Соломоновы острова [Ким Владимирович Малаховский] (fb2) читать онлайн

К. В. МАЛАХОВСКИЙ
СОЛОМОНОВЫ ОСТРОВА

*

Ответственный редактор

доктор исторических наук

А. М. ХАЗАНОВ

© Издательство «Наука», 1978 г.

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Колониализм имеет долгую, уходящую в глубь веков историю. Ни в чем, пожалуй, лживость и лицемерие капиталистического общества не проявились о такой яркостью и очевидностью, как в отношениях метрополий о колониями. Стремясь завуалировать их истинную суть, буржуазные юристы выработали разнообразные правовые конструкции колониального управления: кондоминиум, протекторат, международную аренду, систему мандатов и опеки и др. Но все они не могли скрыть сущность колониализма, остающуюся неизменной при всех трансформациях форм управления колониями и зависимыми территориями. Она сводилась к грабежу подвластных народов, искусственному задержанию процесса их социально-экономического и культурного развития.

Вместе с крушением колониальной системы империализма ушли в прошлое многие формы колониальной зависимости. Но колониализм и сейчас имеет на нашей планете своеобразный «заповедник» (хоть и очень маленький) — в южной части Тихого океана. До недавнего времени здесь сохранялись самые архаичные формы колониального управления, среди них — протекторат.

Протекторат как форма ограничения независимости государства родился в Европе. Но если здесь он давно забыт и существует лишь в виде курьеза — определяет отношения Монако с Францией, то в Океании до 1976 г. под протекторатом Великобритании находилась одна из крупнейших территорий Южно-Тихоокеанского района — Соломоновы острова.

История Соломоновых островов интересна и сама по себе, и для изучения истории колониализма в целом.

Читатель познакомится с прошлым и настоящим народа этих далеких островов в тот период, когда он, преодолевая бремя колониализма, вступил на путь, ведущий к свободе и независимости.

В ПОИСКАХ СОКРОВИЩ ЦАРЯ СОЛОМОНА

В XV в. морское владычество прочно перешло к Испании и Португалии. Их корабли совершали далекие экспедиции, главной целью которых были поиски драгоценных металлов. Доходившие из глубины веков легенды о несметных богатствах заморских стран воспламеняли сердца испанских и португальских мореплавателей.

Одна из таких легенд содержалась в Библии, в Третьей книге Царей. В ней говорилось, что царь Соломон послал свои корабли в страну Офир и они вернулись с золотом, которое было использовано при постройке храма в Иерусалиме.

Древние авторы считали, что страна Офир находится где-то в Индии. Об этой легенде знали и Колумб, и Магеллан. И тот, и другой, идя различными путями, стремились достичь желанной цели — сказочно богатой страны Офир. И тот, и другой были уверены, что этой цели они достигли.

После плавания Колумба в 1492 г. борьба между Испанией и Португалией за захват открываемых земель особенно обострилась. Ни одна из стран не имела решающего превосходства, и потому они сочли за благо поделить мир между собой.

Раздел этот был зафиксирован в 1494 г. в Тордесилья-ском договоре, по которому все земли к западу от линии, проходившей в 370 лигах (свыше 2 тыс. км) западнее островов Зеленого Мыса, получала Испания, а к востоку — Португалия. «Высокие договаривающиеся стороны» представляли себе тогда мир плоским. Но в 1522 г. один из кораблей экспедиции Магеллана, «Виктория», под командованием X. Элькано достиг берегов Испании, совершив первое в истории человечества кругосветное плавание и доказав, что планета Земля представляет собой шар. Испанский король Карл V даровал Элькано герб, изображавший земной шар, опоясанный лентой, на которой был начертан девиз: «Primum me circumnavigisti!» («Ты первый, кто обошел меня вокруг!»).

Это событие создало новую ситуацию, заставившую Испанию и Португалию вновь обсудить проблему раздела мира. Теперь уже надо было делить и земли Тихоокеанского бассейна.

Представители испанского и португальского монархов встретились для переговоров в 1524 г. на границе своих государств в местечке Бадахос.

Но просто и быстро решить проблему раздела земного шара не удалось. Переговоры затянулись. Каждая из сторон стремилась добиться того, чтобы именно к ней отошли Молуккские острова, или, как их называли, Острова Пряностей. И дело было не только в этих островах. Тогда считалось, что легендарная земля Офир лежит на юго-восток от Молуккских островов.

Ирония ситуации заключалась в том, что ни одна из спорящих сторон не имела ясного представления о географическом положении Островов Пряностей.

Не надеясь на благополучное для себя завершение переговоров, Карл V пытался окончить затянувшийся спор, захватив Молуккские острова.

24 июля 1525 г. по его приказу семь кораблей под командованием Гарсиа Хофре де Лойасы (в состав экспедиции входил и Элькано) покинули Испанию и направились к Молуккским островам.

Плавание сложилось трагично. К Молуккским островам дошел один лишь корабль «Виктория». В пути погибли де Лойаса и Элькано. Треть команды умерла от болезней. Оставшиеся в живых создали колонию на острове Тидоре, которую осадили португальцы.

Не получая известий о ходе экспедиции, Карл V 20 июня 1526 г. направил Э. Кортесу, завоевателю Мексики, приказ послать новую экспедицию к Молуккским островам. Кортес поручил ее проведение Альваро де Сааведре, своему двоюродному брату.

31 октября 1527 г. три корабля под командованием де Сааведры вышли в море.

Во время плавания флагман «Флорида» отстал и двигался в одиночестве. Судьба других кораблей неизвестна. В начале марта 1528 г. «Флорида» достигла острова Тидоре.

Сааведра нашел там своих соотечественников из экспедиции Лойасы в самом бедственном положении: они были окружены осаждавшими их португальцами. Сааведра решил оставить на острове 50 солдат и матросов в помощь сражавшимся испанцам и плыть обратно за подкреплением.

3 июня 1528 г. «Флорида» покинула остров. Но Сааведра не смог добраться до Мексики: направление ветров было неблагоприятным. Корабль, дойдя до Марианских островов, возвратился к Тидоре.

Во время второй попытки достичь американских берегов, предпринятой в мае 1529 г., Сааведра погиб, а его корабль был вынужден вернуться к Молуккским островам. Испанцы высадились на остров Хальмахера. Туда же перебрались их соотечественники, оставленные, как говорилось выше, на острове Тидоре. В дальнейшем все они попали в плен к португальцам.

Видя, что попытки захватить Молуккские острова оканчиваются неудачей, и испытывая острую нужду в деньгах, Карл V согласился, получив от португальцев 350 тыс. дукатов, на проведение линии раздела в 17° к востоку от Молуккских островов. Это было зафиксировано в Сарагосском договоре в апреле 1529 г. Потеряв надежду заполучить Молуккские острова, испанцы взялись за исследование отошедшей к ним Океании.

В 1538–1541 гг. Карл V, основываясь на Сарагосском договоре, заключил с вице-королем Новой Испании ряд соглашений на открытие, захват и колонизацию «островов в южных морях в западном направлении»^{1}.

Опять ожила в умах испанцев библейская легенда о стране Офир. Поскольку до тех пор ее не нашли ни в Америке, ни в Азии, то, следовательно, единственным местом, где ее можно было обнаружить, оставалась Океания. Уверенность испанцев в этом укрепляли легенды инков о путешествиях их предков к островам, богатым драгоценными металлами.

Одну из таких легенд услышал живший в Перу испанец Педро Сармьенто де Гамбоа. Впоследствии он сообщил о ней в книге «История инков».

Согласно легенде, вождь инков во время своего плавания на бальсовых плотах открыл в океане два острова и вернулся обратно, «привезя с собой черных людей, золото, трон из меди, шкуру и челюсти лошади. Эти трофеи находились в крепости Куско до того, как пришли испанцы… Экспедиция инки Тупака продолжалась девять месяцев, по другим сведениям — год»^{2}.

Рассказы инков навели де Гамбоа на мысль организовать экспедицию в южные моря. В середине 1567 г. он передал свой проект вице-королю Перу — Лопе Гарсиа де Кастро.

Вице-король одобрил этот проект и распорядился начать подготовку экспедиции. Однако во главе ее он поставил не де Гамбоа, а своего 25-летнего племянника Альваро Мендаиья де Нейра. Де Гамбоа был включен в состав экспедиции. Для экспедиции Гарсиа де Кастро выделил два корабля «Лос-Рейес» и «Тодос Сантос», получившие названия «Капитан» и «Альмирата».

Менданье предписывалось открывать новые земли, создавать там колонии и «обращать всех язычников в христианство»^{3}.

Следует сказать, что такое объяснение испанцами колониальных захватов было традиционным. Свои кровавые злодеяния конкистадоры оправдывали только «священным ужасом, внушаемым идолопоклонством», а приобретение земель — желанием наставить на путь истинный «диких туземцев».

Экспедиция началась 19 ноября 1567 г. В ней участвовало 150 человек. Почти два месяца шли корабли, не встречая земли. Запасы пищи и воды подходили к концу. Команда роптала. Наконец, 15 января 1568 г. показалась земля. Вероятно, это был один из островов, входящих в группу островов Эллис. Скалистая земля выглядела такой безжизненной и бесплодной, что решили не высаживаться.

Прошло еще 17 дней плавания, когда вдруг сразу оба корабля наскочили на рифы. Вслед за этим корабли подхватил сильный ветер, снявший их с рифов и носивший шесть дней по бушующим волнам. На седьмой день погода прояснилась и измученные испанцы увидели перед собой долгожданную землю. Это случилось 7 февраля 1568 г. Менданья назвал обнаруженную землю Санта-Исабель в честь святой — покровительницы их экспедиции. Сначала Мепданья думал, что открыл неизвестный континент, но Санта-Исабель оказалась островом.

Каноэ аборигенов окружили испанские корабли. Встреча была дружеской. Испанцев приветствовал местный вождь Билебанара. Один из членов экспедиции, описывая впоследствии внешность вождя, отмечал, что на его голове «было множество белых и цветных перьев, весь головной убор был сделан из них, очень белые костяные браслеты на запястьях, выглядевшие алебастровыми, и маленький щит на шее, который они называли такотако; его лицо было вымазано красками… Он попросил шапку, предлагая за нее в обмен один из своих браслетов. Произведенный обмен был ему, очевидно, приятен… Он и его индейцы начали танцевать. Подобного представления мы не видели никогда. Генерал попросил его сесть и спросил, как называется солнце, луна, небеса и другие вещи на его языке. И он назвал их. Мы быстро усваивали их язык, так же как и они наш… Они старались сохранить в памяти наши слова и просили нас учить их…»^{4}

Однако эти идиллические картины очень скоро сменились кровавыми сценами.

Жестокость де Гамбоа, посланного во главе испанского отряда на остров за продовольствием, привела к столкновениям. Отношения ухудшились. Надо сказать, что испанцы быстро утратили желание общаться с аборигенами, увидев, что никаких богатств на острове нет.

Чтобы получше узнать остров, испанцы построили бригантину «Сантьяго». На этом судне они не только обследовали береговую линию, но и открыли еще один остров, расположенный неподалеку от Санта-Исабель. Этот остров оказался значительно крупнее. Один из испанцев предложил назвать его Гуадалканал в честь родной деревни в Испании.

Испанцы попытались высадиться на берег, но аборигены встретили их столь враждебно, что путешественники сочли за лучшее вернуться на Санта-Исабель. После этого уже вся экспедиция отправилась на Гуадалканал.

Здесь испанцы вели себя точно так же, как и на Санта-Исабель. Опять они силой отнимали продовольствие у аборигенов, опять жгли деревни жителей, отгоняя их в глубь острова. 13 июня Менданья отдал приказ покинуть Гуадалканал.

После семидневного плавания корабли достигли большого острова. Испанцы назвали его Сан-Кристобаль. И вновь пришельцы стали силой отбирать продовольствие у островитян, вступая с ними в кровавые стычки. В течение всего времени пребывания испанцев на Сан-Кристобаль не прекращались их столкновения с местными жителями. Многие из солдат и матросов заболели. Испанцы впали в уныние. К тому же нигде они не находили ни золота, ни других драгоценных металлов. Никто не хотел больше оставаться здесь, и Менданья отдал приказ возвращаться. 11 августа 1568 г. корабли покинули острова, взяв курс к берегам Америки.

Обратный путь был не менее тяжел и опасен. Лишь 19 декабря показался американский берег.

Как ни старался Менданья представить успешной свою экспедицию, как ни разрисовывал блестящие перспективы колонизации открытых им островов, где находились, по его словам, несметные богатства, сравнить которые можно было лишь с сокровищами легендарного царя Соломона, испанские власти весьма прохладно отнеслись к рассказам капитана.

«По моему мнению, — сообщал один из чиновников испанской колониальной администрации в Южной Америке в письме королю, — они (открытые острова. — К. М.) не имеют большого значения, хотя они (Менданья и его спутники. — К. М.) говорят, что земля там богата; во время своего путешествия они не нашли ни специй, ни золота и серебра, ни товаров, ни какого-либо другого источника дохода, а все местные жители — дикари»^{5}.

Тем не менее за открытыми Менданьей островами утвердилось название Соломоновых. В отчете о плавании де Гамбоа писал уже о «Западных островах в южной части Тихого океана, обычно называемых островами Соломона».

Несмотря на то что у Менданьи теперь не было такой поддержки, как перед началом экспедиции (его дядя покинул пост вице-короля Перу, а преемник не жаловал капитана), он получил в 1574 г. королевский приказ организовать новую экспедицию к Соломоновым островам, взяв с собой 500 человек, а также коров, лошадей, свиней, овец. Мендапье надлежало создать на островах три укрепленных города. Ему жаловался титул маркиза, передавалась неограниченная власть над колонией, право чеканить золотую и серебряную монету (эти права оставались за его семьей в течение двух поколений).

В другом королевском послании, от 25 мая 1575 г., Менданье приказывалось произвести наблюдения за затмениями Луны, которые ожидались 26 сентября 1575 г. и 15 сентября 1578 г., чтобы правильно определить координаты Соломоновых островов и нанести их на карту.

Первый приказ был явно невыполним. Менданья не мог выйти из Севильи до середины 1576 г. и потому достиг берегов Панамы лишь в январе 1577 г. Там его вследствие интриг колониальной администрации неожиданно арестовали. Экспедиция сорвалась.

В новом королевском послании Менданье, который именовался теперь губернатором Соломоновых островов, приказывалось идти к архипелагу и уточнить его местоположение, проведя наблюдение за лунным затмением в 1581 г. Но и на этот раз чины колониальной администрации помешали осуществлению экспедиции. Лишь в 1590 г. вице-король Гарсиа де Мендоза счел возможным разрешить подготовку к экспедиции. Прошло, однако, еще пять лет, прежде чем она началась.

Лишь 5 апреля 1595 г. Менданья на четырех кораблях отправился в новое плавание к Соломоновым островам. В состав его экспедиции входило 300 человек. Главным штурманом был известный впоследствии мореплаватель Педро де Кирос.

Менданья настолько не сомневался в успехе, что взял с собой жену и трех ее братьев. Но это путешествие оказалось значительно тяжелее первого. Даже такой оптимист, как Менданья, всю жизнь посвятивший осуществлению идеи колонизации Соломоновых островов, пал духом.

Экспедиция обнаружила множество неизвестных островов, включая те, которые получили название Маркизских, но Соломоновы острова так и не нашла. Преодолев немало трудностей, путешественники подошли к группе островов Санта-Крус, расположенных в сотнях миль на восток от островов, открытых Менданьей во время первого плавания (которые он так и не встретил). Менданье ничего не оставалось, как основать теперь колонию на Санта-Крус.

Сделать это, однако, не удалось. У испанцев, как и во время первого плавания, установились резко враждебные отношения с аборигенами, приводившие к постоянным кровавым столкновениям. Среди пришельцев к тому же распространились болезни. Заболел и Менданья. Он умер через два месяца после высадки.

Оставшиеся в живых члены экспедиции решили покинуть Санта-Крус и идти к Филиппинам. Лишь два корабля из четырех вернулись. Их привел Кирос.

Обе экспедиции оказались неудачными, но оставленные ими материалы представляют большую научную ценность, ибо помогают воссоздать картину жизни океанийских народов задолго до европейской колонизации тихоокеанских островов.

Один из членов экспедиции писал: «Корнеплоды, называемые бенаус (таро), большое количество ямса — более мелкие корнеплоды наподобие картофеля, великое множество кокосовых орехов, много бананов, дикорастущих апельсинов и лимонов, сахарного тростника, дикорастущего и около хижин имбиря, дикорастущего и около хижин сладкого базилика, поросят, похожих на кастильских, множество голубей, петухов и кур, много других видов птиц, попугаев, диких гусей, мышей, хороших местных фруктов… Есть очень хорошие яйца, есть маленькие собаки, похожие на дворняжек в Кастилии, но они почти совсем не лают, есть летучие мыши, такие большие, что от конца одного крыла до конца другого у них более 5 футов^[1]. На всех этих островах нельзя обнаружить у индейцев горшка, кувшина или вазы, или чего-нибудь подобного, сделанного из глины или из чего-нибудь еще. Нет никакого металла, золота или серебра, олова, железа, или чего-нибудь еще…»^{6}

Записки испанских мореплавателей свидетельствовали о том, что островитяне искусно умели строить каноэ, занимались земледелием и рыболовством, мастерски обрабатывали дерево и камень, строили удобные жилища, были смелыми воинами.

Педро де Кирос унаследовал от Мепданьи его жгучее желание колонизовать Соломоновы острова. Но еще более страстно он мечтал найти таинственный «Южный континент», в существовании которого не сомневались, между прочим, древние греки.

Кирос был уверен, что все острова, открытые испанцами в 1568–1595 гг., в том числе Маркизские и Соломоновы, являются отделившимися частями огромного материка, расположенного к югу от них. Ему представлялось, что «Южный континент» протянулся от Новой Гвинеи до Магелланова пролива.

Вернувшись из неудавшейся экспедиции в Перу в мае 1597 г., Кирос обратился к вице-королю Луису де Веласко с просьбой разрешить ему вновь отплыть в южные моря для открытия неведомых земель. Де Веласко ответил, что не может это сделать без королевского согласия, и рекомендовал Киросу самому добиться согласия Филиппа III.

Кирос поехал в Испанию. Путешествий его в силу неблагоприятных обстоятельств затянулось, и он достиг испанских берегов лишь в феврале 1600 г. Там Кирос узнал, что 1600 г. объявлен «священным годом», и решил воспользоваться благоприятной обстановкой. Он присоединился к паломникам, направлявшимся в Рим, надеясь заинтересовать папу предполагаемой экспедицией.

Ему сопутствовал успех: Кирос познакомился с испанским послом при папском дворе герцогом Сеза, которому изложил свой план. Он толково обосновал предположение о существовании «Южного континента» и о его расположении и развил перед послом идею о важности для Испании захвата новых земель и их колонизации. При этом Кирос не забыл особо подчеркнуть «священность миссии обращения в христианство идолопоклонников».

Хотя Кирос и произвел на посла благоприятное впечатление, последний решил все-таки устроить ему экзамен по части навигации и космографии, пригласив для этого виднейших римских специалистов. Те признали высокую компетентность Кироса. После чего герцог Сеза добился для Кироса аудиенции у папы.

Папа хорошо встретил Кироса и обещал дать ему рекомендательные письма к испанскому королю Филиппу III и представителям католической церкви в испанских владениях в Америке. Однако вследствие бюрократизма, царившего в папской канцелярии, Кирос получил письма лишь весной 1602 г. Уезжая в Испанию, он вез с собой и письмо герцога Сеза (а поддержка герцога была не менее важной, чем папы). В своем письме к королю, датированном 3 февраля 1602 г., герцог писал, что идея Кироса о существовании «Южного континента», находящегося между Новой Гвинеей и Магеллановым проливом, разделяется ведущими римскими космографами и что захватить эту землю надо без промедления.

Прибыв в Испанию в начале лета 1602 г., Кирос направил королю два меморандума и одновременно постарался заручиться поддержкой влиятельных вельмож, ибо его проект встретил известную оппозицию в придворных кругах, где высказывалась мысль о том, что Испания и так владеет обширнейшими территориями и задача сейчас не в захвате новых, а в освоении имеющихся, что отдаленные колонии в южных морях будет очень трудно и дорого сохранить за собой.

Тем не менее Кирос 5 апреля 1603 г. получил согласие испанского монарха и его приказ вице-королю Перу выделить в распоряжение Кироса два корабля. Кирос уполномочивался открывать южные острова и земли. В приказе короля говорилось о том, что даже в случае смерти Кироса экспедиция должна продолжаться.

Кирос прибыл в Перу 6 марта 1605 г. Несмотря на приказ короля, местные власти упорно затягивали подготовку экспедиции. Дело в том, что Фернандо де Кастро, женившийся на вдове Менданьи — Изабелле де Баррето, боялся потерять свои права на пост губернатора Соломоновых островов, перешедшие к нему после женитьбы. Только после того, как Кирос заверил его в том, что не претендует на них, де Кастро смягчился.

21 декабря 1605 г. три небольших корабля под командованием Кироса отплыли к Соломоновым островам.

7 апреля 1606 г. Кирос подошел к острову Таумако в восточной части Соломонова архипелага. Встреча с аборигенами была враждебной. Испанцам пришлось покинуть остров уже 18 апреля. Продолжая плавание, Кирос обнаружил землю, которую принял за долгожданный «Южный континент» и потому назвал Южной Землей Святого Духа.

14 мая 1606 г. Кирос, действуя в духе времени, объявил открытую землю собственностью испанского короля и немедленно приступил к созданию колонии, названной Новым Иерусалимом. Но колония со столь пышным названием не просуществовала и месяца.

Нам уже приходилось отмечать, что движущей силой испанской колониальной экспансии была жажда быстрого и легкого обогащения. На Южной Земле Святого Духа новоиерусалимцы не нашли драгоценных металлов. Аборигены, спасаясь от жестокостей «рыцарей святого престола», скрылись в труднодоступных местах, оставив европейцев один на один с девственной природой. Колонистам пришлось в тяжких трудах добывать себе пропитание, чего они совершенно не желали. К тому же местный климат оказался губительным для испанцев: они страдали от тропической лихорадки.

В начале июня Кирос и его спутники навсегда покинули не оправдавшие их надежд земли.

Через 162 года французский мореплаватель Луи-Антуан де Бугенвиль обнаружил, что Кирос ошибся, приняв открытую им землю за «Южный континент». Это был остров, входивший в архипелаг, который шесть лет спустя исследовал английский капитан Джеймс Кук и Назвал Новыми Гебридами.

После посещения Соломоновых островов Киросом островитяне не видели европейцев более полутора столетий, хотя на протяжении XVII в. вблизи от них дважды проходили европейские корабли под командой знаменитых капитанов Якоба Лемера (1616) и Абела Тасмана (1643). Но голландцы не высаживались на берег.

На географических картах Соломоновы острова то исчезают совсем, то появляются вновь, но каждый раз на новом месте.

В XVII–XVIII вв. господство на морях переходит к Голландии и Великобритании. Теперь уже корабли этих стран во всех направлениях бороздят океан, оттеснив испанцев и португальцев. Южные моря открывают свои тайны голландцам В. Схаутену, Я. Лемеру, А. Тасману, англичанам Ф. Дрейку, У. Дампиру, Т. Кавендишу, Дж. Куку.

Во второй половине XVIII в. главную роль на тихоокеанской сцене начинают играть англичане. Все их экспедиции в это время организуются британским правительством и имеют целью открытие и захват новых земель.

