужчина со склонностью к галстукам-бабочкам, Сануси понимал, что за нефтеполитикой Нигерии кроется насилие, которое нарастает по всей стране, включая варварское восстание на севере, развязанное джихадистами из "Боко Харам". Существует четкая прямая связь между неравномерным распределением ресурсов и ростом насилия", - сказал Сануси. "Это не означает, что политическая система не коррумпирована, но наиболее важным элементом является плохая инфраструктура, которая затрудняет индустриализацию и создание рабочих мест". Однако решение экономических проблем, которые способствовали появлению "Боко Харам", было практически невозможным, пока машина грабежа находилась на таком высоком уровне. То, что мы видим с "Боко Харам" и всем насилием в стране, должно заставить политиков задуматься", - продолжил Сануси. Может быть, пришло время спросить, не ставит ли оппортунистическая политика идентичности... под угрозу всю систему".

В то время как режим Джонатана посвятил себя извлечению нефтяной ренты, Боко Харам, чье название означает "Западное образование запрещено", сеяла террор. Из своего центра на отдаленном северо-востоке страны ее боевики бомбили города и сжигали деревни по всему Северу. Тысячи людей погибли. Безработные молодые люди этого региона, чьи перспективы были столь же безрадостны, как и у рабочих, чьи текстильные фабрики погубила "голландская болезнь", были готовыми рекрутами. Абубакар Шекау, лидер секты с манией величия, размещал в Интернете бессвязные видеоролики и вошел в число самых известных джихадистов в мире. Коррупция правящего класса, равно как и его воинственные интерпретации коранических законов, стали призывом "Боко Харам".

Как и ополченцы Дельты до них, боевики "Боко Харам" поразили Абуджу, средоточие элиты, взрывами автомобилей, хотя это было ничто по сравнению с тем хаосом, который они устроили на Севере. Военные, недееспособные из-за коррупции и расхищения бюджетных средств, не шли ни в какое сравнение с вооруженными джихадистами. Когда в апреле 2014 года рейдерская группа похитила двести школьниц из деревни Чибок, всем стало ясно, до какой степени нигерийское государство, пораженное нефтью, оказалось неспособным выполнять свой самый главный долг - защищать своих граждан. На момент написания этой статьи нигерийцы с трепетом ожидали выборов, назначенных на февраль 2015 года, на которых, как ожидается, Джонатан получит второй полный срок.

То, что произошло с Нигерией, не является результатом какой-то врожденной особенности африканского духа, как полагают некоторые наблюдатели, пожимающие плечами от непринужденного расизма. Британские члены парламента продемонстрировали готовность продать свое право задавать парламентские вопросы, а политика "свиных бочек" на Капитолийском холме в Вашингтоне очень похожа на систему патронажа. Лоббисты в каждой крупной столице вливают деньги в политику от имени корыстных интересов. Разница между коррумпированным ресурсным государством и государством, которое все еще может называть себя местом представительного правления, заключается в том, насколько скандалом или нормой является такое подрывное использование государственных должностей ради личной выгоды. В какой степени государственные институты - законодательные органы, полиция, суды - служат инструментами сильных мира сего или сдерживают произвол власти.

Если бы в Великобритании или США было правительство, которое могло бы избежать наказания за такой уровень коррупции, оно бы это сделало", - сказал мне Клемент Нванкво, проницательный нигерийский политический аналитик, сидя в своем простом офисе на одной из улиц Абуджи. Но всегда есть институты. В Нигерии люди не преодолели свое разнообразие настолько, чтобы понять, что они могут что-то изменить, что они могут бросить вызов этому страху перед властью. Они смирились с тем, что есть. Люди используют раскол: этнический, религиозный, региональный. Они представляют себя защитниками этих интересов и призывают свой народ защищать их. Реальность такова, что большинство людей от этого не выигрывает".

Чинуа Ачебе, покойный нигерийский лауреат Нобелевской премии, написал в 1983 году: "Беда Нигерии - это просто и однозначно провал руководства. В характере нигерийцев нет ничего плохого. Нет ничего плохого в нигерийской земле, климате, воде, воздухе или в чем-либо еще. Проблема Нигерии заключается в нежелании или неспособности ее лидеров взять на себя ответственность, бросить вызов личным примером, что является отличительной чертой настоящего лидерства"

Это остается непревзойденным диагнозом болезни его нации. Однако есть еще кое-что, написанное Ачебе, что передает тот странный диссонанс, который я наблюдал снова и снова, общаясь с повелителями грабительской машины.

Генерал из дельты Нигера рассказал мне, что похищал людей, чтобы заплатить за учебу. У Мутиу Сунмону из Shell встал комок в горле, когда он вспомнил об ужасном состоянии своей родины, опустошенной нефтяной промышленностью, которой он помогает управлять. Мануэль Висенте сетовал на голод, который окружал его в Луанде, даже когда ему предъявляли доказательства того, как футунго присваивают себе блага ангольской нефти. Жозеф Кабила, конголезский президент, чье теневое государство отчасти ответственно за насилие, охватившее его страну, однажды сказал: "Самое страшное, что я когда-либо видел, - это вид деревни после резни; вы никогда не сможете стереть это из своей памяти". Эти люди и тысячи менее выдающихся обладают достаточной эмпатией, чтобы чувствовать страдания, причиняемые системой, которую они увековечивают. Но они каким-то образом способны подчинить это сочувствие необходимости поддерживать машину в рабочем состоянии и гарантировать, что они останутся у руля, а не присоединятся к бесчисленным другим, раздавленным ею.

Поэма Ачебе "Стервятники" могла бы быть написана о тех, кто совершает ужасы в Джосе, восточном Конго или на национальном стадионе в Конакри, - у них есть матери, братья и любовники, как и у их жертв. Он изображает стервятника, который выковыривает глаза у распухшего трупа в траншее, прежде чем прижаться головой к своему товарищу. Он представляет себе коменданта в Бельзене, который останавливается по дороге домой после рабочего дня в концлагере, чтобы:

возьмите шоколадку

для своего нежного потомства

ждала дома папу

вернуться ...

Было бы нелепо сравнивать сырьевую индустрию в Африке с Холокостом, но я думаю, что Ачебе хотел донести более широкую мысль о человеческом духе: он способен любить и участвовать в ужасах в один и тот же день. Возможно, сырьевые государства Африки обнадеживает то, что власть имущие начинают осознавать ужасную цену торговли нефтью и минералами. А может быть, в машине грабежа достаточно человечности, чтобы она продолжала вращаться.

 

9. Черное золото

 

Когда Нчакха Молой искал название для своей горнодобывающей компании, он остановился на мотджоли. На языке сесото motjoli - это слово, обозначающее ведущую птицу в V-образном строю, которая направляет остальных к цели. Молои вырос в Кваква, на родине у гор Дракенсберг в центральной части Южной Африки, куда режим апартеида сослал чернокожих, говорящих на языке сесото. В Кваква не было шахт, но мужчины месяцами пропадали на рудниках Витватерсранда, под которыми залегают пласты, давшие треть всего золота, добытого в мире за последние 150 лет, и возвращались только на Пасху и Рождество, чтобы потратить свою зарплату.

Молои занял одно из немногих мест, выделенных властями для чернокожих студентов, в престижном Университете Витватерсранда в Йоханнесбурге, чтобы изучать медицину. Но вскрытие трупов показалось ему слишком мучительным, и он решил сменить предмет. Он никогда не слышал о геологии, но как только сотрудники университета сказали ему, что в ней рассматриваются "все важные вопросы", он увлекся. Он изучал природу Земли скорее из увлечения, чем из каких-то грандиозных планов на карьеру, но после окончания университета Молои пошел работать старателем в Anglo American, горнодобывающую компанию, основанную Эрнестом Оппенгеймером в 1917 году и ставшую крупнейшим в мире конгломератом горнодобывающей промышленности. Через некоторое время Молои перешел в алмазную компанию семьи Оппенгеймер, De Beers.

Когда они разъезжали по алмазным месторождениям на своем пикапе, члены команды Молоя не обращали внимания на разный цвет кожи. Но когда он отправился в главный офис De Beers, чтобы сделать свои отчеты, Молои подвергся унижениям, которые апартеид налагал на чернокожих южноафриканцев. Он до сих пор вспоминает эти строгости: 'Они не могут приходить сюда, они не могут ходить туда. Ты обижаешься". Не обращая внимания на возражения начальства, Молои вступил в Национальный профсоюз горняков, оплот сопротивления апартеиду. Его отношения с De Beers вскоре испортились, и он устроился в Rio Tinto, работая на медном руднике недалеко от Национального парка Крюгера, где расовое разделение было еще более очевидным. Я работал на руднике, на производстве, и мне довелось узнать, как обстоят дела, - вспоминает Молои.

К 1990 году массовые протесты и международные санкции поставили режим апартеида на грань краха. Ф. В. де Клерк освободил Нельсона Манделу и снял запрет с Африканского национального конгресса. Партия создала рабочие группы для подготовки к работе в правительстве, и Молои вошел в состав группы по науке и технологиям. К 1993 году ведущие деятели экономической группы АНК поняли, что им нужен человек, который знает горный бизнес изнутри. Молои был включен в группу экономического планирования партии, которая готовилась к встрече с завышенными ожиданиями чернокожих южноафриканцев, многие из которых верили, что скорое освобождение принесет им избавление от бедности. После триумфа Манделы и АНК на выборах 1994 года Молои был назначен на различные руководящие должности в министерстве горнодобывающей промышленности. Десятилетие спустя он основал компанию Motjoli Resources и занял свое место среди поколения чернокожих предпринимателей, стремившихся сделать с горнодобывающей промышленностью, все еще находившейся в руках преимущественно белых, то же самое, что АНК сделал с политикой, - вырвать контроль у меньшинства и предоставить права черному большинству. Но, как обнаружил Молои, грабительские машины не так-то легко вытеснить.

С самого рождения страны белые правители ЮАР полагались на доходы от экспорта полезных ископаемых, в первую очередь золота. В 1912 году, когда была сформирована предшественница АНК, добивавшаяся прав чернокожих, золото и алмазы составляли 78 % экспорта. Развивалось производство, но на протяжении всех десятилетий апартеида Южная Африка оставалась ресурсной экономикой. Отношения между англоязычными магнатами, контролировавшими крупнейшие горнодобывающие компании, и политиками-африканерами, управлявшими системой апартеида, порой были непростыми, но они пришли к соглашению, которое сохранило расистское правление и обеспечило приток дешевой черной рабочей силы на рудники.

В 1970 году, когда Олимпийское движение изгнало Южную Африку, правительство приняло закон, официально лишающий чернокожих гражданства и ограничивающий их проживание в нищих "родных землях", а власти назначили нового варварского коменданта тюрьмы на острове Роббен, чтобы он следил за Манделой и его товарищами по заключению, Южная Африка производила около 62 процентов золота, добываемого во всем мире. С начала 1970-х по 1993 год золото, алмазы и другие полезные ископаемые составляли от половины до двух третей ежегодного экспорта ЮАР.

Золото и алмазы Южной Африки обеспечивали финансовые средства для существования апартеида. В этом смысле правление белых было крайним проявлением ресурсного государства: использование национального богатства недр для обеспечения власти и процветания немногих, в то время как остальные ввергнуты в нищету и бессилие. Сегодня ни одно из сырьевых государств Африки не приближается к тому уровню организованного порабощения большинства, которого достиг режим апартеида. Они также не используют расовое кредо апартеида, даже если этническая принадлежность ядовито сочетается с борьбой за получение ресурсной ренты в Нигерии, Анголе, Гвинее и других странах. Но по мере того, как их правители в сотрудничестве с транснациональными корпорациями сырьевой индустрии присваивают себе плоды нефти и минералов своих стран, сырьевые государства Африки становятся все более похожими на страны апартеида.

