Истории мёртвой зимы [Дмитрий Алексеевич Игнатов] (fb2) читать онлайн

Дмитрий Игнатов Истории мёртвой зимы

Об авторе

Российский писатель-фантаст, работающий в жанрах твёрдой научной фантастики, гуманитарной и социальной фантастики, философской новеллистики, антиутопии.

Автор сценариев для короткометражного фестивального кино. В этом качестве участвовал в кинофестивалях «КиноШок» и «Метрополис». В настоящее время — дизайнер и веб-разработчик, пишет сценарии для кино, ТВ и рекламы. Исполняет обязанности заместителя главного редактора в журнале «Парус».

Публиковался в изданиях «Знание — Сила», «Знание — Сила: Фантастика», «Искатель», «Подвиг», «Новый журнал» (США), «Нева», «Дарьял», «Байкал», «Смена», «День и Ночь», «Нижний Новгород», «Машины и механизмы», «Инвожо», «Южная звезда», «Истоки», «Крылья», «Дальний Восток», «День литературы», «Парус», «Северо-Муйские огни», «Эмигрантская лира», «Дрон», «Сура», «Бийский вестник», «Рукопись», «Белая скала», «Вещь», «Литературная Россия», «Литературный Крым», «Причал» (журнал отд. СПР г. Ярославль), альманахах «Под часами», «Литературный оверлок» и «Литературный альманах» (г. Хабаровск), «Эдита» (Германия), сборниках: «Тайны и приключения», «Наука веселья», «Мастера прозы», «Modus operandi», «Открытый космос», «Художественная верификация», «Мистический писатель», «Паттерны» (изд. «Перископ-Волга»), интернет-изданиях: «ВеликороссЪ», «Невечерний свет», «Автограф», «Пять стихий», электронном приложении «Мастерская» журнала «Семь искусств». Автор романа в рассказах «Великий Аттрактор», иронического фэнтези «Кампания Тьмы», хоррор-повести «Первыми сдохнут хипстеры», сборника «Ноотропы» и сатирического справочника «Это ваше FIDO».

Поддержать автора и донаты

Эта книга выкладывается совершенно бесплатно. Но если она вам всё-таки понравилась, и вы хотите поддержать дальнейшее творчество, то можете поблагодарить автора, послав ему в подарок небольшую сумму

на карту Сбера: 4276 1300 1177 1031

Тинькофф: https://www.tinkoff.ru/cf/8wOxpp2M6Ws

или в TONcoin: UQAuG_4DzexBD3zRyqmW-vrB7eMk4C3Zc1ER0NaUM5p4DrTq

Аннотация

Настала мёртвая зима… Снежным квантовым комом прокатилась по городам и весям. Электромагнитной вьюгой всё перепорошила. Перепутала всё. Повернула стрелы времени. Энтропийные процессы поломала. Поменяла местами всех. А может, наоборот? По местам поставила. Это мёртвая зима. И здесь её истории.

Красные маги

— Таким образом, видно, что символы Советской Эпохи зачастую носили сакральный и даже магический смысл… — Лазарь Самуилович испытующим взглядом обвёл аудиторию, сделал паузу и посмотрел на часы, — а на этом наша лекция сегодня завершена. Надеюсь, вы не передумали посещать мой исторический факультатив. До следующего раза!

Профессор, небольшой кругленький и капитально лысеющий мужчина в очках, начал торопливо собирать с кафедры бумаги и неуклюже засовывать их в старомодный и вытертый от времени кожаный портфель с массивной блестящей застёжкой. Студенты, грохочущей стульями и столами, шумной толпой начали постепенно вытекать из аудитории. Нарушая общий стройный человеческий поток, к преподавательскому столу протиснулся худощавый молодой человек с взлохмаченной головой, в наглухо застёгнутой рубашке в нелепую коричневую клетку и мятых джинсах.

— Лазарь Самуилович… Лазарь Самуилович! — повторил он чуть громче, чтобы обратить на себя внимание профессора в общем шуме, — вы посмотрели мой реферат?

Лазарь Самуилович одарил студента слегка презрительным взглядом, молча кивнул, а потом, по-отечески подтолкнув его пухлой ладонью к двери, вместе с ним вышел в коридор.

Осень в Н-ске в этом году была необыкновенно затяжной и тёплой. Кажется, бабье лето само пригрелось на солнышке и не хотело покидать золочёные листвой парки и скверы.

— Видите ли, Константин, — проговорил Лазарь Самуилович, небрежно размахивая портфелем, — вы сообразительный студент, заинтересованный… Но ваша беда, что вы слишком глубоко копаете…

— Не понимаю, — искренне признался молодой человек, держа руки в карманах и загребая листву ногами, старясь не отстать от торопящегося профессора, — так вам понравилась моя работа или нет?

— Я поставлю вам «удовлетворительно» за оригинальность. Но только за оригинальность.

— Почему?

Профессор резко остановился и сердито посмотрел на студента.

— Вы серьёзно не понимаете, Константин?! В таком случае, я всерьёз начинаю беспокоиться о вашем здоровье! — Лазарь Самуилович тяжело вздохнул, — взять хотя бы то место, где вы «расшифровываете» символизм серпа и молота.

— Ну…

— «Молот», по-вашему, это ничто иное, как Молот Тора, а «серп» и вовсе — тот самый серп, которым бог Сатурн оскопил своего отца Кроноса. Дескать, это символ «победы над временем», «радикального отказа от прошлого наследства», знаменующий новый революционный процесс исторического развития.

— Да… И что вы думаете? — с воодушевлением во взгляде и голосе спросил студент.

— Я думаю, что это полнейший бред. Чистейший! Бред высочайшей пробы!

— Но как же… Я же сопоставлял источники… — бессильно забормотал Константин.

— Довольно, Константин! Довольно! — прервал его профессор, — пожалуйста, не тратьте больше ни моё, ни своё время. До свидания, Константин!

Он всё так же, но уже не по-отечески и без какой-либо доброты, похлопал студента по плечу, и снова заторопился по аллее, усыпанной жёлтой листвой. Константин пару минут постоял, глядя ему вслед, а потом, ссутулившись и ещё глубже засунув руки в карманы мятых джинсов, побрёл в противоположную сторону.

* * *

— Хорошо, что ещё «пару» не влепил, — резонно заметила Света и закурила. Сейчас она сидела на общажном подоконнике вполоборота к окну, высоко подогнув под себя одну ногу в узких разрезанных на коленях джинсах и поставив шнурованный ботинок прямо каблуком на батарею, и периодически стряхивала пепел в щель между приоткрытыми рамами. Солнце словно просвечивало сквозь её худые обнажённые плечи и утопало в длинных угольно чёрных волосах.

— Ну и пофиг! — обиженно пробормотал Костя, сидевший на лестнице прямо напротив окна.

— Пересдачами бы запарил.

— Ты не понимаешь, — серьёзно ответил Константин, — ещё никто до меня не работал с источниками так глубоко, не проводил такие исторические параллели. Революция победила фактически только в нашей стране. Потом было восстановление из разрухи, индустриализация, победа в Войне… Каким образом большевикам всё это удалось?

— Энтузиазм. Идеология. Пропаганда. Диктатура. Репрессии, — спокойно констатировала Светлана, выдохнув колечко дыма.

— Слишком просто, — отмахнулся Костя, — когда читаешь и сопоставляешь документы, понимаешь, что было что-то глубже. Намного глубже. Долбануться можно.

— Слушай… А ты сам-то ничего не долбил, когда читал свои документы? — девушка мерзко засмеялась

— Только пиво.

— Вот, значит, и с ним завязывай.

— Смейся! Смейся! — загадочно усмехнулся Костя, — я уже вплотную приблизился к практической части.

— К практической? — Света, наконец, окончательно отправила весь окурок в пространство между рамами.

— Я говорю о реальных ритуалах, которые, как я уверен, тайно проводились и которые можно восстановить и даже воссоздать.

Света закатила глаза и, изображая медиума, картинно выставила вперёд руки с вытянутыми тонкими пальцами:

— Дух Сталина… приди!.. И порядок наведи… Ха-ха-ха.

— Я бы не стал шутить такими вещами…

— Ой, ладно тебе, Кость… — перешла Света на мягкий и вкрадчивый голос, — я с удовольствием посмотрела бы на это… Если тебе, конечно, нужна моя помощь…

* * *

Ночной парк был погружён во тьму. Дорожка и силуэты лавочек по её сторонам лишь с трудом угадывались в тусклом свете одинокого фонаря, который остался уже далеко позади. Обнажённые деревья плотно сплелись искривлёнными ветвями над головой на фоне чернеющего неба и окончательно отгородили аллеи от спасительных огней светящихся окон близлежащих домов.

Константин хорошо знал конечную цель этой полуночной прогулки, днём он проделывал этот путь уже много раз, поэтому теперь шёл уверенным шагом, освещая дорогу фонариком на мобильном телефоне больше для Светы, чем для себя. Она, плотно застегнув свою кожаную куртку и слегка поёживаясь от ночной прохлады, следовала за ним на полшага позади.

— Блин, Костя… Я думала, прогулка по парку будет как-то романтичнее что ли…

— Прости…

— Одними извинениями ты за такую «шикарную» ночь точно не отделаешься… Долго нам ещё идти?

— Мы уже пришли, — Костя остановился и поднял мутноватый луч фонарика вверх.

Из темноты появилось большое каменное лицо с волевым подбородком, рубленым носом и пустыми глазами под грозно нахмурившимися бровями. Над студентами во всей своей железобетонной выправке возвышался монумент солдата.

— Соцреализм, — коротко прокомментировала Света и щёлкнула зажигалкой, — надеюсь, ты не против, я пока курну?

— Да, — рассеянно ответил Костя, посмотрев на часы, — ещё есть время.

Света затянулась и с интересом стала наблюдать, как Костя начал мелом вычерчивать вокруг на асфальте огромную пентаграмму.

— Мы теперь сатанисты, да?

— Ошибочное мнение, — отозвался Константин, не отвлекаясь от процесса, после вчерашнего дождя асфальт был ещё мокрым и мел рисовал плохо, –

пентаграмма появилась намного раньше, чем христианство, и соответственно раньше, чем представления о Сатане. Это древний символ, объединяющий в себе четыре природных начала, четыре стихии: огонь, воду, воздух и землю, и пятый элемент — человека. И если у сатанистов перевернутая пентаграмма символизирует контроль сил природы над человеком, то прямая, соответственно, наоборот, власть человека над природой.

— А причём тут Советы?

— Как при чём? Красная звезда. В качестве символа для Красной Армии её решил использовать Лев Троцкий, которого, кстати, звали Демоном Революции.

Костя спрятал кусок мела в карман и внимательно обошёл монумент, словно оценивая свою работу.

— Да. Так пойдёт, — он поравнялся с обрамлённой в звезду горелкой, где когда-то горел вечный огонь, — жаль, что его отключили… Может ничего не получится.

— Ты про газ? Конечно, отключили, — памятник собираются демонтировать уже через пару месяцев.

— Именно поэтому сегодня мы здесь. Нам нужно было успеть. Ты принесла, что я просил?

— Да, конечно, — Света вытащила из-за пазухи сложенный лист с напечатанной фотографией.

— Это же Николай Ежов!

— И что? Ты мне не говорил, что нужно выбрать кого-то конкретного, а на фото он показался мне симпатичным.

— Да уж… Ладно… Это просто символическая жертва. Давай его сюда, — согласился Костя.

Он секунду вглядывался в чёрно-белое лицо наркома, а потом смял лист в кулаке и поместил в горелку вечного огня.

— Не верю, что мы действительно всё это делаем… — проговорила девушка.

— Не отвлекайся, — в руке Константина блеснуло лезвие, которым он, не долго думая, разрезал свою ладонь.

— Бу-э-э… — с наигранным отвращением прокомментировала Света, глядя, как кровь течёт на скомканную бумажку.

Подождав ещё минуту или две, Костя встал и подошёл к каменному солдату.

— Теперь поджигай

Света кивнула и щёлкнула зажигалкой. Оранжевый огонёк медленно пополз по испачканной кровью бумаге. Костя повернулся к солдату и кровью написал на его груди «ЛЕНИН». На мгновение он замер, а потом взволнованно обернулся:

— Мы делаем что-то не так…

— Да! — подтвердила Света, — мы занимаемся вандализмом.

— Нет… — не обращая внимания на язвительные замечания девушки, вслух рассуждал Костя, — нужно было написать имя… Тетраграмматон.

— Имя Бога? Как в Каббале?

— Почти… Среди большевиков было много евреев, и они активно использовали каббалистические практики… Что-то не так…

— Только согласные!

— Что?

— Тетраграмматон состоит только из согласных, в иврите нет гласных букв! Поэтому имя бога непроизносимое.

Костя торопливо размазал лишние буквы, оставив только «Л Н Н».

— Погоди, Свет, но так остаётся только три буквы… Тетраграмматон состоит из четырёх.

— А почему ты тогда вообще писал «Ленин»?! Разве «Ленин» может быть именем бога? Ленин — вождь, но никак не бог… Думай! Бумага почти сгорела.

— Блин… Я идиот. Должно быть что-то объединяющее, общая цель, смысл, эгрегор… «Коммунизм», «Маркс»…

— Четыре согласные буквы! «ГКЧП»? «СССР»?

— Нет… Раньше! Большевики объединились ещё до создания СССР…

Костя ещё раз взглянул в каменное лицо солдата и, взволнованный внезапно озарившей его догадкой, размашисто написал «ВКПБ». В то же мгновение из горелки вечного огня в ночное небо взметнулся столб пламени. Раздался громкий хлопок, сбивший ребят с ног и отбросивший на пару метров в сторону.

На какие-то секунды Костя, как ему показалось, потерял сознание. Очнулся он, лёжа на асфальте. Правое плечо, на которое он упал, сильно ныло. Из пореза на руке всё ещё сочилась кровь. Превозмогая глухую боль во всём теле, он сделал усилие и, пошатываясь, поднялся на ноги.

Воздух вокруг был наполнен запахом гари и оседающей цементной пылью. Повсюду валялись мелкие куски раскрошенного бетона. В паре шагов, раскинув в стороны свои худые руки, словно подстреленная птица, лежала обсыпанная пылью Света. Костя, прихрамывая, подошел к ней, и, боясь, что произошло непоправимое, замер, вглядываясь в измазанное сажей лицо. Но Света всё-таки издала стон, её лицо дернулось, и на нём изобразилась гримаса боли. Костя осторожно помог ей встать. У него у самого ещё очень сильно кружилась и гудела голова. Этот гул почему-то раздавался у него в голове, мелодией и словами «Варшавянки»…

Вихри враждебные веют над нами,

Темные силы нас злобно гнетут.

В бой роковой мы вступили с врагами,

Нас еще судьбы безвестные ждут…

Константину вдруг показалось, что за пеленой из оседающего цемента, он видит чёрную фигуру в форме.

— Света, ты видишь это?!

Девушка, опираясь рукой на плечи Кости, посмотрела туда, куда показывал парень, и где недавно стоял монумент.

— Вижу, бл*дь.… Это полный пизд*ц… Административкой нам теперь не отделаться.

— Да, ты права, — уверенно кивнул Костя и торопливо повёл девушку к выходу из парка, — Надо поскорее валить отсюда.

— Какой же ты всё-таки м*дак…

* * *

Костя проснулся ранним утром. Солнце ещё не взошло, а предрассветный полумрак делал все предметы в комнате словно лишёнными цвета. Он помнил, как проводил Свету до общежития, но совершенно не представлял, как сам добрался домой. Ушибленное плечо сильно болело, но ощущение, что в комнате кто-то есть, заставило его через силу повернуться.

На фоне окна Костя увидел странный силуэт. У стола, опершись щекой на руку, сидела девочка лет двенадцати. На ней было надето темно-коричневое форменное школьное платье с белым фартуком, волосы, завязанные в хвостики, украшали два больших белых банта, а на шее был повязан красный пионерский галстук.

— Ты проспишь, Костя, — заботливо проговорила девочка.

— Но сегодня… Выходной…

Девочка злобно захихикала.

— Ты разбудил того, кто не знает никаких выходных. Теперь всё изменится. Тебе придётся исправлять свои ошибки, — она грозно погрозила пальчиком в воздухе.

— Кого я разбудил? Какие ошибки? — непонимающе переспросил Костя.

Внезапно на столе зазвонил непонятно откуда взявшийся большой круглый будильник.

— Ну вот, мне уже пора, — проговорила девочка и, торопливо сунув будильник в свой портфель, вскочила с места.

— Постой! Почему я?…

— Ты — «вОда»! — вдруг выпалила девочка и, смеясь, с размаху весело хлопнула Костю портфелем по голове.

Константин проснулся от яркого света, бьющего из окна прямо ему в глаза. Кошмар был таким реалистичным, что парень долгое время оглядывал комнату. Потом он всё-таки встал, оделся и вышел на улицу.

Солнце дарило городу свои последние тёплые лучи, по голубому небу где-то вдали проплывали редкие белые облака, но в воздухе уже чувствовалась прохлада неумолимо приближающейся зимы. Казалось, что все события прошлой ночи растворились и исчезли с наступлением нового дня, как и странный предрассветный кошмар. Прикрыв глаза, Костя глубоко вдохнул чистый воздух и вдруг получил резкий толчок в бок.

— Ну и козлина же ты! — сквозь зубы процедила на ухо Света.

— Привет! — растерянно ответил Костя, — я думал, ты ещё спишь… А что случилось?

— Что случилось?! Да сегодня весь универ на ушах стоит! — Света решительно взяла Костю под руку и потащила за собой, — пошли, прогуляемся.

— Универ? Сегодня? Воскресенье же…

— Совсем дурак? Понедельник сегодня! Я вчера весь день названивала. Ты хоть на телефон-то смотрел? Ты что забухал что ли?

— Я… спал… — неуверенно проговорил Константин, — а что всё-таки случилось?

— Ректора нашего вчера убили.

— Михаила Владимировича? Как?!

— А вот так! Нашли вчера в его квартире мёртвым. Говорят, застрелили.

— Жесть какая…

— Да ваще! Весь день только об этом и разговоров. Есть версия, что это из-за его махинаций с недвижкой. Аренда площадей в общагах и всё такое… Ну, об этом разве что глухой не слышал. Может, не поделился с кем-то… Но что бы так! Не 90-е же, блин…

— А куда мы идём?

— Никуда. Угостишь меня кофе.

* * *

Кафе было полупустым. Офисные работники уже расправились со своими бизнес-ланчами и разбрелись по конторам. А свободно шатающаяся публика ещё не вышла на свой вечерний променад. Света и Костя, взяв по кофе и десерту, устроились в дальнем углу.

— Думаю, ты зря забоялся сегодня приходить. По телику только и говорят про убийство ректора. Ни слова про… — девушка замялась и перешла на шёпот, — историю в парке.

— Да не испугался я, — мрачно пробормотал Константин, — говорю же… Проспал. Кошмары мучили…

— Ещё бы… Кто мог подумать, что в этой горелке накопился газ…

— Ты думаешь, это был просто взрыв газа?

— А ты что думаешь? — Света отпила кофе и пристально посмотрела на своего собеседника.

— Не знаю… Мне кажется… Что-то не так. Что-то изменилось…

— Что ты имеешь в виду?

— Не знаю, — повторил Костя, — не могу объяснить… Может, просто странный сон.

— Странный ты, — проговорила девушка, — сегодня даже страннее, чем обычно… Вон, даже вкусняшку свою не съел.

Света встала с места

— Ладно. Ты сиди, откисай… Скушай сладенького, помогает. А я пойду. Вечером позвоню, ты только трубку бери.

Костя молча кивнул, а она лёгкой походкой вышла из кафе, закурила и, зажав сигарету в зубах, отправилась в сторону общаг. Асфальтовая дорожка, обычно всегда наполненная шумными студенческими компашками, сейчас почему-то была совершенно пуста. Девушка посмотрела на небо, погода начала резко портиться, солнце скрылось за серой свинцовой пеленой, и всё вокруг сразу стало каким-то бесцветным. Света свернула в арку под воздушным переходом между двумя корпусами и чуть не столкнулась со странной девочкой в старомодной школьной форме. Она медленно подняла глаза и чётко проговорила:

— Он не спит. Он придёт за всеми… И за тобой, и за твоим другом. И он становится сильнее.

— Кто?! О ком ты говоришь, девочка?

— Палач, — девочка захихикала.

— Какой ещё палач? Что ты мелешь, мелкая?!

— У твоего друга есть моя вещь. Пусть проверит вентиляцию в туалете.

Договорив последнюю фразу, девочка вдруг сорвалась с места и, сверкая своими маленькими ножками, выскочила из арки и скрылась за углом. Света хотела было догнать мелкую шкоду и хорошенько надрать ей уши, чтобы та не шутила со взрослыми, но, выбежав из арки, уже никого не увидела. Ярко светило солнце, по голубому небу всё так же проплывали редкие облака. По асфальтовой дорожке прогуливались небольшие группы студентов.

Пожав плечами, девушка закурила очередную сигарету и неторопливо побрела к своему корпусу, где ещё издали заметила какое-то непонятное движение. Подойдя ближе, она увидела взволнованную толпу. Около входа с включёнными мигалками стоял полицейский УАЗик и «скорая». Двое медбратьев не без труда вытащили из подъезда носилки с грузным телом, покрытым сверху клеёнчатой материей, и погрузили в машину. Впрочем, даже не видя лица, Света по одной только фигуре и комплекции догадалась, что под тканью лежал труп коменданта общежития.

— Допрыгался старый козёл, — услышала Света над ухом злорадный шепот Наташки, старшекурсницы с пятого этажа, — кто-то его ё*нул всё-таки.

— Ну, нельзя же так… Человек же был…

— Г*ндон он был редкий. Говорят, половину первокурсниц пере*бал, старый извращенец.

— Это ж слухи.

— Да прямо! Меня регулярно пытался за задницу ущипнуть…

— Ну, тебя-то всем надо щипать… — съязвила Света.

— Не веришь? А зря! Это ты ничего не знаешь, потому что постоянно зависаешь со своим Костиком не пойми где, а остальным про этого старого козла прекрасно известно. Видать, какому-нить парню не понравилось, что он к его девушке яйца подкатывает…

«Скорая» отъехала от общаги. Толпа стала постепенно расходиться. Света докурила сигарету и, нервным движением размяв окурок в пальцах, бросила его в лужу. В последнее время действительно начало твориться что-то странное…

* * *

— Может, это всё-таки был только сон? — неуверенно проговорил Константин, стоя на самом верху стремянки и с трудом пытаясь открутить заржавевшие от времени шурупы с замазанными краской шляпками, — да держи ты меня!

Потолки в «сталинке», где он жил, были высокими, а вентиляционная решётка в туалете находилась под самым потолком, и то ли от этого, то ли от волнения, у него кружилась голова. Света, двумя руками придерживая лестницу, прищуривалась от летящей сверху пыли и побелки.

— Да держу я! Держу! Не сцы! Ты откручивай там, не возись! Если ты и спал, то я-то точно не спала! Думаешь, я тупая? Это всё было наяву!

Наконец, последний шуруп упал на пол, и решётка со скрипом поддалась.

— Что-то есть, — сказал Костя, извлекая из прямоугольного проёма свёрток в ветхой ткани.

Через несколько минут Костя и Света уже стояли, склонившись над столом, где на развёрнутой материи лежал пионерский значок и пистолет. Студент взял оружие и повертел в руках.

— Наган… Как новый. Хорошо сохранился.

— А это что? Пионерский? — спросила Света, разглядывая значок, — я думала, он с Лениным должен быть.

— Только с 1962 года… А это… Дай-ка… — Костя забрал предмет из рук девушки, — настоящий раритет. Такие зажимы для галстука носили в 30-х примерно до начала войны. Если эта штука принадлежит нашей пионерке, то она годится нам в бабушки… А то и в прабабушки.

— И зачем она нам показала это?

— Пока не понимаю… Но, по крайней мере, мы знаем её имя. Вот. Держи.

Костя положил железку на ладонь Светы. На оборотной стороне зажима аккуратным почерком было иглой нацарапано «Надя».

— Винтажно, — улыбнулась Света, прикалывая зажим к краю своей джинсовой рубашки, — но Надя определённо хочет нам что-то рассказать.

В полумраке комнат вдруг заработал телевизор. Костя был уверен, что выключал его. Ведущий программы «Происшествия» в своей привычной зловещей манере сообщал очередные кровавые подробности:

«Шокирующая криминальная история прямо в центре города. На территории аквапарка «Южный» обнаружены три трупа. Жертвами стали хозяин, совладелец и коммерческий директор спортивно-развлекательного комплекса. Тела мужчин с огнестрельными ранениями были найдены в бассейне в 10 часов утра. В настоящее время следствие не выдвинуло определённых версий. Однако не исключён мотив личной мести. Напомним, месяц назад на территории аквапарка «Южный» уже происходила трагедия. В результате неисправности оборудования аттракционов трое детей погибли и 7 получили ранения…»

— Ты вообще понимаешь, что мы сделали?… — Костя обессилено опустился на стул и уставился в одну точку.

— Думаешь, у нас всё-таки получился ритуал? — почти шепотом спросила Света, — безумие какое-то…

— Неужели ты не видишь? Всё складывается. Мы вызвали… оттуда… кого-то… или что-то…

— Палача. Так сказала Надя.

— Нам нужно его остановить, — решительно сказал Константин.

— И как же мы это сделаем? — спросила Света, но Костя ничего не ответил, игнорируя её вопрос.

Он молча взял со стола пистолет, многозначительно поднял палец вверх и прислушался.

— Ты слышишь это?

— Что? Я ничего не слышу, — непонимающе ответила Света.

— Вот именно. Опять эта тишина. Прямо как у меня во сне… Это появилось сразу как ты прицепила на себя эту штуку.

Света потянулась рукой к зажиму, но Костя остановил её и, взяв за руку, повёл в соседнюю комнату. Оттуда слышалось еле заметное тиканье. На фоне окна около стола сидела девочка в школьной форме. Улыбнувшись, она непринуждённо сказала:

— Как хорошо, что вы зашли к нам в гости. У нас так редко бывают гости!

— Ты… Надя? — осторожно спросил Константин.

— Да, — всё так же непринуждённо и бойко ответила девочка, — наверное, вам нужен мой папа?

— Да, Надя, где мы можем его найти?

— Он уехал по вызову в райисполком. Но вы не должны долго тут оставаться, — девочка взяла со стола тикающий будильник, перевела стрелку и с металлическим треском завела пружину, — мне ещё надо сделать уроки. Поторопитесь, если хотите успеть…

Продолжая тянуть Свету за руку, Костя быстро вышел из квартиры, сбежал вниз по лестнице и вылетел из подъезда.

* * *

— Райисполком?!

— Здание городской администрации! Он отправился туда!

Город выглядел пустынным и каким-то выбеленным. Вдоль улиц нависали тёмные силуэты домов с чёрными прямоугольниками окон. Серое небо, подёрнутое плотной пеленой облаков, казалось, обесцвечивало всё вокруг. Даже золочёные кроны деревьев почему-то смотрелись сейчас пыльно-коричневыми.

— Где мы? — озираясь, спросила Света.

— Понятия не имею… Наверное, это его мир… Вероятно, так он перемещается, — коротко ответил Костя, — надо торопиться.

Молниеносно пересекая квартал за кварталом, студенты оказались в центре города. Не было ни привычного мельтешения светящихся вывесок и витрин магазинов, ни даже одного прохожего. На площади у здания администрации, где в это время всё обычно было заставлено дорогими правительственными машинами, сейчас тоже было пусто.

Косят и Света беспрепятственно прошли через тяжёлые входные двери с медными ручками, поднялись по широкой лестнице с массивными деревянными перилами, застеленной красной ковровой дорожкой, и оказались у дверей зала собраний, откуда доносились голоса. Костя немного помедлил, а потом распахнул дверь…

Внутри творился хаос. Повсюду были разбросаны стулья. Между ними на полу валялись окровавленные мёртвые тела. Несколько человек в дорогих деловых костюмах вжимались в стену напротив занавешенных тяжёлыми шторами окон. Некоторых из них Света и Костя знали по именам, других только видели в выпусках местных новостей или на предвыборных рекламных биллбордах.

В середине зала напротив перепуганных людей возвышалась фигура в форме офицера НКВД, в чёрном кожаном плаще и фуражке. Офицер неторопливо поднял руку, в которой поблескивал чёрный пистолет, и направил его на пухлого мужчину в очках с золотой оправой.

— Расхищение социалистической собственности, — прозвучал твёрдый и словно заполняющий собой всё пространство голос, — приговор: «расстрел».

Без какой либо паузы последовал выстрел. Закатив глаза, мужчина съехал по стенке с кровоточащей точкой во лбу. Офицер сделал следующий шаг вдоль стены, немигающими глазами смотря в лицо следующего человека.

— Вредительство на производстве. Приписки. Приговор: «расстрел».

Высокий мужчина в костюме из ткани в мелкий рубчик упал вперёд лицом. Послышались истеричные женские крики.

— Госспади, да вызовите кто-нибудь полицию! Я не хочу умирать! — крашеная блондинка предпенсионного возраста закрыла голову сумочкой.

— Взяточничество. Приговор: «расстрел».

Пуля прошла сквозь дорогую кожу брендовой вещицы, и блондинка, пошатнувшись, упала на своего долговязого коллегу.

— Стой! Я приказываю тебе остановиться! — набравшись смелости, выпалил Константин.

Офицер медленно повернул голову и посмотрел на стоявших в дверях молодых людей так, что от его взгляда словно повеяло холодком.

— Служу трудовому народу… — он вновь отвернулся и неторопливо поднял пистолет.

— Постойте, товарищ! — взвизгнул мужчина в красном галстуке, присевший на корточки и сжавшийся всем телом — я депутат от фракции коммунистов…

— Встать! — резко скомандовал офицер.

— Я от фракции коммунистов… — повторил депутат, поднимаясь.

— Измена Родине. Приговор: «расстрел».

Закончив, НКВДшник спокойно убрал пистолет в кобуру и невозмутимо двинулся к выходу из зала прямо на Костю и Свету, не мигая, глядя сквозь них.

— Да что ты творишь, бл*дь?! Нельзя убивать людей! — вдруг крикнула Света, сама осознав, как наивно в данной ситуации звучало это утверждение. Тем не менее, её слова почему-то заставили офицера остановиться и перевести на неё свой холодный немигающий взгляд.

— Смерть врагам трудового народа и нарушителям социалистической законности, — своим тяжёлым, всё заполняющим голосом, проговорил НКВДшник.

— Нет! Это было давно! — твёрдо ответил Костя, кажется, сейчас он почувствовал в себе какую-то необычную уверенность и силу, — СССР уже в прошлом. И твоё время тоже давно прошло! Поэтому сейчас ты уйдёшь.

Константин выхватил из кармана наган и выстрелил в офицера. Пуля угодила прямо ему в грудь, но ни один мускул не дрогнул на лице НКВДшника. Только небольшой фонтанчик бетонной пыли вылетел в воздух из отверстия в кителе, откуда должна была бы брызнуть кровь. Лицо палача вдруг стало цементно-серым, глаза замутились, и весь он рассыпался в мелкий песок.

Ошеломлённый Костя пошатывался, глядя на небольшую кучку праха перед своими ногами. Света быстро подхватил его под руку.

— С тобой всё в порядке?

— Да. Всё получилось…

— Похоже… Но нам нужно скорее уходить отсюда.

* * *

Вечерело. Залитый красноватым солнцем осенний город привычно шумел тысячами обычных звуков. На улицах кипела жизнь. Раздавался гул проезжающих по вчерашним лужам машин. Во дворах, они становились дальше и тише, зато начинали слышаться обрывки ни к чему не обязывающих разговоров, случайная музыка и посвисты птиц в жёлтых кронах облетающих деревьев.

Двое студентов сидели на лавочке у подъезда. Костя молча пил пиво из бутылки, Света так же молча курила.

— А ведь она всё сделала правильно, — вдруг задумчиво произнёс Костя.

— Кто? — выдохнула дым Света.

— Надя. Я думал она ещё совсем маленькая, но она всё сделала правильно… — он вздохнул, — поднимемся в квартиру.

Когда оба зашли в Костину «сталинку», он прямиком направился к письменному столу, открыл ящик, извлёк из щели под ним пожелтевшую ученическую тетрадь и положил на стол.

— Сюда она переписала всё, что увидела в рабочих документах. Тетрадка была спрятана в этой комнате под половицей. Как можно было представить, что её найдут почти через сто лет?

— О чём ты, Кость?

— Я об истории… — парень прошёлся по комнате и посмотрел в окно через штору, — конечно, девочка была напугана. Они приехали под утро, и, когда меня забрали, она осталась в квартире совсем одна. Обычно я сам садился в «воронок», но в тот раз меня усадили. И она понимала, что после этого не возвращаются.

Света, затаив дыхание, слушала рассказ, а Костя продолжал…

— С обыском ещё не приходили. Это обычно делала другая команда. Она первая успела найти пистолет, и, сложив его вместе со своим зажимом для галстука, провела ритуал, как было описано. Документы оставались на столе, ими будут интересоваться в первую очередь. Там найдётся всё, что нужно, так что никто не будет снимать половицы ради школьной тетрадки. Так Надя тогда решила. Наивно, но ей повезло.

Костя подошёл к шкафу и вынул ремень из старых джинсов.

— Потом в отцовских вещах она нашла ремень. Вроде этого. Она пошла в туалет, поставила стулья и табуретки друг на друга, чтобы достать до крюка… Сначала она спрятала свёрток, а уже потом закрепила ремень, — Костя поднялся на стремянку и привесил ремень с петлёй к потолку, — вот так.

— Что ты делаешь? — испуганно спросила Света.

— Возвращаю свою Наденьку, — Костя достал из кармана пистолет и направил на девушку, — залезай.

— Ты что, дурак? Совсем поехал, бл*дь?!

— Я сказал, залезай! — раздался выстрел, пуля прошла рядом и с треском разворотила ящик стола, девушка испуганно взвизгнула.

Не моргая, глядя на дуло направленного на себя пистолета, Света послушно залезла на стремянку и просунула голову в петлю. Где-то в глубине души она всё ещё надеялась, что эта какая-то глупая шутка.

— На этом месте её и нашли, когда пришли с обыском… Она уже не дышала. Но тогда она всё сделала правильно. Твой приятель тоже сделал всё правильно, — услышала Света твёрдый заполняющий всё голос, — он ошибся только в одном… Наше время не прошло, поэтому сейчас придётся уйти вам.

— Это репрессии!

— Жертвоприношение.

— А как же твоя социалистическая законность?

— Лес рубят — щепки летят.

Резким ударом ноги Костя выбил стремянку. Та сложилась и упала на бок. Издавая хрипы, Света стала извиваться в петле. Некоторое время Костя немигающим взглядом смотрел на умирающую девушку, но потом она затихла.

Последние лучи заходящего солнца, проникающие в комнату сквозь полупрозрачную занавеску, наполнили её зловещим багрянцем.

* * *

Дождь постепенно усиливался. Старая лесная просека начала заполняться водой. Мёртвый глинистый грунт, напитавшись влагой, быстро превращался под ногами в болото. По лесу двигались две фигуры в сапогах и дождевиках. Константин, уверенно шедший чуть впереди, смотрел вперёд немигающим взглядом. Чуть позади с мертвенно бледным лицом шла Света. Следуя только одним им известным приметам, они чуть свернули с просеки, прошли по давно затянутой травой тропинке и остановились на гребне большого оврага.

— Это то самое место, папа? — спросила Надя.

— Да, — он сделал паузу, — мы закапывали их здесь…

Надя открыла портфель и достала пачку пожелтевших страниц, отпечатанных на пишущей машинке. Пролистав список до конца, она объявила:

— 472 человека.

— Для начала хватит. Потом будет больше. Впереди Москва… Пора запустить Колесо Истории в верном направлении. Начинай, Надюша…

Девушка сжала страницы в руке, и те вдруг превратились в невесомый белый пепел. Подхватываемый потоками воздуха, он уносился вглубь оврага, и капли дождя быстро прибивали его к сырой земле.

Офицер подошёл к самому краю оврага и, встав, будто он находится перед боевым строем, резко скомандовал:

— Встать!

Где-то сверху лес смыкался своими верхушками, чёрными ветвями рассекая низкое серое небо. Оттуда, из этой серой разрезанной вышины, словно пулемётная очередь забили крупные дождевые капли. Казалось, что откуда-то из пустоты вместе с дождём льётся «Варшавянка»:

Нам ненавистны тиранов короны

Цепи народа-страдальца мы чтим.

Кровью народной залитые троны,

Кровью мы наших врагов обагрим!

Смерть беспощадная всем супостатам!

Всем паразитам трудящихся масс!

Мщенье и смерть всем царям-плутократам!

Близок победы торжественный час.

Мокрый грунт внутри оврага медленно пришёл в движение…

Доктор Б., или как я перестал работать и полюбил донат

* Посвящается Борису Бояршинову «со дна российской науки».

** Все совпадения случайны, а имена вымышлены.

Доктор Б. как обычно сидел перед камерой на фоне ковра. Лысый, но бодрый старик, сейчас, он походил на осовремененного Льва Толстого, потому что отпустил седую бороду, которую периодически почёсывал и лохматил рукой.

— В общем, бояться атомной бомбы не нужно. Не нужно. Она, конечно, самое мощное оружие, но не абсолютное. И это всё, что у меня есть вам сказать про атомною бомбу. Искренне жду вашей финансовой поддержки. Для этого под роликом опубликован номер карточки, номер банковского счёта, PayPal, QIWI-кошелёк, Яндекс-деньги. Вот сейчас закончу попрошайничество и нажму на кнопочку. До свидания.

Доктор Б. протянул руку к камере, остановил запись и тяжело вздохнул. Прошло уже пять лет с тех пор, как он начал вести свой видеоблог. Успешное участие в нескольких научно-популярных передачах, помноженное на смертельную усталость от преподавания для студентов, которых практически ничего не интересовало, подтолкнули учёного к такому нетривиальному шагу. Здесь, в небольшой комнатке, во фрагменте реальности оцифрованной камерой, он мог создать собственную кафедру. Нет, даже собственный приход. Собственный храм науки, куда стекалась более или менее заинтересованная сетевая публика. Эта метафора понравилась Доктору Б. и, твёрдо решив в следующий раз непременно её использовать, он медленно поднял со стула своё грузное тело и пошёл на кухню.

За окном город начинал погружаться в темноту. В окно хлёсткой крупой бил мелкий снег. Нетипичная для марта погода немного печалила Доктора Б.

— А что если рассказать про ядерную зиму? — размышлял он про себя, ожидая пока вскипит чайник. — Точнее о том, что её не бывает. Эти наивные теоретики не учли скорость осаждения сажи, а потом и вовсе забыли о ней. Забавно, что это одновременно сотворили и наши, и американцы. Сговорились, наверное? Да нет… Точно сговорились. Везде любят дурить своих граждан… Правда, в штатах при этом учёным всё-таки платят больше. Такие вот дела.

Доктор Б. вдруг представил себя где-то в Лос-Аламосе в окружении настоящих физиков-теоретиков, которые своим числом пока что все умещались на одно фото, и от этого ему стало ещё тоскливее.

— Да, кому я там нужен-то… Не очень-то у меня с английским. Даже просить подаяния в своём блоге не смогу. Плиз, гив ми мани, май лайф соу диффикулт… Вот и всё.

Тоскливые размышления бесцеремонно прервал свисток вскипевшего от негодования чайника. Тем не менее, Доктор Б. решил запомнить и этот печальный образ обречённого на нищенство интеллектуала-мигранта, чтобы использовать его при случае. Он налил горячего чаю, взял недоеденный с обеда и уже засыхающий кусок калача и вернулся в комнату.

Уютно устроившись со своим немудрящим десертом за ноутбук, Доктор Б. принялся читать комменты, оставленные к ранее опубликованным роликам. Среди большого количества сравнительно однообразных благодарностей, глаз периодически натыкался на довольно забавные, а иногда и раздражающие высказывания.

— Хватит гнать на Советский Союз! — изливался праведным народным гневом новоиспечённый нео-большевик. — Сам-то небось, квартирку от государства получил, а когда работал, мечтал свалить из «поганого совка» к пиндосам?! Ну что, нужен ты им теперь?!

— Профессор, зачем опять говорили про политику? Может, лучше про реактор, про любимый лунный трактор? — цитатой из Высоцкого вопрошала умная и, скорее всего, одинокая барышня.

— А вы мне докажите, что Вселенная недетерминирована! Почему отвергаете наличие скрытых параметров? Ещё сам Эйнштейн писал… — не унимался неугомонный молодой человек с поверхностным пониманием квантовой механики.

— Зря вы абсолютизируете своё навязанное вам так называемое научное знание, профессор! — уверенно, так, что это граничило с безумием, вещал какой-то толстый тролль. — Известно, что в Древней Руси люди уже умели получать золото 999-й пробы, и выделяли они его из кала, предварительно выпивая ртуть. Назывался процесс «калохимией», которую потом намеренно исказили в «алхимию», а занимались ей золотари.

Доктор Б. снял запотевшие очки и потёр ладонью лоб.

— Наверное, пришла пора сделать ролик про советскую военщину, не реализовавшую свои планы на Третью Мировую войну. Так и хайп, может, возникнет… А, глядишь, и просмотры повысятся.

Утвердившись с мыслью о необходимости ролика по военной истории СССР, Доктор Б. снова нацепил очки, почесал кучерявую седую бороду и решил проверить своё финансовое положение.

— Не такое бедственное, как обычно, — сам про себя отметил он, не без удовольствия наблюдая сумму поступлений на карту, — 514,62… Однако, больше 500 целковых за сутки… Может, ну её эту советскую военщину?

Ухмыльнувшись своему собственному остроумию, которое в данный момент никто не мог оценить в денежном эквиваленте, Доктор Б. удовлетворённо закрыл крышку ноутбука и отправился спать.

Выспаться Доктору Б., однако, не удалось. Сначала посреди ночи комната вдруг наполнилась ярким сиянием, словно какой-то очумевший таксист, запарковавшийся в ожидании пассажиров, дальним ксеноновым светом пронзил окна профессорской хрущёвки. Свет быстро потух, Доктор Б. недовольно перевернулся на другой бок и, казалось бы, практически сразу опять заснул, но раздался какой-то грохот. Снова повернувшись с боку на бок, профессор по-стариковски крякнул, медленно встал и с раздражением поплотнее задёрнул тяжёлые шторы.

— В этой стране не то, что пенсию… даже поспать нормально не дают, — проворчал он, нащупав на прикроватном столике пару берушей, и основательно заталкивая их в свои ушные раковины, обрамлённые остатками былой шевелюры. — Как хорошо, что я бросил это треклятое преподавание…

Доктор Б. опять взгромоздился на свой изрядно пролёжанный диван, но, несмотря на воцарившиеся, наконец-то, темноту и тишину, сон к нему так и не пришёл. Проворочавшись в непонятной мучительной полудрёме до самого утра, Доктор Б. поднялся всклокоченный и помятый. Позавтракал на скорую руку двуглазой яичницей и сел за запись нового видео. После бессонной ночи, настроение Доктора Б. было не из лучших, но он быстро поднял его, хорошенько оттоптавшись на сетевом фрике, предлагающем синтезировать золото из ртути путём дефекации. Потом, чтобы не вставать, записал ещё один ролик, на этот раз про изотоп Гелий-3. А потом ещё один про Сталинские репрессии. Пока, наконец, не обнаружил, что уже настало время обеда.

Довольный своей продуктивностью, Доктор Б. решил в очередной раз проверить финансы, и к удивлению вновь обнаружил знакомую сумму. Нет, это не был застывший на месте баланс, но донат за истекшее время вновь составил 514 рублей 62 копейки. Слегка позабавившись такому совпадению, Доктор Б. традиционно отправился харчеваться на кухню, где совместил процесс поглощенияфизической пищи с вкушением пищи духовной, в виде чтения очередной горячей порции комментов к предыдущим выпускам своего блога. Впрочем, содержательных и забавных сообщений на этот раз было меньше…

— Не хватает колпака деду-звездочёту… — упражнялся в нехитрых одностишиях один из местных острословов.

— Не в обиду сказано, протирайте очки. Видно, что заляпаны пальцами… — делал замечание глазастый зритель.

— Дедуль, вот, когда вы о науке рассказываете, создаётся впечатление, что вы умный человек, но, когда в геополитику лезете, ну, ватник ватником! — подытоживал диванный политолог-либерал.

Однако, кроме этого, лента почему-то пестрила однотипными угрожающими посланиями про начало ядерной войны, рассказами о взрывах кобальтовых бомб, жертвах облучения и тому подобными страшилками. Сюжет для очередного выпуска видеоблога родился буквально мгновенно, поэтому Доктор Б. ухмыльнулся из-под усов и включил камеру.

— Здравствуйте! Вот, что я вам хочу сегодня рассказать. В 1938 году в эфире радиостанции Си-Би-Эс. Это происходило всё в США, Си-Би-Эс — это американская радиостанция. Не путать с Би-Би-Си — Британская вещательная корпорация. Так вот, в эфире американской Си-Би-Эс состоялась радиопостановка. Радиоспектакль, поставленный под руководством Орсона Уэллса по знаменитому роману Герберта Уэллса «Война миров». Надо сказать, что Орсон Уэллс помимо того, что потомок, правнук, кажется, писателя-фантаста Герберта Уэллса. Он ещё и талантливый режиссёр театра и кино. Да. Например, он снял замечательный фильм «Гражданин Кейн». Так вот, он поставил этот радиоспектакль в жанре, как бы сейчас его назвали, реалити-шоу. Ведущий выбегал из студии на крышу. Рассказывал, что видит надвигающиеся марсианские треножники, и всё в таком духе. И многие американцы — они же там все тупые, как любил говорить известный сатирик, поверили в это. Да, на полном серьёзе. Была даже некая, ну не паника, но волнение среди населения. Вот такая, значит, история. А зато потом после атаки японцев на Перл Харбор, многие наоборот не поверили сообщениям, потому что решили, что их опять разыгрывают.

Он сделал паузу, глубоко вздохнул и улыбнулся:

— Вот и некоторые из вас, моих интернет-слушателей, интернет-зрителей решили сегодня меня разыграть прямо как Орсен Уэллс, но не по радио, а по Интернету. Меня это очень порадовало, и вот поэтому я вспомнил эту историю, которую сейчас вам рассказал. Но ещё больше меня порадует, если вы поддержите меня финансово, чтобы я смог и дальше делать такие видео. Для этого внизу опубликован номер счёта, номер моей карточки, Яндекс-деньги, PayPal, QIWI-кошелёк. Всё. До свидания. Всех благ!

Доктор Б. выключил камеру и откинулся на спинку кресла. День сегодня определённо был очень результативным. Его остаток прошёл в привычном ритме, словно по накатанной. Он монтировал видео, как обычно, не особо утруждая себя эффектами, склейкой и обрезкой, потом выкладывал видео, читал комментарии под уже выложенными роликами и всё в таком роде.

Только один раз он всё-таки ответил на вопрос из тех, что касаются его личного персонального бытия.

— Профессор, вы что зомбоящик совсем не смотрите? Вдруг случится Третья мировая? — спрашивал один из пользователей.

— Совсем не смотрю, и вам не рекомендую, — написал Доктор Б., — от своего зомбоящика я избавился примерно 7 лет назад. До этого на протяжении лет 15-ти он был накрыт салфеточкой и исполнял роль тумбочки. А про Третью мировую в следующий раз расскажу.

Подумав ещё немного, профессор, всё-таки записал запланированный выпуск про советский милитаризм, прикинув, что тем самым обратит на себя внимание заклеймённых проклятьями пользователей с Тупичка Гоблина и других сетевых нео-сталинистов.

— … Третьей мировой так и не случилось. А наше поколение так и не поняло, почему мы всю жизнь должны были делать танки и ядерные бомбы, когда могли бы делать утюги и стиральные машинки. Вот так мы всю жизнь готовились к войне, а она так и не наступила… Такие дела, — немого грустно подытожил Доктор Б. — Благодарю вас за лайки, просмотры, правда, вот в последнее время почему-то совсем перестали комментить. Ну, хоть финансово помогаете. Не даёте старику по миру пойти. Чтобы мне совсем хорошо стало, внизу опубликован номер счёта, номер карточки, PayPal, QIWI-кошелёк, Яндекс-деньги. Присылайте мне подаяния, а я продолжу совершенно безвозмездно делиться с вами знаниями на этой паперти храма науки. Всем удачи! Пока-пока.

Доктор Б. остановил запись и отправился спать. В эту ночь он заснул поистине младенческим сном. И тому было сразу несколько причин.

Во-первых, он был как никогда доволен собой, так как выяснилось, что он способен создавать интересный и содержательный контент буквально на лету.

Во-вторых, некоторые пользователи, похоже, поставили ему донат на автоплатёж. Коммерсант средней руки, владеющий тремя ларьками, которые сам он называл «продовольственной сетью», вдруг представил себя меценатом и пожертвовал 100 рублей в сутки. Сердобольная работница библиотеки, у которой душа болела за культуру и образование, скрепя сердце, установила ежедневную выплату в размере 10 рублей. Бьюти-блогерша прикололась со «стёбного старикана», который тоже запиливает видосики, и решила задонатить ему полтинник к пенсии. Какой-то жадина, желая выказать своё презрение «ватному» профессору, бросил одинокий рубль. Наконец, язвительный молодой человек с поверхностным знанием квантовой физики и истории СССР, изображая псевдоинтеллектуала, подкинул профессору 3 рубля, 62 коп. Ведь в стабильных советских ценах такого доната как раз хватило бы на бутылку водки. Другие, куда менее примечательные личности из числа сетевых зевак, набросали виртуального подаяния в сумме 350 рублей. Доктор Б. не знал никого из них. Впрочем, всё это не имеет ровным счётом никакого значения. Намного важнее, что он уже в который раз получил свои 514,62. И, это, конечно, приводило профессора в самое приятное расположение духа, делая его сон особенно сладким.

И, наконец, третье, и, наверное, самое главное. На заснеженной улице было так темно и так тихо, что, казалось, весь город вошёл в бедственное положение старого и усталого блогера и дружно решил дать ему возможность хорошенько выспаться.

Последний экстренный

Комиссар Лаврухин пребывал в подавленном состоянии. Ожидание вымораживало душу начальника эшелона, как и всё внутреннее содержимое вверенных ему вагонов. Многотонный поезд уже пятый день стоял, застыв посреди заснеженной пустыни.

Выдохнув пар, комиссар забрался по лесенке в тамбур, где столкнулся с Венечкой — стареющим интеллигентом в круглых очках и с вечно всклокоченной кучерявой шевелюрой. За время поездки Лаврухин так и не удосужился узнать, кем был Венечка по профессии — то ли писатель, то ли инженер — намного важнее было то, что он каждый раз вызывал раздражение.

— Когда же мы поедем, любезный? — оправдал предчувствия Венечка, затягиваясь сигаретой, зажатой в замёрзших пальцах.

— Скоро. Скоро поедем, — отмахнулся комиссар и спрятался за дверью, ведущей к локомотиву, куда Венечке, как простому пассажиру, было категорически запрещено входить. Там за толстой стальной переборкой простирался широкий отсек тендера, где морозный воздух снаружи смешивался со смолистым запахом угольной пыли и уже отчётливо веял теплом от раскалённой топки. Отметив, что угля заметно убавилось, Лаврухин прошёл к кабине машиниста Путилина, но застал того в кочегарке. От масла и сажи его лицо казалось ещё более сморщенным и измождённым, чем обычно.

— Ну, как там? Сидят? — устало спросил Путилин, вытирая пот со лба.

— Сидят, — подтвердил комендант.

— И чего им надо только?…

— Да шут их знает… — пожал плечами Лаврухин. — Вроде как ждут чего-то. А чего?

— Может это… — машинист осторожно замялся. — С собой их возьмём? Чо они сидят-то?

— С собой? — комендант задумался, мысленно прикидывая, как будет уплотнять пассажиров, но, закончив свои подсчёты, ответил. — Это можно. А машина сдюжит?

— Сдюжит, — уверенно кивнул Путилин. — Чуток потише, но пойдёт точно. Ты знаешь… Ей, главное, ехать, — машинист не без удовольствия похлопал по гулкому боку топки. — Вот бы только помощника мне нашёл. На уголь поставить. А то я тут уже, как раб на галерах…

Кочегара и правда, не хватало. Помер он с месяц назад и лежал теперь где-то в ледяной степи, зарытый прямо на насыпи железнодорожного полотна.

— Пожалуй, из новеньких и найду, — согласился Лаврухин.

— Хоть не просто так уголёк им давать, — вдруг добавил Путилин, и, поймав удивлённый взгляд собеседника, пояснил. — Да, были тут ходоки… Просили. Обещали пути освободить.

— А ты что же?

— Ну, отсыпал мешок. Жалко же… Помёрзнут, — машинист грустно и даже как-то виновато посмотрел на коменданта. — Ты бы это… Поговорил с ними ещё. Ну, как ты умеешь, по-дипломатически. Нам ехать надо. Машине стоять нельзя.

— Нашёл дипломата…

Лаврухин хмыкнул и вышел, про себя обругав Путилина «либеральничающим гуманистом» и ещё парочкой мудрёных слов. А в тамбуре снова встретился взглядом с курящим Венечкой.

— И всё-таки желательно бы иметь определённость. Когда же мы поедем?

— Скоро! — ответил комендант, пытаясь сохранять самообладание. — Людей заберём и поедем. Займите своё место.

— Позвольте! Каких людей?! С какой стати?! Мы тут все за билеты платили… — Венечка хотел привести ещё какие-то аргументы, но Лаврухин уже спрыгнул с подножки и зашагал вдаль по снегу, а выходить на мороз за комендантом интеллигенту совершенно не хотелось. Он докурил сигарету и отправился в купе с твёрдым намерением выпить чаю — непременно с лимоном и сахаром.

* * *

Лагерь «ситдаунов» растянулся вдоль всего железнодорожного полотна. Старые торговые палатки были выставлены неровными рядами, иногда прямо по рельсам. Кое-как укреплённые натасканными со всей округи гнилыми досками, кирпичами, листами проржавевшего железа, каким-то тряпьём и прочей ветошью — они и представляли типичное жильё местных обитателей. Кажется те, кто изначально сюда пришли, просто очень боялись пропустить свой поезд. Но время шло, а заветный локомотив так и не показывался на горизонте. Сменялись поколения, забывались прошлые цели, и вот уже ожидание лучшей жизни постепенно стало самой жизнью. Теперешние обитатели лагеря, похоже, и сами больше не помнили, зачем сидели. Чумазые и оборванные, они жались друг к другу около костров, горящих внутри дырявых бочек. Очевидно, и внутри продырявленных душ этих людей, ещё тлел какой-то странный огонёк надежды, подпитываемый или собственной полурелигиозной верой, или личным фанатизмом их лидера. В любом случае всё здесь делалось или не делалось исключительно по воле пузатого бригадира Коровчука.

Он по-турецки сидел на горе старых покрышек и своим широким раскрасневшимся лицом и вывалившимся через ремень жирным пузом, напоминал Лаврухину какого-то азиатского хана. Не вынимая рук из карманов и никак не здороваясь, комендант сразу перешёл к делу:

— У нас были договорённости.

— Не слышал такого… — ответил Коровчук, чуть перемещая на покрышке свой толстый зад.

— Обещали же Путилину.

— Ну, — физиономия бригадира расплылась в сальной ухмылке, — ему, может, и обещали, а вам нет.

— Какая разница? Вы сказали, что освободите пути.

— Наверное… Но мы же не говорили, что будем это немедленно выполнять, — не сводя взгляда с опешившего коменданта, толстяк продолжил. — Вы нам лучше ещё угольку отсыпьте. Одного-то мешка мало будет…

— Нет, — сдавленно выдавил из себя Лаврухин.

— То есть, как это? Вы же… обязаны нам помочь.

Голос коменданта сделался твёрдым и приобрёл металлические нотки.

— Безусловно. Но никакого угля вы от нас больше не получите. Завтра поезд тронется. Желающие могут сесть и поехать с нами, остальным, так или иначе, придётся освободить пути. Всем всё ясно?!

Последние слова он буквально прорычал, поэтому Коровчук даже замахал своими пухлыми ручками.

— Хорошо-хорошо! Не будем горячиться, гражданин начальник. Идёт! Поедем! Но, в конце концов, нам нужно собраться, всё обдумать… Дайте хотя бы до послезавтра срок?

— Ну, ладно, — смягчился комендант. — Но завтра я ещё приду.

Он колючими глазами обвёл притихших вокруг людей. Все они смотрели в ответ: кто со страхом, кто с угрозой, кто с непониманием. Похоже, что в этом худощавом высоком человеке в шинельке и фуражке, они впервые увидели какой-то иной смысл, какую-то иную силу — совсем не такую, какая была у тучного бригадира — и этим она их одновременно и привлекала, и пугала. Лаврухин отвернулся и, ощущая спиной человеческие взгляды, пошёл назад к эшелону. Стянуть с себя нестерпимо жмущие сапоги, сунуть замёрзшие ноги под колючее верблюжье одеяло и, растянувшись на проводницкой полке, забыться сном — вот, пожалуй, и всё, чего он сейчас хотел.

* * *

Поутру Лаврухина разбудил истошный крик: может, бабий, а, может, и нет, но истеричный и какой-то визгливый. Впрочем, через минуту выяснилось, что кричал стареющий Венечка. Из его путаных объяснений следовало, что некто напал ночью на машиниста Путилина, по всей видимости, убил и скрылся. По снегу от паровоза в сторону лагеря действительно тянулся кровавый след. Металлический пол тамбура и скоба двери, ведущая к тендеру и кабине — тоже были перепачканы кровью. Вот только «убитый» сидел всё тут же, прикладывая к разбитой голове платок. Лаврухин даже не знал чему больше удивиться: внезапному воскрешению, или тому, откуда Путилин достал платок, который в его промасленных чёрных руках казался белоснежным.

— Ну, вроде живой, — отметил комендант.

— Да вы гляньте на нашего рулевого! У него же рука трясётся! — продолжал причитать Венечка. — Как он теперь состав поведёт?!

— Да в порядке я, — недовольно пробубнил Путилин. — Обидно, что моим же ведром меня огрел…

— Кто?! Детали! — насел Лаврухин, отодвигая ставшего бесполезным интеллигента.

— Да не разглядел. Захотел по нужде выйти. Смотрю, кто-то в тендере копается. Шугнул. А он, видать, с перепугу меня… По фигуре вроде молодой.

— Ясно. «Ситдауны» эти наведались. Уголёк им наш нужен. Проторили дорожку, — озвучил комендант очевидный вывод и задумчиво посмотрел в сторону лагеря.

Там, где-то на конце сходящихся в точку рельсов, пестрели палатки и поднимался чёрный дым, но не было видно никакого движения.

— А вы ещё этих, с позволения сказать, граждан хотели к нам в поезд определить… Звери они там все! — поддакнул Венечка, но на него снова не обратили внимания.

— Не придёт никто, — проговорил Путилин. — А нам ехать нужно… Машина должна двигаться, а то совсем встанем. Смазка загуснет — поршни заклинит, а если ещё трубопроводы во внутреннем контуре замёрзнут и гайки разопрёт…

— Вот и займись внутренним контуром. Закручивай свои гайки! — огрызнулся Лаврухин. — А на внешнем уж я. Сказал — «до завтра», значит — до завтра.

Поплотнее надвинув фуражку и подняв ворот шинели, он в очередной раз решительным шагом отправился в сторону стихийного поселения.

— Ну куда он снова? С кем там разговаривать? — покачал патлатой головой интеллигент-Венечка, провожая коменданта взглядом из-под блестящих очков.

— С людьми, — ответил машинист, хотя и сам уже не был уверен в своих словах.

* * *

В лагере и правда не наблюдалось никакой человеческой активности. Ни следов рассыпанного угля, ни тем более крови, на снегу не виднелось. Награбленное ночью было уже давно и умело сныкано где-то в недрах этого помоечного караван-сарая. Однако судьба угля волновала Лаврухина в последнюю очередь. Завидев массивную фигуру Коровчука, комендант направился к нему. Бригадир, словно на троне, восседал в старом кресле на деревянных ножках, и грел пухлые ладошки у горящей бочки, пока рядом суетились особо приближённые. Он тоже заметил приближение Лаврухина, и, не поворачивая головы, заговорил первым.

— Ты вот знаешь, комендант, куда эти рельсы ведут?

— Туда ведут.

— А что — там?

Вопрос явно перебил боевой настрой коменданта.

— Ну, не знаю… Восток…

— Во-о-от, — довольно протянул Коровчук. — А мы тут посоветовались и, стало быть, решили, что нам всем нужно на Запад. Так что ты, комендант, не торопись. Переставляй паровоз. И вот тогда мы все с тобой поедем.

— Что?! — возмутился Лаврухин. — Это совершенно невозможно!

— Ну, привыкай, товарищ начальник, у нас тут, не как у тебя… Демократия. Народ решает.

— Ясно. Снова, значит, бредим… Время тянем? Не хотим договариваться? Так я пойду, мне плевать.

Комендант действительно собрался было уйти, но из группы сидящих чуть в стороне вдруг поднялся здоровый детина. В своём сереньком ватнике и коричневых сапогах он был почти не заметен, пока не распрямился в полный рост. От нервозности или для соблюдения некого этикета он стянул с головы шапку, скомкал её в крепких пальцах, продемонстрировав свою пшенично-жёлтую шевелюру, а потом приблизился парой широких шагов и громко произнёс:

— А меня и Восток устраивает. Чего тут сидеть впустую? Ехать надо. Я так считаю.

На пятачке вокруг бригадирского кресла возникло напряжённое молчание. Лаврухин снова ощутил спиной, как оказался в центре внимания сотен глаз. Выглядывающие из-за пологов палаток, скрытые надвинутыми шапками, смотрящие исподлобья — все они сейчас чего-то ждали.

— Тебе что же, наши правила напомнить? — пробасил Коровчук. — Кто не сидит, тот лежит!

— Да мне плевать! — мужчина демонстративно вытянулся ещё сильнее, нагло зыркнув в сторону побелевшего от злости бригадира.

— Сядь!

— Не буду. Я так думаю. Ехать всяко лучше, чем тут жопу морозить, — детина огляделся по сторонам и заговорил совсем громко. — Ребята, девчата! Кто уже собрался? Давай за товарищем комендантом! Поедем уже хоть куда-нибудь! Поезд долго ждать не станет.

По палаткам пошло шевеление. К пятачку, на котором стоял Лаврухин и светловолосый мужик, начал подходить народ со своей немудрёной поклажей.

— А сам? — спросил комендант, заметив, что у здоровяка с собой ничего не было.

— А я потом. Тут ещё стариков много, баб… С детками опять же… Надо поговорить. Помочь. Завтра утром всех приведу.

— Звать-то тебя как?

— Савченко.

— Убьют тебя, Савченко… — проговорил Лаврухин.

— Кишка тонка! — усмехнулся детина. — Днём да поодиночке они трусливые. А ночью… Я не сплю.

Комендант кивнул, а потом повёл собравшихся к эшелону. По пути пожалел только, что не пожал руку этому мужику. Привык свои вечно держать в карманах. А после решил, что, может, оно и к лучшему — не раздражать лишний раз. Вдруг обойдётся?

* * *

Весь день до позднего вечера к поезду тянулись люди, замотанные кто во что. Группками по пять-шесть человек, гружёные небольшим количеством ручной клади.

Венечка стоял у открытой двери тамбура, смотрел, как новоприбывших распределяют по вагонам и по обыкновению курил.

— И почему мы, скажите на милость, должны кого-то забирать? Вы уверены, что мест хватит? — пробурчал он, завидев Лаврухина.

— Не волнуйтесь. Всех разместим.

— Вы хоть их проверяли?

— Надо будет, каждого проверю. Может, с тебя начать? — огрызнулся комендант. Венечка замолчал, но со своего наблюдательного поста не ушёл. Продолжил с подозрительностью и любопытством вглядываться в незнакомые лица. Закурил вторую сигарету.

Мужики какие-то мрачные — рожа кирпича просит. Бабы в бесформенных пуховиках, закутанные в платки — как недавно из-под коровы. Некоторые с детьми. Такими же грязными и лохматыми. Сброд одним словом.

Вот от общей массы отделилась фигурка поизящнее. Молодая девчуля, лет двадцать от силы, тоже в куртке с капюшоном, но всё-таки помоднее, и видно, что симпатичная. И сразу к коменданту. Ну, понятное дело — будет мосты наводить. Проститутка, небось. Такие сразу чуют, к какому мужику следует присосаться.

От этих размышлений тонко организованной Венечкиной натуре стало отчего-то так противно, что он бросил недокуренную сигарету и ушёл в купе. Тем более, что дальнейшего разговора новой пассажирки с Лаврухиным, ему всё равно не было слышно.

— Товарищ комендант, — залепетала девушка. — Меня Ксанкой звать. Можно к вам обратиться?

— Что?

— У меня там жених остался… Колька.

— Что ж с тобой не пришёл?

— Говорит, что не возьмёте его. Боится он… — Ксанка опустила глаза. — Это ж он у вас на днях уголь воровал…

— А ты что же тогда его закладываешь? — усмехнулся Лаврухин.

— Да он не со зла… Дурак просто! — девушка серьёзно посмотрела на коменданта. — Это его боров наш — бригадир — заставил. Велел Кольке ночью уголь таскать, чтобы меня никто не тронул, а иначе… Вот Колька меня за два мешка и выкупил. Я говорю — «вместе пошли», а он — «сама иди», а ему, мол, сюда дорога уже заказана.

— Ясно, — Лаврухин на минуту задумался. — Ладно. Завтра ещё поговорю с вашим Савченко. Одобрит — возьмём твоего Кольку. Но только под твою ответственность.

Глаза Ксанки загорелись радостью, она вдруг так крепко схватила и обняла Лаврухина, что тот аж пошатнулся.

— Ой, спасибо вам, товарищ комендант! Спасибо огромное! Можно я вас поцелую?

— Не положено!

