военачальников, которые бы ясно сознавали всю важность поддержания порядка в тылу, видели бы непрерывную связь тыла и боевой линии и отчетливо представляли себе, что дух войск в значительной мере зависит от порядка в тылу, его жизни и настроения тыловых частей.
В тылу давно творилась явная вакханалия. Пожар в борделе во время наводнения! Многим известно, что тыл это — зло и зло неизбежное. Но от старшего начальника многое зависит — уменьшить вредные стороны тыла до минимума или дать им пышно расцвести и своим ядовитым запахом не только одурманить, но и отравить все прекрасное, героическое — боевое. Тыл как магнит, тянет к себе все трусливое, малодушное, темное, жадное до личной наживы и внешнего блеска.
Для кого война, а для кого — мать родна! Война — большие деньги, которые надо быстро освоить. Здесь, в тылу, кипит и несется беспорядочная, полная интриг и сплетен жизнь. Злостная спекуляция, тунеядство и выслуживание с "черных ходов" — обычные спутники тыловой жизни. Здесь царит неудержимая погоня и лихорадочная поспешность в короткий срок использовать всю сумму возможных благ и удовольствий. Тыл и не любит и боится фронта. Крепнет фронт — наглеет тыл, совершенно забывая фронт; последний приближается — тыл волнуется, трусливо мечется во все стороны и, возмущаясь, бранит вероломный фронт, не сумевший сохранить хрупкое благополучие тыла.
Тыл — царство темных героев с громадной местной популярностью и апломбом, но совершенно неизвестных на фронте. "Лучшие люди" — военные подрядчики, земские гусары и прочие водевильные персонажи. Развязно, самоуверенно, подчас открыто, они цинично критикуют действия фронта. Обычно это — щеголи, одетые с иголочки и обвешенные всеми принадлежностями боевого воинского отличия. Все они ведут беспечный и шикарный образ жизни, располагая неизвестно каким способом, добытыми огромными суммами денег. Они горды и на особом привилегированном положении, так как за каждым из них стоят "высокие покровителя" и потому они неуязвимы.
Чем дальше от фронта, чем глубже в тыл, тем резче меняется картина тыловой жизни, поражая своей беззаботностью, сытостью, пышностью и бесшабашным разгулом. Победа и неуспех воспринимаются здесь очень чутко, комментируются на все лады, рождая необоснованные слухи и сплетни и создавая нездоровую зараженную атмосферу. И каждый рядовой боец и офицер должен так или иначе вдыхать эту отравленную атмосферу. Первое представление о фронте у них зарождается, в сущности, уже в армейском районе, передвижение в котором, зачастую, совершается по шоссейным и грунтовым дорогам, иначе говоря, — по этапам. И, конечно, то, что они видят, слышат, та или иная жизнь здесь оставляет на них первое, а, следовательно и наиболее острое впечатление.
На основании практики и наблюдения тыла и фронта, я сделал обоснованный вывод, что между ними, помимо железнодорожных путей, шоссе и грунтовых дорог, помимо телеграфных, телефонных линий и других видов связи, — существует непрерывно духовное единение, есть тысячи невидимых, неуловимых нитей, делающих из двух, как будто бы противоположных частей, одно единое целое.
По моему глубокому убеждению, армия с неустроенным, недисциплинированным и дезорганизованным тылом, в смысле не только материальном, но и духовном, обречена на поражение, как бы ни были доблестны и самоотверженны ее боевые части. Войны может выиграть хорошая стратегия, но главным образом их выигрывает моральный дух!
Такая армия, быть может, одержит одну, даже несколько временных побед, но, в конечном результате, она обречена на неудачу. Ее заразит, разложит морально и материально ее же гниющий тыл.
Так вот, к началу ноября 1917 г., район нашей армии резко изменил свою примечательную внешность. Все рухнуло! Враг торжествовал! Солдаты, при первой возможности, бросали оружие и разбегались кто куда. Ничто уже не напоминало того прежнего образцового порядка, изучать который к нам неоднократно командировались офицеры генерального штаба из других армий. Везде, куда ни кинь взор, бродили праздные толпы неряшливых солдат, потерявших свой воинский облик и превратившихся в опасные банды хищных разбойников. Они быстро усвоили опьяняющие лозунги революции, осознали свою силу, и нагло, при каждом случае, демонстративно подчеркивали безнаказанность всех своих диких поступков.
И грянул гром! Начальство растерялось, словно дети малые. Вместе с тем все резче и резче сказывалось бессилие новой демократической власти. Некоторые старшие воинские чины, любители играть со спичками на складе ГСМ, начали поигрывать "в товарищи", подобострастно жали грязным солдатам руки, сопровождали свое приветствие угодливым поклоном, а иногда и снятием головного убора. В угоду озверевшей солдатской массе они украшали себя красными бантами, как символ восприятия революции. Но, потерявшие всякие берега солдаты это оценивали по-своему, и становились только еще наглее и самоувереннее.
Изредка,