В то время как дети восточного Конго, северной Нигерии, Гвинеи и Нигера прозябают, бенефициары грабительской машины жиреют. Амартия Сен, лауреат Нобелевской премии, индийский экономист, который с большой проницательностью исследовал причины массового голода, пишет: "Ощущение дистанции между правителем и управляемым - между "нами" и "ими" - является важнейшей чертой голода". Эти же рассуждения можно применить и к обеспечению других базовых потребностей, включая чистую воду и школьное образование. И редко когда расстояние, о котором говорит Сен, так велико, как в ресурсных государствах Африки.

Во многих сырьевых государствах Африки во время сырьевого бума последнего десятилетия наблюдались очень высокие темпы экономического роста. Обычный показатель среднего дохода - ВВП на голову - вырос. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что концентрация богатства в руках правящего класса такова, что от этого роста выиграли в основном те, кто уже был богат и влиятелен, что делает увеличение ВВП на голову обманчивым. Более показательную картину дают другие расчеты. Каждый год Организация Объединенных Наций ранжирует все страны, по которым она может собрать достаточно данных (в 2012 году их было 186), по уровню человеческого развития, таким как уровень младенческой смертности и количество лет обучения в школе. Кроме того, они ранжируются по уровню ВВП на душу населения. Если вычесть рейтинг страны по индексу человеческого развития из ее рейтинга по индексу ВВП на голову, то можно получить представление о том, насколько экономический рост действительно улучшает положение среднего человека в этой стране. В странах с нулевым рейтингом - как в Конго, Руанде, России и Португалии в 2012 году - уровень жизни находится примерно там, где его можно было бы ожидать, учитывая ВВП на душу населения. В странах с положительными показателями уровень жизни непропорционально высок по сравнению с уровнем дохода - Куба, Грузия и Самоа возглавляют таблицу с показателями 44, 37 и 28 баллов соответственно. Отрицательный балл свидетельствует о неспособности превратить национальный доход в более продолжительную жизнь, лучшее здоровье и большее количество лет образования для населения в целом. Из десяти стран, получивших наихудшие оценки, пять - это государства с африканскими ресурсами: Ангола (-35), Габон (-40), ЮАР (-42), Ботсвана (-55) и Экваториальная Гвинея.

Показатель Экваториальной Гвинеи (-97), пожалуй, худший в мире, тем более примечателен, что ВВП на душу населения составляет почти 30 000 долларов в год, что не намного ниже уровня Испании или Новой Зеландии и в семьдесят раз больше, чем в Конго. Для крошечной страны с населением в семьсот тысяч человек можно было бы ожидать, что это означает повсеместное процветание. Но экономика страны сконцентрирована на нефти, которая составляет 75 процентов ВВП и 90 процентов государственных доходов. Продажа нефти обеспечивает 98 процентов экспорта, что лишь немного превышает долю голосов, которую Теодоро Обианг Нгема, президент с 1979 года, обычно получает на фиктивных выборах. Его сын, Теодорин Обианг, официально получает лишь скромную зарплату за занимаемые им министерские посты, но, тем не менее, является гордым владельцем особняка в Малибу стоимостью 30 миллионов долларов, недвижимости в Кейптауне и на авеню Фош в Париже, парка "Феррари" и "Роллс-Ройсов", самолета Gulfstream, картин Ренуара и Матисса и одной из перчаток Майкла Джексона, инкрустированной кристаллами. 6. По уровню жизни остальные жители Экваториальной Гвинеи занимают 136-е место из 186 стран, уступая лишь Гватемале (ВВП на голову - 5 000 долларов), а средняя продолжительность жизни составляет пятьдесят один год, как и в Сомали. Средняя продолжительность школьного образования составляет восемь лет, примерно столько же, сколько в Афганистане.

Горнодобывающая промышленность всегда занимала центральное место в планах АНК по исправлению экономической несправедливости апартеида - это был эксперимент на тему того, сможет ли Южная Африка разорвать связь между богатством ресурсов и крайним неравенством. Эта отрасль служила как пробиркой для политики апартеида, так и питательной средой для сопротивления белому правлению.

АНК унаследовал страну, в которой горнодобывающая промышленность, как и вся остальная экономика, контролировалась белым меньшинством, отказавшимся от политической, но не коммерческой гегемонии. Решением нового правительства стала политика под названием Black Economic Empowerment, или BEE, согласно которой владельцы крупнейших южноафриканских компаний передавали часть своих акций чернокожим и другим этническим группам, ранее находившимся в неблагоприятном положении. Владельцы одалживали покупателям деньги для финансирования покупки акций, которые должны были погашаться за счет будущих дивидендов. Идея заключалась в том, чтобы трансформировать экономику Южной Африки в соответствии с тем, какой радужной нацией она стремилась стать. Однако реальность оказалась иной. Большинство людей полностью поддерживают необходимость амбициозной программы преобразований", - сказал мне Мартин Кингстон, глава южноафриканского офиса инвестиционного банка Rothschild's и один из самых влиятельных и хорошо знакомых банкиров Йоханнесбурга. "Но она была несовершенна в разработке и реализации, и ею злоупотребляли. Ожидалось, что BEE станет панацеей для обедневших чернокожих южноафриканцев. Этого не произошло. Некоторые получили выгоду, но они находятся наверху, а не внизу".

Волатильность Йоханнесбургской фондовой биржи внесла хаос в сделки BEE. Многие чернокожие инвесторы прогорели, поскольку падение цен на акции привело к тому, что они не смогли заплатить за акции, приобретенные в рамках сделок по расширению прав и возможностей. Но были и те, кто получил впечатляющую прибыль - в частности, горстка чернокожих мужчин, сочетавших чувство бизнеса с безупречными связями в правящей партии.

Патрис Мотсепе, проницательный бывший юрист с семейными связями в АНК, основавший компанию African Rainbow Minerals, стал первым миллиардером в Южной Африке. Токио Сексвале, чья харизма помогла ему легко перейти от борца за свободу к магнату горнодобывающей промышленности, закрепился в платиновой отрасли и расширил свое присутствие в других секторах и за пределами Южной Африки, после чего вернулся в правительство в качестве министра жилищного строительства в 2009 году. Путь Сирила Рамафосы был самым удивительным из всех. Как упорный молодой лидер Национального союза горняков он возглавил забастовки 1980-х годов, которые нанесли удар по сердцу экономики апартеида, а как генеральный секретарь АНК он сыграл центральную роль в переговорах с Национальной партией, которые предотвратили гражданскую войну и привели к свободным выборам 1994 года. Рамафоса завоевал репутацию бесстрашного и честного человека. После того как он проиграл Табо Мбеки в гонке за право сменить Манделу на посту президента, он переключился с политики на бизнес. Он заключил первую крупную сделку в рамках программы BEE, став председателем совета директоров дочерней компании Anglo American. Сделка оказалась неудачной, но за ней последовали другие сделки, и Рамафоса стал сотрудничать со швейцарским сырьевым торговым домом Glencore. Нажив состояние, Рамафоса, как и Сексвале, вернулся в политику, став заместителем лидера АНК в 2012 году, а после выборов 2014 года - заместителем президента ЮАР.

Нчаха Молои никогда не был членом королевской семьи АНК, как Рамафоса или Сексвале. Тем не менее компания Motjoli Resources добилась успехов благодаря сделкам BEE, особенно в угольной отрасли. Когда в 2013 году мы встретились в суши-ресторане среди шикарных торговых центров в центре Йоханнесбурга, Молои, хотя ему уже перевалило за пятьдесят, был одет скорее как предприниматель из Кремниевой долины, чем как двубортные руководители из залов заседаний совета директоров горнодобывающих компаний. На нем была красная бейсболка, футболка G-Star Raw и забавные часы.

Молои присматривался к новым возможностям в сфере добычи железной руды, еще одного металла из рога изобилия полезных ископаемых Южной Африки, но он признавал, что программа BEE оказалась крайне несовершенной. Доля чернокожих в горнодобывающей промышленности по-прежнему "мизерна". Многие бенефициары BEE довольствовались долей дохода от уже существующих шахт, вместо того чтобы вкладывать средства в рытье собственных.

Это очень трудно, потому что сцена была создана до прихода чернокожих в горнодобывающую промышленность", - сказал мне Молои. По его словам, белые бароны южноафриканской горнодобывающей промышленности ухватились за самые лучшие участки. Ресурсы, лучшие из лучших, были вырезаны. Все, что осталось хорошего, они оставили себе. Месторождения мирового класса остались у исторических владельцев, и они создали условия для входа чернокожих. Они сказали: "Вы можете входить по ставке 26 процентов; мы определим стоимость финансирования, время перехода прав собственности и стоимость". Что касается месторождений мирового класса в Южной Африке, то у чернокожих нет никаких шансов попасть туда - только остатки".

Возможно, он преувеличивает - Патрис Мотсепе, например, приобрел несколько сливовых активов, - но аргумент имеет вес. Сначала колониалисты, а затем режим апартеида сняли сливки с природных богатств Южной Африки. Минеральные ресурсы Южной Африки до сих пор являются самыми ценными в мире: их стоимость оценивается в 2 494 миллиарда долларов, что намного больше, чем у занимающей второе место России, и достаточно, чтобы купить Apple, Exxon Mobil и остальные девять крупнейших компаний мира. Но к тому времени, когда черная ЮАР получила свое наследство, добыча полезных ископаемых замедлилась, многие из самых богатых оставшихся пластов лежали опасно глубоко под землей, а финансисты отрасли опасались вкладывать деньги в страну, которой управляет партия с социалистическими традициями.

Передача части горнодобывающей промышленности Рамафосе, Сексвале и остальным помогла создать класс чернокожих южноафриканских магнатов. Лишь несерьезные люди будут отрицать, что многие из них принесли огромные жертвы ради свободы своих соотечественников. Возможно, как полагали их поклонники, они дали другим чернокожим южноафриканцам возможность к чему-то стремиться. Но расширение экономических прав и возможностей чернокожих ничего не меняет в фундаментальной структуре горнодобывающей промышленности, которая направляет ренту исключительно тем, кто ее контролирует, независимо от уровня содержания меланина в их коже. Условия жизни рядовых работников шахт остаются мрачными, в то время как новые чернокожие магнаты мечтают, как говорил Токио Сексвале своим помощникам, стать "первым черным Оппенгеймером".

Апартеид в Южной Африке был расовым по философии и пространственным по исполнению.

У белых были свои города и свои ранчо; чернокожие, индейцы и представители смешанных рас были помещены в городские гетто и сельские "родные земли". Мужчин из "родных земель", или "бантустанов", отправляли на шахты, где их передвижение строго контролировалось. Поселки рядом с городами должны были находиться достаточно близко, чтобы днем снабжать белых чернокожей рабочей силой, но в то же время достаточно далеко, чтобы ночью они могли спокойно спать в своих постелях.

Сегодня неравенство, пережившее апартеид, наиболее ярко проявляется в городской географии Южной Африки. Необыкновенные женщины, работающие в приюте для больных СПИДом "Лератонг - радость для одного" в Александре, особенно суровом поселке, расположенном на одной из самых резких экономических линий разлома в мире, видят сверкающие башни корпоративных штаб-квартир и эксклюзивных отелей делового района Сэндтон, расположенного в нескольких сотнях метров к востоку. Зрелище сирот - некоторые из которых еще не знали, что у них вирус, убивший их родителей, и никто из которых еще не мог понять, насколько плохими были карты, которые им сдала несправедливая экономика Южной Африки, - исполняющих песню "Если ты счастлив и знаешь это, хлопай в ладоши!", - одно из самых душераздирающе-ироничных, которые я когда-либо видел.