В одной из таких экспедиций участвовали фрегат «Дельфин» и шлюп «Своллоу» под командованием Сэмюеля Уоллиса и Филиппа Картерета.

Корабли покинули Плимут в августе 1766 г., а весной следующего года в районе Магелланова пролива из-за плохой погоды потеряли друг друга и продолжали плавание отдельно.

В Тихом океане шлюп Картерета дал течь, и капитану пришлось срочно искать остров, чтобы произвести ремонт, а также пополнить оскудевшие запасы продовольствия и воды. Картерет надеялся сделать это на открытых Мепданьей Соломоновых островах. Но на месте. указанном на картах, имевшихся в его распоряжении, островов не оказалось.

После напряженных поисков Картерет 12 августа 1767 г. все-таки обнаружил какой-то остров (он принадлежал к группе островов Санта-Крус), а спустя несколько дней натолкнулся на ряд островов Соломонова архипелага, открытых Менданьей. Но британский капитан этого не знал и, полагая, что открыл еще неизвестные европейцам острова, назвал их именем королевы Шарлотты.

Высадившихся на берег английских моряков аборигены встретили враждебно и засыпали копьями и стрелами. Наскоро починив корабль, Картерет поспешил покинуть негостеприимный остров. Через западный район Соломоновых островов Картерет пошел к Батавии (Джакарте), где пробыл по август 1768 г., ремонтируя корабль. В Англию Картерет возвратился 20 мая 1769 г. Он и не подозревал, что одновременно с ним, почти по тому же маршруту, совершал кругосветное плавапие французский капитан Луи-Антуан де Бугенвиль.

Фрегат «Будёз» под командованием Бугенвиля покинул Францию в ноябре 1766 г. В январе 1768 г. он вошел в Тихий океан через Магелланов пролив. Французы высаживались на Таити, Самоа, Новых Гебридах. Дойдя до Большого Барьерного рифа, они повернули назад, не увидев Австралии.

Бугенвиль, оказавшись у западной части Соломонова архипелага, обнаружил два острова, получивших название Бука и Бугенвиль. Он также обнаружил и назвал остров Шуаэёль. 28 сентября 1768 г. Бугенвиль достиг Батавии. Обогнув Африканский материк, он вернулся во Францию 16 марта 1769 г.

Большой вклад в изучение Соломоновых островов внес еще один французский капитан — Жан-Франсуа-Мари де Сюрвиль. 2 июня 1769 г. снаряженное им совместно с двумя предпринимателями торговое судно «Сент-Жан Баптист» покинуло индийский город Пондишери. По всей вероятности, плавание было предпринято для установления торговых отношений с Таити. Обогнув с севера Филиппинские острова, Сюрвиль вышел в Тихий океан и взял курс на юго-восток. В ночь на 24 сентября корабль пересек экватор, но затем штили и встречные ветры задержали мореплавателей до конца месяца. «Сент-Жан Баптист» значительно сместился к югу, а когда моряки восстановили первоначальный курс, они увидели неизвестные острова.

Многочисленные признаки приближения земли отмечались ими за несколько дней до этого. Некоторые члены команды утверждали, что на закате 6 октября заметили землю. На следующий день земля, протянувшаяся с юго-востока на юго-запад, была уже хорошо видна на горизонте.

Историки, изучающие плавания и открытия в Тихом океане, отмечают, что Сюрвиль допускал погрешности в определении координат судна, особенно при вычислении долготы. Вновь открытые острова он сместил к западу от их истинного положения, где никакой земли не существовало. Французский капитан, кроме того, ничего не знал о плавании Бугенвиля и был искренне убежден, что открыл неизвестные земли. По праву первооткрывателя он начал называть острова, бухты и наиболее значительные вершины (на современных картах сохранилось мало названий из данных Сюрвилем).

За месяц, с 7 октября по 5 ноября, Сюрвиль проплыл вдоль восточного побережья цепи островов, названных им Землями Убийц, от острова Вагина до двух мелких островов — Санта-Ана и Санта-Каталина, замыкающих Соломоновы острова. Он впервые обследовал и северное побережье таких крупных островов, как Шуазёль и Санта-Исабель, восточное побережье острова Малаита. Их контуры Сюрвиль нанес на карту. Он посетил ряд островов, на которых после испанцев никто не бывал, и также обозначил их на карте.

Интересно, что в исследовании архипелага французам помогал один из местных жителей, взятый ими «в плен» на Санта-Исабель. Он, в частности, подтвердил их предположение о том, что «очень длинное побережье», вдоль которого плыл «Сент-Жан Баптист», в действительности представляет собой цепь крупных и мелких островов, протянувшихся с северо-запада на юго-восток. От своего «пленника» узнали французы много интересного об островитянах. Например, о том, что жители Санта-Исабель совершают регулярные плавания продолжительностью в 10–12 дней к людям менее темным, чем обитатели Соломоновых островов, обменивают «черных людей на белых», приобретают «одежду, украшенную узорами».

Вероятно, в этом рассказе отразились сведения о реальных связях меланезийцев Соломоновых островов с полинезийцами атолла Онтонг-Джава (Лорд-Хау), обмене рабами и военнопленными, ввозе полинезийской тапы — материи, изготавливавшейся из луба некоторых пород деревьев.

У острова Санта-Исабель и в бухте Порт-Праслип Сюрвиль задержался на девять дней, в течение которых тщательно изучал окрестности этого удобного для стоянки судов места. Островитяне дружелюбно встретили французов, но вскоре отношения испортились. Против аборигенов, вооруженных луками и стрелами, французы применили огнестрельное оружие. Пополнить запасы свежей провизией Сюрвиль в такой обстановке не смог. Он решил идти к Новой Зеландии. Переход продолжался с 5 ноября до 16 декабря. Команда была изнурена трудным плаванием, на судне свирепствовала цинга. К 1 января 1770 г. умерло 39 членов команды. Сюрвилю пришлось изменить первоначальные планы и вместо Таити направиться к Южной Америке. Капитан стремился быстрее достичь любого «европейского» города. Но счастье уже отвернулось от моряков. В день прибытия в порт Кальяо, 8 апреля 1770 г., Сюрвиль утонул: капитанский ял опрокинулся при попытке преодолеть рифовый барьер. Только три года спустя, в августе 1773 г., «Сент-Жан Баптист» под командованием лейтенанта М. Лабе закончил путешествие. За это время умерли еще 19 и дезертировали 25 моряков.

Неудачное плавание «Сент-Жана Баптиста» не обогатило предпринимателей, снарядивших судно, зато обогатило науку. Впервые была пройдена почти вся цепь островов вплоть до юго-восточной оконечности архипелага. Были также описаны побережья крупных островов: Шуазёль, Санта-Исабель, Малаита, Сан-Кристобаль, — и найден ряд других островов. Материалы Сюрвиля привлекли внимание европейских мореплавателей и ученых к полузабытым и казавшимся малодостоверными открытиям испанцев XVI–XVII вв.

Слава испанского флота, совершившего первые открытия в Тихом океане, значительно потускнела к XVIII в. Но жителям Соломоновых островов довелось еще раз увидеть испанский флаг у своих берегов. Правда, произошло это случайно.

В 1780 г. дон Франциско Антонио Маурель получил назначение в Манилу командующим флотом. Вскоре после прибытия ему было приказано возглавить фрегат «Принцесса» или «Нуэстра сеньора де ла Росарио» и выйти в море с инструкциями, запечатанными в конверте, открыть который оп мог только в 12 милях^[2] от берега. Согласно приказу Маурель направился в Сикиран, порт на восточном побережье острова Лусон. Здесь ему вручили ящик, который требовалось незамедлительно доставить вице-королю Мексики в Сан-Блас или Акапулько.

Это окутанное таинственностью поручение исполнялось в страшной спешке. Для длительного плавания от Филиппинских островов к колониям Испании в Америке корабль был подготовлен плохо. Крайне неудачно было выбрано время, ибо в осенние месяцы встречные ветры с востока не давали возможности парусным судам пройти к американским берегам коротким северным путем, которым обычно пользовались испанцы для связи между Филиппинами и Мексикой. Маурель решил вести корабль южнее экватора. Между прочим, он считал, что идет новым путем, неизвестным ни одному мореплавателю.

Выйдя в море 21 ноября 1780 г., Маурель миновал Каролинские острова, 29 декабря пересек экватор и начал плавание в южном полушарии. «Принцесса» прошла севернее островов Адмиралтейства и Новой Ирландии. 18 января 1781 г. капитан заметил остров Сан-Бернардино и высокий берег другого острова, вначале принятого им за Новую Британию, но впоследствии отождествленного с маленьким островом Сент-Джон. Надо сказать, что в своих географических открытиях в районе Соломоновых островов испанский капитан не был особенно удачлив. Из огромного скопления крупных и мелких островов архипелага Маурелю удалось увидеть самые незначительные: Килинаилау и риф Ронкадор (возможно, были также замечены более крупные острова Бука и Бугенвиль).

У атолла Килинаилау к фрегату подплыли туземцы, но Маурель не проявил никакого интереса к ним, заметив лишь, что они вернулись на свои островки, показавшиеся ему совершенно непригодными для того, чтобы люди могли там обитать. «Мы увидели, — писал Маурель, — пальмовые деревья, которые, без сомнения, обеспечивают их фруктами; и это, вместе с продуктами рыболовства, позволяет здешним существам влачить жалкую жизнь»^{7}.

Стараясь побыстрее исполнить ответственное поручение и доставить таинственный ящик, Маурель дошел до архипелага Тонга. Но попутных ветров фрегат так и не встретил. На подготовленном в спешке корабле подходили к концу вода и провизия. Напрасно потеряв в южных морях шесть месяцев, Маурель отказался от попытки добраться до берегов Америки южным путем и повернул на север. 31 мая «Принцесса» достигла Гуама — постоянной испанской базы в северной части Тихого океана. К этому времени ветры переменились и стали благоприятными для плавания в Америку северным путем. 20 июня Маурель приказал выбрать якорь, и 27 сентября ящик наконец-то был доставлен в порт Сан-Блас.

Маурель и его спутники оказались последними испанцами, нанесшими визит на открытый ими архипелаг. В Тихом океане уже господствовали корабли других государств, За голландцами, англичанами и французами у островов Океании появились американцы.

Первое американское торговое судно подошло к Соломоновым островам в 1787 г. Бывший фрегат военного флота США «Альянс», переоборудованный для торговли с Китаем, покинул Филадельфию 19 июня 1787 г. с грузом мехов. В Кантоне (Гуанчжоу) предполагалось обменять пушной товар, высоко ценившийся китайскими феодалами, на чай.

Судно двигалось через Южную Атлантику мимо мыса Доброй Надежды к Земле Ван-Димена (остров Тасмания), которой и достигло 15 октября. Далее «Альянс», направляясь к северу, миновал австралийское побережье у Нового Южного Уэльса, северной оконечности Новой Каледонии и в районе Квинсленда. 9 ноября моряки заметили Соломоновы острова. Десять дней плыл американский фрегат вдоль западных берегов архипелага от островка Тетипари до пролива между островом Бука и Новой Ирландией. Вырвавшись из лабиринта Соломоновых островов, «Альянс» прибыл в Кантон 24 декабря.

Американских купцов, искавших торговый путь в Китай, мало интересовали географические исследования тихоокеанского островного мира. Ничего не зная о плаваниях Сюрвиля и Бугенвиля, капитан «Альянса» Рид и его помощник Дойл даже не заметили, что сами внесли вклад в изучение Соломоновых островов, найдя западное побережье острова Бугенвиль. Этим они опровергли гипотезу о том, что остров Бугенвиль является северо-восточной оконечностью Новой Гвинеи. Американцам впервые удалось отыскать новый пролив на пути из Австралии в Китай через Соломоновы острова. Но их открытие осталось неизвестным в Европе.

Дальнейшее изучение Соломоновых островов происходило под влиянием двух обстоятельств. Во-первых, в Австралии появилась английская колония Новый Южный Уэльс, куда правительство Великобритании отправляло каторжников, что привело к установлению новых трансокеанских путей для британского королевского флота и судов Ост-Индской компании, следующих в Кантон или Батавию вдоль Новой Гвинеи, а значит, проходивших в районе Соломоновых островов. Во-вторых, усилился интерес Франции к Океании, особенно после третьего плавания Дж. Кука, когда французы проявили стремление не отстать от Англии в открытии новых потенциальных объектов для колониальных захватов в Тихом океане.

В 1786 г. из Франции в Тихий океан отправилась научная экспедиция в составе двух кораблей — «Буссоль» и «Астролябия» под командованием Жана-Франсуа Лаперуза. Задачи этой кругосветной экспедиции были весьма широки. Инструкции, данные Лаперузу, предписывали обследовать практически все крупные группы островов Океании, уточнить местоположение уже известных, разрешить споры о подлинных и мнимых открытиях. Кроме того, Лаперузу предстояло выяснить вопрос о Землях Убийц, найденных Сюрвилем. Среди географов крепло убеждение, что этот архипелаг следует отождествить с Соломоновыми островами. Интерес представляло и открытое Бугенвилем побережье Луизиады. Нужно было установить, является ли побережье частью Новой Гвинеи или частью отдельного острова.

26 января 1788 г. «Буссоль» и «Астролябия», совершив длительное плавание в Тихом океане, бросили якорь в австралийской гавани Ботани-Бей. 18 января в Ботани-Бей вошла английская флотилия, доставившая первых каторжан на пятый континент. Лаперуз рассказал англичанам о плавании и поделился дальнейшими планами. Он намеревался изучить южное побережье Земель Убийц Сюрвиля, Луизиаду Бугенвиля и отыскать пролив между Соломоновыми островами и Новой Гвинеей.

10 марта 1788 г. французские корабли вышли из Ботани-Бей, и след их пропал. Только 25 лет спустя удалось установить, что корабли разбились у острова Ваникоро. Уцелевшие моряки умерли от болезней, от старости или погибли при попытке доплыть до Батавии в маленьких лодках.

То, что не удалось сделать Лаперузу, выполнили англичане. Лейтенант Джон Шортленд, участвовавший в основании поселения каторжан в Австралии, возглавил караван из четырех судов, возвращавшихся в Англию. 14 июля 1788 г. корабли вышли из Порт-Джексона. Вскоре суда разделились. «Александр», на котором находился Шортленд, и «Френдшип» направились вдоль северного побережья Новой Гвинеи. 31 июля моряки заметили землю, принятую вначале Шортлендом за острова Санта-Крус. Однако вскоре они поняли, что неизвестный остров значительно больше, чем острова в группе Санта-Крус.

Изучение карты плавания Шортленда у Соломоновых островов показывает, что «Александр» и «Френдшип» подошли к архипелагу с юго-запада, у острова Сан-Кристобаль. Шортленд, не зная того, повторил путь американского судна «Альянс».

Утром 6 августа, когда «Александр» находился у скопления островов Ныо-Джорджия, к борту судна приблизились четыре лодки туземцев. Высоконосые каноэ, вмещавшие от 6 до 14 человек, были отлично сделаны, украшены резьбой и окрашены. Меланезийцы обменяли свои украшения на гвозди и бусы, но отказались подняться на корабль. Они приглашали англичан сойти на берег, показывая им кожуру фруктов и перья домашних птиц, а также указывая на землю и произнося слово «симбо», из чего Шортленд сделал вывод, что так называется их страна. Лейтенант заметил, что туземцы очень хорошо сложены.

На следующий день Шортленд отыскал пролив между островами Шуазёль и Бугенвиль и — не зная о том, что этот пролив уже обнаружил ранее Бугенвиль, — приписал себе честь открытия.

Шортленд, повторив путь «Альянса», доказал возможность прохода через Соломоновы острова. Он нанес на карту отдельные острова, мысы и бухты. Но основной вопрос: что представляет собой центральная часть архипелага — один остров или группу островов, Шортленд так и не решил. Он полагал, что плыл вдоль одного большого острова, который назвал Нью-Джорджия.

Плавание Шортленда у Соломоновых островов открыло британским судам новый путь из Австралии. В 1790 г. из Порт-Джексона в Батавию, огибая с востока Соломоновы острова, проследовал лейтенант Болл на корабле «Саппли». Его вклад в изучение архипелага был незначительным, но он сообщил дополнительные сведения и вычислил местоположение уже обнаруженных островов. Интерес представлял также путь Болла, воспользовавшегося проливом между островами Санта-Крус и Сан-Кристобаль и проплывшего далее вдоль восточного побережья архипелага, пройденного Шортлендом вдоль западных берегов.

В следующем, 1791 г. у Соломоновых островов побывал другой английский корабль, «Уэйксэмхэйд», под командованием капитана Хантера. Из Порт-Джексона Хантер направлялся в Батавию (с заходом на остров Норфолк). У юго-западной оконечности Новой Каледонии корабль едва избежал крушения, и Хантер изменил курс, двинувшись на север, к Соломоновым островам. Но корабль был значительно снесен к востоку, и 10 мая Хантер увидел обитаемый атолл Сикаина, названный им островами Стюарта. 14 мая команда заметила атолл Онтонг-Джава, который Хантер назвал Лорд-Хау. 18 мая Хантер подошел к островам Бугенвиль, Бука и атоллу Килинаилау. Далее путь корабля пролегал между островами Новая Британия и Новая Ирландия. 27 сентября Хантер прибыл в Батавию.

Самые восточные островки, входящие ныне в политические границы Соломоновых островов, обнаружил Эдвардс, капитан фрегата «Пандора». 12 августа 1791 г. Эдвардс открыл остров Митре и обитаемый остров Шерри. На следующий день «Пандора» проплыла мимо острова Ваникоро. Поднимавшийся к небу дым костров свидетельствовал о том, что здесь живут, по Эдвардс не остановился и, возможно, упустил случай увидеть участников экспедиции Лаперуза, потерпевшей крушение на рифах у острова Ваникоро в 1788 г.

На затерявшиеся следы экспедиции Лаперуза изредка наталкивались моряки, проплывавшие у Соломоновых островов. Капитан Джордж Бауэн на пути из Порт-Джексона в Бомбей в декабре 1791 г. видел обломки судна, потерпевшего кораблекрушение у Соломонова архипелага. Туземцы рассказали Бауэну, что оно разбилосьо берег (корабельное железо они теперь использовали в хозяйстве). Возможно, Бауэн действительно видел остатки вельбота, построенного моряками Лаперуза для перехода в Батавию. Но это могли быть и обломки какого-либо другого корабля, например американского, плывшего в Китай.

В Кейптауне утверждали, со слов капитана Хантера, что туземцы островов Адмиралтейства носят кое-что из одежды французских моряков. Эти разговоры дошли до Д’Антркасто, посланного французским правительством на поиски Лаперуза в 1791 г. и находившегося в это время в Кейптауне.

У Соломоновых островов экспедиция Д’Антркасто побывала дважды, в 1792 и 1793 гг. В первое плавание его корабли «Решерш» и «Эсперанс» прошли путем Шортленда, с западной стороны архипелага. От Эддистоун-Рок Д’Антркасто проплыл мимо островов Симбо, Рапонгта, Шортленд, Бугенвиль, Новая Ирландия и островов Грин.

Во второй раз, в мае 1793 г., французская экспедиция подошла к Соломоновым островам с юго-востока, со стороны Новой Каледонии. 20 мая она обследовала и нанесла на карту остров Санта-Крус, а затем острова Рифа. За все время плавания д’Антркасто ни разу не был так близок к разгадке тайны исчезновения Лаперуза. Но на Ваникоро он не высадился на берег. Французские корабли направились к Землям Убийц Сюрвиля.

Д’Антркасто подробно изучил южную часть Соломонова архипелага. Многие острова были впервые правильно отождествлены с испанскими названиями, среди них такие крупные, как Сан-Кристобаль и Гуадалканал. Д’Антркасто нашел ряд новых проливов между островами, в частности между Сан-Кристобаль, Гуадалканал и Малаита. Но центральная часть архипелага по-прежнему оставалась загадкой для географов и мореплавателей.

Д’Аптркасто исследовал остров Бугенвиль и подтвердил, что побережье Луизиады, найденное Бугенвилем, является частью отдельного острова, а не оконечностью Новой Гвинеи. Далее французская экспедиция направилась через пролив между Новой Британией и Новой Ирландией и прибыла на острова Адмиралтейства. Здесь в июле 1793 г. Д’Антркасто скончался, так и не выполнив своей основной задачи — не разыскав экспедиции Лаперуза.

В октябре 1793 г. «Решерш» и «Эсперанс» вошли в воды голландской колонии Ост-Индии. Здесь участники экспедиции впервые узнали о казни короля Франции и о провозглашении республики — событиях, происшедших на их далекой родине еще в январе 1793 г. Команда раскололась на роялистов и республиканцев, корабли же конфисковали голландцы. На этом французская экспедиция в Тихий океан закончилась.

Между первым и вторым плаванием Д’Антркасто к Соломоновым островам здесь побывало не менее трех кораблей англичан. В 1792 г. капитан Эдвард Мэннинг на «Питте», принадлежавшем Ост-Индской компании, прошел между островами Расселл и Бураку и новым проливом, получившим имя Мэннинга, между островами Санта-Исабель и Шуазёль. В декабре 1792 г. капитан Г. Бонд на «Ройял-Адмирале» проследовал из Порт-Джексона в Кантон между островами Санта-Крус и Сан-Кристобаль (ни одного острова из группы Соломоновых моряки, однако, не заметили). В марте 1793 г. судно Ост-Индской компании «Беллона» под командованием капитана М. Бойда совершило рейс из Порт-Джексона вдоль западных берегов архипелага. Бойд повторил путь Шортленда, воспользовавшись проливом между островами Шуазёль и Бугенвиль. За время плавания Бойд открыл два новых островка, но оставил их без названия (впоследствии они получили имена Реннел и Беллона).

Заметный вклад в изучение восточной части архипелага сделал в 1794 г. британский капитан Уилкинсон на «Индиспенсэбл» и американский капитан Пейдж на «Хэлсиен». Они вместе прошли между Сан-Кристобаль и Гуадалканал, а также между группой островов Нггела и Малаита.

Путь через Соломоновы острова становился все более привычным. Из множества судов, проплывавших в этом районе в конце XVIII в., известны названия лишь незначительной части. Не все капитаны проявляли интерес к географическим открытиям. Нередко они ограничивались лишь отметкой о встреченных островах в судовом журнале и не пытались отождествить эти земли с обнаруженными их предшественниками. После плавания Уилкинсона и Пейджа до начала XIX в. у Соломонова архипелага побывало не менее пяти судов, чьи судовые журналы сохранила история.

В первой половине XIX в. число кораблей, заходивших в район Соломоновых островов, еще более возросло. Это были английские суда королевского флота и торговые — Британской Ост-Индской компании; французские — торговые и исследовательские; американских купцов, торговавших с Китаем; китобоев; торговцев сандаловым деревом; охотников за морским зверем. В 1823 г. на двух маленьких островках Митре и Шерри побывало русское судно.

Хотя русские путешественники не участвовали непосредственно в плаваниях у Соломоновых островов и не совершили здесь новых открытий, тем не менее они внесли существенный вклад в изучение этого архипелага. Знаменитый русский мореплаватель и ученый И. Ф. Крузенштерн издал двухтомный «Атлас Южного моря» с приложением гидрографических записок под заглавием «Собрание сочинений, служащих разбором и изъяснением Атласа Южного моря». Тщательно исследовав судовые записи и карты плаваний в районе Соломоновых островов, И. Ф. Крузенштерн составил собственную карту архипелага. Многие острова, бухты и проливы, отмеченные ранее, впервые были правильно показаны именно на карте Крузенштерна. Он также вполне достоверно отождествил ряд островов с землями, открытыми испанцами в XVI–XVII вв. На карте русского ученого архипелаг впервые предстал как цепь мелких и крупных островов, а не как сплошной массив в виде одного крупного острова (так он выглядел на картах Сюрвиля и Шортленда). Труд Крузенштерна, переведенный на многие европейские языки, получил высокую оценку зарубежных мореплавателей и ученых.