Отстранившись, Лаврухин оставил сияющую девицу и зашагал вдоль вагонов. Нужно было проконтролировать погрузку и размещение пополнившегося личного состава. И хотя человеческий ручеёк, чёрной змейкой топавший через белое поле, к ночи окончательно иссяк, но спать коменданту не пришлось. Завтрашний день обещал быть непростым. Прокручивая в голове свои мысли, Лаврухин несколько раз наливал себе чаю, потом проверял, заряжен ли пистолет, поплотнее кутался в верблюжье одеяло, взбивал слежавшуюся подушку, но так и встретил предрассветные сумерки в каком-то полусонном забытьи.

* * *

Окончательно он проснулся, когда Путилин начал греметь тяжёлой тендерной дверью. Накинув шинельку и засунув ноги в проклятые сапоги, комендант вышел в тамбур и молча поприветствовал машиниста. Вид у Лаврухина, похоже, был настолько разбитый, что Путилин даже выдержал паузу, решаясь снова завести свою обычную шарманку:

— Ну, что? Поедем сегодня али нет? А то ведь…

— Да, знаю, я! Знаю! — перебил его комендант. — Машина ехать должна. Смазка загустнет, поршни заклинит, гайки разопрёт… Поедем мы! Поедем! Прогревай аппарат.

Удовлетворённый ответом, Путилин заулыбался, но в тамбуре появился Венечка с необычной озабоченностью на одухотворённом лице.

— Простите, я краем уха услышал, что мы собираемся ехать?

— Так точно.

— Но, позвольте! Как же?! Меня тут вчера Оксана Евгеньевна просветила… Там же, в этих трущёбах, ещё люди остались. Дети, бабушки… Мы что же теперь их бросим?

— И то правда, — согласился Путилин. — И Савченко этого так вчера и не появилось. Думал, будет мне кочегар…

— Вы, может, не будете меня нервировать?! — вскричал Лаврухин. — Успокойтесь уже! Никого не бросим.

Он буквально спрыгнул с подножки в снег.

— Совсем замёрзнете так бегать, — проявил заботушку Венечка. — Вам бы пальтишко новое справить…

— Вот бы справить мне костюм себе из стали на… — бросил в ответ Лаврухин. — Грейте машину!

Преодолев расстояние до лагеря «ситдаунов» быстрее, чем обычно, он застал его в зловещем запустении. Часть палаток были разрезаны и перевёрнуты. По всей видимости, оставшись без хозяев, они оказались мгновенно разграблены соседями или приближёнными бригадира. Сам хозяин мусорного мирка в окружении нескольких мордоворотов был тут же — на своём месте. Развалившись в старом кресле, грел ручонки у костра, подкидывая в бочку небольшие чурбачки.

Внезапно Лаврухин с ужасом заметил, что из ёмкости торчали обгоревшие ноги в знакомых коричневых сапогах. «Хоть бы обувку сняли… — мелькнуло в голове у коменданта. — Ничего-то им не жалко…». Но свой вопрос задал предельно невозмутимо и с несколько отрешённой грустинкой:

— Убили всё-таки?

— Это наше внутреннее дело, гражданин начальник, — хмыкнул в ответ Коровчук.

Откуда-то из кучи тряпья, бывшего когда-то чьим-то жилищем, вылезла маленькая девочка, бросилась к Лаврухину и, уткнувшись в полы шинели, тихо прошептала:

— Это папка мой… Больше никого не осталось…

— Понятно. Рядом стой. — Комендант не глядел на девочку, а только сверлил глазами бесформенную фигуру бригадира. — Зачем убили? — спрашиваю.

Коровчук поймал взгляд коменданта и растёкся в сальной ухмылке.

— А он сам… На шпалу упал и ударился. Несколько раз.

— Дядя милиционер, они врут всё! — пропищал ребёнок, крепче сжимая ручёнками этого странного худого дядьку, будто сейчас в нём заключалась последняя надежда. — Это они палками его ночью застучали.

— Знаю. Не бойся. Мы с тобой ещё подумаем, что с ними сделать…

— Не о том ты думать собрался, гражданин начальник, — усмехнулся бригадир. — Лучше подумай, может, не нужно тебе никуда ехать? Зачем? Оставайся. Будешь, как сыр в масле, кататься. Уголька надолго хватит. Разгрузишь свой тендер… А мы поможем.

Коровчук самодовольно хихикнул, но сразу поменялся в лице, потому что в него нацелилось чёрное пистолетное дуло. Бугаи позади главаря поднялись с мест, но ринуться вперёд без команды не решились.

— Все назад! Назад! Я ухожу. Ясно? Девочка идёт со мной.

Не выпуская из виду нацеленный на него ствол, бригадир продолжал увещевать коменданта, но тот уже не слушал.

— Так… И ещё… Есть тут Николай? Ну! Ксанкин женишок, который… Николай, выйди! — громче повторил Лаврухин.

Из-за спин подручных Коровчука показался щуплый паренёк.

— А этот папу бил, не помнишь?

— Нет… Он никого не трогал.

— Значит, тоже со мной пойдёшь, — приказал комендант Коле. — Ну! Быстро!

Тот пугливо обернулся, а потом перешёл поближе к человеку в шинели..

— Ах ты крысёныш! Задавлю! — взревел главарь.

— Сиди уж! Любишь сидеть же. А то поскачешь у меня! — осадил его Лаврухин, угрожающе ткнув оружием, а потом оглянулся по сторонам, обращаясь ко всем прочим зрителям, незримо наблюдающих за сценой из своих укрытий. — Другие желающие есть? Нет?! Ну, всё… Хотите сдохнуть, значит, сдохните. Увижу, что кто-то следом идёт — стреляю сразу в лоб.

— Далеко всё равно не уедешь, — сквозь зубы процедил Коровчук.

— Поезд невозможно остановить.

— А это мы ещё посмотрим, гражданин начальник.

Комендант не стал продолжать эту бессмысленную перепалку. Только ещё раз посмотрел в сторону палаток с притаившимися внутри людьми, с обидой прошептал:

— Дебилы, бл*ть… — плюнул в снег и пошёл назад к поезду вместе со встревоженным Колей и успокоившимся ребёнком.

Несколько раз он мысленно ругал себя за несдержанность. Никак нельзя было светить «Макаровым». Неоправданный риск. Что у него? Восемь патронов. А у них — злость, кураж и одно на всех неудержимое желание завладеть халявной волыной. Расчёт лишь на то, что жирный боров зассыт и не спустит свою шоблу. Эмоции. Ребячество. Как бы то ни было, погоня не входила в планы трусливого Коровчука, поэтому никакой погони так и не случилось. А локомотив был уже в паре шагов.

* * *

Лаврухин рассматривал поезд. Чёрная угловатая громадина, извергающая горячий пар, возвышалась на фоне белой земли и серого неба, словно фантастический дракон, вытянувший вдоль железнодорожной ветки свой длинный хвост. Одни колёса почти с человеческий рост. Спецрельс и полотно втрое шире обычного. Умели же раньше строить… Настоящий левиафан! И что он таскал? Какие-нибудь боеголовки — не иначе. Отрыжка ядерной эпохи.

А что теперь? Куда он нас везёт? И зачем? Может, и проще вот так вот — сесть и ждать, когда на тебя свалится счастье? Да и есть ли оно в конце этого пути? Кто встретит? Не такие ли морготные морды?

Тягостные раздумья коменданта прервал паровозный свисток. Глянул — все уже погрузились — один Лаврухин стоял в снегу в нещадно жмущих сапогах. Поднявшись по длинной крутой лестнице, он громко закрыл последнюю дверь, пересёк тендер и заглянул в кабину.

— Ну чего? Поехали что ли?

— Да там это… — закопчённое лицо Путилина выражало тревогу. — На рельсы какого-то говна натащили. И, кажись, шпалы пилят. Как бы жертв не было… Котёл-то у меня уже того — под парами.

Воцарилось молчание. Только громогласное урчание исполинской машины, напоминало, что ей никак нельзя останавливаться.

— Что делать-то? — повторил вопрос машинист.

Лаврухин опять задумался, но тотчас вспомнил удивлённого Кольку. Его Ксанку, проданную за пару мешков угля. Испуганную девчонку, чьё имя он пока ещё даже не узнал. Вспомнил эти мерзкие рожи, столпившиеся вокруг растерзанного трупа белокурого Савченко. Вспомнил довольную и лоснящуюся жиром харю бригадира. И неожиданно для самого себя очень чётко ответил:

— Дави их, Путилин.

Первыми сдохнут хипстеры. Часть 1

Глава 1. Лёня

в которой Лёня разочаровывается в любви и человечестве, однако осознаёт все выгоды лыжного спорта

Лёня проснулся оттого, что в комнате было слишком холодно. Поёжившись, он попробовал засунуть озябшие ноги под одеяло и продолжить спать, но это не помогло. Сон окончательно ушёл. Впрочем, как и Кристина, которая, как он помнил, вчера всё же заходила к нему.

За окном всё ещё был какой-то серо-коричневый полумрак. По всей видимости, очень раннее утро. Сев на разложенном диване и ощутив босыми ступнями холодный пол, он взял с края стола телефон, чтобы посмотреть на время.

— 8:39… А темень ещё. Чёртова осень, — пробормотал Лёня, но сразу забыл и о времени года и о времени суток, потому что открыл непрочитанное сообщение:

«Мне не стоило с тобой пробовать. Ты лох. Я ухожу к Петрову».

— Ну, Кристина… Су*а! — про себя выругался парень и от злости чуть не грохнул смартфон об пол. — Дрянь… Шлю*а. Решила посмеяться надо мной?

Не переставая молча ругаться, он натянул брошенные рядом с диваном штаны, надел футболку и встал, оглядываясь в поисках свитера, потому что ему по-прежнему было холодно.

— Пи*да тупая… Соска… — продолжал он мысленно ругать девушку, просовывая голову через узкий вязаный ворот. — А что если я над тобой посмеюсь? У меня ведь ещё хранится то видео, где ты вертишься во всей красе…

Лёня нашёл файл в галерее и хотел было уже поделиться им в неофициальном телеграм-чате универа, но приложение зависло на надписи «Подключение…».

— Чёрт, и сети нет… — парень потрогал батарею, сняв с неё пару носков. — И отопления нет… Грёбаная страна. Надо валить…

По всей видимости, последняя фраза в большей степени всё-таки относилась к месту обитания Леонида, чем к стране в целом. Его нынешнее финансовое положение бедного студента позволяло ему добраться до университета и обратно, но никак не примерить на себя интересную и полную приключений роль эмигранта. Желательно политического, ведь их, по единодушному мнению всех однокурсников, больше любят на Западе.

Натянув носки и засунув ноги в кроссовки, Лёня взял сумку и, плотно прикрыв за собой дверь, вышел в общий коридор. Он так и не удосужился поставить замок в двери комнаты, которую снимал в коммуналке, поэтому просто не оставлял там ничего ценного. На кухне уже горел свет. Наверное, престарелый сосед-пенсионер, просыпающийся и шаркающий ногами начиная уже с шести утра, пил чай.

Парень заглянул на кухню, чтобы поздороваться и, возможно, тоже успеть выпить кружку, но обнаружил там только Павлика. Субтильный худосочный наркоша, обычно отстранённо и безобидно втыкающий в свой смартфон и не появляющийся в общих местах раньше одиннадцати часов, был каким-то чересчур странным. Он сидел на табурете, чуть покачиваясь в такт невидимой музыке, прямо напротив старой радиоточки. Покрытое пылью устройство сохранилось в коммуналке ещё со сталинских времён и не представляло никакой практической ценности. Даже местные старожилы давно перешли на высокотехнологичное зомбирование посредством цветного цифрового ТВ, часами обсуждая шоу Малахова или перипетии сюжета очередного дебильного сериала.

Похоже, Павлик зачем-то включил приёмник, потому что сейчас из него доносился громкий шум и треск, казавшийся немного зловещим. Дешёвая тонкая футболка наркомана, явно купленная на Али рублей за двести, да и сам её обладатель, были в чем-то перепачканы. Внезапно Лёня осознал, что это кровь. Ей же были местами вымазаны стены и холодильник. Тёмно красная лужа растекалась и по полу. В её центре, чуть загораживаемый столом, лежал седой сосед-пенсионер.

— Ты что сделал, укурок?! — выпалил студент и сразу же пожалел об этом своём необдуманном поступке.

Павлик медленно повернул к нему своё окровавленное лицо, на котором застыл звериный оскал и посмотрел на Леонида пустыми белками далеко закатившихся глаз. Издав какой-то нечленораздельный полустон-полукрик, он бросился в сторону студента, но тот успел увернуться и выскочил назад в коридор. С грохотом натыкаясь впотьмах на старый шкаф, велосипед, задевая и роняя швабры и ещё какие-то вещи, Лёня устремился к спасительной входной двери и попытался открыть её, но без света это получилось плохо. Тугая, закрывающаяся практически в натяг, дверная цепочка никак не поддавалась. Сзади уже буквально в паре шагов маячил пошатывающийся силуэт Павлика.

Внезапно в полумраке взгляд парня упал на пару лыжных палок, висевших на крючках за дверью вместе с какими-то уже непонятно кому принадлежащими ветхими пальто и рабочим халатом. Схватив одну из них, он в отчаянии, словно защитник Фермопил, с размаху засадил её металлическим остриём прямо в разинутый рот Павлика. Удар был такой силы, что круглый ограничитель из пожелтевшего пластика разлетелся пополам, а стальной шип насквозь прошил горло наркомана и вылез из шеи сзади. Противник захрипел, но, кажется, ещё сильнее навалился на студента, протягивая к нему свои руки. Лёня с силой выдернул палку и, схватив её обеими руками, придавил покачивающегося на месте наркомана за шею к стене. Павлик всё ещё хрипел, пытаясь высвободиться, беспорядочно хватал студента за свитер, но он изо всех сил всем телом вдавливал палку в разорванную шею противника. Наконец, послышался хруст сломавшегося позвоночника и Павлик перестал хрипеть. Ещё немного подрагивая всем телом, он безвольно обмяк и съехал на пол.

В тишине тёмного коридора звучали только пощёлкивания массивного электрического счётчика за щитком, под которым сейчас и лежал окровавленный труп. Уже второй в этой квартире. Пытаясь как-то осознать происходящее, Лёня, тяжело дыша, не моргая, смотрел на тело, бывшее когда-то его соседом. Потом зачем-то рукавом вытер от крови пластиковое окошко на электрощитке и вышел из квартиры.

Глава 2. Валя

в которой Валя размышляет о своей печальной жизни, тленности бытия и проникается любовью к живой природе

Валя сидела на лавочке, чуть поджав под себя стройные ножки в коротких кожаных ботинках на искусственном меху и плотных чёрных колготках, и грустно смотрела на дохлую кошку. Возвращаясь под утро от подруги, она так и не дошла до дома. Отправляться же на работу было ещё рано. Поэтому теперь, присев отдохнуть в чужом дворе, она размышляла о тленности бытия и превратностях судьбы. Мёртвое животное навевало на девушку сильнейшую тоску. Возможно, потому что просто очень любила животных, а возможно потому, что, как и кошка, она была ярко выраженной брюнеткой с довольно грациозной фигурой и большими выразительными тёмными глазами. Впрочем, несмотря на искреннее сожаление, девушка, пользуясь случаем, могла бы сфотографировать кошку на телефон ради создания бесплатного шок-контента для телеграмма, чтобы пощекотать нервы ещё более впечатлительным гражданам, чем она сама. Но смартфон был разряжен.

— А ведь она уже давно тут, — размышляла Валя, глядя на маленький трупик уже изрядно расклёванный воронами, — и всем всё равно. Никто не удосужился проявить сострадание и хотя бы убрать несчастное животное с дороги. Уверена, все обходили стороной, отводили взгляд, брезгливо морщились. Но по большому счёту всем наплевать.

Настающий рассвет окрасил отступающую ночную дымку в серо-коричневый цвет. Всё в такое время, казалось выцветшим и поблёкшим.

— Как и вся моя жизнь, — продолжала свои печальные размышления девушка, плотнее кутаясь в вязаный шарф под короткой кожаной курткой, — жалкая и бессмысленная. Интересно, когда я умру, все так же будут проходить мимо меня. Будут, конечно. Всем наплевать…

Валя вдруг подумала, что сейчас вот так, сидя перед дохлой кошкой, самым подходящим было бы достать сигарету и закурить с тоскливым видом. Но она не курила. И даже никогда не пробовала, потому что с детства не переносила табачного дыма, который вызывал у неё астматические приступы.

— Да что же я за человек такой? — со злой обидой на саму себя подумала девушка. — Даже тупо закурить не способна! Что же я за жалкое ничтожество? Оно и есть…

Иногда Валентина думала о том, как было бы здорово отказаться вдруг от самой себя. Сменить имя, город, всю свою жизнь. Потерять себя, чтобы вместо этого найти что-то новое и непременно прекрасное. Она мечтательно вздохнула и снова взглянула на кошку.

Кажется, что-то привлекло её внимание в этом холодном чёрном комке меха с распоротым кровавым пузом, свёрнутой на сторону головой и выклеванным глазом. Ветер чуть ворошил покрытую пылью и кровью шерсть, но заинтересовало девушку не это, а пушистая чёрная лапа, обессилено лежащая на асфальте. На мгновение Вале показалось, что конечность слегка дёрнулась.

Девушка вдруг с ужасом подумала, что несчастная кошка всё ещё не до конца умерла и агонизирует в судорогах, но уж больно старым и страшным был этот маленький трупик. Тем не менее, движение повторилось. И это нельзя было списать ни на холодный ветер, ни на алкоголь, ни на нехватку сна. Кошачья лапа снова немного дёрнулась и вдруг полностью вытянулась.

Животное слегка потянулось, выгнув спину, и вдруг уверенно встало и направилось к девушке. Несмотря на удивление и страх, Валя почти инстинктивно протянула руку, чтобы погладить кошку, но та зашипела и оскалила пасть, показав свои белые острые клыки.

— Хорошо, иди-иди, кошечка, — пробормотала девушка, но та и не собиралась уходить. Подволакивая задние ноги и таща за собой по тротуару вывороченные наружу кишки, кошка с шипением приближалась к Валентине, не сводя с неё своего единственно остекленевшего глаза и явно готовясь к прыжку.

Испуганно взвизгнув, девушка вскочила на лавочку. Кошка прыгнула и яростно впилась когтями в ногу в чёрных колготках. С отвращением Валя ощутила прикосновение холодных и липких внутренностей. Истошно крича, Валентина тщетно пыталась стряхнуть с ноги страшное животное, но ничего не получалось. Да и вокруг на улице в такой ранний час не было никого, кто мог бы оказать помощь. Только окна домов чернели, словно пустые мёртвые глазницы.

Собрав в себе остатки самообладания, девушка схватила свой старомодный зонт с массивной деревянной ручкой и, размахнувшись им, как клюшкой для гольфа, с силой ударила кошку. Издав приглушённый полукрик-полувизг, животное отлетело в сторону и шмякнулось на дорогу, но, не желая снова умирать, опять поднялось на лапы. Воодушевлённая успехом, Валя перешла в контратаку. Подскочив к шипящему и скалящемуся зверьку, она несколько раз подряд с силой опустила своё оружие на одноглазую чёрную голову. Из разбитого черепа показался сероватый окровавленный мозг, но кошка продолжала яростно шипеть и пытаться схватить свою жертву поломанной лапой.

— Сдохни уже, тварь! — злобно вскричала девушка, кажется, уже ощутившая дурманящий запах крови, и добила животное, всем своим весом наступив на него, сломав кошке хребет и окончательно превратив пушистую голову в кровавое месиво.

На улице вновь воцарилась тишина и безмолвие. Ещё не до конца придя в себя, и чуть подрагивая всем телом, Валентина брезгливо убрала ногу в окровавленном ботинке с раздавленного и уже почти бесформенного трупа кошки, и отошла назад к лавочке. Дрожащими руками, девушка достала из сумочки влажную салфетку и с бессмысленным видом вытерла большую деревянную ручку зонта от крови и кусочков мозга. А потом, стараясь не оглядываться на свою жертву, пошатываясь, пошла по улице в сторону дома.

Её по-прежнему сильно трясло, когда она зашла в подъезд своей многоэтажки и замешкалась у двери, пытаясь открыть её. Лампа на лестничной клетке не работала уже несколько недель, и сейчас это было особенно некстати.

— Плохой район. Плохой дом. Плохой этаж. Плохой аккумулятор. Просто плохой день, — мысленно то ли успокаивала, то ли накручивала себя девушка. — Не хватает только маньяка на лестнице…

Справедливости ради стоит сказать, что Валя и правда боялась неизвестных, которые могли бы её изнасиловать, а то и похуже.

— Могли бы… — снова повторила девушка свои мысли с какой-то грустью, и вдруг уронила ключи из трясущихся рук, так и не справившись с тем, чтобы вставить их в темноте в замочную скважину.

Шаря руками по полу, покрытому криво положенной и растрескавшейся плиткой, она наклонилась и вдруг услышала на лестнице чьи-то шаркающие шаги. Валя тихонько вжалась в угол рядом с дверью, уже забыв про ключи и нащупывая в сумочке рукоятку электрошокера.

— Это просто кто-то из соседей. В подъезде темно. Может и лифт не работает. Такое случается… Людям надо идти на работу, — успокаивала она себя торопливыми мыслями. — Сейчас кто-то спустится, подсвечивая себе дорогу мобильным. Может и мне поможет найти ключи… А что? Минутное дело. Просто любезность.

Но ожидаемого соседа с фонариком так и не появилось. Нечто тёмное и массивное медленно спустилось по лестнице, замерло в нескольких сантиметрах от девушки и, глухо простонав, словно втянуло воздух носом. Силясь разглядеть неизвестного, Валя вдруг почувствовала, что из темноты повеяло холодком, и с ног до головы моментально покрылась мурашками. В следующий миг нечто тяжёлое и влажное навалилось на неё, будто охватывая со всех сторон.

Сжав в руке шокер, девушка из последних сил впихнула его в эту противную черноту и нажала на кнопку. Послышался треск и запах палёного мяса. Неизвестный повалился в сторону. Девушка, забыв уже и про ключи, и про то, что собиралась войти в свою квартиру, быстро побежала вниз по лестнице.

Глава 3. Толик

в которой Толик становится настоящим другом, проявляет чудеса рассудительности и распечатывает папин коньяк

Рассвет в этот день так и не наступил. Всё небобыло подёрнуто плотными свинцовыми облаками, а в воздухе словно висел желтовато-серый смог. Фонари, подсветка билбордов, вывески магазинов — не работали. Вскоре погасли и светофоры, моментально внеся хаос на улицы города. С сиренами и мигалками через него протолкнулось несколько машин ДПС и «скорая».

Перебежав через проспект, наводнённый шумом возмущённых голосов и нескончаемыми автомобильными сигналами, Лёня снова оказался во дворах. Типичный спальный район, но всё-таки не коммуналки. Дома здесь были новее и больше, кое-где в окнах горел свет. За одним из них находилась его цель — спасительная и гостеприимная квартирка на 7-ом этаже, где жил его приятель Толик. Парень вдруг осознал, что до сих пор сжимает в руке окровавленную лыжную палку. Он испуганно выбросил её в ближайшую мусорку, а сам набрал на домофоне заветные цифры и зашёл в подъезд.

Толян, конечно же, был дома. По обыкновению играл в онлайн-стрелялку и с прошедшего вечера, как только засел за комп, так и не ложился спать. И моментально вернулся к своему занятию, как только впустил Лёню в квартиру.

— Ты чё? Тоже решил сегодня в универ не ходить? — спросил Толик, не отворачивая от монитора своих покрасневших глаз.

— Я убил человека, — вдруг выпалил Лёня, сам почти удивившись своим словам.

— Чё говоришь? — переспросил Толян и, наконец-то оторвавшись от экрана, посмотрел на приятеля.

— Говорю, что человека убил… Только что!

Лишь сейчас студент обратил внимание, что свитер Лёни перепачкан кровью.

— Жееесть, чувак, — протянул Толян, заморгав глазами. — Как это случилось-то?

— Да… Бл*дь, не знаю! Паша-наркоша, сосед мой, утром зае*ашил дедана из соседней комнаты. Набросился на меня. А я его…

— Пи*дец. А я тебе говорил, что лучше бы ты у меня вписался. Нет же… Тебе же нужна была хата отдельная, Кристинку водить.

— Зае*ал, проповедник. Что делать-то? — раздражённо перебил приятеля Лёня.

— Не ссать и не бояться! — ответил тот. — Ясно же, что самооборона. Но отсидеться не помешает. Успокоиться хотя бы.

— Да, — согласно кивнул Лёня, стягивая с себя окровавленный свитер.

— Я тут на выхах у бати был, — продолжил Толян разговор в намеренно непринуждённой манере. — Свиснул у него бутылочку коньяка. Не желаешь?

— Да ну блин…

— Ну, а чё? Мокруху отметить, — неудачно пошутил приятель, но сам улыбнулся своей шутке.

— Дебил, бл*дь…

— Ну, давай хоть в кофе накапаю по паре капель? В качестве лекарства.

— Да, ладно, эстет, блин. Давай, — снова согласился Лёня и почти упал в кресло.

Сейчас он почти не чувствовал ни рук ни ног, тело колотил какой-то нервический озноб, а сердце бешено стучало. Но шутливый циничный тон приятеля успокаивал студента. Толяна он знал очень давно и доверял ему практически как себе. Тем временем, тот принёс кофе с коньяком, дал кружку Лёне, а сам снова занял своё привычное место вполоборота за компьютерным столом.

Отпив пару глотков, он, не слезая со стула, подкатился к окну и, аккуратно отдёрнув штору, посмотрел на улицу.

— Что там? — нервно спросил Лёня, вцепившись в горячую кружку обеими руками.

— Да ничо… Вон, смотрю, менты с мигалкой проехали. За тобой, наверное… — с совершенно серьёзным лицом проговорил Толян, выждал паузу и заржал.

— Идиот…

— Да я тебя как-то приободрить стараюсь.

— Ху*во стараешься! — отрезал Лёня.

— Да ладно тебе. Там весь проспект перекрыт чё-то…

— Видел, — кивнул Леонид. — Авария, наверное.

Толян закрыл свою игрушку и развернул телеграм.

— А у меня для тебя две новости: хорошая и хорошая. С какой начать?

— Начни с хорошей, — устало ответил студент, отпивая кофе и постепенно начиная ощущать свои дрожащие пальцы.

— Новость первая. Мы с тобой сегодня ни разу не прогуливаем, потому что универ закрыли из-за террористической угрозы.

— Снова кто-то позвонил, что бомбу заложил?

— Да пока непонятно… — пожал плечами Толян, изучая посты на канале. — Говорят, захват городской больницы. Подробностей мало. Туда сейчас ментов стягивают и спецназ ФСБешный. И это вторая хорошая новость, потому что ментам сейчас точно не до тебя.

— Это радует.

Почти двое суток Лёня просидел у Толяна, прикидывая, что будет лучше: дождаться, когда полицейские начнут копать и надеяться, что пронесёт, или сразу самому пойти сдаваться. Так и не остановившись ни на одном из вариантов, он прислушался к фирменной народной мудрости от Толяна «утро вечера мудренее», лёг на диван и залип в какой-то триллер про зомби.

Толян разбудил его, сильно тряся за плечо.

— Вставай, убивец! Пошли в магаз! — послышался из темноты голос приятеля.

— Не, ты что? Сам иди. Я тут посижу, — начал возражать Лёня, но приятель не слушал возражений.

— Да хватит ссать! Хоть продуктов поможешь мне набрать и сам развеешься.

— А что там с террористами? — поинтересовался Лёня.

— Да я хз… Не читал телегу. Я сидел гамал, а свет пропал.

— Может, не стоит выходить?

— Ты теперь террористов боишься? Взорвут тебя? Аллах акбар! Хе*ли дома сидеть без света, как два педика. Пошли! Тут до ТРЦ пара кварталов, — продолжал Толян в своей активно-позитивной манере, в потёмках роясь в шкафу. — На вот, надень! Там как-то прохладно.

На ощупь, напялив на себя тёплую толстовку и куртку приятеля, Лёня вместе с ним отправился в торговый центр.

Глава 4. Хипстер

в которой Лёня и Толя совершенно не разбираются в современных трендах, не могут оценить модного лука, но начинают что-то понимать

На улице было холодно. И многоэтажка Толяна, откуда, спустившись по тёмному подъезду, вышли парни, и окружающие дома тоже стояли совершенно тёмные. Ни в одном из многочисленных окон сейчас не горел свет. Но в полумраке чуть светящегося неба до сих пор был хорошо различим плотный желтоватый туман, стелящийся по дворам.

Лёне почудилось, что за пеленой этого тумана он видит какое-то движение, словно странные фигуры колыхались во тьме. Но Толян, похоже, выпивший слишком много своего кофе с коньяком, был на удивление бодр и весел.

— Ну, что за погода?! — посетовал он, поглубже натягивая свою нелепую вязаную шапку в виде триколора с помпоном и наматывая длинный шарф с надписью «Спартак» на еще один дополнительный оборот вокруг шеи.

— Похоже, по всему кварталу свет вырубило, — пробурчал Лёня, — тревожно всматриваясь в далёкие огни ТРЦ.

— Темноты испугался? — приятель включил фонарик на смартфоне и продолжил в своей фирменной глумливой интонации. — Я вот тут книжку перечитывал. «Преступление и наказание» называется. Так вот там чувак после мокрухи тоже каждого столба пугался.

— Заткнись, а?!

— Топор с тобой? — не унимался совершенно точно накативший коньяка Толян.

— Ты му*ак?

— Что? Топор забыл?!

— Му*ак.

Преодолев пару тёмных дворов, приятели вышли на небольшую улочку, выводящую прямиком к зданию торгового центра. Вокруг по-прежнему было безлюдно, пропали даже почудившиеся Лёне фигуры.

— Тебе не кажется это странным? Словно вымерли все… — спросил студент у приятеля.

— Да чего странного? Ты думаешь, кому-то нравится в темноте шататься? Сидят вон там, — Толя кивнул на светлую махину ТРЦ, — кинчик смотрят. В «Бургере» хавают. Ну, кто-то может и дома сидит в жопу е*утся.

— Почему именно в жопу? — искренне удивился Леонид этой детали в описании досуга.

— Пи*оры, потому что… — логично заметил Толян и сразу философски добавил. — Ну, может, и не в жопу… Но всё равно пи*оры.

Решив больше не задавать вопросов, чтобы не развивать тему жоп, Лёня почему-то вспомнил Кристинку, которая решила уйти от него после первого же раза. Он ведь так и не осуществил свою маленькую месть и не выложил её интимный видос в телеграм-чат. «Да и х*р с ней! Пускай трахается теперь со своим Петровым, — благородно решил Лёня, мысленно уже отказавшись от своей затеи, и вдруг повторил логику своего друга. — Он всё равно пи*ор».

— Вон как раз один! — словно услышав его мысли, вдруг выпалил Толян, указывая на идущего навстречу парня в грязно-рыжем полупальто, серых сильно зауженных брюках-дудочках и ярко-жёлтой шапке.

— Обычный хипстер, — спокойно заметил Лёня.

— Не люблю я их.

— Вот только не надо докапываться до него.

— Да не… — тихо и уже совсем миролюбиво протянул Толян, когда парень уже существенно приблизился. — До него уже кто-то докопался.

Это оказалось довольно справедливое замечание, потому что парень и правда выглядел, как после серьёзной драки. Один рукав пальто был наполовину оторван, одежда и даже шапка перепачканы в крови, лицо сильно разбито.

Парень, пошатываясь, прошёл мимо друзей, как бы не замечая их. Но оказавшись сзади, вдруг резко повернулся, неестественно вывернув шею, и, издав какой-то нечеловеческий приглушённый крик, вдруг схватил рукой Толяна за куртку. Тот на считанные секунды замер от неожиданности, явно не рассчитывая встретить угрозу в лице этого тщедушного человечка. Но парень, вцепившись в Толю мёртвой хваткой, продолжал тянуть его к себе и шипеть, по животному скаля свой рот.

Подвыпивший студент резко дёрнулся и, освободившись, с размаху врезал в омерзительно искривлённую рожу. В следующий миг он почувствовал, что кулак упёрся в совершенно безжизненную плоть, холодную и немного липкую, как кусок размороженного мяса. Хипстер отпустил его, но, получив вдогонку ещё один удар, всё равно устоял.

— Ты ему челюсть сломал! — воскликнул Лёня, заметив, что рот нападающего скривился и остался в таком положении.

— А не*уй меня трогать! Бессмертный что ли?! — рассвирепев, выпалил Толян, обращаясь скорее к нападавшему, чем к своему другу.

Первый, впрочем, и не думал останавливаться. Резко подавшись и почти выпрыгнув вперёд всем телом, он обхватил Толяна обеими руками, повалил его на тротуар и впился зубами в толстый спартаковский шарф, явно целясь в шею.

Лёня ринулся на помощь приятелю и, схватив нападавшего за пальто, постарался оттащить его от Толи, но тот намертво сжал пальцы на своей жертве. Толян остервенело колотил по-звериному рычащего хипстера по корпусу и голове, хотя это не производило никакого эффекта. Наконец, Лёня со всей силы пнул его ногой в бок и буквально сбил с уже задыхавшегося друга.

Хипстер шлёпнулся наотзадок и повернулся на студента, оскалив окровавленный рот. Это чертовски напоминало недавнюю сцену на кухне в коммуналке, и от этого воспоминания Леонида прошиб холодный пот. За какую-то секунду он представил, как эта пасть набрасывается на него, а у него под рукой совершенно нет никакого орудия.

Внезапно откуда-то сверху раздался приглушённый гул. Одна из мощных осветительных ламп, установленных по периметру крыши ТРЦ, моргнула и с громким хлопком разлетелась на осколки. Вспыхнула и погасла синеватая электрическая дуга, посыпались искры.

В этот момент случилось нечто странное. Напряжённое от злости окровавленное лицо нападавшего вдруг сделалось каким-то спокойным, практически умиротворённым; выпученные глаза закатились, чуть прикрывшись расслабленными веками, а сам он, как подкошенный, рухнул на землю.

Толик же, напротив, постанывая, поднялся на ноги.

— Этот упырь мне чуть горло не прокусил! Су*а! — он зло пнул лежащее тело.

— Да, хватит, — растерянно остановил его Лёня. — Он, кажется, всё… Умер.

— В смысле?! — Толян, вдруг забыв про драку, наклонился над лежащим хипстером и, отвернув ворот пальто, пощупал шею. — Нет пульса… Да он, блин, холодный, как труп.

— Да он и есть труп, — спокойно заметил студент, вдруг осознав происходящее. — Ты посмотри на него.

Под пальто у валяющегося на асфальте тела было нечто страшное. Свит-шот, весь пропитанный кровью, был разорван на животе. Там зияла огромная почти на всю ширину туловища кровавая дыра, в которой виднелись кишки и ошмётки внутренних органов.

— Что за ху*ня?! Он же только что… — только и мог выпалить давно протрезвевший Толян.

— Понятия не имею, — пробормотал Лёня, — но, кажется, то же самое было с Павликом.

Из ступора парней вывел истошный женский крик, доносившийся откуда-то из здания торгового центра. Оставив размышления на потом, оба бросились туда.

Глава 5. Незнакомец

в которой Валя становится лучшим и единственным работником месяца, сидит под столом и ест вкусняшку

Валя сидела, забившись под прилавок, тише воды ниже травы и крепко сжимала в тонких длинных пальцах пластиковую рукоятку электрошокера. Она не видела неизвестного, а только слышала его уверенные и неторопливые шаги по помещению салона сотовой связи. Впрочем, «салон» — слишком громкое и претенциозное наименование для типовой вытянутой, как кишка, стекляшки площадью не более 50 квадратных метров, арендуемой на втором этаже торгового центра в спальном районе.

Неизвестный медленно прошёлся вдоль витрин, как делают обычно все покупатели, словно что-то выбирая. Валя, стараясь не издавать ни звука, осторожно подогнула под себя ногу, и попробовала разглядеть хоть что-то в щель между прилавками. Спокойная и уверенная цокающая об пол каблуками походка стихла где-то в дальнем углу, а потом снова начала приближаться. Неизвестный остановился прямо перед тем местом, где пряталась девушка. Не двигаясь и почти не дыша, она из своего убежища увидела пару зеленовато-коричневых модельных туфель с острыми носами и подол чёрного шерстяного полупальто.

Раздался звук бьющегося стекла, Валя вся сжалась и даже зажмурилась, стараясь не закричать. Неизвестный спокойно и молча забрал, что хотел, а потом так же решительно и монотонно зацокал к выходу. Вскоре опять стало тихо.

«Выходите из кладовки, мистер Круз», — мысленно пошутила девушка, набираясь решимости наконец вылезти из-под стола. И сделав это, сама себе проговорила под нос. — «Кажется всё в порядке».

Хотя обстановку в салоне сотовой связи сейчас вряд ли можно было назвать «порядком». Три витрины, включая ту, что только что обшарил неизвестный, были разбиты вдребезги.

«Что же ты спёр одно старьё?» — по-хозяйски оценивая потери, констатировала Валентина.

Неизвестный обчистил только витрину, где продавались подержанные телефоны, старые модели и всякие запчасти к ним, вроде сменных аккумуляторов. Куда более ценный товар остался нетронутым, правда, часть его валялась на полу, в лужах крови.

Как минимум половина её принадлежала Кириллу, коллеге Валентины, которого она, если правильно помнила, ещё вчера убила, несколько раз пырнув в живот большим кухонным ножом из подсобки, а потом задушив длинным проводом от удлинителя. Впрочем, самого Кирилла сейчас не было ни в подсобке, ни в торговом зале, куда переместилась и где закончилась их борьба.

«Вероятно, он всё-таки остался жив… — с надеждой подумала девушка. — В любом случае, это была самооборона. Он же сам набросился на меня! И орал, как сумасшедший. Наверное, хотел изнасиловать…»

Всё это, однако, не объясняло остального ада творящегося вокруг. ТРЦ был совершенно пуст, хотя ещё вчера тут, казалось, всё было усыпано мёртвыми телами. Кровавые следы тянулись по большой молочно-бежевой плитке. Такие же размазанные багровые пятна виднелись на стёклах, стенах и перилах лестниц.

«Но куда делись трупы? Кто-то убрал их, пока я пряталась в подсобке?!»— размышляла девушка, пошатываясь проходя мимо окровавленных павильонов. — «Дура… Идиотка… Почему я не пошла домой?! Почему решила, что надо идти на работу? Гиперответственная дура…»

Продолжая свои размышления в таком духе, и уже почти логически придя к мысли о своём собственном помешательстве, девушка спустилась на первый этаж и остановилась около небольшого кафе «Чай&Кофе». Вид симпатичных пироженок на витрине и урчание в собственно желудке заставили её вспомнить, что она как следует не ела уже больше суток. Остатки хлеба и сыра в подсобке не считаются, ведь на стрессе после убийства Кирилла, она почти не заметила, как проглотила их.

Валя зашла за стойку, дрожащими руками включила электрочайник и достала из застеклённого холодильника десерт.

«Что я делаю? Это же кража. Или после убийства человека это не будет считаться серьёзным преступлением? Нет. Точно не будет. Это же всё в моей голове. Господи, как же хочется есть…»

Не дождавшись чайника, она залила тёплой водой попавшийся под руку пакетик, села за ближайший столик и, отламывая ложкой большие куски, начала поглощать десерт. Валентина всегда обожала сладкое, но сейчас эта случайно найденная пироженка буквально вызывала в её измождённом теле вкусовой оргазм. Она так увлеклась вожделенным десертом, что даже забыла про свой электрошокер, оставленный на стойке рядом с холодильником.

Между тем, за её спиной вдруг с грохотом распахнулась дверь в служебное помещение, какая-то тёмная и тяжёлая масса навалилась на девушку со спины, а на плече, вызывая сильнейшую боль, сомкнулись чьи-то зубы.

Глава 6. Зомби

в которой Лёня и Толя отправляются за покупками, встречают Валю, ведут себя по-рыцарски, но не по-джентльменски

Когда Лёня и Толян вбежали на первый этаж ТРЦ, то первое что они увидели, была яростная драка двух окровавленных девушек. Вцепившись и кусая одна другую, они катались по полу, сбивая лёгкие пластмассовые стулья небольшого кафетерия.

— Девчонки, вы чего, блин?! — хотел воззвать к голосу разума Толян, но, моментально сообразив, что это бесполезно, ринулся разнимать двух одичавших самок. Лёня последовал за приятелем.

С трудом растащив брыкающихся и шипящих нечеловеческим голосом девушек, парни переглянулись.

— Эта совсем холодная, — констатировал Толик, еле сдерживая блондинку с закатившимися глазами и огромной раной на шее, из которой даже виднелись беловатые позвонки.

— Те же симптомы, — кивнул Лёня, отбрасывая в сторону по инерции сопротивляющуюся брюнетку, — держи крепче!

Толян, заломав девушке руки за спину, крепко прижал её коленом к полу.

— И что дальше?

Лёня, лихорадочно соображая, осмотрелся по сторонам и, остановившись взглядом на застеклённом холодильнике с десертами, вдруг навалился на него плечом. Металлическая громадина, покачнувшись, с грохотом опустилась боком на голову извивающейся на полу блондинки. Послышался хруст лопнувшего черепа. На молочно-бежевую напольную плитку брызнула кровь с кусочками мозга. Девушка забилась в конвульсиях и замерла в растекающейся луже крови.

— Вот теперь точно холодная, — вздохнул Леонид, спокойно глядя на ошарашенного приятеля, а потом, посмотрев в сторону сидящей на полу брюнетки, спросил. — А ты жива?

— Вроде, — осторожно дотрагиваясь до прокушенной шеи, ответила девушка.

— Леонид, — представился студент, галантно подавая руку и помогая ей подняться на ноги.

— Валентина.

— У нас тут что, вечер встречи необычных имён? — больше от нервов, чем из-за желания поострить, спросил Толик. — Анатолий… Если это вам интересно.

— Очень приятно, — автоматически ответила Валя.

Только сейчас получив возможность спокойно оценить обстановку, парни заметили, что здание торгового центра буквально залито кровью.

— Что тут произошло? — спросил Толян, косясь на раздавленный холодильником труп.

— Я не знаю… — глядя в пустоту, ответила девушка и вдруг заплакала. — Утром на меня напал… кот.

— Кот? — переспросил Лёня.

— Да… Потом какой-то мужик в подъезде… Я прибежала на работу… Сюда. Я здесь работаю, — всхлипывала Валя. — А тут все вдруг начали друг друга убивать… Я спряталась. Тут были горы трупов… А потом… Я сама убила. Кирилла. Мне пришлось… Я не хотела.

Девушка разразилась рыданиями.

— Ясно. Понятно, — пробормотал Леонид, не обращая внимания на истерику Валентины.

— Я рад за тебя. Мне лично пока ни*уя не понятно! — нервно вспылил Толян.

— Это зомби, — всё так же спокойно ответил Лёня.

— Кто, бл*дь?!

— А сам-то не видишь? Это зомби. Мой сосед нарик, чувак с автостоянки, теперь эта… Они уже были мёртвыми.

— Ну, это… пи*дец, — только и смог проговорить Толян. — Ну, на*уй! Что за пи*дец?

— Не знаю, как такое возможно, — продолжил Лёня, — но это факт. И это объясняет, куда делись все трупы. Они ушли.

— Да, — вдруг согласилась Валя. — Они точно ушли. Кирилл, которого я… Он тоже пропал.

— По-моему, сейчас самое время позвонить ментам, — предложил Толян и даже уже достал телефон из кармана, чтобы набрать номер.

— Бесполезно, — сказала девушка, покачав головой. — Я пробовала. Связи нет со вчерашнего дня. Вай-фай в ТРЦ работает, но инет через него не доступен.

— Бл*дь! — выругался парень, спрятав мобильник. — И что будем делать? А? Лёнь?!

— Нам надо как-то вооружиться. Пока тут вроде бы тихо…

— Логично, — согласился Толян, постепенно возвращая себе привычное самообладание и рассудительность. — Вон там есть магаз для всяких охотников-рыболовов. Чуть дальше «Ашан». На втором этаже электроинструменты. Попробуем найти что-то полезное.

Лёня кивнул, и оба приятеля решительно двинулись вглубь ТРЦ.

— Эй, вы куда?! — крикнула Валя им вдогонку.

— Пошли с нами, если хочешь жить, — через плечо бросил Толян и расхохотался. — Всегда мечтал сказать эту фразу.

Девушка догнала парней и, чуть прихрамывая, пошла рядом, бормоча под нос:

— Это какое-то безумие…

— Это Спарта, — ответил Леонид, слегка улыбнувшись. Толик снова дико заржал.

Ребята быстро зашагали по холодному плиточному полу. Их голоса и шаги, гулко раздававшиеся в пустом пространстве ТРЦ, постепенно удалялись, и вскоре на первом этаже снова стало тихо.

Глава 7. Парковка

в которой Валя ведёт модный блог для инсты, Толя делает обзор тачек, а Лёня испытывает огнестрел

Серо-коричневая пелена, клубящаяся над городом, как туман разливающаяся по улицам и стелящаяся между домов, с приходом рассвета стала чуть менее плотной, но всё равно словно ощущалась в воздухе. Со стороны городской больницы в этой предрассветной дымке слышались короткие автоматные очереди. Похоже, бойцы РосГвардии всё ещё пытались остановить волну зомби. А вот полицейских сирен уже не было слышно. Город погрузился в мёртвое безмолвие. Пока что живые люди, скрывались внутри своих запертых и обесточенных квартир. В условиях отсутствующей связи молчали и паблики в телеграме. Зато трое молодых людей, уже несколько часов активно мародёрствующих в ТРЦ, увлечённо делились своими историями, впечатлениями и версиями происходящего.

— Я не буду это на себя надевать, — упорствовала Валя, вертя в руках противогаз.

— Хочешь превратиться в зомбака, как твоя подружка? — запугивал девушку Толик, бубня из-под своей стильной резиновой маски с парой фильтров и большим панорамным стеклом.

— Я же всё ещё не превратилась… И она мне не подружка. Я её даже не знала.

— Ну, ничего, всё впереди, — обнадёжил парень. — Видела этот туман на улице? Не думаю, что это какая-то полезная хрень. А тебя ещё и покусали…

— Но ведь тебя тоже покусали. И ничего.

— Может оно и не передаётся через укус. А вот через воздух… Но ты проверь удачу. Рискни!

— Да он, блин, стрёмный, ребят!

— Главное, работает, — заметил Лёня, набирая в сумку охотничьи патроны для гладкоствольного помпового дробовика. — Не забудь заглушку отвернуть.

— Ну, хорошо, — наконец согласилась девушка и натянула противогаз на голову.

Толян глухо прыснул и, моментально достав телефон, сделал фото.

— ЛОЛ! Слон!

— Дебил, — мрачно констатировала Валентина, но снимать противогаз всё равно не стала.

— Запощу в чатик, когда сеть появится.

Перемещаясь между магазинами, ребята постепенно вооружились. В арсенале Вали появилась бейсбольная бита и сигнальный пистолет-ракетница. Леонид уверенно забрал дробовик с патронами. Толян прихватил себе увесистый топор и аккумуляторную циркулярку с крупным зубастым диском.

— Зря я не взял такие же берцы, как у тебя, — с сожалением в голосе проговорил Толян, завистливо косясь на приятеля.

— Сам сказал, что тебе в кроссовках удобнее, — ответил Леонид. — Сейчас уж не будем возвращаться.

— И какой у тебя план? — поинтересовалась Валентина.

— Попробуем найти других выживших. Лучше, если это будут военные или менты. Скорее всего, именно их и встретим. У них оружие. Им проще выжить. И у них для таких случаев должен быть план эвакуации или типа того.

— Логичный план, — закивал Толян. — А если никого из живых не встретим?

— Возьмём тачку, наберём продуктов и попробуем свалить из города. Там, где меньше людей, там безопаснее. Это план «Б».

Молча согласившись с Лёней, они вышли из здания торгового центра на автостоянку. На сероватом небе сквозь марево виднелся светлый солнечный диск. Из низких облаков мелкой холодной крупой сыпал редкий снег.

— Холодает, — проговорила девушка, плотнее застёгивая куртку. — А говорили, что ожидается оттепель.

— Эй! — вдруг вскричал Толя. — Вчерашний мёртвый хипстарь куда-то подевался! Он же лежал там. Ушёл что ли?

— Замёрз, наверное, — пожал плечами Леонид.

— Да, б*я, я серьёзно! Они что ещё по многу раз оживают?

— А я знаю? Ты же собираешься всем бошки отпиливать.

— Б*я, ну на*уй! Теперь точно всем буду отпиливать, — уверенно сказал Толян, словно утвердившись в своём решении, и крепче взялся за ручку циркулярки.

Но отпиливать головы пока было совершенно некому. Пустынная улица казалась тихой и спокойной. Только снег продолжал сыпать сверху, заметая тротуар.

— Вы замечаете, что кругом никого нет? Даже птиц, — тихо проговорила Валя.

— Вот и хорошо, что нет никого, — ответил Толя и обратился к приятелю. — Может, пересмотрим твой гениальный план и возьмём тачку уже сейчас? Пока есть время.

— Да, — согласился Лёня, начиная присматриваться к автомобилям, брошенным на парковке.

Его взгляд остановился на чёрном Форде, припаркованном неподалёку. Внедорожник, казалось, был словно специально предназначен для выживания в условиях зомби-апокалипсиса: массивный кенгурятник спереди, автоматическая лебёдка сзади, объёмный кузов и четыре дополнительные округлые фары на крыше. Его хозяин, похоже, любил выбраться на охоту или рыбалку.

— Кто-нить умеет вскрывать машины? — спросил спутников Лёня и, увидев их недоумевающие глаза, решительно саданул прикладом дробовика в заднее стекло.

Через образовавшееся отверстие теперь можно было легко открыть дверь изнутри, но зато истерично взвыла сигнализация, разрывая окружающее пространство своими истошными визгами.

— Погоди-ка… Вот это я умею, — проговорил Толян, открывая капот и копаясь с проводкой.

— Не зря со своим дядькой в автосервисе работал?

— Ага… Вот и всё! Заткнулась. Делов-то, — довольно ответил студент, когда сигнализация стихла. — Теперь осталось отключить блок и снова подключить аккумулятор.

Парень с деловитым видом уверенно полез под торпеду, но ненадолго восстановившуюся тишину внезапно нарушил истошный крик Валентины не заглушаемый даже противогазом.

— Что там опять? Эту я отключить не смогу, — пошутил Толян, копаясь с проводками, но когда уже Леонид над самым ухом проорал «Быстрей, бл*дь!», понял, что творится что-то нешуточное.

Из прилегающих дворов к зданию ТРЦ со всех сторон собиралась толпа людей. Точнее говоря, существ, которые когда-то были людьми. Окровавленные и израненные, в порванной и перепачканной одежде, они двигались, словно марионетки или механические болванчики, заведённые на невидимые пружинки. Соединившись в группу из 100–150 человек, они приближались теперь, обхватив автостоянку довольно плотным кольцом.

— Бл*дь, Толян, быстрее! — ещё раз нервно прокричал Леонид, готовясь стрелять, но понимая при этом, что всех перебить всё равно не получится.

Приятель, закончив с блоком, снова выскочил к открытому капоту и дрожащими руками, наконец, подключил клемму аккумулятора на место.

— Всё! Валим! — с громким звуком захлопнул капот Толян и, сам хлопнувшись на водительское место, попытался завести мотор, но тот как назло заглох.

— Садись! Быстро! — затолкал Лёня Валентину на заднее сиденье и сам сел рядом.

Зомби приблизились к автомобилю уже вплотную. По корпусу заколотило множество рук. Судорожно согнутые мёртвые пальцы царапали своими ногтями двери и окна. В разбитое окно просунулась чья-то патлатая голова и разинула окровавленный рот. Валя снова истошно закричала, закрывшись руками. Леонид с силой впихнул дуло дробовика в раскрытую пасть и нажал на спусковой крючок.

Звук выстрела оглушил находящихся в салоне. Голова зомби разлетелась на ошмётки, кровавым месивом измазав стёкла по левой стороне авто. Мотор заревел, и Форд сорвался с места, подминая под себя чьи-то хрустящие тела.

Глава 8. Розовый комбинезончик

в которой у Лёни, Толи и Вали возникают проблемы с машиной, случайными встречами и незапланированными детьми

Форд мчался по пустой дороге. По левой стороне, занимая всё пространство своими чернеющими стволами и голыми ветвями, тянулся большой лесопарк. Справа всё было заставлено серыми коробками кирпичных многоэтажек. Напрасно Валентина пыталась разглядеть свет хотя бы в одном из окон. Казалось, весь район вымер.

— Дотянуть бы до заправки, — с тревогой в голосе сказал Леонид.

— Спокуха! Дотянем! Уже недалеко до поворота на трассу, а там сразу она… — бросил Толян в ответ, хотя особой уверенности в его голосе не ощущалось.

Буквально через несколько минут все смогли убедиться в излишней оптимистичности Толика. Выехав на небольшой перекрёсток, машина закряхтела и остановилась.

— Дотянули, — голосом полным безысходности отозвалась Валя.

— Спокуха! Ща чего-нить придумаем, — отозвался Толян.

— Ты это уже говорил.

Леонид молча, чуть прищурившись, осматривался по сторонам, вглядываясь в сгущающийся желтоватый туман, в чернеющие деревья, в тёмные коробки домов.

— Смотрите! — вдруг привлёк он внимание ребят, указывая на одно из окон, где в щели между задёрнутых штор, мерцал свет.

— Думаешь, кто-то живой? — спросила Валентина.

— Вероятно.

— Четвёртый этаж, квартира в правой части подъезда, 13-я или 14-я, — вслух прикинул Толян. — Считаешь, стоит проверить?

— Не уверен, — сомневаясь, ответил Леонид.

— Не нравится мне здесь, — проговорила Валя, плохо скрывая своё волнение. — И погода эта… Я уже не понимаю даже ночь сейчас или день.

— Сумерки… — задумчиво ответил Толян и добавил. — И в них кто-то есть.

Туман, всё уплотняясь, медленно наползал на дорогу со стороны леса. Вместе с ним, казалось, распространялся леденящий холод. Ветви деревьев, местами уже покрытые тонким слоем инея, начинали промерзать и хрустеть в оглушающей тишине. Но вскоре всем собравшимся в машине стало ясно, что хрустят ветки совсем не от мороза. С лесной тропы на дорогу метрах в пятнадцати впереди автомобиля организованно вышла вереница из пяти согнутых фигур.

— Тихо! — прошипел Леонид на ухо Вали, пытаясь для надёжности прикрыть её рот рукой.

— Пусти! — раздражённо и так же шёпотом ответила она. — Я в норме.

— Можете орать. Крик же повышает выживаемость, — саркастически проговорил Толя таким же приглушённым голосом, не мигая, глядя на зомби. — Нас уже заметили.

Фигуры и правда повернулись и начали медленно приближаться. Лёня торопливо зарядил дробовик:

— Пошли! — он вдруг открыл дверь машины и вылез наружу. — Пока есть время.

Валя последовала за студентом, мысленно уже готовясь к рывку бегом до многоэтажки со спасительным огоньком в окне, но Толян понял намерения приятеля правильно. Не сводя взгляда с приближающихся мертвецов, он вышел на дорогу и включил визгливый мотор циркулярки.

Раздался первый выстрел. Дробь кучно вошла в грудь ближайшего к ребятам зомби, когда-то высокого мужчины лет сорока пяти. Он пошатнулся от толчка и повалился на спину. Второй более точный выстрел разворотил половину черепа женщине, при жизни бывшей, вероятно, супругой первого ходячего мертвеца.

Толян выскочил вперёд и с размаху всадил топор в череп следующего зомби с искривлённым лицом и без того до неузнаваемости изуродованным и окровавленным. В стороны разлетелись ошмётки мозга и полусвернувшейся крови. Толян с силой потянул рукоять топора на себя, увлекая следом свою добычу. В следующий миг другой рукой он уже погружал в шею зомби вращающееся лезвие, обдавая всех окружающих кровавыми брызгами.

Для Вали вся эта битва вместе с выстрелами, звуком работающей пилы, криками и сдавленными стонами словно осталась где-то в стороне. Она в оцепенении смотрела, как на неё движется мёртвое тело. Совсем небольшое, но ужасное и омерзительное, принадлежавшее девочке лет восьми. Одетый в розовый комбинезончик и вязаную шапочку, трупик двигался на неё, чуть пошатываясь, в упор глядя своими кровавыми глазницами то ли с вырванными, то ли с выклеванными глазами.

Девочка подошла к Валентине почти вплотную, вызывая в ней странное чувство, как миксером смешанное из страха, отвращения и невыразимой жалости. Подчиняясь какому-то инстинктивному порыву и не осознавая до конца происходящего, Валя вдруг обняла девочку и прижала к себе, будто стараясь согреть своим теплом холодное мёртвое тельце. Но через мгновение осознала тщетность своих попыток. Давно умерший изуродованный ребёнок всё так же бессмысленно рычал, пытаясь прокусить куртку девушки. Валя в последний раз крепко обняла голову малышки руками и, глубоко с сожалением вздохнув, резким движением свернула ей шею.

Ребёнок упал с неестественно вывернутой головой, но всё ещё продолжал рычать и, нелепо двигаясь, пытался встать. Собрав всю свою решимость, Валя с размаху несколько раз опустила биту на голову девочки, пока та окончательно не замерла.

Внезапно девушка очнулась от своего оцепенения. Окружающие звуки словно обрушились на Валентину. Она огляделась по сторонам. Леонид трясущимися руками перезаряжал дробовик. Толян, навалившись на последнего чуть дёргающегося зомби, с каким-то остервенелым старанием отпиливал ему голову. Рядом уже валялись другие обезглавленные тела.

Через минуту всё было кончено. Ребята перевели дух и, тяжело дыша, замерли, стоя посреди дороги. Желтоватый туман стал совсем плотным, будто сепией окрашивая весь окружающий пейзаж в нереальную фантасмагорическую расцветку старого поблекшего от времени фото. Но тишина куда-то пропала. Вместо неё появился постепенно нарастающий приближающийся шум. Источник его моментально обнаружился. Весь лес по левой стороне дороги, придя в движение, дрожал и хрустел. Несколько сотен чёрных фигур маячили за деревьями и постепенно приближались, напрямую пробираясь через кусты и валежник. Не сговариваясь, ребята сорвались с места и побежали в сторону многоэтажек.

Глава 9. Борис Сергеевич

в которой Борис Сергеевич занимается обычными делами, размышляет, смотрит в окно, удивляется и радушно встречает незваных гостей

Проснувшись ранним утром, Борис Сергеевич с трудом поднял своё округлое грузное тело со скрипучего дивана, тяжёлой морщинистой рукой пригладил обрамляющие лысину волосы и окладистую седую бороду и по обыкновению отправился на свою небольшую 9-метровую кухню, чтобы поставить чайник. Как и водится у стариков, просыпался он, когда за окном только начинало светать и потом уже не мог заснуть. Спешить на свою преподавательскую работу профессору и пенсионеру со стажем было без надобности, поэтому своё свободное время он проводил в интересующих его занятиях: неторопливо записывал образовательные ролики на свой ютуб-канал, увлечённо чатился в комментах под видосиками да по вечерам просматривал скаченные с торрентов фильмы.

Правда в последнее время этот нехитрый распорядок был серьёзно нарушен. Для начала кровавый режим для какой-то своей узурпаторской надобности полностью отключил электричество, вместе с которым, естественно, пропали и всяческие средства связи. Но этим всё не ограничилось. Уже несколько дней на районе творились весьма странные дела. Впрочем, большинство из них разворачивались непосредственно в зоне видимости кухонного окна квартиры Бориса Сергеевича, успешно заменившего ему и телевидение, и интернет.

Повальному блэк-ауту, произошедшему дня три назад, предшествовали скупые и сбивчивые официальные сообщения то о каких-то учениях, то о террористической атаке. Потом весь пейзаж за окном заволокло странной серо-жёлтой дымкой. Профессор не особо верил в возможность химической атаки, но на всякий случай всё же проклеил щели в окнах широкими лентами упаковочного скотча, периодически наблюдая, что происходит снаружи.

Дорога, отделяющая небольшой академгородок от леса, раньше запруженная автомобилями, теперь подозрительно пустовала. Неоднократно за сутки по ней в разные стороны промчались машины скорой, пожарных, полиции, а потом и вовсе несколько армейских грузовиков. С наступлением сумерек по улицам начинали ходить группы странно покачивающихся людей, то разбредавшихся по району, то снова сбивающихся в кучки.

Борис Сергеевич практически сразу определил их как участников неких массовых протестов. Особенно после того, как две внезапно подъехавшие бронемашины РосГвардии попытались разогнать толпящихся доходяг, но всё обернулось весьма неожиданно. Наблюдающий из-за шторы за происходящим Борис Сергеевич поначалу идейно оставался на стороне «протестующих», но был шокирован, с какой поистине звериной жестокостью те накинулись на вооружённых силовиков. Несмотря на открытый по ней огонь, толпа плотным кольцом окружила автомобили. Пули, казалось, совершенно не волновали обезумевших людей. В течение каких-то 10 минут росгвардейцы были смяты и буквально заживо растерзаны, после чего масса так же медленно пошатываясь, разбрелась по подворотням и подъездам. Большая часть людей зачем-то углубилась в лесной массив и растворилась там в желтоватых сумерках.

На асфальте около брошенных бронеавтомобилей остались лежать распластанные окровавленные тела. У кого-то были выпущены кишки, кто-то лишился руки, которая теперь валялась в стороне на газоне. В наступающей ночи трупы и лужи крови для подслеповатых глаз Бориса Сергеевича сливались и представлялись в виде бесформенных чёрных клякс на дороге, но всё равно производили гнетущее впечатление.

Каково же было удивление профессора на следующий день, когда ни брошенных бронемашин, ни мёртвых тел на дороге он не увидел. Борис Сергеевич подумал, что Росгвардейцы очень уж оперативно забрали своих, хотя и отметил как странный факт оставленную на газоне оторванную руку. Не менее странным был тихий стук, раздававшийся где-то в квартире.

Погода в эти дни тоже готовила сюрпризы. Борис Сергеевич прекрасно помнил, что в ближайшую неделю обещали постепенное и стабильное потепление, тем не менее на улице холодало. Поутру с низкого свинцового неба даже стало сыпать мелкой ледяной крупой. Снег ложился на асфальт, маскируя собой кровавые следы вчерашнего побоища, но так и не скрыл их окончательно, а, переметаемый ветром, скопился у бордюров дорог и тротуаров.

Пытаясь совместить в седовласой бородатой голове все свои удивительные наблюдения и крепко усвоенные знания по физике, Борис Сергеевич подолгу засиживался вечерами за столом, освещаемым допотопной керосиновой лампой, которую прежде использовал только лишь как забавный винтажный реквизит для записи видео. Перебирал старые бумаги из своей обширной библиотеки и что-то записывал в пожелтевшую толстую тетрадь в клетку, пока усталость всё-таки не побеждала старческую бессонницу.

В это утро, пробудившись от забытья, он прошествовал на кухню, покосился на стеклянную банку с винтовой крышкой, прикрытую сверху полотенцем, из которой с настойчивостью метронома раздавалось редкое глухое постукивание, и, чиркнув спичкой, поставил на плиту чайник. Хорошо, что газ пока подавался исправно и у него была возможность испить свежезаваренного чёрного байхового чая с бергамотом.

Пока старик ждал свистящего кипятка и умывался, с улицы послышался шум. Борис Сергеевич не успел подойти к окну, чтобы увидеть всё происходившее, а заметил лишь брошенный на дороге внедорожник и толпу шатающихся людей, торопливо движущихся разболтанной походкой по направлению от леса к домам.

Минуты через три во внешнюю металлическую дверь его квартиры кто-то громко и часто заколотил. Помедлив ещё примерно с минуту и поняв, что стук не прекратится, профессор всё-таки открыл внутреннюю дверь и спросил:

— Кто там?

— Пожалуйста, откройте нам! — раздался перепуганный девический голос из-под прильнувшего к глазку противогаза так резко, что Борис Сергеевич даже отпрянул.

С лестничной клетки послышались какие-то сдавленные крики и громкие хлопки, похожие на выстрелы.

— Что у вас там происходит? — громко поинтересовался учёный, но девушка от двери уже пропала.

— Пи*дец тут происходит! — вскричал неизвестный парень, появившийся у глазка вместо девушки.

— Вы кто вообще? — возмутился было Борис Сергеевич, но сразу получил аргументированный ответ, подкреплённый звуком, похожим на болгарку.

— Слышь, старый, открывай! А то я тебе сейчас дверь выпилю!

Мысленно прикинув, что угроза может быть легко исполнена с куда более тяжёлыми последствиями, профессор открыл дверь. В квартиру, чуть не сбив старика с ног, влетел окровавленный и запыхавшийся Толян с циркулярной пилой.

— Валя! Быстрее внутрь! — прокричал Леонид, пропуская вперед девушку и, не прицеливаясь, бахая из дробовика куда-то в темноту лестничной клетки.

Через мгновение все трое оказались в квартире, а железная дверь надёжно отделила их от назойливо скребущейся толпы мертвецов.

— Здравствуйте, Борис Сергеевич! — неожиданно для приятелей поздоровалась со стариком Валентина, снимая противогаз.

— Ты знаешь этого Деда Мороза?! — удивился Толик, слегка махнув в его сторону рукой с топором.

— Да, — ответила девушка, чуть смутившись. — Это наш преподаватель по физике.

— Вот и отлично. Может, наука нам и пояснит, что здесь творится, — проговорил Лёня, стягивая свой противогаз вслед за остальными и, не дожидаясь приглашения, проходя на кухню, где уже надрывался кипящий чайник.

Глава 10. Теория хаоса

в которой Борис Сергеевич пользуется свободными ушами, чтобы поумничать на тему фундаментальной науки ифизической природы вещей

На небольшой, но уютной кухне было как никогда многолюдно. За столом, прикрытым цветастой клеёнкой с принтом под тканевую скатерть, на стареньком угловом диванчике расположились Леонид и Валентина. Толян, долгое время щепетильно отмывавшийся от крови в ванной, вошёл и сел на табурет напротив. Моментально прикинув, что гостей неплохо бы угостить хотя бы чаем, Борис Сергеевич достал из старомодного застеклённого буфета несколько разномастных кружек и принялся разливать кипяток и заварку, от чего воздух наполнился сладковато-терпким ароматом бергамота.

