Предварительно обречен (СИ) [Тьяна Левич] (fb2) читать онлайн

ПРОЛОГ

Давай гони, гони. Я сжимаю телефон, и он ребром вдавливается в ладонь. Езжай уже. Осталось немного. Но нет. Плетемся. Вечер пятницы, и июньскую Москву затягивают пробки. Время в навигаторе прибавляется, и Новослободская все больше замедляет ход. Вглядываюсь в лобовое — небо играет тучами, предрекая ливень. Руки перекатывают телефон, и на экране высвечивается время — время, от которого сводит внутри. Ведущий радиопередачи подтверждает — в Москве семь вечера, и я безбожно опаздываю: встреча с друзьями в самом разгаре. Услышав вздох, водитель оглядывается и, по-южному нараспев, подбадривает:

— Красавица, куда спешишь? Свидание, да? Если он твоя судьба, то дождется.

По аккомпанемент его слов телефон ожидаемо взбрыкивает сообщением от Иринки: «Где тебя носит?» Я быстро набираю: «В пробке, не удалось раньше уйти. Закажи апероль».

«А мы уже пьем. И заметь, по второму бокалу. Тут его нет. Здесь авторские коктейли».

«Тогда любой», — отвечаю я. На лице блаженство от предвкушения. Но для водителя, наверное, оно похоже на судорогу.

— Что, не хочет ждать? — допытывается он. — А у меня племянник в Бауманку поступил, на специалиста. Закончит, хорошие деньги будет зарабатывать.

Он многозначительно умолкает и выжидает, что я скажу. Я же обдумываю ближайшие перспективы: под распухшими до предела тучами раздраженная лента машин перестает двигаться вообще. Но здесь поблизости должна быть станция метро. Так и есть. Вдали справа тускло горит узнаваемая красная буква. Я чувствую взгляд водителя, который все еще ждет ответ.

— Повезет жене вашего племянника, а мои пьют вот. И меня ждать не хотят, — говорю я, мучаясь вопросом, встречусь ли с дождем, если выберу метро.

— Какие твои? У тебя не один что ли? — удивляется водитель.

И тут же от Иринки:

«Норка, кстати, нового хахаля привела. Красивого, но мудака. И Мишук не один».

«Тоже с красивым мудаком?» — не удержавшись, отписываю я.

«Нет, но даже Норка впечатлилась, — Иринка сопровождает сообщение смеющимися рожицами. — Коктейль твой сейчас принесут. И молись, чтобы мы его не выпили, черепаха».

Последнее предложение меняет дело. Я хватаю клатч и говорю водителю:

— Конечно, не один. В Москве разве с одним проживешь? Минимум трое нужны. Я здесь выйду. Оплата спишется как за полный проезд. И я подумаю насчет вашего племянника. Деньги всегда нужны.

Открываю дверь и устремляюсь к станции метро. Конечно же, так нельзя, это нарушение правил дорожного движения, о чем мне тут же сообщает возмущенный сигнал «Шкоды». По боку проходится короткий жар от капота. Ничего, дружочек, тебе еще долго стоять. Не успевает затихнуть эхо, как я несусь по тротуару. Тонкая ткань юбки тут же обматывается вокруг бедер. Юбки из шелка не предназначены для бега трусцой в удушающий вечер после девятичасового рабочего дня. Их неспешно выгуливают, гипнотизируя игрой переливов лоснящейся ткани. В таких юбках пригубливают шампанское и вежливо смеются над шутками, любыми, даже самыми идиотскими, потому что этикет. Ну и плевать. В такой юбке я сегодня буду глотать коктейли, а она, милая, потерпит — не в первой.

На плечо падает и расплывается капля дождя, и я сразу ощущаю ее гигантский размер. Тело сразу покрывается мурашками. Я не успею. Тут же еще одна. Черт, черт! Неужели не мог потерпеть еще минуту? Дождь отвечает ударами по макушке с укладкой, по носу, по щекам с недавно освеженным макияжем. Улица в унисон убыстряется. Я вскользь отмечаю быстро сменяющееся мельтешение разноцветных одежд. Взмывают ввысь полукружия зонтов у самых предусмотрительных. Они, конечно, поверили синоптикам, когда выглядывали сегодня утром в окно и видели небо без единого намека на самое захудалое облако. Я не из их секты. Я беру зонт, только если за окном приличный ливень. Да, сегодня его обещали, но кто я, чтобы жить в соответствии с прогнозом погоды, который почти никогда не сбывается. Синоптики сейчас, наверное, отплясывают румбу. Я припускаю еще быстрее, насколько позволяют туфли на каблуках. Редкая сейчас вещица на столичных улицах. Чувствую, как каждый удар подошвой об асфальт отдается болью в икрах, и обещаю, что больше никогда, ну, по крайней мере еще долго. Я буду соответствовать трендам. А сейчас терпеть, макияж и шелк важнее. Впереди туда-сюда колышутся двери метро.

Дорогу мне перерезает зонт с каруселью из котят и тут же пропадает из поля зрения. Я сбиваюсь с бега и очередной шаг выходит гораздо ближе, чем моя скорость. Не осознавая еще катастрофы, я падаю вперед на колено и успеваю только вытянуть ладони, которые тут же встречают асфальт. Боль прошивает тело. Я глухо стону, а, может, и не глухо, просто в шуме капель и городском гуле все персональные звуки гаснут. Спина тут же намокает. На встречу я приду красавицей.

— Вам помочь? Что же вы так неаккуратно? — мажет поверх головы мужской голос, но тут же исчезает. Помощи я не ощущаю, только поганый дождь заливает за шиворот блузы. Наверное, у обладателя голоса тоже нет зонта, а планы на вечер грандиозные. Зачем ломать их об меня? Ну или он просто мудак обыкновенный.

Я со стоном поднимаюсь и, прихрамывая, плетусь к станции. Почти физически ощущаю сочувствующие взгляды тех, кто под прячется козырьком входа. Но сейчас я с ними согласна. Покрытые грязными разводами ладони кровоточат. Этакая абстракция в багряно-черных тонах. Даже думать не хочется, какие плеяды бактерий приветствуют меня, упиваясь знакомством с царапинами. Колено саднит. Подол юбки хлопает по нему грязным краем. Главное, не порвалась, утешаю я себя. Горечь случившегося будем лечить минимум дюжиной коктейлей, ну и химчисткой.

Ввалившись в теплый воздуховорот фойе, я нахожу в сумке салфетки и кое-как обтираюсь. Зеркальце пудреницы отображает не самый катастрофический результат. Я выгляжу женщиной, попавшей в небольшие неприятности и не более того. Думаю, все, кто меня будет лицезреть в метро, мой вид переживут — мне ехать всего одну станцию, — а в баре приведу себя в порядок. Я очень надеюсь, что меня туда пустят. На экране высвечиваются два уведомления. Первое — фото бокала с коктейлем, мстительно наполовину выпитым. Второе — предупреждение МЧС об ожидании грозы. Поздно, товарищи, качаю я головой, и медленно иду покупать билет. Я ненавижу ощущение паники. Ненавижу, что поддалась ему. И еще я ненавижу дождь.

1.

Бар «Случай на крыше» горит огнями и постукивает посудой. Ей вторит звон приборов о гигантские тарелки и гул разговоров с переливами хохота. Охранник, сочувственно приподняв брови, пропускает меня. Может, и у него есть какой-либо неустроенный родственник? Впрочем, потом я вижу себя в зеркале холла в полный рост и думаю, что лучше остерегаться предлагать такую семье. В туалете я замываю колено с похожей на бабочку ссадиной и наскоро застирываю подол юбки, шипя от разъедающей раны боли. Зато — пока, бактерии! Расчесываюсь, уведя влажные волосы назад, — будто так и было задумано, — еще раз проверяю макияж, пострадавший менее всего, и выхожу с непроницаемым лицом и гигантским мокрым пятном от промежности до колен. Моя цель — добраться до коктейля и выпить два.

Издалека я вижу друзей. Главный и бессменный ориентир — Миша и его выпады руками. Он и есть тот самый Мишук, и назвала его так Иринка после скоротечной поездки в Пятигорск. Миша — бывший коллега Норки, после долгоиграющей и безрезультатной влюбленности в нее незаметно для всех прибился к нашей компании. Тогда он не знал, что Норка не спит с мужчинами ниже ее по должности, а служит она креативным директором по клиентским впечатлениям и придумывает о-го-го-туры для самых заскучавших клиентов. Теперь Мишук знает и мужественно строит собственный бизнес. Норка тоже это знает, но не впечатляется, она уже не в том возрасте, чтобы трахаться с любым, у кого на визитке написано «генеральный директор». Тем не менее, Норка благосклонна к потугам Миши охмурить ее. Мне кажется иногда, что она с интересом ждет, насколько хватит его силы воли. А, может, заключила с собой какое-то внутреннее пари. Или просто уважает его за то, что он не сдается вопреки всему. Все мы уважаем таких мужчин и мечтаем встретить. Норка — не исключение, уважала и мечтала, вот ей и ниспослали. Обычно в таких случаях говорят, надо отправлять Вселенной правильные запросы.

Когда Миша натягивает образ рассказчика бесчисленных историй, которые то и дело приключаются с ним, он превращается в маниакального любителя игры «Крокодил». Рядом с ним убирают бокалы и подальше от края отодвигают тарелки. Самые впечатлительные отодвигаются сами. Мало ли что. У Миши никогда не бывает мало, все с лихвой, все через край. «Страшно представить его в постели, — как-то задумчиво заметила Иринка, глядя на почти гимнастические взмахи рук Миши. — Что он может творить там этими руками. Б-р-р…» — она вздрогнула и понимающе посмотрела на Норку, бесстрастно тянущую брют и из-под ресниц глядящую на Мишу. Так смотрит ученый на подопытного крыса, находящегося в процессе эксперимента. Сейчас, по-видимому, Миша уже хорошо выпил и снова погружен в увлекательный для самого себя монолог, погружая и остальных в то, что с ним случилось вчера или позавчера, а, может, и перед самой встречей. Истории любят Мишу.

Ему рассеянно внимает Иринка, ее более занимает меню, которое она читает как обязательную программу в добавление к ужину. Иринка — гурман, обожает блюда странные, местами извращенные и желательно низкокалорийные. Своими вопросами она вусмерть замучила не одного приличного официанта. В отношении же алкоголя Иринка сама себе поразительный контраст — она пьет только вино, только белое и только сухое. Всегда и везде, на наш вопрос о выборе между лучшим коктейлем и самым дерьмовым белым вином Иринка, сморгнув недоумение нашей поразительной тупостью, сказала, что естественно выберет вино. Впрочем, пристрастие к странностям распространяется не только на еду, но и на… многое другое. А скорее, почти все. Сидящий рядом с Иринкой человек не даст соврать. А сидит там Вилен — бывший муж Иринки. Три года назад они познакомились, месяц бурно и коротко встречались, а потом решили, что достойны друг друга на долгие и долгие годы, и, чтобы закрепить эту мысль, не нашли ничего лучше, чем пожениться. Надо ли говорить, что брак их был таким же бурным и скоротечным. Зато оказалось, что они прекрасно ладят в роли друзей. С тех пор вот уже два года они вдохновенно исполняют эту ролевую игру, находя, что очень изящно опровергают постулат о невозможности настоящей дружбы между мужчиной и женщиной. Ее секретным ингредиентом Иринка считает тот самый несостоявшийся брак. Также находящаяся в разводе Норка не против такой версии, хотя сама с бывшим мужем не дружит, но секретный ингредиент у нее свой:

«Оказывается, чтобы возникла дружба, нужно потрахаться полгода, устать от этого, а потом можно и дружить» — заметила как-то она. И Иринка ответила: «Аминь».

Вилен редкий гость в нашей компании. Сегодня он здесь, потому что повод собраться исходил именно от него. Виновник встречи весьма благосклонен к Иринке, вежлив с Норкой, но плохо переносит шумного Мишу — вечный источник его раздражения. Я замечаю, что он отрастил бороду, скрыв щетиной худощавое лицо, темно-русые волосы почти незаметны у висков, зато их пощадили на макушке. На нем синие брюки и светлая рубашка с распахнутым воротом. От выступления Миши он морщится и не отрывается от телефона. Все женщины, которые общались с Виленом более пяти раз, приходят к единому мнению — он классический одиночка. И Иринка просто не в силах победить его натуру.

Ко мне спиной сидит незнакомая девушка, которую я определяю как спутницу Миши, а Норки и ее «красивого мудака» нет.

— И вот я возвращаюсь и слышу, что изогнутую когтеточку надо выбросить, а то у кошки будет сколиоз. Сколиоз у кошки, можете себе представить? И я решил, что с таким другом надо прощаться…

— Ну, а кто будет смотреть за твоей кошкой, когда ты в следующий раз решишь уехать? — резонно спрашивает Вилен.

— Найду более адекватного, мало что ли у меня друзей, — бодро говорит Миша и смотрит на Иринку.

— У меня аллергия, — сразу же отрезает та и замечает меня.

Она с улыбкой вскидывает руку для приветствия. Поворачивается с усталым выражением Вилен и полосует меня взглядом. Тут же его привлекает пятно на юбке. Могу представить, какие мысли проносятся в его голове.

— У тебя недержание? — вместо приветствия вопрошает он, на что Иринка негодующе хлопает его по плечу. Миша тоже с интересом рассматривает меня сверху вниз, задерживаясь ниже пояса.

— И я по тебе скучала. У меня не недержание, а отсутствие зонта.

Вилен хмыкает, но разглядывание не прекращается. Я хочу надеяться, что никто не заметил расшибленное колено. Ладони я тоже прячу.

— Лизка, ты совесть-то хоть иногда находи, — замечает Иринка. — Родных людей кидать начала.

— Не вижу тут сильно ущемленных, — парирую я, прикладываясь щекой по очереди к ней и Вилену.

Сев рядом с Мишей, сразу прячу ноги под скатерть.

— А такси что? Не ездят больше по матушке-столице? — снова подает голос Вилен.

— Пятница же. До полуночи точно ездить не будут, — вздыхаю я, обозревая стол. На нем тарелки с тронутыми закусками. — Только мучить себя и пассажиров. Где мой коктейль? Или вы такие свиньи, что допили его и не заказали новый?

— Твой коктейль выдул Мишук, чтобы промочить горло между четвертым и пятым монологом, — моментально сдает Мишу Иринка. — Так что заказывай новый. А мне можно повторить вина.

— Ты пропустила самое интересное, — тут же подхватывает Миша и тянется, чтобы поцеловать щеку. Я улавливаю запах цитрусовой туалетной воды. — И вообще сегодня какая-то другая. Подстриглась?

— Да, уже полгода назад как.

— Ну, здорово, тебе идет, — восхищается Миша, не вдаваясь в смысл слов. — А это Фаина, познакомься. Она заканчивает факультет лингвистики в бауманском университете.

Фаина очень подходит под определение «студентка». А еще она мне кажется немного выпуклой. У нее очень округлые плечи и выпуклая грудь под обтягивающей черной футболкой. Большие, немного навыкате, глаза, широкий нос с пирсингом, винного цвета губная помада позади оставила естественную границу полных губ. Только волосы нарушают выразительную гармонию — короткие и светлые, они уложены графичной, плоской волной. Впервые Миша привел девушку. Возможно ли, что это в пику Норке, которая должна быть с новым хахалем?

— Бауманский университет — это хорошо, популярное место, — рассеянно говорю я, рассматривая винную карту. — Закончишь, большие деньги будешь зарабатывать.

По паузе видно, что она теряется.

— Это перспективно, — успокаивающе добавляю я, и Фаина вежливо улыбается.

Хорошая девочка, достойный кандидат для словоохотливого Миши. Упражнения в лингвистике их непременно сблизят. Можно понадеяться, что он нашел самые ценные уши для своих историй.

Барное меню здесь отличное — трезвой точно не останешься.

Выбрав коктейль, оглядываюсь. Посадка полная, и официанты снуют туда-сюда, но все далеко от нашего уголка.

— Да, да, это Вилен нас сюда запер. Решил продемонстрировать нам тут свою Камчатку, — замечает Иринка.

В ее шутливых словах я улавливаю приличную долю ярости. Вилен не реагирует, она хватает бокал с вином и делает два больших глотка, выпивая до дна. Пышно уложенное каре подыгрывает хозяйке раздраженными волнами.

Я думаю о поводе, по которому нам здесь всех собрали. Живая злость на лице Иринки подтверждает, что его Вилен объявил как раз на встрече. Подготовиться она не успела.

Вилен перехватывает мой взгляд и сообщает:

— Я уезжаю на Камчатку.

— Завтра уже уезжает, — добавляет Иринка. — Завтра! А сегодня решил, что для этого события нужны проводы. Вот почему мы здесь. А вовсе не потому, что у нас вчера была годовщина встречи. Не-а. Так что с вином? Заказываем? Мне то же самое.

Годовщина — так мы с Иринкой решили, когда обсуждали, зачем вдруг Вилен позвал всех на встречу. Предположение, моментально переросшее в уверенность, исходило, конечно же, от нее. Я не сопротивлялась: повод в принципе был мне не важен.

Мне жаль подругу. Несмотря на то, что с Виленом они расстались, для нее нет более близкого человека, на которого она привыкла рассчитывать в любой трудной ситуации. А таких у Иринки по нескольку в неделю. Вилен бывал и сборщиком мебели, и сантехником, и маляром, и грузчиком, и водителем, мы с Норкой предполагали, даже любовником. Как говориться, по старой памяти, хотя Иринка жестко отметала подобные предположения, грозя нам карами. Тем не менее, ее истовость в отрицании только распаляла огонь наших подозрений.

— Я отправлял тебе сообщение, — устало говорит Вилен, видимо, не в первый раз.

— Мы постоянно переписываемся, — возражает Иринка. — Можем не отмечать день свадьбы, все равно мы уже развелись. Но день встречи по-прежнему важен, потому что мы в отношениях, пусть даже дружеских.

Логика Иринки мне кажется надуманной, явно преследующей ее скрытые мотивы.

— Зачем тебе Камчатка? — обращаюсь я к Вилену, но он не успевает ответить.

— Мой совет тебе, Фаина, — внезапно переключается Иринка на подругу Миши. — Не связывайся с людьми, которые могут тебя разочаровать. Они очень вредны для здоровья. Сажают печень на раз, два, три.

Она снова тянется к бокалу, когда замечает, что он пуст. Ее рука тут же меняет траекторию и нацеливается на бокал Вилена, чье светло-желтое содержимое бокала также напоминает вино.

— Мы пока не встречаемся, — говорит Фаина.

— Зря ты так, — тут же меняет позицию Иринка. — Миша хороший парень. И очень давно одинокий.

На лицо Фаины наплывает рассеянность. А я думаю, что Иринке хватит хлестать вино.

— Мы не торопимся, — встревает недовольный Миша. — Как говорится — поспешишь, людей насмешишь.

Я мысленно аплодирую неприкрытой маленькой мести. Иринка скалится и кивает, принимая удар.

— Я не навсегда уезжаю же, — спокойно говорит Вилен. И обращается ко мне: — Камчатка мне для спортивного тура. Трехнедельного.

— Экстремального тура, ты хотел добавить, — вставляет Иринка, отставляя наполовину пустой бокал Вилена.

Меня подмывает спросить, зачем устраивать проводы, если уезжаешь всего на три недели. Паузы между встречами всей нашей компании могут насчитывать несколько месяцев кряду. Но я смотрю на его безрадостное лицо и вялые попытки противостоять нападкам и понимаю, что он просто боится остаться с бывшей женой и этой новостью втроем. Все же Иринкина инфантильность сильно влияет на него, поэтому все попытки ослабить поводок будут стоить дорого. Но дружба, как и брак, — она не только в радостных моментах, так ведь?

— О, — говорю я вместо вопроса. — Не знала, что ты такой спортивный парень.

Вилен нервно дергает уголком рта:

— Решил изучить неизведанную дорожку.

— Надеюсь, она не будет в один конец, — комментирует полушепотом Иринка.

— А где Аня? — спрашиваю я, чтобы наконец спрыгнуть с болезненной темы.

— Курить ушла с Артемом. Я тебе про него писала.

Иринка выражается так, будто настрочила мне полноценное письмо.

— Я говорила, что он внешне вполне, хоть и не во вкусе Норки? — продолжает она. — А еще немного сноб. Нет, он много сноб. Максимально снобистский сноб.

— Не преувеличивай, — морщится Вилен. — И не будь он снобом, Анька его бы не выбрала.

— А с каких пор Аня любит снобов? — доносится вопрос Миши, но вряд ли у кого-то из нас есть ответ.

Помимо снобов Норка неровно дышит к мужчинам черствым душой и желательно лицом, любого рода циникам, интеллектуальным гордецам или просто личностям с червоточинкой, но в обойме любого из них обязательны быть высокий статус и хороший финансовый фундамент, даже если это однодневный роман.

— Почему он сноб? — интересуюсь я, пытаясь перехватить взгляд хоть какого-нибудь официанта.

— Потому что рожу кривит, будто мы ему не ровня.

— Может, у него живот крутит, — говорю я совершенно искренне. Мало ли что может быть у человека. У меня вот ладони горят огнем. Хочется одновременно дуть на них и чесать. А еще колено ноет. И я бы предпочла оказаться дома, на диване в обнимку с мирамистином, а не пытаться поймать призрак официанта.

— Мы с Мишей дойдем до бара, — сообщает Вилен и встает. — Заодно подышим свежим воздухом. Лиза, твой выбор?

Я оглашаю.

— Мне тоже еще закажи, — кричит Иринка в спины мужчинам и в один присест допивает вино Вилена.

— Свежий воздух. Будто его тут душат, — ворчит она. — Ну и что у тебя с юбкой на самом деле?

— Ерунда, — отмахиваюсь я. — Так что, у Норки серьезно?

Иринка делает большие глаза и шипит. Норкой Анну называем мы между собой и никогда всуе перед ней или перед кем-либо третьим. Не то, чтобы она не знала об этом прозвище, но оно ее раздражает, поэтому мы не злоупотребляем.

— Непонятно пока, мутный тип. Про Аню не знаю, но нам точно не подходит, — заявляет подруга. — Он ее будет подавлять. Ладно бы они ограничились постелью, но жить с таким как? Хотя, может, и правда у него несварение, — задумчиво добавляет она, — а то он все бегает куда-то со своим телефоном.

— У меня все в порядке. Но спасибо за заботу, — говорит над моей макушкой вежливый мужской голос. — А бегаю, потому что подчиненные дурака сваляли, теперь разгрести пытаются.

— А зачем вам такие подчиненные? — едко замечает никак не смущенная Иринка.

— Это хороший вопрос. Обещаю подумать над ним в выходные.

Сбоку выплывает Норка и меня обдает смесь запахов сигарет и пудровых духов.

— Привет, Лизок. Заставляешь нас волноваться за себя.

— Не я одна, — парирую я и приветственно целую воздух рядом с розовой щекой.

Норка хихикает и царственно занимает стул. Рядом с ней материализовывается обладатель шутливого голоса. И меня вбрасывает в вакуум.

Москва же большой город. Он все растет и наполняется. Встретить человека из прошлого почти невыполнимая задача. Вселенная, что же ты так насмехаешься надо мной? Где я попортила карму так, что ты снова сводишь меня с этим человеком?

Артем смотрит на меня в ответ, и по его выражению лица я понимаю, что он тоже узнал. Он изменился за семь лет. Возмужал, плечи раздались. Скулы и челюсть обрели большую угловатость, а с ней и надменность. Под его прямым, жестким взглядом мне хочется спрыгнуть со стула и бежать вон.

— Это Артем, — представляет спутника Норка. — Познакомились неделю назад на бизнес-завтраке. А это та самая Лиза. Я тебе говорила о ней.

Господи, что она ему обо мне говорила?

— Сколько пополнений в нашей компании, — замечает Иринка.

— Так и есть. Мы рады тебе, Фаина, — говорит Норка. — Впервые Миша нас с кем-то знакомит. Это значит… многое.

Последняя фраза звучит многозначительно, как Норка и задумывала. Тем не менее, совершенно неясно, насколько она искренна. В отличие от Иринки, у которой, что в голове, то и на языке, Норка умеет держать истинное мнение как тайну за семью печатями.

— Мы пока не встречаемся, — повторяет девушка. Чувствую, что далеко не во второй раз.

— Самое время начать, — врезается с наставлением Иринка. — Трудности только закаляют.

Норка пристально смотрит на Иринку и на ее пустой бокал. Ее лицо доказывает, что в этот момент мы едины во мнении насчет подруги.

— А вы встречаетесь? — вдруг спрашиваю я Норку и тут же кляну себя за этот вопрос. Но внутри меня разрывает от мысли, что я буду вынуждена снова общаться с этим человеком.

Та непонятно пожимает плечами, Артем прожигает на моем лице две дыры.

— Лиза, я сказала Артему, что ты знаешь китайский и что на тебя можно положиться. Ему нужен толковый переводчик, который не подведет. Поговорите, может, у вас получится поработать вместе.

Свет меркнет перед глазами от этих слов. Черт, черт, черт! Мне хочется расхохотаться от нелепости ситуации. Ох, Норка, знала бы ты… Я чувствую себя человеком, у которого прилюдно вытащили из шкафа самый мерзкий скелет и потрясли смрадными костями, хотя почти все присутствующие пока него не видят и не чувствуют запаха. Почти. Кроме одного. Того самого человека, с которым мне пришлось уже поработать и которого я позорно подвела. Это был мой эшафот с вечной тенью палача за спиной, и соскользнуть с него не представлялось возможным.

2.

Семь лет назад я посчитала это неизъяснимым чудом, удачей, о которой воздыхают все студенты, не оскверненные опытом работы. Когда я вошла в фойе здания, где мне предстояло собеседование, на встречу вышел Артем. При его виде сердце забыло, что природа завещала ему биться. Мы прошли в переговорную, где я просто смотрела на этого молодого мужчину, наполненного уверенностью и с упоением рассказывающего об «очень перспективном проекте», который он возглавляет. Его глаза пылали азартом, голос обволакивал щекочущим волнением. Слышала ли я его? Конечно. Но смысл терялся в шуме гонимой адреналином крови.

Проект был почти укомплектован сотрудниками, не хватало переводчика с китайского. Очень срочно, лучше прямо сейчас, ведь переговоры уже начались. «Мне вас рекомендовали. И заверили, что у вас отличный китайский, — сказал он, изучая мое лицо. — У нас есть предварительное согласие китайской стороны построить в Московской области завод по производству машинных масел как основного продукта и выпуска химических компонентов для изготовления масел в перспективе. Продукт не простой для человека несведущего. Но если у вас хорошая база и быстрые мозги, вы потяните. Что думаете?»

Я подумала, что он не из тех, кто ждет. Издалека услышала свой голос, что готова и могу прямо сейчас. Ответ ему понравился. Но и я не соврала. С первых его фраз я хотела работать с ним. Его аура обжигала, вливалась раскаленным потоком, проникая в кровь и заставляя нисходить ответным жаром. Мне казалась чудовищной мысль, что я могу сейчас выйти и больше с ним не увидеться. В конце разговора Артем протянул руку, чтобы скрепить согласие рукопожатием. От прикосновения его ладони с твердыми пальцами мне стало тесно в оболочке из плоти. Его долгий пробирающий взгляд подтвердил, что я для него очевидна до самого дна, и он не против.

Мы начали работать вместе и почти сразу начали спать. Это было похоже на помешательство, как делом, так и друг другом. Возможно, наша страсть могла жить только под светом от азарта завершить проект успешно, слишком важным он был. Цена провала была огромна. Впрочем, он и не допускался. Я была тогда убеждена, что для Артема он подобен смерти, ведь проект был полностью его, от идеи до проработки всех деталей. Руководство компании взяло на себя только финансовую поддержку, и расчетные вложения в трехлетней перспективе рисовались цифрами с семью нулями. Это обстоятельство цепляло. Я прикасалась к чему-то гигантскому, сумасшедше сложному, а для одного внезапно важного для меня человека в определенной степени сакральному.

Чем ближе была кульминация проекта, тем больше мне стало казаться, что он вытягивает из Артема не только силу, но и душу. Мы приближались к подписанию контракта. Решив тысячу проблем, мы решали новую, внезапную, которую представители китайской фирмы добавили вот-вот. Я записывала ее как тысяча первую и шутила, что скрупулезность эта больше походит на немецкую, чем китайскую. Артем, сжав зубы, выполнял очередное требование, не считаясь с его логичностью или затратами. Желание заключить сделку и выйти победителем стало тотальным. В тот роковой день я попала под каток этой одержимости.

Фрагменты прошлого забивают мысли, и я неслышно выдыхаю, комкая юбку. Кожу холодит гладкий влажный материал.

— Думаю, нам определенно стоит это обсудить, — цедит Артем.

Я вскидываюсь. Даже если я и ошиблась тогда и не попыталась сгладить вину, это не означает, что сегодня я буду по собственному желанию привязывать себя к позорному столбу и вручать камни пострадавшему.

— Я не нуждаюсь в подработке, — чеканю я и в ответ перерезаю взгляд Артема. — В Москве много толковых переводчиков. При должном усердии найдете подходящую кандидатуру.

Тон чересчур резкий, и это заметно всем. Норка меланхолично и сосредоточенно рассматривает меня. Иринка тоже с интересом косится. Фаина безмятежно уткнулась в телефон.

— Толковые они в резюме, — насмешливо отвечает Артем, не думая сдаваться. Конечно, глупо было на это надеяться. Его целеустремленности можно спеть оду. — Надежных людей ищут по рекомендациям. Проект слишком важен, чтобы рисковать, и специфичен. Ваш опыт может оказаться ключевым.

— Рекомендации также могут дать осечку, уж поверьте моему опыту. Не хочу, чтобы вы потом жалели.

Я кричу себе остановиться, но стоп-кран будто заклинило. Прошлое накатывает яростными волнами, грозя похоронить меня под эмоциональной толщей. Присутствующие внимательно следят за пикировкой, не понимая вдруг возникшего накала. Никто из подруг не знает о случившемся тогда. Это моя позорная тайна.

— Спасибо за предупреждение, Лиза. Но я тоже не лыком шит. И уверен, что с высоты опыта смогу распознать дилетантство.

— Тогда вам тем более легко будет подобрать кандидата. Дерзайте, Артем.

— Очень жаль, — вдруг сдается Артем и поворачивается к Норке. — Что ж, Аня, спасибо за помощь. И за сопереживание.

Меня веселит эта перемена. Я смотрю на Норку. Что я слышу? Она сопереживает? Норка, которая самолюбие возвела в ранг религии? Она переживает за какой-то проект, о котором не знала еще неделю назад? Кого ты хочешь обмануть? Пелена ярости вкупе с горечью вдруг спадает с глаз. Я отчетливо вижу признаки манипуляции. Он явно начал какую-то игру. И даже не думает таиться.

— Переживаю — громко сказано, — говорит Норка. Она не была бы собой, если бы не отвергла столь нелепую попытку сделать ее причастной к тому, что ей искренне неинтересно. — Я плохо понимаю, о чем идет речь, — это признание уже адресовано мне, в голосе извиняющиеся нотки. Еще бы, мы не готовы конфликтовать из-за какого-то постороннего мужика. — Поэтому, если тебе неудобно это предложение, то и закончим на этом.

— Мне неудобно, — тут же вырывается у меня. Я зло и победоносно смотрю на Артема. Придурок, ты плохо знаешь свою Аню и то, что мы растили долгие годы.

— Что ж, ваше право. Все же уверен, вы отличный специалист, — покорно заявляет Артем, и только я знаю тайный смысл фразы. Она похожа на бросок копья, призванного не убить, но неприятно ранить. Ритмика его речи подтверждает, что он далек от примирения с моим отказом.

— Лиза давно не занимается подобным, — говорит Иринка. — Надо было раньше ее нанимать. Когда у нее было время на такие халтуры. А сейчас она занята. Создает умные системы для домов. Заинтересуйтесь лучше этим. Очень перспективное направление, между прочим.

Я мысленно закрываю глаза. «Конечно, спасибо тебе, подруга, за попытку помочь, но сейчас лучше бы ты молчала».

— Создает умные системы, — повторяет Артем. — Это впечатляет, согласен. Я подумаю, Ирина. Меня всегда занимали перспективные направления.

В голосе мед, но я чувствую, как остро пахнут капли дегтя в нем. Как скоро он не выдержит и ударит? А ведь сейчас я не готова к сражению. Что тогда? Бежать? При мысли о бегстве меня передергивает. Этот опыт с Артемом мы тоже прошли.

В возвышении над головами возникает официант, разряжая обстановку. На подносе у него разноцветные бокалы. И пара плоских тарелок с закусками. Я получаю наконец свой коктейль. К горящему зуду на ладонях и колене добавляется жар внутренний.

Иринка требует информацию, из дикой или домашней утки у них конфи. Официант этого не знает. Норка расслабленно пьет мартини. После шести она обычно не ест, благосклонно соглашаясь только на легкий алкоголь. Для нее произошедшее — дело законченное. Для меня же только начинается.

— Домашняя утка, по-любому, — заключает Иринка, едва официант отходит.

— Я говорила Вилену, что этот ресторан давно испортился, — невпопад заявляет Норка.

— Вилен тебя понял, — говорит подошедший Вилен. — И даже согласен. Больше сюда ни ногой. Как вернусь, выберешь ресторан для моей встречи.

Я не понимаю, шутит он или всерьез, но Норке, судя по ее горделивому виду, приятно.

— Ты еще вернись сначала, — фыркает Иринка, но я понимаю, что ей хочется задать другой вопрос. И много, очень много вопросов. Только вот женское самолюбие мешает.

Алкоголь на пустой желудок расслабляет, я чувствую, как голову наполняет легкость и смешливость. Мне хочется обнять Иринку и сказать ей, что Вилен уезжает не для себя, а для нее в первую очередь. И я знаю, что она покивает мне, но останется при своем мнении. Мне хочется потрепать Вилена по плечу, ведь он совершает очень мужественный поступок. И только слепой не заметит, как ему не по себе сейчас. А еще хочется схватить Норку и выдернуть ее из отношений.

Так, стоп. Я перевожу глаза на Артема. Тот сидит, откинувшись на спинку кресла, и бесцеремонно наблюдает за мной. В руке бокал со светло-коричневой жидкостью. Его глаза будто стеклянные, но за стеклом хлещет огненными всполохами буря. Они все ближе, тянутся по воздуху искрящимися плетьми. Шум вокруг затихает, утекают вдаль голоса друзей. Мы остаемся один на один.

Пламя зарождается на переносице и быстро, как от ветра, разбегается по лицу, сразу во все стороны, захватывая нос, щеки, губы, лоб. Вспыхивают брови — мертвые серые нити кружат, медленно оседая, — за ними уши, шея, трещат волосы — все ниже и ниже катится сжигающий вал. Уже невозможно вздохнуть, перед глазами оранжевое буйство, а сладкая муть плавит желудок. Как много пепла от меня останется? Как скоро?

Иринка хлопает меня по плечу.

— Пойдем освежимся.

Я выдыхаю и неуклюже выбираюсь из-за стола. Я чувствую себя ведьмой, которую только что сожгли на костре.

3.

Мы выходим на террасу. Вечер натекает на город темной рекой. Улицы расплываются, тонут в огнях сквозь густое марево брызг. Ноги под влажной юбкой неприятно холодеют.

— Думаешь, он мне назло?

Иринка, обхватив перила, покачивается на пятках. Я подставляю лицо влажному ветру, и по воспаленной коже рассыпаются поклевывающие невидимые капли. Снова, к счастью, пробирает мыслями трезвость. Вопрос Иринки риторический, но она ждет ответа. Беда этой бывшей пары в том, что подруга видит Вилена только через призму себя. Ей страшно признать, что, несмотря на остаточную близость, он хочет дышать и своим воздухом.

— Думаю, он уезжает не из-за тебя.

— По-твоему, он едет с кем-то? — в ужасе спрашивает подруга.

Конечно же, она сразу представляет рядом с Виленом новую женщину.

— Я о другом вообще. Но если и так — он свободный человек.

— Рядом с ним долго никто не задерживается, — с ехидным умилением сообщает Иринка больше себе, чем мне. — Вспомни его замечательную Катю. С ложечки его только что не кормила. И все равно он ее бросил.

С Катей Вилен встречался после развода. К удовольствию Иринки, недолго встречался.

— Тогда тебе точно не о чем беспокоиться.

— А я и не беспокоюсь. И вообще планирую о своей жизни подумать.

Кажется, Иринка уже для себя решила, что у Вилена новые, камчатские, отношения. И ее мало волнует, что об этом думает сам Вилен.

— Планируй, конечно, — соглашаюсь я, хоть и не верю, что Иринка готова к новым романам. Но сейчас мне все равно. Надо разобраться с другим человеком.

Артем Горин совсем рядом. Повзрослевший, уверенный, с чужим огненным взглядом — он венчает один из самых темных эпизодов моей жизни.

— Может, и мне прошвырнуться по бизнес-завтракам? — меж тем размышляет Иринка. — Дело-то оказалось, полезное. Подберу кого-нибудь, чтобы успокоить душу. Надо узнать у Норки, где таких Артемов раздают.

— Тебе же он не понравился.

— Мне нет, — кивает подруга. — И тебе, кстати, тоже. Оценила наглость, да? Три секунды знаком, а уже поработать хочет. Проныра какой-то. Лиз, а вдруг он и правда аферист? Зачем Норка вообще это предложила? Что за благотворительность? Никого не предупредила. Я ей скажу потом, что так не делают.

— Она всегда все решает сама. Хочешь говорить, говори. Но мне все равно. Он предложил, я отказалась. Больше не о чем говорить.

Иринка с интересом косится — слова звучат грубовато, — но я молчу. До смешного странно: мы, подруги, пытаемся доказать, что все хорошо и боимся довериться. Пусть внутри сводит терзаниями, но ни одна из нас не решится откровенно обсудить. Я — из-за щекотливости, Иринка — из-за слепоты и упрямства. Каждая будет решать сама. А ведь Артем, как пить дать, захочет поговорить, и за семь лет явно накопил немало слов. Придется извиняться. И самое страшное — оправдываться. Этого не буду делать точно. Не только я виновата. Туман невеселых мыслей рассекает вопрос:

— А ты знаешь, что они пока они не переспали? И это после двух недель свиданий! Вот скажи, зачем она притащила его знакомиться? Вдруг он ей не понравится в постели, и они расстанутся? А мы тут уже дружим семьями.

Я невнятно повожу головой. Иринка постоянно преувеличивает, никакими семьями мы дружить не будем. Да и Норка не первый раз знакомит с мимолетными любовниками. Рано или поздно они переспят, и Норка будет в восторге. Даже Иринка со своими странными закидонами благосклонно оценила бы его. В голове вспыхивает лицо Артема, близкое-близкое. Он отрывается от кожи на животе и поднимает голову, обхватывает тяжелым взглядом. А потом медленно, не отводя глаз, опускается к бедрам.

Хватит!

Я сглатываю и гоню воспоминания. Замечаю:

— Откуда ты знаешь? Может, они уже.

— Еще нет, — чеканит Иринка.

Я не настаиваю, потому что она гораздо лучше знает, чем живет Норка. Они созваниваются едва ли не каждый день. Неожиданно слова Иринки греют. Я и впрямь не хочу, чтобы Артем нарушил покой моей жизни. Смогу ли я принять его в новой роли? Видеть, разговаривать, смеяться, будто никогда ничего не было. Нет! Я дергаю плечом, отбрасывая беспокойные фантазии. Все верно. Лучше бы у Норки ничего не вышло.

В мыслях Артем приходил иногда. И хоть я надеялась никогда его не увидеть взаправду, все равно представляла встречу. Мы сталкивались на улице, в самолете, на выставках, бывало, даже в командировках. Он рушил день и настроение, сминая их яростью, обвинениями, желанием объяснений, а иногда смотрел на меня темным лицом с грустинкой и подавал руку, сдабривая жест благосклонной улыбкой, я протягивала свою, и после рукопожатия мы шли полировать обретенный мир алкоголем. Это был самый невероятный вариант, а с верой в сказки пора было заканчивать, поэтому более него я любила те встречи, где Артем был равнодушен. В них он соглашался, что время обиды прошло, а разговор рассасывал последние шрамы, мы жали друг другу руки и расходились с опустевшими сердцами. На самом деле я не представляла, какие чувства всколыхну, но верила, после встречи будет легче. Даже если все пройдет отвратительно, и он проклянет меня — это будет завершенное дело.

— Норку это тоже волнует. Говорит, что чувствует себя подростком, — хихикает Иринка. — Я посоветовала ей порадоваться новым ощущениям еще неделю — две, а потом заканчивать терять время. А ты не заметила, что Артем чем-то похож на Вилена? Не внешне, конечно. Здесь они совсем разные. Вилен светленький, а Артем… как сумрак. Но оба себе на уме. Может, у мужчин это популярно? Я вот пытаюсь приучить Вилена думать о других, но он такой упертый.

Иринка снова съезжает на постоянную тему. И если в другое время я смирно слушала бы ее, сейчас наматывать новый круг вокруг их с Виленом отношений сил не было.

— Норкино оставь Норке, — замечаю я. — Уж ей расставаться не привыкать.

— А я вот заметила, что и Вилену он не понравился. Как мы будем общаться, если у Норки окажется серьезно?

У меня нет ответа на этот вопрос. Но Вилену точно нет дела до симпатий к Норкиным мужчинам. Ему бы уехать нормально, без посыпания головы пеплом, но Иринка ведь не даст. Сейчас вернемся, и под Мишины монологи она продолжит наматывать на кулак нервы Вилена, а Норка после нескольких бокалов щедро язвить. Не хочу их слушать. И вариться в огне Артемовых поглядываний тоже не хочу. Лучше все же уйти. Повторить постыдный опыт. Пусть Артему будет очевидно, что я сбежала из-за него, пусть выловит меня потом через Норку. Нам обоим ясно — рано или поздно поговорим. Но потом я буду готова.

Мысли разгоняются: Иринка пойдет обратно, а я скажу, что надо в туалет. Оттуда быстро на улицу и домой. В оправдание напишу, что вдруг плохо себя почувствовала. Да, звучит слабо, но сейчас не до глубоких разъяснений. Решено.

Я отрываюсь от перил, и Иринка тянется за мной.

— Поговори с Виленом до того, как он уедет. Без всех нас, — советую я напоследок. — Изведешь ведь себя, пока его не будет. Забудь о Норкиных делах.

— А он почему не захотел со мной без вас всехпоговорить? — с горьким холодком парирует Иринка.

Именно потому, что ты слышишь только себя, хочется сказать мне. Но я сглатываю ответ. Она не готова его услышать. Он ей не нужен. Иринка вдруг останавливается.

— А вон Норкины дела, кстати, идут. Прям к нам, что ли? — в голосе Иринки недоумение.

Я смотрю туда же, куда и она, — к нам идет Артем.

Черт. Я прихватываю холодноватую ткань юбки. Ступни неприятно щекочет, когда я смотрю, как Артем лавирует между столиками. Ближе и ближе. С каждым его шагом все больше исчезает надежда улизнуть.

— Вы опоздали, Артем, мы уже возвращаемся, — произносит Иринка, едва он подходит.

— Жаль, думал покурить, да в одиночестве не хочу, — с притворным сожалением говорит Артем. — Лиза, может, останетесь со мной?

Я не двигаюсь, слегка отвернув голову в сторону улицы. Конечно, ради чего еще он здесь. Остается лишь отсчитать минуты до того момента, как он доберется до самой неприятной темы.

— Нас и так заждались, — по-детски упрямится Иринка, но не двигается.

— Вас точно, Ирина. Виновник встречи вас обыскался.

Я внутренне усмехаюсь: Артем отлично умеет читать людей.

— А вы бы сказали ему, что я тоже вышла подышать свежим воздухом.

— А я сказал, — заговорщически улыбается Артем. — И кажется, ему не по себе, когда вас нет рядом.

Манипуляция толстая, но у него получается. Эмоционально взвинченная Иринка меняется в лице.

— Пусть привыкает. Сам ведь выбрал, никто уезжать не просил.

Она говорит дерзко, но голос выдает волнение. Впервые Иринка останется одна. Свыкнуться с этой мыслью непросто.

— Мы часто поступаем опрометчиво, — доверительно говорит Артем. Он не поясняет, кто это «мы», но Иринка, конечно, слышит то, что выгодно ей. — И всегда очень сложно признать, что ошибся.

— Странно слышать такое от мужчины, — удивленно произносит она. — А если все-таки я хочу заставить признать?

— Тогда вы должны быть равнодушны к этому человеку.

— Вы шутите?

Артем отрицательно качает головой.

— Когда нет чувств, выиграть легко. Можете жать до упора, не боясь последствий. Если он еще любит, вы добьетесь, чего хотите. Но если ему все равно на вас, то увы.

Иринка молчит, ответ ей явно не нравится.

— Если у человека нет к вам чувств, зачем он вам вообще нужен? — добавляет Артем.

— Нет одних чувств, зато есть другие. А вы мыслите однобоко, как типичный мужчина. И, наверняка, сразу даете от ворот поворот, — приподняв подбородок, отвечает подруга.

— Я поступаю по-разному, — увиливает от наскока Артем. — Зависит от женщины и от ситуации. Но у всего, что я делаю, есть веская причина. Другому человеку может казаться, что я ошибаюсь, но это только его мнение. И думает он так, потому что боится спросить меня прямо.

Иринка вспыхивает от слишком очевидного намека.

— Вы, Артем, кажется, хотели покурить? Вот и курите тогда, — спасаю я Иринку. — Не забивайте нам голову вашими идеями мужского превосходства.

— Составите компанию? — тут же переключается на меня Артем. — Мне стало интересно, чем вы занимаетесь. Девушка и системы умного дома — это как минимум интригует. Может, мне это надо, и мы найдем первую точку соприкосновения. И я готов вас слушать без всякого мужского превосходства.

— Лиза же вас отшила, а вы все еще надеетесь нанять ее? — ехидным голосом спрашивает Иринка.

— Теперь уже я боюсь забегать так далеко. Но послушать я бы хотел с огромным удовольствием.

Артем с прищуром смотрит мне в глаза.

— Зря теряете время, — не унимается Иринка.

— Может быть. Но даже без этого нам есть что обсудить. Пять минут, не больше.

Обсудить за пять минут? Какая лживая уловка. Уверена, если откажу, Артем бросаться вслед не будет. Сейчас тот самый шанс. Сбежать. Подумать. Подготовиться. Но вот так — когда лицом к лицу с ним, нужна особая смелость — смелость проявить трусость. Он, наверняка, припомнит, ведь это еще одна возможность уесть меня. Я вдруг четко осознаю, если выберу легкий путь сейчас, позиция станет слабее. А она и так оставляет желать лучшего. А так я только подтвержу, что виновата. И виновата только я. Ладно. Придется биться. Хочется надеяться, что не насмерть. И с новыми ранами я не уйду. Я откликаюсь эхом:

— Пять минут, не больше.

— Останешься с ним? — приподняв брови, спрашивает Иринка.

— Вдруг дорогого Аниного друга и правда заинтересует система умного дома. Путь немного впечатлится.

Иринка смотрит долго, глазами уговаривая идти с ней. Но я молчанием отсекаю предложение.

— Как хочешь, пять минут погоды не сделают, — сдается подруга. — Мы тебя ждем. И Аню я предупрежу.

Так спустя семь лет мы снова остаемся один на один. И, конечно, ни о каких системах или умных домах не говорим. Мы говорим о нас.

4.

Я возвращаюсь к балюстраде. Твердая поверхность под руками поддерживает иллюзорно, но мне хватает, чтобы сосредоточиться. Артем пристраивается рядом. Качнись я немного в сторону, задену руку. Его взгляд тут же растекается по мне, забираясь щекочущим морозцем под тонкую ткань блузки. Я хочу всем вниманием нырнуть в сизую дымку улицы, но соседство Артема притягивает. Он опасен, от этого я чувствую себя, как под прицелом ружья.

— Что с коленом?

От вопроса я теряюсь. Когда он заметил?

— Случайно встретилась с асфальтом, — шутливо отмахиваюсь я.

— Вечер случайных встреч, значит. Ты куришь?

Я жестом показываю, что нет.

— О, я тоже. Не для этого мы остались, верно? Как и не для обсуждения перспективного продукта, который ты создаешь.

Я удивленно поворачиваюсь, нет, он и не думает шутить. Радужки глаз отливают свинцом.

— А подруга твоя, между прочим, жестока. Или все женщины легко бросают подруг ради бывших?

— Спроси у всех женщин. И Иринка не жестока. Ты сам позаботился, чтобы она ушла.

— Она могла выбрать. Забрать тебя. Но все же оставила мне.

— Я сама решила остаться.

— И захотела сама?

Надо же — как легко он подгоняет смыслы под себя.

— Нет. Я хотела сбежать, — спокойно признаюсь я. — Но передумала, ведь рано или поздно все равно пришлось бы разговаривать. Решила не тянуть.

— Значит, я успел в последнюю минуту, — усмехается Артем. — Судьба прям любит меня сегодня. Да и вообще неплохо сыграла.

Я саркастически пожимаю плечами.

— А вдруг все это время ты так хотел увидеться, что просто надоел ей своим нытьем.

— У меня с нытьем мало общего.

— Люди меняются.

— Не в этом случае. Я просто верю в высшую справедливость.

— Обычно в нее верят наивные и слабаки.

Мы одновременно обрываем пикировку. Потом Артем задумчиво замечает:

— Да-а-а, а ты посучнела, Елизавета Бельская. Что, личная трагедия? И теперь все мужики козлы?

Я с подозрением кошусь на него. Откуда он знает? Конечно, я не думала так о мужчинах. Провалы, конечно, были. И «больше-никогда» список имелся. В него полтора года назад вписала еще одно имя. Запись эта окончила неудачный роман со взбалмошным любителем мотоциклов и ролевых игр. С тех пор я запретила себе встречаться с мужчинами младше себя, мужчинами без постоянной работы и теми, кто проповедует гедонизм в худшем проявлении — только ради удовольствия собственного. В тот раз я самовольно спустилась с пьедестала гордости ради туманных острых ощущений. Да, я их получила, но за ними явно тянулся шлейф опьяняющего угара. Протрезвев же, поняла, что гордость весомее. Рассталась я без сожаления и к романам пока охладела.

