Степан глянул на часы — как раз, если поспешить, успевал на последнюю электричку. Вызвал такси и быстро, по-военному, собрался.
Уже через три часа он стоял на подножке тормозящего поезда и готовился сойти на станции.
В свете фонаря, освещающего платформу, блестела лужа с намёрзшим по краям ледком. Пронизывающий ветер нёс ледяную крупу. Вечерняя станция была совершенно безлюдной.
Степан поторопился и спрыгнул неудачно: ушиб больную ногу. Чертыхнулся.
Электричка, лязгая пустыми вагонами, скрылась вдали, вместе с последним куском красного закатного солнца, cвалившегося за горизонт.
Степан постоял на платформе, подождал, пока затихнет боль. Идти было не очень далеко, и Степан пошел, прихрамывая, cтараясь меньше напрягать больное колено.
Видела бы его сейчас жена! Но, как на грех, отговорить его от поездки на этот раз было некому. Жену Степан ещё утром проводил на отдых в санаторий, по путевке.
Эта горящая путёвка свалилась как снег на голову — в прямом и переносном смысле. Вместе с первой осенней порошей и заморозками жену Степана неожиданно поощрили на работе.
Промозглая осенняя погода к отдыху совсем не располагала, но Степан уговорил супругу не упускать возможность поправить здоровье, и она решила ехать.
Степан поёжился, вспоминая спешные сборы с перекладыванием чемоданов да бесконечными указаниями от супруги: не забывать принимать лекарства, не сидеть всю ночь у телевизора, не питаться всухомятку…Эту обременительную заботу жены было тяжело выносить.
Жили они с супругой вдвоём, детей не нажили, как ни старались.
Жена даже завела однажды разговор, что можно чужого усыновить, но Степан этот разговор не поддержал, и она больше эту тему не затрагивала. А потом и вовсе смирились. И жена всю свою нерастраченную материнскую любовь направила на него, Степана, а он покорно и понимающе терпел, чувствуя свою вину.
Степан добрёл до дороги, ведущей в его родную деревеньку. Сумерки сгущались, ветер усиливался. Но не возвращаться же назад! Вдали призывно светились огоньки домов.
Раньше бы он в два счета преодолел это расстояние! Но то раньше… В молодости он занимался спортом, любил мяч погонять на стадионе, а теперь, к пятидесяти годам, из-за последствий ранения, полученного на службе в горячей точке, давно перешёл в разряд телевизионных болельщиков.
Вот и этот вечер, проводив жену, Степан собирался провести, как обычно, за просмотром футбольного матча. Достал припрятанные от жены бутылку пива и пачку чипсов, выбросил в мусорное ведро приготовленные для него диетические морковные котлеты, и приготовился сидеть до финального свистка. Если бы не этот звонок…
Только он расположился в старом кресле, как позвонили с незнакомого номера. Женщина представилась соседкой его тетушки, и тут же огорошила Степана, что тётя его померла, похороны завтра. Степан так опешил, что даже не попрощался с женщиной, только пробормотал что-то невразумительное и положил трубку.
Новость не была неожиданной, тётке уже девяносто стукнуло. И Степан всё собирался свидеться с ней, а главное, побывать на своей малой родине. Но тётка его к себе не звала, видно, не хотела вносить разлад в семью. Жена каждый раз твердила:
— Нечего там делать! Знаю я эти ваши встречи одноклассников, друзей детства! Посиделки с водкой, а потом с давлением лежать!
Да Степан и сам всегда придумывал сто отговорок, чтоб не ехать в деревню — свою большую любовь и большую боль одновременно. Была причина. Один поступок в юности сидел занозой в сердце до сих пор, отравлял жизнь.
Степан поднял воротник, на полевой дороге от пронизывающего до костей ветра невозможно было укрыться. Но воспоминания помогали отвлечься и идти дальше.
Рос он обычным ребёнком, тихим, звёзд с неба не хватал — так про него говорили в школе. Девчонки за ним не бегали, выбирали тех ребят, кто побойчее. А ему с начальной школы нравилась одноклассница Лида. Ещё с того времени, как спели вместе с ней на школьном концерте песню «Солнечный круг».