— Вы уж простите нас за вторжение, профессор, — уверенно начал было Леонид, но вдруг осёкся, поняв, что всё происходящее сильно напоминает визит комиссаров к профессору Преображенскому.

— Нам просто некуда было бежать, Борис Сергеич, — продолжила Валентина. — Заметили, что в окне свет, вот и… Нам повезло, что это вы оказались. Может, хотя бы расскажете, что творится вокруг?

— Интересный вопрос, — вздохнул старик, наливая себе кружку в последнюю очередь и тяжело садясь на короткий край кухонного уголка. — Знаете ведь, как бывает в голливудских фильмах? Герои, оказываются в трудной ситуации и внезапно встречают персонажа, который всё им объясняет. Так вот, боюсь, это не тот случай, ангелы мои необыкновенные. Я, видите ли, почти не выхожу из дому. Покупаю продукты на неделю вперёд, что-то дочка приносит, когда приезжает. Много ли старику надо? Денег с пенсии на многое всё равно не хватает. Ещё и интернет отключили. А без интернета много не узнаешь, что вокруг творится…

— Хочешь знать, что происходит, дед? — не выдержал долгой слезливой тирады Толян. — Натуральный зомби-апокалипсис!

— Смелое предположение, юноша, — заметил Борис Сергеевич, громко отхлёбывая чай. — Но, как говорил известный американский астрофизик и популяризатор науки Карл Саган: «Экстраординарные утверждения требуют экстраординарных доказательств». Я тоже замечал странное поведение людей, похожее на массовый психоз, но для этого есть куда более прозаические объяснения: вирусное заражение, отравляющие вещества, изменяющие сознание, например, подавляющие, страх и боль.

— Простите, профессор, но мы видели именно мертвецов, — вмешался Леонид. — Мёртвых и холодных, со смертельными ранами на теле, без внутренних органов.

— И потом они вставали и уходили! — горячо подтвердила Валентина. — Своими ногами.

— Вставали и уходили своими ногами… — задумчиво повторил старик и, почесав бороду, посмотрел в окно, где пару дней назад были убиты полицейские.

В кухне на какое-то время установилась тишина, нарушаемая только позвякиванием остывающего на плите чайника и каким-то глухим ритмичным стуком. Борис Сергеевич кряхтя поднялся с места, прошёлся из стороны в сторону, ещё подлил себе чаю и проговорил:

— А известно ли вам, молодые люди, что само существование классических зомби противоречит второму закону термодинамики, ведь без притока энергии невозможно выполнение никакой работы, а значит мёртвое тело, не ведущее жизнедеятельности, не извлекающее энергии, не может двигаться, а только лишь разлагаться.

— И что из этого следует? — спросил Леонид.

— То, что это не зомби. Точнее, неклассические зомби, — старик улыбнулся из-под своей седой бороды и обвёл молодых людей хитрым взглядом. — Позвольте объяснить вам одну идею, звёзды вы мои ненаглядные. Ещё из школьного курса физики вы должны помнить, что все тела состоят из атомов и молекул, находящихся в непрерывном хаотическом движении, или колебании, если мы говорим о твёрдых телах. Это движение у нас принято называть «броуновским» по фамилии открывшего его учёного. Кстати, ошибочно, ведь правильная транскрипция звучала бы как «Браун», значит, вернее было бы говорить «брауновское движение». Это как с «периодической таблицей элементов», которую у нас исторически принято называть «таблицей Менделеева»…

Внезапно профессор замолчал, унесшись своей мыслью куда-то в рассуждения о различных путях, которыми шло развитие отечественной и западной науки. Из ступора его вывела осторожная фраза Валентины:

— Борис Сергеич, вы говорили о хаотическом движении.

— Ах, да, — спохватился учёный. — Вы уж простите старика. Начинаешь об одном, а потом вечно отвлекаешься и вот уже забыл, о чём начинал… Хаотическое движение молекул. Оно тесно связано со статистической физикой. Вот вы видели, к примеру, статую Христа-Искупителя в Рио-де-Жанейро?

— Нет, — за всех ответил Леонид, уже предчувствуя очередное лирическое отступление.

— Ну или, к примеру, Владимира Ильича Ленина, который с каждой площади указывает рукой дорогу в светлое будущее? Это попроще будет. Так вот, если представить, что все молекулы в его бетонной руке сначала качнутся вниз, а потом вверх, то Ильич может помахать нам рукой. Статистически вероятность такого события ничтожна, но она не нулевая, — Борис Сергеевич ликующе обвёл глазами своих собеседников, замерших от накала физики в каком-то полурелигиозном трепете.

— Бред! — первым очнулся Толян. — Движущиеся памятники…

— Скорее, големы, — поправил учёный.

— Чушь какая-то… Помахивающий рукой Ленин! — продолжал парень. — Я охотнее поверю в какой-нибудь вирус из секретной лаборатории под городом.

— Не слишком ли внезапно вы стали такими грубыми материалистами? — замечая скептические выражения на лицах всех присутствующих, спросил Борис Сергеевич. — В таком случае, прежде чем продолжить, позвольте вам показать кое-что.

С этими словами, он медленно поднялся со своего места, взял с подоконника стеклянную банку, накрытую засаленным полотенцем и, поставив её на стол перед ребятами, манерно, как артистичный фокусник, сорвал ткань.

Глава 11. Фагот

в которой Фагот всеми силами старается выполнить свой служебный долг, но впервые за годы службы сталкивается c необъяснимым

Все три вытянутых бетонных корпуса городской больницы и связующие их воздушные переходы, были затянуты дымом. Вокруг зданий и на подъездах, всё перегорожено полицейскими автомобилями и грузовиками. Заняв позиции за своими бронемашинами, площадку у центрального входа контролировал отряд росгвардейцев. Двумя кварталами дальше улицы были отрезаны сетчатыми заграждениями, куда помимо РосГвардии был стянут ОМОН и обычные менты.

— Фагот, как там у вас обстановка? — затрещала рация у бойца, напряжённо вглядывающегося в центральный вход здания, куда минут 15 назад тихо проскользнула чёрная вереница «Альфы».

— Всё тихо. Работают.

— Чё-то долго.

— Мне не докладывали, — мрачно заметил Фагот.

— Принял.

— Дудка, чё поболтать решил? Скучно? Что по периметру?

— Да, скучно. Всё спокойно, — отозвался улыбчивый Дудка, держа автомат на пузе и наблюдая, как полиция с сердитыми лицами отгоняет от сеток напирающую толпу зевак, взволнованных родственников и журналистов.

— Добро, — проговорил Фагот, продолжая смотреть за входом.

Внезапно застеклённые двери больницы распахнулись и оттуда показались люди.

— Всё! Выводят гражданских, — радостно толкнул Фагота в бок Витюня, давно ожидая того момента, когда же вся эта свистопляска закончится и он сможет пообедать.

Но Фаготу, повалившая на улицу толпа сразу показалась какой-то подозрительной, а потом и вовсе пугающей. Врачи и медсёстры в белых халатах и бирюзовой спецодежде, разномастно одетые больные в шлепанцах — все были какими-то помятыми, порванными, перепачканными кровью.

— Чёрт возьми, что там с ними делали?! — удивлённо воскликнул Витюня, наконец-то тоже заметив странный вид освобождённых людей. — Смотри! И идут как обдолбанные.

Толпа и правда двигалась как-то неестественно покачиваясь из стороны в сторону, словно подчиняясь какими-то невидимым волнам.

— А где же «Альфа»? — не унимался напарник со своими вопросами.

— Похоже ещё внутри. Дорабатывают, — ответил Фагот.

— Граждане! Вы в безопасности! Просьба организованно покинуть зону оцепления, — загудел мегафон. — Вы в безопасности. Просьба покинуть зону оцепления по пешеходной дороге.

Но толпа, казалось, была полностью оглушена и, никак не реагируя на громогласные объявления, пошла прямо на выставленные полукругом броневички.

— Граждане! Повторяю, вы в безопасности! Просьба… — мегафон захрипел и смолк, потому что из машины, на которой он был установлен, вытащили бойца. Светловолосый парень лет 25 орал и пытался сопротивляться десяткам рук, но его буквально облепили со всех сторон. Несколько человек зубами стали рвать его на куски, кто-то, схватив сзади, выдавил глаза пальцами. Боец продолжал истошно кричать от боли. Женщина, судя по униформе, работница больницы, подойдя вплотную и глядя на изуродованную агонизирующую жертву безумным взглядом, резко полоснула скальпелем по горлу, прервав его мучения, после чего паренёк затих и остальные потеряли к нему всяческий интерес.

— Что за на*уй?! — взвизгнул Витюня, отстреливая по толпе второй по счёту «черёмухой», и с ужасом наблюдая, что уже второго его товарища волокут и разрывают на части.

— Отходим! Отходим! — порычал Фагот. — Разрешаю применение боевых…

Редко и без особого успеха стреляя по напирающей толпе, росгвардейцы начали перегруппировываться и отходить. Через какие-то считанные минуты их уже оттеснили с позиции у броневиков.

— Что у вас там происходит? — возник в радиоэфире взволнованный голос Дудки.

— У нас тут массовые беспорядки. Жертвы… Ведём оборонительный огонь, — перетыкая обойму и стараясь сохранять самообладание ответил Фагот.

— Вы там совсем охренели?! У гражданских жертвы?!

— У нас жертвы! Не знаю что с ними… Газ не работает.

Волнение около оцепления так же стало усиливаться. Люди заметно напряглись, услышав выстрелы со стороны больницы.

— Граждане! Просим разойтись! Всем разойтись! — принялся распугивать собравшихся громкоговоритель на полицейской машине.

Уже переставший расслабленно улыбаться Дудка, вдруг увидел Фагота, торопливо отступающего вместе с несколькими уцелевшими бойцами. Толпа в панике повалила в разные стороны от ограждений. Ещё не поняв что происходит, служаки из оцепления начали занимать места в машинах.

— Что там? — не зная, куда теперь нужно смотреть, взволнованно спросил Дудка поравнявшихся с ним отступающих росгвардейцев, пока что, не видя, кто их преследует, но ему ничего не ответили. Прорезая толпу и буквально давя разбегающихся людей, в ограждение рядом с бойцами врезалась другая пара бронеавтомобилей.

«Подкрепление», — мелькнула у Фагота спасительная мысль, но из поцарапанной машины появился незнакомый ему боец в крови и без руки. Держа пистолет в уцелевшей левой руке, неизвестный открыл огонь по головам полицейских и росгвардейцев. Другие сопровождавшие его спецназовцы, стали поливать своих короткими автоматными очередями.

Растерянный Дудка, так и не успев поднять своё оружие, упал, поймав пулю в голову. Витюню полоснуло и срезало очередью в грудь. Оказавшись зажатым между стреляющими по своим росгвардейцами и напирающей обезумевшей толпой, Фагот попытался укрыться за уже разбитой пулями полицейской машиной, внутри которой были расстреляны в месиво пара человек, но не успел. Две пули, вызывая обжигающую боль, прошли через его предплечье. А следом раздался звонкий удар по шлему, и Фагот отключился, грохнувшись на асфальт.

Глава 12. Пластилиновый человек

в которой необъяснимого для Лёни, Толи и Вали становится ещё больше, а Борис Сергеевич играет с пластилином и загадывает квесты

Лёня, Толян и Валя, склонившись и замерев над столом, не мигая, таращились на литровую стеклянную банку. В ней, как бы странно это кому ни показалось, двигался пластилиновый человечек. Небольшая, примерно сантиметров десять ростом, без каких либо украшательств или тонких деталей, но довольно аккуратно слепленная из одного куска фиолетового пластилина, фигурка упорно скользила по стеклянному дну ногами и билась головой о стенку.

— Офигеть! — первой очнулась Валентина.

— Да… — протянул Леонид, задумчиво.

— Не, ну а чё… — начал вдруг Толян с присущим ему скепсисом. — На ютубе такого говна полно. Вклеены внутрь маленькие магнитики, а под столом другой посильнее двигается, вот он и дрочится.

Парень сразу же полез под стол проверять свою гипотезу, но не найдя ей подтверждение, сразу же выдвинул новую:

— Ну, или внутри проволочки всунуты и микромоторчик на батарейке.

— Уверяю вас, ангелы вы мои, никакого моторчика и магнитиков, — покачал лысой головой Борис Сергеевич. — Вы можете даже удостовериться в этом, размяв его в руках. Обычный пластилин.

Профессор открутил крышку банки, осторожно извлёк двумя пальцами человечка и протянул ребятам. Маленькая фигурка вертелась в его руке, явно желая вырваться на свободу.

— Не желаете?

Валентина боязливо отпрянула в сторону от суетящегося кусочка. Леонид вопросительно посмотрел на Толяна. Тот поколебавшись, взял пластилинового человечка из рук Бориса Сергеевича.

— Откуда он вообще у вас?

— Ребёнок слепил, когда был в гостях. Так и лежал у меня в ящике стола, пока не ожил.

— Внучка? — осторожно спросила Валентина, вдруг вспомнив маленькую девочку на улице.

— Внук.

Пластилиновая фигурка продолжала решительно двигаться в пальцах Толяна, пытаясь вырваться на свободу.

— Действительно… — задумчиво проговорил парень. — Как живой, — и вдруг резко сжал человечка в ладони. Валентину почему-то передёрнуло от этого движения, но Толян уже скатал пластилин в колобка и расплющил в плоский блин.

— Моторчиков нет, — констатировал Леонид, с интересом наблюдая за действиями друга.

— Но заметьте, что произошло, — продолжил Борис Сергеевич, — вы его деформировали, сообщив таким образом довольно большое количество энергии. Внесли, так сказать, хаос в систему. И он, образно говоря, умер.

Толян бросил на стол пластилиновый блин, который уже не проявлял никаких признаков жизни. Все присутствующие в молчаливой задумчивости уставились на него. Первой молчание прервала Валентина.

— Думаете и с людьми происходит нечто подобное?

— Вероятно, — учёный пожал плечами, — в конце концов человеческие тела приспособлены для движения намного лучше, чем пластилин.

— Это объясняет, что происходит, — проговорил Леонид, — но не объясняет, как и… Почему это происходит? И почему они поднимаются снова? И потом… Они же движутся осмысленно, организованно… Почему они нападают на живых?

— Ну, молодой человек… — протянул профессор, почесав свою бороду. — Вы многого от меня хотите. Я сразу предупредил, что всех ответов у меня нет.

На старых громоздких часах, подвешенных над дверью, стрелки показывали половину одиннадцатого, но за окном почти не стемнело. Только жёлтое марево, наползавшее на район, сгустилось и, казалось, само наполняло воздух тусклым свечением. Снова пошёл снег.

— Электролюминесценция, — задумчиво проговорил Борис Сергеевич, осторожно поглядывая за группами пошатывающихся на улице фигур.

— Они ушли? — тихо спросила Валентина.

— Расходятся постепенно, — ответил учёный и посмотрел на часы. — Думаю, вам стоит задержаться до утра.

— Ну и правильно! Лично я чертовски хочу спать, — поддержал Толян и, прихрюкнув, зевнул.

Профессор задёрнул штору, снова уселся за стол и обвёл ребят своим хитровато-колким взглядом из-под седых бровей.

— И какой же у вас план, друзья вы мои юные?

— Дойти до заправки, залить бензин в машину, а там… посмотрим, — ответил Леонид.

— Не думаю, что это хорошая идея, — нахмурился старик.

— Да тут по дороге не больше километра до поворота и там метров 600.

— Вам надо идти через лес, — уверенно сказал Борис Сергеевич.

Толян, уже было задремавший прямо на столе, облокотясь на руки, вдруг встрепенулся.

— Да ты шутишь, дед! Видал сколько их там?!

— Вы не наблюдательны, молодой человек… А мы, старики, часто от скуки поглядываем в окно…, — профессор строго посмотрел на Анатолия. — Через лес идёт просека с линией электропередач. И я заметил, что наши немёртвые друзья не пользуются этим маршрутом. Хотя так было бы проще, чем лезть напролом. Район обесточен, похоже, они оборвали провода на трансформаторных будках, но распределительная подстанция работает и, очевидно, высоковольтная линия под током. И, вероятно, это их отпугивает. Пойдя вдоль них, вы срежете путь и выйдете как раз к заправке.

— Звучит неплохо, — кивнул Леонид.

— Ура науке, — хмыкнул Толян, скептически поглядывая на друзей.

— И вот ещё что… Если мои догадки верны, то выживший из ума старик, может быть вам полезен ещё кое в чём, — Борис Сергеевич снова хитро прищурился и перешёл на шёпот. — Раз уж вы такие храбрые мушкетёры, то надо выдать вам мушкет…

Выдержав театральную паузу и убедившись, что заинтриговал всех присутствующих в должной мере, профессор продолжил.

— По молодости слышал я как-то раз от старших товарищей байку. Разрабатывалось, мол, в стенах нашего НИИ некое «изделие 47». Никаких секретных ракет. Обычный патрон калибра 7,62. Внешне. А внутри вместо пороха особый многослойный пьезоэлектрический сердечник. Такой, что при выстреле даёт на пулю потенциал в пятьдесят киловольт. Почти как ваш электрошокер, Валентина, только мощный и дистанционный, — профессор со значением посмотрел на девушку. — Видать, опасалась советская власть всяких там непредвиденных выступлений по типу Новочеркасска. Причастные к разработке даже прозвали его в шутку «патрон НКВД», потому что знали, для кого делают. Предполагали, что пригодится такой боеприпас для разгона толпы. Но не довелось…

— И что же было дальше? — спросила заинтересованная Валя.

— Да ничего, — профессор грустно махнул рукой. — В серию изделие не пошло. Высокая цена, сложность изготовления. Вдобавок, чтобы сохранить стандартные габариты гильзы, пришлось уменьшать мощность. В итоге низкая скорость выхода из ствола, малая дальность и кучность стрельбы. Но образцов было сделано достаточно… — глаза Бориса Сергеевича снова загорелись. — И, если моя теория верна, то они могут быть очень эффективны против этих… зомби.

— И они что же? Существуют? Эти патроны, — недоверчиво, спросил Толян.

— А то как же… — Борис Сергеевич снова хитро прищурился. — Послали меня, молодого специалиста, как-то в подвал, описи сверять. А я в потёмках и заглянул случайно не туда, куда надо. Так видел их и, более того, щупал. Этими вот самыми руками. Целый ящик стоял. Ещё и с опытным наганом для экспериментальной стрельбы.

Старик сложил свои пухлые руки на животе и чуть выпрямился, гордо восседая на табурете, как на постаменте, и наслаждаясь произведённым эффектом.

— И где же они теперь? — всё с тем же недоверием в голосе поинтересовался Толян. — Здесь под диваном?

— Обижаете, молодой человек, — буркнул профессор. — Мы тогда были честные советские люди, не то, что ваше поколение… Имели представление о приличиях. Что мы тогда тащили с работы. Ну, резисторы, лампы для телевизора, простые лампочки опять же. А это же военная тайна. Подрасстрельная статья! Да и зачем они нужны нам были, патроны эти? Там они. Лежат, как и лежали.

— Где «там»? — деловито уточнил Леонид.

— М-м-м-м, — Борис Сергеевич расплылся под бородой в широкой довольной улыбке, — вижу, вы заинтересовались. Но, думаю, будет справедливо, если я попрошу вас об ответной услуге.

— Ну, начинается! — возмутился Толян, но Леонид остановил его, взяв рукой за плечо.

— Что вы хотите?

— Сущую мелочь… Когда вы по просеке выйдете к дороге, то впереди будет ваша бензоколонка. А чуть позади небольшое зданьице серого цвета — Институт физики частиц. Отнесите туда кое-какие записи с моими умозаключениями, а я вам интересную историю про патрончики доскажу. Это ж вам практически по пути. А я вам даже бутылочки, чтобы бензин набрать дам, — профессор посмотрел на переглядывающихся ребят. — Ну же! Соглашайтесь. Считайте, что это такой квест из этого вашего «Фаллаута».

— А если там никого не будет? — спросил Лёня.

— В институте-то? Непременно будут. Наш брат учёный часто засиживается на работе допоздна. А кто и не засиживается, знает, что здание старое, бомбоубежище имеется. Когда поняли, что началось что-то неладное, непременно пришли и воспользовались.

— И зачем вам это?

— Ну, как… Надо же мне поделиться с коллегами. С научным сообществом, так сказать. Вдруг они в том же направлении думают, — искренне удивился старик. — Все эти зомби-апокалипсисы, знаете ли, не вечные. Как всё закончится, начнут объяснять, теории свои строить. А там, глядишь, вопрос о приоритетах открытий встанет. А это премии, гранты, денежки в общем…

Леонид тоскливо посмотрел на седовласого профессора:

— И вы об этом всё время думаете?

— Приходится, молодой человек. Денежек у нас не особо много, — Борис Сергеевич вздохнул, посмотрел на часы и поднялся с табурета. — Ну, вы тут общайтесь, если хотите, а мне, старику, давно спать пора. Пару подушек вам выдать могу, а одеялами и прочим, простите, не обеспечен. Плохо финансируют отечественную науку…

Ребята молчаливыми взглядами проводили выходящую из кухни массивную круглую фигуру, даже в полумраке поблёскивающую своей лысиной.

Глава 13. Неспящие

в которой Лёня и Толя спят, Валя мучается кошмарами, а Борис Сергеевич даёт всем маленькое, но ответственное поручение

В ненаставшей ночи за окном всё так же клубился желтоватый туман. С серых низких туч, кажется, окончательно закрывших небо непроницаемой серой пеленой, срывался снег, медленно заметающий всё вокруг.

Валентине не спалось, несмотря на то, что парни по-джентльменски уступили ей одну из подушек. Устроившись на полу у чуть тёплой батареи, она долго ворочалась, пытаясь поудобнее улечься на своей куртке, но только на какие-то минуты проваливалась в неспокойный сон. Мгновения забытья быстро оборачивались сюрреалистическими кошмарами, в которых мёртвые дети догоняли Валентину, пошатываясь, окружали её, тянули к ней свои маленькие окровавленные ручонки, а девушке было совершенно нечем от них защититься.

Валя в ужасе просыпалась, сквозь желтоватую пелену видела белый потолок маленькой кухни, но не в силах ни окончательно проснуться, ни крепко уснуть, снова погружалась в кошмар. На этот раз она шла по коридору без окон и дверей, слабо освещённому люминесцентными лампами, и почему-то точно знала, что это подвал и ей необходимо найти патроны, но никаких патронов не было, а коридор всё не кончался. Наконец, увидев впереди сложенные ящики и сгорбившуюся над ними знакомую фигуру Толика, она радостно заторопилась, что-то сказала ему и, подойдя ближе, взяла за плечо. Но парень повалился на спину и вперился в неё своими окровавленными пустыми глазницами. Из ящика, над которым он сидел, повыскакивали маленькие пластилиновые человечки. Они облепляли девушке ноги, не давая двигаться, и лезли всё выше, пытаясь запрыгнуть на лицо, чтобы задушить и выдавить глаза. Откуда-то сверху послышались приглушённые звуки старого «Интернационала». Под слова «вставай, проклятьем заклеймённый» Валентина истошно закричала и снова проснулась.

На кухне по-прежнему было тихо и сумрачно. Вполне себе живой Толян, изогнувшись буквой «Г», спал на кухонном диванчике, свесив с него ноги и подложив под голову свёрнутые вещи. Приперев свою подушку к холодильнику и вытянувшись в полный рост, на полу неподалёку спал Леонид. Из комнаты раздавалось протяжное храпение Бориса Сергеевича.

Уже не надеясь нормально поспать, девушка приподнялась и надела на себя куртку. Казалось, в квартире стало холоднее. По крайней мере, чайник на плите уже окончательно остыл. Валентина чиркнула под ним спичкой и села на табуретку к окну, опершись руками на подоконник. Там, за стеклом, всё ещё шёл снег. Девушка тщетно попыталась разглядеть то место, где вчера они сражались с ожившими мертвецами, а точнее маленькое тельце в розовой курточке, которое должно было лежать там же на дороге, но кроме снега и желтоватой дымки, так ничего и не увидела.

На подоконнике стояла пустая банка и валялся, так и оставленный с вечера, пластилиновый блин. Почему-то Валентина взяла его, ощущая кожей холодную затвердевшую поверхность, начала от нечего дела мять в руках, скатала потеплевшую массу в колобок, а потом придала ей форму человечка. Он получился не таким пропорциональным, как у внука Бориса Сергеевича, и напоминал скорее гнома или игрушечного пупса. Валя придирчиво посмотрела со всех сторон на неподвижную фигурку и кинула её назад в банку.

«Вот теперь порядок. Главное, чтобы был порядок…», — подумала девушка и снова посмотрела на улицу. На секунду ей показалось, что по дороге сквозь метель пронёсся допотопный грузовик-полуторка, в кузове которого плотными рядами восседали солдаты в шинелях и с ружьями. Но, скорее всего, это было только продолжение кошмара.

Из полудрёмы её выхватила, опустившаяся на плечо, мягкая сморщенная рука.

— Проснулись уже, Валентина? — нежно поинтересовался Борис Сергеевич. — И чайник, смотрю, поставили, молодец.

— Я? А… Да, — рассеянно кивнула девушка.

— У меня к вам будет просьба, надеюсь, не откажете старику, — профессор протянул Вале толстую тетрадь. — Я ваших друзей не знаю, но вы, уверен, не подведёте и не дадите моим трудам пропасть.

— Конечно, Борис Сергеевич, не беспокойтесь, — девушка с серьёзным видом взяла тетрадь и убрала в свой, лежащий тут же у батареи, рюкзак.

Старик благодарно посмотрел на свою студентку и, покрякивая, принялся наливать чай.

Вскоре проснулись и Леонид с Толяном. Начались молчаливые сборы. Парни со значительным видом проверили своё вооружение, натянули верхнюю одежду и стали обуваться. Предварительно несколько раз посмотрев в окно, профессор, теперь просто грустно наблюдал за своими внезапными гостями. Когда все были в сборе, он тихонько отпер входную дверь и осторожно выглянул на лестничную клетку. Там всё было тихо. Борис Сергеевич ещё раз посмотрел на ребят и перекрестил их.

— Ну, с богом, ангелы вы мои, необыкновенные.

— Вы что, верующий? — чуть удивился Леонид.

— Это так… На всякий случай, — махнул рукой старик.

Лёня понимающе кивнул в ответ и вышел, шагнув в полумрак дверного проёма. За ним, не оглядываясь, последовал Толян.

— Спасибо вам за всё, — проговорила Валентина, тихонько обняла профессора и тоже скрылась в темноте.

Борис Сергеевич закрыл дверь. Квартира снова опустела и погрузилась в глухую безмолвную тишину. Только с кухни раздавался еле слышный монотонный стук по стеклу.

Глава 14. Выживший

в которой Фагот тщетно пытается восстановить законность и общественный порядок, но всего лишь бросает курить

По лицу стекало что-то холодное. Кровь? Фагот с трудом открыл глаза. Нет, всего лишь мелкие снежинки, тающие на коже. Росгвардеец попытался встать и сразу же непроизвольно застонал от боли. Левая рука была прострелена в двух местах, но кость, кажется, осталась цела. Удачно, что в падении он завалился на руку всей своей массой, передавив сосуды, иначе, кто знает, какой бы могла быть кровопотеря.

Фагот поднялся на ноги. Он всё ещё находился рядом с разбитым автомобилем ДПС. Парням в нём повезло куда меньше. Каждому прямо в лицо выстрелили минимум по пять раз. Стараясь не смотреть на убитых ментов, он просунул руку через разбитое окно и вытащил из-под заднего стекла аптечку. Опершись и почти полуприсев на капот, росгвардеец закатал окровавленный рукав и начал неторопливо забинтовывать руку, хотя онемевшие пальцы плохо его слушались. Только закончив, он огляделся вокруг. Небольшое пространство между территорией больницы и окружающими домами было усеяно человеческими телами. Уже отчасти припорошенные снегом, они напоминали причудливые кочки, разбросанные на каком-то фантастическом болоте. Кое-где можно было заметить отдельно валяющиеся оторванные части тел. Вероятно, увидев вдруг такую картину, кто-то мог бы подумать, что это сотворил дикий зверь, или даже несколько диких зверей. Но Фагот прекрасно помнил, как люди, которых должны были спасать, вдруг бросались и начинали рвать своих родственников; как его сослуживцы, призванные поддерживать правопорядок, открывали огонь по толпе.

«Что это было? Массовая истерия?» Росгвардеец поднял с земли автомат и ещё раз взглянул на расстрелянных в кашу ДПС-ников. «Да, от такого броник не спасёт», — подумал он и внезапно вспомнил вечно торопящегося домой Витюню. Ему попали в грудь, может, он остался жив? Осторожно перешагивая тела и вглядываясь в их причудливые позы, Фагот добрался до того места, где упал его напарник. Он лежал на спине, повалившись головой на какого-то мужика, по всей видимости застреленного той же очередью. Немигающие голубые глаза, сейчас казавшиеся мутно-серыми, смотрели куда-то в небо. Пули, попавшие в Витюню, застряли в бронежилете, но потом его буквально переломили пополам, наехав колесом автомобиля. Фагот не удержался и, наклонившись, провёл рукой по лицу парня, чтобы прикрыть ему веки, но Витюня неожиданно дёрнулся и схватил росгвардейца за рукав.

— Живой что ли? — опешил Фагот и попытался поднять товарища, но тот и не собирался вставать. Вместо этого Витюня вцепился в Фагота холодными пальцами и, стараясь повалить, потащил вниз. Его ничего не выражающее лицо, искривилось в пугающей гримасе, челюсть неестественно далеко ушла вниз, растянув зловеще оскалившийся рот. Кажется, противореча всей человеческой анатомии, шея Витюни, чуть вытянувшись подалась вперёд, а клацающая зубами голова попыталась укусить Фагота, но тот, устояв на ногах, вырвался и отпрянул назад.

Словно змея, изгибаясь и сворачиваясь своей поломанной спиной, Витюня на руках пополз на него. «Чёрт! Что же с ними всеми происходит?». Не сводя глаз с превратившегося в чудовище товарища, росгвардеец снял с плеча автомат и передёрнул затвор. Он сделал ещё пару шагов назад, чуть не запнулся за какого-то покойника, но вдруг ощутил, как тот схватил его за ногу. Оторопев на мгновение, Фагот почти автоматически саданул нападавшего прикладом, отвесив ему вдобавок пинка. «Кажется, всё-таки придётся стрелять»— подумал росгвардеец, всматриваясь в омертвевшее лицо сослуживца и тщетно пытаясь найти в нём хоть какие-то проблески человечности. Наконец он навёл оружие на приближающуюся пасть и дал короткую очередь. Голова Витюни мгновенно превратилась в развороченное кровавое месиво. Он пошатнулся, но вдруг быстрее, наподобие напуганной ярким светом мокрицы, засеменил своими конечностями.

Заснеженное пространство вокруг пришло в движение. Люди, секунду назад лежавшие без движения, начинали содрогаться в конвульсиях и, пошатываясь, подниматься на ноги. Осознавая, что силы не равны, Фагот ретировался за расстрелянный автобус. Спасительные многоэтажки были совсем рядом, пару дворов, а дальше проспект. «Но кто знает, насколько быстро могут бегать эти твари» — лихорадочно размышлял спецназовец, видя, что толпа, отрезая выходы, окружает его.

«Да, отыграл ты своё, Фагот…», — грустно подумал он, уже готовясь бессмысленно отстрелять рожок по приближающимся покойникам, но обратил внимание на мокрый переливающийся радугой асфальт под ногами. Не поверив сразу, он даже провёл по нему рукой и понюхал жидкость. Так и есть — бензин. Фагот обернулся. Борт автобуса, на котором планировалось вывозить заложников, был полностью изрешечён пулями. Несколько попали и в бензобак, прошив его насквозь и превратив в решето. Росгвардеец усмехнулся: «Они только в голливудских фильмах взрываются». Теперь у него было порядка трёхсот литров разлитого под ногами бензина, а значит, появился шанс. С трудом помогая себе раненой рукой, Фагот взобрался на крышу автобуса.

«Жаль нет сигнальной шашки или трассеров», — мысленно сокрушался он, обыскивая свои карманы и поглядывая на приближающиеся фигуры, плотно прижавшиеся друг к друг и покачивающиеся, словно волны мёртвого человеческого моря.

Наконец спецназовец нашёл спасительную зажигалку, припрятанную внутрь полупустой пачки от сигарет. Он стянул с руки перчатку, облегчённо выдохнул, аккуратно поджог вымокшие в бензине тканевые пальцы и, ещё раз взглянув на напирающую толпу, бросил вниз. Вокруг автобуса вспыхнуло оранжевое пламя. Человеческие фигуры, словно не обращавшие на него внимания, оказались быстро охвачены огнём. Ещё не успев разгореться, они вдруг начали падать на землю. Передние ряды валились, мешая продвигаться задним. Синтетическая одежда быстро занималась, превращая своих владельцев в движущиеся факелы. Через несколько минут всё пространство вокруг превратилось в полыхающий ад.

Стоя на вершине своей импровизированной крепости, Фагот расслабленно глядел на происходящее. Едкий дым от горящего бензина и поджаривающихся человеческих тел, неприятно раздражал нос и глаза, но росгвардеец даже не пытался закрыться от него. Сейчас он был необычно спокоен, ощущая удивительное облегчение, какого не испытывал ещё никогда. Фагот достал из кармана пачку сигарет, так внезапно спасшую ему жизнь, задумчиво посмотрел на неё, а потом смял пальцами картонную коробочку и бросил в огонь. «Самое время бросить курить».

Глава 15. Просека

в которой Толя и Лёня обсуждают женскую психологию, а Валя признаётся, что носит оранжевые носки, а потом все испытывают лёгкую встряску

Перейдя запорошенное снегом асфальтовое полотно, на котором сквозь дымку всё ещё была различима брошенная вчера машина, ребята остановились под линией электропередач.

Прямая как стрела просека рассекала лес, словно кто-то приложил к нему линейку и пробрил огромной машинкой для стрижки волос. Через равные расстояния, похожие на фигуры фантастических исполинов, теряющиеся в тумане, по ней были расставлены ажурные вышки с натянутыми проводами, как гриф невидимой гитары, подвешенной в небе между плотными стенами деревьев.

Следы многочисленных ног, видневшиеся то там, то здесь на дороге и между деревьев, действительно не заходили под ЛЭП. Наоборот, вся просека представляла собой ровное никем не нарушенное белое полотнище.

— Ну что? Пойдём уже? — нетерпеливо спросила Валентина и посмотрела на своих спутников.

— Торопишься, слоник? — язвительно поинтересовался Толян, глубже натягивая на противогаз свою трёхцветную шапку. — Топай! Дамы вперёд.

Девушка посмотрела на Леонида, надеясь, что он вступится за неё перед приятелем, но тот никак не прореагировал на этот выпад. Валя поправила на плече рюкзак с мультяшным котиком, который предусмотрительно экспроприировала в ТРЦ и решительно зашагала вперёд по хрустящему белому насту. Чуть подождав, парни двинулись вслед за ней. В утренней лесной тишине слышались только их шаги, редкий треск ломающихся под снегом веток и монотонный электрический гул ЛЭП.

— А профессор оказался прав, — заметил Лёня, когда ребята уже порядочно углубились в лес. — Не ходят они здесь.

— Думаешь, правда из-за проводов? — спросил Толян, в очередной раз засовывая вечно выбивающийся конец своего спартаковского шарфа под куртку.

— Не знаю, — пожал плечами студент. — Помнишь парня на стоянке? Он упал, когда замкнуло лампу. Похоже, всё это действительно как-то связано с электричеством…

— Вот и я не знаю… Лично у меня от всех этих теорий голова болит, — пробурчал приятель, и добавил. — И ещё пожрать бы не мешало… Я, например, безумно хочу жрать после этого профессорского чая. Надо было, прежде чем идти, хавчик из тачки забрать.

— Нет, это было небезопасно, — отрицательно покачал головой Леонид. — Кто знает, когда мертвецы снова на дорогу вылезут. Сейчас первостепенная задача — достать бензин. Вот заправимся, поедем, тогда и похаваешь.

— Окей, командир… На заправке чем-нить разживусь. А тебе не дам.

— Да не ной ты… Вон девчонка и то держится. Молодец.

— Слонёнок-то? Она вчера пирожными налупилась.

— Ну, её это никак не портит. Я имею в виду с точки зрения фигуры, — ответил Лёня, ещё раз ненароком остановив взгляд на девушке, тёмный силуэт которой покачивался в дымке на фоне белого снега метрах в двадцати.

— М-м-м, ты уже и фигуру успел оценить… — иронично протянул Толян и толкнул друга в бок. — Запал на неё что ли? А я думал, ты ещё с Кристинкой мутишь.

— Нет, — Леонид чуть замялся. — Уже нет. А что? Тебе не всё равно?

— Что? Ты о слонике? — заметив слишком серьёзный тон приятеля, Толян прыснул под своим противогазом. — Бл*ха, ну ты реально запал, да? Нет, я не против. Во-первых, макаронины не в моём вкусе, а во-вторых…

— Что?

— Мне важнее наши с тобой отношения, дорогой…

Толян наигранно нежно провёл рукой по плечу Леонида и снова громко заржал под своим противогазом, так что даже идущая впереди Валентина услышала это и на секунду обернулась.

— Ну, хватит… Я серьёзно, — нахмурился Лёня. — Что думаешь?

— Думаю, хуже Кристинки ты вряд ли найдёшь, поэтому это твой выбор, чувак. Ну, это такой твой классический тип в меру е*анутых тёлок. Они завлекают тебя своей псевдо-интеллектуальностью и родственностью вкусов. Тем, что читают в одиночестве Шекспира, обсуждают астрономию и твои любимые старые сериалы.

— А что в этом плохого?

— В этом ничего. Но скоро выясняется, что у них в голове масса неожиданных тараканов. Например, они надевают на себя анимешные ушки, любят ошейники и мечтают об анальной пробке с хвостиком. Но ты стараешься не замечать странностей, ты успокаиваешь себя… И пропускаешь тот момент, когда у вас в постели оказывается распространён страпон.

— Идиот, — сухо констатировал Леонид и зашагал быстрее.

— Я просто предупредил тебя, — продолжая смеяться, ответил Толик и последовал за другом.

Валентина тем временем запнулась за что-то, чуть не упав в снег, но умудрилась сохранить равновесие. Заинтересовавшись, она остановилась и принялась осторожно разгребать снег. Пальцы девушки мёрзли, но она довольно быстро выкопала свою находку и уставилась на неё.

— Хватит там надо мной ржать, собаки сутулые, — обратилась она к приближающимся ребятам. — Смотрите лучше, что тут.

Теперь уже все трое смотрели на страшный клад. В массивном капкане была зажата человеческая ступня в оранжевом носке и модном кожаном ботинке с заострённым носом. От зловещего устройства под снегом, очевидно, к ближайшему дереву тянулась цепочка.

— Чья-то нога. Ни фига себе, да?! — переспросила Валя, ожидая реакции от своих спутников.

— Ну, а что ты тут хотела увидеть? — хмыкнул Толян. — Залупу конскую?

— Да… Похоже ходить здесь надо осторожнее, — невозмутимо проговорил Леонид, присаживаясь на корточки около капкана. — А вообще это интересно…

— Чего? Интересно, кто носит оранжевые носки? — не унимался Толик.

— Ну, я ношу оранжевые носки, — ответила Валентина.

— Почему я, бл*дь, не удивлён?!

— Да помолчите уже, — остановил друзей Леонид. — Посмотрите лучше. Нога аккуратно отпилена. Чем-то вроде болгарки.

— И? — не понял Толян.

— Ну, вот ты, если попадёшь в капкан с болгаркой в руке, будешь пилить капкан, цепь или свою ногу? — Леонид обвёл взглядом своих спутников и, сделав паузу, озвучил своё предположение. — Разве что тому, кто был с пилой, нога была не нужна… Ладно. Нам нужно идти. Только смотрите под ноги.

Сделав несколько осторожных шагов к краю просеки, Леонид отломил пару толстых веток от разросшегося орешника, одну из которых отдал Вале. Свой путь ребята продолжили с куда меньшей скоростью, внимательно прощупывая палками снег перед собой.

Небо с одной стороны стало заметно светлее. Солнце размытым пятном маячило между верхушками деревьев, но так и не могло пробиться через желтовато-серую пелену. Впереди показалось шоссе, утыканное частоколом фонарных столбов, и яркая бело-голубая заправка, напоминавшая коробку с молоком.

— А что дальше? — задумчиво спросила Валентина.

— Сейчас дойдём и наберём топливо, — ответил Леонид, чуть постукивавший на ходу двумя пластиковыми пятилитровками.

— Я имею в виду потом…

— Ну, думаю, на ментов нам полагаться не приходится, — ответил Толян. — Поэтому предлагаю двинуть ко мне на дачу. У меня же предки там дом из пеноблока забахали, с прошлого года теперь там живут. Ближе к природе, типа… Если, конечно, кони не двинули, как остальные.

— Блин, как ты можешь так говорить? — возмутилась девушка. — Это же твои родители!

Парень молча пожал плечами.

— Волнуешься за своих? — спросил Леонид, чтобы поддержать разговор.

— Очень. Хотя они в другом городе… Может там нет такого. Но с ними живёт моя старая бабуля. Кто знает, что там? Обычно я с ними хотя бы списываюсь… А твои где?

— У меня никого нет, — сухо ответил Лёня.

— Прости, — смутилась Валя и чтобы перевести тему, сказала. — А нам ведь ещё надо в институт зайти.

Леонид обернулся и сквозь деревья увидел четырёхэтажную кирпичную коробку, спрятавшуюся в лесу чуть в стороне от дороги. Он хотел что-то ответить, но приятель опередил его.

— Нафига? Ты чё, поверила историям этого деда-пердеда?

— Он очень умный дядька и преподаватель хороший, — нахмурившись, ответила Валентина. — И он нам помог. Я ему обещала…

— Ну, и иди, раз обещала! Старик явно зассал топать по лесу, вот и придумал байку, чтобы нас гонять, как бесплатных курьеров. Нам теперь из-за него крюка давать?

— Тихо, — снова остановил друзей Леонид.

— Да чего?! Я дело говорю…

— Тихо! Слышите?

— Что?

— Ничего. Провода больше не гудят.

Толян наконец-то замолчал и прислушался. Чуть жужжащий электрический звук и правда, исчез. Вместо этого всё пространство вокруг снова заполнилось неестественно тишиной, постепенно усиливающейся, будто в уши кто-то с силой набивает всё больше и больше туго скрученной ваты.

Не говоря ни слова, Валентина схватила ребят за рукава, крепко сжав ткань курток в своих тонких пальцах. Но они уже и сами заметили то, что её напугало. Со стороны стоянки по опустевшему шоссе кто-то бежал. Фигура двигалась по направлению к ребятам очень ловко и быстро. Так, что они, вероятно, могли бы решить, что это совершенно обычный, просто очень взволнованный человек. Самый обычный, чуть полноватый, с брюшком, сотрудник ДПС в форменном сером пуховике с нашивками, поверх которого был надеттипичный ядовито-салатовый жилет. Рядовой служака за небольшим исключением… У него совершенно не было головы.

Отбросив бутылки, Леонид вскинул ружьё и пальнул в грудь приближающегося мертвеца. Тот, впрочем, лишь немного замедлил скорость, но продолжил двигаться прямо на ребят, широко раскинув руки, будто стараясь схватить кого-то как в детской игре «жмурки». Резко передёрнув затвор, Лёня хотел было следом выстрелить во второй раз, но магазин оказался пустым. Мысленно матеря себя за то, что он не зарядил оружие, пока все были в квартире, он полез в карман. То ли от холода, то ли от нервозности пальцы не слушались его. Пара патронов с металлическим звоном, показавшимся парню оглушительно громким, упала на обледеневший асфальт. В следующий момент раздался хлопок и парня ослепила короткая вспышка. Распыляя в стороны красный дым, в грудь зомби вошла сигнальная ракета.

Валя и Толян выскочили вперёд, бесцеремонно отпихнув завозившегося с дробовиком Лёню. Выхватив биту и размахнувшись изо всех сил, девушка ударила ей по коленям безголового ДПСника. Почти синхронно Толик огрел его топором по спине и сам навалился сверху. Массивное тело в ярком жилете рухнуло пузом на землю.

Завизжала циркулярная пила. Буквально верхом сидя на барахтающейся жертве, Толя с удивительным спокойствием начал отпиливать ему руку, в то время как Валентина держала её, не давая мертвецу подняться.

— Быстрее! — подгоняла девушка. — Надо скорее расчленить его!

— Аккумулятор садится, блин… — сокрушался Толик, справившись тем не менее уже со второй рукой. — Ногу ему тащи! Он ещё брыкается.

Забыв о патронах, Леонид стоял, молча наблюдая за происходящим. Через пару минут на заснеженном асфальте замерло четвертованное и растащенное в стороны тело. Толик вытер руки о ярко-салатовую ткань и поднялся на ноги.

— Ну, а теперь похвали меня, — глядя на него и переводя дух, проговорила Валентина.

— Ты молодец.

— Да… Продолжай.

— Но ты будешь ещё лучше, если справишься и с остальными, — ответил Толик и ткнул пальцем в сторону заправки, где на фоне светлого неба виднелись примерно полтора десятка тёмных покачивающихся фигур.

— Отступаем! — скомандовал Леонид, подбирая рассыпавшиеся патроны и брошенные бутылки, и все трое бегом бросились в противоположную сторону.

Быстро оставив позади бензоколонку и поворот на некогда спасительную просеку, ребята поравнялись со старым облупившимся шлагбаумом, сваренным из длинных труб изрядно поржавевших от времени. За ним, в середине асфальтовой площадки, словно силой вдавленной в лес, возвышалось вытянутое прямоугольное строение с зарешёченными на первом этаже окнами. Все они были погружены во тьму, но на четвёртом этаже Лёня сразу заметил коридор, освещённый лампами дневного света. Небольшая дверь служебного входа на торце здания по счастливому совпадению оказалась не заперта.

— Быстрей внутрь! — скомандовал он, распахивая её и пропуская вперёд Валю и Толяна. Боковым зрением Леонид уже видел, как из леса к зданию стягиваются группы мертвецов.

Так и не сообразив, чем можно заблокировать дверь, ребята устремились вверх по тёмной лестнице. Преодолев бегом пару пролётов, запинаясь в полумраке за ящики и старую мебель, выставленную на площадки, они действительно увидели, что сверху горит яркий свет. Тем временем, дверь внизу несколько раз хлопнула, и в сумраке лестничной клетки по бетонным ступенькам затопало несколько пар ног. Надеясь хоть немного задержать преследователей, Лёня со скрипом развернул какую-то старую тяжёлую тумбу из лакированной деревоплиты и столкнул её вниз по лестнице. Через секунду он уже догнал своих друзей, замерших в самом начале длинного коридора, ярко освещённого мерцающими лампами.

В противоположном конце, в распахнутых дверях кабинета, стоял худощавый человек и, плотно сжав губы, сосредоточенно смотрел на ребят. Валентина сразу оценила, как элегантно, но в тоже время старомодно был одет незнакомец. Белая рубашка с небрежно расстёгнутым воротом и подкатанными до локтя рукавами, светло бежевая жилетка и такие же брюки в мелкую вертикальную полоску. Но что действительно привлекало внимание, это находившееся перед незнакомцем странное блестящее устройство на штативе. В передней части прибора располагалось нечто вроде диска или сдавленной полусферы, вращающейся с бешеной скоростью.

Леонид хотел что-то сказать, но успел только выставить руку вперёд, закрываясь от яркого света, потому что раскручивающееся устройство затрещало и заискрилось. От внезапно возникшего ослепительного шара в разные стороны поползли небольшие вспышки электрических разрядов. Их извивающиеся змейки с громкими щелчками ударяли в батареи отопления, ручки дверей, оконную фурнитуру и лопающиеся от перегрузки лампы. С потолка посыпалось измельчённое стекло. Воздух наполнился запахом озона. Одна из молний выбила циркулярку из рук Толяна, а его самого оттолкнула в угол под окном. Тоже получив удар, Леонид сполз спиной по противоположной стенке. Уже лёжа на полу и теряя сознание, Валентина обратила внимание на остроносые зеленовато-коричневые ботинки неизвестного мужчины. Она определённо где-то их видела…

Глава 16. Захват

в которой Фагот погружается в водку и воспоминания, а заодно делает признание жене своего сослуживца

Фагот опрокинул в себя рюмку водки. Кажется, третью по счёту. Но это, к сожалению, не очень-то ему помогло. Перед глазами всё так же стояли поднимающиеся с земли трупы: их растерзанные тела и окровавленная одежда, сломанные и полуоторванные руки, распоротые животы с вывернутыми наружу кишками, зияющие чёрные глазницы без глаз. А главное, из головы не шло хорошо знакомое и привычное лицо Витюни, которое Фагот никогда не видел таким, как тогда. И тот момент, когда он наводит на него мушку и зажимает спусковой крючок. Росгвардеец поморщился и бессмысленно уставился в какую-то невидимую точку.

— Миш… Что там у вас произошло? — осторожно спросила полноватая молодая женщина лет 35-ти в помятом халате, сидевшая за столом напротив Фагота.

Он посмотрел на Зинаиду, медленно возвращаясь из своих воспоминаний в реальность, и поймал глазами её беспокойный мечущийся взгляд.

— Что-то произошло… — повторил Фагот, ощущая, что совершенно не способен объяснить, что же конкретно произошло.

— Попали в какой-то переплёт? — стараясь сдержать дрожь в голосе, уточнила Зина.

— Можно и так сказать, — кивнул росгвардеец, снова утыкаясь глазами в рюмку и подливая себе из уже изрядно отпитой бутылки.

— Что-то прошло не по плану?

— Да уж какой там к ху*м план… — Фагот хлопнул ещё 50 грамм. — Я, правда, не знаю, что сказать… Как тебе объяснить. Мы к такому не были готовы.

Взволнованная женщина внимательно посмотрела на него.

— Как тогда в Дагестане?

— В Дагестане… — снова повторил конец фразы росгвардеец, потому что вопрос Зины уже отправил его на одиннадцать лет назад.

Вторая чеченская кампания завершена. Федеральные силы, укомплектованные в том числе ментами, продолжают зачищать территории от остатков террористических банд. Вот и он сам, куда более молодой, но уже достаточно опытный боец, в составе отряда силовиков штурмует поселковую школу. Небольшое двухэтажное здание, потрёпанное войной. На стенах, покрашенных однотонной краской, следы от пуль.

Снайпер через окна валит двоих джихадистов. Оставшиеся в глубине, вяло отстреливаются со второго этажа. Летние каникулы и внутри не должно оказаться детей. Никто не выдвигает никаких требований, поэтому принимается решение входить. И пока остальные ведут прицельный огонь по окнам, Фагот и ещё двое бойцов обходят здание с тыла и проникают в него через служебный вход.

На первом этаже среди битого стекла валяется труп кого-то из работников, кажется завхоза, а, может, и учителя, судя по наглаженным брюкам, седого мужчины с аккуратно постриженной бородой и перерезанным горлом. Сельский интеллигент, на него даже не стали тратить пулю, а прирезали как барана. А говорят, что на Кавказе проявляют уважение к старшим. Не все и не ко всем. Когда идёт гражданская война, иногда даже родной отец может перестать быть своим.

Фагот ловит себя на мысли, что рассматривает, как на фоне окровавленной бороды зарезанного деда мерцают радужные огоньки. Солнце, сквозящее через выбитые окна, играет в осколках. Командир беззвучно материт его. Первый этаж чист, но сверху доносятся выстрелы.

— Ещё одного снял, — сквозь треск прямо в ухо пердит по рации Серёга, засевший снаружи со своей СВД. — По моим прикидкам двое или трое остались…

Командир снова шевелит губами. В другой ситуации он бы явно что-то ответил, но сейчас нельзя. Все начинают медленно подниматься по лестнице, вжимаясь в стены, разрисованные цветочками и сказочными персонажами. Фагот замечает бабу Ягу, которую мастерские изобразил какой-то художник, с противной бородавкой на здоровенном изогнутом носе. А вот и Алёнушка. Прячется от бабки за яблоней. Стекло предательски хрустит под ногами, но из-за пальбы снаружи это уже не важно. Важен первый выстрел. Первого ещё можно застать врасплох. Остальных уже не получится. И вот тогда всё начнётся.

Лестница выходит на небольшую рекреацию, переходящую в коридор. Вот и первая удача. Тёмная фигура прячется за бетонной перемычкой окон. Парень лет двадцати. Не высовывается наружу. Боится. Кажется, его оставили на стрёме палить лестницу, но он больше беспокоился о том, как заныкаться самому, поэтому со своей точки увидел всё слишком поздно. Он почти удивлённо вперивается глазами в наставленный на него ствол, вскидывает свой автомат, но получает пулю в голову. Кровь брызжет на зелёную батарею и стенку в цветочках. Стрельба смолкает, а через мимолётную секунду тишины перемещается в коридор. Всё. Понеслась…

Бойцы занимают позиции в рекреации. Фагот прикрывает командира. Третий боец, долговязый Санёк, беглыми короткими очередями садит вглубь коридора. В стороны летят, сколотые вместе со штукатуркой, куски масляной краски и щепки от дверных косяков. Один из боевиков неудачно высовывается из класса и ловит плечом пулю Фагота. Санёк добивает его, продвигаясь вперёд. Они умудряется вальнуть ещё одного, после чего снова наступает тишина.

Командир жестом показывает, что надо проверить классы. Оно и понятно, кто-то мог затаиться внутри. А если мог, значит, затаился. Это уж как пить дать. Двое бойцов осторожно заглядывают за перекошенные и разбитые двери. Одна за другой. Чисто. Чисто. Чисто. Неужели конец? Пока Санёк чуть мешкает за его спиной, Фагот раскрывает дверь кабинета и замирает.

За партами сидят дети, лет по девять-десять. Какой это класс? Третий? Маленькие кучерявые с круглыми, как бусины чёрными глазюками, испуганно смотрящими на спецназовца. Всё это время, пока в коридоре гремели выстрелы, а с улицы на улицу летели пули, они молча сидели, сложив ручонки, как говорит им строгая учительница. Обычно школьникам велят сидеть так. Сейчас им тоже велели. Но только у доски стояла другая женщина. В чёрной парандже и обмотанная взрывчаткой.

Шахидки далеко не всегда подрывают себя сами. Срабатывает женская природа, метущаяся натура. И на этот случай неподалёку в качестве подстраховки всегда есть мужчина с крепкими нервами, готовый привести адское устройство в действие дистанционно. Но сейчас таких уверенных в себе мужчин точно не осталось, а значит, решение остаётся за этой женщиной. Что она почувствует в этот момент? Что она решит? Что повлияет на это? Страх? Фанатичная вера? Какой будет её выбор? Задача Фагота просто не оставить ей вариантов, поступить правильно, чтобы не позволить ей ошибиться, поэтому он нажимает на спусковой крючок. Сразу несколько пуль ложатся в закрытое платком лицо, и вся фигура падает, как нелепый чёрный мешок.

Спецназовец орёт что-то отрывистое, и повскакивавшая с мест ребятня устремляется к выходу. Санёк торопит их по коридору. Командир за шиворот тащит Фагота из класса. Он всё ещё боится, что будет детонация, но её не будет. Всё закончилось.

Потом Фагот узнает, что боевики заранее собрали детей из нескольких прилегающих к школе домов. Преимущественно в тех семьях, которые поддерживают федеральное правительство. Планировали прикрываться ими как живым щитом. А ещё в том классе, были и дети застреленной террористки. Зачем она привела своих детей? Считала, что мученическая смерть — это лучшая судьба для них? Или её заставили? А это заставило бы её передумать в последний момент?

Спецназовец не знал ответов на эти вопросы. Как бы то ни было, но убил мать на глазах её же детей. И теперь они, возможно, будут его ненавидеть. А, возможно, будут ему благодарны. Но в любом случае, они будут жить. С этим…

Фагот поднял глаза и долго, мучительно пристально, посмотрел на Зинаиду. Тоже мать… За стенкой сопел Виталька. Он каждый день ждёт «папку». «Папка у него крутой». А она… Чего она ждала, прежде чем задать тот вопрос, который мучил её с тех самых пор, как Фагот вошёл в дверь? Но она задала другой:

— Что там творится, Миш?

— Какое-то безумие… Очень много жертв.

— Беспорядки? Какие-то протесты снова? — попыталась уточнить Зина.

— Нет. На этот раз всё серьёзнее. Намного… — Фагот поднялся с места. — Мне надо идти, Зин. Я предупредить зашёл… На улицу не выходите. И в подъезд лучше никого постороннего не пускать. И соседям передай, кому сможешь. Если есть крепкие мужики, может, охотник кто и ружьишко есть, то скажи, чтобы готовились. Они могут понадобиться… Вам сообщат. А ты… Береги пацана.

Росгвардеец легко повернул знакомый замок и уже осторожно открыл дверь, но злосчастный вопрос всё-таки догнал его.

— А Витька-то мой, как там? Жив? — чтобы отогнать от себя плохие мысли, Зина постаралась сделать интонацию максимально непринуждённой, словно спрашивала о приятельской пьянке на даче. Но по молчаливому взгляду обернувшегося Фагота сразу всё поняла. Её румяное округлое лицо как-то необычно быстро побелело и осунулось.

— Нет.

— Господи… — Зина потянулась рукой ко рту, силясь не сорваться на истерику, хотя её глаза уже наполнились слезами, и с трудом выдавила из себя. — Как же это?…

— Я его застрелил, — ответил Фагот и навсегда вышел из квартиры своего друга.

Глава 17. Вексель

в которой Антон и Олег Александрович отдыхают в лесу, сочетая шашлыки и физический труд на свежем воздухе

Светало. Бордовая «девятка» остановилась на опушке леса и погасила фары. Из-за руля вылез невысокий худощавый парень в спортивной куртке, зауженных джинсах-дудочках и массивных ядовито-зелёных кроссовках. Следом показался крепкий мужчина в кожанке и со стриженной под ноль головой, но, тем не менее, с округлыми очками в тонкой золотой оправе на носу. Явно специально «по моде» отращенная небритость с заметной пепельно-серебристой сединой, выдавала, что её обладатель давно перевалил за свои пятьдесят, но при этом держался очень прямо и бодро. Пока его молодой спутник копался в багажнике, мужчина повесил на плечо небольшую дерматиновую сумку, извлёк с пассажирских сидений пару автомобильных покрышек, аккуратно закрыл дверь и твёрдой походкой направился в сторону сосен, подёрнутых серой предрассветной дымкой. Наконец вытащив из-под массивного свёртка лопату и канистру, парень захлопнул багажник и заторопился следом.

— Если бы не знал я твоего батю, Антоша, никогда бы не стал тебе помогать, — проговорил мужчина, осторожно пробираясь между тонких ощетинившихся голыми сучками стволов.

— Да, понятно…

— И про пистолет твой. Ещё когда сказал, что до добра не доведёт. Ты хоть бы мушку спилил с него сразу, как купил…

— Зачем? — не понял парень.

— Чтобы не мешала, когда его тебе будут в жопу засовывать.

— Да, ну, Вексель, в натуре… С волыной-то спокойнее.

Мужчина остановился и внимательно посмотрел на своего молодого спутника.

— Ты перед кем тут блатуешь-то, щусёнок? Не сидел ведь ни разу. Те, кто меня Векселем звал, давно в земле лежат. Упокой, Господи, их души грешные. А я для тебя Олег Александрович.

— Простите… — замялся парень, отводя глаза от осуждающего взгляда Векселя.

— Дурак ты ещё, молодой…, — смилостивившись, грустно вздохнул мужчина. — Ладно, Антошка, пойдём… копать картошку.

Пройдя ещё какое-то время, они вышли к небольшой полянке. Олег Александрович жестом показал Антону подходящее место, а сам прислонил одну покрышку к дереву, присел на неё и стал наблюдать, как парень принялся копать яму.

Холодный с ночи лесной воздух был наполнен ароматом хвои. А ещё было в нём что-то такое, что говорит о скором приближении зимы. «Всё-таки хорошо на природе… Особенно без людей, — думал Вексель. — Они только и могут, что всё замусорить. Всякую ядовитую химию жечь. Экологию изгадить». Он ещё раз вдохнул свежий прохладный воздух и вдруг спросил у молодого человека:

— Ты мне скажи, зачем застрелил-то его?

— Да, на шару бахнул и вальнул… — ответил Антон, продолжая с трудом выковыривать лопатой скованную дёрном почву. — Век воли не видать.

Вексель многозначительно кашлянул и, сделав паузу, снова одарил своего напарника презрительным взглядом.

— Ну, честное слово, Олег Александрович, — парень воткнул лопату и выпрямился. — Не понравилось ему, как бабки… деньги поделили. А я поделил всё честно — поровну. Он уже бухой был. А он тогда агрессивным становится. Достал нож, значит, и попёр. Он же меня в полтора раза выше… Я и струхнул.

— Да не интересуют меня ваши детские разборки…, — мужчина грустно махнул рукой. — Ты что остановился-то? Копай, давай. Я тут с тобой весь день сидеть не собираюсь.

Антон поплевал на ладони, уже начавшие с непривычки болеть, и продолжил копать.

— А почему бы его в кислоте не растворить? — спросил он, выворачивая очередной ком земли.

— Фильмов что ли иностранных насмотрелся? — хмыкнул Вексель. — Ты хоть представляешь, сколько её нужно, чтобы труп растворить? Литров 100, не меньше. Её надо достать, не привлекая внимания, а потом ещё где-то всем этим заниматься… Ты копай лучше. Вширь не бери сильно. Не гроб же закапываем.

Устав наблюдать за тем, как парень неумело обращается с лопатой, мужчина поднялся и принялся собирать сухие ветки, в изобилии валяющиеся вокруг поляны. Быстро набрав объёмистую вязанку, он бросил её на землю около медленно углубляющейся ямы. Потом сделал ещё пару ходок по лесу, думая о чём-то своём, скинул в кучу последнюю партию и скомандовал парню:

— Ладно, хватит уж… Вылезай.

— А это зачем? — спросил Антон, выбираясь из ямы, ставшей ему уже значительно выше колена. — Бензин же есть…

— Не землю же им поливать. А так займётся быстрее. Да и тяга будет лучше из-под веток, — ответил Вексель, ногой спихивая хворост вниз. — Ты остальные покрышки тащи пока, и передохнём чуток.

Парень кивнул и нехотя поплёлся назад к машине. Когда он вернулся, то обнаружил Векселя всё так же сидящим на приваленной к дереву покрышке. Мужчина раскрыл свою сумку, достал термос и с необычно расслабленным видом, наливал горячее содержимое в крышку-стакан. Небо, проглядывающее между прямых как иглы стволов, стало светлеть. Туман, стелящийся под деревьями, поверх сухой опавшей хвои теперь казался желтоватым.

— Жалко чё-то, Олег Александрович… — проговорил Антон, глядя на принесённые покрышки. — Почти же новая резина. Не лысая.

— Ты человека жизни лишил, а сам покрышек жалеешь… — заметил Вексель. — Вот что вы за поколение такое?

— А так от бензина не сгорит что ли?

— Бензин на открытом воздухе даст 900 градусов от силы. А покрышки все полторы тысячи. Как говорится, до полного озоления, — ответил мужчина, отставляя термос в сторону и с нескрываемым удовольствием отпивая из стакана. — Три штуки вниз кидай ровно на ветки. Четвёртую потом сверху добавим.

— Вот умный вы, Олег Александрович…, — с уважением проговорил парень, снова забираясь в яму и тщательно раскладывая покрышки. — Даром, что не профессор.

— Это Антоша не ум, а образование. Я, в отличие от тебя, в советской школе учился. А профессором был мой папа серпентолог. Вот тот, и правда, был ум.

— Это врач что ли? Который от поноса лечит?

— Ну, ты точно жертва ЕГЭ. Не сдал его, поди…, — грустно покачал головой Вексель. — Это учёный, который змей изучает.

— А-а-а, понятно, — смутившись протянул Антон, а потом добавил. — И сдал я…

— Закончил что ли? Погреться не хочешь? — заботливо предложил мужчина, чуть протягивая стакан с извивающимся над ним паром.

— А что там у вас? Кофе?

— Кофе я люблю, но мне нельзя. Сердце пошаливает. Какао. Держи вот.

— Спасибо, — парень взял стакан из рук Векселя и, смакуя, отпил горячего напитка. — Вкусно. Но на «Несквик» не похоже.

— А я эту растворимую гадость и не пью. Это «Золотой ярлык».

— Это который варить надо?

— Да, как и полагается.

— Покурить бы ещё… А я блин, сигареты купить забыл.

— Ну, тут ничем помочь не могу. Десять лет назад уж как бросил. И ты бы завязывал. Дольше проживёшь. Помню, так и сказал однажды в кабинете следаку прокурорскому, — ответил Вексель и на мгновение задумался. — Это 90-е были, загибалось всё. А мы тогда на базе одного НИИ организовали небольшой кооперативчик и завозили из-за бугра оборудование — компьютеры всякие, разные инструменты. Ну, а ребята одни хитрожопые про это прознали и через свои подвязки ментовские захотели бизнес отжать…

— И чо дальше было? — спросил Антон, потому что мужчина вдруг замолчал, погрузившись в свои воспоминания.

— Что?

— Ну, закопали следака того?

— Да ты совсем дурак что ли? Нет, — нахмурился Вексель. — Нормальный он мужик оказался. Общались ещё с ним потом. В прошлом году помер от коронавируса. Меня старше лет на пять, по возрасту группа риска. Да и лёгкие-то прокурил все… Смолил по пачке в день. Я ж тебе про курение рассказываю…

— Ясно, дошло… — кивнул парень. — А закопали-то кого?

— Кого надо, того и закопали, — раздражённо ответил Олег Александрович, забирая у Антона стакан и закручивая термос. — А ты, если хочешь того следака пережить, поменьше вопросов задавай. И курить бросай. Пошли… Притащим твоего дружка.