Норка знала обо всех завихрениях тех отношений, но не осмелилась бы рассказать ему. Обсуждать дела подруг с посторонними было негласным табу. Скорее всего Артем просто ткнул наобум.

— Почему все? Только некоторые особо отличившиеся личности, — отвечаю я.

— «Некоторые особо отличившиеся личности» — это скорее про тебя, Лиза.

— Наверное, про меня тоже, раз и через семь лет ты не способен нормально разговаривать.

— Для тебя все-таки важно, чтобы я нормально разговаривал?

— Важно, чтобы ты перестал глупо цепляться к словам, — сухо говорю я. — Я тоже не горю желанием общаться. И вообще надеялась никогда не встретиться. Но раз уж это произошло… значит, произошло.

Артем не отвечает, и тишина между нами похожа на провал. Когда она затягивается, усилием воли я заставляю себя повернуться. Зачем так близко? Он стоит ровно, руки в карманах, ветер шевелит распахнутый ворот рубашки, пробегает по темным волосам. Он кажется спокойным, но это обман. Для меня он сродни скале перед камнепадом. Я оглядываю глаза с сизыми тенями, и хочется сразу отступить на несколько шагов, будто это поможет защититься. Но я остаюсь на месте. Адреналин раскатывается по телу. Чем дальше я двигаюсь по тропинкам Артема, тем зыбче они становятся. Надо заканчивать. Набрав воздуха, я быстро поговариваю:

— Раз уж судьба благоволит тебе сегодня, я ее поддержу. Я извиняюсь за то, что сбежала тогда и оставила тебя одного. Продолжать я не могла… несмотря ни на что. Знаю, что тебя стоило предупредить. Но я не предупредила и оставила одного, — я поднимаю подбородок и отрывисто заканчиваю, ставя точку: — Мне жаль, Артем. На самом деле. Надеюсь, ты пережил случившееся.

От этих слов на лице Артема не движется ни один мускул.

В том, что он пережил, я не сомневаюсь. Об этом говорят и расслабленная манера поведения, и шелковистая тонкая ткань рубашки, и ладный крой брюк; стрижка явно родом из хорошего салона, но главное, блеск глаз, которого не бывает у тех, кто сдался.

— Пережил, — понизив голос, наконец говорит Артем. — Хотя и с последствиями.

Последствия… Конечно, глупо думать, что их не было.

— Сделку заключили? — увязая зубами в словах, спрашиваю я. — Или сорвалась?

— Сделка сорвалась. Сорвалась работа. Карьера сорвалась. А, может, и серьезные отношения сорвались.

Каждая фраза падает как камень. Я сглатываю. Вот, значит, как. Я задумывалась тогда, могут ли его уволить, но всегда уверенно себе отвечала, что нет. Артем не из тех людей, которых увольняют. А что до серьезных отношений — разве их можно было так назвать? Нас просто затянуло в бурю, которая закончилась неожиданно быстро. Но даже если бы ничего не случилось, мы были обречены — будущее не строится на оголтелой страсти.

— И все же ты не только выкарабкался, но даже отыграл потерянное.

— Почему ты так думаешь?

— Вижу. Да и Аня не встречается с неудачниками, — я добавляю тепла в голос и крошечную каплю раскаяния. — Я рада за тебя, Артем, и мне правда жаль.

— И о чем именно ты жалеешь, Лиза?

Он не подхватывает предложенный тон, игнорирует извинения, но настойчиво толкает меня на темы, которые я не собираюсь обсуждать. И этот небрежно брошенный вопрос граничит между проектом и тем, что было между нами тогда. Но пока мы не разберемся с главным, пока я не пойму, что он думает о случившемся и как он может быть к нему причастен, я не хочу обсуждать нас. Не хочу марать то яркое обжигающее пламя, что мы разожгли.

— О том, что оставила тебя разбираться самому, — твердо говорю я, сворачивая в безопасную сторону. — Это было глупо. Я подставила тебя перед руководством. За это вины не снимаю. И тебе надо было свалить все на меня, раз все шло к увольнению. Я не имею ничего против побыть девочкой для битья.

Брови Артема взлетают.

— Лиза, тебя привел я. И вел проект я. За всех участников был ответственен я. И за их косяки тоже. Ты мне через семь лет разрешаешь сделать тебя козлом отпущения, чтобы проект не развалился? Ты действительно думаешь, что это могло сработать? И я мог так поступить?

Я холодно подтверждаю:

— Да, ты ведь жил этим проектом. Я предала тебя. Не стоило меня жалеть.

— Я тебя тогда не жалел. Да и сейчас не собираюсь. За извинения спасибо, конечно. Они греют душу, но их мало. Тебе все равно придется заплатить. И больше ты не сбежишь. Говорю, как есть, чтобы ты сняла розовые очки и не думала, что сегодня все кончится. А ты именно так и думаешь.

Я вспыхиваю и открываю рот, чтобы возразить, но Артем не позволяет прервать.

— Начнем прямо сейчас и поговорим о том, что произошло. Почему китайцы перестали отвечать сразу после встречи с тобой? В тот же день съехали с гостиницы, а через два месяца заключили контракт с «Кайсан». Что тогда случилось?

В висок бьет ледяной кулак. За семь лет я ведь так и не поинтересовалась, чем все закончилось. Это стало моральным табу — слишком страшно было узнать, что натворила. А я, выходит, и правда, натворила. Не зря боялась, не зря. И хоть я размышляла, что могут сделать китайские партнеры после той незабываемой встречи, но не думала, что они решатся на такое — без объяснений переметнуться к прямому конкуренту — это худшее, что они могли сделать. Грудь стягивает мокрыми кожаными ремнями. Теперь понятно, почему Артема не оставили в компании.

— Значит, они молча сбежали, — тихо подытоживаю я, отводя взгляд.

Также, как и я. Интересно, сколько раз эту мысль думал Артем. Предателей оказалось больше одного. Но я — главный в его глазах. А что же в моих?

Мое мнение не поколебалось. Я не виновна в том, что случилось в отеле. Китайцы предпочли опозорить себя побегом, только лишь бы не расхлебывать последствия. Слишком стыдно было показаться перед иностранцами, стыдно объяснять. Все начали они, я лишь защищалась.

Шею вдруг сдавливает мимолетной болью, как тогда, когда ее сжимали мужские пальцы. Я снова чувствую запахи крови и дождя. «Мы просто хотим помочь тебе переодеться». Я сглатываю, по телу прокатывается дрожь. «Ты очень опасная девочка».

Нет. Нельзя. Сейчас нельзя об этом думать. Это яма, из которой я выбиралась почти год, а следующие два ровняла с землей. Больше ее нет. Никто не разроет ее снова.

Артем смотрит на меня в упор и ждет ответа.

— Получается, за семь лет ты так и не выяснил, что тогда произошло, — размеренно говорю я, полируя взглядом пуговицу на его рубашке. — И, что, даже не догадываешься?

— Догадки я оставлю при себе. Мне нужно, чтобы говорила ты.

Я усмехаюсь. Трудно поверить, что Артем смирился, даже не попытавшись разобраться. Слишком дорого ему обошлось это незнание. Или… он все же был причастен к внезапным желаниям китайцев?

«Думаешь, Аэртему понравится, как ты исполняешь его указания?»

Эта мысль приводит в чувство. И эхо злости, что пожирала меня в тот день, отдается в голове.

— Зачем? Ты и без этого прекрасно дожил до сегодняшнего дня. Сделка все равно сорвалась, ты, судя по сему, снова на какой-никакой вершине, а что до «Кайсан» — ну свалилось на них счастье, дальше что? Сделка, как брак. Мало заключить. Самое сложное начинается после. Может, китайцы их уже разорили.

Речь звучит неожиданно резко, но Артем не подает вида, что его задет. В его тоне все та же уверенность и твердость.

— Китайцы их не разорили. Более того, их «брак» весьма счастливый. Строят третий завод, еще два в планах на следующие два года. У них было все, чтобы не терять времени. Бери да делай. Потому что там, где не справились одни, справятся другие.

Слова бьют оплеухой. Меня. Да и сам Артем, наверное, получает их, как только узнает новости о «Кайсан». Мы с ним не справились.

— Ну, знаешь, китайцы — нация довольно жестокая. А уж когда речь заходит о деньгах, они точно никого не пожалеют. Ты должен был знать это заранее, если решил вести с ними бизнес, — говорю я.

— То есть, по-твоему, я виноват в провале?

— Надо было лучше просчитывать риски, когда берешься за проект, который тебе едва по зубам, и особенно когда в спину дышат конкуренты. Но ты так сильно хотел эту сделку, что перестал трезво мыслить.

Эти слова ранят, но он пытается загнать меня в угол. Я вынуждена защищаться. Только сейчас понимаю, что значит быть противником Артема. Почувствовав чужую слабину, он тут же попробует перегрызть горло.

— Очень интересное обвинение. А я уверен, что проект был мне по зубам, несмотря на конкурентов и мою вовлеченность в него. Я бы вытянул его.

Я растягиваю губы в кривой улыбке: давай, закончи фразу, которая и так очевидна нам обоим. Но Артем не продолжает.

— Но ты не вытянул его, — рублю я тогда. — И за семь лет не понял, почему. А теперь, встретив меня, пытаешься выжать насухо, только чтобы убедиться, что и впрямь это случилось из-за меня.

Вот так. Даже не пытайся приблизиться клыками к моей коже. К сожалению, Артем слишком умен, чтобы долго вестись на нападки.

— Я задал очень простой вопрос, Лиза, — похолодевшим голосом говорит он. — И знаешь, то, как активно ты его избегаешь, наталкивает на определенные мысли. Не очень хорошие для тебя.

Я незаметно сжимаю руку в кулак. Артем тоже пытается выбить меня из колеи.

— У меня нет иллюзий о твоих мыслях на счет меня.

— Моих мыслей можешь не бояться. А вот о контракте, который мы с тобой заключили тогда, стоит подумать.

— Что именно тебя в нем волнует?

— Твои обязательства, Лиза.

— Хочешь засудить меня за то, что недовыполнила работу? Так подавай иск.

— Ты смелая теперь. С тобой в огонь и воду не страшно идти.

Он перемежает угрозы с шутками, и этим пытается сломать мою линию обороны.

— Мы уже ходили, — цежу я. — Как оказалось, соратники из нас хреновые.

— Каждый заслуживает второй шанс. А что до иска — он давно написан.

Его тон небрежен, но это явный крючок, который я должна заглотить. Я не успеваю остановить себя и спрашиваю:

— Что за иск?

— Иск от компании.

— Что-то я не получала повестки.

— Наверное, потому что я не дал этому делу ход.

Он говорит расплывчато. Почему не дал? Я лихорадочно думаю, ждет ли он, что я спрошу вслух. Наверняка.

— Ты просто не нашел меня, — бросаю я ехидно.

— Нет, я знал, что рано или поздно разберусь с тобой самолично.

— Вот как. То есть решил мстить.

— Разберусь и мстить разные вещи.

— Иногда разные, иногда нет. Разойтись миром все равно ведь не получится, ведь так? Поэтому делай что хочешь. Я осталась, чтобы извиниться, и я извинилась. Больше мне нет дела до прошлого. Если не согласен — твои проблемы. И закончим на этом.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но Артем быстро захватывает плечо и подтягивает к себе. Его лицо непроницаемо. Пальцы больно сжимают кожу.

— Заканчивать я уж точно не планирую. Будем видеться чаще, чем ты хочешь.

— Я вообще не хочу, — шиплю я, выворачивая плечо, но хватка только крепнет.

— Почему? Тебе же нет дела до прошлого. Я тоже согласен оставить его. И лично тебе я плохого ничего не сделал, ни тогда, ни сейчас. Тогда почему, Лисенок? Боишься, что я трахну твою подружку?

Это удар ниже пояса. «Лисенок» — так Артем звал меня в минуты близости.

Именно так, полушепотом, на выдохе, с тянущей «е». Я с яростью пожираю глазами нависающее лицо. От смеси ауры, запаха, голоса внутри сходит лавина. Меня погребает под толстым слоем возбуждения, с хрустом выворачивающего кости, давнего и привычного, когда источник бывал вот таким же близким и моим.

Я обмякаю и снова дергаю плечом, Артем отпускает.

— Если… если ты используешь Аню, чтобы насолить мне, — с тяжелым придыханием начинаю я, но Артем осекает.

— То что? — хмыкает он. — Что тогда будешь делать?

В его глазах полыхает интерес. Но ему все равно, что именно я буду делать. Важно, что я отвечу.

Что я сделаю в самом деле? Что я вообще могу сделать? Рассказать Норке о прошлом с Артемом? Наверное, надо было это сделать сразу, как только его увидела с ней рядом. Сказать, что знакомы, умолчав о романе. Но ведь суть именно в нем. Я закусываю губу. Отважусь ли я сказать ей вообще? Артем может вывернуть все так, как нужно ему. И после этого я лишусь подруги. А, может, и двух.

— Ты. Используешь. Ее? — с расстановкой повторяю я.

— Нет, она мне нравится. Красивая, свободная и нескучная.

Его слова ковыряют сердце тоненькой иголкой. Почти незаметно, но это страшное слово «почти». Я вспыхиваю злостью к самой себе. Мне не должно быть дела до его личных пристрастий. Тем более, Норка действительно именно такая.

— Красивых, свободных и нескучных в Москве пруд пруди. Если дело только в этом, то найди другую для развлечений.

— Думаешь она с тобой согласится? — весело спрашивает Артем. — Может, ты ей еще и совет подкинешь, как обращаться со мной, у тебя какой-никакой опыт имеется. Поделишься с подружкой.

Я сжимаю зубы. Перед глазами проносятся сцены наших ночей.

— Конечно, ты не будешь ей говорить. Боишься причинить боль, да? Вдруг я настроен серьезно.

— Хотелось бы в это верить, — цежу я.

— Нет, как раз в это верить ты не хочешь. Тебе хочется совершенно другого.

Тембр его голоса снижается и глохнет. Он переходит на шепот. Голос затекает в уши словно лава. Одна часть меня похожа на кролика перед хищником. Вторая — истошно кричит, что передо мной враг.

Я выравниваю дыхание и говорю:

— Я хочу, чтобы ты не скатился до роли мудака в отношениях с Аней. Какими бы ни были твои цели, если это хоть каким-то боком касается меня, то решай это со мной.

Едва слова покидают рот, как я осознаю, что именно к такому ответу Артем меня и подталкивал.

— Тогда давай решать вдвоем, только я и ты, — подхватывает он. — Хочешь скрыть, почему тогда сбежала, так и быть, пытать не буду. Даже можем действительно забыть о прошлом. Начнем сначала и докажем, что можем. Как тебе? Поработай у меня переводчиком. Это будет твоя плата за предательство. А я буду пай-мальчиком с Аней.

Я стискиваю зубы.

— Ты решил шантажировать меня Аней?

Артем качает головой.

— Мне нужен переводчик. Прямо сейчас. И любой мне не подойдет. У тебя есть нужные знания, Лиза, потому что я собираюсь повторить тот проект.

Я ошеломленно внимаю словам. Он что?

— Ты что?

— Ты слышала. Я разрабатываю проект, схожий с тем, нашим, — он делает упор на слово «нашим», отчего сердце заходится в частом ритме. — С другим китайским заводом и от другой компании. Теперь уже от своей компании. И раз уж ты попалась мне на пути, я хочу привлечь тебя. Снова.

Я слушаю внимательно — каждое слово глубоко врезается в сознание, но каждое — мне не по душе.

— Не могу, я работаю, — делая шаг назад, говорю я.

— Можешь. Я уже сказал, всегда есть выбор. Если тебе надо, ты можешь все.

— А мне это не надо.

— Врешь, это надо нам обоим. Иначе бы ты не осталась со мной.

Я снова отступаю. Он предлагает бессмыслицу. Как мы можем снова работать вместе? Я едва сумела настроить себя на то, чтобы извиниться, а он хочет, чтобы мы виделись каждый день.

— Четырнадцать дней, Лиза. С перерывом на выходные. Черт, это же еще меньше. Десять дней совместной работы. Давай договоримся так, — горячо настаивает Артем. — Через две недели я должен подписать контракт. Возьмешь на себя перевод документов. Ты занималась этим тогда, так что сложно не будет. Забытое вспомнишь. С техническими деталями я помогу. Товар тот же. Цели те же. Тебе все это знакомо.

— Зачем ты повторяешь прошлое? — тряхнув головой бормочу я.

— Я вывожу его на новый уровень. Решайся. В отличие от прошлого раза выйдешь победителем.

Его фразы, переполненные силой, неминуемы, как зыбучие пески.

— Как ты сможешь работать со мной? — спрашиваю я.

— Легко.

Я поднимаю глаза. Он сможет. Он пережил провал и выкарабкался. Что для него теперь две недели рядом со мной? Он стал сильнее, гораздо сильнее, чем прежде. Я вижу, насколько длиннее теперь расстояние между нами.

Артем протягивает руку, и я смотрю на нее как на хищника, готового захватить жертву. Он жаждет моего согласия, а я не могу отбросить мысль, что снова надо будет прикоснуться к его обнаженной коже. Готова ли я?

Моя рука тянется вперед.

5.

От замшево-сливочного вкуса мороженого по коже мурашки. Зубы ломит, но оторваться нет сил. Запретный рожок — не только особое удовольствие, но и отсрочка перед неизбежным. Впереди перекресток, перечеркнутый автомобилями, самокаты мчатся узкими стрелками, вокруг разговоры, разговоры. Город тяжело дышит под солнечным гнетом, но по архитектурной прихоти тянется вверх, к летнему небу. На другой стороне дороги в темном стекле здание. Мне туда. Вертлявые двери сожрут меня с потрохами. В мыслях я не раз уже пересекала пешеходный переход, исчезала внутри, но совсем скоро, наполненная победным торжеством, выбегала обратно. В мыслях легко было отказаться от навязанного договора. В реальности я была на противоположном конце победы.

Передышка заканчивается, и с последним хрустящим кусочком я шагаю к переходу. Светофор щурит строгий красный глаз, а потом на миг срывается в желтый и сразу благосклонно зеленеет. Толпа в едином порыве переходит дорогу, и я плетусь вместе с ней.

Фойе с охранником меняется на лифт, и вот я возношусь вверх. Меня, к сожалению, ждут — имя в списке посетителей. Звонит телефон, и я вижу, что это один из коллег с работы. Стискиваю зубы — ну, вот, электронный ад в кармане распахнул двери. Сегодня он продлится час и будет равен обеденному перерыву. А дальше как? Ответ на этот вопрос я искала все выходные.

Я не боялась взять фиктивный больничный, пугало то, что я самовольно наступаю себе на горло ради другого человека. К утру понедельника все же решила, что надо отказаться, но на подступах к обеду вновь одолели сомнения. Глядя в брызжущее солнцем окно, я пыталась нащупать грань между предательством и выбором себя.

До назначенного времени оставалось полчаса, когда уверилась, если не поеду, значит, снова позорно сбегу от проблемы. Больше я так не хочу. Если и выбирать, то лицом к лицу. Придется рисковать — вероятность проигрыша огромна, зато не в чем будет себя упрекнуть. Так в обед с багажом тяжелых мыслей я вызвала такси и поехала.

Двери лифта открываются, в холле с прозрачной стеной и дверью ей под стать меня встречает высоченный худой парень, возраст которого я определяю, как «чуть за двадцать». Его быстрое, живое лицо, весело приподнятые брови и воздушные глаза роняют каплю света в изведенную душу.

— Вы Лиза-переводчик? Я Роман, помощник Артема Андреевича. Идемте, он вас ждет.

Он чувственно улыбается и прохватывает меня золотистым взглядом. Что ж — отличное решение, аплодисменты Артему Андреевичу. Роман-помощник умело обезоружит любого даже самого скверно настроенного посетителя одной только улыбкой.

— Вкусное мороженое? — спрашивает Роман, когда мы заходим в коридор. — Я мимо вас на улице прошел, не заметили? Подумал — умеет же человек наслаждаться жизнью в разгар рабочего дня.

— Не заметила, Роман, хотя вас трудно не заметить. У меня просто не разгар рабочего дня, — отстраненно говорю я, с любопытством оглядывая территорию Артема.

Светлые стены стремятся улететь в холодок, но серый пол твердо сдерживает этот порыв. За матовыми стеклянными дверьми гуляют далекие тени, и слышится знакомый всем трудящимся будничный рабочий шумок.

— Если вы любите мороженое, я буду приносить. Кофе — это тоже ко мне. Ну или еще что-то, если нужно. Я отвечу на любые вопросы и решу проблемы.

— Вряд ли вы решите мои проблемы, но телефон запишу. У меня профессиональная слабость на полезных людей, — вяло отшучиваюсь я.

— Рад, что подхожу вам, — Роман на ходу поворачивает голову и протягивает мне прямоугольную карточку. — Держите мой номер и почту. Звоните и пишите, когда пожелаете. И давай перейдем на «ты».

Я кладу визитку в карман и улыбаюсь в ответ. Роман увлекает с первой секунды. Он с ходу врезается в личное пространство и не капли не стесняется. Он открыт и, наверняка, не скучен — просто мечта для девушек, обожающих загадки и вторые роли.

— Это гардеробная. Была бы зима, я бы попросил у тебя шубу или куртку, ты, кстати, что носишь?

Я удивленно смотрю на него, но он спрашивает совершенно серьезно.

— Ни то, ни другое. И я не уверена, что даже завтра мы увидимся.

— Вот здесь туалет, общий для мужчин и женщин. Спорим, что увидимся? Столовой у нас нет. Но поблизости много кафе. Сотрудникам выделяются деньги на обеды. Тебе, думаю, Артем Андреевич тоже выделит.

— Он очень щедрый, — не удерживаюсь я от колкости.

— Да нет, он нормальный, — откликается Роман, явно заметив ехидство, и продолжает: — Бухгалтерия этажом выше, в конце коридора отдел маркетинга, закупок и логистики. Отдел продаж и аналитики сидят за той дверью. Хочешь кофе?

Кофе я не хочу. Мне вдруг кажется, что Роман далеко не в первый раз все это рассказывает, может, тут было уже много переводчиц, которым он объяснял про бухгалтерию и общий туалет, каждый раз одно и то же, с неиссякаем пылом и обаянием.

— Много переводчиков прошли этот путь?

— Нет, ты первая. Раньше Артем Андреевич сам переводил. Но с тобой мы выйдем на новый уровень.

Я игнорирую последнее замечание. Светлость пейзажей перечеркивает черная полоса.

— Артем Андреевич говорит на китайском? — удивленно спрашиваю я.

— Говорит, — все таким же легким тоном подтверждает Роман. — И всегда обходились его силами. Видимо, сейчас нужна тяжелая артиллерия. Идем-идем, почти пришли.

Он подводит меня к очередной двери и легонько стучит. Я слышу глухой окрик «входите», и мы входим.

Я сразу вижу Артема. Он в светлой рубашке, без галстука, сидит в кресле за столом, прямо напротив двери. Стол похож на взлетное поле, и сначала кажется, любой другой мебели запрещено посягать на пространство кабинета. Но потом понимаешь — иллюзия намеренная. Слева вырастает окно во всю стену, а справа — деревянный бочок шкафа, журнальный стол, кожаные кресла и диван, на котором последнем расположился плотный седой мужчина.

— Елизавета, проходите. Кофе, чай? Нет? Роман, спасибо.

Артем говорит сухим, заряженным начальственными нотками тоном, но ритм речи размерен, спокоен.

— Это Равиль Ринатович. Он занимается юридическими вопросами. Елизавета — переводчица под проект с китайцами.

— Не утвержденная, — добавляю я.

— Рад познакомиться, Елизавета Дмитриевна.

Он знает мое отчество. Значит, уже оговорили обо мне. Мужчина встает и подает руку. Рукопожатие твердое и быстрое. Он рассматривает меня. Раз Артем говорит на китайском, мое присутствие правда должно рождать вопросы.

— Равиль Ринатович подготовил договор о сотрудничестве. Прежде чем начнем работать, прошу подписать его.

— Махнуть, не глядя? — усмехаюсь я, присаживаясь на кресло.

— Если вы мне доверяете, — учтиво говорит Артем.

Юрист протягивает тонкую папку.

— Прочитайте, Елизавета Дмитриевна. Если будут вопросы или спорные пункты, скажите. Обсудим.

— На спорные пункты у нас нет времени, — заявляет Артем, и Равиль Ринатович удивленно на него косится.

Похоже, этот момент они не обсуждали.

— Времени мало, поэтому договор надо подписать сегодня, — твердо говорит Артем, выделяя последнее слово. — Он типовой.

Равиль Ринатович морщится, Артем умеет задевать за живое.

— Типовой мне точно не подходит, — тяну я, принимая папку. — Поэтому не сомневайтесь, что спорные пункты будут. Мы можем вообще не договориться.

Артем с любопытством улыбается, но его взгляд сечет лезвием. Равиль Ринатович молча косится на начальника. И это правильно — сейчас явно не до юридических тонкостей. Артем тоже это улавливает.

— Равиль Ринатович, я к вам позже зайду. После обсуждения деталей с Елизаветой Дмитриевной.

Юрист облегченно кивает и встает.

— Хочешь соскочить? — спрашивает Артем, как только мы остаемся наедине. — Выходные тебе явно на пользу не пошли.

Я присаживаюсь на локоток кресла.

— Как раз мне и пошли. Поэтому сомневаюсь, что у нас получится.

— Почему?

— Потому что мне это не надо.

— В пятницу ты думала по-другому. Я предполагал, что за два дня ты уговоришь себя сбежать. Эту дорожку ты хорошо знаешь. Но нет, Лиза. Сомневаться можешь сколько хочешь, но отказаться не выйдет. Там, в ресторане, мы уже заключили договор. Пусть устный, но договор. Теперь согласуем детали и подпишем письменный.

Отрывистый припечатывающий тон подтверждает, что отказ Артем не рассматривает вообще.

— Зачем? Ты и сам знаешь язык.

— Знаю, — кивает Артем, не показывая, что удивлен осведомленностью. — В связи с прошлыми событиями, пришлось подстраховаться. Но я тебе уже сказал, почему хочу, чтобы переводила ты, а не какой-то другой переводчик. По этой же причине не берусь сам. Я могу говорить на общие темы. Для перевода документов у меня нет ни времени, ни знаний.

Точно. Время. Я быстро говорю:

— Кстати, о времени. У меня осталось меньше часа. Вырвалась в обеденный перерыв. Поэтому давай договоримся так — я заберу договор и уеду, а к вечеру пришлю тебе комментарии и условия, — делаю паузу и мягко заканчиваю: — Я посмотрю его, хорошо?

— Нет. Не хорошо. В таком случае ты и правда могла не приезжать. Роман выслал бы тебе по электронной почте, и согласовывали бы детали перепиской.

Вот же. Не пробить.

— Тогда зачем ты настоял, чтобы я приехала?

— Потому что тебе удобно избегать меня. И это плохая позиция. Стоит тренироваться привыкать ко мне. Снова. Общаться будем тесно.

— Мы еще не договорились, — возражаю я.

— Нет. Договорились. Остаются только детали. Прочитай договор сейчас, и главные твои спорные пункты обговорим сразу. Остальное, так и быть, отправишь Роману к вечеру.

— Ты загоняешь меня в угол.

— Я соблюдаю договоренности. И тебе советую делать то же самое. Читай, Лиза. У тебя мало времени.

Я рывком открываю папку и читаю. Получается плохо. Изнутри жжет досада. Остро ощущаю, что вокруг владения Артема, все тут переполнено его присутствием и запахом. В кабинете пахнет кедром. Я сижу, словно посреди сумрачного леса, под изучающим взглядом наблюдателя.

В шапке договора мои паспортные данные. Так я и думала — он подготовился заранее.

— У тебя в паспорте были изменения? — слышу я небрежный вопрос.

— Не было, а у тебя?

Артем сидит, склонив голову набок. Рука подпирает висок.

— Это тоже может быть спорным пунктом?

— Возможно. То, что ты хочешь меня нанять, не снимает с тебя встречной ответственности. Мне нужны копии уставных документов компании и твоего паспорта, господин генеральный директор.

Артем весело хмыкает — его забавляет это требование.

— Роман вышлет. Что-то еще?

— Посмотрим.

Я возвращаюсь к договору. Он на самом деле выглядит как типовой. И это мне не нравится. Дает Артему большую свободу. В кармане снова срабатывает телефон. Я игнорирую, но телефон продолжает вибрировать, только теперь сообщениями. Я достаю его и быстро просматриваю рабочие чаты. Печатаю комментарии. Все это под присмотром. Как я собираюсь со всем этим совладать?

— Предлагаю тебе взять больничный, — нарушает тишину Артем. — Я компенсирую потерянные деньги. В двойном объеме.

— В тройном будет отлично, — отрываюсь я от телефона и смотрю на него.

— Отлично то, что ты перешла к торгу.

— Да, но не забывай — уступает всегда тот, кому больше надо.

— Не всегда. Иногда важней иные причины. Неочевидные.

Он встает и подходит. Садится на подлокотник кресла. Теперь его позиция доминирующая. Он нависает, давит, заставляя смотреть снизу-вверх. Чтобы снизить градус давления, я откидываюсь на спинку и кладу ногу на ногу. Между нашими ногами несколько сантиметров. Артем мажет взглядом по выпуклому голому колену, но тут же возвращается к лицу. Запах кедра становится острее. С любопытством я спрашиваю:

— И какая неочевидная причина у тебя? Доказать, что можешь? Взять реванш?

— Это очень детские причины, Лиза. Я их не могу себе позволить.

Под его долгим взглядом у меня пересыхает горло.

— Тогда что?

Он вдруг вздыхает. И этот вздох наполнен искренностью.

— Идеальная ситуация вырисовывается, не находишь? Снова китайцы, снова проект завязан на строительстве завода. Снова ты и я. Только высота совсем иная. Гораздо более рискованная, потому что деньги теперь вложены мои. Падение точно грозит смертью.

«Зачем ты повторяешь прошлое?»

«Я вывожу его на новый уровень».

Так ли это на самом деле? Или он просто хочет в это верить.

— Тебя никто не заставляет брать меня в команду.

На эти слова он непонятно улыбается и качает головой.

— Ты будешь в команде. Хотя ты самое сомнительное звено.

— У тебя все же психологическая травма с того времени?

Этот вопрос вызывает смех.

— Нет, никакой травмы нет. Я далек от современных психологических веяний. Просто есть вопросы, которые стоит закрыть, даже если прошли годы. Закрыть раз и навсегда. Это ведь очень просто для тебя, Лиза. Цена невелика, и ты мало чем рискуешь. Твоих знаний и порядочности будет достаточно, чтобы дальше ты жила без оглядок на прошлое. И на меня.

Я слушаю его, пытаясь расшифровать интонации и оттенки мимики. Он, конечно, очень гладко стелет. Можно даже решить, что преследует не только свой интерес, но и обо мне заботится. И правда помогает с концами похоронить душевные терзания за проступок, тем более теперь я знаю его последствия. Вот только интуиция подсказывает, что все не так просто. А его откровенность только подталкивает к уверенности, что Артем не договаривает.

— Что ж, — медленно говорю я. — Давай закроем вопрос раз и навсегда. Так и быть. Две недели поработаю с тобой. Прихожу, перевожу, ухожу. И все равно у меня есть условия.

— Говори.

Он гипнотизирует меня взглядом.

— Во-первых, мне действительно придется взять больничный, поэтому меня устроит трехкратная компенсация. Я не только теряю деньги, но и потом придется наверстывать упущенные дела, которые я не могу никому передать. А это дополнительные нервы, время и силы. Во-вторых, сразу же обговариваем мой временной график и функционал. Более него ты не будешь требовать, либо мы договариваемся об этом отдельно, в письменной форме. В-третьих, на правах твоего сотрудника, хоть и временного, я претендую на компенсацию обедов и услуги Романа по доставке кофе и мороженого. В-четвертых, твои отношения с Аней остаются вашими личными, мы их не обсуждаем и не пересекаемся в компании. Если она попросит об этом, то у тебя возникнут дела…

— Или они возникнут у тебя, — коротко и насмешливо вставляет он.

— Да, или они возникнут у меня.

— Ну а пятое что?

— Какое пятое?

— Судя по тому, как ты разогналась в перечислении пунктов, четвертый не последний.

Я колеблюсь. Я обдумывала это условие на случай, если все же придется согласиться, но сомневалась, что стоит его озвучивать. Оно казалось, то дерзким, то глупым. Чаще всего глупым.

— Мы не обсуждаем наши отношения и… ни при каких обстоятельствах их не возобновляем.

Черт, предательская пауза все портит.

— Что ж… давай по пунктам. И начнем с последнего. Мне интрижки с тобой хватило до конца жизни, поэтому в этом можешь быть спокойна. О возобновлении можешь не мечтать. Не обсуждать нас согласен по той же причине. Что касается Анны, то мне жаль, конечно, могла бы дать пару дельных советов как подруга. Но ладно, справлюсь сам. Что там было еще? Роман? Он в твоем распоряжении. Хочешь кофе, хочешь обед. Он, к слову, на восемь лет тебя моложе. Не женат. Любит поболтать о жизни, так что не стесняйся. Обеды без проблем компенсирую, могу еще добавить расходы на телефон и транспорт. Принесешь чеки, бухгалтерия оформит. И получишь свою трехкратную выплату, нарисуй мне конечную сумму. Но оплачу после завершения контракта. Если уходишь раньше, то не получаешь ничего. Что касается функционала и графика, то скажу сразу — это схоже с тем, что тебе приходилось делать тогда. Как ты помнишь, ты не сидела в офисе с девяти до шести. Можем обсуждать предварительно план на каждый день, но тебе стоит быть готовой.

Итак, все пункты приняты и при этом меня будто ласково выпороли. Я совсем забыла про это его умение — он легко могунизить, обесценить, показать идиотизм человека, используя совершенно обычные слова и тон, не нарушая этикет и не срываясь в конфликт. Это забавно было наблюдать с посторонними, но весьма болезненно испытывать на себе. Что остается? Или игнорировать насмешливый подтекст и делать вид, что все сказанное для тебя серьезно, или бить тем же оружием. А лучше делать и то, и другое сразу.

— Что ж с Романом, значит, я не заскучаю. Уже плюс во всей этой авантюре.

— Скажу больше, тебе вообще не будет позволено здесь заскучать.

— Звучит как угроза. Стоит, наверное, внести соответствующий пункт в договор.

В ответ смешок.

— Можешь внести, не забудь, что сегодня он должен быть согласован, а завтра утром подписан.

— Если ты меньше будешь отвлекать меня своими провокациями, дело пойдет быстрее.

— Я бизнесмен, Лиза. Конечно, я всегда делаю то, что выгодно мне. И то, что ты так легко поддаешься на провокации, мы тебе зачтем как минус.

Он явно доволен собой. Глаза сверкают.

— В таком случае зафиксируем это в договоре — никаких разговоров, кроме рабочих.

— Вот как? — с мнимым разочарованием тянет он. — То есть вместо сражения ты предпочтешь спрятаться в тихую нору?

Я встаю и оказываюсь выше его на голову. Близко.

— Я предпочту сосредоточиться на работе и не давать тебе повода потешить эго. Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы снова играть в твои игры. Ищи других жертв.

— Например, Анну?

Я подаюсь вперед, еще ближе к нему.

— Аня — это условие договора. Ты не смеешь даже заикаться о ней в таком контексте, ясно?

Он завороженно смотрит на меня. Я вру, конечно, что хорошо его знаю. Я понятия не имею, что происходит в этой голове.

— Условием мы определили то, что я не причиню ей вреда. И я не причиню. А ты перестань действовать как курица-наседка. У тебя своих забот хватает.

— Не тебе сетовать на мои заботы.

— Ты сама причина своих проблем, Лиза.

— Это очень мужской ответ.

— Это правильный ответ.

Мы смотрим друг на друга. И уж не знаю, как у него, но у меня внутри все скручивается. Я первая нарушаю молчание:

— Почему ты вчера сказал, что отношения сорвались.

— Сама как думаешь?

— Я не собираюсь думать за тебя.

— У нас был многообещающий задел.

— Неужели? А я думала, это была всего лишь интрижка, которой тебе хватило до конца жизни.

— Тебя задело это слово? Очевидно же, пока длился проект, мы не могли встречаться официально. Однако никто не мешал это сделать после.

— Мы просто трахались, Артем.

Он пожимает плечами, лицо становится непроницаемым, как и голос.

— Мы не просто трахались. Мы отлично трахались. Это первое. А последнее — нам хорошо было и помимо постели.

Артем признает это спокойно и уверенно.

— Как выяснилось, это не гарантирует счастливое будущее, — цежу я.

— До каких пор ты будешь столь наивна, чтобы ждать счастливое будущее?

— Это не должно больше тебя волновать.

— Меня и не волнует. Ты сама спросила про наши отношения, — пожимает он плечами. — И кстати, мы уже нарушили одно из условий. С обоюдного согласия. — Он подмигивает и многозначительно добавляет: — То ли еще будет.

Я качаю головой и направляюсь к выходу, мимоходом бросая:

— Я внесу согласованные условия в договор. Надеюсь, твоего Равиля Ринатовича не хватит от них кондратий.

— Не переживай, он привычный.

— Даже страшно представить.

— И ты привыкнешь, Лиза, — доносится мне в спину.

Спустя два часа я высылаю Роману договор с пометками и пишу сопроводительное письмо:

«Я внесла поправки примечаниями. С Артемом Андреевичем они согласованы. Жду новую версию. К тому же твой щедрый начальник обещал уставные и копию паспорта. С нетерпением их жду, полезный мой человек».

6.

Фиктивный больничный обходится в две тысячи рублей. Но мне кажется, что можно было и не придумывать себе плохое самочувствие, оно пробирается вглубь меня все явственнее. Я получаю подтверждение от врача, что уведомление отправлено в отдел кадров, и с не совсем чистой совестью отписываюсь в рабочие чаты, чтобы не ждали меня ближайшую неделю, а то и две. Остается мелочь — добраться до дома и выпить вина. Этот вечер должен быть посвящен приятному одинокому затишью перед бурей.

Спустя полтора часа, вместившего в себя дорогу, душ и возню с пробкой, я лежу на диване и рассматриваю, как светится пятно люстры сквозь толщу вина. Это второй бокал, и я чувствую целебное воздействие первого. Новый глоток, и глаза закрываются. Меня тут же уносит в покачивающуюся темную даль. Однако едва начавшееся путешествие тут же оканчивается раздражающим рычанием. Звонит Норка. Я таращусь на телефон и не могу понять, достаточно ли я пьяна, чтобы ответить ей. Звонок прерывается, и тут же телефон вибрирует снова. Надо отвечать. Вино с самого начала было прелюдией к этому звонку. Я залпом выпиваю остаток вина и подношу телефон к уху.

— Игнорируешь подругу? — спрашивает Норка вместо приветствия. — Я уже ехать к тебе собралась.

— Ну и приехала бы, — отвечаю я. — Выпили бы вина.

— Под вино Иринка хороша.

— Ну нет, двоих вас я сейчас не потяну.

— Значит, не судьба. А что, хорошее вино? — интересуется подруга.

— Отличное, если хочешь напиться. Рекомендую.

— Ну, по интонациям я слышу, что стоит прислушаться к рекомендации. Однако, Лиз, зачем тебе напиваться-то? — голос Норки меняется. В нем любопытство присыпано толикой волнения.

— Вино такое. С единственно возможным исходом.

Норка в трубке хмыкает. Я физически ощущаю весь сонм мыслей, крутящихся у нее сейчас в голове.

— Надеюсь, это не связано с моей просьбой?

Бинго! Норка решает не мудрствовать лукаво, ходя вокруг да около, а сразу зачинает тему, ради которой и позвонила.

— С просьбой все хорошо, — вздыхаю я. — Поработаем с твоим Артемом.

Я не вижу, но представляю, как Норка кивает.

— Спасибо, тебе же точно не тяжело? — спрашивает она и, не дождавшись ответа, продолжает: — Хотя моим я его бы не называла. По крайней мере пока.

— Вы хорошо смотритесь вместе, — невпопад говорю я, или это вино за меня говорит.

— Думаешь? Ну, не знаю, мне он как-то не очень.

Я настораживаюсь.

— А что тебе не так?

Норка молчит, а я сажусь и, схватив бутылку, наполняю бокал. Динамик вновь оживает.

— Непонятный он, — ворчливо произносит Норка. — Вроде при знакомстве было все очевидно. Флирт, намеки, улыбочки. Но на этом все застопорилось. Поэтому я что-то сомневаюсь, что мне с ним будет интересно, — она снова умолкает, подбирая слова. Я знаю, что это часто бывает трудно, когда речь заходит об Артеме. — Уже четыре раза встречались. Даже с вами его познакомила, и никакого продолжения. Ужинаем, гуляем, разговариваем… И все. Меня такой детский сад мало интересует. Только потеря времени.

«Боишься, что я трахну твою подружку?» — проносится в голове.

Значит, все, как говорила Иринка. И сам Артем. Неужели он так решил держать слово?

— Хочешь сказать, что переживаешь, что вы до сих пор не переспали?

— Да, Лиз, именно это я и хочу сказать. Если у него проблемы с этим, то я страдать от этого не намерена. Пусть ищет себе компаньонку за шестьдесят и гуляет с ней. У меня на него стоят другие планы.

Я вздрагиваю и не знаю, смеяться или возмущаться этой ситуации. Норка не была бы Норкой, если бы не ставила во главу угла себя. Я вдруг осознаю, что рассматриваю ситуацию однобоко, со стороны Артема. Почему я сразу не подумала о том, что Норка не похожа на девяносто процентов девушек, которые бы с удовольствием поддались бы обаянию Артема. Норка привыкла сама решать, с кем ей спать, а с кем нет, с кем встречаться, кого послать. В ее желаниях решала только сама она и легко отбрасывала всех, кто не очаровал ее так, как она хотела. И хоть внутри она часто переживала, ее решения всегда были предельно категоричны.

— Почему бы тебе не спросить у него прямо, — с долей злорадства говорю я. — Выясни сразу, чего он от тебя хочет. И решай потом.

— Конечно, спрошу, — отмахивается Норка. — При следующей встрече. Это я и сама решила. Иринка думает, что он так демонстрирует серьезные намерения. Сдались мне они, — она вздыхает. — Лиз, короче, ты согласна, что надо напролом, да?

— Напролом, это если ты в текущей ситуации решила бы изнасиловать его. А так… Ты просто расставишь точки над «и».

— Жалко, конечно, если придется с ним закончить. Он мне в общем-то нравится.

Еще бы, мысленно отвечаю я. И одна фраза Норки не дает мне покоя. Норка обладает высокой степенью проницательности.

— Ань, а почему ты не хочешь с ним серьезных отношений? Если вдруг окажется, что… гм, у него все в порядке.

— Потому что я привыкла к комфорту. А с ним его точно не получишь. Он одиночка и сам по себе. Влюбиться в него, а потом страдать, потому что он уж точно не станет под тебя подстраиваться, — зачем мне это надо? Ты настроена на разговоры? Тогда я себе тоже налью чего-нибудь, что ли.

Она повторяет мнение Иринки. Слово в слово. Но у них есть противовес. «У нас был многообещающий задел». Весы качаются, но какое из мнений верное?

— Налей. Только я не уверена, что настроена на разговоры.

Норка хмыкает. Из динамика слышится звук выскакивающей пробки и звук льющейся жидкости.

— Ну а ты что о нем думаешь? Ты такие рожи там корчила там с Иринкой, видно, он и тебе с первого взгляда не понравился.

Я в это время делаю очередной глоток вина и закашливаюсь.

— Мне нет до него никакого дела. Это твой выбор.

— Поня-я-ятно. Иринка-то резанула правду-матку без ложной скромности.

— Она всегда говорит то, что думает.

— Иногда это и правильно.

— Ань, могу еще раз повторить, это твой выбор и мое мнение не имеет никакого значения.

— Я про значение и не заикалась. Но ты ведь с Артемом уже пообщалась и можешь оценить его со стороны. Просто озвучь его, и все.

И все.

Я делаю несколько мелких глотков, мысли хаотично скачут, прошлое перемежается с картинами сегодняшнего дня в офисе Артема. Если я начну сейчас юлить и уходить от ответа, Норка сразу заподозрит неладное. Я силой воли стираю все ненужные воспоминания. Как бы не сказать того, чего я не могу знать. Говорю:

— Скорее всего ты права, он тот кот, который гуляет сам по себе. Еще он требовательный и не склонен к сантиментам.

— Ну, допустим, это не совсем так, — усмехается Норка. — Нежным он все же умеет быть.

И меня вбрасывает в жар от этих слов: я все это знаю, но знать не должна.

— Тогда у тебя есть шанс, — осторожно говорю я.

Норка смеется.

— Это у него есть шанс. Пока еще есть. Так когда вы начинаете?

— Завтра.

И завтра начинается.

7.

Утро вторника приносит дождь и головную боль. Вроде и немного выпила вчера. Желания идти куда-то нет совершенно. Я валяюсь в кровати и оцениваю, что будет, если откажусь от сделки с Артемом. Вчерашний разговор с Норкой показал, что она сама в состоянии позаботиться о себе. Тогда, может, мне не стоит впрягаться? Нужна ли эта жертвенность с моей стороны, если подруга мало того, что не просила о помощи, так и вообще не уверена в отношениях. А если я, подписав контракт, добровольно свяжу руки, а она с Артемом расстанется. Что я тогда буду делать?

Я фыркаю и забиваюсь глубже в одеяло. Вокруг мягкость, тишина и серый цвет.

Артем сам внедрил эту мысль про искупление вины. Я не считала и по-прежнему не считаю себя виноватой. Я всего лишь отреагировала на домогательства. Хотя стоит признать, слишком радикально отреагировала.

Я смотрю на темные пятна, плывущие по молочному небу. Тогда, семь лет назад, небо было таким же. И также накрапывал дождь.

Я как обычно не взяла зонт и поэтому, когда зашла в отель, где жила делегация из Китая, по тонкой блузе фигурно расплывались мокрые узоры.

Наскоро промокнув одежду салфетками, пока поднималась в лифте, я вышла на нужном этаже и добежала до номера. Дверь открыл секретарь Кан Лун.

— Доброе утро, Ли-са. Ты завтракала?

На китайском мое имя произносится именно так — Ли-са. С ударениями на обе гласные буквы.

— Спасибо. Завтракала.

Он пропустил меня в комнату, где присутствовали еще трое. Директор завода, его заместитель и директор по развитию.

— Сяо Ли, привет, — поздоровался директор по развитию Фэн Муян.

Он был старше меня на полжизни, поэтому выбрал подобное обращение. Сяо означало «маленький» или «младший».

— Доброе утро, господин До, господин Фэн, господин Бай.

Остальные покивали в ответственном приветствии. Перед ними был накрыт стол с европейским завтраком. Однако на столе стояли три круглых пластиковых чашки с быстрорастворимой лапшой. Для китайцев не важен статус, приезжая в другую страну они все равно предпочтут питаться привычной им пищей. Даже такой народной, как лапша.

Там же были нарезаны соленые яйца, которые они ели вприкуску с лапшой, сладкие сосиски. Стояла баночка с перечной пастой. И тут же расковыренный омлет, овсянка, которую кто-то сдобрил перцовой пастой. Китайцы, знакомые с овсянкой, не были осведомлены с методом ее приготовления на молоке и сахаре.

— Ты завтракала, Сяо Ли? Тут все так невкусно. Каша сладкая, омлет безвкусный. Лепешки тонкие и тоже сладкие. Почему так много сахара везде? Кан Лун налей чаю Сяо Ли.

Секретарь суетливо подошел к столу и из явно привезенного с собой бугристого тяжелого чайника налил стаканчик чаю. Подал.

— Это не лепешки, а блины, вы должны были слышать. Национальное русское блюдо, — сказала я, поблагодарив за чай.

— Да. Би-лин, слышал, — важно кивнул заместитель директора Бай Вэймин. — Надо есть с русской икрой. Русский би-лин с русской икрой, — он засмеялся. — Но икры нет, как есть тогда этот би-лин?

Сегодняшние блины подавались со сметаной и сгущенкой, которые одиноко стояли на краю стола, налитые в пузатые соусники. Китайцы плохо сочетаются с молочными продуктами, поэтому добавки были проигнорированы. Впрочем, я сомневалась, что делегации понравилась бы и соленая икра. Я сделала себе мысленную пометку предложить Артему организовать гостям ужин в русском стиле, но без съестного экстрима. Да, вкус еды фурора не произведет, но зато полностью скрасится антуражем.

— Я тоже видел в передаче. Би-лин пекли, а русские девушки в национальных одеждах танцевали, — заметил директор завода До Шэнли. — Очень красивые были девушки, такие как ты, Сяо Ли. Мы хотим, чтобы у нас были такие же.

Я склонила голову, судорожно думая, о каких девушках идет речь. Кто и что именно им успел обещать?

— Обязательно попробуете с икрой и девушками. А сейчас, если вы закончили завтракать, предлагаю поехать осмотреть объект, господин Горин уже ждет нас всех там.

Погода для осмотра выдалась неважная. Артем с утра ворчал, но отменять встречу не стал. Обнаженный, он долго стоял перед открытой дверцей шкафа, выбирая из серой волны рубашек ту самую, пока налетающий охапками ветер перебирал влажные после душа волосы, оставляя на них отчетливый запах дождя. Тогдашняя наша жизнь была забита подобными набросками, намекающими на понятные всем отношения влюбленной пары, и мы с удовольствием подчинялись правилам, вмещающим в себя множество приятных обязанностей, чаще всего начинающихся и заканчивающихся в постели. Разговаривали мы мало, а если и говорили, то только о проекте. Я собралась первая, пройдя этапы душа, укладки и макияжа. Надев темную узкую юбку до колен и белую блузу, я подошла к Артему посоветоваться, стоит ли застегивать ее на все пуговицы. В его взгляде было отчетливое одобрение. «Школьница?» — спросил он и, не дожидаясь ответа, подхватил меня под ягодицы и поднял над собой. Страшно раскачиваясь из стороны в сторону, он закружил нас по комнате, обливая хохотом и внезапным счастьем, и только ошалело мотал головой, когда я от страха пискляво умоляла прекратить. Наконец он вернул меня на пол. Щедро чмокнув в нос, он с охотно подтвердил, что одежда подходящая, и несколько верхних пуговиц можно расстегнуть. «Ты им нравишься, глупо этим не пользоваться», — сказал он.

