Все знания и силы [Владарг Дельсат] (fb2) читать онлайн

Владарг Дельсат Все знания и силы

Часть 1

Вера Нефедова, послужившая дама в возрасте, одинокая по причине не самого простого характера и спокойная, как скала, шла по коридору клиники, здороваясь с коллегами. Послужив военным врачом, она прикипела к педиатрии, причем не самой простой — ревматологии, кардиологии, неврологии. Таких называют универсалами, она же себя называла просто врачом. Обычный врач достаточно крупной частной клиники для многих была последней надеждой, потому что умела отличать детей, которым больно, от тех, кому просто плохо. Первых спасала она, вторых — коллеги из психиатрии. Психиатры ее не любили, потому что она не уставала с ними ругаться по поводу психосоматики. «Пока не проверили все возможное, вы не имеете права лечить психические причины», — говорила она, и многие дети, названные симулянтами или психосоматиками, были ей благодарны.

Вера прожила трудную жизнь и в свои сорок с хвостиком уже ничему не удивлялась и ни во что на слово не верила. В рассказы родителей она не верила, а вот в «больно» ребенка — всегда. Некоторые коллеги ее уважали, некоторые не любили. Доктор медицинских наук знала о детском организме, казалось, все. Вывести ее из себя могли только коллеги, не желавшие искать и находить. Впрочем, даже они предпочитали не доводить дело до крайности: обычно очень спокойная, в ярости Вера могла больно стукнуть о шкаф, например.

Бесконечные конгрессы, на которых коллеги с удовольствием слушали русского врача, радовали сердце надеждой, что еще одному ребенку будет оказана помощь. Так и жила женщина, не найдя себе того, кто был бы для нее всем. Отдавая всю себя детям. В каждое мгновение помнящая, что каждый больной ребенок — это ее ребенок, потому что ему не только больно, ему же еще и страшно, очень страшно. Из-за манипуляций, чужих тетенек и дяденек, возвращения боли… Пациенты очень любили Веру, хотя биологических детей у женщины и не было.

Однажды она ехала на своей «ауди» по шоссе, отправляясь на дачу, чтобы отдохнуть в законный выходной, когда увидела аварию. Легковая машина, отброшенная в кювет, уже занималась чадным пламенем, когда у женщины знакомо захолодело в груди. Так холодело всегда, когда какому-нибудь ребенку угрожала опасность. Она резко остановилась и кинулась к побитой машине.

В машине на заднем сидении сидели двое испуганных детей в детских креслах, из которых самостоятельно освободиться не могли. Вера разбила окно и начала вытягивать малышей, которым было лет по пять. Ближе сидела девочка, поэтому Вера, рванув замок ремня, выдернула кричащего ребенка из машины, положила подальше, а потом вернулась и за вторым.

Стоило детям оказаться в безопасности, Вера занялась взрослыми, но ничего сделать не успела — огонь добрался до топливной системы, и сильный взрыв унес жизнь троих людей, а двое малышей сидели на траве, испуганно глядя на столб огня и на людей, что бежали к ним от дороги.

Для Веры все погасло; стало сначала больно, потом пришел холод, уносящий ее туда, где нет больше ничего. И вдруг она оказалась на каком-то вокзале и грустно усмехнулась. Напротив нее стояла женщина в черном, а чуть поодаль потеряно озиралась девочка лет девяти. Женщина подошла к девочке, взяла её за руку и подвела поближе к Вере.

— Гибель этой девочки нарушила планы Судьбы в мире, — произнесла женщина в черном. — Да еще и такая глупая.

— Не бывает глупых смертей, — возразила Вера. — Что с тобой случилось, девочка?

— Я оценку плохую… — прохныкала малышка, и Вера все поняла.

— Расстроилась, и сердечко остановилось, — вздохнула врач. — Тебя так сильно наказывают?

— Не зна-а-аю, — всхлипнула девочка. — Еще не наказывали, но мне страшно.

Вера обняла девочку, которая доверчиво затихла в объятиях доброго доктора. А женщина в черном произнесла:

— Я солью вас вместе и верну обратно. Твой опыт, Вера, поможет маленькой Гермионе, но ты не будешь взрослой, теперь ты будешь просто ребенком, девочкой. Впереди у вас много испытаний, постарайся остаться человеком.

После этих слов все погасло, а маленькая девочка открыла глаза в салоне отчаянно воющей сиреной машины. Над нею склонилось лицо со встревоженными, но добрыми глазами.

— Вернер, девочка стабильна, в сознании.

— Вот и умница… — услышала она.

* * *

Грейнджеры примчались в больницу, не успел амбуланс еще даже развернуться. Даже учитывая тот факт, что Эмма и Марк Грейнджер сами были врачами, панике подвержены все, а тут новость об остановке в школе. Паникующие родители вбежали в палату, где обновленная Гермиона пыталась разобраться с доставшимся ей багажом. Слияние характеров и опыта привело к тому, что психика стала первично-детской, а вот характер…

— Миона! Миона! Жива! Как ты? — в бокс вломились нервничающие родители.

— А что мне сделается? — меланхолично поинтересовалась девочка, спокойная, как тот аппарат МРТ, который три года никто не знал, как запустить.

— Но у тебя же сердце остановилось! — заплакала мама девочки.

— При ребенке плакать нельзя, — сообщила Гермиона. — Особенно, если ребенок недавно кончился[1].

— Доченька, ты в порядке? — осторожно спросил мистер Грейнджер, не замечавший ранее за дочерью использования очень специфической терминологии.

— Уже да, — вздохнула девочка. — Я тут подумала и решила, что помирать от плохой оценки больше не буду. Ремень можно пережить, а вот смерть — вряд ли.

— Но мы же тебя… — растерялся Марк, не представлявший себе, за что можно наказать ребенка указанным способом.

— Я помню, — кивнула Гермиона, глядя перед собой. — Но все же бывает в первый раз?

Родителей увел доктор, а Гермиона принялась переосмысливать свою текущую жизнь. В отличие от своей предыдущей дерганной версии, новая Гермиона была спокойна, как кирпич, относилась ко всему и ко всем с иронией… Единственное, что радовало — ремня она, похоже, не получит. Это было бы не смешно — доктор наук и ремня.

Выписали девочку через два дня, достаточно понаблюдав за удивительно спокойным ребенком. Психиатр, решивший пообщаться с ней, сначала отнесся снисходительно к маленькой, по сути, девочке, но потом был вынужден говорить с ней как с равной, потому что знаний у Гермионы было много, и применять их она умела. Отправившись домой в папиной машине, девочка много думала, а потом поинтересовалась у родителей:

— Экстернат тут водится?

— Зачем тебе это, доченька? — поинтересовалась мама.

— Скучно мне, — призналась Гермиона, разглядывая детскую площадку, проплывавшую мимо. — Вот препараты сортировать — это интересно, а червячки с паучками — скучно. Если это, конечно, не гельминты, — задумчиво закончила она.

— Можем заехать в одно место, посмотрим, как тебе интересно, — поддел девочку мистер Грейнджер.

— А давай, — кивнул ребенок.

Многого ожидал мистер Грейнджер, только не такого. И с явно видимым удовольствием втянувшая характерный запах девочка, и то, как она оделась, накинув сверху фартук и надев перчатки, и то, как подошла к препаратам. Внимательно рассмотрев каждый, а кое-что и на просвет, Гермиона деловито осведомилась:

— На урок или живые?

— На урок, — растерялся приятель мистера Грейнджера, патанатом, который ни разу в жизни не видел, как девочка девяти лет от роду споро разбирает препараты и называет каждый, да еще и на латыни. Когда Гермиона закончила, он только и сумел сказать: — Зачет.

* * *

Поняв, что Гермиона знает значительно больше, чем они ожидали, Грейнджеры договорились о досрочной сдаче экзаменов за младшую школу, чем сильно удивили образовательный отдел. Мгновенно это сделать было нельзя, поэтому недели две девочке предстояло походить в свой класс, что девочку, конечно же, не радовало.

— О, заучка пришла!

Нельзя сказать, что в этом выкрике было много радости, но Гермиона просто проигнорировала его. Увидев отсутствие не только обычной, но и вообще любой реакции, ученики присмирели, ибо не интересно травить того, кто эту травлю игнорирует.

Урок начался, но кудрявая и наконец расчесавшаяся девочка на первой парте не тянула руку и не стремилась выпрыгнуть из-за парты, чем удивила уже учителей. Девочке было откровенно скучно, это было видно и по ее позе, и по глазам, и даже по сдерживаемым зевкам. Учитель математики не сдержался. Вызвав девочку к доске, он дал ей задачу, к курсу младшей школы не относящуюся. Хотя внешне задача сводилась к обычному квадратному уравнению, суть ее была глубже, но девочку не остановила необходимость использования методов дискретной математики, которыми она поставила учителя в тупик.

— Мисс Грейнджер, вы собрались сдавать А-левел? — удивился он, глядя на очень красивое решение задачи, которая просто физически не могла быть решена младшим школьником.

— Пока только за младшую школу, — тяжело вздохнула Гермиона и процитировала: — Путь в тысячу ли начинается с первого шага[2].

Часть 2

Этот мальчик был им подкинут так не вовремя, ведь денег на двоих детей просто не хватало. Дурсли не были плохими людьми, по их мнению, поэтому племянника приютили, а не сдали в приют, хотя это было бы проще. Мальчик, конечно, не получал материнского тепла, но он не был родным ребенком, что ему было в свое время достаточно честно объяснено. Скорее, в отношении него работал остаточный принцип. Еда по остаточному принципу, одежда опять же по нему. Работать по дому его не заставляли — маленький же, но и особо не замечали.

Пойдя в школу, Гарри Поттер привык к своему имени, привык к тому, что он не «мальчишка» и не «эй, ты». В школе все было так же, как и дома — равнодушные учителя, равнодушные, иногда злые, иногда дружелюбные ученики. Откровенная садистка учительница английского языка, спокойный и мягкий учитель математики — все было в этой школе. Наказания в самой школе были болезненными, но Гарри к ним относился философски, только вот руки долго болели от линейки… Впрочем, мальчик привык к тому, что он ненужный, и не жаловался.

Когда впервые заболели пальцы, Гарри поначалу подумал, что это от наказания, но утренняя скованность рук и ног стала приносить ребенку серьезные неудобства, поэтому, когда руки начали болеть сильнее, он, на свою голову, пожаловался тете. Петунья отвезла мальчика в больницу, где после анализа крови, даже особо не осмотрев ребенка, врач сказал: «психосоматика» и объяснил, что это такое.

Ему прописали таблетки, от которых Гарри становился вялым, спокойным, сонным, но боль они не снимали, впрочем, дядя Вернон по-своему понял объяснения врача, поэтому наказания дома стали регулярными, иногда даже до крови, чего раньше не было. Вернон хотел выбить всю эту психосоматику из «ненормального», как теперь называли Гарри, но боль все росла. Вскоре начали болеть и колени, причиняя страдания при беге. Гарри не решался пожаловаться еще раз, ведь могло стать еще хуже.

Добрый доктор в больнице рассказывал, что боль мальчику только кажется, что это он себя убедил в существовании боли, отчего сам страдает. Он учил ребенка не замечать эту самую боль, и Гарри ему поверил. Но однажды вместо того доктора был другой доктор, который решил доказать, что мальчику кажется эта боль.

— Вот эта мазь, она не делает ничего, — сказал он, открывая тюбик. — Я тебе смажу суставы и боль останется, хорошо?

— Хорошо, — сказал мальчик, не понимающий, зачем это нужно доктору, который смазывал лучезапястные суставы болеутоляющей мазью, чтобы потом объяснить мальчику, что это за мазь и почему она не работает в случае Гарри.

Но прошло совсем немного времени, и Гарри улыбнулся, сообщив, что намазанные места совсем не болят. На этот раз задумался доктор и взял кровь на анализ еще раз. Правда, для Гарри, уже уверенного в том, что боль ему только кажется, ничего не изменилось. Он все так же ходил в школу, все так же подставлял под линейку дрожащие ладони… И верил в то, что это все его фантазия. Он верил в это, когда начал падать, он верил в это, когда не мог удержать ручку в руках. Его наказывали за то, что ему больно.

Ежедневно, в основном, ближе к вечеру, после наказания Вернона, у Гарри поднималась температура, но доктор в больнице сказал, что это «от слез» и «у детей бывает», анализы же нормальные. В анализах крови только иногда проскакивало что-то необычное, но на эту необычность уже не обращали внимания. А Гарри уже становилось все равно. Боли в руках иногда становились настолько сильными, что мальчик терял сознание. Иногда было трудно дышать, особенно после спорта, на котором Гарри уже предпочитал получить наказание, а не мучиться, так как наказание было менее болезненным.

Обнаружив, что, когда руки в тепле, они не так сильно болят, мальчик старался помочь себе сам, но уже не надеялся встретить свой одиннадцатый день рождения, чувствуя, что сходит с ума от таблеток, которые он научился не принимать, и постоянной боли, с которой ничего поделать было нельзя, разве что уснуть. Возможно, будь Дурсли родными родителями или приняв мальчика, как сына, они смогли бы настоять на обследовании, но…

Видимо, решение не пить таблетки освободило что-то внутри Гарри, потому что когда дядя Вернон решил в очередной раз наказать мальчика, неизвестная сила отшвырнула его, вбивая в потолок гостиной. Эта сила пробила перекрытия, сломала дядю Вернона, напугала тетю Петунью и отправила мальчика в глубокий обморок. Когда Гарри очнулся в чулане, дядю уже увезли парамедики, а тетя смотрела на мальчика с ужасом, но зато его больше никто не бил.

* * *

День рождения Гарри стал самым серьезным испытанием для мальчика. Явившаяся за ним профессор совершенно не обратила внимания на то, как двигается мальчик, поэтому шла быстро, да так, что Гарри едва поспевал за ней. Профессор МакГонагалл постоянно подгоняла мальчика, у которого временами перед глазами появлялись черные точки, похожие на мошек, но он упрямо шел, закусив губу.

Мантии, палочка, учебники, аптека — все пролетело бы абсолютно незаметно, если бы не обморок Гарри прямо на Косой Аллее, вызвавший всеобщее порицание и обещание наказания. И в этот момент волшебный мир перестал быть сказкой в глазах Гарри. Ему даже захотелось в знакомый до последней досточки чулан, подальше от таких профессоров, как МакГонагалл, но мальчику просто некуда было идти.

Профессор аппарировала мальчика обратно вместе с вещами, подробно объяснила, как пройти на платформу, и исчезла. А Гарри попытался затащить тяжелый сундук в дом. С первого раза это не получилось, но он не сдавался, пробуя еще и еще, пока, наконец, не смог…

— Ну что, скоро ты исчезнешь из нашей жизни? — зло поинтересовалась Петунья.

— Очень надеюсь, — ответил мальчик, пытаясь разогнуть сведенные от нагрузки пальцы. — Как бы я хотел вас всех больше никогда не видеть…

— Вот чтобы не возвращался! — произнесла на это тетя. — А то в приют сдам!

— Да лучше уж в приюте… — прошептал Гарри. — Может быть, там хотя бы поверят…

Странное дело, но его вера в то, что боль ему только кажется, пропала, как только он перестал пить таблетки. Хотя тетя проверяла, сунул ли мальчишка их в рот, но тот научился засовывать таблетки под язык и выплевывать потом в унитаз. Его суставы были теплыми, иногда горячими, Гарри считал, что такое казаться не может. Значит, на него просто всем наплевать.

Последний месяц перед школой был сложным, но не невозможным. В основном, по мнению Гарри, ему жилось сравнительно комфортно, потому что дядя Вернон оставался в больнице, и мальчика никто не пытался больше избить. За одно это он был благодарен той силе, что жила в нем. Вот только одного не понимал Гарри Поттер — почему она не вмешалась раньше?

Он притерпелся к боли и научился работать руками так, чтобы она не терзала его, но вот что его ждет в школе магии — мальчик не знал. Он надеялся на то, что наказания там обычные, а не какие-нибудь магические, которых он может и не выдержать. Сам еще не понимая, Гарри опасно близко подошел к той самой черте, за которой никаких желаний уже не бывает. Психика ребенка могла сдаться в любой момент.

Когда опять стало трудно дышать, Гарри лишь сжал зубы, заставляя себя дышать размеренно, но не преуспел в этом, потеряв сознание. Видимо, в спертом воздухе чулана было слишком мало кислорода. По крайней мере, так подумал Гарри, когда очнулся, но выбраться не смог — Петунья заперла чулан на замок, что, впрочем, ей не помогло. Паника обуяла мальчика, вообразившего, что сейчас он задохнется, и дверь чулана куда-то исчезла.

Внутрь хлынул живительный воздух, показавшийся таким прекрасным, отчего паника сразу же улеглась, и сильно утомившийся Гарри смог спокойно уснуть. Утром Петунья была, конечно, недовольна, но это был последний, как она надеялась, день мальчишки в ее доме — вполне можно было и потерпеть.

* * *

Попасть на поезд было бы очень сложно, но Петунья вызвала мальчику такси, желая поскорее от него избавиться, а таксист, увидев покрасневшие руки Гарри, помог ему с сундуком. Посторонние люди, видя мальчика, старались ему помочь и верили в то, что это не выдумка. Красные, начавшие деформироваться кисти, прихрамывание и прикушенная губа говорили о том, что мальчику больно. Почему-то посторонние люди в это верили, а так называемые «близкие» — нет.

— Мальчик, тебе помочь? — подошел к Гарри полисмен.

— А можно? — встретив наполненные надеждой большие зеленые глаза, полисмен улыбнулся.

— Конечно, можно, — он подвез багажную тележку, легко поставил на нее сундук и поинтересовался: — С тележкой справишься, или до поезда проводить?

— Нет, спасибо большое! — обрадовался Гарри. — Дальше я сам.

— Самостоятельный какой, ну, доброй дороги, — пожелал полицейский на прощанье.

Провисая на тележке, перенося на нее свой вес, мальчик упрямо шел к разделительному барьеру. Путь был тяжел, но Гарри шел так, как будто от этого зависела его жизнь.

— Привет, — услышал он голос какой-то девочки и, повернувшись, чуть не упал. На него смотрели большие карие глаза, в которых плескался интерес.

— Привет… — прошептал Гарри, мучительно стараясь не расплакаться от вспыхнувшей с новой силой от неловкого движения боли.

Часть 3

Экзамены пролетели незаметно, впечатленные чиновники решили не затягивать, особенно когда девочка поинтересовалась, можно ли учиться экстерном.

— Но, мисс Грейнджер, зачем это вам? — удивился чиновник, разглядывая девочку.

— Скучно мне, — пояснило юное дарование. — Очень скучно, просто невозможно как. В медицинский хочу.

— Давайте я покажу вам, что это не так просто? — поинтересовался чиновник и протянул девочке задания для экзаменов за среднюю школу.

— Время дадите? — просмотрев по диагонали задания, поинтересовалась Гермиона.

— Да сколько угодно, — развеселился чиновник, пригласив коллег.

— Хо-ро-шо, — протянула девочка, усаживаясь за стол.

Английский Вера знала в совершенстве — пришлось выучить, сочинения писать для той, что выступала на конгрессах, было совершенно не смешным делом. Математику пришлось поднапрячься, но и на это ее хватило, история проблем не вызвала, вот только география, но тут просто повезло, поэтому уже через два часа Гермиона сдавала решенное задание.

— Знаете, коллега, — вздохнул один из чиновников. — Ей, пожалуй, действительно скучно будет.

— Значит, разрешаем экстернат, — улыбнулся веселый чиновник.

Новая Гермиона была двойственной — она отлично чувствовала себя на детской площадке, любила читать, смотреть фильмы, обожала мороженое и парк аттракционов, но как только дело касалось медицины — ребенок тут же исчезал. Первым это отметил мистер Грейнджер, приведший девочку на работу и в шутку предложивший пройти по палатам. Девочке даже выдали хирургический костюм, чтобы она походила на врачей, как выразился папа.

Гермиона кивнула и пошла переодеваться, приняв душ, чем удивила даже медсестер, не ожидавших такого серьезного отношения от ребенка. А потом был обход, который вел папа, веселящий своих коллег. Вот только коллеги сразу же отметили, что дочь начальника понимает, что говорит.

— Мальчик, шесть лет, поступил с температурой и болями, — прочитала улыбающаяся медсестра.

— Семейный анамнез собрали? — лаконично спросила Гермиона. — Анализы?

— А вот вы, мисс Грейнджер, и назначьте, — улыбнулся папа под смешки коллег, но в следующую минуту улыбки сползли с лиц.

— Где у тебя болит, малыш? — как-то очень ласково улыбнувшись, спросила девочка. — Тут? А давай мы ножку поднимем? Больно, да? Не надо плакать, смотри, сколько докторов, они тебе помогут, веришь? Вот, молодец. Теперь потерпи немножко, но говори, когда больно, — девочка начала прощупывать и нажимать. — Вот ты молодец, все хорошо будет.

— И каков же ваш вердикт, коллега? — улыбнулся один из докторов.

— Как давно температура? — хмуро спросила девочка.

— Два дня, — кратко ответила медсестра, которой почему-то совсем не хотелось шутить.

— Быстро на стол, пока до перитонита не доигрались, — жестко ответила девочка. — Папа?

— А ну-ка подвинься, — мгновенно посерьезнел мистер Грейнджер и уже через минуту скомандовал: — Срочно на стол, дочь права.

Потом, уже дома, когда Гермиона умчалась на площадку играть, мистер Грейнджер делился с супругой тем, что произошло сегодня днем. Он рассказывал, как переменилась дочь, надев костюм, как тщательно мылась, как пользовалась перчатками и с какой теплотой говорила с пациентом.

— Знаешь, любимая, не знал бы ее, подумал бы, что Мионе лет сорок, двадцать из которых она провела в больнице, — вздохнул доктор Грейнджер. — Диагност просто от бога.

— Тогда бери ее к себе и учи, — улыбнулась Эмма Грейнджер. — Талант надо развивать.

— Так на нее посмотреть — обыкновенная девчонка, — произнес Марк, обнимая супругу. — Пока дело не касается пациентов. Ты бы видела, любимая, сколько ласки и тепла…

— Значит, мы правильно воспитали дочь, есть чем гордиться, — поцеловала его жена.

* * *

Даму из «волшебной школы» встретила Гермиона, с интересом осмотрев ее сверху донизу. Дама выглядела… Пожалуй, странно — как будто с маскарада, да и выражение ее лица Гермионе не понравилось, поэтому девочка тактично поинтересовалась, с какого… Точнее, что угодно незваной гостье, что, как известно, хуже татарина.

— Меня зовут профессор МакГонагалл, — высокомерно заявила женщина. — Я должна поговорить с вашими родителями.

— Мои родители, во-первых, на работе, — спокойно ответила девочка. — Во-вторых, они занимаются детьми, вам, наверное, нужны наши соседи, они как раз психиатры.

— Я вернусь вечером, — заявила странная женщина и пропала с хлопком.

— Интересные у меня галлюцинации, — вздохнула девочка. — Йогурт, похоже, был просроченным.

Впрочем, вечером странная галлюцинация появилась снова. Гермиона тяжело вздохнула, нехорошо подумав о производителях йогуртов в Великобритании, решив, что совместных галлюцинаций не бывает, поэтому стоит хотя бы выслушать. Странная дама высказалась на тему того, что она профессор в школе волшебства, на что Гермиона еще раз вздохнула.

— Мадам, мне одиннадцать лет, я верю в анатомию, физиологию и гистологию, а в сказки нет, — произнесла девочка. — Придумайте что-нибудь более адекватное.

— Несносная девчонка! — услышала девочка, а потом слово, которое ей совсем не понравилось, ибо латынь она как раз знала. Но сопротивляться почему-то не могла и была вынуждена ходить везде за этой странной галлюцинацией.

Подобное состояние девочку испугало, так же, как и тот факт, что родители настаивали на том, чтобы Гермиона пошла куда-то с незнакомой и явно психически нестабильной женщиной. Да и слово, которое произнесла эта так называемая профессор, девочке совсем не понравилось. Особенно тот факт, что Гермиона после произнесения этого слова не принадлежала себе. Это сильно напугало девочку, поэтому на следующий день она уже сама вместе с отцом добралась до книжного магазина «волшебников», чтобы купить свод законов и получить консультацию.

Консультацию неожиданно пришлось получать в банке, что девочку развеселило, а вот сама суть консультации напугала.

— То есть вы хотите сказать, что в мире магии я существо третьего сорта? — поинтересовалась девочка, подытоживая все услышанное.

— Где-то близко, — ответил ей зеленокожий консультант.

— А то слово, что сказала профессор МакГонагалл? — вспомнила Гермиона.

— За это наказывают у магов, но вы магглорожденная, поэтому…

— Поня-ятно, — протянула девочка, мучительно пытаясь представить, что же делать. Почему-то ей в этот момент и в голову не пришел самый простой вариант — не приехать в школу, ведь в книге было написано…

* * *

Гермиона, так и не найдя выхода, в подавленном настроении ехала в школу, более похожую на тюрьму, судя по принудительности обучения, да и отношению к таким, как она. Предвидя, что профессор будет мстить, она только надеялась на декларируемое отсутствие физических наказаний, хотя понимала, что вода — она дырочку найдет. Поэтому надеялась, что ее знаний в медицине хватит, чтобы, если будет совсем край — так хоть отравит.

Мальчишку, который буквально висел на своей тележке, девочка увидела сразу и шла к нему, потому что ее вел инстинкт врача. Тот самый инстинкт, который заставил броситься к горящей машине, который заставлял осматривать и находить, тот, который в ней воспитали мудрые профессора и богатый опыт детского врача. Она смотрела на ребенка и понимала, что этот мальчик нуждается в помощи, прямо сейчас нуждается. И она сделает все, чтобы помочь ребенку.

— Привет, — поздоровалась Гермиона, взгляд которой уперся в кисти рук мальчика.

— Привет, — шепотом ответил он, испытывая сильную боль, что было совсем не секретом для Гермионы. Достаточно просто отличить боль от симуляции.

— Давно у тебя артрит? — спокойно спросила девочка, входя в режим «тетя доктор всех спасет».

— У меня что? — удивился мальчик. — Мне говорили, что это «психосоматика».

Девочка сказала длинную фразу не по-английски, которую ни мистер Грейнджер, ни мальчик не поняли. Единственное, что они поняли — девочка недовольна. А Гермиона была в ярости, просто в бешенстве, мечтая оторвать руки и ноги недоврачам, обрекшим ребенка на мучения.