При апартеиде, когда белые составляли не более 20 процентов населения, на их долю приходилось от 65 до 70 процентов национального дохода. В 2009 году, через пятнадцать лет после того, как Мандела стал президентом, самые богатые 20 процентов южноафриканцев получали 68 процентов национального дохода; в 2011 году этот показатель достиг 70 процентов. По некоторым показателям разрыв между богатыми и бедными увеличился после окончания апартеида. Это наследие городского планирования времен апартеида, двухуровневого образования и других бесчисленных перекосов, оставшихся после правления белых. Но это также соответствует модели неравенства, вытекающей из проклятия ресурсов.

Когда кипящий гнев чернокожих южноафриканцев, все еще едва сводящих концы с концами после двух десятилетий правления большинства, наконец взорвался, детонация неизбежно пришлась на шахту. Марикана расположена в комплексе Бушвельд - огромном подземном блюдце полезных ископаемых, содержащем крупнейшие в мире запасы платины. В августе 2012 года шахтеры начали забастовку. Они потребовали, чтобы компания Lonmin, владелец рудника, зарегистрированный на Лондонской бирже и пользующийся поддержкой МФК, повысил им зарплату.

Многие шахтеры жили в неформальных лагерях рядом с шахтой, которые патрулировали частные охранники с дробовиками. Их общие туалеты представляли собой унизительный контраст с высокотехнологичными сооружениями, используемыми для добычи руды. В преддверии забастовки возникли новые течения радикализма. Национальный союз горняков был решающей силой в борьбе против апартеида, но многие шахтеры считали, что он слишком сблизился с правительством АНК и руководством Lonmin. Они перешли на сторону ее боевого конкурента, Ассоциации горняков и строительного профсоюза. Произошли жестокие столкновения между членами двух профсоюзов, а также между забастовщиками и силами безопасности. Сирил Рамафоса, бывший лидер NUM, разбогатевший на сделках с BEE и вошедший в совет директоров Lonmin, назвал беспорядки "откровенно подлым преступлением" и призвал полицию к действиям. Напряжение нарастало. 16 августа вооруженная полиция открыла огонь по забастовщикам. Они убили около дюжины шахтеров. Других, как тщательно установил южноафриканский фотожурналист Грег Маринович, казнили неподалеку. В общей сложности погибли тридцать четыре шахтера. Это был самый кровавый день в Южной Африке с момента окончания апартеида.

Забастовка и ее последствия вызвали национальный душевный подъем. "Феномен Мариканы, - заявил Мамфела Рамфеле, врач, ученый и бывший активист движения против апартеида, - является логическим результатом модели добывающей промышленности, когда люди могли проходить мимо лачуг тех самых людей, которые производят платину, делающую их такими сказочно богатыми, и не думать о том, что что-то не так."

Марикана обнажила то, что не изменилось - или, по крайней мере, не изменилось достаточно быстро - с момента окончания апартеида. Она дала почву для аргументов тех, кто стремится перевернуть представление Манделы о "нерасовом" обществе, таких как Джулиус Малема, вспыльчивый бывший глава молодежной лиги АНК, сочетавший припевы "Расстрелять бура" с призывами к национализации горнодобывающей промышленности. Однако для тех, кто трезво оценил ситуацию, Марикана показала, что дело вовсе не в расе, а в проклятии природных ресурсов.

Южная Африка во многих отношениях отличается от других сырьевых стран континента. Ее экономика более развита, а институты в целом оказались более устойчивыми к политическим манипуляциям. Но есть и тревожные параллели между Южной Африкой и Анголой, Нигерией и другими африканскими странами, которые разорили нефть и полезные ископаемые. Там, где существует асимметричная концентрация политической и экономической власти, ресурсная экономика на африканском континенте часто становится жертвой узкой, добывающей элиты, чье мировоззрение, несмотря на демократические претензии, носит феодальный характер, а поведение больше напоминает старых племенных вождей, чем современное правительство", - сказал мне Сонгезо Зиби, который работал в сфере связей с общественностью в горнодобывающей компании Xstrata, прежде чем стать одним из самых язвительных комментаторов в Южной Африке и редактором авторитетной газеты Business Day.

Воплощением этого вождистского стиля правления в Южной Африке сегодня является Джейкоб Зума. Его народное обаяние и популистские настроения помогли ему выстоять в череде коррупционных скандалов. В марте 2014 года он выиграл второй президентский срок - хотя большинство АНК сократилось. За два месяца до выборов южноафриканский омбудсмен по борьбе с коррупцией признал Зуму виновным в неправомерных действиях по благоустройству его частной резиденции в Нкандле, родовом поместье президента в Зулусских землях, на сумму более 20 миллионов долларов. В числе объектов, якобы предназначенных для повышения безопасности резиденции, были плавательный бассейн, куриный бег и амфитеатр. Часть денег, потраченных на резиденцию в Нкандле, была перенаправлена из бюджета Департамента общественных работ на регенерацию внутренних районов - органа, которому поручено устранить физическое наследие апартеида.

Южная Африка стремится стать частью авангарда нового мирового порядка. Наряду с Бразилией, Россией, Индией и Китаем она входит в так называемую группу стран БРИКС - объединение быстрорастущих промышленных экономик, которое возникло как аббревиатура пяти стран, придуманная экономистом Goldman Sachs Джимом О'Нилом, и превратилось в клуб, имеющий свои собственные саммиты и, начиная с 2014 года, собственный банк, противовес Всемирному банку и МВФ. На саммите БРИКС в Бразилии в июле 2014 года Зума заявил главам государств, что он признает, что экономика ЮАР "должна быть более инклюзивной, более динамичной, а плоды роста распределяться по справедливости". Если Зума искренен в этом стремлении, ему придется снять чары с потрясающих природных богатств юга Африки, которые привели к насилию и лишению собственности с тех пор, как сын английского викария по имени Сесил Джон Родс впервые ступил на алмазные поля Хайвелда.

 

10. Новые денежные короли

 

У Роберта Мугабе была серьезная проблема. В стране, которая в первые годы его правления была относительно процветающей, свирепствовал голод, быстро распространялась холера. Валюта Зимбабве ничего не стоила. Но самая насущная проблема, с точки зрения восьмидесятичетырехлетнего президента, была политической. В марте 2008 года обычная тактика Мугабе и его партии Zanu-PF - трубить о себе как о герое освобождения Африки, запугивать оппозицию и фальсифицировать результаты голосования - не принесла привычной оглушительной победы на президентских выборах. В первом туре голосования Морган Цвангираи, бывший шахтер, который прошел путь от профсоюзного движения до главы оппозиции, обошел его и занял второе место. Цвангираи вышел из второго тура после кампании насилия против его сторонников, а коронация Мугабе в качестве победителя была настолько откровенным мошенничеством, что региональные лидеры заставили своего старшего государственного деятеля согласиться на создание коалиционного правительства с его соперником. "Мир Роберта Мугабе, - пишет его биограф Хайди Холланд, - был построен из его иллюзий о всемогуществе". Теперь, после того как он неуклонно собирал власть для себя с момента окончания правления белых в 1980 году, он был вынужден ею поделиться.

Когда-то немыслимые призывы к отставке старика звучали все громче из рядов собственной партии Мугабе. Мугабе срочно нужны были деньги, чтобы обеспечить лояльность сил безопасности - основы его режима. В соответствии с соглашением о разделении властей партия Мугабе Zanu-PF сохранила контроль над аппаратом безопасности, но передала министерство финансов Движению за демократические перемены Цвангираи. Чтобы компенсировать потерю прямого доступа к казне, стареющему автократу потребовалось внебюджетное финансирование. Он не терял времени.

Вскоре после рассвета 27 октября жители Чиадзвы, городка, расположенного неподалеку от высоких пиков, обозначающих границу Зимбабве с Мозамбиком, услышали шум лопастей вертолетов. Пять военных вертолетов, прожужжав, начали распылять пули и слезоточивый газ. Армейские грузовики выгрузили восемьсот солдат, которые преследовали тех, кто бежал в горы, ведя беспорядочную стрельбу из автоматов. Операция "Нет возврата" началась.

Несчастье Чиадзвы заключалось в том, что она лежала на одном из величайших в мире нетронутых хранилищ алмазов. В течение многих лет жители района Маранге не обращали внимания на сверкающие крупинки в глинобитных стенах своих домов. В 1990-х годах компания De Beers провела здесь разведку, но затем переключила свое внимание на другое место. Примерно с 2006 года местные жители начали понимать, что Маранге наводнен аллювиальными алмазами - камнями, которые были выбиты из подземных вулканических трубок, в которых они образовались, и выпали на поверхность. Искатели удачи со всей страны съезжались на месторождения Маранге, днем занимаясь поиском камней, а ночью устраиваясь на ночлег в буше. Среди старателей бытовало суеверие, что смерть принесет алмазы - обвал грунта мог оказаться смертельным для несчастного старателя, стоявшего на нем, но часто обнажал свежие залежи драгоценных камней.

В стране, где программа Мугабе по захвату ферм привела к краху процветающей экономики, где даже по версии центрального банка уровень инфляции превышал 2 миллиона процентов, алмазы предлагали готовый способ заработать несколько долларов или южноафриканских рандов у южноафриканских и ливанских торговцев и контрабандистов, которые появились, когда алмазная лихорадка набрала обороты. Полиция жестоко следила за тем, чтобы они получали свою долю. Какое-то время Мугабе устраивало, чтобы эта вольница продолжалась. На пике ажиотажа на месторождениях работали тридцать пять тысяч старателей. Но затем обстоятельства изменились. Когда Цвангираи стал премьер-министром, а министерство финансов оказалось в руках MDC, теневое государство Мугабе больше не могло рассчитывать на прямое разграбление казны. Его взоры обратились к алмазным месторождениям.

В течение трех недель вооруженные силы громили Маранге. Тела многих из двухсот четырнадцати погибших шахтеров были уложены в братские могилы. Оставшимся в живых было приказано разбить палатки для солдат и даже петь для них. Маранге превратился в зону беззакония и безнаказанности, - заключают исследователи из Human Rights Watch, которые провели более сотни интервью в Маранге после операции "Нет возврата", - это микрокосм хаоса и отчаяния, которые сегодня царят в Зимбабве".

Вскоре малоизвестные компании, имеющие связи с силами безопасности Мугабе, получили концессии на добычу алмазов в Маранге. Аннексия алмазных месторождений имела дополнительный бонус: министерство финансов, контролируемое MDC, лишилось средств, что сделало его и без того невероятную задачу по возрождению экономики Зимбабве практически невыполнимой и подорвало доверие к нему как к партии, которая может эффективно управлять страной. В 2012 году на долю зимбабвийских алмазов, измеряемых в каратах, приходилось 9 процентов мирового предложения. Ее запасы, оцениваемые в 200 миллионов каратов, были самыми большими за пределами России. Но только около 10 процентов из $800 миллионов доходов от официального экспорта зимбабвийских алмазов в период с 2010 по 2012 год попали в казну, несмотря на то, что зимбабвийское государство владеет крупными пакетами акций в некоторых горнодобывающих предприятиях. Тендай Бити (Tendai Biti), самый яркий стратег MDC, ставший министром финансов в правительстве разделения власти, сказал то, что все подозревали: "Возможно, где-то существует параллельное правительство в отношении того, куда идут эти доходы".

Это параллельное правительство, как и теневые государства Жозефа Кабилы в Конго или Футунго в Анголе, получило нелегальное финансирование за счет природных ресурсов Зимбабве. По мере приближения выборов 2013 года Мугабе был полон решимости не повторять ошибок 2008 года. Прочно завладев алмазными месторождениями, он начал планировать, как использовать их для возвращения абсолютной власти.

В июле 2013 года, за несколько дней до выборов, я перевалил через перевал Рождества и направился вниз, к пыльным равнинам алмазных месторождений Маранге. Я остановился у недавно построенных поселений, в которые были насильно переселены бывшие жители районов добычи, под давлением обменявшие свои общины и пастбища на заросшие кустарником участки и изоляцию, которая сократила их доходы и заставила забрать детей из школы. Наконтрольно-пропускном пункте, охраняющем въезд в зону добычи, я попытался принять облик иностранного торговца алмазами, с которым не стоит связываться, и прошел через него, выдержав лишь несколько испытующих взглядов.