Дождь предоставил возможность понравиться китайцам еще больше. Я покосилась на грудь — сквозь мокрую ткань просвечивали лямки бюстгальтера. Стыдоба еще та. Почему я сразу не подумала о таком риске?

Китайцы меж тем засобирались — зашуршали, заходили. Едем, едем.

— Нехорошо заставлять ждать господина Го-лин, — сказал директор До Шэнли. — Однако на улице дождь. Ли-са, ты тоже без зонта? Кан Лун, нам нужны будут зонты. Ли-са, не знаешь, где можно взять? Мы не привезли с собой.

— Можно спросить на ресепшен, думаю, у них может быть. Или можно купить, через два здания направо есть торговый центр.

— Плохая погода, чтобы смотреть объект, — уронил вдруг молчавший до этого директор по развитию Фэн. — Очень мокрый день.

— Если у нас будут зонты, то дождь не страшен, — ворчливо возразил директор До. — Кан Лун, сходи вниз. Спроси.

— Я сопровожу, — вскочила я. — Кан Лун не говорит по-русски.

— Нет, Сяо Ли, ты останься. Мы планируем близко везти бизнес с Россией, Кан Лун должен уметь справляться с трудностями без твоей помощи, — он повернулся к секретарю: — Напиши мне, если найдешь зонты.

Кан Лун молча повел головой и быстро вышел.

Я снова села. Бай Вэймин и Фэн Муян копались в чемоданах и тихо переговаривались на кантонском диалекте. Вся делегация была из южных провинций Китая. Текли минуты. Я ждала.

— А ты студентка, Сяо Ли? — спросил До Шэнли на путунхуа, он единственный так и остался сидеть на месте. — Выглядишь, будто еще в школе учишься.

— Я закончила учиться, господин До.

— У тебя хороший китайский. Ты училась в Китае?

Я киваю.

— Спасибо, но до вашего уровня мне еще расти и расти.

Шутка была встречена тройным хохотом.

У заместителя Бай зазвонил телефон. Он поднял трубку и коротко сказал:

— Хорошо, сейчас спущусь.

Убрав телефон, он посмотрел на До.

— Кан Лун просит спуститься. Он нашел зонты, просит помочь донести.

До кивнул, и через десять секунд мы остались втроем. Это напоминало детскую игру на выбывание. Кто следующий?

— Тебе обязательно надо снова приехать к нам, Сяо Ли. У тебя были поклонники? Ага, точно были. Хотя таким юным девушкам рано думать о чем-то серьезном. У тебя еще все впереди.

Я вежливо улыбнулась и кивнула, никак не прокомментировав замечание.

И снова потекли минуты. До расспрашивал меня о жизни в Китае, России, как познакомилась с Артемом и в каком университете учила язык. Его интересовало, соглашусь ли я и дальше с ними работать, если сотрудничество с Артемом вдруг закончится, ведь я очень нравлюсь всем как переводчик. Я рассеянно отвечала, а сама чувствовала, как растет напряжение внутри. Вопросы были тревожные, как и вся ситуация с сборами.

Теперь у Бай Вэймина зазвонил телефон. Я напряглась еще больше. Неужели и он уйдет? Бай отвечал на кантонском. Странно. Я внимательно слушала, но ничего знакомого не могла уловить.

— Я понял, — сказал он трубке, внезапно переходя на официальный язык, и повернулся к До. — Все в порядке. Они ждут нас на улице.

До весело хлопнул в ладоши и хитро посмотрел на меня.

— Ну, вот видишь, Сяо Ли, а ты переживала. Мы нигде не пропадем.

— Тогда едем к господину Горину, — резюмировала я.

— Конечно, едем, — кивнул До. — Только ты вся мокрая. Твоя одежда не годится для такой погоды. Я понимаю, что ты так для нас оделась, и мы с господином Бай это оценили, особенно твое красивое белье и то, что ты пришла без зонта. Но для поездки на объект тебе стоит переодеться.

Я застыла. Сознание вдруг будто превратилось в сосуд с узким горлышком, куда одно за другим вливались сказанные слова. Я понимала смысл слов, но причина этой речи ускользала. Зато по рукам и ногам побежал страх, заставив кончики пальцев рук и ног обледенеть.

— Я могу сходить купить новую одежду, — выдавила я. — Как я сказала, рядом торговый центр. Если вас не затруднит подождать минут пятнадцать.

— Куй железо, пока горячо, — покачал головой До, произнося китайскую поговорку, совпадающую с русской. — Не будем заставлять господина Го-лин ждать.

— У меня есть одежда, чтобы ты могла переодеться, — добавил молчащий до этого Бай. — Не нужно ходить в магазин. Я дам.

Я молчала, сбитая с толку.

— Ли-са, скажи, у тебя в глазах линзы? — вынырнул сбоку голос директора До.

— Н-нет.

— Я вчера еще заметил цвет. Как вода в озере Цин Хай.

Страх усилился, но я не понимала, как действовать. Так, не бояться. Думать. Они партнеры. Они безопасны.

С одной стороны, ничего угрожающего в их расспросах нет. Интерес к молодой европейке со стороны мужчин, разменявших пятый десяток, вполне понятен. Знала я и то, что китайцы всегда без лишних сантиментов и уважения относятся к обслуживающему персоналу. И пусть платят мне не они, обслуживаю их сейчас я.

От этой двусмысленной мысли я вздрогнула. Что было истолковано совершенно иначе.

— Тебе холодно, Сяо Ли. Бай, дай ей одежду.

Бай Вэймин покладисто склонился над чемоданом и зашуршал пакетами. Я замотала головой. С другой стороны, все эти намеки дурно пахли и переходили границу личного. Тем не менее, чего они ожидают? Внизу нас ждут их коллеги.

— Я все же предпочла бы пойти купить одежду.

Если я окажусь груба, то запорю всю сделку. Вдруг окажется, что это паника, основанная на паранойе? На кону труд десятков людей и деньги, исчисляющиеся миллионами долларов. Компания влезла в кредит, только чтобы соблюсти все условия. От успеха, наконец, зависит карьера Артема.

— Это плохо, Ли-са, что ты отвергаешь нашу помощь, — обиженно заметил До Шэнли, вставая. — Господин Бай заботится о твоем здоровье. Как ты будешь переводить, если заболеешь? Мы не слишком хорошо знаем английский, а дело у нас господином Го-лин серьезное. Надо ли тебе упорствовать?

Текуче проговаривая эти слова, До Шэнли зашел мне за спину и положил растопыренную ладонь на плечо. Она была страшно горячей и жесткой. Я дернулась, но рука осталась на том же месте. По телу пошла паника. Дыхание участилось.

Бай Вэймин поднялся с синим свертком и, стряхнув, продемонстрировал футболку-поло. По комнате поплыл сильный запах порошка.

Я дернулась сильнее, выворачиваясь из хватки, но До добавил вторую руку на другое плечо.

— Отличная футболка. Чистая. Подойдет к твоим глазам. Я помогу тебе, раз ты так стесняешься.

— Отпустите, — по-русски сказала я.

Китайские слова мгновенно вылетели из головы. Было страшно за себя и за последствия. Еще теплилась надежда, что они действительно переживают, чтобы я не заболела, поэтому предлагают переодеться. А все их расспросы — чистой воды любопытство.

Они же не могут, да? Если бы сделка не была в их интересах, они бы не приехали, не сидели бы здесь, не давились бы едой, которая вызывает неприязнь. Китайцы не склонны выезжать заграницу, если на это нет веских причин, например, таких как сумасшедшие прибыли, которые гарантирует им проект, разработанный Артемом. Они слишком хитры и рациональны, чтобы вот так все ломать. Или дело в другом?

Может, эфемерные обещанные русские девочки начинаются с меня? Кто такое мог придумать? Перед глазами проносятся лица, которые общаются с делегацией помимо меня. Их мало. И самое яркое — лицо Артема. Да ну. Нет. Не может быть. Или может? Мы знакомы от силы три недели. Как глубоко я его знаю? Точно не глубже поверхности. Если поставить на весы меня и успех проекта, что он выберет? Господи, о чем я думаю? Я ошибаюсь. Я хочу ошибаться. Я накручиваю себя.

«Ты им нравишься, глупо этим не пользоваться», — звучит в голове утреннее замечание.

Неужели воспользовался он? Возможно, если… если только он… такой сукин сын.

Эта мысль придала сил. Если он или все его руководство решило использовать меня в темную, понадеявшись на наивность и страх, то хрен им.

Я со всей силы дернулась вниз, сползая по креслу. В руках осталась зажатая ткань блузы, полы выпростались из-под пояса юбки и мятыми ластами потянулись вверх. Обнажился живот. Плевать. Я дернулась снова и упала на колени.

Спереди подлетел Бай, схватил под локоть и потянул вверх. Не разбираясь в природе его действия, я ударила кулаком ногу повыше ботинка. Захват испарился. Ругающийся от боли, заместитель потер лодыжку под штаниной.

— Что ты делаешь?! — зло спросил Бай, непонятно к кому обращаясь.

— Не подходите… — хрипло вытолкнула я предупреждение, пытаясь подняться, но в спину сильно толкнули, одновременно схватив за шею, и ткнули в пол лбом. Я упала плашмя рядом со стенающим заместителем. Сверху поясницу придавил коленом До и для надежности добавил руку между лопаток.

Сквозь брызжущую боль в висках и глубинную во всей черепной коробке я слышала храпящее дыхание и быстрые переговоры на кантонском.

— Вы понимаете, что делаете? — сипло спросила я. — На кону проект, и вы этим… его уничтожаете!

В высоте весело рассмеялся До.

— Мы просто хотим помочь тебе переодеться, Ли-са. Надо подчиняться страшим. Студенткам нужен хороший опыт и рекомендации. Надо их зарабатывать.

С этими словами он рванул блузу на плече, но ткань оказалась достаточно прочной, чтобы выдержать натиск. Я застыла, перестала сопротивляться. Следующая атака должна быть вот-вот, и непонятно, устоит ли в этот раз тонкий материал.

Успокоиться. Надо действовать по-другому. В голове взрывались одна мысль за другой. Вот так, придавленной к полу мне не выбраться. Но и бесконечно держать меня в таком положении они не смогут. Тогда что? Подыграть? Подчиненные должны подчиняться.

— Конечно, господин До, — заплетаясь в словах, зачастила я. — Я здесь, чтобы вы были довольны. Если вам важно, чтобы я переоделась, я это сделаю. Слезьте только с меня.

— Ты очень опасная девочка. Посмотри, как ты ударила господина Бая. Он теперь будет хромать. Думаешь, Аэртему понравится, как ты исполняешь его указания?

— Ему не понравится. И то, что вы против воли удерживаете меня на полу, тоже не понравится. Давайте встанем и поговорим. Я не знаю, что обещал вам Артем, меня он не предупреждал.

— А подчиненных и не надо предупреждать о таком, Ли-са, — ухмыльнулся До.

— Тебе лучше поднять ее, До, у нас мало времени, — нервно сказал Бай. — Если ты действительно хочешь это сделать, поторопись, я подстрахую.

Эти слова явно не предназначались для моих ушей, но переполненный волнением заместитель не заметил, что снова перешел на путунхуа, и я его прекрасно понимаю. Никак не отреагировав на реплику, я незаметно напряглась, надеясь, что удобный момент поможет вырываться из капкана. Одна против четырех мужских рук и против пожилой, но мужской силы.

Директор До цыкнул и убрал колено с поясницы, по-прежнему надавливая между лопаток.

Снова перейдя на диалект, коротко приказал что-то Баю, и тут же оба моих запястья оказались в силках чужих рук. Сцепленную со всех сторон: за руки, шею и пояс юбки сзади, меня потянули наверх, но едва я встала на ноги, как с силой повалилась назад, подминая под себя директора До. Бай Вэймин по инерции потянулся следом за нами, но благоразумно отцепился, исчезая с поля зрения.

С глухим стуком мы упали. Я с восторгом услышала, как пугливо вскрикнул До Шэнли, зацепившись боком о кресло, и как протяжно застонал, ощутив вес моего тела. Я тут же сгруппировалась и пружиной вскочила обратно, дикими глазами фокусируясь на заместителе Бае. Тот, карикатурно расставив руки, шагнул вперед, но второй шаг сделать не осмелился, переведя взгляд на ворочавшегося на полу директора.

Я смятенно оглянулась на дверь — единственное верное решение сейчас, но едва повернулась на высоких каблуках, как До Шэнли перехватил меня за лодыжку и дернул вниз. Закачавшись, как канатоходец, потерявший баланс, я в порыве отчаяния занесла вторую ногу и со всей дури впечатала каблук ему в руку. Благословите того, кто создал высокие тонкие каблуки, — нога тут же освободилась, но, не удержавшись, я рухнула рядом. Краем глаза успев увидеть темную кровь на темной коже пониже локтя и цапнув выглядывающую из-под ягодицы директора сумку, я урывками поползла к выходу.

За спиной кричал До и верещал заместитель Бай.

— Готовьтесь… ко встрече с русской… полицией! — захлебываясь словами, выпихнула из себя я.

Цепляясь руками о косяк, встала и, не оглядываясь, вывалилась за дверь.

Проковыляв мимо лифта, я остановилась на лестничном пролете и оперлась на перила. Меня трясло и, чтобы успокоиться, я принялась глубоко и мерно вздыхать. Вскоре дыхание замедлилось, но мысли, наоборот, носились с околосветовыми скоростями. Я не знала, что делать, не знала, не знала!

— Артем. Сначала надо позвонить ему

Рассказать. И с ним решить, что делать дальше.

Я вытащила из сумки телефон, но, глядя на трясущийся экран, медлила.

Что я ему скажу сейчас, когда сама не понимаю, что сделала. Как он отреагирует? Что будет с проектом? Мне стало жарко от страха. Это был страх совершенно иного толка, чем там, в комнате. Там жертвой стала бы только я. Теперь же жертв могло быть гораздо больше.

Надо подумать.

Всхлипнув, я убрала телефон обратно, заправила блузу и перевернула съехавшую вбок юбку. Зеркальце отразило бледное лицо с красным пятном на лбу. Вероятно, будет синяк, отстраненно подумала я и, аккуратно перебирая ногами, стала спускаться.

В холле были люди, но ни секретаря Кана, ни директора Фэна с чертовыми зонтами не было. Возможно, их уже вызвали наверх. Интересно, они вызовут скорую? Я с содроганием вспомнила, как каблук погрузился в плоть директора. Господи, на каблуке должны остаться следы!

Я подняла ногу и посмотрела назад, на пятку. Каблук был чистый, на первый взгляд. На улице дождь — если что-то и осталось, все смоется. Надеюсь, он не получит заражение. А если и получит, то поделом. Но тогда и мне точно конец, кисло подумала я и, озираясь, поплелась к выходу.

Снаружи лило. За то время, что я отрывалась в гостинице, дождь перетек в ливень и щедро заливал асфальт серыми реками.

— Подвезти тебя? — донеслось сбоку.

Я ошарашено оглянулась. Голос был без акцента, а обладатель щуплым светловолосым парнем, немного превосходившим меня по возрасту и росту.

— Я… вызову такси.

Голос прозвучал так, будто я не говорила последние пару лет. Но парень улыбнулся.

— Долго ждать будешь. Поехали, вот моя машина. Тем более, ты без зонта. Если боишься, довезу до ближайшего метро.

При слове «зонт» меня снова залихорадило. Вышли и закурили рядом два китайских мужчины, сокрушаясь, что погулять не удастся. При звуках характерной речи я едва не разревелась.

— Я согласна. Поехали. Пожалуйста.

Он назвался Вовой и оказался очень теплым. Как бы я ни направляла в его сторону иголки, чтобы он не втягивал меня в разговор, он бережно убирал их, все приближаясь убаюкивающими фразами. Я сказала, что только что случилась неприятная ситуация. Он не настаивал на подробностях, но кружил вокруг сути, приглаживая мои скачущие мысли дружелюбной покровительственной ладонью. Может, и к лучшему, что он меня везет, думала я, монотонно покачиваясь в пассажирском кресле, и то, что мы говорим, тоже. Может, и стоит поделиться бедой, говорят же, что мы часто откровенны с теми, кого видим первый и последний раз. Вова смотрел радушными глазами, и я ему рассказала. Все..

8.

— Все равно не подпишу, — снова с улыбкой говорю я.

На журнальном столе, обнажив лживое нутро, лежит договор. За ночь он прирос пунктом о неустойке, которую должна буду заплатить, если откажусь сотрудничать.

— Это юридическая формальность, — повторяет Артем. — Ты ведь и не собираешься нас покидать.

Он сидит напротив, в кресле, расслабленно откинувшись на спинку, нога на ногу, — король серого царства в одеянии свинцовых оттенков, — и в голосе нет ни намека на сомнение. В эту, третью, встречу, слегка подсвеченную утренним солнцем, я наконец отделила юного и знакомого мне Артема от нынешнего. Когда-то его упрямство склонялось перед доводами, он соглашался двигаться, если не назад, то хотя бы в сторону. Теперь же и поведение, и течение речи, и выстуженный взгляд, и даже колкий запах — все кричит, что этот человек видит только свой путь. И никаких больше сдвигов.

— Я согласилась переводить, — надавливая голосом, говорю я. — И готова подписать контракт. Но не на таких кабальных условиях.

Артем морщится:

— Не преувеличивай. Я не могу полагаться только на твои обещания. Речь идет о слишком больших деньгах.

— Тогда просто откажись от меня.

Лицо Артема вздрагивает, но мы притворяемся, что не заметили двусмысленности. Тем более, в кабинете нас трое.

Роман устроился сбоку, и кожаный диван явно низок для него — колени выше груди. Мы с Артемом будто разыгрываем сцену для одного зрителя. Подозреваю, помощника вызвали, чтобы легче было меня усмирить. Хорошая тактика — при постороннем я должна тщательно думать, что скажу, тратя на это часть внимания.

— Эту тему мы обсудили и закрыли, — размеренно, будто ребенку, выговаривает Артем. — А риски я буду уменьшать, даже если тебе неудобно. Не хочу думать о том, о чем могу не думать. Ясно?

Роман шевелится, и скрипящий звук по нервам проходится неумелым смычком.

— Почему его не было вчера? — с вызовом спрашиваю я.

— Лиза, прости. Я выслал конечный вариант поздно вечером, — вклинивается помощник. — С твоими комментариями и новым пунктом.

— Кстати, — переключаюсь я на него. — Ты же говорил, что решишь любую мою проблему. Вот, самое время.

Артем тянет, не скрывая искреннего удивления:

— Ты вроде не был опрометчивым. Откуда такая рискованность?

— Нам же нужна именно она, — просто говорит Роман и подмигивает мне.

Я кладу ногу на ногу, намеренно повторяя расслабленную позу Артема, и заявляю:

— Раз я вам так нужна, убирайте пункт.

Солнечная полоса, постепенно поглощающая поверхность стола, добирается до края договора и запаливает бледный пожар. Глаза Артема светлеют.

— Нет. Но предлагаю расширить его. Нарушаешь договор, платишь ты, выполняешь полностью, и эту сумму тебе плачу я.

У меня перехватывает дыхание. Он псих? Роман реагирует спокойно, будто его босс каждый день раздает миллионы.

— Черт, ты псих? — не сдерживаюсь я.

Артем смотрит на меня, как учитель на несмышленую ученицу, и молчит.

— Напомню, что мы говорим о шести миллионах.

— Именно так, Лиза. Получишь их, когда закончим.

Он снова упирает на то, что я могу сбежать, — совсем разучился доверять людям. И шесть миллионов не жалко отдать за спокойствие. Или столько стоит его страх?

— Ты так боишься отказа, что готов купить меня за такую цену?

— Купить — неправильное слово. И про такую цену тоже неверно. Мне выгодно вовлечь тебя в проект. Результат твоей работы стоит больше.

Я недоверчиво хмыкаю, но Артем неожиданно подается вперед, через стол.

— Могу сказать по-другому, более доходчиво: я хочу иметь тебя в проекте. И готов за это заплатить.

Его глаза обливает темнота. Вторая двусмысленность, нарочная или нет, спускает курок, и нас накрывает плотной простыней. Свет и звуки затираются. Жадной петлей ухватывает мысль, что Артема, как и меня, загребает в одни и те же воспоминания, в щелях которых по-прежнему тлеет жар, застилается потом кожа и волнами расходится тяжелый бархатистый стон.

Артем вдруг откидывается обратно, прыгает взглядом вбок и, огибая меня, утыкается в договор.

Этой реакции достаточно, она говорит за себя. У него хорошая память. Как и у меня. По щекам проскальзывает огненная лента, оставляя кожу тлеть. Мы на расстоянии вытянутой руки. Такое уже было, тоже в кабинете, мы запалили пожар, после которого на полу остался льдистый архипелаг разбитого графина, мерцающий колкой красотой среди бумажного моря испорченных документов. Память гудит все громче. Нельзя так. Надо успокоиться. Артем — часть прошлого, одна из множества. Его никуда не денешь, раз он случился. Случился тогда, и вот снова, но сейчас превратился в настоящее. Я сама просила отсечь былую связь, но что делать, если у него получится, а у меня нет. Тонкие лезвия запретных кадров будут выписывать филигранные узоры, пока не изорвутся все нервы? Нет уж, я слишком снисходительна к образам прошлого. Себе во вред.

— После такого милого приглашения запрещаю тебе отказываться, Лиза, — воздушно смеется Роман. — Мне тоже хочется с тобой поработать.

Я дергаю уголком рта.

— Это желание может дорого обойтись, — парирую я, смотря на Артема.

Он отвечает прямым немигающим взглядом.

— Поэтому мы и вносим пункт о неустойке. Пусть даже ты обойдешься сверхдорого.

— И он еще упрекает меня в опрометчивости, — театрально вздыхает Роман, но продолжает серьезным деловитым тоном: — Но на самом деле, Лиза, дело, конечно, во времени. Раз у тебя есть подобный опыт, нам ты действительно нужна позарез. Артем Андреевич отдаст тебе шесть миллионов, а я все остальное.

Я, не сдержавшись, хихикаю. Намеки, которые раздают мужчины, растягивают подо мной канат, на котором я балансирую без страховки. Но если флирт с Романом не более, чем перекур для мыслей, то затаенный смысл в словах Артема возбуждает на канате волну, и чтобы удержаться, нужна сила воли.

— Роман подстрахует тебя, — добавляет Артем с эхом неудовольствия в голосе. — Он тоже хорошо знает техническую сторону.

Шесть миллионов через две недели работы. Двойная страховка, одна повеселей, другая — не самая приятная, но обязательная, в довесок возможность снова погрузиться в язык, которого стало так мало в последний год. Если подумать, ставки выросли, но само по себе предложение стало заманчивей. И Артема будет в шесть миллионов раз проще перетерпеть. Словно позволяя мне самой прийти к очевидному согласию, мужчины терпеливо ждут ответа.

— Хорошо, попроси внести пункт о взаимной компенсации. Я согласна.

Артем с готовностью кивает Роману, и тот, подхватив договор оставляет нас вдвоем.

— Мне все равно кажется, что это неразумно, — говорю я. — Сколько бы вы не играли в мессию-переводчика.

— Ненадежного мессию-переводчика — ты хотела сказать.

— Надежного. Тогда были определенные обстоятельства, из-за которых я поступила так… как поступила. В этот раз все по-другому.

Артем недоверчиво хмыкает и с хитринкой замечает:

— А если и в этот раз возникнут такие же обстоятельства?

— Нет! — отрезаю я. — Не возникнут.

С тех пор у меня иммунитет к ним. Я поднимаю мыски туфель, желая ощутить, как каблуки с силой упираются в пол. Если что, у меня есть проверенное оружие, и к нему теперь прилагается семилетний опыт с сотнями воображаемых сцен отпора.

Замечаю, что Артем наблюдает за моей реакцией. Выражение его лица вдруг оказывается заволакивающе смягченным, почти нежным, так смотрят на тех, кто искалывает иглами сердце, а ты вопреки прижимаешься все теснее и теснее, забывая о всяком инстинкте самосохранения. Такие взгляды теперь запрещены между нами.

Быстро. Глаза в сторону — в горле набухает влажная колючка, будто по необъяснимой ошибке я заполучила то, что принадлежит другой. Артем, видимо, очнувшись, с кратким кашлем меняет позу в кресле. Значит, рубец, который оставили мы на месте отношений, побаливает не только у меня. Это осознание щекочет.

Неловкое молчание спасает Роман. На его руках два еще теплых договора в новой версии. Я быстро перечитываю все пункты. Ничего нового, кроме пункта о неустойке и компенсации, не добавлено. Ну, вперед. Беру ручку и подписываю оба экземпляра.

Артем, не поднимая глаз от стола, подтягивает бумаги к себе, размашисто подписывает тоже. С хрупающим звуком дважды присоединяется печать. Готово.

Вот и все, мы связаны этими бумажками, обманчиво простыми. Их цена копейки, но то, что они в себе несут, стоит миллиарды. Итак, две недели адского труда, а я уверена, что он будет именно таким; две недели борьбы с прошлым, а я знаю теперь, оно будет наведываться ко мне,как бы я не протестовала; две недели испытаний себя на прочность. И после — я должна выйти из этого кабинета освобожденным человеком с превосходной наградой — наградой победителя. И пусть теперь проигравших не будет.

— С почином, Лиза, хочешь мороженое?

Вопрос крошит мысли, и сквозь их пыль проступает улыбающийся Роман.

— Хочу, Роман, — выдыхаю я. — Мороженое сейчас будет кстати.

— Куплю три, отметим.

Хлопает дверь, и я тянусь за своим экземпляром договора.

— Почему мороженое? — интересуется Артем.

От транса, в котором он пребывал минуту назад, не осталось следа.

— Оно нас с Романом связывает незримой нитью.

— Я покорен твоей хваткой, — подняв бровь, говорит он.

— Раз я здесь теперь работаю, мне хоть с кем-то нужны реальные точки соприкосновения. В них для меня ненадежен ты.

— Можем это обсудить. Я плачу за твою надежность, ты можешь заплатить за мою, — многозначительно ухмыляется Артем.

— Пожалуй, ограничусь твоим помощником. Он готов за бесплатно.

— Будто ты не знаешь, как рискованно соглашаться на бесплатные предложения, — весело хмыкает Артем, но искренности в его веселье не чувствуется. — Хоть дело и интересное, но не рекомендую находить с Романом слишком много точек соприкосновения. Опыт показывает, что это неизбежно отразится на работе. Которая гораздо важнее того же Романа. Ясно?

— А тебе твой руководитель, как там его, Денис Сергеевич, кажется, тоже такие рекомендации тогда давал?

— Я учусь на ошибках Дениса Сергеевича.

Я поджимаю губы.

— Жаль, что мы уже подписали договор, ты мог бы внести еще один пункт «В рамках сотрудничества запрещается совращение помощника-Романа».

— Так ты думаешь, это ты его совратишь? Ну-ну.

— Я рассматриваю разные варианты.

— Рассматривай. И даже могу дать тебе еще одну рекомендацию. С Романом не стоит переходить дружескую грань. Поверь. И ты точно не будешь первой, кто к этой грани сделает шаг.

— Надо же, какие интересные у тебя сотрудники.

— Да, Лиза. И ты теперь тоже мой сотрудник. Пусть и двухнедельный. И пока ждем, введу тебя в курс дела.

Он встает и идет к столу. Из ящика появляется толстая папка с документами. Даже не заглянув внутрь, я знаю, что там бесконечные иероглифы, схемы, спецификации. Артем, склонившись над столом, являет первый документ.

Я сразу жадно припадаю к тексту. Интересно, как быстро вспомню? Меня захватывает азарт. Под разъяснения Артема бегу вниз по страницам, строка за строкой. С ходу поддается около шестидесяти процентов текста. Многие слова знакомы, но не помню перевод. Совсем незнакомых процентов пять. Это мало. В прошлый раз их процент приближался к семидесяти. Как я могла тогда совладать с этими талмудами, не понимаю. Не иначе, как на постоянном адреналине, открывающем не только второе, но и третье, и четвертое дыхание. Что ж, тогда у меня был отличный стимулятор.

Я усмехаюсь, и тут же получаю вопрос, что меня веселит? Совершенно привычный Артем теперь уже в качественной маске деловитости и нейтрального холодка, сидя на подлокотнике кресла, взирает на меня сверху вниз. Мы снова на подходящем для нас поле. И рубцу лучше стать еще толще и белее. Лучше для нас обоих.

Роман приносит мороженое и мы ударяем рожки друг о друга.

— За начало сотрудничества, — говорит Артем и без паузы продолжает: — Не торопись открывать. Поешь по дороге. Роман, мы на встречу, а ты пока подготовь для Лизы партию документов на перевод и организуй ей стол вон там, у окна. И удобное кресло не забудь. Действительно удобное. Чтобы наш сотрудник не обвинил нас в несоблюдении допустимых условий труда.

— Конечно, Артем Андреевич.

— На какую встречу? — спрашиваю я, поднимаясь и подхватывая папку. — Мы ее не согласовывали.

— Она в рамках сотрудничества, — бросает Артем и идет к выходу. — Тебе придется общаться с представителем завода. Он курирует все вопросы по документации.

— Он в Москве? Один?

Мы почти бежим к лифту. Артем кивает.

Машина, вытянутая и покатая, ждет на парковке. Я тяну ремень безопасности, и Артем тоже пристегивается. На секунду головы сближаются так, что я невольно цепляюсь за темно-серые глаза. Солнце подсвечивает их, обнажая обычно невидимый зеленый крап на радужках. Я вдруг вспоминаю ее, тайную крапчатую россыпь, которую иногда вблизи приоткрывает яркое солнце — крошечный штрих, приводящий когда-то в восторг, а потом забытый под гнетом случившегося. Судорожно отвернувшись, я разворачиваю мороженое.

Мы скользим по улицам Москвы, в тишине поедая мороженое. Мимо проносятся Лужники, МГУ, Воробьевы горы, на фоне них передо мной ширятся забытые старые открытия. С каждым ледяным куском я проваливаюсь глубже и глубже, с ужасом осознавая, что все это было, было на самом деле, и тот, с кем это было, вот он рядом, чужой и близкий. А прошлое, словно в насмешку, быстрыми линиями спешно рисует набросок за наброском — вот я склоняюсь над головой Артема, и губы перебегают от щек к носу, до бровей, вдоль лба, вот за ними следует кончик языка, оставляя влажный след на смеющихся губах, вот непослушные волосы щекочут кожу, отчего Артем морщится и все пытается их победить, вот ему становится все равно: горячие руки тянуться ниже, изучая выпуклости на коже, и смех растворяется в тяжелом воздухе комнаты.

На подъезде к отелю холод скручивает внутренности, но тело мокрое от жара: я жалею, что согласилась на авантюру. Оправившись от случившегося, я думала, что связь с Артемом оборвана окончательно, а воспоминания останутся лишь безвкусными фактами. Но их капли, появляющиеся на поверхности предстоящего сотрудничества, больше похожи на кислоту, чем на воду. Вероятно, проба на прочность будет более серьезной, нежели я предполагала.

— Идем, — нетерпеливо бросает Артем, выдергивая меня в реальность. — Встреча в китайском ресторане на втором этаже.

Он снова мчится вперед, я за ним. Стучат о блестящий пол каблуки. От скорости становится еще жарче. Юбка не дает сделать широкий шаг.

В дверях ресторана нас встречает хостес в китайском наряде. Артем мимоходом сообщает, что нас ждут, и проходит в зал. Он прав. Нас ждут. В ресторане пусто — еще не подходящее время для наплыва посетителей. Но один есть. Из-за стола поднимается человек и машет приветственно рукой. Я смотрю в глаза До Шэнли.

9.

За полтора месяца до событий.

В кухне отчаянно пахло пряностями. Они с каждой минутой все глубже впитывались в волосы, кожу, одежду. Да и все здесь шептало о том, что он за тысячи километров от дома. Тем не менее, за окном шумела привычная Москва.

Человек, сидящий за столом напротив, налил немного чая из чайника и, ополоснув чашечку, вылил содержимое на латунную черепаху. Затем чашечка снова наполнилась горячим напитком. Человек протянул ее Артему.

— Это хороший чай, Аэртему, — старательно выговаривая непривычное имя, сказал человек по-китайски. — У моего брата своя маленькая фирма по производству чая в провинции Хунань. Я беру у него самый лучший. Попробуй. Уже готов новый урожай, жду не дождусь, когда попробую его по возвращении на родину.

Артем отпил. Во рту стало горько. По доброй воле он не пил чай уже больше десяти лет, предпочитая кофе, алкоголь или воду. Ситуация сейчас не предполагала ничего из них. С усилием проглотив отпитое, Артем поставил чашечку на стол. Ответил также на китайском:

— Спасибо. Чай действительно для ценителей. Думаю, брат вас не разочарует, раз он в этом так хорош. Тем не менее, я бы попросил вас задержаться, господин До.

На губах До Шэнли зашевелилась улыбка.

— Я и так провел в твоей стране много времени. Чувствую себя больше русским, чем китайцем, хотя так и не удалось выучить ваш язык. Очень сложный. Очень.

— Это говорите мне вы, носитель китайского языка?

До Шэнли сделал маленький глоток чая. Зажмурился от наслаждения.

— Да, видишь, Аэртему, даже ты смог овладеть моим языком. А я вот твоим не смог.

— Мне ваш язык нужнее. Благодаря моим усилиям стал возможным этот разговор.

— Он стал возможным, не только благодаря твоим усилиям в изучении китайского. Далеко не только им.

— Не буду спорить.

Артем снова взял чашечку, но отпить не решался, грел в ладонях. Черепаха смотрела желтоватым глазом.

— Это хорошо. Любой труд должен быть здраво оценен. И я отдаю должное твоей стойкости, мудрости. Однако стоит ли твоя цель этих стараний?

— Предлагаю решить это вместе. Сейчас.

До хмыкнул и снова занялся чаем. Но теперь его движения стали более выверенными, четкими. Он собрался. Узкие глаза внимательно поглядывали сквозь ресницы на Артема.

— Выпей еще чаю, Аэртему. Хоть он тебе и не по вкусу, этот чай хорош для здоровья.

Артем понял намек, решительно поднес ко рту. Пригубил.

— Господин До, вы знакомы с компанией «Эссенсес»?

До кивнул.

— Эта фирма ваш прямой конкурент с недавних пор. Ваши аналитики прощупывали их, поэтому для вас не секрет, что темпы развития опережают ваши более чем на триста пятьдесят процентов.

— «Эссенсес» — это стартап, тогда как «Кайсан» — фирма, в активе которой два полноценных завода, несколько десятков гектаров земли, не говоря уже о транспортном парке, инвестициях и прочее. Стартапы быстро растут на старте, вспыхивают, как звезды, но нередко гаснут. Хотя это касается не только молодых фирм.

Он хитро улыбнулся. Артем стиснул кулак, но на провокацию не поддался.

— «Эссенсес», конечно, юна и не обладает столь раздутыми активами. Однако в этом как раз ее сила. «Эссенсес» обладает скоростью. Он может очень быстро реагировать на изменения. Принимать решения. Исправлять ошибки. В мире хаоса и нестабильности, которая не щадит даже самые основы, она может оседлать ее и подчинить.

Темные глаза До потемнели еще больше. Он внимательно смотрел на Артема.

— Мне нравится твоя смелость, Аэртему. Обладая этим качеством, ты действительно сможешь подчинить хаос. Однако подчинить его это полдела, надо его суметь удержать, более того, сделать управляемым на долгую перспективу.

— Когда сделаны пятьдесят процентов дела, гораздо легче сделать остальные пятьдесят.

— У тебя на все есть ответ, Аэртему. Я был уверен, что ты не пропадешь тогда.

Артем склонил голову на секунду, принимая похвалу. В душе закурилась струйка злости, но он тут же погасил ее. Слишком многое стоит на кону. Сейчас ему нужна кристально чистая голова.

— Произошедшее стало хорошим опытом. И я знаю, что испытывает человек, который вдруг по воле других, лишается всего. Теперь, когда «Кайсан» отказалась от вас, вы тоже это знаете, господин До. Нельзя сказать, что вы лишились всего, однако их решение после всех ваших заслуг я трактую как пощечину.

До пожевал губами. Отпил немного чая.

— Знаешь, на эти слова можно оскорбиться. Но я принимаю их от тебя, потому что сам приложил руку к тому, что ты потерял проект.

Проект. Он действительно потерял его. Горло Артема сжало, хотя он готовился к встрече. Тренировал выдержку. И все же — это слово «потерял». Он потерял не только проект, но и часть себя.

Однако сейчас нельзя даже намекнуть на слабость. Пусть былую, но слабость. До проницателен. Он заметит и сыграет на этом. Артем допил остатки чая и протянул чашечку, чтобы наполнить снова.

Символизм был замечен. Черепаха подмигнула. До с тонкой улыбкой налил новую порцию, подвинул чашечку Артему. Приподняв ее, Артем сказал:

— С вашего позволения, оставим обиды прошлого. Я намерен смотреть только вперед и предлагаю вам сделать то же самое. Плохое вчера может обернуться хорошим сегодня. Теперь ваши руки развязаны, и вы вольны выбирать. Уехать в Китай к брату, оставив все, как есть, или согласиться на мое предложение и вернуть пощечину самой «Кайсан».

До также приподнял свою чашечку, соглашаясь на импровизированный тост. Но не отпил. Поставил обратно на стол.

— Неужели ты хочешь, чтобы я пошел по дороге предательства? Я ведь уже не в тех годах, чтобы ступать на нее. К тому же слишком сильно соскучился по Китаю, чтобы в отчаянии страдать по своему увольнению.

Артем покачал головой.

— Мне не нужно, чтобы вы сливали мне информацию о делах «Кайсан». Это ваше право решать, что говорить, а что держать в тайне. Тем более, это подсудное дело. Мое предложение лежит в другой плоскости.

До помолчал, постукивая пальцами по стеклянному боку чашки. Артем ждал, пока тот созреет и наконец услышал:

— Я тебя слушаю.

— Я хочу построить в России завод смазочных материалов полного цикла. Финансирование будет полностью с нашей стороны. От китайской — мне нужны патенты, технологии и оборудование. Я не собираюсь лезть в китайский завод «Кайсан». Я хочу заключить сделку с основными конкурентами.

До оставил в покое чашку и откинулся на спинку стула.

— «Эссенсес» ведь принадлежит тебе, верно? Фигурирующий во всех бумагах и отчетности учредитель и генеральный директор подставной. Так?

— Нет, настоящий. Но руковожу компанией я.

— Усыпляешь бдительность конкурентов?

— Не хочу светиться. После срыва контракта у меня не самая лучшая репутация на рынке.

— Даже если ты доверяешь этому человеку, руководство любого китайского завода посчитает слишком рискованным подписывать контракт с номинальным директором.

— В этот проект я введу новую компанию. Полностью чистую. Подписание контракта будет от моего имени.

— Банки не дадут кредит на такую компанию.

— Финансирование я получу, не беспокойтесь.

— Мы не о семейных делах говорим. Ты хочешь, чтобы я работал с тобой. Мне нужны детали.

— Вы получите детали, когда мы договоримся.

До Шэнли хихикнул:

— Осторожничаешь. Ну, это неплохо, неплохо.

— Финансовая сторона — моя забота. Мне нужен тот, кто добьется согласия от китайской стороны. Я хочу сотрудничать с «Соён».

— «Соён»? Они вряд ли заинтересуются российским рынком. Их интересы лежат в США и Южной Америке.

— Это вопрос денег, верно? Они будут получать роялти от использования патента и технологий. И часть прибыли. Вы можете стать их поверенным.

До рассмеялся.

— Почему бы тебе просто не разместить заказы у них. Это гораздо проще, чем твой проект.

— Меня не интересует проект «проще». Они не смогут обеспечить те объемы, которые я планирую в ближайшие три года.

— Эти объемы ты будешь продавать клиентам «Кайсан», не так ли?

— Они составляют тридцать четыре процента от планируемой клиентской базы.

— Что ж. Рынок есть рынок. Возможно, «Кайсан» встряска даже пойдет на пользу. Однако, Аэртему, должен сказать, что, если тобой руководит обида за прошлое, твой новый проект ждет не менее печальный конец, чем старый.

— Ради обиды я не ударил бы пальцем о палец, господин До.

— Та переводчица думает так же?

Артем ждал, когда наконец разговор подойдет к этой теме. И все равно по спине пробежал ледяной заряд.

— За ее поведение я прошу прощения. Моя вина, что я выбрал такого ненадежного человека на ответственную работу. Надеюсь, тот инцидент не станет препятствием моему предложению.

До покачал головой.

— Я ведь согласился с тобой оставить обиды прошлого. Более того, я хотел бы принести Ли-са извинения. Мы недопоняли тогда друг друга. Она рассказала, что произошло тогда?

Не рассказала? Артем горько усмехнулся про себя. Лиза сбежала. Подло, трусливо. Он оказался недостоин ее объяснений. Это понимание, с которым он не желал по собственной воле соглашаться, продолжало жечь сердце раскаленным клеймом.

— Нет.

— Вот как, — До Шэнли помолчал. — Тогда я скажу тебе. В тот день шел дождь и Ли-са пришла к нам без зонта. Ее плечи были мокрые, пятна здесь и здесь, — До Шэнли очертил овалом место чуть выше груди. Мы собирались ехать осматривать объект, и я подумал, что Ли-са может простыть. Мы с Бай Вэймином предложили ей переодеться. Но Ли-са, видимо, не поняла нас. Она подумала, что мы… гм, покушаемся на ее тело. Бедный Бай Вэймин, она лягнула его в ногу, хотя он просто предложил ей новую футболку. Ну а я поплатился за заботу рукой. С тех пор, сколько бы сеансов иглоукалывания не прошел, рука так до конца и не восстановилась.

Артем подавил рвущиеся наружу слова, которые китаец воспринял бы как жалость. Холодная голова. Нейтральный тон. Обе стороны показали себя недостойно.

Но Лиза… Раз все так вышло, почему она не пришла к нему? Не поговорила? Он задавал себе этот вопрос ежедневно на протяжении семи лет. Она застряла в нем. С того самого момента, как пришла на собеседование. Еще ничего не началось, но уже было понятно, что они не смогут просто работать. Они вспыхнули и запылали. Мигом поглотили кислород друг друга, но не затухли. Оказалось, что кислород им не нужен. Их огонь не был обычным, как с другими. Они замыкались в единую систему и могли существовать бесконечно, проникая друг в друга на всех уровнях. Гореть друг в друге. Жить. Он так думал. В это верил. А во что поверила она?

Неужели она так сильно испугалась? Испуг стоял предательства?

Артем заметил, что До внимательно смотрит на него. Потирает руку. Видимо, туда Лиза и ударила. Дуреха. Ну, зачем она все так испортила? Пауза затягивалась.

— Сожалею, господин До, и готов компенсировать расходы на лечение. Жаль, что вы не дали мне знать о том, что произошло еще тогда. Я бы смог исправить ситуацию.

— Уверен, что ты смог бы. Но что сделано, то сделано. Мы были слишком шокированы реакцией Ли-са, чтобы обращаться к тебе за помощью. Ли-са ведь твоя коллега. Бизнес не любит таких потрясений, тем более она угрожала пойти в русскую полицию. Как ты понимаешь, нам не нужны были такие последствия.

— В этот раз такого не повторится, — процедил Артем.

До кивнул.

— Тем не менее, произошедшее тогда висит на нас обузой. Мы все попали в бурю недопонимания. Поэтому я считаю было бы правильным попросить Ли-са участвовать в этом проекте.

Артем замер.

— Прошу прощения?

— Я бы хотел снова сотрудничать с Ли-са в твоем новом проекте.

Это было невозможно. Лиза никогда больше не окажется рядом. Артем умел учиться на ошибках. Но если вырезать из фразы ее имя… Артем выдохнул:

— Значит, предложение вы принимаете.

До снова показал раскрытой ладонью на подзабытый чай. Мол, пей. Теперь Артем был готовы выпить целый чайник. Но разумеется, соблюл манеры. Отпил немного. До смотрел с прищуром, потом хлопнул в ладони:

— Я бы хотел восстановить свое лицо, которое потерял уже дважды. Не думаю, что у меня хватит сил на долгое сотрудничество, да и брат вряд ли обрадуется тому, что я не смогу полноценно помогать ему в чайных делах. Однако мне нравятся упорные люди. Такие, которые встают и идут, несмотря на падения. Поэтому я согласен, Аэртему. Это будет хороший опыт совместной работы, волей судьбы отложенный на семь лет.

Артем сжал челюсть, чтобы широко не улыбнуться. Предварительный раунд пройден. Но начало еще впереди. К тому же… в словах До была Лиза. Ее можно было сколько угодно вырезать. Но она там была.

— Господин До, что касается переводчицы — я сомневаюсь в том, что стоит ее привлекать.

— Ты дал мне шанс, несмотря на произошедшее. Я дал тебе шанс, хотя еще полчаса назад не планировал больше вести дел в России. Почему мы не можем дать шанс Ли-са?

— Потому что она как раз тот человек, который пошел по дороге предательства.

— Нет, Аэртему, — До покачал пальцем. — Ли-са — молодая девушка, которая просто очень сильно испугалась. Ты прав, часть вины лежит на тебе. Она была слишком молода и неопытна для такого проекта. Но и на мне лежит часть вины. Если взглянуть на долину с другой горы, тебе откроется совсем иная картина. Именно из-за ее действий ты стал тем, кто ты есть сейчас. Если бы все люди на нашем жизненном пути давали нам только положительный опыт, наше развитие остановилось бы.

— Я ценю ваш мудрый ответ, господин До. Но Лизы не будет в новом проекте.

До поцокал языком.

— Это обида в тебе говорит. Ты не обижен ни на меня, ни на «Кайсан», но по-прежнему обижен на Ли-са. И я думаю, дело здесь не только в ее поступке. Похоже, что она задела твои чувства.

Артем вскинулся, но До Шэнли вытянул руку, призывая его молчать.

— Вижу, сейчас ты не готов согласиться. Ничего страшного. Не надо, просто поверь пожилому человеку. Ли-са нужна не только мне, но и тебе. Она до сих пор рождает в твоей душе хаос, с которым тебе надо совладать. Поэтому я готов принять твое предложение, только если ты возьмешь в проект ее. Это мое окончательное решение. Вылет сегодня вечером, поэтому у тебя будет несколько часов подумать, Аэртему.

Артем вышел на улицу. В руках пакет с чаем из Хунаня. Подарок. Горечь еще чувствовалась на языке, но куда ей до того отчаяния, что билось сейчас в груди.

Ничего подобного. Он перемолол все мешавшие чувства. К тому же среди них давно не осталось приятных — эти пошли под жернова первыми. А что до злости — он имеет на нее право. Да, это тот хаос, который он так и не смог толком оседлать. И это будет мешать.

Артем не хотел. Отказывался. Искал другой выход. Но одновременно уже думал, что скажет ей при первой встрече.

Вдох. Выдох.

Он достал телефон. Зашел в мессенджер и выбрал голосовое сообщение.

— Рома, мне надо, чтобы ты в кратчайшие сроки нашел человека. Елизавета Дмитриевна Бельская, двадцать семь лет, данные паспорта я тебе пришлю…

10.

Я узнаю его сразу: и черные глаза с накрененными уголками, и короткую дугу рта, и лоб, теряющийся в поредевшей линии волос. Постарел. Даже как-то сжался. Но любовь носить футболки-поло с классическими брюками осталась. Взгляд директора До Шэнли ответно пробирается по мне. Тщательно. Странно упоенно. Не удивленно.

Пусть это будет случайность. Пусть у директора здесь дела. Пусть появится настоящий представитель завода. Я оглядываю зал, но никого подходящего нет. Пустые столы. Редкие головы. Голоса тихо переговариваются над распотрошенными блюдами. На нас никто не обращает внимания.

Артем подходит к нему и протягивает руку. Он спокоен, деловит. Они приветствуют друг друга так обыденно. И я вдруг не могу дыхнуть — это не случайность. С До Шэнли мы и встречаемся. Но паззл не складывается до конца. Я и не хочу его складывать. Этому запрещено случаться.

— Ли-са! — восклицает До, возвращая внимание мне. — Так рад тебя снова видеть. Садись, садись. Я уже заказал еду. Я угощаю. Ох, Ли-са, я совсем забыл, какая ты красивая.

Я дергаюсь и затравлено гляжу на Артема, но комплимент его не интересует. С отстраненным выражением лица, — куда только делась ехидная веселость, — он садится за стол. До Шэнли отодвигает стул для меня. Замечаю на его руке шрам в виде кружка.

Я сглатываю. Во рту ни капли слюны.

— Что он здесь делает? — обращаюсь я к Артему на русском, игнорируя директора До.

— У нас переговоры, — сухо отвечает Артем на китайском. Не поддерживает меня. — Господин До представляет завод, с которым мы заключаем сделку. Он больше не имеет отношения к «Кайсан» и остальным. Мы начали с чистого листа.

Алые колонны прыскают холодными яркими каплями. Зал расползается, будто мокрый лист бумаги, оставляя скрюченный силуэт человека с кровоточащей рукой. Я отступаю на шаг.

— Я не буду вести переговоры с этим человеком!

— Почему?

Вопрос Артема размерен и спокоен.

Ответ корчится на языке, и я плотно сжимаю губы, будто признание прольет на наше прошлое густую темную жижу чужой похоти, но позади дыбится размытым контуром еще больший страх — страх узнать, что к той самой похоти причастен Артем.

— Потому что.

— Хватит играть в драматичность, Лиза, — устало говорит Артем. — Директор До прошу прощения за своего сотрудника.

Картина передо мной ширится — я вижу, как кивает До, как изгиб улыбки растягивает в стороны узкое выбритое лицо, и как скупо смотрит Артем, возвышающийся над столом прямым утесом. И под этим его непреклонным видом разом обмякают все твердые мысли. Ради чего сохранять тайну? До Шэнли, живущий в этом мире, со временем превратился для меня в символ, ядро дрянного случая, которому нет места в настоящем, и, если изредка я представляла встречу с Артемом, директор был лишен такого права, поэтому стоящий в двух метрах от меня, облаченный в плоть, он менял в голове все устои. К тому же Артем в своем поступке спустился до меня — даже если цель оправдывала средства, он должен был предупредить. Глубоко вдохнув, я прошу:

— Мы можем выйти на пять минут? Есть разговор.