— Папа, — командным голосом приказала Гермиона. — Ребенка на руки и за мной!

— А Хогвартс? — тихо спросил мальчик, которого взял на руки мужчина, отчего боль стала меньше.

Девочка высказалась на этот раз по-английски. Ни одного нецензурного слова не прозвучало — сплошь специальная терминология и латинские названия органов, но мистер Грейнджер понял, что с воображением у дочери тоже все в порядке, а вот Гарри не понял ничего, кроме того, что о нем вдруг заботятся.

Часть 4

Усадив ребенка в машину, мистер Грейнджер вопросительно посмотрел на дочь, сейчас совсем не походившую на «просто девочку». Перед ним сидел врач. Коллега. Профессионал. Аккуратно осматривая руки мальчика, Гермиона все больше убеждалась в правильности предварительного диагноза, теперь надо было установить, какой конкретно это артрит.

— Чего сидим? — спросила она отца. — Кого ждем? В больницу поехали, пациент у нас.

— Эх, доченька, — ответил ей мистер Грейнджер с улыбкой. — Другой дал бы тебе по попе и успокоился.

— Ты девочек по попе не бьешь, — заметила Гермиона. — Но если так сильно хочется — до вечера потерпи. Тут артрит неустановленной этиологии и неизвестно еще что.

— А в Хогвартсе вас не хватятся? — поинтересовался мистер Грейнджер.

— Точно… — задумалась девочка, припоминая, что прочитала в книжке. — Исцеляя пациента моего… Тебя как зовут-то?

— Гарри Поттер, — тихо проговорил мальчик, с удивлением глядя на красивую девочку, которая так свободно разговаривала со взрослым.

— Ага… — кивнула Гермиона. — Исцеляя пациента моего, Гарри Поттера, беру на себя ответственность за него перед магией и людьми, ибо исцелять судьба моя. Клянусь не причинить вреда пациенту моему, как и другим пациентам, к которым меня приведет судьба. Теперь ты скажи, что согласен, чтобы я была твоим целителем.

— Я Гарри Поттер, согласен, чтобы она была моим целителем, — послушно произнес мальчик, глядя на девочку с такой надеждой, что нехорошо стало уже мистеру Грейнджеру.

В этот момент двигатель автомобиля перестал работать, а в салоне что-то сверкнуло ярко-ярко, отчего все на секунду ослепли. Гермиона, проморгавшись, почувствовала что-то неучтенное на своем указательном пальце левой руки. Поднеся руку к лицу, девочка хихикнула — именно так в книге изображали перстень целителя. Хихикнув еще раз, соображая, что произошло, она произнесла:

— Папа, заводи мотор и поехали, нам еще Гарри исцелять.

— А что за кольцо? — поинтересовался мистер Грейнджер, заводя не сразу согласившийся работать двигатель.

— А это так называемая воля Магии, папочка, — несколько ехидно заметила девочка. — Я теперь в Мире Магии — целитель по воле этой самой магии, и тронуть меня нельзя.

— То есть школа… — Марк заинтересовано поднял бровь.

— В пролете школа, — вздохнула Гермиона. — Поехали, ему же больно. У него, кстати, тоже школа в пролете, пока целитель не разрешит.

— Ну тогда с первым пациентом тебя, — улыбнулся любимый папочка, выруливая с вокзальной парковки.

* * *

Возможно, Гермиона так и не поняла, что со словами в мире магии надо быть поосторожнее, а может, как раз наоборот, потому что, несмотря на врачебную взрослость, она все равно оставалась девочкой, и ее пожелание, да еще и от всей души, было подкреплено детским стихийным выбросом, а там уже вступила в игру сама Магия.

Хогвартс, которому Гермиона многое пожелала, не пострадал. Пострадала только Минерва МакГонагалл, которая у девочки ассоциировалась со всем Хогвартсом. Готовившаяся к вечернему распределению и представлявшая, что она будет делать с настырной грязнокровкой, совсем ее не испугавшейся, Минерва МакГонагалл внезапно упала на пол в своих покоях и затряслась, трансформируясь в точном соответствии с пожеланиями девочки. После трансформации заместителя директора школы несколько раз ударило о потолок и стены, в результате чего Минерва потеряла сознание. Причем до самого вечера ее не нашли. А когда нашли, то Северус Снейп даже затруднился сказать, профессор это или плод неудачной трансфигурации третьекурсника.

— Это Минерва, — подтвердила мадам Помфри, проделав все необходимые диагностические заклинания. — Ее в Мунго надо.

— Мы разве не сможем помочь? — поинтересовался Альбус Дамблдор, отнюдь не желавший отправлять кого бы то ни было в Мунго, потому что это удовольствие было не из дешевых, а платить должна была школа.

— Нет, это, похоже, детская стихийная магия, — заключила школьная медиведьма. — Кого-то наша кошка прогневила… Отправляйте в Мунго.

В этих хлопотах никто не заметил, что из списков исчезли две фамилии, так же, как одна из них пропала из списка магглорожденных. Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор более не был магическим опекуном Гарри Поттера, вверившего себя целителю, да и опекуном внезапно признанной магией совершеннолетней мисс Грейнджер ему тоже быть не светило. Впрочем, в этот момент Альбус Дамблдор сосредоточился только на одной проблеме — на проблеме Девочки-Которая-Выжила. Мисс Лайза Турпин, Героиня Магического Мира, поступала именно сейчас, поэтому было очень важно, чтобы она оказалась на Гриффиндоре. Все прочее могло подождать.

Веселее всех было Главному Целителю клиники Святого Мунго, обнаружившему в списке целителей Магической Британии новую фамилию, причем значок у этой фамилии означал, что эта женщина — целитель волею Магии, а с Магией не спорят. Главный Целитель надеялся на знакомство с новой целительницей, рано или поздно. Министерство Магии зарегистрировало целительницу Гермиону Грейнджер в тот же день. Возраст нового целителя в документах не указывался.

* * *

Автомобиль уже парковался у больницы, когда Гермиона закончила массировать сведенные судорогой пальцы Гарри. В дороге девочка еще внимательно осмотрела колени отчего-то смутившегося мальчика и сказала много всякого об «уважаемых коллегах», которым нельзя доверять даже кастрировать котов. Мистер Грейнджер попросил любимую дочь не смешить его в дороге.

— Пап, тащи кресло, — попросила Гермиона, стоило только автомобилю припарковаться. — Я вообще не представляю, как он ходил, но пытать его сейчас я необходимости не вижу.

— Хорошо, доченька, — мистер Грейнджер решил дать возможность любимой дочке набить все шишки самостоятельно, он-то думал, что она это все изучила по книгам…

Гарри хотел отказаться от кресла, но с девочкой Гермионой оказалось абсолютно невозможно спорить. Через некоторое время кресло-каталка двигалась в сторону отделения. Девочка шла рядом, здороваясь с докторами.

— Папа, ты Гарри переодень… Ну, или я могу переодеть, но мне надо помыться и одеться, подождешь? — проговорила она, не ожидая ответа и устремляясь в сторону ординаторской.

От того, как все завертелось, у Гарри даже немного закружилась голова, но он решил довериться этой странной девочке, потому что выбора у него все равно не было. Возвращаться к Дурслям было страшно, ехать в Хогвартс таким… Он просто устал от всего, поэтому, когда мистер Грейнджер осторожно переодел мальчика, стараясь не сделать больно, Гарри просто не выдержал. Он содрогался в рыданиях, стараясь спрятать лицо в подушку, кусая одеяло, чтобы никто не услышал, не увидел этого, но мистер Грейнджер все понял. Завернув мальчика в одеяло и присев на кровать, он держал Гарри в своих руках, пока тому не стало легче. А потом пришла Гермиона, сразу понявшая, что случилось, но никак на это внешне не отреагировавшая.

— Сейчас мы сначала снимем боль, хорошо? — спросила девочка Гарри. — А потом будем тебя возить и исследовать, потому что нужно понять, отчего у тебя это.

— Хорошо, — несмело улыбнулся мальчик. — Как скажешь.

— Люблю послушных пациентов, — улыбнулась Гермиона и принялась оборачивать суставы теплом, смазывать их чем-то, отчего боль уходила, растворялась, будто пропадала. — Нет, ну какие изверги, а? Папа, я хочу знать фамилию того коновала, что приговорил ребенка.

— И что ты с ним сделаешь? — улыбнулся мистер Грейнджер, наблюдая за точными, уверенными движениями понимающей, что делает дочери.

— Вазэктомию, — коротко, но непонятно для Гарри ответила девочка. — На травматическую у меня сил пока не хватит, а секатором — вполне.

— Кровожадная ты моя, — приобнял девочку Марк Грейнджер. — Потом надо будет поговорить.

— Потом поговорим, — согласилась Гермиона, понимая, что у папы есть вопросы, потому что выучить медицину по книгам — это не смешно.

Когда боль совсем утихла, Гарри совсем расслабился, мгновенно засыпая. Он давно уже не спал так — чтобы не болело и чтобы не было страшно. Убедившись, что ребенок уснул, мистер Грейнджер тихо сказал дочери:

— У него следы и много. Похоже, пацана лечили ремнем или еще чем похуже, так что учти.

— Папа, а почему ты доверил его мне? — вдруг спросила Гермиона, понявшая, что ее смущало.

— Я не знаю, что с тобой случилось, доченька, — улыбнулся папа. — Но ты врач, профессионал и мой коллега, а коллеге надо доверять.

Доктор бы просто кивнул, но Гермиона была еще и просто девочкой, поэтому взвизгнула от счастья, повиснув на шее верившего ей папы.

Часть 5

Двое санитаров возили кровать с Гарри на рентген, ультразвуковое исследование, на забор крови, а Гермиона шла рядом с кроватью и собирала анамнез. Марк, сопровождая пациента и дочь, диву давался: девочка в простом разговоре собирала анамнестические данные так, как не каждый врач в этой клинике мог. Марк, например, вот так — вряд ли бы смог, он это очень хорошо понимал. Получалось, что либо дочь — врач от Бога, либо у нее откуда-то взялся гигантский, просто огромный опыт врача-ревматолога, умеющего работать с детьми. В чудеса мистер Грейнджер не верил, поэтому разговор назрел, впрочем, он мог подождать и до вечера.

— А твои родители чем занимаются? — спросила девочка.

— У меня нет родителей, я подкидыш, — ответил мальчик. — Нахлебник, как дядя Вернон говорит.

— То есть ты живешь у родственников? — поинтересовалась Гермиона.

— Лучше бы отдали в приют, — с тоской ответил Гарри, наслаждаясь отсутствием боли.

— Ага… не любят и бьют? — продолжала опрос девочка, фиксируя все, что видела и слышала, в блокнот.

— Не любят… — проговорил мальчик и скривился, что-то вспомнив. — Пока не начало болеть, еще туда-сюда было, но потом отвезли меня в больницу, и там сказали, что анализы в норме, значит, я симулянт.

— А откуда взялась «психосоматика»? — удивилась Гермиона, фиксируя реакции.

— Это когда руки покраснели, и все выпадать начало, — произнес Гарри. — Таблетки не помогали, психиатр тоже не особо, вот они меня и… Чтобы не придумывал себе.

— Вот оно как, — протянула девочка. — А кушаешь ты как?

— Когда кормят — кушаю, — ответил Гарри, не поняв суть вопроса, зато Гермиона отлично поняла суть ответа.

— Вся кровь — cito, и на HLA-B27 возьмите, — выдала она указание забиравшей кровь медсестре, мистер Грейнджер подтвердил назначение кивком.

Разговор все тянулся, через некоторое время Гарри почувствовал, что уже полностью доверяет Гермионе, которая относилась к нему так, как никто и никогда не относился, с теплом и лаской. Когда исследования закончились, девочка назначила терапию, вызвав очень уважительный взгляд со стороны отца.

— Сейчас будешь кушать, потом таблетки и укол, — объяснила она мальчику. — Я тебя покормлю, потому что сам ты вряд ли сможешь… Кстати, как ты кушал у опекунов?

— Ну как… — смутился Гарри. — Из миски, а потом руками, вилка же не держится в руках…

На этих словах мистер Грейнджер почувствовал недостойное врача желание убить опекунов мальчика, а его невозможная дочь дождалась, пока принесут обед, и принялась медленно, осторожно, со знанием дела, кормить Гарри, доверчиво открывавшего рот и смотревшего на Гермиону с таким обожанием, что девочка даже немного смутилась.

Когда мальчик доел и выпил таблетки, девочка перевернула его, втыкая шприц, никто даже ничего сказать не успел — ни медсестра, ни мистер Грейнджер, ни даже Гарри, совсем не почувствовавший укола.

— Так, теперь ты спишь, — строго сказала Гермиона. — И смотри у меня! Если что, кнопка — вот здесь, вот эта бутылочка — для мочи. Захочешь в туалет — мочиться только туда. Это понятно?

— Понятно, — улыбнулся совершенно счастливый мальчик, глаза которого уже закрывались.

— Все, сладких снов, — погладила его девочка, и мальчик потянулся за ее ладонью, будто прося еще. Мистер Грейнджер опять захотел убить опекунов этого ребенка, проявивших совершенно неоправданную жестокость.

* * *

Директор Дамблдор чувствовал себя так, как будто он что-то забыл, и это что-то было очень важным, но вспомнить, что именно, никак не мог. Несмотря на то, что Избранная поступила на Гриффиндор, вела она себя совсем не героически — выдрала клок волос младшему Уизли, отбила мошонку старшему, а братьям что-то подмешала в еду, отчего они старались от туалета далеко не отходить.

Еще Хагрид ныл по поводу того, что церберу не нравится сидеть на цепи, он хочет играть, и собачку надо выгуливать. Дел в школе было много, а то, во что превратилась Минерва, вызывало искреннее восхищение у целителей Святого Мунго, но делами заниматься точно не могло. Оно могло только принимать пищу и фонтанообразно испражняться, вызывая бурные аплодисменты целителей.

Главный целитель Мунго отметил у новой целительницы индивидуального пациента, который нуждался в лечении на дому и транспортировке не подлежал, поразившись самоотверженности новенькой. С самого начала браться за тяжелые случаи — это вызывало уважение, поэтому целительницу решили не беспокоить, дабы она могла полностью сосредоточиться на своем пациенте. Тайна личности пациента в Мунго блюлась неукоснительно, что позволило юному пациенту остаться инкогнито.

Министерство Магии послало специалиста, чтобы снять с дома мисс Грейнджер надзорные чары, а на палочке они деактивировались сами. Немного удивил тот факт, что дом целительницы находится в маггловском районе, но никто это не прокомментировал, леди имеет право на свои причуды.

* * *

Впустив дочь в свой кабинет, мистер Грейнджер запер дверь и пригласил Гермиону садиться. Девочка вздохнула и присела на стул так, чтобы в случае чего оказаться спиной к стене. Папе она, конечно, верила, но опасалась, что сегодня его таки довела, а получать по вместилищу врачебной интуиции ей совсем не хотелось.

— Рассказывай, доченька, — предложил мистер Грейнджер, усаживаясь напротив Гермионы.

— Ну… — протянула девочка, снова становясь «просто девочкой». — Когда у меня случилась остановка[3] от «С» за контрольную, я увидела такой вокзал, где была другая я, наверное, из прошлой жизни, а еще Смерть, она сказала, что сольет нас вместе, потому что мне умирать пока не положено. А в прошлой жизни я была русской, детским доктором… И вот.

— Значит, весь опыт у тебя твой, но из прошлого, так? — поинтересовался мистер Грейнджер. При всей фантастичности объяснения оно закрывало все белые пятна.

— Да, папа, — кивнула девочка, глядя Марку в глаза. — Там я прожила сорок с хвостиком лет и погибла, спасая детей, попавших в аварию.

— Своих детей? — спросил мистер Грейнджер, внимательно отмечая реакции немного нервничающей дочери.

— Нет, папа, просто увидела перевернутую машину, ну и… — Гермиона помолчала. — Но я все равно та же Гермиона… Ну, почти.

— Понятно все с тобой, доченька, — улыбнулся папа, ощущая гордость за нее. — Не дрожи, не будет тебе наказания, — он увидел, как расслабилась девочка. — Опасалась, да?

— Думала, что довела тебя, — улыбнулась девочка. — А по попе не хочется, как ты понимаешь, но если доведу, скажи. Один раз можно.

— Ладно, коллега, — сменил неприятную ему тему доктор Грейнджер. — Что по пациенту скажешь?

— А что тут скажешь… — Гермиона помолчала, становясь доктором. — Таких опекунов в проруби топить надо. Идти ему некуда, только разве что… — она с надеждой посмотрела на отца, на что он кивнул, вызвав широкую улыбку дочери. — По сути, недокорм, недостаток всего, опасность остеопороза и, навскидку, ювенильный ревматоидный артрит, только при нем бывают нормальные анализы. Я не понимаю! —повысила голос девочка. — У кого-то отменили мозги или в Великобритании уже рентген недоступен? Чего проще-то!

— Заметно, что ты профессионал, — произнес улыбающийся доктор Грейнджер. — Тебя бесит непрофессионализм.

— Да как он может не бесить-то, — вздохнула Гермиона. — В общем, лечение я назначила, наблюдаем сутки-двое, потом будем решать, но он вполне может и дома полежать, я поухаживаю, а то больница — это деньги, кто его знает, как у него со страховкой…

— Умница, доченька, — мистер Грейнджер, не сдержавшись, поднялся и сгреб пискнувшую девочку в объятия. — Таким ребенком можно и нужно гордиться. Иди, заполняй на него карту, я подпишу.

— Ура! — воскликнула Гермиона, уносясь в ординаторскую.

Мистер Грейнджер сидел за своим столом и думал о том, что доченька повзрослела, оставаясь все такой же любимой маленькой принцессой, ведь коллегой она становилась, это было очень хорошо заметно, когда любимая дочь становилась врачом, а когда возвращалась к состоянию «любимая папина принцесса». С опекунами мальчика надо будет что-то сделать, впрочем, насколько мистер Грейнджер знал таких людей, они будут рады передать опеку.

Часть 6

Быстро надиктовав медсестре данные, которые нужно внести в медкарту, Гермиона присела отдохнуть и подумать, пока женщина приводила формуляр в установленный вид. Великобритания отличалась от России тем, что заполнением бумаг занимались отнюдь не врачи, а младший медицинский персонал, что, несомненно, сильно облегчало жизнь. Впрочем, насколько девочка знала, так было во всей Европе.

В ординаторскую входили доктора, с добродушным интересом смотревшие на одиннадцатилетнюю дочь своего шефа, одетую в хирургический костюм. Несмотря на то, что она уже показала свои знания и умения, относились к ней, как к знающему, понимающему, но ребенку — с теплом, но без высокомерия. Доктора знали, как легко убить в ребенке тягу к знаниям, ибо были детскими докторами. Вошедшая в ординаторскую медсестра положила перед Гермионой результаты анализов, не удержавшись и погладив девочку, которая отреагировала на ласку, как ребенок, но после явно собралась и стала серьезной.

— Так, — произнесла девочка. — Этого следовало ожидать, мальчик же. Ага, а вот это неожиданность…

— Что-то случилось, коллега? — спросил Гермиону попивавший кофе доктор в возрасте.

— Пожалуй, нет, — медленно проговорила девочка. — Пациента, похоже, не кормили совсем, дефицит всего, отсюда и аритмия.

— Это как? — удивился доктор, привлекая внимание коллег, которые подошли поближе.

— В анамнезе у нас, — Гермиона заглянула в блокнот. — Побои, недостаточное питание. А по анализам — ниже нормы и калий, и магний, и кальций, и… Видите? А вот этот параметр показывает активность сердечной недостаточности, которой не может быть на данном этапе артрита, если только… — девочка задумалась.

— Может, болезнь Стилла? — поинтересовался кто-то.

— Нет, титр отрицательный[4], — автоматически ответила задумавшаяся девочка. — Или неполный анамнез, или я что-то пропустила. Но на рестрикцию[5] это не похоже… Проснется, надо будет рентген легких сделать, как же это я так не подумала…

Гермиона расстроилась почти до слез, отчего доктора принялись чуть ли не хором ее успокаивать и поддерживать. Девочка, чувствуя такую поддержку, улыбнулась, ей было комфортно в таком коллективе, а докторам отчего-то стало теплее на душе. В этот момент в ординаторскую зашел сильно задумчивый коллега. Он явно не видел, куда идет, и был глубоко погружен в свои мысли.

— Что случилось, коллега? — остановив в дюйме от стены, в которую коллега целенаправленно шел, его попытались растормошить.

— Не понимаю, коллеги, — вздохнул доктор. — Девочка, восемь лет, жалобы вполне артритные, но все титры в норме, анализы почти без претензий, а рентген вообще непонятный.

— Простите, — влезла Гермиона своим тонким голоском. — А можно мне посмотреть?

— Да, пожалуйста, — ответил ей отчаявшийся доктор, протягивая результаты, а другие врачи с интересом смотрели на нахмурившуюся девочку.

— Дай бог памяти… — зацепилась за что-то в вырисовывающейся картине Гермиона. — Простите, доктор Стивенсон, можно мне посмотреть девочку?

— Пожалуйста, коллега Грейнджер, — развеселился от официальности тона девочки доктор.

Все доктора, бывшие в ординаторской, присоединились к этим двоим, создав стихийный визит и заинтересовав мистера Грейнджера, от вида такой толпы вышедшего из своего кабинета. Девочка быстрым шагом дошла до палаты-бокса, где тихо плакала маленькая пациентка, баюкая руки.

— Здравствуй, — улыбнулась ей Гермиона, аккуратно обнимая пациентку. — Можно я тебя посмотрю?

— Да, — тихо пискнула девочка-пациентка, увидев так много докторов одновременно.

Осторожно ощупав суставы, заглянув в рот, осмотрев девочку полностью, Гермиона показала врачам, насколько мобильны суставы, как двигаются ноги и руки, а потом так же тихо спросила девочку, как часто ту наказывают и за что. Когда пациентка ответила, доктора уже сами все поняли, на что Гермиона грустно улыбнулась и начала рассказ:

— Как вы уже поняли, мы имеем дело с коллагенозом[6]. У пациентки нарушено производство этого самого коллагена, причем, судя по тому, что мы все наблюдаем, имеет место гипермобильный тип. Если бы пациентку не били, то достаточно было бы просто бандажей и все, но…

— Дегенерация суставов, — прошептал доктор Стивенсон.

— Да, коллега, — твердо произнесла юный врач. — На рентгене мы, скорее всего, найдем именно это. Взрослые люди, родители, возможно, школа, перечеркнули нормальную жизнь девочки. Но мы ей поможем.

— Разве можно помочь? — удивился все тот же доктор. — Это же кресло и малая подвижность.

— Мы сможем, — улыбнулась маленькой пациентке Гермиона. — Мы справимся.

И столько было уверенности в ее голосе, что восьмилетняя девочка заулыбалась, искренне надеясь на то, что сказала такая же девочка, как она.

* * *

Избранная совершенно истрепала все нервы Альбусу Дамблдору. Будь на месте Минерва, она бы смогла выбить дурь из Избранной так же, как выбила когда-то из Эванс, которая пришла в школу боевой девочкой, а уходила дрожащей и цепляющейся за того, кого ей было сказано. Но Минервы не было, она прописалась в Мунго, и кажется, навсегда, поэтому пришлось просить Филча.

Как потом удалось установить, радостный Аргус долго рассказывал девочке, что он с ней сделает, доведя ту неожиданно не до испуга, а до бешенства. Поэтому, когда он достал достаточно страшно выглядящее орудие наказания и потребовал от девочки раздеться для этого самого наказания, произошел детский стихийный выброс, продемонстрировавший избранность девочки, так как изолированная комната наказаний не смогла сдержать буйства магии, и школе теперь нужен другой Филч. Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор покосился на паддл, грустно моргающий на него со стены маленькими глазками.

* * *

По-видимому, новая пациентка, которую консультировала Гермиона, была магглорожденной или сквибом, потому что Магия отметила второго пациента у новенькой целительницы, и опять сложный случай, отчего Главный Целитель просто поразился работоспособности и ответственности неизвестной пока коллеги. В мире Магии приписки были невозможны, у каждого целителя был самый строгий надсмотрщик — сама Магия. Главный Целитель распорядился о поощрительной премии новенькой, потому что такое рвение не должно оставаться незамеченным.

Министерство Магии отметило мистера Поттера как перешедшего на домашнее обучение, равно как и опеку над ним. Больше вопросов к юному магу не было ни у кого, все запросы отныне перенаправлялись его опекуну.

* * *

Зайдя к Гарри и увидев, что он проснулся, Гермиона улыбнулась мальчику, который радостно улыбнулся в ответ. Девочка подошла к нему, поинтересовавшись самочувствием, и проверила состояние суставов, после чего принялась обмазывать их мазью и менять компрессы. Гарри пугался медсестер, но полностью доверился Гермионе, что она очень хорошо поняла, поэтому ухаживала за ним сама.

— Ну что, — произнесла девочка, закончив с суставами. — Сейчас мы с тобой поедем еще раз на рентген, а потом будем кушать, хорошо?

— Как скажешь, — посмотрел на нее мальчик с тем безграничным доверием в глазах, которое она не раз видела у своих пациентов, но Гермиона была еще и девочкой, поэтому осторожно обняла мальчика, тихо всхлипнувшего от ее тепла.

Позвав санитаров, Гермиона попросила их отвезти кровать на рентген, двинувшись рядом. Санитары уже получили инструкции от папы и слушали эту спокойную вежливую девочку. Им было интересно наблюдать за тем, как она заботится о мальчике одних с ней лет. Ну и медсестры, конечно, тихо гордились своим шефом, сумевшем так научить дочь.

После рентгена, пока готовились снимки, Гермиона забрала из столовой ужин, предназначавшийся таким пациентам, как Гарри — им была положена специфическая диета, и отправилась кормить мальчика. Конечно, можно было придумать что-то, чтобы он мог поесть сам, но девочке было неожиданно приятно кормить Гарри с ложечки. А Гарри… Гарри наслаждался отсутствием боли и заботой, которой не знал всю свою жизнь.

— Сейчас мы покушаем, да? — спросила Гермиона мальчика, набирая в ложку ароматную кашу.

— Да, — радостно улыбнулся Гарри, следя за приближающимся столовым прибором.