Из множества путешествий к Соломоновым островам в первой половине XIX в., когда завершилось открытие и изучение архипелага, особенно интересны два. О них стоит рассказать подробнее.

Первое связано с разгадкой исчезновения Лаперуза.

В 1813 г. английский капитан Питер Диллон, значительную часть жизни проведший в южных морях, перевез с Фиджи на остров Тикопиа немецкого колониста М. Бухарта с женой и матроса-индейца Джо. 13 лет спустя Диллон, тогда капитан корабля «Сент-Патрик», по пути из Новой Зеландии в Индию остановился на острове Тикопиа и встретил своих бывших пассажиров. Оказалось, что у островитян они видели предметы европейского производства. Бухарту туземцы рассказали, что предметы эти доставлены с далекого острова Маликоло, у берегов которого в годы детства нынешних стариков разбились два корабля. Джо добавил, что шесть лет назад он побывал на Маликоло, где, действительно, живут два старика — уцелевшие члены команды погибших судов. Диллон предположил, что напал на след экспедиции Лаперуза, и решил отправиться на Маликоло, известный европейцам как Ваникоро. Однако попытка подойти к острову не увенчалась успехом.

В конце августа 1826 г. Диллон пришел в Калькутту и добился официального разрешения организовать экспедицию на остров Ваникоро для поисков французского мореплавателя. 8 сентября 1827 г. Диллон высадился на Ваникоро. К этому времени один из стариков, членов французской экспедиции, уже умер, а другой отсутствовал. Жители острова поведали Диллону, что французы, избежавшие гибели, построили двухмачтовое судно и покинули Ваникоро. В 1960 г. научная экспедиция нашла на острове предметы с «Астролябии», а в 1961 г. отыскалось место крушения «Буссоли».

Экспедиция Жюля-Себастьена-Сезара Дюмон-Дюрвиля завершила изучение Соломоновых островов. В 1825 г. Дюмон-Дюрвиль получил назначение на корабль, названный в память о судне Лаперуза «Астролябией». Капитану были вручены инструкции, предписывавшие продолжить исследование островов Тихого океана, особенно Новой Зеландии и Новой Гвинеи. Дюмон-Дюрвиль отплыл из Тулона 25 апреля 1826 г., достиг Порт-Джексона, далее путь его лежал к Новой Зеландии, островам Тонга и Фиджи. Дюмон-Дюрвиль прошел проливом Дампира вдоль северного побережья Новой Гвинеи к Молуккским островам и Яве, а затем вокруг Австралии в Хобарт. Здесь Дюмон-Дюрвиль впервые узнал о находке Диллона на острове Ваникоро. Так как в задачу экспедиции входили и поиски экспедиции Лаперуза, Дюмон-Дюрвиль поспешил проверить сведения английского капитана. 5 января 1828 г. «Астролябия» покинула Хобарт и, пройдя мимо островов Норфолк, Митре и Шерри, 10 февраля прибыла на Тикопиа. Здесь Бухарт и Джо подтвердили рассказ о находках Диллона, а, оказавшись на Ваникоро, Дюмон-Дюрвиль сам увидел предметы, оставшиеся от экспедиции Лаперуза. Дальнейшие поиски были прерваны, так как здоровье членов команды «Астролябии» ухудшилось. Дюмон-Дюрвиль вернулся в Европу.

Более тщательное обследование Соломоновых островов Дюмон-Дюрвиль произвел во время второго плавания в Тихом океане на «Астролябии» и «Зеле». 7 сентября 1837 г. корабли вышли из Тулона. Обойдя Огненную Землю, экспедиция начала работу в водах Антарктики. Из Вальпараисо Дюмон-Дюрвиль направился к островам Гамбье, проплыл мимо Маркизских островов, Таити, Фиджи и Новых Гебрид и 6 ноября прибыл на Ваникоро. Посетив острова группы Санта-Крус, Дюмон-Дюрвиль 12 ноября подошел к юго-восточной оконечности Соломонова архипелага — острову Сан-Кристобаль. Здесь он отметил островки Санта-Ана и Санта-Каталина. Продвигаясь на север, экспедиция картографировала северное побережье Сан-Кристобаля, западное побережье островов Малаита и Санта-Исабель. Дюмон-Дюрвиль обратил внимание на горы Гуадалканала и острова Нггела. Французы отыскали пролив между островами Сан-Джордж и Санта-Исабель. Пройдя проливом Мэннинга у северного побережья Санта-Исабель, Дюмон-Дюрвиль описал северо-восточное побережье островов Шуазёль, Бугенвиль и Бука.

После плавания Дюмон-Дюрвиля, дополнившего открытия его предшественников, на карте Соломоновых островов оставалось не очень много белых пятен. История 200-летнего исследования архипелага к концу первой половины XIX в. была практически завершена.

То обстоятельство, что географическое изучение Соломоновых островов шло столь успешно в конце XVIII — начале XIX в., не повлекло за собой быстрой европейской колонизации архипелага.

В 1797 г. в водах Соломоновых островов появился корабль «Дафф», который вез в Океанию первую группу христианских миссионеров. Корабль проследовал там же, где суда Кироса в 1606 г., и миновал группу островов, в числе которых был открытый Киросом Таумако. Острова получили имя миссионерского корабля — Дафф. Но самих миссионеров эти острова не привлекали. Лондонское миссионерское общество, организовавшее плавание «Даффа», решило создать свой центр на Таити, и корабль плыл туда.

После этого в течение 16 лет лишь один корабль посетил Соломоновы острова — это было британское судно «Хантер», высадившее в 1813 г. на острове Тикопиа М. Бухарта, его жену и матроса-индейца Джо, о чем говорилось ранее.

Положение изменилось в 30-х годах XIX в., когда на Тихом океане получили широкое распространение китобойный промысел, торговля сандаловым деревом, жемчугом и трепангами. Европейские и североамериканские китобойные и торговые корабли стали чаще заходить и на Соломоновы острова. Экипажи пополняли там запасы воды и продовольствия, отдыхали.

Капитаны, торговцы, китобои, купцы писали, конечно, отчеты о своих посещениях Соломоновых островов. Но этих деловых людей аборигены не интересовали. Никаких письменных свидетельств не оставили и каторжане, бежавшие на Соломоновы острова из Австралии. В результате мы ничего не знаем о тогдашней жизни островитян. Подобные описания появились позже, когда на островах начали свою работу христианские миссионеры, когда туда отправились ученые.

Миссионеры обосновались на Соломоновых островах значительно позднее, чем на других архипелагах Океании. Мы уже говорили о том, что первый миссионерский корабль «Дафф» направился в Океанию в 1797 г. На Соломоновых островах католическая миссия во главе с епископом Жаном Эпалье высадилась в 1845 г. 16 декабря корабль, на котором они находились, вошел в гавань острова Санта-Исабель. В этот же день епископ с несколькими миссионерами на шлюпке поплыл к берегу. Их сопровождали 60 каноэ, а на берегу встречала толпа островитян. Оставив оружие в шлюпке, пришельцы сошли на берег.

Епископ попытался завязать разговор с одним из аборигенов, показавшимся ему местным вождем, хотел подарить островитянину топорик, но тот отверг это с презрением. Другой островитянин, в свою очередь, предложил епископу обменять два лимона, один из которых был наполовину съеден, на его кольцо. Когда же епископ отказался от подобной сделки, туземцы начали оттеснять европейцев к берегу, и тем пришлось быстро отступить. Не успокоившись, аборигены бросились в атаку и нанесли епископу удар топором по голове. Он упал. Матросы подняли его, положили в лодку и доставили на корабль. Через три дня епископ умер.

Миссионеры еще несколько раз пытались открыть миссии в других частях острова, но все их попытки кончались неудачей. При этом погибло еще четыре миссионера. Убедившись в тщетности своих усилий, оставшиеся в живых в 1848 г. покинули Санта-Исабель.

Прошло более 40 лет, прежде чем на Соломоновых островах появилась новая группа католических миссионеров. Она высадилась на острове Тикопиа в 1898 г. Однако год спустя, когда доставивший ее туда корабль вернулся, никаких следов миссионеров обнаружить не удалось.

Столь же несчастливо складывалась на Соломоновых островах судьба англиканских миссий. Епископ Новой Зеландии А. Селвин, ставший епископом Меланезии в 1861 г., и Д. Паттерсон в 50–60-х годах пытались развернуть на островах миссионерскую деятельность, но и их постигла неудача. В 1871 г. Паттерсон был убит на острове Нукапу. Тем не менее его последователи не оставляли попыток создать миссионерские центры на Соломоновых островах.

10 лет (с 1875 г.) провел на Санта-Крус миссионер Альфред Пенни. В 1898 г. в Руа-Сура на северо-востоке Гуадалканала католическую миссию создал епископ Видор. Через год на Гуадалканале открылась еще одна католическая миссия. В 1902 г. в Ровиане начала работать методистская миссия, которую возглавил Джордж Браун. Довольно быстро методисты заняли господствующее положение во всей западной части Соломоновых островов, оттеснив представителей других христианских церквей.

В 1904 г. на Соломоновы острова прибыли евангелист-ские миссии, через 10 лет — адвентисты седьмого дня, открывшие миссии на Велла-Лавелла.

Первым из европейских ученых исследованием Соломоновых островов занялся англичанин Чарлз Вудфорд, находившийся на Гаудалканале в 1885–1886 гг. В своей книге «Натуралист среди охотников за головами» Ц. Вудфорд отметил, что жизнь аборигенов Соломоновых Островов не претерпела, в сущности, изменений со времени посещения их Менданьей.

«Каждое утро около восьми часов, позавтракав печеным ямсом, — писал ой, — мужчины и женщины отправляются для обработки огородов в лес, иногда за три-четыре мили от деревни. Каждый сезон бывает расчищен новый участок леса. Около трех часов пополудни они возвращаются. Женщины несут огромные корзины с ямсом или хворостом. Летучих лисиц, птиц или другую дичь, которую они могут убить, домой не несут, а без промедления готовят на огне, в то время как женщины идут домой приготовить ужин, который едят около шести часов: печеный или вареный ямс, таро или бананы, подаваемые в деревянных чашах, а также что-то вроде теста, приготовленного из остатков ямса, кокосовых орехов и других плодов, сваренных в глубоких чашах на раскаленных камнях… Каждый мужчина независимо от того, далеко или близко он собирается идти, несет плетеный щит и томагавк с рукояткой около трех футов в длину, некоторые несут копья. Однако на Гуадалканале луки и стрелы не употребляются как оружие. Только маленькие луки и стрелы из сердцевины саговой пальмы используются для охоты на птиц или ловли рыбы. Мужчины часто носят волосы наподобие парика, побеленные известью, и каждый несет на плече маленький мешок. Мужчины совсем не носят одежды, за исключением повязки вокруг талии. На Малаите как мужчины, так и женщины обычно ходят абсолютно голыми. Мне иногда говорили, что мужчины уходят в заросли охотиться на диких свиней, но в действительности они уходили убивать людей. Однако мужчины Гуадалканала никогда не были каннибалами, как на других островах…»^{8}

Британский ученый Э. Фокс, посетивший Соломоновы острова в начале нынешнего века, в выпущенной им книге «На пороге Тихого океана»^{9} также подчеркивал стабильность внутренней жизни островитян, сохранивших старинные традиции и обычаи.

Изучая жизнь островитян, Фокс отмечал жестокость обычаев. Так, на острове Сан-Кристобаль первого ребенка отец живым закапывал в землю. Пленники, приведенные в деревню, либо затаптывались живыми, либо сжигались.

Повсеместно был распространен культ предков. Когда человек умирал, его родственник отправлялся в дом покойника с удочкой и размахивал ею над трупом до тех пор, пока, по его мнению, дух умершего не входил в орех бетеля, надетый на конец лески. Этот орех затем хранился в семье умершего. Родственники охотились к тому же за злыми духами, которые, как они полагали, выходили из тела. Если удочка начинала сгибаться, это значило, что злые духи схвачены и могут быть выброшены в море. Древние погребальные обряды сохранялись в неприкосновенности. Так, если мужчина был убит на войне, его кремировали ночью. Вождя клана хоронили на усеченных пирамидах до 10 м высотой. На каждой пирамиде высекались каменные ступени, заканчивавшиеся плоской площадкой для совершения жертвоприношения. Каждый день тело умершего носили к потоку для омывания. Когда же оставался только скелет, его помещали в каноэ, которое устанавливали на вершине пирамиды. Считалось, что на нем вождь достигнет солнца.

Общее число жителей Соломоновых островов до прихода европейцев неизвестно. Ч. Вудфорт предполагал, что их насчитывалось не менее 200 тыс. По плотности населения на первом месте стояли острова Бугенвиль и Ма-лаита, а также островки, расположенные в лагунах больших островов (например, на островке Сулуфоу в лагуне Лау в 1927 г. имелось 300 жителей, в то время как на более чем 30 островах всей группы Лау 5–6 тыс.). За ними шли Гуадалканал, Санта-Исабель, Сан-Кристобаль, Шуазёль. В основном люди жили во внутренних районах больших островов. Здесь они занимались земледелием. В прибрежных районах был развит рыбный промысел. На мелких же островах аборигены и возделывали пашню, и ловили рыбу.

Как правило, чем дальше от побережья обитали островитяне, тем компактнее выглядели их социальные группы. Если в прибрежной полосе деревни состояли из нескольких десятков домов, то в глубинных районах — лишь из двух-трех, и жили в них только самые близкие родственники и их семьи.

Население и глубинных, и прибрежных районов объединялось в союзы на территории в несколько десятков квадратных километров. Основой такого объединения служили единство языка и родство.

Между объединениями существовали постоянные связи, главным образом экономического характера, что не исключало частых вспышек враждебности между ними. Вот как рисует Ч. Вудфорд обычную сценку обмена товарами: «Обмен совершался женщинами, которые двигались навстречу друг другу. Женщины прибрежных районов — с рыбой, а женщины внутренних районов — с ямсом и таро. Их сопровождали мужчины, вооруженные копьями или ружьями. Иногда и этого было мало для безопасности групп, двигавшихся навстречу друг другу. В этом случае на веревке вдоль берега пускалось маленькое каноэ и на него складывались товары для обмена»^{10}.

Контактировали и островные группы. Они торговали между собой, а нередко переезжали с одного острова на другой — скажем, с Малаиты на Гаудалканал или Сан-Кристобаль, а с Лау на юг Малаиты и т. д.

Экономические связи охватывали все главные острова Соломонова архипелага. Так, раковинные деньги, изготовлявшиеся на острове Шуазёль, поставлялись на Бугенвиль, а каноэ, сделанные на острове Улава, пользовались популярностью на всех островах архипелага. Торговали Малаита с островами Санта-Исабель, Саво, Гела и Гуадалканал.

Власть на Соломоновых островах принадлежала вождям. Почти неограниченной властью обладали вожди в прибрежных районах. Вот как описывает положение вождя английский этнограф Р. Кодрингтоп: «На Флориде вунаги — вождь — следит за порядком, направляет хозяйственную жизнь, представляет народ перед чужеземцами, руководит жертвоприношениями и военными действиями. Он пользуется правом наказывать и может любого приговорить к смерти. В Саа на Малаите вождь — масла-ха — использует людей на работах в своем огороде, на строительстве дома, каноэ»^{11}.

Во внутренних районах власть не передавалась по наследству. Ею наделялись наиболее авторитетные и богатые люди.

На Соломоновых островах жители не придерживались единой системы определения родства. В одних местах они вели свое происхождение по женской линии, в других — по мужской линии, а нередко имели право выбора.

Не существовало четкого разделения труда между мужчинами и женщинами. Они вместе занимались как земледелием, так и рыболовством. Все работали. Поэтому на островах продовольствия было в избытке, а это открывало благоприятные возможности для товарообмена.

Рынки находились на побережье всех наиболее крупных островов архипелага. Особенно славился рынок в Ауки на северо-западном побережье Малаиты, где встречались не только жители различных районов этого острова, но и островов Гуадалканал и Гела.

Надо сказать, что обитатели Соломоновых островов широко использовали изделия из железа. Еще в 1832 г. его обнаружили на побережье Бугенвиля, и Ч. Вудфорд писал, что каменные топоры в северных районах Соломоновых островов вышли из употребления к середине XIX в. К 1880 г. каменные орудия практически уже нигде не применялись. Ч. Вудфорд сообщает, что видел несколько каменных скребков на Гуадалканале, но они «по большей части использовались детьми в старых домах»^{12}.

Аборигены Соломоновых островов создали сложную систему верований. Долго она оставалась совершенно непонятной европейцам. Так, Фредерик Бредфорд, попавший в 1860 г. на Сан-Кристобаль после кораблекрушения, писал впоследствии, что островитяне «поклоняются злому божеству, которое, как полагают, живет в воздухе»^{13}. На самом же деле островитяне не поклонялись ни злому, ни доброму божеству. Они верили в духи предков, в то, что те поддержат их, избавят от несчастий. Живущие ведь нуждаются в «мана», дающей силу и власть. Р. Кодрингтон так определял понятие «мана»: «Это власть или влияние не физическое, а какое-то сверхъестественное, но проявляющееся в реальной сило или в любом виде власти, даже в человеческой незаурядности. «Мана» не заключена в чем-то одном и может находиться во всем. Но духи обязательно имеют ее и могут ею наделять людей… Вся меланезийская религия проникнута идеей обретения «мана» для себя и использования ее для достижения собственного благополучия…»^{14}

Поскольку обладают «мана» духи предков, особое значение приобретают места захоронений. Однако духи могут вселиться и в живые существа, например, в змей или акул, или в неодушевленные предметы — скалы, или быть связанными, например, с облаками.

О происхождении аборигенов Соломоновых островов, как и жителей всей Океании, до сих пор нет единого мнения. Полагают, что волны миграции накатывались на Соломоновы острова из Юго-Восточной Азии уже в I тыс. до н. э. Это подтверждается найденными на островах орудиями труда, изготовление которых относится к указанному времени.

У самих жителей Соломоновых островов не сохранилось даже легенд, связанных с их происхождением. Известные нам сказания повествуют о событиях сравнительно недавних, путешествиях их выдающихся соплеменников в пределах архипелага. Рассказывать подобные истории любят островитяне и сегодня. «Когда наступает темнота… главным занятием в деревне становятся рассказы. Это время, когда родители остаются наедине с детьми, когда у них есть время для того, чтобы учить детей истории, морали, вообще заниматься ими»^{15}.

Рассказы европейцев, совершавших плавания в Океанию в XVIII — начале XIX в., полны восхищенных отзывов о жизни островитян. Вот что писал о быте океанийцев знаменитый русский путешественник О. Е. Коцебу: «Наслаждаясь частыми увеселениями, легко удовлетворяя все свои потребности, не будучи обременены ни гнетущими заботами, ни тяжким трудом, не мучимые никакими страстями, лишь изредка поражаемые болезнями, таитяне вели упоительную жизнь под великолепным тропическим небом своей райской страны. Как выразился один из спутников Кука, им не хватало разве только бессмертия, чтобы в этом элизиуме сравняться с богами»^{16}.

Говоря об островах Океании, легко сбиться на восторженный тон. Виной тому роскошная тропическая природа, создавшая, казалось бы, все для спокойной и счастливой жизни человека. Тем не менее нельзя закрывать глаза на огромные трудности и сложности, с которыми встречались островитяне. Они и стали причиной серьезного торможения их развития.

Конечно, по сравнению с европейцами островитяне, находились на весьма низкой ступени развития: они не знали не только огнестрельного оружия, но даже луков и стрел; они совсем не умели обрабатывать металл, глину; жилища их были примитивны, а одежда почти вовсе отсутствовала.

Но на это имелись объективные причины.

Племена, переселявшиеся из Азии на отдаленные тихоокеанские острова (этот процесс занял много столетий), попадали в непривычные условия и затрачивали колоссальные усилия на то, чтобы приспособиться к ним.

Кроме того, жители островов оказались в совершенной изоляции от иных цивилизаций. А ведь хорошо известно, что культура одного народа плодотворно развивается лишь во взаимодействии с культурами других народов.

На небольших вулканических или коралловых островах, где селились пришельцы, не было полезных ископаемых, хорошего качества глины; животный и растительный мир не отличался разнообразием; благоприятный климат не требовал одежды, возведения жилищ сложной конструкции. Между тем изделия островитян из камня, дерева и раковин просто великолепны. Историки, этнографы и антропологи, изучающие культуру и быт народов Океании, отмечают высокий уровень земледелия (тщательная обработка земли, искусственное орошение и даже внесение удобрений), а также успехи этих народов в приручении животных и, наконец, в мореходстве.

Многих европейских путешественников и ученых, посетивших тихоокеанские острова, поразила красочность и сложность местного национального искусства. Да и сами островитяне вызвали у них чувство симпатии.

В этой связи американский ученый Л. Мандер замечает: необходимо «прежде всего понять, что так называемые зависимые народы не являются людьми «примитивными» или ограниченными, носителями низшей культуры. Их культура, может быть, своеобразна, но это не свидетельство ее менее высокого уровня»^{17}.

Неопровержимым доказательством «дикости» туземцев европейские и американские колонизаторы считают каннибализм. Но исследование этого вопроса рядом ученых (в частности, Н. Н. Миклухо-Маклаем) позволяет сделать вывод, что «людоедство, во-первых, не так широко распространено, как думали раньше, и что даже там, где оно существовало, оно не было массовым хроническим явлением, а было связано чаще с особыми обстоятельствами — некоторыми религиозными обрядами и войнами… Европейские колонизаторы, снабжая туземцев огнестрельным оружием и разжигая среди них межплеменные войны, сами содействовали развитию каннибализма»^{18}.

По мнению Фокса, аборигены Соломоновых островов не были в общем-то каннибалами. Жители Малаиты, например, съедали своих врагов лишь затем, чтобы подчеркнуть собственное превосходство.

Как видим, несостоятельность буржуазных теорий об «органической неполноценности» коренных жителей Океании совершенно очевидна. С любым народом, окажись он в тех же условиях, что и островитяне, произошло бы то же самое.

Прибыв на тихоокеанские острова, представители западной цивилизации должны были помочь аборигенам преодолеть вековое отставание. Но этого не случилось.

Напротив, появление европейцев привело к тяжелейшим последствиям. Не знавшие эпидемических заболеваний туземцы начали тысячами умирать от кори, гриппа и т. п.

Европейцы познакомили островитян со спиртными напитками — и среди коренного населения распространилось пьянство.

Хотя европейцы подчас с презрением относились к аборигенам, третируя их как «голых дикарей», к прелестям «темных Елен, туземных Мессалин» они не остались равнодушны. Амурные похождения любвеобильных посланцев Европы послужили причиной массовых венерических заболеваний на островах.

Все перечисленные несчастья испытали и жители Соломонова архипелага. На их долю пришлось еще одно, пожалуй, самое страшное — продажа в рабство. Ни на одном архипелаге Океании европейские дельцы не довели этот гнусный промысел до таких масштабов, как на Соломоновых островах.