— Не можем. Садись. У тебя была возможность говорить. Я спрашивал, помнишь? И ты сказала все, что хотела. Теперь время для дел. И обязательств.

Я усмехаюсь. Если он и хотел намекнуть, что все шансы я истратила, то вышло доходчиво. Никаких больше уступок. Я истратила свои, а он свои. Значит, придется биться открыто. Даже если срикошетит по мне самой.

— Я не буду вести с ним никакие переговоры, потому что… тогда в отеле он пытался меня изнасиловать!

И ничего. Ни в позе Артема, ни во взгляде — никаких перемен.

«Ты знаешь, — с толкающим в ощущение ужаса бессилием думаю я. — Откуда? И зачем тогда интересовался, почему я сбежала. Не знал? Или знал. Поэтому нужна была неустойка? Поэтому. Да».

Оцепенелый мозг отщелкивает мысли одна за другой.

Все продумано. Хороший стратег. Но все же… если он знал, то зачем настоял? Хочет наказать? И месть — все же это про него? Мне становится гадко.

— Садись, Лиза, — повторяет Артем, голос присыпан металлом. — Об этом тоже поговорим.

Директор приглашающим жестом указывает на стул. Рука двигается не очень хорошо — подарок до сих пор с ним.

Я не хочу говорить об этом с До. Последняя попытка. Заведомо обреченная на провал. Но я должна:

— Я бы хотела вымыть руки.

Артем качает головой, повторяет:

— Нам принесут влажные салфетки. Хочешь ты или нет, мы трое теперь коллеги. К тому же у господина До есть что тебе сказать. Сядь и выслушай его.

Он давит взглядом и бьет словами.

Медленно, словно в вязкой субстанции, прохожу мимо стула, подготовленного для меня, и сажусь на другой. Взгляд До жжет до костей. Поднимаю мыски туфель и упираюсь каблуками в пол.

— Ты поняла верно, мы с господином До снова работаем вместе, — продолжает Артем. — В прошлом из-за недопонимания у вас случился неприятный инцидент. Сейчас самое время прояснить ситуацию и начать все сначала.

От этих слов между лопаток пробегает судорога. Хочется кричать. Как можно начать все сначала? С какого начала? Среди этих вопросов дробью бьют мысли: я должна снова с ним работать. Снова. С ним. Работать. Должна. Должна!

До Шэнли подхватывает:

— Да, Ли-са, недопонимание. Я прошу прощения за то, что произошло. Конечно, семь лет — это много, но только Аэртему подарил возможность сказать тебе это прямо. Мне очень жаль, что мы с господином Бай тебя напугали. И я знаю, что ты решила, что мы задумали против тебя очень плохие вещи. Но мои помыслы и помыслы господина Бай были чисты. Мы не хотели, чтобы ты заболела, поэтому предложили тебе переодеться. Наверное, мы просто неверно показали заботу.

Я смотрю на него — он олицетворение раскаяния. Что он несет? Какая забота? Какое недопонимание? Его недопонимание до сих пор клеймит шею. Зачем он это все говорит? Какую цель преследует? Я поворачиваюсь к Артему увидеть его реакцию. Неужели, он тоже верит в эту ложь? Он ответно смотрит на меня, и холодные тени в его глазах, подтверждают, что да, верит.

Следом приходит другая мысль: с чего ему не верить? Это явная ложь для меня, но Артему, судя по сему, донесли версию, удобную противоположной стороне. Я не рассказала, что случилось. Теперь моя версия с любой стороны будет выглядеть глупой выходкой, основанной на паникерстве, мнительности и истеричности. Хорошо придумал, директор До. И не подкопаешься. Его слово против моего слова. К тому же я одна, а его наверняка поддержит и Бай Вэймин, и секретарь Кан, и директор Фэн.

— Как видишь, — говорит Артем, — все решается простым объяснением, и вы могли бы разобраться еще тогда. Твой побег только обострил ситуацию до предела.

— Если это было недопонимание, почему они отказались от подписания контракта? — спрашиваю я Артема, по-прежнему не замечая До.

— Потому что ты угрожала пойти в полицию. Ты ведь угрожала, Лиза?

«Готовьтесь… ко встрече с русской… полицией!»

Я молчу.

— Да, — подает голос До Шэнли. — Мы ведь в чужой стране и наслышаны, как ваши полицейские относятся к нам. Если бы случился скандал, сделку просто бы закрыли.

Каждое их слово похоже на небольшой камень, брошенный в мою сторону. Я вижу, как сидящие передо мной оба мужчины отлично спелись. И если позиция До Шэнли мне понятна, то Артем даже не допускает мысли, что я могу говорить правду, а До Шэнли врать. Отчего это? Дело в том, что он действительно кристально верит в то, что подобного не могло произойти. Или же ему сейчас выгодно принимать противоположную сторону.

— Сделку с тобой и так закрыли, — мое замечание я адресую Артему, снова переходя на русский. — Из-за недопонимания не сворачивают контракты на миллиарды рублей, Артем. Тем более, китайцы, которые, как никто умеют считать деньги. Они пытались изнасиловать меня, ты слышишь? Я до сих пор чувствую его пальцы на теле.

Артем комкает салфетку и швыряет ее на стол. Теперь и он переходит на русский. Интересно, научился ли понимать его До? Мне все равно. Сейчас главное — достучаться до Артема.

— Если все так, как ты говоришь, почему не пришла и не рассказала мне?

— Потому что тогда тебе пришлось бы выбирать между мной и проектом. Я решила, что так лучше. И не думала, что они кинут тебя и уйдут к конкурентам!

— Ты решила, что не можешь тягаться с такими деньгами, тем более, мы и парой-то, по твоим словам, не были. Ладно. Эту твою логику я могу понять. А вот то, что ты меня самовольно записала в отморозки, даже не рассказав о ситуации, это, Лиза, фатальная ошибка. Я не приемлю, когда люди думают за меня, и тем более на основе этих мыслей совершают ошибки, за которые мне приходится расплачиваться.

Я подаюсь вперед, к нему. Мир сужается до двух стульев и глаз, на которые снисходит тьма.

— Я говорю тебе об этом сейчас!

— Сейчас мы связаны договором. И у тебя передо мной есть обязательства. А у меня они есть перед господином До. Ты можешь как угодно относиться к нему или ко мне. Но это не должно ни в малейшей степени повлиять на качество твоей работы. Успокойся. Возвращаемся к работе. А эту тему обсудим после. Можешь не участвовать в разговоре, просто вникай в его суть. И думай.

— Прошу прощения, господин До, — продолжает Артем на китайском. — Лизе нужно немного времени, чтобы эмоционально принять ситуацию. На ее работу это не повлияет. Сейчас предлагаю обсудить схему расстановки аппаратуры в цехе варки масла. У меня есть несколько замечаний по требованиям.

Свозь ватную толщу я наблюдаю за мужчинами. В движениях дружеская свобода и учтивость — далеко не в первый раз они вот так добивают спорные нюансы. Стол все уменьшается — официанты с акробатическим мастерством выискивают пустые места и укрывают их опутанными дымом огромными тарелками. Еды много, гораздо больше, чем надо троим в полуденное время. Однако такова китайская традиция, хотя До Шэнли и выступает в роли гостя здесь, в России.

Разговор длится, кажется, бесконечно, меняясь на прием пищи. Мне подкладывают еду, как дорогому гостю, но я отрицательно качаю головой. Директор До сокрушается, но Артем сдержанно позволяет поступать, как вздумается, коротко предупреждая, чтобы я не упускала нити переговоров.

Я слушаю, но мысли против воли текут, изгибаясь, и в каждой новорожденной излучине свой вопрос. Интересно, как они сошлись? Кто был первым? Как после такого провала решили снова работать над проектом — близнецом предыдущего? А в истоке все растет, ширится, главный вопрос — что я буду теперь делать?

11.

Машина, охваченная солнечными сполохами, пикает и мигает. Артем забирается в кабину, а я останавливаюсь рядом — нервы будто забиты жужжащими насекомыми. Стоячий воздух облепляет смолой.

Артем не просто расставил капкан, но еще и выстелил к нему красную дорожку, и я ведь пошла по ней. Сама позволила себя сцапать.

Мотор раздраженно гудит, лицо Артема мелькает в пассажирском окне. Кивок на сиденье. Сейчас мне и правда нужно особое приглашение, прежде всего от самой себя. На миг встречаюсь с далекой холодноватой мыслью — остаться снаружи, где нет сковывающих стен, но затылок тут же царапает призрак позора, который несомненно обретет плоть, начни мы выяснять отношения на улице. Нехотя, нажимаю на ручку двери.

Машина трогается, едва я закрываю дверь. В кабине от сухого жара трудно дышать. Артем выруливает на дорогу и сразу ускоряется.

Тишина. Только шепчет ветерок кондиционера, обещая скорую прохладу. Я смотрю сквозь окно пустыми глазами, попутно застраивая разбередившуюся рану новым фундаментом. Он нужен мне, ведь о произошедшем придется говорить.

Получается так себе. Собственноручно подписанный договор тянет на дно. Все доводы Артем сметет секундным движением руки. Я проигрываю, даже не начав. И выводы, которые для него крепче титана, он уже сделал. Я сжимаю и так собранные в кулаки кисти. Как же мне сейчас выстоять? Нет ни стратегии, ни тактики, ни козырей, ни уверенности. Лучшее, что можно сделать, это попросить остановиться и спастись бегством. Снова сбежать. В горло впивается горечь иронии. Слишком часто в последние дни приходит эта мысль. Она как нельзя лучше венчает доказательство того, что для Артема я соперник слабый.

Воздух остужается, и пустыня в легких набирается свежестью. Сморгнув оцепенение, я жадно оглядываю пробегающую мимо улицу. Мы летим по проспекту, в самом левом ряду. До спасительного тротуара три полосы. На небе ни облака, и солнце свободно шлифует здания горячим светом. Блики слепят, расплываются океаном золота, раздражая сетчатку глаз.

Замечаю, что на обратном пути Артем ведет машину нарочито небрежно, обгоняя машины без предупреждения, подрезая каждого, кто замедляет наш ход. Даже на светофорах он едва останавливается, по прихоти удачи попадая то на зеленый, то на пульсирующий желтый. На встречу же он несся быстро, но аккуратно, не позволяя себе скатиться в опасное вождение.

Мне хочется повернуться и высмотреть, о чем он думает, возможно ли, что нервничает, но я подавляю желание — присутствие Артема в нескольких сантиметрах и так чувствуется очень остро. Сосредоточься — и услышишь размеренное дыхание. В ноздри забирается хищный лесной запах туалетной воды, и ощущение близости преломляет здравые мысли. А ведь раньше эта близость возбуждала.

Да о чем я говорю? Еще пару часов назад я спокойно ела рядом с ним мороженое, окунаясь в колющие, но приятные воспоминания. Могла ли я вообразить тогда, что обратно будем ехать вот так — в тишине, полной скрытой, гнетущей угрозы, — что буду мечтать оказаться как можно дальше от того, кто когда-то обожал будить намеренным дурашливым щекотанием ресниц по щеке, кто еще утром смотрел смешливо, явно получая удовольствие от игры в «соглашение».

— Ты голодна? — совершенно спокойным голосом спрашивает вдруг Артем. — На встрече ты совсем не ела.

От неожиданности я дергаюсь, отрицательно повожу головой.

— Зря.

Это упавшее слово, такое короткое и многозначительное. Оно словно маленький камешек, ударивший щеку. Не ранит физически, но оставляет унизительный след.

— Это зря длится с пятницы, — говорю я.

Артем иронически замечает:

— Бери дальше. У тебя оно длится годами.

Этот камешек ощутимо больше. Не сдержавшись, я поворачиваюсь к нему, чтобы уловить, как больно он готов ударить. Артем безмятежен. Профиль теперь более жесткий. Время выдуло юношескую мягкость из черт. Стук сердца ускоряется, подбираясь выше, к вискам. О каких десятилетиях он говорит? Хочу спросить, но осекаюсь — страшно услышать издевательски равнодушный ответ, выбивающий надгробие на моем эго. Я сглатываю и, снова отвернувшись, шарю глазами по далекому тротуару.

— Знаешь, я бы хотела закончить на сегодня. Останови, пожалуйста. Продолжим работу завтра.

Машина неожиданно дергается, как если бы наехала на невидимое препятствие, но тут же выравнивает скорость. Я слышу усталый вздох.

— И завтра, и сегодня. Вечером порефлексируешь по поводу встречи с директором До.

— Я могу и дома поработать, — я приподнимаю папку, в которой притихли сонмы испещренных листов. — Мне хватит этого для разгона.

Давай же, говори твердо. Но голос предает, звучит куце и рыхло. Я и сама не верю в правдивость слов. Как я смогу настоять? Все равно что пытаться расколоть скалу меховым шариком.

— Не можешь, — ожидаемо режет Артем. — До Шэнли не исчезнет завтра только потому, что тебе бы так хотелось. Даже если будешь избегать о нем говорить. Даже если снова будешь стараться сбежать. Это очень удобно — исчезать при каждой проблеме и жалеть себя. Если тебе нравится, пожалуйста. Но больше не за мой счет.

Значит, вот какого он мнения обо мне. Думает, что я строю из себя жертву. И, судя по сему, уверен, что не просто строю, но и наслаждаюсь этой ролью».

Я не знаю, это ли осознание стегает меня словно плеть, или невыносимо покровительствующий тон, словно я неразумный ребенок, которому взрослый терпеливо втолковывает очевидные истины, но меня прорывает:

— А тебе ведь нравится хлестать меня по щекам, да? Ты уже все решил для себя. Зачем знать правду, если версия директора До тебя полностью устраивает! Об этом я и говорила! Даже сейчас ты выбираешь проект, а не меня, просто потому что тебе это более… выгодно!

Голос подводит окончательно. Я выплевываю фразу за фразой, но в каждой бурно плещется истерика. Что я говорю? Своими же словами только подтверждаю, что и правда строю из себя жертву. Меня захлестывает горечь, и хочется высечь саму себя.

— У меня нет ни единой причины выбрать тебя, — холодно парирует Артем. — Семь лет назад ты все решила, даже не предоставив мне возможности выбора. Теперь его нет у тебя.

Я замираю. От его слов глаза царапает желчь.

— Значит, это все же месть?! И то, что ты нашел меня и обманом ввел в проект, чтобы снова столкнуть с До Шэнли, — это все ради мести?

— Нет. Хотя я знал, что ты именно к такому выводу и придешь. Но идея снова взять тебя переводчицей не моя. Была бы моя воля, я бы в жизни не хотел снова встречаться с тобой, не говоря о том, чтобы вместе работать. Но До Шэнли решил, что это хорошая возможность извиниться за произошедшее. Он оправдывал твой поступок, Лиза, убеждая меня, что ты была просто слишком юной и впечатлительной девчонкой с низким порогом страха. И попав в ситуацию, с которой не смогла сходу разобраться, ты предпочла дать деру, оставив больших дяденек разбираться самим! Да? Так все было?!

Последний вопрос с лязганьем металлического прута проходится по ушам. Я смотрю на Артема широко раскрытыми глазами. Впервые я наблюдаю, как он не в силах контролировать себя. Раны, которые я нанесла, до сих пор кровоточат. Как ни странно, это несколько уравнивает нас. После молчания я сиплым, но уже спокойным голосом произношу:

— Не говори обо мне так, будто я была идиоткой.

— Ты не была идиоткой, но поступила именно так. За свой трусливый поступок ты платишь спустя семь лет.

Он бьет руками по рулю и выжимает газ. Мы нарушаем все возможные правила.

Я стискиваю зубы и отворачиваюсь. Спустя несколько минут доносится хриплый голос:

— И я тебе сказал уже, что готов закрыть глаза и начать заново, но не пытайся вовлечь меня в то, что может помешать проекту.

Эти слова рассеивают последние сомнения и отрезают что-то глубоко личное — надежду на эхо теплоты, которую мы когда-то друг к другу испытывали. Что бы я не сказала, Артем не поверит мне. Для него я трусливая предательница, осложненная комплексом жертвы. На этой основе мы и будем работать. От этой мысли становится легче. Это мое дно, глубокое, вязкое. От него и придется отталкиваться, как бы горько и больно не было.

Но как же сильно он хочет вести бизнес с директором До, раз наступил себе на горло и привлек меня. Я глубоко и неслышно вздыхаю, чтобы сильней прояснить голову. Мне придется быть с ним еще пять часов.

— Значит, недопонимание и неправильно выказанная забота? — глухоспрашиваю я.

— Ты можешь придерживаться другой версии, если хочешь.

— Тебе же все равно, какой версии я буду придерживаться.

— Мне все равно.

Я морщусь от льда, которым сдобрены его слова.

— Но так важно сотрудничество с До Шэнли, что ты готов терпеть меня рядом с собой, несмотря ни на что.

— Несмотря ни на что — звучит очень драматично и пафосно. Ты бы, конечно, добровольно на такое не подписалась. Для тебя чувства важнее достижения цели. Я же мыслю рационально, если для достижения того, что я хочу, мне надо работать с тобой, я буду работать с тобой. Или с До Шэнли. Вот и все.

— Он переметнулся к конкурентам при первой же сложности. Я не понимаю, как ты можешь снова ему доверять.

Губы Артема растягиваются в улыбке, но глаза, внимательно смотрящие то на дорогу, то на зеркала, лишены теплоты. Он тоже приходит в себя. Разговор без эмоций ему более привычен. Машина выравнивает ход и подстраивается под поток.

— Кто сказал, что я ему доверяю? Я не доверяю никому. Особенно тем, кто уже показал себя в деле.

Его слова придают отчаянную воинственность.

— Жаль, что приходится иметь дело с такими людьми.

— Тебя задевают мои слова?

— Да плевать! Я думала о тебе чуть лучше, ты оказался чуть хуже, но по сути какая разница.

— Я просто не соответствую твоим ожиданиям, — усмехается он.

— После окончания проекта я зачеркну тебя и пойду дальше.

— Не сомневаюсь. В любом случае, планов снова сбежать ты не вынашиваешь, уже хорошо. Может, к окончанию проекта и зачеркивать меня передумаешь.

От смешливых ноток, явственно прозвучавших в его голосе, моя только что окрепшая броня идет тоненькими трещинами. Но не стоит обманываться, в его словах явно нет искренности, это всего лишь один из способов вывести меня из себя. Так проще со мной совладать.

— А это для тебя значение имеет? — насмешливо говорю я. — Хочешь потешить самолюбие?

Артем вздыхает.

— Нет. Я просто знаю, как легко ты поддаешься эмоциям, когда тема задевает тебя. Годы прошли, а ты по-прежнему не умеешь справляться с ситуациями, выбивающими тебя из колеи. И это дает огромное преимущество любого рода манипуляторам.

— Например, тебе.

— Да. Мне, в том числе.

— Но по-другому действовать ты не хочешь.

— По-другому, это как? Как хочешь ты?

— Мы выяснили, что как хочу я, не будет, — говорю я. — Но раз уж нам придется проводить вместе довольно много времени и учитывая наше друг к другу отношение — мы можем заключить на время перемирие. И общаться без «любого рода манипуляций».

— Я не воюю с тобой, чтобы заключать перемирие. Что до манипуляций — ты вольна делать в отношении меня то же самое. Проблема, Лиза, не у того, кто манипулирует, а у того, кто на это ведется. В пятницу ты горела желанием уесть меня, вчера билась не на жизнь, а насмерть. Да и сегодня утром не желала уступать. Однако сейчас ты всем своим видом демонстрируешь беспомощность, более того, просишь войти в положение. Неужели китаец имеет над тобой такую силу, что даже простая встреча с ним способна тебя подкосить?

Его речь к концу снова наполняется злостью, природа которой мне непонятна. Он то устраивает мне эмоциональный шторм, раскатывая катком враждебности, то призывает бороться. Или дело в том, что причина расстройства не он?

Ха-ха, он верит, что не воюет со мной, тогда как каждое его слово и каждое действие сродни снаряду, запущенному в глубины души. Чем дальше он достанет, тем лучше. Чем больше разрушений, тем приятнее. Тем не менее, ему не нужен слабый противник. Он не получит удовольствия от пирровой победы. Ему нужна настоящая, на поле боя. Поэтому он хочет, чтобы я дралась с ним.

Мне становится смешно. Как бы Артем не бравировал хладнокровием, он до сих пор во власти случившегося. Я являюсь для него тем, кем директор До является для меня. Но если я отчетливо понимаю это, то Артем из-за упрямства и высокого самомнения не догадывается. Однако пока мы оба не разберемся с прошлым, мы не двинемся вперед. Ни один из нас. Мы повязаны.

Это озарение парализует. Голова гудит от мыслей, в их глубине клубится пока еще призрачный, но уже ощутимый азарт — я нащупала крошечный камешек, от которого могу сделать рывок.

— Проблемы с директором До я решу сама, — цежу я. — Как и проблемы с тобой.

— Это самое лучшее, что ты сказала за сегодня, — говорит Артем, выруливая на финишную прямую. — Роман должен был все подготовить, займешь наконец мозг важными делами.

— Нет, я голодна. Сначала отвези меня поесть.

Губы Артема растягиваются в улыбке. Он проносится мимо офиса, не замедляя движения. Теперь наши ладони открыто усеяны шипами, но мы снова жмем друг другу руки. На кровь нам наплевать.

12.

Вхождение на эшафот начинается каждое утро, едва распахиваются двери лифта. Гудящий офис обволакивает пеленой савана, и хочется закрыть глаза, чтобы не видеть ни людей, столкновения с которыми неизбежно овеяны сводящим челюсть любопытством, ни бесчисленные шеренги иероглифов. Но тяжелее всего соседствовать с человеком, чей стол я постоянно наблюдаю, стоит поднять голову от бумаг. В утомительном техническом переводе я нахожу спасение. Погружаюсь с головой, чтобы не видеть и намек на поверхность. Бесконечные листы описаний составов, технологий изготовления затягивают в омут, где царствует главный закон — ошибиться нельзя.

Артем чаще всего безмолвствует, что кажется чудом, но верней, это просто здравый смысл. На второй рабочий день я выясняю, что мой невольный начальник предпочитает общаться письменно и большую часть дня находится в кабинете, изредка выходя, чтобы переговорить по телефону. По утрам он заходит со стаканом кофе и после короткого приветствия занимает кресло. Большой монитор скрывает лицо. Но откинувшись на спинку кресла в моменты передышки, я вижу его, сосредоточенно просматривающего переведенные тексты. Тут же он делает пометки, которые потом будут обсуждаться с китайскими партнерами, и время от времени резко прорезает лезвием взгляда муть серого пространства, оставляя на мне щиплющие царапины.

К пятнице кипа бумаг уменьшается втрое, а я, кажется, сплю в постели из иероглифов, дышу ими, говорю, нахожу в каждом силуэте на улице. Мир размывается, убегает назад, в небрежно выписанный фон, в котором я вижу пропущенные звонки коллег по основной работе, сообщения и письма. Я быстро отписываюсь, что все в порядке, но нет сил говорить, и я все время сплю. И по правде сказать, это недалеко от истины.

Однако завтра начинаются выходные, которые я проведу с тремя товарищами: утренним сном, обеденным сном и вечерним бокалом вина. Остается протянуть до вечера. И чтобы день прошел быстрее, я планирую погрузиться на предельную глубину. Прикрыв дверь кабинета, я тут же натыкаюсь на твердый взгляд его хозяина.

Под присмотром аккуратно ставлю на край стола утренний Романовский кофе, горячий, как ад, и бодрящий настолько, что можно пробудить роту Спящих красавиц. Первые десять минут я едва могу пригубить напиток, поэтому обычно просто оставляю его остыть до приемлемой температуры. Пока кофе приходит в себя, пробегаю по новой партии материала, рассортированного по разноцветным папкам. Сегодняшняя порция подозрительно мала. Не успеваю спросить, как вижу боковым зрением, Артем берет папку, и встав из-за стола, идет ко мне.

— Мне нравится темп твоей работы, — на ходу говорит он. — Лучше, чем я предполагал. Приятно, что держишь обещание.

Сегодня он в бледно-голубой рубашке с закатанными рукавами и серых брюках, от которых веет индивидуальным портным. Вспоминаю, что он не носил рубашки с короткими рукавами, а на работу никогда не надевал джинсы и футболки. Этот жизненное правило, видимо, никогда не будет изменено.

— То есть ты все же уяснил, что я гораздо лучше, чем ты думал, — бесстрастным тоном надавливаю я.

— Ты гораздо лучше — покладисто соглашается Артем. — Поэтому сегодня закрепим этот вывод.

Я прищуриваюсь — случайный налет вежливости явно готовится улетучиться с поверхности разговора.

— В обработанном материале кое-какие пункты нужно доработать и откорректировать, — продолжает Артем. — Кроме того, есть технические моменты, которые вызывают у меня вопросы. Здесь, — он протягивает папку, — вариант с моими пометками. Вопросы, на которые мне надо получить ответы, я также прописал. Все спорные пункты надо обсудить с господином До. Ничего сверхсложного там нет. Поэтому миссию поручаю тебе. Сегодня до обеда решишь эти вопросы, а вторую половину дня — готовишь документы с учетом достигнутых соглашений. И остаток дня — перевод того, что Роман оставил на столе. Номер телефона До я тебе скину. Он тебя ждет. Такси сейчас будет.

В конце он полирует монолог ободряющей улыбкой. Зная Артема, этого решения стоило ожидать.

— Где я, по-твоему, должна с ним работать? — сухо спрашиваю я, усилием воли подавляя бешено скачущие мысли.

— Очевидно, что у него. Адрес я пришлю с телефоном.

— Адрес чего?

— Адрес дома, Лиза.

— Я не буду работать с До Шэнли у него дома. Пусть приедет сюда. Поработаю с ним в переговорной.

— У меня другие планы, это первое. Второе, До Шэнли не стоит посещать мой офис, пока мы согласовываем контракт. И третье, ты сказала, что разберешься с этой проблемой. Но, судя по сему, ты еще и на начинала.

— Почему ему не стоит посещать твой офис? — я игнорирую упрек. — Суеверие одолевает?

— Он же не черная кошка. Это предосторожность. До Шэнли человек известный в нашем бизнесе. Ненужное внимание может навредить и ему, и мне, ведь конкуренты не дремлют.

— Складно выходит.

— Это не подножка, как ты думаешь, — Артем усмехается. — Глупо играть против тебя, когда ты так стараешься. Но и соломку подстилать не буду. Задача тебе ясна. Не хочешь работать у него дома, обсуди нейтральное место. Мне все равно, хоть в парке на траве сидите.

Его телефон пиликает.

— Такси приехало, — бросает Артем, не глядя на экран. — Иди, Лиза.

Но я сижу. У меня нет рычага против. Нечего противопоставить, нечем уесть, нечем отбиться от выпада. Меня накрывает злость на себя за то, что поддаюсь давлению, и на него за демонстрацию во всем превосходящего меня лидера. Он четко говорит — мне с ним не тягаться, не стоит и начинать. Это образ он создал специально для меня. Чтобы наказать.

Но ведь когда человек делает что-то специально, то состояние неестественно. Он осознанно идет против течения и неосознанно против себя. Это заметно, это царапает в Артеме сейчас. Он умел быть жестоким и умел манипулировать. Но сейчас жестокость и безразличие нелепы. По-видимому, слишком глубоко я задела его тогда. И дело не в бизнесе. У обиды другие корни.

Молча я встаю и беру сумку. Подхватываю в одну руку кофе, в другую — Артемову папку. Теперь я иду.

Перед глазами адрес и номер телефона, но я рассматриваю почерк. Низкий, немного растянутый и четкий, будто печатные буквы на полпути отказались превращаться в рукописные. Я запомнила его крупнее, сейчас же приплюснутость солирует под аккомпанемент легкой небрежности из-за скорости появления на свет.

Одиннадцать цифр. Я спотыкаюсь о каждую из них, произнося одну за другой то по порядку, то наоборот. Обычные — они складываются в отвратительный номер. Можно ли ему не звонить? Я вздыхаю. Если откажусь, придется поступить похуже — ехать к нему домой.

Стиснув зубы, я вколачиваю номер и без паузы жму кнопку вызова. Ответ тут же, будто человек в нескольких километрах от меня сидел и ждал звонка. А, может, Артем предупредил, что я выехала и могу звонить. Да неважно уже.

— Ли-са, — обрадовано говорит директор До первым. — Так приятно, что ты позвонила. Ты едешь? Я выйду тебя встречать.

Он и правда ждал. Дал ли ему Артем мой номер заранее? Мы не договаривались, но я и не запрещала. Как бы там ни было, после звонка он у него точно есть. Как все закончится, сменю.

— Директор До, — с искусно-искусственной любезностью говорю я. — У меня предложение насчет встречи. Хочу пригласить вас на завтрак в качестве извинения за прошлый раз. Думаю, раз уж мы будем работать вместе, надо забыть тот эпизод. Есть подходящее место. Там же и поработаем.

— Это очень здорово, Ли-са. Хорошее предложение. Давай сделаем, как ты хочешь. Скажи мне адрес.

Я называю адрес и отключаюсь. Такси сворачивает к обочине, и, подняв глаза, я вижу, что мы приехали. Кафе с открытой верандой, которое только что прозвучало в разговоре, проливает в воздух неторопливую мелодию и запахи поздних завтраков.

Я выбираю столик на улице и успеваю опустошить кофе из офиса, а после заказать чай, когда появляется До Шэнли, одетый в синюю футболку-поло и чернильно-синие брюки.

— Ли-са, так приятно, что ты позвала.

Ко мне тянется рука. Приходится согласиться на ритуал рукопожатия Ладонь, сухая и жесткая, сжимает кисть словно капкан. Огромных сил стоит, чтобы не вырвать ее первой. Мы одновременно разжимаем руки, и До опускается напротив. Кладет на стол телефон, пачку китайских сигарет и пластиковую зажигалку.

— Твой начальник очень требовательный, — До улыбается и указывает на папку с бумагами. — Но большой молодец. Его усилия не должны пропасть даром.

— Мы на вас очень рассчитываем, — вежливо отвечаю я. — Давайте постараемся, чтобы у Артема получилось.

— Уверен, что получится, — с удовольствием подхватывает До. — Я нашел фирму, какую он просил, — «Соён». Очень надежную. Делают качественную продукцию. Много поставляют в США. Очень много. Она на третьем месте в рейтинге производителей масел. Российские компании уже ими интересовались. Если Аэртему будет первым, для него это будет очень хорошо. Много денег заработает.

— Думаю, он их заслужил.

Директор До склоняет голову, глаза смотрят с хитринкой. Мы оба, крадучись, обходим недалекие края глубокой ямы.

— Он заслужил. Поэтому мы с тобой и сели за один стол. Ты очень сильная, Ли-са. Была сильной, а стала еще сильней.

— Жаль, что способ стать сильней был не самый приятный.

До Шэнли жует губы, прежде чем ответить. Жестом отсылает подошедшего было официанта — пока не время. Заказать можно будет позже, после обязательной для нас обоих прелюдии.

— Он изменится, по крайней мере в воспоминаниях, если перестанешь называть оленя лошадью.

Иными словами, мне надо изменить позицию и принять версию До. Неужели он верит, что я на это соглашусь? Кому это выгодно? Точно не мне.

— Это выгодно вам, господин До. А мне просто приятно через столько лет знать, что ваши воспоминания уж точно не изменить.

Я киваю на его руку, но он и сам понимает смысл фразы. Сжимает и разжимает пальцы, пристально всматриваясь, как они работают.

— Да, рука подводит до сих пор, видимо, задет нерв, — признается До. — Но, как видишь, мне все равно легко снова встречаться с тобой, а тебе со мной — нет. Пришла бы ты, если бы не эти бумаги? Я бы — с удовольствием.

Ответ смущает, но я стараюсь держать лицо безучастным.

— Мне незачем приходить к вам, как и незачем о вас думать.

— И все же ты думаешь, Ли-са. Это хорошо. Твои воспоминания тоже не изменить.

Я упираюсь каблуками в пол. Внутри зажигается колющий нервы шар.

— Похоже вы так и не выучили урок, директор До. В вашем возрасте пора обретать мудрость, а не только упрямство.

В ответ До Шэнли прикуривает и, выпустив первый дым, говорит:

— Вот поэтому ты мне и нравишься, несмотря ни на что. Что я могу с этим сделать? Вы, русские говорите, что невозможно приказать сердцу. У меня оно тоже есть. Мое сердце отдано тебе. Ты ведь не замужем? Надеюсь не из-за меня. И не из-за Аэртему. Вы ведь встречались, да? Это было очень заметно нам всем.

От этого бесхитростного признания лопатки сводит отвращение.

— Тогда меня тем более удивляет ваше решение в гостинице.

До, будто чувствуя, что потихоньку пробивает мой щит, подмигивает:

— А что ты сама думаешь? Или скорее хочешь думать: оно было спонтанным или… важным для проекта. Какой вариант тебе больше нравится?

— Третий. В котором нет ни важности, ни спонтанности, а только дно вашей морали.

Глаза До зажигаются, будто я сказала то, что он и ждал.

— Что ж, если эту версию ты считаешь лучшей…

— Лучших среди них нет. Но эта самая выгодная мне.

Я знаю, что ответ ему тоже понравится, и вспорхнувшие брови это подтверждают.

— Однако среди них есть и самая страшная для тебя, Ли-са, верно?

Верно. И он знает, что я могу подозревать Артема. Но манипулировать этим страхом я ему не дам. Каблуки вжимаются в пол. Сизый дым плывет между нами.

— Главное, чтобы она не мешала моему участию в новом проекте. Мы оба принесли много неприятностей Артему. Хотелось бы, чтобы и вы, и я в полной мере постарались их исправить. Поэтому надеюсь, в этот раз мы с вами обойдемся без любого из вариантов?

— Можешь быть спокойна. Я не столь богат, чтобы снова разориться на врачах. В этот раз мы закончим «по любви».

Фразу он заканчивает на ломаном русском и подзывает официанта.

— И у нее будут очень четкие границы, далекие от ваших желаний, — отвечаю я также на русском, придвигая папку, и как только заканчиваются деловитые советы, что лучше заказать, продолжаю: — Скажите, когда последний раз Артем посещал завод в Китае?

После обеда я захожу в пустой кабинет и обессиленно опускаюсь в кресло. Встреча с До Шэнли явила странности, которые теперь каруселью крутятся в голове, и главной был сам Артем. В ушах эхом отзываются слова о том, что он никому не доверяет, однако директор До был единственным связным между нами и китайской стороной. Откуда такая беспечность? Неужели желание триумфа до нуля стерло осторожность?

«Артем пришел первым, — сказал директор До. — Нашел меня, убедил, что надо работать вместе. Будто без меня не справится».

Но ведь Артем справился бы. Не велика сложность найти подходящих партнеров в Китае, годами оттачивающих мастерство сделок любых масштабов, лишь бы деньги платились. Даже «Соён» можно уломать при должном желании и без такого вредного элемента, как директор До.

Но Артем желал именно его, всучил тому в руки такую ответственность. Как он на такое решился? Почему столь слеп? Неужели не понимает, чего именно хочет директор До. Мне становится смешно — оба они, как бы ни отнекивались, не могут отойти от прошлого.

Я выстукиваю пальцами по краю стола незамысловатый ритм, помогающий думать. Директор До покладист и добр. Без запинки выдал телефоны и адреса почт нужных мне отделов. В порыве проверить прямо сейчас я захожу на сайт «Соён» и гуляю по страницам. Несмотря на масштабы компании, он совсем простой. В Китае не волнуются по поводу красоты и полезности. Все решается переговорами.

Чтобы успокоить совесть, отбиваю стандартное приветственное письмо и отсылаю в маркетинговый отдел завода. А заодно решаю подстраховаться и пишу сообщение в Вичат. Моя просьба не из простых и вежливых. Но ведь старый друг лучше новых двух, верно? Поколебавшись несколько секунд, жму кнопку отправки.

Артем так и не возвращается. Я работаю допоздна, желая охватить необъятное. Несмотря на разницу во времени, приходит ответ от завода. Я могу рассчитывать на любую помощь, ведь господин Го-лин и господин До — важные партнеры. Иного и не ожидалось.

И все же Артему нельзя быть таким беспечным. Да, это не мое дело. Сегодня я здесь, завтра — нет. Но опыт подсказывает, что молчать нельзя. Пусть хотя бы задумается. Приоткроет глаза в сторону директора До.

Разговор с ним, как ни странно, перебивает болезненную нить, опутавшую легкие, дышать становится вольнее. Этому страху я посмотрела в глаза и не отвела их. Артем будет признателен.

Папки сменяют друг друга, азарт щекочет, гонит вперед, в выходные. Отоспавшись в субботу, в воскресенье я решаю, что вполне отдохнула, и пишу сообщение Роману. Мне нужен пропуск в офис. Сегодня отличный день для переводов.

13.

В понедельник меня встречает Роман — как и всю прошлую неделю.

— Ваш Роман с кофе, — с придыханием говорит он, протягивая стакан. — За трудовые подвиги.

— Как ты все-таки угадываешь, что это я?

— У меня чутье на тебя. Начиная с того утра, когда ты со страдальческим видом ела мороженое.

Мы неторопливо шествуем по привычному маршруту, от лифта до кабинета. Кофе плещется сквозь картонные стенки, согревая ладонь, но первый импульс бодрости дает вовсе не он. Роман в эти минуты исполняет роль музыканта, настраивающего инструмент для последующей многочасовой игры.

— Так дело в мороженом? А если бы я его не ела? Чутье бы промахнулось?

— Смотря к чему прилагался страдальческий вид.

— Не к мороженому точно. Он прилагался к твоему начальнику, который имеет слабость портить мне настроение.

Роман залихватски разворачивается и продолжает вышагивать спиной вперед.

— Ты просто не привыкла к нему, — подмигивая, возражает он. — Присмотрись поближе, и увидишь, что он почти всегда прав.

Я замедляю ход, чтобы он не запнулся, но помощник пятится весьма уверенно, успевая раздаривать улыбку и приветствие всем встречным.

— Он тебя восхищает?

— Восхищает? — переспрашивает Роман и с сомнением продолжает: — Какое-то женское слово. Нет, не могу так сказать про Артема Андреевича. Но я его уважаю. Ну и учусь у него, конечно. Он умеет добиваться от меня, чего хочет. Знает нужные точки. Мне это нравится.

— Звучит по-мазохистски, — замечаю я.

Роман энергично несколько раз кивает, будто я нашла ответ на сложную загадку.

— Точно. Артем Андреевич любого делает немного мазохистом.

Или подбирает подходящих людей.

Впрочем, доля истины в его словах есть: кто как не я провела воскресенье в работе на Артема Андреевича.

У кабинета Роман оставляет меня, одновременно открывая дверь и выдувая воздушный поцелуй. Артем сидит на краю моего стола, читая подготовленные после встречи с директором До документы.

— Надо же, сколько бодрости. Работа в воскресенье так повлияла? И в пятницу, говорят, ты задержалась допоздна, — говорит он, проявляя понятную осведомленность. — Чем же я заслужил такое рвение?

— Желанием побыстрей избавиться от твоих острот, например, — хмыкаю я.

— В таком случае ты поражаешь меня в самое сердце.

Эта фраза приправлена щепотью веселья, но прикасаться к нему тяги нет.

— Ну, мне не в первой, — пожимаю я плечами. — Как-никак опыт имеется.

Усаживаюсь и поднимаю голову. Артем сидит вполоборота, нависая свинцовой горой.

— Можешь возвращаться на место, — сообщаю я, махнув подбородком в сторону его стола.

— Ну, спасибо. Может, еще и косточкой угостишь?

Я откидываюсь на спинку кресла и тонко улыбаюсь.

— Угощу, если заслужишь. Но пока хозяин здесь ты, и мне пора работать. Потружусь-ка ради твоего блага.

С этими словами открываю верхнюю папку с толстенькой кипой листов одной рукой, а другой включаю компьютер. Сигнал очевидный, но Артем не двигается, вместо этого похлопывает папкой по колену и говорит ироничным тоном:

— Умело же ты опошляешь свои обязательства. А я только было решил, что ты идеальный сотрудник. Особенно после пятничного геройства. И даже был готов похвалить.

Перед нырком в очередную страницу, ждущую перевода, беру карандаш и проверяю на остроту.

— Я просто не восхищаюсь тобой. Не уважаю как не в себя. И не хочу у тебя учиться, как другие.

— Что же это за люди такие хорошие? — удивленно тянет Артем.

— Разные люди, — уклончиво бормочу я, пробегая взглядом по верхнему листу. — Но все те, которых ты себе подобрал.

— Подобрал?

Он взглядом высверливает во мне два тонких дымящихся туннеля, я представляю, как интенсивно работает его мозг, анализируя, почему я сказала именно так.

— То есть ты думаешь, что дело в этом? Я собираю вокруг себя… льстецов?

Я демонстративно откидываю карандаш и беру стакан. Очевидно, труд во благо придется отложить. Артем настроен продолжать. Его шутливый тон меняется на нейтральный и пока беззлобный.

— Очень интересно, что ты использовал именно эту фразу: «Вокруг себя», — подкидываю я следующую мысль для размышления.

Но Артем не принимает подачу. Папка со шлепком приземляется на стол, а сам он спрыгивает и подходит. Руки в карманах. Покачивается на пятках передо мной. Поза расслаблена, но глаза припылены азартом.

— Ли-и-иза, — с придыханием нараспев произносит он. — Твои прямые намеки беспочвенны. Мне нравится, что ты пришла в себя, но пока ты и близко не попадаешь в десятку. Да, вокруг меня много людей, и ты, кстати, тоже среди них. И все их чувства ко мне, включая уважение, восхищение, ненависть, неприязнь — это проблемы этих людей. Не мои. Я не страдаю ложными ожиданиями как от себя, так и от других.

— Уверен? А как насчет директора До, которому, как ты говорил, не доверяешь? А потом выясняется, ты даже завод не посещал. И с его владельцем не встречался. Но зато готов перевести сотни миллионов на его счет. Это, по-твоему, что? Не ложное ожидание? Тогда, может, безумная беспечность?

Артем хмыкает и качает головой.

— Если технологии обошли тебя стороной, подтяни знания в этой области. Мне не надо посещать завод. Директор До был там и вел трансляцию. И я общался с владельцем завода не один и не два раза через видеоконференцию. Все документы проходят через юристов.

Он всерьез это говорит? По мне, этого недостаточно.

— Однако. Ты снова меня удивляешь. Неужели тебе не все равно, получится у меня или нет?

— Мне все равно. Но я не хочу напрасно вкладывать силы в то, что изначально обречено на провал.

— В тот раз ты тоже, получается, «напрасно вкладывала силы», — Артем выдерживает паузу и участливо доканчивает: — Жалеешь?

Я вдруг ясно понимаю, что, несмотря на небрежный тон вопроса, ответ глубоко важен. Под толщей уверенности прячется обыденный страх, вмещающий всю ту уязвимость, которая для большинства мужчин сродни позору. Как просто сейчас выбить опору. Но на жгущее чувство реванша накатывает волна жалости.

— Нет, — бесстрастно говорю я. — У меня был хороший бонус. Перекрыл потерянное время.

— Но сейчас этот бонус у другого человека.

— Пусть пользуется. Ей нужнее.

Артем вдруг заливается смехом.

— Какая наглая жестокость, а я так мечтал, чтобы ты была благодарна мне по гроб жизни.

— Обещаю, что приколочу благодарственную табличку тебе на надгробие, — растягиваю я губы в злорадной улыбке.

— И порыдаешь хотя бы для приличия?

— В отношении тебя у меня нет этого недостатка.

Я произношу каверзу прежде, чем до меня доходит смысл. Артем схватывает быстрее. Его глаза расширяются, он придирчиво рассматривает меня, ища то, что обязан увидеть на лице. Но потом, как после свершившегося приговора, темная волна спадает и снова ясный штиль.

— Ну вот, злость делает из тебя настоящего противника. Сразу приятно иметь дело.

Голос теперь совсем другой, наплывает как тихий туман, втягивает в себя. Завороженная переменой, я поднимаюсь. Немигающий взор обертывает тело мелкоячеистой металлической сетью. Я разлепляю губы и мрачно спрашиваю:

— Артем. Чего ты хочешь от меня?

Он говорит не сразу. Но отвечает со всей серьезностью:

— Могу сказать, чего от тебя не хочу. А не хочу я, чтобы ты меня разочаровала. Во второй раз.

Сеть врезается в легкие.

— Если ты в чем-то разочаруешься, это твоя проблема, — почти выплевываю я. — Не моя.

Артем кивает.

— Умница. Теперь почти в десятку.

Он стоит неразумно близко. Потом резко шагает назад и возвращается на свое место. Режущие звенья пут потихоньку рвутся, я снова вздыхаю и, опустившись в кресло, смываю кофейной горечью полынный привкус во рту. Так, страница, карандаш, пустой документ на экране. Следующие часы мы не произносим ни слова.

Когда я возвращаюсь после обеда, проведенного в компании Романа, в кабинете пусто. Без Артема работа спорится: мыслям не на кого отвлекаться. Я ныряю в глубину бумаг, как опытный аквалангист с лучшим снаряжением. Лексикон расширен настолько, что можно переводить без постоянных вылазок в словарь.

Краем уха слышу волны шума за дверьми. Море голосов, смеха и шагов волнуется, то накатывая на дверь, то стихает. Потом наступает тишина.

Когда слова начинают расплываться, откидываюсь назад и, мыском туфли отворачиваю кресло от стола, подчеркивая, что на сегодня все. За окном рассыпается огнями улица. Встаю, потягиваясь, — от долгого сидения хрустят суставы.

Я рассматриваю дорогу с разбегающимися по домам машинами. Асфальт подозрительно обильно искрит желтым. По небу пробирается чернота, подъедая бледнеющую синь, а на горизонте поверх ломаной крыш толкутся полоской тучи. Где-то там за множественными слоями домов и моя квартирка. Пора вызывать такси и отправляться спать. От выплывшего образа кровати, свежей и гладкой, мышцы окончательно наполняются вялостью. Рот сводит от желания зевнуть. Едва я подхватываю телефон, как слышатся шаги, а следом открывается дверь.

— Все работаешь, — с укором говорит Артем. — У тебя уже глаза как два иероглифа.

— Какие? «Пошел вон»?

Вторую фразу я произношу на китайском, но Артем не подхватывает остроту. Наоборот, в его глазах то ли жалость, то ли усталость.

— Если твой мозг еще может дерзить, значит, не все потеряно.

— Нет, все уже потеряно, как минимум до завтрашних девяти утра.

Я хватаю сумку и двигаюсь к выходу.

— Лиза, я не рабовладелец, — разводит руками Артем, пропуская меня. — Наоборот, приехал, чтобы тебя выгнать. Ты нервируешь охранников. В этот раз они не стерпели.

— Странно звучит, но сейчас наши желания совпали. Сама чудовищно хочу выгнать себя отсюда. Прямо домой.

— Тебе надо проветриться. Ты нужна мне в трезвом уме и полной сил.

Артем следует попятам, и это угнетает. Мы одни в этих стенах. На этом этаже точно. Не ожидала, что его встречу сегодня. Дыхание за спиной заставляет наддать ходу, и коридор мы пролетаем в миг. Со стороны наш забег, наверняка, похож на преследование.

— Поэтому я и отправляюсь спать, — мимоходом сообщаю я, нажимая кнопку лифта.

Двери открываются без запинки, светлая хромированная кабина за несколько секунд готова избавить здание от заработавшихся.

Охранник провожает меня нелестным взглядом, но с теплотой прощается с Артемом, мастерски отыгравшем роль спасителя.

На улице тепло и сыро. Все же шел дождь. По слюдяному асфальту, не торопясь, идут прохожие, будто темнота выбила из них необходимость спешки.

Я закрываю глаза и вдыхаю тяжелый бензиновый воздух. Этот парфюм Москва носит неизменно. Не хочу видеть Артема. Как будто если я его не вижу, значит, его нет. Это по-детски, но вступать с ним в баталии силы кончились, едва я покинула офис.

— Идем пройдемся, — говорит рядом улица голосом Артема.

— Иди пройдись, — отвечаю я. — Я хочу домой.

— Полчаса перед сном, — настаивает улица.

— Зачем? Чтобы мне снились кошмары? Я и так провожу целые дни рядом с тобой. Оставь в покое хотя бы мой вечер.

— Я не буду тебя подкалывать. Даю слово.

— Почему? Боишься, что сбегу?

Смешок.

— Нет. Просто знаю, когда следует остановиться.

— Это благородно, — соглашаюсь я. — И совершенно не про тебя. У тебя нет стоп-крана. Пока ты не добьешься чего хочешь, ты не останавливаешься. И сейчас тебе просто от меня что-то надо.

— Ты права. Надо. Хочу предложить тебе поесть. Что бы ты обо мне не думала, я умею быть благодарным.

«Что бы я о тебе не думала…»

Вот как.

— Я бы предпочла вообще о тебе не думать, — искренне вырывается у меня, и плевать, какой смысл в словах он будет искать.

Но как ни странно, я не слышу в ответ едкости. Может, и правда, если оба захотим, то в силах говорить, как обычные люди.

— Постараюсь как можно быстрее приблизить этот момент. Так что насчет предложения?

И снова в его фразе нет желания уколоть. Это столь непривычно, что меня охватывает игривый порыв.

— Купи мне шаурму, заботливый начальник.

Я не верю, что произнесла это. Какую шаурму? Да еще и на ночь. Но рот предательски наполняется слюной.

Улица не отвечает. На губы наползает улыбка. Я могу физически ощутить, как рядом с плечом концентрируется удивление.

Давай же. Скажи, чтобы я сама покупала такое дерьмо, и разойдемся.

— Ладно. Знаешь, где ее здесь продают?

Удивление сменяет владельца. Я открываю глаза и поворачиваюсь к Артему. Он требовательно всматривается в ответ.

— Я не знаю, это твой район.

— Меня он мало интересует с этой точки зрения. Пойдем искать.

Я отступаю на шаг.

— Я не настаиваю. Да и есть я не хочу.