Открыв багажник машины, Вексель и Антон с трудом вытащили наружу увесистый небрежно обмотанный скотчем свёрток из грубой мешковины и, взявшись с разных сторон, поволокли на поляну.

— Ты бы аккуратнее его перевязывал, — тяжело дыша, посетовал мужчина, когда края старой материи с треском разошлись под весом мёртвого тела, и из бреши вывалилась наружу побелевшая рука.

— Не подрассчитал. Да и торопился.

— Да… Здоровый кабан.

Антон, не особо физически крепкий, чуть запинался и пошатывался, пару раз приложив покойника о плотно посаженные сосны. Наконец-то труп дотащили до поляны и скинули в яму. Парень с сосредоточенным лицом, тщательно распределяя бензин по всей длине, вылил на покойника бензин. На секунду он замер, раздумывая, бросить ли в яму пустую ёмкость, но Вексель, снова присевший под дерево, остановил его:

— Канистрочку-то оставь. Вещь хорошая. Вдруг пригодится ещё, — и сам улыбнулся своей остроте. — Спички-то дать?

— Да есть у меня, — ответил парень и наклонился к яме. — Ща… только поправлю его поровнее.

В этот момент произошло нечто странное. Присевший на колено на краю ямы Антон, рухнул животом на землю, а потом вдруг затрясся и задёргался, словно сопротивляясь какой-то силе.

— Что там у тебя? — не сразу понял Вексель.

— Олег Алек… Александрович, — взвизгнул парень. — Он меня схватил!

Мужчина хотел в очередной раз пристыдить молодого человека, который оказался слишком впечатлительным, но тот уже сполз в яму, свесившись через край, и теперь снаружи торчали только его вызывающе зелёные кроссовки. Снизу раздавались сдавленные хрипы.

Всё ещё не воспринимая происходящее всерьёз, Вексель подошёл ближе. Пред ним предстала удивительная картина. Застреленный приятель Антона каким-то образом ожил и выбрался из мешка. Здоровый под два метра ростом мордатый детина в спортивках и белой футболке с надписью «За Русь» схватил парня своими мертвецки бледными руками и теперь с силой душил. Собравшись с силами, Антон дёрнулся и, на секунду освободившись от пальцев покойника, с обезумевшими глазами вцепился в край ямы. Но мертвец сразу же догнал и обрушился на него сзади, придавив всей массой к земле и не давая вылезти наружу. Его крупные массивные пальцы крепко обхватили голову Антона и начали медленно и уверенно поворачивать против часовой стрелки. Парень надрывался от боли и ужаса, но ничего не мог поделать. Вскоре послышался хруст позвонков. Голова Антона, повёрнутая на 180 градусов, повисла на переломанной шее.

Мертвец оттолкнул обмякшее тело в сторону и вдруг поднял остекленевшие глаза на замершего в паре метров Олега Александровича. Упершись синеватыми руками в землю, он начал уверенно выбираться наружу, при этом, не спуская своего пустого взгляда с новой жертвы. Боясь пошевелиться, Вексель так же пристально смотрел на лезущего из ямы покойника.

Внезапно он осознал, что до сих пор сжимает в кармане предложенный Антону коробок. Мужчина выхватил его и, чиркнув спичкой, бросил её в движущегося мертвеца. Сделал он это, кажется, недостаточно ловко, потому что та быстро потухла в воздухе и отскочила от своей цели. Трясущимися руками Вексель зажёг вторую и, на этот раз, подпалив коробок, метнул его в нападавшего целиком. Бензин, пропитавший одежду на ожившем трупе, ярко вспыхнул, мгновенно превратив его в движущийся факел. Пошатнувшись и сразу обессилев, покойник рухнул назад в свою импровизированную могилу. Последовала вторая вспышка. Это загорелся бензин на покрышках и ветках. Из ямы взметнулись вверх языки пламени. Во все стороны повеяло жаром, от которого желтоватый туман принялся таять и расступаться в стороны.

Всё ещё не понимая, что случилось, Олег Александрович вернулся к своему дереву и снова присел на покрышку. В левой стороне груди начало покалывать. Мужчина тяжело вздохнул, достал из внутреннего кармана поблёскивающий от огня серебристый блистер таблеток и выщелкнул белый кругляш на свою ладонь. Потом открутил крышку термоса, пополнил стакан и запил лекарство. Он ещё долго сидел так, глядя на огонь, молча думая о чём-то и неспешно отпивая какао.

Глава 18. Петг’ов

в которой студент Петров проявляет инакомыслие и испытывает на себе всю мощь репрессивного аппарата

Межрайонное отделение полиции было тихим и практически безлюдным. Тусклый желтоватый свет пробивался сквозь оконные решётки и падал на стоящую в горшке диффенбахию с большими запылёнными листьями. Чуть дальше от окна устроился второй вечный обитатель дежурки — пухловатый майор Захарчук. Исправно отработав в органах, он по выслуге лет получил это своё звание, практически не вставая с того кресла, на котором сидел и сейчас.

Тяготы службы, свалившиеся на его плечи в виде бумажной и организационной работы, майор принимал стоически. Куда сильнее его теперь беспокоило, что в отсутствие электричества он не может включить небольшой телевизор и насладиться очередным повтором очередного сезона очередного сериала про «Ментов». Захарчук вздохнул, повесил китель на спинку стула, надел выпуклые очки и хотел было вернуться к разгадыванию кроссворда, но его отвлёк долбящий металлический звук.

— Чё тебе, майдановец? — выглянув из дежурки в пустой коридор, громко спросил майор.

— Пить хочу, — раздался в ответ немного резкий и высокий голос молодого человека.

Захарчук с недовольным видом поднялся с места, надел китель и, взяв бутылку минералки из начинающего подтекать холодильника, зашаркал по коридору в сторону «обезьянника». Там в зарешёченном полумраке, вытянув вперёд длинные ноги в порванных джинсах и обшарпанных кедах, сидел задержанный третьего дня студент Петров.

— Держи вот… — сунул Захарчук бутылку между прутьев, и она тут же скрылась внутри.

Послышался треск мятого пластика и громкие глотки, а затем из темноты появилась взлохмаченная голова Петрова.

— А обед сегодня будет?

— Кормление задержанных по графику в 19 часов.

— Напишу, что вы использовали на мне пытку голодом, — пригрозил Петров, отдавая бутылку.

— Куда? В телеграм свой что ли напишешь? — спросил дежурный, в общем-то довольный тем, что завязался какой-то разговор. — Нет связи-то…

— На бумаге потом напишу, — уверенно ответил студент, снова занимая место на шконке, нахохлившись в своей короткой байкерской куртке, словно замёрзший воробей.

— Грамотный что ли? — усмехнулся Захарчук. — Ну, пиши-пиши, майдановец…

— У нас был миг’ный пг’отест! — возразил Петров, до этого, очевидно, старавшийся избегать слов с буквой «р», а потом добавил. — Устг’оили тут ГУЛАГ…

— Чего?

— Сталинские застенки устг’оили, говог’ю, вот что… — повторил студент, гордо скрестив руки на груди.

— Ты сильно умный? На юриста учишься что ли? — поинтересовался майор.

— На истог’ика.

— Ты ведь, Петров, у нас на митинг Анального ходил? — уточнил Захарчук.

— Ну, ходил.

— Он был несанкционированный?

— Да, — ответил Петров уже менее решительно.

— При задержании сопротивление оказывал?

— Оказывал, — подтвердил студент, уже совсем поникнув.

— Ну вот, — с нескрываемым удовлетворением в голосе подытожил дежурный, — значит, всё в рамках правового поля. На 72 часа я тебя могу и безо всякого митинга задержать. А Иосиф Виссарионыч твой, когда со своими друзьями-большевиками бунтовал, и подольше сидел. Ничо! Не жаловался. Измельчали вы… Революционеры, блядь…

— Да ладно… — пренебрежительно отмахнулся рукой Петров. — Вы бы меня по любому для галочки замели. Знаю я вас! Наг’коту бы мне подбг’осили..

— Я бы тебе телефон логопеда подбросил… — покачал головой Захарчук.

— Издевайтесь дальше! Мне всё г’авно!

Майор грустно вздохнул, ещё раз бросил на молодого человека осуждающий взгляд из-под толстых очков, и зашаркал в свою дежурку. Под холодильником там уже натекла приличная лужа. Недовольно пробурчав себе под нос что-то про безответственных электриков и оперов, которые «вечно где-то шляются», Захарчук достал из-за двери швабру с намотанной на неё тряпкой и растёр воду по полу.

На стене размеренно тикали китайские батареечные часы. И с каждым щелчком пластиковых шестерёнок это одинокое дежурство казалось майору всё более и более странным. Сначала всех будят по какой-то непонятной тревоге, потом отключают электричество и связь, теперь никто не является на работу… А он что же? Должен сидеть тут в ожидании, без информации и распоряжений. Захарчук поднял подслеповатые глаза на циферблат и, беззвучно пошевелив губами, полез в окончательно оттаявший холодильник. Достав с верхней полки одинокий пластиковый контейнер, дежурный открыл его и, поразмыслив, ложкой перевалили через край в одноразовую тарелку горку слипшихся макарон и одну сосиску. Вторую ложку он воткнул в оставшиеся в контейнере макароны и со всем этим немудрящим ужином снова поплёлся по коридору.

— Макароны с сосиской будешь? — спросил майор, поравнявшись с камерой.

— Нет, я веган, — ответил из темноты Петров.

— Ты ещё и веган… — разочарованно покачал головой Захарчук, с таким голосом, что этот новый факт мог быть расценен исключительно как отягчающее ситуацию обстоятельство, но всё-таки повторил своё предложение. — Думаешь, что там есть мясо что ли? На, поешь…

— Макаг'оны буду, — согласился студент, забирая пластиковую миску через окошко в клетке.

Пошебуршив ключами в двери кабинета чуть дальше по коридору, майор распахнул её настежь и добавил чуть освещённости. Потом забрал оттуда чей-то колченогий стул, уселся напротив Петрова и тоже принялся есть.

— Скучно сидеть, небось? Без телефона-то с интернетом? — спросил он арестанта. — Вы же постоянно щас в соцсети свои на жопы всякие пыритесь.

— Нет, — неохотно ответил студент. — Я обычно аудио-книги слушаю.

— А что так? Читать не умеешь? Говорил же, что грамотный, — усмехнулся дежурный.

— Так удобнее.

— Да шучу я, не злись… — смягчился Захарчук. — Что слушаешь-то?

— «Пг’еступление и наказание».

— Это правильно, — одобрительно кивнул майор, жуя сосиску. — Изучай. Классику надо знать.

На какое-то время оба опять замолчали. Тикание настенных часов в дежурке гулко раздавалось по всему коридору, многократно отражаясь от холодных покрашенных масляной краской стен.

— Слышь, Петров, — вдруг спросил Захарчук, заканчивая есть, — а ты Руса знаешь?

— Чего? — не понял студент.

— Да ничо! Шутка такая…

— Какая шутка?

— Какой-то ты деревянный, Петров! — разочаровано произнёс майор. — Зашоренный. А ещё историк… На ютубе, небось, только Анального смотришь.

Он хотел отпустить в адрес студента ещё несколько колких определений, но в этот момент громыхнула металлическая дверь, ведущая на улицу. Через секунду хлопнула следующая, и в отделение влетел человек в чёрной бронированной экипировке, шлеме и двумя автоматами на плече.

Глава 19. Костя

в которой Валя оказывается частью советской номенклатуры, встречает старого школьного приятеля, а её кошмары становятся пророческими

Ещё издали Валентина заметила чёрный округлый силуэт на полной скорости продирающийся сквозь темноту и плотный снег. Два круглых ярко-жёлтых глаза осветили пространство у автобусной остановки, и автомобиль замер прямо рядом с девушкой. Валя похлопала по себе рукой в кожаной перчатке, стряхнув снег с коротенького пальтишка, а потом села рядом с водителем, который любезно открыл ей дверь.

Двигатель низко заурчал, машина снова уверенно рванула в пургу. В салоне было тепло, так что Валентина сразу же стянула перчатки с озябших руки и придирчиво посмотрела на свои накрашенные красным лаком ногти.

— Замёрзла? — со сдержанной заботой в голосе спросил молодой человек в военном френче без погон, сосредоточенно сжимавший руль.

— Всё хорошо, — ответила девушка и прислушалась к радиоле, откуда вырывались звуки старого пасодобля «Рио Рита». — А ничего посвежее не передают?

Она хотела было покрутить ручку настройки, но парень остановил её. Прикосновение его пальцев показалось девушке одновременно нежным и мертвенно холодным.

— Не надо. Приедем и наслушаешься свежего, — молодой человек улыбнулся и подмигнул. — Наш «лэндлиз» обещал доставить новых пластов.

— Неужели приехал Анатоль? — удивилась Валентина и, кажется, засветилась радостью чуть сильнее, чем это было бы прилично.

— Толик, — поправил её парень. — Да. Пару дней назад. Про тебя спрашивал.

— С ума сойти! Сто лет его не видела. И как он?

— Ну, вот и увидишь, — ещё холоднее проговорил молодой человек, отводя взгляд.

И пока он пристально вглядывался в ночную дорогу, Валя не менее внимательно смотрела на него. Сейчас он мало напоминал того Костю, которого она знала ещё со школы. Нелепый сутуловатый мальчишка с вечно всклокоченными волосами и в мятых брюках. Константин постоянно витал в облаках, строя какие-то фантастические теории. Он увлекался то музыкой, то математикой, то историей, везде пытаясь найти скрытые смыслы, но не был в состоянии даже навести порядок в собственном школьном рюкзаке, где обшарпанные учебники оказывались навалены вперемешку с тетрадками, какими-то отдельными смятыми листками и целлофановыми пакетами из-под завтраков за всю прошедшую неделю. «Уверен, он даже срёт туда!»— как-то раз зло пошутил Толян, но, кажется, был не слишком далёк от истины.

Теперь же тот прежний Костя совсем пропал. Его волосы были тщательно зачёсаны, практически зализаны назад, а сам он весь выпрямился, словно по струне, став строгим и подтянутым. Даже нос, прежде свисавший на лице, как круглая брюква, теперь не казался таким смешным. Но вместе с ним пропали мягкий слегка рассеянный взгляд и добродушная улыбка. Теперь через каменное лицо и холодные глаза изнутри Кости в темноту смотрел кто-то другой — жёсткий и спокойный. Он невозмутимо вёл тяжёлый автомобиль сквозь буран к пункту назначения и больше его ничего не волновало.

Несмотря на частое шмыгание дворников, лобовое стекло всё равно моментально залепляло летящим навстречу снегом. Слева и справа мелькали тусклые фонари и редкие светящиеся окна трёх— и пятиэтажных домов. Кое-где на фоне светлых каменных стен и ажурных решётчатых заборов виднелись одинокие пошатывающиеся фигуры, будто сторонившиеся несущегося по старому зимнему городу автомобиля. Тем временем он взвизгнул колёсами по промёрзшему асфальту и свернул на бульвар. Теперь на фоне домов пролетали ещё и чёрные стволы деревьев. Их скрюченные ветви, словно чьи-то когти, впивались в блекло-жёлтое ночное городское небо. Валентина вдруг вспомнила, как на уроках академического рисунка экзальтированная, но строгая, преподавательница Анастасия Дмитриевна с придыханием говорила: «Девочки, правильно заточенный карандаш должен напоминать пальцы ведьмы»…

Внезапный удар вырвал девушку из её школьных воспоминаний. По капоту распласталось худощавое тело в мешковатом коричневом костюме. Дворники размазывали по стеклу снег вместе с кровью.

— Вот чёрт! — раздражённо проговорил Костя, и не думая тормозить, а только чуть дёрнул рулём из стороны в сторону, чтобы сбросить незадачливого прохожего. Тело съехало вниз, но почти сразу в лучах фар возникло ещё несколько человек. Автомобиль врезался в них, как шар в кегельбане врезается в плотные ряды кеглей. Кто-то безвольно разлетелся в стороны, нескольких смяло хромированным бампером и затянуло под колёса.

— Куда они прутся все?

— Возможно, ночная смена на заводе, — предположила Валентина, делая «Рио Риту» в радиоле погромче, чтобы не слышать хруст костей.

— Головотяпство! — возмутился молодой человек. — Куда только смотрят профсоюзы?

— Кстати, а Лео будет? — спросила Валя, чтобы уже перевести разговор в сторону от работы.

— Обещал.

— Хорошо. А то ты на него дурно влияешь. Он стал слишком серьёзным в последнее время…

— Разве это плохо? — удивился парень, переезжая очередного пешехода.

— Человек совершенно разучился развлекаться… — вздохнула девушка. — Надо больше отдыхать, радоваться жизни…

— Не время пока, — серьёзно возразил Константин. — Знаешь ведь, какие сейчас времена.

— Да… Да… — устало оборвала его Валя. — Страшные времена.

Автомобиль тем временем вырвался из толпы рабочих и выехал на проспект. Между выстроенных по стойке «смирно» домов он широкой прямой полосой уходил вдаль и упирался в остроконечную громадину подсвеченной в ночи высотки со звездой на макушке. Величественное зрелище не могли затмить ни желтоватая дымка над городом, ни валящий стеной снег.

Машина снова вильнула вбок и припарковалась у квадратного здания с массивными белыми колоннами. Валя осторожно вышла из автомобиля. Свежий пушистый снег скрипел под тонкими подошвами её лаковых туфель. Молодой человек, не застёгивая, набросил на себя кожаный плащ, аккуратно закрыл дверь, придирчиво осмотрел капот, обтерев платком кроваво-красный значок «ЗИМ». Стараясь не поскользнуться, девушка взяла своего спутника под руку, и оба поднялись по мраморной лестнице.

Внутри уже было много людей. Пока Костя замешкался в гардеробе с пальто девушки, Валя вошла в банкетный зал, выискивая знакомые лица. На небольшой сцене негромко играл джаз-банд. Солист с бархатным голосом, но на довольно ломаном английском, заунывно выводил «Too many tears… Too many years…» так, что сами Берт Амброз и Гарри Уоррен, вероятно, заплакали бы… Рядом танцевало пять или шесть пар. Одна — особенно яркая и стиляжная. Пройдясь по ним оценивающим взглядом, Валя презрительно хмыкнула и, наконец, за одним из столиков увидела Анатолия. Он занял столик у стены и, улыбаясь, поглядывал на танцующих и периодически отпивал вино из широкого коньячного бокала.

— Кого я вижу! Валентайн! — воскликнул он, как только завидел девушку и сразу же, привстав, чмокнул её в щёку. — А где же твой немёртвый ухо… ухажёр? Где наш тёмный вождь?

— Кажется, на входе его заболтали старички из политбюро…

— Чёрт! Как давно мы не виделись? Лет пять?

— Три года, — поправила девушка, присаживаясь напротив.

— Точно! — Толян кивнул и снова пригубил из бокала, хотя был уже порядком пьян. — Три года… А какая к чёрту разница? Я чувствую, что знал тебя всю свою жизнь!

— Я тоже соскучилась, — улыбнулась Валентина. — Как ты в целом?

— Как видишь! Вот только боюсь сопьюсь из-за этих перелётов на дирижаблях. А без этого у меня начинается морская болезнь… Или воздушная, — парень усмехнулся. — Приходится пить.

— И как сейчас там? — спросила девушка, понижая голос и с интересом разглядывая клетчатый пиджак приятеля.

— Там?! — Толян хрюкнул, расплывшись в перекосившей лицо улыбке. — Да сейчас везде, как здесь!

— Правда?

— Как там говорил наш гигант мысли? Теория де Бройля всесильна, потому что она верна.

— Боже мой… — еле слышно прошептала Валя.

— Боже… — Толян долил себе в бокал остатки вина из бутылки и тоже перешёл на зловещий шёпот. — Забудь о господе, деточка. Что он мог? Превратить воду в вино? А как насчёт крови? Что там ещё? Воскресение? Скоро воскреснут все! Ну, и зачем он теперь нам?

Только сейчас Валя заметила, что под сбившимся на сторону широким оранжевым галстуком на груди Анатолия виднеются три пулевых отверстия.

— Что это? В тебя стреляли?

— Что? — не сразу понял окончательно набравшийся парень. — Ах, это… Это я сам. Сегодня. С утра. Только рубашку испортил, — в его голосе послышалась какая-то обречённость. — Ну, ничего… Главное, наша лёгкая промышленность делает прекрасные рубашки.

Внезапно он подскочил и, картинно раскидывая руками в стороны, вскричал так, что заставил сидящих за соседними столиками обернуться: «Наше дело правое… Мы победили! Революция свершилась, товарищи!»

…и дверь впотьмах привычную толкнул…

…и дверь впотьмах привычную толкнул,

а там и свет чужой, и странный гул -

куда я? где? — и с дикою догадкой

застолье оглядел невдалеке,

попятился — и щелкнуло в замке.

И вот стою. И ручка под лопаткой.

А рядом шум, и гости за столом.

И подошел отец, сказал: — Пойдем.

Сюда, куда пришел, не опоздаешь.

Здесь все свои. — И местоуказал.

— Но ты же умер! — я ему сказал.

А он: — Не говори, чего не знаешь.

Он сел, и я окинул стол с вином,

где круглый лук сочился в заливном

и маслянился мозговой горошек,

и мысль пронзила: это скорбный сход,

когда я увидал блины и мед

и холодец из поросячьих ножек.

Они сидели как одна семья,

в одних летах отцы и сыновья,

и я узнал их, внове узнавая,

и вздрогнул, и стакан застыл в руке:

я мать свою увидел в уголке,

она мне улыбнулась как живая.

В углу, с железной миской, как всегда,

она сидела, странно молода,

и улыбалась про себя, но пятна

в подглазьях проступали все ясней,

как будто жить грозило ей — а ей

так не хотелось уходить обратно.

И я сказал: — Не ты со мной сейчас,

не вы со мной, но помысел о вас.

Но я приду — и ты, отец, вернешься

под этот свет, и ты вернешься, мать!

— Не говори, чего не можешь знать,-

услышал я, — узнаешь — содрогнешься.

И встали все, подняв на посошок.

И я хотел подняться, но не мог.

Хотел, хотел — но двери распахнулись,

как в лифте, распахнулись и сошлись,

и то ли вниз куда-то, то ли ввысь,

быстрей, быстрей — и слезы навернулись.

И всех как смыло. Всех до одного.

Глаза поднял — а рядом никого,

ни матери с отцом, ни поминанья,

лишь я один, да жизнь моя при мне,

да острый холодок на самом дне -

сознанье смерти или смерть сознанья.

И прожитому я подвел черту,

жизнь разделив на эту и на ту,

и полужизни опыт подытожил:

та жизнь была беспечна и легка,

легка, беспечна, молода, горька,

а этой жизни я еще не прожил.

Олег Чухонцев

Первыми сдохнут хипстеры. Часть 2

Глава 20. Пётр Петрович

в которой Лёня, Толя и Валя наконец приходят в себя, а Пётр Петрович рассказывает, что в действительности всё не так, как на самом деле

Запах озона. Свежий и жгучий. К нему примешивалась горьковатая вонь палёного пластика. Это первое, что почувствовала Валентина, когда открыла глаза. Боль в локте, на который она упала, появилась чуть позже, но заставила её непроизвольно застонать.

Буквально рядом с её лицом на полу остановился знакомый зеленовато-коричневый ботинок, и твёрдый голос чётко произнёс откуда-то сверху:

— Вы всё же живые… — он сделал задумчивую паузу и добавил. — Это замечательно.

Рука с длинными пальцами и подвёрнутой под локоть белой рубашкой, обхватила ладонь девушки и, крепко сжав запястье, помогла встать. В голове Валентины гудело. Превозмогая боль и головокружение, она мутными глазами уставилась на незнакомца.

Из-под своего высокого круглого лба на неё смотрел худощавый мужчина лет сорока, с небольшими усиками и заострённой бородкой.

— Что за хе*ня?! — возмущённо проговорил, поднимающийся на ноги Толян, потирая ушибленный затылок.

— Очень действенная хе*ня! — моментально отреагировал мужчина, слегка улыбнувшись. — Высоковольтный электростатический разрядник. Эффективно, но энергозатратно. Для экспериментов пришлось обесточить целую высоковольтную линию.

Мужчина говорил чуть торопливо, словно и сам весь был наэлектризован. Казалось, его совершенно не волновало, что только что из-за его опытов чуть не погибло три человека.

— Вы ведь могли нас убить, — заметил Леонид, с трудом поднимаясь при помощи приятеля.

— Это было не исключено… — спокойно ответил незнакомец и продолжил. — Но я, собственно, и не ожидал, что вы окажетесь живыми. Уже несколько дней вокруг двигаются одни лишь мёртвые и сдерживала их только ЛЭП. После её отключения, как и было запланировано, они начали ломиться в единственную открытую дверь и попали под удар моего гениального устройства. Говоря по справедливости, я вас, скорее, спас…

Только сейчас ребята осознали, что больше их никто не преследует. Вокруг воцарились тишина и спокойствие. Желтоватое марево, уже несколько дней застилавшее всё вокруг, рассеялось. На улице установилась ясная погода. В небе над зданием института, насколько это можно было разглядеть через его квадратные окна, в плотных серых облаках образовался большой просвет, через который на землю лилось солнце и виднелось чистое голубое небо. Только неподвижные мёртвые тела усевали белое пространство вокруг серого кирпичного корпуса. Вытянувшись по стойке смирно, они так и упали в снег, образовав какой-то узор из концентрических кривых линий. С высоты четвёртого этажа это было видно особенно отчётливо и напоминало знакомый со школы опыт с опилками на листе бумаги, под которым находился магнит.

— Красиво, да, — согласился мужчина, наблюдая, как ребята уставились из окна на диковинную инсталляцию из тел, — но так они пролежат только до завтрашнего утра.

— Они оживут? — нерешительно спросила Валя.

— Разумеется, — кивнул незнакомец. — Я могу вам объяснить примерный принцип. Возможно, это пригодится вам, чтобы выжить… Только снимите эти бесполезные противогазы. Никакого заражения нет. Из-за них я только плохо вас слышу. Пойдёмте! Познакомимся поближе.

Он заложил руки в карманы своей жилетки и с непринуждённым видом зашагал в кабинет. Ребята, стянув противогазы, последовали за ним.

Вытянутое помещение с четырьмя окнами вдоль длинной стены было заставлено металлическими стеллажами с лабораторным оборудованием, стопками толстых потрёпанных папок и картонными коробками с какими-то электрическими запчастями. В углу у двери на металлической вешалке, угрожающей гостям своими лосиными рогами, висел белый халат и шерстное полупальто с шарфом. Два старых письменных стола с потрескавшимися лакированными столешницами у противоположной стены были сдвинуты вместе буквой «Т» и засыпаны какими-то проводками и радиодеталями.

Мужчина небрежно сгрёб их ближайшую коробку и, заняв место в центре, вальяжно расположился на кресле с колёсиками.

— Ну-с… — обвёл он молодых людей колким взглядом. — И с кем же имею честь общаться?

— Да мы, в общем… — ответил Лёня, посмотрев на своих приятелей, — просто студенты. Выжить пытаемся.

— Это понятно. А имена-то у вас есть, просто студенты?

— Леонид. Это Валя. А это Толик, — представил примолкших друзей парень.

— Очень приятно, Лёня, Валя и Толя, — незнакомец улыбнулся. — А меня можете звать просто Пётр Петрович.

— Петрович, — тихо повторил и усмехнулся Толик, но мужчина услышал его и тут же нахмурившись, поправил:

— Пётр Петрович. С известного вам времени, я в одиночку управляю работой этого научного учреждения.

— А вы учёный, да? — уточнила Валя, вспомнив о ценном грузе, припрятанном в её рюкзаке.

— В некотором роде.

— А Бориса Сергеевича не знаете?

— Да… — на лице учёного изобразилось лёгкое презрение, — я знаю этого господина.

— Дело в том… Это он сказал нам, что здесь может быть кто-то из его коллег. И что они, возможно, окажут нам помощь.

— Что ж, это была на удивление разумная рекомендация.

— А ещё он просил передать свои записи, — девушка протянула Петру Петровичу толстую тетрадь.

Тот взял её и начал с неохотой листать. И пока учёный переворачивал страницу за страницей, выражение его лица то становилось хмурым, то выражало лёгкое удивление, то края губ искривлялись в иронической ухмылке. Наконец Пётр Петрович отложил записи и задумчиво пробормотал:

— Что ж, тут есть пара интересных идей… Возможно, они помогут мне…

— А что вы собираетесь делать? — спросил Леонид.

— Продолжать свои исследования, естественно.

— Здесь? В такое время? — удивилась Валя.

— А что вас, собственно, так поражает, барышня? — переспросил Пётр Петрович. — Когда для моего интеллекта находится подходящая задача, я занимаюсь её решением.

— Всё ясно! Очередной сумасшедший учёный… Пошли отсюда, пока зомбари не очухались… — разочарованно махнул рукой Толян, и сделал несколько решительных шагов к двери, но остановился, увидев, что приятели его не поддержали.

— Не слишком ли много сумасшедших учёных на один апокалипсис? — расхохотался мужчина. — Вы не находите это странным?

— Я нахожу, что нам нужно как можно быстрее свалить подальше! — уверенно ответил парень.

— Да? И куда же? В пригород? В область? В другой город? Чего ради? Учитывая то, как быстро они размножаются, уже через пару недель нигде не будет безопасно.

— Вы же сказали, что заражения нет, — уточнил Леонид.

— Это не заражение. Это экспансия, — ответил учёный. — И пока что её никто не может даже замедлить.

— Но ведь ситуация должна нормализоваться. С этим начнут бороться… — неуверенно проговорила Валентина.

— Кто, позвольте узнать? Правительство? Спецслужбы? Военные? — на лице Петра Петровича изобразилось выражение усталого скептицизма. — Вы видите их эффективную и организованную работу? Лично я её не наблюдаю. Вероятно, они либо сбежали, либо в панике, либо сами уже превратились в этих тварей…

Мужчина встал, раздосадовано бросил толстую тетрадь на стол, так что она громко шлёпнулась в тишине, и подошёл к окну. Молча заложив руки в карманы, он стоял в ярком пятне солнечного света и смотрел на улицу, где на снегу чернели неподвижные тела.

— Знаете, в чём проблема вашего поколения? У вас нет целей, — вдруг проговорил учёный. — Вы считаете, что ваши личные истории очень важны, но для общей истории они ровным счётом ничего не значат. Вы привыкли, что всё делается как бы само собой. Даже ваши мелкие проблемы решают за вас. И вы уже не способны сделать что-то по-настоящему большое и великое, потому что не видите картину в целом.

Пётр Петрович, прищурился, словно хотел что-то разглядеть вдали за лесом, где клубился желтоватый туман.

— А я вижу это… Мир изменился. Свет поляризуется, колебания становятся когерентными, в воздухе возникают необычные молекулярные агрегаты, всё охлаждается и упорядочивается. Словно кто-то поворачивает термодинамическую стрелу времени вспять…

— Кто-то? — переспросил Леонид.

— Я выразился образно, — Пётр Петрович обернулся и строго посмотрел на студентов. — Разумеется, мы имеем дело не с проявлением чьей-то сверхъестественной воли, а с каким-то природным явлением. Нечто вроде поля вероятности, на фундаментальном уровне влияющего на поведение частиц.

— Но ведь нельзя объяснить всё одними вашими частицами! — воскликнула Валентина. — Вокруг происходит слишком много странного… На меня напала дохлая кошка! Трупы ходят толпами! Они же, блин, двигаются! Они убивают людей! Творится какой-то кошмар!

Леонид осторожно взял девушку за плечо, и она остановилась, громко выдохнув. Кажется, Валентине давно хотелось выговориться.

— А ещё у вас в лесу валяется чья-то отпиленная нога, — уже спокойнее добавила она.

— Это нога… Того, кого надо, нога, — улыбнулся Пётр Петрович. — Хотите знать, как они работают? Я покажу.

Глава 21. Лисёнок

в которой современный кинематограф оказывается недооценённым, а неизвестный аниматор устраивает анимацию в красных тонах

Группа молодых людей прошла по тёмному узкому коридору, устланному бордовым ковролином, и через плотно зашторенные двери попала в небольшой душноватый зал.

— Пригласительные? — спросил толстый парень с вьющимися волосами, похожий на распушившийся одуванчик, который сразу же показался Кириллу неприятным.

— Да, пожалуйста, — он достал из кармана своих узких брюк в клетку смартфон и открыл на экране картинку с QR-кодом. Толстяк не без удовольствия считал его камерой своего мобильника и, улыбнувшись лоснящейся от пота физиономией, ответил:

— Проходите, занимайте свободные места.

Зал был уже наполовину полон. Перед экраном, чуть приподнятом на невысоком подиуме, в четыре ряда были расставлены офисные стулья с блестящими ножками. Показ ещё не начался, поэтому в тёплом воздухе, с которым не справлялся дешёвый кондиционер, слышались негромкие разговоры и запах кофе. Обычная атмосфера камерного кинозала при книжном клубе, куда стекалась местная думающая общественность в поисках культурного досуга.

— А давайте после кино зайдём к Серёже, — предложила Оля, устраиваясь на стуле между Кириллом и Настей. — Попробуем настоящий глинтвейн и поиграем в настолки.

— А давайте, — кивнул парень, задумчиво почесав ровно подстриженную в барбершопе бородку.

Удовлетворившись ответом, девушка мельком посмотрела на подругу и, поправив прядь волос, выбившуюся из её ассиметричного каре, забросила ногу на ногу. Сегодня она определённо была довольна собой. Чёрные чуть расклешённые книзу брюки со стрелками идеально подошли к чёрной же безрукавой блузке с рубашечным воротом, а подвязанный под него строгий белый галстук в сочетании с короткой стрижкой создавал некий эклектичный образ эмансипированной девушки в стиле унисекс и женщины вамп образца 30-х годов.

Ещё раз оглядев зал, она утвердилась в мысли, что сегодня была визуально сильнее всех этих занудных задротов, не следящих за собой, и перевела уставший взгляд на экран. Собравшаяся публика, хоть и состояла преимущественно из читающих завсегдатаев книжных магазинов, и правда выглядела довольно разношёрстной. На первом ряду скромно заняла места с краю взрослая пара: женщина в строгом платье и крупный лысеющий мужчина в сиреневой рубашке. Через пару пустых сидений расположились две подружки — классические офисные работницы, корчащие из себя инстаграммных модниц с подкаченными губами и всё никак не умолкающие. По соседству, через несколько никем не примечательных людей, вытянул ноги в проход долговязый парень с длинными вьющимися волосами, напоминающий то ли дизайнера-программиста, то ли гея-байкера. Остальных зрителей Оля просто не успела рассмотреть и оценить, потому что свет окончательно погас и на экране пошли заставки с начальными титрами.

Девушка относилась к авторскому фестивальному кино довольно скептически, хотя и не показывала вида. По крайней мере, Кириллу нравилась подобная дичь, а пронырливая сучка Настя при первой возможности поддерживала этот интерес своими заумными разглагольствованиями о скрытых смыслах, тонком авторском замысле и интересных режиссёрских решениях.

Первая короткометражка о суицидальной влюблённой паре, погибшей накануне свадьбы, была, судя по всему, не понята зрителями или воспринята как комедия, потому что и дебильные офисные подружки и кто-то из заднего ряда весь фильм подхихикивали над репликами героев. Вторая история про мужчину, патологически одержимого мытьём рук оказалась для аудитории более понятной. Но, умудрённая опытом фестивальных показов, Оля знала, что первые картины всегда только разогревочные, а самая жесть начинается ближе к середине. Так произошло и в этот раз.

Начавшись как обычная романтическая история про подростков, сюжет очередной короткометражки вывернул к тому, что белый парень проиграл чернокожей девушке спор, и теперь она, нацепив страпон, заставляет своего молодого человека имитировать исполнение минета в присутствии его друзей. Смешки в зале сменились перешёптываниями. Болтливые пухлогубые девушки с первого ряда, обмениваясь возмущёнными репликами, начали собираться на выход. Взрослая пара, как ни странно, досмотрела фильм со сдержанным интересом, потому как за свою долгую жизнь они, вероятно, видели ещё и не такое. Поблёскивая своими закруглёнными очками в толстой оправе, стервозная Настя начала нащебётывать на ухо Кириллу что-то про «цепко ухваченные фильмом тренды современного толерантного общества».

Тем временем на экране уже начался новый фильм про парочку преступников-психопатов, совершавших ограбления, нарядивших в ростовые костюмы котика и медвежонка. Оля немного нахмурилась, вспомнив, что буквально за пятнадцать минут до начала сеанса они видели в парке такого же человека в костюме лисёнка, который улёгся прямо на лавочке. Девушка предположила тогда, что ему, возможно, стало плохо, но друзья отшутились, что «зверёк просто перебрал или устал на работе», и поспешили в кино.

Внезапный грохот, раздавшийся за спиной, заставил её отвлечься и от картины и от своих размышлений. В первые секунды Оля даже не поверила своим глазам. В дверях стоял человек в костюме с лавочки в парке. Вся его фигура казалась напряжена, как пружина, белый синтетический мех на груди перепачкан кровью, а в мохнатой лапе была зажата тяжёлая медная стойка. Одна из тех, при помощи которых в фойе обычно отгораживали лентой зону кафе от остального пространства книжного магазина. В ногах ряженого лиса валялся пухлый «одуван» с проломленной головой. Перешагнув грузное тело, лисёнок двинулся в зал.

— Неожиданно! — невозмутимо проговорил Кирилл. — Организаторы не упоминали, что кроме фильмов будет ещё и тематический перформанс.

— О, это сейчас в тренде, — не преминула вставить свои «пять копеек» Настя. — Фильм как бы шагает в зал, разрушая четвёртую стену, и, ломая границы между жанрами, создаёт эффект полного погружения.

Однако в следующее мгновения у молодых людей напрочь пропала охота вести искусствоведческие разговоры, ведь вошедший с размаху погрузил свою импровизированную биту в голову лысеющего мужчины. В сторону напомаженных девушек брызнула кровь и кусочки мозга, в ответ последовали истошные крики. Дядька с раскроенным черепом сполз на пол, вторым резким ударом лисёнок отправил к нему его спутницу.

Зрители повскакивали со своих мест, но не решились ринуться к выходу, потому что убийца уверенно преградил им дорогу. Одна из девушек, всё так же продолжая взвизгивать, начала снимать происходящее на телефон, будто камера и всё происходящее на экране, как-то могли оградить её от творившегося в реальности кошмара. Тем временем, лисёнок, не встречая должного сопротивления, с размаху вырубил ещё пару человек. На этот раз удары пришлись наискось, вдавливая внутрь головы проломленные височные кости. Второй оказался не точным, но настолько сильным, что, сорвав с бедолаги кусок волос вместе с кожей, частично скальпировал его и обнажил беловатый череп.

Желая защититься стулом, как щитом, высокий длинноволосый парень попытался сбить нападавшего с ног, но сразу же получил удар металлической дубинкой в колено и со стоном упал в темноту зала. Отпихнув стул ногой, лисёнок добил лежащего парой ударов, и уверенно шагнул в сторону оставшихся зрителей.

— Кирилл! Ну сделай же что-нибудь! — нервически закричала Настя, но растерянный парень только смотрел в оцепенении на медленно надвигавшегося синтетического зверя. Собравшись с мыслями, Оля, сама не ожидая от себя такой решимости, вдруг обеими руками схватила окровавленную дубинку нападавшего и повисла на ней всем своим весом.

— Хватайте его вместе! — только успела выкрикнуть она, как тут же была отброшена в сторону какой-то нечеловеческой силой.

Лисёнок неторопливо взял медную стойку двумя лапами, словно примеряясь, как ему будет удобнее и вдруг с размаху вогнал её прямо в грудь замершему у стены Кириллу. Блестящий шар-набалдашник почти полностью вошёл внутрь его тела, проломив и вжав внутрь сразу несколько рёбер. Захрипев, парень съехал по стенке вниз.

Толкая друг друга и запинаясь за перевёрнутые стулья, зрители наконец-то устремились к выходу. Кто-то упал и на него наступили, кто-то оказался уже совсем близко к спасительной двери, но убийца не намеревался никого отпускать. Методично нанося удары в спины убегающих людей, он продолжал ломать позвоночники и черепа.

Когда Оля открыла глаза, она поняла, что не контролирует и почти не чувствует левую руку, которую, похоже, сломала при падении. Корчась от боли, девушка всё-таки нашла в сумочке длинную позолоченную ручку — её гордость — довольно качественную реплику настоящего «Паркера». Она осторожно поднялась на ноги и через полумрак кинозала увидела пушистую фигуру, нависшую над Настей. Та в испуге сжалась в комок в углу у сцены, прямо под экраном, на котором бородатый скандинав ожесточённо метелил битой здоровенную рыбину. Один взмах медной дубинки, ставшей уже по-настоящему кроваво-красной, и голова соперницы превратилась в бесформенное месиво.

В бессильном отчаянии Оля сделала последний рывок и всадила авторучку прямо в центр рыжей холки. Больше сил у неё ни на что не осталось, и она, потеряв равновесие, упала спиной прямо на экран. Мелькание проектора на миг ослепило девушку. Звуки вокруг словно стихли. Только музыка на финальных титрах пробивалась откуда-то издалека. «Всё… Неужели всё?» — подумала Оля. Вместо ответа на фоне гаснущего проектора появилась здоровая мохнатая голова с нашитыми пластиковыми глазами и окровавленной улыбающейся мордой. В лапе лисёнок сжимал поблёскивающий золотом «Паркер». Этот слабый блеск в полумраке — последнее, что увидела и запомнила девушка, потому что через секунду авторучка несколько раз резко вошла в её глазницы.

Глава 22. Осада

в которой майор Захарчук совершает должностное преступление, благодаря чему армия и народ оказываются едины перед лицом общего внешнего врага

Выражая полнейшее непонимание на своём круглом лице, Захарчук снизу вверх уставился на ворвавшегося в отделение бойца. Дежурному, привыкшему к виду щуплых оперов в потёртой гражданке и упитанных начальников-проверяющих в несходящихся на животе кителях, спецназовец казался каким-то великаном.

— Как у вас тут обстановка, майор? — хриплым голосом из-под забрала спросил внезапно вошедший.

— Да, вроде бы… Всё спокойно. Несу дежурство на вверенной… — начал неуверенно мямлить Захарчук, но вдруг осознал, что боец, хоть и формально, но всё-таки нагло нарушает субординацию. — А вы кто такой?

Тем временем боец уже вовсю хозяйничал в отделении. Вытащив из ближайшего кабинета стол, он старательно волочил его к двери.

— Капитан Михаил Фёдотов. Росгвардия. Позывной «Фагот», — торопливо бросил в ответ спецназовец. — Ты извиняй, майор, не до церемоний. Помоги. Нужно заблокировать вход.

— Так ключи же есть… — пробормотал Захарчук, продолжая наблюдать за действиями Фагота.

— Так запирай! — гаркнул росгвардеец так, что майор аж подпрыгнул и, повиновавшись, торопливо запер обе входные двери. После чего Фагот всё-таки придвинул к ним массивный стол. То же самое было проделано и со служебным выходом.

— Вот так. Будем держать оборону, — констатировал Фагот, довольно глядя на сооружённые баррикады. — А ты тут один что ли?

— Я-то? Да… Один. Можно сказать, — ответил майор. — А там что? Беспорядки продолжаются, да?

— Можно сказать, — мрачно кивнул росгвардеец. — Кто ещё?

— Да сидит один. Майдановец малолетний… Вон там, — Захарчук махнул своей пухлой рукой в сторону тёмного зарешёченного угла, откуда на правоохранителей с интересом поглядывал взъерошенный Петров.

— Выпускай его, майор, — поравнявшись с клеткой, твёрдо скомандовал Фагот.

— В смысле? — практически одновременно спросили одинаково поражённые Захарчук и Петров.

— Сейчас все пригодятся. Минут через 15 уже будет не важно, кто тут что нарушил.

Голос Фагота потонул в шуме, скрежете и звуке бьющегося стекла. На пол с подоконника полетела диффенбахия с большими запылёнными листьями. Горшок с грохотом разлетелся на черепки.

— А я думал, вы всех разогнали… — озабоченно проговорил майор, открывая дверь перед Петровым.

— Зомби не разгонишь.

— Зомби? Это вы пг’отестующих так называете? Не нг’авится бог’ьба за наг’одные пг’ава?

— Сейчас речь не о твоей политике, дурачок, а о выживании, — ответил росгвардеец. — Захочешь выжить, будешь сотрудничать.

— Я? С ментами?! — возмутился Петров. — Г’азмечтались! Мусог’а позог’ Г’оссии!

Студент хотел сказать ещё что-то, но не успел, потому что Фагот схватил его за ворот байкерской куртки и с силой поволок в дежурку, откуда слышался всё нарастающий шум.

В лицо Петрова ударил холодный воздух, врывающийся в помещение с промороженной улицы. Но от того, что он увидел в следующий миг, его сразу же бросило в пот. За разбитым окном в страшных гримасах корчились десятки отвратительных лиц. На студента смотрели десятки пустых кровоточащих глазниц. Десятки искажённых злобой ртов сочились слюной и клацали зубами. Десятки рук тянулись внутрь сквозь металлические прутья, хватая холодными пальцами воздух в нескольких сантиметрах от лица Петрова.

Желая поскорее выбежать, студент в ужасе засучил ногами по линолеуму, но сзади его крепко держал Фагот.

— Что? Обосрался? — злобно прохрипел росгвардеец на ухо Петрову. — Когда твоя тёлка получает подсрачник на акции протеста, ты возмущаешься… А я видел, как моих друзей вот такие твари заживо разрывали на части, превращали в себе подобных!

— Боже мой! Отпустите! — наконец-то вырвался студент и резко отпрянул от окна. — Ну, сделайте же что-нибудь! Стг’еляйте! Вы же пг’авоохг’анитель!

— Бесполезно, — спокойно проговорил Фагот, с какой-то обречённой тоской глядя на тщетно тянущихся к нему мертвецов. — Пули на них почти не действуют. Рожок приходится отстрелить, чтобы остановить хотя бы одного.

— И что же делать? — спросил Захарчук, до этого так же неподвижно стоявший в дверях дежурки.

— Попробуем справиться с этой толпой. Если получится, пробьёмся наружу.

— Как?! — взвизгнул мечущийся по коридору Петров. — Их же не бег’ёт ваше ог’ужие!

— Сделаем. Будет время подготовиться, пока они не выломают решётки.

— Они выломают решётки? — с сомнением переспросил майор.

— Обязательно, — утвердительно кивнул Фагот. — Они чувствуют, что мы здесь. И у них тоже полно свободного времени. Но они неплохо горят. Есть у вас в хозяйстве что-то горюче-смазочное, товарищ майор?

Глава 23. Майор

в которой сотрудники органов правопорядка и наиболее активные представители студенчества проявляют свои хозяйственно-боевые навыки

В хозяйстве у товарища майора оказалась кем-то любезно налитая для хозяйственных нужд бутылка бензина, немного медицинского спирта в склянке, бытовой растворитель, средство для протирки окон в пластиковом флаконе с пульверизатором и аж шесть штук освежителей воздуха, очевидно, закупленных про запас по случаю акции. Из аптечек были извлечены небольшие мотки бинтов и упаковки ваты. А в кладовке среди прочего, обнаружилось приличное количество разных тряпок. Из всего этого подручного материала обороняющиеся и начали готовить своё нехитрое вооружение.

— Да ты не тряси руками, майдановец! Больше прольёшь! — строго заметил Захарчук, вытирая тряпкой накапанный на стол бензин и засовывая её в свою бутылку. — Молотовы делать не умеют, а туда же…

— У нас был миг’ный пг’отест… Мы пг’осто вышли погулять, — раздражённо возразил Петров.

— Да лан… Можешь нам-то сейчас не заливать, — усмехнулся Фагот. — Но в любом разе, молодец. Хотя бы лямку тянешь «на тюрьме». А друзья-то твои где?

— Свалили они, — нахмурился студент. — Щас, навег’ное, дома сидят… Тем более, тут такое твог’ится.

— Ссыкуны.

— Так вы же и пг’иучили по домам сидеть! — заметил Петров. — Маски надень, самоизолиг’уйся…

— Да, — согласился росгвардеец, а после добавил. — И, может, это и правильно. А то сейчас снаружи этих тварей было бы раз в десять больше. Чем меньше на улице людей, тем меньше мертвецов…

В помещении оружейки, где расположилась вся троица, наступило молчание, нарушаемое только подвываниями лезущих в окна дежурки мертвецов. Захарчук заканчивал засовывать в бутылки жгуты из резаных тряпок. Фагот планомерно, со спокойствием какого-то механизма, обшаривал ящики, выгребая и распихивая по карманам автоматные патроны.

— И какой у нас план, господа полицейские? — не выдержал Петров, постукивающий пальцами по столу.

— Скоро увидишь, — ответил росгвардеец, не отвлекаясь от набивания рожка. — А «товарищи милиционеры» по старорежимному ты не говоришь, потому что буквы «Р» много? Угадал, картавый?

— Б*я, как смешно… Даже пег’вокуг’сники так не г’офлят? — закатил глаза Петров.

— Да ты не обижайся. Просто надо же тебя как-то звать.

— Петров он… — заметил Захарчук.

— Это скучно. Петров сейчас вон… В каждом кине. Погоняло должно быть со смыслом. Модное. Ты, студент-историк, говоришь? — Фагот задумался. — Значит, будешь «ИстФак».

— Это типа модное? — скривился парень в скептической усмешке.

— Ну, если по-английски напишешь, будет модно. Ты, кстати, с какого района?

— Сокольники.

— Ну вот! Восток, — обрадовался спецназовец. — Точно подходит!

— Очень смешно…

В дежурке раздался громкий металлический удар. Фагот решительно поднялся с места и, оглядев остальных, молча вышел в коридор. Петров и Захарчук с бутылками в руках, последовали за ним.

Через развороченное окно в дежурку полезли фигуры, напоминающие людей уже очень отдалённо. Частично разорванные, некоторые с объеденными конечностями, они буквально втекали с улицы единым, качающимся в общем ритме, потоком.

Стоя в коридоре, Фагот сосредоточенно смотрел на это нечеловеческое движение, дожидаясь походящего момента. Не поджигая, хлопнул об пол пару бутылок с растворителем прямо под ноги надвигающимся мертвецам. Третью — в потолок прямо над напирающей толпой, обдав всех мелкими брызгами и осколками стекла. Ещё минута и в кучу движущихся мёртвых тел полетел рулон горящей ваты. Ярко вспыхнуло оранжевое пламя. Помещение стало заполняться едким копчёным смрадом.

Без особого результата дав короткую очередь в грудь в ближайшего зомби, Фагот с силой оттолкнул его ногой прямо в разгорающееся в дежурке пламя, и захлопнул дверь.

— Шестеро готово, — констатировал росгвардеец. — Майор, проверь служебный выход. Только тихо.

Захарчук кивнул и, зачем-то чуть пригнувшись, торопливо засеменил по тёмному коридору. Через несколько минут он вернулся тем же манером и шёпотом пробормотал:

— Всё тихо там. Вроде нет никого.

— Отлично! Валим? — оживился Петров и уже было хотел подскочить с места, но Фагот придержал его рукой.

— Рано.

— В смысле?

— Думаешь, они нас догнать и порвать не попробуют? Нас там броневик под парами не дожидается. Надо их побольше тут ухлопать. Так потом шансов больше будет… Помоги-ка мне…

Вместе со студентом росгвардеец отодвинул от входной двери стол и развернул его поперёк коридора.

— Майор! Ключи! — Фагот выхватил у дежурного связку ключей и сунул в руки Петрова. — Давай, ИстФак. Отпираешь наружную дверь и пулей назад.

— Я? Я не…

— Давай, ну! Она же наружу открывается. Просто открой замок, толкни и не ссы.

Зажав ключи в дрожащей руке, студент под столом пополз к выходу, потом осторожно приблизился к внутренней двери, открыл её и подошёл к внешней. За толстым стальным листом, покрашенным коричневой краской что-то скреблось и выло. Периодически металл вздрагивал от ударов. Петров робко обернулся, поймал взглядом твёрдый кивок Фагота, крепко сжимающего автомат, дважды повернул толстый ключ в замочной скважине, с силой толкнул дверь и с криком отскочил назад, в один прыжок перемахнув через стол.

Внутрь со стонами полезли пошатывающиеся твари. Зачастую лишённые глаз, они скорее рефлекторно обшаривали стены руками, размазывая по ним кровавые следы. Тем не менее, в своих плотно сомкнутых рядах, прижавшись друг другу плечом к плечу, они действовали слаженно, как один организм. Будто следовали единому чутью, единому инстинктивному порыву или управлялись какой-то единой силой.

— Давай, ИстФак! Бросай! — выкрикнул Фагот, зажав палец на курке Калашникова. Оглушённый выстрелами, студент лихорадочно щёлкал зажигалкой, пытаясь подпалить тряпку на коктейле Молотова. Наконец у него получилось. В толпу полетела одна бутылка с бензином. Затем следующая — от Захарчука.

На этот раз пламя занималось медленнее, а зомби не спешили останавливаться, и люди вынуждены были быстрее отступать вглубь коридора. Быстро расстреляв оба рожка в своих автоматах, Фагот стал перезаряжать оружие. В этот момент вперёд неожиданно выскочил пухлый дежурный. Выставив вперёд баллончик освежителя, он нажал пластиковые кнопку и начал поливать мертвецов яркой струёй пламени. Коридор наполнился запахом палёного мяса и ароматом хвои. Объятые пламенем зомби корчились и падали под ноги тем, кто напирал сзади. Горящие тела образовали свалку, замедляя продвижение толпы.

Вылив на нападавших весь купленный по акции запас освежителя, майор вытер пот с морщинистого лба и оглянулся на своих товарищей.

— Сильно, майор! — похвалил росгвардеец. — ИстФак, давай там с ключами! Валим!

Спасительная дверь распахнулась. После задымлённого коридора, уличный воздух показался оборонявшимся удивительно чистым и свежим. В следующее мгновение все трое уже были на улице и готовы были припустить между домов подальше от проклятого отделения милиции, но замерли на месте.

Метрах в пятнадцати, заполняя всё пространство вокруг, плотным кольцом стояли люди в форме. Шлемы, берцы, защита на коленях, алюминиевые и плексигласовые щиты. Обычное оцепление, в каком не раз участвовал Фагот со своими коллегами. Это совершенно точно были его коллеги. Некоторых он даже мог узнать в лицо. Проблема заключалась лишь в том, что все они были мёртвыми.

Глава 24. Теория порядка

в которой Пётр Петрович проводит очередную наглядную демонстрацию, развивает свои научные теории и дарит всем надежду на успех

За обшарпанной металлической дверью, которая, казалось бы, закрывала обычный проход в подвал, продолжалась всё та же бетонная лестница с типовыми пролётами. Только без окон. Пётр Петрович щёлкнул выключателем на стене и начал непринуждённо спускаться. Ребята последовали за ним.

Лестница, пролёт, снова лестница. Тускло мерцающие лампы под потолком. Наследие советского прошлого. Возможно, секретные лаборатории. Или бомбоубежища на случай атомной войны. Сейчас всё это было завалено какими-то ящиками, коробками и старой мебелью. Но, может быть, под слоем барахла там скрывалось и что-то ещё. Cовсем уж таинственное и неизведанное. Да и кто знает, насколько этажей вниз уходили эти институтские подвалы. Валя насчитала пять или шесть.

— Вы уверены, что мы не подхватим какой-то заразы? — спросил Толик, осторожно поглядывая на поросшие плесенью стены.

— Абсолютно, — ответил учёный, возясь с очередной дверью. — Эти ваши так называемые «зомби» вообще никак не связаны с биологической природой.

— Но ведь они движутся. И едят… — скептически проговорила Валя.

— Чисто механически. Они движутся только потому, что двигались прежде и хорошо к этому приспособлены. Как система рычагов и шарниров.

— Вы обещали всё объяснить, но только запутываете, — вздохнула девушка.

— Ну, извините, — хмыкнул Пётр Петрович. — Мы имеем дело с новым, довольно масштабным и фундаментальным явлением. Трудно подступиться к его объяснению сразу. Но у меня есть теория. Пройдёмте…

Учёный наконец-то раскрыл дверь и пропустил ребят в широкий подземный коридор.

— И какая же ваша теория? — уточнил Леонид, вдыхая влажный воздух с запахом плесени.

— Я полагаю, что в основе всех наблюдаемых нами явлений лежит воздействие некоего ранее не известного поля. Оно настолько незначительно на макроуровне, что мы не ощущаем его. Возможно, его получится зафиксировать на сверхнизких частотах, но придётся постараться отфильтровать шум… — учёный замялся — Да, я отвлекаюсь. Похоже, что это поле меняет саму структуру пространства. Как-то упорядочивает квантовые флуктуации вакуума, делая процесс самоподдерживающимся. Как случайная песчинка заставляет мгновенно кристаллизоваться переохлаждённую воду. Гипотетическая модель. Всё пока чисто умозрительно. Но, в итоге, на нашем макроуровне видим то, что видим. Понижение температуры. Жёлтое свечение. Время обращённое вспять… В термодинамическом смысле…

— Ну, а зомби, блин? — нетерпеливо прервал учёного Толян.

— А зомби вот…

Пётр Петрович отодвинул массивный стол, подпирающий самую обычную дверь, открыл навесной замок и зажёг свет в кабинете. В небольшом квадратном помещении без какой либо мебели ярко вспыхнула мощная лампа накаливания и перед ребятами предстала ужасающая картина.

Посередине бетонного пола со вспучившимся линолеумом было распластано обезглавленное тело. Окровавленный лабораторный халат, непримечательный свитер в мелкую пёструю клеточку и серые помятые брюки, однозначно говорили, что когда-то этот мужчина был коллегой учёного. Впрочем, парочка деталей сразу бросилась ребятам в глаза. Левая нога мертвеца была отпилена по щиколотку, на второй ярким огнём горел оранжевый носок.

— Кто это? — первой пришла в себя Валя.

— Георгий Витальевич. По крайней мере, мне привычно называть его так. Хотя, конечно, это уже давно не он…

— Что вы с ним сделали?

— Провёл несколько опытов…

— Эй! У него оранжевый носок! — озвучил Толян то, что уже заметили его приятели.

— Гоша никогда не отличался хорошим вкусом, — растерянно ответил Пётр Петрович и, подняв с пола какую-то длинную арматуру, бесцеремонно ткнул безголовое тело в спину. — Гоша, вставай! Неужели снова электронным выбросом накрыло? Вроде перекрытия должны экранировать…

Словно вняв увещеваниям своего коллеги, мертвец зашевелился. Подвёл под туловище свои посиневшие руки, поднялся на четвереньки и даже сделал попытку двинуться вперёд, но бессильно повис на двух звякнувших в воздухе цепях, надёжно закреплённых на батарее.

— Живенький какой сегодня, — не без удовольствия констатировал учёный и посмотрел на молодых людей. — Я провёл ряд опытов и, как уже говорил, утвердился в мысли, что ни к какой биологической жизни они не относятся. Мы имеем скорее самопроизвольное движение частиц, обусловленное, скажем так, конструкцией. Они не нуждаются в какой-либо пище. Как можете видеть, чтобы функционировать, Георгию Витальевичу, даже не нужна голова… Впрочем, и при жизни с ним было нечто подобное… Не важно. Молекулы внутри них упорядочиваются и синхронно летят в одном направлении. При этом расходуется энергия соседних ещё не упорядоченных молекул. Благодаря такому принципу они могут двигаться, извлекая энергию непосредственно из окружающей среды. При нормальных условиях это было бы невозможно, но в присутствии обращающего поля, назовём его так, это вполне реалистичная модель.

— А как же второй закон термодинамики? — спросил Леонид, разглядывая тонкий иней почти что на глазах покрывающий пол вокруг ожившего мертвеца.

— Они обходят его. Правда, не нарушая первого. В квантовом мире свои законы, — усмехнулся учёный. — Хотя энергия по-прежнему не возникает из ничего. Поэтому можно рассматривать тела этих… существ… как макроскопические квантовые системы, определённым образом «заряженные» на некий упорядоченный колебательный процесс, резонансный внешнему полю. Убить их привычными способами невозможно. Разве что полностью механически разрушить. Но ещё раньше разрушится их тонкое квантовое состояние из-за того, что вы будете передавать им энергию больше определённого порога. Механические повреждения, сильный нагрев, электрическое воздействие — на какое-то время нарушают их квантовую связность. Приводят всё в привычную норму. Но примерно через сутки внешнее поле снова «заряжает» их. Пассивно экранировать его у меня так и не получилось. Поле пронизывает буквально всё пространство. Как видите, Гоша смог ожить даже в подвале.

— Тогда почему же мы ещё не стали… такими же? — спросила Валя.

— Вы не мёртвые до той поры, пока вы живые, — выдал Пётр Петрович поразительную по своей очевидности фразу. — Тепло ваших тел не даёт полю захватить над вами контроль…

— Но привлекает мертвецов, — вслух продолжил Лёня свои размышления. — Их инстинктивно привлекает наша энергия.

— Этого я не знаю, — пожал плечами учёный. — Я не психолог, а физик. Но знаю точно, их можно накормить так, что они подавятся.

Пётр Петрович щёлкнул ещё одним выключателем, и мертвец забился в конвульсиях. Стали заметны провода, тянущиеся вниз по стене от разобранного светильника прямо к отрезанной ноге безголового тела. Через несколько секунд оно вяло шлёпнулось на пол, как будто никогда с него и не поднималось.

— Небольшая демонстрация, — проговорил учёный, отключая ток. — Теперь до завтрашнего утра тут совершенно не на что будет смотреть. Пока что это просто наглядный эксперимент. Хотел показать вам, как всё устроено… Как и разрядник Теслы, который вы испытали на себе.

— Да уж, впечатляет, — недовольно пробормотал Толян.

— Но это пока что! — не замечая его реплики, увлеченно продолжил учёный, всё сильнее взвинчиваясь. — Я чувствую в себе силы повелевать их природой и… Вернуть всё, как было. Думаю, вы сможете мне в этом помочь.

— Думаю, да, — решительно кивнул Леонид, несмотря на вопросительные взгляды его друзей.

— Отлично! Значит теперь мы вместе!

— Только и вы нам должны помочь, — серьёзно продолжил студент. — Мы знаем, что у вас тут есть «патрон НКВД»…

— Что? — искренне удивился Пётр Петрович. — Впервые о таком слышу…

— Ну! Я же говорил, что этот ваш безумный дед всё выдумывает! — вспыхнул Толян.

— Действительно… — кивнул учёный, — Не стоит слишком серьёзно относиться к словам сумасшедших стариков. Выдумывают всякое… «Изделие 47». Многослойный пьезоэлектрический сердечник… Чушь какая-то! — уже плохо сдерживая усмешку, он протянул связку ключей Леониду. — Но идея хорошая. Попробуйте поискать на минус втором этаже.

Глава 25. Марина

в которой Вексель критически оценивает артхаусное кино, знакомится с современной литературой и проявляет отцовские чувства

Отпихивая перевёрнутые стулья и осторожно перешагивая через мёртвые тела, Вексель пересёк разгромленный зрительный зал. Мягкой кошачьей походкой он аккуратно обошёл места, где на ворсистом ковролине виднелись тёмные пятна крови, остановился напротив подрагивающего в полумраке экрана и ещё раз огляделся.

— Да, ребятки… Ничего себе кино… — пробормотал старый вор, пытаясь подавить в себе всё нарастающее волнение.

Он в который раз достал старенький мобильник и не глядя, ткнул на последний номер. В трубке опять звучали протяжные и безжалостные длинные гудки. «Ну, хоть аккумулятор пока не сел, — мысленно подбодрил себя Вексель. — Да… Что же тутслучилось?».

За свою жизнь Векселю доводилось видеть всякое, но картина окружавшей его сейчас кровавой бани, даже у него вызывала оторопь. Мужчина уставился на распластавшийся у экрана труп девушки с выколотыми глазами. На модной чёрной безрукавой рубашке, очевидно для контраста, был повязан когда-то светлый галстук, который сейчас стал красным от натёкшей с лица крови.

«Как повяжешь галстук, береги его: он ведь с красным знаменем цвета одного», — почему-то вспомнились Векселю рифмованные строчки из его пионерской молодости. Кем была эта «пионерка» при жизни? Студентка? Бессмысленная офисная работница? Могла ли она предполагать, что этот поход в кино с друзьями станет для неё последним. О чём думала в последние минуты?

Взгляд Векселя скользнул по афише у дверей.

— Арт-хаус, — машинально прочитал мужчина и грустно вздохнул. — Да… Арт-хаус какой-то.

Неожиданно он сообразил, что в тишине забитого трупами помещения слышится негромкая музыка. Мобилка в его руке всё ещё настойчиво вызывала заветный номер. Сомнений не оставалось — телефон звонил где-то здесь.

Вексель внимательно осмотрел пол, вглядываясь в мёртвые лица, но мелодия определённо исходила откуда-то ещё. Идя на звук, он покинул кинозал, преодолел небольшой коридорчик и оказался в основном помещении книжного клуба, где напротив уютного кафе были выставлены стройные ряды книжных стеллажей. Музыка становилась всё громче, пока, наконец, Вексель не определил её источник — большой ком оранжевого синтетического меха, валявшийся в луже у барной стойки рядом с перевёрнутой кофемашиной.

Очевидно, из разгромленного в ходе драки бара вылилось изрядное количество различных жидкостей. Не отключённый, но перевёрнутый на пол агрегат закоротил и субъект в оранжевом костюме, наступив в лужу, получил удар током.

Вексель торопливо оттащил меховую тушку за шкирку в сторону и, прислонив спиной к стене, стащил закреплённую на липучках лисиную голову.

Под маской оказалось хорошо знакомое мужчине лицо, уже почти белое с посиневшими губами.

— Мариша… Что же случилось? Как же? — окончательно потеряв самообладание, забормотал Вексель, тщетно стараясь нащупать пульс на шее дочери. Марина была мертва. И, по-видимому, уже довольно давно. Мужчина опустился на пол рядом с трупом.

Впервые за всю свою жизнь Вексель почувствовал себя по-настоящему беспомощным. Ни страх быть пойманным, ни арест, ни даже дальнейшее лишение свободы — не действовали так на старого вора, как внезапное осознание смерти самого родного ему человека.

