экскурсии вместе со своими одноклассниками. Они смотрели новую экспозицию в Пушкинском музее. Ну как смотрели. Тришкин, конечно, смотрел, только в окно. Беззастенчиво зевая во весь рот. В этот рот и попал бумажный шарик, метко запущенный Панкратовым. Пока Тришкин пытался откашляться, одновременно решая, куда бы пнуть Панкратова, Абышев соорудил на голове статуи подобие рогов из пальцев и представлял ее всем проходящим как Панкратия Тришкина. Проходящие знакомились с Панкратием и восхищались его прической, по неграмотности не понимая, что это рога. Панкратов и Тришкин обступили его с двух сторон, заставив спешно прервать инсталляцию и ретироваться. Спустя три часа экскурсии подростков отправили домой.
Они высыпали на своей станции из вагона метро, и Тришкин, издав клич индейца Чероки, выхватил портфель Панкратова и запустил его по платформе. Портфель оказался отличным снарядом. Масса несла его вперед, пока не встретилось препятствие – крокодиловые туфли. Крокодиловые туфли тоже незамедлительно поехали.
***
Ровно в 18:40 10 октября Кира грациозно взмахнула руками, падая на край платформы «Красносельская». Сергей Сергеевич Луш не сразу понял, что произошло, и выпустил локоть своей спутницы. Она, теряя грацию и изящество, издала такой визг, что Сам Сергеич почувствовал вибрацию своих барабанных перепонок. Сзади раздался звук, смахивающий на выстрел, Сергей подтянул Киру к себе, укрывая своим телом: «Тихо, милая, тихо…».
Ровно в 18:40 Иван Степанович вздрогнул от женского крика и выпустил из рук бутылку шампанского, которая грохнула так, что окружающие вжали головы в плечи.
Ровно в 18:40 Евгения Петровна Трефилова метнулась в сторону происшествия и спустя минуту возникла в центре событий.
Внушительная дама в пальто, в полах которого путалась мелкая второклассница, Евгения Петровна провозгласила, что она врач и готова оказать помощь. Потрясла за плечо старика, но тот уже оправился и нежно прижимал к себе розы: «Уберёг!». Обернулась к Кире – она уже зарылась в плечо Сам Сергеича и не желала отрываться. Сам Сергеич гладил ее по волосам и втихаря сиял.
Евгения Петровна бросила взгляд на последнего претендента на помощь. Рядом сидел бледный молодой человек, уставясь в одну точку.
– Вы в порядке?
Ровно в 18:40 Антон понял, что сегодня необычный день.
Он приходил на станцию несколько раз в неделю, сидел, бывало, по полдня, впитывая жизнь. Дома не было ничего. Тут было всё. Встречи и расставания, трагедии и рутина, звонкий хохот и тихие всхлипывания.
Взять того же Тришкина. Он как-то шел с девочкой из кино и цитировал слова поэта о весне. Красиво! Но если он появлялся в числе знаменитой троицы, то имя ему было – Соловей Разбойник, не иначе.
Или Кира. Ее духи ни с чем не спутаешь. От вагона отходит быстро, зато потом восстанавливает статус – идет степенно, каблуками стучит. Красивая, видно. И всегда одна.
А вот Иван Степанович – оплот стабильности. От него веет уютом, надежностью и старым шкафом. Спрашивать у него время – особое удовольствие. Жива ли его Ясноглазая?
Евгению Петровну Антон слегка побаивался. Ее громогласный голос разносился по платформе, заполняя пространство и заставляя выпрямить спину.
Когда прозвучал визг, полный ужаса, Антон сразу понял, кто это. Хлопок прозвучал совсем близко, и запах игристого наполнил его ноздри. Антон не успел испугаться и только навострил слух. Всхлипы и тяжелое дыхание смешались с суетой, кто-то бежал по лестнице.
– Тихо, милая, тихо…
– Я врач!
– Уберёг!
Антон тихо вздохнул и снова заулыбался.
– Вы в порядке?
– В полном.
Парень медленно поднялся со скамьи, вытянул перед собой белую трость, сделал два шага вперед и сгреб Евгению Петровну вместе с внучкой в объятья. Евгения Петровна замерла.
– Который сейчас час? – вдруг спросил Антон.
– Без пятнадцати семь, – сдавленно прозвучало откуда-то сверху.
– Знаете, это лучшее время, чтобы обнять своих близких!
Антон отпустил руки и направился к выходу.
А Евгения Петровна еще долго стояла на платформе с гулко бьющимся сердцем и притихшей второклассницей рядом.