вагоном.
***
Сергей Луш, на работе Сам Сергеич, в молодости и в кругу Лошак, обожал женщин. Женщины его вырастили – мама и бабушка баловали своего мальчика изо всех сил. В школе девчонки с легкостью позволяли списать домашку, он улыбался и таскал им портфели. В юности Лошак окончательно превратился в дамского угодника. Девушки в его обществе неизбежно таяли и оставляли мокрые лужицы. Сергей находил собеседниц в кафе, в спортзале, в парках и автобусах. Но больше всего он любил знакомиться в метро. Ну а что? В окна смотреть не на что, можно рассматривать попутчиц, выбирать самую неприступную на вид и приступать. И Лошак приступал. Смотрел, словно вспоминал, где же видел эту девушку. Быстро отводил взгляд, когда ловил встречный. Потом «смелел» и начинал смотреть прямо в глаза. Включал свою очаровательную улыбку и деликатно приближался к фаворитке. Подбирал слова, жесты и манеры. Он подыскивал ключик. В связке, так сказать, отмычек, у Сергея было сотни полторы вариаций.
Повзрослевший Лошак сообразил, что взаимное обожание с женским полом – это то, что нужно. И, на волне всеобщего предпринимательского порыва, открыл женский уходовый салон. Он сам придумал такую формулировку, чем страшно гордился. «Ухаживать за женщинами сплошное удовольствие, почему не сделать это делом моей жизни? И ведь ухаживать за ухоженной женщиной приятно вдвойне!», говорил он. Коллектив был, конечно, женский. «Смотри, Сам Сергеич идет!», – шептались они. Женщины в его обществе расцветали, а в салоне превращались в истинных леди. Бизнес шел в гору.
В свои «кругленькие» 55 Сам Сергеич вышел из офиса с улыбкой и пакетом подарков. Посмотрел на свою «тойоту» задумчиво, пошевелил желтые листья ногой и вдруг расхотел ехать на машине. Прогулялся до метро, спустился на «Лубянку» и сел в поезд. Напротив сидело трое: пухленькая блондинка лет сорока, старик и девушка лет семнадцати.
«А миленькая! Как знал!», – подумал Сергей и принялся смотреть на блондинку. Та смотрела на экран телефона. Спустя пару станций блондинка встала и, не заметив своего воздыхателя, вышла из вагона. Сергей опешил: «Это что я? Растерял хватку?». Целый прогон он не мог прийти в себя. Но, сделав простой вывод: «Не может быть! Это сбой!», он принялся шарить глазами по заходящим пассажирам. «Гляди-ка! Какая!», – взгляд его наткнулся на ухоженную женщину, и заскользил снизу вверх. Крокодиловые туфли застенчиво открывали тонкие щиколотки. Шоколадное пальто, свободно расстегнувшись, показывало миру безупречный брючный костюм цвета крем-брюле. Аккуратно уложенные русые волосы чуть отливали серебром, обрамляя тонкую шею.
Женщина стояла, гордо выпрямив спину, ни на кого не глядя.
Сергей решил зайти с козырей и обнажил самую обаятельную свою улыбку.
***
У Ивана Степановича был важный день. Он возвращался из центра города, где купил цветы и шампанское. Три красные розы в цветочном на Чистых прудах, как пятьдесят лет тому назад. На первом этаже его собственного дома по иронии судьбы открыли магазин цветов, но Иван Степанович не нарушал свои традиции. Он встал утром, зачесал ото лба назад богатую каштановую волну. Тем же гребнем без одного зуба разгладил сплошь белую бороду по груди. Включил радио, с серьезным лицом выслушал новости и арию из оперы «Князь Игорь». Достал из шкафа серый костюм в полоску. Стрелки на брюках все еще – обрежешься. Раньше, конечно, на совесть делали. Оделся, поправил галстук и вышел из дома.
Маршрут Иван Степанович мог бы пройти с закрытыми глазами, если бы не треклятые самокаты и эти, уткнутые в телефон. Вот уж кто как слепые котята. Он-то ходил здесь еще в 70-е, когда посвободнее было. А теперь снуют и снуют. Тогда он надевал такой же костюм, ехал на автобусе и метро на работу, а вечером покупал розы. Всегда красные, высокие, но не громоздкие. И «Советское», конечно. Ничего не надо было больше. Иван Степанович бережно нес свои покупки – он поднимал над головой цветы, чтобы их не примяли, и боком штурмовал вагон на станции «Кировская». Выныривал из вагона на своей, отряхивался, как мокрый пес, и, снова красивый, отправлялся к своей Ясноглазой. Супруга встречала его, как после долгой разлуки. Светила на него голубыми глазами, улыбалась так, что Иван рассыпался на тысячу крошечных сияющих Ванек. Он, своими серыми так не умел, конечно. Только восхищался:
– Ну что за время, Ясная моя!
– Лучшее время, чтобы обнять тебя, – супруга смеялась и обхватывала его тонкими
ручками.
Прикрыв дверь коммуналки, она тянула его за собой. За маленьким заставленным столом на тесной кухоньке они встречали первую годовщину их знакомства. Отмечали вдвоем, тихо, почти молча. Только ухнуло шампанское, их бокалы встретились, и голубоватое сияние глаз захлестнуло Ивана теплой волной.
Иван Степанович ехал в поезде, уткнувшись взглядом в свою седую бороду. Перед родной «Красносельской» он поднял голову и засобирался к выходу.
***
Панкратов, Тришкин и Абышев – «трое из ларца», как звали их в школе, возвращались с