В эти минуты ему вспомнились все его прошлые разговоры с Мариной. Денег, накопленных Векселем за лихие годы, с погоном хватило бы девчонке и на учёбу и на жизнь. Не так, чтобы мазать «чёрную» на «красную», но упакована она могла быть не хуже любой мажорки из числа депутатских детишек. Однако, что Марина действительно унаследовала от Векселя, так это упрямый характер и жёсткое следование своим собственным принципам. А по её понятиям брать деньги у папы-вора было западло. После нескольких ссор, девчонка, что называется, упёрлась рогом и, закусив удила, решила работать сама. «Любая работа. Главное честно! Не так, как ты»— бросила она тогда в лицо отцу. И что же? До чего это довело? Для чего теперь ему, старику, жить? Ради кого? Всё глубже погружаясь в такие опустошающие душу мысли и пуская по морщинистой щеке скупую слезу, мужчина вдруг почувствовал движение.

Он медленно повернул голову и обомлел. Перед Векселем в полный рост стояла Марина, которую он минутой назад уже мысленно похоронил. Но не успел опытный уголовник решить, что ему делать: горевать или радоваться, как две пушистые оранжевые лапы сжались на его шее. Марина, а точнее то, во что она превратилась, всем своим весом навалилась на папу, стараясь придушить, как лиса курицу.

Исхитрившись вывернуться, Вексель сразу отскочил на безопасное расстояние.

— Ты что, дочка? Папу не узнаёшь? — вскричал он, наблюдая, как Марина медленно переводит на него свой пустой взгляд, готовясь к новому прыжку. Впрочем, сейчас фактора внезапности на её стороне уже не было. Мужчина довольно просто уклонился от резкого, но неуклюжего прыжка ополоумевшей девушки в нелепом костюме.

— Ты не шути так, Мариша… — попытался образумить дочку Вексель, но та, казалось, совсем ничего не слышала.

Следующим прыжком девушка всё-таки поймала Векселя, прижав его к одному из стеллажей, с которого посыпались книги. Около лица вора заскрежетали зубы, пытавшиеся добраться до его шеи. Не глядя, схватив с полки ближайший томик, до которого он смог дотянуться, Вексель впихнул его корешком прямо между клацающих челюстей Марины.

— Мала ты ещё на папку хлебальник раскрывать! — зло процедил мужчина и, воспользовавшись заминкой, ловко завернул руку дочки за спину. Этот нехитрый приём сработал. Через минуту, он уже прижимал её к полу коленом, а обе заведённые за спину руки, крепко скручивал своим ремнём. Марина угрожающе рычала, впиваясь в книжный корешок зубами, но не догадывалась разжать их.

Ещё через пять минут Вексель погрузил брыкающуюся девицу на заднее сиденье бордовой «девятки», запаркованной прямо на тротуаре. Для надёжности он ещё несколько раз перемотал её поверх пушистого лисиного костюма найденным в бардачке скотчем. На этом воспитательный момент был завершён.

Вексель тяжело вздохнул, озабоченно посмотрел на продолжавшую извиваться Марину и только сейчас рассмотрел книжку, которую удачно использовал в качестве кляпа. Название очередного раскрученного бестселлера «Гузель закрывает хлебало» показалось старому уголовнику ироничным. Впрочем, ещё в лагере он отдавал большее предпочтение классике. Заведя мотор, он резво развернулся на пятачке у книжного клуба, и погнал машину прочь по заснеженной дороге.

Глава 26. Коллектив

в которой Пётр Петрович формирует новый научный коллектив, организует исследовательскую работу и развлекается многочисленными отсылками

Чижиково-жёлтые «Жигули» плавно выкатились с институтской парковки и побежали по пустой дороге в сторону заправки. На обледеневшей дороге перегруженную машину с задним приводом сильно вело из стороны в сторону, но Пётр Петрович, уверенно работая рулём, казалось, не обращал внимания на такие мелочи. Хотя сейчас вовсе было непонятно, существовало ли что-то способное вывести из состояния равновесия этого странного человека. Лежащие на дороге трупы, которые он невозмутимо объезжал? Или, возможно, тела в изобилии валяющиеся теперь на обочине и дальше в лесополосе? Задавая себе эти вопросы, Валентина невольно начала вглядываться в лица мертвецов. Кем они были? По всей вероятности жителями прилегающих к проспекту домов. Мужчины и женщины… Старики и подростки… Дети… Растерзанные, упавшие в снег или привалившиеся к деревьям, часто принявшие самые неестественные позы, словно марионетки, у которых неожиданно обрезали ниточки. Осознав, что одно за другим разглядывает мёртвые тела, девушка сразу же отвела взгляд, боясь, что увидит кого-то знакомого.

Уже через несколько минут, проелозив лысой резиной по заиндевевшему асфальту, автомобиль остановился у заправки. Оставшись внутри, Валя молча смотрела за ребятами, заполняющими бензином пластиковые пятилитровки. Одетые в утеплённые спецовки, которые Пётр Петрович извлёк из старых запасников института, они уже мало напоминали вчерашних студентов.

Лёня, казавшийся Вале более замкнутым, стал теперь совсем сосредоточенным и даже хмурым. Не говоря ни слова и опасливо поглядывая на разбросанные по округе тела, он набрал бензин в очередную бутылку и поплотнее завернул крышку. Его приятель, даже сейчас не расстающийся со своей закреплённой на поясе циркулярной пилой, явно переживал стресс по-другому.

— Обожаю заправки «РосНефти», — выдыхая пар на морозе, усмехнулся Толик, определённо радуясь, что у них просто получилось включить колонку, а не пришлось взламывать для этого будку заправщика. — Правда! Я хоть и забыл скидочную карточку, но впервые не парюсь о ценах на бензин!

Валя понимала, что прячется за этой внешней весёлостью. Но вот как справиться с собственными переживаниями, она не знала, поэтому, когда машина вновь дёрнулась с места, предпочла дальше тихо сидеть на заднем сиденье, бессмысленно уткнувшись взглядом в громоздкий чемодан у себя под ногами. Прежняя жизнь осталась где-то в прошлом. И почему-то сейчас ушла на второй план. Перестала волновать в том смысле, в каком её обычно воспринимают. Осталось только то, что происходит здесь и сейчас. Что произошло с друзьями и родственниками? Почему все словно исчезли? Возможно, уже превратились в зомби… А в кого они сами-то превратились за последние несколько дней?

— Раз уж вы практически превратились в моих коллег, — нарушил молчание Пётр Петрович, продолжая сосредоточенно вести машину, — то стоит познакомиться поближе. Скажем, отрекомендоваться более официально. Согласитесь, будет несправедливо требовать от вас называть меня Пётр Петрович, в то время как я говорю — «Вася», «Ваня», «Маша»… Вас, например, Анатолий, как зовут по имени-отчеству?

— Меня зовут Анатолий Ефремович, — с лёгким недовольством в голосе ответил Толик, расположившийся на пассажирском сиденье рядом с водительским местом.

Пётр Петрович расхохотался:

— Я это запомню! Это ведь отсылка?

— Оммаж, — буркнул студент.

— Чудненько! Чудненько! Думаю, мы с вами сработаемся, коллега, — учёный явно по привычке доехал до светофора, чтобы не нарушать, пересекая двойную сплошную, плавно развернул авто, и повёл его по прямой назад к институту. — А вас как же, милая барышня?

— А?! Что? — очнулась от своей задумчивости Валя.

— Как вас по батюшке?

— Валентина Витальевна, я…

— Очень приятно, — улыбнулся Пётр Петрович, бросив на девушку короткий взгляд через зеркало заднего вида.

— Леонид Ильич, — не дожидаясь повторения вопроса, официальным тоном представился Лёня.

В салоне возникла молчаливая пауза, нарушаемая только визгливым звуком мотора старых жигулей. Толя прыснул, не разжимая губ, и ехидно посмотрел на приятеля.

— Только Ильича нам сейчас не хватало… — пробормотал учёный.

Автомобиль пронёсся мимо серого вытянутого здания и свернул с проспекта в сторону спального района.

— А знаете, — увлечённо начал Толик, — когда мы все в школе парились, что у нас слишком редко растут усы, он беспокоился, что у него слишком густо растут брови.

Пётр Петрович расхохотался. Валя чуть улыбнулась и краем глаза посмотрела на сидящего рядом Лёню, который, как ей показалось, нахмурился ещё сильнее.

— И далеко вы бросили вашу машину? — уточнил учёный.

— Нет. Уже скоро. Она будет прямо на дороге, — ответил Толян, уже ощущая себя в роли штурмана.

— Пётр Петрович, — серьёзно произнёс Лёня, — мы, в общем-то, не против быть с вами в одной команде, но хотелось бы знать ваш план.

— Будьте покойны, Леонид Ильич, я вам его мгновенно изложу. Только заправим ваше авто, — с иронией в голосе ответил учёный. — И командой вы уже стали без меня, а я превращу вас в коллектив. Чувствуете разницу, коллеги?

— Вообще-то не особо… — отозвалась Валентина.

— Это печально. Видите ли в чём суть… Команда собирается из разнородных субъектов для решения небольшой ситуационной задачи. А коллектив более упорядоченный, более сплочённый, поэтому действует как единый организм и способен успешно решать широкий спектр более масштабных задач, — Петр Петрович вздохнул. — Ну, вот, кажется, и приехали…

Внедорожник и правда стоял посреди дороги, в том самом месте, где его оставили ребята. Разве что за последние полутора суток крышу и капот заметно присыпало мелким снегом.

Впрочем, в этом не было ничего странного, в отличие от того, что увидели Лёня и Толик, когда подошли к машине поближе. За рулём автомобиля, сжав баранку в замёрзших пальцах, сидел неизвестный человек. И, судя по спёкшейся на лице почерневшей крови, вытекшей из проломленного черепа, мёртв он был уже очень давно. Его спутница с оторванной рукой, расположившаяся рядом, очевидно, тоже давно была мертва.

— Думаешь, сами залезли? — задумчиво глядя на мёртвую парочку, спросил Лёня.

— Ага… Погреться решили, — отозвался Толик, освобождая руль от холодных пальцев покойника. — Ну, сами, конечно… Как ещё? Не подложили же их нам?

Это замечание в другой раз показалось бы нелепым, но сейчас Леонид охотно согласился с такой версией, и молча принялся помогать приятелю. Тем временем к машине подошли Валя и Пётр Петрович, заинтересовавшись, чем вызвана заминка.

— Мда… Занятно… — пробормотал учёный, пряча замёрзающие руки в карманы шерстяного пальто.

— И как вы это объясните? — с лёгким вызовом поинтересовалась девушка.

— Да чёрт их знает… — Пётр Петрович пожал плечами. — Может, какая-то остаточная мозговая активность… Или… Хотя вряд ли, конечно…

Мужчина не договорил фразу, потому что в этот момент у Лёни наконец получилось вытащить покойника из-за руля. С глухим звуком тело, как мешок, упало в снег.

— Похоже, что они застряли внутри машины, пытаясь завести её без бензина, а потом попали под электромагнитный удар, — предположил учёный возможную цепочку событий. — Может… — согласился Толя, вытаскивая из машины однорукую девушку, и сразу же перевёл разговор в практическую плоскость. — Может, бошки им отпилим?

Пётр Петрович брезгливо поморщился.

— Не стоит. Не будем тратить время на эти мелочи. Всё это будет уже не важно… Если у нас, конечно, получится.

Пока Толик аккуратно заливал горючее в бак, силами остальных членов новоиспечённого научного коллектива три металлических сундука переместились из багажника жигулей в кузов джипа. Обведя хитрым взглядом склонившихся вокруг ребят, Пётр Петрович придвинул поближе к себе два ящика поменьше, щёлкнул блестящими запорами и непринуждённо произнёс:

— Ну-с, коллеги… С теоретической базой нашего проекта вы в общих чертах ознакомились. Будем отрабатывать версию, что в основе наблюдаемых явлений находятся некие волновые эффекты. Следовательно, предполагаем, что имеется источник волн, — учёный снова с прищуром взглянул на своих молодых коллег. — Понимаете, к чему я веду?

— Хотите его запеленговать? — предположила Валя.

— Архи-верно подмечено, — с довольным видом рассмеялся Пётр Петрович и ловко откинул выкрашенные серой краской крышки. Под ними оказалось две приборные панели довольно старомодного вида, если не считать пары дисплеев, светодиодов и небольших плат, явно позаимствованных из мобильников. Поколдовав с проводами, учёный быстро соединил оба агрегата, из одного выставил вверх толстую телескопическую антенну и нажал какие-то кнопки на другом. В недрах металлической коробки зажужжал электрический двигатель, расталкивая цилиндрические секции мачты. Его новоявленные коллеги заворожено смотрели, как в небо метров на пять выросла блестящая покачивающаяся игла антенны.

— Не очень надёжно, зато компактно, — прокомментировал физик. — Вот так мы перевели устройство в рабочее состояние. Обратите внимание. Все настройки уже сделаны. Остаётся только нажать на вот эту кнопку и начнётся сканирование. Цифровая шкала демонстрирует, как прибор прослушивает разные частоты… На это требуется некоторое время. И вот…

Из глубины аппарата снова послышался треск, но на этот раз более противный, и из небольшой щели сбоку полез наружу белый бумажный язычок.

— Информация, включая показания GPS, пишется на карту памяти, но на всякий случай. Вот… — Пётр Петрович резким движением оторвал бумажную полоску. — Фиксирует на ленту. Позаимствовал из кассового принтера. Буду признателен, если вы дополнительно сверите координату. Ваша машина, как я заметил, навигатором оборудована, да и в новомодных смартфонах ваших они тоже должны работать. Две кнопки. Всё остальное происходит полностью автоматически.

Словно подтверждая слова своего создателя, прибор снова зажужжал мотором и принялся убирать в себя антенну.

— Теперь к лабораторному заданию. Эту вот операцию вам, разлюбезная Валентина Витальевна, и вам, дорогой Леонид Ильич, придётся систематически проделать ещё два раза. Сиськи-масиськи, — Пётр Петрович улыбнулся, но мгновенно снова стал серьёзным. — Этот будем считать контрольным. Прокатиться вдвоём километров на десять в одну сторону, произвести замер, потом повернуть, проехать ещё примерно столько же в другую, произвести второй. Получится целое романтическое путешествие для двоих…

— Такое себе… — пробормотала Валя и чуть покраснела.

— Для двоих? — переспросил Лёня. — Мы что же? Разделимся?

— Полагаю, двух человек для двух кнопок вполне достаточно. Вы справитесь, — уверенно кивнул мужчина. — А у нас с Анатолием Ефремовичем будет отдельное задание. По-другому не успеть. Часа через три-четыре наши друзья с головами или без голов начнут вставать. И к этому времени нам всем будет безопаснее снова оказаться в институте. Там и встретимся.

— Ясно… Понятно… — нервно пробормотала Валя, глядя как Лёня решительно садится за руль внедорожника. — А что в этом? В третьем ящике? Запасные батарейки? Он нам вообще понадобится?

— Надеюсь, что нет. Но в случае чего с ним вы разберётесь ещё быстрее. Кнопка всего одна. Это импульсный электромагнитный излучатель на экстренный случай. Запасных батареек нет. Сработает всего раз. Примерно так же, как и разрядник, который вы испытали на себе. Правда, не так эффектно. Но должно получиться…

— Должно?

— Я не проверял, — Пётр Петрович снова пожал плечами, и громко захлопнул за девушкой дверь автомобиля. — Счастливо, коллеги! Время пошло.

Оживлённый порцией свежего топлива, джип довольно заурчал, выбросил из под протекторов клубы ледяной крупы и помчался вдаль по заснеженной дороге. Заметив, что Толик грустно глядит в сторону удаляющихся друзей, Пётр Петрович глубоко вздохнул и поинтересовался:

— В чём дело, коллега? У вас есть какие-то сомнения по поводу успеха нашего мероприятия?

— Думаю, вы из тех людей, которые уверены в том, что делают…

Парень пристально посмотрел в глаза учёного, которые сейчас стали особенно колкими.

— Это точно.

— Но только часики-то и правда тикают, а они, — Толик кивнул в сторону, где скрылся внедорожник, — увезли с собой и этот секретный совдеповский пистолет, и вашу вундервафлю. Так что как-то стрёмно оставаться тут в компании двух трупаков с неотпиленными бошками. Поэтому, если у вас есть тут ещё какое-то дело, то давайте быстро его порешаем и свалим в институт, как и планировали.

Пётр Петрович улыбнулся, вальяжно подошёл к своим «Жигулям» вызывающе чижикового цвета и аккуратно достал из салона внушительного размера чемодан с потёртыми боками.

— Не стоит волноваться, Анатолий Ефремович. Думаю, мы проведём время с максимальной пользой, если погреемся и выпьем чаю.

Выдержав паузу, физик снова усмехнулся и неторопливо зашагал в сторону жилых домов. Ничего не понимающий Толик последовал за ним.

Глава 27. Лепила

в которой Вексель встречает старого друга, разочаровывается в отечественной медицине и переосмысливает семейные ценности

В небольшой, но богато обставленной квартирке воцарилось напряжённое молчание. Некоторое время назад в толстую железную дверь настойчиво постучали. Услышав знакомый голос, Роман Сергеевич торопливо открыл многочисленные замки и впустил гостя. В полумраке обесточенного коридора появился Вексель с лицом частично взволнованным, частично испуганным. Не теряя времени на объяснения, совершенно молча, он внёс на руках миниатюрную девушку, протащил её внутрь мимо дорогих ваз и картин и уложил на диван.

Теперь связанная Марина скулила и извивалась, стараясь укусить зубами дорогую обивку и, казалось, вовсе не обращала внимания на двух замерших над ней мужчин. Но чем дольше Роман Сергеевич смотрел на неё, тем мрачнее становился.

— Ты зачем её сюда приволок? — не сводя глаз с Марины, наконец, произнёс он с таким укором в голосе, словно происходило что-то совершенно необычное и непозволительное. Многие годы в этой квартире в любое время дня и ночи могли появиться куда более грозные посетители. В основном братки в кожанках и адидасах, перемазанные кровью, пробитые пулями, с проломленными черепами. Всех, или во всяком случае большинство из них, Роман Сергеевич в итоге подштопывал и ставил на ноги, за что пользовался заслуженным уважением в соответствующих кругах. И труд этот всегда щедро вознаграждался. Ещё бы. Зарплата, положенная по штату хирургу городской больницы, вряд ли бы позволила обустроить все эти набитые антиквариатом интерьеры. Поэтому сейчас возмущение доктора выглядело довольно-таки непонятным.

— Как это зачем? — удивился Вексель. — Вот… Лечи…

— Ты хоть понимаешь, что с ней такое?

— Ты же у нас лепила. Вот и скажи мне.

— А тебе это поможет, если я скажу? — с какой-то обречённой злостью в голосе процедил врач. — Мертвяцкое бешенство. Устраивает диагноз?

— Что? — не понял Вексель.

— Ноу компране? Изволь… — Роман Сергеевич наклонился к дёргающейся в конвульсиях пациентке, и начал механически обследовать её так, как обычно делают родители, проверяя здоровье детей. — Лоб холодный. Температура ниже комнатной, оно и понятно, вы же с улицы. Пульса нет. Совсем нет. Внешних признаков разложения не наблюдается, но омертвение тканей уже на лицо. Есть ещё вопросы, Олежа?

Вексель стоял, вперившись в одну точку, словно переваривая слова доктора, отчего тот, казалось, становился ещё циничнее обычного, потому что подытожил так:

— Мёртвая она. Мёртвая. И ты мне хоть тридцать раз скажи «лечи». Что с ней делать я не знаю! Ей сейчас даже свинцовые пилюли не помогут. Поверь мне, я проверял.

— Что же делать? — пробормотал Вексель, который сейчас совсем уже не был похож на уверенного в себе криминального авторитета, а превратился в обычного обеспокоенного отца, который при всём желании никак не способен помочь своему ребёнку.

— По моему опыту лучше всего расчленить и прикопать где-нибудь неподалёку. Чтобы не везти и не тащить. Ментам сейчас на это уже плевать…

— Да я лучше тебя прикопаю! — вспылил Вексель, хватая доктора за грудки. — Ты чего несёшь, в натуре?!

Роман Сергеевич, крупный, на голову выше разозлившегося вора, даже не поменялся в лице, когда тот повис на нём, сжав на вороте сухие стариковские пальцы. Он только молча и с какой-то понимающей жалостью, смотрел теперь на этого беспомощного пожилого человека.

Мог ли старый отошедший от дел затворник Вексель что-то понимать? Только сейчас он столкнулся с творящимся вокруг адом. И даже этот общий для всех ад, каждый переживал по-своему. Чувствуя, как слабеют и отпускают его руки отчаявшегося вора, Роман Сергеевич смягчился.

— Пошли. Водочки выпьем, — примирительно проговорил он, а потом, вздохнув, добавил. — Может, и придумается что-то…

Вексель послушно последовал за хозяином на кухню. Только ещё раз уже в дверях обернулся на корчащуюся на диване Марину и сразу отвёл глаза.

Усаживаясь на элегантный кухонный стул с мягкой, вышитой какими-то восточными узорами, сиденкой, и наблюдая как доктор разливает из графина водку по миниатюрным рюмочкам с золотой каёмочкой, Вексель обратил внимание, что больше никого в квартире нет.

— А твои-то где? — осторожно спросил он.

— Где… Где… Всё там же, — всё с той же невозмутимой интонацией ответил Роман Сергеевич, но намётанный глаз старого вора сразу зацепился за то, как при этом дрогнула рука доктора.

На излёте «лихих девяностых» лепила повстречал Тамару и почти сразу отошёл от славных дел. Связь с малолеточкой Томкой, которой тогда чуть стукнуло девятнадцать, обернулась для без малого сорокалетнего доктора, как ни странно большой и искренней любовью. Боясь по старомодности своей пересудов и откровенно стесняясь разницы в два десятка лет, Роман Сергеевич заключил со своей избранницей официальный брак. Стоит ли говорить, что провинциальная студентка медучилища поверить не могла своему счастью. Но, вытащив такой счастливый билет, она, дурочка, и не подумала воспользоваться всеми возможностями такого выгодного союза. Вместо построения карьеры или создания при протекции мужа частной клиники, она спешно свернула учёбу и с головой бросилась в омут семейной жизни. Роман Сергеевич не препятствовал этому и в кои-то веки начал приходить на службу в аккуратно выглаженных рубашках. А вечером возвращаться домой к горячим свеженаваренным борщам. Накопленные средства пошли на обустройство семейного гнёздышка, шокировавшего своей роскошью неизбалованную дорогими вещами Тому. Тихая жизнь полупровинциальных интеллигентов окончательно поглотила эту странную пару. Лишь изредка она нарушалась «звонками» из прошлого вроде сегодняшнего незапланированного визита Векселя. Но постепенно и они прекратились. А разница в возрасте, казавшаяся когда-то непреодолимой, растворилась в ещё в пятнадцати прожитых вместе годах.

Единственное, что омрачало тихое счастье семейства, казавшееся уже бесповоротным отсутствие детей. Векселю не были известны медицинские подробности того, кто же больше был в этом виноват. Но то, что оба страдали в равной мере, он, последний гость из прошлого, знал совершенно точно. Не помогли ни медицинские обследования, ни санатории, ни поездки на заграничные курорты, которые Вексель по старой дружбе почти даром выправлял для своего доктора. После очередной неудачи уже на рубеже своего сорокалетия Тамара решилась на искусственное оплодотворение. Сама. Сама. Почему-то ей было это важно. Наверное, чтобы ощущать себя полноценной. Но ждать уже было некогда. А наука и в этот раз оказалась сильнее, чем природа. Поздний ребёнок, здоровенький мальчик в 4 с половиной килограмма, наполнил докторскую семью запоздалым счастьем. Искренне радующийся за друга Вексель, тогда всё-таки деликатно отказался быть крёстным, хоть в этом и присутствовал умиляющий его мафиозный романтизм. В тот год он как раз схоронил жену и окончательно разругался с дочкой, поэтому идиллические картины чужого семейного счастья коробили старого вора. Вся эта история происходила у Векселя на глазах, поэтому сейчас он был удивлён необычной пустоте богатой докторской квартиры.

— У тебя что-то случилось? — всё так же осторожно переспросил Вексель.

— Случилось…

Роман Сергеевич хотел было убрать графин с водкой назад в холодильник, но потом помедлил и всё-таки оставил его на столе. Как он мог ответить другу на такой простой вопрос? Что сказать? Да как есть, так и сказать. Со всей присущей ему прямотой и цинизмом. Только им он и спасался. За несколько дней его жизнь оказалась перевёрнута несколько раз. Вывернута наизнанку. Сначала он своими глазами наблюдал, как вопреки всем законам природы и здравого смысла, в больничном морге начали сами собой подниматься мертвецы. Как они бросались на персонал и больных, быстро и неумолимо пополняя свои ряды. Как стянутые по вызову, но ничего не понимающие силовики тщетно пытались остановить толпу разъярённых зомби. Как в суматохе доктор чудом смог вырваться из окружения и стремглав понёсся домой с единственной мыслью — быстрее оказаться с женой и ребёнком, спрятать их, защитить, запереться от этой расползающейся заразы, от всего мира. Впопыхах, он не обратил внимание ни на необычно пошатывающихся стариков у подъезда, ни на бомжеватого дворника в шапке, устало присевшего на лестнице, ведущей в подвал, и закатившего глаза. Роману Сергеевичу казалось, что он успел. Но доктор ошибался.

Это стало ясно, когда он оказался перед распахнутой настежь дверью своей квартиры. В эту секунду он не подумал ни об ограблении, ни о сохранности ценного антиквариата и обильных денежных накоплений. Доктор просто сделал несколько шагов по натуральной ковровой дорожке с длинным пушистым ворсом и замер перед открытой детской. Посередине светлой комнаты, на фоне пастельных обоев в мелких голубеньких корабликах, сидела Тамара. Бежевое домашнее платье с золотистыми китайскими иероглифами по подолу было в крови. На её руках, буквально уткнувшись лицом в колени матери, лежал маленький трёхгодовалый Кирюша. Волосы на голове мальчишки, намокшие и слипшиеся от крови, торчали сейчас как иголки ёжика.

— Господи, Тома… Что происходит? — проговорил доктор и уже сделал движение в сторону жены, но в этот момент она подняла на него глаза. Пустой ничего не выражающий взгляд остановил Романа Сергеевича. Только сейчас он заметил, что тельце ребёнка было изогнуто в совершенно неестественной позе. Похоже, что мальчику свернули шею. Тамара невозмутимо перевернула мёртвого сына, и доктор с ужасом увидел, что у того практически отсутствует передняя часть живота. На светлый ковролин вывалились окровавленные внутренности. Тамара перестала смотреть на мужа, очевидно, на время потеряв к нему интерес. Вместо этого она крепко вцепилась в окровавленную руку ребёнка, болтающуюся практически на одном сухожилии, с силой оторвала её от туловища и принялась с упоением обгладывать, зубами отрывая мясо от кости.

Роман Сергеевич плохо умел пользоваться оружием. Почти никогда не стрелял, хотя пистолет, кстати, подаренный как-то Векселем, хранился в металлической коробке в ящике письменного стола. Только пару раз на даче доктор попытался пострелять по алюминиевым банкам из-под пива с сомнительной результативностью. Сейчас он дрожащими руками отпер замок, достал пистолет и, вернувшись в детскую, трижды выстрелил в голову своей любимой Томы. Больше в обойме патронов не было. На удивление, женщину это не остановило. Она медленно поднялась на ноги, уставилась на мужа оставшимся вывороченным пулей глазом и двинулась к нему. Остальные события доктор помнил как в тумане. Метнувшись на кухню, он вытащил из ящика под мойкой массивный топор для рубки мяса. Потом прямо-таки всей своей массой втолкнул Тамару назад в детскую и начал рубить. Практически не глядя. Сначала по голове, пока не превратил её в одно сплошное месиво. Затем по туловищу, отрубая руки и ноги. Всё закончилось довольно быстро, но доктор продолжал наносить удары. Ему всё казалось, что Тамара продолжала двигаться. Наконец он остановился, выронил топор из ослабевшей руки и, пошатываясь, пошёл в ванную.

Роман Сергеевич долго сидел над раковиной, уже не отмывая кровь, а просто бессмысленно глядя на воду. Стараясь даже не смотреть в сторону детской, возвратился на кухню, с твёрдым намерением напиться, но в итоге выпил только одну рюмку, а потом снова долго сидел, уставившись на графин.

Самообладание вернулось к нему только поздно под вечер. Морщась от навязчивого запаха крови, доктор снова вошёл в детскую. Тела уместились в четыре объёмных пакета из плотного чёрного целлофана. Три для Тамары, один для Кирюши. По улице, затянутой странным желтоватым маревом, Роману Сергеевичу потребовалось сделать две ходки к ближайшим мусорным контейнерам. Туда же он хотел выбросить и свёрнутый рулоном ковёр, но в последний момент передумал, зачем-то прислонив его у подъезда, рядом со входом в подвал, где жильцы часто оставляли крупногабаритный мусор.

Доктор поднялся в квартиру, аккуратно запер за собой все замки и впервые осознал, что остался теперь совершенно один.

— Не она это уже… Не она. Понимаешь? — подытожил Роман Сергеевич, то ли всё ещё рассказывая о своей Томе, то ли уже говоря о Марине.

Вексель, всё время слушавший друга молча, согласно кивнул и вдруг спросил:

— А топор-то ты не выкинул?

Доктор покачал головой, а потом как-то неопределённо махнул рукой в сторону кухонной мойки.

Вексель встал. Топор и правда лежал внутри, прямо под краном. Вор крепко обхватил мокрую деревянную ручку и прислушался. В комнате, откуда до этого слышалась возня и хрипение Марины, теперь было совершенно тихо. Оставив друга на кухне, Вексель медленно прошёл по коридору и вдруг расслышал приглушённый, но членораздельный стон:

— Папа…

Глава 28. Триангуляция

в которой все приборы работают как часы, Леонид становится сильнее, а вот Петров окончательно ломается

— Ты ещё мамочку позови… — раздражённо зашептал Лёня на ухо непроизвольно ойкнувшей Вале. Из под сидений, куда буквально сползли ребята, через тонкую полоску лобового стекла были видны только затентованные кузовы проходящей колонны машин. Тем не менее, Леонид каким-то шестым чувством ощущал, что к их внедорожнику прикован сейчас ни один десяток мёртвых глаз. Желая скорее успокоиться сам, чем успокоить девушку, он вдруг крепко взял её за руку. Всем телом вжавшаяся в бардачок, Валя серьёзно кивнула.

Наконец последний грузовик скрылся за поворотом. Ребята осторожно вылезли из своего ненадёжного укрытия.

— Думаешь, это были мёртвые? — спросила Валентина.

— Уж точно не живые… — пытаясь завести мотор, ответил Лёня.

— Но ведь профессор говорил, что у нас есть два часа. Они же не могли ни с того ни с сего подняться раньше.

— В радиусе поражения подняться не могли. А приехать — смогли. Как видишь…

— Какие-то они…

— Слишком умные для зомби, да? — угадал Леонид вопрос девушки. — Я тоже так думаю. Но только я своими глазами видел, что в первом грузовике сидели скелеты-красноармейцы.

— Кто? Красноармейцы? — опешила Валя.

— Да. Хоть сейчас на фестиваль реконструкторов или на съёмки фильма. Полный кузов. С винтовками и в будёновках. И все мёртвые. Черепа… Дырки вместо глаз.

— А вдоль дороги мёртвые с косами стоят… — задумчиво проговорила девушка, вдруг вспомнив cвой странный сон.

— Вот-вот… — подтвердил Леонид, наконец-то оживив заурчавший джип, но почему-то не торопился трогаться. Вместо этого он вынул из внутреннего кармана заветный револьвер с необычными патронами и уставился на него. В его сознании всплыли слова Петра Петровича, сказанные как стариковское брюзжание, но теперь зазвучавшие в голове студента словно приговор. «Вы уже не способны сделать что-то по-настоящему большое. Сами!». И теперь Лёне, сжимавшему в руке, наверное, единственно действенное оружие против оживших мертвецов, стало безумно стыдно за того другого Лёню, минуту назад прятавшегося под торпедой автомобиля.

— Как же за*бало… — тихо и зло проговорил Леонид.

Он вдруг резко обернулся, достал с заднего сиденья массивный металлический чемодан с красной кнопкой на торце и положил на колени своей спутнице.

— На! Держи. И в случае чего — жми.

Не успела Валя спросить что-либо у парня, как он выжал педаль газа и поехал туда, где за поворотом скрылась колонна грузовых автомобилей.

Неопределённость стала для студента мучительной. И сейчас она перевешивала страх перед толпой зомби. Сколько можно бегать? Сколько можно бояться? Выживать? Ради чего? Что-то определённо не клеилось. Все эти измышления престарелых учёных. Они или что-то скрывают, или, и это вероятнее всего, сами не понимают до конца, что происходит. Боятся сознаться, что ничего не контролируют. Делают вид, что у них есть план.

На самом деле плана сейчас не было и у Леонида. Что он мог выяснить? Что сделать? Разве что на полном ходу въехать в толпу мертвецов и начать стрелять пока не закончатся патроны… А что потом?

Пока мысли неслись и прыгали в Лёниной голове, вокруг снова начал сгущаться жёлтый туман. Из низких, нависающих над городом сплошной серой пеленой, облаков опять мелкой крупой посыпал снег. Безликие бетонные дома наклонились над улицами и вылупились чёрными оконными глазницами обесточенных квартир. Случись их жильцам, если бы таковые были в живых, сейчас выглянуть наружу, то они бы нашли происходящее довольно необычным.

Рядом с районным отделением полиции остановилось несколько грузовиков. Из машин, замкнувшихся вокруг здания полукольцом, посыпались тёмные, на фоне заснеженного асфальта, фигуры с оружием. При ближайшем рассмотрении бойцы выглядели не отрядом, а скорее разномастной толпой: сотрудники ДПС в своих вырвиглазных жилетах, росгвардейцы в полной выкладке, молодые полураздетые солдаты-срочники, будто выхваченные прямо из казармы, крепкие мужички в ватниках с мрачными закопчёнными лицами и ППШ прямиком из окопов Великой Отечественной, и даже почти скелетированные вояки в длинных шинелях с фронтов гражданской войны. Тем не менее, все они довольно организованно окружили здание, откуда слышались выстрелы и валил дым. Сомкнувшись плотными рядами, мертвецы застыли в ожидании. В зарешёченных окнах отделения полиции виднелись языки пламени. Послышались хлопки, повалил чёрный дым.

Наконец металлическая дверь распахнулась и на улицу выскочил вооружённый автоматом росгвардеец. В его фигуре, в каждом движении, в самой постановке корпуса сразу виделась явная разница с другими такими же росгвардейцами, образующими теперь перед ним настоящую стену из тел. Очевидно потому, что он пока ещё был живой.

Следом из объятого огнём здания появились ещё двое: долговязый студент и пухлый майор полиции.

Мгновенно осознав безвыходность ситуации, Фагот вставил в автомат последний рожок, бросил короткий взгляд на своих спутников и передёрнул затвор. Мертвецы в первом ряду, медленно стали поднимать оружие. Эта молчаливая подготовка к расстрелу показалась Фаготу необычно долгой, словно невидимый кукловод, дёргающий зомби за верёвочки, прикладывал усилия, преодолевая тяжесть мёртвых тел. Но в тот самый момент, когда пара десятков чёрных стволов уже смотрели прямо в глаза троим испуганным людям, что-то произошло. Мёртвые руки бессильно опали. Оружие с грохотом посыпалось на асфальт. По толпе мертвецов прошло волнообразное движение, а через мгновение все они повалились на землю.

Не ожидавший такого внезапно счастливого исхода Фагот тоже медленно опустил оружие. Из-за припаркованных грузовиков высунулась квадратная морда джипа.

— Живые? — бодро спросил, выглянувший из окна Лёня.

— Так точно, — воодушевился Фагот. — А вы кто такие, ребята?

— Охотники за привидениями, — немного саркастично ответила Валентина, снимая палец с красной кнопки на металлическом чемодане. — Садитесь, что ли…

Перепрыгивая через мёртвые тела, все трое устремились к джипу. Ещё издали Лёня узнал среди них знакомую физиономию и сразу же помрачнел.

— Вот уж не ожидал тебя встг’етить, Лёнька! — разразился Петров искренней радостью, теснясь на заднем сиденье между Фаготом и Захарчуком.

— А уж я-то как не ожидал… — буркнул в ответ Леонид.

— Вы знакомы? — удивилась Валентина.

— Только с картавым.

Петров хотел было возмутиться таким бесцеремонным определением, но автомобиль резко дёрнулся вперёд, отчего вместо встречной колкости студент только нелепо крякнул. Фагот зычно заржал, полностью лишив Петрова надежды на восстановление уязвлённого самолюбия.

Тем временем джип снова выкатился на шоссе. Вокруг замельтешили выключенные вывески магазинов, силуэты многоэтажек, опустевшие торговые центры, склады, гаражи, торчащие из жёлтого тумана фонари и деревья.

— Нам нужно ещё километров пять до последнего замера, — напомнила Валя. — Не сильно забирайся в сторону центра… Вдруг там снова… Полезут.

Леонид кивнул и свернул к пустынной промзоне. Сейчас он внезапно ощутил ранее незнакомое ему чувство, если не собственной значимости, то какой-то внутренней цельности. Притихшие на заднем сиденье люди, пять минут назад бывшие на волоске от смерти, теперь ждали ответов на свои вопросы, были готовы слушать его, и он это осознавал.

Пока джип ехал до точки замера, пока Валя тщательно проверяла соединения проводов между приёмником и самописцем, пока хитроумный прибор с жужжанием выдвигал антенну и с треском выстреливал чековой лентой со столбцами цифр… Леонид Ильич вещал. Для начала он авторитетно сообщил всё, что они смогли выяснить о природе оживающих мертвецов, рассказал о существовании талантливого учёного Петра Петровича, а затем в меру собственного понимания, но с особой важностью объявил о существовании плана, который должен всё вернуть в нормальное состояние.

— Толково, — морща лоб, серьёзно закивал Фагот, когда фонтан Лёниного многословия наконец иссяк, а потом небрежно толкнул в бок Петрова. — Вот, смотри, как надо матчасть знать, Истфак. Это тебе не на митингах скакать.

— Ну вот и всё, — Валя оторвала распечатанный чек с показаниями, аккуратно сложила его и убрала в карман куртки. — Теперь можем возвращаться в институт.

Прибор замолчал, но девушке казалось, что в её ушах по-прежнему раздаётся какой-то металлический бой.

— Слышите? Стучит что-то… — привлекла она внимание своих спутников и принялась озираться в поисках источника непонятного звука.

— Или кто-то… — с тревогой проговорил Лёня, а потом, определившись с направлением, уверенно указал на прямоугольную складскую коробку, обитую гофрированным железом. — Там стучит.

— Надо бы проверить, наверное… — неуверенно пробормотал Захарчук.

— Да, — согласился Леонид. — Давайте сходим и проверим.

Все молча и не сговариваясь, приступили к коротким сборам. Фагот перезарядил «Калашников». Валя вытащила из джипа и взяла за ручку на манер чемодана металлический ящик. Лёня сунул за пояс револьвер и набил карманы пуховика заветными патронами, а свой дробовик вручил Захарчуку. Последний громко захлопнул дверь опустевшего автомобиля, и все двинулись было в сторону склада. Но в этот момент молчание прервал, словно внезапно очнувшийся Петров.

— В смысле пг’овег’им? Вы сег’ьёзно?! — заголосил он. — Вы видели что вокг’уг твог’ится?! Если есть безопасное место давайте пг’осто поског’ее свалим туда!

— Там тоже могут быть люди, — спокойно ответил Леонид и повторил за Захарчуком, — Надо проверить.

— Тебе надо ты и пг’овег’яй! Я на такое не подписывался! И вообще… Чего это ты тут г’аскомандовался?

Лёня окинул Петрова презрительным взглядом и, не сказав ни слова, уверенно зашагал в сторону склада. Валя последовала за ним.

— Ты чего? Зассал, Истфак? Решил дезертировать? — понизив голос, прохрипел Фагот. — Эти ребята вдвоём нас всех вытащили. Не побоялись. А что если там кому-то тоже помощь нужна? Только о своей шкуре думаешь? Можешь тут остаться, только я не думаю, что после этого тебя кто-то ещё будет спасать. Я так уж точно. Сдохнешь один — и хер с тобой.

— Да не боись ты, майдановец, — примирительно и даже добродушно проговорил Захарчук, по всей видимости, решив взять насебя роль хорошего полицейского, и даже похлопал студента по плечу. — Мы же тебя прикроем в случае чего. На вот! На всякий пожарный…

Майор сунул в руки Петрову зажигалку и пару оставшихся освежителей, после чего все трое тоже неторопливо пошли к складам.

Глава 29. Коллеги

в которой происходят новые открытия, старые сослуживцы вспоминают былые времена, а Толик осознаёт совместимость гения и злодейства.

С самого утра сумрачную тишину небольшой квартирки ничего не нарушало. Даже неутомимый пластилиновый человечек в банке, вновь нежно слепленный толстыми и морщинистыми профессорскими пальцами, сейчас не стучал, а просто неподвижно лежал, притулившись к стенке своей стеклянной темницы. Лежал и сам хозяин квартиры. Правда, в отличие от своего пластилинового друга, Борис Сергеевич всё-таки порождал в воздухе звуковые колебания то своим похрюкивающим стариковским храпом, то скрипом дивана, с трудом сносящего давление грузного профессорского тела.

Серия коротких и слишком интеллигентных стуков в дверь была недостаточно громкой, чтобы нарушить этот благостный сон. За дверью послышался разговор:

— Может, ушёл… Или случилось что-то?

— Да куда ему? Живой он! Не слышит просто. Снова, поди, бородой своей уши завесил и дрыхнет. Вот так надо!

Новый стук в дверь, куда более громкий и настойчивый, заставил Бориса Сергеевича проснуться и с кряхтением подняться на ноги.

— Открывай, Дед Мороз! Это свои! — послышался из-за двери голос Толика.

— Сейчас, сейчас, молодые люди, — засуетился профессор, щёлкая замками и тяжело поддающейся цепочкой. Наконец он открыл дверь и уже даже натянул под седыми усами и бородой добродушную гостеприимную улыбку, но, увидев вошедших, слегка отшатнулся в сторону и так и замер с этим глупым выражением лица.

— Вы?!

Пётр Петрович шагнул внутрь квартиры, а скорее брезгливо перенёс через порог ноги в остроносых зеленовато-коричневых ботинках с бетона лестничной площадки на влажную тряпку, тщательно вытер их, неторопливо расстегнул озябшими пальцами пуговицы пальто, освободил шею от нескольких оборотов шарфа и только потом с язвительной усмешкой ответил:

— Я.

Следом за ним вошёл Толик и, не особо церемонясь, прямо в верхней одежде протопал на кухню. Все эти разговоры учёных головастиков его сейчас увлекали куда меньше, чем возможность разжиться чем-нибудь съестным в профессорском холодильнике.

— Не мог подумать, что мои записи окажутся именно у вас… — пробормотал Борис Сергеевич, наблюдая, как Пётр Петрович по-хозяйски пристраивает своё пальто на плечики в гардеробе.

— Других не осталось, — коротко ответил он. — А это принципиально?

— Нет… В общем, нет, — замялся старик. — И что же? Вы с ними ознакомились?

— В общем и целом. В общем и целом, Борис Сергеевич, — всё так же торопливо ответил Петр Петрович, проходя в комнату. — Можно сказать, наши соображения относительно колебаний внешнего индуцирующего поля были параллельными.

— Вы что же? Желаете оспорить приоритет моего открытия? — пробормотал старик.

— Увольте, Борис Сергеевич, — рассмеялся его учёный коллега. — Ваши лавры останутся при вас. Возможно, вы даже войдёте в школьные учебники. Хотите, назовём эффект вашей фамилией? Я готов поспособствовать этому. Вот только… Я экспериментально определил частоту этих индуцирующих колебаний.

— Определили частоту? Вы уже ставили эксперимент? — удивился Борис Сергеевич и опустился в кресло, потому что ноги вдруг перестали его слушаться.

— Представьте себе, — хихикнул Пётр Петрович, расслабленно рассматривая книги на длинных кособоких полках, протянувшихся вдоль стены, напротив дивана. — Для этого просто необходимо было почаще задерживаться на работе и работать, а не отсиживаться дома, записывая видосики для интернета.

— Да, разумеется, — растерянно погладил свою лысую макушку седовласый профессор. — Просто, кто бы мог подумать… Вы никогда не были достаточно аккуратны в постановке экспериментов. Взять хотя бы тот раз, когда вы запороли опыты по сверхплотной передаче цифрового радиосигнала…

Пётр Петрович моментально побагровел.

— Это была случайность.

— Ну-да, ну-да… Я помню. Проводок отошёл.

— Всё бы сработало, если бы нам подписали повторную серию испытаний.

— Да куда там… Просто тема была бесперспективна, — проговорил старик.

— С вашей точки зрения!

— Согласно результатам вашего испытания.

— Только не надо делать вид, что вы сожалеете, — злобно сверкнул глазами Пётр Петрович.

— Отчего же? Не стану спорить… Я даже рад. По крайней мере, мы смогли до поры свести концы с концами. А наш институт тогда неплохо сэкономил, закрыв парочку сомнительных проектов без окупаемости. Вы знаете, как плохо я отношусь к недостаточно обоснованным и затратным проектам…

— Тем не менее, потом это не помешало вам растащить с них всю материально-техническую базу, — перебил коллегу Пётр Петрович.

— Ну, это другое…

— И сколько упёрли лично вы?

— Вы сейчас всерьёз решили предъявить мне обвинение? — Борис Сергеевич грустно, почти разочарованно, посмотрел на Петра Петровича.

— Нет, я оставлю это на вашей совести, — снова усмехнулся учёный. — Меня интересует лампа 6И1П с индексом Э4.

— Экспериментальный гептод? Зачем? — удивился седовласый профессор. — Технология уже морально устарела.

— Не для моих целей, — отрезал Пётр Петрович. — В институте не осталось ни одного действующего образца. А вы… Просто не могли не умыкнуть себе несколько штук.

— Это правда, — согласился Борис Сергеевич. — И, справедливости ради, имел на это право… В конце концов я приложил руку к их созданию. Мог же я хоть немного компенсировать этот свой труд…

Он тяжко подвинулся вперёд всем телом вместе с креслом, какое-то время копался в выдвижном ящике старенькой стенки, заваленной книгами и разным хламом, достал оттуда отвёртку и принялся неловко откручивать заднюю стенку пузатого полированного телевизора, покрытого сверху кружевной салфеточкой. Закреплённая всего на паре винтов, пластмассовая крышка быстро поддалась и отпала. Борис Сергеевич забрался рукой внутрь старомодного агрегата и вынул наружу поблёскивающую стеклом и металлом продолговатую лампу.

— Вы использовали её для телевизора? Как убого… — удивился Пётр Петрович, всё это время смотревший на профессора с нескрываемым презрением.

— Мы же делали лампу под стандартный разъём, — пожал круглыми плечами Борис Сергеевич и протянул миниатюрное устройство своему бывшему коллеге.

Пётр Петрович хотел сказать ещё что-то неприятное, но в комнате появился взволнованный Толик. При одном лишь взгляде на его лицо было понятно, что начало происходить нечто непредвиденное. Учёный подошёл к окну и осторожно выглянул из-за плотной шторы, будто такая осторожность могла на что-то повлиять.

Во двор из дома Бориса Сергеевича, из подъездов соседних домов, из соседних дворов, покачиваясь, ползли вереницы тёмных фигур. Они неторопливо, но довольно быстро собирались в небольшие группы, примыкали друг к другу всё плотнее, заполняя практически всё свободное пространство. Складывалось ощущение, что жильцы вдруг решили собраться на стихийный митинг и вот-вот начнут взволнованно обсуждать какой-нибудь насущный вопрос ЖКХ, вроде внепланового отключения горячей воды. Но в данном случае всё происходило в полной тишине, отчего делалось особенно жутко.

— Боюсь, Анатолий Ефремович, чаепитие отменяется, — проговорил Пётр Петрович и, подняв с пола свой чемодан, раскрыл его на старом телевизоре, как на импровизированной тумбочке. Всё пространство внутри занимал какой-то хитроумный прибор, больше всего напоминающий вывернутый наизнанку радиоприёмник с большим количеством подстроечных катушек, кнопок, тумблеров и всевозможных крутилочек. Солидная часть была отведена под пару-тройку десятков аккумуляторов от мобильных телефонов, скрученных вместе изолентой и, очевидно, питавших всё устройство.

Учёный не без удовольствия вытащил из хитросплетения проводов круглый серый разъём, с расположенными по кругу дырочками, воткнул в него электронную лампу, так же любовно спрятал внутрь, щёлкнул тумблером и принялся со знанием дела поворачивать многочисленные ручки.

— Занимательно, — оценил Борис Сергеевич, с интересом разглядывая устройство через плечо Петра Петровича.

— Неужели очередная вундервафля от нашего доктора апокалипсических наук? — воодушевился Толик. — Не иначе сейчас все зомбари лягут в радиусе ста километров.

— Вы излишне оптимистичны на счёт моих способностей, Анатолий Ефремович, — ответил учёный. — Но благодаря патологической запасливости многоуважаемого Бориса Сергеевича, мы теперь можем воздействовать на наших неживых друзей более тонко, через управляющее поле. Полагаю, это будет куда более научно, чем просто долбить их разрядами и электромагнитными импульсами.

— Вы ведь собрали что-то вроде радиоприёмника? — уточнил старик.

— Приёмника-передатчика, — кивнул Пётр Петрович. — Что-то вроде супергетеродинного приёмника-передатчика, если быть точным. Высокая чувствительность и избирательность позволяет ему работать на тех же режимах, что используют и эти… существа.

— Занимательно, — задумчиво повторил Борис Сергеевич.

Тем временем Пётр Петрович закончил настройку, закрыл чемодан, выпрямившись в полный рост, деловито произнёс:

— Ну, вот и всё. Спасибо. Теперь мы можем идти, — и вместе с чемоданом проследовал в прихожую. Окинув растерянного Бориса Сергеевича насмешливым взглядом, Толик последовал за учёным.

— Постойте… Как же? Вы просто уходите? — забормотал седобородый старик, явно не ожидавший такого стремительного развития событий.

— Да, — спокойно ответил Пётр Петрович, тщательно наматывая на шею шарф и надевая пальто. — Мы уходим, а вы остаётесь. Сердечно благодарим за содействие. Отечественная наука не забудет ваш труд…

Холодный пот вдруг прошиб Бориса Сергеевича. И вовсе не потому, что сейчас он снова останется один в своей небольшой квартирке, заваленной старыми вещами и книгами. А от внезапного осознания собственной бесполезности. Всё, что ещё могло твориться, происходило где-то снаружи, вне его жизни, а его возможные притязания, достижения, мечты о признании на глазах рассыпались, просачивались, словно песок между пальцами.

— А как же… Я? Мои наблюдения? Записи? — засуетился старый учёный. — Вам же может понадобиться совет ваших более опытных старших коллег.

— Позвольте мне усомниться в этом, — после некоторой паузы сухо произнёс Пётр Петрович наблюдая, как старик торопливо засовывает свои ноги в тяжёлые ботинки и, путаясь в рукавах, натягивает пуховик на своё шарообразное тело.

Тем не менее учёный и студент всё-таки дождались престарелого профессора. Все трое вышли из подъезда одновременно. Первым, широким и уверенным шагом, шёл Пётр Петрович с чемоданом в руках. За ним, напряжённо озираясь и на всякий случай, держа на изготовке циркулярную пилу, двигался Толик. Борис Сергеевич, поспешал в самом конце, волоча подмышкой полиэтиленовый пакет, куда он запихнул стопку общих тетрадей со своими записями.

Толпа мертвецов, будто ретируясь от такой безудержной самоуверенности и наглости, расступалась перед людьми, оставляя вокруг них пространство около семи-восьми метров в поперечнике. Находясь в этом своеобразном пузыре, троица довольно быстро продвигалась к выходу из двора.

— Круто… — восхитился Толик. — Они боятся нас, да? Как собаки ультразвука или типа того?

— Скорее не видят, — отозвался Пётр Петрович. — Но в том, что это круто, вы, Анатолий Ефремович, полностью правы. Моё устройство переизлучает колебания, которым подчиняются эти создания. Волны накладываются в противофазе, амплитуды взаимно вычитаются и возникает своеобразная зона, куда мёртвые просто не могут зайти…

— Мёртвая зона для мёртвых, — усмехнулся студент.

— Да, это определённо успех, — запыхавшимся голосом поддакнул сзади, порядком отставший Борис Сергеевич. — Вы ведь не забудете о своём обещании упомянуть меня в ваших работах? Только подождите… Вы идёте слишком быстро.

Пётр Петрович резко остановился и оглянулся на престарелого профессора.

— Научный прогресс движется стремительно. Он не будет вас ждать. А нам с Анатолием Ефремовичем предстоит ещё много важных и срочных дел… Но не переживайте, я ничего не забываю. В том числе и своих обещаний… Надеюсь, отношения с соседями у вас лучше, чем с коллегами?

Борис Сергеевич хотел было переспросить, чего конкретно касался этот внезапный вопрос, но неожиданно встретился глазами с колким взглядом Петра Петровича и всё понял. Толян мельком заметил, как палец учёного легонько поворачивает круглый переключатель на верхней панели у самой ручки чемодана. Невидимый безопасный пятачок вокруг устройства мгновенно сжался метров до трёх, оставив перепуганного Бориса Сергеевича вне своих границ. Смыкающаяся вокруг толпа мертвецов, потянула к человеку свои ледяные руки.

— Что происходит? — взвизгнул старик, теряя пакет, из которого на снег посыпались тетрадки.

— Не знаю… Наверное, просто проводок отошёл, — холодно ответил Пётр Петрович, наблюдая, как множество рук тащат в сторону его бывшего коллегу. Скрюченные пальцы хватали пухлого профессора за одежду и бороду, сжимались на его шее, поднимали над страшными скалящимися лицами, тянули влево и вправо. Ещё хрипящего и барахтающегося человека разорвали на части. Кто-то из мертвецов впился зубами в оторванную руку. Другой, распатронив профессорское брюхо, с увлечением вытаскивал наружу окровавленные кишки.

Поморщившись, Пётр Петрович поспешил отвести взгляд от столь неприглядного зрелища.

— Полагаю, Анатолий Ефремович, вы понимаете, что подобные несчастные случаи иногда происходят.

Толян молча кивнул.

Глава 30. Компас

в которой тяжёлым испытаниям подвергается дружба, семейные ценности, топор, а главное — пуфик с бордовой обивкой и арабскими узорами, зато Марина оживает, а Вексель наконец-то расслабляется

Марина сидела на диване, спокойно глядя перед собой и чуть покачивая головой из стороны в сторону. Её лицо и руки по-прежнему были неестественно бледными, но в редких небольших движениях уже не просматривалось прежней кукольной механистичности, а взгляд казался, осмысленным, хоть и немного отстранённым.

Девушка несколько раз сжала посиневшие пальцы и осторожно пошевелила связанными скотчем запястьями, а потом посмотрела на Векселя.

— Я что-то натворила? — спросила она, встретившись глазами с напряжённым взглядом отца.

— А ты что же? Ничего не помнишь? — после продолжительной паузы ответил мужчина вопросом на вопрос и его голос задрожал. — Ты помнишь, кто это с тобой сделал, Мариночка?

— Я… Не знаю… — девушка нахмурилась, напрягая память. — Никто конкретно. И все вместе, — она зажмурила глаза. — Помню, что мне было холодно. Очень холодно. Шеф сказал, что надо задержаться на точке, чтобы раздать флаеры тем, кто станет выходить с какой-то киношки. Он не знал, что придёт такое резкое похолодание. Или просто не подумал об этом. Оставалось ждать больше часа, а я уже конкретно задубела. Я рассчитывала, что смогу посидеть в кафешке у кинозала, там ещё было что-то вроде книжного магазина, и я могла бестолково походить и поглазеть на полки… А парень… Кто он там… Типа бармен или бариста. Он не открыл, просто молча показал головой через стеклянную дверь и перевернул табличку «закрыто». У них устраивался какой-то движняк по пригласительным… И никому не надо, чтобы я там отсвечивала в этой дурацкой лисе.

— Гнида, — сквозь зубы процедил Вексель.

— Да нет… — Марина открыла глаза и спокойно посмотрела на отца. — Он не виноват. У него тоже есть свой шеф. Зачем ему проблемы? Вдруг бы я захотела втюхать ему свои бумажки и разложить их на стойке. И, честно говоря, я даже кофе покупать не планировала. У меня оставались бабки только на проезд. Так… Попялилась бы на книжки. Погрелась, пока не закончится сеанс… Но этот парень… Он не сделал ничего плохого. Он только перевернул табличку и пошёл. Может, хотел тоже посмотреть кино… А я пошла назад, в сквер неподалёку. Помню, что лавочку уже засыпало снегом. Я его смахнула своей «лапой» и села. Было очень холодно. Я уже перестала чувствовать свои ноги. Стоило, наверное, попрыгать на месте или типа того, но я очень устала. Мне хотелось спать, — девушка прилегла на диванную подушку, свернувшись и подложив руки под голову. — Вот так. И просто уснула. А потом проснулась… Здесь.

Марина посмотрела на отца. На его глазах блестели слёзы.

— Не расстраивайся, пап… Всё в порядке, — Марина приподнялась и протянула вперёд перемотанные клейкой лентой руки. — Может, уже развяжешь меня?

Вексель в нерешительности обернулся на стоящего чуть позади Романа Сергеевича. В лице доктора и всей его позе читалось напряжение, но, перехватив в руках топор, он всё-таки утвердительно кивнул. Старый вор медленно раскрыл нож и аккуратно перерезал накрученный несколькими слоями скотч. Марина потёрла одрябшие запястья, на которых ярко отпечатались края ленты.

— Спасибо. Так намного лучше, — спокойно проговорила девушка, после чего встала и прошлась по комнате. В этот момент обоим мужчинам показалось, что за ней движется невидимый глазу, но ощутимый шлейф холодного воздуха. Марина остановилась у окна, словно вглядываясь в желтоватую дымку, затянувшую снаружи весь городской пейзаж, и прикоснулась пальцами к стеклу. В этом месте сразу же начал образовываться и расползаться во все стороны морозный узор.

— Мне страшно, — вполголоса сказала Марина, словно обращаясь к самой себе. — Со мной что-то не так.

— Что, Марин? — спросил Вексель, не сводя с дочери взволнованного взгляда.

— Не знаю. Это сложно объяснить. Они пытаются, но я пока плохо понимаю, — девушка посмотрела в сторону доктора, который всё ещё стоял в дверях с топором в руке, готовый отреагировать в любую минуту. — Они говорят, что сейчас я не опасна. По крайней мере, в том смысле, в котором вы думаете…

— Кто? О ком ты, дочка?

— О, голосах.

— Ты слышишь какой-то голос? Но тут никого нет.

— Голоса. Их много, — спокойно повторила Марина и улыбнулась той улыбкой, которая была давно знакома Векселю. — Это не привидения. И, конечно, их тут нет. Просто вы не можете их слышать, а я могу. Так теперь работает моя голова… Как радиоприёмник.

— Олежа, да она не в себе! — наконец прервал своё молчание Роман Сергеевич.

— Погоди! — перебил друга Вексель и снова посмотрел на дочь. — И давно ты их слышишь?

— Сразу, как проснулась тут.

— И что же они говорят?

— Много. В основном кричат и стонут. Словно мучаются, как в аду. Но они тоже ни в чём не виноваты. Просто их разум пока спит. Они обязательно проснутся, как и я. А пока просто шумят… Как радиопомехи. Но они не со зла. Так объясняют те, кто говорит.

Девушка снова грустно посмотрела в заиндевевшее окно и вдруг опустилась на пол, прижавшись спиной прямо к батарее отопления и чуть подрагивая.

— Ты замёрзла? — заботливо спросил Вексель.

— Я не знаю. Они говорят, что мне теперь будет нужно больше тепла.

— Может быть, ты хочешь поесть?

— Нет. Но можно выпить чего-то горячего.

— Чаю?

— Можно просто кипятка.

— Принеси, пожалуйста, — попросил Вексель Романа Сергеевича.

Тот согласно кивнул, но прежде чем выйти из комнаты полушепотом проговорил:

— Ты осторожней тут с ней.

Вексель раздражённо махнул рукой и, несмотря на увещевания приятеля, подошёл поближе к дочери. Сейчас она казалась ему совсем обычной. Той самой его Мариночкой, ради которой он готов был пожертвовать собственной жизнью. Разве могла она сделать ему что-то плохое? Вексель присел на корточки напротив девушки и внимательно вглядываясь в бледное, но родное лицо, спросил:

— И кто же с тобой ещё говорит?

— Строгий мужчина. Кто-то вроде военного. Он знает больше всех. Есть ещё маленькая девочка. Кажется, его дочка. Есть ещё люди… Они постоянно появляются… В эфире. Многие напуганы. Не понимают, где они находятся. Кто-то потерял близких. Девочка пытается их успокоить. Говорит, что всё будет хорошо…

В дверях снова возник Роман Сергеевич, по-прежнему не расстающийся с топором. Покосившись на Марину, он протянул кружку с горячим чаем Векселю, а тот, молчаливым кивком поблагодарив друга, передал её девушке. Та буквально вцепилась всеми десятью пальцами в разогретый фарфор и принялась жадно, большими и частыми глотками, пить горячую жидкость, над которой ещё шёл пар. Быстро опустошив кружку, Марина поставила её на пол рядом с собой, и посмотрела на доктора.

— Спасибо, Роман Сергеевич… — девушка на секунду поморщилась, словно услышала что-то неприятное и теперь думала, как отреагировать, но после небольшой паузы всё же проговорила. — Мне сказали, что вы напрасно расчленили свою жену и ребёнка. Так они не смогут пробудиться…

С ужасом и ненавистью глядя на Марину, Роман Сергеевич весь побагровел и затрясся:

— А ну заткнись! Заткнись!

— Вы зря злитесь, — спокойно продолжила девушка, отводя глаза в сторону. — Это просто механика. Законы природы. Вы сами поторопились. В этом никто не виноват…

— Вексель! Прошу тебя! Пусть заткнётся, а то я за себя не ручаюсь! — кричал доктор, уже не слушая и грозно размахивая топором.

— Всё! Всё! Замолчите оба! — старый вор мгновенно возник между Мариной и уже красным от бешенства другом, обеими руками схватившись за обух топора. — Всё! Хватит!

— За кого ты заступаешься?! — прохрипел Роман Сергеевич и всё-таки опустил своё оружие. — Это уже не твоя дочь!

— А вот теперь ты заткнись, Рома. Уж мне-то лучше знать… — сухо ответил Вексель, отбрасывая топор в дальний угол комнаты.

Марина приблизилась к отцу, на секунду положила ему руку на плечо и медленно прошла мимо двух мужчин в коридор. Даже за мгновение Вексель успел ощутить холод от этого мимолётного прикосновения, словно высасывающего изнутри всё тепло. С грустным сожалением он посмотрел на своего друга, а потом тоже пошёл к выходу из квартиры.

— Ты куда? — вдруг опомнился доктор. — Видал, что там творится?!

— Не переживайте, Роман Сергеевич, с нами ничего не случится, — ответила девушка, а, помолчав, добавила. — Это всё от боли и страха. Я помню эти чувства, хотя уже и не испытываю. И не сержусь на вас… И даже могла бы рассказать, как вернуть родных. Но теперь нам надо идти, и вам придётся самому узнать это.

Вексель ещё раз осуждающе посмотрел на своего друга и вышел из квартиры вслед за своей неожиданно ожившей дочерью.

На улице по-прежнему было сумрачно и холодно. Всё вокруг на расстоянии десятка метров тонуло и расплывалось в плотной дымке. Желтоватые облака клубились над тёмными домами так низко, словно лежали на крышах. Откуда-то сверху, выше уровня этого облачного одеяла, редкими, но крупными хлопьями падал снег. Он опускался плавно и неторопливо, покрывая собой опустевшие дороги, неработающие светофоры, брошенные автомобили и бредущие куда-то фигуры людей…

Вексель озирался по сторонам, подсознательно ожидая, что сейчас кто-нибудь накинется на него сзади, но пошатывающиеся силуэты словно не замечали человека. Они беззвучно появлялись из белой пелены, как призраки, загребая ногами рыхлый снег, иногда шаркая и запинаясь, молча проходили мимо, и снова растворялись в плотной дымке. Двое рослых мужичков в оранжевых куртках пронесли мимо какую-то дверь. Другой, двигаясь вдоль вытянувшегося в тумане дома, монотонно и как-то лениво поправлял и ставил на место перевёрнутые урны.

— Не бойся, — проговорила, неожиданно пропавшая в тумане и так же неожиданно появившаяся, Марина. — Они не тронут нас. У них теперь свои дела.

— Какие? — рассеянно спросил старый вор и посмотрел на девушку.

— Свои, — расплывчато повторила она.

— Они же… Мёртвые… Откуда они знают, что делать?

— Сознание зарождается в неживой материи. Так уже было. И так будет, — ответила девушка, делая пару шагов в сторону. — Стой тут. Не уходи. А то потеряешься.

Вексель и не собирался никуда уходить. Он только продолжал смотреть на дочь, боясь потерять её из виду и непрерывно прикидывая реально ли всё происходящее, спит ли он, или, возможно, уже умер. Тем временем Марина закрыла глаза и, выставив вперёд руку с вытянутым указательным пальцем, начала медленно кружиться на месте, как будто была маленькой девочкой, играющей с друзьями во дворе в какую-то игру. Совершив три или четыре оборота, она резко остановилась и выпалила:

— Туда!

Она схватила отца за руку и уверенно потащила куда-то в туман. Вексель помнил, что именно так делала в детстве маленькая Марина, когда срочно хотела приволочь папу к ларьку с мороженным или витрине с очередной игрушкой. Поэтому сейчас, ощущая холодное прикосновение побелевшей руки, он решил просто довериться этому своему воспоминанию, и последовал за ней.