Артем закатывает глаза. Есть не меньше дюжины хлестких ответов, которые может произнести сейчас его рот. Но вместо этого Артем сжимает губы в полоску и просто хватает меня за руку. Это так неожиданно, что я не успеваю возразить.

И вот мы несемся мимо медово-восковых витрин, окон кафе в тумане мягких съестных запахов, где смеются и неслышимо шевелят губами люди, засыпающих темными снами резных дверей. Артем идет быстро, будто боясь, что сбавь скорость, я вырвусь и убегу. Только что я бежала от него, теперь — за ним. Невольный широкий браслет из ладони и пальцев, плотно удерживающий запястье, воспаляет кожу.

Голубоватая спина, перекрывающая путь, ходит ходуном. Ее вид снова проворачивает ключ на шкатулке прошлого, из недр которой выбивается непрошенное возбуждение. Волна поднимается, растет и со всей силой выметает меня из подмокшей реальности.

Тогда тоже было влажно. Руки в испарине, скрещены над головой и запечатаны кистью. Губы щиплют кожу на шее, в ухо затекает накаленное дыхание. Живот к животу, шепот к шепоту, движение за движением слагает цепь, тянущуюся в глубину инстинктов, и по ее звеньям они сначала капля за каплей тянутся наружу, а потом, превратившись в невыносимо сладкий поток, смывают нас в обессиленное безвременье.

— Тебе лук класть? Перец?

Мы стоим перед отдающей жаром палаткой. Сквозь широкое стекло на меня в ожидании смотрит высокий худощавый мужчина с рыжей бородкой.

Я мотаю головой, взбрыкнувший призрак воспоминания захлестывается ароматом жареного мяса.

Артем упоенно обсуждает варианты начинки с продавцом, а мне кажется, что вокруг эфемерной декорации и над всем происходящим нависла рука невидимого драматурга.

Это чувство усиливается, когда спустя несколько минут мы стоим на набережной и, облокотившись на металлические перила, едим. Горячий влажный цилиндрический сверток от каждого укуса прыскает чесночным соком. Я слизываю его с тыльной стороны ладони, и краем глаза замечаю, что и Артем не избежал подобной участи. Он шустро подбирает мутные капли, запрещая им подбираться к запястью, стянутому металлическим браслетом часов.

— Так что за секрет превращения в прекрасного принца? — интересуюсь я, прожевав очередной кусок.

— Принца? — по-доброму усмехается Артем и салютует половиной шаурмы. — А ты совсем не притязательна.

— Как видишь. Который год корю себя за это.

Смех Артема вплетается в окружающий шум.

— Черт, я обещал, не подкалывать тебя. Тогда у тебя полная свобода действий. Наслаждайся. В качестве награды за старательность.

С этими словами он впивается в лаваш и с хитринкой в глазах пресекает языком выскользнувший ручеек.

— А завтра утроишь мне комбо-порку?

— Обещаю, что сдержу этот недостойный порыв, что бы ты ни имела в виду. Все останется в сегодняшнем вечере.

— И в моей голове, — ворчливо добавляю я.

— Думал, ты легко выбрасываешь из головы мешающие воспоминания.

Артем аккуратно подбирает слова, чтобы не нарушить обещания, и эта прилежность забавит, но замечание вдруг поджигает фитилек мысли, которая давно крутилась в голове.

— Знаешь, что, — сообщаю я, и Артем вскидывает брови. — Считай, я оценила и твою заботу, и твою уступчивость, так что закончим кружить вокруг да около. Спрашивай.

— Когда это твоя непритязательность успела превратиться в ощущение долга? — пытается сбежать с темы Артем. — Это вредный сверток этого точно не стоит.

— Все останется в сегодняшнем вечере, — повторяю я его слова. — Или есть на этом свете вещи, от которых тебе страшно?

Укол пронимает его. Артем в мгновение серьезнеет. Край рта дергается в сторону, будто спустили пружинку, и возвращается обратно.

— Я не против спросить, — просто говорит он. — Но обстоятельства не позволяют.

— Благородно. Но помогать не стану, — отрезаю я. — Могу лишь пообещать, что скажу правду.

— Смело, — с уважением говорит Артем. — Ладно.

Он отворачивается и собирается с мыслями, глядя вниз, на волнующуюся чернильную воду канала. Его вопрос лежит на поверхности, но мне надо, чтобы он озвучил его сам.

— Как ты справляешься с воспоминаниями?

Я выдыхаю. Я подозревала об этом. Сильный пожар всегда оставляет следы на том, к чему прикасаются языки пламени. Как бы умело не счищали копоть, сколько бы слоев краски не наносили, напоминания о нем всегда останутся внутри. Наши шрамы остаются с нами, даже если мы отказываемся их замечать.

Артему страшней, чем мне, открыть глаза и снова увидеть их. Поэтому он выбирает безопасный для себя вопрос.

Я ловлю себя на том, что в этот момент чувствую себя гораздо сильней. И поэтому готова ответить правдиво.

— Плохо. Особенно в последнее время.

Артем молчит.

— Но это временно. Мы не для того тогда лишались рассудка от страсти, чтобы сейчас легко выбросить произошедшее из памяти.

— Пожалуй, — усмехается Артем.

Я заворачиваю остатки шаурмы в пакет и ищу глазами урну. Но рядом ее нет. А сдвинься мы хоть немного с этого места, волшебство откровения тут же исчезнет.

— Я тоже не подозревал, что с этим будут проблемы.

— Осталась неделя, — с напускной бодростью говорю я. — А потом все уляжется.

Артем качает головой. И забирает у меня недоеденный квадратик.

— У нас нет больше недели. Послезавтра я хочу подписать контракт. Прилетит директор завода. Основные пункты согласованы. Остальное — по ходу. На этом мы с тобой и закончим.

Я не сдерживаю удивленный возглас. Так странно быстро. Будто далекий финиш вдруг переместили почти к самым ногам. В груди обжигает радостью. Это же замечательно. Остались два дня, а потом свобода. Или нет?

— А что с нашими договоренностями? — с подозрением интересуюсь я.

— После подписания получишь все, о чем договорились. Дальше — на твое усмотрение. Настаивать не буду.

Я склоняю голову и пристально вглядываюсь в застывший на черном фоне профиль.

— Я имею отношение к этому решению?

— В качестве погрешности.

Оранжевое пятнышко, на котором мы сейчас существуем, сужается, тогда как мир за его границами останавливается и обмякает, только вдалеке участливо подмигивают призрачные огни.

— Лжешь.

— Это уже не имеет значения. Ты была права, не стоит вспоминать прошлое. В этих разговорах нет ничего хорошего.

— Смотря что ты хочешь услышать.

— Я уже сказал, обстоятельства не позволяют спросить то, на что хочу услышать ответ.

— Это сложнее, чем организовать многомиллионный проект?

— Сложнее.

Я фыркаю.

— Нет, Артем, не сложнее. Ты просто боишься услышать не тот ответ. Но как уже сказала я, помогать не буду. Есть несколько возможных вопросов, которые тебя могут волновать, и я знаю на них ответы. Но ты не спросишь, а я не отвечу.

Он тут же вскидывается.

— Почему тебе не страшно, Лиза?

— Потому что я не боюсь признавать слабости. Пусть иногда для этого надо вывернуть себя наизнанку, но зато потом становится легче. Есть от чего оттолкнуться.

— И какие слабости у тебя в отношении меня?

В этот момент он действительно становится похож на щенка, ждущего от мира только хорошего. Я думаю, что он сейчас не заслужил лжи, поэтомуговорю открыто:

— Как оказалось, ты весь моя слабость. В этом я переоценила свои способности. Но я не считаю эти воспоминания лишними. Они болезненные, конечно, особенно сейчас. И никакого обезболивающего не предусмотрено. Но с четверга я пойду на поправку. Да и ты тоже. Так что держись, друг.

— Друг?

Я киваю. Сердце разбегается. Тогда в пылу эмоций я не раздумывала, что потеряла, и насколько эта потеря велика. Теперь же стоящий рядом невыносимый и уже бесповоротно чужой человек разворошил узенький канальчик в прошлые светлые дни, которые я, казалось, давным-давно отрезала от себя, и потянулось из него странное, на первый взгляд, нераспознаваемое чувство, в котором, присмотревшись, я с ужасом узнала сожаление.

— Меньше всего я бы хотел им быть.

Мир все же оказывается жестоким к наивным щеночкам, отказывающимся впускать боль.

— Тогда не будь.

Он усмехается. Легко сказать, говорит его взгляд, нарочно направленный в сторону. Дружба противопоказана нам. Мы можем либо умирать от страсти, либо убивать упрямством и претензиями. И так, и так, нам рядом долго не выжить. Я это уже понимаю, а Артем — нет.

Чтобы сосуществовать долго, надо открыть глаза и смотреть друг на друга вопреки всему. Но один из нас всегда их отводит.

14.

Сквозь вату раннего утра вторника пробивается Норка. Как истинный жаворонок и ярая почитательница собственной персоны она звонит, когда нет и семи, и сразу начинает натиск.

— Ты проснулась? Поехали позавтракаем в городе. Прогуляемся под свежий кофе и пустые улицы.

Я затыкаю лицо одеялом, отгоняя от него тихий свет.

— Не проснулась. Это ошибка.

— Слышу эхо бодрости в твоем голосе, так что давай не увиливай.

Я зеваю и забираюсь глубже в облачное тепло.

— Нету бодрости, не ври. И желания гулять в такую рань тоже нету. К тому же мне на работу, между прочим, к твоему Артему.

Норка в отдалении глухо смеется.

— Ну, фразы все длиннее, так, глядишь, и до согласия дойдем. Если не собираешься просыпаться, зачем ответила на звонок?

Я только открываю рот от такой логики, но потом понимаю, что Норка так говорит специально, надеясь, что возмущение пробудит меня окончательно, и никуда я от нее не денусь.

— Вдруг у тебя что-то случилось, и тебе нужна помощь.

— У меня что-то случилось, — спокойно повторяет Норка, — и мне нужна помощь.

Я продираю глаза и сажусь на кровати. В горле танцует холодок.

— Что случилось?

— Вчера виделись с Артемом. И я спросила его про наши отношения.

Вчера? Интересно, до или после меня?

Она многозначительно умолкает, и я хочу ее порвать на кусочки.

— И что?!

— И кофе хочется. Прям невмоготу. Гулять тоже. Если ты пас, то позову Ирку.

— До девяти ее не существует — сварливо замечаю я, плетясь в ванную.

— Тогда выбора у тебя нет. А то что-то все страннее и страннее. А у меня на мужчин с тараканами аллергия.

Если этими словами она хочет пробудить во мне жажду узнать подробности, то попадает в яблочко.

— Через сколько завтракаем-то? И где?

От звонка до встречи в кафе со мной случается душ, феновое сражение с волосами, легкий макияж и такси с зевающим водителем. Ворвавшись в кафе, я вижу за столиком Норку, сидящую нога на ногу. Она привстает для поцелуя и тут же подталкивает меню. Я вглядываюсь в лицо подруги, с тревогой ища возможные перемены. Но она спокойна и выглядит бодрее самого крепкого кофе.

— У меня минут сорок, не больше, — сообщаю я.

— Конечно. Спасибо, что пришла, — покладисто говорит Норка. — Так и знала, что новости, связанные с Артемом, тебя заинтересуют.

Она говорит непринужденно, но я не могу понять, есть ли хоть толика сарказма в ее голосе, и если есть, то связана ли она со вчерашним разговором на мосту.

— Меня интересует все, что связано с тобой, поскольку ты встречаешься с довольно сложным человеком, — дипломатично отвечаю я.

Норка кивает.

— В точку. И это проблема. После того, как я убедилась, что сложность — это просто комплексы, которые человек не хочет решать, со сложными мужчинами я завязала. Теперь только с легкими мужчинами я готова крутить романы.

— Парадокс в таком случае.

— Думаю, хуже. Ты выбрала кофе? Здесь нет воздуха. Сейчас умру от удушья. Давай закажем и пойдем гулять.

Она глазами подзывает официанта. Выбирает двойной эспрессо, я — латте. Все с собой.

Улицы, за ночь подкрашенные свежестью, ясные и светлые. Мы идем по голубоватому асфальту, изредка морщась от нарастающего гула — дорога все больше разбухает от машин.

Норка интересуется, как продвигаются дела с Артемом, и я радую ее, что мы на финише. Как ни странно, эта новость оставляет ее равнодушной. Ее маленькое лицо с острым подбородком непривычно задумчиво. Гнетущее молчание только усиливает любопытство. Когда стакан пустеет наполовину, Норка начинает:

— В общем, впервые после развода я не знаю, что делать. Три года без сучка и задоринки, а тут, как привороженная.

Я возвожу очи горе: Норка выбрала витиеватый долгий путь, на который у меня нет времени.

— Переходи к сути, — отрезаю я. — Ты спросила про отношения, и что он?

Меня напрягает, что она не может решиться сказать, и страшит возможная причина. Я даже не знаю, хочу ли знать ее.

— Ну как хочешь. Он сделал мне массаж. Довольно качественный, между прочим.

— Массаж? — восклицаю я. — Каких мест, позволь спросить.

— Обычных массажных мест, — ворчливо отбривает Норка. — Я вообще подумала, тем ли он занимается по жизни. Возможно, ему стоит делать карьеру в другой области.

Массаж. Массаж? Массаж?! В голове торнадо из картин. Обнаженная спина лежащей Норки. Руки Артема на ней. Льющееся масло. Интересно, он использовал масло? Он гладит выпуклости лопаток. Кожа блестит. По запястью льется масло, превращаясь в сок от шаурмы. Артем слизывает сок, пока тот не добрался до часов. Когда колдовал над Норкой, тоже следил, чтобы их не испачкать? Время для него так важно всегда.

— Днем или вечером? — замороженным голосом спрашиваю я.

Норка смотрит на меня с удивлением.

— Его не было на работе вчера днем, — спохватившись, поясняю я, ругая себя за несдержанность.

— Вечером.

«Все останется в прошлом вечере». Только он решил оставить в нем не только меня.

От Норки ко мне или от меня к Норке? Нормальные мужчины едут к женщине, благоухая чесноком? В этом же нет смысла, сплошной позор. Не про Артема точно. Значит, сначала она, потом я. Женщина внутри меня совершенно по-женски возликовала так, что внутренняя подруга стыдливо отвела глаза.

— А вечером он вернулся на ра…? — вопросительно тянет Норка, но я перебиваю:

— Что ты решила с отношениями?

Норка выдерживает паузу и не настаивает на прерванном вопросе. Надеюсь, она не сочла, что я специально. Пусть это было именно так. Однако несмотря на безобидность вчерашнего вечера, у меня не хватит смелости рассказать. Слишком обширная и темная у этой безобидности изнанка.

— В этом и странность. У него определенно нет физиологических проблем. Уж поверь. Однако он будто нарочно избегает близости, и это… интригует. Я спросила, долго мы еще будем ходить вокруг да около, ведь я не в том возрасте, чтобы ограничиваться платоническими отношениями. А он сказал, что уважает мою позицию, и я вольна делать то, что сочту нужным. Понимаешь? Не стал канючить или оправдываться. Я могла закончить прям там же. Но я, как ты понимаешь, этого не сделала, потому что это было так… по-мужски. Очень непривычно.

— Последнее уж точно, — глубокомысленно поддакиваю я.

— Ну а после мы выпили по бокалу вина, и он сделал массаж. И это все испортило.

— Я думала, тебе понравилось.

— В другом смысле испортило. Я решила для себя, что если не получу конкретного ответа на интересующий меня вопрос, то нам с ним не по пути. Но тут случился этот массаж, да и все поведение Артема — оно притягивает. Утром я поразмыслила над этим и решила, что есть определенная причина, почему он не хочет переспать. И если эту причину устранить, то, возможно, все придет в норму.

Я поспешно скрываю лицо стаканом. Этого глупого выражения лица Норка не должна увидеть ни при каких обстоятельствах. Хоть мне и стыдно, но я позволяю на пару секунд погрузиться в то самое злорадство, которое испытывают все женщины, узнавая, что бывшие о них помнят. О, еще как помнят. Даже такие упертые, как Артем. Какого бы добра я ни желала подруге, какой бы щедрой рукой не отсыпала благословления, внутри все задыхается от восторга.

— Устранить причину, — тяну я таким повеселевшим голосом, что сразу обращаю на себя подозрительный взгляд. — Звучит как план действий настоящей русской женщины. Нам вечно больше всех надо.

— Вовсе ничего такого, — вспыхивает Норка. — Мне просто интересно разгадать причину и добавить ее в копилку опыта. Вдруг в будущем пригодится.

Я искоса поглядываю на нее — похоже, что только что она весьма жалко оправдала скрытые мотивы. Норка невозмутимо прихлебывает кофе и явно делает вид, что не замечает. Это подтверждает догадку: подруга приняла охотничью стойку, и ничто не сможет ее отвлечь, пока она не исследует добычу. Понять бы, сколько в ее порыве интереса, а сколько зарождающихся чувств.

Ликование сносит жало грусти. В умении подруги подчинить замок, который она решила осадить, я не сомневаюсь. Рано или поздно она заставит Артема забыть, и всего его выкрутасы падут смертью храбрых.

Если они все же закрутят серьезный роман, мне останется только сделать много-много шагов подальше, а лучше наглухо законопатить все щели, сквозь которые может пробиться счастье новоиспеченных влюбленных.

— Не замечала, чтобы раньше ты коллекционировала мужские проблемы, — мрачно поддеваю я.

— У тебя никак ПМС? — спрашивает подруга, удивленная волнообразной сменой настроения.

Я туманно пожимаю плечами. Норка не настаивает. Она сама одну неделю в месяц превращается в чудовище, с которым просто не о чем говорить. Обычно нас с Иринкой об этом по-дружески предупреждают.

— Они сами коллекционируются. Естественным путем, — беспечно ответствует Норка, возвращаясь к теме, которую она пока не разложила по всем намеченным полочкам. — Наверное, только Артем исключение. Однако слишком уж интересный экземпляр. Пока я не готова его лишиться.

Я снова утыкаюсь в стакан, в последней фразе мне чудится угроза. Но Норка тут же убивает ее:

— Помоги мне, а? Ты же проводишь с ним рядом гораздо больше времени. Посмотри ни на него не только как предпринимателя, но и как на мужчину. Он же привлекателен и сексуален. Увидь этот потенциал.

Я сначала непонимающе зажмуриваюсь, пытаясь уложить в голове слова. Потом в святящемся ореоле явственно проступают одно за другим: «Увидеть. Сексуальный. Потенциал. Артема».

— Что? Нет, нет, нет! — задохнувшись, я машу головой, чувствуя, что слов будет недостаточно. — Во-первых, мы условились не говорить ни о чем, что выходит за рамки работы…

— Вы кровью на скрижалях расписались, что ли? Я не прошу в лоб спрашивать. Но у тебя хорошо развита наблюдательность. Я тебе рассказала следствие, может, удастся понять причину.

— Во-вторых, завтра вечером я помашу твоему Артему ручкой и отправлюсь восвояси. За это время я хочу завершить то, что должна, и со спокойной душой свалить!

— Ну и свалишь со спокойной душой завтра вечером. Кстати, вы же договаривались на две недели.

— Он сам предложил, — в моем голосе титановая твердость. — Я слепа. Никак не вижу в нем тех потенциалов, которые хотят видеть другие. И этим его разочаровываю.

Я кривлю душой, но правды все равно не скажешь. Норка цыкает.

— Как гадко это звучит. Такой интересный план испорчен. По моему расчету ты должна была согласиться.

— Ничего не поделаешь, — воздушно замечаю я.

— Но, может, хотя бы одним глазком?

— Оба моих глазка смотрят не дальше документов. Поэтому нет.

— Он тебе по-прежнему не нравится? Ничего не изменилось за время вашего, гм, сотрудничества?

За время нашего сотрудничества произошли тектонические сдвиги, хмуро думаю я. Но говорю иное:

— Он не понравился Иринке, которая напридумывала себе непонятных угроз с его стороны. И для подкрепления гипотез ей нужен был сторонник.

— То есть у тебя ничего личного.

Личного там по самую маковку.

— Ничего, конечно.

— Что же мне тогда делать?

О, я могла бы дать с десяток советов, и первый звучал бы — забей, ближайшие месяцы можно провести гораздо проще. Но прямо так я сказать не могу, поэтому выкручиваю смысл до приемлемого.

— Дай ему возможность закончить волокиту с контрактом. А потом на волне гордости за покорение очередной высоты приди поздравь. Возможно, он наконец отлипнет от тонн бумаг и увидит, кто рядом с ним изнемогает от нетерпения.

Норка смеется и тычет меня в плечо кулачком.

— Твои слова да ему в уши.

Мы подходим к перекрестку, на котором придется разойтись. Мне через него — в офис, который кажется привычным, безобидным. Страх остался в прошлом. Я знаю, что тревожит Артема и способ, который он выбрал, чтобы убежать от неожиданно затлевшего фитилька былой исступленности, только подтверждает это. С собственными изъянами бороться тяжелее всего, потому что для этого их надо принять. Артем не готов. Не может. Не хочет. Чтобы было легче, он действительно может схватиться за Норку. Она получит то, чего желает, он — временное спасение.

Как же хорошо, что для меня все заканчивается, и ошибок я больше не совершу. Как он и хотел, я выйду из всего этого победителем.

На прощение мы касаемся щек поцелуем, и Норка успевает оставить за собой последнее слово:

— Но все-таки хоть на секундочку присмотрись, ладно? Вдруг что.

Я неопределенно мотаю головой.

Это «вдруг что» у нас с ней разное, и мое преследует меня весь оставшийся день. Я пытаюсь увидеть его в глазах Артема, услышать в оттенках его речей, но к облегчению не нахожу нет ни единого следа спонтанной вечерней аферы. Он твердо держит слово — между нами рассыпается деловитая пустыня, лишенная даже капли привычных словесных перестрелок. Вся энергия идет на последние приготовления к подписанию.

Таким и должно было быть наше сотрудничество изначально.

Сделка назначена на вечер среды. В обед от китайской стороны приходит подтверждение — бумаги в порядке. Облегченно выдыхая, Артем выбирает сермяжно русский ресторан. Его декорации станут венцом будущего партнерства. Время галопирует ко встрече.

И одновременно с этим где-то на горизонте финиша собирается гроза.

15.

Все заканчивается, как и было оговорено. Такси едет по набережной. Прикрыв глаза, я думаю, что почти прошла свое Чистилище и обелила совесть. Завтра Артему нечего будет делать в моей жизни. Теперь по-настоящему. Теперь все хорошо.

— Ко входу нет прямого подъезда, — оглянувшись, говорит водитель. — Могу остановить до или после.

— Остановите здесь.

Такси пришвартовывается, и я вылезаю. Фонари щедро рассыпают по тротуару рыжую дымку. Каблуки простукивают привычную твердую мелодию по брусчатке. Под мышкой две тонкие папки с договорами. Я иду медленно, узкое платье и неровный тротуар не позволяют привычно торопиться. Я досадливо вспоминаю, чем закончилась недавняя спешка, и колено тут же вспоминает вместе со мной. Кажется, это было очень давно.

Стоящий около входа в ресторан человек шагает на встречу, под густым зернистым светом превращаясь в Артема, одетого в темный костюм и черную рубашку.

— Договоры не забыла, надеюсь? — спрашивает он, осматривая меня, и тут же добирается взглядом до папок.

— А если да, то что?

— Придется продлить контакт.

Я трясу головой и со словами «Чур меня» достаю договоры, но удерживаю их, когда Артем протягивает руку. Меня охватывает неясный порыв.

— Артем…, не спеши, — запинаясь, говорю я. — Ты можешь выбить лучшие условия. Давай я доработаю, как договорились. И потом… если надо, я могу помочь.

Спокойное лицо Артема сменяется на удивленное. Я нарушаю договоренность, но мне все равно. Когда почти ничего не держит, гораздо легче рисковать.

— Растешь, Лиза, — с улыбкой замечает он. — Но мы сделаем, как решил я. Да и ты сама прекрасно знаешь, что обратно решение не отмотать. Ну и заодно посмотришь на человека, в чьем существовании ты сомневалась.

Он забирает папки и первым идет внутрь. Несмотря на жакет, меня пробирает холод. И правда, чего я вдруг? Сама себе добавляю проблем. Как будто у меня нет других забот, кроме как разбираться в чужих промашках. Лучше бы подумала о том, что меня ждет на работе после затяжного «больничного». Тяжело вздохнув, я плетусь к входу вслед за Артемом.

Ресторан посвящен русской душе и быту. Богатой русской душе и богатому быту. Я вижу лубочность интерьеров с яркими росписями по стенам и потолку и обилием рогов — от куцых до искусно разветвленных, — для китайцев будет в самый раз. Артем верно выбрал место. В Китае партнеры тоже бы возили нас по ресторанам с помпезным псевдоисторическим душком. Там было бы много позолоты, огромных залов, парчи и искусственного шелка, резных стен под красное дерево и деревянных драконов с жемчужинами в пастях.

— Судя по интерьерам, еду разносить здесь должны медведи, — замечаю я. — Владелец обожает впечатления.

— И деньги. Будешь шампанское?

— Буду немного суеверной.

— Ты меня сегодня удивляешь. Только что до крови воевала за свободу, а теперь боишься уйти.

Он сворачивает проволочку и скручивает бутылке пробковую голову. Хлопок и кисловатый запах касается ноздрей. С шипением наполняются два бокала.

— Давай, — говорит Артем, придвигая один ко мне. — Это не за контракт. Отметим, что расстаемся «друзьями».

Эхо того вечера снова всплывает в последнем слове.

— Мне не нужна дружба с тобой, — я пригубливаю шампанское. Пузырьки колют губы. — И предлагаю я без умысла.

Артем усмехается, залпом осушает бокал и снова наполняет его.

— Не переживай за меня. Твоя ответственность закончится максимум через час. И за подружку не переживай. Если мы и продолжим, то без оглядки на нас с тобой — и прошлых, и нынешних.

Я хмуро смотрю на него: он так ничего и не понял. Каждое слово сейчас только больше вяжет его веревками старых событий.

— Благородно. Хоть и нежизнеспособно.

Артем замирает, не донеся бокал до рта.

— К чему ты клонишь?

— Я пас. Хватит на сегодня лишних слов.

Артем смеется.

— Мне, наоборот, нравится. Дерзай, тебе нечего терять. Говори, что ты имела в виду.

— Что говорить? Ты хорошо поднаторел в бизнесе, но плохо в отношениях. Аня пока не разобралась в чем причина, но это дело времени. А причина — она ведь не том, что было между нами, и даже не в том, что между нами сейчас. Причина в том, что ты до сих пор не разобрался с чувствами ко мне, как положительными, так и отрицательными. И если девушкам попроще и так сойдет, то Аня не потерпит. Пока еще она играет в интерес, и скажу тебе, искренне играет, да и ты помогаешь. Интригуешь ее. Но вот если и правда хочешь «без оглядки», придется оглянуться и посмотреть во все глаза. Так понятнее?

Я хватаю шампанское и, словно подчеркивая сказанное, выпиваю. Артем отставляет нетронутый бокал и смотрит на меня с лаской мясника.

— Понятнее. И интереснее, — говорит он матовым голосом и кивает в сторону двери. — Даже стоит обсудить детальнее. Но, к сожалению, не сейчас. Побудь тут, пойду встречу гостей.

Оставшись одна среди рогов всех мастей, я двумя большими глотками выпиваю шампанское.

Артем возвращается, рядом До Шэнли и владелец завода — низенький и округлый, с прической кирпичиком и опадшим лицом.

Интерьер ложится на душу иностранной душе. Даже привычный к России До Шэнли с любопытством оглядывается, потягивая воду, и мелкими перебежками поклевывает глазами меня. Я цежу шампанское и наблюдаю, как подписываются и скрепляются печатями договора, как расслабленно-вежливо разговаривает Артем, как ни одно его движение или тон речи не выдает волнения. Что это — целебная сила шампанского или многолетние тренировки воли? Появляются вполне человеческие официанты с разложенной по блюдам едой. Китайцы одобрительно охают и снимают на камеры телефонов. Разговоры метаются с русским тем на китайские, вбирая многоцветье межнациональных тем. Артему преподносится водка «Мао Тай» в золотой упаковке, и тут же рядом в серебре вырастает не менее крепкая русская подруга. Вечер весело катится в ночь. Идеальное заключение контракта.

Когда маленькая стрелка подкрадывается к одиннадцати, угощение съестное все больше уступает угощению алкогольному. Сотрудничество на всех порах мчится к успеху, а я все больше чувствую себя лишней. Запахи тяжелой еды раздражают. Тихонько, чтобы не привлекать внимания, я оставляю компанию продолжать праздновать.

Выхожу в бледную ночь и тяну ноздрями взопревший воздух набережной. Прохлада обнимает голые ноги.

Я равнодушно рассматриваю переговаривающиеся огоньки на другом берегу, мелодия города протягивает руки, все больше вытягивая из душных недр ресторана. Этот вечер не мой, он тяжелеет неприятной назойливостью, отчего мысли поддевают нервы, скатывая их в колкий клубок. Я понимаю, что не сделаю и шага назад. Мое время вышло.

— Хочешь уйти?

Он подходит незаметно и встает рядом. Из кармана появляется пачка сигарет.

— Побудешь со мной пять минут, пока я курю? — продолжает До Шэнли, прикуривая сигарету. — Может, и тебя угостить?

— Я не курю.

— А я курю, — выдыхает он дымный ответ. — Когда пьешь много водки, много и куришь. Очень плохо для тела. Но я привык.

— Вы хорошо держитесь, — соглашаюсь я. — У нас говорят — опыт не пропьешь.

До Шэнли коротко смеется игре слов, а потом восклицает:

— Ты сегодня похожа на Си Ши. Мне она всегда нравилась. Знаешь ее?

Я знаю. Проходили во время учебы.

— Красавица, которая была подарена правителю в качестве наложницы. Грустная история, — пересыпанным песком голосом отвечаю я. — Не понимаю, чем я могу быть на нее похожа.

— Грустная, но поучительная. Когда ты рядом, я чувствую себя тем самым правителем, которого она погубила. Твоя красота расцвела, как цветок персика. Но теперь к ней добавилась сила. Ты не только восхищаешь, но можешь и погубить. Я любуюсь тобой. Но еще и надеюсь. Как жаль, что теперь наше сотрудничество уже не будет таким активным.

— Наше сотрудничество закончилось, директор До.

— Ты очень хороший работник, Ли-са, старательный. Отказалась от гордости ради успеха Аэртему. Да, настоящая Си Ши!

— Моя работа не выходила за рамки договоренностей, поэтому под ваши комплименты я не подхожу.

— Ты просто боишься принять их от меня. Я вижу, как ты постоянно защищаешься. Почему же? Я же говорил, что теперь все «по любви».

— А я не говорила, что согласна. Как и провести пять минут с вами сейчас. Всего хорошего.

Я шагаю вперед, но голос директора До останавливает.

— Аэртему будет сложно. Очень много обязательств надо выполнить. К тому же теперь завод должен передать основные технологии. Там сотни листов документации, расчетов. Как Аэртему справится без тебя?

— Этот вопрос вам лучше обсудить с самим Артемом, — говорю я, обернувшись.

Огонек прыгает, то приближаясь ко рту, то отдаляясь.

— Теперь, после подписания, уже не только он решает. Я думаю, ты нам еще пригодишься.

— А вы мне нет.

До Шэнли хихикает:

— Мне нравится, когда ты так говоришь. Знаешь, китаянки сейчас тоже стали очень острыми. Но когда они пытаются ставить тебя на место, это совсем не возбуждает. А русские девочки, с которыми я общался, очень пресные, совсем как ваша еда. Но они тоже были красивыми.

— Тоже как Си Ши? — иронично спрашиваю я, вопрос вызывает у До Шэнли хохот. — Вас знакомили не с теми русскими девочками, господин До. Хотя на месте этих людей, я бы вас вообще ни с кем не знакомила.

— Не простила, да? Острая, как морской еж, — директор До кивает сравнению. — Чаще всего, Ли-са, эти девушки сами хотели со мной пообщаться. Может быть, из-за моего положения они и были такими уступчивыми. Я не знаю. Но хоть это и было удобно и быстро, я чувствовал скуку.

— А вам, значит, подавай сопротивление.

— Ты отлично все улавливаешь, — он тушит сигарету о край высокой урны и, выбросив окурок, говорит: — Я хочу сделать тебе предложение. Стань моей любовницей. Я буду платить очень много денег. Например, десять тысяч долларов в месяц.

Его влажно-пряные слова присасываются к коже пиявками и одновременно смешат наглостью.

Я качаю головой. Предложение вовсе не звучит неожиданно, хотя я и не думала, что он решится озвучить его вслух. Видимо, наглость и желание легко топят чувство благоразумия.

— Я и не жду, что ты сразу согласишься. Но подумай. Я хотел предложить тебе давно. Еще тогда. После того раза я так и не смог тебя забыть. И ты ведь тоже. Я много думал и понял, что я могу дать тебе то, что ты хочешь.

Он шагает ко мне, и я тут же отступаю. Стук против шороха.

— И что я хочу?

— О-о-о, — мои слова порождают восторг. — Видишь? Хоть ты и отказалась, но готова говорить. Подсознательно тебя влечет мое предложение. Просто нужно время, чтобы ты это поняла. Ты любишь сопротивляться. Но одновременно тебе нравится чувствовать себя жертвой. Ты не хотела сотрудничать с Артемом, но согласилась. Не хотела общаться со мной, но тоже пошла на это. Тебе нравится чувствовать внутреннюю боль. И нравятся мужчины, которые умеют ее давать. Скажи, ты помнишь те мои прикосновения? Часто о них думаешь? Места на твоей шее, где я прикасался, по-прежнему горят огнем?

— В таком случае почему мне не выбрать Артема, который тоже, по вашим словам, причиняет мне боль? — сипло спрашиваю я. — Быть его любовницей гораздо приятнее.

До Шэнли машет рукой, отметая сказанное.

— Аэртему не копнет так глубоко, как ты нуждаешься. А просто секс тебе быстро надоест. К тому же, скажу по секрету, корабль Аэртему только кажется, что идет хорошо. На самом деле впереди его ждут скалы. Ему точно будет не до тебя.

Я останавливаюсь. В черных глазах директора отражаются огоньки.

— Какие еще скалы?

— Он не совладает с тем, что подписал, — отмахивается До Шэнли. — Да и я не дам ему совладать. Аэртему сильный и умный, но лишен хитрости и коварства. Ему нельзя иметь бизнес с китайцами на том уровне, на который он замахнулся. Он слишком чистый человек. Ты права, тебе больше не стоит работать с ним. Потерянное время и только. Я предлагаю тебе дело поинтересней.

Каждая фраза отщелкивает костяшку словно в старых счетах. Я задерживаю дыхание: догадка пронзает раскаленной пулей.

— Значит ли это, что вы хотите разорить Артема?

— Ли-са-а-а, тебя мало должен интересовать теперь Аэртему. Его партия в маджонг сыграна. А иностранцы в нее всегда играют плохо, — директор смеется. — Даже умные. Давай лучше поговорим о том, чего хочешь ты.

— Вы уже решили, чего я хочу, о чем еще говорить?

— Двадцать тысяч. Это много, Ли-са. Ни одной китаянке я бы столько не дал. Даже жене я даю меньше, хоть у нас двое детей. Это отличное предложение.

Я снова отступаю на шаг, и снова шаг ко мне. Твердый асфальт плавится под каблуками. Запах водки смешивается с запахом дыма. Меня опутывает кокон, в котором, пыша разъедающим жаром, до ушей добираются тихие слова:

— Мы доведем ту игру до конца. И ты не сможешь больше сбежать. Будет очень-очень больно, Ли-са, и очень приятно. Иди сюда, я напомню тебе.

16.

Дверь квартиры распахивается так, что натужно верещат петли. Бьются об пол туфли, летит сумка. Шея пылает. Я припадаю к зеркалу и осматриваю места, где вновь побывала рука директора До. На коже нет следов, но я их вижу. Четыре багровых клейма с одной стороны и один с другой.

Как он и говорил, они горят огнем. И прошлые, и новые.

Я быстро прохожу на кухню к холодильнику. Искать спасения в вине иллюзия, но я на нее готова. Алкоголь, душ и сон — все по заветам душевного потрясения.

Вино льется в чайную кружку. До краев. Триста миллилитров. Я выпиваю его словно воду после пробежки. Вино лишено сладости. Оно бьет в голову и нос, сопротивляясь такому варварскому потреблению. Но мне все равно. Осушив кружку, я задумчиво оглядываю бутылку, полную на четверть, но решаю повременить. Мерзавец хоть и вытряс меня из спокойствия, но не настолько, чтобы упиваться горем.

Я принимаю душ, обливаясь холодной водой. Это бодрит, и одновременно алкоголь разгорячает кровь, отчего мне кажется, что во мне развели гигантский костер. Струи бегут по телу, но я их не чувствую. Вино взялось за меня всерьез.

Запахнувшись в халат, я возвращаюсь на кухню. Бутылка в холодильник, я — спать. Завтра разбираться. Таков план. И он терпит фиаско, едва я касаюсь холодного стекла. Я прикладываю бутылку к пылающему лбу, прокатываю ее туда-сюда, а потом перемещаю на шею. Только после этого мне кажется, я наконец снова могу дышать.

Достав из шкафчика бокал, заполняю его вином. Маленький глоток, длинная пауза, маленький глоток. Я пытаюсь доказать себе, что чужие прихоти надо мной не властны.

До Шэнли оказался бомбой с часовым механизмом. И теперь после его слов кажется, что вокруг нас был выстроен спектакль, в котором мы сыграли отведенные роли. Течение мыслей в этом направлении расширяет и углубляет русло, но я обещала, что дождусь завтрашнего дня. Надо найти телефон и идти спать.

Телефон находится в сумке. Экран горит уведомлением, что в Вичате наконец пришло сообщение от старого друга. Я перебираюсь на диван. Очередной глоток, и читаю написанное.

«Подружка Ли, привет. Увидев твое сообщение, я застыл в изумлении. Думал, ты так замерзла в Москве, что забыла старого друга, который тебе хорошо помогал, пока ты у нас училась. Меня очень согрела мысль, что ты обо мне вспомнила даже спустя столько лет. Правда, наверное, ты бы меня не узнала сейчас. Ха-ха-ха. Я женился на знакомой из интернета, она из Хубея, и прибавил четырнадцать килограмм. В России тоже мужчины после свадьбы полнеют? Приезжай, мы и тебя накормим. Жена очень вкусно готовит. Не то что я. Зато я красиво пою. Жена готова слушать меня часами, так она говорит, но я думаю, она немного врет. Ведь помимо хорошего голоса я еще работаю начальником отдела рекламы в большой фирме и неплохо зарабатываю. Как думаешь? Ладно, я увлекся. Просто я очень соскучился по тебе и очень хотел бы увидеть (надеюсь жена этого не прочитает). Что касается твоей просьбы — я съездил по этому адресу. И почувствовал себя настоящим Джеймсом Бондом. Это было очень интересно. Но, подружка Ли, по тому адресу нет того, что ты ищешь. Они производят чай. Не очень высокого качества, на мой взгляд, для иностранцев, которые в нем не разбираются. Если тебе нужен хороший, дай знать, я найду тебе хороший завод. Поэтому если они тебе написали, что производят масло для машин, то они тебя обманывают. Надеюсь, ты не успела заплатить им. Я сделал фото для тебя. Две с этой фирмы, а последнее я и жена. Как она тебе?

P.S. Подружка Ли, по совету жены я поискал твою фирму в интернете (пришлось ей сказать про тебя. И ты ей чуть-чуть понравилась. У меня замечательная жена, да?) В общем, они тебе точно врут. Такой у нас не существует. Поэтому аккуратнее. Не отдавай им свои денежки. Ха-ха-ха. Бай-бай».

Я смотрю чуть смазанное фото — на нем сотрудники, склонившись над широкими плоскими блюдами, перебирают заготовленное сырье. На другом общий вид цеха — на столах вялятся листья. С третьего на меня глядит округлившийся друг, улыбка такая же безмятежно-веселая. Его жена с худеньким, вытянутым, немного детским лицом — друг вытянул отличный билет.

Пишу ему несколько благодарственных строк, пару комплиментов жене. Знаю, он ей обязательно их покажет.

Затем отбрасываю телефон и залпом выпиваю остаток вина. Откидываюсь на спинку дивана, прикрываю глаза. Голова кружится: трудно складывать мысли в стройный поток. Но одно теперь известно точно, если все так, то последствия для Артема вероятнее всего печальные. Это ли имел в виду До Шэнли, говоря, что впереди Артема ждут скалы?

Я ставлю на пол бокал и ложусь, подтянув колени к груди. Опьянение загоняет мысли в подсознание, и вытягивает вместо них спасительный сон, но его прерывает дверной звонок.

Я приоткрываю глаза — почти двенадцать ночи, — веки смеживаются вновь. Звонок режет сонливость бритвой. У кого-то нет совести, заключаю я, пока плетусь к двери.

Артем слегка отстраняет меня рукой и входит в квартиру.

— Почему ты ушла, ничего не сказав? — обвиняюще говорит он, и взгляд смещается на бутылку на столе, потом снова на меня. — Недостаточно отпраздновала в ресторане?

Сон вмиг улетучивается.

— Праздник всегда со мной, — огрызаюсь я и складываю руки на груди. — Зачем пришел?

— Тоже решил допраздновать, а ты так неожиданно сбежала. Мы ведь тогда с тобой начали и не закончили.

Отмечаю, что его прищуренные глаза смотрят слишком прямо. Руки в карманах. Тело напряжено.

— Я с тобой закончила, — судорожно говорю я.

— Со мной да, а с алкоголем нет.

— Я многогранная личность, — соглашаюсь я, также смотря ему в глаза.

— Твои грани полосуют не хуже ножа.

— Тогда не рискуй, — я указываю подбородком в сторону двери.

Вместо ответа Артем проходит на кухню и, достав из шкафа два чистых бокала, ставит рядом с бутылкой. В его взгляде приглашение, как у сомелье на бесплатной дегустации.

— Так что продолжим отмечать: заключение контракта или твое освобождение? — деловито спрашивает он.

— Я — ничего, а ты можешь просто пить, раз не хочешь уходить, — замечаю я, присаживаясь по другую сторону и уложив подбородок на ладонь.

— В двенадцать ночи просто не пьют, Лиза, — с усмешкой возражает Артем.

Он разливает остатки вина и придвигает бокал мне.

— Я жду.

— Как много ожиданий сегодня от меня, — ворчу я с притворным упреком. — Твой китайский друг сказал, что видит во мне Си Ши.

— Тогда за нее.

Артем прислоняется бокалом к моему, и выпивает.

— Кто она такая? Кстати, у тебя нет еще вина?

— В холодильнике. Штопор в ящике стола.

Я смотрю, как он достает вино и морщится, бурча, что его так не хранят. Под скрип вкручивающегося в пробку штопора я говорю:

— Это красивая наложница, которая влюбила в себя китайского правителя, враждующего с ее народом. В результате он забросил страну, и проводил все время с ней. Естественно, это плохо закончилось. Его убили, а ее страна стала свободной.

— Хм, мой китайский друг зрит в корень, — замечает Артем под глухой звук выскочившей пробки. — За такой потенциал надо выпить.

— То есть быть красивой наложницей мне по плечу?

— Тебе по плечу влюбить в себя правителя, а после его убить.

— Я думаю, вины самого правителя тоже хватает. Когда на тебе такая ответственность, нельзя терять голову.

— А как же «сердцу не прикажешь»?

— Так же, как и «сам напросился».

— Весьма доходчиво, — кивает Артем. — Тогда не чокаясь. За того безголового правителя.

Пустой бокал со звоном приземляется на стол. Артем снова его наполняет и наконец замечает, что я так и не притронулась к своему.

— Почему ты не пьешь?

— Я не собираюсь напиваться с тобой. Начало первого, я иду спать.

— Начало первого, — задумчиво повторяет он. — Вся магия только начинается.

— Какая? Черная?

— С тобой о другой только мечтать. Ты мне столько всего наговорила за эти полторы недели. Разгребать и разгребать. И все твои хочу уйти — хочу остаться. Они зачем? Вместо того, чтобы порадоваться за меня, ты плетешь про «подожди». Ты по-прежнему не веришь в меня, да? И в нас тоже. Зачем он только вцепился в тебя. Без тебя бы справились. Мало что ли в Москве хороших переводчиков…

Артем смеется, но смех пропитан ненавистью. Он быстро опрокидывает бокал в рот, будто стопку с водкой, и продолжает:

— Да, хорошее вино. Знаешь, говорят, истина в вине? Так вот, не верь этому. В нем только трусость. Чем больше вина, тем больше трусости. Которую ты не хочешь со мной разделить, — Артем прикрывает глаза, будто не в силах смотреть, но тут же открывает. Свинец в его глазах ходит волнами. — Как гадко, что ты не пьешь. Мне бы хотелось, чтобы ты сейчас была очень пьяной. Но судя по твоему уничижительному взгляду, об этом остается только мечтать. Лучше не смотри на меня, Лиза. Я и так порезан до крови, — он нервно ерошит волосы. — Обещай, что завтра не вспомнишь, что услышала. Просто сегодня я устал биться.

«С собой» — беззвучно договариваю я за него.

— Я тебе не враг.

— Ты гораздо больше, — соглашается он. — Кстати, помнишь, на мосту я сказал, что обязательства не дают мне спросить то, что я хочу. Так вот. Я больше не хочу этих обязательств. Я хочу спросить.

— Зачем?

— Чтобы мог спать.

— Я ответила на все, что ты мог спросить. От моих ответов внутри тебя ничего не поменяется.

— А если там уже поменялось? — хрипло спрашивает он.

Его слова звучат угрозой, в глазах порох, к которому вот-вот поднесут спичку.

— Тогда придется жить с этим.

— Как живешь ты, — усмехается он с горечью.

— Артем, — как можно более холодным и безразличным тоном говорю я. — Чего ты хочешь? Я уже спрашивала тебя об этом, но ты побоялся ответить. Вместо этого ты ответил, чего не хочешь. Это понятно. Но, к сожалению, неважно.

— Тебе важно, что я хочу?

— Это не имеет ко мне отношения. Смотри в свое зеркало. Ты знаешь ответ, но боишься сказать. Но сказать придется. Не для меня. Для себя самого.

Он мотает головой и стискивает зубы. А это значит, что один из нас проиграл.

Снова льется вино.

— Поддержишь?

— Нет.

Он вздыхает, но в этот раз пить не торопится.

— Знаешь, чего мне стоило сюда прийти?

— Знаю.

Гордости. Но я не обманываюсь — это излишек алкоголя и эйфория триумфа привели его ко мне. В любое другое время подобное даже не пришло бы в его голову.

Артем хмыкает.

— Все ты про меня знаешь. А я про тебя нет, друг.

— Тебе не обязательно им быть, я же сказала.

— Тогда у меня очень поганый выбор, знаешь ли. Особенно сейчас.

— Сейчас у тебя его нет, — говорю я.

Он вскидывается.

Я подхватываю бокал и выпиваю налитое. Огибаю стол и приближаюсь к Артему.

Сейчас я Си Ши — красавица, которую выдрессировали, чтобы она завладела сердцем правителя. Сердце того, кто передо мной, и так мое. Он не смог ему приказать.

Сейчас я наивная влюбленная предательница, семь лет по собственной воле кладущая голову на плаху.

Сейчас я Лиза — женщина, которая знает свои слабости и от них не отказывается. Даже если придется жалеть.

Скупыми движениями я одну за другой расстегиваю пуговицы на рубашке и сдергиваю ее с плеч. Артем не мешает, покорно поднимает руки, чтобы я занялась манжетами, — одной, другой. Рубашка падает к ногам.

Я берусь за ремень, но теперь Артем перехватывает запястья и больно сжимает. Это его предупреждение перед омутом, в который я толкаю нас обоих.

Больно, но руки не выдергиваю. Это мой ответ на его по-прежнему трусливо не заданный вопрос. Тогда Артем быстро развязывает пояс, и халат накрывает рубашку.

Подхватив за талию, Артем поднимает и сажает меня на стол. Холод камня жжет кожу ягодиц. Горячая ладонь с нажимом следует от копчика вверх, к затылку. Намотав волосы на кулак, Артем намеренно медленно тянет к себе и мягко, будто пытаясь снова распробовать, целует. Когда нежность затягивается, я стискиваю его волосы руками и сжимаю кулаки. Ему больно. Он стонет мне в рот. Тогда я оттягиваю его голову от себя и, не разрывая поцелуя, перехватываю инициативу. Его тело ощутимо напрягается. А следом крошатся долго выстраиваемые границы.

Я чувствую его возбуждение животом. Артем отстраняется, цокает пряжка ремня. Пока он занят брюками, я припадаю к его груди, ведя по ней языком. Прихватываю зубами сосок. Артемприжимает мою голову теснее, его дыхание учащается.

Он отрывает меня от груди, снова добираясь до рта.

Он жаден, нетерпелив и так искренен, что я готова отдать ему эту маленькую пиррову победу. И я отдаю. Победу и себя.

17.

Зыбкий рай растворяется в утреннем одиночестве. Постель словно после тайфуна, воздух отчетливо пахнет мужчиной и ночью. Я аккуратно тянусь руками и ногами и охаю — натруженные мышцы стонут от боли — чтобы встать, нужна крепкая сила воли. Частыми шажками перебираюсь в душ, а уже оттуда, наконец окончательно разбуженная, добывать кофе. На кухне чисто, а ведь оставили мы ее другой — с разбитыми случайно бокалами, опрокинутой бутылкой и пролитым вином. На столе пухнет квадрат сложенного халата.

Умилившись мимоходом неожиданной заботе, я впускаю через окно город и, глубоко подышав свежестью, принимаюсь за кофе. В черной ажурной гуще вскипают узоры прошлой ночи. Задор умер, и меня обливает виной перед Норкой — закончить одно мытарство и тут же угодить в другое. Изловленная стыдом, я переливаю кофе в кружку.