— Сегодня ты поспишь здесь, — начала объяснять Гермиона, продолжая кормить мальчика. — А завтра я заберу тебя домой.

— К тебе домой? — удивился Гарри, перестав на минутку жевать.

— К нам домой, — уверенно произнесла девочка и замерла, увидев слезы. — Ну чего ты? Что случилось?

— Я ничего, я сейчас, — мальчик едва справлялся с собой, стараясь не пустить слезы, удержать их, потому что он же мальчик. — Я…

— Чудо ты мое, — обняла его Гермиона, отложив поднос в сторону. — Все плохое закончилось.

И мальчик верил, искренне верил в то, что все плохое закончилось — наказания, боль, холод чулана, издевательства… А девочка покачивала его в своих руках, мечтая применить к тем, кто такое сделал с ребенком, весь спектр средневековых пыток.

Часть 7

Закончив с Гарри, Гермиона оставила его отдыхать, дав книжку по традициям Магической Британии, объяснив, что им там еще учиться, поэтому надо понимать, «что откуда растет». Мальчик начал читать с интересом, потому что так сказала Гермиона, этой аргументации Гарри было вполне достаточно.

Девочка двинулась к своей второй уже пациентке, чтобы помочь и ей. Восьмилетняя девочка по имени Мария с ужасом смотрела на принесенный ей медсестрой поднос. Она привыкла к тому, что кушать — это очень больно[7], но, как и любой ребенок, боли совсем не хотела. Мария пыталась собраться с силами и набраться смелости, чтобы не плакать. Она уже обреченно потянулась к ложке, когда в палату вошла Гермиона. Увидев слезы на лице Марии, девочка все поняла, быстро подошла и остановила руку пациентки.

— Тебе же больно, почему ты на помощь не позовешь? — спросила Гермиона, беря ложку в свою руку.

— Нельзя, — всхлипнула Мария, наблюдая за ложкой. — За это знаешь, что будет[8]?

— В больнице? — округлила глаза от удивления девочка, начиная аккуратно кормить пациентку.

— Я не пробовала, — прошептала та, прожевав кашу. — Мне страшно…

— Страшно просить о помощи? — поинтересовалась Гермиона. — Или страшно сейчас[9]?

— Вообще страшно, — призналась девочка-пациентка. — Сначала очень страшно, а потом свет выключается.

Отметившая характерные признаки, Гермиона уверенно нажала красную кнопку, продолжая забалтывать пациентку и кормить ее, следя за тем, чтобы Мария не подавилась. В палату вбежала медсестра, удивленно взглянув на Гермиону, сразу же увидев, как напряжена дочь шефа.

— Кардиограф и реаниматолога, — спокойно попросила Гермиона. — Очень быстро, — а потом обратилась к пациентке: — А вот мы еще ложечку скушаем и расскажем, не больно ли, да?

— Да, — кивнула Мария, ойкнув, ее лицо начало синеть. Сначала совершенно незаметно, но когда в палату вошел мужчина с кардиографом, цианоз[10] уже разливался вовсю, поэтому Гермиона отложила поднос с едой и готовилась к неизбежному.

— Чего вы телитесь, — зло выплюнула девочка. — Диспноэ[11], региональный цианоз.

— Понял, — кивнул реаниматолог, нажав что-то у себя на поясе. — Отойди-ка.

— Качать один будешь? — саркастично подняла бровь девочка. — На трубу[12] осторожно, у нее коллагеноз.

В палату начали вбегать доктора в зеленых костюмах. Гермиона мудро отошла в сторону, чтобы не мешать коллегам, спасавшим жизнь девочки. В этот момент в палату вошел доктор Грейнджер, посмотрел на суету возле кровати, потом на спокойную дочь и тихо поинтересовался:

— Что случилось?

— Похоже, кардиологию у нее мы все про… — девочка запнулась, с опаской посмотрела на отца и продолжила: — Пролюбили. Скорее всего, там еще и порок сердца, потому что синкопе[13] в анамнезе[14]. Или что-то специфическое, но это надо искать.

— Найдем, — кивнул мистер Грейнджер. — Ты собирайся, через час домой поедем.

— Ага, — кивнула Гермиона. — Только Гарри надо на монитор привесить[15], не нравится мне что-то, может, пойдем, на снимок вдвоем посмотрим?

— Пойдем, конечно, — кивнул папа девочки и поинтересовался у коллег: — Ну, что там?

— Ваша дочь ей жизнь спасла, — честно ответил реаниматолог. — Еще б полчаса и все, а так — полежит на трубе, кардиологи посмотрят, все нормально будет.

— Кардиологам про хрупкость сосудов напомните, пожалуйста, — подала голос девочка. — Они-то, по идее, это знают, но напомнить не помешает.

— Договорились, — улыбнулся врач, таких подробностей не знавший[16], и повернулся к коллегам. — Ну что, поехали?

* * *

Лайза Турпин воспитывалась в приюте с тех самых пор, как ее туда сдали маггловские родственники, не пожелавшие возиться с обузой. В приюте ее сначала ломали, а когда так и не смогли, оставили в покое. Девочка росла злой, легко впадающей в бешенство и не прощающей ничего. На память Лайза не жаловалась, поэтому ее опасались — девочка могла внушать ужас. Казалось, в ее душе нет ничего светлого и доброго, но это было не так. За выстроенной броней жила маленькая светлая девочка, которой очень не хватало ласки и тепла. Только одна женщина во всем приюте это видела, только с ней Лайза была настоящей.

Ее отец, Эдгар Турпин, был убит самим Темным Лордом, как девочке рассказали, когда громадный полувеликан привел ее в мир Магии, а ее саму этот самый Волдеморт убить почему-то не смог, сделав Девочкой-Которая-Выжила, вот только счастья ей это не принесло. Девочка с детства привыкла к тому, что вокруг одни враги, ну, кроме той женщины со странным именем, которая искренне любила Лайзу. Магический мир оказался вовсе не сказкой, чего, собственно, девочка и ожидала, поэтому молчать и плакать она не стала. Кроме того, вдруг оказалось, что у Лайзы аллергия на многие зелья, а ментальное воздействие гасится бешенством, живущим в девочке. Тут бы магам задуматься, но маги думать не любили, особенно Альбус Дамблдор.

Северус Снейп помнил, что сделали с Лили, знал, кто это сделал, поэтому не испытывал ненависти к тем, кто назывался Мародерами, потому что был их тайным консультантом. Его желание отомстить МакГонагалл с годами становилось только сильнее, поэтому страдал факультет старой кошки. С совершенно озверевшей Лайзой Северус связываться не хотел, считая, что именно героиня превратила МакГонагалл… в такое вот. Беспокоило отсутствие сына Лили в школе, но… Северус решил не дразнить гусей, напоминая о сироте тем, кто явно не был другом ребенку, а маленький артефакт говорил о том, что ребенок жив.

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор пребывал в плохом настроении, прикладывая холодный компресс к пострадавшему месту. О чем подумала девочка, когда он наставил на нее палочку, Дамблдору так и осталось непонятным, но мгновенно впавшая в бешенство Лайза сильно ушибла Великого Светлого, унеся к тому же пару колокольчиков из бороды, как она выразилась — «на память». Избранная была совершенно неуправляема, из-за чего Дамблдор склонялся к мысли о том, что Избранную надо менять и лучше кардинально. Но… Объявив себя магическим опекуном девочки, Дамблдор не мог этого сделать ни прямо, ни косвенно, Магия в очередной раз показала, что со словами в этом мире надо обращаться осторожнее.

* * *

Убедившись, что с Гарри все в порядке, Гермиона сама укрепила электроды на теле мальчика и некоторое время понаблюдала. После чего девочка, не понимая, почему она это делает, рассказала мальчику сказку и, пожелав приятных снов, отправилась к отцу. Мария, ее вторая пациентка, отдыхала в реанимации, где за ней наблюдали постоянно, поэтому у Гермионы была надежда на то, что все закончится хорошо.

Папа в задумчивости стоял у негатоскопа, рассматривая снимки Гарри. Его что-то беспокоило, но доктор не мог понять, что именно. Гермиона вошла в кабинет папы и сразу же двинулась к снимкам, прихватив с папиного стола линейку и карандаш. Не говоря ни слова, девочка принялась проводить линии прямо на снимке, отчего доктор Грейнджер сразу понял, что она имеет в виду.

— Индекс большой? — спросил он свою принцессу.

— Да, папа, надо будет восстановить электролиты, а потом пытаться понять, почему так, — кивнула девочка.

— Как у него ритм? — поинтересовался мистер Грейнджер, обнимая расслабившуюся Гермиону.

— Синусовый, но так себе, впрочем, не угрожающий, — задумчиво ответила девочка, прикрывая глаза. День был долгим, и она очень устала, все-таки это тело на такие нагрузки рассчитано не было.

— Ну и хорошо, — улыбнулся папа, погладив усталую дочь по голове. — Переодевайся и поехали домой.

— До-о-омой, до-о-омой, — пропела девочка, отправляясь в ординаторскую, чтобы переодеться.

Плюхнувшись в папину машину, девочка чувствовала себя очень утомленной, но ее мозг продолжал работу, разбирая все, что произошло сегодня. С улыбкой глядя на задумчивую дочь, мистер Грейнджер всю дорогу молчал. Только сейчас до Гермионы дошло, какой казус она теперь для магического мира — одиннадцатилетняя совершеннолетняя признанная целительница, не разбирающаяся в заклинаниях. Это означало, что эти самые заклинания надо изучить, а где их взять? «Буду читать, что в книгах об этом написано», — поняла Гермиона, отдых опять откладывался.

Часть 8

Когда они с папой вернулись домой, мама удивилась. Она сегодня была на дежурстве и проводить дочь в школу не могла, поэтому, сначала накормив мужа и явно вымотанную дочь, Эмма поинтересовалась:

— Что случилось? Ты же в школу уезжала, или я что-то не так поняла?

— Она себе пациента по дороге нашла, — рассмеялся мистер Грейнджер, подмигивая жене.

— Пациента? — удивилась миссис Грейнджер, с интересом взглянув на дочь. — Какого пациента?

— Ревмартрит, — коротко пояснила девочка, уйдя в свои мысли. — Про… — Гермиона снова с опаской взглянула на отца. — Пролюбленный каким-то не сильно умным коллегой.

— А чего она на тебя косится? — спросила мужа Эмма, заметив взгляд дочери.

— Выругаться хочет, но опасается награды за это, — улыбнулся папа девочки.

— Правильно, в общем-то, опасается, — заулыбалась миссис Грейнджер. — Миона, ты же врач, латыни должно хватать на все эмоции.

— А ты откуда знаешь? — удивился мистер Грейнджер. — Она мне только сегодня рассказала.

— Ну я же мать, любимый, — произнесла Эмма. — Я это вижу. Наверное, магия постаралась, да?

— Да, мамочка, — согласилась Гермиона. — Кстати, ты не будешь возражать… Ну…

— У нас появится еще один ребенок вскоре, — проговорил Марк. — Мальчик, никому не нужный…

— Мне нужный, — отрезала девочка. — Остальные перетопчутся.

— Да, другие дети котят подбирают, щенков, — подчеркнуто-грустно сказала Эмма Грейнджер, но не выдержала и рассмеялась. — А наша сразу жениха?

— Его сначала вылечить надо, — хмуро сообщила Гермиона. — А там посмотрим, какой из него жених.

— Это как раз классика, — погладила девочку миссис Грейнджер.

Затем мистер Грейнджер рассказывал любимой жене обо всем произошедшем, а Гермиона, в свою очередь, закопалась в книги, пытаясь обнаружить способ изучить колдомедицинские заклинания, чтобы не быть поднятой на смех. Девочка очень не любила, когда над ней смеялись, поэтому искала сейчас со всей тщательностью.

Наконец ей удалось обнаружить, как обращаться к каталогу библиотеки, и Гермиона достала палочку. Согласно книге, сначала надо было указать, какую библиотеку запрашиваешь, а в магическом мире Великобритании это была… «А, вот!» — обрадовалась девочка. Сделав красивый жест палочкой и держа левую руку параллельно столу, Гермиона громко произнесла:

— Целитель Грейнджер запрашивает каталог библиотеки Мунго!

Родители прекратили общение, с удивлением оглянувшись на любимую дочь, когда в воздухе что-то блеснуло и руку одиннадцатилетней девочки придавило к столу толстым томом с окованными железом уголками. На томе был изображен вполне узнаваемый посох Асклепия, что заставило девочку улыбнуться.

— Ничего себе каталог! — оценил на глаз толщину полученного девочкой тома мистер Грйенджер. — Таким и убить можно.

— Сейчас мы поищем, — напела Гермиона, листая оглавление. — Сейчас мы найдем… И всех достанем… И за это нам ничего не бу-у-удет…

— Может, отдохнешь, доченька? — ласково поинтересовалась мама.

— Может, и отдохну, — тяжело вздохнула девочка. — Вот поработаю и сразу отдыхать. Хм… наверное.

— Доча, о своем здоровье тоже надо заботиться, — строго сообщил папа. — А не то получишь общеукрепляющий курс.

— Уколы как замена порке? — задумчиво поинтересовалась Гермиона. — Интересное решение. Так себе, конечно, решение, но интересное… Ладно, надо поспать, а то завтра буду рыбкой второй свежести.

— Это как? — удивился мистер Грейнджер под смех все понявшей супруги.

— Папа, — девочка посмотрела на Марка большими наивными глазами. — Рыба второй свежести — это тухлая рыба… [17]

* * *

Лайза Турпин начала обзаводиться подругами. Доверять она им, конечно, не доверяла, но та же Лаванда Браун оказалась прекрасным источником информации о происходящем в школе и за ее пределами. Слухи, конечно, нужно было фильтровать, но Лайза это умела. Увидев, что девочка отнюдь не отморожена на всю голову, другие девочки потянулись к ней, подсознательно желая защиты от всего, что происходило в школе. Несмотря на декларируемое равенство, в Хогвартсе им и не пахло. Девочки с более старших курсов, особенно магглорожденные, благоволили девочке, по их мнению, избавившей их от страшной Маккошки.

Северус Снейп, понимая, что еще немного — и девочка, не контролирующая свою сущность, сорвется, начал назначать Лайзе отработки, на которых учил контролировать гнев и саму суть берсерка, живущего в девочке. Откуда в светлом роду Турпинов взялся берсерк, было Северусу непонятно, но он решил эту проблему оставить на потом. Факультету Слизерин было запрещено как-то задевать Героиню, что понял даже Драко, отлично знавший, какая у крестного тяжелая рука.

Лайза, почувствовав живое участие и тепло нелюдимого зельевара, показала ему себя настоящую. Профессор Снейп с этого момента старался защитить девочку, очень осторожно играя на самомнении Дамблдора. Альбус успокоился, видя в Северусе замену МакГонагалл, и даже в личном общении разрешил ему «специальные методы воздействия», подробно объяснив, что именно он имеет в виду. Теперь профессор Снейп, ранее мечтавший подвергнуть шефа пыточному заклинанию, сейчас уже мечтал заавадить Альбуса Дамблдора, но от девочки суть разговора скрывать не стал.

Альтер-эго Квиринуса Квиррелла попыталось прочитать девочку аккурат после ее разговора со Снейпом, не подумав о последствиях. Клокочущая сила вырвалась наружу, оставив голого и ничего не соображающего профессора ЗОТИ, лишившегося своего спутника, понуро стоять посреди коридора, где на него наткнулись девочки факультета барсуков. Визг девочек был настолько мощным, что чуть не разрушил Хогвартс, а всплеск стихийной магии превратил профессора в крысу белого цвета, поэтому его достаточно быстро отловили и отправили в Мунго.

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор страдал. По совету злобно ухмыляющегося Северуса Снейпа Лайза Турпин громко объявила, не выходя из кабинета зельеварения, о том, что «методы воздействия, которые имел в виду Дамблдор, наносят ей вред», призвав в свидетели Магию, и Дамблдору сразу же прилетело от этой самой магии. Поэтому Дамблдор страдал от проклятья типа «ни самому посмотреть, ни другим показать[18]».

* * *

Наутро Гермиона отправилась с папой и, ради разнообразия, с мамой в больницу. Во-первых, пациенты, во-вторых, показать Гарри маме, а в-третьих, мама тоже человек, и ей жутко любопытно. Поэтому все залезли в папину машину, которая немедленно отправилась в больницу.

В больнице девочка сразу отправилась в ординаторскую, где переоделась, не обращая внимания на собравшихся докторов, которых, впрочем, девичьим бельем удивить было сложно, но вот то, что девочка их совершенно не смущалась, а просто бросив: «Доброе утро, коллеги», принялась переодеваться, вызвало некоторую оторопь. Впрочем, Гермиона этим совершенно не озаботилась, поскакав на сестринский пост, чтобы узнать, что произошло за ночь.

Марию, как оказалось, увезли на операцию еще ночью, поэтому девочка еще спит в реанимации, на что Гермиона кивнула, прокомментировав, что ногами и руками можно будет заняться, когда пациентка начнет проходить реабилитацию. Уже переодевшийся папа важно покивал и согласился с этим, а вот мама наслаждалась тем, как дочь разговаривает с медсестрами — вежливо, спокойно, но требовательно, отчего те улыбались, но подробно рассказывали.

— Я поняла, — кивнула девочка, забирая утренние анализы Гарри, которые подтвердили ее предположения. — Папа, возьми кардиограф, пожалуйста, а то я его не доволоку.

— Хорошо, юная целительница, — улыбнулся доктор Грейнджер, беря в руку довольно увесистый чемодан портативного электрокардиографа.

— Сейчас снимем пленку, скорее всего, там будет блокада, но проверить надо, — объясняла Гермиона на ходу. — Только я сначала покормлю это чудо, — произнесла она, входя в палату. — Доброе утро, Гарри! Как спалось?

— Здравствуй, Гермиона, — мальчик сумел вложить в два слова столько нежности и благодарности, что миссис Грейнджер всхлипнула. — Лучше всех спалось, ничего не болело… Впервые…

— Ну вот и хорошо, вот и молодец, — улыбнулась девочка, быстро осматривая суставы и кивая самой себе. — Пап, дай трубку, пожалуйста, — попросила она.

— Надо тебе уже свой подарить, — прокомментировал мистер Грейнджер, протягивая стетоскоп.

— Хорошая мысль, — кивнула Гермиона, внимательно выслушивая легкие и сердце. Миссис Грейнджер замерла, наблюдая за спокойной работой одиннадцатилетнего врача. — Так, пока все ожидаемо, — девочка отдала трубку папе, сама уселась на кровать и взяла поднос, к которому мальчик и не притронулся. — Сейчас Гарри будет кушать, — сообщила она окружающим и зачерпнула ложкой первую порцию манной каши.

Миссис Грейнджер смотрела на доченьку и была чрезвычайно горда ею, ведь ни одного лишнего движения, прекрасный контакт с пациентом, который ее уже боготворит, правильный разговор, в котором звучит ласка, вот, мальчик едва сдерживает слезы… Какие же звери его воспитывали?

Часть 9

— Гарри у нас покушал, — сообщила очень ласково улыбающаяся мальчику Гермиона. — Значит, что?

— Что? — с интересом спросил Гарри, не ожидая подвоха.

— Значит, Гарри сейчас выпьет таблетки, вот так, молодец, и повернется к Гермионе тылом, — девочка помогла мальчику перевернуться, требовательно протянула руку медсестре, в которую та вложила шприц. — Гарри у нас смелый, поэтому уколов не боится, — уверенно и как-то очень мягко уколов мальчика, Гермиона перевернула его обратно. — Так, теперь ты лежишь и читаешь, а я схожу, на Марию посмотрю, потом приду, и будем заниматься, согласен? — Мальчик с готовностью кивнул, девочке он верил полностью.

— Ваша дочь — просто волшебный доктор, — шепнула медсестра мистеру Грейнджеру. Девушка была совершенно очарована дочкой шефа, она такую уверенность и доброту не у всех врачей отделения видела.

— Ну так папина же дочка, — прокомментировала услышавшая это Гермиона. — Пойдем, посмотрим, не проснулась ли Мария.

— Пойдем, — улыбнулся мистер Грейнджер, не считая зазорным учиться у дочери. — Трубку возьми, пригодится.

— Спасибо, папа, — кивнула девочка, принимая стетоскоп. Попытавшись по привычке сунуть его в карман, Гермиона поняла, что так будет неудобно, и со вздохом повесила на шею.

— Почему вздыхаешь? — поинтересовалась миссис Грейнджер, идя за дочкой по коридору.

— Да если пациент буйный, или его родитель, то и задушить может, — объяснила девочка. — Но пока иначе не удобно, а понадобиться может в любой момент.

— Папа защитит, если что, — хихикнула Эмма Грейнджер, наблюдая за тем, как девочка входит в реанимационную палату и сразу же спрыскивает руки антисептиком. Причем Эмма понимала, что это вполне рефлекторное движение.

— Ну, как у нас поживает наша Мария? — очень ласково спросила Гермиона уже самостоятельно дышащую пациентку.

— Хорошо, Гер… Миона, — едва слышно проговорила девочка-пациентка, смотря на свою целительницу так, как, наверное, смотрят на святых. — Просто очень…

— Ага, руки тебе зафиксировали, — Гермиона заметила бандажи. — Очень хорошо, не больно сейчас?

— Совсем не больно, — улыбнулась Мария. — Спасибо.

— Будет у тебя реабилитация, — проговорила девочка, аккуратно выслушивая пациентку, чтобы не тронуть шов. — Тогда руки и ноги починим, хорошо?

— Ура… — прошептала пациентка, восьмилетняя девочка, для которой Гермиона стала воплощением ангела.

— Вот и умница, постарайся поспать, и если что — нажимай кнопку, хорошо? — спросила Гермиона, привешивая стетоскоп обратно.

Миссис Грейнджер смотрела на любимую доченьку и видела мудрого врача. Ее девочка понимала, что происходит, сопереживала пациенту, и от разговора с ней, просто от разговора, пациентам становилось легче. Теперь она понимала, почему так восторгается муж. Даже если учесть память прошлой жизни, доченька все равно врач от Бога, каких очень мало.

— Доченька, а что с малышкой? — спросила Эмма Гермиону, когда та шла обратно к Гарри.

— Коллагеноз у нее, — вздохнула девочка. — Что-то вроде Элерса-Данлоса или Марфана гипермобильного типа. В общем-то не проблема была бы, если бы девочку не били, а сейчас все будет сложнее. Что за родители безмозглые… Эх!

— Значит, ты ее единственная надежда, — будто самой себе сказала миссис Грейнджер. — Это же редкое заболевание?

— Да, примерно один тысяч на сто, — кивнула Гермиона. — Ну а насчет надежды… Знаешь, мама, было бы желание… А вот и Гарри, который готов учиться!

— Как скажешь, — сразу же согласился мальчик.

Миссис Грейнджер подошла к мужу и вполголоса передала ему свое восхищение:

— Марк, она смотрит на Миону, как на святую! Почему?

— Принцесса спасла ей жизнь, — улыбнулся доктор Грейнджер, наблюдая одним глазом за дочерью.

* * *

Главный Целитель Мунго очень обрадовался, когда увидел, что новая целительница запросила доступ в библиотеку, который он с радостью авторизовал. Значит, целитель не надеется только на себя, а готова обратиться за помощью к книгам и, возможно, коллегам. Это очень хороший признак, очень. На очередном совещании Главный Целитель похвалил новую целительницу, вызвав всеобщее удивление, так как целителя Грейнджер никто не знал.

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор сильно переживал по поводу исчезновения духа Волдеморта из замка, в связи с чем полоса препятствий потеряла актуальность. Впрочем, она могла быть использована для того, чтобы провести Лайзу по первому приключению, точнее, ее друзей, которых девочка, разумеется, не оставит в беде. Но тут возникла другая проблема: Рон Уизли категорически отказывался быть другом Избранной, даже под Империо, его инстинкт сохранения оказался сильнее подчиняющего заклинания. Невилл Лонгботтом охотно дружил с девочкой, но на подвиги не рвался. Вот в теплицу — да, а на подвиги — совсем нет.

Лайза Турпин, случайно набредя на зеркало Еиналеж, привела его в негодность, похоронив где-то внутри Философский камень. Зеркало показало ей сначала семью, но Лайза никогда не видела ни маму, ни папу. Поэтому, увидев, как ее прижимают к себе посторонние люди, мгновенно озверела, в результате чего зеркало пошло волнами и лужицей расплавленного стекла стекло на пол. Пытавшаяся успокоиться девочка пожала плечами и тихо удалилась, а Альбус Дамблдор еще долго горестно вздыхал, представляя, что с ним сделает за камень Фламель.

Николас Фламель был учителем Дамблдора, поэтому Альбус знал, что тот может с ним сделать. Фантазии у старого учителя всегда хватало, и была она такой, что палачи инквизиции могли приезжать к нему на стажировку. Дамблдору хотелось спрятаться, но от Фламеля не спрячешься. Поэтому директор школы Хогвартс пил успокоительное градусов за семьдесят и не хотел думать об Избранной.

Зато Избранная думала о директоре. Лайза думала о Дамблдоре такими словами и выражениями, что тому лучше было бы об этом не знать, он и не знал, кстати, на свое счастье. Так же, как не подозревал о том, что девочке сильно не хочется в приют, а вот наделать пакостей как раз хочется. Впрочем, для пакостей следовало ждать каникул.

* * *

Гермиона не зря полночи занималась, она трансфигурировала небольшие насадки, которые надела на вилку и ложку, сделав их значительно толще. Гарри с интересом наблюдал за этим. Протянув руку, девочка вложила новую ложку в ладонь мальчика.

— Попробуй взять так, как ты обычно берешь ложку, — произнесла Гермиона, наблюдая и поправляя мальчика. — Ну как, больно?

— Нет, — ошарашенно сообщил Гарри, осматривая свою руку и ложку. — Совсем не больно! Вот совсем-совсем!

— Давай попробуем покушать? — спросила девочка, наблюдая за ошарашенным мальчиком.

— Как скажешь, — кивнул Гарри, принимаясь за суп. — Ай!

— Так, стоп, — приказала Гермиона. — Ты зачем так руку повернул?

— Чтобы не разлили… — прошептал мальчик, отчего девочка вздохнула, снова вложила ложку в руку, стала за его плечом и принялась вести его рукой, помогая покушать.

— Доченька, может, я помогу Гарри? — спросила Эмма Грейнджер, но была остановлена сердитым взглядом дочери.