Деревья мсаса с их стволами в виде бобовых жердей редко стояли между валунами, давая немного тени длиннорогим животным. В полуразрушенной хижине на окраине зоны добычи старатели рассказывали мне истории о бешеной алмазной лихорадке. Один с горечью вспоминал, как он нашел чистый, высококачественный алмаз весом в пять каратов, но расстался с ним всего за тысячу долларов, потому что тогда не знал, что это лишь малая часть его стоимости. На приисках царили пьянство и насилие: шахтеры получали огромные зарплаты по сравнению с быстро сокращающимся доходом среднего зимбабвийца, даже после того как они расплачивались с солдатами. Но мешки с драгоценными камнями мало чем можно было похвастаться. Участок асфальтированной дороги рядом с тем местом, где мы разговаривали, резко перешел в грунтовую колею.

Тримор, который попросил меня не называть его фамилию, приехал из Хараре в свою родную деревню на алмазных месторождениях за несколько месяцев до операции "Нет возврата". В одни дни он ничего не находил, в другие мог заработать 700 долларов. Полиция притесняла старателей, но это было ничто по сравнению с тем, что произошло после того, как военные взяли власть в свои руки и привлекли горнодобывающие компании.

Однажды, рассказал мне Тримор, его брат чистил деревенский колодец, когда на него набросились охранники одной из горнодобывающих компаний. Они обвинили его в незаконной добыче и отвезли в место, название которого вызывало содрогание у каждого, кто произносил его в Маранге: Алмазная база. В то время база располагалась недалеко от деревни Тримора. (Впоследствии она была перенесена на вершину холма, пронзительным глазом оглядывая всех, кто находился внизу). На базе размещались солдаты и военная полиция. О том, что там происходило, ходили страшные истории: людей валяли в пепле и приказывали бить друг друга. Они сделают там все, что угодно", - сказал мне один правозащитник из Маранге. Там нет никаких записей. Многие люди так и не вышли на свободу".

Не отводя глаз, Тримор рассказал, что ему удалось выяснить о последних часах жизни брата на базе "Алмаз". Его избивали так жестоко, что перед смертью он рвал и драл кровью.

Тримор замолчал. Единственным звуком был скрежет лопатки каменщика неподалеку. Тримор был сторонником MDC, а полуразвалившееся здание, где мы сидели, превращалось в бар для противников режима. Вошел хозяин бара, тучный человек по имени Шуа Мудива. Мудива был весел, несмотря на то что находился в гуще опасных событий: он пытался выиграть перевыборы в качестве члена парламента от MDC в этом районе. Накануне он был арестован за проведение несанкционированного митинга.

Мудива сказал мне, что, по его мнению, алмазные деньги шли на оплату предвыборных регалий Зану-ПФ, добавив, что MDC хочет аннулировать все контракты с горнодобывающими компаниями, если, как многие ее сторонники искренне верили в те последние дни перед голосованием, партия, наконец, на грани того, чтобы оттеснить Мугабе в сторону.

Но они недооценили своих противников. Возможно, неубедительное выступление MDC в коалиционном правительстве уменьшило бы ее поддержку в ходе свободного голосования, но Zanu-PF не собиралась отдавать распределение власти на волю избирателей. По данным местных наблюдателей за выборами, более 750 000 избирателей в городах и поселках, которые являются основой поддержки MDC, были исключены из списков избирателей. 8 MDC не позволили изучить списки, и было напечатано более миллиона лишних бюллетеней. Около 300 000 избирателей не пустили на участки в день выборов, а еще 200 000 "помогли" проголосовать. Победа Мугабе выглядела внушительной - 61 процент голосов, - но 940 000 голосов, на которые он обошел Цвангираи, вполне могли быть получены в результате подсчета сомнительных бюллетеней. Цвангираи назвал результаты "массовым мошенничеством", но невозможно было скрыть тот факт, что его старый враг полностью обошел его.

Шуа Мудива потеряет свое место, так как Зану-ПФ получит большинство в две трети голосов в парламенте. Прежде чем он отправился на последний круг предвыборной кампании, я спросил его об одной из малоизвестных компаний, ведущих бизнес на месторождениях Маранге, которая, как я слышал, была связана с Центральной разведывательной организацией, тайной полицией Мугабе. Это военные Китая и CIO", - сказал Мудива. Они торгуют алмазами".

Компания называлась Sino Zim Development. Она входила в состав группы Queensway.

Терроризация Маранге - это лишь последняя глава в печальной истории африканских алмазов. Открытие алмазов в центре территории, ставшей Южной Африкой, в 1860-х годах положило начало промышленной добыче алмазов - раскопкам подземных трубок, образованных остывающей магмой и содержащих самородки кристаллизованного углерода, которые завораживали человечество с древности. До 1930-х годов на Южную Африку приходилось практически все мировое предложение необработанных камней. Затем последовали новые открытия в других регионах южной Африки - в Намибии, Анголе и Конго, а затем и в западной Африке.

В последние десятилетия торговля расширилась, поскольку Россия, Канада и Австралия также стали важными источниками камней. Но на Африку по-прежнему приходится более половины мирового объема алмазного сырья. Самые знаменитые камни этой страны украшают храмы власти. Звезда Африки, ограненная из алмаза "Куллинан", самого крупного из когда-либо найденных алмазов весом более трех тысяч каратов, закреплена на Скипетре государя в Британских коронных драгоценностях, хранящихся в лондонском Тауэре. (Как и многие другие африканские алмазы впоследствии, "Куллинан" покинул континент с помощью ухищрений. После его обнаружения в Южной Африке в 1905 году он был отправлен в Великобританию в качестве подарка королю Эдуарду VII. Усиленно охраняемый пароход, якобы перевозивший камень, был приманкой, призванной обмануть потенциальных воров; сам алмаз отправили заказной почтой). Другие знаменитые африканские камни стоили десятки миллионов долларов на аукционах и хранятся в частных коллекциях. Несколько камней хранятся в Смитсоновском музее, расположенном между Капитолием США и Белым домом в Вашингтоне.

На фоне красоты африканских алмазов проглядывает уродство того, для чего они используются. В последние десятилетия алмазы обеспечивали средства, которые поддерживали две самые ужасные войны на континенте.

Когда распад Советского Союза положил конец холодной войне, группировки в марионеточных конфликтах, полагавшиеся на финансовую поддержку одной из двух сверхдержав, внезапно оказались перед необходимостью новых источников наличности для покупки оружия. В Анголе коммунистическое правительство Жозе Эдуарду душ Сантуша контролировало побережье: оно могло рассчитывать на нефть из анклава Кабинда, где тогда добывалась большая часть сырой нефти страны, а также на новые процветающие запасы на шельфе. Внутри страны повстанцы Униты Жонаса Савимби обратились к алмазам, которые лежали под их территорией во внутренних районах Анголы. Продажа алмазов приносила повстанцам 700 миллионов долларов в год на протяжении 1990-х годов, когда обе стороны усилили ожесточенность своих кампаний после того, как Савимби отказался от участия в выборах 1992 года, которые должны были привести к миру. Сотни тысяч людей погибли, целые города были разрушены.

В 1998 году Организация Объединенных Наций наложила санкции на продажу алмазов компании Unita. Но алмазы очень удобны для контрабанды - за один полуприличный камень можно выручить столько же, сколько за несколько тонн железной руды. Экспорт Юниты не был сокращен, просто возникли неудобства. Торговцы просто перевозили камни через границу и объявляли их конголезскими или замбийскими. Оттуда они попадали в Антверпен или другие центры торговли алмазным сырьем и снова продавались, в основном компании De Beers, тогда еще картелю, который контролировал 80 процентов мировой торговли алмазным сырьем. Ограненные, отполированные и закрепленные, бриллианты заканчивали свой путь на мочках ушей и безымянных пальцах богачей и влюбленных.

Понятие "кровавый бриллиант" укреплялось по мере того, как потребители осознавали, что украшение их рук обходится африканцам в копеечку. В Сьерра-Леоне повстанцы под руководством Чарльза Тейлора, военачальника из соседней Либерии, отрубали руки и ноги, ведя кампанию, лишенную какой-либо цели, помимо накопления власти и богатства. С момента своего создания в 1991 году главной целью Революционного объединенного фронта и его армии детей-солдат было сохранение контроля над алмазными месторождениями Сьерра-Леоне и переправка камней в Либерию для экспорта на мировой рынок. В течение десятилетия правительственные войска, повстанцы и региональные силы под руководством Нигерии соперничали друг с другом в масштабах насилия и грабежей. Все это время торговля алмазами подливала топливо в конфликт. Как и в Анголе, когда Организация Объединенных Наций ввела эмбарго на алмазы из Сьерра-Леоне в 2000 году, камни потекли через Либерию Тейлора, где объявленный экспорт значительно превысил внутреннее производство. Один адвокат во Фритауне, изрешеченной пулями столице Сьерра-Леоне, сказал: "Странно говорить, но я считаю, что без алмазов эта страна не могла бы находиться в таком состоянии эксплуатации и деградации".

Британская военная интервенция в 2000 году помогла положить конец войне в Сьерра-Леоне. Два года спустя в Анголе, когда правительственные войска выследили и убили Жонаса Савимби, впервые после обретения независимости в 1975 году появилась перспектива прочного мира. В том же году публичное опорочивание самого известного товара сырьевой индустрии привело к появлению первого международного механизма, призванного разорвать связь между природным богатством и кровопролитием.

Кампании Global Witness вызвали такое возмущение своими расследованиями связей между алмазами и войной, что заявления De Beers о прекращении закупок "кровавых алмазов" оказались недостаточными для предотвращения более согласованных действий. Кимберлийский процесс, названный в честь южноафриканского шахтерского города, в котором в 1870-х годах произошла первая горная лихорадка, был разработан для того, чтобы остановить повстанческие движения, такие как Юнита и РЮФ, от продажи алмазов на мировом рынке, напрямую или через соседние государства, путем обеспечения того, чтобы каждый необработанный камень имел сертификат о происхождении. Кимберлийский процесс, объединяющий правительства, группы кампаний и компании, которые добывают и продают алмазы, был добровольным и часто разрозненным. Однако число его участников росло, пока на его долю не пришлось 99,8 процента алмазной торговли.

Кимберлийский процесс помог остановить поток кровавых алмазов, но у него был вопиющий недостаток. Его главными целями были повстанческие движения. К правительствам, которые нарушали правила, иногда применялись санкции - и они рисковали потерять премию, которую давала сертификация Кимберли, - но даже таких зверств, как те, что силы безопасности Мугабе совершили в Маранге, было недостаточно, чтобы отправить страну в черный список. В 2011 году, после того как Кимберлийский процесс согласился сертифицировать зимбабвийские алмазы, Global Witness в отвращении вышла из организации, которую она помогла основать. Она стала соучастником отмывания алмазов - когда грязные алмазы смешиваются с чистыми драгоценными камнями", - сказала Чармиан Гуч (Charmian Gooch), один из директоров-основателей группы.

Даже там, где местная алмазная промышленность управляется образцово, превратности работы на низшей ступени ресурсной индустрии могут быть столь же суровыми, как и в странах, поставляющих менее гламурные товары, такие как железо, медь или сырая нефть. Ботсвана, где алмазы составляют три четверти экспорта, является редким примером африканского государства, которое богато ресурсами, но не поддалось войне и огромной коррупции. Отчасти это объясняется тем, что она так мала - ее население составляет 2 миллиона человек, что меньше, чем во всех странах африканского материка, за исключением пяти, - и относительно однородна в этническом плане. Ботсвана одной из первых получила независимость в 1967 году, и к моменту открытия двух гигантских алмазных рудников у нее уже были собственные функционирующие институты, что помогло правительству заключить жесткую сделку с De Beers. В Ботсване царит мир и условия жизни намного лучше, чем у большинства других африканцев. Правительство взяло на себя долю в De Beers и заставило компанию перенести часть своих ограночных работ в Ботсвану, что стало частью согласованных усилий по началу долгого пути от ресурсной экономики к индустриализации. Однако когда в 2008 году мировой финансовый кризис привел к падению спроса на алмазы, Ботсване напомнили о ее экономической хрупкости. Соединенные Штаты, на которые приходится половина мировых продаж алмазов в год, погрузились в рецессию, что привело к падению цен на алмазы.