Лида пела за обоих, а Степан только шевелил губами — от страха потерял голос. С тех пор её лицо и было для него тем самым солнцем, которое своими лучами освещало и согревало всю его школьную жизнь.
Но подойти к ней Степан не решался. Когда Лида, главная заводила и затейница в их классе, пыталась вовлечь его в школьные мероприятия, терялся и отказывался. До того времени, как на выпускном, наконец, набрался смелости и пригласил её на танец. А потом…
Степан и по сей день переживал, вспоминая ту единственную ночь на берегу реки, после выпускного, встречу рассвета вдвоём, и как он жарко уговаривал Лиду выйти за него замуж после всего…
Не сложилось.
Степан поступил в военное училище. А Лида провалила экзамены и устроилась временно на работу в сельсовет. Договорились переписываться. Лида ему написала письмо первая. Письмо было коротким: она хотела увидеться, сообщала, что приедет к нему. А Степан медлил с ответом.
Новая жизнь и перспективы, которые ему открыла учёба в военном училище, очень быстро отдалили его и от деревни, и от Лиды. Ему совсем не хотелось, чтоб его новые друзья видели его вместе с деревенской подругой. Она в своих провинциальных нарядах и со старомодной косой совсем не вписывалась в его новый круг общения. Да ещё и девчонки вешались на курсантов гроздьями, стоило появиться на дискотеке в форме.
Он так и таскал то письмо в кармане, пока его новая подружка, впоследствии его жена, не вытащила письмо и не ответила на него сама. Что она написала Лиде, наверняка Степан не знал, но про Лиду он с тех пор ничего не слышал.
Много раз Степану хотелось увидеть Лиду, убедиться, что у неё всё хорошо и вынуть занозу из сердца. Но он трусил. На войне не трусил, а встретиться лицом к лицу со своей первой любовью — трусил.
Но, похоже, теперь настал час, от судьбы не набегаешься! Вряд ли будет другой случай побывать в деревне… А может, Лида и не живёт там уже давно… Ну, хоть узнает о ней что-нибудь…
Промозглый ветер хватал за грудки, не давал идти.
Степан совсем замёрз, промокшая одежда дубела на ветру. Он уже клял себя на все лады, что бросился вот так опрометчиво на ночь глядя в дорогу. Поехал бы утром на такси!
В конце концов выдохся окончательно. Вот придёт он сейчас домой к тётушке, и что? А вдруг Лида там…
У дороги стоял стожок. Степан зашёл с подветренной стороны, надергал охапку сена, подстелил и с облегчением рухнул на мягкое. Боль немного отпустила.
За стогом было тихо и тепло. Пахло деревней и сеновалом.
Закрыл на минутку глаза от усталости: вот так бы и лежал целую вечность, дыша родным забытым воздухом.
Вдруг подумалось, что именно тут, на родине, его место. Вся прошлая жизнь представилась никчёмной. Все заслуги, звание, большая пенсия… Даже послужить толком не получилось: сразу ранение — и всё… Ради чего? Полвека пролетело, как один день: вспомнить нечего…
Разве что школу, жизнь в деревне, Лиду, тот вечер после выпускного…
Подумалось: если б тогда на ней женился, и судьба была бы другая.
Вот интересно, какая? Возможно, тут бы и жили, может, и дети были бы…
— Эй, Стёпа! Неужели ты? Никак заснул? Очнись же! Вот беда…
Степан открыл глаза и обомлел — перед ним стояла Лида. Легка на помине! Чуть склонившись, всматривалась в его лицо.
— Лида? — Cтепан попытался встать.
— Не вставай! — заволновалась Лида. — Сейчас помощь придет. Я Найду послала.
— Найду?
— Ну да, собаку мою. Она умная! Приведёт людей, не беспокойся, — улыбнулась Лида.
Помолчали.
Cтепану и радостно было, что так сразу и легко встретился с Лидой, и хотелось ей сказать самое важное, но он не мог подобрать слов.