— Гарри сильный мальчик, он просто не привык к тому, что никто у него ничего отбирать не будет, — ласково сказала девочка. — Но он мальчик, и ему приятно кушать самому, правда?

— Да, Гермиона, — послушно кивнул Гарри, совершенно не собираясь спорить, хотя мальчику было приятно, когда его кормили, впрочем, скорее всего, в нем просто говорил страх.

Мистер Грейнджер с большим интересом смотрел на насадки, которые сделала Гермиона, он отлично понимал, насколько сильно они облегчают жизнь ревматикам. Решив выяснить, существуют ли такие, и если нет, то запатентовать, доктор Грейнджер отправился к другим пациентам, уже полностью спокойный за дочь и ее пациента, а Эмма осталась с детьми.

Вечером Гарри выписали домой, поэтому он на инвалидном кресле, чтобы не травмировать суставы, был отвезен в машину мистера Грейнджера и размещен там. Абсолютно ошалевший от заботы и внимания, мальчик боялся лишний раз дернуться, чтобы не разрушить волшебную сказку. Сказку, которую подарила ему девочка с огромными карими глазами. Настоящая волшебница, которая и означала для Гарри теперь весь мир.

Часть 10

После ужина Гермиона помогла Гарри с умыванием, а потом, не особо задумываясь, и с переодеванием. Лишь услышав покашливание папы, сообразила, что сделала, но мальчик в силу доверия уже не смущался, девочка же сама сразу не сообразила, поэтому смущаться уже было поздно. Мистер Грейнджер, встретив непонимающий взгляд дочери, ушел в коридор, чтобы отсмеяться, очень уж неординарной была эта ситуация — ведь он ждал, что Миона позовет взрослых, чтобы переодеть мальчика, а она и сама справилась.

Уложив Гарри в постель, девочка уже хотела пожелать ему сладких снов, когда будто что-то толкнуло ее. Улыбнувшись, Гермиона села рядом с мальчиком и принялась рассказывать сказку, поглаживая по голове, отчего Гарри закрыл глаза и просто наслаждался происходящим. Ему никто никогда не рассказывал сказок, по крайней мере, мальчик этого не помнил, поэтому он слушал сейчас девочку, закрыв глаза и затаив дыхание. А мистер Грейнджер, встав так, чтобы дети его не видели, смотрел на эту сцену, просто поражаясь дочери — сколько тепла, ласки, отголосков нежности было в ее голосе и жестах. Когда Гарри уснул, девочка двинулась в свою комнату, по дороге увидев папу.

— Воспитывать будешь? — тяжело вздохнула она, спокойно посмотрев на отца.

— Да чего уж воспитывать, — улыбнулся он, обняв свою маленькую принцессу. — Ты свои планы озвучила, так что все в порядке.

— Ну хоть что-то хорошо, — кивнула она и ушла в ванную комнату, чтобы принять душ перед сном, по привычке смывая с себя больничные запахи. Правда, еще предстояло поучиться: ее ждали две книги заклинаний и одна по диагностике.

Утром девочка проснулась достаточно рано, умылась, проверила сладко спящего Гарри, и выйдя на завтрак, удивленно подняла бровь, увидев папу, готового к выезду.

— Дурслями заняться надо, — пояснил мистер Грейнджер, допивая кофе.

— Тогда закинь меня в больницу перед ними, а после заберешь, — попросила Гермиона.

— А зачем тебе? — поинтересовалась Эмма. — Твой основной пациент тут, а о Марии, насколько я понимаю, есть кому позаботиться.

— Понимаешь, мама, — улыбнулась девочка, ставя рекорд по скоростному запихиванию в себя завтрака. — Tu deviens responsable pour toujours de ce que tu as apprivoisé[19].

— Да, доченька, ты права, — ответила ей миссис Грейнджер, прижав к себе жующего ребенка, отчего Гермиона чуть не подавилась.

— Дожевывай и поехали, — заторопился папа, посмотрев на часы. — Пока эти не самые хорошие люди куда-то не уехали.

— Мамочка, ты Гарри не пугай, когда проснется, просто скажи, что я скоро буду, хорошо? — забывшись, проинструктировала девочка маму.

— Хорошо, Миона, беги давай, — улыбнулась Эмма и протянула девочке стетоскоп. — Трубку мою возьми.

— Спасибо, мамулечка! — взвизгнула Гермиона, уносясь за папой.

Мистер Грейнджер остановился возле больницы, давая возможность дочери выскочить, и отправился к Дурслям. Он не ожидал каких-то проблем от этих людей, которым навязали мальчика, им совершенно не нужного. Его прогнозы полностью оправдались — миссис Дурсль так обрадовалась, что поехала с ним к чиновникам, чтобы быстро оформить все документы.

Ознакомившись с бумагами, в том числе и медицинскими, чиновники подписали их очень быстро, потому что желающих взять под опеку хронически больного ребенка всегда было мало, а вот отказаться от опеки… Поэтому к больнице доктор Грейнджер ехал, уже будучи опекуном мальчика, что позволило дооформить документы по госпитализации и выписке для лечения на дому.

* * *

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор грустил. Несмотря на то, что Северус, похоже, сумел что-то вбить в эту Избранную, она еще была далека от идеала, а сам Дамблдор приближаться к девочке опасался — бубенцы было жалко, и верхние тоже. Очень хотелось на ком-то отыграться, но было просто не на ком. Хагрид сам на ком угодно отыграется, Филч — вон, со стены глазами лупает, Снейпа трогать нельзя, а остальных вроде бы и не за что. Попытка найти такого же Филча успехом не увенчалась, поэтому Альбус пытался заманить на эту должность Люпина, но тот почему-то не заманивался.

Лайза Турпин почувствовала ослабление давления и стала более доброжелательной ко всем, кроме Уизли. Уизли это чувствовали и на глаза старались не попадаться, из-за чего иногда становилось скучно. Профессор Снейп очень просил не трогать его факультет, поэтому Лайза отвечала на их поклоны неуклюжим реверансом, как она себе это представляла, не стараясь разбить ничье лицо о стену. Из-за чего она ходила отрываться в Запретный лес. Не вглубь, а на опушку. Волки ее уже боялись, пауки тоже предпочитали наблюдать издали, а вот кентавры были самыми необучаемыми, давая возможность девочке сбросить напряжение, а целителям племени — богатую практику вытаскивания стрел из неожиданных мест.

Министерству магии тоже было скучно, поэтому они заваливали Дамблдора циркулярами и срочными требованиями отчетов, под страхом «страшных последствий». В страшные последствия Альбус не верил, пытаясь обнаружить, куда делся Том, но тот все не находился, как будто покинул этот мир навсегда. Тогда Дамблдор решил поискать крестражи Тома, чтобы хоть на них приманить дух того, кто был так важен для дрессировки Героини Магической Британии.

Героиня Магической Британии каталась на Пушке, которому тоже было скучно. Но с девочкой щенку скучно не было.

* * *

Гермиона влетела в ординаторскую, чтобы быстро переодеться и проведать пациентку. Коллеги, попивавшие кофе, на это уже не обратили внимания, привыкли, значит. Когда девочка уже готова была выйти из комнаты, к ней подошел еще один доктор с просьбой посмотреть его пациента, у которого были очень часты переломы, хотя родители клялись, что пальцем его не трогали. Доктор, которого звали Алекс (он попросил юную коллегу обращаться к нему по имени), хотел узнать мнение девочки.

— Сначала я проведаю свою пациентку, потом пойдем к вашему, согласны? — поинтересовалась Гермиона.

— Конечно, — улыбнулся доктор Алекс, понявший, что девочка не просто так сорвалась в больницу в папин законный выходной.

— Ну как ты тут, солнышко? — обратилась девочка к Марии, входя в палату и обработав руки антисептиком.

— Хорошо, даже очень, — заулыбалась девочка-пациентка. — Доктор говорит, что через неделю можно будет заниматься.

— Раз доктор говорит, — тепло произнесла Гермиона. — Значит, будем заниматься.

Пока девочки разговаривали, доктор Алекс смотрел на них. Он видел, как пациентка смотрит на дочку шефа, как та с ней разговаривает, и учился сам. Потому что даже у ребенка учиться имеет смысл, если это приведет к правильным результатам. А у этого ребенка имело смысл учиться, вон как на нее пациентка смотрит… Нанего так никто не смотрел.

Распрощавшись с девочкой, Гермиона пошла за доктором Алексом. Что с мальчиком, она увидела сразу, очень уж специфические признаки были налицо. Дочка заведующего вздохнула и осуждающе посмотрела на Алекса, которому почему-то стало стыдно, как будто он ее в чем-то обманул.

— Проверяете, да? — спросила Гермиона, поздоровавшись с мальчиком и очень ласково улыбнувшись ему. — Ну смотрите: грудь бочкообразная, трудности с дыханием, ломкие кости, склеры… — она повернула голову мальчика. — Склеры голубоватые, значит что?

— Что? — удивился доктор, не обративший внимания на цвет глаз мальчика.

— Значит, у нас osteogenesis imperfecta[20], и надо делать генетический анализ, чтобы определить тип, — девочка повернулась к мальчику. — Тебе дышать трудно?

— Вот, — произнесла она, увидев осторожный кивок. — В полусидячее положение переведите и будет проще, а вот с костями… Тип надо определить.

— Спасибо, коллега, — абсолютно серьезно произнес Алекс. Гермиона сходу поставила диагноз и объяснила, что делать дальше, а он-то грешил на родителей и болевой синдром. У этой девочки точно было чему поучиться.

Пока Гермиона переодевалась обратно в «уличную» одежду, Алекс рассказывал Марку, какое чудо его дочь, что мистеру Грейнджеру, несомненно, нравилось. Коллега рассказал и о том, как девочка обращается с пациентами, и о том, как сходу определила патологию, заметив то, что не заметил он сам…

— Она у тебя педиатр от Бога, — сказал коллега.

— Да, она такая, — улыбнулся Марк Грейнджер и кивнул девочке. — Ну что, домой?

— Домой, — улыбнулась девочка в ответ.

И автомобиль отъехал от больницы, отправляясь домой, а Гермиона рассказывала папе про Марию — какая девочка солнечная и как быстро идет на поправку… И была его принцесса сейчас до невозможности похожа на маму.

Часть 11

Двенадцатый день рождения Гермионы начался как обычно. То есть даже не вспомнившая о нем девочка подорвалась с кровати, чтобы отправиться в ванную, а потом проведать Гарри, который уже не спал. Гермиона поинтересовалась самочувствием мальчика, пересевшего в кресло, потому что пока суставы трогать было опасно, надо было подождать еще недели две, чтобы не вызвать ухудшения состояния.

— С днем рождения, — поздравил девочку Гарри, не дав ей убежать.

— Ой, спасибо, — обняла его Гермиона, чуть не придушив, но потом все-таки помчалась привычным маршрутом.

— С днем рождения, Миона, — поздравили девочку родители, когда она наконец спустилась вниз, и вручили драгоценный для нее подарок — новенький стетоскоп и специальный фонарик, чтобы в глаза светить.

— Ви-и-и-и! — завизжала Гермиона от счастья, бросившись обнимать родителей.

После завтрака ей предложили парк развлечений, но девочка отказалась. Она внимательно посмотрела на маму и папу, а потом еще и на Гарри, завтракавшего вместе с ними, и тихо произнесла:

— Гарри туда еще нельзя, и это будет нечестно, а еще — у меня Мария, которая ждет.

— Но ведь это твой день, — попытался возразить Гарри.

— Это мой день, — улыбнулась Гермиона. — Но я врач, а значит, должна, просто обязана быть там, где нужна. В жару и холод, днем и ночью. Я выбрала эту судьбу, и это не изменить[21].

В этот момент мальчику показалось, что он видит ореол света вокруг девочки, но это ему, разумеется, только показалось, ведь Гермиона вовсе не была святой, она была просто девочкой. А еще была целителем, самой юной целительницей за всю историю магического мира. Впрочем, в Мунго еще не знали о возрасте целительницы. В Великобритании целителями были традиционно мужчины, появление женщины-целителя всегда было интересным событием.

Папа отвез Гермиону в больницу, чтобы привезти обратно через два часа, а у Гарри было задание по учебникам первого курса. Ему предстояло выучить заклинания трансфигурации карандашом, чтобы потом показать их Гермионе уже палочкой. Извещение о снятом надзоре и личном сейфе пришло совсем недавно — и недели не прошло, но Гермиона очень этому радовалась, потому что сам факт этого позволял учиться, а учиться она любила. О своем статусе она все знала, но вот Гарри…

Папа почему-то пошел вместе с девочкой в ординаторскую, где собрались, кажется, все врачи и медсестры. Гермиона даже оторопела на минуту, разглядывая докторов и медсестер, которые подарили ей ее любимые цветы и громко спели «С днем рожденья тебя». Это было неожиданно и так тепло, что девочка не сдержала эмоций, расплакавшись. И главное, все это поняли. Это было так прекрасно — чувствовать эту общность, даже несмотря на то, что девочке исполнилось всего двенадцать.

— Привет, ну как ты тут? — привычно спросила Гермиона, продезинфицировав руки. — Ничего не болит?

— С днем рождения, ангел, — ответила ей Мария, потянувшись руками, чтобы обнять.

— Солнышко ты мое, — прижала девочку к себе Гермиона. — Ну что, поиграем сегодня?

— Да! — обрадовалась девочка, которой очень нравилось искать мелкие игрушки в песке, рисовать и что-то лепить. Но сегодня обычный распорядок был нарушен.

— Вот ты где! — раздался злой голос, от которого Мария вся сжалась. — Ну я тебя сейчас!

Гермиона обернулась, закрывая девочку собой. Перед ней стоял тучный маг, наставив палочку. Этот маг брезгливо кривился, но Гермиона не собиралась отступать. Открыв рот, чтобы позвать папу, девочка замерла, растерявшись — на конце палочки зажегся зеленый огонек. Маг начал произносить какое-то заклинание и вдруг исчез с громким хлопком. Мария заплакала, к ней сразу же кинулась Гермиона, успокаивая свою пациентку.

* * *

Комендант Азкабана завтракал, когда раздался характерный хлопок, и на стол спланировал лист пергамента. Аккуратно дожевав, комендант вчитался в этот самый лист, тяжело вздохнул и, вызвав своего заместителя, меланхолично продолжил двигать челюстями. Заместитель, тоже что-то дожевывая, что было неудивительно, учитывая время и распорядок тюрьмы, ввалился в кабинет начальника.

— У нас пополнение на нижнем уровне, — сообщил комендант. — В безвыходной камере.

— То есть магия перенесла? — удивился заместитель, ибо событие было неординарным.

— Она самая, — вздохнул комендант. — Нападение на целителя. Не понимаю я, откуда только такие идиоты берутся, всем же известно…

— Откуда бы ни взялись, у нас останутся надолго, — хмыкнул заместитель, выходя за дверь.

Исчезновение Элфиаса Дожа Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор заметил не сразу, он бы его и не заметил, но поток денег, регулярно поступавший от Элфиаса, внезапно иссяк. Попытавшись найти самого Дожа или хотя бы тех, кого тот опекал, Дамблдор не преуспел, Элфиас как будто сквозь землю провалился. Оставалось предположить самое неприятное — Дож предал и сбежал. Что же такое он мог узнать?

Лайза Турпин скучала, поэтому натирала пол перед горгульей директора чем-то очень скользким. Что конкретно это было, девочка не знала, вытряхнув зелье из близнецов Уизли. Близнецы были готовы отдать все, что угодно, лишь бы сохранить все части тела в безопасности. Поэтому Лайза посоветовала им забыть, что близнецы и проделали, заобливиэйтив друг друга. Видимо, девочка очень сильно напугала Уизли, сжав в кулаке то, чем они дорожили больше всего, потому что мальчики перенервничали, стерев гораздо больший отрезок памяти, чем было нужно.

Директор Дамблдор спускался по лесенке, собираясь пойти к Северусу, чтобы посмотреть, как конкретно профессор Снейп наказывает Избранную, так как директору иногда нравилось смотреть, как это делала Минерва… Но не дошел. Поскользнувшись у самой горгульи, Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор ушиб копчик и быстро уехал куда-то в сторону лестницы.

* * *

О том, что на целителя нападать нельзя, Гермиона уже читала, но вот что за это бывает, она в прошлый раз не дочитала. Поэтому, попросив папу что-то придумать, чтобы всякие маги не пугали пациентку, девочка попросила магию защитить Марию. Приехав домой, Гермиона помчалась к книгам, долго листала самую толстую, пока не нашла.

«Заклятье Бонама наложено на весь мир Магии, пока существует он. Не смеет целитель под страхом лишения магии осознанно нанести вред пациенту своему, обязан он искать путь излечения пациента своего, пока это возможно, в чем клянется перед магией. И если клятва дана искренне, а целитель имеет знания, то получает он от магии свое высокое звание, и никто не вправе оспорить волю самой Магии. Напавший же на целителя отправляется на нижние уровни Азкабана, на срок, пропорциональный желанию напавшего и силе заклинания, ибо судит его сама Магия».

Прочтя это, девочка успокоилась. Тот странный маг, что напугал Марию, теперь точно не вернется, поэтому, радостно улыбнувшись, Гермиона направилась к родителям и Гарри. Сегодня был действительно ее день, и девочке хотелось отпраздновать его как следует.

— Папа, — произнесла Гермиона, радостно улыбаясь. — Оказывается, в мире магов напавший на целителя автоматически оказывается в тюрьме, так что Марии ничего не грозит, но надо будет что-то придумать для других умников. Я потом еще почитаю, а пока давайте праздновать!

Праздновали они весело, с тортом, чаем и рассказами из практики, а Гарри просто грелся в тепле семьи, частью которой он теперь был. Мальчик сначала не поверил в то, что опеку над ним передали Грейнджерам, а потом долго рассказывал, плакал и рассказывал… Вот теперь они праздновали день рождения той, что неожиданно стала всем миром для Гарри. И Гермиона обнимала Гарри, рассказывая ему, что все будет хорошо, потому что иначе не может быть.

Перед сном девочка вспомнила о том, что ей скоро сдавать оставшиеся экзамены за среднюю школу, но просыпаться ради этого не спешила. Она спала, и ей снились маги, весело прыгающие через забор, увитый колючей проволокой. Некоторые маги не допрыгивали, повисая на элементах забора, где и висели, грустно блестя глазами, поэтому приходилось их снимать и давать возможность прыгать снова.

Отлично выспавшись, Гермиона проснулась утром, чтобы снова окунуться в очередной день: проведать и позаниматься с Марией, позаниматься с Гарри, которому уже нужно было потихоньку нагружать руки, почитать магическую литературу, готовиться к экзаменам в школе. День девочки был сильно загружен, но Гарри теперь старался быть рядом и помогать, чем возможно. Гермиона очень ценила это.

Девочка поняла, что стала центром вселенной для мальчика, однако пользоваться этим не собиралась. Она заботилась о нем, помогала ему и окружала теплом. Так же, как и мама с папой старались дать Гарри то, чего он был лишен — тепло, ласку, заботу… И мальчик все больше врастал в семью, более не чувствуя себя одиноким и никому не нужным. Он был дома, среди своих…

Гермиона понимала, что надо бы сходить к гоблинам, чтобы выяснить нюансы домашнего обучения, но пока просто не могла — у нее не было времени. Поэтому девочка просто отложила этот вопрос до Рождества, так как двое ее пациентов требовали все больше времени, а еще ведь экзамены… Правда, Гарри, похоже, был уже не просто пациентом. Ни одна девочка не останется спокойной, когда ее буквально боготворят, вот и у Гермионы начали проявляться нотки чувств. Незаметные пока, возможно, но тем не менее.

Часть 12

Месяц пролетел довольно быстро в заботах и делах. Гермиона научилась накладывать диагностические и некоторые лечебные заклинания, что сильно помогло девочке при работе с Гарри и Марией. Пока в больнице сложных случаев больше не было, но девочке хватало и этих двоих, занявших ее время полностью. На носу были и последние экзамены средней школы, а потом можно будет переходить к А-левелу и университету. Впрочем, это дело будущего.

Отмассировав Гарри, отчего мальчик только попискивал время от времени, Гермиона подняла его с кресла, давая возможность утвердиться на ногах. Она не первый раз поднимала Гарри на ноги, поэтому тот уже не боялся этого, но сегодня ему предстояло пойти дальше — сделать первый шаг. Мягко потянув Гарри на себя, Гермиона добилась того, что он наклонился и, чтобы не упасть, выдвинул вперед ногу, опираясь на нее, после чего ошарашенным взглядом посмотрел на девочку.

— Не больно, — прошептал мальчик, сделав свой первый шаг. — Совсем не больно! — он неверяще смотрел на Гермиону, по лицу его катились слезы, а мальчик шел, делая шаг за шагом на подгибающихся ногах, и не верил, что боли нет.

— Больно больше не будет, — улыбнулась девочка, отлично понимая, что чувствует Гарри в этот момент, как освобождается от страха, шагая вперед. — Теперь остановимся и помассируем еще.

— Ты самая лучшая! — воскликнул мальчик, искренне желая никогда не расставаться с той, что отняла его у боли и стала самой близкой во всем мире. А Гермиона обняла Гарри, прижимая его к себе, и он обнял ее в ответ. Так их и увидел мистер Грейнджер.

— Молодцы, дети, — улыбнулся тот, которого Гарри иногда робко называл папой. — Топайте кушать, потом Гермионе надо будет в больницу, да?

— Да, папочка, — рассмеялась девочка, чувствуя, как в душе поднимается радость. — Что вы решили с Марией?

— Если сегодня опекун не появится, то заберем к нам, в больнице ей делать нечего уже твоими стараниями, а в приют… — мистер Грейнджер помолчал.

— Да, в приют я против, — кивнула Гермиона. — Она и так настрадалась, будет мне сестренка, вы же хотели?

— Убедила, — усмехнулся Марк, понимая, что вариант это хороший, а они о девочке точно смогут позаботиться.

— Вот, — улыбнулась девочка, обнимая папу. — У Марии еще длинный путь впереди, но мы справимся, ну а то, что ее опекуны куда-то исчезли, так это и к лучшему. Люди, так обращающиеся с ребенком… Таких к детям вообще подпускать нельзя.

— Тут я с тобой согласен, доченька, — вздохнул мистер Грейнджер.

Гермиона позавтракала, прихватила свой стетоскоп, с которого разве что пылинки не сдувала, а на улице носила в специальном чехле, похожем на сумочку, и поскакала в папину машину, чтобы отправиться в больницу. Сегодня выписывали Марию, опекуны которой не выходили на связь; впрочем, Гермиона подозревала, почему.

Рыкнув не полностью разогретым двигателем, автомобиль рванул в сторону больницы. Наступал новый день, папу ждали новые пациенты, а Гермиону — девочка Мария, которая полюбила свою целительницу. Папин автомобиль совсем не отличался от других на дороге, но казалось, что его все знают — папу пропускали, даже светофоры переключались на зеленый почти сразу.

Привычно уже переодевшись, поздоровавшись с коллегами, принявшими девочку именно как коллегу, Гермиона отправилась в палату Марии. Девочка-пациентка была счастлива, ведь пришла Гермиона, которая научила Марию ходить, а не падать, и еще сделала так, что стало совсем не больно.

— Гермиона, — тихо спросила погрустневшая пациентка. — А меня сейчас куда, в приют, да?

— Не будет никакого приюта, — произнесла Гермиона, решив опробовать вычитанные чары. Она сделал таинственное лицо, вытащила волшебную палочку, показала сначала на Марию, а потом изобразила сложный жест и произнесла: — Если есть кто близкий по крови, да явится он!

Что-то вспыхнуло, и на пол палаты упала рыдающая женщина, одетая в грязную мантию. Женщина, похоже, даже не сообразила, что куда-то перенеслась, она лежала на полу и отчаянно плакала, повторяя: «Доченька! Доченька!». Мария сначала смотрела на женщину, широко распахнув глаза, а потом позвала тоненьким голоском: «Мамочка!»

Женщина подскочила, увидев, что находится в совершенно другом месте, чем то, где ее застали чары целительницы. Она огляделась, увидела Марию и замерла. Гермиона поразилась тому, насколько женщина и Мария похожи. Видимо, не решаясь встать, женщина на коленях поползла к девочке, но была остановлена Гермионой.

— Вымойте руки, — твердо потребовала целительница, указав левой рукой на кран с водой, но женщина посмотрела на палец девочки и без слов быстро побежала мыть руки. — Здесь больница, поэтому должна быть чистота.

— Хорошо, целитель, — кивнула женщина, намывая руки и сбросив мантию на пол.

Этими чарами целители вызывали родителей своих маленьких пациентов, если те по какой-то причине не являлись в больницу, поэтому потеряться ребенку в мире магии было можно, конечно, но достаточно сложно.

* * *

Все, что осталось от биологических родителей у Лайзы Турпин — это день их смерти. Первой погибла мама, как ей рассказали, а потом уже и папа, хотя обычно должно быть наоборот, но Лайза не осуждала никого. Этот день, который она принципиально называла Самайном, навсегда стал самым грустным днем в ее жизни. Та маленькая, веселая, живая девочка, которая жила внутри стального кокона где-то глубоко внутри Лайзы, в этот день выглядывала наружу, чтобы поплакать вместе с самой Лайзой. Северус Снейп старался отогреть девочку, но у него не особо это получалось, потому что девочка сопротивлялась… Возможно, она боялась подпустить зельевара слишком близко, или же у нее неприятные воспоминания, связанные с мужчинами — Северус этого не знал.

В этот осенний день Лайза убежала в Запретный лес, где просто выплакивала все накопившееся в окружении охранявших ее единорогов. Гордые и сильные волшебные животные не подпускали никого к девочке, только матери стада подошли к Лайзе, чтобы поделиться молоком и утешить ставшую сейчас такой маленькой и одинокой девочку. Хагрид, издали наблюдавший за ребенком, отлично понял, что происходит. Некоторые тайны полувеликан умел хранить насмерть.

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор лежал в Больничном крыле, где мстительная мадам Помфри лечила его клизмами раздражающего действия, заодно вводя все необходимые зелья, включая рвотное, per rectum[22]. Лечиться Дамблдору совсем не нравилось, поэтому он пытался сбежать, но от медиведьмы сбежать было физически сложно, даже на тот свет, куда Альбус пока не хотел.