Горечь пожирает горло и желудок. Мысли бегут шустрее, и когда я добираюсь до крупяной кашицы, могу отодвинуть ночное происшествие за пределы воспаленных впечатлений. Артем отдавался откровенно, не жалел себя. В его глазах проносились искры узнавания и азарта, граничащего с безумием, пока темнота не забрала всех, одну за другой, оставив пустоту и умиротворение. Вино сделало то, чего опасался он сам, — перерезало путы, которыми он так долго оплетал себя, и бегство подтвердило — в утреннем похмелье виноват не только алкоголь. Теперь Артему предстоит самому себе объяснить этот внезапный порыв. В том, что он будет раскаиваться, — я не сомневалась, только вот думать ему следует совсем о другом.

Вчера я так и не сказала Артему о словах До Шэнли. Не упомянула и то, что узнал мой друг. Ночь не дала нам возможности говорить больше, чем мы уже сказали, но сегодняшний день накрывают мысли далекие от романтики. Для Артема новости будут ударом, который нанесу именно я. Как бы он ни противился, ему придется меня слушать, ведь в этот раз убегать я не намерена. Наоборот, я с удовольствием приму участие — пусть и косвенно, произошедшее меня тоже касается.

Рассеянно проверяю телефон — внутри инстинктивно теплится ожидание, что Артем написал, но там пусто. Выбирая одежду, я возвращаюсь мыслями к директору До. Зачем он это затеял? Я думала, что дело во мне, но острие его меча оказалось направленным на другого человека. Он явно радовался, представляя, как Артем коснется дна. Но ведь Артем ему не враг, наоборот, к удивлению, как раз он подставил вторую щеку. Если директора До уволили, то Артем для него — отличный трамплин вернуть утраченное. Ни один китаец не упустит возможность, если нет другой, более интересной выгоды. Вероятно, у него она есть. Только в чем?

Одевшись, я открываю браузер и вбиваю в поисковую строку запрос. Интернет об увольнении директора До ничего не знает. В редких новостях, чаще всего на порталах, посвященных востоку, мелькает название «Кайсан». В одной из статей о развитии китайских компаний в России вижу знакомую фамилию. Значит, директор по развитию Фэн Муян тоже работает в той фирме. Дата свежая. Захожу на официальный сайт «Кайсан» и выбираю раздел «Контакты». Буду надеяться, что господин Фэн сегодня в Москве.

Следить за человеком оказывается сложно и утомительно.

Приехав по адресу, я нахожу лавочку, которая оказывается на самом солнцепеке, но самоотверженно сижу и посматриваю на крутящуюся дверь в бизнес-центр. Вскоре меня спасают пригнанные ветром облака, и ждать становится легче.

Первый час испаряется, наступает другой. Солнце то возвращается, то снова сменяется облачной передышкой. Я вяло переписываюсь с коллегами, радуя всех вестью, что в понедельник возвращаюсь. От Артема по-прежнему ни слова, и это начинает напрягать. В тоске ожидания слегка очерчивается порыв написать первой, но я с ужасом вымарываю его из мыслей: никакого повторения прошлых ошибок. Этот зарок я не имею права нарушить повторно. Расстроенная этим с первого взгляда пустячным желанием я промакиваю со лба пот и с остервенением погружаюсь в восстановление текущих дел, которые с непривычки кажутся чужими и непонятными.

Время подступает к обеду, лавочка наконец переходит в полную власть тени от здания. Я изнываю от нетерпения — когда же китайская натура проявит себя, и директор Фэн отправится на обязательный обед в какое-либо из ближайших кафе. К сожалению, ничего китайского поблизости не оказывается, поэтому остается надеяться, что он не любитель доставок в офис или не балуется быстрорастворимой лапшой в кабинете. Несмотря на его статус, такое тоже возможно.

Ближе к трем после большого кофе с сэндвичем из кофейни на колесах и двух убогих попыток со мной познакомиться я наконец вижу знакомую фигуру. Высокий мясистый Фэн немного опал, видимо, русская еда совсем не по вкусу. Он не один, рядом тонкая светловолосая девушка в деловом костюме жадно прикуривает сигарету. Они проходят неподалеку, увлеченно болтая. До меня доносятся обрывки речи на русском, переливчатой женской и ломаной мужской, из которой следует, что Фэн со спутницей не только работает.

Размяв затекшее тело, я иду за ними.

Через двести метров они сворачивают в кафе и я, выждав минут пятнадцать, следую туда же. Приветливая хостес сразу же хочет накормить меня невероятно вкусным бизнес-ланчем, но я говорю, что меня ждут, и следую в зал.

Фэн Муян жадно поедает красно-коричневые спагетти, свернутые клубком; перед его коллегой широкополая тарелка с зелено-красными холмами салата. В сторонке исходит паром стеклянный чайничек с зелеными листьями внутри. Фэн прерывает обед и непонимающе присматривается ко мне несколько секунд, а потом узнает. На лицо налетает ветер испуга, но тут же исчезает, оставляя прежнее сытое равнодушное выражение. На лице девушки настороженное любопытство.

— Сяо Ли, — говорит Фэн на ломаном русском. — Не хотел встретить тебя, но знал, что это будет.

— Вы подтянули уровень владения русским языком, господин Фэн, — отвечаю я на русском и добавляю на китайском: — В отличие от нашего общего друга.

Фэн жует губы, потом буркает, тоже переходя на китайский.

— Я господина До другом не могу назвать. А ты, значит, можешь.

— Почему? Китайцы ведь за границей становятся роднее братьев, господин Фэн. Уверена, в России он ваш хороший друг, с которым вас связывает много общего.

Фэн улыбается. Его спутница, с холодным прищуром переводит взгляд с одного на другого, из чего я заключаю, что она не владеет языком босса.

— Так и было, Сяо Ли, хотя не все общее мне по душе. До Шэнли вернулся в Китай. И больше мы с ним не работаем вместе.

— У До Шэнли в России чуть больше интересов, чем вы думаете.

Улыбка исчезает. Директор откидывается на кресло под звон брошенной вилки.

— Ма-ша, выйди покури.

— Я только что курила, Фэн, — возражает та, но без воодушевления. Знает границы. — К тому же я все равно не понимаю, о чем вы говорите.

Фэн смотрит на нее протяжно, и Маша, вздохнув, поднимается. Едва я сажусь на ее место, Фэн, прополоскав водой горло, начинает:

— Какие интересы у До здесь?

— Например, я.

— Ты? С чего вдруг? — искренне удивляется Фэн, но тут же задумывается.

— Тоже хотела бы узнать. Вероятно, прошлое болит.

Фэн хмыкает.

— То, что он тебя не забыл, это не секрет. Мы все хорошо помним тебя, Сяо Ли. Так что он хочет от тебя? Извинений?

— Любви. За очень высокую плату. Такую высокую, что готов ряди меня ущемить жену.

— Идиот, — вырывается у Фэна. — Прошу прощения, Сяо Ли. Просто не думал, что он решится, тем более так прямо. Как он вообще тебя нашел?

— Ему помогли, — уклончиво говорю я, на что Фэн поджимает губы.

Между нами протягивается тишина. Я не тороплю, пусть настраивается. Подтянув чашку, предназначенную для Маши, наливает мне чай, и со вздохом признается:

— Мы потеряли лица в той ситуации с тобой, Сяо Ли. Я говорил ему, что русские женщины сложнее русского языка, а он всегда отвечал, что нельзя отказываться от еды только потому, что можно подавиться, — он поднимет глаза и спрашивает: — Ты согласилась на его предложение?

— Русские женщины традиционно берут паузу подумать. И идут к подругам советоваться.

Фэн смеется, но ворчливость в голосе солирует:

— Что ж. Я ценю, если ты ищешь во мне такую подругу. Пусть это станет моим извинением за произошедшее тогда. Но многого от меня не жди. Я не та подруга, которая искренне переживает за твое счастье или твое благосостояние. К тому же я не считаю, что предложение До совсем лишено смысла. Он умеет быть щедрым, когда ему надо. Если бы ты была расчетлива, как Ма-ша, то не брала бы паузу. Но тебе не надо думать, от того, как ты произносишь его имя, уже понятно твое решение, — Фэн вздыхает. — Глупый До, так он никогда не залечит рану.

— Думаю, она ему нравится, он никогда и не собирался ее лечить, — киваю я, катая между ладоней горячую чашечку. — Именно поэтому он решил снова меня найти. А я в результате отыскала вас. Тот случай в гостинице держит всех нас поблизости друг от друга и сталкивает несмотря на то, что время исчисляется уже годами. Господин Фэн, скажите, директор До сказал вам, что произошло тогда?

Фэн отчетливо вздрагивает.

— До мог говорить только ругательствами, среди которых иногда мелькало твое имя, — вежливо соскакивает с прямого ответа Фэн. — Но я допускаю, что версии могут быть у разных сторон разные.

— Нет, у сторон всего лишь две версии. Бай Вэймин и До Шэнли выбрали версию с недопониманием. А я — с попыткой изнасиловать меня. Какая вам больше нравится?

Отдающее леденящим холодком слово падает между нами, выстуживая теплую атмосферу. Фэн делает два глотка воды и доливает мне чай, хотя я не притрагивалась к напитку.

— Мне трудно прокомментировать твою версию, Сяо Ли, поскольку меня там не было. А когда мы с секретарем Каном вернулись в номер, там были окровавленный До Шэнли и избитый Бай Вэймин.

— То есть недопонимание вам ближе.

— Ли-са, — тяжело тянет Фэн Муян. — Ты говоришь о моих коллегах. Правда, я бы очень хотел, чтобы между всеми случилось недопонимание, которое вылилось в такой отвратительный финал. Все не должно было так закончиться. Ни для вас, ни для нас.

От его слов в голове щелкает замочек, который долгое время был от меня закрыт, и дверь приоткрывается.

— Хотели бы, — откликаюсь я, прибавляя к словам понимающую улыбку. — Значит, для вас пусть останется так. Тем более, вас действительно там не было. Может, даже для вас директор До хороший человек, не лишенный слабостей. Но ведь они есть у каждого. Свои слабости и свои смыслы, которые мы можем понять. И все же рано или поздно возникают такие обстоятельства, когда понимать не удается, даже если так удобнее, не так ли? И тогда даже увольнение друга и соратника приходится стерпеть, как бы ни было жаль.

Фэн хитро посматривает на меня, приподняв широкие, мочалистые брови. «Вот что тебя интересует?» — убедительно говорят темные глаза.

— Жаль не жаль, какая разница? Бизнес не терпит жалости, — заявляет он, снова вставая на твердую поверхность, которую я было пошатнула. — Это решение зрело давно. До слишком много стал думать о себе и очень мало о делах компании. Говорят же, большая должность — большая ответственность, но До перестал следовать этому правилу. Он больше не тянул свое место. Когда набралась критическая масса, увольнение стало неизбежным. Так бывает с теми, кто давно у власти. Иногда терпеть соратника становится в сто раз тяжелее, чем принять его увольнение. Большего тебе, Сяо Ли, твоя подружка не скажет.

Фэн Муян ожидаемо рассказал только в верхушке айсберга, оставив истинную причину покоиться в глубине внутренних дел компании. К тому же я была представителем другой национальности. Даже если он неплохо ко мне относился и не жаловал директора До, все равно не макнул бы его в грязь передо мной.

— Хорошо, тогда последний вопрос, господин Фэн. Более простой. Тогда во время переговоров с нашей стороны вам обещали, что в мои услуги входит не только перевод?

Фэн пробирается по мне сумрачным взглядом.

— Об этом лучше спроси До.

Я отмахиваюсь. Меня гонит вперед желание сложить наконец паззл, который мучал столько времени.

— Я знаю его ответ, но у него личный интерес. Вы сказали, что недопонимание возникло у всех нас. Вам сделали предложение? От кого конкретно оно исходило?

— Переговоры мы вели с Артемом, — уклончиво отвечает Фэн, вглядываясь в проход за моей спиной. Где-то там его Ма-ша должна уже докурить очередную сигарету и идти спасать своего любовника. Интересно, он ей тоже говорит, что дает на содержание больше, чем жене?

— Вы общались с ним не только через меня? — продолжаю я прогибать свой интерес.

— Конечно, Сяо Ли, — восклицает он. — В таких проектах не все решается через подчиненных, тем более простых переводчиков.

Какие же вопросы они решали не через переводчика, проскользил в голове вопрос и канул в подступающей тошноте.

— Кто именно с ним общался? До Шэнли?

— Сяо Ли, — нетерпеливо тянет Фэн. — Мы все общались. Смотря какие вопросы надо было обсудить.

— И кто обсуждал с ним конкретно этот вопрос? — бью я наугад.

Фэн смотрит прямо на меня черными маслинными глазами. В глубине его взгляда таится жалость.

— Спроси До, — повторяет он. — Он ответит.

Я киваю. До уже ответил. И не один раз. Я поднимаюсь.

— Приятного аппетита, господин Фэн. И зря вы его выгораживаете.

— Ты просто не тому человеку задаешь мучающие тебя вопросы, — откликается Фэн и поколебавшись, добавляет: — Сяо Ли, отвяжи себя от До. Ему это нужнее, чем тебе.

— Ну вот, — усмехаюсь я. — А говорите, что не можете назвать его своим другом.

Голова кружится от напряжения. Я иду к выходу. По дороге пересекаюсь с помощницей Машей, которая обдает меня горькими запахами духов и табака. Она чуть опоздала, но это не страшно: ее босс справился сам.

18.

Артем сидел в кресле, заложив нога на ногу, и задумчиво рассматривал слепящие линии на полу — архитектурную прихоть солнечных лучей. Три оголенные чашки с темными высохшими стенками грудились на краю стола. Вокруг них по-прежнему гулял призрачный запах кофе. Бумажное безбрежье с укором дышало белизной — документы ждали изучения, но за все утро он так к ним и не прикоснулся. Молчал компьютер, темнея монитором. С утра Артем привычно поглядывал за белый уголок, — нездоровая привычка, будь она не ладна, — но там, вдали, в месте, которое неумолимо притягивало последние дни, теперь не было жизни. И пусть. Сегодня же надо все убрать. Хватит слабостей. В голове никак не рассеивался колючий туман, сквозь который Артем все выхватывал кинематографические кадры, запечатлевшие падение, совершенное прошлой ночью.

Соглашаясь на авантюру, Артем не разрешал себе даже мысли о том, что снова окажется с Лизой в одной постели. Увидеть ее оказалось больнее, чем он предполагал. Его разум планировал столкнуться, накрыть друг друга недолгой полупрозрачной тенью неприязни, и разойтись — каждый в свою новую жизнь, но, когда перед глазами возникла Лиза, превратившаяся из девушки с аккуратной улыбкой и брызжущей наивностью душой, в молодую женщину, явно заключившую долгосрочный контракт со строгостью, мир вдруг стал болезненно шершавым, и сразу стало понятно, она не отпустит так просто.

Едва увидев, Артем перебрал ее всю: и буйные некогда волосы, превратившиеся в тихую дорогую прическу, которую страшно хотелось взлохматить, чтобы вернуть прежнюю свободу, и изысканно накрашенное лицо с загнанными глазами, и стройную взрослую фигуру, от которой было трудно отвести глаза. Лиза трогательно прятала руки и смотрела запинающимся взглядом, в котором были десятки вопросов. Он испытал садистское удовольствие пополам с щемящим чувством утраты. Желал объять ее всю целиком, долго-долго выжимая соки из каждой клетки, чтобы вспомнить, распознать ее новую, понять, как именно она без него изменилась, а потом использовать эти знания, чтобы вдавить ее в себя как можно глубже, ведь она должна прочувствовать все то, что чувствовал он, когда она исчезла. Это желание действовало вопреки трезвому рассудку, жило в нем отдельно от сознания и часто брало верх. Артем злился, запрещал задевать ее, но начинался новый день, новая встреча, и с появлением Лизы ему моментально сносило крышу.

Возможно, только возможно, она права — это испытание ему было нужно, чтобы проверить себя, понять, что осталось, какие шипы не вытащил до сих пор, но он смалодушничал, предпочел бездумно нападать, чтобы не пришлось защищаться. И, выходит, проиграл. Не Лизе, самому себе.

Он сам загнал себя на дно, и снова отсюда придется выбираться. Не впервой. Артем привык справляться с любыми трудностями, но в этот раз он никак не мог нащупать ту самую пусть крошечную, но все же опору, которая смогла бы выдержать, когда он будет отталкиваться. Вокруг была неясная зыбь, которая засасывала все глубже, пришла во сны, искрясь в них буйным пожаром прошлого. От них он просыпался потным, возбужденным и злым. Не помогало ничего. И тогда Артем решился на самый примитивный и действенный прием — резать.

Он вспомнил, как рассеянно Лиза выглядела на мосту, когда услышала его решение, как самоотверженно пускалась в откровения. Он никак не мог понять, как подобная отвага сочетается в ней с жутким желанием бежать от проблем, которое задевало его более всего. Он с любопытством исследователя искал ту грань, которая отделяет трусиху от героини, но Лиза все ускользала. Боролась, пыталась сбежать, кусалась, интриговала, но только забиралась все глубже, затирая собой рассудок, и вызывая похороненные некогда чувства. Когда он отрезал, оказалось, слишком поздно — кровь захлестала из него самого. И чтобы выжить, он снова пришел к Лизе.

Артем прикрыл глаза, и тут же в подернутой розовым темноте округлилось нагое женское тело — непривычно знакомое, где каждое движение возрождало забытые детали — то родинку чуть ниже подмышечной впадины, то привычку надолго припадать ртом к шее, то пальцы, цепко впивающиеся в его ягодицы, когда Лиза в предоргазменной агонии желала управлять скоростью, то опушенные хрипотой протяжные стоны. Все это возвращалось ночью, вызывая сквозь алкогольный дурман восторг, но и сейчас от воспоминаний веяло теплотой, будто он побывал в родном доме.

Артем дарил себе слабину признаться — иногда его волновала ветреная мысль, смогли бы они с Лизой протянуть семь лет? И, не любя отступаться от того, что считал серьезным, он говорил сам себе, что точно бы вывел их в сегодня, но все это было возможно в другом мире, в том, где не было предательства.

Предательство — это слово как раскрошенное стекло хрустело на зубах, кровавя незаметными осколками рот. Он не раз их выплевывал, но, уменьшаясь, они никогда не заканчивались. Когда Артем упоминал его, Лиза демонстрировала, что полной вины на ней нет. Она была так уверена, что нападала без оглядки, и сколько бы он ни искал на ее лице настоящего, так нужного ему раскаяния, сколько бы ни старался добраться до первопричины, чтобы выцепить истинное мнение о произошедшем с ними, Лиза выдержала осаду. Он добился, чего хотел До Шэнли, но не добился, чего хотел сам.

Выяснилось, что ее уязвимость перед китайцем гораздо сильнее, чем перед ним. Это было неожиданно обидно — посторонний человек одним своим видом достиг того, чего не смог Артем. Он намеренно скрыл, с кем встречаются, осознавал, что Лиза будет возмущаться, но готов был принять и возмущение, и обиду. И принял, но не смог достойно совладать с тем, что она оказалась раздавленной. Артем стыдил себя за жестокость, стыдил и продолжал напирать, как хищник, загоняющий раненое животное. Он видел, как она, зализав рану, снова дает ему отпор, но теперь как настоящему врагу.

Эта трезвая мысль заняла значимое место в его голове, и он с ней холодно согласился. Да, враг, ведь он не встал на ее сторону и не захотел понять. Артем знал почему: пойди он навстречу, под угрозой бы оказался проект. Эта чаша весов перевесила боль Лизы. Проект оказался важней. И только теперь, когда он получил желаемое, посмел обдумать то, что произошло в отеле.

У него не было никаких доказательств. Ее слово против слова директора. Лиза права, он выбрал его, потому что так было выгодно. Но если оттереть это условие, то кто из них двоих говорил правду?

Или же — кому выгодно говорить ложь?

Образ Лизы предстал перед глазами. Гордая, честолюбивая, пылкая и юная- она смело откинула всю свою жизнь ради его проекта, решительно вложила ладонь в его, смотрела когда-то преданными до мурашек глазами, и прятала их, когда на веранде он спрашивал о причине ее побега. Могли ли его партнеры покуситься на ту, что принадлежала ему? Они спрашивали мимоходом, китайцы не привычны к такту, особенно с теми, кто младше, и Артем отвечал уклончиво, боясь, что размажет серьезность и деловитость по личному, и в результате поставит под угрозу весь проект, но они все равно все поняли, это было заметно по понимающим ухмылкам, но вроде не придали особого значения. Артем выдохнул: они были на финише, и все складывалось. А потом…

Артем судорожно выдохнул, потер большим пальцем тыльную сторону кисти. То, на чем настаивает Лиза, немыслимо. Тогда даже близко не подошел к этой мысли — да и причин так думать не было, а после того, как До Шэнли заговорил о недопонимании, безоговорочно согласился с ним. До хотел в проект Лизу, именно ее и никого больше. Поразительная избирательность.

До вел себя он с Лизой учтиво, даже слишком, будто и правда хотел загладить вину, объяснить недопонимание, только вот она извинений так и не приняла. Она выполнила обещание — перестала бегать от него, вовлеклась в работу, но от желания перегрызть ему горло не избавилась. Как бы она не старалась, ее безразличие было напускным, как тонкая корка льда над подогреваемым стаканом с водой.

Отчего так? Если прав До Шэнли, то у Лизы нет причин играть в униженную и оскорбленную так долго, если права она…

Артем схватил ближайшую к нему чашку и опрокинул надо ртом. Холодная горькая капля стекла в рот.

Пусть окажется правым директор До. Иначе…

«Иначе я так и не найду опору, с которой смогу оттолкнуться».

Однако после ночи казалось, он утонул окончательно. Он до сих пор не написал Лизе и слова, идя против собственных правил галантности и внимания. Артем усмехнулся: упрекает Лизу в трусости, но сам осознанно отворачивается от себя самого.

Это было подло, ведь это он пришел, он пил ее вино, он разворошил ее постель, он заставил их уснуть только под утро. Это он заставил их воскресить былое не только в головах. Благодаря его несдержанности они пересекли границу между безопасными мыслями и действием, у которого не может быть последствий. Просто Артем пока не решил, какой исход выбрать. Все, что он сумел сделать, — это извиниться, сложив халат и убрав кухню. Весьма чахлое оправдание собственной беспомощности.

Артем потряс кружкой, но жидкости в ней больше не было. Остальные тоже выглядели жалко с суховатой темной кашицей на дне. Надо сварить новый.

Артем было поднялся, но подал голос телефон. На экране появилось имя человека, от которого он не ждал звонка последние шесть с половиной лет. И была только одна причина, почему человек позвонил именно сейчас. Потянувшись, Артем принял звонок и поставил его на громкую связь.

— Артем? — разнесся глуховатый голос по кабинету. — Давненько тебя не слышал.

Артем усмехнулся. Выглядело так, будто звонил сам Артем.

— Привет, Денис Сергеевич. Мог бы и дальше не слышать, зачем портить настроение?

— Ну, не век же мне на тебя зуб точить. Время же, черт его дери, лечит.

Артем опустился обратно в кресло и сцепил пальцы в замок.

— Лечит, но не тогда, когда речь идет о миллионах и судьбе всей компании.

— Кто-то теряет, а кто-то находит, — беззлобно ответил голос. — И неплохо находит, к слову. Так, что даже чешется поздравить. Вот решил не мучиться, а позвонить и сказать напрямую. Поэтому поздравляю, Артем Андреевич, хорошо идешь. Не зря я тебя когда-то выбрал.

Артем тактично промолчал, вспомнив, какие слова услышал в тот раз, когда исчезли Лиза, китайцы и карьера.

— Спасибо. Хотя и рано поздравлять.

— Ну, все же ты продвинулся дальше, чем в прошлый раз. И хотел бы сказать, что, наверняка, не совершишь ошибок прошлого, как узнал, что ты снова работаешь с той незабываемой переводчицей. Что, до сих пор не можешь держать член в штанах?

— Кто же такой разговорчивый у нас? — Артем проигнорировал оскорбление.

— Люди, Артем Андреевич, конечно, люди. Да я ведь не в претензию тебе. Уж умом ты не был обделен. Наверняка, и с иском решил, раз уж она объявилась.

— Иск теперь мое дело. С тобой мы все решили, — отрезал Артем, намеренно вытравливая из голоса тепло.

— Решили, — мирно согласился Денис Сергеевич. — Просто если на тебя я не злюсь, то с переводчицей твоей история другая. А от того, что ты с ней снова снюхался, печаль берет. Печаль и злость. Сам ведь сказал, что речь о миллионах идет.

Артем выдержал паузу, потом с напором спросил:

— Ты знал, что китайцы в тот день, возможно, пытались ее изнасиловать?

Трубка замолчала. Артем ждал.

— Возможно? — жуя буквы, наконец сказал Денис Сергеевич. — Это слово не из твоего лексикона.

— Это пока «возможно». А дальше посмотрим.

Динамик издал смешок.

— И что? Из-за нее начнешь войну с завербованным втихую партнером?

— И это знаешь, — ответно усмехнулся Артем. — Не на конкурентов работаешь случаем?

Динамик зашелся смехом.

— Ну, я неплохо устроился. До твоих высот мне не добраться, но, может, и не надо. Хватило того раза. А что до моей осведомленности — ты крутишься в слишком узкой нише. И я в ней тоже не последний человек.

— Обсуждаете, значит.

— Значит. Чаще всего это полезно. А то сегодня проглядишь, завтра тебя оставят позади. Так я больше не работаю, Артем. Теперь стараюсь узнавать важные новости вовремя.

Артем насторожился. Он хорошо знал бывшего начальника. И по тому, как тот строит фразы, понял, что есть еще что-то, что знает Денис, но колеблется сказать.

Артем собрался, придвинулся к телефону.

— Говори, Денис.

Но динамик молчал, будто раздумывая. Артем ждал. Денис точно знал, что готов сказать, а потому паузу выдерживал специально. Поиграв немного нервами Артема, еще глуше, чем обычно Денис сказал:

— Про переводчицу я непросто так заговорил. И про ваше обновленное сотрудничество тоже.

— Ближе к делу.

В динамике раздался вздох.

— Раз ты ее снова взял, то скорее всего не в курсе, что в тот самый день, когда все пошло псу под хвост, из гостиницы переводчица уехала в Володей Абрамцевым. Знаешь такого?

— Знаю такого. Откуда ты знаешь, что она уехала с ним?

— Не веришь? Ну, ты у нее спроси, у нее же рот бывает свободен хоть иног…

— Я спрашиваю тебя, потому что ты об этом заговорил, — оборвал бывшего начальника Артем. Голова набиралась зловонной неповоротливой черной субстанцией. Абрамцев работал в «Кайсан», и Лиза не могла быть с ним знакома. — Кто и откуда это знает?

— Люди знают. А я с ними общаюсь, Артем. Хотел бы узнать еще тогда, может, что-то и получилось бы исправить, но увы. Недавно выяснил. Самая чудовищная версия оказалась верной.

Артем молчал. Мозг мгновенно обмелел мыслями. Слова Дениса никак не хотели укладываться в логичную картину, ведь не было никаких предпосылок подобного поступка. Артем потер переносицу. Как подобное смогло пройти мимо него?

— Когда ты об этом пообщался с людьми? И как эти люди выглядят?

— Все-таки думаешь, вру, — с удовольствием протянул Денис, будто наконец услышал долгожданные слова. — Ну, думай. Я тебя предупредить, блин, хотел, чтобы ты не доверял ей. Или ты что? Не только трахаешь ее, но и любишь? Любишь, да? Поэтому снова втянул в проект? Она меня, Артем, предала и тебя тоже. А тебя так вообще в первую очередь. Она и тебе подмахивала, и конкурентам заодно. Отличная девчонка! Так, Артем?! Почему бы с такой снова не поработать? Или погоди, а, может, ты знал про Абрамцева? И про то, что она слила сделку конкурентам? Тоже знал?! Я один тут идиот, который все эти годы сопли на ус мотаю?

— Закончил? — Артем массировал складку между бровей, которая никак не желала расходиться. — Я не знал. И ты сам меня уволил. Деньги я тебе вернул. Иск перекупил. То, чем я занимаюсь сейчас, к Лизе отношения не имеет. И то, что она в проекте, не моя идея.

— А чья же тогда это идея, Артем? Кто тебя так не любит?

Кто его не любит? Кому он враг?

Артем стиснул переносицу до боли.

Ерунда. Лиза и До Шэнли? Невозможно. Между ними не может быть ничего общего. Лиза его ненавидит — это очевидно даже слепому. Да и зачем? Им нечего делить. Сам Артем был и остается единственным связующим звеном между ними.

И все же он чувствовал, что пустота между Лизой и До Шэнли заполнена недоступной ему материей. До сегодняшнего дня Артем не считал это достойным внимания, но теперь… если вспомнить… За словами и намерениями До Шэнли к Лизе тянулись незримые нити интереса, лежащего за пределами простого извинения. Что если? Тогда. И теперь.

Возможно, у Лизы тоже есть слабости, которые прошли мимо него. Артем сглотнул пересохшим ртом — она не может пасть так низко.

— Денис, мне надо знать, кто тебе сказал про Лизу и Абрамцева.

— А ты тоже пообщайся с людьми, Артем. И начни с самой Бельской. Только как с предателем, а не как с бабой, которую тебе нравится трахать. Потом даже можешь мне позвонить, я тебя поддержу в сложную минуту.

Денис отключился. Артем обессиленно откинулся на спинку кресла.

— Только не сделай этого со мной, — подумал он. — Даже если он, главное, не ты…

В дверь постучали. Артем набрал было воздуха, чтобы гаркнуть на непрошеного посетителя, — он еще с утра предупредил всех, чтобы ему не мешали приходить в себя, — но не успел сказать и слова: в появившуюся щель просунулась голова Романа.

— Артем Андреевич, Лиза пришла. Примешь?

Артем тут же сел вертикально. Примет ли он? Еще бы. Молодец Лиза. Как раз вовремя.

19.

Артем сидит в кресле, закинув ногу на ногу, и смотрит на меня долгим настороженным взглядом. На столе белое поле бумаг — несвойственный ему беспорядок. Я позволяю улыбку — маркер, чтобы понять его состояние, но он продолжает сидеть обездвижено прямо, только глаза следят, как я приближаюсь. От этого немого знака курится холодок. Я останавливаюсь на другой стороне стола и упираюсь о столешницу ладонями.

— Не ладится? — я киваю на бумажный разгром.

— Не ладится, — эхом отзывается Артем. — Но это больше не твоя забота.

Сухим голосом отвесив пощечину, он тянется к ящику стола. Несколько пачек купюр летят на стол. За ними следует уже знакомая мне черная папка. В ней его экземпляр договора. Сверху шлепается одна папка, которую я до этого не видела.

— Это сумма, о которой мы договаривались. Здесь учтено все. Договор тоже можешь забрать для успокоения. Также возвращаю иск, хотя стоило бы дать ему ход. Но в качестве платы за прошлую ночь дарю его безвозмездно. Ты умница, хорошо поработала. В этот раз не придерешься.

Я смотрю на небрежно сваленные пачки. В висках стучит кровь. Тон его речи опутывает меня колючей рекой, но причина ускользает. Единственное, что может встать между нами сейчас, — это директор До и его вчерашнее предложение. Мог ли он сыграть не только против Артема, но и против меня, раз не получил желаемое?

— Наличные? — насмешливо говорю я, принимая правила пока непонятной мне игры. — Не умеешь переводить на карты?

— Хочу закончить прямо сейчас. Спасибо за работу, Лиза. Ты свободна.

От его слов с гнилостным пушком презрения неприятно саднит самолюбие.

— Я не повезу с собой вот это, — я поддеваю пальцем ближайшую пачку. — Они даже в сумку ко мне не влезут.

— Дам тебе пакет и вызову такси. Или, если хочешь, тебя довезет Роман.

В ответ на его предложение я усаживаюсь на стол, уложив колено прямо на бумаги, и одобрительно говорю:

— Щедро. Все для меня. Но все же любопытно, что произошло. Ночь не задалась?

Он поджимает губы, колеблется, но потом, будто решив что-то для себя, произносит:

— Нет, мне понравилось, как я тебя трахнул. Навеяло приятные воспоминания.

Хлесть. Снова уничижительный удар. Каждая его фраза намеренно бьет пощечиной. Я хватаюсь за эту мысль — намеренно… Он хочет причинить мне боль.

— Хм, тогда вино оказалось недостаточно хорошо? — продолжаю допытываться я, внимательно наблюдая за лицом, но оно не дает подсказок.

Артем подчеркнуто вежливо отвечает:

— Вино хорошее, в отличие от тебя. Ты сама оказалась недостаточно хороша.

Снова обидные слова, и снова я чувствую, что они выбраны не просто так. Артем сморит прямо, немного сощурив глаза, будто пытаясь прикрыться, но за прищуром только тусклая темнота.

— И это ты понял после того, как мы навеяли приятные воспоминания, или до?

Уголок его рта едва заметно дергается.

— К сожалению, после.

Значит, никакой пощады.

«Ладно, у меня тоже крепкая ладонь, и я хорошо знаю, куда могу тебя ударить».

Копируя его подчеркнутую отстраненность, я говорю:

— Жаль, что не оправдала твоих ожиданий. А я ведь предупреждала, что рискованно иметь со мной дело. Отговаривала. Но ты уперся, и даже не ради дела, а, как оказалось, ради удовольствия другого человека, — я усмехаюсь и берусь укладывать пачки в стопку. — Ты вот недавно сказал, что не хочешь, чтобы я тебя разочаровала второй раз. Не знаю, получилось ли у меня, возможно, и нет, но тогда мы квиты. Потому что ты, Артем, в моих глазах рухнул ниже некуда. И, знаешь, это было… неожиданно. Неожиданно приятно, ведь ты почти убедил меня, что мне до тебя такого крутого, умного, напористого очень далеко. А теперь я даже рада. Мне хватило ума понять, где я ошиблась, чтобы не повторять этого снова. А твой хваленый интеллект подкачал. Очень уж хотелось реванша. Но вот ты его получил и одновременно продул во всем. И теперь сидишь в этом бесполезном мусоре и выстраиваешь цели, которые никто тебе не позволит реализовать.

Сложив низкую башенку, я заканчиваю:

— Красота какая. Ладно, я передумала и согласна на предложение. Предоставь мне пакет и Романа. Умницам вроде меня больше не интересно иметь с тобой дел.

— Я тоже передумал, — цедит Артем, и сквозь его толстенную защиту подтекает злость. — Ты наговорила очень много увлекательных и непонятных слов. Хотелось бы объяснений, прежде чем получишь напоследок милостыню.

— Сто тысяч, — нагло заявляю я, игнорируя издевку и глядя ему в глаза. — Консультирую дорого.

— Запредельно дорого, — скалится Артем. — Но допустим, я согласен заплатить сто тысяч, чтобы послушать излияния «униженных и оскорбленных». И да, во второй раз ты меня разочаровала. И тоже неожиданно.

— Деньги вперед, — пожимаю я плечами. — Они того стоят, поверь.

Хмыкнув, Артем достает пачку денег и, отсчитав нужную сумму, кидает на стол. Вокруг башенки возникает красное озеро.

— Я слушаю. Почему ты думаешь, что я продул?

— Очень просто. На самом деле тебе не нужен был До Шэнли, чтобы заключить контракт с заводом и получить технологии. Не такая уж большая проблема выйти на «Соён» и заключить с ними контракт. Может, изначально ты бы не добился таких условий, которые тебе пробил директор До, но лиха беда начало. Однако ты не поверил в себя, а решил, что именно он залог успеха. И что мы видим? Не столь важен оказался проект, сколько участие в нем директора До. Ты получил его, потому что он быстро смекнул, что ты по уши сидишь в прошлом. Да и как не согласиться, ведь он и сам из него не вылез. Ну а для полного успеха ему в проекте понадобилась я. Но не потому, что он хочет загладить вину. Наивно так думать, Артем, он же китаец. Что ему до сожалений. Он извинится тысячу раз, если ему будет выгодно. А выгодно ему было, но не потому, что он жаждал реванша или денег. Ему просто позарез была нужна я, слишком сильно западшая в душу своим неповиновением, и твое падение.

— Мое падение… — прохладно повторяет Артем. — И что это должно значить?

— До Шэнли тебя кинул! Вот что это значит. Компания, с которой ты заключил договор, фикция. Это подставная фирма, Артем. Слышишь? Подставная. На том месте, что они указывают в документах, торговая компания, которая занимается чаем. Их сайт муляж. Да, они существуют как юридическое лицо. И скорей всего ведут какую-то деятельность. Но я сомневаюсь, что они дадут тебе патенты и разработки, на которые ты рассчитываешь. Ты не получишь более того, что имеешь, а с этими данными не наладить полное производство. И по договору ты завязан с ними как минимум на год, если, конечно, не придумаешь форс-мажорные обстоятельства, которые удовлетворят китайский суд. Но ты и сам знаешь, что это заведомый проигрыш. Поэтому они просто будут тянуть время, пока не выдоят тебя насухо, и не дадут заработать столько, чтобы ты покрыл кредиты. Вот и вся схема.

— Очень интересная схема. Фантастически интересная. И я даже знаю, зачем я ее услышал. Тебе забавно выбить меня из колеи, поэтому ты пытаешься доказать, что меня развели. Но ты перегибаешь палку. Твоя консультация дерьмо и бред. И она не стоит ста тысяч. Тебе ясно?

Мне ясно, конечно. Артем не тот человек, который верит словам без твердых доказательств. После того, сколько он вложил в проект времени, ума и денег, к подобной «правде» он бесчувственен. Я перевожу дух. У меня ведь есть возможность добавить сказанному весу. Я кошусь на сумку, в которой лежит телефон. Это тоже его не убедит, но он обязательно задумается. Однако точно ли я этого хочу?

— Что молчишь? В этот раз все не так гладко, как в прошлый? — язвительно спрашивает Артем.

Я непонимающе смотрю на него, параллельно влетая в прошедшие события. Какой прошлый раз?

— Я знаю, что тогда ты продала мой проект «Кайсан».

— Продала? — глупо переспрашиваю я.

— Тебе повторить?

Слова наконец добираются до мозга, и я взвиваюсь. Как он может так думать?! Ладно, он уверен, что я предала его из-за недопонимания с китайцами. Но предательство такого уровня… Хлопаю ладонями по бумагам, комкая листы.

— Я не продавала проект «Кайсан»! Что за бред? Кто тебе сказал?

— С кем ты уехала из гостиницы семь лет назад?

— При чем тут это? — теряюсь я.

Артем подается вперед, едва не сталкиваясь лбами.

— С кем?!

Я шумно выдыхаю. В голове сумятица. Охваченная неприятным предчувствием, я возвращаюсь в момент выхода из гостиницы, настороженно оглядывая незнакомца. В нем не было ничего запоминающегося, кроме того, что он галантно решил подвезти меня в дождь и не взял денег. А так обычный парень с сочувствующим взглядом и успокаивающими фразами. Почему к нему такое внимание?

— С каким-то парнем, который меня подвез до дома, — с расстановкой проговариваю я.

— С парнем Владимиром из «Кайсан», если быть точным, — режет Артем, и я замираю.

Парень Владимир из «Кайсан», мысленно повторяю я. Так вот кем он был. Он так и не сказал имени, уклоняясь, когда я спросила, но я и не настаивала. В мимолетном знакомстве каждый имеет право оставаться инкогнито. О чем же мы говорили? Я никогда не погружалась в разговор. Короткий и размытый, он был забит адреналиновой встряской от случившегося. Но теперь все видится по-другому. Я вспоминаю, что он не настаивал на признаниях, и это подкупило. Убаюканная тихим голосом, я решилась приоткрыть рану, на что он посмотрел глубокими понимающими глазами и сказал, что я очень сильная. Сейчас это казалось надуманным и смешным, но тогда я готова была верить любому ободряющему слову. Он говорил долго, лил исцеляющие речи на разрывающиеся от боли места, и когда я в полусне заявила, что напишу на них заявление, он покачал головой и убедил, что сделаю хуже прежде всего самой себе. Самого страшного со мной не случилось, сказал он, тогда как я травмировала человека.

«Лучше оставь это все. Сбеги. Пережди. Ты не виновата, но мало ли как может обернуться», — посоветовал он.

И я сбежала.

— Я понятия не имела, что он оттуда, — бормочу я.

— А мне видится, что все вышло очень складно. Владимир тебя подвез и получил проект, реализованный не просто один-в-один, но и с теми же людьми, с которыми планировали его мы. Вообще, знаешь, в компании ходили сплетни, что ты можешь быть причастна, но я отбивал тебя, как мог, потому что…, - Артем осекается, потом, махнув рукой, с горечью добавляет: —Да неважно. К несчастью для тебя, в этот раз все усилия мимо.

— Позволь напомнить, что именно ты настаивал на том, чтобы я снова работала с тобой, — холодно декларирую я, и Артем перебивает:

— Это мое упущение, согласен. Я был против, но решил дать тебе шанс извиниться за осечку. Знал бы, чего ты на самом деле хочешь, на пушечный выстрел не подпустил бы.

— У тебя есть доказательства? Потому что пока я вижу только уязвленное самолюбие.

Артем встает, глядя сверху-вниз, и надменно говорит:

— У меня были подозрения, которые ты только что отлично подкрепила. Чтобы закончить с тобой, этого достаточно. И если в этот раз они снова купили тебя…

Боже, он правда в это верит. Не слышит меня, но доверяет каким-то сплетням. Кто вообще ему об этом сказал? А неважно. Несмотря на те чувства, что носил в себе все эти годы, по-настоящему слабые сомнения легли на благодатную почву. Я всегда буду для него иметь изъян.

— Да, ты знаешь, если они еще не купили меня, то им точно стоит это сделать! — возмущенно подхватываю я. — Таким идиотам, как ты, противопоказано возглавлять подобные проекты! Впрочем, о чем я говорю? Твой проект провален, Артем. Снова. И слава Богу!

С этими словами я резко повожу ладонью по столу и под шорох листов и глухой стук приземлившихся на полу пачек выхожу из кабинета. Несмотря на бравурность, меня трясет. В коридоре возникает Роман, он смотрит без привычной улыбки и протягивает стакан воды. Интересно, он слышал, о чем мы говорили?

— Спасибо, — я протягиваю пустой стакан обратно.

В приоткрытой двери кабинета Артема пугающая тишина.

— Я тебя подвезу, — тихо предлагает Роман.

Я криво улыбаюсь. Спасибо. Один раз уже подвезли.

— Не надо, — лихорадочно и громче, чем обычно, говорю я. — А то заражу тебя инфекцией предательства. Твой начальник не перенесет этого. Роль Брута эксклюзивно у меня.

Я смеюсь шутке, осознавая, что до меня добралась истерика, и иду к лифту. К черту этот офис и этих людей. Роман следует за мной.

— Это правда, что ты ему сказала?

— Я много чего сказала, — выплевываю я, нетерпеливо мучая кнопку лифта.

Где он есть? Каждая секунда здесь невыносима.

— Ты знаешь, о чем я, — спокойно отвечает Роман, отцепляя мою руку от кнопки. — Дело не только в Артеме. В проекте задействовано множество людей.

Я топчусь на месте, прислушиваясь, близко ли лифт. Только это сейчас меня волнует.

— Лиза…

— Правда! — я резко поднимаю голову и ядовито чеканю: — Твоего Артема Андреевича действительно поимели, Рома. И тебя тоже. И множество людей, о которых ты переживаешь! Вы все в одной лодке, благополучно идущей ко дну.

Двери лифта раскрываются, и я шагаю внутрь. За смыкающимися створками остается хмурое лицо Романа.

Господи, надеюсь, я больше никого из них не увижу.

20.

Звонок домофона мазнул и, словно почувствовав, что не вовремя, умолк. Артем полулежа на диване смотрел сквозь калейдоскоп немых картинок в телевизоре. Когда через несколько секунд звонок вернулся, Артем снова не сдвинулся. Было не до гостей. В голове камнями перекатывались, бились друг о друга слова, которые наговорила Лиза. Несмотря на паршивое звучание, они притягивали, заставляли о себе думать. После настырной пытки звонком вернулась тишина, но в отместку зазвонил телефон. Артем с досадой покосился на экран и сдвинул брови — звонила Аня.

Нехотя он ответил, уже догадываясь, кто терроризировал кнопку у подъезда.

— Спишь? Я внизу, — сурово сказала Аня. — Открывай.

Артем ответил не сразу, грудь стиснуло тревогой и омерзением на самого себя. При последней встрече он сделал то, что теперь считал лишним. За это придется сейчас расплачиваться. Отбросив потемневший телефон, он, одетый по-домашнему в футболку и любимые старые джинсы, пошлепал босыми ногами успокаивать надрывающийся вновь домофон.

Веселая Аня влилась в прихожую и, жадно поцеловав Артема дымным поцелуем, сунула ему узкий тяжелый пакет.

— Будем праздновать, — категоричным тоном сообщила она, небрежно сбрасывая на пол сумку и расстегивая ремешки на узконосых лаковых туфлях.

Артем отвел глаза. Вчера он уже отпраздновал, да так, что от одного слова в горле пробегала горячая змейка. Аня томно похлопала его по плечу и пошла в гостиную, соединенную с кухней, где одобрительно поцокала языком, обозревая холостяцкую черно-бежевую обстановку в современном стиле, потом быстро добралась до стола и деловито выставила два фужера на хрупких ножках. Артему стало смешно. Неужели вчера в глазах Лизы он выглядел так же — самоуверенно и чужеродно?

Он подошел и вытянул из пакета пузатую темную бутылку. Аня, переместившись на диван, вытянула голые ноги и с явным удовольствием шевелила пальцами. Для него, Артема, она надела тонкое облегающее платье до колен. Откровенно говорящее платье. И именно для него. Артем сосредоточено искал штопор.

— Закуска, надеюсь, найдется, — не то спросила, не то сказала Аня. — Не хочется слишком быстро опьянеть.

— Не переживай об этом, — уклончиво ответил Артем. Откупоривая бутылку, он спешно вспоминал, когда же последний раз заказывал продукты, кажется, давно, очень давно. Его жизнь за прошедшие два месяца полностью переместилась в офис. Из холодильника доставать было нечего. — Я не ждал тебя, поэтому закуски нет. Извини.

Стоило, наверное, предложить заказать, — в прошлый раз Аня накормила его недурным собственноручно приготовленным ужином, — но Артем чувствовал, им будет не до еды. Да и пить не хотелось. Он налил оба бокала. Протянул один девушке, но свой не взял. Гладил большим пальцем гладкую ножку.

— Я захотела отметить твою сделку, — аккуратно произнесла Аня, касаясь хрустального края розовыми губами. — Хорошее. И легкое. Ты прав, закуска не нужна, — она сделала глоток побольше и весело заметила: — Что, не пьется? Вчера переусердствовал? Лиза мне рассказала.

Артем, прислонившись бедром о край стола, болтал кишевшую пузырьками жидкость. От кисловатого запаха подташнивало. Услышав имя, он дернул рукой и отставил вино подальше. Аня с интересом проследила взглядом за ссыльным бокалом.

— Что она рассказала? — выдерживая безразличный тембр, спросил Артем.

— Что ты ей скостил срок, и что ты наконец заключил вчера вечером контракт. Вообще об этом должен был сказать ты, но, так и быть, прощу. Считай это платой за массаж, — она в удовольствии воспоминания зажмурила глаза. — Надо будет повторить.

Артем вежливо улыбнулся и промолчал, перекатывая мысль: знала ли Лиза о его спонтанной попытке вымарать ее из головы? Наверняка. Девушки таким обязательно поделятся. Ошибка. Он их наделал много в последнее время. Придется лезть в каждую и разбираться. И все так или иначе связаны с Лизой. Он переплел их жизни. Дурак.

— Так, Тём, и что же происходит? — легко спросила Аня, с любопытным прищуром глядя из-под распущенных волос.

Артем подобрался. Оставил в покое бокал — нервное откровение, позволяющее Ане прочитывать больше, чем надо.

— Уже произошло, — как можно суше отозвался он. — И нас это тоже касается.

Он хотел добавить «к сожалению», но в последний момент передумал, боясь свалиться в мелодраматичность. Да и сожалеть было не о чем. Утром, еще наполненный тем, что случилось с Лизой, он вдруг решил, что с Аней продолжать не сможет. Ночь стала чертой, за которой был лишь один неуклонный исход. Уже немного узнав натуру невольной спутницы, он уверился, решение больше ударит по самолюбию, чем по чувствам.

— «Нас» звучит хорошо, но остальное мне не нравится.

Аня залпом выпила остатки вина и протянула фужер.

— Налей еще. Ну и говори, не люблю, когда мужчины мнутся.

Артем выполнил обе просьбы, кратко и невозмутимо изложив все события, начиная со знакомства с Лизой и заканчивая разговором в офисе. Он осознавал, что Лиза воспримет его откровения как предательство, но терять было нечего. Она сама себя лишила всех привилегий. Аня молчала всю речь, а, когда он закончил, встала.

— Очень драматическая история. Хотя про Лизу не удивил, на нее похоже, — спокойно сказала она и, поставив бокал на стол, пошла к выходу.

В недоумении Артем последовал за ней: ее безучастность тяжело было стерпеть. Эта реакция самого Артема втаптывала в глубокое, дурно пахнущее дно.

— Что именно на нее похоже? — спросил он, чтобы зацепиться хоть за что-то.

— То, что она как всегда не хочет посвящать других в свои проблемы.

Артем сунул руки в карманы и привалился к стене.

— Только этот вывод ты сделала из всего, что я рассказал?

— Это я и так знала, без твоих рассказов, — возразила Аня, возясь с ремешками. — Ты спросил, я ответила. Но и другие выводы тоже сделала, не переживай. В том числе, касательно нас, — она улыбнулась и выпрямилась, почти сравнявшись ростом с Артемом благодаря высоким каблукам. — Давно меня так не использовали. Даже позабылись ощущения.

Сегодня она пахла солнцем, близким морем и цитрусами, и это было непривычно — за недолгое время Артем привык к более глухим замшевым ароматам. В словах сквозил задор, которого не должно быть в этой ситуации. Артем посмотрел ей в глаза, и в ответ на него глянули близкие, очень взрослые, карие. Он почувствовал себя нашкодившим ребенком. Стало неловко перед этой стройной девушкой в прохладно-лиловом платье. Если бы они встретились в обычных обстоятельствах, если бы в его жизнь не зашла Лиза, он бы всерьез увлекся ею. Она бы никогда не дала ему расслабиться и забыться. Чувствовать тонус Артем обожал.