* * *

Так и не найдясь, что ответить другу, Роман Сергеевич ещё какое-то время неподвижно стоял в прихожей своей опустевшей квартиры. Сейчас рядом с ним не осталось никого, кроме антикварных ваз и картин, зеркал в позолоченных рамах и диванов с дорогой обивкой. Не было у него и ответов на множество раздирающих его мозг вопросов.

С нескрываемой ненавистью глядя на все эти интерьеры, доктор несколько раз обошёл квартиру в поисках пистолета, но так и не обнаружил его. «Похоже, старый жук Вексель спёр его же собственный подарок», — решил в итоге Роман Сергеевич. Задумавшись, он посмотрел на тяжёлую хрустальную люстру, подвешенную к потолку в гостиной. Пристреленные в бетон крюки для люстр часто вылетают. Роман Сергеевич хорошо знал это из своей медицинской практики. Поэтому он достал из-за дивана, заброшенный туда Векселем, топор. Привязал к середине обуха свой старый ремень. Затем вернулся в прихожую и, открыв навстречу друг другу двери ванной и туалета, пристроил топор сверху них, как перекладину. Оставшегося пространства как раз хватило, чтобы впихнуть миниатюрный пуфик с бордовой обивкой вышитой арабской вязью. Роман Сергеевич снял уютные домашние тапки и, оставшись в носках, встал на его край, сильно промяв под своим весом. Потом надел ремень на шею и слегка оттолкнулся ногами.

Глава 31. Фиберглассовая армия

в которой Лёня, Валя, Фагот, студент Петров и майор Захарчук сталкиваются с совсем уж необъяснимыми вещами, вспоминают историю, литературу и немного спасительной физики

За прямоугольными воротами из гофрированной жести и легко поддавшимся металлическим засовом открывалось большое и тёмное пространство склада. Похоже, этот большой сарай никогда не предназначался для хранения чего-то особенно ценного. Или же владелец всецело полагался на сторожей и нехитрые системы сигнализации. Впрочем, ни того ни другого тут уже не наблюдалось.

Тусклого желтоватого света, проникавшего через двери с улицы, было явно недостаточно, поэтому Фагот включил фонарик и принялся обшаривать лучом по сторонам. Дощатые ящики и коробки, напоминающие упаковку холодильников, плотно приставленные друг к другу, оставляли лишь узкие проходы и образовывали, таким образом, нечто вроде лабиринта.

— Только не расходимся, — скомандовал своим спутникам Лёня, напряжённо водя пистолетом вслед за светлым пятном от фонарика, а после громко спросил. — Живые есть?!

Студенту никто не ответил, как он ни прислушивался, в гулкой металлической складской тишине раздавались только тихие шаги незадачливых взломщиков. Но вот за очередным поворотом свет от фонарика выхватил из полумрака картину, заставившую всех вздрогнуть, а Валю даже тихонько вскрикнуть от неожиданности. В середине склада, где лабиринт из ящиков заканчивался, широкое квадратное пространство было целиком заполнено стоящими плечом к плечу тёмными фигурами. Запаниковавший Петров задёргался, но упёрся спиной в пухлое пузо замыкающего группу Захарчука.

— Да тихо ты! Снесёшь же… — пробурчал майор. — Что там такое?

— Ложная тревога. Тут манекены понаставили, — прокомментировал Фагот, разглядев, как фонарик блестит на круглых пластмассовых головах. — Предлагаю рассредоточиться и осмотреть помещение на предмет полезных подручных средств. Но из виду друг друга не выпускаем.

— Согласен, — кивнул Леонид.

Все принялись раскрывать запечатанные коробки и копаться в их содержимом. Одна из первых же находок — коробка китайских карманных фонариков и пачки батареек — была воспринята как везение. С их помощью проводить дальнейшее мародёрство оказалось куда проще и быстрее. Но как назло ничего более ценного так и не находилось. Воздушные шарики. Цветные дробинки гидрогеля. Карандаши и шариковые ручки. Наклейки с радужными пони. Стирательные резинки, пахнущие клубникой и бананом. Казалось, весь склад был доверху заполнен разной канцеляркой и прочим дешёвым барахлом.

— Здесь один китайский хлам, — прокомментировала Валя, отбрасывая в сторону очередную коробку. — Скотч пригодится?

— Возьми парочку, — кивнул Лёня.

— Увег’ен эти истуканы тоже китайские, — проговорил Петров, расслабленно прохаживающийся вдоль рядов манекенов и не особо рвущийся участвовать в общих поисках.

— Кто их тут только так расставил… — пробормотала девушка, с шумом разрывая какой-то пакет. — Усраться можно…

Историк пожал плечами:

— ХЗ. Таджики пошутить г’ешили? К слову это тоже китайская тема. Слышали про тег’г’акотовую аг’мию?

— Про чё? — переспросил Захарчук.

— Про тег’г’акотовую аг’мию, — презрительно повторил Петров, явно внутренне негодуя от культурологической неотёсанности своих спутников. — Это несколько тысяч статуй воинов из глины, котог’ые были созданы по приказу первого китайского импег’атог’а династии Цинь.

— На*уя? Просто так?

— Они должны были сопг’овождать и защищать импег’атог’а в цаг’стве мёг’твых… — продолжил историк, но Фагот, возившийся у больших деревянных ящиков, прервал его:

— Слушай, завязывал бы ты со своими лекциями ИстФак. У нас тут итак сплошное царство мёртвых. Иди-ка лучше помоги мне… Тут, походу, чего-то тяжёлое…

С выражением усталой обречённости Петров нехотя сделал несколько шагов в сторону разбирающего ящик росгвардейца, но вдруг замер на месте, широко выпучив глаза.

— Что с тобой, майдановец? — спросил Захарчук, заметив ужас на лице студента.

— Он меня дег’жит! — еле слышно прошептал Петров.

Только сейчас все заметили, что на плече историка сжалась блестящая пластмассовая рука. Через мгновение вторая точно такая же рука, приподнялась и начала душить студента.

Первым сориентировался Фагот. Выскочив из-за своих ящиков и вложив всю массу в удар, он с размаху врезал прикладом автомата в пустое пластиковое лицо, на котором, впрочем, даже не появились трещины. С гулким звуком истукан отлетел в сторону. Но остальные пластмассовые фигуры уже пришли в движение.

— Валим все! — скомандовал Леонид, уже хватая Валю и увлекая её в сторону выхода. Но быстро просочиться к спасительной двери по лабиринту из деревянных ящиков не получилось. Разорванная упаковочная плёнка и перевёрнутые картонные коробки мешались под ногами. Сзади в воздухе хаотично молотили сотни искусственных рук. Стуча своими полыми ногами по полу, толпа манекенов, словно стая муравьёв, стала напирать на ящики. Деревянные стены складского лабиринта начали сдвигаться, отрезая людям пути к отступлению.

— Наверх! — что есть силы выкрикнул Фагот и ловко забрался на ближайшую коробку. Петров последовал за ним. Лёня каким-то неимоверным усилием втолкал наверх Валю, вцепившуюся в свой металлический чемодан. Потом при помощи росгвардейца залез и сам. Пухлый Захарчук, засуетившись, уронил свой дробовик, зачем-то решил его поднять и застрял между ящиками. Лёня и Фагот схватили его за руки, стараясь вытянуть, но это оказалось не так просто.

— Давай, майор! Ногами! Ногами упирайся! — заорал росгвардеец, но Захарчук только кряхтел и бессильно мотал ногами в воздухе. Спецназовец хотел было использовать автомат в качестве упора, чтобы не дать ловушке захлопнуться, но было уже поздно. Деревянные стенки сжались, с хрустом сплющив грудную клетку майора полиции. Раздавленный Захарчук, как тряпичная кукла, повис между ящиками.

— Твари! Да сдохните вы уже! — в истерике закричала Валя, уже до упора, но совершенно безрезультатно, вдавливая кнопку на своём увесистом приборе. И вдруг вся поникла, словно обескураженная собственным воспоминанием:

— Петрович же сказал, что сработает только раз… Дура… И зачем я его тащила…

Тем не менее, позиция, занятая людьми, давала теперь им некоторое преимущество. Деревянные складские паллеты, на которые они взобрались, находились прилично выше человеческого роста, а значит и роста манекена. Пластиковые болваны исступлённо стучали, гнулись в самых неожиданных позах, наполняя всё вокруг шумом, напоминающим стрекотание каких-то исполинских цикад, но не могли залезть наверх.

— Гофман какой-то… — пробормотал Петров, дрожащими руками отвернул крышечку баллончика с освежителем, направил струю вниз в беснующуюся пластиковую толпу и щёлкнул зажигалкой.

Оранжевая струя пламени на мгновение ярко осветила склад. На дёргающихся в своей сюрреалистической вакханалии манекенах заплясали зловещие блики. Несколько блестящих пустых лиц без глаз и ртов покрылись копотью, но не загорелись. Пошёл дым от тлеющих картонных коробок и едкий запах горящего упаковочного полиэтилена.

— Стой! — схватил Фагот историка за руку. — Ты так быстрее нас спалишь! Видишь же… Не горят они! И не ломаются. Фибергласс. Стекловолокно.

— А вы откуда знаете? — удивился Лёня.

— У нас из него щиты прозрачные делают… — пояснил росгвардеец.

— Может, тогда бахнете? — предложил студент.

— Это можно…

Фагот отодвинул Петрова от края, медленно, почти задумчиво отвёл затворную раму назад, а потом резко вскинул автомат и дал длинную очередь по стеклопластиковым головам. Пули входили в фибергласcовые тела, оставляя после себя круглые отверстия, но к тому моменту, когда автоматный рожок закончился, ни один манекен так и не упал на пол. Изуродованные изрешечённые фигуры продолжали с достойным восхищения упорством пытаться добраться до засевших сверху людей.

— Ну… На этом наши полномочия всё… Заканчиваются, — безысходно улыбнулся росгвардеец, бросая, ставший бесполезным, автомат. — Разве что попробуем ваше чудо-оружие?

— Лёня! Ну конечно! У тебя же есть эти специальные патроны! — напомнила Валя, но Леонид и сам уже достал старенький наган и теперь, прищурившись, целился из него в стрекочущую толпу истуканов.

— Кстати, как ваш знакомый расшифровывал название «патрон НКВД»? Как-то по-учёному было…

— Нейтрализатор квантово-волнового дуализма, — проговорил Лёня и нажал на спусковой крючок.

Пуля прошила кого-то в пластиковом море из рук и голов, послышался звонкий хлопок и электрический треск. Мелькнула короткая бело-голубая вспышка. В воздухе запахло озоном, и обездвиженные полые фигуры повалились на пол.

Глава 32. Безголовый Гоша

который лежит и никого не трогает, а просто приносит пользу науке, в отличие от голодных людей, вечно испытывающих жажду познания и крови

Лампы дневного света периодически помаргивали и пощёлкивали. Этот негромкий звук, похожий на осторожный стук, далеко разносился по гулким и пустым коридорам института. Толя поморщился. Очень уж это напоминало ему пластилинового человечка, бьющегося о баночное стекло. Парень мысленно досчитал требуемое количество витков, закрепил проволоку двумя оборотами изоленты и, постав готовую катушку в ряд с десятком ещё таких же самодельных катушек, поднялся из-за стола. В пустом желудке Толика уже порядком урчало, так что он направился через кабинет прямиком к запасам еды, предусмотрительно намародёренных в ближайшем гипермаркете в четыре здоровых пластиковых пакета.

— Проголодались, Анатолий Ефремович? — спросил Пётр Петрович, услышав как студент щёлкнул кнопкой электрочайника и зашуршал целлофаном. Учёный мельком глянул на наручные часы и, выключив паяльник, аккуратно отодвинул от себя электронную плату, над которой нависал уже не меньше двух часов. — И то правда. Пора бы хоть чайку попить…

Тем временем студент уже извлёк из своих мешков хлеб и принялся толстыми кусками нарезать на него сыр и варёную колбасу. Соорудив из всего бутерброд и перемазав его внутри каким-то майонезно-горчичным соусом ядовито-оранжевого цвета, Толик в довершение заварил чай и снабдил тем же самым Петра Петровича.

— Вашей запасливости нужно отдать должное, коллега, — похвалил учёный студента, с удовольствием поглощая это нехитрое блюдо.

Тем временем, Толик, так же продолжая жевать колбасу с сыром, уселся на подоконник и задумчиво посмотрел на улицу, где всё плотнее сгущались жёлтые сумерки. Удивительно, но ни всё, что он увидел до этого, ни те трупы, что прямо сейчас лежали перед ним в снегу между деревьями, нисколько не портили ему аппетит.

— Темнеет опять, — проговорил он с набитым ртом, взглянув на затянувшееся облаками небо. — Скоро и эти гаврики повскакивают…

— Всенепременнейше, батенька, — кивнул Пётр Петрович, громко отпивая горячий чай. — Вы закончили с катушками?

— Да. Блин… До мяса пальцы содрал, пока все намотал.

— Наука требует жертв, — усмехнулся учёный. — А вообще в нашей ситуации… Тот, кто не хочет протянуть ноги, должен работать руками, — он задумался и снова посмотрел на часы. — Кстати, что-то наши коллеги заработались… Где же их носит?

Вслед за Толиком Пётр Петрович подошёл к окну и тревожно посмотрел вдаль.

— Погибли? — робко предположил парень.

— Это будет очень… Неудобно. Потеряем два дня, — спокойно ответил учёный и, прикончив свой бутерброд, продолжил. — В любом случае нам стоит вернуться к работе.

На столе учёного появился фрагмент какого-то оружейного приклада с рукояткой и грубо прикрученной к ним на болтах дюралевой направляющей. На него с двух сторон аккуратными рядами, хоть и без особой эстетики, была примотана скотчем пара дюжин аккумуляторов от мобильных телефонов. Ловкими движениями тонкой отвёртки Пётр Петрович закрепил под этой кустарной станиной спаянную плату, а сверху приладил прямоугольные скобы, оказавшиеся сердечниками будущих трансформаторов. Потом насадил на них готовые катушки и подсоединил выводы к клеммам на небольших винтиках. В довершении сборки своё место на устройстве заняла вытянутая стеклянная колба со множеством электродов внутри, напоминающая небольшой кинескоп. Её учёный особенно бережно извлёк из ящика стола и аккуратно присоединил проводами к контактам, а после закрыл сверху металлическим кожухом. Толик не знал, что это, но теперь вся конструкция напоминала ему какой-то футуристический бластер из старого фантастического фильма.

— Новое оружие? — спросил он, с интересом разглядывая аппарат.

— Надеюсь, что да, — еле заметно улыбнулся Пётр Петрович. — Строго говоря, это электронная пушка, выдающая короткий, но мощный пучок рентгеновского излучения. Думаю, это будет более научно, чем отрезать зомби головы или бить их разрядами. Если сработает, конечно…

— Было бы круто…

— А давайте прямо сейчас и проверим! — глаза учёного загорелись азартным блеском. — Навестим нашего безголового друга. Посмотрим, как он там поживает.

Многоуровневый институтский подвал уже не казался Толику чем-то загадочным и навевающим мрачные городские легенды про жуткие секретные эксперименты советской эпохи. Уверенные шаги Петра Петровича своим монотонным цоканьем моментально разрушали всю эту прекрасную романтическую иллюзию, превращая зловещие декорации в обычную свалку из коробок, пожелтевших бумаг, старой мебели, неработающих компьютеров и другого хлама.

Безбашенный Гоша, как его окрестил про себя Толян, по-прежнему сидел на цепи, хотя как-то избавился от проводов. Он свернулся в углу около батареи, поджав под себя свою культю и прикрыв руками окровавленную шею. К неожиданному появлению людей он не проявил никакого значимого интереса, а только перевалился с боку на бок, демонстративно повернувшись к вошедшим спиной. Складывалось ощущение, что Гоша находится в глубокой тоске по утраченной части тела, которой, если верить Петру Петровичу, он не особо пользовался при жизни.

— Какой-то он вяленький, — с сожалением произнёс учёный. — Смотрите, как клубочком угрелся… Может, заболел? Как думаете? Взбодрите-ка его, коллега.

Пётр Петрович поднял с пола и протянул Толику длинную арматурину, которой пользовался в прошлый раз. Толян взял этот нехитрый инструмент, осторожно подошёл к мертвецу, который и правда свернулся, словно обиженный кот, и осторожно потыкал его в спину. Гоша недовольно поёжился.

— Спит что ли? — пробормотал студент. — А как он это делает без головы?

— Да чёрт его знает… Давайте уже! Расшевелите его!

Толик ещё пару раз ткнул ржавым прутом уснувшего зомби, но безголовый человек только лениво махнул рукой, как будто отгонял назойливую муху.

— Да не церемоньтесь вы с ним! — принялся подгонять раздражённый учёный. — Он же не чувствует боли.

Уже сам начиная злиться, парень навалился и с силой вонзил острие арматурины в малоподвижное тело. Металл прорвал белую ткань лабораторного халата и сантиметров на десять вошёл в мёртвую плоть. Потревоженный Гоша заворочался. Неестественно закинул назад руку так, что послышался треск выворачиваемого плечевого сустава, и крепко схватился за металлический штык. Бросив своё оружие, Толян отпрыгнул назад. Тем временем мертвец извлёк из себя окровавленный прут, медленно поднялся на ноги и стал надвигаться на разбудивших его людей. С лицом, выражающим полнейшую безмятежность, Пётр Петрович включил аппарат. Прислушиваясь, как электрический ток гудит на обмотках самодельных трансформаторов, навёл оружие на приближающегося зомби и нажал на кнопку.

К удивлению Толика, не последовало ни выстрела, ни вспышки, ни даже сколько-нибудь слышимого щелчка. Разве что катушки на миг еле заметно изменили ноту своей заунывной песни, да на вынесенном наверх циферблате качнулась тонкая стрелка. Гоша же вдруг весь обмяк,покачнулся и, звякнув своими кандалами, рухнул на бетонный пол.

— Сладких снов, блин… — съязвил студент, с удовлетворением глядя на тело, ставшее мёртвым в самом привычном нормальном смысле.

Пётр Петрович молча выключил лампу в Гошиной темнице, закрыл дверь в кабинет и снова подпёр её снаружи тяжёлым письменным столом. И без слов было ясно, что он доволен результатом. На его лице пробежала улыбка от плохо скрываемого внутреннего ликования.

— А какой он был? Этот ваш коллега… Что изучал? Ну, пока был живой? — спросил Толян Петра Петровича, когда они уже поднимались по лестнице.

— Георгий Витальевич? Да никакой. Вялый и безынициативный работник… — пренебрежительно ответил учёный и добавил. — Надеюсь, что вы не такой, Анатолий Ефремович. А Гоша… Он долгое время числился у нас МНСом. Именно числился. Работой я это назвать не могу… Спал в основном, — Пётр Петрович замедлил шаг, задумавшись. — И… Когда я расставил в лесу капканы на своих бывших коллег… Забавно. Я даже не удивился, что попался именно Гоша. Он всегда был таким несобранным недотёпой. Правда, полагаю, теперь, если снова приладить к нему недостающие части и дать время, он смог бы регенерировать. Молекулы примут своё изначальное положение, как разбитая чашка склеивается из осколков при обратной перемотке. Вот только его голова осталась… Ну, это не важно…

— Вы поставили капканы на своих коллег? — переспросил Толик.

— Ну, да. Мне же нужны были объекты для опытов.

Парень хотел было продолжить мизантропические философствования мыслью о том, что некоторые способны приносить пользу только после смерти, но его отвлёк доносящийся сверху шум.

— Слышите это? — схватил он за рукав Петра Петровича.

— Электромагнитное эхо… Наверное… Не знаю. Иногда мне кажется, что я слышу даже какие-то голоса.

— Да нет же! Ломится кто-то!

Оба поспешили на первый этаж, где и правда уже ходила ходуном забаррикадированная входная дверь. Из закрытых кабинетов было слышно, как кто-то бьёт в железные решётки на окнах.

Определённо сотоварищам Безголового Гоши снаружи наскучило валяться без дела, и теперь все они вновь собирались под стенами института.

— Вы понимаете, Анатолий Ефремович? Понимаете, в чём вся разница? — громко спросил учёный, перепрыгивая через две ступеньки и пытаясь перекричать нарастающий грохот. — В направлении термодинамической стрелы времени. Всё дело в ней! В этом разница между ними и нами. Мы можем умереть, а они уже не могут. Мы едим, чтобы жить, а они живут, чтобы есть… Эти две системы не смогут долго существовать одновременно. Хаос живой материи или упорядоченность мёртвой плоти. Мы или они! И они не остановятся, если мы их не остановим. Слышите?!

Уже со второго этажа послышался звук бьющегося стекла. Кажется, зомби карабкались наверх прямо по наружным стенам, опираясь друг на друга и цепляясь за кирпичи.

— Да! — ответил Толик, несясь следом и перепрыгивая сразу через две ступеньки..

— Надо снова запитать разрядник… Установим его на крыше и подключим… Возможно, у нас получится снова раскачать всё… Для хаотических систем есть такое понятие…

Пётр Петрович не успел договорить свою фразу, потому что одна из дверей, выходящих на лестничную клетку, с треском вылетела, прижав его к стене. Из коридора на лестницу повалила толпа мертвецов.

Глава 33. Точка бифуркации

где творится настоящий хаос: Фагот и Пётр Петрович сохраняют самообладание, Лёня и Петров навсегда прощаются с прошлым, а Валя пробует себя в роли ведущей детской передачи

Снаружи творился какой-то хаос. Сторонний наблюдатель мог бы подумать, что сбывались самые мрачные эсхатологические пророчества, предвещающие апокалипсис. Вся площадка вокруг института заполнялась плотными рядами мертвецов. Они напирали на двери, дёргали оконные решётки, забираясь на спины и головы друг друга, лезли на стены. Здание, словно гигантскими муравьями, начинало покрываться тёмными человеческими фигурами. Похоже, на этот раз, зомби решили собрать все свои силы, чтобы, наконец, добраться до засевших внутри людей.

Вот кому-то удалось зацепиться за карниз под окном второго этажа. С одного удара вылетели стёкла двойного стеклопакета. Разрывая кожу об осколки, по первому мертвецу, как по лестнице в окно полезли остальные. Выводящая в коридор хлипкая кабинетная дверь не представилась для них существенным препятствием.

«Время упущено. Оборудование — спасительный разрядник Теслы — на четвёртом этаже. А ведь его ещё нужно подключить и вывести на рабочие режимы. Это крах!». Так думал Пётр Петрович, прижатый к стене полусорванной с петель дверью.

В этот момент зомби уже преградили Толику путь наверх и оттеснили его в угол лестничной площадки. Закрываясь одной рукой, другой он успел схватить с подоконника узкий кусок какой-то увесистой деревоплиты, очевидно, фрагмент древней офисной тумбочки, с торчащим в сторону болтом, и теперь яростно молотил им по головам нападавших. Под ударами, теряя вместе с глазами и зубами остатки человеческого облика, мертвецы, впрочем, не собирались останавливаться. Окровавленные лица с чёрными глазницами, отваливающимися мотлохами кожи и обнажившимися белыми костями черепов, всё ближе подбирались к загнанному в ловушку человеку.

Чувствуя, что ещё немного и толпа просто его раздавит, Пётр Петрович всем телом навалился на дверь, потом с трудом подпёр её одной ногой, выкроив себе сантиметров десять дополнительного пространства, как глист извернулся на этом пятачке и, сумев чуть поднять своё оружие, дал бесшумный залп прямо сквозь деревянную поверхность. Устремившийся через доски поток рентгена выкосил сразу ряд мертвецов, которые как кегли посыпались на пол перед Толиком.

— На крышу! Провода… Тащите быстро! — услышал он голос учёного и, перескочив через обездвиженные трупы, стремглав бросился вверх по лестнице.

«А теперь проверим, как долго перезаряжаются конденсаторы», — подумал Пётр Петрович и вышел из-за двери навстречу следующей волне зомби.

* * *

Лязгнув своей квадратной мордой, «Камаз» легко выдернул из земли старый шлагбаум у институтской парковки, смял его и, не сбавляя скорости, начал проталкиваться через толпу мертвецов. Из-под колёс слышался хруст ломающихся костей и противный влажный звук лопающихся черепов. Грузовик несколько раз развернулся и сдал назад, утюжа человеческие тела, чтобы расчистить место. Следом на асфальтовую площадку перед зданием, поблёскивая округлыми боками длинной цистерны, медленно вкатился бензовоз. Обе машины застыли, отрезав главный вход от основного скопления надвигающихся зомби.

— Что-то тут не особо безопасно, — выкрикнул Фагот, включая насос и перебираясь из кабины на цистерну. — Считаете, ваши друзья ещё живы?

— Да! — уверенно и так же громко ответил Леонид из «Камаза».

— Ну, тогда попробуем их спасти…

— Ещё неизвестно, кто кого будет спасать, — пробормотала Валя, сидящая рядом с Лёней, но тот, кажется, не заметил этого скепсиса.

Тем временем росгвардеец уже размотал шланг с кустарно прикрученным к его концу сужением на манер брандспойта, открыл шаровый кран и щёлкнул зажигалкой. Яркая струя оранжевого пламени вырвалась на свободу и полилась на головы живых мертвецов. В холодном воздухе столбом повалил чёрный дым, унося к небу запах бензина и горящего мяса.

Лёня, не целясь, несколько раз пальнул по окружающим «Камаз» мертвецам. Голубоватые вспышки электростатических пуль выгрызли в их рядах небольшие бреши.

— Смотри! — Валя указала пальцем на разбитое окно второго этажа, куда уже заползали зомби. — Они так доберутся до них!

Леонид кивнул и первым выскочил из кабины.

— Давай, запускай! Я прикрываю!

Девушка, привстав на колесо и зацепившись руками за край, легко перебралась через борт и скрылась в кузове грузовика.

— ИстФак! — рявкнул Фагот, продолжая поливать огнём зомби всё подходящих со стороны леса. — Отсидеться решил?! Давай быстро к ребятам со своими пшикалками! Внешний периметр я удержу.

Петров вылез из бензовоза с парой картонных коробок, заполненных разномастными баллончиками с автомобильной краской, освежителями воздуха и лаками для волос. На полусогнутых ногах, словно по нему собирался кто-то стрелять, он подбежал к Лёне и задал наиглупейший вопрос:

— Ну что делать-то?

— Сам не видишь?!

— Ты же у нас командиг’,— скривился Петров.

— Тогда слушай сюда, умник, — Леонид крепко схватил историка за грудки, его голос сделался вдруг необычно твёрдым. — Твоя задача не сдохнуть. Вместе наши шансы повышаются. Сейчас жгёшь тех, кто будет ближе всех. Остальных мочу я, если успеваю перезарядить пистолет. Прикрываем Вальку, пока она запускает генератор, а потом входим в здание. Ясно?!

— Ясно.

— Вот и давай… Чтобы не погасло.

Лёня отпустил Петрова и начал шарить в карманах своей куртки. Спасительных патронов у него было не так много, а, значит, в институт следовало вернуться как минимум за оставшимся в подвале ящиком. Тем более, что у этого интересного оружия обнаружился ряд безусловных плюсов. Электрический заряд «выключал» оживший труп одинаково действенно в независимости от того, куда именно произошло попадание. При Лёнином весьма слабом навыке стрельбы это становилось просто решающим фактором. К тому же, в качестве приятного бонуса импульс накрывал от двух до четырёх мертвецов, стоящих рядом, тем самым превращая револьвер в некое подобие дробовика.

Пока Петров с двух рук выливал на мертвецов горящее содержимое своих баллончиков, распространяя аромат апельсина и лаванды, Леонид натолкал в барабан ещё семь патронов и бросил взгляд на здание института. Там, на четвёртом этаже по-прежнему мерцал свет, но внутри не было заметно совершенно никакого движения. Часть зомби, никак не реагируя на внезапно появившихся людей, продолжали штурмовать кирпичное строение. Только это давало надежду на то, что люди внутри всё ещё живы.

— Валя! Ну скоро там?! Надо выручать Толяна! — поторопил Леонид девушку.

— Да сейчас! Сейчас!

Лёня прищурил глаз и медленно навёл пистолет на мертвецов, ползущих по стенам. Терять драгоценные патроны не хотелось, но будет намного хуже, если зомби заполонят все этажи и подвалы института. Вместе с единственным другом и странным учёным погибнут и все надежды на спасение. Лёня выстрелил один раз. Потом ещё два. Чёрные обездвиженные фигуры посыпались со стены, навалившись кучей на тех, кто пока ещё шевелился. Внизу образовалась беспорядочная свалка из мёртвых тел, из-под которой вверх тянулись окровавленные руки и корчащиеся лица. Но Лёня не обращал внимания на эту жуткую фантасмагорическую картину. Сейчас он силился разглядеть в окнах хотя бы незначительный намёк на живое человеческое движение. И даже такая кратковременная потеря бдительности сразу же аукнулась: в руку студента впился зубами какой-то длинноволосый рокер. Только толстый синтепоновый рукав спас парня от серьёзной травмы. «Интересно, когда он был страшнее: до смерти или после?» — успел подумать Лёня перед тем как с силой ткнул нападавшему в глаз дулом и нажал на спусковой крючок. В стороны полетели кровавые брызги и фрагмент затылочной кости с длинными немытыми волосами. Зомби моментально ослабил хватку и упал в снег.

— Петров, ё* твою за ногу! Я думал, ты меня прикрываешь! — вскипел Леонид, но вдруг увидел, что тот стоит совершенно неподвижно, безвольно опустив руки и уставившись вперёд.

Лёня практически сразу понял, что послужило причиной такого замешательства. В трёх шагах от Петрова виднелась фигура слишком знакомая обоим студентам. Внутри Лёни что-то дёрнулось и оборвалось, ведь он узнал её. Это была Кристина… Её светлые стриженные чуть завитые на концах волосы. Её большие подведённые тушью голубые глазюки. Её родинка на щеке. Даже мертвенная бледность и губы, застывшие в неестественной улыбке, больше похожей на гримасу, не портили её. Это точно была она. Его Кристина… Или уже не его? Лёня снова посмотрел на остолбеневшего Петрова.

«А, может, и хрен с ними? — внезапно посетила Леонида зловещая мысль. — Как там? Пока смерть не разлучит вас…»

* * *

Толик с трудом выволок на лестницу треногу и закреплённый на ней разрядник. Состоящий из массивных катушек, он и без того был тяжёлой ношей, а вместе со штативом вовсе казался неподъёмным. Цепляясь и громыхая о металлические перила, парень выгреб его на крышу и установил в центре плоской, залитой битумом, площадки. «Всё! Оставалось только протянуть питание. Где же там Петрович?»

Учёный не заставил себя долго ждать. Весь всклокоченный и помятый, он появился с огромной бабиной в руках при этом держа подмышкой своё новое изобретение, похоже уже ставшее бесполезным.

— Девять импульсов с перерывом по двадцать пять секунд до полной разрядки аккумуляторов, — сообщил он, сунув излучатель Толику. — Подержите-ка… И надо будет прикрепить ремень для удобства.

Задубевший на морозе силовой кабель неохотно раскручивался, постоянно изгибаясь петлями, как агрессивная змея. Глядя за манипуляциями учёного, студент наконец-то ощутил как же чудовищно холодно было на улице. Необычный ветер, спускающийся вертикально вниз прямо с серых облаков вместе с плотными снежинками, ударялся о здание и деревья, закручивал позёмку. Как будто желал всё вокруг пригнуть вниз, сровнять с землёй, покрыв белым саваном. В такие мгновения человек часто теряет самообладание. И даже предельно прагматичному Толику в этом снежном водовороте начали мерещиться лица, руки и целые фигуры, бестелесные души, несущиеся по воздуху в поисках тех пока ещё живых, кто вскоре должен будет присоединиться к их танцу.

Но занимающийся подключением оборудования Пётр Петрович вовсе не замечал бури. Крепко стоя возле своего прибора, оставаясь безразличным к порывам ветра и несущемуся в лицу снегу, сейчас он словно олицетворял собой само человечество: ничтожное перед размахом стихии, но невероятно сильное в своей надменной самоуверенности.

Толик помотал головой, чтобы отогнать назойливые иллюзии, не иначе как навеянные проклятыми школьными уроками литературы, и вдруг заметил мерцающее где-то внизу огненное зарево. «Неужели Лёнька?». Парень поспешил к краю крыши, чтобы посмотреть на творящееся внизу. Но не успел он взяться за проржавевший поручень и глянуть вниз, как на него что-то напрыгнуло. Существо, уже лишь отдалёно напоминающее человека, повалило Толика на спину и впилось в него своими когтистыми пальцами. Впрочем, студент сразу осознал, что это просто кости, обнажившиеся на разодранных подушечках пальцев. У этого зомби получилось взобраться по стене до самой крыши, а, значит, и другие не заставят себя долго ждать. По большей части рефлекторно, чем осознанно, Толик вжал кнопку на рукоятке излучателя. Прибор издал совсем тихий и короткий звук, еле различимый на фоне ветра, но мёртвое тело моментально ослабло. Толик брезгливо скинул с себя обездвиженного мертвеца и поднялся на ноги.

— Девять с половиной импульсов, Пётр Петрович! — громко уточнил он, невольно рассматривая зомби. Когда-то это был высокий человек, вероятно, атлетического телосложения. По крайней мере настолько, насколько можно судить по тому, что от него осталось. Истерзанное тело не просто голое, но и совершенно лишенное кожи и волос. Похоже, он довольно долго сопротивлялся, прежде чем умереть, потому что мышцы на руках и ногах были основательно обглоданы, отчего окровавленные конечности с торчащими наружу костями казались ещё более тонкими и длинными. Впрочем, возможно, это был вовсе не «он», а «она». По практически скелетированным останкам с обнажёнными рёбрами и выеденными до самого позвоночника внутренностями, Толику было затруднительно определить точно. «По крайней мере, если это был мужик, то кто-то полакомился его яичницей с сосиской» — подумал парень и, скривившись от отвращения, наконец, отвёл взгляд от тела.

* * *

Петров продолжал смотреть, как к нему медленно приближается мёртвая Кристина. Впав в какой-то ступор, он не мог ни сделать что-либо, ни даже просто поверить своим глазам. Истошный крик Леонида «Давай уже! Жги её! Жги!» остался где-то далеко, смешавшись с остальными звуками. Всё вокруг — кирпичное здание и лес на фоне серого неба, чёрные фигуры, выходящие из несущегося снега, озаряемые горящим бензином грузовики — закрутилось, слилось в сплошной хоровод из размытых пятен. Осталась только она — Кристина. И сейчас она стояла перед ним, как живая. Но была мертва.

Из этой прострации историка вывел громкий голос, возникший прямо над ухом.

— Чего ждёшь? Когда она снова сосаться с тобой будет? Так это уже вряд ли… — злобно прошипел появившийся рядом Леонид и, не дожидаясь ответа, вскинул револьвер. Помедлив секунду, которая ему самому показалась чересчур долгой, Лёня выстрелил. А следом, опять проявив непозволительную расточительность, ещё несколько раз нажал на спусковой крючок, пока не опустошил барабан и не превратил милое знакомое личико в до неузнаваемости обезображенную кровавую массу.

— Что ты натвог’ил? — еле выдавил из себя шокированный Петров. — Ты же засг’елил человека…

— Я застрелил зомби, — спокойно ответил Леонид, засовывая в наган последнюю порцию патронов. — Мертвецы оживают, но всё равно остаются мертвецами. Знаешь, а она считала, что ты, прям, мужик. В протестах всяких участвуешь, всё такое…

Он хотел добавить ещё какую-нибудь ремарку, чтобы сильнее уязвить своего бывшего соперника, но в этот момент за их спинами взревел мотор генератора. Из кузова поднялась тёмная фигура в сварочной маске, массивных варежках и с компактным инвертором, висящем на перекинутом через плечо ремне. В этом облачении, подсвеченная языками бушующего за грузовиками пламени, хрупкая Валентина выглядела поистине инфернально. Проверив, насколько легко разматывается за ней провод, она уверенно спрыгнула в снег.

— А вот и тётя Валя, — с усмешкой прокомментировал Лёня, когда девушка поравнялась с парнями, а после громко крикнул Фаготу. — Идём внутрь!

— Понял! — отозвался росгвардеец и, поплескав напоследок ещё немного бензина в наступающих из леса мертвецов, тоже догнал ребят.

— Ну, что, тёть Валь, дамы вперёд? — повторил Леонид.

— Ещё раз назовёшь меня так и этот электрод окажется у тебя в жопе, дорогой Леонид Ильич…

— А почему «тётя Валя»? — не понял ещё не оправившийся от шока Петров.

— Совсем ты оторвался от культурных кодов, ИстФак… — покачал головой Фагот. — Это ж раньше была такая ведущая передачи «Спокойной ночи, малыши». Посмотри. Просветись. Тебе по возрасту.

— Интег’есно, что вам по возг’асту?! — возмутился в ответ историк, но Валя прервала перепалку, слегка растолкав парней, и сделала пару шагов в сторону.

— Так! Ладно, малыши… Глазки закрывай. Баю-бай!

Девушка подняла электрод, который держала в правой руке, и, слегка стукнув им по обрезку металла, зажатому в левой, зажгла между ними электрическую дугу. Пространство вокруг наполнилось треском и осветилось вспышками ослепительно-белого света. Зомби в радиусе пяти метров тоже повалились на землю.

— Работает! — обрадовался Фагот. — Ну вы головы, ребята! Не зря мы гену прихватили.

Разбрасывая снопы искр и аккуратно подтягивая за собой провод, Валя двинулась к зданию института. Все остальные последовали за этим гигантским бенгальским огнём, щурясь и наблюдая, как слева и справа, напоровшись на невидимую электрическую преграду, мертвецы вновь становятся мёртвыми. Но если те, что толпились на заснеженной парковке, сейчас не выглядели угрозой, то штурмующие стены продолжали с невиданной ловкостью лезь вверх, то и дело пытаясь раздолбить окна, чтобы попасть внутрь. Сквозь залепляющий глаза снег Лёня сумел разглядеть какое-то человеческое движение на фоне хмурого неба и нескольких мертвецов с двух противоположных сторон добравшихся уже до уровня технического этажа. Парень сделал пару неудачных попыток выстрелить в зомби-альпинистов, но быстро понял бесполезность этой затеи. Мертвецы один за другим перелезали через парапет и оказывались на крыше. «Неужели крепость пала?»— подумал Леонид, но в следующее мгновение над институтом зажглась вспышка, в сотни раз ярче сварочного аппарата в руках Вали. Настолько, что все люди поспешили прикрыть глаза руками. С диким грохотом небо над их головами несколько раз рассекли широкие зигзаги молний. В нос ударил насыщенный запах грозы. Как мощный, но короткий заряд дождя, раздался шум от падения тысяч человеческих тел. И всё стихло. Стих даже пронизывающий холодный ветер. И только крупные снежинки продолжили плавно спускаться с проясняющегося тёмного неба.

Валентина медленно сняла с головы защитную маску и, облегчённо вздохнув, тихо проговорила:

— Спокойной ночи, малыши…

Глава 34. Дорогие останки

в которой большинство героев наконец-то может отдохнуть и заняться любимым делом: научной работой, ненаучной лапшой, толкованием снов и прочими преинтересными вещами. И только Фагот предпочитает здоровый сон

В просторном кабинете было тихо, тепло, пахло вермишелью быстрого приготовления, ароматными копчёностями и растворимым кофе с не менее растворимыми сливками, от чего даже между старых письменных столов и металлических складских стеллажей почему-то становилось совсем спокойно и уютно. Пользуясь этой долгожданной передышкой, все собравшиеся старались отдохнуть и по большей части молчали. И только Толян пребывал в каком-то возбуждённом состоянии. Словно не находя себе места, он беспрестанно метался по помещению, то присаживаясь возле кого-нибудь на стул, то вскакивая с него, то вдруг выглядывая в окно, при этом что-то бормоча или восклицая.

— Ну, ничего! Ничего! Теперь-то мы им покажем. Пусть только попробуют завтра сунуться. Теперь-то мы можем!

— Я бы рекомендовал относиться к нашим возможностям с более сдержанным оптимизмом, коллега, — рассеянно проговорил Пётр Петрович, не поднимая головы от своих расчётов. Уже минимум часа два к ряду он работал с привезёнными Валей результатами измерений: щёлкал по клавиатуре своего компьютера, пристально вглядываясь в вырисовывающиеся на экране графики, хмыкал, делал карандашом пометки в блокноте, вносил правки в параметры, опять хмыкал, отпивал из глиняной кружки и снова возвращался к кривым на мониторе.

Не найдя в учёном собеседника, Толик ещё раз посмотрел в окно, прошёлся вдоль стеллажей с папками, вытащил одну наугад, но и там не обнаружив ничего для себя интересного, разочарованно поставил на место. Потом вернулся к столу у стены, где была организована импровизированная кухня. Заварил себе кофе и долго возился с бутылкой, из которой добавил к напитку немного коньяка.

Сделав пару глотков, он окинул кабинет ищущим взглядом. В углу у самого входа, словно сторожевая собака, спал Фагот. Устроившись на сложенном в несколько раз чехле от большого станка или другого оборудования наподобие того и подложив под голову автомат и свёрнутую куртку, росгвардеец вытянул ноги, уперся подошвами берцев в стену и казался неимоверно огромным. За столом у окна, практически как в кафе, напротив друг друга сидели Леонид и сонная Валя. Подперев рукой падающую голову, девушка молча наблюдала, как парень монотонно гремит ложкой в тарелке. Чуть поодаль на полу устроился Петров и тоже что-то лопал.

— Как ты это ешь? Там мясо копчёное есть… — проявил Толя заботушку, подсаживаясь к друзьям.

— Хотел съесть горячего… — поморщившись пояснил Лёня и продолжил поглощать свой «Ролтон».

— А чё, правда у вас там манекены двигались?

— Ну, врать мы тебе что ли будем… — вместо Лёни устало ответила Валя, уже несколько раз в красках пересказавшая Толику их приключения.

— Ну, офигеть… Значит, прав был дед про эти самые… движущиеся молекулы… — парень осёкся, вдруг вспомнив о смерти старого профессора, и поспешил перевести тему. — Кстати… Что за мужик?

Толя кивнул в сторону спящего росгвардейца.

— Нормальный, — односложно отозвался Леонид. — Полезный…

— А этот?

Лёня молча посмотрел на Петрова и только удручённо покачал головой, а потом обратился к приятелю:

— Ты сам-то чего суетишься? Решили же, что дождёмся расчётов, а там посмотрим, куда двинуть. Хватит кофе долбить. Спать надо.

— Это кофе с коньяком, — зачем-то уточнил Толян.

— А ты выпей коньяк с кофе, — посоветовала Валя, уже почти не открывая глаз.

— Да не могу я спать.

— А я посплю, — Лёня отодвинул от себя опустевшую миску. — Кто знает ещё, как завтра сложится…

Он прошёл к противоположной стене, снял с придвинутого к ней стола перевёрнутые стулья и картонные коробки, расстелил свою куртку и улёгся сверху, отвернувшись к стене.

— Вот и Гоша, наверное, спит там… — проговорил Толик, глядя на друга.

— Какой ещё Гоша? — сквозь дремоту спросила Валя.

— Безголовый, — парень задумчиво посмотрел в свою чашку. — Может и правда, коньячку жахнуть грамм сто? Ты будешь?

Девушка ничего ему не ответила. Её голова окончательно легла на стол. Разбросав длинные чёрные волосы и опустившись на свои по-школьному сложенные руки, Валя спала.

— Да ну вас… — буркнул Толик. — Какие-то вы все неживые…

Ещё раз он выглянул в окно, где тёмные человеческие тела лежали поверх белого снега, будто кто-то рассыпал целый мешок семечек, вновь открыл неподатливую бутылку и отхлебнул прямо из горлышка. А после, выбрав себе место, нажал выключатель на стене и тоже завалился спать. Небольшой круг света от настольной лампы и монитора, теперь остался только около рабочего места Петра Петровича, но, погружённый в расчёты, тот, кажется, не заметил этого.

— Зг’я мы его там бг’осили… — послышался в темноте меланхоличный голос Петрова.

— Не было других вариантов, — после некоторой паузы ответил Лёня.

— Ну, всё г’авно… Не по-людски это как-то, — историк задумался. — И вообще-то это ты г’ешил пег’еться на этот склад…

— Все согласились. Это было коллективное решение.

— Не чувствуешь свою вину?

Леонид повернулся на своём столе и, чуть свесившись вниз, сквозь зубы процедил лежащему на полу Петрову:

— А ты-то чего распереживался? Ты же у нас не любишь ментов…

— Он был… добг’ым, — смутился тот.

— Был, — согласился Леонид, снова заняв прежнее положение. — А через сутки станет одним из них… Что нам оставалось делать?

— В землю закопать и надпись написать! — из своего угла возмутился Толик. — Вы, бл*дь, кажется, спать хотели!

После этого убедительного замечания никто не произнёс больше ни слова, а некоторые уже давно видели свои сны…

* * *

Валя подняла ворот шубки. Ветер раздувал её волосы, обхватывал шею ледяными пальцами, гуляя среди мёртвых и пронизывая до костей живых. Девушка обернулась на припаркованный автомобиль, дворники которого щёлкали в гробовой тишине, как метрономы, ритмично разметая в стороны густо падающий снег. Желая подвезти друга с особым шиком, Лёня загнал «Чайку» на самую набережную. Толик, одетый в костюм благородного иссиня-серого цвета с наброшенной на плечи шинелью, явно косивший под морского офицера, вытащил из багажника пару увесистых чемоданов и вместе с друзьями пошёл к трапу.

Петроградская набережная Большой Невки в этот час была пустынной. Часа через два тут появятся жители и, кутаясь в шарфы и шапки, заторопятся по своим делам. Но сейчас лишь свинцово-серые волны беззвучно ударялись о каменные стены причала и стальные борта корабельной громадины. Валя подняла голову, чтобы лучше рассмотреть тёмный силуэт. Даже после модификации крейсер был узнаваем: всё тот же прямой как лезвие нос, вертикально уходящий в воду, те же три здоровенные трубы. Только две зачехлённые решётки фазированных антенн да пара крестообразных мачт над ними, почему-то сейчас напоминали девушке гигантские надгробия и кресты на могилах. Отогнав от себя эти пугающие образы, она спросила:

— И как ты поплывёшь на этом?

— Пойду, — улыбнулся Толик. — Моряки ходят, а не плавают. На новых физических принципах это будет довольно быстро. Вжух! И мы уже в Филадельфии. Почти как филадельфийский эксперимент. По крайней мере, так утверждает Гоша.

— Безголовый Гоша? — уточнила Валя, отчего Толян сразу же громко заржал.

— Только не называй его так при нём. Он очень обидится, — парень сделал паузу и посмотрел на приятелей. — Ладно. Давайте уже прощаться, прощелыги!

Лёня крепко обнял друга и долго хлопал по спине.

— Не прощаемся. Понял?!

— Ты меня на «понял-понял», не бери! Понял? Ладно вам… Недельку-другую… Туда-сюда… Смонтируем ретрансляторы и назад.

Тем временем по сходням спустился мрачный матрос. Услужливо забрав у Толика чемоданы, он чуть хмыкнул и скрылся внутри судна так же молча и тихо, как и появился. Но под его по-ухарски сдвинутой набок пилоткой Валя успела заметить широкое пулевое отверстие в самом виске.

— Госспади, да у него тут все безголовые… — поделилась она своим волнением.

— Не надо судить людей по дырочке в голове, — строго возразил Леонид, наконец, выпуская друга из объятий.

— Так… А целовать меня кто-нить собирается или нет?

Валя нежно чмокнула Толю в холодную щёку.

— Фу, ледышка… Натуральный покойник. Хоть бы застегнулся! И от тебя коньяком разит…

— Да много ты понимаешь… Это парфюм такой, — снисходительно усмехнулся Толик. — «Чампака Абсолют, Том Форд».

С корабля раздался резкий и протяжный гудок, нетерпеливо напоминающий, что пора отчаливать.

— Торопят меня…

Толя ещё раз посмотрел на друзей. Он собирался добавить ещё что-то, но из громкоговорителей, установленных на радиорубке, заиграла знакомая мелодия, безошибочно ложащаяся на слова: «Оу, сэй кэн ю си…»

— Ну, правда… Что за головы дырявые? Трек перепутали. Я же хотел, блин, «Прощание славянки»… Всё! До встречи! — Толик взбежал по сходням на палубу. — Как там? Поехали!

Парень картинно махнул рукой. И корабль, будто сразу подчинившись этой команде, весь затрясся, пошёл рябью, которая бывает в дрожащем горячем воздухе над костром, сам стал размытым и невесомым и растворился в голубой вспышке. На его месте не осталось даже брызг. Только свинцово-серые волны продолжали тихо ходить между каменными стенами набережной. Девушка зажмурилась…

* * *

Когда Валя открыла глаза, солнечный свет бил из всех окон, рассекая широкими золотыми лучами пыльный воздух кабинета. Её тревожили такие странные сны. Слишком реалистичные, чтобы быть простым отражением фантазий, нагромождением из впечатлений. О чём они? О прошлом? О будущем? Валя не понимала этого. Но самое страшное, что она не могла понять, проснулась ли она?

Девушка подошла к окну и, с трудом повернув заевшую от времени ручку, настежь раскрыла облупленные деревянные рамы. Внутрь с улицы ворвался свежий морозный воздух. Вдыхая его полной грудью, она снова закрыла глаза, хотя теперь уже совершенно точно знала, что не спит.

— Вот чо тебя в такую г’ань подняло… — послышался сзади зевающий голос Петрова. — Смог’и-ка… А куда всё пг’опало?

— Просто погода наладилась, — всё ещё щурясь от солнца, блаженным голосом ответила девушка.

— Да нет же… Ты глаза-то откг’ой! Мег’твецы… Куда они все делись?

Валя неохотно посмотрела вниз, ожидая увидеть там следы вчерашней бойни, но там и правда ничего не было: только два «Камаза» на институтской парковке, местами закопчённые стволы деревьев и снег. Слепящий своей белизной снег, искрящийся на солнце.

* * *

Пробираясь через толпу мёртвых людей вслед за Мариной, Вексель вдруг ощутил необычную тревогу. В сгущающемся со всех сторон тумане, в рядах бредущих куда-то тёмных фигур, было невозможно понять, что конкретно это было. Но какое-то незримое волнение вдруг охватило всех вокруг и старому вору передалось это ощущение. Дочь крепче сжала его руку своими холодными пальцами и обернулась.

— Папа!

Её чуть мутные, но по-прежнему такие родные и живые глаза, вдруг наполнились невыразимым ужасом.

— Что? Что такое, Мариша? — полушёпотом спросил вексель, прижал к себе дрожащую девушку и стал гладить по голове, как много раз делал в её детстве.

— Больно! Как больно. Они чувствуют это… И я тоже, — зашептала девушка, вжавшись в папино плечо.

— Что случилось? Скажи, что болит?

— Вспышки… Они становятся сильнее. Они причиняют боль, — Марина посмотрела на отца. — Мы почти пришли… Нам только нужно подняться наверх. Это не так сложно. Ты должен спасти меня, папа! Всех нас…

— Хорошо. Хорошо, девочка моя. Ты же знаешь, я никому не дам тебя в обиду, — прошептал Вексель, всё так же продолжая гладить её по волосам.

Пытаясь сориентироваться в пространстве, он вдруг заметил впереди странную серую громадину. Бетонный конус, уходящий куда-то вверх. Некоторое время уголовник силился сообразить, что бы это могло быть, но когда запрокинул голову вверх, то сразу всё понял. Прямо перед ним уходил ввысь и терялся среди желтоватых облаков силуэт Останкинской башни.

Глава 35: Пятая гармоника

где герои полным составом отправляются покорять столицу, которая встречает их яркими огнями, делают новые физические открытия и неожиданно попадают на встречу выпускников

За окном вагона под монотонный стук колёс проносился зимний пейзаж. Войдя в резонанс с этим стуком, в стакане позвякивала ложка, а сам стакан — в подстаканнике с выдавленным логотипом «РЖД». Сидя в плацкарте на своей сложенной боковушке, Валя думала, о том, как же всё в мире оказывается взаимосвязано, и как часто это ускользает от человеческого сознания. Даже храп Толика, расположившегося на верхней полке, казалось, входил в такт с общим ритмом этого покачивающегося железнодорожного микрокосма, несущегося куда-то в холодном белом пространстве.

Пустой поезд сейчас не пах ни пылью от перетрясаемых матрасов, ни варёными в крутую яйцами, ни свежими огурцами из запасов проголодавшихся пассажиров, но представлялся самым спокойным и безопасным местом, в котором только могли находиться люди. Высоковольтные провода надёжно защищали электричку от мертвецов, а может даже от их нечеловеческого чутья. Несколько раз на пролетающих мимо станционных платформах Валя видела бесцельно шатающиеся тёмные фигуры. Она уже научилась узнавать издали этих усталых и растерявшихся существ, не способных понять, зачем и кто их вдруг воскресил.

На столике завибрировал смартфон. Часы-будильник — наверное, единственная функция, которой теперь он мог быть полезен. Не желая никому помешать, Валя торопливо отключила сигнал, но, кроме неё самой, никто не обратил на него внимание. Петров беззвучно спал на своей полке в соседнем боксе, а у столика напротив Фагот и Пётр Петрович всё так же о чём-то беседовали вполголоса, склонившись над распечатанной картой. Валя подождала ради приличия ещё пару минут, а потом потрясла Толика за свешивающуюся сверху руку.

— А?! Ты чего? — проснулся парень.

— Ничо. Просыпайся. Иди смени Лёньку. Твоя очередь.

— Напугала, блин… — недовольно проговорил парень, спуская ноги и ловко спрыгивая вниз. — Иду я, иду…

— Да, смотри, не спи там!

Подумаешь… Поезд сам едет. Это же не автомобиль, чтобы рулить. Стрелки мы в депо проверили. Прямиком доберёмся.

— Ой, иди уже…

Толян натянул свои кроссовки и нехотя поплёлся в сторону локомотива, а минут через пять оттуда пришёл Лёня.

— А вот и наш дорогой Леонид Ильич, — в очередной раз съехидничал Пётр Петрович, завидев студента. — Давайте к нам. Как генералиссимус, так сказать, оцените… Мы тут накидали диспозицию.

— Я вот думаю… — произнёс парень, подсаживаясь к учёному и росгвардейцу, — раз этот ваш эпицентр действительно там, значит, это всё… нечто рукотворное?

— Ничего это не значит. Может какой-то естественный процесс вроде огней Святого Эльма, или что-то вроде местного разлома земной коры… А вообще, приедем и разберёмся.

— Вот смотри, — перешёл к делу Фагот и ткнул пальцем в карту. — Через час мы окажемся здесь. От станции до точки метров шестьсот по прямой. Можно пойти по проезду, но так чуть дальше. И тут справа, видишь, он идёт аккурат вдоль кладбища. Это меня смущает с точки зрения тактики. А можно ломануться напрямик через дубовую рощу. Видишь, и тропинка по диагональке есть. И кладбище остаётся правее. Но потом всё равно придётся слева обходить «строение 3». Выйдет почти тож на тож. Но мне так кажется безопаснее.

— Шестьсот метров… Ну, я вас умоляю, — перебил его Пётр Петрович. — Над нами высоковольтная линия! Импульсом мы положим всех в радиусе двух километров!

— А как же рост интенсивности по закону квадратов? Сами же говорили… Кто знает, что там творится рядом? Может, у нас у всех мозги закипят и мы сами в вурдалаков превратимся?

Учёный хотел привести ещё какой-то аргумент, но Леонид остановил спор.

— Пойдём по прямой. Естественно или рукотворно, но мертвецы уже на машинах кататься умеют. По лесу они не проедут, и нам, в случае чего, свалить проще будет.

На этом обсуждение и закончилось.

* * *

Короткий состав из пары пассажирских вагонов и грузовой платформы со скрежетом затормозил на станции. В иные времена это был довольно оживлённый узел, где останавливались неторопливые поезда дальнего следования, а их скучающие пассажиры могли наблюдать, как резво проскакивают мимо красно-белые подмосковные электрички. Сейчас всё вокруг было тихо и безмолвно. Лишь за плотной пеленой желтоватой дымки, в которой с трудом просматривались очертания телебашни, ощущалось какое-то невидимое движение. Зато сейчас Валя очень отчётливо слышала в голове собственные мысли, словно кто-то проговаривал их за неё. Кто-то другой, а не она сама.

Но как только на платформе зажёгся трансформатор Теслы, странное эхо сразу замолчало. Дымка вокруг стала на глазах оседать и таять.

— Ну, вот и всё… Можно идти, — удовлетворённо произнёс Пётр Петрович, глядя на своё искрящееся детище, а потом, заметив, появившегося на перроне Петрова, спросил. — А вы что же, батенька, с нами изволите? Я думал, что вы будете сторожить наш бронепоезд на запасном пути…

— Нет, я пойду, — покосившись на Лёню, тихо, но решительно, сказал историк. Воспользовавшись моментом, Валя тут же повесила на него свой, взятый на всякий случай, сварочный аппарат. После чего все двинулись в сторону башни.

Покинув территорию железнодорожной станции и пройдя по небольшой асфальтовой дороге между обнесёнными решётчатой оградой строениями и каким-то бетонным забором, вся компания оказалась на входе в аккуратную дубовую рощу. Скорее небольшой уютный парк с, хоть и скрытыми под слоем снега, но довольно-таки цивильными дорожками.

— Слишком просто, — нахмурился Фагот, глядя на прямую аллею, за которой уже виднелись корпуса телецентра. Пётр Петрович только хмыкнул и первым зашагал к зданиям своей размашистой походкой. Рядом с ним уверенно двинулись Лёня и Валя. Следом на небольшом расстоянии друг от друга: подозрительно вглядывающийся в пространство между деревьями росгвардеец, несколько растерянный Петров и, напротив, слишком расслабленный Толик.

Несмотря на окружение таких бравых спутников, студенту-историку было не по себе. Чёрные деревья, в голых ветвях которых гулял холодный ветер, колыхались и дрожали на фоне неба, как чьи-то зловещие руки с длинными когтями. Буквально сутки назад он видел, как пластмассовые истуканы оживали, превращаясь в безжалостных солдат. Кто знает, какие инфернальные силы приводили всё в движение? И на что они ещё могли быть способны? В общем-то Петров никогда не считал себя склонным к мистицизму и часто едко подшучивал над религиозной общественностью. Но и заумные объяснения Петра Петровича и Лёни не особо его убеждали. Поэтому сейчас никакие шутки не могли заглушить в нём возникшего из глубины души панического первобытного страха.

Внезапно он почувствовал, как ветки-пальцы тянутся к нему, хватают, волочат к себе… Высунувшись прямо из земли, они обвили историка, сжали, как гигантские змеи, начали тащить в стороны, силясь разорвать на части.

— Господи! Сделайте что-нибудь! — послышался голос Вали. — Стреляйте уже!

— Куда? Я могу зацепить его! — так же криком ответил Лёня, с трудом целясь в извивающийся клубок веток, в середине которого стонал окровавленный Петров.

Сзади к жуткому чудовищу подскочил Толик и вонзил свою циркулярку в покрытое корой щупальце. Историк уже не видел этого, только слышал звук пилы и отчаянный крик:

— Держись! Держись, бл*дь!

Сучья выкололи ему глаза, и теперь лицо заливала обжигающе горячая кровь. Несколько веток проткнули живот насквозь, начали распатронивать внутренности. Последнее, о чём он успел подумать в своей агонии, что сейчас его, наверное, утащат под землю, чтобы прорастать своими корнями внутрь тела, заживо выпивая все соки.

— Нет! — непроизвольно вскрикнул Петров, ощутив, что кто-то тянет за ремень сварочного аппарата, и наваждение пропало.

— Ну ты и ссыкун! — расхохотался Толик. — Лямку поправь. Уронишь.

— А? Да. Хог’ошо.

— И штанишки. Тоже подтяни.

Тем временем дубовая роща осталась позади. Пройдя по обледеневшим подъездным дорожкам, вереница людей обогнула вытянутый корпус «строения 3», и оказалась прямо перед Останкинской башней. Тут им открылось действительно впечатляющее и пугающее зрелище. Вся площадь была заставлена военной техникой. Минимум парой десятков танков и бронетранспортёров, бронированных машин росгвардии, согнанных в большом количестве грузовиков, автобусов и легковых машин. Всё это было аккуратно выстроено и опоясывало здание в центре несколькими, словно прочерченными по циркулю, кругами обороны.

— Охе*еть! — не удержался Толя и, достав телефон, заснял грандиозную панораму. — Это будет покруче, чем тик-ток августовского путча. Потом только музычку подложу…

— Совсем дурак? Нашёл время… — с осуждением посмотрела на него Валя.

— Ну, а чо? Не будь занудой! Когда ещё такое увидишь, — Толик решительно взял девушку за плечо, развернул в кадр и сделал совместное фото. — Вот! На память. Это тебе не е*учее «солнышко в руках» или «пирамида на ладошке», — он довольно улыбнулся. — А ты Лёнька, селфиться будешь?

Леонид ничего не ответил другу. Сейчас он в тревожном ожидании смотрел на замершую впереди армаду.

— Полюбуйтесь. Вот она ваша полиция, армия… — сказал Пётр Петрович снескрываемым пренебрежением. — Полагаю, они даже не успели осознать, с кем воюют.

Только сейчас Валя и Толик обратили внимание, что вся земля между грозными машинами была усеяна трупами.

— Зачем они все были здесь? — спросила девушка.

— Очевидно защищать то, что находится внутри, — ответил учёный.

— От кого?

— От нас, — Пётр Петрович выдержал некоторую паузу и показал на верхний ярус башни. — Согласно ваших замеров и моих расчётов, эпицентр располагается вон там — на высоте 385 метров.

— Пг’ямо в г’есто’ане? — удивился Петров.

— Нет, милостивый государь… Ресторан находится ниже. А на этой отметке располагается лаборатория грозовых разрядов. Вот туда мы сейчас и направимся…

— А это безопасно? — осторожно уточнил историк.

— Гарантирую.

Протискиваясь между бортами машин и перешагивая через мёртвые тела, люди направились ко входу в башню. Похоже, кто-то и правда готовился к серьёзной обороне. Среди бывших в оцеплении мертвецов было много основательно вооружённых бойцов. «Страшно представить, что случись, если бы всю эту ораву в одночасье не положил электромагнитный излучатель. Тогда никто не смог бы подойти к эпицентру даже на километр. Разве что подлететь по воздуху. И то вряд ли, ведь и аэродромы давно, должно быть, захвачены мертвецами».

Так размышлял Лёня, идущий впереди группы с зажатым в руке револьвером. Но от мыслей его отвлёк громкий трескучий хлопок, вдруг донёсшийся откуда-то сзади из-за деревьев. Все обернулись. Кажется, что-то произошло на станции. Над дубравой показался небольшой дымок.

— Гарантия закончилась, — прокомментировал Пётр Петрович. — Трансформатор накрылся. Давайте быстрее внутрь.

— Что?! Это же ловушка! — завопил Петров.

— Мы давно в ловушке… Внутрь! — скомандовал Лёня, последовав за учёным.

Прежде чем присоединиться к другу, Толя запрокинул назад голову и снова посмотрел вверх. Туда, куда им предстояло подняться. Вокруг, как игла пронзающего небо, шпиля мгновенно начали сгущаться чуть было поредевшие облака. В зарождающемся вокруг башни атмосферном вихре парню вновь почудились какие-то кружащиеся призрачные фигуры. Но он, поморщившись, мотнул головой и тоже зашёл в здание. Замешкавшись, Валя с ужасом заметила, как на руке мёртвого солдата, пока что беспомощно валяющегося прямо у застеклённых дверей, дёрнулись пальцы. Фагот бросился к бойцу и снял с его пояса несколько гранат — «Теперь точно пригодятся» — а потом затолкал внутрь и девушку, и оцепеневшего Петрова.

* * *

Фойе Останкинской башни оказалось погружено в полумрак. Ни потолочные светильники, ни красивая подсветка, в изобилии выставленная у разнообразных экспонатов на тему развития отечественного телевидения, не работали. Впрочем, никого сейчас не интересовали исторические экскурсы. Намного важнее был вопрос — отключены ли лифты. К счастью, они оказались в рабочем состоянии. Пропустив вперёд всех своих спутников, в кабину зашёл Пётр Петрович и нажал на кнопку «337».

— После реконструкции стало посовременнее. Раньше всем управлял диспетчер, — с довольным видом пояснил он, на мгновение превратившись в экскурсовода. — Так что нам везёт.

— Да уж, везёт, — тихо пробурчал Петров.

Тем временем лифт уже сорвался с места и понёсся наверх, создавая довольно ощутимую перегрузку, от которой у Вали даже заложило уши.

— Это пассажирский лифт, — продолжил учёный. — А наша цель, скорее всего, находится на технических уровнях. Это выше, и туда у туристов доступа нет…

— Прорвёмся, — со всем своим неисправимым оптимизмом кивнул Толик.

На застеклённой смотровой площадке так же было темно. Петров лишь на секунду осторожно глянул вниз, где вокруг башни виднелась по-прежнему неподвижная военная техника и сотни человеческих тел и, резко отшатнувшись в сторону, сразу последовал за остальными в помещения ресторана. Впрочем, там всех привлекли не обновлённые интерьеры со столиками и креслами в стиле ретро-минимализма, а небольшая запертая дверь с многозначительной табличкой «служебное помещение». Недолго думая, Фагот со всей силы двинул в неё своим военным ботинком. Слабенький замок крякнул и пропустил незваных гостей внутрь.

В тёмном узком пространстве вверх уходила лесенка с металлическими ступеньками, а несколькими пролётами выше дорогу преграждала ещё одна дверь с уже более внушительной надписью «Посторонним вход воспрещён». Попинав и её, и, кажется, ощутимо ушибив плечо, росгвардеец сдался.

— Ну, я не знаю… Взрывать будем?

— Да погодите вы… — вылез вперёд Толик и включил свою болгарку. От массивных металлических петель вниз посыпались светящиеся искры.

— Ну, это надолго, — оценил Фагот объём работы и спустил вниз по лестнице в ресторан. — Позовёте.