Мадам Помфри клятвы целителя не давала, потому что была медиведьмой, что развязывало ей руки. Если бы в Хогвартсе был целитель, то Поппи была бы обязана ему подчиняться и не могла бы назначать лечение, но целителя не было. Зато у медиведьмы был отличный слух, и послушав, что Дамблдор говорит в бреду после удара головой, женщина решила, что такую патологию надо лечить.

* * *

— Все-таки как вас зовут? — поинтересовалась Гермиона, убедившись в том, что женщина действительно мать Марии. — И как так вышло, что моя пациентка была совсем одна?

— Меня зовут Марлин, — начала рассказывать женщина, — Марлин Маккинон. Незадолго до Турпинов у меня убили всю семью Пожиратели…

— Пожиратели чего? — удивилась девочка-целитель.

— Это слуги Темного Лорда так себя называли, — пояснила Марлин, обнимая прильнувшую к ней Марию. — Мой жених, Регулус, пропал, едва лишь доченьке исполнилось полгода, а потом исчезла и она. И все эти годы я искала ее, только совсем недавно поисковое заклинание дало отклик, но… Я не очень хороша в чарах, поэтому точно определить не смогла.

— Значит, Мария — волшебница? — уточнила Гермиона, внимательно оглядывая обеих.

— Да, — кивнула Марлин. — Альтаира Мария Блэк, так ее зовут полностью… — женщина упала на колени перед Гермионой. — Спасибо вам, целитель!

— Встаньте, не люблю я этого… Вам есть куда идти? — поинтересовалась девочка, продумывая варианты.

— Есть, — улыбнулась Марлин. — Защищенный дом жениха, он меня примет.

— Хорошо, — кивнула Гермиона. — Учтите, что Марии нужны упражнения, которые мы делали, ей сделали операцию на сердце, поэтому её нужно время от времени осматривать, и не стесняйтесь звать меня.

Когда радостная женщина узнала от дочери, что и как сделала Гермиона, то попыталась заплатить, но девочка отказалась от денег, сказав, что это ее долг. Иногда в Гермионе просыпалось что-то такое, непривычное для Великобритании, поэтому она поступала именно так. Узнав, что у Марии нашлась мама, повеселел и мистер Грейнджер, потому что с родными-то всегда лучше, кому, как не врачу, это знать.

Часть 13

Незадолго перед рождественскими каникулами Гермиона сдавала последний экзамен, который оказался математикой, и, видимо, от нервов решала задачи, используя методы высшей математики, поставив принимавших экзамен в тупик. Во-первых, далеко не все слова, написанные двенадцатилетней девочкой, они поняли, во-вторых — а оценивать как? Пришлось показывать работу девочки профессору лондонского университета, пришедшему в восторг от красоты решений, поэтому комиссия перекрестилась и выставила максимальную оценку, указав, что А-левел по этому предмету сдавать не нужно. Видимо, сработало чувство самосохранения.

Но как бы то ни было, счастливая Гермиона пошла гулять с Гарри и родителями по праздничному Лондону. Вся эта суета с экзаменом заняла достаточно времени, поэтому каникулы уже начались, и на улицах было полно детей разных возрастов, бегавших, игравших и что-то кричавших. Гарри бегать еще не решался, хотя ходил уверенно — Гермионе удалось достичь уверенной ремиссии, что очень радовало девочку. Они гуляли, радовались жизни, когда что-то кольнуло девочку. Отдав бумажный стакан с детским пуншем улыбающемуся отцу, мгновенно ставшая серьезной Гермиона еще раз внимательно осмотрелась и вдруг увидела. По улице, глядя перед собой, с упрямым выражением лица шла смертельно бледная девочка в мантии. Ее лицо было бледнее снега, но почему-то никто вокруг не замечал ребенка, которому явно плохо.

Отметив, что незнакомая девочка пошатнулась, Гермиона дернула из сумочки стетоскоп, рванув в сторону незнакомки. Когда юная целительница была уже близко, она услышала тонкий и какой-то очень жалобный всхлип девочки, после которого та упала на тротуар прямо как шла — плашмя. Точнее, упала бы, но Гарри сумел ее поймать и аккуратно положить наземь. Гермиона рванула мантию девочки, втыкая стетоскоп в уши, и в следующее мгновение принялась производить сердечно-легочную реанимацию привычным способом.

— Гарри, прикрой меня! — выкрикнула Гермиона, доставая палочку. — Энервейт!

— Что случилось, Миона? — поинтересовался подбежавший мистер Грейнджер, сразу поняв, что проблема серьезная.

— Аритмия! — выплюнула целительница, стараясь восстановить ритм. — Не сметь умирать! — прикрикнула она на находящуюся в обмороке девочку.

— Давай помогу. Гарри, попроси полицейского вызвать парамедиков, — спокойно сказал мистер Грейнджер, занимая место рядом с дочерью.

Когда парамедики приехали, незнакомая девочка уже открыла глаза, но встать и не пыталась, а только смотрела на двух людей, что пытались ее реанимировать. Гермиона не знала, о чем думала эта девочка, но в глазах незнакомки читалась такая затаенная надежда, что юная целительница просто обняла девочку, шепча: «Все будет хорошо».

Амбуланс, разгоняя людей и машины звуком сирены, уносился в сторону больницы, а внутри салона вместе с парамедиками работали мистер и мисс Грейнджер. Когда незнакомую девочку грузили, она схватила Гермиону за руку и отказалась ее отпускать, поэтому Гарри остался с мамой, а папа отправился в больницу вместе с Гермионой. Юная целительница мгновенно определила, что происходит, как только подключили кардиограф, после чего парамедикам оставалось только следовать транслируемым мистером Грейнджером распоряжениям совсем юной девочки. Сначала они попробовали возмутиться, но, увидев документы врача, решили не встревать, раз в машине есть явно разбирающийся в проблеме профессионал. Мистер Грейнджер любовался скупыми, точными движениями дочери, а парамедики ощущали себя очень странно, но не удивлялись. Этих людей чем-либо удивить было невозможно, что только они в своей жизни не видели.

Амбуланс долетел до больницы очень быстро, но юная пациентка смотрела только на Гермиону, откровенно пугаясь мужчин, что очень не нравилось доктору Грейнджеру, потому что симптом. Девочку вынули из машины, отправляя в палату, а Гермиона тихо сказала:

— Мне нужно переодеться, и я вернусь, хорошо? — На что пациентка кивнула. Юная целительница постаралась переодеться в рекордные сроки, чтобы не заставлять ждать испуганную новую пациентку.

Незнакомая девочка молчала, когда ее пытались опросить, только слезы текли из глаз. Гермиона поняла, что по какой-то причине незнакомка не может говорить, причем это не обычное ее состояние. Анализ крови ничего не дал, кроме, пожалуй, странных параметров биохимии крови, и тогда юная целительница проверила незнакомку палочкой. Количество зелий в крови могло убить девочку в любой момент.

— Да чтоб руки отсохли у того, кто такое сделал с ребенком! — пожелала Гермиона в сердцах.

— Тебе что-то нужно, доченька? — поинтересовался мистер Грейнджер, наблюдая за движениями палочки.

— Не пускай никого и принеси тазик, — устало попросила юная целительница.

* * *

Лайза Турпин готовилась отправиться на каникулы. В последнее время на нее накатывала грусть, видимо, связанная с приютом, куда девочка совсем не хотела возвращаться, но выбора у нее не было. Приют теперь с ней навсегда. Оставаться в замке на каникулы, впрочем, девочка не хотела, потому что ей нужно было сделать пакость. Пакость она задумала давно и даже разжилась колдографией Дамблдора, с которой потом сделает фотокопии, чтобы расклеить по Лондону в объявлениях типа «разыскивается опасный сумасшедший», должно было получиться весело.

Девочка уже представляла, что будет, рискни Дамблдор появиться на улицах Лондона, и злобно ухмылялась. Незадолго перед поездом у нее закружилась голова, но, уверенная в том, что на всякие зелья у нее аллергия, девочка проигнорировала этот факт. Сев в поезд, Лайза задумалась о том, что через три часа надо будет брать себя в руки и снова становиться злобной жестокой сволочью, чего ей сейчас категорически не хотелось. Поезд шел в Лондон.

Глядя в окно на то, как детей встречают радостные родители, Лайза почувствовала горечь: у нее такого никогда не будет. Будет только школа со злобным директором и равнодушными профессорами, да приют, в котором надо всегда быть настороже. Сердце кольнуло, впрочем, девочка этого и не заметила. Ей было очень грустно, поэтому она решила пройтись по Лондону, прежде чем переться в приют.

Она шла по улице, на которой праздновали и веселились люди, гуляли семьи, всем было тепло и хорошо. Лайза уже понимала, что зря пошла гулять, потому что к горлу подступали слезы, и это было странно. Одиннадцать лет она жила такой — нелюбимой, злой, яростной, а вот сейчас почему-то захотелось тепла. В этот момент в груди будто кто-то поселился, принявшись грызть девочку, потом в глазах помутилось и… Над ней сидела такая же девочка, которая требовала не умирать, и взрослый страшный мужчина, но оба они старались помочь ей, Лайзе. Это было необычно, странно, но девочка чувствовала, что ей не причинят вреда… И она доверилась такой же девочке, как она сама.

Ужас начался, когда Лайзе начали задавать вопросы. Она не могла ответить. Девочку захлестнула паника, но рядом опять оказалась та девочка, выглядевшая сейчас, как доктор. И та девочка смогла как-то успокоить Лайзу, которая почти не сдерживала панику. Видимо, директору удалось что-то с ней сделать.

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор потирал руки. Безопасные на первый взгляд зелья должны были смешаться в крови Героини, блокируя навсегда возможность говорить, как и позвать на помощь, а близнецы Уизли должны были «подшутить», подсунув свое произведение, вызывающее кровотечение. Непокорная девчонка просто истечет кровью, и этого никто не узнает. А пока можно заняться сменой Избранного. Думая так, Альбус Дамблдор взял в руки палочку, но как раз в этот момент его верхние конечности вдруг сильно заболели и начали усыхать. Громко закричав, Дамблдор рванул в Больничное крыло.

* * *

Выведя все зелья, отчего незнакомку отчаянно рвало, Гермиона тем не менее не смогла добиться от девочки не только осознанной речи, но даже и звуков. Обнаруженная не самая частая кардиологическая проблема никак не могла спровоцировать остановку речи, а незнакомка была в панике, несмотря даже на то, что Гермиона успокаивала ее. Наконец приехали мама и Гарри, но Гермиона, видя, как пациентка реагирует на папу, попросила присутствовать только маму.

— У нее что-то с речью, мама, — произнесла юная целительница. — Надо энцефалограмму снять и посмотреть, что там у нее в голове творится. Тише, моя хорошая, все хорошо, мы все решим, — обняла она девочку. — Надо дать ей ручку и бумагу, может быть, хотя бы имя напишет, может, родных… — увидев реакцию пациентки, Гермиона осеклась. — Понятно.

— Давай я с ней посижу, а ты с папой организуешь? — предложила Эмма Грейнджер.

— Хорошо, мамочка, — кивнула юная целительница и наклонилась к пациентке. — Подождешь? Я быстро.

— А пока Гермиона побегает, мы полежим, — с нежностью произнесла миссис Грейнджер, обнимая незнакомую девочку, изо всех сил, как это было ясно видно, пытавшуюся взять себя в руки. — Хочешь свое имя написать?

Девочка кивнула, борясь с желанием прижаться к этой доброй женщине, которая говорила с ней так ласково. Не понимая, что с ней происходит, Лайза пыталась разозлиться, но не могла. Ей было просто страшно. Женщина, поглядывая на кардиомонитор, уже подключенный к девочке, гладила ее по волосам и тихим голосом уговаривала не волноваться.

— Ну как вы тут? — поинтересовалась запыхавшаяся Гермиона, влетая в палату. — Мама?

— Ее зовут Лайза Турпин, ей очень страшно, доченька, — вздохнула Эмма Грейнджер.

— Приют? — коротко спросила Гермиона, на что Лайза отвернулась. — Понятно. Я, целитель Грейнджер, беру под опеку свою тебя, Лайза Турпин, перед магией и людьми, клянусь не причинять вреда и беречь твои интересы, — проговорила Гермиона. — Теперь ты можешь про себя согласиться или отказаться, — сообщила она Лайзе. В тот же миг вспышка магии подтвердила смену магического опекунства.

— Это что было, доченька? — немного ехидно поинтересовалась миссис Грейнджер.

— Ну как что? — удивилась Гермиона. — Знакомься, это Лайза Турпин, моя сестра и твоя дочь. Лайза, познакомься с мамой.

То, что сказала Гермиона, совсем не походило на шутку, но Лайза просто не могла поверить, она просто не верила, что может быть вот так просто, раз — и все. А для Гермионы все было яснее ясного: она видела перед собой маленького измученного ребенка, который устал быть сильным. Да и не могла почему-то Гермиона поступить иначе, вот просто не могла и все. А Эмма Грейнджер просто улыбалась своим детям, отлично понимая дочь.

Часть 14

Понимая состояние Лайзы, Гермиона вовсе не стремилась ее напугать. Она сидела рядом с девочкой и рассказывала ей, как у Лайзы теперь все будет хорошо, когда вошел папа. Он внимательно посмотрел на монитор, а потом вопросительно на Гермиону, которая кивнула.

— Удлиненный QT[23], папа, — сообщила девочка, — скорее всего интоксикационной природы, так что решим. Познакомься с дочерью, кстати.

— Дочь — это хорошо, — улыбнулся мистер Грейнджер. — Как зовут доченьку? — поинтересовался он у немного испуганно глядящей девочки, которая сейчас будто бы стала совсем маленькой.

— Лайза ее зовут, — очень ласково ответила миссис Грейнджер, гладя девочку по волосам. — У нас пока не получается говорить, но мы с этим справимся, правда? — Лайза нерешительно кивнула.

Ей очень хотелось плакать, потому что то, что происходило, просто не могло быть. Это не вписывалось в понимание мира девочки. Сначала целитель одного с ней возраста, но точно целитель, потому что кольцо не подделаешь, да и магия отвечает, значит, все по-честному, да и доктора в больнице относятся к ней, как к равной. Потом смена опекуна и… и мама? Настоящая? Все-таки Лайза не выдержала. Слезы полились из глаз девочки, которую сразу же принялись утешать Эмма и Марк.

— Папа, завтра надо будет с приютом решить, — тихо сказала Гермиона, приглашая санитаров, чтобы отвезти Лайзу на исследование.

— Зачем завтра? — удивился тот. — Сейчас и съезжу, тем более, ее удочерять. Удочерять же?

— Это значит, что ты будешь официально сестренкой, — улыбнулась Гермиона в ответ на взгляд Лайзы, полный непонимания.

— Солнышко ты наше, — осторожно прижала к себе девочку Эмма. — Мы тебя любим.

Эти три слова, которые мечтает услышать любой приютский ребенок, которые приходят к нему в снах вместе с мечтой о семье, вне зависимости от возраста. Даже ставшие маленькими зверятами дети в глубине себя мечтают услышать эти три слова. Самые волшебные слова: «мы тебя любим». Эмма, разумеется, знала, что означают эти слова для приютской девочки.

Во время исследований Лайза была будто бы не здесь, в ее голове звучали только эти три слова, больше ничего не было, только они и все. А потом ее очень аккуратно взял на руки мистер Грейнджер, который теперь «папа». Лайза не чувствовала опасности от этого человека, несмотря на то, что он был мужчиной. Он не был опасен, вот совсем. Девочка расслабилась, просто расслабилась, полностью раскрываясь.

«Если это игра или обман, то я просто не буду больше жить», — решила она, давая миру последний шанс. Давая шанс этой семье. Потому что Лайза устала от всего, только сейчас она поняла, насколько устала быть совсем одна. Она устала от приюта, Хогвартса и самой жизни. Поэтому решила дать жизни и миру последний шанс. Возможно, Эмма поняла это, возможно, понял и Марк, но достаточно большую девочку носили на руках, не давая нагружать сердце, зато даря тепло своей души.

— Как она? — спросил Гарри Гермиону.

— Зельями ее отравили, чуть не убили, Гарри, — вздохнула девочка, обнимая мальчика. — Но мы ее вылечим.

— Ты сможешь, я знаю, — улыбнулся мальчик. — Ведь ты лучшая.

— Что в этом Хогвартсе такое происходит, что дети чуть ли не умирают после него? — прорычала Гермиона.

* * *

Главный Целитель Мунго с интересом рассматривал извещение. Целительница Грейнджер взяла еще одного пациента, причем девочку, которая находилась при смерти, буквально отравленная различными зельями, включая высшие, которые в Британии могли приготовить всего-то три человека. Поразившись отзывчивости и героизму женщины-целителя, Главный Целитель подтвердил переход опеки и понял, что его смущало. Второй случай, когда пациент в тяжелом состоянии или вообще при смерти, и второй раз предыдущий опекун — Дамблдор, причем переход опекунства подтверждается Магией, что означает недобросовестность предыдущего опекуна.

Главный Целитель Дамблдора не любил. Альбуса вообще мало кто любил в Магической Британии и за ее пределами, кроме магглокровок, поэтому целитель направил документы в ДМП с целью расследования опекунской деятельности Дамблдора. В конце концов, это их ответственность, а устраивать детский сад на базе одного целителя — это перебор.

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор горько плакал — его руки напоминали сухие щепки и совершенно не двигались; за что его так приложило, он не понимал. Точнее, понимал, но в его понимании он не сделал ничего плохого — просто избавился от проблемной девчонки. Мадам Помфри зато, выяснив, что произошло, принялась за лечение Дамблдора со всем тщанием, для начала обрив бороду и волосы на голове Великого Светлого. Ну а дальше началось лечение, которое полностью соответствовало принципам карательной медицины.

Великий Светлый не был одинок — на соседних койках лежали близнецы Уизли, ровно в таком же положении, что говорило об аналогичности проступка, что, учитывая исчезновение мисс Турпин, сразу же наводило на мысли. Героиню Магического Мира не могли найти ни ритуалы, ни артефакты, из чего следовало, что больше ее на свете нет.

Назвав Лайзу сестрой, Гермиона не призывала Магию в свидетели, но была искренна в своих желаниях, и магия прислушалась к ней. Лайзы Турпин на свете больше не существовало, теперь была только Лайза Грейнджер, которая ощущала Эмму мамой, а Марка папой, отчего и не боялась. У Лайзы теперь была мудрая сестричка — целитель. И еще ее «жених» — Гарри. Ну, это пока в кавычках, потому что они были маленькими.

Самое главное — у Лайзы была семья, и она даже внешне начала походить на Грейнджеров. Девочка не чувствовала, что предает биологических маму и папу, ведь она их совсем не знала, а вот Грейнджеры…

* * *

Приют радостно передал опеку, а когда чиновники услышали об усыновлении больной девочки, которая после школы не может больше говорить, да еще и может умереть в любой момент, то сразу же активизировались, поэтому на следующий день в больницу пришла женщина, которая объяснила Лайзе, что означает для нее усыновление, и попросила написать на бумаге свое согласие или несогласие.

Уже через несколько дней судья рассматривала сделанную дрожащей рукой девочки запись: «Я очень хочу быть дочкой маме и папе». Не прошло и недели, как из мира людей навсегда исчезла Лайза Турпин, осталась лишь Лайза Грейнджер. Рассматривая свое новое свидетельство, девочка плакала, не в силах удержать в себе эмоции, ведь ее не обманули.

— Так, — произнесла Гермиона. — В Хогвартс ты не поедешь, как целитель, я тебя перевела на домашнее обучение. Сначала надо подлечиться, согласна? — И увидела кивок. — Вот и умница. Если сами ничего не придумаем, посмотрим, чем Мунго помочь сможет. Главное — не отчаиваться, мы вместе, мы семья, мы все сможем. И мы все тебя любим.

В больнице Лайзу продержали недолго, достаточно быстро увезя домой, чтобы не гонять Гермиону туда-обратно. Юная целительница ухаживала за новой сестренкой, не разрешая вставать первые дни, пока не смогла нейтрализовать и вывести все зелья из организма своей пациентки. Как только это случилось, Лайзу принялись кормить вкусностями, стараясь нагнать средний вес по возрасту, играть с ней и, конечно, обнимать. Девочка иногда ощущала себя, как будто в раю: раньше было плохо и грустно, а теперь вдруг хлоп — семья, сестренка, тепло и любят.

А Гермиона и Гарри проводили все свое время с Лайзой — помогали ей освоиться, разговаривали с ней, помогали учиться, причем Гермиона выбирала такие занятия, в которых достаточно проговаривать про себя. И у Лайзы начало получаться колдовать без слов. Потихоньку, полегоньку, самые простые чары, но начали получаться. И за каждый успех ее хвалили, за нее радовались, о ней беспокоились.

Были и неудачи, но сестренка держала Лайзу, не давая опустить руки, не позволяя отчаяться, не разрешая думать плохо. Когда девочка пыталась опустить руки, ее принимались щекотать, отвлекали, находили что-то другое — интересное, важное. Постепенно Лайза привыкала к тому, что она не «приютская крыса», а «доченька», «солнышко» и «любимая малышка». Она привыкала к теплу и маминым рукам, папиной заботе и сестричкиной нежности. Ее действительно любили. Вот просто так, раз — и любили.

«А почему ты меня любишь?» — написала Лайза.

— Любят не «почему», любят «за что», — ответила ей мама.

«А за что ты меня любишь?» — кивнув, вывела девочка.

— За то, что ты есть, доченька, — обняла свое солнышко миссис Грейнджер, прижимая к себе это чудо.

Часть 15

Наверное, было необходимо время, чтобы наметились какие-то улучшения у Лайзы. Прошла зима, наметилась весна, когда девочка смогла начать издавать звуки. Активная работа с ней, десятки книг из библиотеки Мунго, и вот успех. Первый успех, первые звуки, ставшие праздником в их семье. Лайза, привыкшая уже к тому, что не говорит, была счастлива, потому что Гермиона сказала, что скоро все наладится и сестренка заговорит. Гермионе девочка верила так, как не верила больше никому, ведь это она тогда увидела, что Лайзе плохо, и она спасла.

Но весна принесла не только радость для сестренки, но и обострение для Гарри, что обычно у хронически больных, поэтому наступила пора заботиться о нем. Сестры в четыре руки массировали мальчика, смазывали кремом, только вот переодевала его, когда нужно было и когда он сам не мог, Гермиона сама. Снова были таблетки, правда, уколов не было.

— Это ничего, это просто весна, — сказала Гермиона, обнимая уже своего Гарри. — Скоро пройдет, все наладится.

— Я верю, — мальчик смотрел на нее обожающим взглядом. — Я тебе всегда верю.

Когда Гарри спал, Гермиона занималась с Лайзой, тренируя звуки, принуждая складывать их в песню, чтобы научить девочку говорить. Юная целительница верила, что сможет победить тот вред, что нанесло неустановленное зелье неизвестно чьего авторства. Верила и ее младшая сестра. И их вера побеждала, потихоньку звуки становились все более осмысленными, медленно, но верно мама и папа начинали понимать, что хочет сказать доченька, и это дарило девочке счастье.

С Гарри было непросто, но Гермиона справлялась, и отступала боль, возвращалась в состояние ремиссии болезнь, снова появлялись желания — гулять, играть, веселиться. Лайза, видя, сколько терпения у сестренки, училась этому сама. Училась не раздражаться, улыбаться, ждать, хотя, конечно, хотелось всего и сразу. Это было непросто, но пример, который ей показывали, вдохновлял. Иногда Гермиону приглашали на консультацию в больницу, когда уважаемым коллегам требовался ее совет, и Лайза гордилась сестренкой — ведь она нужна многим, настоящая целительница.

— Давай попробуем спеть, да? — Гермиона обнимала Лайзу, сидя на диване и гладя ту по волосам. — Давай, вот отсюда…

— А-о-а-о-е, — послушно пела Лайза, она стала очень послушной, потому что чувствовала всю ту любовь и нежность, в которые ее будто заворачивали, как в одеяло.

— Ты умница, — поцеловала сестренку юная целительница. — Самая-самая моя сестренка! Давай теперь вот тут попоем…

— Е-а-е-а-о-а-о, — пела девочка. У нее оказался удивительно красивый голос, и даже не выговаривая слова, получалось очень красиво. Впереди было много работы, но Лайза верила и знала, что в нее верят.

Как только Гарри отпустило обострение, они много гуляли втроем, но так, чтобы не переутомляться, и продолжали петь даже на улице. Лайза поначалу стеснялась того, что не говорит, но сестренка заявила, что тут нечего стесняться, это пусть стесняются те, у кого слуха нет. Отчего Лайза совсем перестала стесняться и с удовольствием пропевала вывески и все надписи, что видела. Девочке было непросто, но она старалась, получая за это похвалу и даже пироженку за каждый успех. Пирожные Лайза любила, особенно кремовые трубочки, их она могла съесть неограниченное количество, жалко, что столько нельзя. Зато за трубочку она была согласна на все. Ну почти, конечно. Впрочем, от нее никто не требовал чего-то стыдного. Вот с сердцем было не так хорошо, потому что зелья сделали ему очень плохо, нодаже с этим потихоньку справлялись, а пока нельзя было бегать, зато можно было плавать…

Лайза очень любила, когда ее обнимали и гладили. Лишенная тепла все раннее детство, она наслаждалась наличием мамы и папы. Ну и сестренки, конечно. Потому что семья. Иногда вспоминая, как она грустила в Хогвартс-экспрессе зимой, Лайза была согласна не говорить, если такова цена за семью. Вот только Гермиона была совсем не согласна с такой постановкой вопроса и занималась с сестренкой, не давая опустить руки.

Однажды воскресным утром Лайза была такой радостной, неизвестно почему, но казалось, она вся светится от счастья. Умывшись и одевшись, девочка спустилась на кухню, радостно улыбаясь родителям и сестренке.

— Ма-ма, — произнесла Лайза, подумала и добавила: — Па-па.

* * *

Когда Северус Снейп узнал, что Дамблдор получил неизвестное проклятье, да еще и вместе с близнецами, он начал беспокоиться о девочке. Мадам Помфри, исчерпав всю свою фантазию к концу каникул, собралась отправлять Дамблдора и близнецов Уизли в Мунго, но Северус попросил подождать. Профессор Снейп варил большинство зелий для Больничного крыла, поэтому Поппи кивнула, пойдя по второму кругу.

