поросшим колючей ежевикой.
Беляк, как только понял, что учитель не споткнулся, поспешил последовать его примеру.
— Что? — тихо спросил он.
— Уже ничего, но могу поклясться, на стене только что было движение. Кто-то следил за нами и, кажется, заметил нас.
— Нас с тобой?
— Да. Послушай, Беляк, — голос учителя стал не только очень серьезным, но и напуганным, — если… когда меня заберут, пообещай мне, что ты продолжишь наше дело.
— Что? Ты опять? Я не…
— Пообещай! — прошипел Старец властно. Его блекло-карие сощуренные глаза горели нетерпением и одновременно страхом.
— Хорошо, — сдался мальчик. — Но… как они смогут? Мы ведь «видящие». Мы прячемся, мы незаметны.
— Будто мы такие же как все, — продолжил Старец фразу, которую сам и внушил ученику. Он покачал головой и с горечью посмотрел на преемника. — Ты ведь видишь, что мы другие…
— Да, но никто больше не видит, — уверенно сказал Беляк.
— Думай своей головой и не повторяй постоянно слова, которые я тебе сказал, — властно произнес Старец. — Ты должен думать сам. Ты — «видящий», а не говядина. Ты не повторяешь — ты мыслишь.
— Да. Я понял, — на секунду мальчик виновато опустил голову, но тут же резко ее вскинул, заставив колыхнуться длинные белесые волосы. — Но почему, расскажи мне, ты решил, что тебя скоро заберут?
— Это неизбежно. Мы все здесь для этого. Самое страшное, знаешь, что? Мы не должны кричать или плакать, когда нас уводят — мы должны притворяться, так же, как они, — он презрительно ткнул пальцем в сторону стада, — мы должны изображать полное доверие и нелепое повиновение. Никто из них не знает что с ним будет, а мы знаем.
— Догадываемся. Мы ведь не знаем.
Старец молчал, не кивнул, а только виновато посмотрел на мальчика.
— Что? Ты знаешь? И ты молчал?!
Учитель уже было открыл рот, но тут загон оглушил скрип огромных открывающихся ворот. На вошедших Мясников никто не обратил внимания, кроме двоих «видящих». Они были все такими же: огромные грациозные подобия человека, выпрямленные, чистые и объятые в сияющий черный металл. На их головах были шлемы, закрывающие лица, поэтому никто, никто не видел, похожи ли они на людей, которых выращивали, или это были совершенно другие существа. Два мясника в сопровождении двоих охранников остановились в пятнадцати метрах от ворот и стали смотреть по сторонам, медленно поворачивая шлемы то налево, то направо. Как говорил Старец, и как неоднократно видел Беляк, они никогда не отходили далеко от ворот.
Но сейчас… они не взяли первых попавшихся — те так и остались у водопоя, втягивая в себя жидкость, уткнувшись в самозаполняющиеся корыта.
— Зайди в глубины пещеры. Найди там то, что я не успел тебе показать. Это можно разглядеть только при полной луне, — сухо проговорил Старец, не отводя взгляда от Хозяев.
— Что? Ты мне чего-то не показал?
— А сейчас прячься. Пожалуйста, Беляк, прячься, — казалось, что голос старца дрожал в такт учащающемуся сердцебиению мальчика.
— Пойдем со мной, — Беляк потянул его за длинную тощую руку.
— Нет, — выговорил учитель, и в его голосе было столько боли, что мальчик не мог всю ее воспринять. Он все еще гадал, не было ли это очередной проверкой.
— Ты же не хочешь попасться Мясникам!
— А может… — Старец одернул руку, привстал, совершенно удивив преемника, — может, и хочу.
Он быстро отошел от мальчика, которому не хватало смелости выйти из укрытия даже за учителем, и встал спиной к Мясникам.
— Не забудь, что я тебе сказал. Не попадайся им. Обещаешь?
Беляк испуганно кивнул. Старец загородил ему вид на Хозяев, и мальчик невольно подумал, что, может, те уже ушли, а учитель просто шутит над ним. Жестоко шутит… У Беляка увлажнились глаза, такого с ним раньше не происходило.
— Я не ошибся в тебе, — у Старца по сухой щеке потекла одинокая слеза, и он быстро ее вытер, но мальчик успел увидеть.
— Старец!
— Тише. Уходи, прячься… Или сиди тихо, — парень судорожно вздохнул, и через мгновение Беляк понял почему.
На плечо Старца легла железная рука Мясника, и «видящий» подпрыгнул, но в глазах его стояла решимость. Беляку так хотелось крикнуть и броситься за учителем, но тот пригвоздил его взглядом. Он долго шел спиной вперед мимо ничем не интересующихся говядинцев, но, в конце концов, ему пришлось повернуться. Через полминуты зияющий черный рот поглотил его, как и четверых сопровождающих Хозяев, и со скрипом закрылся, став еще чернее. Теперь, когда все кончилось, Беляк мог заплакать в голос.
Он выл, как животное, лишившееся семьи и крова, выл, как умирающий зверь, которого некому было спасти. Но он был человеком. Был человеком.
2
Ждать полную луну пришлось несколько дней, но Беляк почти не заметил их, потому что большую часть времени проплакал в глубине пещеры. Когда слезы кончались, мальчик просто лежал на холодном влажном полу, каменном и безразличном, как и стена, окружающая стадо. Говядинцы никогда не