Развитие столь омерзительного «бизнеса» связано с организацией в 10–20-х годах XIX в. в Австралии и на островах Океании европейских и североамериканских плантационных хозяйств. Именно в то время создавались на Таити и Гавайских островах первые сахарные плантации.

Условия труда на плантациях были настолько тяжелыми, что местные жители отказывались там работать. Вот тогда-то колонизаторы и организовали охоту за людьми. Например, германская фирма «Годсфруа и сын» ввозила на свои самоанские плантации жителей островов Гилберта.

А с Новых Гебрид только за один 1886 г. было вывезено 10 тыс. человек, что привело к «почти полному исчезновению там мужского населения» и трагически отразилось на «экономике и общественной жизни»^{19}.

История возникновения и существования плантаций «мрачна и трагична… полна вероломства, преступлений, злоупотреблений, борьбы и убийств…»^{20}

Формально труд на плантациях нельзя было назвать рабским, ибо работающие получали за него плату. Фактически их положение ничем не отличалось от положения рабов. «Заработная плата была, по существу, номинальной, — пишет современник, — несколько шиллингов в месяц, но эта маленькая сумма доказывала, что рабочие не являлись рабами в строгом смысле этого слова. Тем не менее рабочих принуждали работать на плантациях, хотели они этого или нет, им не разрешалось оставлять работу и искать иное занятие, которое им бы правилось, их германские хозяева имели практически неограниченную власть над ними и могли, если хотели, осуществить эту власть с беспредельной жестокостью»^{21}.

Отсюда колоссальная смертность среди рабочих плантаций. «На одной французской плантации (на Новой Каледонии. — К. М.) смертность составляла 40 % ежегодно, а с другой лишь 10 % завербованных возвращались домой»^{22}. Но даже выжив и вернувшись на родину, они попадали в чрезвычайно трудное положение, поскольку их дома и участки за это время приходили в запустение. Они оказывались «бездомными и одинокими, порвавшими связи с собственным народом»^{23}.

Примеры жестокой эксплуатации приводит в своих записках Н. Н. Миклухо-Маклай. «Обещаниями тредеры (торговцы, — К. М.) или шкиперы завлекают партии туземцев сопутствовать им на острова по ту сторону экватора… для собирания трепанга, так как жители тех островов не соглашаются работать для европейцев. После многодневного перехода, живя в набитом битком трюме, этим несчастным, напуганным угрозами и обращением белых, приходится работать как невольникам, и при мизерной пище и непривычных условиях они мрут как мухи. Так случилось, что одна партия туземцев о-ва Вуапа, состоящая из шестидесяти пяти человек, вернулась обратно, имея только семь налицо, из которых многие, вернувшись на остров, через несколько дней также умерли… Одним словом, куда ни взглянешь, на каждом шагу видишь здесь доказательства старой, грустной истины homo homini lupus est»^{24}.

Понятна поэтому та тщательность, с какой отбирался персонал представительств европейских и североамериканских фирм в Океании. Так, претендентам на место в тихоокеанских агентствах фирмы «Годефруа и сын» задавалось обычно три вопроса: первый — «Знаете ли вы местные языки?», второй — «Можете ли вы жить среди туземцев, не ссорясь с ними?» и третий, наиболее важный, — «Можете ли вы держать язык за зубами?»^{25}

ОХОТА НА «ЧЕРНЫХ ПТИЦ»

В 50–60-х годах XIX в. основным поставщиком «живого товара» на плантации Фиджи и Квинсленда (Австралия) стали Новые Гебриды. Лишь в 1864–1869 гг. на Фиджи было вывезено более 1,5 тыс. новогебридцев. К концу 60-х годов ряд островов Новогебридского архипелага обезлюдел, и работорговцам пришлось искать новые источники. Они обратили взоры к нетронутым еще Соломоновым островам.

22 ноября 1870 г. на Фиджи бриг «Кестрел» доставил первую группу жителей Соломоновых островов — 162 человека. До конца года еще пять кораблей высадили на Фиджи рабов с Соломонова архипелага. К 1877 г. их оказалось там уже около 820 (сведения за этот период можно найти только в фиджийских газетах, учет не велся).

19 января 1871 г. «Вудларк» с партией жителей Соломоновых островов для работы на плантациях Квинсленда (43 человека) пришвартовался в Бристене.

Покидавшие родные острова люди не имели представления о том, что им придется делать, куда они попадут. Европейцы-вербовщики местных языков не знали и объяснялись знаками. Но и такими «переговорами» утруждали себя нечасто. Если будущие невольники сопротивлялись, их просто убивали. Так, команда корабля «Карл», промышлявшая на Бугенвиле и Малаите, убила 70 из захваченных островитян. Конечно, торговцы людьми тщательно скрывали свою «деятельность», которую называли охотой за «черными птицами». Но все-таки сведения о ней время от времени становились достоянием общественности. Когда уже невозможно было скрывать чудовищность преступлений новоявленных негоциантов, устраивались судебные процессы.

Европейский миссионер на Велла-Лавелла (западная часть Соломоновых островов) писал: «Первыми белыми людьми, посетившими берега Велла-Лавелла, были охотники за «черными птицами», начавшие в 70-х годах скандальную эпопею, увозя сильных и здоровых туземцев Соломоновых островов и продавая их за хорошую цену плантаторам Квинсленда и Фиджи… История их подлой работы никогда не была написана…»^{26}

Однако сохранились рассказы аборигенов о «подвигах» пришельцев. Вот один из них: «Эти два человека были с Ано, с острова Ано. Имя одного человека было Тобебе, а другого — Афио. Тогда люди острова Ано никогда еще не видели европейцев, и никто в округе Квано на Малаите их тоже не видел. В то время, если какой-либо корабль, плывший из Квинсленда, подходил близко к берегу около Ано, каждый говорил: «Это корабль феле, корабль дьявола». Каждый боялся, и многие убегали в лес. Однажды Афио и Тобебе рыбачили на берегу. Оба они рыбачили. Корабль из Квинсленда прибыл и встал у берега. Пришла шлюпка. Они смотрели на Афио и Тобебе. Они подходили ближе и ближе, члены команды корабля, и они все погнались за Афио и Тобебе. Те двое бежали, пока видна была шлюпка; они бежали в лес, прочь от моря. Теперь Афио и Тобебе бежали и бежали, но это было трудно, потому что команда, я думаю, всего двенадцать человек, гналась за ними. Их поймали. Их схватили, схватили за руки и за ноги и потащили на шлюпку и привезли на корабль. Когда команда доставила их на корабль, они втолкнули их в трюм и увезли»^{27}.

Попадая на плантации, островитяне, естественно, пытались бежать.

Так сделали и рабочие, доставленные «Кестрелом»: они похитили лодку и уплыли домой. Доставленные же «Мэри-Анной» скрылись в лесу.

Европейцам, насильственно увозившим людей с Соломоновых островов, аборигены мстили. Они убивали вербовщиков, миссионеров, моряков, сжигали корабли. За похищение людей с Сан-Кристобаля в 1871 г. островитяне убили капитана «Камбии» и трех матросов.

Упоминавшийся выше глава англиканской миссии Д. Паттерсон был убит в 1871 г. именно в ответ на похищение людей командой корабля, пришедшего с Фиджи.

Положение настолько обострилось, что английским властям пришлось вмешаться в «частные дела» своих купцов. В декабре 1870 г. в Квинсленде были опубликованы правила, предписывавшие осуществлять операции по вербовке островитян на плантации только с помощью правительственных агентов. В 1874 г. такие же правила стали действовать на Фиджи. Но это ничего не изменило. Правительственные агенты назначались британским министром по представлению местных властей. Последние, будучи тесно связанными с плантаторами и судовладельцами, выдвигали таких людей, которые «верой и правдой» служили интересам рабовладельцев. К тому же многие из этих агентов имели весьма смутное представление о морали. Неудивительно, что «вербовка» рабочих на плантации продолжала вызывать возмущение островитян и множила их враждебные акции против европейцев, которые, в свою очередь, ужесточали репрессии. Так, после нападения на корабль «Борелис» в 1880 г., совершенного жителями Малаиты, капитаны трех других европейских судов, находившихся в водах острова, провели карательную экспедицию, во время которой жгли деревни, уничтожали кокосовые пальмы, каноэ, рыболовные принадлежности, отбирали запасы продовольствия. В 1881 г. в районе островов Гела капитан судна «Корморант» убил нескольких аборигенов за нападение на команду корабля «Сэндфляй» — кстати сказать, никакого участия в нем они не принимали. Убийство стало обычным методом расправы за протест против работорговли.

В течение 70–80-х годов XIX в. людей для продажи вывозили даже с самых маленьких островов Соломонова архипелага, и не только на Фиджи и в Квинсленд, но и на Новую Каледонию и Самоа. После 1890 г. Соломоновы острова становятся основным поставщиком «живого товара» на Фиджи и в Квинсленд. Их жители в 1894–1905 гг. составили 81,4 % всех рабочих на фиджийских плантациях и около половины в Квинсленде в 1890–1904 гг.

За весь период работорговли в Океании, с 1863 по 1914 г., на европейские плантации Квинсленда, Фиджи, Самоа и Новой Каледонии купцы переправили около 100 тыс. человек, в том числе 40 тыс. с Соломоновых островов.

Колониальные власти, как мы помним, пытались регулировать порядок вербовки рабочих на плантации. В Квинсленде к концу XIX столетия насчитывалось 7 парламентских актов, 18 программ, 54 правила и 38 инструкций на этот счет. В частности, оговаривался возраст вербуемых. Запрещалось набирать детей моложе 16 лет. Правила, действовавшие на Фиджи, предусматривали определенное соотношение между взрослыми и молодежью (соответственно 2:1).

Но на практике все выходило иначе.

Так, в 1887 г. на плантациях в Квинсленде, принадлежавших «Колониэл шугар рифайнинг компани», работало не менее 80 детей 12–13 лет, а на другой квинслендской плантации — в Гунди — 30 того же возраста. На плантациях Фиджи в 1883 г. количество взрослых островитян не превышало 7,3 %. Лишь к концу XIX в. процент взрослых рабочих несколько вырос. В 1892–1903 гг. среди всех ввезенных в Квинсленд рабочих взрослых было 27,5 %, а на плантациях Фиджи в 90-х годах XIX в. — до 25 %.

Предпочтение на плантациях отдавалось мужчинам, женщины составляли незначительный процент. В 1881 г. в Квинсленде на плантациях трудилось 5975 островитян, из них лишь 373 (или 6,2 %) женщины, в 1891 г. — 9428, из них 826 (или 8,7 %) женщин. В 1911 г. процент понизился до 7,3. Аналогичная картина наблюдалась и на Фиджи. В 1885–1886 гг. на местных плантациях женщины составляли 7,5 % рабочей силы, в 1886–1892 гг. — 8,2, а в 1903 г.- 8,5 %.

В начале 70-х годов труд жителей Соломоновых островов использовался на Фиджи, в основном, на плантациях хлопка, а в следующем десятилетии — на плантациях сахарного тростника. Условия их жизни и работы были чудовищны, что приводило к высокой смертности. Главный агент по делам иммиграции на Фиджи Ансон сообщал британскому министру колоний 14 сентября 1882 г.: «Из 587 полинезийских иммигрантов, прибывших преимущественно в течение последних шести месяцев 1881 г. на плантации, принадлежащие «Колониэл шугар рифайнинг компани», более 220 умерло к настоящему времени»^{28}.

Один из колониальных чиновников писал после встречи с двумя островитянами на плантации «Колониэл шугар рифайнинг компани» в Наусори (Фиджи): «Я не думаю, что видел какое-либо домашнее животное в Англии, работающее в таких ужасных условиях, как эти два иммигранта»^{29}.

В среднем смертность рабочих-островитян значительно превышала смертность индийских рабочих, также привозившихся в то время на фиджийские плантации. В 1883 г, из тысячи островитян на плантациях в районе Рева умирало около 200 человек, а из тысячи индийцев — 40–50.

В Квинсленде островитяне работали, главным образом, на плантациях сахарного тростника в районах Мэрибороу и Маккай. Именно они производили основную часть сахара в Квинсленде (три четверти).

Как и их соплеменники на плантациях Фиджи, они жили в нечеловеческих условиях. Два врача, побывавшие на плантациях в Мэрибороу, сообщали: «Мы пришли к мнению, что необычайно высокая смертность среди островитян… является следствием совершенно недостаточного питания, плохой воды, чрезмерной нагрузки и отсутствия какой-либо заботы о заболевших»^{30}.

У. Брукс, член Законодательного совета Квинсленда, выступая в 1876 г., так охарактеризовал положение островитян, занятых на плантациях: «Мужья разлучены с женами, тысячи детей оставлены без их естественных защитников, дома заброшены, деревни разграблены и сожжены. Спаивание, обман и все другие бесчестные методы применяются длятого, чтобы увезти этих людей, которые должны доставлять нам жизненные удобства. Настало время сказать, что граждане, считающие себя верующими, служители церкви, более того — главы церквей, без стыда пользуются трудом бедных, беззащитных рабов, которые были обмануты, а во многих случаях просто проданы своими вождями и куплены на островах белыми, а затем проданы и куплены вторично у нас, в Брисбене, Мэрибороу, Рокгемптоне и Маккае»^{31}.

В начале 80-х годов в Мэрибороу и Маккае открылись госпитали для канаков, как называли островитян, работавших на плантациях. Но дело было в них поставлено настолько плохо, что, в сущности, состояние медицинского обслуживания местного населения мало изменилось. Смертность оставалась по-прежнему весьма высокой. Вот что писал в 1883 г. один из посетителей госпиталя: «…старое деревянное строение, пропитанное, несомненно, до самых укромных уголков болезнями, взывающее к благотворной помощи огня, чтобы освободить место чему-нибудь лучшему»^{32}.

История работорговли на Соломоновых островах, принявшей самые бесчеловечные, поистине каннибальские формы, навсегда заклеймила позором колониализм. Даже сегодня британское министерство колоний не может замолчать этот факт и вынуждено упоминать о нем — правда, в весьма изящных и осторожных выражениях: «Заморские плантации нуждались в рабочей силе, и, таким образом, Соломоновы острова, так же как и другие островные группы, были источником их получения. Некоторые из вербовщиков применяли методы, которые шокировали внешний мир и, в свою очередь, вызывали ответные действия жителей Соломоновых островов»^{33}.

БРИТАНСКИЙ ПРОТЕКТОРАТ

В годы, когда на Соломоновых островах процветала работорговля, шел колониальный раздел Океании.

Соломоновы острова привлекали торговцев «живым товаром» как раз потому, что пока еще являлись «ничьей землей», не имели своего европейского хозяина.

В середине 70-х годов XIX в. борьба европейских держав и США за тихоокеанские острова достигла наивысшего накала. В. И. Ленин считал, что в 1876 г. развитие западноевропейского капитализма в его домонополистической стадии завершилось^{34}.

Наступила эпоха интенсивнейшей колониальной экспансии европейских держав, а также США и Японии, и на границе XIX–XX вв. раздел мира закончился^{35}.

Большую активность в захвате тихоокеанских территорий проявила Германия, «опоздавшая» здесь, как и в других частях света, к началу колониального дележа и тем энергичнее участвовавшая в нем на стадии завершения.

Первым колониальным приобретением Германии в Океании стала северная часть острова Новая Гвинея, получившая название Земля кайзера Вильгельма, и прилегающие к ней острова, названные архипелагом Бисмарка. Это было зафиксировано в англо-германском соглашении от 25–29 апреля 1885 г. Оно подвело черту под острой трехлетней борьбой между Англией и Германией за крупнейший в Океании остров.

Раздел Новой Гвинеи предопределил последовавший за ним колониальный захват Соломоновых островов. Уже соглашение от 25–29 апреля 1885 г. зафиксировало раздел сфер влияния между Англией и Германией на этом архипелаге. Влияние Германии распространялось на острова Шуазёль, Санта-Исабель и Бугенвиль, а Великобритании — на острова Гуадалканал, Саво, Малаита, Сан-Кристобаль.

Британский администратор на Новой Гвинее В. МакГрегор еще на заре своей деятельности настаивал на аннексии Соломоновых островов. Он написал об этом в британское министерство колоний и встретил там поддержку. «Если мы так преуспели в распространении некоторой законности и определенного порядка в обществе дикарей Новой Гвинеи, — отвечало министерство, — то трудно себе представить, что мы не сможем сделать то же самое на Соломоновых островах…»^{36}

Английское правительство попыталось объяснить причину установления протектората над островами необходимостью защитить островитян от работорговцев, а работорговцев — от островитян. «Резня европейцев и туземцев, — указывалось в докладе министерства колоний за 1961–1962 гг., — не прекращалась до тех пор, пока Великобритания, стремясь сдержать разгул дикости, не узаконила в 1893 г. протекторат над южной частью Соломоновых островов»^{37}.

В 1885 г. британское правительство заявило о том, что в течение пяти лет должно быть покончено с работорговлей. Работорговцы восприняли это всерьез и в 1885–1890 гг. постарались вывезти с островов максимально большое количество людей. Особенно они усердствовали в 1890 г., забирая даже подростков из миссионерских школ, причем прикрывались разглагольствованиями об альтруистическом стремлении предоставить «последнюю возможность подрастающему поколению повидать свет»^{38}. В 1890 г. работорговля официально была прекращена, но в 1892 г. правительство Англии разрешило возобновить ее. Когда же плантаторы Квинсленда опять начали скупать людей на островах, английское правительство послало туда военные корабли, снабдив командующего эскадрой инструкцией об объявлении протектората еще над рядом островов Соломонова архипелага.

Выполняя этот приказ, капитан корабля «Кюросао» Гибсон в течение июня 1893 г. установил британский протекторат над южной группой островов, включающей Гуадалканал, Саво, Малаита, Сан-Кристобаль и Нью-Джорджия, а в июне 1897 г. капитан Поллард присоединил к ним острова Реннел и Беллона, атолл Сикаина. В августе 1898 г. в границы протектората вошли острова Санта-Крус и Тикопиа, а в октябре того же года — острова Дафф, Анита и Фатутана. По англо-германскому договору 1899 г. Великобритания получила остальные острова архипелага — Санта-Исабель, Шуазёль, Шортленд и атолл Онтонг-Джава (Лорд-Хау).

В дальнейшем Соломоновыми островами мы будем называть все острова архипелага, кроме островов Бугенвиль и Бука, отошедших к Германии, а потом включенных в подмандатную, затем подопечную территорию Новая Гвинея, находившуюся до 1975 г. под управлением Австралии.

Буржуазные юристы, раскрывая понятие «протекторат», упорно подчеркивают, что государство-протектор взваливает на себя тяжкое «бремя» заботы о народе страны, над которой протекторат объявляется, народ в обмен на эту жертву должен отказаться от независимости. «Полунезависимость государства, — отмечал дореволюционный русский юрист Ф. Ф. Мартенс, — обнаруживается в различных формах… она может вытекать из покровительства одного государства над другим, установленного обыкновенно с целью обеспечения внешней безопасности покровительствуемого народа, который обязан за это подчиниться контролю со стороны покровительствующего правительства в области дипломатических отношений»^{39}.

Уже в наше время американский юрист Ч. Хайд писал по этому поводу следующее: «Между государствами могут быть установлены такие взаимоотношения, при которых одно из них в связи с покровительством (protection), осуществляемым над ним другим государством, не может вступить в отношения с иностранным государством без согласия государства-покровителя. Значительные ограничения, установленные для государства, подчиненного такому контролю, возлагают на государство-протектор соответствующее бремя ответственности за осуществление протектората и за поведение находящегося под протекторатом государства»^{40}.

В действительности все обстоит иначе. История колониализма свидетельствует о том, что, прикрываясь формой протектората, капиталистические государства, по существу, аннексировали «покровительствуемые» страны, вводя в них обычный колониальный режим. Именно так и произошло с Соломоновыми островами.

Первый британский уполномоченный, резидент-комиссар Ч. Вудфорд прибыл на Соломоновы острова в июне 1896 г. Там уже находилось до 50 постоянных европейских резидентов, главным образом англичан, занимавшихся торговыми операциями. Скупленный у населения товар сосредоточивался на центральных станциях, а морской перевозкой его занималась австралийская фирма «Бёрнс-Филп», наладившая регулярную связь между Сиднеем и Соломоновыми островами.

С установлением протектората над островами весьма активизировались английские миссионеры. Они много сделали для укрепления британского колониального господства на Соломоновых островах. Английский ученый В. Моррель справедливо отметил, что «меланезийская миссия в большей мере, чем верховный комиссариат в западной части Тихого океана, явилась действительным архитектором британского протектората над Соломоновыми островами»^{41}.

Объявление британского протектората не принесло никаких перемен на Соломоновы острова. Оно лишь преградило путь другим империалистическим державам, стремившимся распространить свою власть на этот архипелаг.

Приобретя новое владение в Тихом океане, Великобритания почти сразу же забыла о нем.

Колониальная администрация на Соломоновых островах получала мизерные суммы на управление протекторатом. Никаких мер для улучшения положения в области здравоохранения, просвещения и т. д. не осуществлялось.

Эпидемии болезней, завозившихся европейцами, продолжали уносить тысячи жизней. Доктор С. М. Ламберт, посетивший Соломоновы острова в 1921 г., отмечал, что в ряде мест население за полтора десятка лет уменьшилось в 5–6 раз. О том же сообщал и ученый И. Хогбин, после того как побывал на атолле Онтонг-Джава (Лорд-Хау). Массовое распространение получили туберкулез и малярия. В период первой мировой войны заболевания еще более участились. В течение 1915–1916 гг. треть населения острова Сан-Кристобаль умерла от дизентерии и туберкулеза. В 1920 г. здесь на одного родившегося приходилось три умерших.

На архипелаге имелся лишь один правительственный госпиталь, открытый на Тулаги в 1910 г. Все остальные лечебные учреждения находились в руках христианских миссий. Следует сказать, что все школы также были миссионерские.

Процесс вымирания коренных жителей продолжался и в 30-х годах. Гуго Берпатцик, побывав в 1935 г. на одном из крупнейших островов — Шуазёль, писал: «Я взбирался на высокие горы, пересекал широкие реки и обширные болота, продирался сквозь непроходимые джунгли. Я прошел остров вдоль и поперек и убедился, что туземцы правы… В наши дни, действительно, нет туземцев на этом большом острове, которые исповедовали бы свою собственную религию… И более того, я не встретил ни одного туземца в глубине острова. С приходом белого человека они переселились на побережье, а там быстро вымирали. Сегодня этот большой остров населяет едва ли четыре сотни туземцев. 20–30 лет назад их было во много раз больше. Ужасно было ходить по руинам обезлюдевших деревень, повсюду встречавшихся в центральной части острова, по заброшенным садам, которые некогда покрывали весь остров»^{42}.

На островах не затихала межплеменная война, она даже все более разгоралась. Об этом свидетельствовали официальные сообщения. Так, в докладе британского министерства иностранных дел за 1915 г. указывалось, что «должно пройти несколько лет, прежде чем полный контроль над туземцами будет установлен», В докладе же за 1920 г. отмечалось: «Туземцы беспокойны и агрессивны, склонны к охоте за головами и каннибализму; и на многих больших островах, особенно Малаите и Шуазёль, идет постоянная война»^{43}.

Ч. Вудфорд пытался организовать полицейские силы в протекторате, но отсутствие средств не позволило ему это сделать в сколько-нибудь серьезных масштабах. Вообще, англичане, вторгаясь в сложившийся веками жизненный уклад островитян, и не вводили свою действенную систему управления, и не создавали новые местные органы власти.