Петров, закашлявшись от дыма тлеющей краски, наморщил нос и последовал за ним. Снаружи продолжал сгущаться туман. Вскоре весь величественный вид, открывающийся на город из панорамных окон ресторана, оказался подёрнут желтоватым маревом, и походил больше на выцветшую фотографию со страницы старой газеты.

Грустно поглядывая на этот унылый пейзаж, Фагот несколько раз пересёк помещение ресторана и хотел уже было присесть в одно из кресел, но сквозь визжащий звук болгарки вдруг услышал какой-то другой посторонний шум. Росгвардеец насторожился, снял автомат с плеча и тихо проговорил.

— Давай, ИстФак, заводи свою шарманку…

Только тогда Петров сообразил, что привлекло внимание Фагота. За металлическими створками грузового лифта заработал механизм. Кто-то поднимался наверх. Студент метнулся по помещению, суматошно пытаясь обнаружить электрическую розетку, но так и не успел сделать этого. Двери лифта открылись и оттуда уверенно вышли трое вооружённых людей в форме. В первую минуту Петров даже обрадовался, решив, что это, может быть, полиция. Наверное, впервые он не отказался бы вдруг быть упакованным ментами в пативэн. Главное, оказаться в безопасности, пусть и снова в отделении. Но по лицу Фагота сразу стало понятно, что тот вовсе не рад так неожиданно появившимся коллегам. Перед ним, хоть и с изрядно покорёженным, но вполне узнаваемым лицом стоял Витюня.

— Признал, что ли? — чуть скривился он, попытавшись улыбнуться.

— Ты что ли… Живой? — выдавил из себя вопрос росгвардеец.

— Ага. В некотором роде.

— Ведь я же тебя…

— Убил… — договорил Витюня за Фагота. — Это вряд ли. Сколько ты там в меня раз выстрелил-то? Целую очередь, небось, в башку всадил?

— Да.

— Вота ведь как расстарался, — покойник всё-таки смог сложить на лице подобие язвительной ухмылки. — Вся башка в крошево… Но ты не волнуйся. С кем не бывает. Тем более, ты ж потом к Зинке с повинной заявился: каялся, переживал… Как же! Застрелил боевого товарища! Оставил бабу без кормильца, — Витюня перестал нагловато усмехаться. — Ну, как видишь, всё в порядке… Никто на тебя зла не держит.

— И как это?…

— Да вот так. Подобрали меня на той улице какие-то ребятки. Не знаю, как их звать. И мозги мои собрали, и черепушку. Сляпали всё вместе, как уж смогли. Пакетом обмотали. И оттащили в ближайший подвал под теплоцентраль. Там таких, как я, много было кучей около труб свалено. И так почти в каждом подвале. Не особо церемонились, конечно, но и на том спасибо. Так я в этом подвале и одыбал. Кровь, правда, больше не течёт, хоть ножом режь… И жрать не хочется. Только знобит иногда. А так, видишь, даже рожа развороченная почти зажила. И, понимаешь, очень уж я этим ребяткам благодарен теперь… В другой раз я бы там так и сгнил, как бомж какой-нибудь. Но не теперь… Теперь времена-то другие.

— Какие же? — не спуская глаз с внезапно ожившего сослуживца, спросил спецназовец, осторожно отступая назад.

— Известно какие… Вон у своего дружка спроси. Как оно говорится? Когда живые позавидуют мёртвым, — Витюня многозначительно замолчал. — Да ты чего автоматом-то в меня всё тычешь? Одно же дело делаем… Служба-то наша. Она никуда не делась. Ты же наш…

— Ну, это вряд ли… — покачал головой Фагот. Он услышал, что за дверью служебного помещения перестала работать болгарка, и теперь просто тянул время.

— Брось, — покачал головой Витюня. — Забрал бы ты своих детишек, да шли бы вы отсюда. Никто не тронет. А тут вам находиться не положено.

— А то что же? — росгвардеец угрожающе приподнял автомат.

— Стрелять будешь что ли? Знаешь ведь, что это зря…

Не дожидаясь продолжения, Фагот нажал на спусковой крючок, но успел сделать лишь несколько выстрелов, как был изрешечён встречным огнём.

— Значит, потом договорим… — грустно вздохнул Витюня и сделал несколько шагов по направлению к служебному ходу.

Петров, при первых же выстрелах ничком упавший под стол, открыл глаза и увидел лежащего рядом мёртвого Фагота. Студент лихорадочно соображал, что же делать. Ещё мгновение и эта троица доберётся до остальных. И тогда всё… Конец. Расстреляют их в спины. А он что же? Снова зассал? Чмо бесполезное… Ну уж нет! Через секунду Петров заметил выкатившуюся на пол гранату, быстро схватил её, дрожащими руками выдернул чеку и, заорав «Бегите! Тут мертвецы!», что есть силы саданул об пол.

* * *

Взрыв сотряс внутри всю башню. По крайней мере, так показалось на лестнице, где Толя, наконец-то справился с металлической дверью. Услышав крик Петрова, он хотел было рвануть вниз на выручку, но Лёня, сразу всё поняв, остановил приятеля:

— Всё уже… Надо сваливать.

В подтверждение этих слов на лестнице послышалось какое-то чавкающее движение. Цепляясь за металлические ступени и бешено вращая обезумевшими глазами, вверх полз росгвардеец Витюня. Вся нижняя часть его тела была оторвана, и вместо ног за ним, как хвост какого-нибудь земноводного, волочились раскрученные кишки. Не дожидаясь, когда мертвец преодолеет очередной пролёт, Пётр Петрович чуть свесился через перила и, вскинув излучатель, щёлкнул кнопкой. Невидимый рентгеновский пучок мгновенно упокоил мечущуюся Витюнину душу.

Выжившие принялись практически бегом преодолевать последние 40 метров по вертикали. Но с каждым шагом этот путь становился всё труднее. Воздух в полой трубе башни, казалось, всё уплотнялся. Превращался в вязкую жижу. Натянутые, как жилы, стальные фидеры вибрировали на низкой частоте, впивающейся в голову и разъедающей мозг. Уже на трети подъёма все начали задыхаться и пошатываться. Перед глазами, словно помехи на экране ненастроенного телевизора, постоянно возникали и исчезали мерцающие белые искорки. Из них, подвешенные прямо в окружающем пространстве, то вспыхивали, то вновь расплывались неясные образы. Вдруг на очередной лестничной площадке перед измученными людьми появился явственный силуэт девочки в старомодной школьной форме. Медленно вытянув вперёд руку с растопыренной ладошкой, призрак громко произнёс:

— Стойте! Уходите! Вам туда нельзя!

В ответ учёный только нахмурился и вновь поднял свой излучатель.

— Постойте, Пётр Петрович… — почему-то испугалась Валя. — Это же ребёнок! Девочка…

— В жопу девочку! — он невозмутимо вдавил кнопку и образ рассыпался на искорки, из которых и материализовался минутой раньше.

— Голограмма? — предположил Лёня.

— Электростатическая иллюзия… — мгновенно выдал Пётр Петрович новый термин, просто потому, что должен был как-то объяснить странное явление. — Мы приближаемся к эпицентру. Напряженность поля растёт. Оно искажает наше сознание…

Ещё одна дверь, оказавшаяся запертой изнутри, поддалась Толиной болгарке быстрее. Вскрыв её, все четверо оказались внутри тёмного помещения, заставленного измерительным оборудованием. По всему полу были разбросаны куски разломанных микросхем. Из раскуроченных приборных шкафов, как внутренности, вываливались толстые связки проводов. Несколько разбитых пузатых мониторов довершали картину полнейшего разгрома. Но на экране осциллографа зеленоватой змейкой подрагивала яркая кривая, а контрольные панели какого-то радиотрансляционного оборудования помаргивали цветными огоньками индикации.

Пётр Петрович повернул широкую спинку массивного кресла на колёсиках. И тут к своему ужасу все увидели, что в нём находится труп. Худощавое мёртвое тело в мятых серых брюках и вытянутом бесформенном свитере с закатанными по локоть рукавами, когда-то принадлежавшее довольно молодому человеку — ровеснику Лёни, Вали и Толика, теперь полулежало, распластавшись одновременно устрашающе и величественно, как на троне. Тянувшийся с пола пучок проводов, расходился под ним на несколько частей, обвивал ноги, отдельными тонкими жилками проходил под кожу на руках.

— Госспади! Это же Костя! — вскрикнула девушка.

— Ты знаешь его? — удивился Лёня.

— Да… Учился со мной в школе ещё… — ответил Толик вместо Вали, рассматривая тело в свете фонарика.

— Со мной в институте, — уточнила она.

— Не удивительно, что тут такой бардак, — продолжил студент, всё ещё вглядываясь в лицо мёртвого одноклассника. — Точно Костян! Постоянно такой срач везде разводил… Даже в собственном портфеле.

— Я не хочу прерывать вашу внезапную встречу одноклассников, — вмешался учёный, — но нам предстоит как раз таки и разгрести весь этот бардак.

Борясь с головокружением и усиливающейся головной болью, он расположил на столе чемодан со своим аппаратом. Открыл его, и, вытащив мультиметр, с двумя электрическими щупами, принялся обследовать соединения и контакты на работающем оборудовании. Пётр Петрович довольно долго изучал таким образом то один, то другой прибор. Щёлкая поворотной ручкой, переключал свой измеритель в разные режимы. Вновь прикладывал щупы. Задумчиво бормоча «так-так», водил пальцем в воздухе вдоль каких-то соединительных проводов, выискивая связи и переходя к очередному щитку или панели. Наконец, он замер, устало опершись руками о стену.

— Всё ясно…

— И что же? — нетерпеливо спросил Лёня, тоже чувствуя, что скоро потеряет равновесие.

— Это действительно передатчик. Сигнал распространяется отсюда.

— Так чего мы ждём? Давайте уже отключим его к чёртовой матери! — вскрикнула Валя.

— Это не принесёт желаемого результата, коллеги… — обречённо возразил учёный.

— Поясните тогда… — потребовал Леонид.

— Дело в том, дорогой Леонид Ильич… что этот передатчик не является источником сигнала. И, следовательно, источником нашей исследовательской проблемы. Он даже не ретранслятор. А скорее набор настроечного оборудования. Ретранслятором является вся башня целиком. Она уже введена в строй и настроена на нужный режим работы. Даже полное отключение оборудования уже ни на что не повлияет. Это как огромный детекторный приёмник, который работает без батареек, получая и энергию, и сигнал от источника радиоволн.

— И где же тогда этот источник? — спросил Толик.

— А он, уважаемый Анатолий Ефремович… Везде, — Пётр Петрович грустно усмехнулся, и указал пальцем на дрожащую на осциллографе кривую. — Знаете, что это за штучка, коллеги? Это частота 32 целых и 4 десятых герца. Пятая гармоника резонанса Шумана. Стоячие волны, десятилетиями циркулирующие в ионосфере планеты без потери интенсивности. И кто-то использовал их, как несущую частоту…

— Кто?! Для чего?! — удивилась Валя.

— На благо трудового народа, — раздался тяжёлый и громкий голос, исходивший со всех сторон. Ребята обернулись и увидели, как в дверях прямо из воздуха возникла высокая мужская фигура в форме офицера НКВД.

Глава 36. Дивный старый мир

в которой всё заканчивается не самым обычным, но наиболее закономерным образом, беспорядки прекращаются, погода налаживается и каждый находит себе занятие по душе

Лёня выхватил пистолет и несколько раз выстрелил в зловещий образ, подрагивающий в воздухе. Но пули лишь пролетели сквозь призрака. Полагая, что всё, возможно, ему только чудится, парень оглянулся на своих спутников. Те стояли, как вкопанные, наблюдая за вошедшим. Тем временем офицер засунул руки в карманы кожаного плаща и как-то совсем буднично опёрся спиной о косяк двери.

— Пустая трата патронов. Они давно не могут причинить мне вреда, — голос призрака всё так же доносился, словно из потустороннего мира, но сделался чуть тише. — Вас же предупредили… Стоило подчиниться, если вы хотите уйти отсюда… — он чуть помедлил, — живыми…

— Чего вы ждёте, Пётр Петрович? Стреляйте! — выкрикнула Валя, видя, что учёный уже схватился за излучатель и навёл его на странного визитёра из прошлого.

— Бессмысленно, — покачал головой офицер НКВД. — Всё равно уже ничего не изменить. Единственное, что вы ещё можете — получить ответы. Они должны быть вам интересны…

— Это логично, — согласился Пётр Петрович. — Говорите.

— Рад, что тут есть представители технической интеллигенции. Всегда любил с ними общаться… — призрак обвёл взглядом людей. — Устройство, в котором мы находимся, имеет единственную функцию: менять ход истории. Оно не просто вызывает движение масс, но и преображает сами принципы их существования. Трансформирует общественное бытие. Можно сказать, что это воплощение идей Революции, облачённых в язык физики и электрических схем.

— Не слишком ли самонадеянно? Возомнил себя богом?! — заносчиво выпалил Лёня.

— Как максимум «богом из машины»… — призрак зазвучал устало и чуть снисходительно. — Моё сознание не имеет значения… И ничьё по отдельности. Но все вместе. Я лишь служу рабочему классу и являюсь проводником воли трудящихся.

— А если без лирики? Как вам это удалось? — твёрдо спросил учёный и в подтверждение своей серьёзности чуть повёл стволом излучателя, всё ещё направленного на офицера.

Чекист распахнул полы своего кожаного плаща, достал из внутреннего кармана портсигар и неспешно закурил. Полупрозрачный, фактически бесплотный призрак, почему-то стал выглядеть более живым, чем слушающие его люди.

— Всё, что вы видите вокруг, является финальной стадией проекта «Эгрегор», ставшего возможным, благодаря гению товарища Вернадского и успехам советской радиотехники. Его целью и задачей было освоение и использование для нужд народного хозяйства околоземного пространства, называемого ноосферой.

— Это что-то из философии, да? — перебил Толик.

— Мы занимались практическим применением этой идеи с позиции материализма… Как верно заметил товарищ учёный, в качестве физической основы использовалось явление возникновения стоячих волн сверхнизкой частоты, которые могли опоясывать всю планету, образуя тем самым информационную сферу. — Призрак выдохнул клубы дыма и в воздухе появился образ планеты с радиоволнами, бесконечно пульсирующими межу поверхностью и верхним атмосферным слоем. — Если принять во внимание электрическую природу мозга человека, мыслить его в качестве радиостанции, то открывалась дорога к прямой передаче идей в это пространство… И из него.

— Промывка мозгов? Понятно… — нахмурился Лёня.

— Отнюдь. Формирование новой формы мыслящей материи, — возразил офицер. — К сожалению, тогда наши теории поняли не все. Но перед тем как работы оказались свёрнуты, а группа ликвидирована, мы успели произвести накачку… Возможности были ограничены, но расчётами предполагалось, что надёжность хранения и считывания останется с запасом обеспечена до столетия Октября. Ждать пришлось чуть дольше. Потребовалось стечение обстоятельств и посильная помощь товарища Константина… — чекист кивнул в сторону распластавшегося на кресле трупа.

— Что вы с ним сделали? Вы пытали его? — спросила Валя.

— Нет. Товарищ Константин действовал совершенно добровольно. И самоотверженно, к тому же… Он шёл без сна и отдыха почти три дня. Не всякий человек может выдержать такое испытание. Но зато он помог запустить установку… А потом намеревался объединиться с общим полем, раствориться в ноосфере, но просто стал частью высокочастотной цепи. Печальная судьба, которая не позволит воплотиться в новом мире. Как и мне, ему суждено было остаться пленником устройства. Оправданная цена за всеобщее благо. Кажется, Константин не очень хорошо разбирался в радиотехнике…

— Зато я хорошо разбираюсь, — проговорил Пётр Петрович, бесцеремонно спихивая труп на пол и усаживаясь в кресло перед пультом.

Вытащив из чемодана связку проводов, учёный торопливо подсоединил ими своё устройство с разъёмами на приборной панели.

— Вы всё ещё желаете остановить процесс? Мне казалось, я подробно объяснил вам…

— Объяснил что? Какой, к чёрту, новый мир? Оправданная цена? Всеобщее благо? — возмутилась разгневанная девушка. — Вы хоть видели, что творится на улицах?! Люди убивают друг друга!

— Очевидно, такова человеческая природа, — офицер задумчиво посмотрел куда-то в сторону. — Вы хотите жрать, даже когда вам это не нужно. И тогда вы начинаете пожирать друг друга. Но это временные трудности. Дети разбивают носы, пока не научатся ходить, ломают игрушки, прежде чем станут ценить их… Порядок начинается с мелочей.

— Но ведь это не игрушки! Не мелочи! Вы же заставляете людей ломать и разбивать… друг друга.

— Заставляю? Нет. Впервые человеку дана абсолютная свобода… Свобода от смерти. И каждый сам решит, что с ней делать. Разница лишь в том, что теперь сама природа вещей станет для людей учителем, научит стремиться к созиданию.

— И что это значит?

— Это значит, что бытие, как и прежде, определяет сознание… И в новом упорядоченном мире каждый непременно найдёт своё место. То, для чего он нужен. Свою функцию. Не благо ли это?

— Но ведь человек — это не функция…

— Человек — это его дело. Только такое существование осмысленно. Только человеческое дело может сделать его бессмертным. Моим делом было завершение проекта «Эгрегор». Поворот колеса истории вспять… — офицер НКВД выбросил сигарету, по-военному оправился и вытянулся по стойке смирно, словно готовясь к чему-то. — Именно поэтому я сейчас так спокоен. А вы в панике… Просто спросите себя, что толкового вы сделали за прошедшую неделю?

— Помешали тебе!

Толя схватил отложенный Петром Петровичем излучатель и мгновенно распылил в призрака микроскопические частицы.

— Благодарю вас, коллега. Эта болтовня порядком меня отвлекала, — одобрительно кивнул учёный. Сейчас, сняв пальто и бросив его на спинку стула, он лихорадочно подкручивал ручки внутри своего чемодана, подсоединённого к радиопередающему оборудованию башни. Надсадный звук, от которого вибрировало всё окружающее пространство, начал постепенно глохнуть. А периодически вспыхивающие в воздухе огоньки стали тускнеть и исчезать.

— Вы сможете что-то сделать? — спросил Лёня.

— В общем и целом… Я уже умею настраиваться на их несущую частоту. Если начать воздействовать на систему в противофазе, возможно, получится ослабить сигнал…

— Глушилка. Гениально! — воскликнул ликующий Толик, уже ощущая скорую победу.

— Благодарю. Только держите дверь! Не думаю, что воскресшие товарищи оставят нас в покое…

Эти опасения оказались вовсе не беспочвенными. Сквозь постепенно стихающий гул отчётливо слушался звук нескольких десятков ног, бегущих по металлическим ступеням. С лестницы повеяло холодным воздухом. Не заставили себя ждать и те, кто высасывал это тепло ради каждого своего движения. Но как только бледные окровавленные лица замаячили в дверном проёме, Толя вновь нажал на гашетку излучателя. Рентгеновский импульс выкосил одновременно троих или четверых зомби, сразу посыпавшихся через перила и покатившихся вниз по ступеням.

Вдогонку Лёня отправил свою электростатическую пулю. Натолкнувшись в полумраке то ли на стену, то ли на чью-то голову, заряд треснул с яркой голубой вспышкой. Вновь послышались звуки падающих тел.

Дождавшись перезарядки конденсаторов, Толя опять приготовился стрелять.

— Ещё немного, коллеги, — внимательно наблюдая за извивающейся на осциллографе кривой, Пётр Петрович стал медленно поворачивать ручку настройки. В тот момент, когда пластмассовый кругляш сделал очередной щелчок, а нанесённый на него краской треугольник упёрся в среднюю рисочку на корпусе, всё вокруг стихло. Зеленоватая линия на круглом экране вытянулась в прямую. Вибрации башни прекратились. Воздух внутри уже не походил на жидкую взвесь, к нему вновь вернулась прозрачность и лёгкость. Сияние, которым он был «наэлектризован», тоже исчезло. Теперь помещение лаборатории освещалось лишь принесёнными фонарями и вспышками индикаторов. Но на лестнице всё ещё слышались торопливые сбивчивые шаги мертвецов. Новая их волна готова была прорваться через узкий дверной проём.

* * *

Толик поднял излучатель, целясь прямо в середину чёрной прямоугольной пустоты. И как только из неё появились две фигуры, незамедлительно вдавил кнопку, желая накрыть всех сразу. Но на пол в луч направленного на вход фонаря с коротким стоном упало одно тело. Только тогда студент увидел, что это была бледная, как бумага, миниатюрная девушка. На её белом фарфоровом лице с широко раскрытыми стеклянными глазами навсегда замерло удивление. Вторая фигура сразу же бросилась к ней. Крепкий старик с выбритым черепом бормотал что-то, прижимая к себе холодное мёртвое тело, словно ещё надеясь вдохнуть в него жизнь, а потом вдруг поднял свою лысую голову, посмотрел в упор на Толика и направил на него пистолет. Взгляд мужчины, полный решимости, был наполнен отчаянием и какой-то звериной ненавистью. Парень ещё раз нажал на курок излучателя. Устройство работало исправно. Он был уверен в этом, потому что внимательно отсчитывал в голове количество оставшихся зарядов и каждый раз слышал характерный звук. Но никакого эффекта не последовало. Толик опустил взгляд на подрагивающую на верхней панели стрелку, и в следующий миг ощутил, как в его живот входит пуля.

— Толя! — вскрикнула Валя, порываясь помочь упавшему навзничь другу, но мужчина осадил её.

— Стоять! А ну не рыпаться, суки! — Вексель провёл дулом пистолета перед всеми присутствующими. — Кто первый дёрнется, завалю сразу. Отошли быстро в сторону!

— Только не волнуйтесь, любезный, — примирительно согласился Пётр Петрович, медленно поднимая руки вверх и отъезжая на стуле от пульта управления.

— Вы не понимаете, что делаете… — решилась вразумить ворвавшегося мужчину девушка.

— Всё я прекрасно понимаю! Я уже раз потерял своего ребёнка… А теперь у меня появился второй шанс. Быть с дочкой… Думаете, я дам вам, падлам, отобрать её у меня?

Внезапно раздался ещё один выстрел. По всему телу Векселя голубоватой паутинкой пробежал электрический разряд. Старый уголовник пошатнулся и, бессмысленно хватаясь руками за воздух, упал наотзадок.

— Это же чудо… Настоящее чудо… Как же вы можете, суки?… — прохрипел Вексель и затих.

Пётр Петрович медленно поднялся из своего кресла и осторожно подошёл к неподвижному телу.

— Поздравляю, дорогой Леонид Ильич… Кажется, вы только что застрелили живого человека.

Уставившись на убитого старика, потрясённый Лёня выронил пистолет из дрожащей руки.

— Забавно. Вы ведь только слегка задели ему плечо. Основной эффект, судя по всему, произвёл электрический разряд. Сердчишко не выдержало… — спокойно подытожил учёный, вынимая из руки Векселя зажатый «ПМ» и подбирая с пола Лёнин наган. — Вот и всё… Как вы там, Анатолий Ефремович? Живы пока?

Толик лежал, скорчившись от боли, рефлекторно зажимая кровоточащую рану. Валя и Лёня усадили его, оперев спиной на приборный шкаф.

— Дышит… — ответил Лёня.

— Боюсь, это ненадолго, — спокойно заметил Пётр Петрович, возвращаясь за пульт.

— Ему нужно в больницу. Надо спешить! — заторопила учёного девушка.

— Думаю, спешить уже некуда… — безразлично ответил он и ещё больше вывернул ручку настройки. Кривая на осциллографе снова подпрыгнула и заплясала. По натянутым в башне фидерам опять пошла какая-то дрожь.

— Что вы делаете? Мы же собирались всех спасти… — удивилась Валя, вскакивая с места.

— Именно это я и делаю, барышня… Спасаю абсолютно всех, включая вашего друга. Очевидно, запуская физические процессы вспять, поле упорядочивает не только движение молекул, но и восстанавливает структуры тела. Реанимирует сознание. Это позволяет нашим немёртвым друзьям сначала совершать сложные действия, а потом и полноценно мыслить. Тоталитарный товарищ назвал это новой формой мыслящей материи. Слишком прекрасный эксперимент, чтобы его заканчивать…

«Вот и Петрович сошёл с ума… Кто знаете, что делает с людьми это излучение? И эти сны, как наяву… Неужели они были пророческими? Ну, уж нет…»— подумала Валя, и быстро оценив расстояние до пульта, бросилась к проводам, чтобы одним движением рвануть их что есть силы. Но учёный краем глаза заметил её движение, молниеносно развернулся на кресле и резко оттолкнул девушку. Вцепившись в пальто на спинке, она стянула его за собой, шлёпнулась на пол и снова замерла, потому что в руке Петра Петровича блеснул пистолет.

— Не думаю, что вы торопитесь перейти в новое физическое состояние, — расплылся физик в зловещей усмешке. Леонид посмотрел на него без страха, но с каким-то сожалением и серьёзно спросил:

— Считаете, что после такого количества крови ваш новый мир будет более справедливым?

— Это были оправданные страдания. Безупречный расчёт. Подумайте сами… Кто погибнет в хаосе раньше остальных? Те, кто сам является причиной проблем. Неадекватные наркоманы, опустившиеся алкоголики, бессмысленные менеджеры и побирушки всех мастей… Наименее приспособленные и полезные обществу паразиты. Чуть позже придёт время для патологических бунтарей и упёртых консерваторов. Но первыми, конечно же, сдохнут хипстеры. Останутся только те, кто действительно на что-то способен… — Пётр Петрович откинулся на спинку кресла с таким самодовольным видом, по которому стало очевидно, что он имеет в виду себя. — Помните, один чудак говорил, что нужно развиваться не революционно, а эволюционно. Ну, тогда мы все должны гордиться, что прошли этот естественный отбор.

— И что будет с остальными?

— Полагаю, они найдут себе применение… Под моим чутким руководством, разумеется.

— Заставите их менять для вас лампочки? — презрительно уточнил Лёня, кивнув на светящийся в чемодане супергетеродинный передатчик.

— Бесполезно менять лампочки. Надо менять всё… — учёный продолжил серьёзно. — Мёртвые сделают то, на что не хватило воли живым. Построят мосты и дороги. Восстановят заводы. Да мало ли ещё чего… Когда человек не стремится к саморазрушению, он способен достичь любых вершин. Реализовать самые великие мечты… — он вдруг подмигнул поникшим ребятам. — Да не кисните, коллеги! Мы прекрасно поработали на этой неделе. Осталось решить, чем заняться на следующей. А пока… Можете быть свободны. Не переживайте об Анатолии Ефремовиче. Вы же знаете, я умею заботиться о научных сотрудниках… Если хотите, возьмите пальто.

— Спасибо. Будем мечтать, о чём-нибудь великом, — огрызнулась Валя.

Лёня подал ей руку и помог встать, молча посмотрел на учёного, на лежащего у стенки мёртвого Толика, а потом всё-таки поднял с пола модный шерстяной реглан и протянул дрожащей девушке.

— Держи пальто… Пошли домой.

* * *

Бронетехника медленно выезжала с площади. Оборванные и запылённые люди организованно садились в автобусы. Они уже не выглядели опасными, но, кажется, ещё не до конца понимали, что происходит. Лёня постарался глазами найти в толпе Фагота, но так и не увидел никого похожего. Скорее всего, и его, и Петрова, и Витюню, уже утащили куда следует. По крайней мере, ни одного неподвижного трупа на площади уже не было.

Вместе с небольшими группками расходившихся по домам жителей, молодые люди беспрепятственно обогнули «строение 3» и свернули на уже знакомую аллею. Никто не обращал на них внимания, как обычно и бывает на улице в потоках незнакомых друг другу прохожих. Но Валя почему-то ощущала себя пустым местом. И Лёня, похоже, чувствовал то же самое, потому что большую часть пути они проделали в полном безмолвии.

Не разговаривали они ни на станции, ни когда запускали поезд в обратный путь, ни даже уже находясь в вагоне. За округлым окном снова замелькали заснеженные сосны, укрытые снегом поля, запорошенные одинокие станции. Только через несколько часов, когда на горизонте появились знакомые очертания радиотехнического завода, непривычно высвеченного яркими огнями, девушка прервала молчание.

— Смотри, завод заработал… Я его только закрытым и помню.

— Значит, теперь пригодится, — ответил Леонид, а после добавил. — Почти уже приехали.

— Да.

— И куда ты собираешься?

— Не знаю, — Валя пожала плечами. — Может, к родителям соберусь, наконец. Узнаю, как они там…

— В смысле: живые или?… — уточнил Лёня и сразу осёкся, сам испытав неловкость от своего вопроса.

— Или мёртвые, — кивнула девушка. — Какая теперь уж разница? Родители всё-таки…

На вокзале с момента отъезда ничего не изменилось. На путях стояли замерзшие поезда, ветер задувал позёмку на ступеньки в подземных переходах. Пройдя по гулким коридорам и преодолев холодный зал ожидания, ребята оказались на привокзальной площади.

В небе над домами постепенно начинало светать. Между облаков то тут, то там пробивались золотистые солнечные лучи. Похоже, кто-то продолжал подкручивать ручки, настраивая этот мир. Валя вдохнула колючий морозный воздух, и в её мозгу тоже вдруг стало удивительно ясно и светло, как никогда раньше. Так, что она даже изменилась в лице.

— Думаешь, всё наладится? — спросил Леонид, заметив это спокойное и почти блаженное выражение.

— Надеюсь, что да. А ты?

— А я… Надеюсь, мы тоже сделали то, что были должны.

— Но ведь… Он психопат…

— Может и так… Но он учёный. И знает, что делает. И потом, если не Петрович, то кто?

В кармане у парня подал сигнал смартфон.

— Вот и интернет заработал. Жизнь продолжается.

Лёня вытащил из кармана порядком застывший корпус и нажал на уведомление в телеграме. В окне открывшегося чатика появились две фотографии: девушка в противогазе с подписью «Зацените! СЛОН!» и та же героиня, но уже на совместном сэлфи с весело смеющимся парнем.

— Какая же козлина всё-таки! — улыбнулась Валя и на её глазах появились слёзы.

Округлая площадь и выходящие с неё улицы постепенно оживали. Куда-то проехала громыхающая кузовом древняя «полуторка». Современный автобус выгрузил на остановке каких-то людей и поехал дальше замыкать петлю своего маршрута. На бульваре появился сутуловатый дворник и принялся сгребать снег большой фанерной лопатой.

— Закурить есть? — спросил он у Лёни, когда ребята поравнялись с ним, и, получив отрицательный ответ, пояснил. — Голова болит, будто неделю не просыхал.

И стыдливо поправил шапку, под которой виднелась огромная запёкшаяся рана в проломленном черепе.

— Зато, день-то какой, гляньте… — продолжил дворник, явно испытывающий потребность в общении. — Красота! И, прям, есть желание поработать… Вот вы студенты, небось?

— Студенты, — подтвердил Лёня.

— Значит, грамотные… Вот, как думаешь, с чем я обычно работаю?

— С лопатой… С метлой.

— А вот и нет! — обиделся дворник, — Я работаю с эстетикой! Моя метла — что кисть у художника. Просто инструмент. А я гармонизирую окружающее пространство. Трансформирую реальность. Понял, оно как?! А я вот недавно понял. Не знаю как, но понял. Учиться тебе ещё и учиться, студент.

Оставив философствующего работника ЖКХ вместе с его работой, молодые люди неторопливо пошли дальше по бульвару. Только Валя на секунду обернулась, зачем-то пожелала дворнику на прощание: «Будьте здоровы» и вдруг увидела до ужаса знакомую фигурку. По параллельной дорожке шла маленькая девочка в розовом комбинезоне и растерянно оглядывалась по сторонам.

— Говорят, у мёртвых бывают незавершённые дела… — задумчиво проговорил Лёня. — Интересно, как у живых? Вот, что теперь?

— Попробуем сделать что-нибудь толковое… — ответила Валя и, перешагнув насыпанный дворником сугроб, подошла к ребёнку.

— Ты потерялась, да? Не бойся. Давай, мы поможем найти твою маму…

Деперсонализация

Автомобиль утыкается мордой в сугроб. Мелкий снег засыпает лобовое стекло, стоит только остановить дворники. Я сижу молча, прислушиваясь к равномерному урчанию мотора. А когда вот так погружаешься в собственные мысли, то часто задаёшься неожиданным странным вопросом: кто ты и где.

Конечно, я помню своё имя, понимаю, что нахожусь в своей машине и знаю, в какой точке города я её припарковал. Но я говорю о чём-то большем, чем простое запоминание сведений. Об ощущении. О самосознании. Восприятии всех этих фактов здесь и сейчас. Забавно, но большую часть времени, мы не испытываем этого. Жизнь течёт вокруг нас, как фильм. Мы переходим дорогу, жмём руку знакомому, отвечаем по телефону, гладим собаку, ударяемся мизинцем о ножку стола. Но всё это — не более чем супер-натуралистичное кино. Набор ярких впечатлений. Аттракцион виртуальной реальности в луна-парке с американскими горками. Ведь ни в один из этих моментов мы зачастую даже не понимаем: это я, это происходит сейчас и со мной. Не думаем об этом. С самого рождения мы вовлечены в окружающий мир, но совершенно отчуждены от самих себя.

* * *

Наверное, это начинается в тот самый миг, когда вы, покинув утробу матери, открываете свои глаза. Вы пытаетесь собрать воедино мысли внутри вашего пока что маленького мозга, чтобы ответить на эти простые вопросы. Кто я? Где я? Вы пытаетесь мучительно. Не имея возможности говорить, вы кричите. Каждый раз, погружаясь в сон без ответов и вновь пробуждаясь с этими вопросами. И в тот момент, когда вы, кажется, уже близки к нахождению себя, вам показывают первую погремушку. Такая яркая, громкая и интересная — она целиком и полностью приковывает к себе ваше внимание. В вашей жизни потом будет ещё много разных погремушек. Одни подарят родители, другие навяжет общество, третьи вы станете покупать себе сами. Всё — лишь бы не возвращаться мысленно к этому первобытному страху неизведанного. Кто я? Где я?

Как ни странно, ко мне оно впервые вернулось в школе. В месте, где вроде бы должны избавлять тебя от лишних вопросов. Где мир обязан становиться проще и понятнее. Может, дело в моём пытливом уме. А может, в чём-то ещё.

Учился я далеко от дома и каждый день был вынужден ездить на автобусе в центр города и обратно. Жизнь тогда ещё не баловала подростков обилием гаджетов с большими экранами, поэтому единственным развлечением была возможность молча смотреть в окно. И я смотрел, оставив за границами своего восприятия и разговоры в салоне автобуса, и его покачивание на неровной дороге, и даже те предметы, которые проносились перед моими глазами. Где я нахожусь? В набитом автобусе. Что со мной происходит? Я еду в школу. Точно так же как и вчера. И точно так же поеду завтра. Тогда как в настоящий момент я могу понять разницу между прошлым и будущим, если всё кажется спланированным заранее. И почему? Разве это кому-то нужно? Кому? Концепция наличия высшего разума уже тогда казалась мне нелепой. Может, людям самим удобно создавать для себя спрогнозированную последовательность действий, чтобы каждый раз не задумываться, что делать в следующий момент? Так я размышлял, будучи подростком и глядя на улицу из окна переполненного автобуса.

Тогда мне и пришла в голову идея одного эксперимента. Даже не так. Сначала возникло неосознанное желание, а уже потом мозг, проанализировав это, сконструировал подходящее рациональное объяснение.

Почему бы не нарушить привычный ход вещей? Сделать нечто, выходящее за рамки обычного. Нет. Ничего преступного или вызывающего. Ничего такого, что хоть как-то повлияет на окружающих людей. Вероятно, что это даже не будет замечено. Взять и просто выйти на случайной остановке. Не потому, что хочется прогулять уроки. Не потому, что нужно куда-то ещё. Даже не из духа противоречия. А просто так! Выйти там, где тебе не нужно. Пойти куда-нибудь по улице. Увидеть места, самые обычные места, которые ты при этом никогда не видел. Просто потому, что они никогда не были нужны.

Но пока я думал обо всём этом, силясь представить эти самые обычные, но удивительные места, автобус уже приезжал на мою остановку. И я выходил. И шёл своим привычным маршрутом.

Удивительно, что сейчас, по прошествии лет, я прекрасно помню тот день и тот момент озарения, вплоть до запаха истлевающих резиновых автобусных поручней, который надолго остаётся на руках. Но тогда я уже на следующий день забыл обо всём. И о философских вопросах, и о мысленном эксперименте. Вернее, тогда он так и остался исключительно мысленным. Растворился в потоке ежедневных событий.

Второй раз я вспомнил о нём намного позже, когда был студентом и учился в институте. Да, тогда мне тоже приходилось каждый день ездить через весь город на общественном транспорте, но старые мысли и переживания возникли вовсе не там. Я никуда не ехал. Нигде не скучал. И ни о чём не думал. Проснувшись утром, я пошёл в ванную, начал умываться, окунув лицо под струю ледяной воды, и, взглянув в зеркало, не узнал своего лица. Оно не было другим или новым, как если бы я увидел незнакомого человека. Но я вдруг понял, что совершенно не соотношу себя с ним. Не потому, что моё лицо мне не нравилось или, наоборот, нравилось. Это был не критический взгляд на себя и не внезапное откровение, вроде неожиданно появившегося прыща на носу. Дело вовсе не касалось самооценки и внешности. Очевидно, в этот момент моё внутреннее ментальное представление о себе было слишком далеко от того, что я воспринимал органами чувств. Казалось, какая-то часть личности, давно сформированная внутри, неким образом прорвалась вовне и, получив временный доступ к картинке, удивилась. Состояние продлилось не больше минуты. Мимика, возможность полностью контролировать выражение лица, стекающие по лицу холодные капли — мгновенно вернули всё на места: я — это я. Но своеобразное послевкусие такого секундного помешательства осталось. Проклятые вопросы снова ярко зажглись в растерянном разуме. Кто я? Где я? Естественно, не найдя на них никакого оригинального ответа, я просто занялся делами. И они снова исчезли, как и всегда.

Воистину, наша сумасшедшая жизнь является лучшим средством от ненужных размышлений и пространных рассуждений. Нескончаемый поток дел и проблем, словно специально создан для того, чтобы у человека не было возможности остановиться. Иссякает же он вдействительности только тогда, когда заканчиваются силы. Это очень короткий, почти незначительный момент перед тем, как уснуть, когда сознание, наконец, отключается от насущных забот и успокаивается. Слишком ничтожный миг свободы между сном и бодрствованием, чтобы посвятить его каким-то по-настоящему важным мыслям.

Я много раз пытался поймать этот микроскопический интервал времени. Прожить сам процесс перехода. Лежал в темноте, прислушиваясь к своим ощущениям: тяжелеющим векам, наступлению расслабленности в мышцах, замедлению сердцебиения. Самое главное и сложное — не возвращаться мыслями к текущим проблемам, не переставать контролировать себя здесь и сейчас, иначе засыпаешь, не замечая этого.

Возможно, именно этого мне и не стоило делать. Даже самые невинные психологические эксперименты порой оборачиваются неожиданными и даже странными последствиями. Я до сих пор не знаю, сломалось ли что-то в моей голове. Или оно было сломано всегда, а я только выявил это. Факт лишь в том, что после моих экспериментов, граница сна и бодрствования вдруг размылась. И это было довольно естественно. Студенческая жизнь кипит. И сначала не спишь целыми сутками, стараясь ничего не упустить и не желая ни от чего отказываться. Потом твой организм начинает откровенно бунтовать против тебя. Ты вырубаешься часто в неподходящем месте и в неудобной позе, чтобы проснуться на незнакомой станции метро или на пустой остановке в четыре часа утра, когда весь город спит. И на следующий день валяешься в кровати, пробуждаешься уже сильно после полудня и не можешь сообразить утро сейчас или вечер. Часы и календарь перестают существовать для тебя в такие моменты. И снова возникают те самые вопросы. Кто я? Где я? С ними остаёшься один на один в пустой комнате общаги. И если ты воскрес в ней из чёрного пустого забытья, это очень большое везение. Обрывки вчерашних дел и планов быстро возвращают в реальность. Манипулируя ими, мозг мгновенно собирает вокруг пазл окружающей действительности. Беда только в том, что это не мой случай. Примерно с пяти лет я прекрасно помню свои сны. Да, порой они очень спутанные, размытые и не такие яркие, чтобы было возможно восстановить всю хронологию. Но это не помешало мне довольно рано сделать одно удивительное открытие. Все мои сны, так или иначе, связаны друг с другом. Это далеко не случайный набор фантазий и образов, навеянных внутренними переживаниями, событиями прошедшего дня или просмотренным фильмом. Начну с того, что это всегда очень реалистичные сны. Нет, не достоверные по меркам нашей жизни. В них часто творятся странные фантасмагорические вещи, но все они происходят не в каком-то вымышленном мире. Засыпая, я попадаю в окружение, где сочетаются элементы привычной мне реальности. Места, где я бывал. Дома, которые я видел. Улицы, по которым я ходил. Часто, расположенные за тысячи километров друг от друга, во сне они оказываются совсем близко. Перемежаются с абсолютно выдуманными объектами вроде впечатляющего размера дамб, высоких мостов или огромных труб, уходящих вдаль. Возможно, дело в бедности фантазии, но всё это собирается и склеивается воедино, образуя какой-то завораживающий город из моих воспоминаний. Я знаю расположение и назначение зданий, знаю их интерьеры. И я легко узнаю их, когда захожу внутрь. Часто вплоть до самых незначительных деталей: звуков, скрипов, шероховатостей разных поверхностей, запахов… Пространство сна словно готовится моим мозгом для того, чтобы в дальнейшем разыгрывать в нём какие-то сюжеты. Оно населяется знакомыми мне людьми. Живыми и мёртвыми. С теми, с кем я почти не общался или, напротив, провёл много времени. Большинство из них не были и даже не могли быть знакомы в реальности. Впрочем, я и сам вне зависимости от своего возраста могу представить себя во сне то ребёнком, то подростком, то уже вполне зрелым мужчиной. И каждый раз оказываюсь вовлечён в какую-то прожитую или совершенно новую для меня историю, наполненную всеми этими пространственными нестыковками и анахронизмами.

Так в одну из ночей мне приснился тот самый автобус. И я сам. Подросток, едущий через весь город в школу. И зарождение немотивированного желания выйти вдруг на неизвестной остановке. И вот я уже продвигаюсь через переполненный салон. Чувствую вибрации металлического пола на неровной дороге, слышу дребезжание, вдыхаю запах старых прорезиненных поручней. Наконец, я выхожу на неизвестной мне остановке, чтобы пойти по неизвестной улице неизвестно куда. Я улыбаюсь. То ли тёплому солнцу, то ли своему внутреннему счастью от того, что у меня всё получилось. И просыпаюсь, потому что это самое солнце слепит через окно. Кто я? Где я? Я снова проспал.

Порой мне кажется, что во сне я вижу всю свою жизнь, в которой время и пространство просто перестали работать так, как нужно. Где на годы останавливается золотисто-тёплый августовский вечер или неделями с серого неба идёт нескончаемый холодный дождь. И, тем не менее, там всё предельно понятно. Там никогда не мучают никакие неразрешимые вопросы. И вот я ложусь на знакомый диван в знакомой квартире, чтобы проснуться точно там же, не понимая, уже проснулся или ещё нет. И вопросы возникают вновь. Кто я? Где я? Признаться, временами меня даже посещала мысль, что явь и сон в моей голове однажды были перепутаны местами. И то солнечное тёплое место, где собраны все мои друзья и родственники, где все дорогие места расположены на расстоянии пары кварталов и не нужно никуда спешить — это и есть самая настоящая реальность. Не зря же я возвращаюсь туда каждый раз, как только засыпаю. Не зря же я всегда помню о ней в мельчайших деталях.

Забавно, что и там мне иногда снятся тревожные кошмары, но самым страшным всё равно остаётся момент пробуждения. Стройные картины оборачиваются расплывающимися образами и состоянием внутренней пустоты. И повисают старые вопросы. Кто я? Где я?

Но я опять подставляю лицо под водяные струи, встречаюсь глазами со взглядом человека, отражающегося в зеркале. Кем бы я ни был, сейчас мне просто нужно ехать на работу.

Я снова делаю это ежедневно. Снова пересекаю город, глядя на него через стекло. Теперь то лобовое стекло автомобиля. Но по большому счёту ничего не изменилось. Я делаю привычные повороты на привычных перекрёстках. Останавливаюсь на привычных светофорах, ожидая, когда по привычному переходу проходит привычная толпа. Иногда мне кажется, что я узнаю идущих в ней людей. Не удивлюсь, если это и правда одни и те же люди. Ведь они, как и я, делают одно и то же каждый день. Зачем? Глупый вопрос. Человек должен работать. Мы участвуем в общественном движении. Заставляем функционировать экономику. Жаль, что сидя в кабинете и занимаясь подготовкой очередного отчёта, я не ощущаю ровным счётом никакого движения. Я не чувствую никакой деятельности. Внутри меня не остаётся никакого значимого результата. Мои глаза смотрят в экран, но в какой-то момент проваливаются сквозь него. Просачиваются мимо букв и цифр, становящихся размытыми и неважными. Мысли улетают мимо этой реальности, раз за разом устремляясь в пространство снов. Туда, где прежними остались школьные друзья. Где одновременно живы и старики, и дети. Где самые дорогие и памятные места находятся за ближайшим поворотом. Где происходят необычные вещи и удивительные путешествия. Где бесконечно долго тянется тёплый августовский вечер. И где я свободен.

Каждый раз, когда я думаю об этом, мне хочется осуществить свой старый детский эксперимент. Повернуть не туда. Что это изменит? Кто знает? Может быть — всё? Но я раз за разом еду по знакомому маршруту. Там находится моя работа. Работа, приносящая стабильность и уверенность в завтрашнем дне. Кажется, в вечной погоне за этим я потерял что-то более важное. Себя.

* * *

Я глушу мотор и выхожу из машины. Я долго хотел её, но теперь она мне больше не нужна, как и постоянное погашение автокредита. Несколько шагов по сугробам и сзади остаётся узкая полоска аллеи, идущей вдоль поля. Я разжимаю руку и отпускаю в снег сумку с макбуком и рабочими документами. Они очень ценны и важны. Но не мне. Мне просто тяжело носить их каждый день, ведь они давно превратились в кандалы. Я выхожу на заснеженное поле, волоча за собой потяжелевшее пальто. Это очень модное и дорогое пальто. Того же бренда, что носят топ-менеджеры нашей компании и сам генеральный директор. Неадекватно дорогостоящее для одежды. Я сбрасываю его в снег, а заодно избавляюсь от навороченного смартфона. Это последняя вещь, связывающая меня с так называемым современным миром. У меня больше не осталось ни одной мечты, которую я пытался купить за деньги. Ни одной вещи, через которую я хотел выразить свою индивидуальность. Ни одной погремушки. В действительности они просто воровали мою свободу.

Расправив плечи, я вбираю в грудь свежего морозного воздуха и делаю шаг. Снова и снова. Это тяжело, но ото всего остального я устал ещё больше. Впереди только огромное белое пространство, через которое несётся снег. И единственное, что я теперь хочу, это упасть в него. Неподвижно лежать, ощущая, как он засыпает меня сверху. И засыпать самому. Уснуть… И, наконец, проснуться. Это единственное, что я сейчас могу сделать по-настоящему.

Когда он вернулся

Недавно поймала себя на мысли… С тех пор как он вернулся, я всё время стараюсь вспомнить — каким он был раньше. Пытаюсь уловить неощутимую разницу. Цвет волос, глаз, запах, щетина на щеках, суховатая кожа на пальцах — всё это никуда не делось. Все наши общие привычки, слова, воспоминания, шутки — на месте. Вот только улыбка куда-то исчезла. Её место заняла другая эмоция. Но не грусть… Что-то иное.

* * *

Он вернулся ночью. Я уже не находила себе места. Задержаться на работе было обычным делом. Но каждый раз он успевал предупредить меня — звонком, сообщением в чате, голосовушкой… И потом незримо присутствовал онлайн. Забавно. Зелёный кружок возле аватарки горит — значит, всё в порядке. Только теперь я понимаю, как всё это глупо.

Прошёл час, другой… Сообщений не было. Несколько раз я порывалась написать сама, но останавливалась. Возможно, какое-то совещание с его назойливыми директорами. Это такие люди, для которых в принципе не существует понятия конец рабочего дня или выходной. Они живут на работе и хотят, чтобы все остальные делали точно так же. А скорее всего — даже не понимают, что может быть по-другому.

В любом случае, когда я уже начала серьёзно волноваться и решилась написать, то вдруг обнаружила — связи нет вовсе. Ни интернет, ни мобильная сеть не работали. Все мои чаты и каналы затихли. В мессенджерах бесцельно вращалась иконка соединения. Наверное, какой-то глобальный сбой… Авария. Так я решила успокоиться, но чувство тревоги только усиливалось. В голове беспрестанно крутилась мысль — что-то случилось… Что-то случилось… Что-то случилось… А когда я выглянула в окно, то даже проговорила это вслух. Несмотря на поздний час, в небе ещё виднелось какое-то необычно яркое свечение. Дома и деревья на противоположной стороне, выезд со двора, детская площадка — затянуты парообразной дымкой, какая обычно образуется при внезапной оттепели. Вот только никакой оттепели и в помине не было. С серого чуть мерцающего неба сыпал снег. Скрывал следы людей и машин, покрывая их белым саваном. Чтобы кроме этой ровной белизны ничего не осталось. И никого…

Звонок домофона, хриплый и сдавленный, словно прорвавшийся через помехи, заставил меня облегчённо выдохнуть. Ничего не спрашивая, я нажала кнопку и взялась открывать дверь. Через минуту на пороге стоял он. В одном только офисном костюме. Без тёплых вещей. Весь покрытый снегом.

— Что случилось? Где ты был?

— Просто… шёл.

— Шёл?! А что с машиной? И где твоё пальто? — вопросы сыпались из меня один за другим, но он, никак не реагируя, молча проковылял в комнату и сел на диван. В его походке было нечто странное. Очевидно, каждое движение давалось с большим трудом.

— Боже мой… Какая я дура! Ты же валишься с ног… Ложись. Отдыхай. Завтра всё расскажешь.

Я настойчиво привалила его головой на подушку и принялась стягивать с него туфли. Предназначавшиеся исключительно для кабинета или салона авто, сейчас они совершенно задубели от мороза.

— Я не устал… — ответил он, не сопротивляясь моим действиям и укладываясь на диване, как есть, в одежде. Машинально я потрогала его лоб, предполагая, что тот должен быть горячим, но ощутила только ледяной холод.

— Да ты весь продрог! Сейчас! Подожди…

Я торопливо достала из шкафа старое тёплое одеяло, наполнила грелку и, применив всё это к своему пациенту, села рядом.

— И не спорь со мной. Тебе надо отдохнуть.

Он, впрочем, и не думал спорить, а неподвижно лежал под одеялом и, не моргая, смотрел в потолок на подрагивающий желтоватый свет. Вскоре и я уснула прямо в кресле.

* * *

Очнувшись, я сначала не поняла, рассвело на улице или нет. Всё то же марево и желтоватое свечение в небе. Диван опустел. Только примятая подушка на подлокотнике и одеяло, откинутое на спинку. Я посмотрела на часы, поднялась, чтобы пошире раздёрнуть шторы, и вскрикнула от неожиданности.

Он лежал на полу, прямо под окном, свернувшись калачиком и притулившись спиной к батарее. Абсолютно неподвижно и с открытыми глазами, уставившимися в пустой сумрак комнаты.

— Господи! Что с тобой? Тебе плохо? — я снова прикоснулась рукой к его голове и снова ощутила необычный холод.

— Нет. Мне хорошо, — его голос звучал очень спокойно, но отстранённо.

— Думаю, всё-таки стоит сходить в аптеку… — вслух рассудила я, хотя не была уверена, какое именно лекарство следует покупать.

— Нет-нет. Не надо, — резко поднявшись, он пристально посмотрел на меня. — Ничего уже не нужно. И тебе… там может быть опасно…

— Опасно? Что за глупости?

Он схватил меня за руку, словно желая удержать силой.

— Они не хотят причинить вред. Они вообще ничего не хотят. Просто испуганы, как звери… Или как дети.

— Кто они-то?

— Такие как я… Восставшие.

То ли от его ледяных пальцев, то ли от его слов я вся покрылась мурашками.

— Кто?

Он уставился на меня, на мгновение этот взгляд сделался почти обычным.

— Неужели ты ещё не поняла? Глупо отрицать этот факт. Я умер.

Поражённая не столько ответом, сколько лёгкостью, с которой тот был сказан, я только молча смотрела и моргала глазами. А потом, не найдя ничего умнее, предложила:

— Может, пойду и сделаю нам чаю?

Он кивнул. Кажется, поняв, что теперь я точно никуда не пойду, он сразу успокоился и опять стал отрешённым и меланхоличным, а его взгляд умиротворённым и пустым.

С этим же видом он долго мешал сахар в кружке, потом долго и медленно пил, рассматривая узор на кухонной клеёнке.

— Почему всё так произошло? — наконец не выдержала я.

— Не знаю, — пожал он плечами, но ответил так быстро и непринуждённо, будто ожидал вопроса или просто думал о том же самом. — Там снаружи что-то случилось. Что-то изменилось… В воздухе. Я проснулся и почувствовал, что какая-то сила заставляет меня подняться. Поднялся… И пришёл.

— Я не об этом… Почему ты умер?

На этот раз он задумался.

— Не помнишь? — подогнала я.

— Нет. Помню, — голос наполнился тоской. — Я устал жить. Остановил машину. Вышел из неё. Лёг в снег. И уснул.

Я смотрела на него с искренним непониманием.

— Но почему? Должна же быть какая-то причина? Ведь у тебя всё есть… Квартира, машина, работа…

— Да. У всего должна быть причина. Но в какой-то момент я понял, что у меня нет никаких причин. Нет причин идти на работу. Нет причин уходить с неё. Нет причин засыпать. Нет причин просыпаться. У человека должна быть цель, иначе… Нет никакой разницы. Он превращается в ничто. Поэтому меня ничего не держало.

— Ничего… И я тоже?

Он взглянул на меня как бы извиняясь.

— Ну, я ведь пришёл…

* * *

Привыкнуть к мысли, что человек, которого я знала долгие годы теперь мёртв, было не просто. Внешне он совсем не изменился, не проявив никаких пугающих меня признаков разложения. По всей видимости, в мире и правда происходило нечто необычное. Телефон и интернет всё так же не восстановились. За окном мерцала желтоватая дымка. Иногда откуда-то — то ли с улицы, то ли из-за стен — доносились крики и стоны. Такое не могло не пугать, но он оставался равнодушен и, глядя на его спокойствие, я тоже успокаивалась.

Посетовав на путаницу в воспоминаниях, он, тем не менее, быстро нашёл свою домашнюю одежду, переоделся, устроил себе место возле батареи отопления и уселся читать книгу. Странное занятие. Не только из-за его теперешнего состояния, но и потому, что раньше он никогда не читал. По крайней мере, так увлечённо и целенаправленно.

— Не пойдёшь завтра в офис? — задала я дежурный вопрос, оказавшийся глупым.

— Нет. Я не для этого умирал, — резонно ответил он, не отрываясь от страниц.

— Логично. Вряд ли мёртвым это нужно… Ты говорил, что снаружи опасно. Но мне-то ведь будет нужно уйти… И потом я не знаю, можно ли тебя оставить одного…

— Меня можно оставить одного. Я мёртвый, а не маленький, — он отложил книгу. — Но тебе пока не стоит никуда ходить. Там всё меняется. Дай всему устаканиться…

— Всё меняется?

— Большинство людей, которые когда-либо жили — уже мертвы. Думаешь, мир, где они воскреснут, сможет быть прежним?

— А их… много?

— Много. И с каждым днём будет больше. Примерно в две целые и семь десятых раза каждые сутки. Как говорят…

— Кто говорит? О чём ты вообще? Мы тут в полной изоляции… Ничего же не работает! — возмутилась я, демонстративно помахав смартфоном.

— Они говорят. Мёртвые голоса. Ты не слышишь? Ты не слышишь… Тут всё наполнено ими. Я стараюсь отвлечься книжкой…

В полумраке нашей квартиры в практически абсолютной тишине его объяснения казались каким-то бессвязным бредом сумасшедшего, но я всё же уточнила:

— И о чём они говорят?

— О разном… Ищут родственников. Стонут и жалуются на боль. Философствуют про какую-то заумную ерунду… Как интернет-чат. Болтают и болтают. Голова пухнет.

С недовольным видом он снова взял книгу, намереваясь продолжить чтение.

По пустой улице быстро пронеслась автомашина с сиреной. Из-за занавески я увидела удаляющиеся мигалки полицейского броневика. Через какое-то время послышались отдалённые звуки стрельбы. Похоже, снаружи действительно было не очень безопасно. Всё ощутимее переживая информационный голод без сетевого общения, я включила музыку на ноутбуке и принялась мыть посуду, тихонько поглядывая на когда-то близкого мне человека.

Раньше его нельзя было оторвать от айфона. Переписка, нескончаемое листание ленты постов, периодические смешки на комменты и мемы… Как необычно видеть его теперь неторопливо перелистывающим страницы. Возможно, из-за своих постоянных загробных голосов, мёртвые меньше любят общаться друг с другом. А может, кто понял жизнь, тот не спешит?

* * *

Мерцающий свет в небе стал постепенно ослабевать. Желтоватая дымка уже не скрывала фасады соседних домов, а только густо стелилась по земле. Все звуки на улице пропали. Окна напротив зажглись в потёках разноцветными тёплыми огнями. Наступала почти нормальная тихая ночь.

Страх от осознания, что я нахожусь в одной квартире с мёртвым телом, неоднократно сменялся скепсисом. Да, он совершенно холодный и вёл себя странно. Уже вторые сутки ничего не ел. Только пил горячее и сидел у батареи. Но разве этого достаточно? Возможно, это просто какая-то болезнь. Психическая. Нервный срыв или вроде того… Хорошо, что он не агрессивен. С наступлением вечера он перебрался на разложенный диван, улёгся вдоль него с открытыми глазами и так и лежал неподвижно.

Набравшись решимости, я подошла, села на кровать и осторожно легла рядом, с той стороны, где спала обычно, и стала внимательно наблюдать. Ни один мускул не двигался на его лице. Грудная клетка не вздымалась от каждого вздоха. Глаза замерли.

— Ты правда умер? — с трудом выдавила я из себя, борясь с образовавшимся в горле комом. — Может всё не так плохо?

— Правда, — ответил он, почти не шевеля губами.

— Не может быть…

— Всё ещё не смирилась с этой мыслью? — в его словах послышалась насмешка. — Если тебе так будет проще, я могу почаще моргать. Забываю это делать.

В каком-то отчаянном порыве я откинула край одеяла и прижалась ухом к его груди, силясь расслышать сердцебиение. Нет. Сердцебиения у него не было. Но сам-то он был. Вот же он… Смотрит. Говорит…

— Убедилась? — знакомый голос позвучал из загробного полумрака, заставив меня отпрянуть от испуга.

— Но это невозможно! Зачем? Всё так бессмысленно! — воскликнула я, стараясь не заплакать.

Он повернул ко мне голову.

— А разве много, кто ищет смысл, пока живёт? Или хотя бы задумывается о нём?

— Не знаю… Наверное, нет. А ты?

— А у меня теперь нет другого выхода… Умереть можно только раз. Ничего не осталось. Только думать и искать смысл.

Возникла долгая пауза, прерываемая лишь редким механическим движением его век.

— Считаешь, оно того стоило? — серьёзно спросила я, когда молчание сделалось невыносимым.

— Но ведь зачем-то же нас всех подняли… Может, именно для того, чтобы мы задумались? Если так… То оно того стоило.

Переборов брезгливость, я вдруг прижалась к его губам и поцеловала, ощутив холодную и суховатую плоть. А потом, вновь устроившись щекой на бездыханной груди, прошептала.

— Я всё равно люблю тебя… Понимаешь?

— Да.

— А что чувствуешь ты?

— Тепло. И свет. Ты не видишь, но тут всё время ослепительно светло. Даже сейчас. И твоя слезинка тоже светится, — холодным пальцем он смахнул каплю, зависшую у меня на реснице. Я невольно улыбнулась. Как он может видеть в кромешной тьме?

— И твоя улыбка тоже светится, — добавил он.

— Ты точно больше никуда не уйдёшь? — зачем-то задала вопрос я.

— Нет.

— Тогда давай спать.

— Мне теперь незачем спать. Но я хочу спать. Так что давай спать, — согласился он и нежно положил руку мне на голову, как поступал прежде много раз. — Завтра мы можем пойти в парк и поиграть в снежки.

— Но мы ведь не делали этого, когда ты… был жив.

— Именно поэтому.

Смена Харона, или записки доктора Мертвяго

Мерзопакостная погода стоит. Слякотная. Грязная снежная каша под ногами уже неделю как. Словно тот, кто где-то наверху погодой заведует, устал и подремать лёг. И туман этот противный. Бледно жёлтый, будто застарелое пятно на белом халате. Спускается, наползает отовсюду, из каждой подворотни.

Старенький УАЗик, пробуксовав колёсами, свернул во дворы. Врач «скорой» Харитонов поплотнее завернулся в куртку с поломанной молнией и отвернулся от окна. Его уставший взгляд скользил по привычным внутренностям микроавтобуса, стараясь нащупать хоть что-то не окончательно безрадостное. Напротив, уткнувшись в телефон, сидел стажёр Ведунов — залипал в какой-то игрушке. За рулём — водитель Коля Рыжкин — мужик лет сорока с забинтованной головой. Прошуршав бортом «буханки» по сухим веткам каких-то неопрятных кустов, он с тоской вздохнул «Э-ге-ге», остановил машину у подъезда и повернулся в салон — «Ага. Да?». Мол, привёз, куда надо.

«Приехали, Коль. Да. Жди нас», — кивнул Харитонов, взял сумку, поторопил стажёра — «Шустрее давай». Тот выскочил, сразу утонув кроссовками в снегу. Доктор вышел следом, хлопнув дверью буханки, через грязное стекло ещё раз взглянул на водителя.

Если бы не знатный отпечаток советского образования на физиономии, то в таком виде и с этими междометиями, Рыжкин точно сошёл бы за Шарикова. Подстать тачке. Из какого могильника они её только вытащили. Но, какие уж есть… Грех жаловаться. В кои-то веки бригада ездит полным составом.

Стараясь отогнать гнетущие мысли и не замечать окружающей неустроенности, медики быстрым шагом зашли в парадную.

Дверь на втором этаже была уже открыта. Их ждали.

— Быстрее. Там. В дальней комнате. Маме плохо, — молодая женщина, смущаясь, плотнее запахнула домашний халатик. Оба медика, не разуваясь, прошли, куда было указано.

— Да, нет… — задумчиво протянул доктор, склонившись над стареньким диванчиком и ещё более старой пенсионеркой, — ей уже хорошо.

Исполнительный Ведунов проверил пульс, дыхание, начал было, как учили, делать реанимационные действия, но Харитонов давно всё увидел. Бледное лицо, испещрённое глубокими морщинами, обрамлённое сухими прядями седых волос. Что-то в нём было. Нечто расслабленное, спокойное, почти блаженное. Врач тронул ассистента за плечо.

— Хватит. Всё уже.

— Она?… — молодая женщина осеклась, готовая заплакать.

— Да. Умерла, — обернулся Харитонов. — Ну, что вы в самом деле? Ну, умерла… Что же…

— Действуем по дзета-протоколу? — уточнил стажёр и, получив одобрительный кивок доктора, принялся за дело. Хозяйка квартиры, ещё не успевшая как следует расплакаться, с удивлением наблюдала, как парень достал из спортивного рюкзака моток широкого скотча и принялся быстрыми отработанными движениями связывать мёртвое тело.

— Вы ведь… Её заберёте?

— Зачем? — не понял врач и экзаменаторски обратился к помощнику. — Ведунов. Поясни порядок.

— В отсутствии черепно-мозговых травм и прочих тяжких телесных повреждений исполнение дзета-протокола не требует госпитализации и может осуществляться на дому, — он закончил связывать покойницу и посмотрел на её дочь. — Мама у вас была при памяти?

Женщина утвердительно кивнула.

— Не буйная? Боли не мучили? Кричать не будет?

— Нет…

— Ну и хорошо, значит, рот заклеивать не надо. Скоро пообщаетесь.

— Пообщаемся?…

— Да. Поговорите. Это им полезно. Быстрее в себя приходят. Но раньше третьего дня разматывать не советую. Вдруг что… Непроизвольное.

Ведунов подошёл к окну и по-хозяйски распахнул его.

— Держите маму в прохладе. Быстрее остынет и запаха меньше… — стажёр достал мобильный, сверился со временем. — Сегодня всплесков уже не будет, а к послезавтра должна намагнититься.

— Это как?

— Да это мы говорим так просто, — улыбнулся Ведунов. — Безо всякой термодинамики там, суперпозиций… Придёт в кондицию, в общем. Увидите. При первых признаках шевеления меняйте температурный режим. Окно закрываем. Перекладываем поближе к отопительным приборам. Можно обогреватель поставить.

— Укутать? — уточнила молодая женщина, окончательно успокоившись.

— Это не надо. Только мешает подводу тепла. Изнутри они не греются. Попросит чаю, или кипяточку — давайте в любых количествах, — парень сделал паузу, выдохнул, посмотрел на Харитонова. — Вроде всё сказал?

— Как по учебнику. Молодец, Ведунов. В машину! — одобрил доктор. — А вы… — он оценивающе посмотрел на хозяйку, — вслед за мамой не собираетесь?

— Я? Нет. Я пока что… Так, — смутилась она.

— Ну-ну… Звоните, если что. Вы знаете — «03» или через единый номер.

Попрощавшись, Харитонов вышел из квартиры. Делать ему тут было совершенно нечего.