Несомненно, мы столкнулись с огромной проблемой", - сказал мне в марте 2009 года Ян Кхама, президент Ботсваны. "Главная причина в том, что мы очень зависим от доходов от полезных ископаемых, особенно от алмазов, с тех пор как их нашли в семидесятых годах".

Когда я приехал на Джваненг, рудник De Beers в южной Ботсване, считающийся самым ценным на планете, обстановка была далеко не такой, как на голливудской вечеринке, устроенной предшественником Кхамы на посту президента несколькими неделями ранее - в блестящей компании супермодели Хелены Кристенсен, актрисы Шэрон Стоун и звезды бурлеска Диты фон Тиз - в попытке ускорить реанимацию алмазной промышленности, от которой зависит его страна. Ветхие жилища неформального поселения, выросшего вокруг шахты, опустели. Компания De Beers решила законсервировать шахту до тех пор, пока мировая экономика не пойдет на поправку и спрос на алмазы не восстановится. Настроение в шебинах, нелицензированных питейных заведениях, где продают крепкие сорта пива и сорго, было мрачным. Я пришел сюда мальчишкой", - сказал мне Эдвин Фалади, пятидесятидвухлетний сапожник. Теперь я возвращаюсь в свою деревню".

Чем бы они ни торговали - медью, золотом или природным газом, - репрессивным режимам нужны посредники, чтобы превратить контроль над ресурсами в деньги. Однако алмазная индустрия отличается особой закрытостью и сложностью: камни продаются либо по долгосрочным контрактам, либо на частных аукционах, а их стоимость определяется эстетикой преломленного света или относительными достоинствами оттенка розового и оттенка желтого. Бароны алмазной торговли входят в число самых влиятельных фигур в игре за африканские ресурсы. Дэн Гертлер, чей дед основал израильскую алмазную биржу, начал свою карьеру в Конго, получив алмазную монополию в обмен на средства для вооружения сил Лорана Кабилы. Задолго до того, как скандал с выплатами жене гвинейского диктатора стоил его горнодобывающей компании многомиллиардных прав на добычу железной руды в Гвинее, Бени Штайнметц превратил семейный алмазный бизнес в крупнейшего поставщика De Beers и заключил сделку на поставку драгоценных камней из послевоенной Сьерра-Леоне для Tiffany's. (Маркетинговая стратегия Steinmetz включает в себя оснащение автомобилей Формулы-1 рулевыми колесами, инкрустированными бриллиантами, что, по словам одного из счастливчиков, Льюиса Хэмилтона, придает машинам "настоящий блеск").

Лев Леваев, третий воротила африканских алмазов, как и Штайнметц и Гертлер, является миллиардером и гражданином Израиля, одного из трех центров алмазной торговли наряду с Бельгией и Индией. Однако, в отличие от двух своих соотечественников, Леваев не был воспитан в одной из великих алмазных семей. Он родился в Узбекистане, тогда еще советском сателлите, а затем, подростком, переехал со своими еврейскими родителями в Израиль. Без гроша в кармане, но амбициозный - "С шести лет я знал, что мне суждено стать миллионером", - сказал он, - он бросил школу и начал стажироваться в алмазной торговле, изучая искусство огранки и полировки камней. Но лучшие алмазы были зарезервированы для привилегированных "сайтхолдеров", помазанных De Beers. Леваев пробил себе дорогу в этот клуб, а затем взялся за картель. Сначала в России, затем в Анголе он обратился напрямую к властям, минуя De Beers. Никто до него не пытался бросить столь дерзкий вызов, и смелость Леваева начала ослаблять удушающий контроль De Beers над отраслью.

Когда Леваев приехал в Анголу в середине 1990-х годов, война входила в завершающую стадию. Он стал одним из основателей компании по покупке ангольских камней и приобрел 18-процентную долю в Catoca - перспективном алмазном месторождении на территории, которую правительство к моменту начала добычи в 1998 году отвоевало у повстанцев. Он станет одним из величайших рудников в мире.

Оттеснив De Beers, Леваев стал на ноги. Его ограночная компания стала крупнейшей в мире. Он построил бизнес, который прошел через всю алмазную торговлю, от рудников в Анголе, Намибии и других странах до ювелирных магазинов на Бонд-стрит и Мэдисон-авеню. Africa Israel, разросшийся многонациональный конгломерат, зарегистрированный в Тель-Авиве, контроль над которым Леваев получил в 1996 году, занимался всем - от бикини до американских бензоколонок и строительства израильских поселений на оккупированной палестинской территории. Будучи набожным приверженцем Хабада, фундаменталистской ветви иудаизма, Леваев вложил часть своего состояния в продвижение этого дела, строя школы, синагоги и детские дома в России и за ее пределами. Для себя он построил особняк стоимостью 70 миллионов долларов в элитном районе северного Лондона Хэмпстед с кинотеатром, бассейном и бронированной входной дверью, за которой он, его жена и двое из его девяти детей поселились в 2008 году.

После терактов 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке Леваев приобрел выгодные пакеты акций в здании New York Times Building, Часовой башне на Мэдисон-авеню и других объектах недвижимости в центре Манхэттена, которые он планировал превратить в роскошные кондоминиумы. Когда в 2007 году разразился финансовый кризис, стоимость этих объектов рухнула вместе с остальным рынком недвижимости США. Леваев взял большие кредиты для финансирования приобретений и теперь оказался, по словам одного из сотрудников, "на заднице". Он попытался избавиться от части портфеля и в ноябре 2008 года заключил сделку по продаже своей самой известной собственности, 23 Уолл-стрит, бывшего дома банка J.P. Morgan, расположенного через дорогу от Нью-Йоркской фондовой биржи. Покупатель согласился заплатить за нее 150 миллионов долларов - щедрая сумма на падающем рынке. Никто не мог понять, зачем кому-то платить за него 150 миллионов долларов, - сказал мне один бизнесмен, знакомый с ходом сделки. Самый оптимистичный сценарий, который можно было придумать в ноябре 2008 года, - 75 миллионов долларов".

Покупателем стала компания China Sonangol, совместное предприятие Queensway Group и ангольской государственной нефтяной компании, и эта сделка стала частью целого ряда операций, которые обеспечили сети Сэма Па кусочек Уолл-стрит и выход на африканскую алмазную торговлю.

В то время как компании Льва Леваева, приобретающие недвижимость, были погружены в долги, у Queensway Group были деньги на ветер после кризиса 2007 года. Ее первое ангольское нефтяное месторождение начало давать нефть, другие предприятия обретали форму. Западный бизнесмен, работавший с китайской Sonangol, рассказывал, что ежемесячно компания получала 100 миллионов долларов после расходов. Новым рубежом для группы стала недвижимость: от роскошных апартаментов в Сингапуре до запланированного офисного проекта в Северной Корее. Благодаря сделкам, заключенным в недрах финансовой системы, Queensway Group и ее союзники в Futungo начали превращать сырьевые товары, находящиеся глубоко под океанами и почвами Африки, в наличные деньги, а эти деньги - в престижные кирпичи и активы в возвышенных цитаделях мировой торговли.

Перед продажей 23 Wall Street компания Леваева объявила, что China Sonangol также купит доли в Clock Tower и New York Times Building. Однако в документах на недвижимость нет никаких признаков того, что эти сделки состоялись. Тем не менее, как следует из судебных документов, американская компания Леваева согласилась отказаться от выплаты полумиллиона долларов за продажу здания J.P. Morgan, "чтобы сохранить важные деловые отношения между сторонами".

Приобретение здания J.P. Morgan было лишь самой заметной связью между Queensway Group и Левиевым. В конце 2009 года Левиев продал China Sonangol свою 18-процентную долю в Catoca, ангольском алмазном руднике, который ежегодно дает камни на сотни миллионов долларов, за 250 миллионов долларов. China Sonangol выручила Леваева за его авантюры с недвижимостью на Манхэттене; теперь Леваев сделал China Sonangol первой китайской компанией, владеющей долей в африканском алмазном руднике.

На ужине в Гонконге в 2009 году Па и Леваева можно было увидеть болтающими. Но отношения со временем испортились. В 2014 году представитель Леваева сказал мне, что, несмотря на корпоративные записи, свидетельствующие об устойчивой связи, "Leviev Group не имеет совместного бизнеса с г-ном Сэмом Па или с любыми компаниями, связанными с ним". Тем не менее Сэм Па уже расширял свои интересы в африканских алмазах - на зимбабвийских месторождениях Маранге.

Саундтрек рекламного ролика принадлежал какому-нибудь доброму боевику 1950-х годов, а женский голос, рассказывающий его, был шелковистым и бодрым. В мультфильме показаны горшки со сверкающими минеральными сокровищами, разбросанными по всей Африке, в частности в Зимбабве. Но эти богатства не служили тем, кому должны были. Маленькие одномоторные самолеты уносили с собой все эти сокровища, принося миллиарды долларов иностранным компаниям. Тем временем, объясняет рассказчик, "Африка, самый богатый континент, остается бедным". Решением проблемы стала "индигенизация" горнодобывающей промышленности. Передача долей в местных филиалах иностранных горнодобывающих компаний коренным владельцам или государству привела бы к тому, что большая часть доходов оставалась бы в стране. Мультяшные больницы и мультяшные школы расцвели как цветы по всему Зимбабве.

Эта реклама хорошо сочетается с записью, показанной непосредственно перед ней государственным телеканалом Зимбабве ZBC, на одном из последних митингов Роберта Мугабе перед выборами в июле 2013 года. Несмотря на то, что президенту не исполнилось и нескольких месяцев, его речи почти не потеряли своего лоска и ярости, а также продолжительности. Сторонники Зану-ПФ, одетые в желто-зеленые цвета партии, - некоторые настоящие, а некоторые, вероятно, натасканные - держали транспаранты, провозглашающие: "Зимбабве не продается". Долой тех, кто продает Зимбабве", - провозгласил эмчеэс, осуждая поддержку оппозиционной MDC на Западе.

Митинг и агитационная карикатура отразили суть послания Мугабе: работа освободителя, сбросившего иго белого правления, осталась незавершенной. Имперские силы все еще удерживают Зимбабве.

Они были правы. Экспорт нефти, газа и минералов в сыром виде способствует тому, что сырьевые государства Африки остаются на задворках мировой экономики, неспособные к индустриализации. Зимбабве обладает щедрой долей полезных ископаемых юга Африки: никеля, платины и золота, а также алмазов Маранге. Идея индигенизации кажется разумной. Во всем регионе постлиберальное перераспределение земли, минеральных богатств и других экономических интересов значительно отстает от политического освобождения. Правительство Мугабе неоднократно приказывало иностранным горнодобывающим компаниям, работающим в стране, передать 51 процент акций их местных филиалов коренным чернокожим владельцам. Министры описывали эту политику скорее в гневе, чем в деталях, но в целом она должна была следовать модели южноафриканской программы расширения экономических прав и возможностей чернокожих, в рамках которой горнодобывающие компании одалживают деньги местным жителям на покупку долей, а кредиты погашаются за счет дивидендов, которые новые владельцы получат от будущих прибылей.