— Все верно. Я использовал тебя, — признал он, отголоском сознания поражаясь, что они говорят о столь неприятных вещах так обыденно. — Ради прагматичной цели. Мне искренне жаль. Именно поэтому говорю тебе все, как есть. Но Лиза была необходима в этом проекте, а через тебя проще всего было к ней подобраться.

— Значит, мы с Лизой обе потрудились на славу, — кивком подытожила Аня. — Звучит как достойный тост.

Артем жадно внимал, как отважно она держится. На ее месте, он бы не сдержал кулак. Хотя бы раз.

— В дураках, как видишь, оказался я сам.

— И это мы тоже по-женски обсудим. Никакой жалости ты не достоин, Артем.

Подмигнув, Аня прошла мимо и открыла дверь. Артем понял, что для нее разговор окончен. Все оказалось гораздо проще, чем он представлял. Он подготовил ответы, но она не задала ни один вопрос, который должна была. Интерес, который она к нему проявляла, не дал никакого, даже самого маленького эха, и эта неправильность вдруг разозлила. Артем рывком подался вперед и захлопнул дверь обратно.

— Для кого ты играешь в безразличие? — не пытаясь скрыть раздражение, спросил он.

Аня сощурилась.

— А ты ждал истерики? Или тебя устроит, если поеду к Лизе выяснять, почему она мне лгала? Да, а ведь и правда — хороша подруга, — она закатила глаза, сделав вид, что задумалась. — Столько лет дружбы псу под хвост. И из-за кого? Из-за мужика с мутными людоедскими целями. Хотя я и сама на тебя вроде запала, так что, нет, не выходит. Как ни крути, у тебя первое место скотского поступка.

Внутри Артема шевельнулись знакомые струны азарта: льющаяся на него прямая язвительность была привычней женского хладнокровия.

— Один черт, как ты хочешь поступить с Лизой. Для меня она провал, — он поднял руки, показывая ладони, словно извиняясь, что ничего не может поделать с мнением. — Как видишь, я признаю, что поступил низко по отношению к тебе, но с ней у меня свои счеты, и я должен был их свести. То, что я выдернул ее под проект против воли и разок трахнул, малая плата за то, что сделала она.

Аня подняла руку и залепила пощечину, не щадя ни ладонь, ни кожу щеки. Артем дернулся от неожиданности и, шумно втянув воздух, уставился бешеными глазами. Девушка ответила царапающим взглядом.

— Ты говоришь о моей подруге, — не повышая тона, сказала она. — Я знаю ее подольше, поближе и без херни, свойственной мужикам. Так вот, Лиза не может быть провалом. Если она тебя разочаровала, ищи проблему в себе.

— Эта проблема уж точно не во мне, — процедил Артем, воздух между лопаток сжался от жара. — Твоя подруга предала раз и предала два, не забывая смотреть на меня таким же ясным и праведным взглядом, как и ты сейчас. Она тоже говорила очень хорошие, правильные слова. Да и согласилась, помимо всего, чтобы защитить тебя от меня. Какие-то ценности ей важны, — он скривил рот в усмешке и потер место удара. — Если тебе достаточно этого, чтобы оправдать ее молчание, дело твое. Принимай удобное для себя решение и дружи дальше. А я пас.

— Потому что ты тоже принял удобное для себя решение, — лукаво заметила Аня. — Удобное, верное решение, после которого тебя ломает, как наркомана. Так ломает, что ты вывалил на меня всю правду. Тяжело играть с ложью, да? А ведь получалось очень складно и интригующе, — она положила руку Артему на плечо и приблизилась к его уху. Прошептала: — Я прониклась твоей загадочной душой. И даже стало интересно ее разгадать. А вместо загадки оказалась такая банальщина и скука, — она выдержала паузу и добавила: — Сплошной провал. Для кого-то и ты можешь им стать.

Развернувшись и не снимая обуви, она снова пошла в комнату. Заняла то место, где только что сидела, и, закинув ногу на ногу, продолжила:

— Давай подытожим, чтобы я прониклась твоей идеей насчет Лизы. Верно ли я понимаю, что ты шантажом заставил ее работать в проекте, который очень мотивирует тебя материально. Ради этого вынудил ее общаться с человеком, который с высоченной долей вероятности когда-то пытался ее изнасиловать, проигнорировал ее попытки достучаться до тебя, чтобы донести тот ужас, с которым она столкнулась и жила все это время. При этом она не увидела и толики сострадания, которое без каких-либо условностей должен чувствовать любой нормальный человек, не говоря уже о бывшем возлюбленном, но вместо этого от тебя она получила приказ продолжать исполнять контракт, а чувства засунуть… м-м-м… куда поглубже. И после того, как ты получил, что хотел, ты заявился к ней домой, трахнул в качестве какого-то придуманного тобой самим наказания, и теперь обвиняешь в предательстве. Все так?

Обвинения одно за другим вырывались наружу из накрашенных губ, и врезались тонкими дротиками.

Решительность Артема в том, что он надумал выпустить пар, ругаясь с таким соперником, как Аня, несколько смялась, но отступать было поздно и позорно.

— Со стороны это может выглядеть именно так, но ты игнорируешь ключевые детали.

Аня перебила его:

— Если сейчас ты струсишь, то клянусь, я тебя больше никогда не подпущу к Лизе. Уяснил? Подумай тщательнее, что скажешь.

Артем осекся. Щека горела, но не менее сильно жгли глаза девушки напротив. Не просто девушки — подруги Лизы, готовой перегрызть ему горло. Не долго раздумывая, она одной ногой переступила порог вражды. Если он не струсит… хм.

Он попытался отлепить от себя неожиданно прозвучавшую угрозу, чтобы она не сбивала с толку, но тщетно — фраза неприятно пережала виски. Артем сделал усилие, чтобы не помассировать их.

— Вчера я не думал о том, что произойдет, как о наказании, — проговаривая слова, начал он. — Это первое. Скорее, это было наказание мне. Второе: после всего мне сложно относиться к Лизе, гм, хорошо. Играть против себя в чрезмерное благородство я не готов. Я отдам все, о чем мы договаривались, поэтому в накладе она не окажется, — он сжал челюсть. Можно только догадываться, в каком выигрыше осталась Лиза. Процедил: — Мы в расчете. И никаких претензий я предъявлять не собираюсь.

Артем замолчал, выбирая из сонма злых мыслей самые пристойные.

Аня сама налила себе вина и снисходительно ждала, перекатывая бокал в ладонях. Артем догадался, что ей, несмотря на бравурность, разговор дается тоже нелегко, и ему стало легче.

— Кое-какие чувства дали о себе знать, но это и неудивительно. Пару раз я допустил — возможно, что-то есть шанс восстановить, — медленно, сам прислушиваясь к тому, что исторгает его рот, продолжил Артем. — Но не получилось. Да и не могло получиться. Так уж сложилось, что мы, мужчины, неохотно прощаем женщин. А для меня теперь это и подавно невозможно. Поэтому даже хорошо, что Лиза уничтожила этот гипотетический шанс. Так больнее, но проще.

Аня фыркнула:

— Вам лишь бы проще. Ну, если хочешь, оставайся вдвоем с этим «проще». Только я могу предложить вариант посложнее. Расскажу тебе, в чем дело, а ты решишь, какой выбрать.

Артем сложил руки на груди. На лице отразился отсвет странной улыбки.

— Надеюсь, мне не придется за это заплатить сто тысяч. А то вы меня по миру пустите.

Аня смотрела на него, приподняв бровь.

— Не относится к делу, — махнул рукой Артем. — Говори.

— Люблю говорить под чай.

Передышка оказалась кстати. Артем отправился к шкафчикам. По иронии под руку попался плотный брикет с иероглифами — один из множества подарков.

— Ты боишься чувств, — заявила Аня, пока Артем сыпал заварку в чайник. — Страх и есть камень преткновения.

Артем вздохнул. Снова препарируют его чувства. Почему женщины так любят говорить банальные вещи так, будто открывают тебе многомерную вселенную?

— Это слишком явно. Я ждал чего-то более заковыристого.

— Страх всегда сложен, — не согласилась она с замечанием. — Ты выбрал веру в предательство Лизы, лишь бы не дать волю чувствам. Ты пас, так? Неважно права она или нет, если лгала, то почему, — гораздо удобнее отрезать себя от нее, чтобы не мучиться. Спроси себя, почему удобнее?

Артем поморщился:

— Если ты сейчас пытаешься притянуть к ситуации мою вину, то бросай. И это не удобнее, а логичнее. Лиза до сих пор не понимает, в чем сильнее всего прокололась. У нее своя правда, в которую я лезть не собираюсь.

— И не лезь. Ты сначала со своей разберись. Тогда и ее правду легче будет понять.

Артем налил воду в чайник и включил кнопку кипячения.

— Я не хочу знать ее правду. Она к моей реальности больше отношения не имеет, как бы ты для подруги не старалась.

— Потому что ты не простил и не хочешь прощать.

— Потому что не простил, — легко согласился он. — Остальное — твое желание.

— Знаешь, Лиза считает тебя сложным, я тоже думала, что ты таишь загадку. Но сейчас вижу упрямство, помноженное на твердолобость. Ты не выберешься, пока будешь бояться.

— Вы, женщины, думаете очень одинаково, — усмехнулся Артем. — Лиза намекала на то же самое. И вроде из лучших побуждений.

— Лиза умеет принимать свои слабости. Для этого нужно определенное мужество. Судя по сему, она хотела помочь тебе.

— А я ее помощь безнадежно упустил, — кивнул Артем. — И я как-то не против, знаешь? От понимания, что ее помощь прошла мимо, сразу как-то легче.

Сложив руки на груди, он безотрывно наблюдал, как все больше пузырьков поднимаются вверх. Минута, и закипит. Через секунд двадцать можно выключать.

За плечом гладким хрусталем рассмеялась Аня.

— Тогда я тебе скажу, чтобы было совсем невесомо: долго это не продлится. Если ты думаешь, что справишься с чувствами и, как ни в чем не бывало, будешь жить дальше, могу тебя разочаровать. Будет долго, тяжело и безуспешно. Местами мучительно. И это будет гораздо быстрее, чем ты воображаешь с высоты мужского превосходства.

Артем осклабился:

— Очень оптимистичный прогноз. Не жизнь, а сплошной апокалипсис.

Он залил в заварочный чайник исходящую паром воду. Правильней было бы сполоснуть его перед тем, как засыпать заварку, но щипающий душу разговор с Аней, катящийся в такую сторону, что он никогда бы не смог предугадать, чтобы подготовиться и достойно отразить атаки, выбил все рациональные мысли. Он действовал механически, как можно тщательнее прикрываясь щитом иронии, но все же беспощадно уверенный тон, которым обрисовывала его положение Аня, набивали на нем десятки невидимых трещин. Он повернулся, чтобы отнести чай на стол, ближе к его поклоннице, но услышал, как процокали в коридор каблуки.

— Эй, а чай?

— Я не говорила, что люблю его пить, — заметила девушка, выглянув из-за стены. — Тебе стоит внимательнее слушать то, что я говорю, Артем.

Он поставил чайник обратно и ринулся за ней.

— Ты сейчас пойдешь к ней?

Вопрос вырвался самовольно. Черт. Ладно бы вопрос… но вот тон, которым он его произнес… Он никуда не годился. Он давал понять, что на дне всех высказанных убеждений Ани притаилась правда, которую он так непреклонно обсмеял.

Аня подняла брови.

— Нет, не гораздо… предельно быстрее, — проворковала она, хитро заглядывая ему в глаза. — Пойду. А что, хочешь передать привет?

Он покачал головой, с усилием, но твердо возвращаясь в привычное состояние. Женщины не могут знать его лучше, чем он сам знает себя. Если бы он прислушивался к мнениям всех, кто ему что-либо говорит…

— Не лечи ее такой же ерундой, как меня, ладно?

— У женщин это называется поддержка, Артем. И это не лечение, а женский божий дар.

Аня открыла дверь. Последнее слово осталось за ней.

Артем расслабленно прикрыл глаза. Мысль появилась внезапно.

Да, получится вполне элегантное завершение. Мужчины тоже не обделены божественными талантами.

— Погоди, Аня, я передам привет.

21.

Доказательств, что застоявшаяся злость плохо влияет на внешность, было хоть отбавляй.

— Все проблемы уйдут, — вслух говорю я, вбивая кремовую маску в кожу лица, на синеватые отсветы под глазами побольше. — Будут новые, но эти уйдут. Все в прошлом. Он в прошлом. Так ему и надо. Пусть сам расхлебывает.

Стенам ванной не в первой слышать эту мантру, она кочует из комнаты в комнату вот уже третий день. Однако сегодня я собираюсь закончить страдания. Чтобы закрепить решение, убираю квартиру, по ходу сбрасывая накопившийся хлам с разонравившейся одеждой и обувью центр гостиной, и когда гора дорастает до колен, в два захода избавляюсь от них. Отекшее тело двигается тяжело, слышится эхо отдышки, что досаждает еще больше, но винить стоит только себя — два дня проваляться в кровати, поглощая вредные закуски, все равно что самой себя высечь, — после бичевания остается шагнуть в объятия скорости, нагрузок, полезной еды и симпатий к воде. Симпатии оказываются такими яростными, что к обеду я напоминаю колыхающийся бурдюк. Перебежками из комнаты в комнату, а оттуда к туалету я наконец расправляюсь с уборкой и отдаю час с лишним пенной ванне.

Едва меня, укутанную в халат, выносит волна аромата нераспознанных фруктов, на пороге появляются незваные гости.

Деловито заходят. Норка в изящном лавандовом платье и босоножках на каблуках, с обманчиво легчайшим, а на самом деле весьма тщательным макияжем; на локте небрежно свисает фирменный ресторанный пакет. Иринка в пику ей в зелено-кислотном топе и тонких шортах, будто только с пробежки, — хотя какой спорт в полуденный зной, — несколько нервно скинув кроссовки, сразу требует напоить ее холодной водой.

— Выглядишь так себе, — заявляет она, следя, как я достаю бутылку негазированной. — Как будто это у тебя трагедия, а не у меня.

— У тебя нет трагедии, — замечает Норка, водружая пакет на стол. — У тебя есть зависимость, которую ты холишь и лелеешь, маленькая мазохистка.

Иринка фыркает, но в спор не вступает, по опыту зная, что она для прямолинейной Норки слабый соперник. Подруга не считает нужным щадить даже нас, с легкостью закрывая глаза на годы, проведенные вместе. Не один раз уколовшаяся об иглу Норкиных откровений Иринка предпочитает свернуть с дорожки, едва почувствовав жар под ногами.

— Она согнала меня с тренажера, — ябедничает Иринка между жадными глотками воды. — Я тебе говорила, что Вилен подарил мне велотренажер? Нет? Тогда говорю. Заказал прямо оттуда, — глаза Иринки многозначительно поблескивают. — И вот я радуюсь приобретению и кручу педали, а тут она. Насела на меня так, что даже не дала закончить программу. Ни помыться, ни переодеться, сразу погнала к тебе. Гадость какая, теперь от меня несет, как от яка.

— Где ты успела понюхать яка? — тут же интересуется Норка, на что Иринка закатывает глаза.

Под фон привычных препирательств я переодеваюсь в домашний костюм, потом, присев и подперев подбородок рукой, наблюдаю, как быстро Норка достает из пакета восхитительно выглядящие блюда, еще раз обозреваю ее образ женщины, явно собравшейся на свидание, сосредоточенное, излишне бодрое лицо, и меня подбивает волнение.

— Вообще-то я тоже не против узнать, зачем ты согнала Иринку с велотренажера, — беспечным тоном замечаю я, — и по какому поводу пир?

— Пир, скажешь тоже, — отмахивается Норка, заставив стол шеренгами пластиковых контейнеров, и поочередно сдирает с них крышки. До меня тут же доносятся ароматы печеных овощей, дыма и чеснока. — Просто маленький катализатор хороших эмоций. Мы с тобой заслужили.

С этими словами она являет бутылку «Моэт».

«Мы с ней заслужили?»

В неприятных предчувствиях я тарабаню пальцами по щеке. Наряд Норки способствует этому с еще большей силой.

Иринка, пританцовывая с победоносными возгласами, разглядывает бутылку и инспектирует каждый контейнер.

— Ты наконец переспала со своим Артемом? — спрашивает она Норку, доставая желтый сверток рулета. — По этому поводу праздник?

Мы с Норкой одновременно вздрагиваем. Я надеюсь, что в моем случае это проходит незаметно.

— Вовсе нет, — безоблачно отвечает Норка. — Совсем наоборот. Мы сегодня расстались. О чем я, опережая ваши вопросы, не жалею.

Волна страха пригвождает меня к стулу, пока я пытливо рассматриваю ее довольное лицо. Значит, она была у него, наверняка, и наряд был выбран не просто так. Что там случилось? Неужто Артем что-то сказал о нас? Но тогда бы не было такого искрящегося удовлетворения в ее облике.

Иринка меж тем хлопает в ладоши и показывает Норке кулак с оттопыренным большим пальцем.

— Аллилуйя. Он нам вообще не подходил. Хорошо, что ты быстро это поняла. Тем более, он латентный импотент.

— Если нам кто-то не подходит, не значит, что он не подходит кому-то из нас, — резонно говорит Норка. — И я сомневаюсь, что он латентный импотент. Лиза, ты что молчишь? Не будешь комментировать? Думала, порадуешься за меня.

Я надтреснуто улыбаюсь и натыкаюсь на пристальный взгляд.

— Почему я должна радоваться?

— Потому что мы с Артемом прояснили причины, из-за которых решили расстаться.

Черт. Предчувствия оправдываются с каждым новым словом.

Я чувствую, что она намеренно подталкивает меня к вопросам, а потому от них бы держаться подальше, но сила воли дает сбой, и я подчиняюсь Норкиной игре.

— Что за причины?

— Старые причины. Да в общем-то они уже ни для кого не играют особой роли, но закрыть на них глаза тоже неправильно.

— Звучит как-то мутно, — тянет Иринка, танцуя пальцами над контейнерами в поиске удовлетворяющей ее закуски. — Можешь выражаться яснее? Какие старые причины? Он что, женат?

— Ирин, ты бы руки помыла, прежде чем хватать еду, — замечаю я. — Микробов же сжираешь миллионы.

Иринкина рука прытко оставляет в покое еду.

— Точно. Совсем забыла. Пока педали крутила, так проголодалась, оказывается. А тут эти мишленовские радости. Ладно, пойду мыть руки.

— А ты и помойся заодно, — вставляет Норка, — чтобы мы не нюхали за обедом яка.

Иринка грозно зыркает на Норку, но спрашивает, где ей взять большое полотенце. К слову, никакими животными, ни травоядными, ни хищными от нее не пахнет, запах спорта надежно перекрывает медово-персиковый аромат «Килиан».

Как только Иринка скрывается за дверью ванны, я спрашиваю:

— Что тебе сказал Артем?

Норка поправляет низенькую башню из крышек и говорит:

— Думаю, что все. Из самого далекого далека. Про него, про тебя и про вас. Плохо, что это все не сказала ты.

Я ежусь. Все-таки решился. Ему терять нечего. Больше он не связан обязательствами, а спасение дружбы — это моя проблема. И все же я раздумываю — что-то он мог и утаить, бросая меня этим на минное поле, ведь один неправильный ответ может разрушить слишком много. Я раздумываю, что сказать, и решаюсь на тонкий риск:

— Я не смогла. Струсила. Пришлось бы рассказывать больше, чем хотела.

— На то подруги вообще-то и даны. В горе и в радости. Не хочешь выпить?

Я отрицательно качаю головой — больше никакого алкоголя. Я с интересом наблюдаю за подругой, которая почему-то ходит вокруг да около.

— Какая сила воли. Ладно, подождем Иринку, все равно открывать ей. А пока обойдемся водой. Но я возьму бокалы для антуража, не против?

Я повторяю движение головой. Мне все равно. Под корой головного мозга беснуется долина гейзеров. Помимо бокалов Норка достает тарелки, гремит ящик со столовыми приборами. Набрав воздуха, я решаюсь и на выдохе говорю:

— Так ты порвала с Артемом из-за нашего с ним прошлого?

— Ну, скорее из-за вашего будущего, — меланхолично отвечает Норка, не спрашивая, что я имею в виду. Значит, он действительно рассказал ей о прошлом. А о настоящем? — Хотя я пока в нем не на сто процентов уверена. Слишком уж долго до него доходит.

— Что доходит?

— Что у него по-прежнему есть чувства к тебе.

Я усмехаюсь.

— Это не новость. Я знаю его чувства. И от них у меня мурашки.

— Лиза, не прикидывайся дурочкой. По нему же все видно. Любая глазастая женщина увидит. Если бы я знала вашу подноготную, сказала бы тебе еще в ресторане. Мужчины не находят бывших просто так. Сиди и молчи, ради Бога! Из-за чистой мести тоже не находят. Месть хороша для оправдания, чем Артем с удовольствием и занимается. Но мы с тобой уже выяснили, что он, хоть и не подарок, но и не дурак. Поэтому, хочешь ты или нет, он от тебя не отстанет. Помучается из-за твердолобости, но все равно придет выяснять, что ты о нем думаешь, и как планируешь быть дальше.

— Я о нем не думаю, — бурчу я.

Звучит до невозможности фальшиво.

— Ну, я вижу, — кивает Норка. — И он о тебе тоже. Даже этот, как ты говоришь, пир оплатил от бездумья, узнав, что я еду к тебе. Щедрый. И что ты нос воротишь?

Она споро расставляет тарелки, укладывает рядом вилки и ножи. Рядом с бокалами для вина вырастают худенькие бутылки холодной воды. Я обозреваю дары помутневшим взглядом. Значит, это Артем постарался. Даже шампанское за его счет. Мне становится тошно. Зачем эти усилия? Что он хотел этим сказать? Подсластил оплеуху, которую обеспечил разговором с Норкой. В этих дорогих подношениях явно прослеживается насмешка. И Норка так спокойна, так деловита.

— Аня, а почему ты ведешь себя так, будто это не касается тебя? И ты… на моей стороне. Безо всякого…

— Именно, Лиз, безо всякого, потому что двадцать лет дружить — это ценность, которая стоит трезвого принятия ситуации, — с готовностью отвечает Норка. — Хотя, мне как подруге, конечно, неприятно, что ты скрыла правду. И тогда, и сейчас. Впрочем, одно вытекает из другого.

— Я предала тебя, — подмороженными губами говорю я.

— И когда же?

Я колеблюсь, но что уж скрывать. Скорее всего, об этом она тоже знает.

— Когда переспала с ним.

Норка принимает новость спокойно.

— Ну, главное, ты меня опередила, иначе все не было бы так просто.

— Аня, это вообще не смешно, — взрываюсь я. — То, что было между мной и Артемом раньше, закончено. У вас обоих нет передо мной обязательств. А у меня есть. И именно я их нарушила!

— У тебя прям целая кампания по выдвижению в предатели, — вздыхает Норка. — Какая ты все-таки упрямая. Под стать Артему. Чтобы говорить, что между вами все кончено, надо было это закончить, Лиза. Чего ты не сделала…

— Это сделали обстоятельства.

— Чувствам, знаешь ли, всегда плевать на обстоятельства. Поэтому можешь сколько хочешь бить себя в грудь и взывать ко всему, что удобно, но саму себя не перехитришь. А меня — тем более. Мучайся и рефлексируй пока не надоест. А когда надоест, надо будет что-то делать.

— Мне уже надоело. И я знаю, что делать. Я все закончила. Все!

— Ты не можешь закончить то, что продолжается…

— Что вы так орете-то? Я думала, у меня страсти, а тут вон что…

Иринка, завернутая в полотенце, благоухает не меньше моего. Мы с ней на какое-то время становимся фруктовыми сестрами.

— Какие у тебя страсти? — хватаюсь я за спасительное замечание. — Вилен?

Ну давай же, давай заведем эту никогда не подводящую пластинку. Поговорим о том, как ужасно он поступил, как кусает локти, там, на своей Камчатке, как жалеет, что уехал, и как ждет возвращения, предваряя прощение подарками.

— Вилен жив, здоров, — отвечает подруга, проверяя, надежно ли держится полотенце. — Возвращается через пять дней. Говорит, заедет. Надеюсь, не сразу с самолета, но держу пари, что именно с него. Надо же опробовать подарок.

Она хихикает, и я с энтузиазмом поддерживаю ее. Норка взирает на нас с выражением матери, позволившей детям немного воли подурачиться под ее присмотром.

— А ты, значит, переспала с Артемом, — не гася веселую волну, говорит Иринка. — Ну ты даешь, Лиз. Уела Аню. Вот это дерзость. И, что, как он? Стоил усилий?

— Я не ела Аню, не уела ее, то есть. Она вообще не при чем. Так как Вилену Камчатка? Фотографии присылает?

— Куда он денется? И фотографии, и видео, все как я прошу. Но я тебе не покажу. Камчатка на них как-то не попала. Так, а ты не увиливай. Я на твои вопросы отвечаю. И ты будь добра. А то все мимо меня проходит. Сбагрили меня в ванную, а сами мужика делите. Те еще подруги.

— Не делим мы никого. Мы обе поставили на нем точку. Давайте на этом все, и поедим.

— Ладно, точку поставили. А перед точкой что было? Давайте поедим, и вы мне все расскажите. Передавайте, гражданки, шампанское. Буду его вам открывать. Такие события надо отмечать. Так, вы же подумали о любимой подружке и припасли вино? Не забудьте, кстати, поблагодарить ее за то, что это все достанется вам.

— Это все достанется Ане. Я в завязке, — вставляю я, передавая бутылку.

— Вот еще, виновница торжества в завязке. Как будто тебе кто-то позволит.

— Я точно не буду пить. И есть тоже.

— Держу пари, у Лизы для всех есть вино в холодильнике, — веселится Норка. — И белое, и красное.

— Красного уже нет, — сгорая от стыда, шепчу я, осознавая, что мы сидим за столом, на котором несколько дней назад…

— А оно мне надо? — риторически спрашивает Иринка и достает прозрачно-желтую бутылку из холодильника.

— Пользуйся, Ирин, пока виновница придумывает, как выпутаться из истории, куда сама себя загнала.

Грозно хмуря брови, я выразительно смотрю на подругу, но та лишь пожимает плечами. На самом деле мне до безумия хочется сорваться и обнять ее. Закружить по комнате и кричать от облегчения. Лишенная ссор, наша дружба переросла во что-то обыкновенное, в часть нас самих, как рука или нога, и ведь мы редко размышляем, насколько ценно их иметь. Только сломав руку, мы понимаем, что без нее жить можно, но все обыденные действия будут даваться по-иному; только заковав ногу в гипс и взяв костыли, осознаем, чего мы лишаемся на ближайший месяц; только под угрозой лишиться друга во всей красе расцветает важность сохранить близость и непосредственность общения.

Норка, покачивая вилкой, с удовольствием перепирается с Иринкой о природе пристрастия той самой открывать бутылки. Да, есть у Иринки такая странность — она обожает выкручивать пробки, зачастую боем вырывая приговоренные к распитию бутылки из мужских рук. Иринка, все подтягивая полотенце на худосочной груди, показывает Норке язык и продолжает увлеченно колдовать над бутылкой.

— Может, у тебя где-то когда-то что-то застряло, а потом переросло в такую вот манию? — безынтересно интересуется Норка явно лишь ради Иринкиной реакции. — И теперь ты спасаешь бедные бутылки от страшных пробок?

Иринка, с глухим бабахом открывает шампанское и крутит пробкой у виска.

— Твои теории страшнее моих увлечений. Почему бы не быть проще и не предположить, что я просто люблю давать старт к отмечанию разных поводов? Я как тот арбитр, свистком сигнализирующий, что можно начинать, — она колышет дымящейся бутылкой. — А вообще, раз у Лизы в холодильнике маленький винный погребок, постращай и ее своими умозаключениями, пожалуйста. Я тоже тебя с удовольствием послушаю.

— Ну, с Лизой все понятно, у нее выдались тяжелые недели, — тут же отбивает Норка Иринкину подачу и подхватывает затертый специями мясной пласт. — Сама видишь, как выглядит наша девочка. Синяки под глазами, бледность, мусор в голове. Тут погребком вина не обойдешься. Тяжелая артиллерия нужна.

Иринка переходит к открыванию вина.

— Я уже вам сказала, что встала на дорожку здорового образа жизни, — миролюбиво отпинываю я претензию, следя, чтобы Норка наполнила только свой бокал. — Пью воду, ем салаты, возвращаюсь в зал. Ваша нездоровая еда не про мою честь. Шампанское тем более.

— Нет, не будет тебе никакого зала. Норка не дала заниматься мне, я не дам тебе. И бокал ближе к Ане. Хватит играть в недотрогу. Тебе еще рассказывать, как ты совратила укротителя надменности. Погоди, Лиза, — Иринка вдруг замирает посередине выкручивания пробки и растерянно говорит: — Он же тебе не нравился. Мы ведь вместе решили, что он мудак, снобисткий сноб и аферист. Тогда зачем ты с ним переспала?

Поперхнувшись шампанским, Норка требует повторить, как нарекла Артема Иринка. Та, ничуть не смущаясь, покладисто перечисляет. Норка восхищена. И это пошел только первый бокал.

Ответ на Иринкин вопрос глыбой перекатывается в голове, он действительно слишком плох, чтобы я согласилась его озвучить. Как спрыгнуть с этой иглы допытываний? Не дав придумать ничего путного, первой возвращается ко мне Норка и предлагает:

— Не хочешь наконец рассказать нам? Да, и мне тоже. А то я слышала версию сноба и афериста, хочу послушать, что скажет любимая подруга.

— Какую версию? Ты уже знаешь? Так у вас от меня секреты, — угрожающе произносит Иринка. — Я же вам честно все рассказываю.

— Видео, между прочим, зажала, — колко напоминаю я.

— А там чужие секреты, — выкручивается подруга. — Были бы мои, я бы тебе все выслала. Все пять гигов. Хотя что там слать, вот, все перед тобой. Главное, было бы что брать. А брать-то нечего.

Она выставляет вперед туго спеленатую грудь и заливается смехом, а вино заливается в нее. Мы с Норкой смеемся в унисон. А, отсмеявшись, я со скрипом начинаю рассказывать.

22.

История затягивается. Я вхожу во вкус и, чувствуя азарт, сдабриваю ее множеством подробностей. Слушательницам они так нравятся, что они то и дело возбужденно перебивают, добавляя к повествованию мнения, советы и красочные ругательства. Мимоходом мне даже прощают многолетнюю конспирацию.

Время подплывает к вечеру. Иринка в порыве гнева и восторга, когда я заканчиваю эпизод о последнем столкновении с Артемом с красочным описанием разлетевшихся купюр, срывает полотенце и голая отправляется за своей велотренажерной одеждой. Впрочем, из ванны она выходит, снова ублажая наши взоры поджарыми, рельефными прелестями, и требует футболку или что-нибудь еще, потому что снова надевать пропахший потом наряд она брезгует. И вообще — это Аня виновата, что она оказалась в чужой квартире без единого достойного предмета гардероба.

— Зачем тебе одежда? Ходи так. Мы будем любоваться тобой и мысленно проклинать, — с любопытством рассматривая ее, говорит Норка.

— У меня на вас иммунитет, — скалится Иринка, а я позволяю ей совершить набег на гардеробную и самой выбрать все, что хочет. Тем более сегодня там чистота, можно и погордиться. Иринка, показав мне «окей», исчезает в спальне.

Пустые бутылки ютятся около ножки стола, а контейнеры с едой подруги почти прикончили. Желудок урчит, я так и не притронулась к Артемовым дарам, несмотря на настойчивые приглашения. Заварив чайник чая, я выцедила его за долгих четыре часа.

— Твоя версия гораздо веселей, — задумчиво поддевает Норка. — Артем мог бы поучиться.

— Я просто люблю вас радовать. Как ты сказала, и в горе, и в радости? Отрывайтесь, что уж.

Я хорохорюсь, но больше в шутку. Реакции подруг, демонстрирующие искреннюю поддержку и заботу, как ничто льют целебный мед на всколоченные нервы.

— Ой, не прибедняйся, — машет рукой Норка. — Вообще-то помимо веселья, это было и полезно. Ты убедила меня, что я все сделала правильно. И в отношении Артема, и в отношении тебя.

— Давай не будем обэтом, — любезно прошу я, но Норка качает головой.

— От прошлого к настоящему, от настоящего к будущему.

— Аня, я не выдержу. И мне завтра на работу. Я все вам рассказала, и больше не хочу думать об Артеме.

— И он о тебе не хочет. А все равно придется.

Я стону, а из спальни появляется Иринка в вечернем платье в пол. Лиф на тонких бретелях свисает жалкой тряпочкой, наполовину обнажая грудь, — платье когда-то шилось на заказ и должно было обтягивать несколько большие объемы. Туфель Иринка не обнаружила и осталась босиком, подол тащится за ней маленьким блестящим вихрем.

— Я нашла это платье, — заявляет Иринка, будто мы слепы. — Больше ничего подходящего не было. Ты же не против, если я в нем похожу?

Я широким махом руки позволяю делать с ним, что угодно, вспоминая сложенные на полках кипы удобной одежды и дивясь, почему она вся не подошла.

— Вот и замечательно, — сияет подруга не меньше самого платья и уже изведанной дорожкой направляется к холодильнику, но на полпути ее застает дверной звонок.

— Я никого не жду, — вскидываюсь я, сразу наполняясь скверными предчувствиями, — один недавний вечер уже начался таким же неожиданным звонком, и растерянно смотрю на Норку.

Та авторитетно качает головой.

— Еще рано. Это не он, — успокаивает она, но абсолютной твердости в голосе нет. Конечно, речь же идет об Артеме, даже такой эксперт, как Норка, может попасть впросак.

Иринка бодро меняет направление и скрывается в прихожей.

Я подбираюсь, как гончая перед загоном добычи, и вслушиваюсь в невнятные переговоры, силясь распознать голос. Он мужской, но вот Артема ли, непонятно. В проеме появляются недоуменная Иринка, подбирающая падающие бретели, а за ней выныривает Роман с тонкими темными пластами, зажатыми под мышкой.

— Уверяет, что к тебе, Лиза, и что никакими доставками не занимается, — хмуро докладывает Иринка. — Мы что, ничего не заказали к вину?

— Хватит с тебя вина, — отсекает Норка. — Вы кто, мальчик?

— Это Роман, — поспешно говорю я. — И он не мальчик.

— Тот самый Артемов Роман? — уточняет Иринка, осознавая, что перед ней материализовался один из персонажей истории. Обойдя Романа спереди, она без стеснения закидывает голову и рассматривает его лицо. — А ты не говорила, что он такой высокий.

Это мое упущение. Рассказав про помощника Артема, я не сочла важным упомянуть, что он высокий. За время, проведенное вместе с ним, я свыклась с этой особенностью и перестала замечать. К тому же в моей картине ближайшего мира у присутствующих не было повода встречаться.

— Он высокий, Ирин, — мягко говорю я и переключаюсь на Романа. Тот стоит с ласковым снисхождением, как ребенка, рассматривает Иринку в ответ. — Зачем ты пришел?

— Хотел обсудить то, что произошло в четверг в офисе. И еще Артем Андреевич просил передать это. Ты оставила в прошлый раз.

Пласты оказываются папками. Иринка выхватывает их и жадно заглядывает внутрь.

— Это ты вовремя, — восторженно восклицает она. — Мы как раз подошли к разбору последней встречи Лизы и Артема. Мнение с той стороны нам не помешает. А то мы все однобоко поддерживаем и поддерживаем Лизу. Вино пьешь? Лиз, давай все-таки закажем что-нибудь.

— Ирин, ты сбавь немного. Перед тобой вообще-то помощник человека, которого ты назвала мудаком, снобистским снобом и аферистом, — увещевающе декламирует Норка. — Стоит ли пить с ним вино?

Роман дергает бровями, но высказывание Норки благоразумно не комментирует. Попадая в женский междусобойчик, представителю мужского пола надо следить за каждым словом. Хорошо, что Роман это понимает.

— А вы Аня, да? Я о вас наслышан, — Роман подходит к столу и садится, направляя лазерный луч чар на суровую Норку. — Только хорошее, между прочим.

— Значит, вам безбожно врали. Смените источники. Они ненадежные.

— Обязательно сменю. Я бы вообще оставил один, самый проверенный. Например, вас саму.

Если он и хотел этим обезоружить Норку, то у него получается. Она оцепенело пялится на него, уязвленная сокрушительным подкатом, но тут же на губы возвращается силуэт улыбки — Норка моментально начинает примерять Романа на себя. В движениях появляется томность и плавность. Но какой бы сахарной ни казалась Норка сейчас, всегда стоит помнить, что по природе она состоит из сплошного сахарозаменителя. Однако и с Романом я ознакомилась достаточно, чтобы уверенно заявить, о такой безыскусный подвох он даже не споткнется.

— Думаете, совладаете с правдой?

Роман склоняет голову:

— Вы спрашиваете так, будто надеетесь на положительный ответ.

Норка оглушительно смеется, закинув голову назад и являя Роману выпирающие ключичные кости под натянутой кожей. Этот смех совершенно искренний. Несмотря на возраст, Роман с ходу подошел, а потому был допущен за порог благосклонности.

Ко мне на цыпочках подбирается Иринка и сует папки:

— Я у тебя там на кровати раскидала одежду, — шепчет она в ухо. — Как думаешь, ничего?

Я давлюсь смехом и трясу головой.

— Думаю, ты рано паникуешь, — говорю я шепотом, но на нас все равно обращают внимание.

— Раз уж мы все познакомились и оказались весьма смелыми, — Норка прокашлялась, — предлагаю обсудить то, для чего пришел Роман, ну и заказать чего-нибудь, раз уж Иринка настаивает.

— Я могу приготовить.

— Ты хорошо готовишь? — игриво изумляется Норка, с ходу отпихивая формальное обращение.

— И готовлю тоже хорошо, — отвечает Роман и без лишних вопросов следует к холодильнику, мимоходом стреляя глазами в бутылки, прикорнувшие у ножки стола. — Вы, Ирина, кажется, предлагали вино?

Иринка кивает. Шурша платьем, она забирается на стул и укладывает подбородок на скрещенные ладони. Норка показывает нам большие глаза, в которых плещется неподдельный интерес. Я, сжалившись над Иринкой, укорачиваю ей бретели, связав бантами, а Роман тем временем достает нехитрый набор овощей, яйца, вино и задумывается, что со всем этим можно сделать.

— Вечерняя шакшука недурна, — сообщает Норка спустя сорок минут. — Ты и правда умеешь готовить.

Она облизывает желток с пунцовых губ и, щурясь, пробегает сквознячком взгляда по болтающему бокал с вином Роману, из которого он не сделал и глотка. Мы с Иринкой переглядываемся. Я сыто и тяжело ей подмигиваю.

Пока мы ели, Роман успел прочитать сообщение моего китайского друга («Почему он так сильно похож на панду? Потому что они оба из Китая?» — трижды спросила Иринка, заглядывая через его плечо, и, не получив ответ, вернулась к еде, которая действительно была божественной), а прочитав, нахмурился и задумался. К слову, я ни разу не видела его хмурым. Серьезность моментально добавила ему веса, как возрастного, так и сексуального. Норка, падкая на подобные нюансы, оценила тут же.

— Ну, и как можно не поверить этому, скажи, пожалуйста? — требовательно спрашивает Иринка. — Твой босс очень зубодробильный тип. Заявлял мне недавно, что надо быть смелее и что, если что-то хочешь спросить, спроси. А сам сразу в кусты, как пошло не по его плану. Оболгал бедную Лизу, и ни одной капли вины.

— Он не видел сообщения, — тихо говорит Роман. — Так ведь, Лиза. Ты ему не показывала?

— Если ты слышал разговор, то сам понимаешь, было не до доказательств.

— Вы перекинулись обвинениями и разбежались зализывать раны. Между тем, как я уже тебе сказал, в этом всем участвуете не только вы.

— Пусть об этом думает Артем, — хмыкаю я. — Больше я не буду разговаривать с ним или в чем-то убеждать. Я продажная тварь, и этим он сказал все. Ему нужна была причина, что мне нельзя доверять, и он ее получил. А получив, тут же поверил, даже не попытавшись подумать. Иринка правильно сказала, он мудак, извини уж, Ром, и сноб.

— … и аферист, — шепотом подсказывает довольная Норка.

— С этим я бы поспорила, но пусть будет и это.

— Просто семена упали в благодатную почву, — философствует Иринка, сопровождая замечание громким иканием. — И вырос бурьян.

Норка непререкаема:

— Я разговаривала с ним сегодня. Могу подтвердить, что на путь исправления он пока вставать не собирается.

Несмотря на гнет трех женских мнений, Роман гнет свое:

— Если он увидит доказательство, то изменит стратегию. Обычно Артем рационален, твой случай — роковое исключение.

— Как мне не повезло, — ехидно замечаю я.

— А потому что любимой женщине надо верить на слово! Из-за такого самовольства мужчины и влипают в проблемы! — верещит Иринка.

— Я не любимая женщина.

— Ну это пока, — вставляет Норка.

— Дай мне возможность помочь, Лиз, — проникновенно просит Роман. — Это все слишком серьезно, чтобы играть в обиду.

— Лиза не играет в обиду. Она знает себе цену! Пусть он сам разруливает свои проблемы, а потом приходит извиняться. А то на словах к нему на хромой козе не подъедешь…

— Ирин, отложи, пожалуйста, хромых коз пока в сторону, — вдруг принимается играть в мудрость Норка. — Человек пришел решать важные проблемы…

— Лиза тоже важна!

Голос Норки ощутимо холодеет.

— Уж я-то это знаю, как никто другой. И в доказательство этому сижу сейчас у нее дома.

— Да-а-а, всем бы быть такими благородными, как ты. А то появляются всякие и пускают пыль в глаза, — Иринка глазеет на Романа. — Вот ты, Рома, тоже веришь, что Лиза продалась Владу из «Кюс..», «Кас…»?

— Я не продавалась никакому Владу из «Кайсан», — жестко отбиваю я. — Заявляю при трех свидетелях. Пусть даже это заявление не имеет юридической силы, но ты меня услышал. Кто вообще наплел про меня такое?

— Он разговаривал с Денисом Сергеевичем. Знаешь такого?

Я киваю:

— Вот кому подойдут лавры афериста. Все делал руками Артема.

— А этот Денис Сергеевич откуда все это знает? — спрашивает Иринка. — Кто это вообще?

— Директор в фирме, где мы работали с Артемом, — поясняю я. — Мерзкий тип.

Роман вежливо отвечает:

— Я не знаю, откуда информация у мерзкого Дениса Сергеевича. И, нет, Ирина, я не верю в то, что он сказал. Даже больше — то, что выяснила Лиза, наводит на подозрения, которые я обсужу с Артемом.

— Толку говорить, если он никого не слушает, — фыркает Иринка, полностью списавшая Артема с всяческих положительных преспектив.

— Это временно. Твоя подруга правильно сказала, семена упали в благодатную почву. Артем взвинчен, зол и уязвлен.

— Потому что влюблен, — снова подсказывает еще более довольная Норка.

— И снова твоя подруга права.

— Господи, что ж у меня за кладезь правых подруг!

— Вот, цени нас, — целясь в меня пальцем, заикаясь, говорит Иринка. — Кто тебе еще скажет правду? Только мы, и никто, кроме нас. Да, Норка?

Аня смотрит пронизывающим взглядом на икающую Иринку, нависшую над полусъеденной шакшукой, и медленно соглашается:

— Да, Ира.

Господи, не хватало мне сейчас только разбирательств с запретными прозвищами. Но Норка, не будь дурой, понимает, что сейчас не время устраивать выволочку. Уж точно не при Романе.

— Надо вывести этого Дениса на чистую воду и обелить Лизку, — воинственно предлагает Иринка и снова тянется к бутылке. — Где он работает?

— Ты уверен, что стоит сегодня продолжать этот разговор? — устало спрашиваю я у Романа, показывая глазами на Иринку. — Если так уж хочешь, можем завтра в обед пересечься и обсудить.

— Хорошая идея, — встревает Норка, вбирая нас с Романом горячительным взглядом. — Можно даже сегодня. Мы втроем трезвы, а Иринке недолго осталось до отключки. Давайте ее довезем на такси до дома и уложим спать, а потом с чистой совестью продолжим в каком-нибудь ресторанчике в центре. Вечером там красота.

Иринка, разумеется, против подобного ущемления, Роман же предусмотрительно поддерживает предложение. Я, понимая, какую стратегию выстроила Норка, не хочу ее подводить, но и продолжать обсуждение в красивых центральных ресторанчиках у меня сил нет. Поэтому я предлагаю заварить чаю, до конца обсудить все, что касается лично моей персоны, чтобы раз и навсегда оставить меня в покое. Остаток же вечера в полном распоряжении всех, кому он по силам и желаниям.

И тут выясняется, что обсуждать в общем-то нечего. Роман задумчиво смотрит на Норку. Она стекает со стула и с горделиво поднятой головой направляется в ванную, успев бросить, чтобы Роман заказал такси.

— Иру я беру на себя, — кивает она мимоходом. — Сама привезла, сама увезу.

Возвращается, неся зеленеющий сверток с одеждой, и вся компания гурьбой выкатывается в прихожую.

— Я требую сказать, где работает этот чертов Денис! — выкрикивает Иринка, пока я натягиваю на нее кроссовки, по цвету совпадающие с костюмом, но дико смотрящиеся с вечерним платьем. — Блин, Лиза, мне больно.

Она мнет плечо, и мне тоже больно, но я терплю. Влажные ноги плохо влезают в узкую горловину обуви. Иринка верещит, перемежая чертей, Дениса и жалобы на боль.

Норка, изящно опираясь о плечо Романа, натягивает босоножки, а потом благосклонно ждет, пока он ей их застегнет. Сверток с Иринкиной одеждой уже торчит у него из-под мышки. Норка пока складирует важные для нее нюансы, и, если он ничего ей не испортит, как, например, Артем, она далеко заведет этого многослойного молодого человека. Даже интересно будет посмотреть, кто окажется победителем, хотя до сегодняшнего вечера я при всем желании не могла расположить их в такой интимной близости.

— Надо же так надраться, — замечает в пустоту Норка. — Если у тебя все вина так действуют, я тебе больше не собутыльница.

— Тем не менее она задала очень интересный вопрос, — говорит, поднимаясь, Роман. — Я узнаю, где работает «чертов Денис» специально для твоей веселой подруги.

Я хмыкаю, мысленно еще раз для всех, но больше для себя проговаривая, что мне все равно. Теперь это ваши игры. Играйте, сколько угодно. Я в них выбираю благословенную роль наблюдателя.

23.

Ну вот, до свидания.

Я ножницами режу иск и оба экземпляра контракта, и с невыносимым удовольствием засовываю ошметки в мусорную корзину. Походив по кабинету и подумав, решаю, что мне недостаточно, — заноза продолжает тихонько нарывать.

Деньги Артем переслал на утро понедельника, всю оговоренную контрактом сумму и сто тысяч сверху. Никогда еще банковский счет не видел одновременно столько цифр, только радости они не приносят. Я нахожу в соцсетях четыре симпатичных мне собачьих приюта и перевожу им все деньги. Этот жест дается с некоторым трудом, даже немного жаль, но жаль ровно на ту сумму, которую мы обговаривали в начале. Она заработана честно, остальное я считаю чужим. Не имея понятия, как Артем относится к животным, вольно даю ему шанс быть большим их любителем и делаю в голове засечку, что пожертвование от него. От и до.

Пусть моя переводческая лепта станет таким же пожертвованием, только ему. И сразу становится легче дышать, я, пританцовывая, порхаю по офису, радостно увлекая коллег в приветственные разговоры. Воздух прохладными струйками затекает в легкие, насыщая тело жизнью. Той самой жизнью, к которой я наконец вернулась.

Первым делом я записываю рабочие долги, которые надо наверстать. Списки приводят одновременно в ужас и азарт, ведь в дела можно погрузиться с головой и еще быстрее задвинуть в темный уголок прошлого то, что связано с Артемом.

За окном по-прежнему знойно, и сквозь окно солнце рассыпает млечные лучи по стенам, полу, шкафам, забирается на стул для посетителей и с него прыгает на стол, чтобы захватить руку. От тепла я отвлекаюсь и, откинувшись на спинку кресла, перевожу плывущий взгляд на тихо гудящий будничный город. Я придумываю, что можно дойти до ближайшего кафе и посидеть в приятной прострации за столиком, щурясь на пробегающих прохожих и лениво поглощая холодный суп, и тут же мысли утягивают меня в недавние обеды с Романом и в мое вчерашнее предложение пересечься сегодня. Решительность сбоит — погружение в обыденную реальность все дальше отталкивает прошедшие события.

Будто чувствуя, что я о нем подумала, в телефоне высвечивается его имя. Это еще не прочитанное сообщение вызывает слабость в ногах, и я медлю, прежде чем открыть.

Тут телефон снова взбрыкивает, но являет имя Норки. Ее сообщение прочитать гораздо проще — никакой слабости или промедления.

«Если Рома тебе напишет, скажи мне. Хочу поучаствовать, а то слишком жирно тебе одной двух мужиков иметь».

За Норикиным сообщением я со вздохом открываю и первое. Роман пишет кратко: «Привет. Денис работает в «Кайсан».

— Денис работает в «Кайсан», — рассеянно повторяю я вслух.

Какая плодотворная фирма. Столько интересного народа там. И Володя, и Денис, и вся китайская братия. За исключением одного юродивого.

Артему разбираться и разбираться. Как бы он ни хотел казаться слепым, Роман прав, в проекте задействовано слишком много людей, разбрасываться ответственностью не получится. Придется выгребать. Хоть как-то.

Клацнув зубами, я шлепаю открытой ладонью по телефону, словно он виноват в моих раздумьях, и с силой отодвигаю его на край стола. Надо срочно вернуться к работе, и больше никаких поблажек. Как назло, Роман шлет новое сообщение. Его я не читаю, и Норке тоже решаю ответить позднее — после рабочего дня. Она же не указала, что ей надо написать сразу.

Спустя полчаса я вычеркиваю очередной пункт из страшных долговых списков и краем глаза посматриваю на телефон. Экран черный, но там за стеклянной темнотой ждет своей участи пока еще неизвестное мне послание. Любопытство поджигает фитилек, и, помучавшись немного, я придвигаю аппарат.