* * *

Оперуполномоченный Лаврухин грустно смотрел на два трупа. На обагрённом снегу, ничком уткнувшись в чью-то заметённую снегом могилу, лежало мешковатое тело сторожа. Порванная в нескольких местах фуфайка вся в крови, ушанка съехала набок, на бородатой роже застыла страдальческая гримаса. Впрочем, с некоторого ракурса казалось, что он даже усмехался беспощадной иронии судьбы, заставившей принять смерть прямо на кладбище. Напротив нелепо распластался худощавый мужичок в не по размеру коротком чёрном костюме. Весь мокрый и грязный. Голова его была полностью раскроена ружейным выстрелом. Мозги наружу. Само оружие — охотничья двустволка — валялась тут же рядом.

Лаврухин поморщился и, сняв шапку с головы сторожа, прикрыл ею кровавое месиво, а потом обернулся к медицинскому УАЗику, припаркованному бок о бок со своим ментовским полугрузовым собратом. Экипаж «неотложки» терпеливо выстроился в снегу, ожидая, распоряжений сотрудника полиции.

— Э-ге-ге, — тоскливо выдохнул Коля Рыжкин вместе с клубами едкого сигаретного дыма.

— Ну, я не знаю… — развёл руками оперуполномоченный. — Что там у вас? Эта-бета…

— Дзета, — поправил стажёр Ведунов.

— Да неважно! Грузите их что ли…

— Ага. Да? — водитель вопросительно взглянул на медиков.

— Нет, — покачал головой Харитонов. — Будем разбираться.

— А чего разбираться-то? В покойниках? Господь разберёт своих…

— Вот именно. Тут я есть Альфа и Омега, — отрезал доктор и чуть подтолкнул вперёд Ведунова. — Действуй, юное дарование!

Стажёр в пару прыжков преодолел сугробы, очутился рядом с Лаврухиным, взглянул на убитых, огляделся по сторонам, потом снова на трупы.

— Ну, картина ясная. Гражданин Глушковский напал на сторожа, воспользовался замешательством, прокусил сонную артерию… И, судя по всему, ярёмную вену. Тот, защищаясь, произвёл выстрел прямо в лицевую часть черепа, обезвредив нападающего. После чего умер сам от потери крови.

— А откуда ты знаешь, что это Глушковский? — удивился Лаврухин. — Рожа-то в кашу.

— Следы же… Вон, если присмотреться, за кустами… Могилка разрытая, — парень прищурился. — Глуш-ков-ский. Да. Точно так на надгробии и написано.

— Глазастый! И сообразительный! — похвалил оперуполномоченный и весело посмотрел на Харитонова. — Уступишь стажёра? Нам такие в органы нужны.

— В органы… На органы… Самим нужны, — мрачно проговорил доктор, а потом громко пристрожил ассистента. — Ведунов, ты завязывай в детектива играть! Заключение давай.

— Эй! — возмутился Лаврухин. — Погодите! Раз всё так официально, то говорите, что мне-то в отчёт писать?! Непредумышленное убийство? Превышение допустимой самообороны? Неосторожное обращение с оружием?

— На лицо нарушение дзета-протокола, — со знанием дела заметил стажёр.

— Отлично! И кому за это обвинение предъявлять?

— А вот, кто этого гаврика не выкопал, тому и предъявляй. Что он вообще там делал? Тогда как ещё с 31-го ноль первого вышло указание эксгумировать всех покойников не ранее 1980-го года погребения! — возмутился Харитонов и аж плюнул в снег. — Всё! Заматывай их, Ведунов! И поехали уже! Я тут сейчас сам околею.

Ассистент кивнул, скинул с плеча рюкзак, достал скотч, принялся пеленать им пациентов.

— А что там ваш протокол про убитых говорит? — вполголоса поинтересовался Лаврухин у молодого человека, видя, что тот, как говорится, прошаренный.

— Так это не наш, а ваш, — неловко возразил Ведунов. — Приложение № 2. «Для органов МВД». Параграф 4, пункт «б»: «О формальном нарушении свободы воли». Не читали?

— Да не успел я, ну… Чего там?

— Права гражданина считаются нарушенными… Или типа того. Дословно не помню. В общем… В случае насильственной, принудительной и… Внезапной смерти не по естественным причинам. Ага. Так.

— Так может он это… Добровольно. Сам попросил себя укусить, — предположил оперуполномоченный.

— Сам-то в это веришь? — съязвил Харитонов.

— Да нет же… Ясное дело, — расстроено отмахнулся Лаврухин, продолжая рассуждать. — Не выкопали покойничка вовремя, тот в гробу зашевелился, сам вылез, ну и, видать, осерчал. Тогда… Кто у нас ответственный за своевременную эксгумацию? Директор кладбища. Найти бы его ещё… Может, он уже и сам. Того… Архивы поднимать придётся.

— Э-ге-ге… — снова вздохнул Коля Рыжкин, пустым взглядом наблюдая, как стажёр аккуратно собирает со снега в пакет кусочки развалившейся черепушки, напяливает на окровавленную голову пострадавшего Глушковского и приматывает всё тем же скотчем.

— Да зачем тебе архивы поднимать? Этот бородатый поднимется, ты у него и спросишь: и про добровольность, и про директора.

— И то правда! — просветлел полицейский. — Отзвонитесь мне, когда подъехать можно будет?

— Ха-а! — злобно прыснул доктор. — Ты думаешь, я его заберу? Возьмём только раскуроченного. А деда сейчас домотаем и тебе сдадим.

— Да куда мне-то?!

— А мне куда? У меня весь приёмный покой забит. Я мёртвых уже рядом с живыми кладу! Там такие кадры. Кто без башки. Кто без всей нижней части. А этот ворошиловский стрелок целенький! Найди родственников, спихни им. Или отвези в отделение, привали к батарее, подожди, пока регенерирует. Сразу и допросишь. Делов-то!

— Ладно… — нехотя согласился Лаврухин. — Давайте грузить тогда.

Сообразив, что уже пора, Коля с громким лязганием достал из машины носилки. При содействии оперуполномоченного на них взвалили пакетированного Глушковского. Засунули назад. Затем вернули шапку на голову укушенного сторожа. И уже без носилок, взявшись за него втроём, как за бревно, погрузили в короб полицейского «козла».

— Для надёжности, — пояснил Лаврухин, закрывая зарешёченную дверь. — Как отморозится, думаю, всё мне расскажет. Прижмём его начальничка со всей строгостью революционной законности. Как минимум административку за халатность влеплю по полной программе. Живому или мёртвому.

— Это уж точно, — поддел доктор. — У тебя и пистолетик есть…

Но полицейский не заметил издёвки, или просто решил прикинуться.

— Вы куда теперь? На вызова ещё?

— Да. Отвезём болезного и ещё в пару точек. Только Коленьку кофейком заправим, а то он что-то совсем уж побелел. Боюсь застудить, — ответил Харитонов, поглядывая на докуривающего у «буханки» Рыжкина.

— Ну, давайте! — оперуполномоченный протянул руку на прощание, а потом вдруг добавил. — Кстати, может, после смены в столовку нашу заедете? Отремонтировали недавно. Душевно там. Сегодня котлетки с пюрешкой дают. Заодно и погреетесь.

Доктор хотел было проигнорировать и рукопожатие, и приглашение. Оперуполномоченный явно старался наладить отношения, а Харитонову это не нравилось. Но тут вмешался оживившийся практикант.

— И мне можно?

— Конечно, — улыбнулся Лаврухин. — Все приходите.

Ведунов крепко пожал ему руку. Харитонов презрительно хмыкнул, опять посмотрел в сторону водителя.

— Николай, завязывай ты с куревом! Вредно же! Заводи мотор!

— А какая разница? — спросил Лаврухин. — Он же у вас уже мёртвый.

— Всё равно… — доктор задумался, а после решительно повторил. — Всё равно! Вредно, — засунул озябшие руки в карманы и молча пошёл к машине. За ним, добродушно кивнув на прощание, последовал Ведунов. Рыжкин поглядел на окурок, прищурился, словно решив что-то для себя, бросил его в снег и сел за руль.

* * *

Великая Ноябрьская Термодинамическая Революция свершилась. Снежным квантовым комом прокатилась по городам и весям. Электромагнитной вьюгой всё перепорошила. Перепутала всё. Повернула стрелы времени. Энтропийные процессы поломала. Поменяла местами всех. А может, наоборот? По местам поставила. Учёные до сих пор спорят.

Харитонов неторопливо поболтал ложкой сахар в чае. К вечеру погода за окном наладилась. Потянуло на мороз. Поганый туман рассеялся. Из-за облаков выглянуло тёплое заходящее солнце. В его лучах столовский чай в докторском стакане казался янтарно-красным. Кто-то наверху, видать, проснулся в хорошем настроении и решил заняться делами. Человек в железной башне. Есть ли ему дело до кого? Уж конечно. Без большого чувства такими делами не занимаются. Или большого бесчувствия.

Харитонов посмотрел в пустующее помещение столовой. Из всех столиков занят был только их да ещё парочка. В основном сотрудниками: в форме, но больше в штатском. Опера. И, возможно, эксперты. Так что компания «скоряка» практически не выделялась. Коля Рыжкин сидел с неестественно прямой спиной, отрешённо смотрел на закат и город за широкими квадратными окнами. Методично залив в себя шесть стаканов горячего чая, сейчас он, кажется, был совершенно счастлив. Ведунов склонился над своей тарелкой и с аппетитом уплетал котлету. В общем обстановка, как и рекламировал Лаврухин, и правда была приятной. Практически кафе. Даже девушка с выдачи ходила по залу, как официантка — собирала посуду со столов на поднос. Когда она решила заняться пустыми рыжкинскими стаканами, Ведунов отвлёкся от поедания котлет и без задней мысли притормозил за руку.

— Простите, а пирожки с капустой у вас есть? Можете принести?

— Сходи к витрине и посмотри. Оплатишь и возьмёшь. Тут тебе не ресторан! — вспылила девушка и резко выдернула руку.

— Холодная какая… — удивлённо пробормотал стажёр.

Но Харитонов успел что-то заметить и вдруг обернулся.

— Здравствуйте, Сашенька. Что же вы такая сердитая? Как ваше самочувствие?

Глаза работницы общественного питания округлились. Она с грохотом выронила поднос со стаканами из рук. Те мелодично зазвенели по полу, но странным образом не разбились.

— Харон… А ты что тут делаешь?

— Мы по приглашению, — доктор довольно кивнул на немного озадаченного Лаврухина.

— Нечего тебе тут делать и самочувствием моим интересоваться. Ясно? Хочешь знать, как оно? Вот, посмотри! Ещё вот! Видел?!

Девушка один за другим резко закатала рукава на своей водолазке, и все увидели, что по обеим её рукам от самого запястья до локтевого сгиба тянутся залепленные скотчем длинные разрезы.

— Э-ге-ге… — отреагировал Рыжкин.

— Снова не получилось? — пренебрежительно усмехнулся Харитонов.

— Пошёл ты! — шипнула девушка, быстро собрала стаканы с пола и скрылась от недоумевающих взглядов немногочисленных посетителей где-то на кухне.

— Любовь у неё… Несчастная была, — словно извиняясь, пояснил Лаврухин доктору. — Не думал только, что это ты её откачивал.

— Да, было дело… Но нас личные обстоятельства не особо интересуют.

— Ага. Дзета-протокол должен быть соблюдён, а остальное — личное дело пациента, — подтвердил Ведунов, но поймав недовольный взгляд начальника, сразу замолчал, вернувшись к своим котлетам.

— Как там она меня назвала? — переспросил Харитонов у оперуполномоченного.

— Харон. Да это наше… Внутреннее, — смутился полицейский. — Ты же у нас перевозчик в царство мёртвых. Как в мифах Древней Греции. Ну и фамилия созвучная…

— Понятно.

— Это ещё ничего! — смеясь продолжил Лаврухин. — Вот, когда наш полковник читал Пастернака, то он обзывал тебя «доктором Мертвяго».

— Ну хорошо хоть кто-то Пастернака читал… — буркнул Харитонов. — Книжками тут увлекаетесь, значит?

— А чего плохого? — растерялся оперуполномоченный. — Что ещё делать-то? Ну, в карты иногда играем, в шахматы, в домино…

— Да чего уж плохого: вино, кино и домино. И любовь, значит… Да уж… — тихо проговорил доктор под нос, погружаясь уже в какие-то собственные раздумья, а потом колко взглянул на собеседника. — Были мы сегодня после кладбища ещё на одном вызове. Мужичок там один. С работы из офиса своего возвращался, а потом вдруг вышел из машины, утопал в чисто поле, лёг в снег и замёрз там. Накатило что-то.

— Откачали?

— Нет. Сам вернулся. Дождался ближайшего волнового всплеска. Перемагнитился и домой пришёл. Идеальный покойник. Ни одного повреждения. Говорит, даже голова лучше работать стала. Тоже вот сидит теперь, книжки читает. Да это давно было. В прошлом году ещё.

— А чего вызывали тогда? — Лаврухин заинтересованно посмотрел на доктора.

— Бабёнка его… К нему собралась. Ну, а что? — доктор мельком взглянул на Колю Рыжкина. — Им хорошо ведь. Не стареют. Не болеют. На продуктах существенная экономия. Опять же никаких волнений, стрессов, неврозов там разных… И вообще настроены на какой-то добрый меланхолический лад. Да, Коль?

— А? Ага… Да, — рассеянно ответил водитель.

— Вот, пожалуйста! Ну, и бабёнка эта, значит, к нему захотела. Любовь, дескать… Попросила укольчик сделать…

— Имеет право, — снова вклинился Ведунов с набитым ртом. — Дзета-протокол предусматривает добровольный уход граждан из биологической жизни. Только свидетели нужны. Типа, как при обыске у вас, понятые… Соседи, к примеру. И расписку при них подписать по форме № 17.

Лаврухин немигая уставился на Харитонова.

— И ты что же? Укольнул?

Над столиком повисло тягостное молчание. Расправившись с едой, стажёр поднялся с места.

— Ну, спасибо. Хорошо кормят у вас тут. Вкусно! — похвалил он Лаврухина, а потом обратился к Харитонову. — Я поеду… Мне ещё курсач сегодня писать надо. Можно Николай Палыч меня подвезёт?

— Ага… — закивал Коля, не дожидаясь разрешения. — Да.

— Да валите! — махнул рукой доктор, а когда оба сослуживца удалились, и он остался на пару с Лаврухиным, спросил:

— А ты сам как? Не надумал? Перейти, так сказать, на иной план существования.

— Да не знаю я. Не решил пока, — полицейский нахмурился. — Так-то у нас много уже таких служит: дежурный, в архиве женщина одна, Сашка-буфетчица вот, опять же… Думаю ещё. Но если припрёт, то я, наверное, сам — по-офицерски… Дуло к виску — и привет.

— Ну и дурак, — холодно отреагировал Харитонов. — А нам потом твои мозги в пакетик собирать. И будешь минимум месяц ходить слюни пускать. Нервные клетки знаешь как медленно восстанавливаются… На Колю нашего глянь! Так его просто бревном зашибло. Сдавленная травма черепа, а тут пуля. Ага? Да? — для наглядности передразнил врач неотложки.

— Да понял я. Понял. Буду иметь в виду, — согласился оперуполномоченный. — Но, наверное, просто кишка тонка, поэтому до сих пор и живой. Помнишь, как оно всё начиналось, когда мертвяки отовсюду полезли? Ещё до всех ваших протоколов… Я тогда насмотрелся. Бр-р-р… Все орут, жрут, рвут друг друга. А кто помер, через сутки сам такой же встаёт. Кто ж знал, что они через два-три дня нормальными становятся? Это ведь уже потом выяснилось! А к тому времени половина уже того… Коллеги, знакомые, семья…

— Насмотрелся он… — на губах Харитонова заиграла злобная, но какая-то обречённая ухмылка. — Я своих тогда собственными руками на части разрубил и по мешкам расфасовал, чтобы не рыпались… А потом все эти мешки сутки по помойке искал, чтобы всё назад сшить.

— М-да уж… — протянул Лаврухин.

— Но не случись этого, хрен бы я на «скорую» работать пошёл. Тебе ведь моя биография известна, кого я лечил и как. Бабки, конечно, тогда я имел хорошие. А нужны они мне сейчас? Вот то-то и оно! — доктор на минуту замолчал. — Говорят, они после смерти делают только то, что им действительно нравится. Потому что уже ничего не мешает. Они освобождаются. Находят себя, что ли… И вот, думаю, мы вместе с ними — тоже. У каждого своё незавершённое дело.

Харитонов окинул взглядом окончательно опустевший зал, вздохнул, встал со стула, обменялся с оперуполномоченным коротким рукопожатием.

— Ладно… Хоть и не хочется, но домой пора.

— Нормально всё с домашними?

— Да ничего. Общаются. Вроде любят даже. Только бывает замолкают иногда, сидят и смотрят так… С осуждением. Они ведь всёпомнят. И это уже никуда не девать…

— Но теперь ведь всё хорошо, — решил приободрить доктора полицейский. — Есть свои плюсы.

— Плюсы? Наверное… Знаешь, почему родители больше всего любят мёртвых детей? Они навсегда остаются детьми.

Больше Харитонов ничего не сказал. Только запахнул плотнее куртку и исчез за двойной входной дверью на темнеющей вечерней улице. Лаврухин остался в одиночестве. Какое-то время он просто глядел в пустоту, а после сокрушённо проговорил:

— Да… Смерти больше нет. И как теперь жить-то? — и горестно опрокинул в себя остаток холодного чая.

С. Ведунов Уход за мертвецом

(практическое руководство)

Итак, в вашем доме появился покойник. Новое термодинамическое состояние старого члена семьи теперь требует особого внимания, а сам он — тепла и заботы. Сотрудник медицинской службы, правоохранительных органов или волонтёр уже познакомил вас с основными положениями дзета-протокола (если нет, вы найдёте его в Приложении № 1), но дальнейшие действия могут потребовать больших знаний. Это небольшое практическое руководство в краткой и популярной форме расскажет об основных принципах постбиологического бытия, его физических, социальных и психологических особенностях, ответит на часто возникающие вопросы, развеет популярные мифы, сделает сосуществование вас и вашего мертвеца комфортным и приятным для вас обоих.

Глава 1. Восприятие. Исторический экскурс. Покойник — тоже человек

Большую часть человеческой истории, в подавляющем большинстве культур и сообществ мёртвое тело воспринималось исключительно негативно. Даже являясь центральной частью пышных религиозных обрядов, становясь объектом поклонения, труп понимается, как нечто чуждое. В конечном итоге его следует сжечь, закопать, сохранить в недоступности, отдалении от живых людей или, как минимум, ограничить контакт с ними.

Эта традиционная, практически врождённая и вполне рациональная брезгливость основывается на простом факте: разлагающееся тело — биологически опасный материал, источник болезней и смерти, а значит — должно быть утилизировано. Циничность этой логики в каждом конкретном случае и в каждый исторический период маскировалась различными смягчающими словами и объяснениями, но сути это не меняет. И это совершенно здравый практический житейский подход.

Тем не менее, тут нужно заметить, что все житейские и до поры до времени практические подходы рано или поздно становятся пересмотрены под давлением меняющейся научной парадигмы. Так было с Солнцем, вращающимся вокруг Земли. Так случилось с мировым эфиром и теорией тяготения Ньютона. Теперь это произошло с нашим взглядом на термодинамику. Планеты не вращаются по идеальным окружностям. Движения в космосе требуют релятивистских поправок. Мы давно поняли это. Великая Ноябрьская Термодинамическая Революция знаменовала новую смену парадигмы — локальные нарушения Второго Начала возможны — тела способны изымать теплоту из окружающей среды, энтропия может самопроизвольно убывать, стрела времени обратима.

Не углубляясь в сугубо физические детали, следует уточнить, что вышеозначенные явления и эффекты привели к возникновению феномена «восставших мертвецов», к осознанию необходимости в очередной раз пересмотреть свои научные, философские и этические взгляды на окружающий мир, а в конечном итоге — и к появлению этого практического руководства.

Стоит признать, что в новых условиях покойник уже не является просто мёртвым телом. Ведь если прежде прекращение биологического существования мы с полной уверенностью могли называть смертью, то теперь есть все основания говорить о существовании внебиологическом или постбиологическом. При строгом соблюдении дзета-протокола ткани умершего человека быстро восстанавливаются, его физическая кондиция приходит к персональной досмертной норме. То же происходит и с его ментальным состоянием. Несмотря на фундаментальную разницу протекающих внутри процессов, организм, тем не менее, продолжает функционировать: двигаться, потреблять энергию, мыслить, участвовать в социальном взаимодействии.

Рано или поздно всё это должно отразиться в общественном отношении, выразиться в социальном принятии и закрепиться в языке. Для определения уже не подходят слова «труп» или «тело», обозначающие лишь статическое и, как мы убедились, временное состояние. Заимствованный у африканских народов и растиражированный в западной масс-культуре термин «зомби» чуть более близок к описанию действительности, но слишком пугающий и дискредитированный. В общественном сознании зомби это зачастую нечто бессловесное, глупое, управляемое извне, как марионетка, не способное к собственным мыслям и чувствам. Выражения: «тупые зомби», «зомбирование», «упоротый, как зомбак» — говорят сами за себя и несут сугубо негативную окраску. Более наукоёмкое уточнение «термодинамический зомби» не спасает положения. Автор предлагает использовать наиболее точный и при этом нейтральный термин «necro sapiens». Но, вероятно, в виду своей избыточной наукообразности, он приживается плохо. Поэтому здесь и далее будем использовать традиционные русские обозначения «мертвец» и «покойник», несущие в себе как непредвзятую констатацию факта наступления смерти, так и мягкую, даже утешительную мысль о наступлении покоя.

Впрочем, в любом случае важны не сами слова, а тот смысл, который мы в них вкладываем. При всём нашем обывательском, мещанском, если не сказать хуже — пещерном неприятии мёртвого человека, следует безоговорочно признать: покойник — тоже человек.

Глава 2. Физика постбиологического существования

Первопричиной и основой рассматриваемых здесь эффектов, является так называемое тета-поле. Название по большей части условное. Греческая буква «тета» может быть истолкована и сугубо в физическом смысле: от латинского «темпус» — «время», либо греческого «термос» — «теплота», так и в поэтическом или даже мистическом «танатос» — «смерть». Некоторые учёные высказывают идею о тесной взаимосвязи тета-поля с тёмной энергией, действующей на космических масштабах Вселенной. Другие выделяют его отдельно. В любом случае, тета-поле является одним из фундаментальных физических полей, проявляющем себя при тонких взаимодействиях объектов с низкими энергиями.

Пронизывая собой всё пространство, оно никак ни с чем не взаимодействует. Но будучи «раскачено», посредством электромагнитных колебаний низкой частоты, проявляет себя, влияя на физические объекты.

В чём заключается такое влияние? На невидимом глазу микроскопическом, вернее даже атомном уровне, частицы любого физического тела колеблются. Это колебание, называемое тепловым движением, происходит хаотически и разнонаправленно, а его активность зависит от количества энергии, вложенной в тело. Фактически — от количества теплоты. Это хорошо известно нам из школьного курса физики и из обыденной жизни. Воск горящей свечи размягчается и течёт, пластилин и глина становятся пластичными, лёд превращается в воду и в пар, плавится металл. Но хаотическое движение молекул сказывается на окружающих предметах и без целенаправленного сильного нагрева. В них появляются микротрещины, возникает усталость материала, что со временем неминуемо приводит к разрушению. В этом и заключается концепция термодинамической стрелы времени — естественного направления от порядка к хаосу.

В свою очередь тета-поле, «раскаченное» электромагнитными волнами, начинает компенсировать описанные выше произвольные движения отдельных частиц. Их колебания становятся синхронными, согласованными, взаимно уравновешенными, а амплитуда и скорость снижаются. Таким образом, энергия, отнятая тета-полем у движения частиц, идёт на их упорядочивание. Начавшись с отдельных частиц, процесс постепенно охватывает весь объём, переводя все его молекулы из хаотического состояния, в состояние связанное — когерентное. А всё тело становится локальной областью пространства, где термодинамическая стрела времени перевёрнута. Энергия же для поддержания работы этих механизмов передаётся из внешней среды. Это крайне необычное с фундаментальной точки зрения состояние, лежащее в основе феномена воскрешения мертвецов с лёгкой руки первых, кто с ним столкнулся (медицинских работников, сотрудников силовых ведомств, просто случайных свидетелей), было названо «намагниченностью». Несмотря на его нестрогую научность, но учитывая фактическую распространённость и популярность, иногда мы будем применять его здесь (разумеется, только беря в кавычки).

На видимом для нас макроскопическом уровне оно проявляется в самопроизвольном восстановлении всех структур: спрямлении изломов, затягивании трещин, слипании осколков. Температура тел при этом, естественно, понижается.

Всё сказанное в равной степени касается и биологических тел, где так же (хоть и с определёнными особенностями) начинают протекать процессы самоупорядочивания. Но более подробный разговор о биологической и медицинской специфике воздействия тета-поля уже выходит за рамки данной главы.

Глава 3. Регенерация и биомеханика. Встань и иди

Говоря о регенерации биологических объектов (тканей, органов и целых организмов) под действием тета-поля, не следует путать её с регенерацией в привычном смысле слова. Так, если при обычных условиях восстановление происходит за счёт механизма клеточного деления и последующего замещения больных клеток здоровыми, то в случае воздействия тета-поля, осуществляется именно восстановление всех клеточных структур на молекулярном уровне. Как если бы время для отдельной клетки пошло вспять и все процессы потекли в обратном направлении.

Стоило бы ввести более точно понятие тета-регенерации, но оно, к сожалению, пока не прижилось и широко не используется. Тем не менее, говоря о регенерации в этой главе, мы будем иметь в виду именно тета-регенерацию.

Первое и основное отличие заключается в том, что новых клеток не образуется. Да, различные раны и прочие повреждения мягких тканей затягиваются, но делается это путём серьёзного перераспределения и растяжения прилежащих участков «здоровой» плоти. Аналогично — не отрастают утраченные конечности. Именно поэтому все медицинские работники и сотрудники других специальных служб, которым предписано исполнение дзета-протокола, должны обеспечить максимальную сохранность всех частей и фрагментов тела, подлежащего воскрешению. В противном случае результат, как говорится, может не соответствовать картинке.

Вторая особенность напрямую следует из физической молекулярной природы тета-регенерации. В разрез нашему интуитивному биологическому опыту, первыми всегда восстанавливаются костные ткани. Это, разумеется, объясняется плотностью материала. Чем выше плотность ткани, подвергающейся воздействию тета-поля, тем быстрее все её молекулы приходят в упорядоченное когерентное состояние.

Объекты, говоря сленговым языком, «намагничиваются». Это позволяет рассматривать весь процесс не как биологическую регенерацию, но как структурную реконструкцию. А восставшие (или воскресшие), таким образом, быстрее возвращаются к своей физиологической норме. Восстанавливают целостность организма, снова обретают способность поддерживать своё тело, двигаться, действовать и т. д.

В свою очередь восстановление мягких и функционально более сложных тканей и органов идёт медленнее. Наиболее критичен в этом отношении головной мозг. О нём пойдёт речь в следующей главе.

Глава 4. ВНД. Психология. Говорите с мёртвыми

Вопреки расхожему мнению, до сих пор господствующему в нашем обществе, покойники способны к высшей нервной деятельности (ВНД). Первые проявления её возникают уже через 24 часа после фактического воскрешения, хотя и могут носить очень примитивный характер. Тем не менее восставший покойник способен к целенаправленным действиям, преодолению сложных препятствий, поиску оптимальных маршрутов между преградами и т. д. Активно используется прошлый жизненный опят: от моторной памяти до сложных знаний, умений и навыков. Однако степень и последовательность подключения тех или иных способностей напрямую зависят от физической сохранности. Получение черепно-мозговых травм или длительное нахождение в тепле после смерти существенно снижает исходное качество мозга и, следовательно, замедляет дальнейшее восстановление. Тем не менее, последние опыты показывают, что такое восстановление даже в самых, казалось бы, безнадёжных случаях, может быть практически полным. Главенствующую роль в этом играет социальная коммуникация.

Здесь надо отметить, что по своей природе восставшие мертвецы очень социализированы. Когерентное состояние молекул в их телах, обеспеченное тета-полем, фактически превращает их в колебательный контур с антенной, способную обмениваться сигналами в радио диапазоне. Этим объясняется особая электромагнитная чувствительность покойников, о которой мы поговорим позже. Сейчас же важно подчеркнуть, что таким образом они могут обмениваться между собой информационными сигналами разной степени осмысленности. Это позволяет не только получать дополнительную информацию об окружающем мире, но и сбиваться в группы, чтобы действовать коллективно, даже в тех случаях, когда, казалось бы осмысленные действия невозможны. Можно с уверенностью считать это особой формой коллективного сознания.

Однако по мере физического восстановления мозга всё большую роль играет собственный персональный опыт покойного. Поэтому для достижения наилучших результатов так важно общение в первую очередь с живыми людьми. Его можно начинать с самых первых часов после прохождения всех этапов дзета-протокола. Или даже с последних этапов, когда покойный ещё зафиксирован, но уже не проявляет признаков беспорядочной двигательной активности и/или направленной агрессии. Выделить следует несколько рекомендаций важных, как для восставшего покойника, так и для окружающих его пока что живых людей.

1). Зрительный контакт. Не избегайте его. Уже в первые минуты после пробуждения зачатков сознания, покойному важно ощущать внимание. Видеть вокруг себя людей, похожих на него, заинтересованных, заботливых, в общество которых он (добровольно или вынужденно) будет возвращён.

2).Эмоции. Покойник прекрасно считывает ваши жесты, мимику, тембр речи, поэтому даже мелочи здесь немаловажны. Испуг, пренебрежительный или брезгливый взгляд, попытки отстраниться — всё это может сыграть негативную роль. Заставит воскресшего замкнуться, а как следствие — замедлит его социализацию и восстановление.

3). Физический контакт. Покойник, особенно близкий родственник, в ходе восстановления может совершать или напротив — ожидать от вас известные ему действия: прикосновения к рукам, лицу, рукопожатия, поглаживания, объятия и проч. Для менее близкого вам покойника будут допустимы и желательны дружеские рукопожатия, похлопывания по плечу и т. д. Причём инициатива физического контакта может исходить, как от него, так и от вас. В общем случае рекомендуется не избегать всех этих проявлений. Они послужат восстановлению и укреплению той психо-эмоциональной связи, которая была у вас при жизни.

4). Вербальное общение. Разговор является важнейшей частью социализации воскресшего мертвеца. Начинайте говорить с ним сразу, даже когда он ещё не может вам ответить. Замечайте ответные реакции и побуждайте к ним — «Моргни, если понял меня» и т. д. Сочетайте слова и физический контакт — заговорив, возьмите за руку. Всё это способствует процессу восстановления соответствующих областей головного мозга и, образно говоря, возвращению «души» (разума) покойного в «мир живых».

Темы для разговора могут быть совершенно различными. Хорошо, если это будут воспоминания, сведения о родственниках и знакомых, любые новости или актуальная информация. Всё, что было знакомо и/или интересно покойному.

Резюмируя эту главу, следует подчеркнуть — именно социальный контакт с живыми людьми ускоряет процесс интеллектуального восстановления покойника и его реинтеграции в общество. Так что — говорите с мёртвыми.

Глава 5. Самооценка. Взгляд из могилы. «Я жив… снова», или «П-ц, я воскрес!»

Продолжая разговор о психологии, коснёмся такого немаловажного аспекта, как самовосприятие мёртвого человека. Согласитесь, что бы мы с вами ни думали о нашем мёртвом родственнике, друге, или коллеге, намного важнее, что он сам думает о себе. Об этом и поговорим.

К настоящему моменту уже накоплено достаточное количество данных, полученных психологами не только от родственников, но и непосредственно от самих покойных. Такие сведения невозможно переоценить, ведь они представляют собой реальные истории переживания послесмертного опыта, что называется, из первых уст.

Так, например, 98 % опрошенных в ходе интервью отмечают спокойствие, эмоциональную холодность и даже полную индифферентность покойника. В то время как сами восставшие мертвецы говорят о чувстве спокойствия и умиротворения лишь в 44 % случаев. Напротив, 37 % опрошенных заявили, что испытывали после воскрешения тревогу, смятение, страх вплоть до паники. И только 19 % однозначно связали момент возвращения к жизни с положительными эмоциями.

Далее приведены фрагменты реальных интервью. В зависимости от желания самого покойного указаны либо настоящие имена, либо имя опущено. Возраст указывается на момент смерти.

«Я так устала болеть и бояться, что ожидала смерти, как облегчения. Засыпая в последний раз на больничной койке, я думала — хоть бы уже сегодня… Но когда через три дня я пришла в себя, первая мысль была — неужели всё продолжится?» — рассказывает пациентка, 64 года.

«Это странное чувство. Сначала я не ощутил ничего необычного, но когда узнал подробности. Посмотрел видео… Очевидно, что я не мог выжить в этой аварии. Но я — вот он я. Осознавать себя мёртвым — это странно. В первое время теряешься… Что делать? Как жить? Или существовать? Не знаю, как правильнее… Но ведь я жив… снова. Так мне нравится больше», — делится мужчина, 42 года.

«Ну нахер! Больше никакого руферства. Пока ты ловишь баланс, чувствуешь кожей ветер на высоте, подбрасываешь адреналин… Но настоящий адреналин — это свободное падение вниз. Это нихрена не весело! И потом умираешь не сразу… Лежишь и чувствуешь все поломанные кости. Тупо не можешь пошевелиться. И постепенно умираешь… Минут 9, вроде… Но кажется вечностью. Это жесть! Помню, когда впервые открыл глаза и не ощутил боли — вот это было реально взрыв. Я был мёртвым неделю и, п-ц, я воскрес! Лежал, замотанный скотчем и ржал, как дебил. Просто жить — это уже кайф!» — Максим С., 17 лет.

«Не знаю, как оценить. Что-то определённо изменилось. Я ощущаю себя другим. Но пока не знаю, стала эта версия лучше или хуже. Перемены в жизни… Конечно, есть. Я уволился с работы. Больше времени провожу с семьёй. Много читаю. Больше задумываюсь о своих целях и смысле жизни… Знаете, наверное, я воспринимаю это как второй шанс. Возможность прожить другую жизнь. Может, более полную и свободную… Стоит ради такого умирать? Наверное, да. Но был ли у нас выбор? Вопрос… А с другой стороны — разве мы выбираем, родиться нам или нет?» — мужчина, 35 лет.

«Правда в том, что мне было очень плохо… И я хотела умереть. Глупо, но я надеялась, хоть что-то изменится… Не знаю там… Рай, ад… Пусть даже ничто. Пустота. Но не вот это всё! Нет, я такого не хотела. И потом я ещё пробовала пару раз. Конечно, ничего не вышло… Кто-то скажет, что я придираюсь или типа того… Но это моё состояние… В этом есть что-то неправильное. И это просто нечестно. Нечестно! Понимаете? Я чувствую себя обманутой. Будто кто-то забрал у меня свободу…» — Александра, 23 года.

«Не считаю себя мёртвым. Правильнее воспринимать это, как новую форму существования мыслящей материи. Как технологию. А новые технологии всегда пугают обывателей. Им лишь бы поныть! Раньше им не давали жить, теперь не дают умереть… Наши люди хоть чем-то бывают довольны? Я? А я доволен. Чувствую себя бодрее, увереннее, не парюсь обо всякой фигне. Считаю, что это новые возможности. Можно никуда не спешить и делать, что хочешь. Самореализация, карьера, путешествия… Да что угодно! Думаю, нытики просто не вписались в новые правила. А я вписался», — Анатолий, 21 год.

Итак можно видеть, что высшая нервная деятельность умершего человека не сводится, как полагают многие, к простому механическому воспроизведению прожитого опыта. Мертвецы активно коммуницируют, как с живыми, так и с себе подобными. Проявляют полноценную рефлексию, занимаясь осмысливанием своего текущего положения. Планируют будущее, размышляют о самореализации и т. д. Далее мы подробнее остановимся именно на последней.

Глава 6. Быт, работа и незавершённые дела

Трудовая деятельность составляет важнейшую часть человеческого бытия. По устоявшемуся мнению именно она послужила формированию нашего вида homo sapiens, как мыслящих существ. С начала времён и до сих пор большую часть жизни мы проводим именно на работе. Это утверждение (к счастью или к сожалению) остаётся справедливым и после смерти.

Реализация себя в труде для мёртвого человека является второй после общения (а по значимости, возможно, и первой) задачей. Наша же задача — помочь ему в этой реализации.

Сразу следует отметить ту разницу, которая существует в подходе к работе у живого и мёртвого человека. Если первый ограничен многими потребностями, то второй — только лишь своими способностями и желаниями. Поясним. Живой человек в виду своей хрупкой биологической основы, обладает и такой же душевной организацией. За миллионы лет он привык к борьбе за существование, он цепляется за жизнь своими инстинктами и уже не может выйти за границу животных страхов. Ему нужно регулярно питаться, чувствовать комфорт и безопасность, поддерживать социальный статус и т. д. По этой причине он постоянно взвешивает все «за» и «против», идёт на компромиссы, вынужденно подчиняется правилам, а поэтому работает на нелюбимой работе, общается с неприятными коллегами, терпит самодурство начальства.

Мёртвый человек в массе своей свободен от таких ограничений, так как работает не для выживания. Эта проблема снята для него окончательно и бесповоротно. Поэтому и мотивация его базируется не на необходимости заработка, а на желании и потребности к самореализации.

Это является серьёзным возражением для тех так называемых «правозащитников», которые утверждают, что права мёртвых людей в нашем обществе каким-то образом ущемляются только потому, что те, якобы, не получают достойной заработной платы. Они упускают из виду тот факт, что зачастую она мёртвому человеку совершенно не нужна, ведь он работает по велению души. Поэтому, говоря об отношении к труду, можно смело называть покойника новым типом человека — более осознанным и более гармоничным, вероятно, даже будущим двигателем дальнейшего социального прогресса.

Конечно, в виду чисто физических ограничений этот потенциал раскрывается далеко не сразу, но не увидеть его может только очень ограниченный человек, находящийся в плену своих предрассудков и шаблонов.

Но вернёмся к практической стороне вопроса. Уже с первых дней воскрешения, наряду с коммуникацией, покойника можно и нужно привлекать к трудовой активности. Предлагать доступные ему несложные задачи.

Начать стоит с простейшей ситуационной просьбы «помоги мне». В большинстве случаев мертвец с охотой на неё откликнется. Ему очень важно чувствовать себя нужным, и нам следует поддерживать в нём это чувство. Поэтому даже если результат его помощи окажется не вполне удачным, ругать мертвеца не стоит. Напротив, лучше приободрить его, поблагодарить за старание, сказать, что в следующий раз у него получится ещё лучше т. д. Постепенно покойнику стоит предложить выполнение регулярных работ по дому. Это может быть и любой другой физический труд — сельскохозяйственные работы, уборка улиц, погрузочно-разгрузочные работы. В виду своих психо-эмоциональных особенностей, вероятно, связанных изменением чувства времени, покойники не испытывают дискомфорта от выполнения монотонных задач. Напротив, они склонны к переосмыслению своей деятельности, нахождению в ней дополнительных символических значений. Мне известен пример воскресшего дворника, который проводил параллели своей, казалось бы, механической работы по подметанию дорожек, с работой художника. Поставив прямое соответствие между кистью и метлой, он пришёл к выводу, что творит гармонию, но не на холсте, а в реальном мире. Здесь мы видим, как человек может утвердиться в выборе трудовой деятельности, насытив её новыми смыслами.

Другой показательный пример — водитель скорой помощи. Несмотря на неполное к тому времени восстановление речевых функций, он с успехом управлял автомобилем, продемонстрировав и безаварийное вождение, и высокую степень ответственности в работе, и личную заинтересованность в её результатах. Это в очередной раз доказывает принципиальную возможность привлекать мертвецов к выполнению общественно важных и технически сложных задач.

Однако не во всех случаях мертвецы предпочитали продолжать работу по своему прижизненному профилю, на прежнем месте службы или в прежней сфере. Если исполнение рабочих обязанностей ранее вызывало негативную реакцию, то такое отношение сохранялось и после смерти. Тогда покойник кардинально менял сферу деятельности.

Так, многие менеджеры среднего и верхнего звена, офисные работники, банковские служащие и представители других профессий, связанных с документооборотом, часто делали выбор в пользу технической, творческой специальности или, напротив, сугубо физического труда. Мотивацией, по их собственному утверждению, была «бессмысленность» прежней работы, «несвобода и глупые правила», «излишняя заорганизованность» и функциональность деятельности, которая «не давала почувствовать себя человеком». При этом в качестве сдерживающего фактора, мешающего поменять место работы при жизни, в подавляющем большинстве случаев назывались деньги. После же смерти, когда их роль ослабла, выбор «стал более свободным и осмысленным».

Резюмируя: в послесмертной психологии так называемым «незавершённым делом» можно называть просто любимое дело — предпочитаемую деятельность, к которой человек был предрасположен при жизни, и которую решил реализовывать после смерти. Поэтому при трудоустройстве покойника следует учитывать не только его практический прижизненный опыт, но и его личные пристрастия, возникшие на момент воскрешения. Об этом непременно нужно помнить, если вы хотите обеспечить своему покойнику счастливую и всесторонне развитую жизнь после смерти.

Глава 7. Взросление и старение после смерти. Упокоившиеся старики и мёртвые дети

Данная глава затрагивает очень деликатные и чувствительные для многих моменты, и автор не является исключением, поэтому писалась эта часть в самую последнюю очередь (под каким бы номером она потом не вошла в финальную версию данного практического руководства).

Воскрешение лиц младшего и пожилого возраста — два полярных случая, которые по понятным причинам всегда вызывают дополнительные вопросы. Связано это, конечно же, с функционированием мозга, его развитием и, следовательно, дальнейшей судьбой покойного. Как заведено, пропустим вперёд стариков…

Смерть пожилого человека, при всей привязанности и любви родственников, в целом, если не ожидаемая, то зачастую вполне допускаемая возможность. Старые люди особенно ясно осознают реальность близкой кончины, говорят о ней с большей или меньшей увлечённостью. Существует даже интересная гипотеза, что таким образом они в моральном и интеллектуальном плане готовят младшее поколение к неминуемому. Преподносят потомкам урок собственной смерти.

Но, как мы понимаем, в виду последних событий ситуация изменилась. Вопрос о том, как жить дальше, со смертью престарелого родственника не снимается, а встаёт ещё более жёстко.

Так как восставшие мертвецы в полной мере наследуют то состояние, в котором они пребывали перед смертью, то было бы удивительным ожидать иного от возрастных покойников. Их кондиция, выражаясь предельно корректно, часто далека от идеала. И если состояние глаз, суставов, сердца и прочих органов для нового послесмертного состояния становится более или менее несущественным, то такого нельзя сказать о мозге. Поражённый Альцгеймером, изъеденный нейрофибриллярными клубками и закупоренный атеросклеротическими бляшками, он не сулит новоиспечённому мертвецу никаких радужных перспектив. Впрочем, как и его родственникам.

Немощный, потерявший всяческие интенции к жизни, зачастую утративший собственное я, человек, смерть которого воспринималась скорее как облегчение, вынужден воскреснуть и продолжить существование, принося страдание не только себе, но и окружающим. Мрачная, безрадостная ситуация, которая в рамках феномена воскрешения, становится ещё и безысходной.

Однако не всё так безнадёжно. Да, разумеется, в медико-биологическом смысле поражённый мозг уже не станет здоровее и лучше. Заметим, к слову, что он не станет и хуже, ведь с наступлением смерти и «намагничивания», все патологические процессы так же прекратились. С другой стороны мозг ещё и электрохимический орган, и эти механизмы продолжают в нём прекрасно функционировать под воздействием упорядочивающего влияния тета-поля.

Как мы уже убедились ранее, мертвецы не просто «проигрывают пластинку» предыдущего опыта, а осуществляют полноценный мыслительный процесс. Не только воспроизводят старую информацию, но и воспринимают, запоминают, обрабатывают новую. Это даёт основания полагать, что даже сильно деградировавший мозг в конечном итоге структурно перестраивается, компенсируя недостаток утраченной нервной ткани, и даже усложняется в плане возникновения новых взаимосвязей.

На основании пока что немногочисленных клинических данных можно констатировать — через 3–4 месяца наступает заметное «омоложение» мозга. Пациенты восстанавливают речь, фрагментарную память, моторную активность. И, несмотря на существенно более медленную (по сравнению с обычными покойниками) скорость регенерационных процессов, нет никакой причины считать, что они не продолжаются дальше.

Наблюдения, исследования и сбор данных продолжаются. Но автор уверен, что рано или поздно все ожившие мертвецы будут возвращены в социум и станут активными его членами. Кажется, этому благоволят фундаментальные законы их нового бытия.

Но возвратимся к проблематике этой главы… В отличие от пожилых людей, смерть подростка, а тем более ребёнка более младшего возраста, всегда воспринимается, как нечто противоестественное. Это понятная, закономерная и совершенно правильная оценка. Казалось бы, счастливое возвращение ребёнка к жизни должно оцениваться сугубо позитивно. Однако умирая, он оказывается в положении не лучшем, если не в худшем, чем дряхлый старик.

Да, воскресший ребёнок прекрасно функционирует: активно движется, играет, общается. Но ни он сам, ни его мозг больше не растёт. Тут и проявляется вся трагическая противоречивость ситуации. С одной стороны родителям хочется, чтобы дети подольше оставались детьми. С другой — испытывают радость, наблюдая, как растёт и развивается их чадо. Но это не происходит. И таким образом воскресший ребёнок остаётся для родителей вечным напоминанием, когда-то пережитого ими горя.

И всё-таки предпосылки для сдержанного оптимизма остаются. Педагоги, проводившие занятие в смешанных классах (из живых и мёртвых детей возрастом 7–9 лет) отмечают, что мёртвый ребёнок усваивает в среднем лишь на 5–7% хуже, чем его живые одноклассники. Это укладывается в границы персональной нормы учащихся. А значит ребёнок-мертвец наравне с остальными (в течение 10–11 лет) способен освоить программу средней общеобразовательной школы.

Сможет ли он самореализоваться в дальнейшем? Вопрос пока открыт. По большей части всё упирается в наше пока что несовершенное законодательство, строго регламентирующее труд несовершеннолетних, но ещё не учитывающее специфику феномена воскрешения.

Понятно одно — процесс познания окружающего мира не останавливается даже в мозге фиксированного размера, интеллектуальное развитие и ментальное взросление происходит. И потенциально такой человек, с самого детства освобождённый от стереотипов и страхов, связанных с биологическим выживанием, сможет развиваться более свободно и гармонично.

В качестве заключения к этой главе приведём отрывок ещё одного интервью. Несмотря на то, что некоторые фрагменты могут шокировать, оно весьма показательно.

«Я всё помню (говорит спокойно). Мама в тот день пришла домой вся в крови. Я сильно испугалась. Папа хотел позвонить врачу, но не смог, потому что телефон не работал. Он уложил её на диван, сказал мне, что мама поправится. А я подумала, что мама умрёт. А потом она встала и убила папу. А потом и меня.

(Вопрос: ты испугалась? Было больно?)

Да. Было страшно и очень больно. Вот тут. (показывает рукой) Она перегрызла мне шею.

(Вопрос: Ты обижаешься на неё?)

Нет. Она потом попросила прощения. И у папы тоже попросила. Мы не сердимся. Стали такими же, как она, но только не злимся и не кусаемся. И она тоже больше ни на кого не злится.

(Чуть позже отвечает на вопрос: Как ты сейчас живёшь? Чем занимаешься?)

Играю в игрушки. Рисую. Вот! (показывает рисунок) А ещё читаю книжки. В этом году пойду в школу.

(Вопрос: Кем хочешь быть, когда выучишься?)

Хочу стать врачом. Чтобы больше никто не болел. И никому не было больно. (задумывается) Но папа говорит, что я уже не стану большой, а детей не берут во врачи. Может быть, буду дальше рисовать. Большие картины. (широко разводит руками) Во-о-от такие!» — Машенька, 7 лет.

Глава 8. Забота о здоровье покойного. Движение — смерть

Прекращение биологических процессов — это ещё не повод перестать следить за здоровьем. Да, ваш мертвец воскрес, регенерировал ткани тела, восстановил психическую активность и даже социализировался, но по-прежнему нуждается в заботе. Вокруг множество факторов, которые могут повлиять на него крайне негативно. Выделим основные из них:

1). Физические повреждения.

В виду постоянного воздействия тета-поля и когерентного состояния всех частиц тела покойник, разумеется, не так чувствителен к физическим повреждениям, как живой человек. Тем не менее серьёзные травмы (такие так потеря конечностей и больших фрагментов тела) могут причинить существенные неудобства — ограничить подвижность, разбалансировать тело, нарушить координацию.

В некоторых случаях покойные сами жаловались, что при этом испытывают боль. Имеет ли она фантомную природу или является признаком восстановления нормальной нервной деятельности — судить пока рано. Но в любом случае из соображений обычного гуманизма стоит избегать ситуаций, когда мертвец может испытать боль.

Особенно опасны травмы головы, затрагивающие мозг. Тонкие структуры нейронов восстанавливаются намного медленнее, чем кости и мышечная ткань. Ваш оживший мертвец будет существенно отброшен назад в развитии и, возможно, даже утратит часть воспоминаний.

Рекомендации: ограждайте покойника от возможных травм; не поручайте заведомо опасных заданий, особенно в тех случаях, когда он ещё не готов с ними справиться по физико-моторной кондиции; берегите голову (!). В случае получения травм действуйте согласно пунктам II-в и V упрощённого дзета-протокола (УДП, см. Приложение № 1) — совместите фрагменты тела и обеспечьте подвод тепла для скорейшей регенерации.

2). Высокое напряжение и сильные электромагнитные поля.

Так как когерентное состояние частиц тела мертвеца поддерживается тета-полем, которое в свою очередь возбуждается электромагнитными волнами, они же могут его и нарушить. Высокое напряжение и сопряжённые с ним сильные электромагнитные поля вызывают временное ослабление тета-поля (так называемое «тета-размагничивание» или просто «размагничивание»), поворачивая термодинамическую стрелу времени в «нормальное» положения и переводя покойника в недееспособное состояние.

Если такое деструктивное электромагнитное воздействие было кратким, носило импульсную природу, то в течение ближайших 24 часов мертвец будет естественным образом заново «перемагничен» и восстановит активность. Однако, если тело подвергается дестабилизирующему воздействию продолжительное время, за которое успеют произойти процессы разложения, то ущерб может быть значительным.

Рекомендации: не допускайте контакта покойника с источниками высокого напряжения и генераторами сильных электромагнитных полей (такими как аппараты электродуговой сварки, гражданские электрошокеры, электрораспределительные щитки и трансформаторные будки) и не привлекайте к работам с такими приборами и объектами. В случае поражения убедитесь, что электромагнитное воздействие прекратилось или вынесите тело из зоны такого воздействия. После этого действуйте согласно пунктов III–IV–V УДП до полного возвращения к норме.

3). Электрочувствительность и сенсорная перегрузка.

На основании заявлений самих покойных и их родственников, проверенных многочисленными клиническими исследованиями, восставшие мертвецы обладают чувствительностью к электромагнитным полям (её можно назвать особым электрическим/электромагнитным чувством или просто электрочувствительностью). В качестве органа электромагнитного чувства выступает всё тело покойного, работающее, как антенна. Его сознание же интерпретирует полученные сигналы синестетически — в виде других, но уже знакомых ему органов восприятия — как слуховые, зрительные, вибрационные, иногда болевые ощущения.

В случае, когда источником сигналов являются сознания других покойников, они однозначно интерпретируются как аудиальная информация и используются для осмысленной внутренней коммуникации. Тоже самое можно сказать о радиопередачах, использующих «естественную» для понимая амплитудную модуляцию. Но чаще покойник сталкивается с передачами, не поддающимися непосредственному «прочтению», например, с волнами Wi-Fi, интернет-телевидения, сотовой связи, прочими цифровыми сигналами, и/или откровенным «шумом» от работы микроволновых печей, электродвигателей, компрессоров, электронной техники и т. д.

Ясно, что в виду своей незначительной мощности, такие сигналы не могут нанести покойному непосредственного вреда, но способны действовать на его психику раздражающе, вызывая сенсорную перегрузку. Больше половины (53 %) опрошенных мертвецов воспринимают такие шумы, как видимый свет, заполняющий окружающее пространство. Это приводит к ощущению рези и боли в глазах, иногда к головным болям. Очевидно, что полностью оградить ожившего мертвеца от таких факторов, к сожалению, невозможно.

Рекомендации: оборудуйте личное пространство мертвеца таким образом, чтобы по возможности сократить источники раздражения; пусть в этом углу организуется «зона тишины», где не будет электрооборудования, ноутбуков, сотовых телефонов и т. д.; старайтесь не пользоваться этими устройствами в непосредственной близости от покойника; металлические офисные жалюзи и проволочные сетки так же помогут частично экранировать жильё от внешнего излучения и снизить его интенсивность.

4). Воздействие высоких температур.

Покойник постоянно пребывает в режиме пассивного потребления энергии, поглощая тепло из окружающей среды всей поверхностью тела. Благодаря этому он способен переносить даже очень сильный жар, сохраняя при этом целостность тканей и собственную температуру в пределах 24–25 градусов Цельсия. Однако нужно понимать, что решающую роль здесь играет не температура, а количество передаваемой теплоты. Если нагрев будет слишком длительным или интенсивным, то он нарушит устоявшийся энергетический баланс: подводимая энергия превысит потребляемую, и пойдёт на нагрев и разрушение тканей тела.

В отличие от рассмотренного ранее электромагнитного воздействия, высокие температуры работают двухфакторно. С одной стороны подводимая энергия действует на молекулярном уровне, местным образом ускоряя хаотические колебания частиц тела, что приводит сначала к местному, а потом и к полному «размагничиванию». Далее в отсутствие тета-поля начинают работать «классические» процессы: денатурация белка и последующее окисление (обваривание и обугливание тканей тела), что приводит к ещё большему выделению тепла. Таким образом, оба фактора, действуя вместе, как бы усиливают друг друга по принципу положительной обратной связи и приводят к серьёзным разрушительным последствиям.

Рекомендации: не допускайте длительного контакта покойника с открытым огнём и другими мощными источниками тепла, и по возможности не привлекайте к работам, где такой риск высок (сталелитейное производство, установки теплогенерации АЭС, ремонт линий ТЭЦ и т. д). Задействование мертвеца в таких работах рекомендовано только в случае экстренной необходимости (например, при тушении пожаров) и должно быть сопряжено со строжайшим соблюдением правил техники безопасности.

В случае поражения следует потушить горящее тело любым доступным и допустимым в данной конкретной ситуации способом (с применением порошковых и пенных огнетушителей, песка, воды и т. д.) и срочно вынести его из зоны воздействия высоких температур.

В случае частичного травмирования без потери сознательности и/или двигательной активности руководствуйтесь пунктами VII-в, VII-г и VII-д УДП, и дополнительно при необходимости наложите повязки. При полной утрате покойником активности действуйте согласно пунктов III–IV–V УДП до полного возвращения к норме.

5). Деструкция от физической активности, переохлаждение и недостаток энергии.

Это самый противоречивый из пунктов данного списка, однако факты неумолимы — любое движение для ожившего мертвеца разрушительно. Тело, более не являющееся живым в биологическом смысле слова, совершая несвойственные ему более перемещения, постоянно получает микротравмы — растяжения, разрывы,трещины. Они сразу же компенсируются тета-полем. Но и на само движение, и на регенерацию после него требуется энергия, запасов которой в теле мертвеца фактически нет. Поэтому даже в самом экономичном режиме температура его редко превышает 24–25 градусов Цельсия. В случае же высоких нагрузок, она может снизиться до пороговых 1–3 градусов и ниже, когда движение станет невозможно уже вследствие физического замерзания жидких фракций тела, а повреждения при попытках его совершить будут критическими.

Глупо было бы отрицать необходимость двигательной активности покойника. С неё начинается его послесмертное существование (пункт IV УДП, см. Приложение), она необходима для восстановления психики мертвеца, для его полноценной реинтеграции в социум и дальнейшей самореализации. И всё же, движение — это смерть.

Помимо двигательной активности, расходуется энергия и на психическую, интеллектуальную активность.

Рекомендации: не перенапрягайте своего мертвеца, особенно, если речь идёт о работе на открытом воздухе и в зимнее время, когда естественный приток энергии из всего ограничен; организуйте периодические паузы и «перекуры» в отапливаемом помещении; контролируйте температуру тела покойника при помощи нательных термометров, бесконтактных измерителей или вручную, и при снижении ниже 20 градусов применяйте дополнительные источники тепла; наиболее эффективным будет любое доступное горячее питьё — чай, кофе, простой кипяток.

Очевидно, не все вышеперечисленные факторы возможно полностью исключить, но негативные последствия практически всегда можно свести к минимуму. Пользуйтесь этими простыми рекомендациями и послесмертная жизнь вашего ожившего мертвеца будет полноценной и счастливой.

Вместо заключения. Смерть продолжается. Жизнь неизбежна

В этом практическом руководстве мы постарались по возможности полно и одновременно кратко охватить основные вопросы, связанные с послесмертным существованием. Автор до сих пор не вполне уверен, что выбрал для этого подходящую форму. Возможно, следовало бы построить всё в виде списка вопросов и ответов. Но в итоге получилось так, как есть.

Как бы то ни было, работа вряд ли может считаться завершённой. Остаются нерешёнными многие юридические, административные, социальные, этические и даже философские вопросы. Кроме того, мы постоянно получаем новые данные о физике, биохимии, нейрофизиологии и психологии мертвецов. Но и того, что известно и сделано — уже не мало.

Сейчас некоторые под видом правозащитной, гуманитарной и общественной деятельности уже пытаются извлечь из феномена воскрешения свои коммерческие и политические выгоды, занимаясь спекуляциями, используя предрассудки, страхи и безграмотность, порождая хайп, насаждая мифы и откровенную ложь. Автор является убеждённым противником этого и надеется, что данное практическое руководство внесёт ясность в общую жизнь, как для живых, так и для мёртвых.

Поэтому, завершая, хочется возвратиться к мысли, озвученной в самой первой главе. Покойник — тоже человек. Помните об этом. И любите жизнь так же, как они. Этому у них точно можно поучиться.

Приложение № 1. Дзета-протокол «для чайников»

Дзета-протокол изначально был разработан в качестве базовой инструкции для экстренных служб на случай столкновения с восставшими мертвецами и в дальнейшем был многократно уточнён и дополнен для каждого ведомства с учётом конкретной специфики работы, а также юридических и правовых норм. Его основная цель — сделать процесс воскрешения максимально безопасным, как для самого покойного, так и для окружающих живых людей.

Сейчас этот процесс поставлен под контроль при помощи системы плановых мероприятий. Специально подготовленные сотрудники согласно графиков инспектируют кладбища, занимаются контролем за текущей смертностью, выезжают на вызовы и т. д. Тем не менее, никогда нельзя быть полностью застрахованным от эксцессов. А значит краткая упрощённая версия дзета-протокола (УДП) должна быть освоена каждым гражданином, чтобы при необходимости тот был подготовлен, знал как действовать, понимал, что именно и зачем он делает.

Упрощённый дзета-протокол

(рекомендован для гражданских лиц без специальных навыков)

I. Удостоверьтесь в факте наступления смерти доступными вам средствами.

а). Визуально: отсутствие частей тела, повреждения жизненно важных органов, большая потеря крови, посинение.

б). Симптоматически: отсутствие дыхания, пульса, зрачкового рефлекса, похолодение внешних покровов, окоченение тела.

II. Надёжно зафиксируйте тело подручными средствами для предотвращения случайных движений.

а). Используйте: верёвки, ремни, тканевые жгуты, медицинские бинты, наручники, элементы одежды, пластиковые стяжки, скотч (рекомендуется).

б). Старайтесь не допускать пережатия конечности во избежание дополнительных травм.

в). При наличии расчленения фрагментов тела предварительно совместите их до полного контакта и зафиксируйте любым доступным способом.

III. Понизьте температуру тела. Ожидайте.

а). Возможно перемещение в зону с пониженной температурой: в промышленные или медицинские холодильные камеры, в область действия бытового кондиционера, в ванну с холодной водой, к открытому окну или на улицу (при условии установившейся погоды с температурой ниже комнатной).

б). Либо используйте охлаждающие материалы на месте: пакеты со льдом, ёмкости с холодной водой и т. д. (применение жидкого азота допускается строго только профессионалами!)

IV. Наблюдайте появление первых движений.

а). В течение ближайших 24 часов произойдёт полное «намагничивание» покойника тета-полем и запустятся процессы восстановления. Время их полного завершения в каждом конкретном случае будет зависеть от степени повреждённости тела. Зафиксируйте время первых попыток движения.

б). Проследите момент усиления активных движений. Могут появиться: хаотичные движения глазных яблок, пальцев, повороты шеи, сгибание локтевых и коленных суставов, различные судорожные движения корпуса, а так же голосовые проявления — нечленораздельные стоны и крики.

в). В случае необходимости поправьте и/или усильте фиксацию покойника.

г). Не применяйте физическое насилие, не поднимайте криков, говорите спокойным голосом.

V. Обеспечьте подвод тепла. Ожидайте.

а). Прекратите понижение температуры. Отмените все меры, применённые по пункту III: внесите покойника в отапливаемое помещение (если он находился на улице), закройте окно, снимите с него охлаждающие материалы и т. д.

б). Используйте дополнительные источники тепла: водяные медицинские грелки, ёмкости с тёплой водой, батареи центрального отопления, бытовые масляные электронагреватели (с осторожностью!)

в). Правильно применяйте дополнительные утеплители. Покрывала, одеяла, тёплую одежду следует использовать таким образом, чтобы не мешать подводу тепла к телу покойника. Помните, что он нагревается только от внешних источников. Одеяло, накрывающее тело с грелкой — ускорит процесс, так как уменьшит потери тепла. Одеяло, прикрывающее тело, расположенное у батареи — замедлит его, так как экранирует подвод энергии.

г). Контролируйте температуру тела. Оптимальным будет нагрев от 25 до 36 градусов Цельсия (но не выше 40 градусов!). Более низкие температуры будут замедлять процесс восстановления, более высокие могут вызвать локальную дестабилизацию тета-поля в отдельных частях тела покойного и приводить к местному разложению тканей.

VI. Наблюдайте окончание регенерации и пробуждение сознания.

а). Проследите за завершением регенерации: разрозненные фрагменты тела соединились, кожные покровы восстановились, на теле не видно кровоподтёков и гематом. При возможных незначительных исключениях и допущениях, в целом оно приобрело здоровый вид.

б). Фиксируется сокращение двигательной активности: хаотичные судорожные движения конечностей полностью прекратились. Возможно, сохранилось небольшое остаточное дрожание («озноб мертвеца»).

в). Покойник затихает. Допустимо наличие приглушённых стонов. Позитивным признаком являются вербальные проявления — попытки произнести невнятные слова.

г). Особое внимание обратите на невербальные психические и эмоциональные маркеры: кисти рук расслаблены (не сжаты в кулаки), глазные яблоки движутся плавно, фиксируются на предмете перед ними (изучающе всматриваются), лицо спокойное, умиротворённое (без оскала, сведённых бровей и т. д.)

VII. Освободите покойника.

а). Снимите все фиксирующие средства, применённые по пункту II и сковывающие движения покойника.

б). Исключение составляют медицинские повязки, наложенные шины или любые их аналоги, применённые для удержания наиболее повреждённых частей тела. Не снимайте их, если не уверены в окончательном завершении процесса регенерации.

в). Помогите покойнику подняться и самостоятельно, или с вашей помощью, занять более комфортную свободную позу: уложите/усадите на диван, кровать, кресло.

г). Предложите горячее питьё.

д). Заговорите с покойником. Убедитесь, что он вас узнал и/или понимает (подтверждает согласие речевыми ответами, кивками, морганием глаз).

Воскрешение свершилось.

Оглавление

Об авторе

Поддержать автора и донаты

Аннотация

Красные маги

Доктор Б., или как я перестал работать и полюбил донат

Последний экстренный

Первыми сдохнут хипстеры. Часть 1

  Глава 1. Лёня

  Глава 2. Валя

  Глава 3. Толик

  Глава 4. Хипстер

  Глава 5. Незнакомец

  Глава 6. Зомби

  Глава 7. Парковка

  Глава 8. Розовый комбинезончик

  Глава 9. Борис Сергеевич

  Глава 10. Теория хаоса

  Глава 11. Фагот

  Глава 12. Пластилиновый человек

  Глава 13. Неспящие

  Глава 14. Выживший

  Глава 15. Просека

  Глава 16. Захват

  Глава 17. Вексель

  Глава 18. Петг’ов

  Глава 19. Костя

  …и дверь впотьмах привычную толкнул…

Первыми сдохнут хипстеры. Часть 2

  Глава 20. Пётр Петрович

  Глава 21. Лисёнок

  Глава 22. Осада

  Глава 23. Майор

  Глава 24. Теория порядка

  Глава 25. Марина

  Глава 26. Коллектив

  Глава 27. Лепила

  Глава 28. Триангуляция

  Глава 29. Коллеги

  Глава 30. Компас

  Глава 31. Фиберглассовая армия

  Глава 32. Безголовый Гоша

  Глава 33. Точка бифуркации

  Глава 34. Дорогие останки

  Глава 35: Пятая гармоника

  Глава 36. Дивный старый мир

Деперсонализация

Когда он вернулся

Смена Харона, или записки доктора Мертвяго

  С. Ведунов Уход за мертвецом

  Глава 1. Восприятие. Исторический экскурс. Покойник — тоже человек

  Глава 2. Физика постбиологического существования

  Глава 3. Регенерация и биомеханика. Встань и иди

  Глава 4. ВНД. Психология. Говорите с мёртвыми

  Глава 5. Самооценка. Взгляд из могилы. «Я жив… снова», или «П-ц, я воскрес!»

  Глава 6. Быт, работа и незавершённые дела

  Глава 7. Взросление и старение после смерти. Упокоившиеся старики и мёртвые дети

  Глава 8. Забота о здоровье покойного. Движение — смерть

  Вместо заключения. Смерть продолжается. Жизнь неизбежна

  Приложение № 1. Дзета-протокол «для чайников»

  Упрощённый дзета-протокол