Критики южноафриканской программы отмечают, что она способствовала сохранению тех несправедливых экономических структур, которые существовали при апартеиде, создав новый класс рантье - чернокожих магнатов. Но в Зимбабве индигенизация не зашла даже так далеко, отчасти потому, что власти были больше заинтересованы в личном, а не национальном обогащении. Соломон Муджуру, бывший начальник армии, чья жена стала вице-президентом Мугабе в 2004 году, показал показательный пример, когда он ловко совместил продажность и геополитику. Согласно просочившемуся в прессу отчету главы местного филиала Impala Platinum, крупнейшего добытчика платины в Зимбабве, Муджуру в частном порядке предложил оградить компанию от китайских замыслов в отношении ее активов, если она согласится выбрать его в качестве своего "коренного партнера и защитника". Такие махинации помогли помешать любой масштабной передаче собственности даже классу кумовьев, не говоря уже о простых зимбабвийцах.

Мугабе уже давно пытается свалить вину за экономический крах Зимбабве на западные санкции. В действительности эти санкции направлены против его личных интересов и интересов его окружения. Даже после того, как в сентябре 2013 года Европейский союз уступил лоббированию Бельгии, сердца алмазной торговли, и разрешил продажу зимбабвийских камней в Европе, сняв санкции с государственной горнодобывающей компании, которая имеет доли в нескольких предприятиях в Маранге, Мугабе продолжал придерживаться своей версии. "Нашей маленькой и мирной стране ежедневно угрожают алчные и фанатичные крупные державы, чья жажда господства и контроля над другими странами и их ресурсами не знает границ", - сказал он в своей речи на Генеральной Ассамблее ООН в Нью-Йорке в том же месяце.

Но подобно тому, как Жозе Эдуарду душ Сантуш из Анголы боролся против апартеида в Южной Африке только для того, чтобы возглавить элиту, которая использовала нефтяные деньги, чтобы отгородиться от остальных, Роберт Мугабе возглавляет феодальный правящий класс, напоминающий по структуре - если не по цвету кожи - правление меньшинства, для свержения которого он вел партизанскую войну.

Во многих африканских сырьевых государствах нефтяная и горнодобывающая промышленность возникла еще до обретения независимости, до того, как у новорожденных наций появился шанс создать институты, призванные управлять общим благом и ограничивать произвол власти. Когда в 1969 году в Северном море были открыты гигантские нефтяные месторождения, Норвегия и Великобритания располагали институтами, способными смягчить разрушительную силу нефтяных денег. Не так обстоит дело с такими странами, как Нигерия, где компания Shell качала нефть еще до ухода британских колониальных правителей.

Британцы и остальные были как испанские конкистадоры", - сказал мне Фоларин Гбадебо-Смит, нигерийский эрудит, получивший специальность дантиста, а затем учившийся в Школе управления имени Кеннеди в Гарварде, работавший в местном правительстве Лагоса, руководивший Нигеро-азиатской торговой палатой и основавший аналитический центр под названием Центр политических альтернатив. "Колониальные державы создали машину, машину для добычи ресурсов. Когда они ушли, она перешла к следующим лидерам, как ДНК. Во многих местах власть захватили военные, чтобы получить ренту. Изменить эту структуру невероятно сложно. Иностранные партнеры остаются со своими соратниками. Это как вирус, передающийся от колониального режима к правителям после обретения независимости. И эти добытчики - полная противоположность обществу, которое управляется в интересах содружества, в интересах общественного блага".

Архетипом этих добытчиков, тех, кто использует завоевание природных ресурсов для продвижения политической власти и наоборот, был Сесил Джон Родс. Прибыв на центральные равнины того, что станет Южной Африкой, во время алмазного ажиотажа 1870-х годов, Родс прошел путь от мелкого землекопа до повелителя алмазной торговли. Он основал компанию De Beers, а когда к северу от алмазных месторождений было обнаружено золото, открыл компанию Gold Fields of South Africa, которая до сих пор входит в число крупнейших золотодобытчиков, владеющих шахтами от Австралии до Перу.

Родс, занимавший пост премьер-министра Капской колонии в течение пяти лет, начиная с 1890 года, и имевший в своем распоряжении частные армии, был ярым империалистом. Он неустанно стремился распространить на север переплетенные проекты британского колониального правления и собственных корпоративных интересов с помощью договоров, силы оружия и двуличия. Его самое гегемонистское предприятие, Британская южноафриканская компания, имело королевскую хартию, наделявшую ее полномочиями сродни правительственным. Чернокожие жители региона, от кхоса в восточной части Капской провинции - народа Нельсона Манделы - до шона Роберта Мугабе в Родезии, были постепенно порабощены и маргинализированы.

Родс умер в 1902 году, смирившись с тем, что поддержал катастрофический рейд Джеймсона на территорию буров. У. Т. Стид, великий газетчик-крестоносец викторианской Британии, назвал Сесила Родса "первым из новой династии денежных королей, которые в наши дни превратились в настоящих правителей современного мира". Это описание эхом прокатилось по всему последующему столетию и до рубежа тысячелетий. Areva в Нигере, Shell в Нигерии, Glencore в Конго - они и им подобные в своей власти над африканскими странами повторяют империи, которые были до них. Дважды, когда я спрашивал опытных руководителей горнодобывающих компаний в Африке, что они думают о Queensway Group, они проводили аналогию с Родсом. "Это снова Родс... огромная мафия", - сказал один из моих собеседников в Зимбабве. В Анголе другой руководитель, наблюдавший за тем, как группа проникает во внутренние круги власти, а затем начинает экспансию по всему континенту, сказал мне: "У нее мания величия. Это как Родс, пытающийся заново завоевать Африку". Западный бизнесмен, имевший дело с Queensway Group, подправил формулировку: "Это старая империалистическая компания. У них есть права на полезные ископаемые, и у них есть связи в высших эшелонах коррумпированных правительств, что дает им право брать все, что им заблагорассудится".

Властные структуры новых сырьевых империй отличаются от тех, что строили такие, как Родс, одним поразительным обстоятельством: в них гораздо больше черных лиц на высших уровнях. Существует множество примеров соучастия африканцев в эксплуатации континента иностранными державами, начиная с работорговли и далее. Классическая имперская уловка, доведенная до совершенства британцами, заключалась в создании клиентской элиты, власть которой поддерживалась бы Лондоном при условии, что эта элита соблюдала бы интересы Лондона. Сегодня в сырьевых государствах Африки местные властители являются равными партнерами с нефтяниками, горнодобывающими магнатами и посредниками, путешествующими по всему миру. Произошли даже прямые изменения старого порядка: Компания Sonangol, которая транслирует свою власть и богатство, приобрела доли в португальских банках и коммунальных предприятиях и владеет государственным долгом Португалии. Когда премьер-министр Португалии отправился в Луанду после того, как ЕС согласился оказать помощь пострадавшей экономике его страны, он заявил, что его правительство будет "очень благосклонно" относиться к ангольским инвестициям.

Как знал Родс, чтобы извлекать прибыль из природных ресурсов, нужны вооруженные силы для защиты как местности, под которой они находятся, так и политического статус-кво. Нефтяные и горнодобывающие компании регулярно пользуются услугами вооруженных частных охранных компаний для охраны своих объектов; банды наемников по-прежнему готовы вступить в войну под обещание получить доллары за ресурсы. Но в наши дни создание полноценной частной армии считается чем-то из ряда вон выходящим. Для потенциального Родоса последнего времени главное - заключить союз с местными поставщиками насилия. Сэм Па и Queensway Group обратились к тайной полиции Роберта Мугабе.

Силы безопасности Зимбабве - сердце режима Мугабе, а Центральная разведывательная организация - сердце этих сил безопасности. Мугабе унаследовал эту организацию, когда сместил Яна Смита, последнего белого правителя Зимбабве, в 1980 году, и сохранил ее начальника Кена Флауэра. Когда первые полные надежд годы правления Мугабе уступили место террору, CIO стала главной скрипкой в его оркестре страха.

Помимо своей основной задачи - сбора разведданных - CIO также участвует в военизированных операциях и в значительной степени причастна к культуре насилия в Зимбабве", - пишет Нокс Читио, зимбабвийский специалист по службам безопасности, преподаватель штабного колледжа армии. "CIO печально известна похищениями и применением пыток для получения информации". Имея до десяти тысяч сотрудников в Зимбабве плюс неофициальных оперативников и агентов за рубежом, организация проникает в каждый уголок общества. Во время выборов ее задача - запугивать противников Зану-ПФ и склонять избирателей голосовать за правящую партию или не голосовать вовсе. Когда старатели в Маранге замечают приближение человека, которого они подозревают в том, что он агент CIO, они предупреждают друг друга, говоря, что на полях едят скот, - предвестник голода, повторно применяемый для сигнализации об опасности другого рода.

CIO подчиняется непосредственно Мугабе и финансируется через канцелярию президента, где бюджет не подлежит парламентскому контролю. Тайная полиция также занимается бизнесом на стороне, по примеру российских спецслужб или генерала Копелипы, главы военного бюро Анголы. Зимбабвийская армия, полиция и CIO были связаны с малоизвестными горнодобывающими компаниями, которые получили права на добычу алмазов в Маранге. "В стране, полной коррупционных схем, - писал американский дипломат в телеграмме 2008 года, - алмазный бизнес в Зимбабве является одним из самых грязных".

Сделки Сэма Па с CIO начались как минимум в начале 2008 года, еще до выборов, которые привели к формированию в Зимбабве правительства, разделяющего власть. В феврале 2008 года частный самолет Па начал прибывать в аэропорт Хараре, согласно документам, выдаваемым за внутренние отчеты CIO, которые были получены Global Witness. Во время своих ежемесячных визитов Па покупал алмазы у военных и CIO, которые уже подключились к Маранге, прежде чем взять ее под полный контроль в ходе операции "Возвращение". В обмен Па перекачивал деньги в теневое государство Мугабе. Согласно просочившимся документам, к началу 2010 года его выплаты CIO достигли 100 миллионов долларов - суммы, почти эквивалентной всему годовому бюджету правительственного департамента, в который входит тайная полиция. Он также предоставил парк внедорожников Nissan.

Два хорошо знакомых зимбабвийских бизнесмена рассказали мне, что главным деловым партнером Сэма Па в Зимбабве был Хэппитон Боньонгве, глава CIO и шпион Мугабе. На бумаге я не видел никаких документов, подтверждающих такое партнерство. Однако существует бумажный след, связывающий Queensway Group с CIO.

Пока Сэм Па торговал камнями, которые другие добывали в Маранге, компания под названием Sino Zim Development получила шанс копать самостоятельно. Правительство Зимбабве предоставило ей концессию на добычу алмазов на месторождениях Маранге. Эта компания, как сказал мне Шуа Мудива (Shuah Mudiwa), член парламента от оппозиции в Маранге, была "военными Китая и CIO". Китайские военные, судя по всему, не имели прямого интереса; возможно, Мудива узнал о торговле оружием Сэма Па и его связях с китайскими спецслужбами. В то время как несколько других компаний начали добывать камни из Маранге, перспективы Sino Zim оказались сухими. По словам юристов Queensway Group, к 2012 году Sino Zim отказалась от концессии, не экспортировав "ни одного карата". Но Sino Zim, похоже, служила другой цели: она официально оформила деловые связи Queensway Group с CIO.

К 2009 году Queensway Group все чаще использовала Сингапур в качестве базы для своих операций по всему миру. Компании, составляющие вершину ее корпоративной структуры, по-прежнему были зарегистрированы в Гонконге, но город-государство на берегу Южно-Китайского моря предоставлял многие из тех же возможностей для сохранения корпоративной тайны и одновременно позволял Queensway Group продвигаться по пути превращения в полноценную транснациональную корпорацию, не привязанную к своим китайским и африканским корням. 12 июня 2009 года, через несколько месяцев после того, как операция "Нет возврата" прорвалась через Маранге, компания Sino Zim Development Pte, Ltd. была зарегистрирована в Сингапуре. Ее родственная компания, также называвшаяся Sino Zim Development, но зарегистрированная в Зимбабве, получила алмазную концессию на месторождениях Маранге, и сингапурская компания перевела в страну 50 миллионов долларов от имени зимбабвийской компании. Обе компании были связаны с ведущими фигурами Queensway Group.