В школу не вернулась Лайза Турпин, тогда Северус Снейп все понял, и, напоив Дамблдора ударной дозой модифицированного Веритасерума, выяснил, что сделал этот… не слишком хороший человек. После этого Северус Снейп выяснил и у близнецов, какую именно «шутку» они провернули с ни в чем не повинной девочкой, и взбеленился. Перед тем, как начать мстить, Северус все-таки проверил специальным зельем, жива ли девочка, и получив отрицательный результат, озверел.

Дамблдор в Мунго всё-таки попал, только вылечить его теперь было очень большой проблемой, потому что представлял он собой шар с разнесенными по диаметру глазами и ртом в виде вертикальной щели между ними. Наработки у зельевара были очень разные, а на Дамблдоре он использовал все, объяснив мадам Помфри, что эти трое убили ребенка. Мадам Помфри всепрощением тоже не отличалась, но, кроме зелий, еще хорошо разбиралась и в чарах различной направленности. Поэтому близнецы срослись спинами и в таком виде были отправлены в Мунго, как жертвы магического отката. Молли Уизли платить за палату не могла, отчего близнецы отныне передвигались по Норе, учась пользоваться ногами. Узнав, что откат наступил в результате убийства Героини Магического Мира, Артур Уизли счел нужным заткнуть жену и сидеть тихо-тихо.

Узнав о гибели Героини, магический мир взволновался, но, посмотрев на то, во что превратился Дамблдор, постепенно успокоился. В конце концов, героиней больше, героиней меньше… Вот цены на печень дракона — это да, это проблема.

Главный Целитель Мунго получил извещение об излечении безнадежного случая целительницей Грейнджер и не мог сдержать любопытства, послав приглашение с просьбой явиться в любое удобное время. Все-таки такие целители всегда были на вес золота… Особенно целители, лечащие детей.

* * *

Стоило начаться лету, как мистер Грейнджер предложил отправиться в отпуск. Год был непростым, поэтому всем было бы полезно полежать на солнышке и поплавать в море. Гермиона горячо поддержала эту идею, особенно если учесть, что у Лайзы и Гарри такого опыта не было. Ни сестренка, ни «жених» на море не были ни разу в жизни, что совсем уж непорядок. Поэтому было принято судьбоносное решение — отправиться к горячему солнышку и набегающим на берег волнам.

Буквально перед выездом прилетела сова, принесшая приглашение в Мунго, но Гермиона отговорилась в ответном послании важными делами, известив о визите через месяц. Думать о Мунго перед отпуском совершенно не хотелось, поэтому юная целительница просто ответила на письмо и запрыгнула в машину, отправлявшуюся в аэропорт. Для Лайзы полет был безопасен, для Гарри тоже…

Аэропорт напугал младшую сестренку, а Гарри заинтересовал, но Гермиона шла вперед, не замечая препятствий. Достаточно быстро оказавшись в зале ожидания, дети принялись вертеть головами, стараясь, впрочем, от Гермионы далеко не отходить. Юная целительница подвела обоих к обзорному стеклу, показав самолеты, и немного рассказала о них, сообщив, что бояться не надо, все будет хорошо. Гермионе и Лайза, и Гарри верили, как самим себе, а то и больше.

После посадки в самолет, устроившись в удобных мягких креслах, начали ждать взлета, глядя в небольшой иллюминатор. Двигатели взревели, самолет начал движение, Лайза и Гарри вцепились в Гермиону, сидевшую по центру и уговаривавшую их сейчас не бояться. Самолет остановился, а потом взревел еще раз и начал разгон. Лайза закрыла глаза и начала мелко дрожать, но Гермиона прижала ее к себе, отчего сестренка сразу же успокоилась. Гарри реагировал на взлет нормально, а Лайза, видимо, хотела просто побыть девочкой, что отлично понимала ее сестра.

Полет длился не слишком долго, поэтому сильно утомиться дети не успели. Только Лайзе было отчего-то страшно, поэтому Гермиона достала стетоскоп, чтобы послушать сестренку.

— Болит? — озабочено спросила юная целительница, подавая знак папе.

— Как будто жжет что-то, — не очень внятно прошептала Лайза, пытаясь дышать спокойно.

— Не паникуем, — спокойно сказала юная целительница и попросила подошедшего отца: — Нитроглицерин.

— Угу, — кивнул мистер Грейнджер, протягивая пузырек. — Так и подумал.

Гермиона достала таблетку, попросила сестренку открыть рот и положила ей медикамент под язык, предупредив: «Лекарство не глотать!» Через некоторое время Лайза начала дышать нормально, закрыв глаза. Гермиона облокотила любимую сестренку на себя, чуть развернув.

— Ну чего ты испугалась, — произнесла юная целительница. — Видишь, все хорошо. Не надо нервничать.

— Я не буду, — тихо всхлипнула Лайза. — Такое счастье, что вы есть…

Часть 16

Лайза подходила к воде осторожно, мягко ступая по теплому, почти горячему песку. Она видела огромное море впервые в жизни и приближалась к нему, чтобы потрогать. За ней внимательно наблюдала Гермиона, а Гарри как раз переодевался в доме. Они приехали сюда вчера, папа, как оказалось, снял дом, стоявший почти у самой воды, поэтому плеск набегавших волн послужил отличной колыбельной. Вечером к воде никого не пустили, потому что Гермиону очень взволновал сестренкин приступ, а Гарри просто не отходил от Гермионы, справедливо полагая, что еще успеет. Мальчик считал, что должен защищать девочек от всего, а для этого их нельзя оставлять одних.

Лайза замерла у самой кромки воды, настороженно оглянувшись на сестру в таком же купальнике, будто прося помощи, и Гермиона, рассмеявшись, подбежала к сестренке. Обследовав Лайзу по прилету, юная целительница не нашла проблемы, поэтому приступ остался загадкой, но, чтобы не беспокоить девочку, Гермиона решила просто понаблюдать. И вот сейчас Лайза стояла у самой кромки воды…

— Страшно? — спросила Гермиона, обняв сестренку.

— Немножко, — не очень внятно прошептала Лайза, у которой речь восстановилась еще не полностью, но теперь надо было просто побольше говорить.

— Пойдем, — юная целительница взяла Лайзу и Гарри за руки, делая шаг в воду. На «их» отрезке пляжа никого не было, хотя чуть поодаль играли дети и плескались взрослые.

— Ай! — вскрикнула младшая Грейнджер, когда вода коснулась ее ног, а Гарри просто прыгнул, сделав «плюх», которым забрызгал девочек.

Когда Лайза сегодня переодевалась в купальник, Гермиона поняла, что, хотя тело она вылечила, но душу любимой сестренки еще нужно будет лечить. Девочка очень боялась остаться обнаженной, что Гермиона отметила еще в самом начале, когда удивлялась скорости, с которой сестренка мылась, и вот сейчас… Юной целительнице очень хотелось прибить того, из-за кого Лайза так боится.

Подошли мама и папа, чтобы подстраховать Гарри, умеющего плавать, и Лайзу, по какой-то причине не умевшей, хотя Гермиона уже догадалась об этой причине. Сестренка настолько доверяла родителям, что рефлексы ее тела уступали, и пока она была в маминых руках, девочка отлично справлялась, но стоило ее выпустить… Гермиона поняла, что с сестренкой надо будет много разговаривать, чтобы докопаться до причин и как-нибудь убрать их. А пока они плескались на мелководье, а потом строили замки из песка.

Несмотря на то, что дети были уже подростками, это не мешало им строить замки, играть и радостно плескаться в воде, тем более, что и для Гарри, и для Лайзы такое времяпрепровождение было полезно. Гарри отлично чувствовал себя в воде, но все равно далеко от Гермионы не отходил, а Лайза просто цеплялась за девочку, иногда демонстрируя бледность в специфических местах после нагрузки, что заставляло Гермиону напрягаться.

— Странно, папа, — произнесла вечером юная целительница, когда «жених» с сестрой уже спали, сильно утомившись. — Ультразвуком мы сердце Лайзы смотрели, но…

— Что, доченька? — поинтересовался папа, с удовольствием наблюдая, как дочь решает сложную задачу.

— У нее временами симптомы «белого» порока, — все так же задумчиво проговорила Гермиона. — А чары дают сиюминутный результат… Хм.

— Доченька, а возможности закольцевать чары нет? — поинтересовался мистер Грейнджер.

— Этого я не зна-аю, — зевнула девочка. — Ладно, пойду я спать, завтра думать будем.

Наутро папа предложил простой выход — если что-то неведомо, то нужно спросить у того, кому это ведомо, для чего предложил сходить в местный банк, должен же он быть? Поэтому Лайза осталась с мамой, а Гарри, Марк и Гермиона отправились в Барселону, до которой было совсем недалеко.

Банк нашелся быстро, но отношение гоблинов в корне отличалось от того, что помнила Гермиона по Великобритании. В первую очередь, девочку с сопровождением, ничего не спрашивая, провели в отдельный кабинет, где сидел пожилой гоблин, а во вторую — не стали возражать против присутствия папы. Гоблин вышел из-за стола и поклонился Гермионе, ответившей книксеном.

— Добрый день, целительница! — произнес сотрудник банка. — Вы хотите посетить свой сейф?

— Мой сейф? — удивилась Гермиона. — Какой сейф?

— Вы целитель, — улыбнулся гоблин. — Значит, получаете деньги за свой труд. Деньги складываются в сейфе, в котором сейчас… — он взглянул в пергамент на своем столе, — тысяча триста сорок восемь галеонов.

— Так… — девочка задумалась. — Нам нужна консультация артефактора, наверное. И… — юная целительница взглянула, казалось, в самую душу гоблина. — Что у вас случилось?

— Нам очень нужна ваша помощь, — вздохнул сотрудник банка.

* * *

А пока Гермиона отдыхала, чиновникам было совсем не до отдыха. Министерство Магии Великобритании решало важную проблему — кого назначить директором Хогвартса. Учитывая, при каких обстоятельствах школа потеряла предыдущего директора, желающих не было. Попечительский совет тоже не особо хотел соваться в эту мышеловку, но у них как раз выхода не было. Проблему нужно было решить до первого сентября.

Люциус Малфой с интересом разглядывал свою руку, на которой полностью отсутствовала метка Пожирателя. Что это значит, лорд не понимал, потому и не радовался. Тетрадка, которая была в его ведении, отправилась в адское пламя и полностью пропала. Где-то в Хогвартсе сладко зевнул василиск, не просыпаясь ото сна.

Покрытая странными круглыми пятнами Джинни Уизли пыталась сообразить, кто ее проклял и за что, ведь никому ничего плохого она сделать не успела. По крайней мере, девочке так казалось. А еще она думала, показывать ли эти пятна маме, которая почему-то ее совсем не любит. Молли Уизли, в свою очередь, похоже, сошла с ума на почве «воспитания дочери», попытавшись применить к ребенку «патриархальное воспитание», через которое когда-то проходила сама.

* * *

В глубине банка, будто бы даже за его пределами, в круглой комнате на кровати лежал ребенок. Вполне обычный человеческий ребенок, которого, как оказалось, гоблины обнаружили на ступенях банка и почему-то не отдали в приют. Из объяснений сотрудника банка Гермиона поняла только то, что, в отличие от Великобритании, в Испании магов сдавать в приют не принято, а обнаружение ребенка именно в таком месте может означать волю Магии, спорить с которой никто не будет.

То, что ребенок болен, юная целительница поняла сразу. Поэтому, помыв руки, она принялась за обследование. Мальчик лет десяти тяжело дышал, поэтому целительница перевела его в полулежачее положение, отчего ребенку сразу стало легче. Попросив гоблина подойти, девочка начала диктовать:

— Кожные покровы бледные, напряжение и раздувание крыльев носа, втяжение податливых мест грудной клетки, периферические отеки на стопах, положительный симптом Плеша. Записали[24]? — и увидев кивок, перешла к перкуссии и аускультации. — Расширение границ относительной сердечной тупости влево. Сердечный горб… наблюдается. Аускультативно… влажные разнокалиберные хрипы в нижнебоковых отделах легких, сердце… Давно он болеет?

— Недели три уже, наши целители не понимают, что происходит, — вздохнул сотрудник банка.

— Ну так ваши целители привыкли гоблинов лечить, а тут другая раса, — проговорила Гермиона. — Так, сердце. Тона глухие, протодиастолический третий тон и пресистолический четвертый, акцент II тона[25], все понятно.

— Что-то серьезное, целитель? — тревожно спросил гоблин.

— Это смотря с чем сравнивать, — хмыкнула Гермиона. — У вас люди есть среди сотрудников?

— Есть, конечно, — улыбнулся сотрудник банка, с уважением глядя на столь юную целительницу.

— Тогда берете человека, ребенка и отправляете в ближайшую детскую больницу, — проинструктировала гоблина юная целительница. — Маггловскую. Сообщаете, что у ребенка миокардит, и пусть лечат, не настолько это серьезная проблема, чтобы не вылечили. Если что, зовите меня, понятно?

— Благодарим целительницу, — низко поклонились девочке все присутствующие.

— Всегда пожалуйста, — улыбнулась Гермиона. — Так где бы мне артефактора найти?

— Наши мастера с радостью помогут, — к девочке подошел визуально пожилой представитель зеленокожего народа и предложил следовать за собой.

Оказалось, что подобного артефакта еще не существует, но когда девочка показала необходимые чары и объяснила, что конкретно требуется, мастер очень обрадовался, обещав сделать необходимое за сутки и прислать Гермионе. А дальше случилось то, чего девочка совсем не ожидала — на ее имя оформили патент, попросив написать целительское обоснование, что она с удовольствием и сделала. Обоснования писать она хорошо умела и в прошлой жизни.

— Да, Миона, — улыбаясь, произнес папа, когда они покинули банк. — Ты настоящий врач — пациента везде найдешь, даже в банке.

— Ну кто, если не мы? — пожала плечами юная целительница, возвращаясь с мужчинами семьи к морю, песку и Лайзе. Каникулы продолжались.

Часть 17

Артефакт прибыл, как это ни странно, обычной курьерской почтой. Дети плавали в море, но как только миссис Грейнджер шепнула Гермионе, что ей пришла посылка, девочка прямо в мокром купальнике рванулась к пакету. Ей очень хотелось узнать, что же происходит с Лайзой. Артефакт выглядел простым кубиком, на гранях которого просматривались рунические символы. Пергамент, лежавший рядом с магическими прибором, пояснял, какие символы за какие функции ответственны. Гермиона взвизгнула от избытка чувств и помчалась обратно на пляж.

Лайза уже вполне освоилась, бултыхаясь в воде, а Гарри просто лежал в воде, глядя в синее-синее небо. Ему было спокойно и хорошо. Юная целительница поймала любимую сестренку и принялась гладить ту по спине, отчего Лайза расслабилась, артефакт показал проекцию, достаточно быстро настроившись на девочку, что тянулась за руками Гермионы, будто прося погладить еще.

— Пошли купаться? — поинтересовалась юная целительница, подталкивая сестру в воду.

— Да-а-а-а! — радостно закричала Лайза, начиная бултыхаться активнее под присмотром мамы.

— Такое счастье, — проговорил Гарри, не отрывая глаз от проплывающих облаков. — Просто невыразимое.

— Это же ура? — спросила Гермиона, обнимая своего «жениха», как мальчика с улыбкой звали Эмма и Марк. Гарри каждый раз улыбался, слыша это именование.

— Конечно, ура, — улыбнулся мальчик, прижавшись к «своей» девочке. — Самое большое ура — это быть рядом с тобой, в горе и радости…

— Я тебя тоже люблю, — произнесла Гермиона, погладив Гарри. — Подрастем, будет нам «и в горе, и в радости».

— Миона! — позвал девочку папа, глядя на изменившийся цвет проекции. Папа не видел саму проекцию, только различал цвета ее, что это значило, Гермиона не знала, решив разобраться потом.

Подойдя к гоблинскому артефакту, девочка нахмурилась. Проекция показывала то, что встречалось очень редко, но все же встречалось. Тяжело вздохнув, девочка начала крутить проекцию, разглядывая ее с разных сторон и постепенно мрачнея.

— Папа, — еще раз вздохнула юная целительница. — У нас проблема.

— Да, я уже догадался, — в тон ей ответил мистер Грейнджер.

— Смотри, — девочка начала рисовать на песке. — Вот это — межпредсердная перегородка, она закрывается тканью, но на нагрузку…

— Получается сброс, так? — поинтересовался папа, напрягаясь.

— Да, — кивнула девочка. — Причем в покое его не увидеть, только так. Нам нужно в магический квартал, сначала выясним, нет ли методов, благо, где находится местная клиника, я выяснила, а если нет, тогда…

— Тогда надо будет оперировать, — тяжело вздохнул мистер Грейнджер. — Эх, доченька…

Мама новостям тоже не обрадовалась, но признала правоту дочери. Лайзу и Гарри извлекли из воды, переодели. Лайза сначала закапризничала, чем обрадовала Гермиону, но, увидев тревогу в глазах родителей, снова стала послушной. Девочка поняла, что что-то произошло, и немного заволновалась, но юная целительница легко успокоила сестренку, прижав ее к себе.

— Со мной что-то плохое? — осторожно спросила Лайза, прижимаясь к сестре и совершенно не желая от нее отходить.

— Смотря с чем сравнивать, — хмыкнула Гермиона, успокаивающе гладя свою сестренку. — Нет ничего нерешаемого, малышка.

* * *

Главный Целитель Мунго с большим интересом рассматривал извещение о доступности артефакта наблюдения за сердцем, патент на идею которого принадлежал целительнице Грейнджер. Желание встретиться с этой талантливой женщиной росло с каждым днем, поэтому Главный Целитель ждал этой встречи с большим нетерпением.

Министерство Магии Великобритании смогло, наконец, уговорить мадам Спраут, декана одного из факультетов, занять должность директора школы Хогвартс. Не сильно радостная Помона Спраут тем не менее развила кипучую деятельность, выбив из Министра дополнительное финансирование и построив эльфов на утепление замка. Правда, оставалась проблема завхоза, но у мадам Спраут уже были идеи на этот счет.

Целители Мунго с интересом катали Дамблдора по полу, так как на кровать шар не помещался, и использовали различные методы расколдовывания, впрочем, не вполне успешные. Безнадежный пациент радовал медиведьм отменным аппетитом — он съедал все, что ему давали. Правда, было совершенно неясно, куда это девается потом. Новый артефакт, который назвали «монитор Грейнджер», оказался очень востребован в деле изучения Великого Светлого Шарика.

* * *

Достаточно быстро добравшись до испанской магической клиники, Гермиона даже не задумалась о том, как ее воспримут старшие и маститые коллеги, потому что ее голова была занята сестренкой. Приемный покой ничем не отличался от аналогичного места в не магической больнице, где юная целительница отлично ориентировалась.

— Чем я могу помочь тебе, девочка? — поинтересовалась медиведьма, разглядывая уверенно держащуюся посетительницу. В следующий момент глаза женщины расширились — на указательном пальце совсем юной девочки сверкал перстень целителя.

— Прошу прощения, целитель, — быстро взяла себя в руки медиведьма. — Чем клиника может помочь?

— Мне нужен кто-то из кардиологов, — видя непонимание на лице медиведьмы, Гермиона вздохнула, пояснив: — Кто занимается сердечными недугами.

— Одну минутку, целитель, — женщина улыбнулась и, задействовав переговорный кристалл, связалась с руководством. — Вам нужно на третий этаж, сеньорита.

— Благодарю, — кивнула девочка, двинувшись в указанном направлении. Лайза и Гарри старались не отстать от юной целительницы.

Медиведьма испанской клиники похлопала глазами и унеслась делиться сплетнями. Такой юной, но абсолютно точно настоящей целительницы она не видела никогда. Женщине было, безусловно, интересно, как девочку воспримет Главный Целитель клиники…

А Главный Целитель клиники был поражен в самое сердце. Признание целителем в этом возрасте означало или воспоминание о прошлой жизни, или переселение душ, поэтому в теле девочки мог оказаться кто угодно, включая величайших целителей древности, которые всепрощением, как известно, не отличались. Зато отличались достаточно мерзким характером.

— Здравствуйте, целитель, — вежливо поздоровался Главный Целитель, — чем мы можем вам помочь?

— Здравствуйте, меня зовут Гермиона Грейнджер, — отрекомендовалась девочка. — У моей сестры обнаружилась неприятная патология, но я, к сожалению, не знаю, можно ли это вылечить магическими методами или же придется работать хорошо проверенными, хоть и долгими. Поэтому мне нужна ваша консультация, уважаемый коллега.

— Опишите, пожалуйста, проблему, — заинтересовался главный целитель, видя перед собой профессионала, привычного к общению с коллегами.

— Вот посмотрите, — юная целительница достала артефакт, включая воспроизведение находок, сделанное по ее специальной просьбе. — Вот это у нас проекция сердца, эта перегородка выглядит интактной, так?

— Так, — кивнул целитель, впервые видя работу новейшего артефакта, о котором магические гильдии сообщили только вчера. — Подождите-ка…

— Вот, видите? — показала девочка, вполне профессионально работая с проекцией, демонстрирующей проблему. — У не магов метод решения этой проблемы — операция на сердце, но вот если эту ткань зафиксировать так…

— Я понял, — кивнул главный целитель. — Я думаю, что мы сможем вам помочь, но только в обмен, — он улыбнулся на непонимающий взгляд юной коллеги. — Вы покажете нашим целителям, как работает «монитор Грейнджер».

— Извините? — сильно удивилась Гермиона, а Гарри начал хихикать.

— Этот артефакт называется монитором Грейнджер, по вашей, как я понимаю, фамилии, — широко улыбнулся целитель.

— Хорошо, — девочка улыбнулась в ответ, решив подумать об этой информации потом. — Когда?

— А вот поассистируете во время работы и заодно расскажете, — предложил Главный Целитель. — Очень хочу видеть выражения лиц коллег.

Часть 18

Собравшиеся целители с удивлением смотрели на девочку лет двенадцати, которая шла рядом с Главным Целителем и, судя по всему, что-то рассказывала слушающему ее мужчине. Эта сцена вызывала удивление, но еще большее удивление вызвало кольцо, которое рассмотрели самые глазастые коллеги. На указательном пальце девочки сияло золотом кольцо целителя, признанного Магией. Такого целители испанского госпиталя не видели даже в Хрониках Колдомедицины.

— Уважаемые коллеги, — проговорил ехидно улыбающийся целитель. — Позвольте вам представить нашу английскую коллегу — целителя Грейнджер.

— Ту самую Грейнджер? — удивился один из собравшихся. — Которая артефакт?

— Как целителя? — жалобно произнес мистер Роджерс, стажер из Великобритании.

— Браво! — захлопала в ладоши молодая женщина, бывшая до сих пор самым юным целителем.

— Здравствуйте, коллеги, — поздоровалась Гермиона, исполнив книксен. — Очень рада вас всех видеть.

— Итак, сегодня уважаемая коллега, — продолжил главный целитель, — покажет нам с помощью монитора Грейнджер, как провести операцию на примере своей сестры. Сама операция проста, если понимать, что делаешь. Доселе только истинные мастера плоти могли проделать такое, а сейчас, благодаря этому артефакту… Прошу вас, коллега.

Гермиона взяла испуганную Лайзу за руку, провела к кушетке, попросив раздеться до пояса, целители наблюдали за тем, как ласково юная целительница обращается со своей пациенткой. Уложив девочку на кушетку, Гермиона положила куб артефакта на грудь сестре, после чего обратилась к коллегам:

— Очень важно пациента не пугать, особенно если это ребенок. Чем спокойнее ребенок во время процедуры, тем больше шансов что-то найти. Правда, это не касается субкомпенсированных пороков сердца, как, например, сейчас. Итак, у нас имеется девочка, двенадцать лет, дефект межпредсердной перегородки. Сейчас мы посмотрим на него в реальном времени, а потом я покажу вам запись того, что возникает в результате нагрузки.

Гермиона демонстрировала возможности артефакта, Лайза лежала очень тихо, не шевелясь, а юная целительница рассказывала коллегам о возможностях, которые перед ними теперь открываются. Перегородку Лайзе починили буквально одним движением палочки, которое Гермиона постаралась запомнить. Увидев, что юная коллега сама с удовольствием учится новому, целители повеселели и следующие часа два делились опытом.

— Сестричка, — тихо позвала Лайза увлекшуюся Гермиону. — Я писать хочу, можно мне встать?

— Ой, прости, маленькая! — бросилась к ней девочка. — Можно, конечно, ты теперь здорова, моя хорошая.

— Скажите, коллега, — поинтересовался английский стажер. — А ваш артефакт можно использовать только для сердца?

— Вы знаете, — Гермиона помолчала, — наверное, можно и для других органов, но это лучше к артефакторам, мне-то было важно как раз сердце…

— То есть вы придумали этот артефакт, потому что? — спросил кто-то.

— Да, меня беспокоила сестра, а ультразвук с собой не натаскаешься, — кивнула занятая Лайзой юная целительница.

Целители принялись делиться мнениями. Получалось, что коллега изобрела серьезнейший артефакт между делом, да еще, похоже, от лени. Это было очень сильно, девочку зауважали еще больше. Пригласив заходить в любое удобное время, главный целитель испанской больницы, не очень любивший бритов, решил сделать пакость. Взрослые тоже с удовольствием пакостят. Поэтому, когда девочка с семьей удалилась, он, держа в памяти то, как целитель Грейнджер рассказывала и показывала, громко произнес:

— Сим свидетельствую я, что целитель Грейнджер является наставником. Да услышит меня Магия! — и в этот момент что-то сверкнуло, отчего тихо хихикающий целитель потянулся за чем-то спиртным, представляя себе выражения лиц чопорных британцев.

* * *

Получив извещение о том, что целитель Грейнджер отныне является целителем-наставником, Главный Целитель Мунго очень обрадовался. Наставников было очень мало, а тут опять воля Магии, значит, целительница выучила чему-то новому больше десяти целителей. Из того, что о ней знал главный целитель, вырисовывалась статная дама лет за сто, могущая вылечить что угодно взглядом.

Министерство Магии Великобритании ушло в отпуск. В полном составе. Поэтому только ветер гонял одинокие формуляры по коридорам Министерства.

Директор Спраут гоняла эльфов и призраков. Первых по делу, вторых от скуки. Заняться в июле в замке было чем, но и скука одолевала.

