«Мне трудно выражать эмоции. Каждое утро я подхожу к зеркалу и тренируюсь перед тем как выйти на улицу. Мне интересны мышцы человеческого лица, и я завидую тем, кто может двигать ими неосознанно.
Когда я встречу друга, мне нужно будет ему улыбнуться и задействовать при этом большие скуловые мышцы вместе с круговыми мышцами рта. Если я увижу на улице мертвого голубя, я нахмурюсь и сморщусь с помощью щечных и круговых мышц лица. Если кто-то узнает о…» Голубые глаза вдруг оторвались от листа с ложащимися на него четкими буквенными значками и замерли, в мгновение став стеклянными. Голиаф Абатуров сидел на стуле в прихожей и записывал все, что приходило ему на ум в небольшую книжечку — дневник, что подарил ему один веселый однокурсник. Юноша был уже одет и обут, но почему-то именно сейчас ему вспомнился этот небольшой блокнот, и даже захотелось что-то в нем написать, но, видимо, то, что он написал, было совсем не тем, что обычно пишут в дневниках. Студент раздраженно выдохнул и утер вспотевший лоб ладонью, глядя на внутреннюю обложку книжечки, на которой было заботливо нацарапано: «Будешь записывать в этот блокнот все, что придет в голову! Раз ты такой закрытый, хоть с чем-то сможешь поделиться своими чувствами!».
Подумав немного, Голиаф быстро и несколько раз перечеркнул последнее предложение и написал что-то рядом, но вскоре остановился. Подумав еще, он вовсе вырвал страницу и, встав со стула, не снимая уличной обуви, прошел к мусорному ведру, выкидывая предварительно скомканный лист, книгу оставляя на кухонном столе. Вновь пройдя в прихожую, юноша глянул на себя в зеркало, поправляя короткие, чуть вьющиеся каштановые волосы и, опустив глаза к небольшому столику, вновь пробежался глазами по открытому учебнику анатомии, оглядывая изображенную в нем схему лицевых мышц человека, по которой очень долгое время учился. Ощупав гладкий, без намека на щетину подбородок, Голиаф взял свой портфель, нащупал в кармане телефон и вышел из квартиры, закрыв её на ключ. Выйдя на улицу, юноша остановился около мусорного бака, рядом с которым копошились грязные городские вороны, которых было намного больше чем обычно.
С бесцветных губ сорвался шепот: «Я знаю, зачем вы здесь…» после чего ноги сами понесли его к уже знакомому величественному зданию.
Он не слушал музыку, пока шел до университета, не читал и возможно даже не думал. Его глаза были открыты, но сознание будто отключено от мира сего. Ни один мускул ни разу не дрогнул на лице Абатурова за все то время, пока он добирался. На ступенях монументального строения он увидел пару студентов: двое юношей, таких же как сам Голиаф, очень бурно что-то обсуждавших и, заметив однокурсника, встрепенулись, заметно насторожившись, только он приблизился к ним. Вовремя вспомнив про улыбку, Голиаф улыбнулся уголками рта, немного неестественно.
— Привет, ребят.
— Голиаф?! Какого черта ты… — тут же раздраженно начал один из самых преуспевающих на курсе парней студент и тут же ринулся к пришедшему.
— Постой, Денчик, — перебил его другой, вставая между ним и
«Денчиком». Требующий ответа взгляд серых глаз устремился на третьекурсника, светлые брови парня нахмурились в волнении:
— Где Марта?
Надеясь изобразить удивление, Абатуров свел брови домиком, инстинктивно приподнимая и веки. Это выглядело правдоподобно.
— Я не знаю.
— Не смей, жалкий ублюдок, — прошипел Денис, пытаясь приблизиться, но второй, по имени Слава, вновь остановил друга.
— Так, Ден, отойди, я сам поговорю с ним, — глаза юноши вновь строго глянули на Голиафа:
— Где Марта?
— Я не знаю, — ни на йоту не сменившимся голосом проговорил Абатуров, уронив брови обратно, — а что с ней?
— А то ты не знаешь! — рявкнул юноша, раздраженно выдыхая, — Она пропала, Голиаф.
В этот раз поднявшиеся брови не выглядели столь искренне и не произвели должного эффекта. Вячеслав начал шипеть сквозь зубы, теряя спокойствие:
— Гоша с ума сходит. Мало того, что вы с ней встречались за его спиной, так теперь она еще и пропала, возможно из-за тебя.
Собеседник же оставался спокойным, даже почти расслабленным.
— Это не из-за меня.
Кажется, спокойный тон немного успокоил светловолосого знакомого.
— Я бы хотел тебе верить, — Слава вздохнул, засовывая руки в карманы.
— Значит, Гоша с ума сходит?
— Угу-м.
«Я выбрал плохой день для посещения занятий» — промелькнуло в голове у Абатурова, поэтому он, ничего не объясняя, неожиданно для всех, развернулся и пошел прочь.
— Эй! Куда ты идешь? — в голосе Вячеслава слышались ноты обидного удивления, но ответа на вопрос не последовало.
Медленной, плавной походкой Голиаф направлялся в уже давно изученное им заведение — бар «London». Быстро дойдя до заведения, юноша сел за барную стойку. Голиаф знал наизусть всё меню, и всегда заранее знал, что хотел бы заказать. И сейчас было настроение для виски. Достав