Как обычно, собственность Sino Zim петляла в непрозрачных недрах финансовой системы. У сингапурской компании было два акционера; обе компании были зарегистрированы на Британских Виргинских островах, где собственность является тайной, но лица, подписавшие бумаги, если они не являются одним из агентов, каждый из которых, как правило, действует от имени тысяч компаний, обычно имеют, по крайней мере, влияние на компанию и, вероятно, владеют ею частично или полностью.

Подписантом компании, владевшей 70 процентами акций Sino Zim, был Ло Фонг-Хунг, главный партнер Сэма Па, который владеет долями в ряде других компаний Queensway. Подписантом компании, владевшей оставшимися 30 процентами акций Sino Zim, был новый человек в созвездии Queensway: Масимба Игнатиус Камба, указавший в качестве своего адреса седьмой этаж Честер-хауса в центре Хараре. В дни, предшествовавшие выборам в Зимбабве в июле 2013 года, я отправился искать Камбу по его адресу в Хараре. Я хотел проверить услышанное: деловой партнер Queensway Group в Зимбабве был сотрудником тайной полиции Мугабе. Зимбабвийская пресса называла Камбу членом CIO, а оппозиция - директором по административным вопросам этой организации.

Деловой район Хараре более оживленный, чем сонные, зеленеющие проспекты пригородов, но по сравнению с фурором Лагоса или Луанды он выглядит вполне благообразно. Недалеко от главного автобусного терминала Хараре, через квартал от Роберта Мугабе-роуд, находится Честер-Хаус - это скромная бетонная высотка с офисами. В мрачной приемной я записал свое имя в книге посетителей, и мне сообщили, что лифт сломан. Я отправился вверх по извилистым лестничным пролетам. Таблички на входах в офисы на нижних этажах гласили, что они принадлежат Министерству образования и культуры. Я добрался до седьмого этажа, который Камба указал в качестве своего адреса в документах компании Sino Zim, но пока поднялся выше, подозревая, что если в здании и присутствует CIO, то это может быть связано с организацией, чья штаб-квартира занимает девятый и десятый этажи, - Зимбабвийским конгрессом профсоюзов.

До того как стать лидером оппозиции, Морган Цвангираи руководил профсоюзом ZCTU. Фотографии синяков и избитых профсоюзных активистов на стенах его главного офиса свидетельствовали об активном сопротивлении организации режиму. Я спросил одного из членов профсоюза, что происходит на нижних этажах. Шестой и седьмой этажи - там живут ребята из CIO", - сказал мне профсоюзный деятель. Мы не переезжаем, потому что они просто следуют за нами". Итак, Игнатиус Камба использовал офис CIO, уполномоченный шпионить за профсоюзными активистами, в качестве официального адреса для деловых контактов с Queensway Group.

Стараясь не думать о склонности ИТ-директора к жестокости, я спустилась обратно по лестнице. 'Зелголд Инвестментс: Зарегистрированный кредитор" - гласила сине-желтая вывеска у входа, который вел с лестничной площадки в офисы на седьмом этаже, по юридическому адресу Камбы. Я вошел и просунул голову в первую попавшуюся дверь. Внутри оказалась скудно обставленная комната со свежевыбеленными стенами. За столом сидел плотный, элегантно одетый мужчина и говорил в телефонную трубку. Его коллега, тоже в костюме и галстуке, удивленно посмотрел на меня, когда я сказал, что ищу Масимбу Игнатиуса Камбу.

Он пропустил удар. 'Какая компания?'

Сино Зим, - сказал я.

Мужчина сообщил мне, что офисы Sino Zim находятся на другой улице в нескольких кварталах отсюда, и по атмосфере в комнате стало ясно, что пора уходить.

Через два дня я отправился в Sino Zim, следуя указаниям, которые дал мне человек в юридическом офисе Kamba. На ресепшене я снова спросил, где находится Kamba. "Это китайская компания, и наши боссы сейчас на совещании", - ответил мне человек. Оказалось, что это был офис не Sino Zim Development, компании, получившей алмазную концессию в Маранге, а компании с похожим названием, которая управляла хлопковым предприятием Queensway's Group в Зимбабве. Чтобы найти Sino Zim, мне сказали вернуться на улицу и пройти мимо штаб-квартиры Megawatt House, полуразрушенной государственной компании по производству электроэнергии. Я дошел до Ливингстон-хауса, угловатого и внушительного двадцатидвухэтажного здания, которое было самым высоким в городе, когда его построили при белых, и названного в честь шотландского миссионера-первопроходца, увековеченного в западных представлениях об Африке благодаря его встрече в 1871 году с британским исследователем Стэнли ("Доктор Ливингстон, я полагаю?"). Сегодня в этом небоскребе, помимо прочего, располагается неэффективная антикоррупционная комиссия Зимбабве. Владельцы здания - та же компания, которая приобрела еще один офисный комплекс в другом конце города и отель, популярный среди свадебных гостей в пригороде, - Queensway Group.

Вестибюль Livingstone House был лишь немногим менее величественным, чем в Luanda One, ангольском небоскребе Queensway Group. У входа на третий этаж я наконец увидел официальный логотип компании Sino Zim, напротив которого располагался офис местного отделения Coca-Cola. Приемная Sino Zim выходила на большой балкон с покрытием AstroTurf и видом на зарослидеревьев. Как мне сказали, руководители компании работали на седьмом этаже. Я поднялся на лифте и вошел в хорошо обставленный офис с абстрактным искусством на стенах. Элегантная секретарша сообщила мне, что руководство Sino Zim на сегодня уехало домой. Написав записку (на которую так и не ответили), я спросил секретаршу, посещал ли когда-нибудь офис Сэм Па. Она улыбнулась. "Он приходит и уходит".

Воздух был наполнен влагой, когда я шел по рукотворным каньонам Гонконга. Сверкающие небоскребы перемежались с обшарпанными многоэтажками и обветшалыми зданиями, обнесенными бамбуковыми лесами. Это было утро понедельника в мае 2014 года, и на первых страницах газет, продававшихся на оживленных улицах, сообщалось о протестах, вспыхнувших во Вьетнаме после того, как Китай направил нефтяную вышку в спорные воды, что стало последней региональной провокацией со стороны все более настойчивой державы. Я прошел мимо того места, где девятью годами ранее залп слезоточивого газа с близкого расстояния накрыл меня, когда я делал репортаж о марше корейских фермеров, выступавших против лишений глобализации, на саммит Всемирной торговой организации, проходивший в выставочном центре Гонконга.

Я добрался до нужного мне адреса: Пасифик Плейс, корона башен на Куинсвей, 88. Я прошел через торговый центр на уровне улицы, с его роскошными бутиками и угрюмым освещением, и поднялся во внутренний двор между башнями, украшенный зеленью. Здесь находилось дорогое кафе, рассчитанное на работающих здесь финансистов-космополитов. China Sonangol, China International Fund и ряд более скромных компаний группы Queensway зарегистрированы в гонконгском корпоративном реестре на десятом этаже Two Pacific Place, второй башни с изогнутым шпоном из зеркального стекла.

Просторный вестибюль был украшен маленькими картинами на стенах в стиле 1940-х годов, изображавшими бизнесменов с портфелями и играющих в гольф, а также женщин, выгуливающих крошечных собачек и задирающих юбки вверх, как Мэрилин Монро. Я вышел из лифта - весь в мраморе и зеркалах - на десятом этаже и увидел за стеклянными дверями логотип китайской компании Sonangol.

Внутри была комната ожидания слева и коленопреклоненная статуя африканской женщины, высеченная из темного камня. Я позвонил в домофон, и женщина в очках и голубой блузке впустила меня. Не успел я представиться, как появилась другая женщина. Она была невысокого роста, с округлым лицом, черными волосами, собранными в хвост, и одета в черную блузку и черные брюки. Она спросила, кто я. Я объяснил, что работаю репортером в Financial Times и пишу книгу, в которой будет фигурировать China Sonangol. Обе женщины вежливо улыбнулись, но в воздухе осталась явная неловкость.

Я перечислил названия других компаний группы Queensway, зарегистрированных по адресу, где мы стояли: China International Fund, New Bright, Dayuan. Я назвал Ло Фонг-Хунг, которая указала этот офис в качестве своего адреса. Женщина в черном сказала мне, что не знает об этих компаниях. Я спросил о China Sonangol, чей логотип был на стене рядом с нами. Она посоветовала мне заглянуть на веб-сайт. Я объяснил, что отправил бесчисленное количество писем, но ни на одно из них не получил ответа. Она настояла на том, чтобы я отправил еще одно письмо. Я спросил, есть ли в офисе кто-нибудь, кто мог бы ответить на мои вопросы. Она сказала мне, что она не "старшая", что здесь нет менеджеров, что я, должно быть, ошиблась местом. Я спросил, могу ли я оставить письменное сообщение для менеджера. Она отказалась. Я попросил назвать имя человека, с которым я мог бы связаться. Она отказалась. Я спросил ее имя. Она отказалась. Я указал на стопку брошюр, среди которых были экземпляры CIF Space, внутреннего бюллетеня China International Fund - компании, о которой, по словам женщины, она ничего не знала. Я попросил дать мне одну. "Мы не можем их распространять", - сказала она, а затем добавила: "Думаю, вам лучше уйти". Я вышел, дверь за мной щелкнула, и женщина исчезла. Я снова позвонил в домофон и попытался узнать, как дела у Сэма Па. "Нет, - ответила секретарша.

Та же история произошла и в офисе на сорок четвертом этаже следующей башни вдоль главной дороги, Lippo Centre по адресу: 89 Queensway, здание, напоминающее гигантскую стопку Дженги, в которое группа недавно перевела некоторые свои юридические адреса. Там я даже не успел войти в дверь другого офиса China Sonangol, как меня попросили удалиться.

Однако мне удалось узнать номер мобильного телефона Сэма Па. Я неоднократно звонил на него. В основном он отключался или переходил на сообщение о том, что его нет в Гонконге. Дважды он отвечал, и я объяснял, что собираюсь написать о нем. Он говорил по-английски с сильным акцентом. В первый раз он сказал, что находится на обеде, во второй - что у него встреча. Оба раза он сказал, что перезвонит. Но так и не перезвонил. Насколько я знаю, он никогда не давал интервью.

Единственным человеком из Queensway Group, который разговаривал со мной, был юрист China Sonangol Джи Кин Ви. В 2014 году мы обменялись электронными письмами. Я написал ему подробное письмо, в котором задал пятьдесят два вопроса о группе Queensway и ее деятельности. В ответ пришло письмо за подписью China Sonangol, в котором были даны ответы на четыре из них. "В связи с соглашениями о конфиденциальности и нашим законным желанием сохранить конфиденциальность, на которую имеют право частные компании, мы не будем предоставлять вам никакой дополнительной информации, кроме необходимой", - говорилось в письме. Однако мы оставляем за собой право использовать средства правовой защиты, если вы повторите или опубликуете клеветнические заявления". Далее в письме говорилось: "Мы не являемся зарегистрированной компанией, и закон не требует от нас раскрывать все наши деловые операции таким же образом, как это делают зарегистрированные компании".

Сэм Па постоянно путешествует. Его самолет редко задерживается на месте более чем на несколько дней. Только за первые месяцы 2014 года он курсировал между Гонконгом, Сингапуром, Маврикием, Мадагаскаром, Мальдивами, Анголой, Зимбабве, Индонезией (где китайская компания Sonangol владеет куском газового месторождения) и Пекином.