Австралийский губернатор Новой Гвинеи Джон Губерт Муррей, посетивший Соломоновы острова в 1916 г, заметил: «Это самое странное место, которое можно себе представить… Не делается никаких попыток ни сохранить порядок, ни наказать за преступления»^{44}. Положение не изменилось и спустя полтора десятка лет.

Один из европейских исследователей архипелага в 1930 г. сообщал: «На Соломоновых островах находится около 95 тыс. туземцев и, возможно, три десятка правительственных чиновников. Почти все последние… живут вместе с семьями на Тулаги (маленьком островке с клубом, площадками для гольфа и теннисным кортом), отделенном милями от диких, покрытых джунглями островов, где живет основная масса туземного населения»^{45}.

Единственное, о чем не забывали англичане, — это о сборе налогов. Именно тогда чаще всего и вспыхивали кровавые столкновения между островитянами и представителями британской власти. Характерный случай произошел на Малаите в 1927 г.

Районный комиссар У. Р. Белл в начале октября 1927 г. отправился в подрайон Сиперанго для сбора так называемого личного налога в размере 5 шилл., которым облагались все взрослые мужчины протектората (его сопровождал чиновник администрации Лиллис и несколько десятков полицейских). Местные жители, всегда возмущавшиеся этой процедурой, на сей раз решили убить Белла, наивно полагая, что поскольку именно он олицетворяет собой власть на острове, то с его уничтожением придет конец и ненавистной власти.

Утром 4 октября более 250 коренных жителей во главе с вождем племени Басиапа пришли в селение Кванамбе, где находились Белл и его спутники, и убили их.

Британский резидент-комиссар, узнав об этом, немедленно собрал отряд волонтеров из европейцев, проживавших на Соломоновых островах. В помощь им прибыл из Сиднея крейсер «Аделаида». Крейсер бомбардировал Кванамбе, а вступившие затем туда европейцы арестовали практически все местное мужское население. Из 198 арестованных 25 умерло в период следствия, главным образом от дизентерии. Суд приговорил 6 человек, в том числе Басиану, к смерти, а 18 — к различным срокам тюремного заключения.

О событиях в Кванамбе заговорили газеты многих стран. В этих условиях британский министр колоний назначил официальное расследование инцидента. Его проводил Г. Мурхауз. Доклад, представленный Мурхаузом, свидетельствовал о многочисленных злоупотреблениях местных властей, что и вызвало столь острую реакцию коренных жителей. «Я боюсь, что в настоящее время, — писал Г. Мурхауз, — большинство туземцев смотрит на колониального чиновника лишь как на сборщика налогов или того, кто раздает наказания…»^{46}

Совершенно очевидной стала необходимость изменения системы управления протекторатом. Идею создания органов власти, пусть с самыми ограниченными функциями, из представителей коренного населения поддержали и некоторые жившие в протекторате европейцы. Священник одной из христианских миссий Рйчард Фоллоус даже призвал жителей островов Санта-Исабель, Саво и Нггела потребовать организации назначаемого совещательного совета. Его призыв нашел широкий отклик прежде всего на Санта-Исабель и породил движение, получившее название «кресло и линейка» (именно они — кресло и деревянная линейка — были символами местной власти). Однако колониальная администрация постаралась как можно быстрее ликвидировать движение, а Р. Фоллоуса выслала с Соломоновых островов.

Никаких сдвигов в системе управления протекторатом не произошло.

В 30-х годах колониальная администрация была представлена резидент-комиссаром и двумя-тремя чиновниками, непосредственно ему подчинявшимися, а также руководителями нескольких департаментов, местная администрация — двумя комиссарами и подчиненными им районными комиссарами (резидент-комиссар подчинялся верховному комиссару в западной части Тихого океана).

Верховный комиссар в западной части Тихого океана вводил местное законодательство на основании прав, данных ему британской короной.

Протекторат в это время был разделен на восемь административных районов, каждый из которых, в свою очередь, делился на ряд подрайонов (всего их насчитывалось 80). Связь между различными районами протек! о-рата была крайне плохой. Еще в 1921 г. был создан Консультативный совет, который к 1936 г. состоял из резидент-комиссара и семи назначаемых членов (не коренных жителей). В 1937 г. в колониальном управлении работали 42 европейца и 421 коренной житель.

Середина 30-х годов ознаменовалась новыми выступлениями местного населения против британской колониальной администрации. Особенно бурно развивались события на Гизо, где островитяне отказались платить личный налог. Они заявили, что колониальная администрация, взимая налоги, сама ничего не дает им, а на законные требования отвечает репрессиями. Лучше построить один-два госпиталя и школу, чем «содержать полк солдат, говорили жители»^{47}.

Но власти не нашли ничего лучшего, как арестовать и заключить в тюрьму 40 островитян.

Выступления коренных жителей начали все отчетливее приобретать политический оттенок: они требовали от британской администрации участия в Консультативном совете.

Колониальные же власти, по словам английского ученого С. Белшоу, были «повсеместно некомпетентны и ошибались». Когда движение протеста стало распространяться на другие острова — Санта-Исабель и Саво, администрация вновь применила репрессивные меры, лишь вызвавшие очередной прилив гнева у островитян накануне японского вторжения на Соломонов архипелаг^{48}.

Ярким выражением недовольства коренных жителей явилось уничтожение документов британской колониальной администрации после ее бегства из протектората перед приходом японских войск. «Невозможно представить себе ликование, — пишет С. Белшоу, — с которым были сожжены своды законов и разрушены здания после эвакуации европейского населения в 1942 г.»^{49}

Что касается экономики Соломоновых островов, то на всем протяжении истории существования протектората, вплоть до второй мировой войны, она оставалась на одном и том же уровне. Европейские плантационные хозяйства, главным образом по производству копры (ядро кокосового ореха), влачили жалкое существование. Они испытывали постоянную нехватку рабочей силы, поскольку условия труда на них были очень тяжелыми.

С годами эта проблема все более усложнялась. Если в 1928 г., по официальным данным, на плантациях работало 6016-человек, то в 1934 г. — лишь 3500. В последнем предвоенном отчете колониальных властей вообще ничего по этому поводу не говорилось.

В ГОДЫ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

Первая мировая война прошла мимо Соломоновых островов, но в период второй мировой войны жители архипелага в полной мере ощутили на себе ее испепеляющее дыхание. Война началась для них в 1942 г. После нападения на Пёрл-Харбор 7 декабря 1941 г. японцы в течение короткого времени захватили ряд тихоокеанских островов. 23 января 1942 г. пал Рабаул на Новой Британии, крупнейшем из островов архипелага Бисмарка, в феврале японские войска высадились на северном побережье Новой Гвинеи и в марте взяли Лаэ и Саламауа. В том же месяце пришел черед Бука и Бугенвиля из северной группы Соломоновых островов, а затем японцы стали систематически бомбить южную группу Соломонова архипелага.

Европейское население протектората, весьма малочисленное, составляли чиновники, миссионеры, плантаторы, торговцы. В качестве регулярных вооруженных сил существовала лишь небольшая группа австралийских стрелков, охранявших маленькую базу для гидропланов, расположенную около Тулаги. Резидент-комиссар У. С. Марчант после начала войны сформировал оборонительные подразделения, состоявшие из офицеров и 120 волонтеров — колониальных чиновников и местной полиции.

Как только японцы приступили к бомбардировке, резидент-комиссар приказал эвакуировать все гражданское население из Тулаги, а свою штаб-квартиру перевел на Малаиту, полагая, что Тулаги будет захвачен японцами в первую очередь. Все рабочие, занятые на европейских плантациях, были распущены по домам.

3 мая 1942 г., через три недели после падения Шортленда, японские военно-морские силы под командованием адмирала Гото вошли в гавань Тулаги. Не встретив сопротивления, японцы высадили на остров пехотные подразделения, зенитчиков и радистов. Через месяц они без труда овладели Гуадалканалом.

Одновременно с войсками на оккупированные территории вступали строительные отряды, которые начинали строить военные объекты, прежде всего аэродромы. Это позволяло японцам надежно прикрывать с воздуха захваченные, позиции и готовить новые операции.

Взлетно-посадочные полосы появились на острове Бука, в Кавиенге — на Новой Ирландии, у Буйна, Кахили и Киеты — на Бугенвиле, на островах протектората — например на Коломбангаре, Шортленде. База гидросамолетов выросла на Тулаги. Приступили японцы к строительству аэродрома, рассчитанного на 60 самолетов морской авиации, на северном побережье Гуадалканала, близ устья реки Лунга, которое должно было быть завершено к 15 августа 1942 г.

Таким образом, Соломоновы острова приобрели особое значение в войне на Тихом океане как для японцев в их движении на Фиджи, Австралию и Новую Зеландию, так и для союзников, рассматривавших архипелаг в качестве плацдарма для нанесения контрудара по вражеским войскам. Еще в марте 1942 г. американский объединенный штаб в докладе президенту Ф. Рузвельту назвал Гуадалканал идеальной позицией для развертывания боевых операций против японских войск в Новой Гвинее.

Именно здесь, на Гуадалканале, американское командование решило предпринять свое первое во второй мировой войне наступление.

В начале августа 1942 г. к далекому, почти никому не известному тихоокеанскому острову двинулись корабли с экспедиционными силами свыше 19 тыс. человек. Флотилия плыла своеобразным строем: в центре — транспорты, вокруг — крейсеры, внешнее кольцо — эсминцы. Радистам кораблей было запрещено выходить в эфир, и сама природа способствовала маскировке — туман и шквалы дождя. Но на подходе к острову установилась ясная погода. У мыса Эсперанс, северной оконечности Гуадалканала, корабли разделились на две группы. На рассвете 8 транспортов в сопровождении крейсера и 2 эсминцев вошли в пролив Силарк, между островами Саво и Флорида, а 15 транспортов, конвоируемых 3 крейсерами и 4 эсминцами, — в пролив, отделяющий Саво от мыса Эсперанс. Под прикрытием огня с кораблей и авиации (в налете участвовали 85 истребителей и пикирующих бомбардировщиков) 1-я дивизия американской морской пехоты высадилась на островках Тулаги, Гавуту, Танамбого, Флорида и на северном побережье Гуадалканала, на участке между реками Тенару и Тенавату. За два дня, 7 и 8 августа, десантные суда доставили на берег около 17 тыс. морских пехотинцев — на Гуадалканал и на Тулаги. Японцы были застигнуты врасплох: сработал эффект внезапности — американцев многому научил горький опыт Пёрл-Харбора. На Тулаги десантники уничтожили 18 гидросамолетов, аэродром близ Лунги был захвачен в первый же день, его гарнизон бежал. Тем не менее противник не собирался так просто уступать Гуадалканал.

Предстояло полгода изматывающей войны в джунглях, в непролазных чащах тропических лесов, разорванных горными хребтами, в глубоких ущельях, круто спускающихся к морю, в условиях чрезвычайно влажного климата и бездорожья — имевшиеся редкие тропы в сезон дождей превращались в сплошное месиво. Опасность подстерегала на каждом шагу — и не только засады, но и ядовитые змеи, ядовитая плесень, непригодная для питья вода, москиты, малярия и тропическая лихорадка (к 10 декабря 1942 г. американцы зарегистрировали 5,8 тыс. случаев малярии). Японцы прятались в пещерах, в убежищах, вырытых и тщательно замаскированных в горах и ущельях, в окопах и щелях. Они оказывали яростное сопротивление. Ночью японские лазутчики проникали в расположение американцев и бесшумно закалывали неосторожных.

В ночь на 9 августа японские крейсеры атаковали американские корабли, еще не успевшие завершить разгрузку. Они подошли незамеченными и торпедировали их. «Канберра» горела всю ночь, «Винсен», и «Куинси» потонули через час, «Астория» — на следующий день, «Чикаго» и эсминец «Ральф Талбот» получили серьезные повреждения. «Битва у острова Саво была одним из самых тяжелых поражений, когда-либо нанесенных флоту США», — пишет американский военный историк Д. Миллер^{50}. Уцелевшие транспорты, боевые корабли и минные тральщики снялись с якоря и направились на Новую Каледонию, оставив 1-ю дивизию морской пехоты без воздушного прикрытия и поддержки с моря. Она, по сути, превратилась в осажденный гарнизон.

17 августа американцы достроили аэродром в Лунге и назвали его «Гендерсон Филд» в честь одного из героев морского сражения у острова Мидуэй. Однако воздушные операции затрудняли нехватка горючего и отсутствие аэродромной техники. Вскоре американские войска стали остро ощущать и недостаток боеприпасов и продовольствия. Японцы же подвергали аэродром ежедневным бомбежкам и ночным орудийным обстрелам с кораблей и подлодок. Получая подкрепления, они неоднократно предпринимали попытки отбить аэродром, но защитники держались стойко. Когда же на стороне американцев оказался значительный перевес после прибытия пополнений в конце сентября и октябре, они перешли к наступательным действиям. Обе стороны продолжали наращивать силы. Если в середине октября в японских войсках на Гуадалканале насчитывалось 20 тыс. человек, то в декабре — уже 25 тыс. Американцев в конце октября было 27,7 тыс., а через месяц — 39,4 тыс. Когда в декабре потрепанную 1-ю дивизию морской пехоты сменили дивизии «Америкал» (в названии сочетаются слова «Америка» и «Новая Каледония»), 25-я дивизия и 2-я дивизия морской пехоты, общая численность американских войск превысила 50 тыс. Не сумели японцы вернуть Гуадалканал и атакой с моря. Правда, они вновь нанесли чувствительный урон флоту США.

12–13 ноября в проливе Силарк 2 японских линкора, линейный крейсер и 15 эсминцев потопили и вывели из строя 12 из 13 американских крейсеров и эсминцев. Но в результате ночного сражения 14–15 ноября, в котором участвовали уже американские линкоры, высадка новой группы японских войск произошла с большим трудом: из 10 тыс. солдат на берегу оказались лишь 4 тыс., и те без необходимого снаряжения и продовольствия.

В конце декабря 1942 г, японское командование приняло решение оставить Гуадалканал и укрепиться на островах группы Нью-Джорджия. В феврале 1943 г. остатки японских частей покинули остров.

Всего на Гуадалканале находилось около 60 тыс. солдат и офицеров армии и морской пехоты США. Из них 1600 были убиты, 4245 ранены. Наиболее тяжелые потери понесла 1-я дивизия морской пехоты — 774 убитыми и около 2 тыс. ранеными. По американским данным, японские потери превышали их собственные: из более чем 36 тыс. солдат и офицеров 17-й армии и специальных военно-морских десантных войск (с эмблемой на касках: якорь и хризантема) — свыше 14,8 тыс. убитых или пропавших без вести, 9 тыс. умерших от болезней, около тысячи взятых в плен. Какое-то число воинов императора долгие годы скрывалось в джунглях. Кстати сказать, активные поиски их продолжались еще в 1974 г.

Действия морской пехоты США на Соломоновых островах запечатлены в американском фильме «Гуадалканал», в основу которого лег дневник участника сражений журналиста Ричарда Трегаскиса. В Хониаре американским морским пехотинцам поставлен памятник. Но честь освобождения Соломоновых островов по праву разделяет с союзными войсками коренное население архипелага, самоотверженно участвовавшее в операциях против японской армии.

Еще после первой мировой войны Австралия и Новая Зеландия создали на тихоокеанских островах, от Соломонова архипелага до Питкерна, сеть постов берегового наблюдения (их насчитывалось 58), откуда передавалась информация по радио в управление морской разведки Таунсвилле в австралийском штате Квинсленд. Эта система носила кодовое название «Фердинанд». Функции разведчиков выполняли чиновники, плантаторы и миссионеры (многие из них имели офицерский чин). Они продолжали свою деятельность и во время японской оккупации: следили за продвижением кораблей и самолетов противника, за строительством японцами военных объектов и сообщали об этом союзным войскам. Но им пришлось бы плохо без поддержки коренного населения. Островитяне были проводниками, разведчиками, добывали «языков», спасали летчиков и моряков с подбитых самолетов и затонувших кораблей. Существовали небольшие партизан-с кие отряды из местных жителей. Группу, действовавшую под началом берегового наблюдателя на мысе Сеги (Нью-Джорджия), называли «маленькой армией», она построила пулеметное гнездо, охраняла подступы к кокосовой плантации.

Однажды японцы схватили бывшего полицейского из коренных жителей Якоба Воуза, выполнявшего задание в тылу врага, но и под жестокими пытками он хранил молчание. Исколотый штыками, привязанный к дереву, Воуза чудом выжил, был произведен в сержанты, награжден Серебряной звездой и другими орденами, объявлен почетным морским пехотинцем США. После войны он стал одним из руководителей национально-освободительного движения на Соломоновых островах. В борьбе с японскими оккупантами родилась песня «Джапани ха-ха», выражавшая презрение к врагу; ее и сегодня поют жители архипелага.

После эвакуации японцев с Гуадалканала боевые действия переместились в центральную часть Соломоновых островов. «В войне на Тихом океане операция в центральной части Соломоновых островов была лишь небольшим эпизодом, — пишет американский генерал Л. Шепед в предисловии к книге Дж. Ренца «Морская пехота на Центральных Соломоновых островах». — Но в нейтрализации Рабаула, ключевой позиции японцев в юго-восточной зоне, эта кампания сыграла роль первостепенной важности. К началу 1943 г. Центральные Соломоновы острова представляли собой «ничейную» землю, лежащую между Рабаулом и новой цитаделью союзников на Гуадалканале, на которой оба противника обменивались воздушными и морскими ударами. Японцы, укрепляя свои позиции на Нью-Джорджии, уже пытались установить контроль над этой областью. В последовавшей кампании союзники ставили перед собой задачу изгнать их и закрепиться на плацдарме, откуда можно было бы непрерывно атаковать Рабаул»^{51}.

Обладание Рабаулом позволяло господствовать не только на архипелаге Бисмарка и в омывающих его водах, но давало неоценимое преимущество в военных действиях на северном побережье Новой Гвинеи и на Соломоновых островах. В распоряжении тех, кто владел Рабаулом, была прекрасная гавань и комплекс авиабаз (три аэродрома из пяти принимали самолеты в любую погоду), откуда наносились бомбовые удары по Гуадалканалу. Рабаул мог быть использован японцами как трамплин для прыжка на Австралию. Он мешал планируемому союзниками наступлению вдоль восточного и северного побережий Новой Гвинеи, которое открыло бы путь на Филиппины. Но, чтобы взять его, надо было пройти по «лестнице» Соломоновых островов. Войска, рвущиеся к Рабаулу, были подчинены командующему юго-западной зоной Тихого океана, куда входили и Соломоновы острова, генералу Дугласу Макартуру.

Второй, после боев на Гаудалканале, драматической страницей стала борьба за аэродром Мунда на Нью-Джорджии. С моря аэродром был почти недоступен: подходы к острову преграждали коралловые рифы. К тому же японцы хорошо замаскировали его строительство — они соединили стальными тросами верхушки деревьев и срезали стволы, надежно укрыв таким образом площадку кронами, которые держались наверху благодаря проволочной сетке. На линии обороны между деревней Киа и аэродромом соорудили 70 бункеров из бревен и кораллов. Второй аэродром был построен в устье реки Вила на острове Коломбаигара.

Американцы также укрепляли свои позиции, срочно достраивая или ремонтируя оставленные врагом аэродромы, сооружая новые.

Захватив 21 февраля 1943 г. острова Расселл, они немедленно возвели там радарную станцию, базу торпедных катеров и аэродром, превратив острова в оперативный центр подготовки к высадке на Нью-Джорджию.

В апреле 400 японских самолетов по приказу адмирала Ямамото четырьмя волнами обрушились на позиции союзников на Соломоновых островах и Новой Гвинее. Это была крупнейшая воздушная операция со времен Пёрл-Харбора. Но она не принесла ожидаемых результатов. Сам Ямамото вскоре погиб: американцы благодаря радиоперехвату сбили самолет, в котором он летел вместе со своими штабными офицерами.

Высадка на Ныо-Джорджию и соседние острова происходила в конце июня — начале июля при участии фиджийских и тонганских «командос». Японцы направили в район Нью-Джорджии только с 6 по 13 июля 4,5 тыс. солдат. За 20 дней с момента начала наступления союзников они 80 раз бомбили их позиции. Каждый натиск американцев парировался. Под непрекращающимся дождем, в тучах мошкары, в грязи мангровых болот продвижение вперед измерялось метрами.

Прошло больше месяца, прежде чдм организованное сопротивление японских войск, оборонявших аэродром в Мунде, удалось сломить. С американской стороны в этой операции участвовало свыше 30 тыс. человек, с японской — 38 тыс. Потери американцев составили 5 тыс. убитыми и ранеными, японцев — 4,7 тыс. убитыми.

С 27 августа по 21 сентября 1943 г. очищали американцы от японских войск и остров Арундель. Хорошо укрепленный остров Коломбангара было решено обойти, создав дополнительный опорный пункт на Велла-Лавелла.

С июля по октябрь 1943 г. в межостровном водном пространстве шли ожесточенные морские сражения. Американцы стремились преградить путь «токийскому экспрессу», т. е. частым рейдам военных и транспортных кораблей по водному пути («щели», как его называли), ведущему от Рабаула к Гуадалканалу и отделявшему северо-западную цепь островов — Бугенвиль, Нью-Джорджия — от северо-восточной — Шуазёль, Санта-Исабель, Малаита.

Американцам дорого обошлось их отставание в области торпедной техники. Японские торпеды, «длинные копья» в частности, оказались намного быстроходнее. В битве в заливе Кула 6 августа торпеда японского миноносца уничтожила крейсер «Хелена», а в ночном сражении при Коломбангаре 13 августа первый торпедный залп навсегда вывел из строя новозеландский крейсер «Леандр», а второй повредил крейсеры «Сен-Луи» и «Гонолулу» и потопил эсминец «Гвин».

В водах, омывающих Соломоновы острова, нес службу в отряде торпедных катеров и будущий президент Соединенных Штатов Америки Джон Кеннеди. В ночь на 2 августа 1943 г. эсминец «Амагири» с ходу рассек надвое «РТ-109», которым он командовал. Уцелевшие члены экипажа добрались до ближайшего островка. К счастью, они встретили местного жителя, который доставил сообщение об аварии, нацарапанное на скорлупе кокосового ореха, береговому наблюдателю. Спасательный отряд прибыл за моряками, когда на острове Рендова по ним уже успели отслужить панихиду.

В начале октября 1943 г. последние баржи, «дайхацу», с японскими солдатами покинули Коломбангару. Велла-Лавелла был полностью освобожден от оккупантов. Закончилось длившееся свыше года сражение за Соломоновы острова, засыпанные градом бомб, снарядов, мин и гранат, смертоносные остатки которых время от времени напоминают о себе и в наши дни.

Материальный ущерб, нанесенный Соломоновым островам за время второй мировой войны, оказался огромным. В сообщении британского верховного комиссариата в западной части Тихого океана говорилось: «…Административные здания разрушены, кокосовые плантации заброшены, плантаторы и торговцы покинули острова, судоходное сообщение с Австралией отсутствует. Туземное население согнано с насиженных мест, от британской администрации остался едва заметный след»^{52}.

ТРУДНОЙ ДОРОГОЙ К СВОБОДЕ

Еще в то время, когда война была в разгаре, в 1943–1944 гг., на Соломоновых островах развернулось антибританское движение коренного населения, получившее название «марчинг рул». Оно явилось следствием тесного общения местных жителей с находившимися на архипелаге американцами.