Лида с тревогой поглядывала на дорогу, видно было, что с нетерпением ожидает помощи.
Cтепану же наоборот, не хотелось больше никого видеть. Ему было хорошо и спокойно рядом с ней, хотелось растянуть это время, когда они одни во всём свете, до бесконечности.
— Лида, — начал Степан, помолчав, но она его тотчас мягко перебила:
— Не надо, Стёпа, с той поры целая вечность прошла, всё изменилось…
— Скажи, Лида, хоть как живешь-то?
— Как? — Лида задумалась. — Да вот, вместе с сыночком тут недалеко…
— У тебя сын? — выдохнул Степан, новость эта новым приступом боли отозвалась в сердце.
— Сынок, — задумчиво произнесла Лида. — Твой и мой.
— Что?! — заорал Степан и вскочил.
В голове помутилось от боли. Свет померк.
Очнулся Степан от резкого запаха медикаментов.
Огляделся.
Сразу узнал приёмную деревенского фельдшерского пункта, в котором почти всё осталось прежним: даже весы, на которых взвешивали школьников на медосмотрах, по-прежнему ютились в углу.
Степан лежал на кушетке, а перед ним в белом халате стоял его одноклассник и товарищ детства Васька Крылов. Только солидный и располневший.
Степан недоумённо смотрел на Ваську.
Васька же заулыбался во весь рот:
— Очнулся! Ну ты, брат, даёшь — устроил мне весёлую ночку! Как у тебя ума хватило в стогу-то заснуть? В такой холод! Еще бы маленько, и пришлось бы тебя вместе с твоей тётушкой того…
— А где Лида? — огляделся Степан.
— Какая ещё Лида? — насторожился Васька.
— Ну меня же Лида нашла?.. Василькова! Одноклассница наша…
— Да ты, брат, и впрямь… глюк уже словил… — Васька озадаченно смотрел на Степана. — Нашла тебя собачонка местная, выла на всю деревню, людей к тебе привела… Вот и скажи теперь, что животина бездушная, ничего не понимает! Вон она на крыльце лежит, — Васька с улыбкой кивнул в окно.
— Лида говорила про Найду… — начал было Степан и осёкся, увидев выражение лица Васьки.
— Лида… — Васька посерьёзнел. — Лида погибла уж лет десять назад, вместе с сыном и его женой в автокатастрофе. Она тут и жила, в нашей деревне. Тихо-мирно. Мать одиночка… Так и унесла с собой тайну, кто отец ребёнка… И чего ты вдруг вспомнил про неё?
Степан закрыл глаза и отвернулся. Не хватало воздуха. Его придавила тяжестью такая вселенская тоска, будто в один миг в душе погасли тысячи солнц.
Васька присел на стул, взял Степана за руку, посчитал пульс. Помолчали оба.
— Ладно, — Васька поднялся и снял халат. — Думаю, тебе просто отдохнуть надо. Ты тут подремли пару часиков, день впереди тяжёлый: тебе ж на похороны ещё… А я домой. До работы время есть. Потом ещё раз посмотрю тебя, да отпущу…
Васька вышел, прикрыв дверь. Cлышно было, как он задержался на крыльце и похвалил собаку, та ответила ему звонким лаем.
Потом Степан услышал, как Васька ругнул себя:
— Вот растяпа! Опять забыл!
Заскрипели ступени, распахнулась дверь.
Васька вернулся. Забрал со стола ключи.
Уже у двери остановился и обернулся к Степану:
— Да, ещё про Лиду вспомнил-то! Представь, у неё же внучок остался один-одинёшенек… Лидина мать мальчонку-то после того случая опекала, а как её не стало, его и забрали в интернат. Усыновит ли кто такого, ведь большой уже, лет двенадцать ему… Вот судьба, так судьба… Да.
Васька ушёл.
Степан приподнялся на кушетке.
В окне виднелся кусочек неба. Занималось утро. Ветер разгонял облака — день обещал быть солнечным. Солнце всходило и в душе Степана.