* * *

Каникулы проходили спокойно, сердце Лайзу больше не беспокоило, а Гермиона, выучив новые чары, была счастлива. Только один вопрос мучил девочку — отправляться в Хогвартс или нет? С одной стороны, учиться нужно, а вот с другой — было страшно за Гарри и Лайзу. Шотландский замок — это сквозняки, которые могут сделать плохо Гарри, а сестренку в этом замке вообще чуть не убили.

— Папа, — обратилась девочка к отцу. — Как считаешь, нужно ли нам в волшебную школу?

— Ты задала очень сложный вопрос, доченька, — ответил, подумав, мистер Грейнджер. — С одной стороны, учиться нужно, в том числе и общаться со сверстниками, а с другой — насколько это безопасно? Вот если хотя бы на выходные можно было домой…

— Значит, спрошу у Главного Целителя, — решила девочка. — Он, получается, как бы мой начальник, хи-хи.

— О да, я представляю себе, что он подумает, — широко улыбнулся папа. — А пока у тебя каникулы, так что иди в море и не думай ни о чем. Ты все-таки не только многомудрая целительница, но и ребенок, да?

— Да, папочка! — взвизгнула Гермиона, отбрасывая все мысли и убегая к жениху и сестреночке.

Лайза чувствовала себя счастливой. Такой счастливой, какой не была, кажется, никогда. У нее была семья, о ней заботились и самое главное — ее любили. Любили за то, что она просто есть на свете. Всего за полгода ушел в прошлое и спрятался куда-то в памяти приют. Необходимость быть злой и жестокой. Бояться… Ей теперь было нечего бояться, потому что рядом папа, защищающий от всего. Рядом мама, обнимающая и закрывающая от бед. Теперь девочка ничего не боялась.

— Скажи, — спросила Лайза сестренку, — а нас совсем не наказывают, почему?

— А зачем? — удивилась Гермиона. — Ты же человек, а люди понимают слова.

— Но ты же шутишь иногда про… ну… — девочка покраснела. — Про «по попе»…

— Я просто шучу, малышка, — очень ласково проговорила сестра. — Именно потому, что нас никто не тронет, не принято это у нас.

— А вот в приюте… — прошептала Лайза.

— Нет больше приюта, — твердо сказала Гермиона, обнимая сестричку. — Совсем нет и никогда не будет, забудь и отпусти его. У нас есть мы.

— Мы… — девочка просмаковала это слова и кинулась обнимать свою сестру, ставшую для нее за это время самой родной и любимой.

Гарри потихоньку забывал Дурслей, забывал жестокого Дадли, забывал наказания и боль. Здесь его любили, не только Гермиона, но и мама с папой. А еще Лайза, казавшаяся иногда совсем маленькой, особенно когда отпускала себя, не стремясь выглядеть взрослой. Ему было тепло и комфортно, от того мальчик совсем не хотел в Хогвартс.

— Лайза, Гарри, — обратилась к ним обоим миссис Грейнджер. — У вас у обоих скоро день рождения, как будем отмечать — каждый отдельно или вместе?

— День рождения? — удивилась Лайза. — Какой день рождения?

— Это тот день, когда ты родилась, — объяснила Эмма, еще не поняв, что имеет в виду девочка, а вот Гарри…

— А когда я родилась? — спросила девочка, которая не знала этого дня, как и праздника.

Эмма Грейнджер, расспросив детей, пораженно узнала, что Лайза своего дня рождения не знает, а Гарри, хоть и знает, но не справлял никогда. Мальчик знал о таком дне, конечно, и ему, может быть, хотелось, но…

Часть 19

Лайза проснулась сегодня немного позже, чем обычно, что было удивительно — ее никто не разбудил, хотя обычно сестренка следила за режимом девочки так же, как и за режимом Гарри, потому что, несмотря на то, что они вылечились, так было правильно, но сегодня почему-то никто не разбудил. Умывшись, девочка забежала к еще сонному Гарри, подозревая, что все ушли, а ее оставили, отчего на минутку стало грустно, но Гарри тоже только поднялся и, видимо, подумал о том же. Удивившись Лайзе, он быстро умылся, и они спустились в столовую, потому что завтрак был всегда в столовой и только редко когда на кухне. Стоило им появиться внизу, как три голоса прокричали:

— С днем рожденья! С днем рожденья! С днем рожденья!

— Ой… — прошептала Лайза, а Гарри просто смотрел во все глаза на украшенную комнату, на то, как радуются родители и Гермиона.

Дети смотрели и не замечали своих слез. Гермиона, впервые увидев слезы Гарри, кинулась к нему и сестренке, обнимая обоих, прижимая к себе.

— Что случилось? — спрашивала она то сестренку, то жениха. — Болит что-то?

— Все хорошо… — ответил мальчик, а Лайза будто потеряла дар речи.

Потом был праздник. Весь день был праздником, и он был их днем. Днем Лайзы и Гарри. Дело было даже не в подарках, хотя дети искренне радовались, дело было в том, что этот день был для них. И парк аттракционов, и мороженое, и аквапарк, и огромный морской музей, и даже прогулка на красивом парусном корабле. Все это было для них. И для каждого из них тортик со свечками, увидев который, Гарри расплакался, а Лайза просто не понимала, что нужно делать.

— Нужно загадать желание и задуть все свечки, — объяснила ей любимая сестренка. — Тогда желание сбудется.

— Но мое желание уже сбылось, — растерянно произнесла Лайза. — У меня есть мама и папа, и ты тоже есть, чего мне еще желать?

— Даже не знаю, — задумалась Гермиона. — Неужели совсем-совсем ничего не хочется?

— Очень хочется… — почти прошептала девочка. — Чтобы вы были всегда.

— Вот и загадай, — улыбнулась любимая сестренка, прижимая девочку к себе, отчего Лайза счастливо пискнула.

Этот день вспоминался еще не раз, потому что это был ее первый настоящий день рождения. Потом уже, когда Лайза осваивала Патронуса, именно этот день был ее самым счастливым воспоминанием. Долгое-долгое время, пока у нее не появилось другое, впрочем, это дело будущего.

День подходил к концу, и уставшие дети засыпали на ходу. Гермиона относилась к уставшим детям, поэтому ей хотелось в кроватку и спа-а-ать, а ведь скоро пора было отправляться обратно в Великобританию. Несмотря на то, что девочка уже не опасалась целителей, она себе представляла разницу между Испанией и Великобританией.

Засыпала в своей кровати счастливая Лайза Грейнджер. Папа ей спел колыбельную, мама погладила, сестренка поцеловала… Уходил день, полный счастья, чтобы дать место другим дням, не менее радостным и счастливым, потому что она не одна. Она больше никогда-никогда не будет одной. У нее есть семья.

Засыпал в своей кровати Гарри Поттер. Мама Эмма обняла его, Гермиона рассказала сказку и поцеловала в щеку… Прошедший день был его самым счастливым днем и, кажется, первым днем рождения за всю жизнь. Он больше никогда не будет одиноким и никому не нужным. У него есть семья.

Засыпала в своей кровати Гермиона Грейнджер, самая юная целительница Магического Мира. Она засыпала, думая о том, как все-таки здорово, что на свете есть Лайза и Гарри. И мама с папой, конечно. Она все сделает для того, чтобы они были счастливы, потому что они — ее семья.

Засыпали родители, с улыбкой и радостью за своих детей. Мистер и миссис Грейнджер были просто счастливы.

* * *

Главный Целитель Мунго готовился. Совсем скоро он повстречается с той самой целительницей Грейнджер, которая уже почти стала легендой Магического Мира Великобритании. Детский целитель, излечивающая безнадежные случаи, изобретатель артефактов, наставница, и все это подтверждено самой Магией! Нельзя ударить в грязь лицом, надо будет встретить эту целительницу как можно более торжественно, чтобы она увидела, что здесь достойные ее целители.

Северус Снейп думал о Лили Эванс, которую в свое время сломали в Хогвартсе и принудили выйти замуж за Поттера. Джеймс сам был не рад, но выбора у него тоже не было. Лили была хорошей матерью, пока у нее не забрали ребенка, как впоследствии оказалось… Северус чуть не наложил на себя руки, когда узнал о том, что сделали с Лили и Джеймсом. Поттерам обещали, что мальчик умрет, если они попытаются хоть что-то сделать, и Лили не выдержала. Северус предлагал женщине выкрасть ребенка, хоть что-то сделать, но его старая подруга лишь просила жить, а сама…

Петунья Дурсль, рассказывая ребенку, как она считала, небылицы про то, что его родители попали под поезд, ни разу не врала… В этом мире Волдеморт пришел убивать Турпин, а до Поттеров ему не было дела. Зато до Поттеров было дело кое-кому другому. Впрочем, сам Волдеморт уже покинул этот мир, благодаря первозданной ярости маленькой девочки, а Северус Снейп думал о том, что будет, когда Гарри узнает о том, кто виноват в том, что мальчик сирота.

* * *

Покидать море было жалко, но пришлось — отпуск закончился, поэтому, грустно собравшись, семья отправилась в аэропорт. Лайза немного боялась, но Гермиона была настороже, а Гарри всю дорогу занимался любимым мужским делом — спал. Самолет оторвался от полосы и, в последний раз показав голубую даль моря, отправился на север, поднимаясь все выше и выше.

— Миона, нам надо будет в Хогвартс? — тихо спросила девочка сестренку.

— А ты хочешь? — поинтересовалась Гермиона, обняв Лайзу.

— Совсем не хочу, — вздохнула девочка. — Там было иногда весело, но я хочу с мамой и папой.

— Тогда не надо будет, — улыбнулась юная целительница. — Будешь на домашнем обучении, только на пятом курсе СОВ сдать.

— Это хорошо, — заулыбалась Лайза. — До пятого курса я все-все выучу, ты же поможешь?

— Помогу, конечно, — Гермиона прижала к себе девочку, гладя ту по голове, отчего любимая сестренка жмурилась, показывая свое удовольствие. — Как думаешь, Гарри тоже не хочет?

— Наверное, — прошептала в ответ Лайза. — Кто же захочет от семьи в холодную школу?

— Тоже верно, — согласилась юная целительница.

Самолет летел в Великобританию, Лайза дремала, Гарри спал, все казалось таким спокойным, что и Гермиона задремала, проснувшись только тогда, когда самолет заходил на посадку. Впереди была неизвестность…

Домой приехали уже ближе к вечеру, а завтра Гермиону ждал Главный Целитель Мунго, поэтому девочка решила хотя бы мантию привести в порядок. Вынув из сундука школьную мантию, девочка надела ее, решив посмотреть, не выросла ли она из нее, но в зеркале отразилось что-то непонятное. Черная мантия медленно меняла цвет на лимонный, покрываясь вышивкой и золотой оторочкой по краям. Что это значит, Гермиона не знала, поэтому зарылась в книги.

— Вау, как красиво, — прокомментировал Гарри, увидев новую мантию. — А почему такой цвет?

— Не знаю, — девочка пожала плечами, отправляясь к книгам. — Наверное, это что-то значит, надо в книгах посмотреть.

— Ага, — согласился мальчик, не в силах оторвать взгляд от Гермионы. — Ты такая красивая…

— Когда в мантии, надетой на купальник? — девочка иронично подняла бровь. — Ладно, пошли, поможешь.

Девочка сбросила мантию, подумав о том, что надо бы переодеться, но внимание мальчика ей было приятно, купальник все-таки закрытый, даже с маленькой юбочкой, поэтому она решила сначала найти, отчего сменила цвет одежда. О приличиях девочка, которой захотелось слегка пошалить, не подумала, а Гарри просто залюбовался ею. Открыв большой том, девочка вчиталась в написанное там и начала разбираться…

— Так, — сказала она. — Школьная мантия — это официальная одежда, а любая официальная одежда на целителе становится лимонной, потому что такой цвет целительства. Хо-ро-шо, — отметила она. — Теперь украшение… Оп-па! Это когда же я успела-то?

Часть 20

Гарри очень не хотел отпускать Гермиону одну, но выбора особого не было, приглашение касалось только ее. Гермиона же учла, что она — двенадцатилетняя девочка, несмотря на неизвестно откуда полученное звание наставника, что автоматически ставило ее довольно высоко в иерархии целителей, поэтому обязательно найдется кто-то, кто захочет это дело оспорить. Ну, оспорить решение Магии — это тот еще способ самоубийства, но вот стрессоустойчивость девочки, вошедшей в период полового созревания… Поэтому Гермиона приготовила специальное зелье по типу умиротворяющего бальзама, использовавшееся, когда пациент был буен, чтобы эмоции не мешали целителю выполнять свою работу. Хихикнув, девочка сжала приложенный порт-ключ и произнесла слово-активатор.

Этот день Главный Целитель Мунго запомнил на всю жизнь: получив сообщение о прибытии целительницы, он собрал коллег, объяснив им, с кем они сейчас познакомятся, и принялся ожидать, пока медиведьма проведет новую целительницу, ставшую уже достаточно известной, в зал, где они все и собрались. Коллеги-целители с нетерпением желали увидеть ту, что уже успела прославить британскую колдомедицину далеко за пределами Туманного Альбиона.

Ожидавшая респектабельную даму медиведьма была раздражена. Поссорившись с утра с молодым человеком, женщина забыла о том, что все эмоции следует оставлять за дверями больницы, кроме того, она сама хотела надеть лимонную мантию, но магия не посчитала ее достойной, поэтому медиведьма заранее ненавидела ту, которой удалось. С тихим хлопком посреди приемного покоя возникла спокойная девочка в мантии целителя-наставника, и медиведьма сорвалась.

— Ты во что вырядилась! — закричала она на спокойно смотрящую на нее девочку. — Да я тебя сейчас в аврорат сдам!

— Интересно, — девочка улыбнулась, с интересом разглядывая взбесившуюся женщину, уже замахнувшуюся на нее, чтобы ударить, но замершую. — Пациентка, одетая медиведьмой? — вполголоса рассуждала девочка, зафиксировав медиведьму. — Или медиведьма, не знающая законов Магии?

— Ты… Ты… — медиведьма была не в состоянии двигаться, но говорить могла, таковы были особенности чар фиксации буйнопомешанных.

— Очень интересно, — Гермиона посветила Люмосом в глаза медиведьмы. — Или зелье, или истеричность. Если зелье — надо лечить, а истеричным нечего делать среди медицинского персонала. — Она наложила диагностическое заклинание, после чего улыбнулась и обратилась к Мунго.

— Аски готов выполнить приказание целительницы! — появился больничный эльф.

— Аски, напои, пожалуйста, медиведьму вот этими зельями, — попросила девочка, протягивая лист пергамента, на котором проступили строки. — И положи ее в палату отдохнуть.

— Аски понял! Аски выполнит! — выкрикнул эльф, исчезая.

В этот момент в приемном покое появилась женщина, прижимавшая к себе горько плачущую девочку. Гермиона рванулась к ней, сразу же начав распоряжаться, а женщина упала в обморок. Пациентка была совсем юной — года три, она кашляла, баюкала руки и имела явные затруднения дыхания. Приведя женщину в сознание Энервейтом, Гермиона принялась опрашивать ее, осматривая ребенка и накладывая диагностические чары. К девочке подбежала совсем молодая медиведьма.

— Я могу вам помочь, целитель? — спросила медиведьма, которая знала, что такую мантию подделать невозможно.

— Да, — кивнула Гермиона, доставая стетоскоп. — Я буду диктовать, а вы записывайте.

— Да, целитель, — присела в легком книксене медсестра, впервые видевшая такую юную целительницу, но с магией не спорят.

— Итак, дыхание жесткое, влажные хрипы, продуктивный кашель, одышка, — диктовала Гермиона. — Деформация фаланг пальцев рук… Хм… — задумалась она. — Как давно у девочки такое?

— Давно, — всхлипнула,по-видимому, мать девочки. — Думали, само пройдет.

— Ага, — кивнула девочка, продолжая осматривать и обстукивать малышку. — Само пройдет… Как же… Говоришь, другое применение… — Она достала кубик артефакта, положила на грудь ребенку и, подождав активации, начала переключать возможные проекции. — Ага… Вот оно что…

— Что-то плохое? — в ужасе посмотрела на девочку женщина, принесшая ребенка.

— Хорошего мало, — честно ответила девочка, потом еще раз покрутила проекцию, наложила еще одно заклинание, обнаруживая высокое содержание натрия и хлора в поту девочки, и тяжело вздохнула. — Муковисцидоз, вторая стадия, легочная форма.

— А что это такое? — спросила медиведьма, только что услышавшая много незнакомых слов.

— Болезнь нехорошая, — еще раз вздохнула Гермиона. — Тяжелое врожденное заболевание, проявляющееся поражением тканей и нарушением секреторной деятельности экзокринных желез, а также функциональными расстройствами, прежде всего, со стороны дыхательной и пищеварительной систем.

— Значит, Аля умрет? — горько заплакала женщина, обнимая малышку.

— Не умрет, — улыбнулась юная целительница. — Будете давать ей это зелье каждый день[26], диету я распишу.

— А как долго? — поинтересовалась почему-то медиведьма.

— Всю жизнь, — припечатала Гермиона. — И регулярно ко мне на осмотр, это понятно?

— Спасибо, целитель! — женщина, рыдая, упала на колени, попытавшись поцеловать руки девочки.

— Ну что за манера у вас… — вздохнула самая юная целительница современности. — Идите, мамочка, все хорошо будет с Алей.

* * *

Главный Целитель не понимал, куда делась целительница, пока к нему в руки не спланировал пергамент уведомления. Внимательно вчитавшись, он удивился. Целительница опять нашла безнадежный, с точки зрения Магии, случай и разрешила его. Пригласив коллег следовать за собой, он двинулся в приемное отделение больницы.

— Похоже, наша новенькая принялась лечить прямо по прибытии, — произнес главный целитель.

— Достойно уважения, — кивнул кто-то из коллег.

Они спустились вниз, прошли мимо других отделений, пока не оказались в приемном покое. В первый момент Главный Целитель даже не понял, что происходит, пока не увидел совсем маленькую девочку в форменной мантии целителя-наставника, что-то говорившую почтительно слушавшей ее женщине. У девочки в руках была странная конструкция, она абсолютно точно понимала, что говорит, это было заметно.

Целители замерли, но тут самый несдержанный из них — целитель-стажер Ричардсон — закричал:

— Да что вы смотрите, девчонка нацепила на себя мантию, она не может быть целителем! Я отказываюсь признавать ее целителем! Что это? Что со мной?

Мантия бывшего целителя чернела, с пальца с тонким звоном пропало кольцо, а главный целитель, подняв палец, процитировал: «Я воздам моим учителям должное уважение и благодарность, к своим коллегам я буду относиться, как к братьям[27]». Мистер Ричардсон, уже переставший быть целителем, в ярости выхватил палочку и, направив ее на девочку, выкрикнул пыточное, мгновенно исчезая из приемного отделения Мунго. Такого доказательства всем было вполне достаточно.

* * *

Внимательно выслушав вопли очередного придурка, потому что назвать по-другому человека, что оспаривает волю Магии, не смог бы и Главный Целитель, Гермиона закончила инструктировать маму ребенка, а потом, присев в реверансе, произнесла уверенным голосом:

— Доброе утро, уважаемые коллеги, — и улыбнулась.

— Здравствуйте, уважаемая коллега, — нашелся Главный Целитель. — Очень рады вас приветствовать в нашей больнице.

— Благодарю вас, коллега, меня зовут Гермиона Грейнджер, — добрая понимающая улыбка девочки смутила коллег, но с Магией не спорят. — Я специализируюсь в педиатрии.

— Простите, а что это такое? — поинтересовался один из целителей.

— Это дети, здоровье детей, — пояснил Главный Целитель. — Прошу вас, целитель-наставник, следовать за нами.

Часть 21

Решив познакомить коллегу с больницей, Главный Целитель проводил экскурсию. Другие же коллеги, вдоволь наглядевшись, разошлись по рабочим местам разносить слухи и домыслы. Проводя по отделениям, целитель комментировал, рассказывал о разных случаях, сокрушался, что если с детскими проклятьями они справляются, то с болезнями — совсем никак, с надеждой поглядывая на юную коллегу, в свою очередь, с улыбкой кивающую.

— А вот здесь у нас безнадежные случаи, причем часто вызванные наказанием Магии, — показал на дверь главный целитель. — Желаете взглянуть? Женщины обычно брезгуют.

— Врач должен быть внимательным и не брезгливым, — ответила Гермиона известной мудростью. — Показывайте своих безнадежных.

— Вот тут у нас Минерва МакГонагалл, бывшая заместительница директора Хогвартса, — целитель показал на топологически сложную конструкцию. — Судя по всему, ее наказала Магия Избранной, но непонятно, за что?

— Это как раз понятно, — оскалилась юная целительница, припоминая, как звали даму, что пришла к ней. — Она подчиняющее на ребенка наложила.

— Что?! — воскликнул коллега, расширив глаза в удивлении. — Мерлин! Да как она посмела!

— Вы ее лечили? — поинтересовалась девочка, меняя тему.

— Да, коллега, все перепробовали, — вздохнул целитель.

— Ну раз совсем все перепробовали… — Гермиона задумалась. — А кто ее поддерживает в такой… — Девочка изобразила сложный жест рукой. — …конфигурации?

— Судя по всему, ее собственная магия, — с готовностью ответил целитель, начиная что-то понимать.

— Ну, в таком случае есть что-то, чего вы не пробовали, — девочка припомнила, как это делалось в древности в таких случаях. — Надо ее отключить от магии. Либо она излечится, либо нет.

— Но это жестоко! — вскричал целитель. — Впрочем… Возможно, это единственный способ.

Гермиона сделала сложный жест палочкой, про себя обращаясь к Магии, прося забрать дар у этой женщины, чтобы она смогла вылечиться. И Магия откликнулась на просьбу девочки. Вокруг Минервы МакГонагалл возникла сияющая сфера, через минуту лопнувшая, оставив после себя пожилую женщину, лежащую на полу. Диагностическое заклинание подтвердило, что эта женщина отныне сквиб. Но сама Минерва, видимо, ничего не поняла.

— Грязнокровка! — закричала она, резко поднимаясь с пола и кидаясь в сторону девочки. — Что ты со мной сделала?! Я тебя сейчас! — раздался хлопок, и женщина исчезла.

— Не поняла, — удивилась Гермиона. — Куда это она?

— В Азкабан, — спокойно ответил целитель, понимая, на кого Минерва накладывала подчиняющее. — Дамблдора так же вылечим?

— А давайте его вы сами, а? — девочка жалобно посмотрела на целителя, отчего он рассмеялся.

— Хорошо, коллега, пройдемте тогда в мой кабинет, — предложил он.

Сидя в удобном кресле и попивая чай с вкуснейшими пирожными, Гермиона с интересом беседовала на профессиональные темы с Главным Целителем, когда он, наконец, перешел к делу.

— Вот у меня отчеты о вашем лечении, — показал целитель стопку пергаментов.

— Ага, — кивнула самой себе девочка. — Значит, какая-то отчетность есть.

— Конечно, — улыбнулся мужчина, разглядывая юную целительницу, которая сейчас совсем не выглядела ребенком. — Когда вы берете пациента, когда вы излечиваете его или добиваетесь хорошего самочувствия, это все фиксирует магия. Я, как главный целитель, получаю отчет.

— Какое чудо эта Магия! — Гермиона еще помнила огромные папки медицинской документации, а здесь это все происходит автоматически.

— Но у нас есть проблема — вы не закончили Хогвартс, — сообщил целитель. — Не то, чтобы это было обязательно, но СОВ, как минимум…

— Понятно, — согласно кивнула целителю девочка. — Это обязательно прямо сейчас?

— Нет, что вы, коллега, — мужчина улыбался. — Можете со своим годом, но для этого вам нужно будет проучиться полгода в Хогвартсе.

* * *

Коменданту Азкабана было скучно, отчего он плевал в потолок. Доплюнуть до семиметрового потолка не удавалось, но комендант был упорен. Заняться было все равно нечем. Хлопок известил о доставке нового заключенного самой магией. Комендант вызвал заместителя.

— У нас опять нападение на целителя, — сообщил он что-то жующему заместителю.

— А кучненько придурки пошли, — хмыкнул заместитель, но в следующий момент раздался хлопок, и перед комендантом спланировал еще один листок.

— Минерва МакГонагалл, — с чувством прочитал комендант. — Нападение на своего целителя.

— То есть ее лечили, а она напала? — округлил глаза заместитель. — Воистину, «слабоумие и отвага».

— Ты сходи, посмотри, вдруг добить надо, — напутствовал комендант своего заместителя.

* * *

Гермиона ознакомилась с отчетами магии и наконец узнала, отчего она наставник. А узнав, долго смеялась, со слезами на глазах объяснив главному целителю, почему смеется, но коллега смеяться не стал. Напротив, став очень серьезным, он принялся просить девочку:

— Юная коллега, пожалуйста, научите и нас пользоваться вашим артефактом. Мы их заказали двадцать штук, но никто просто не знает, как с ним работать.

— Как не знает? — сделала большие глаза Гермиона. — С удовольствием покажу, только подопытный нужен.

— Подопытный — это не проблема, — вздохнул главный целитель. — Сейчас?

— А чего тянуть-то? — удивилась девочка.

— В таком случае, прошу, — пригласил ее главный целитель в путешествие по коридорам больницы.

Целители собрались в большом конференц-зале, куда потом доставили миловидную девушку, раздетую до белья. Выбор пациента был обусловлен тем, что большинство целителей были мужчинами, которым приятнее смотреть на девушку, чем на голого мужика. Девушка семнадцати лет была вполне совершеннолетней, поступив в больницу из Хогвартса, где ей внезапно стало плохо — она упала в обморок, а до тех пор жаловалась на тошноту и головокружение. Продиагностировать ее не успели, просто доставив из приемного покоя.

Гермиона подошла к испуганной девушке, которая удивленно посмотрела на ребенка в мантии целителя, положила той на грудь небольшой куб, сверкающий яркими гранями. Целители с интересом посмотрели на самую юную коллегу за всю историю Мунго. Откашлявшись, Гермиона заговорила:

— Уважаемые коллеги, артефакт не является решением всех проблем, поэтому нужно хотя бы представлять, что мы хотим найти, — заговорила она. — Примечательно, что артефактом может пользоваться и сквиб, что может значительно снизить нагрузку на медиведьм, например.

— Очень хорошая новость, — заметил кто-то из целителей.

— Итак, у нас пациентка, девушка, семнадцать лет, — продолжила девочка. — Жалобы при поступлении: тошнота, головокружение, синкопальные явления. Сегодня мы попробуем обойтись без обычных диагностических чар, только артефактом. Возражения есть?