Впервые за всю историю Соломонова архипелага островитяне увидели такое количество пришельцев из неизвестного им мира, огромные склады всякого рода товаров. Обслуживая американские войска, они получали фантастическое по их представлениям жалованье — 14 ф. ст. в месяц. Американские солдаты казались им по сравнению с чиновниками британской колониальной администрации, относившимися к ним как к «хламу», людьми добрыми и душевными. И наивные островитяне в буквальном смысле решили купить себе новую администрацию — американскую.

В 1943 г. жители Малаиты и Нггелы собрали на это деньги и передали через представителей Красного Креста американским властям. Поскольку деньги островитянам никто не возвратил, они посчитали сделку состоявшейся, а себя находящимися уже под американским управлением.

На этой почве и возникло движение «марчинг рул». Резидент-комиссар, власть которого в период с 1942 по 1945 г. была сведена, по существу, на нет, потребовал, чтобы американские власти объяснили жителям положение дел. Не отреагировать на настойчивые просьбы резидент-комиссара, верховного представителя страны-союзника на Соломоновых островах, те не могли и в 1944 г. сообщили одному из руководителей движения — Нори, что американцы находятся на островах временно и после окончания военных действий должны будут уйти, оставив власть над островами в руках англичан.

Но островитяне не хотели этому верить и продолжали считать, что если американцы временно и уйдут, то все равно скоро вернутся и приведут с собой много кораблей, полных разнообразных товаров для жителей островов. На идеи движения «марчинг рул» наложил отпечаток распространенный в этом районе Океании культ «карго».

В 1944 г. произошел первый случай открытого неповиновения островитян британским властям. В деревне Атаа, в том же районе, где находится селение Синеранго (там около 20 лет назад были убиты Белл и его спутники), жители отказались признать власть старосты, назначенного резидент-комиссаром.

После этого, казалось бы, незначительного события движение «марчинг рул» стало быстро набирать силу. К 1945 г. оно распространилось на островах Гуадалканал, Малаита, Улава и Сан-Кристобаль, а позднее — на Флориде.

Руководители «марчинг рул» смещали назначенных колониальными властями старост и назначали своих. На последних возлагалась ответственность за развитие движения на местах.

Неясно происхождение названия движения — «марчипг рул». Когда сообщение о его возникновении дошло до Великобритании, ряд газет стал утверждать, что «марчинг» — это искаженное «марксиан», т. е. «марксистский». Отсюда они делали сенсационный вывод: движение на Соломоновых островах инспирировано коммунистами. Большинство, однако, сошлось на том, что в основе названия лежит слово «масинга» — «брат» или «братство». Существовало еще одно объяснение, связывавшее сочетание «марчинг рул» с началом гимна южнотихоокеанской евангелистской миссии: «The mission is marching along, marching along…» («Миссия идет вперед, идет вперед…»)^{53}.

В районах архипелага, охваченных «марчинг рул», коренные жители оставляли деревни и селились в «городах», создаваемых руководителями движения. Эти «города» имели легкие укрепления, возле них постоянно дежурила охрана. На вход и выход из «города» требовалось специальное разрешение. В «городах» были построены «дома собраний» для обсуждения общих проблем и склады для товаров (островитяне, как мы помним, верили, что товары привезут американские суда). Специально выделенные люди постоянно следили за морем, чтобы сразу же оповестить жителей о появлении кораблей. Один католический священник сообщал, что некоторые из наблюдателей приставляли к глазам пустые бутылки, наподобие того, как это делали американцы с биноклями.

Несмотря на наивно-комические формы, которые зачастую приобретало движение «марчинг рул», оно по существу своему было весьма серьезным. Его участники выражали не только протест против британского управления, но и вели реальную борьбу за освобождение от колониальных пут. На Гуадалканале, например, ставший во главе движения Якоб Воуза (о нем уже упоминалось) объявил себя верховным вождем острова. Жители острова отказывались платить налоги, нападали на представителей колониальных властей, устраивая заграждения на дорогах.

Англичане поняли, что движение приняло весьма неприятное для них направление. В официальном отчете колониальной администрации за 1948 г. говорилось: ««Марчинг рул» защищает, во-первых, возврат к древнему образу жизни, возрождению всех старых обычаев… и в общем занимает антииностранную позицию»^{54}.

Британские власти попытались начать переговоры с руководителями движения, на словах одобряя некоторые из его целей, а на деле стремясь его прекратить. Но островитяне не пошли на уступки. Тогда власти сбросили маску миролюбия и приступили к репрессиям.

Воуза был выслан на Фиджи. Полиция, поддержанная с моря военными кораблями, подавила главные центры движения. (Островитяне получили приказ уничтожить все фортификационные сооружения вокруг селений. В 1949 г, 2 тыс. островитян были присуждены к тюремному заключению за отказ сделать это.) Руководители его были арестованы и в сентябре 1947 г. доставлены в Хониару — новую столицу протектората. Суд — он продолжался почти месяц — обвинил их в терроризме и грабежах и осудил на. каторжные работы от одного года до шести лет.

Движение, однако, не прекратилось.

Оно избрало новых руководителей. Последние дали ему новое название: вместо «марчинг рул» — «федеральный совет», что еще больше подчеркнуло его освободительный характер. И опять британские власти ответили репрессиями, арестовав руководителей. Но «федеральный совет» продолжал существовать до середины 50-х годов.

Не успев как следует справиться с ним, британские власти столкнулись с новым, названным «моро». Оно возникло на Гуадалканале в 1957 г., когда местный пророк поимени Моро начал проповедовать неизбежность возврата к доколониальным временам, восстановления традиционного уклада жизни. Он заявил, что во сне его посетил дух и убедил стать вождем народа марау-хауба.

Моро вместе со своими сподвижниками был немедленно арестован и посажен в тюрьму. Но арест Моро лишь способствовал его популярности, и, когда пророк вышел из тюрьмы, движение быстро распространилось по всему побережью Гуадалканала.

На него, как и на предшествующее движение, наложил отпечаток культ «карго», но антиколониальная сущность «моро» была еще заметнее. Моро и его последователи требовали полной независимости. На собранные деньги они создавали свои плантационные хозяйства. К 1964 г. движение охватило половину Гуадалканала.

В 1964 г. Моро обратился с письмом к британскому верховному комиссару в западной части Тихого океана, в котором писал: «Главная Ваша помощь нам — деньги. Мы теперь начали собственную торговлю. Мы понимаем, что деньги создают условия для получения нами образования, лучшего ведения наших дел, развития нашей культуры. Без денег мы не можем сделать ничего. Деньги делают все возможным… С тех пор как христианские миссии пришли на Соломоновы острова, мы много лет не видим никаких перемен, изменилась только наша религия и мы получили начальное образование, мы ведем прежний образ жизни.

Соломоновы острова

Торговцы и колониальные власти пришли давно и живут на Соломоновых островах много лет, но ничего не сделали. Только в течение последних нескольких лет, когда власти создали школу в Ауки на Малаите, которая теперь называется школой короля Георга VI, они начали брать дело образования в свои руки. Сэр, Соломоновы острова были бы много лучше, если бы школы стали работать сразу после прихода белого человека. Ваше превосходительство, мы очень подозрительны. Европейцы в прошлом грабили наши земли. Некоторые наши земли были куплены за пустые бутылки. Сегодня мы видим, как Хониара наступает на земли туземцев…»^{55}

В 1965 г. Моро с несколькими из своих сторонников пришел в Хониару и предложил областному комиссару 2 тыс. ф. ст. за независимость Гуадалканала. Власти отвергли предложение и попросили Моро с товарищами вернуться домой. Надо заметить, что, учтя опыт борьбы с движением «марчинг рул», британские чиновники действовали теперь осторожнее.

Движение «моро» распространилось на другие острова архипелага. Оно не прекращалось и в 70-е годы.

Возмущение коренных жителей Соломоновых островов британской колониальной администрацией вполне объяснимо. Над нашей планетой пронеслись бури двух мировых войн, вызвавшие гигантские перемены на всех ее материках. Но британские власти этого словно бы и не заметили, они продолжали сохранять в протекторате викторианский дух.

Механизм управления архипелагом оставался неизменным. В официальном годовом отчете за 1948 г. эпически отмечалось, что «верховную власть в протекторате осуществляет верховный комиссар в западной части Тихого океана», облеченный полномочиями на основе королевского приказа 1893 г.^{56}

Верховный комиссар являлся одновременно губернатором Фиджи, и его штаб-квартира находилась в Суве. На Соломоновых островах верховного комиссара представлял резидент-комиссар, живший в Хониаре.

В административном отношении протекторат в 1948 г. был разделен сначала на две части — Северную и Южную, а затем на четыре района: Западный, объединивший Нью-Джорджию, Шортленд, Шуазёль, Санта-Исабель и сопредельные с ними острова; Центральный, объединивший Гуадалканал, Флориду и сопредельные с ними острова; Малаитский, объединивший Малаиту и сопредельные острова; Восточный, объединивший все остальные островные группы. Администрация каждого района возглавлялась районным комиссаром.

Районы, в свою очередь, делились на подрайоны, управление которыми возлагалось на старшин, назначавшихся резидент-комиссаром.

При резидент-комиссаре имелся совет, состоявший из трех официальных и трех назначаемых неофициальных членов. Совет по своей природе был «чисто совещательным органом».

В подрайонах при старшинах также имелись советы и также в качестве совещательных органов. Все их члены назначались администрацией.

Судебная система протектората основывалась на королевском приказе 1893 г. Высшим судебным органом протектората являлся Суд верховного комиссара в западной части Тихого океана, который рассматривал как уголовные, так и гражданские дела. Суд возглавлялся главным судьей, его членами были судебные комиссары и их помощники.

Существовала система туземных судов, рассматривавших уголовные и гражданские дела. Но компетенция их была весьма ограниченна. Они занимались гражданскими делами только в тех случаях, когда сумма иска не превышала 100 ф. ст., и уголовными делами только в тех случаях, когда в качестве меры наказания назначались или тюремное заключение сроком до 6 месяцев, или штраф до 50 ф. ст. Все решения туземных судов могли быть пересмотрены районным комиссаром.

Система управления протекторатом не менялась до 1960 г. Только один раз, в 1951 г., в нее была внесена поправка: из одного поста — верховного комиссара западной части Тихого океана и губернатора Фиджи — сделано два. В середине 1952 г. верховный комиссар вместе со своим секретариатом переехал в Хониару, а с 1 января 1953 г. принял дела у резидент-комиссара протектората. Пост резидент-комиссара упразднялся.

18 октября 1960 г. была введена новая конституция Соломоновых островов, согласно которой прекращал свое существование Совет при верховном комиссаре (ранее — при резидент-комиссаре) и создавались два новых органа: Исполнительный и Законодательный советы.

Исполнительный совет состоял из четырех официальных членов (глава секретариата верховного комиссара, генеральный прокурор, секретарь по финансам, секретарь по делам протектората) и четырех неофициальных членов, включая двух коренных жителей Соломоновых островов, которые одновременно являлись членами Законодательного совета. Председательствовал в Исполнительном совете верховный комиссар.

В Законодательный совет входили 11 официальных и 10 назначаемых неофициальных членов, из которых 6 должны были быть жителями Соломоновых островов.

Нетрудно заметить, что создание новых органов ничего, в сущности, не меняло. Эти органы состояли из высших колониальных чиновников и специально подобранных, верноподданных коренных жителей. Они не имели никаких самостоятельных функций, выполняя по-прежнему роль совещательных собраний при верховном комиссаре, власть которого оставалась незыблемой.

Буржуазный американский ученый Ч. Борден писал по этому поводу: «При настоящем уровне прогресса на островах можно сказать, что полное самоуправление будет достигнуто через полстолетия, а то и больше»^{57}.

В течение 1961–1962 гг. была реорганизована судебная система протектората: вместо Суда верховного комиссара создан Верховный суд западной части Тихого океана. Он состоял из главного судьи и двух судей. Главный судья находился в Хониаре, один из судей — в Тарава (острова Гилберта и Эллис), другой — в Вила (Новые Гебриды).

Были сформированы суды магистратов на всей территории протектората.

Верховный суд и суды магистратов рассматривали и уголовные, и гражданские дела. В компетенцию последних входило решение гражданских дел, сумма иска в которых не превышала 500 ф. ст., и уголовных дел, мера наказания в которых ограничивалась тюремным заключением до года или штрафом до 100 ф. ст.

Компетенция туземных судов оставалась ограниченной в той же степени, что и раньше.

Изменились, как видим, только названия судебных органов.

Что касается местного управления, то оно осталось прежним.

В 1964 г. была введена новая конституция Соломоновых островов, вступившая в силу с 1 февраля 1965 г. Согласно конституции, в Законодательный совет теперь входило 11 официальных членов, 8 избираемых и 2 назначаемых неофициальных члена, причем 8 из 10 неофициальных членов должны были быть коренными жителями.

Первые выборы состоялись 7 апреля 1965 г. Лишь в Хониаре они были прямыми, в остальных семи округах — непрямыми, через избирательные комиссии.

Число коренных жителей несколько увеличивалось и в Исполнительном совете. Теперь он состоял из пяти официальных и пяти неофициальных членов, четыре из которых, включая трех коренных жителей, избирались; все они одновременно являлись членами Законодательного совета.

Изменений в судебную систему и организацию местного управления конституция 1964 г. не внесла.

Конституция 1967 г. снова несколько увеличила число представителей от коренного населения в Законодательном совете.

Действия британских властей, конечно, означали некоторую уступку требованиям коренных жителей, но опять-таки не меняли существа колониального управления.

Права Исполнительного и Законодательного советов не расширялись, руководство этими органами оставалось полностью в руках британских колониальных властей.

Значительно более серьезный шаг сделала британская администрация в 1970 г. Конституция, вступившая в силу 10 апреля 1970 г., предусматривала замену Исполнительного и Законодательного советов новым органом — Правительственным советом. Все 17 его членов избирались. Первые выборы прошли в период с 26 мая по 30 июня 1970 г.

Правительственный совет состоял из четырех комитетов: естественных ресурсов, коммуникаций и общественных работ; образования и социального обеспечения; здравоохранения; внутренних дел. Существовал еще финансовый комитет, в который входили его председатель, председатели четырех комитетов совета и такое количество других членов совета, которое считал необходимым установить верховный комиссар. Правительственный совет собирался на открытые и закрытые заседания — «хотя и нет кабинета министров, закрытые заседания различных комитетов приравниваются к закрытым заседаниям в министерствах»^{58}.

В корреспонденции из Хониары, помещенной в номере австралийского журнала «Пасифик Айленде Манфли», так характеризовался Правительственный совет: «Политические партии в нем отсутствуют, хотя члены делятся на выборных и официальных, представляющих две основные фракции. Сейчас появилась еще третья группа, которая иногда раскалывает выборных членов. Это те четыре (из 17) выборных члена, которые являются председателями различных комитетов. Председатели назначаются верховным комиссаром и рассматривают себя ответственными перед ним. В случае конфликта между выборными и официальными членами председатели комитетов склоняются к объединению с официальными членами, и поэтому выборные члены остаются в меньшинстве»^{59}.

Формально считалось, что верховный комиссар обязан советоваться с Правительственным советом по государственным и политическим вопросам, но одновременно указывалось, что это не должно стеснять свободу его действий в решении проблем, связанных с обороной, внешними сношениями, внутренней безопасностью, управлением полицией, назначениями на государственную службу^{60}. Иными словами, даже в этом наиболее кардинальном акте британской администрации существо колониального управления не было пересмотрено.

Однако конституция 1970 г., несомненно, ускорила процесс движения народа Соломоновых островов по пути к самоуправлению. В декабре 1970 г. П. Томпсон внес предложение предоставить независимость Соломоновым островам в 1975 г. Предложение его было принято, «хотя несколько выборных членов выразили сомнение в том, что страна окажется готовой к такой перемене в своей судьбе. Сомнения эти Питер Томпсон отверг с большим сарказмом и обвинил сомневающихся в отсутствии связей с народом и умалении его возможностей»^{61}.

Был создан Специальный комитет по конституционному развитию из членов Правительственного совета, который занялся составлением доклада о мерах по совершенствованию конституционного устройства страны, способствующих переходу ее к самоуправлению. Представители этого комитета посетили различные районы Соломоновых островов и собрали устные и письменные предложения. Они посетили также некоторые южнотихоокеанские страны, Малайзию и остров Маврикий.

Специальный комитет по конституционному развитию представил свои предложения на рассмотрение Правительственного совета в ноябре 1972 г.

«Комитет фактически включает в себя всех членов Правительственного совета, председателем его является главный секретарь совета Том Расселл, и потому предстоящие дебаты вряд ли что-либо изменят», — писал «Пасифик Айленде Манфли» в декабрьском номере за 1972 г.

Предложения Специального комитета сводились к следующему:

1) верховный комиссар в западной пасти Тихого океана становится губернатором Соломоновых островов; 2) главный секретарь становится заместителем губернатора; 3) Правительственный совет превращается в Законодательную ассамблею, состоящую из 24 избираемых и 3 официальных членов, и срок его деятельности увеличивается с установленных сейчас трех лет до четырех; 4) учреждается пост главного министра, который подбирает себе состав кабинета министров; 5) губернатор назначает на пост главного министра лицо, которое, по мнению Законодательной ассамблеи, получит поддержку большинства ассамблеи; 6) вначале губернатор будет председательствовать на заседаниях кабинета министров, по после объявления о назначении главного министра последний возьмет на себя эти функции; 7) действующая сейчас система комитетов будет заменена одним Постоянным совещательным комитетом. Его задачей явится выработка рекомендаций кабинету министров по всем вопросам управления страной; 8) спикер Законодательной ассамблеи будет назначаться губернатором лишь из лиц, входящих в состав ассамблеи^{62}.

Предложения Специального комитета Правительственный совет принял.

В мае-июне 1973 г. состоялись выборы в новый Правительственный совет расширенного состава (24 выборных члена). Еще в период предвыборной кампании начала складываться политическая организация, оформившаяся уже после выборов, — Объединенная партия Соломоновых островов. Эта партия явилась первой в истории протектората политической организацией, обладавшей реальной силой.

Политические объединения стали возникать на Соломоновых островах уже во второй половине 60-х годов.

В 1965 г. М. Келеси и Э. Лоусон создали Демократическую партию. Спорадически рождались и другие политические группы: Лейбористская партия во главе с П. Салака, Объединенная национальная партия Соломоновых островов, возглавленная Д. Каусимае. Партия защиты народа во главе с Д. Брайаном. Но все эти эфемерные объединения исчезали с политического горизонта быстро и навсегда.

В Объединенную партию Соломоновых островов вошла часть вновь избранных членов Правительственного совета. Председателем партии был избран Бенедикт Киника — 35 лет, член совета от Восточного Макира, бывший лектор Хониарского технического института. Его заместителем стал Гидеон Золевеке — 51 года, медик по образованию, а секретарем партии — Ашли Викхем — 25 лет, самый молодой член совета (от Хониары).

Партия заявила, что считает своей главной задачей делать все для достижения страной самоуправления в наиболее короткий срок, а затем, после обретения ею независимости, в соответствии с принципами, включающими в себя уважение прав народа Соломоновых островов, основанных на Декларации прав человека, «превращение Соломоновых островов в политически, экономически и социально сильное и стабильное объединенное государство»^{63}.

В феврале 1974 г. появилась еще одна политическая организация — Прогрессивная народная партия во главе с Соломоном Мамалони — 32 лет, членом Правительственного совета. Таким образом, в Правительственном совете возникли три политические группировки: Объединенная партия Соломоновых островов (13 членов), Прогрессивная народная партия (6 членов) и независимые (5 членов).

В августе 1974 г. Правительственный совет был преобразован в Законодательную ассамблею.

Наступило время избрания главного министра. Казалось бы, что им должен стать лидер наиболее крупной политической группировки — Объединенной партии Соломоновых островов — Бенедикт Киника. Но в его партии не было единства, и это не позволило ему собрать большинство голосов. На последнем, шестом, туре тайного голосования 27 августа 1974 г. победу одержал лидер Прогрессивной народной партии Соломон Мамалони. Через два дня Мамалони объявил состав кабинета. В него вошли пять министров из числа избираемых членов ассамблеи. Пост министра образования и культуры занял Вилли Бету с Санта-Исабель; министра торговли, промышленности и труда — Питер Томпсон, уроженец Новой Зеландии; министра общественных работ — Гидеон Золевеке; министра сельского хозяйства — Каусимае с Аре-Аре; министра здравоохранения и социального обеспечения — Стефан Чека.

В состав кабинета вошли еще три должностных лица из назначаемых членов ассамблеи: министр финансов, генеральный прокурор и заместитель губернатора Соломоновых островов. Все — европейцы.

Объединенная партия Соломоновых островов перешла в оппозицию и сформировала «теневой кабинет». Лидером партии ее члены вместо Б. Киника избрали Филиппа Солодиа Фунифака. Причиной смены лидера явилось то обстоятельство, что как Киника, так и главный министр Мамалони были с одного острова — Макир. Это вызывало опасение, что в случае, если между ними в Законодательной ассамблее возникнут споры, может вспыхнуть конфликт на острове Макир.

Первая сессия Законодательной ассамблеи, открывшаяся 4 октября 1974 г., началась с резких критических выступлений представителей оппозиции. Они требовали устранения иностранцев с ответственных государственных постов, а именно: П. Томпсона с поста министра торговли, промышленности и труда; Билла Пейджа — с поста заместителя спикера ассамблеи. Фунифака в своем выступлении задал вопрос: «Когда кабинет министров прекратит лизать башмаки бюрократов-колонизаторов и начнет наконец служить интересам народа Соломоновых островов?»^{64}.

На сессии развернулись острые дебаты по проблемам экономического и культурного развития архипелага. При этом подчеркивалась необходимость увеличения производства лесотоваров, а также мяса, рыбы, риса и других продуктов питания, чтобы сократить расходы на их импорт, проведения новой политики в области просвещения, с тем чтобы удовлетворить требования на местах, предоставить равные возможности для получения образования всем детям архипелага. Рассматривались вопросы контроля над рождаемостью, а также религиозная политика, защищалось право жителей сохранять языческие верования.

В ноябре 1974 г. произошли изменения в составе кабинета министров: Филипп Фунифака занял пост министра общественных работ, а Гидеон Золевеке стал министром внутренних дел (до того времени этим министерством руководил главный министр).

В январе 1976 г. Соломоновы острова получили статус самоуправляющегося государства. В июне 1976 г. состоялись выборы в высший законодательный орган — Законодательную ассамблею. Ему поручалось обсудить и принять проект новой конституции островов и начать переговоры с Великобританией о предоставлении Соломоновым островам независимости.

Законодательная ассамблея одобрила проект конституции, согласно которой после получения независимости острова в течение года будут сохранять монархическую форму правления с британской королевой в качестве главы государства. По истечении года Соломоновы острова автоматически станут республикой. 16 сентября 1977 г. в Лондоне закончились переговоры представителей Великобритании и Соломоновых островов. Была достигнута договоренность о предоставлении независимости Соломоновым островам в середине июля 1978 г.

* * *

Основой экономики Соломоновых островов в послевоенные годы, как и прежде, являлось производство копры. Долгое время оно сосредоточивалось целиком в руках европейских плантаторов. С 1931 г. и до второй мировой войны эта отрасль переживала на архипелаге глубокий кризис, вызванный резким падением цен на копру.