Роман не менее лаконичен: «Артем едет к тебе».

Я вскакиваю. Черт! Куда он едет? Меня же нет дома. На первую паническую мысль налезает вторая — зачем он ко мне едет? Снова ругаться? Выяснять, к чему я все-таки причастна, а к чему нет? А если теперь, столкнувшись с трудностями, он потребует назад свои деньги, а я их уже перевела собакам? Я прикусываю губу и смотрю под стол — на торчащие нелепыми культями останки договоров. Хочется надеяться, что судьба убережет меня от позорной аппликации по их восстановлению.

В порыве негодования на себя за то, что проигнорировала любопытство и не прочитала сообщение сразу, а погналась за чувством эйфории от сожжения мостов, я хватаю телефон, чтобы перестать ломаться и разом выяснить все подробности, но они оказываются не нужны. Артем опережает звонок.

После мимолетного стука для приличия в кабинет заглядывает офис-менеджер Венера, на худых плечах которой лежит обязанность встреч гостей, и, вытянутыми немного вперед губами от привычки закусывать щеки для эффекта заостренных скул, говорит, что меня желает видеть потенциальный клиент, чей дом недостаточно умен, и надо исправить это недоразумение «Он так и сказал, — хихикает Венера, — представь, Лиз». Я отрицательно машу рукой в бессмысленной попытке сбежать от неминуемого. «Но он настаивает на встрече с тобой, — повторяет Венера, скулы приобретают остроту ножа. — Что я могу сделать? Говорит, знает тебя, и только ты можешь ему помочь». Удивление, которым приправлена ее речь, мне понятно — я не общаюсь с клиентами. Но раз один из них хочет попасть именно ко мне, его ведут ко мне. Мы очень клиентоориентированная компания.

Первое, что хочется сказать, — это злорадное «Скажи, что я на совещании и отведи его в отдел продаж». Но с Артемом подобное не пройдет, поэтому сдув сарказм, я вяло машу рукой, показывая, что мне все равно. Хоть от неожиданности не по себе, но делать нечего. Запускайте его.

Дверной проем пустеет, но уже в следующую секунду в нем появляется Артем, будто стоял прямо за спиной «вытянутых губок». Он свеж и вежлив, прокатывает по Венере благодарностью вкупе с ясной улыбкой и аккуратно прикрывает дверь.

— Если пришел снова ругаться, то лучше уйди сразу, — грозно вырывается у меня.

Его безмятежность и веселость несколько смущают. Совершенно некстати в сравнении с ним я чувствую себя сумрачной горой, заволоченной тучами, и одновременно шестнадцатилеткой, тонущей в надуманном трагизме.

— А если не ругаться, то позволишь задержаться?

— Только если тебе нужна консультация по продукту.

Я складываю руки на груди, но тут же понимаю, что выгляжу чересчур карикатурно, поэтому перемещаю их под стол. Артем с интересом оглядывается, но мой кабинет не чета его. Он маленький, без кресел, диванов и гигантских окон. Их роднит лишь некая лаконичность, но и она отличается по стоимости.

Оглянувшись на стул для посетителей, Артем ожидаемо игнорирует его. Присев на край стола и подмигнув, он показывает подбородком на исчерканные листы.

— Наверстываешь? Я не отниму много времени. Мне действительно нужно посоветоваться.

— Дом оказался не таким умным, как ты ожидал?

— Пожалуй да, он несколько подвел в этот раз.

Я изображаю саркастическое удивление, но снова чувствую, что выгляжу нелепо. И тогда, запихнув горделивость подальше, я без ужимок говорю:

— Вряд ли тебе поможет наша система. И все возможные советы и предупреждения ты уже получил. Мне больше нечем тебя порадовать.

— Никаких волшебных рекомендаций я от тебя и не жду, Лисенок.

Я прищуриваюсь:

— Еще одно такое нарушение, и я влеплю тебе красную карточку.

Артем поднимает ладони и ласково спрашивает:

— Желтых я, по-твоему, вообще не заслуживаю?

Подвисает пауза. Я не хочу говорить об этом. За две недели мы сказали больше, чем должны были.

— Я пришел извиниться, — со вздохом продолжает Артем, видя, что я не собираюсь поддерживать шутку, — за то, что наговорил тебе в офисе. Конечно, ты не продавалась «Кайсан».

Я коротко приподнимаю брови. От того, что он это понял, моя реальность не меняется, но его смирение приятно. Да и собаки могут вздохнуть спокойно.

— И также знаю, что Роман был у тебя, — продолжает он аккуратно, будто на пробу. — Он написал мне вчера о твоем небольшом расследовании. Возможно, если бы ты сказала о нем в офисе, я бы повел себя по-другому, — он делает паузу, потом с вздохом продолжает: — Но вряд ли… Для того чтобы начать думать, мне понадобилась выволочка посерьезнее. Твоя подруга оказалась крайне талантлива по этой части. После ее ухода пришлось перебарывать себя, чтобы не пойти и не встать в угол.

Он улыбается, смакуя воспоминания, а я гадаю, поделился ли Роман особенностями вчерашнего знакомства с Норкой, и в какие краски будет окрашена эта новость для Артема, если Роман смолчал. Впрочем, что Артем, что Норка — оба стоят друг друга. А последняя к тому же ошиблась в предсказаниях — видимо, в разговоре с Артемом она действительно превзошла сама себя. Этот неожиданный успех еще долго будет мне аукаться.

Я изучаю улицу, на голубое небо наплывает шеренга облаков. Пауза затягивается. Откашлявшись, говорю в сторону:

— Спасибо за откровенность и за своеобразное извинение, будем считать, что я его принимаю. А теперь ты бы дал мне работать дальше, а сам пошел разбираться со своими проблемами, раз уж наконец уверовал, в каком дерьме оказался.

Поворачиваю голову, и мы пересекаемся взглядами. Я неправа. Сквозь бодрость и нарочитую беспечность Артема проступает утомленность и напряжение. Его глаза давят тяжелым бархатом, и я увиливаю от них, снова отворачиваясь к облакам. Что сегодня по прогнозу? Утром была давящая духота. Я присматриваюсь, белые пуховые тела кое-где обезображены сизыми пятнами. Никак к вечеру будет дождь. Может, это и хорошо. Иногда то, что ненавидишь, вдруг оказывается гораздо желаннее приторных предпочтений. Да, пусть пойдет ливень. Может быть, я наконец сумею посмотреть на него другими глазами и научусь прощать.

— Конечно, — говорит Артем, но не двигается с места. — Напоследок задам один вопрос?

Я, все также смотря во окно, киваю.

— До Шэнли правда пытался тебя изнасиловать?

Я дергаю головой и возвращаюсь к его лицу. Весь бархат ссыпается неопрятной бахромой.

— Эту тему с тобой я не буду обсуждать, только не после того…

— Я тебе верю.

— … как ты унизил меня клеймом жертвы. И… и твоя вера мне не нужна.

Я припечатываю словом и для большей доходчивости встаю из-за стола. Опираясь на ладони, приближаю лицо к Артему.

— Уходи.

— Ты была жертвой, — монотонно говорит он. — Но не такой, про которую говорил я. Ты не играла.

— Да нет. Играла. Мне хотелось твоей жалости, чтобы ты избавил меня от общения с директором До. Но не вышло, и тогда я последовала твоему совету и выросла над собой. Теперь он мне неприятен, но не более того. Ты, например, тоже неприятен, хотя не пытался меня изнасиловать, просто трахнул, хотя и пожалел об этом. Но это уже твоя проблема!

Артем хватает меня за руку, свирепо вытягивает из-за стола и притягивает к себе. Я толкаю его в грудь, но он держит крепко, вжимая в себя так, что невозможно дыхнуть. Сердце под рубашкой, в которую втиснуто мое ухо, гулко и быстро стучит.

— Мы накопили много обид, — доносится в макушку. — С ними тоже придется что-то делать.

Я затихаю и соплю мелко и часто, вместе с крохами воздуха насыщая легкие запахами разгоряченной кожи и парфюма. Как глупо, отстраненно думаю я, на ткани останутся пятна от макияжа — черные, бежевые, розовые. Придется ему после этого жеста умиления идти застирывать рубашку.

— У меня тоже есть вопрос, — смятыми губами невнятно говорю я.

— Говори, — разрешает Артем, но хватки не ослабляет.

— Ты причастен к этому? К тому, что он хотел сделать?

Объятия распускаются, и я, отпрянув, наконец наполняю легкие воздухом. Ну точно, на серо-голубой ткани глухие цветные разводы.

— Как я могу быть к этому причастен?

Недоумение в голосе Артема подбадривает меня, но я не обольщаюсь.

— Им обещали девочек. Кто-то, с кем они общались. А общались они по большей части с тобой.

Я внимательно смотрю, как меняется выражение его лица, но на нем лишь рассеянность и непонимание, о чем я толкую.

— Со мной, с Денисом, финансовый директор тоже им писал. Электронные почты и соцсети были у всего руководства. И все говорят на английском. Но я ни разу не слышал о том, чтобы кто-то им обещал девочек.

Я поджимаю губы и смотрю исподлобья. Артем тоже замолкает.

— Лиза… по-твоему, я тебя… им…?

— Да, по-моему! — повышая голос, говорю я. — Потому что ты бредил своим проектом. И знакомы мы были всего ничего. Откуда вообще я, вчерашняя студентка, знала, что у тебя в голове? И что тебе важней!

— Поэтому ты сбежала? — продолжает допытываться Артем с видом человека, открывшего четвертое измерение.

Я неопределенно машу рукой и лезу вглубь сумки, чтобы найти пудреницу с зеркалом. Мне легко. Мысли текут прохладными потоками, не натыкаясь на подводные камни тяжких дум. Я готова беспокоиться только о том, что после столь необдуманных объятий придется замывать не только Артемову рубашку.

— Поэтому, не поэтому, какая разница уже. Это. Произошло. Давно. Гораздо важнее, что ты измазал рубашку, — ворчу я. И, рассмотрев темные лучики под глазом, шиплю: — И макияж размазался. Черт. Это вот наше с тобой настоящее. Сейчас надо думать, как тебя выпроводить чистым. Может, попробуем салфеткой? У меня где-то были влажные.

Но Артем смотрит с протяжным прищуром и тянет меня за локоть.

— Если ты так волнуешься о настоящим, то предлагаю ставку повыше, чем грязная рубашка.

Он целует внезапно и торопливо, обхватив затылок, чтобы я даже не помыслила попробовать отстраниться. С движениями его языка в мой рот переливается лава нетерпения, течет по горлу вниз, раскаляя нутро дразнящей щекоткой желания. Я, так и не успев положить пудреницу, оглаживаю кулаком спину, выпирающие лопатки. Пудреница выскальзывает из руки и с грохотом разбивается о пол. К черту ее, только бы Венера не додумалась прийти проверить, что за шум. Я сминаю ткань рубашки, а потом, выпростав полы, подбираюсь к коже. Она горит, пылает, покалывая жаром пальцы. Я отвечаю на поцелуй, который становится все более властным, требовательным и голодным. Артем быстро спрыгивает со стола и, не отрываясь ото рта, сажает меня на край. Бедро втирается между колен, ноги разъезжаются.

— Здесь не место, — захлебываясь в поцелуе, хриплю я.

На краю сознания вспыхивает слабая искра благоразумия и гаснет, не в силах противостоять исступленным действиям мужчины.

— Место, — отрезает Артем тяжелым незнакомым голосом.

Рука забирается под юбку, проходясь по обнаженным ногам, и дальше. Охнув, я падаю назад, ударяясь локтем о поверхность, но разве можно думать о таких мелочах, когда надо мной нависает исчерканное исступленной эйфорией лицо, когда пальцы танцуют внутри тела, и им вторит язык в глубине рта, когда два тела требуют насыщения, и получают его, пронзительное, знакомое, неминуемое.

24.

— Получается, он точил зуб на тебя, а мне отводилась роль награды. Хотя за награду же не платят денег. Знаешь, во сколько он меня оценил?

— Думаю, дорого, — рассеяно говорит Артем, бегая пальцами по экрану телефона.

Тап-тап-тап.

— Ты не романтик.

— Что романтичного в том, что он предложил тебе стать его любовницей?

— Твоя реакция, конечно. Если я не слишком спешу.

Он отрывается на мгновение и осеняет меня бодрой улыбкой.

— Семь лет нагонять, так что не сдерживайся.

— Ах, как мило, — я строю глуповато-восторженную рожицу и снова притягиваю меню. Страшно хочется пить. — Я закажу холодный коктейль.

— В десятку? — спрашивает Артем и на мой непонимающий взгляд добавляет: — Он оценил тебя в десятку?

— Ну, наполовину угадал. Я очень, очень дорого стою, — веселюсь я, и Артем поддерживает меня коротким смешком, но основное его внимание по-прежнему в телефоне, куда я по его просьбе скинула все, что получила от китайского друга.

Едва мы оторвались друг от друга в кабинете, как в желудке взбунтовалась волна нестерпимого голода. Артем с влажным отблеском на лбу приводил в порядок дыхание и одежду. Влажные салфетки все же понадобились. Наскоро затерев пятна, я принялась за размазанный макияж, но, поорудовав салфеткой, скорее осталась совсем без него.

— Тебе так лучше, — подбодрил Артем. — Выглядишь той самой вчерашней студенткой. Эх, какие были времена!

За это он получил салфеточным комком, но как любой обессиленный страстью мужчина мгновенно стал миролюбивым и покладистым. Салфетка отправилась в корзину, а осуществивший бросок Артем с сытой улыбкой дозаправил рубашку в брюки и, оглядев кабинет с видом, будто только что вошел, предложил принести холодной воды. Такая была только в кулере, и, чтобы ее набрать, пришлось бы идти в общий зал, где сидели с десяток менеджеров. Чутье подсказывало, что появляться сейчас перед ними плохая идея, поэтому я непререкаемым тоном сообщила, что воду он получит в кафе, а к ней может попросить что-то посущественней.

Так мы, минуя пустое кресло Венеры (Господи, спасибо!), оказываемся на воздухе, под белесым небом с голубыми просветами. На горизонте меж высоток занимается темная синь. Недавний пот иссушивается, утренняя спрессованная духота замещается тонким ветерком.  К ни го ед . нет

Дорога до ближайшего кафе занимает несколько минут. Я всерьез раздумываю взять такси и быстро съездить домой освежиться. После таких маневров, как сегодня, продолжать работать, не встречаясь с душем, кажется непосильной задачей. Но сначала надо напоить нас водой. А лучше накормить обедом.

Мы располагаемся на летней веранде под соломенной крышей. Если закрыть глаза и уши, то можно почувствовать себя на поле в период сбора пшеницы. Эфемерные колосья колют шею, как раз там, куда недавно впивались губы Артема. В ожидании заказа перегибаюсь через утрированный плетеный заборчик, за которым расставлены ящики с яблоками, от них исходит горячий дух летнего сада. Это лето невообразимо настоящее. За долгое время я вдруг осознаю, что хочу утащить жизнь подальше отсюда, туда, где можно было бы врасти в раскаленный песок и бесконечно слушать плеск волн.

Мне приносят ледяной свекольник, а Артему три бутылки негазированной воды и салат. На какое-то время мы отдаемся еде с не меньшей страстью, чем недавно друг к другу.

Потом я потягиваю через трубочку фруктовую взвесь с льдистым крошевом и задумчиво посматриваю то на часы, то на Артема, работающего в телефоне. На его сосредоточенное лицо неосознанно проливается свет умиротворения, как у человека, который наконец добрался до точки, к которой долго шел. Мускулы подрагивают, то и дело затемняясь подпалинами напряжения. Ветерок клубится в макушке, играя темными прядями, и, несмотря на температуру, кожа от его прикосновения идет мурашками. Артем поднимает на меня освобожденные глаза с толикой вины в глубине, будто прося дать ему еще каплю времени.

Я даю. Еще чуть-чуть можно посидеть вот так — в горячей иллюзии того, что мы немного вместе.

— Я бы заскочила перед возвращением домой, — шелково замечаю я.

— Минуту, — бормочет Артем, не вдаваясь в смысл слов. — Я отвезу. Еще немного, ладно?

— Латаешь дыры?

— Типа того, — рассеянно осклабившись, кивает он.

— Я вот думаю, где ты ему все-таки насолил. Тебе не интересно?

— Интересно, если дело в нем.

— А в ком еще?

Артем не отвечает, вместо этого тянется к запотевшему стакану и утягивает коктейль. Трубочка, которую я успела прикусить, остается торчать изо рта.

— Эй…

В два больших глотка опустошив бокал до дна, широким жестом придвигает пустого страдальца обратно.

— У тебя все равно нет времени цедить его. Проедемся в аэропорт?

Я недовольно закидываю трубочку в пустой бокал.

— Какой аэропорт? У меня рабочий день. Быстро домой переодеться и обратно в офис.

— На переодевание я так и быть соглашусь, но в остальном извини, — быстро говорит Артем. — Я предупреждал секретаря, что могу тебя забрать на объект. Если ты мне продашь свою систему, то претензий к тебе не будет. Вернешься завтра победительницей.

Налет миролюбия в миг испаряется в раскате возмущения. Я уже напобеждала себе всего, что мне надо.

— Артем, я не занимаюсь продажами. И больше не имею отношения к твоим делам. Что за свинство вообще решать за меня после того, как я полторы недели на тебя батрачила, забросив работу?

Я порывисто поднимаюсь и выхожу из-под веранды. Артем, чертыхнувшись, бросает на стол несколько купюр и припускает за мной. Вальяжно засунув руки в карманы, он подстраивается под мой шаг, плечи едва не задевают друг друга.

— Я думал, мы начали с нового листа.

— По-твоему, получасовой секс на рабочем столе дают тебе карт-бланш на меня? У тебя что, совсем атрофировалось понятие порядочности?

— Если бы я был порядочным, мы бы до сих пор сидели пили чай у тебя в кабинете, — мягко замечает Артем.

— Вообще хорошая идея. Тебе не помешает выпить пару чашек «Сбора номер три».

Он хватает меня за локоть и резко останавливает.

— До Шэнли улетает сегодня. Я хочу встретиться с ним. Поговорить. Выяснить. Может быть, и то, где я ему насолил. И прошу тебя поехать со мной. Вместе. С твоей работой мы разберемся.

Я злобно соплю, глядя на озаренное мольбой лицо. Нас огибают люди. Некоторые с любопытством присматриваются. Выпрастываю руку. Ох уж эти мужские уловки, подкупающими всякими «мы» и «вместе». Поджимаю губы и коротко, с чуждой этому дню прохладцей говорю:

— Сначала душ и переодеться. Потом в твой аэропорт.

Вместе.

Припарковавшись на стоянке в «Шереметьево», Артем споро хватает меня за руку и тащит за собой. Небо за спиной покрывается тяжелым сумраком и выпускает далекие предупредительные раскаты. Я семеню, едва успевая за гигантскими шагами, — юбку я сменила на светлые брюки, но опрометчиво надела туфли на каблуке.

Нас проверяют после прохода через рамку, где, стоя в позе звезды, я перетерпливаю горячие руки, похлопывающие по бокам тонкой блузы. Артем подхватывает мою сумку, руку, и мы бежим по бесконечному переливающемуся светом плато аэропорта.

— Он не знает, что я здесь, — замечает Артем и перехватывает руку покрепче. — После подписания мы не общались.

Я шумно дышу. Быстро бежать неудобно.

— Тогда как ты… узнал, что он улетает сегодня?

— Написал ему. У нас были договоренности. Он сводит меня с заводом, а после заключения контракта улетает в отпуск к брату, который занимается чаем. Это ничего тебе не говорит?

Мне, конечно, говорит. И как бы ни была горька правда, мне приятно, что мое мнение к ней все ближе.

— Кстати, отвечал он весьма дружелюбно. Скорее всего он не в курсе твоих проделок. Ты точно готова с ним встретиться?

— Почему ты… постеснялся спросить меня об этом… перед поездкой?

— Я в последнее время как-то плохо переношу твое «нет». Надежнее было сначала затащить тебя сюда.

— То есть… эгоизм нам по-прежнему… не чужд.

Артем сбавляет шаг, замечая, как я запыхалась.

— Я далеко не сказочный принц, Лиза, — с сожалением говорит он, не поворачивая головы. — И все мои недостатки по-прежнему со мной.

Кому, как не мне это знать, думаю я.

Пройдя мимо нескольких группок стоек регистрации, мы добираемся до изогнутой гусеницы, состоящей из темноволосых голов с характерными стрижками.

Артем останавливается и напряженно всматривается в толпу.

— Вон он.

Он сильнее сжимает мою руку. В другой руке появляется телефон, который он тут же прикладывает к уху. Я пытаюсь разглядеть знакомое лицо, но тщетно.

Артем на китайском говорит, что приехал проводить и просит подойти. Спустя несколько секунд До Шэнли с небольшим чемоданом, следующим за ним по пятам, материализуется из трепещущей говорливой массы.

На его лице нет удивления, но кожа на лбу заостряется глубокими складками морщин, когда он видит нас рядом.

Потом его взгляд переносится на меня и полирует сверху до низу.

— Очень неожиданно, Ли-са, что ты приехала. Тоже решила меня проводить? Очень приятно. Я так и думал, что ты все равно захочешь меня увидеть.

Артем кладет ладонь мне на плечо, но До Шэнли на жест не реагирует.

— Она приехала со мной. Проводить вас решил я.

— Спасибо, Аэртему. Что ж, мы все хорошо поработали, и теперь дорога у тебя открыта. Надеюсь, у тебя все получится.

— Так и будет директор До, несмотря на то, какие усилия вы к этому приложили.

До Шэнли неожиданно смеется, его глаза играют на мне только ему понятную мелодию. По спине бежит холодок.

— Ты хотел моего согласия, ты его получил. Можешь не верить, но особого желания ставить тебе подножки у меня не было. Это дело «Кайсан».

До Шэнли решил играть в открытую.

— «Кайсан»? А вам тогда что за выгода?

— Ли-са знает, хоть ответ ей и не нравится, — уголком рта улыбается директор, по-прежнему глядя на меня. — Но у меня много терпения. Я просто еще подожду.

— Знайте свой предел, директор До, — невозмутимо говорю я.

— Я знаю, Ли-са, и твой тоже.

Я сжимаю челюсть — он непрошибаем.

— Ты очень хотел оседлать хаос, Аэртему. Теперь у тебя нет другого пути.

— Мы говорили о другом. То, что сделали вы, это мошенничество.

— Докажи, — пожимает плечами директор.

— У меня есть видеоподтверждение, что вы использовали данные другого завода. Это подлог, — снова подаю я голос.

— А, может, и не подлог. В Китае все так быстро меняется. Пока ты подашь иск через международные инстанции и получишь необходимые разрешения, пока китайская полиция хоть как-то отреагирует, все появится. Но вряд ли кто-то займется твоим делом, ведь все, что у тебя есть, это подозрения. Я говорил, «Кайсан» — крупная компания. У нее много связей. И в России, и в Китае. Мой совет тебе, Аэртему, не тягайся с ними. Начни заново, только поумерь пыл. Это совет старого человека, который уважает тебя.

— Значит, вы сделали им такой прощальный подарок за то, что они вас выгнали?

До Шэнли подмигивает:

— Они не увольняли меня. Слух об этом был запущен специально для тебя. Мы сразу знали, что «Эссенсес» принадлежит тебе, как бы ты прятался. И знали о планах запустить завод в России. С твоим характером и амбициями — это был вопрос времени. И тогда мы подумали, что, если я выйду из игры, ты неупустишь возможность привлечь меня в команду. Хороший был план. А я хорошо его реализовал. Ты действовал именно так, как было задумано.

Пальцы впиваются мне в плечо. Больно. Только бы не поморщиться.

— Откуда вы так хорошо знали мой характер, директор До? — с хрипотцой спрашивает Артем.

Но директор До не отвечает. Это уже не его поле игры.

— Потому что его знает Денис, черт бы его побрал, Сергеевич, — говорю я.

Артем смотри непонимающе, но вместо объяснения я бросаю:

— Заканчивай с ним. Тут и так все ясно.

Я поворачиваюсь и отхожу. Хочется помассировать надавленные мышцы. Вслед мне летит:

— Надеюсь, когда мы встретимся в третий раз, у нас все получится.

Артем догоняет меня спустя полминуты и подхватывает под руку.

Некоторое время мы идем молча, каждый в своих мыслях.

— Что ты имела в виду? — наконец спрашивает Артем, когда мы выходим к парковке.

— Когда ты последний раз разговаривал с Ромой?

— Вчера. При чем тут он?

— Чаще надо общаться с сотрудниками, — раздраженно говорю я. — Вчера на посиделках, куда ты опрометчиво его отправил, мы вспомнили твоего Дениса, а сегодня он выяснил, что тот работает на «Кайсан». Надеюсь, теперь тебе яснее, как именно тебя поимели, кто конкретно, куда и сколько раз.

— Денис, — повторяет Артем, будто пробуя имя на вкус, и вдруг рассыпается смехом. На мой взгляд, немного истерическим, иначе, как объяснить это веселье. — Гм, неплохо… даже неожиданно. Только он не похож на человека, который может разработать подобную схему.

Ветер метет пыль по асфальту и все больше запутывает волосы. Я устало откидываю пряди и бросаю:

— Что там разрабатывать? Ты ведь сам к ним отдался, дитя современных технологий! Можешь теперь заснять ему видеотрансляцию, как ты будешь вылезать из кредитов и пытаться удержать на плаву свой будущий завод. Он оценит.

— Ты чего так кипятишься? Это ведь моя проблема.

— Ты меня в нее втянул. Тогда, недавно и вот сейчас снова. Моя интуиция кричит, что снова в ней по уши.

— Я вообще-то даже за, если ты меня поддержишь, и так успокоишь интуицию, но заставлять снова заниматься моими делами я не планирую.

— Я выгравирую эти слова на медальке и пришлю тебе в подарок. Повесишь в кабинете, пока он у тебя есть, — по инерции ворчу я, хоть от сказанных слов мне тепло.

— Лисенок…

Он цапает меня за многострадальное плечо и в какой за сегодня раз прижимает к себе. Мы застываем трепещущим столбиком среди машин.

— Мне приятно, что ты так обо мне переживаешь.

— Я переживаю за тонны ненужных теперь бумаг, которые я переводила, не щадя себя.

— Зато ты больше не угрожаешь красными карточками.

— Ты чертов манипулятор, — беззлобно огрызаюсь я, наконец окончательно смягчаясь. — Думаешь, все у тебя получится?

— Ты каждыми своим словом помогаешь в это верить.

Он нежно целует меня в нос и снова подхватывает за руку.

— Давай, что ли, навестим старого друга. Пусть не думает, что мы теперь не желаем его видеть.

Мнущиеся тучи накрывают небо. Где-то там, в них, почти дозрела гроза.

25.

Теплый дождь барабанит по капоту и лобовому, заливая так, что даже учащенно работающие дворники не справляются с лавиной воды.

Гроза застает нас на МКАДе, сразу после съезда с Ленинградки. Мы встаем в пробку и вяло тянемся в потоке.

Полузакрыв глаза, я рассматриваю, как искаженный каплями мир за стеклом вбирает десятки серо-черных тонов. Левая рука крепко сцеплена с рукой Артема.

— Похоже, у него действительно какая-то мания к тебе, — замечает Артем.

— Похоже, — эхом откликаюсь я.

— Я не замечал.

— Это было вне твоих интересов.

— Мне еще долго чистить совесть.

Я могу преподать не один урок по этому предмету. С домашними заданиями и контрольными по всем событиям, на которых есть хоть одно пятнышко. А потом, когда дело будет сделано, и Артем выметет последние соринки, я надену на него нимб абсолютной чистоты и с удовольствием пристрелю. Иначе как жить с ним дальше.

Я качаю головой, но отговорить от этого пропащего дела не успеваю.

Мне приходит сообщение.

«Все в порядке? Артем что-то пропал и не отвечает».

— Это Роман, — говорю я. — Переживает, что я могла с тобой что-то сделать.

— А не наоборот?

— Судя по тому, как он пишет, «не наоборот».

— Напиши ему, что ты нашла мне применение, и пока я не могу ответить.

Я хмыкаю:

— Если он просто твой помощник, то я бы избегала таких двусмысленностей.

— Он не просто помощник, — просто говорит Артем. — Роман — мой партнер и директор «Эссенсес». Просто иногда он держится в тени, иногда я. На определенных этапах нам это важно.

— Ты пугал меня, что уволишь его, если я заведу с ним шашни, — тонко колю я.

— Роману были очерчены четкие границы, которые не следует переступать. Он должен был сделать твое пребывание у нас приятным и дать понять, что ты не одна. Не смотри так. Ты ему нравилась, но ему нравятся все симпатичные и харизматичные девушки. Никаких шашней вы бы априори не завели.

— Значит, ты решился на партнера. Я думала, что ты одиночка.

— Ты многое обо мне думала неверно, как и я о тебе.

Я пишу Роману, что с его партнером все в порядке. И встречаться нам нужды больше нет. Роман отвечает смайликом, отдающим воинское приветствие.

Следом, будто чувствуя, что про нее забыли, появляется Норка.

«Ты с ним?»

Я раздумываю, что ответить. Подмывает, конечно, написать, что да, с ним. Но кого она имеет в виду. Романа или Артема? Должна подразумевать Романа. Но ведь это Норка…кто знает, что у нее на уме. Пишу: «Я с Артемом».

«Я его и имела в виду».

За сообщением следует фотография. Норка и Роман, прислонившись головами смотрят прямо на меня.

— Что это?!

— Встреча директора «Эссенсес» и пиар-менеджера «Территорий», — как можно небрежнее говорю я. — Ты не собираешься часом в какой-нибудь экстремальный тур?

— Уже с головой в нем. Куда экстремальней. Откуда они знакомы?

Я вздыхаю — если бы только знакомы.

— Ты вчера отправил Аню ко мне с пакетом еды и бутылкой шампанского, а потом в это же место послал Романа. Как думаешь, откуда они знакомы?

— Аня ушла в обед. А Роман доехал до тебя в начале восьмого.

— Господи, тебе еще познавать и познавать женщин, — фыркаю я.

— Ну-ка покажи еще раз фото.

— Да, ты все правильно понял, — говорю я, пряча телефон в карман. — В случае с Аней у Романа не было четких инструкций, хотя если бы и были, ей было бы наплевать. Там заискрило с первой секунды. Мы не знали, куда деться.

— Мы?

— Мы с Иринкой.

— С той самой воинственной Иринкой? Она хорошо по мне прошлась? То-то я думаю, что это уши у меня горели весь вечер.

— Ты сам запалил костер. Спасибо скажи, что Роман поспособствовал его затуханию.

— Поспособствовал. И одновременно запалил собственный.

— Аня его не обидит. К тому же сам говорил, Роман не лыком шит.

— Как хорошо ты все запоминаешь.

— Мы это выяснили еще на мосту.

Артем улыбается.

— Да, незабываемый вечер откровений с ароматом чеснока.

— И с массажным допингом.

Улыбка становится хмурой.

— Она рассказала.

— Ты ее так ошарашил этим, что она не смогла держать это в себе.

— Это был акт отчаяния.

Защищайся, не защищайся — дело сделано.

— Который перерос в акт оправдания?

— Нет. Мне кажется, если я бы не пришел к тебе тогда ночью, то сошел бы с ума.

— Не говори глупостей. Ты бы просто пострадал денек от похмелья. А потом все стало бы как прежде.

Артем не отвечает. Поворачиваем в молчании. Раз. Другой.

— Ты кажется хвалилась недавно своей интуицией? — спрашивает вдруг он севшим голосом. — Почему она не работает в отношении меня?

— Еще как работает. Скажи, где я была не права?

Он не отрывает глаза от дороги. Мы еле едем. Он должен сейчас повернуться. Но нет. Мне достается лишь его профиль.

— Что она говорит про мое отношение к тебе? — не размыкая губ, продолжает допытываться Артем.

Я теряюсь. Но потом беру себя в руки.

— Что ты не можешь забыть меня. Что я важна для тебя. Что ты бежишь от своих мыслей. Может, я даже тебе снюсь в кошмарах.

— Не совсем в кошмарах, но ладно, продолжай.

— Тём, ты серьезно спрашиваешь или ломаешь комедию?

— Я серьезно, — отвечает он так, что не остается ни малейшего сомнения.

Да, все серьезно. Мне страшно? Немного. Стоя на пороге, за которым непроглядная тьма, всегда страшно. Но если из темноты выныривает вдруг крепкая рука и предлагает схватиться за нее, страх отступает. Всегда.

— Тебе от меня не отвертеться, как бы ты ни хотел, — так же серьезно, как и он только что, говорю я. — Как бы ни бесился. Вот такое у тебя ко мне отношение.

— Ты специально избегаешь самого важного?

Я закрываю на миг глаза. Он повышает ставки. До предела. Рука не просто тянется ко мне. Она сама хватает мою руку. Остается только следовать за ней. За ним. За Артемом.

— Не избегаю…

— Я люблю тебя. Ты меня любишь?

Я сглатываю.

— Вот так просто?

— Дай мне немного времени разобраться со всем этим дерьмом, будет и посложнее. Так что скажешь?

В темноте, оказывается, тоже можно видеть, когда глаза к ней привыкают.

— Люблю, — сипло говорю я.

— Как-то тихо. Не очень любишь, наверное, да?

Артем наконец поворачивается. Если бы сейчас были сумерки, его бы глаза сияли двумя маленьким солнцами. Но сейчас просто пасмурно. Для меня они все равно сияют. Только этот свет не для всех.

— Горин, люблю. Иначе сидела бы я тут с тобой и разъезжала по аэропортам.

— Любые побеги впредь будут жестко пресекаться, слышишь?

— Я никаких клятв не давала. А будешь задаваться, у меня есть, кого на тебя спустить.

Нас отпускает. Слова вырываются легкие, как облачка. Мы оба парим в нежности, пока мир вне нас тонет в дожде.

— Даже не знаю, кого мне бояться больше — подружки-амазонки или подружки-дьяволицы.

— Чаще всего они работают в паре. Так что любые попытки манипулировать будут жестко пресекаться, слышишь?

— Слышу. Мы приехали.

Мы действительно приехали.

Дождь редкий. Неприятно клеймит голову и плечи. Мы идем по сочащейся влагой улице, по лужам, через мельчающие реки и ручейки.

В фойе бизнес-центра своя прохлада, хрусткая и неприятная. Искусственная.

Я бросаю взгляд на часы. Почти шесть. Присев в сторонке на диван, мы остаемся ждать.

«Денис трусоват, если я ему позвоню и попрошу спуститься, он останется ночевать в офисе», — говорит Артем, когда я предлагаю позвонить.

В начале седьмого из разъехавшихся створок лифта выходит Денис. За время, что не виделись, на лице появились складочки и модная борода. Радом с ним водитель, забравший меня из гостиницы. Владимир-утешитель.

Идут, мельком переговариваясь. Я сжимаю руку Артема. Он понятливо кивает. Сам же похож на принюхивающуюся гончую, которую вот-вот спустят с поводка. От его окаменевшего лица мне становится не по себе. Не надо так. Страх снова поднимает внутри меня голову. Но этот страх новый. Он за мужчину, который только что сумел признаться мне в любви. Я знаю, что время отговаривать ушло.

Проходят мимо. Артем пережидает, пока они покинут здание с несколькими скучающими охранниками.

Мы выходим следом и настигаем их на полпути к парковке. Артем зовет Дениса по имени. Тот удивленно оглядывается.

Не ожидал.

Его рот округляется, но тут же схлопывается. Лицо, усталое, но спокойное меняется на брезгливо-злое, когда он замечает меня.

— Слабак, — выплевывает он.

— Ты так и знал, — заканчивает за него Артем. — А я вот даже не догадывался.

В глазах Дениса загорается настороженность. Он складывает нас и получает в сумме догадку, которая ему не по душе. Однако мы все равно в проигрыше. И сделать ничего не можем. Сонм эмоций легко считывается, он их и не прячет. Незачем. Тем более он не один.

— О, грустная незнакомка. В этот раз ты выглядишь гораздо лучше, — Владимир как ни в чем ни бывало тепло на меня смотрит.

— Чувствую себя тоже неплохо, — сухо говорю я. — Больше воспользоваться состоянием не получится.

— А больше и не надо, — широко улыбается он, прикуривая сигарету.

Гадко. И от его радушия, и от того, как я сама подставилась.

— Зачем ты ее в это втянул, Влад? — спрашивает Артем.

Тот жмет плечами.

— Да нет, никто ее не втягивал. Это была случайность, веришь? Небольшой комплимент девушке в беде, — отмахивается он, пуская дым. — Я просто оказался рядом.

— И твое нахождение в гостинице тоже случайность?

— Сам как думаешь?

— Сам я знаю, но хотелось бы послушать твою версию.

Владимир делает долгую затяжку и выпускает дымок.

— Нет, не знаешь ты ничего, — качает головой. — Догадки, может быть.

— Ну, так я узнаю.

Артем в два больших шага добирается до них, но за грудки хватает Дениса.

— Это ты ее им пообещал?!

Меня пронзает чувство опасности. И одновременно с ним чувство благодарности.

Спасибо. Спасибо, что из всех возможных вопросов ты выбрал именно этот.

Рот Дениса едет в сторону, глаза, как две щели. Ребро ладони бьет по запястью, но тщетно. Владимир перехватывает руку Артема.

— Отпусти его. Это сейчас точно не важно.

— Кому как, — отбрасывает замечание Артем и снова Денису: — Ты?!

— А если и я, то что, убьешь? — хрипло тянет Денис.

Играет в крутого, но сам исходит страхом.

— Почему бы и нет.

— Ну, так давай, Тём. Если не ссышь, — он захлебывается горловым смехом. — А если ссышь, то иди на хрен, Горин. На тот самый, что надолго застрял в твоей заднице. Нравится тебе? Я старался.

Он подмигивает, а Артем бьет.

Коротко. Быстро. Без особого размаха, но в полную силу. Нисколько не жалея ни кулак, ни лицо Дениса.

Что-то лопается, хрустит. Денис стонет, оседая на мокрый асфальт. Серые брюки тут же некрасиво темнеют. Сквозь пальцы, которыми он зажимает нос, сочится багровый ручеек.

— Артем!

— Твою ж мать, Горин!

— Отвали!

Артем даже не смотрит в сторону Влада. И зря. Тот впечатывает кулак Артему под дых и добавляет рубленым движением по шее.

Я осоловело смаргиваю этот шарж на драку и со всей силы отталкиваю Владимира от Артема. Тот сразу поднимает обе руки и отступает на пару шагов, как бы говоря: это была просто дисциплинарная мера. Сигарета, зажатая уголком рта, танцует.

— Как нос, Дэн?

— Хрен его знает. Сломан… — гундося, выстанывает Денис. — Заяву сейчас поедем писать. Тут камеры везде…

— Ты как? — тихо спрашиваю растирающего солнечное сплетение Артема.

Вместо ответ он кладет руку мне на плечо и слегка сжимает. Я достаю пачку салфеток и кидаю Денису.

— Не напишешь ты заяву, понял?

— Ты, что ли, помешаешь, тварь?

Он цапает пачку и прикладывает белый прямоугольник к носу. Кровь продолжает идти.

Я присаживаюсь рядом на корточки.

— У меня лучшая подружка работает в СМИ. Она очень болезненно восприняла то, что твои коллеги пытались меня изнасиловать. Пришлось ее успокаивать, понимаешь, Дэн? Сильно успокаивать. Пойдешь в полицию, а я пойду по всем каналам. Если семь лет назад люди были более терпимы к таким казусам, то сейчас время другое. После шухера с вами ни одна приличная компания не захочет иметь дел.

Он тяжело дышит и молчит. Осознает последствия. Сломанный нос не стоит подмоченной репутации компании. За это руководство не пожурит.

Владимир подает ему руку и помогает подняться. Как ни странно, Дениса он не защищает. Просто не дает ситуации повернуть в худшую сторону. Я тоже встаю.

— Мне похрен, до чего ты там достарался, — говорит Артем. — За то, что ты ее им попытался подложить, я еще с тобой только начал.

Денис хмыкает.

— В рыцаря решил поиграть? Вроде только вот сам ей не верил. Думаешь, я не знаю. Я все знаю про тебя и твои планы.

— Эту ошибку я тоже исправлю.

— Исправляй. Давай исправляй, Тём, — Денис нервно и невнятно смеется. Запрокидывает голову, чтобы остановить кровь. — Я вот уже сколько лет исправляю. Пока ты с этой в постели кувыркался да наполеоновские планы строил, я все пытался денег найти под все твои хотелки. Но что-то никак не срасталось, веришь? Хорошо летать в облаках и рисовать будущие прибыли, когда не ты обеспечиваешь все финансово.

— Ты что несешь? — в голосе Артема возникает рассеянность.

— То несу. Поступательно развивать не про тебя. Тебе надо было все и сразу. Поставить галочку, что ты сумел, и по хрену, смогу ли я вообще обеспечить твой проект в динамике. А я бы не сумел. Мои два и два давали в сумме три, как ни старайся. Но тебе было наплевать. У тебя был кейс и блистательное будущее к нему.

— Ты что из меня дебила-то делаешь, Дэн? С чего у нас денег-то не хватало? Там сметы все были считаны-пересчитаны. Все залоги продуманы. Аналитика томами лежала. Клиенты прикормлены. О чем ты сейчас говоришь?

— Когда ты можешь слышать, тогда и говорю. Мы не вытянули бы проект в том виде, что ты напридумывал.

Отводит глаза. Темнит. Судорожно меняет одну салфетку на другую, морщась от боли. Нос распухает на глазах.

— И как Лиза связана с этими проблемами?

— Эта? Никак не связана. Это личный каприз был. Никакого бизнеса. Из-за нее ты ничего и не слышал. Красовался все, какой ты молодец. А я ночи не спал.

Влага беспощадно оседает на лицах. Я, как сжатая пружина, боюсь отвести глаза от лица Артема. Брезгливость на нем замещается оскалом. Он понимает. Осознает. У него тоже есть пружина. И она на пределе. Боковым зрением вижу, как напрягся Влад.

— Дэн… так это ты продал проект «Кайсан»?

— Ну, продал. И что? Так мне стало выгоднее, — кивает Денис. — Мы же в первую очередь должны думать о прибыли, верно? «Кайсан» легко закрыла все издержки. В том числе, исковые требования от банков. Я ведь тебе ничего не должен был, верно? Зарплату выплатил. Исковое на переводчицу твою отдал.

— И тебе отрядили тоже, видимо, неплохо.

— Легко тоже не было. В «Кайсан» не сразу согласились на предложение. И китайцы мурыжили. Но Влад, слава Богу, подсобил. Уговорил всех. Ну, а я добавил маленькую награду.

Быстрый взгляд на меня.

— Ты был и инициатором? — едва слышно спрашивает Артем. — Не они… а ты…

— Я. И, знаешь, я не пожалел. Лучше работать на топовой должности в крупной компании, чем рвать жопу и не спать, боясь, что завтра все загнется и к тебе придут приставы.

— Ничего бы там не загнулось.

Я слышу боль в голосе Артема. Боль осознания. Боль разочарования, что так поздно… и уже ничего не исправить. Надо будет учиться жить с этим. И хоть тысячу раз скажи: «Ты не виноват». Душа не согласится. Не досмотрел. Упустил. Из-за меня, в том числе.

— Теперь ты в моей шкуре, Тём. Покажи, как ничего не должно загнуться. А любовница твоя тебе поможет. Вон как смотрит. Как волчица.

— Она и есть волчица. Умеет драть, будь здоров.

Улыбка стекает с губ Дениса. Но не из-за слов. Из-за голоса. Тембр Артема спокоен до мурашек. Так говорят те, кто вдруг все потерял, и теперь все равно.

Мы понимаем это одновременно с Владимиром. Бросаемся вперед, в пространство между ними, но он успевает первым.

Быстрый. Беспощадный. И фатальный.

Эпилог

Почти.

Это слово в последнее время проникло в нашу жизнь.

Артем почти успел пришибить бывшего начальника, даром, что у него было несколько секунд. Сотрясение мозга и подписка о невыезде, пока идет разбирательство. В пользу Артема то, что ему тоже досталось. На скуле от той встречи остался приличного размера синяк — Влад оттаскивал, как мог.

Когда адреналин сошел на нет, мы почти рассорились и-за случившегося — кому нужны такие подвиги, а потом почти помирились — невыносимо было не видеться, изнемогая в неизвестности, как он там. Но все же осадок от его опасной неразумности не давал вдохнуть полной грудью. Если бы он приложил Дениса чуть сильнее об асфальт. Меня каждый раз начинало потряхивать от мысли о последствиях. Тогда он оказался бы не лучше самого Дениса, бросившего все на произвол судьбы, ради сиюминутного личного. Хоть страха, хоть ярости.

Потом мы почти съехались, возможно, больше на нервной почве, ночуя попеременно друг у друга и крепко обнимаясь всю ночь, даже во сне. Артем шутил, что это ночная подзарядка друг от друга. Спорное утверждение. Часто такая подзарядка, наоборот, искрила, выдавая больше двухсот двадцати вольт. И тогда весь заряд спускался за считанные часы. А работу на следующий день никто не отменял.

И все же за несколько недель мы почти превратились в одно целое. Сложности всегда сближают тех, кто хочет быть вместе. Пусть даже вопреки собственному упрямству. Когда рядом — гораздо спокойнее.

— Почти приехали, — шепчет Артем, любовно поглаживая меня по голому колену.

— Ты сам-то готов? — также полушепотом спрашиваю я, любуясь на желтеющее пятно с фиолетовыми вкраплениями. — Будет много вопросов.

— Как будто я к ним не привык, — бодро улыбается он, но я вижу усталость в улыбке.

Сердце сжимается. Я тянусь пальцами к аккуратно подстриженному виску, нежно провожу по нему несколько раз, потом тянусь ниже, по щеке, линии челюсти, выпуклым мышцам, которые приходят в движение.

— Ты чего? Хочешь обратно домой? — с проявившейся хрипотцой напряженно спрашивает Артем. — Могу развернуться.

— Не надо. Просто сейчас ты мало что можешь сделать. А я могу много.

Он вздрагивает под прикосновениями. Тянется, как кот, под ласкающую руку.

Топорщу брови, ниже — подушечкой по спинке носа, палец ныряет в желобок над ртом, а потом проходится по мягкой коже губ. Артему щекотно: он сжимает губы в полоску. Мычит:

— Еще минута, и мы не доедем.

Я убираю руку под разочарованный выдох. Улыбаюсь, продолжая нежить взглядом.

Ощущение, что он иллюзия, еще сильно. В моих думах подобные исходы были запрещены. Как хорошо, что иногда нам посылается то, о чем мы не могли помыслить.

— Тём, — тихонечко тяну я. Он косится. — У нас все получится. Мы научимся смотреть друг на друга, не отводя глаз.

— Когда я их от тебя отводил? — хмурится он, не понимая смысла слов. — Только ради твоей безопасности, если.

Если… Я смеюсь. Сейчас можно. Вот так. Легко. Несмотря ни на что.

— И шипы я тоже буду прятать.

— О чем ты говоришь? — качает он головой. — Похоже на клятву.

— И в горе, и в радости, да, — подхватываю я. — И в упрямстве, и в непонимании. И в ссорах, и в сексе. И в днях, и в ночах. И в каждом мгновении, даже если будешь выводить меня из себя.

Артем жмет на тормоз посреди дороги. Машина сильно дергается и останавливается. Позади раздается протяжный недовольный гудок. Другой. Третий. Нас по инерции несет вперед, а потом назад, мягко впечатывая в подголовники.

— Ты чего…

Быстро включает аварийку. Хватает рукой за шею и притягивает к себе.

Гудки омывают нас. Цокает аварийка. Нас матерят с обеих сторон. Пусть.

Мы целуемся так долго, насколько хватает дыхания. И снова едем.

Нас ждут в ресторане на Пятницкой. В этот раз выбирала Норка. Ресторан по ее меркам. Дорогой, но уютный.

Артем ведет меня к столу, держа за руку. Шелковая юбка, проведшая две недели в химчистке, снова окутывает ноги приятной прохладой.

Мы последние.

За столом Иринка с вернувшимся Виленом. Расставание явно пошло им на пользу. Она воробышком подлезла ему под руку и молча сидит, наслаждаясь близостью. Он же похож на пленника, который, только получив долгожданную свободу, понял, что вечные оковы на руках милей любого свободного вдоха. На губах играет незатейливую мелодию обыденное счастье.

Миша смеется и распевается новой историей. Он один. Наверное, ему так даже лучше. Одиночество ему действительно к лицу.

— О, Лиза, — говорит он. — А я пишу свой первый сценарий. Прикинь? Ира предложила.

Иринка перехватывает мой взгляд и пожимает плечами. Почему бы и нет. Вдруг у него получится роман с какой-нибудь комедией по мотивам его жизненных коллизий.

Новые люди за столом тоже присутствуют.

Норка и Роман, как два оголенных провода, сидят впритирку. По их лицам видно, что они предпочли бы вообще не приходить. И каждый по своим причинам.

Роман, и так длинный, вытягивается в струнку и чуть виновато улыбается Артему, но тот благодушно кивает. Блаженство одного незримо завязывается с блаженством другого, уравнивая их. Сегодня они не партнеры, а просто мужчины, которые сопровождают своих женщин.

Норка благосклонно кивает Артему и подставляет щеку под поцелуй. Мне достается торжествующий взгляд. Она же говорила. И повторит еще не раз. Я готова ее слушать вечность. На то она и подруга.

Потом мир, не выходящий за пределы стола, приходит в волнение. Его заполняют расспросы, восклицания, разбирательства и много пожеланий.

Я смотрю на Артема. Он говорит, шутит и смеется. Я впитываю каждую его эмоцию, наслаждаюсь ей. Мне нравится это лицо, этот профиль с прямым носом и улыбающимся ртом. Нравится, как танцует кадык, когда Артем что-то рассказывает. Нравится, что больше не надо вспоминать и придумывать. Все рядом, все мое.

Докажи, что ты мой, прошу я мысленно. Повернись и посмотри на меня. Съешь меня за секунду глазами, как ты умеешь теперь это делать. Пожалуйста.

И Артем поворачивается.