Как и Родс до него, африканские горизонты Па постоянно расширяются. В декабре 2013 года Эрнест Бай Корома, президент Сьерра-Леоне, страны, израненной войной, финансируемой алмазами, но в которой начал устанавливаться мир, заехал в Анголу по пути домой после панихиды по Нельсону Манделе в Южной Африке. За ужином и красным вином в Luanda One, золотом небоскребе Queensway Group, Корома провел, как говорится в заявлении его офиса, "плодотворные переговоры с китайским бизнес-магнатом и вице-председателем China International Fund Limited г-ном Сэмом о ключевых инфраструктурных разработках, которые должны быть реализованы в Сьерра-Леоне". На фотографии Корома поглощен беседой с Па, который одет в свой обычный темный костюм и очки, мобильный телефон на столе перед ним, жестикулирует, отмечая пункты в контрольном списке. (На другой фотографии, сделанной годом ранее, Па наблюдает за тем, как Корома подписывает меморандум о взаимопонимании между Сьерра-Леоне, Международным фондом Китая и China Railway Construction Corporation, гигантской китайской государственной компанией, в которой занято 240 000 человек, по целому ряду проектов - от добычи алмазов до рыболовства).

Империя Queensway выходит на новые рубежи, расположенные далеко от ее сердца - нефтяных месторождений, минеральных пластов и алмазных трубок Африки. China Sonangol наняла Алена Фанаи (Alain Fanaie), бывшего старшего банкира по сырьевым отраслям во французском банке Crédit Agricole, который помогал ей оформлять многомиллиардные кредиты. Фанаи был назначен главным исполнительным директором China Sonangol, который работает из ее штаб-квартиры в Сингапуре. (В июле 2014 года China Sonangol опубликовала краткое заявление, в котором говорилось, что Фанаи ушел в отставку). Но даже приобретя внешние атрибуты обычной компании, Сэм Па оставался ее главным эмиссаром.

В сентябре 2013 года Сэм Па позировал для фотографий на церемонии подписания контракта в Дубае рядом с шейхом Ахмедом бин Саидом аль-Мактумом, высокопоставленным членом королевской семьи богатого нефтью эмирата. Они только что поставили чернила под соглашением о строительстве китайской компанией Sonangol в Дубае "современного нефтеперерабатывающего завода" для переработки сырой нефти. В мае 2014 года Па посетил еще одну церемонию, на этот раз в Пекине. Он сидел рядом с Маратом Хуснуллиным, заместителем мэра Москвы, и Ху Чжэньи, вице-президентом China Railway Construction Corporation. Па представлял Китайский международный фонд в соглашении о строительстве новой линии метро в Москве. Хуснуллин, заместитель мэра, находился в городе в составе делегации, сопровождавшей Владимира Путина в Китай. Двумя месяцами ранее Путин аннексировал Крым после падения пророссийского президента Украины, что побудило США и Европу ввести санкции против ближайшего окружения Путина и российской нефтяной промышленности. Это была сделка прямо из африканской книги игр Queensway Group: культивирование режима, недавно попавшего под международные санкции, осужденного Западом как изгой, погрязшего в коррупции и богатого природными ресурсами.

J. Р. Мейли, американский исследователь, входивший в исследовательскую группу Конгресса, которая впервые выявила Queensway Group и придумала ей название, обладает энциклопедическими знаниями о корпоративной империи Сэма Па. Я спросил его, что, по его мнению, станет с Queensway Group. Даже если бизнес-империя Queensway рухнет, все, что позволило Сэму Па подняться, останется. У него все еще есть Rolodex; он все еще знает, как сблизиться с элитой в нестабильных государствах. Самое главное - он знает, как действовать под радаром и за пределами досягаемости правоохранительных органов. Если бы это был не он, это был бы кто-то другой. Система все еще существует: эти инвесторы все еще могут создать компанию, не говоря о том, кто они такие, они все еще могут привязать свой бизнес к стране, которая не беспокоится о поведении инвесторов за рубежом, и, к сожалению, нет недостатка в богатых ресурсами хрупких государствах, на которых эти инвесторы могут охотиться."

Компания Sino Zim отказалась от своей концессии на алмазных месторождениях Зимбабве, заявив, что она "коммерчески нежизнеспособна". В 2013 году в горнодобывающих кругах Хараре говорили, что компания присматривается к другому уголку Маранге, а также к перспективам добычи полезных ископаемых. Китайский международный фонд, внешнее лицо Queensway Group, отрицал, что давал деньги тайной полиции Мугабе. Но Сэм Па продолжал приезжать и уезжать из Хараре.

В апреле 2014 года, через восемь месяцев после того, как Роберт Мугабе с помощью махинаций вернул себе полный контроль над страной, которой он правил уже тридцать три года, Казначейство США внесло семь имен Сэма Па в список "специально назначенных граждан". В список также была включена зимбабвийская Sino Zim Development, но не сингапурская компания с почти идентичным названием. В список попали люди и компании, которые "принадлежат или контролируются правителями стран, на которые распространяются санкции США, или действуют от их имени". Американским компаниям запрещено вести с ними дела, а их американские активы заморожены. Пекин уже попытался отделить себя от Queensway Group. В 2009 году китайское посольство в Хараре заявило, что правительство Китая "не имеет никакого отношения к деловым операциям компании под названием China International Fund". (Даже сама Queensway Group сохраняет фиговый листок разделения между своей корпоративной структурой и человеком, который летает по миру, заключая сделки от ее имени: Адвокат China Sonangol сказал мне, что Сэм Па был всего лишь "советником" компании.)

Но китайские компании продолжали получать контракты в сырьевых странах Африки на хвосте у Queensway Group. Власти США не стали вносить в санкционный список китайскую Sonangol, чьими партнерами в ангольских нефтяных предприятиях являются крупнейшие американские нефтяные компании и от имени которой Сэм Па летает по всему миру, подписывая сделки.

Ничего из того, что мы сделали, уже не вернуть. Таковы были слова Махмуда Тиама, когда он готовился покинуть Гвинею и вернуться в Нью-Йорк, завершив свои сделки по добыче полезных ископаемых. В ретроспективе эти слова могут показаться смехотворными: избранное правительство, пришедшее на смену хунте, которой служил Тиам, изгнало Сэма Па и Бени Стейнметца, которых он поддерживал. Однако в другом смысле он был прав. Правление Сам Па как барона африканской торговли ресурсами может продлиться долго, а может вернуться в безвестность так же быстро, как и поднялся из нее, сраженный переменчивой политикой сырьевых государств. Но у этой грабительской машины было много капитанов в разных обличьях: Король Леопольд, Сесил Родс, Мобуту, Мугабе и множество руководителей западных нефтяных и горнодобывающих компаний и их новых китайских коллег. Они якобы соперники, но все они наживаются на природных богатствах, проклятие которых отравляет жизнь сотням миллионов африканцев.

Империи колониальной Европы и сверхдержав времен холодной войны уступили место новой форме господства над континентом, который служит шахтой мира, - новым империям, контролируемым не государствами, а союзами неподотчетных африканских правителей, управляющих через теневые государства, посредников, связывающих их с мировой экономикой ресурсов, и транснациональные компании с Запада и Востока, маскирующие свою коррупцию под корпоративной тайной. Мы предпочитаем не думать о матерях восточного Конго, жителях трущоб Луанды и шахтерах Маранге, когда разговариваем по телефону, заправляем свои автомобили и делаем предложения своим возлюбленным. Пока мы предпочитаем отводить взгляд, машина грабежа будет существовать.

 

Эпилог. Соучастие

 

За углом от того места, где я сейчас живу, в восточной части Лондона, есть кафе с вывеской, написанной мелом: "Здесь органический кофе этического происхождения!". Кофе поставляется компанией, основанной сыном Боба Марли Роханом, которая привозит зерна с Ямайки, из Центральной Америки и Эфиопии. В супермаркете дальше по дороге на пачке фиников написано, что они были выращены в Израиле, а виноград - в Чили. В других магазинах, торгующих ювелирными изделиями, мобильными телефонами и газированными напитками в алюминиевых банках, или в агентствах недвижимости, предлагающих дома с медной проводкой и кухнями из нержавеющей стали, или на заправках с разнообразными сортами газа и дизельного топлива, не уделяется такого внимания происхождению. Товары со всех континентов смешиваются друг с другом в извивающихся цепочках поставок глобальной экономики, и можно с уверенностью сказать, что на моей центральной улице в Восточном Лондоне инкогнито продаются самородки Африки, точно так же, как в торговых центрах Лос-Анджелеса и бутиках Рима. Точно так же через наши пенсионные фонды, вложенные в их акции, мы все наслаждаемся прибылями гигантских корпораций нефтяной и горнодобывающей промышленности.

Когда из Африки прибывает что-то нежелательное, а не груз с сокровищами, это вызывает бурю негодования. Африканские мигранты - некоторые из них беженцы, а некоторых бедность заставляет идти на отчаянный риск - ежегодно сотнями гибнут, пытаясь пересечь Средиземное море на жалких суденышках, не приспособленных для плавания, чтобы добраться до Европы. В конце 2014 года правительство Италии объявило о прекращении поисково-спасательной операции, которая за год с начала спасла 150 000 жизней (но, можно сказать, побудила контрабандистов, организующих лодки, набивать все больше пассажиров на все более безнадежные суда). Тот факт, что танкеры, перевозящие африканскую нефть, которая опустошила и развратила страны, в которых она была выкачана, свободно курсируют по тем же маршрутам, не стал предметом обсуждения. После того как в июле 2014 года двое американских гуманитарных работников в Либерии заразились вирусом Эбола и были доставлены обратно в США для лечения, Дональд Трамп написал в Twitter: "Остановите въезд больных Эболой в США. Лечите их на самом высоком уровне там. У СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ И ТАК ХВАТАЕТ ПРОБЛЕМ! Newsweek поместил на обложку фотографию обезьяны, а также неправдоподобную историю об опасности того, что импорт африканского мяса из буша может распространить вирус на Америку. Мало кто уловил связь между изнурительным воздействием грабительской машины, переправляющей богатства Африки в богатый мир, и неспособностью стран, где свирепствовала Эбола, бороться с вирусом. К октябрю Эбола и вызываемая ею геморрагическая лихорадка привели к самой страшной смерти, которую только можно себе представить, пять тысяч человек в Гвинее, Либерии и Сьерра-Леоне - странах, которые только-только выходили из состояния войны и диктатуры. Во всех трех странах вирус питался проклятием ресурсов, что привело к ослаблению служб здравоохранения и подрыву способности государства защищать своих граждан. Не было речи о закрытии западных границ для алмазов, бокситов и железной руды этих стран.

Действительно, голод промышленно развитых стран на африканские ресурсы только растет. Сырьевой бум, обогативший ренту в Нигерии, Анголе, Конго и других сырьевых странах Африки, побудил нефтяные и горнодобывающие компании щедро тратиться на освоение нетронутых территорий. Новые месторождения газа в восточной Африке, по оценкам, превышают все запасы Объединенных Арабских Эмиратов и не намного отстают от запасов США. Горнодобывающие компании роют все глубже под землей и осваивают просторы африканских недр. Все африканские страны, за исключением пяти, либо добывают сырую нефть, либо ищут ее. 3 Уже есть признаки того, что пагубные последствия торговли ресурсами распространяются одновременно с новыми открытиями в этой отрасли.

Однажды декабрьским вечером несколько лет назад я отправился в лондонский клуб, чтобы увидеть Ннеку, одного из самых ярких молодых музыкантов Нигерии. Я видел ее выступления в Лагосе и встречался с ней пару раз. Дочь дельты Нигера, она поет и читает рэп о тяготах, которые нефть обрушила на ее народ. Один из треков - "VIP", или "Бродяга у власти" - звучит так:

Ты разбиваешь мне сердце

Ты забираешь мою душу.

Из-за них мой пикин [ребенок] страдает.

Из-за них Африка страдает

Бродяга во власти

Ты разбиваешь мне сердце