Война нанесла Соломоновым островам тяжелый урон. Плантации почти полностью были разорены. Послевоенное восстановление шло очень медленно. В 1945–1947 гг. Соломоновы острова дали лишь 700 т копры. Правда, в 1948 г. ее производство подскочило до 4,5 тыс. т, но довоенный уровень — 22 тыс. т в год — все еще оставался недосягаемым. На протяжении 50-х годов средний уровень производства копры не поднимался выше 20 тыс. т в год.

В 1959 г. производство копры, наконец, впервые превысило довоенный уровень, составив 23 тыс. т, но уже в следующем году упало до 21,2 тыс. т. В дальнейшем, в 60–70-е годы, производство копры медленно возрастало, однако со значительными колебаниями. Важно отметить, что все время увеличивалась доля островитян в ее производстве, причем островитяне обгоняли европейских плантаторов (табл. 1).

Улучшалось и качество производившейся островитянами копры, однако качество копры, производившейся на европейских плантациях, все еще оставалось более высоким (табл. 2).

Второй по значению экспортной культурой на Соломоновых островах является какао, которое начали культивировать на архипелаге лишь со второй половины 50-х годов. Производство какао развивалось еще медленнее, чем производство копры. К концу 1962 г. плантации какао в протекторате занимали лишь 4,5 тыс. акров^[3] (сосредоточивались в основном на Малаите) и давали 24 т (15,5 т приходилось на долю коренных жителей).

К середине 60-х годов их площадь увеличилась до 6,6 тыс. акров, а урожай достиг 63 т (о последующих изменениях см. табл. 3). Появились плантации в Западном и Центральном районах протектората (табл. 4).

Весьма плачевные результаты дало внедрение рисосеяния в протекторате (с 1960 г.). К началу 70-х годов на Соломоновых островах урожай риса составлял всего 1,5 тыс. т в год.

Животноводство также развивалось с немалыми трудностями (владельцами скота являлись и по большей части являются и сейчас европейцы). К середине 50-х годов в протекторате насчитывалось 8,5 тыс. голов (из них 1,5 тыс. — на островах Расселл), к концу 50-х годов — 2,6 тыс. и лишь к началу 70-х годов поголовье скота увеличилось до 12 тыс. благодаря созданию ветеринарной службы, которая ранее вообще отсутствовала (неудивительно, что на архипелаге были распространены столь тяжелые заболевания скота, как туберкулез).

В официальном отчете британских колониальных властей за 1955–1956 гг. отмечалось: «Протекторат не имеет ветеринарного департамента…»^{65} В 1973 г. количество скота достигло 17,2 тыс. голов, причем 13,4 тыс. находились на островах Центрального района. Основная масса — 12,7 тыс. голов — скота по-прежнему принадлежала европейцам.

Поразительно, но на Соломоновых островах до 70-х годов полностью отсутствовали промышленное рыболовство и рыбоконсервная промышленность. В официальных отчетах британских колониальных властей в 50–60-х годах монотонно повторялось: «Протекторат не имеет никакой организованной рыбной промышленности, существует только прибрежное рыболовство, которым занимаются туземцы для удовлетворения своих нужд»^{66}.

Лишь в отчете за 1973 г. говорилось, что в протекторате создана компания по ловле рыбы, в распоряжении которой имеется одна собственная лодка и десять арендованных, 91 человек (в море) и 146 (па берегу). Годовой улов рыбы составлял 6,5 тыс. т.

Местная промышленность на Соломоновых, островах в 50–60-х годах не развивалась вовсе. Из года в год в официальных отчетах отмечалось: «Масштабы обрабатывающей промышленности в протекторате очень ограниченны, она занята удовлетворением местных нужд»^{67}.

«Промышленность» в протекторате десятилетиями представляли хлебопекарни, маленькие фабрики фруктовых вод и кондитерских изделий, фабрика, изготовлявшая пуговицы из местных ракушек.

Только в отчете за 1973 г. сообщалось, что «за год существенно расширилась индустриальная база страны…»^{68} Этот оптимистический вывод подкреплялся указанием на открытие завода по изготовлению мороженой рыбы, предприятий, выпускающих мебель, одежду, посуду и т. д., расширение производства прохладительных напитков, мороженого, табачных изделий, строительных материалов (последнее увеличилось с 1963 по 1973 г. более чем в 2 раза: с 160 до 350 тыс. м³ в год).

Хотя еще до второй мировой войны на Гуадалканале было найдено золото, геологоразведочные работы на Соломоновых островах стали вести лишь в 50-х — начале 70-х годов. В результате были обнаружены значительные запасы бокситов (предположительно 30 млн. т) на острове Реннел и фосфатов на острове Беллона. Британские колониальные власти и японская компания «Мицубиси» в начале 1971 г. заключили соглашение о совместной эксплуатации бокситов на Реннеле.

В настоящее время иностранные компании ведут разведку нефти и газа.

Укрепление добывающей промышленности имеет для экономического развития Соломоновых островов огромное значение, но пока доля ее продукции в местном экспорте незначительна. В 1973 г. от продажи металлов протекторат получил 201 тыс. долл., т. е. 2 % стоимости всего экспорта.

Неразвитость экономики Соломоновых островов приводит к необходимости ввозить туда многие товары, производство которых вполне могло быть налажено на месте.

В 60–70-х годах во внешней торговле Соломоновых островов наблюдается большой и непрерывно растущий дефицит. Если в 1961 г. экспорт составлял 1,7 млн. австрал. ф. ст., а импорт — 2,1 млн., то в 1965 г. соответственно — 2,4 млн. и 3,3 млн. австрал. ф. ст.; в 1970 г. — 6,9 млн. и 10,1 млн. долл.; в 1973 г. — 8 млн. и 11,3 млн. долл.

В числе импортируемых товаров мясо, рис, мука, масло, сахар, кофе, чай, молоко, фрукты, кондитерские и табачные изделия, вина, пиво, парфюмерия.

Главными экспортными товарами являются лес, копра и рыба. В 1973 г. из общей стоимости экспорта — 9 млн. долл. — 3,9 млн. долл, приходилось на лесотовары, 2,8 млн. — на копру, 1,5 млн. долл. — на рыбу.

В товарном секторе экономики на Соломоновых островах была занята незначительная часть коренных жителей. На протяжении 50-х годов их число в этом секторе экономики увеличилось с 4 до 6 тыс. (половина работала на кокосовых плантациях), в 60-х годах — с 7 до 13,7 тыс., а в 1972 г. достигло 14,5 тыс. человек. Произошли и качественные изменения. Уменьшилось (и абсолютно, и относительно) количество островитян в сельском хозяйстве — с 3047 (1960) до 2245 (1970) — и увеличилось их количество (за тот же период) на лесоразработках — с 208 до 914, в промышленности и торговле — с 382 до 1326, на строительстве — с 312 до 754, в органах центрального и местного управления за 1960–1970 гг. — с 1477 до 4102. Они пришли на предприятия транспорта и связи, на морские суда, в горнорудную промышленность (в 1970 г. в этих отраслях насчитывалось соответственно 448, 272, 214 человек).

Как правило, жители архипелага выполняли неквалифицированную работу, но, хоть и постепенно, все же начинали получать должности, требовавшие определенной квалификации. Увеличивалось и число работающих местных женщин. Если в 1962 г. их было 82, а в 1970 г. — 837, то в 1972 г. — 1,1 тыс.

Слабость экономического развития Соломоновых островов приводила к тому, что многие расходные статьи бюджета протектората в послевоенные годы покрывались лишь за счет дотаций британского правительства. Причем затраты на нужды населения Соломоновых островов (на развитие сельского хозяйства, транспорта, на здравоохранение, образование и т. д.) были, в сущности говоря, ничтожны.

Если в 1952 г. доходная часть бюджета составляла 483 445 ф. ст., а расходная — 566 608, то в 1960 и 1970 гг. — соответственно 1 151 844 и 1 618 778; 4 559 770 и 9 290 857 ф. ст. В 1972 г. расходная часть бюджета протектората достигла огромной суммы — 11 773 768 ф. ст., в то время как доходная составила лишь 5 411 730 ф. ст. Из указанных сумм расходной части бюджета на нужды развития сельского хозяйства, на образование и здравоохранение были выделены соответственно: в 1960 г. — 77 793 ф. ст., 83 618, 149 941; в 1970 г.- 363 405, 910 640, 259 934; в 1972 г. — 445 975, 1 234 367, 843 142 ф. ст.

С середины 50-х годов на Соломоновых островах начинает зарождаться кооперативное движение. В 1957 г. в протекторате действовало пять небольших кооперативных организаций, состоявших из 370 членов. Они находились на Флориде и Гуадалканале. В следующем году появилось еще три. В декабре 1958 г. кооперативы образовали ассоциацию, имевшую свою штаб-квартиру в Хониаре. К концу 1960 г. существовало уже 34 кооператива, 21 из которых входил в Центральную кооперативную ассоциацию в Хониаре. Кооперативы объединяли 1378 членов и их общий капитал составлял 6806 ф. ст., а годовой оборот — 44 378 ф. ст. Среди кооперативов один занимался рыболовным промыслом, три — чисто торговыми операциями, а все остальные производили и продавали копру.

За 60-е годы количество кооперативов увеличилось почти в 5 раз. В 1970 г. в протекторате работало 156 кооперативов всех видов с общим капиталом на сумму 250 тыс. ф. ст. (сетью их были охвачены к тому времени все Соломоновы острова), в 1973 г. — 162 (10 тыс. члецов) с общим капиталом на сумму 361 860 ф. ст. Появились кооперативные организации крупного масштаба. Например, в Хониаре в торговое кооперативное объединение вошли 1000 человек.

Шведский специалист О. Вальфорс, изучавший в 1972 г. по поручению Южно-Тихоокеанской комиссии кооперативное движение в Океании, отмечал в своем докладе, что коренные жители Соломоновых островов выражают желание расширять сеть кооперативов. «Население требует создавать все новые кооперативные общества, — писал он. — Регистратор кооперативных обществ заявил, что каждую неделю его департамент посещают две-три группы островитян, которые просят помочь им в организации кооперативов. Беседы с чиновниками районных и сельских управлений заставляют сделать вывод, что имеются большие потенциальные возможности и существует необходимость расширить теперешние функции кооперативов, а также проникнуть в новые для них сферы деятельности…»^{69}

Вместе с тем О. Вальфорс указывал на факторы, сдерживавшие развитие кооперативного движения на Соломоновых островах, и прежде всего на отсутствие необходимых кадров. «В департаменте кооперативного движения на Британских Соломоновых островах, — говорилось в докладе, — работают всего 27 сотрудников, из них 5 — иностранцы. Только один сотрудник из коренных жителей имеет профессиональную подготовку, еще один получит ее в 1973 г., и четыре сотрудника закончили восьминедельные курсы в подготовительном центре в Лами на Фиджи. Другие сотрудники получили ускоренную подготовку при зачислении их на работу… В таких областях, как управление предприятием, финансирование, подготовка конторского персонала и т. д., они почти целиком зависят от иностранных сотрудников… На Британских Соломоновых островах с их 179 кооперативами (данные доклада не сходятся с данными официального отчета британских колониальных властей за 1973 г., в последнем, как мы указывали выше, говорится о 162. — К. М.)… необходимо пройти профессиональную подготовку 750 членам комитетов и 280 служащим обществ… Годовой бюджет для подготовительных курсов составляет 1–1,5 тыс. австрал. долл. На эти деньги можно подготовить приблизительно 90 служащих в год. Продолжительность обучения на соответствующих курсах не может превышать двух педель, и объем обучения будет вследствие этого весьма ограниченным. Едва ли можно ожидать, что подготовленные таким путем люди смогут превратить кооперативы на Соломоновых островах в современные (хоть и небольшие) предприятия, способные действовать независимо и эффективно…»^{70}

Следует отметить, что в 70-х годах, в период значительного оживления общественной жизни на Соломоновых островах местные лидеры все чаще подчеркивали значение освободительных движений 40-х годов, особенно «марчинг рул».

В январе 1973 г. в деревне Лойна (Северная Малаита) была найдена машинописная копия манифеста «марчинг рул», спрятанная Фестусом Локеем в бамбуковую палку почти 30 лет назад, тогда, когда британские колониальные власти обрушились с репрессиями на активистов. О находке объявил племянник Ф. Локея — Хон Эрил Аусута, видный деятель Объединенной партии Соломоновых островов, член Правительственного совета от Северной Малаиты. По словам Аусуты, манифест убедительно свидетельствует о том, что движение «марчинг рул» представляло собой попытку достичь самоуправления (и культ «карго» тут ни при чем). Аусута приравнял этот документ по его значению к манифесту Объединенной партии Соломоновых островов. В том же духе оценивал движение «марчинг рул» другой видный член Объединенной партии Соломоновых островов — Филипп Солодиа Фунифака, который, выступая на заседании Правительственного совета в июне 1973 г., выразил глубокую признательность руководителям «марчинг рул» за то, что они «посеяли семена идеи о самоуправлении, чего народ Соломоновых островов скоро достигнет»^{71}.

* * *

В первые годы после второй мировой войны вопросами образования в протекторате продолжали заниматься в основном христианские миссии, «хотя государственная экспериментальная школа сооружалась в Ауки… а маленькая школа для детей европейцев и вечерние курсы для полицейских чинов были открыты в Хониаре, — говорилось в официальном отчете британских колониальных властей за 1948 г. — Дополнительно к этому были прочитаны серии лекций по механике для служащих департамента общественных работ и открыты инструктивные курсы для чиновников туземной администрации в Восточном районе»^{72}.

Департамент просвещения, созданный в 1946 г, и призванный расширять сеть образовательных учреждений на территории протектората (он состоял из директора департамента и инспектора школ), практически бездействовал. «Директор департамента просвещения, — отмечалось в отчете, — ушел в отставку в этом году, и никто на эту должность не был назначен»^{73}.

Так обстояло дело с образованием и в 60-е, и в 70-е годы. Конечно, росло число школ, учащихся, учителей, но принципиальных изменений не происходило. Фразу «образование в протекторате в основном находится в руках миссий…» можно прочитать в официальном отчете британских колониальных властей и за 1955–1956, и за 1959–1960, и за 1964–1965, и за 1970 гг.

Миссионерские школы знакомили учеников лишь с начатками грамоты. Преподавали в них по преимуществу местные жители. Даже в отчете британских колониальных властей за 1970 г. указывалось, что «большинство учителей церковных начальных школ имеют низкую квалификацию, и соответственно уровень преподавания в школах низкий»^{74}.

Первый учительский колледж в протекторате для подготовки преподавателей-мужчин в начальных школах открылся в январе 1959 г. В 1961 г. начал работать римско-католический учительский институт в Вутулаке на Гуадалканале, куда принимались и женщины. И в колледже, и в институте курс был рассчитан на два года. Буквально единицы посылались на учебу за границу: в 1962 г. — одна островитянка в учительский колледж в Новой Зеландии, в 1964 г. туда же — мужчина и две женщины.

На протяжении 50–60-х годов на Соломоновых островах существовали только начальные школы. Единственным исключением была государственная средняя школа короля Георга VI для мальчиков в Ауки на Малаите, построенная в 1956 г.

По части развития среднего образования христианские миссии обгоняли колониальные власти. Если в 1965 г. продолжала функционировать по-прежнему лишь одна государственная средняя школа короля Георга VI, то миссии имели пять средних школ. Значительно больше коренных жителей направляли миссии и для получения среднего образования за границей. Например, в 1964 г. за государственный счет учились в заграничных средних школах 14 островитян, а за счет христианских миссий — 115. Положение мало изменилось и в начале 70-х годов.

Профессионально-техническое образование жители Соломоновых островов смогли получать лишь со второй половины 60-х годов, когда была открыта Хониарская техническая школа. В 1973 г. в ней занималось на дневном отделении 685 человек (несколько десятков коренных жителей обучались за границей — в основном на Фиджи, в Новой Зеландии и Папуа Новой Гвинее).

Ни одного университета на Соломоновых островах нет. В 1973 г. в заграничных университетах учились 40 коренных жителей, из них 26 — в Папуа Новой Гвинее и 14 — на Фиджи.

* * *

Тяжелые заболевания, распространившиеся на архипелаге еще £ прошлом веке, продолжали уносить десятки жизней и в 40–50-х годах нашего столетия. В официальном отчете британских колониальных властей за 1948 г. указывалось, что малярия встречается повсеместно, «вызывает детскую смертность и является главной причиной хронической инвалидности у взрослых, особенно у рожениц. Повсеместно среди детей и взрослых распространен туберкулез»^{75}.

В этих условиях колониальные власти, казалось, должны были проявить наибольшую активность именно в области развития здравоохранения, но этого не случилось. Сеть медицинских учреждений росла чрезвычайно медленно. Квалифицированного персонала не хватало. К середине 50-х годов на Соломоновых островах имелось 4 государственных госпиталя (в Хониаре, Ауки, Гидо и Кира-Кира) и 46 медицинских пунктов в деревнях; к концу 50-х годов — 5 госпиталей, одна психолечебница, 68 сельских медпунктов, 10 сельских родильных домов, 36 миссионерских медпунктов; в середине 60-х годов — 6 госпиталей (на 366 коек) и 3 миссионерских госпиталя на 234 койки; в первой половине 70-х годов — всего 7 госпиталей на 489 коек и 3 миссионерских госпиталя на 275 коек.

Предпринятые властями и миссионерами меры борьбы с малярией и туберкулезом привели к сокращению в 60–70-х годах числа новых случаев заболеваний и уменьшению общего количества больных. Но положение оставалось достаточно серьезным.

* * *

В первые послевоенные годы Соломоновы острова мало общались с другими странами. В отчете британских колониальных властей за 1948 г. говорилось, что «единственным торговым морским кораблем, связывавшим протекторат с внешним миром, было принадлежавшее государству судно, Куритарау»^{76}, в 50-е годы аналогичные функции выполнял корабль «Тулаги» австралийской компании «Бёрнс-Филп». За год он совершал 18 рейсов между Соломоновыми островами и Австралией и перевозил товары в соответствии со сделками, заключенными между протекторатом и Австралией.

На Соломоновых островах не было железных дорог. Единственная шоссейная дорога, проложенная в период войны на Гуадалканале длиной в 20 миль, связывала Хониару с государственной фермой в Илу. «Несколько мостов на этой дороге, построенных в военное время, — отмечалось в том же отчете, — находятся сейчас в начальной стадии ремонта…»^{77}

Транстихоокеанская авиалиния соединяла Тулаги с Сиднеем, причем самолеты летали раз в месяц.

К середине 50-х годов колониальные власти в протекторате располагали 15 небольшими судами, обслуживавшими все правительственные учреждения и частные предприятия и перевозившими пассажиров, грузы и почту в пределах Соломоновых островов.

Суда английской компании «Бэнк лайн» в течение года доставляли копру из протектората в Великобританию. Кроме того, в Хониару заходили регулярно, раз в три месяца, корабли австралийской компании «Аустрэлиа Вест Пасифик лайн», работавшие на линии, соединявшей японские порты и Гонконг (Сянган) с портами Австралии. Они привозили в протекторат британские товары, реэкспортируемые через Гонконг. На протяжении 1955 г. всего 48 океанских кораблей посетили Соломоновы острова.

В 1955 г. на территории протектората имелось уже три аэродрома, принимавших три раза в месяц самолеты австралийской компании «Квонтас», которые летали по маршруту Сидней — Хониара через Новую Гвинею. В течение 1955 г. 42 самолета приземлились на Соломоновых островах, доставив 551 пассажира и забрав 526.

Протяженность шоссейных дорог, проложенных только на Гуадалканале, составляла к середине 50-х годов 35 миль. В 1955 г. там насчитывалось 119 легковых автомобилей и мотоциклов, 69 грузовиков.

Радиовещание в протекторате начало работу в 1952 г. Первый кинотеатр открылся в Хониаре в 1955 г. Периодические издания на Соломоновых островах не выпускались.

К концу 50-х годов положение в области транспорта и связи не изменилось.

В 60-е годы морские и воздушные контакты Соломоновых островов с внешним миром расширились.

В порты протектората регулярно заходили корабли австралийской компании «Бёрнс-Филп», новогвинейской — «Карландер Нью-Гуинеа лайн», тайванской — «Чайна навигейшн компани», британской «Бэнк лайн», новозеландской — «Нью-Зиланд экспорт лайн», танкеры, зафрахтованные компаниями «Шелл» и «Вакуум ойл компани».

В 1969 г. Соломоновы острова посетили 118 кораблей, а в 1970 г. — 131 корабль.

На внутренних морских линиях курсировало к концу 60-х годов 39 судов, принадлежавших колониальным властям.

Воздушные перевозки осуществлялись в это время австралийской компанией «Транс Аустрэлиа эйрлайнз» (раз в неделю по линиям Порт-Морсби — Хониара и Ра-баул — Киета — Мунда — Хониара) и фиджийской компанией «Фиджи эйрвейз ЛТД» (три раза в неделю по линии Фиджи — Новые Гебриды — Соломоновы острова). В течение 1969 г. на этих международных линиях самолеты доставили 6723 пассажира и 41 т грузов. На внутренних воздушных линиях самолеты местной компании «Соломон айлендс эйрвейз» в 1969 г. перевезли 11 150 пассажиров.

Длина шоссейных дорог в протекторате к 1970 г. достигла 166 миль, из них 14 миль приходилось на столицу — Хониару. В 1969 г. было зарегистрировано 589 легковых машин, 375 грузовых автобусов, 243 мотоцикла.

Официальные данные свидетельствуют о дальнейшем расширении сети внешних и внутренних сообщений. На территории протектората в 1973 г. насчитывался 21 аэродром, воздушными перевозками достаточно интенсивно занимаются три компании: «Транс Аустрэлиа эйрлайнз» (раз в неделю по линиям Порт-Морсби — Хониара и Рабаул — Киета — Мунда — Хониара — два раза в неделю), «Эйр Пасифик» (три раза в неделю по линии Фиджи— Новые Гебриды — Соломоновы острова и два раза в неделю по линии Порт-Морсби — Хониара), «Эйр Науру» (два раза в неделю по линии Науру — Хониара).

Длина шоссейных дорог увеличилась до 221 мили. В 1973 г. на Гуадалканале и Малаите (только там проложены шоссейные дороги и ведется регистрация машин) имелось свыше 1,5 тыс. автомобилей и 321 мотоцикл, из них лишь 53 машины и 5 мотоциклов — на Малаите.

На Соломоновых островах по-прежнему не выходят периодические издания, зато открыты еще три кинотеатра (в Хониаре, Ауки и Гизо). Единственная публичная библиотека (в Хониаре) располагает книжным фондом в 12 073 тома.

По последним официальным данным (на июнь 1973 г.), население Соломоновых островов составляло 178 940 человек, причем меланезийцев насчитывалось 166 640, полинезийцев — 7120, микронезийцев — 2610, европейцев — 1280, китайцев — 580, прочих — 710 человек.

80-летнее пребывание под «протекцией» Великобритании мало что изменило в обыденной жизни аборигенов архипелага. Более 90 % населения продолжает оставаться в деревнях, питается плодами, выращенными на земле, принадлежащей племени, и рыбой собственного улова. Из предметов цивилизации можно встретить, да и то довольно редко, керосиновую лампу, радиоприемник, лодочный мотор. В общем, быт современной деревни почти не изменился за последние сто лет.

Деревни обычно небольшие. Селение, в котором живет более двухсот человек, считается огромным. Продолжая традиции предков, современные островитяне выбирают место так, чтобы оно было защищено от неожиданного нападения врагов.