— А зачем? — удивился все тот же целитель.

— Для наглядности, — пояснила Гермиона, развернув проекцию сначала легких, объяснив, что они видят перед собой, для сравнения вызвав из памяти артефакта картину при муковисцидозе, потом продемонстрировала сердце, объяснив, какие состояния и болезни магией не диагностируются и почему.

Юная целительница исследовала аппаратом почки, печень, селезенку, кишки, пока не дошла до того, с чего следовало начинать, но в целях наглядности оно было оставлено на потом. Открыв проекцию репродуктивной системы, Гермиона очень четко показала все ее элементы, приблизив находку.

— Итак, мы установили, что к сердцу, легким и другим органам претензий особенно нет, — сообщила девочка в заключении. — Причина головокружения и обморока является, как выяснилось, беременность, по развитию соответствующая пятой неделе, соответственно, тошнотой девушка обязана токсикозу.

— Как беременность? — в ужасе спросила пациентка.

— Как бы вам объяснить, — улыбнулась двенадцатилетняя целительница, переходя к лекции по половому воспитанию под улыбки своих коллег, признавших ее «своей» именно после этой лекции о «пестиках и тычинках».

Часть 22

Домой Гермиона возвращалась главой отделения колдопедиатрии больницы Св. Мунго. Назначение главой созданного отделения заставило девочку улыбнуться, но это означало много работы, потому что делать все с нуля не так уж и просто. Впрочем, сейчас она возвращалась домой. Лайза с визгом кинулась обнимать сестру, а Гарри просто стоял и ждал своей очереди. Это было очень приятно. Гермионе очень нравилось обнимать Лайзу и Гарри, однако следовало с ними поговорить о школе. Не желая откладывать разговор, девочка усадила сестру и жениха рядышком на диван, небрежно скинув мантию на стул.

— Так, давайте решать по школе, — произнесла Гермиона и, увидев погрустневшие лица, подняла руку. — Давайте я скажу, а потом будем грустить, хорошо?

— Хорошо, — кивнул Гарри, обнимая свою уже бесконечно любимую девочку.

— Итак, — начала говорить юная целительница. — У нас два варианта. Первый — мы все идем в школу в сентябре и учимся там… — Лайза на этих словах вцепилась в сестренку, всхлипывая, а Гарри помрачнел. — Второй — мы учимся дома и только на пятом курсе надо будет полгода просидеть в Хогвартсе, а после сдать экзамены. Что выбираем?

— Второй! Второй! — хором закричали Лайза и Гарри, совершенно оглушив Гермиону. — Ну пожа-а-алуйста, — жалобно добавила Лайза.

— Я так и подумала, — улыбнулась юная целительница, обнимая своих родных людей. — Значит, с этим решили. Теперь о будущем, подумайте, хотите ли вы жить в мире магии или в мире людей. Нет, прямо сейчас говорить не надо, просто подумайте.

— Х-хорошо, — произнес Гарри, прижавшись к Гермионе. — Рассказывай, как оно было?

— Ой, — хихикнула девочка. — Оно было странно, даже очень, но я теперь начальница, вот!

— Большая начальница? — поинтересовалась Лайза, укладываясь головой на колени сестры.

— Очень, — рассмеялась юная целительница. — Только отделение надо создавать с нуля… Вот придет папа с работы, буду ему жалобно заглядывать в глаза и вилять хвостиком.

— Вот так? — показала сестра, повиляв тазом.

— Ага, — кивнула Гермиона, а потом огляделась и предложила: — А давайте покушаем? А то одними пирожными сыт не будешь.

Дети отправились кушать и ждать родителей с работы. Особенно папу, который и рассказал Гермионе принципы работы отделения, кто ей нужен, что ей нужно и сколько. Девочка написала длинный список, потому что папа сказал «проси трехгорбого верблюда», а папе она верила, как самой себе. Может быть, знаний у нее и побольше, но…

Утром Гермиона отправлялась в Мунго, где создавала отделение, планируя все, после обеда занималась с сестренкой и женихом, уже без всяких кавычек. Потом опять — общалась и принимала на работу целителей, медиведьм, учила их простым для девочки вещам в диагностике. Требовала вызывать ее по любому поводу вначале, для чего ее могли и из постели вытащить. Только спустя несколько месяцев, когда все заработало, Гермиона рискнула оставить отделение на дежурного целителя.

Шли недели, складываясь в месяцы, Лайза постепенно забывала прошлое, Гарри все больше привязывался к Гермионе, как и девочка к нему. Прошлое становилось прошлым.

— Присядьте, — произнесла медиведьма. — Не беспокойтесь, сейчас вас посмотрит сама целитель Грейнджер.

Многие дети проходили через руки «самой Грейнджер». Они запоминали девочку с внимательным взглядом, теплыми ласковыми руками, странными предметами и очень доброй улыбкой, от которой сразу же становилось легче. Испуганные дети начинали улыбаться, плачущие успокаивались… Отступали болезни, отступала боль. Самая юная целительница за всю историю Магического Мира стояла на страже детского здоровья.

* * *

Астория родилась слабенькой и часто болела. Сколько Дафна себя помнила, ее младшая сестренка болела — то простудится, то животик болит, то еще что-то. Дафна очень любила свою младшую сестренку с тонкой, почти прозрачной кожей и полностью голубыми глазами. Склеры младшей сестренки были голубоватыми, кажется, всю жизнь. У нее легко появлялись синяки, от чего угодно, потом начали ломаться кости будто сами собой и портиться осанка, за что девочку наказывали.

Взрослые не понимали, что это происходит как будто само собой, и за попытку горбиться следовало очень суровое наказание, от которого Астория долго отходила, потому что розга легко прорывала кожу. Постепенно девочка начала бояться всего — жестокого папы, злой мамы… Только Дафну девочка любила, потому что Дафна часто принимала на себя наказания, предназначавшиеся ей.

Когда от постоянного вышивания у Астории впервые заболели руки и она имела несчастье пожаловаться… Девочка выучила очень быстро, что надо терпеть боль сколько можно, но достаточно частые наказания что-то сломали в юной Гринграсс — ей уже хотелось боли, она тянулась к ней, что очень пугало Дафну. Старшая сестра думала, что родители свели сестренку с ума. Но боль от наказания как будто помогала юной Астории — появлялся румянец на бледных щеках, как и желание что-то делать.

В Мунго младшую не показывали, ибо семейный медик сказал, что ничего страшного с девочкой не происходит, обрекая ту на боль. Но вот девочка поступила в Хогвартс, и ей стало поначалу полегче, но вот потом… Потом боли усилились, и мадам Помфри ничего не могла сделать — мази и зелья помогали, но потом боль возвращалась. Совершенно неожиданно начались обмороки, сначала от нагрузки, потом от чего угодно. Астории стало тяжелее кушать, а дома на каникулах ее ждала розга. Дафна сходила с ума от беспокойства…

Сегодня Астория просто шла по коридору с сестрой, когда почувствовала холод. Ее объял холод, стало очень страшно.

— Прощай, — прошептала девочка своей сестре, и Дафна в панике рванула аварийный порт-ключ в Мунго, спасая тем самым жизнь своей сестре.

— Спасите! Спасите Тори! — закричала Дафна Гринграсс, стоило им только оказаться в больнице. — Спасите! Тори умирает!

Дежурный целитель немедленно погрузил Асторию в стазис, фиксируя состояние и переводя в колдопедиатрию.

* * *

Четырнадцатый день рождения Гермионы праздновали дома, так ей захотелось, а желания девочки в этом вопросе были определяющими. Самая юная целительница Мунго кушала торт, когда артефакт, являвшийся и оповещателем, и порт-ключом, вдруг покраснел, издавая низкий тревожный звон. Значит, что-то случилось и Гермиона нужна срочно. Резко встав из-за стола, девочка без палочки призвала свой инструментарий и мантию, что легла на плечи, улыбнулась всем и активировала порт-ключ. Родители понимающе переглянулись, а Лайза приуныла.

Оказавшись в отделении, Гермиона взглядом спросила дежурного, что случилось, тот переадресовал её дальше. Девочка увидела другую, вцепившуюся себе в волосы девочку, которая громко рыдала, сидя на кушетке, а рядом в стазисе находилась более юная девочка. Гермионе сразу же не понравилось, что она увидела, поэтому, не выводя девочку из стазиса, она развернула монитор имени себя.

Дафна заворожено смотрела на маленькую целительницу одного с собой возраста, которая сейчас занималась сестрой. От этой картины она даже перестала плакать, но поинтересовалась:

— Неужели у вас нет никого поопытнее?

— Молчи, если ничего не понимаешь, — ответил ей дежурный целитель. — Это сама Грейнджер!

О Грейнджер в магическом мире слышали все. Дафне та представлялась чуть ли не богиней, а тут… такая же девчонка, да что она может? И тут эта девчонка начала отдавать распоряжения, от которых веяло силой, поэтому Дафна промолчала.

— Вирка мне сюда быстро, — произнесла Гермиона, локализовав основную проблему, и начала допрашивать сестру пациентки. — Синяки легко возникают?

— Да, целитель, — Дафна не знала, как правильно обращаться, потому обращалась по этикету.

— Боли, обмороки, головокружения? Боли где? — допрашивала ее Гермиона в пулеметном темпе.

— Вот тут, да, все было, наш целитель сказал, что все нормально, и… — девочка расплакалась.

— Не рыдать! — жестко приказала юная целительница. — Я скажу, когда можно. Вирк, аневризма аорты, ты чистишь, я фиксирую.

— Конечно, коллега, — улыбнулся пожилой целитель, полностью доверявший этой маленькой еще девчонке, которая вместо того, чтобы играть, спасает детей.

Через полчаса все было хорошо, Асторию вывели из стазиса, оставив, впрочем, в отделении. Дафна упала на колени перед Гермионой, но девочке это не нравилось, поэтому юная целительница сказала:

— Посиди с сестрой, а я пока по-бе-се-дую… Барбара, мне главного целителя, семейного «как бы целителя» Гринграсс и родителей девочки — немедленно.

— Хорошо, Миона, — улыбнулась медиведьма, уносясь, а Гермиона давила в себе желание разорвать нерадивого коллегу на составляющие, выдернуть у него нити ДНК и совершить множество других действий, которые очень хочется иногда сделать, но нельзя.

Часть 23

Короткими, но достаточно экспрессивными выражениями Гермиона объяснила Главному Целителю, что «коллега», который не может быть врачом по причине явного некомплекта органов, чуть не убил ребенка, только чудо и отвага сестры спасли Асторию Гринграсс.

— Коллега, как вы думаете, откуда это у нее? Ведь у старшей сестры все в порядке, или нет? — поинтересовался Главный Целитель.

— Во-первых, болезнь может проявляться не обязательно в том же поколении, во-вторых, ее могут не определить, в-третьих… Забили бы ребенка до смерти и что? — девочка была очень зла и мечтала содрать шкурку с целителя, не давшего себе труда подумать.

— Почему меня отрывают от дел? — высокомерно вошел толстый мужчина в черной мантии.

— Вы кто? — поинтересовалась юная целительница, с интересом разглядывая мужчину.

— Я — целитель! — заявил этот… человек. — А ты чего так вырядилась, дура? Ты знаешь, что с тобой сделают? — он шагнул к девочке и замахнулся, но внезапно замер. Гермиона напряглась, вспоминая цитату поточнее, а потом толстяка свернуло в дугу так, что губы девочки оказались прямо напротив его уха.

— Послушай меня, жертва хаотичной репликации хромосом, инстинкт самосохранения — это базовый инстинкт, присущий любому существу, как ты его отключить-то умудрился, когда мне эту фразу говорил?! — заговорила девочка. — Я же из тебя пинцетом нити ДНК повыдергиваю, ты у меня по швам расползешься. Я у тебя пункцию с такого места возьму, о котором ты даже не догадываешься, как, впрочем, и о смысле слова «пункция». Я тебя в такой пазл нарежу, что ни один колдомедик не соберет. Ты все понял, питекантроп, социально не адаптированный?[28]

— Я все понял, отпустите! — завизжал мужчина. — Прошу прощения! Я ошибся!

— А что у вас делают с самозванцами? — уже спокойнее поинтересовалась Гермиона у главного целителя.

— Как Магия решит, — вздохнул тот и продолжил: — Перед магией заявляю, этот человек, выдающий себя за целителя, нанес вред пациенту!

Что-то хлопнуло, и человек исчез. Девочка подняла бровь, главный целитель пожал плечами, в кабинет вошла респектабельная пара, в которых можно было узнать родителей пациентки. Моментально зверея, Гермиона развернулась к этим людям.

— Меня зовут Гермиона Грейнджер, я руковожу отделением колдопедиатрии, — проговорила она. — Сегодня я спасла жизнь девочки, которую вы чуть не убили. В магическом мире уже принято убивать своих детей?

— Как убили? — прошептала женщина, падая в обморок, но сразу же очнулась от достаточно мощного Энервейта Гермионы.

— Ваша младшая дочь тяжело больна, — проинформировала старшее поколение юная целительница. — Вы же доверились мошеннику, назвавшемуся целителем и не имевшего атрибутов профессии, как будто вы не чистокровные, а я даже не знаю кто!

— Мы… мы… мы можем ее увидеть? — тихо спросил мужчина.

— Можете, но в моем присутствии, — жестко ответила Гермиона. — Не приведи вам Мерлин и Асклепий ее волновать, прокляну так, что ни в одном госпитале не починят! Перекрещиваются промеж собой, а потом «откуда болезнь, она же здоровая родилась», тьфу, — сплюнула девочка. — Следуйте за мной.

Когда Дафна увидела родителей, то сразу села, раскинув руки так, чтобы защитить только открывшую глаза сестру. Она смотрела прямо и яростно, защищая спасенную девочку, когда Гермиона снова заговорила. На этот раз юная целительница говорила гораздо мягче, ее голос был спокойным и каким-то очень теплым.

— Твои мама и папа не хотели убивать сестренку, они просто доверяли не тому человеку, — уговаривала она Дафну, поглаживая ее по волосам. — Они уже все поняли и больше не будут, — тут она обернулась к взрослым. — Ваша старшая дочь спасла жизнь младшей. Еще бы минута, и вы бы своего добились. Цените жизнь ребенка!

Гермиона сейчас была очень страшной. Астория, слышавшая все, что говорила девочка, смотрела на ту так, что у юной целительницы ком встал в горле. Она еще долго объясняла, что такое сосудистый тип синдрома Элерса-Данлоса, насколько он опасен, почему им необходимо сдувать с девочки пылинки и что Гермиона с ними сделает, если. Выписав зелья от сердечной недостаточности, девочка занялась старшей Гринграсс, обследовав ее при родителях. После чего выписала зелья и ей, надев специальные шины на ноги.

— Ты как ходила вообще? — поинтересовалась юная целительница.

— Лучше такая боль, чем то, что делали с Тори, — тихо проговорила Дафна. — Спасибо тебе…

— Ничего, с шинами тебе будет легче ходить, а боль пропадет, — обняла ее Гермиона. — Твоей младшей с типом не повезло, у тебя все проще. Видимо, болезнь у кого-то из родителей, впрочем, Мерлин им судья…

Гринграссы были уничтожены открывшейся истиной. Они просто увидели, как ведут себя девочки, и будто пелена упала с глаз взрослых. Ведь дочерей на самом деле они любили…

* * *

Два года пролетело довольно быстро. Гарри и Лайза выучились, освоив всю программу Хогвартса, Гарри стал более активно ухаживать за своей Гермионой что ей, кстати, очень нравилось. Она и сама полюбила своего жениха всем сердцем, а Лайза радовалась, видя их целующимися. Девушка расцвела, у нее появилась уверенность в себе и будущем. Она больше не боялась оставаться одна, ведь у нее были родители и Гермиона. Оставалось совсем немного времени, когда подросткам придется ехать в Хогвартс — аккурат после Рождества, чтобы полгода провести в старом замке и сдать СОВ. Несмотря на то, что они были готовы к экзаменам уже сейчас — таковы были правила.

Незадолго перед Рождеством Гермиона отвела свою сестру и жениха в банк. Она хотела проверить их текущий статус, снять денег для покупок, обеспечить жениха и сестру защитными артефактами, так как что происходило в школе, девушка не знала, а защитить семью хотелось по максимуму. В банке оскалившийся гоблин провел их в отдельный кабинет.

— Целитель Грейнджер, — спросил он, приветливо оскалившись. — Не хотите ли создать свой род? Вы, конечно, помолвлены, но…

— Как помолвлена? — удивилась Гермиона. — Это с кем еще?

— С присутствующим здесь Гарри Поттером, — оскал гоблина стал ехиднее.

— А, ну с Гарри я согласна, — кивнула девушка. — А род… Почему бы и нет?

Потом был ритуальный зал, руны, слова на неизвестном языке, и вот все замерло в неподвижности, кроме самой девушки. Посреди зала возникла девочка лет десяти на вид, которая с улыбкой смотрела на Гермиону. А целительница увидела только, что малышка стоит босиком на камнях, поэтому подбежала и подхватила удивительно легкого ребенка на руки.

— Простудишься же, — погладила неизвестную девочку Гермиона.

— Вот поэтому я тебя и выбрала, — проговорила девочка. — Ты очень хорошая.

— Как так «выбрала»? Ты кто? — удивилась девушка, продолжая гладить ребенка.

— Я Магия, — ответила девочка, наслаждаясь поглаживаниями. — Но я еще маленькая, поэтому такая, а ты большая и лучше знаешь.

— Ты что, одна? — спросила что-то понявшая Гермиона. — Где твои мама и папа… — она осеклась, увидев слезы на глазах ребенка, который был силой этого мира.

— Нету… — всхлипнула девочка.

— Но так нельзя, — произнесла девушка. — Хочешь жить с нами?

— А ты меня возьмешь к себе? — заглянула в глаза девушки маленькая Магия.

— Конечно, — согласилась Гермиона. — Только мне полгода надо будет побыть в Хогвартсе, останешься с родителями?

— С твоими родителями? — удивилась девочка.

— С нашими, — ответила ей девушка с улыбкой. — Ну, если это можно.

— Это можно, — появилась в зале высокая женщина в черном, а девочка тихо ойкнула, сразу же прижатая к груди. — Малышка заслужила немного детства, но ты должна понимать, целительница, что, беря это дитя под свою опеку, теперь ты несешь ответственность за этот мир. Согласишься ли?

— Что это значит? — спокойно поинтересовалась юная целительница.

— Это значит, что магия этого мира будет в твоей ответственности, — ответила ей женщина. — Но ты останешься целителем, потому не сможешь причинить намеренного вреда.

— Ответственностью больше, ответственностью меньше, — вздохнула Гермиона. — Зато малышка будет в тепле.

— Мама… — прошептала девочка, стремительно уменьшаясь.

— Да будет так, — произнесла женщина в черном.

Из банка Гермиона выходила, держа на руках годовалую девочку, одетую в красивое платьице. Гарри сразу же стал «папой», а Хогвартс… Это решение еще предстояло принять.

Часть 24

Когда Грейнджеры познакомились с внучкой… Впрочем, нет, сначала малышку увидела Лайза и завизжала от радости, сразу же принявшись обнимать ребенка. А уж потом мистер Грейнджер, время от времени приглашавший Гермиону на консультацию в больницу, подумав, произнес: «Педиатр — это диагноз», и все засмеялись.

Малышка была чудом, а вот Гермионе стало невесело, потому что кроме дочери появились обязанности — к Магии обращались, Магию просили, Магию заклинали. Теперь все эти прошения и обращения попадали к юной целительнице. Хорошо, что можно было не на каждое реагировать, а все обращения, на которые реакция требовалась, попадали на большой пергамент. Пришлось обзаводиться помощниками, которых была целая армия.

За месяц Гермиона набрала основные случаи обращения и стандартную реакцию на них, которую возвела в ранг закона Магии. Теперь ее вмешательство не требовалось. Времени стало побольше, но еще Хогвартс, в который всем троим поехать пришлось. Правда, как оказалось, теперь Гермиона могла ночевать дома — щитов Хогвартса она не видела. Дочка, которую назвали Мия, очень радовалась маме и скучала по папе, потому после уроков домой пришлось отправляться втроем. Впрочем, это никому не мешало, потому что «сама Грейнджер» была нужна многим и в замке появлялась редко. Лимонная мантия на уроках сначала нервировала профессоров…

— Нимфадора, родила хорошо? — автоматически поинтересовалась Гермиона у профессора Гербологии, сразу же, впрочем, смутившейся.

— Да, спасибо, целитель, — кивнула уже не возражавшая против своего имени девушка.

— Дафна, все хорошо, не болит? — спросила целительница у девушки за столом под зеленым флагом, половина учеников которого встречала ее обожающим взглядом.

— Спасибо тебе, Гермиона! — счастливая девушка обнимала Асторию, у которой все уже было хорошо.

Юную целительницу знали и любили все, потому что многие были ее пациентами и пациентками. Она спасала, убеждала, помогала… Ставшая для многих последней надеждой, девушка ни разу не отказала в помощи. И днем, и ночью она для них была, и дети чувствовали, чувствовали ее тепло и ласку. Вырастая, они не забывали свою целительницу, остававшуюся молодой всегда, даже через сотню лет.

— Поппи, если вы не можете с чем-то справиться — обратитесь в Мунго! — девушка выговорила мадам Помфри в первый же вечер, объяснив, что было с Асторией и чем это могло закончиться.

— Простите, целитель, — покраснела медиведьма. — Раньше мне это запрещалось…

Отныне и медиведьмы приносили клятву, но самый страшный закон магии возник, когда Астория рассказала Гермионе, как ее наказывали. Теперь родитель, наказывающий своего ребенка, получил ровно то же самое. Мия смеялась и хлопала в ладоши от радости. Стоило девочке подрасти, она рассказала маме, зачем стала ей дочкой, но Гермиона слишком любила свою маленькую проказницу, чтобы ругать ее за что-то. Этот мир был совсем юным, поэтому и Магия в нем была совсем маленькой, ребенку хотелось тепла и уюта, ласки и маминых рук, а тот, кто сотворил мир, об этом не подумал, вот и пришлось Магии самой найти себе маму… А потом и папу. Гарри был отличным папой. Просто самым лучшим!

— А сегодня мы с вами рассмотрим Патронуса, — тихо, чтобы не разбудить утомившуюся за ночь Гермиону, рассказывал профессор ЗОТИ. Девушка всю ночь спасала жизни и на уроки пришла уже совсем сонная. Но поспать ей не дали: зазвенел артефакт, мгновенно проснувшаяся Грейнджер встряхнулась, виновато улыбнулась и умчалась спасать очередную жизнь.

— Скоро экзамены, — обрадовано произнес Гарри, который очень хотел помочь любимой, но не знал, как это сделать.

— Ура! — обрадовалась Лайза, которой сестренка обещала взять в ученицы после экзаменов.

А потом были экзамены… Ну, представьте, что воплощенная магия сдает экзамены по этой самой магии. Представили?

* * *

— Лайза, я могу с вами поговорить? — подошел к девушке профессор Снейп.

— Конечно, — улыбнулась девушка, удивительно похожая на погибшую мисс Турпин.

— Вы не знали случайно мисс Турпин? — решился профессор Снейп.

— Я была ею, но меня убили зельями, а потом спасла сестренка, она меня целых два раза спасла, — объяснила девушка. — Она самая лучшая!

— Я рад, что вы живы, — улыбнулся седой профессор.

Он действительно был рад, что эта девочка выжила и нашла семью. Рано потерявшая близких, не видевшая ничего хорошего в жизни, она была счастлива, смело смотря в будущее. И профессор, чувствовавший себя уже таким старым, с улыбкой смотрел на нее. Она заслужила свое счастье.

Пожелавший как следует наказать сына Люциус Малфой почувствовал себя очень нехорошо, когда ощутил боль в том же месте, по которому он хотел наказать сына. Эти ощущения лорду не понравились, поэтому он передумал.

Посчитавший, что Панси уронила свою честь, улыбаясь этой Грейнджер, ее батюшка подверг девушку пыточному, сразу же упав рядом с ней в судорогах. Ощущения ему сильно не понравились, и повторять он их не захотел.

Не очень хорошо освоившая все инструменты Гермиона случайно сформулировала этот закон не как закон Магии, а как закон Мира. И стало так во всем мире, и среди людей, и среди магов. Ну… девушка не раскаивалась!

* * *

Когда Мия подросла, Гермиона предложила той забрать силы, но проказливая девушка только похихикала:

— Нет уж, мамочка. Великая Магия теперь ты, а я — де-ево-очка! Воть!

— Проказница моя любимая, — Гермиона прижала к себе доченьку.

— Я в универ, да, мамочка? — поинтересовалась Мия мнением самого любимого человека на свете. Хотя уже не человека…

— Да, малышка, — улыбнулась целительница.

Взяв на себя ответственность за магию, Гермиона не очень поняла, что сделала. А ведь она фактически перевела свою семью в разряд богов. И Гарри, который теперь присматривает за взрослыми, и Лайза, ставшая целителем, и мама с папой… У них появились новые обязанности, потому что именно они и составили Пантеон Богов этого мира. Причем причинять осознанный вред не могла только Гермиона… Где-то хихикал Творец этого мира, веселилась Мия, ставшая просто девочкой, как она думала, и шипела себе под нос слова площадной латыни Гермиона.

Закончив Хогвартс, девушка с отличием завершила и образование на медицинском факультете университета, ради интереса став самым молодым профессором медицины. Правда, интерес быстро угас, потому что надо хоть иногда спать, даже Великой Магии. Даже несмотря на огромную армию помощников. Но ведь еще дети, потому что мужу очень нравился процесс, а рожать кому? Вот то-то же…

* * *

В далекой Великобритании есть волшебная клиника Мунго, где для больных детей есть, была и будет Вечный Педиатр — сама Грейнджер. Проходят года, складываясь в десятилетия, десятилетия — в века, но в волшебной больнице Сама Грейнджер спасает детские жизни. Потому что педиатр — это диагноз.

Оглавление

Часть 1

Часть 2

Часть 3

Часть 4

Часть 5

Часть 6

Часть 7

Часть 8

Часть 9

Часть 10

Часть 11

Часть 12

Часть 13

Часть 14

Часть 15

Часть 16

Часть 17

Часть 18

Часть 19

Часть 20

Часть 21

Часть 22

Часть 23

Часть 24