Деревни прибрежных жителей, как правило, скрыты за деревьями, специально посаженными со стороны моря. Деревни жителей лесных районов, напротив, расположены обычно на открытом месте, на холмах, неподалеку от ручья или реки. Кроме постоянных домов, островитяне строят временные жилища: или рядом с огородами, чтобы жить в них в сезон полевых работ, или на берегу океана — для рыбаков.

В деревнях чаще всего одна улица, вдоль которой друг против друга располагаются дома. В больших деревнях улиц несколько. Почти в каждой деревне есть церковь, школа, дома для церемоний, а в некоторых, особенно на Санта-Исабель, имеются пустые дома для приезжих.

Дома жителей различны по размерам, но одинаковы по своей конструкции. Их остов сделан из стволов пальм, стены — из бамбука или тростника, крыша — из листьев саговой пальмы. Дома, как правило, прямоугольной формы, площадью 7×3,5 м, внутри разделены деревянными перегородками на несколько маленьких комнат. У каждого дома есть терраса, часто по всей его длине. Полом служит утрамбованная земля или покрытие из тростника или даже из деревянных планок. Некоторые дома сооружаются на метр и более от земли, окна в них почти всегда отсутствуют. В крышах имеются отверстия для выхода дыма, но в большинстве случаев кухни находятся вне дома. Очаг для приготовления пищи представляет собой яму, выложенную камнями (традиционный метод добывания огня ушел в прошлое, используются купленные спички). Когда камни достаточно раскаляются, их разравнивают и кладут на них рыбу, мясо или овощи, обернутые в листья.

Самые нарядные — дома для общественных нужд: мужские дома, клубы, церкви. Они украшены орнаментом.

Обстановка в домах простая: настилы, покрытые циновками, на которых спят. Едят островитяне на полу правда, столы или некоторое их подобие постепенно получают распространение, особенно в семьях людей, состоящих на государственной службе: учителей, медицинских работников и т. д. Многие островитяне, за исключением жителей глубинных районов, пользуются посудой фабричного производства.

Наиболее важной социальной ячейкой на Соломоновых островах является семья. Причем, например, на Санта-Исабель и на части Гуадалканала родство ведут по материнской линии, и поэтому ближайшие родственники с материнской стороны играют в семье очень значительную роль (братьев матери дети почитают не меньше, чем отца).

На Малаите, напротив, родство ведут по отцовской линии.

В западных районах Соломоновых островов младшие дети живут вместе с родителями, а подростки и молодые неженатые мужчины— отдельно.

Большинство мужчин женится обычно в возрасте до 20 лет, однако те, кто уходит из родных мест в поисках работы, и позже — после 30.

Как правило, браки заключаются с согласия родителей. Жених дает за невесту выкуп: ракушечные деньги (а сегодня и доллары), зубы дельфина, домашнюю утварь, свиней.

Жители Соломоновых островов не считают этот обычай оскорбительным для женщины, напротив, по их мнению, он подчеркивает ее значение в семье, действительно достаточно большое. Женщина, независимо от того, жена она или дочь, воспитывает детей, работает в огороде, готовит пищу, следит за порядком в доме и т. д.

Островитянам представляется естественным, что семья, теряющая женщину, должна получить компенсацию.

Семьи объединяются в родовые общины, которые считают своим предком или животное, или птицу.

Основа богатства коренных жителей — земля. Она является собственностью рода. Однако отдельные его члены фактически становятся владельцами тех участков, которые обрабатывают, и передают их по наследству.

Они владеют также домами и огородами и передают их по наследству. Правда, иногда имущественные отношения внутри рода оказываются более сложными, и на одном маленьком участке сходятся три хозяина: одному принадлежит сам участок, другому — деревья на нем, третьему — плоды на деревьях.

Право ловли рыбы в прибрежных водах закреплялось за определенными родами. Рифы могли находиться в собственности семьи или отдельного человека.

Коренные жители Соломоновых островов в большинстве своем ведут натуральное хозяйство. Мужчины готовят землю под сады и огороды. Они сажают деревья, а женщины — овощи, в основном ямс, таро.

Урожай в садах снимают разнообразный: кокосовые и других видов орехи, бананы. Не забывают и о диких плодах: апельсинах, лимонах, ананасах, манго. В очень небольших количествах выращиваются табак и кофе.

В прибрежных районах жители в основном заняты рыболовством. Они ловят рыбу, используя крючки и лески с приманкой и без нее, гарпуны, остроги (ночью при свете факела), сети, а иногда динамит и другие взрывчатые вещества, что строго запрещено. Наиболее ценный вид рыбы — бокита, на втором месте — тунец. Акулы, так же как и летающие рыбы, не популярны. Черепахи и дельфины считаются деликатесом.

В большинстве деревень разводят кур, откармливают свиней.

Натуральный обмен на Соломоновых островах уходит в прошлое. Жители теперь, как правило, продают и покупают товары. Повсеместное распространение получает официальная валюта протектората — австралийские доллары. Тем не менее все еще в ходу и местная «валюта» — ракушки, зубы дельфина и летающих лисиц, связки табака и свиньи.

Ракушечные деньги представляют собой небольшие диски, изготовленные из красных или белых ракушек. Каждый диск примерно 1,5 см в диаметре, нанизывается на веревку, и составляются связки длиной около 2 м. Связки иногда делятся на куски меньшей длины — это что-то вроде мелкой монеты.

Новые ракушечные деньги делаются и сегодня, прежде всего на Малаите, но основная их масса переходит по наследству. В наше время старые связки ракушечных денег достаточно редки и дороги. Например, в 1971 г. на Малаите торговцы скупали ракушечные деньги по 20 ф. ст. за связку длиной в 2 м, а перепродавали их по 50 ф. ст.

Роль денег выполняют и перья птиц. На Санта-Крус из красных перьев медовых птиц и коричневых перьев голубей составляются связки длиной свыше 20 м и шириной 5 см. На одну связку уходит огромное количество перьев — примерно 500 птиц. Красноперые деньги изготовляются только по договоренности. Будущий покупатель заказывает их у трех стариков, которые знают секреты старинного ремесла. Один старик ловит медовых птиц, второй делает маленькие связки из голубиных перьев, к которым добавляет красные, а третий соединяет связки вместе, в кольцо, нанизывая их на два шнура.

Развитие товарно-денежных отношений и средств транспорта на Соломоновых островах побуждает коренных жителей заниматься производством товаров на продажу, в первую очередь производством копры (как мы отмечали выше, в последние годы они стали обгонять иностранных плантаторов). Кроме того, островитяне изготовляют деревянные фигурки, маски, сувениры, корзины, каноэ.

Важную роль в жизни меланезийского общества играют «большие люди» — не вожди, чья власть передается по наследству, а те, кто обладает личными достоинствами или богатством. Популярность каждый из них завоевывает щедрыми жертвоприношениями и пирами. Положение «большого человека» дает ему некоторые преимущества. Он — администратор, руководящий местной жизнью, так сказать, на общественных началах.

Престиж «больших людей» подрывали колониальные власти, которые сами выбирали кандидатов на оплачиваемые должности глав округов. Но недовольство этим коренных жителей заставило британскую администрацию считаться с традициями на архипелаге и назначать на такого рода официальные посты именно «больших людей».

Своеобразен уклад жизни обитателей искусственных островов в лагунах Лау и Ланга на Малаите и Таумако.

Искусственные острова сооружались прежде и сооружаются сейчас. Для этого сначала собирают камни и переносят их на риф, а затем доставляют на плоту к выбранному месту, которое обычно заранее отмечается по каждому углу высоким шестом. После множества утомительных поездок «фундамент» готов и поднят на 2–3 м над поверхностью моря. На строительство такого острова уходит не менее года, даже если семье помогают друзья и родственники. Под конец пространство между камнями засыпают привезенным с «материка» песком и ставят свайную хижину. Небольшой загон для свиней обычно находится неподалеку. За продовольствием и пресной водой жители ездят на «большую землю».

Существуют различные мнения о причинах появления искусственных островов. Одни считают, что там укрывались от горных и лесных племен; другие утверждают, что там спасались от полчищ москитов; а третьи, подобно английскому исследователю У. Ивенсу, объясняют все более прозаически: самый крупный искусственный остров Сулуфоу (73 м в длину и 27 в ширину) — очень удобное место поблизости от местного рынка. Остальные — своеобразная дань моде. В лагуне Лау насчитывается более 50 искусственных островов.

На маленьких искусственных островах живет, как правило, одна семья. На больших — несколько. На Сулуфоу, например, — четыре.

У жителей искусственных островов есть вожди. Они обладают наследственной властью, сейчас в общем номинальной. Вожди назначают лишь дни празднеств и рассматривают некоторые имущественные споры.

Лет 50 назад еще существовал пост верховного вождя, или аофиа, главной задачей которого было сохранение мира между жителями лагуны.

Браки на искусственных островах заключаются с разрешения родителей. Отец сам находит невесту сыну и вносит за нее залог в виде связки ракушечных денег. После этого отец жениха и отец невесты договариваются об окончательной цене за невесту. Собрав всю сумму, семья жениха посылает своих представителей за невестой. Едет с ними и мать жениха. Высадившиеся на берег гости и ожидающие их хозяева вступают в ритуальное сражение. Оружием служат палки, камни, стрелы. Иногда молодежь начинает драться всерьез, и тогда главе острова приходится прекращать «церемонию».

Следующий этап — вручение даров за невесту. Их принимает мужчина из семьи невесты (затем они развешиваются на всеобщее обозрение). Мать жениха передает связку ракушечных денег и одежду матери невесты.

Невеста наряжается во все лучшее, украшает волосы красивыми гребнями, надевает ожерелья из зубов дельфина, браслеты из раковин и, сопровождаемая своим отцом и младшими членами семьи, отбывает на остров жениха. Там мать жениха, идя впереди нее, выкладывает дорогу циновками из пандануса, ибо ноги невесты не должны касаться земли. Наконец устраивается традиционный пир (отцом невесты), на него съезжаются молодые люди с соседних островов. Празднество не прекращается до утра. Невеста с некоторыми из своих братьев и сестер остается на полгода в семье жениха: помогает по хозяйству, но не вступает в брачные отношения со своим будущим мужем. Считается, что таким образом молодые лучше узнают друг друга.

Возвратившись на свой родной остров, девушка готовится к настоящей брачной церемонии, которая снова проходит на острове жениха. Теперь уже молодожены начинают совместную жизнь в доме родителей мужа, а затем переселяются в свой дом.

Раньше женщины искусственных островов уезжали рожать на другой остров, например с Сулуфоу на Адагеге, сейчас они этого не делают, но по-прежнему соблюдают древние обычаи: во время родов до роженицы никто не дотрагивается; новорожденного молодая мать сама заворачивает в папдановые пеленки; 30 дней она проводит с ним в «биси», или женском доме, причем строго соблюдает диету, употребляя в пищу только особый сорт таро и немного рыбы. В честь вернувшейся в дом молодой матери устраивается пир.

Умерших хоронят на самом острове по христианскому обычаю (раньше хоронили в сидячем положении с выступающими пад землей головой и плечами, а главу острова— в его каноэ в специальном мужском доме).

Уклад жизни населения полинезийских островов Соломонова архипелага значительно отличается от уклада жизни меланезийцев.

Северная часть Онтонг-Джавы (Лорд-Хау) находится в глухой изоляции. Лишь три-четыре раза в год ее посещают корабли, принадлежащие колониальным властям. Маленькая радиостанция здесь работает обычно с перерывами, а во время одного из недавних циклопов вообще была выведена из строя, и островитяне не могли обратиться за помощью до тех пор, пока не прибыл случайный торговый корабль.

Местные жители продают копру, а также трепангов в Японию.

Жилища на Онтонг-Джаве менее нарядны, чем меланезийские. Основой дома тут служит рама, связанная из жердей. Стены делаются из листьев и ветвей пальм, а крыша — из листьев пандануса. Кухня обычно является частью основного строения и имеет отверстие в крыше для выхода дыма. Островитяне одеты, как правило, в шорты, а островитянки — в юбки. Островитяне (и мужчины, и женщины) в большинстве своем татуированы. В детстве они расписывают верхнюю часть лица (геометрические узоры и изображения рыб), а становясь старше, наносят рисунки и на другие части тела.

Ряд эпидемий в первые десятилетия XX в. сократил более чем в 10 раз коренное население, но сейчас наметился значительный ежегодный прирост (это характерно и для других частей Соломонова архипелага).

Полинезийские острова Реннел (длиной 50 км, шириной 15 км) и Беллона (длиной 10 км, шириной 3 км) также очень изолированны и редко посещаются судами. Правда, недавно на Реннеле была сделана взлетно-посадочная полоса. На Реннеле, имеющем коралловое происхождение, заниматься садоводством и огородничеством трудно, но все-таки островитяне выращивают там сладкий картофель, ямс, ананасы, кокосовые пальмы. На Беллоне почва, напротив, плодородная.

Питьевую воду жители этих островов берут в основном из ручьев, собирают дождевую воду.

На Реннеле умело охотятся на птиц. Взобравшись на платформу, подвешенную среди деревьев, охотник прячется в листьях, а в качестве приманки выпускает привязанного голубя. К нему прилетают другие голуби и попадают в сеть.

На полинезийских островах Сикаине и Тикопиа (вулканического происхождения) жители занимаются охотой и рыбной ловлей. Здесь пышная тропическая растительность, а на Тикопиа — красивое озеро в кратере вулкана.

* * *

Сегодня народ Соломоновых островов стоит в преддверии свободы. Теперь, во второй половине 70-х годов, появление небольшого островного государства не вызовет уже ни удивления, ни сомнения, ни возражений. Сопротивление и едкий скептицизм колонизаторов и их идеологов были преодолены и отброшены самой жизнью. Практика подтвердила правильность требования, изложенного в Декларации Организации Объединенных Наций о незамедлительном предоставлении независимости колониальным странам и народам «без каких бы то ни было условий или оговорок…»^{78}

В наше время подобные государственные организмы существуют не только в Тихом, но и в Индийском, и Атлантическом океанах. И не только существуют, но и успешно развиваются, преодолевая серьезные трудности, обусловленные их колониальным прошлым.

Встретится с трудностями в первый период после обретения независимости и парод Соломоновых островов. Но совершенно очевидно, что они будут преодолены.

На Соломоновых островах все яснее очерчиваются контуры экономической основы будущего государства. По всей вероятности, ею станет добывающая промышленность. Как отмечалось выше, уже сейчас ведется разработка бокситов и фосфатов. Интенсивная геологическая разведка, несомненно, будет способствовать открытию новых видов полезных ископаемых.

Есть на архипелаге реальные возможности для культивирования новых сельскохозяйственных культур, развития местной промышленности, прежде всего лесной и рыбной.

Известную роль в экономической жизни Соломоновых островов сыграет и иностранный туризм. Но хочется подчеркнуть, что распространяемые в Океании идеи о примате этой отрасли экономики для островных государств абсурдны и вредны. Ни одно государство не может ставить свою экономику в зависимость лишь от количества посетивших ее иностранцев.

В 60–70-е годы на Соломоновых островах произошли сдвиги и в социально-общественной жизни. Заметно раздвинулись границы сферы товарно-денежных отношений. Значительно выросло число людей, занятых в современных отраслях хозяйства, расширилось кооперативное движение.

Сложилась, хотя еще и немногочисленная, местная интеллигенция, способная руководить политическим, экономическим и культурным развитием страны.

Древний, самобытный народ Соломоновых островов найдет свое место в сообществе государств нашей планеты.

ИЛЛЮСТРАЦИИ

Амулет, помещаемый в носовой части каноэ

Щит

Ушные украшения

Коренной житель острова Малаита

Якоб Воуза — один из лидеров движения «марчинг рул»

Деревня в горном районе на севере острова Малапта

Центральная часть столицы Соломоновых островов города Хониара

Плантация таро

INFO

М 18 Малаховский К. В. Соломоновы острова.—М.: Наука, 1978,— 96 с., ил., 0,5 л. ил.

63.3(8)

М 10603-037/054(02)-78*54–78 НП

Ким Владимирович Малаховский

СОЛОМОНОВЫ ОСТРОВА

Утверждено к печати редколлегией

серии научно-популярных изданий

Академии наук СССР

Редактор издательства Н. В. Шевелева.

Художественный редактор И. В. Разина.

Технический редактор Л. В. Каскова.

Корректор Е. Н. Белоусова.

ИБ № 4253

Сдано в набор 02.02.78. Подписано к печати 27.04.78.

Т-07388. Формат 84x108 1/32. Бумага № 3. Гарнитура обыкновенная Печать высокая. Усл. печ. л. 5,46. Уч. изд. л. 5,5. Тираж 82500 экз. Тип. зак. 187. Цена 35 коп.

Издательство «Наука»

117485, Москва, В-485, Профсоюзная ул., 94а

2-я тип. издательства «Наука»

121099, Москва, Г-99, Шубинский пер., 10

…………………..

Scan, OCR, Djvuing: Legion, 2012–2013.

FB2 — mefysto, 2024

Примечания

1

фут равен примерно 30 см.

(обратно)

2

Миля равна 1852 м.

(обратно)

3

Акр равен 4046,86 м².

(обратно)

Комментарии

1

Morell N. Р. The Great Powers in the Pacific. London, 1963, p. 5.

(обратно)

2

Jack-Hinton C. The Search for the Islands of Solomon 1567–1838. Oxford, 1969, p. 24.

(обратно)

3

Kent J. The Solomon Islands. Newton Abbot, 1972, p. 71.

(обратно)

4

Ibid., p. 72.

(обратно)

5

Lloyd Ch. Pacific Horizons. London, 1946, p. 37.

(обратно)

6

Kent J. Op. cit., p. 77–78.

(обратно)

7

Jack-Hinton C. Op. cit., p. 283.

(обратно)

8

Цит. по кн. Kent J. Op. cit., p, 107.

(обратно)

9

Fox С. E. The Threshold of the Pacific. London, 1924.

(обратно)

10

Corris P. A History of Solomon Islands Labour Migration 1870–1914. Melbourne, 1973, p. 18.

(обратно)

11

Ibid., p. 19–20.

(обратно)

12

Ibid., p. 21.

(обратно)

13

Ibid., p. 22.

(обратно)

14

Ibidem.

(обратно)

15

Kent J. Op. cit., p. 66.

(обратно)

16

Коцебу О. E. Новое путешествие вокруг света в 1823–1826 гг. М., 1959, С. 81.

(обратно)

17

Mander L. A. Some Dependent Peoples of the South Pacific. New York, 1954, p. 13–14.

(обратно)

18

Рогинский Я. Я., Токарев С. A. Н. Н. Миклухо-Маклай как этнограф и антрополог. — В кн.: Миклухо-Маклай Н. Н. Собр. соч. в 5-ти томах, т. II. М., 1951, с. 731.

(обратно)

19

Morrell W. Р. Britain in the Pacific Islands. London, 1960, p. 174.

(обратно)

20

Dunbain T. Slavers of the South Seas. Sydney, 1935, р. XIII.

(обратно)

21

Fletcher С. B. Stevenson’s Germany. The Case against Germany in the Pacific. London, 1920, p. 82.

(обратно)

22

Mander L. A. Op. cit., p. 461.

(обратно)

23

Ibidem.

(обратно)

24

Миклухо-Маклай H. H. Собр, соч. в 5-ти томах, т. III, с. 267–268.

(обратно)

25

Fletcher С. В. Op. cit., р. 28.

(обратно)

26

Nicholson R. С. The Son of a Savage. London, 1924, p. 40–41.

(обратно)

27

Ibid., p. 26–27.

(обратно)

28

Corris P. Op. cit., p. 72.

(обратно)

29

Ibid., p. 72.

(обратно)

30

Ibid., р. 76.

(обратно)

31

Esterby Н. Т. The Queensland Sugar Industry, p. 125–127.

(обратно)

32

Corris P. Op. cit., p. 78.

(обратно)

33

British Solomon Islands, 1961 and 1962. London, 1963, p. 76.

(обратно)

34

См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 27, с. 377.

(обратно)

35

Там же, с. 378.

(обратно)

36

Morrell W. P. Op. cit., p. 343.

(обратно)

37

British Solomon Islands, 1961 and 1962, p. 76.

(обратно)

38

Morrell W. P. Op. cit., p. 344.

(обратно)

39

Мартенс Ф. Ф. Современное международное право цивилизованных народов, т. I. СПб., 1899, с. 257.

(обратно)

40

Хайд Ч. Ч. Международное право, его понимание и применение США, т. 1. М., 1950, с. 128.

(обратно)

41

Morrell W. P. Op. cit., p. 349.

(обратно)

42

Berpalzik H. A. South Seas. New York, 1935, p. 70–71.

(обратно)

43

Kent J. Op. cit., p. 113.

(обратно)

44

Ibid., p. 112.

(обратно)

45

Ibid., p. 123.

(обратно)

46

Mander L. A. Op. cit., p. 323.

(обратно)

47

Ibid., p. 328.

(обратно)

48

Ibidem.

(обратно)

49

Ibid., p. 329.

(обратно)

50

Miller J. Guadalcanal. The First Offensive. Washington, 1944, p. 80.

(обратно)

51

Rentz D. Marines in Central Solomons. Washington, 1952, p. V.

(обратно)

52

Mander L. A. Op. cit., p. 329.

(обратно)

53

Kent J. Op. cit., p. 145–146.

(обратно)

54

British Solomon Islands, 1948. London, 1949, p. 26.

(обратно)

55

Kent J. Op. cit., p. 153.

(обратно)

56

British Solomon Islands, 1948, p. 18.

(обратно)

57

Borden Ch. A. South Sea Islands. Philadelphia, 1961, p. 152.

(обратно)

58

Pacific Islands Monthly, 1972, Dec., p. 7.

(обратно)

59

Pacific Islands Monthly, 1971, Jan., p. 25.

(обратно)

60

British Solomon Islands, 1973. London, 1975, p. 131.

(обратно)

61

Pacific Islands Monthly, 1971, Jan., p. 25.

(обратно)

62

Pacific Islands Monthly, 1972, Dec., p. 7.

(обратно)

63

Pacific Islands Monthly, 1974, May, p. 8.

(обратно)

64

Pacific Islands Monthly, 1974, Nov., p. 6.

(обратно)

65

British Solomon Islands, 1955 and 1956. London, 1957, p. 25.

(обратно)

66

Ibid., р. 27; British Solomon Islands, 1957 and 1958. London, 1959.

(обратно)

67

Ibid., p. 30.

(обратно)

68

British Solomon Islands, 1973, p. 59.

(обратно)

69

Wahlfors О. K. J. Report to the South Pacific Commission on Co-operative Education and Training in Selected South Pacific Countries. Port Morsby, 1972, p. 14–15.

(обратно)

70

Ibid., p. 32, 40.

(обратно)

71

Pacific Islands Monthly, 1974, June, p. 7.

(обратно)

72

British Solomon Islands, 1948, p. 16.

(обратно)

73

Ibidem.

(обратно)

74

British Solomon Islands, 1970. London, 1971, p. 50.

(обратно)

75

British Solomon Islands, 1948, p. 17.

(обратно)

76

Ibid., p. 25.

(обратно)

77

Ibidem.

(обратно)

78

«Известия», 1960, 16 дек.

(обратно)

Оглавление

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

В ПОИСКАХ СОКРОВИЩ ЦАРЯ СОЛОМОНА

ОХОТА НА «ЧЕРНЫХ ПТИЦ»

БРИТАНСКИЙ ПРОТЕКТОРАТ

В ГОДЫ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

ТРУДНОЙ ДОРОГОЙ К СВОБОДЕ

ИЛЛЮСТРАЦИИ

INFO

*** Примечания ***